Альберт Шляйтис задумчиво вертел в руках карандаш. Утро было раннее, но Альберт знал, что с докладом шеф был вызван к семи часам утра. Поскольку Фёдор Абрамович в кабинете отсутствовал, можно было заключить, что обсуждение ещё не закончилось. Шляйтис обвёл взглядом стены кабинета, но сухой и лаконичный облик помещения не располагал к фантазиям. Иногда Альберту казалось, что его контора сознательно не делает современного ремонта и не меняет мебель. Своеобразная связь времён, нить, не рвущаяся ни при каких правительствах и политических катаклизмах. Любая государственная машина нуждается в тех, кто будет поддерживать её в рабочем состоянии изнутри, кто не боится неординарных и непопулярных действий, если это необходимо для результата.
Когда Шляйтис получил назначение, то первое, что ему сказали коллеги, звучало так:
- За твоим столом ещё Коляда сидел…
Вот вам и связь времён: знаменитый Коляда давно покинул бренный мир, стал чем-то вроде фольклора, а стол его как занимал место справа от окна, так и поныне стоит. На массивной столешнице было прорезано и прочерчено множество линий, сливающихся в затейливый узор, разгадыванием которого молодой сотрудник и занимался, в ожидании результатов общения шефа с вышестоящим начальством. Что они там решат? И самое главное — какой уровень свободы действий определят? Нужно признать, что с этим Крейцером всё как-то странно выглядит. Обычный, вроде, дядька, интеллигент, правда, но это бывает. Не преступление само по себе, если вреда от этого никому нет. Фирма у него, конечно, мутная, непонятная, чем занимается, сразу и не поймёшь, но ведь это тоже к делу не пришьёшь. Мало ли в мире странных занятий? Этот вот развлекает всяких богатеньких буратин нестандартным образом, ну и пусть, казалось бы, развлекает. Нам-то что от этого? То, что кое-кто бред несёт после хорошо оплаченных приключений, так это тоже не удивляет. Короче, непонятно, с чего вдруг начальство взъелось на «Мир развлечений» и его владельца.
Альберт лениво поднялся, потянулся во весь свой немаленький рост и скрылся за шкафом. Там, вдали от случайных глаз притаился чайник и несколько стаканов в жёлтых подстаканниках. Полной экзотикой были алюминиевые ложки, каких не выпускалось уже давным давно, встретить их можно было только случайно в каких-нибудь старинных кухнях. Ну, и ещё в таких вот местах, как стол за шкафом.
За шумом закипающего чайника Шляйтис не услышал, как вернулся Фёдор Абрамович. Тот окликнул его по фамилии, как было у них принято: Альберт называл его «шефом», а Фёдор Абрамович предпочитал звучную фамилию подчинённого. Он ехидно утверждал, что фамилия у Альберта самая подходящая и говорящая, на что Альберт, впрочем, не обижался.
- Ну, что решили? - спросил Альберт, заливая кипятком два пакетика чая для шефа и ложку растворимого кофе для себя.
- Дали добро, - кивнул Иванов, - будем дожимать, пусть покажет. Наша птичка чудеса рассказывала про этих самых крашеров.
- И что можем ему предлагать? - это был для Альберта самый интересный вопрос, поскольку он с трудом мог себе представить, чем бы соблазнился их подопечный. Совершенно ясно, что разговор о патриотизме, любви к родине, заботе о торжестве добра не прокатит, не тот тип этот Крейцер, чтобы на такое фуфло повестить. Ясно, что до всего этого ему нет никакого дела, а вот чем зацепить, не понятно.
Шеф пожал плечами:
- Для начала побеседуем, потом объясним, чем грозит отказ от сотрудничества; если не поможет, припугнём ответственностью перед родиной с вытекающими последствиями… Разберёмся, короче, он же не бандит, а художник в прошлом, между прочим. Такие жёстких мер не любят, так что договоримся.
Альберт спорить не стал и своё мнение оставил при себе. Ему-то как раз показалось, что с Крейцером лучше по-хорошему договариваться, давлением и страхом его не прошибёшь, какой-то он стальной изнутри.
- Ну, не будем тянуть, давай прямо сейчас и поедем.
- Чайку-то попьём? - спросил Альберт. - Или в «Мире развлечений» поприличнее найдётся, а не наша солома?
Фёдор Абрамович укоризненно покачал головой, но спорить не стал — кто ж с очевидным спорит? Хорошие напитки подают у Фридриха Карловича, не чета своим пакетикам по сто штук в коробке.
Утро Крейцера началось как обычно, с той, однако, поправкой, что сегодня он ночевал в загородном доме, так что выехать пришлось пораньше. В начале восьмого трасса была ещё пустынна, и управление автомобилем не требовало особенного внимания. В голове вертелись отрывочные мысли обо всём понемногу. Фридрих Карлович не мешал ментальной суете, он знал, что рано или поздно на поверхность выплывет что-то главное, на чём и нужно будет сосредоточиться. Пока же он наслаждался дорогой, зимней, ровной, почти пустой. Водителем Крейцер был умелым: в меру аккуратным, где нужно, агрессивным и решительным, а где-то спокойным и предельно вежливым.
За окном мелькали сосны и ели с вкраплениями лиственных деревьев. Впрочем, зимой голые ветви смотрелись прозрачными плакальщицами, толпящимися вдоль дороги, и не слишком радовали глаз. Обогнав неспешно ползущую букашку- фольксваген, Фридрих Карлович прислушался к утробному урчанию двигателя. Он любил мощь и комфорт, так что выбор внедорожника был очевиден. Тихо звучала классическая музыка. Она не отвлекала, но и не оскорбляла слух банальными повторениями трёх аккордов. Крейцер мурлыкал в такт мелодии и настраивался на заботы дня. Дорога занимала около часа времени, так что это время смело можно было относить к отдыху и медитированию.
Уже на подъезде к городу, когда горизонт заняли высокие строения спальных районов, в мозгу Крейцера прозвучал сигнал — нужно решать вопрос по крашерам. Собственно, два вопроса: кто сообщил и что делать? Если вычислить информатора можно потом, то вот господа из интересующегося ведомства ждать не станут. Хорошо, если уже не топчутся в засаде возле офиса, вряд ли они станут откладывать знакомство с объектом. И что мы можем им предложить? Что показать, чтобы за границы информационной безопасности не выйти? Чтобы дать понять, что всё это игрушки и никакого значения для них не имеет? Проблема в том, что если засланный казачок был одним из заказчиков или из компании заказчика, то он видел слишком много. Так просто не скажешь, что дистанционно у консоли управляющего компьютера сидел студент и играл с стрелялки. Технологии тоже дорого стоят, да и роботы повышенной мобильности на помойке не валяются. Не вариант, своих спецов пригонят и вмиг раскусят, что не так всё просто. Тогда что? Показать настоящего крашера в полевых условиях? И что потом? Объясняться с высоколобыми интеллектуалами, как и что работает? Выслушивать, что такого быть не может, и он, Крейцер, фокусник или жулик? Нет никакого смысла пробиваться сквозь ортодоксальные представления об устройстве мира ограниченных товарищей. У каждого своя реальность. Проблемы возникают, когда эти реальности пересекаются по воле или излишней любознательности отдельных граждан. Вот с любознательностью и нужно разобраться.
С такими мыслями Фридрих Карлович повернул направо и въехал в небольшой переулок, где находился его офис.
Автомобиль, в салоне которого сидели Иванов и Шляйтис, не был замаскирован или как-то укрыт от случайного взгляда. Он стоял прямо перед крыльцом офиса, почти на хозяйском месте. Впрочем, Крейцер не был парковочным занудой, поэтому без эмоций остановился на пару метров левее своего привычного места. Заглушив двигатель и свернув зеркала, Фридрих Карлович неспешно выбрался из машины и направился к двери. Конечно, он видел гостей, но не подал вида — мало ли машин паркуется на улице. Уже взявшись за ручку двери, он отметил боковым зрением за спиной движение — гости кинулись вдогонку и оказались рядом как раз в тот момент, когда дверь открылась.
Крейцер усмехнулся этим шаблонным приёмам, но вида не подал и даже слегка вздрогнул для убедительности, услышав за спиной приветствие:
- Утро доброе, Фридрих Карлович! Мы к вам пораньше решили наведаться, - голос Иванова звучал радостно, словно встреча была долгожданной и дружеской.
- Вот как? - интонации Крейцера не наводили на мысль о дружбе. - А мы разве договаривались о встрече?
- Ну, как же, вы обещали нам показать свои разработки в действии, - подхватил игру Шляйтис.
- Обещал? - Крейцер наморщился и изобразил раздумья. - Не помню, простите… Во всяком случае, на сегодня точно не договаривались, иначе я не назначил бы других дел. Я всегда стараюсь планировать своё время. Время — деньги, знаете ли, особенно у нас, бизнесменов, которые не получают жалованье, а сами хлеб свой добывают.
В одной фразе было всё: и указание на то, что господа из госучреждения лгут, и то, что уважение к чужим планам следует иметь, и то, что кое-кто зря ест государственный хлеб, и даже то, что Крейцер их не боится и ещё не решил, стоит ли считаться с заявками и пожеланиями своих гостей. Оценивая этот момент несколько позже, Фридрих Карлович признавался себе, что именно напористость и неуважение к свободе другого человека, которые явно демонстрировались представителями власти, их беспардонная уверенность в своём праве, заставили его принять то решение, последствия которого оказались непредсказуемыми. Может быть, история Холодного мира пошла бы иным путём, но вот так маленький камешек способен вызвать лавину, а одно неловкое слово — повернуть колесо судьбы.
- Впрочем, - сменил Крейцер гнев на милость, - входите, раз уж вышла такая неувязка с планами. Располагайтесь, секретарь будет с минуты на минуту. Вы не возражаете, если я сделаю пару звонков? Нужно скорректировать планы, встречи отменить. - Фридрих Карлович сознательно и с удовольствием ещё раз указал на «белые нитки», которыми была шита версия о назначенной встрече.
- Леночка, - обратился он к появившейся на пороге девушке, - позаботься о гостях. Чай, кофе, что пожелают… И, — он повернулся к Фёдору Абрамовичу, сделав шаг к двери кабинета, - минут через десять я буду к вашим услугам. Спасибо за любезность.
С этими словами Крейцер закрыл за собой дверь, так что отвечать что-либо оказалось некому.
Маша и Роберт сидели на кухне. С некоторых пор она стала самым спокойным местом в квартире. Появление неизвестного портала в спальне разрушило иллюзию защищенности, так что чем меньше было помещение, тем больше было шансов контролировать периметр.
На столе, между чашками чая, располагались листы бумаги, где разными фломастерами были нарисованы какие-то схемы. На холодильнике урчал кот, создавая атмосферу уюта. Впрочем, присмотревшись, можно было заметить, что боевые шипы на крыльях до конца не были втянуты, а малиновая шерсть больше, чем обычно, отливала синим цветом.
Роберт склонился над диаграммой, где по одной оси стояли цифры, обозначавшие время, а по другой - числилась закорючка, которую греки называют «тау».
- Если честно, - сказал Роберт, - я не имею ни малейшего представления о том, что происходит. Ясно, что что-то не так, но почему и что именно не так? - он пожал плечами.
- Согласись, что это всё имеет к нам какое-то отношение, - подала голос Маша. Ведь не происходит же ничего необычного у наших соседей, например…
- Ты уверена?
- Я на днях с Марфой Посадницей разговаривала, - так между собой они называли крайне энергичную и деятельную даму, живущую этажом выше, - в ходе обмена любезностями спросила, как жизнь, что нового и прочие наводящие вопросы задала. Она любительница о себе поговорить и о соседях посплетничать. Говорит, что всё как обычно.
- Ну, не знаю, могу допустить, что люди не замечают того, что не укладывается в их представление о мире. Ты спроси соседку про химер у парадной. Уверен, что она их давно перестала вообще замечать.
- Это, конечно, да, может что-то объяснять, но согласись, что если у тебя ночью кто-то в доме шуршит и ползает, рано или поздно заметишь, - Маша передвинула чашку, чтобы поставить на диаграмме точку.
- Что получается?
- Ну, очевидно, что всякая несуразность проявляется именно у нас. И следовательно, всё это связано, в первую и главную очередь, с твоей особой.
Роберт откинулся на стуле и некоторое время молчал. Когда он озвучил то, что вертелось у него на языке, Маша растерялась.
- Я думаю, - сказал её муж, - что дело не во мне, вернее сказать, не только во мне...Хотя ясно, что как-то мои необычные способности к появлению портала причастны. Мне кажется, что неконтролируемые проявления связаны с тем, что происходит между нами, между мной и тобой. Я не знаю как именно, но чувствую, что чем сильнее напряжение в наших с тобой отношениях, чем меньше взаимопонимания и любви, тем тоньше барьеры, отделяющие наш мир от хаоса.
Он помолчал и добавил:
- Если тебе кажется, что я ничего не замечаю и не чувствую, то это не так. И мне очень больно и плохо, мучительно жаль того, что мы теряем.
Альберт Шляйтис потряс головой, словно это могло помочь увидеть что-нибудь привычное. Картина, которая открылась его глазам после неведомо как образовавшегося провала в сознании, была, как минимум, неоднозначна, как максимум, была способна повергнуть в панику и не такого бойца, как он. Начать можно с того, что необычно было видеть своего начальника в таком плачевном положении: старший товарищ по оружию лежал в паре метров левее того дерева, под которым обнаружил себя Шляйтис, и не двигался. Альберту даже показалось, что Фёдор Абрамович не дышит. Это, к счастью и облегчению Альберта, отказалось не так: через несколько минут после того, как Шляйтис начал изучать обстановку, Иванов пришёл в себя и сообщил об этом в таких выражениях, что не во всякой мужской раздевалке стоило повторять прозвучавшие идиомы. Фёдор Абрамович перевернулся на спину и медленно сел. Как тренированный спецагент, он не спешил переходить активным действиям: окинул взглядом пейзаж, закрыл глаза, затем снова их открыл. Пейзаж, разумеется, не изменился от этих манипуляций. Издав хриплый звук горлом, Фёдор Абрамович ещё раз обратился к ненормативной лексике, что с ним бывало не часто.
«Ну, ничего себе, - пронеслось в голове подчинённого, - эк, его пробрало-то». Шляйтис молча выслушал эмоциональное выступление на злобу дня и поддакнул. Ясно было, что начальство не в курсе происходящего, так что стоило изучить обстановку и доложить по инстанции. Зачерпнув в руку странноватую субстанцию, напоминавшую по виду снег, а на ощупь больше похожую на липкую вату, он поднёс комок к носу и понюхал. Затем раскопал псевдоснег и задумчиво изучил открывшийся грунт. Постучал по дереву, на которое опирался спиной и снова закрыл глаза. Объяснений и понимания не приходило.
В тишине, которую нарушали только непонятный лёгкие шорохи, прошло несколько томительных минут. Наконец, в головах у обоих прояснилось, и они вновь принялись рассматривать окрестности так, словно выполняли ответственное боевое задание.
- Что ты помнишь? - спросил минут через пять Фёдор Абрамович.
- Да всё, вроде, помню, - откликнулся Шляйтис, - как на полигон ехали, как оборудование какое-то включали, - он помолчал и, спустя пару секунд, добавил, - фильм ещё какой-то помню…
Иванов поморщился и досадливо крякнул:
- То-то и оно, что фильм. И не пацан зелёный, а повёлся.
- На что? - удивился Шляйтис. - В кино про динозавров каких-то было. Как я понял, это были съёмки охоты одного из заказчиков.
Фёдор Абрамович хмыкнул:
- Если там и были съёмки охоты, то использовали их для того, чтобы мы с тобой бдительность потеряли. Мы и потеряли. Теперь, черт знает где находимся, - он ещё раз оглянулся и поднялся на ноги, - пошли уже, будем обстановку изучать.
Нужно сказать, что за спиной у Фёдора Абрамовича было несколько спецопераций, так что опыт полевых действий у него был практический, а не теоретический. Альберт, в прошлом успешный спортсмен, мастер рукопашного боя, тоже вполне мог за себя постоять. Однако врагов на горизонте не наблюдалось, и вся жуть ситуации заключалась именно в том, что непонятно было: А — как они здесь оказались; В — где именно они оказались и С — что следует предпринять.
- Для начала попробуем сориентироваться, - поставил задачу Иванов, - где у нас здесь солнце?
Они уставились на небо и выяснили, что солнца нет. Есть плотный облачный слой, через который не просвечивает ни единый луч света.
- Так, - уверенно подытожил Иванов, - солнца нет. Тогда будем определяться по деревьям. С какой стороны мох растёт?
Через минуту стало ясно, что мха тоже нет. Фёдор Абрамович вынужден был признать, что скаутские методы ориентирования не годятся:
- Как я понимаю, муравейников тоже нет.
С этим утверждением Шляйтис спорить не стал. Он терпеливо ждал, когда вышестоящее начальство признает, что окружающая их действительность ни на что не похожа. Он прижался спиной к стволу странноватого светлого дерева и старательно лепил из приятной белой субстанции снеговика. Соорудив третий шарик-голову, Альберт окинул взглядом кусты, выбирая веточки для рук и носа. На мгновенье ему показалось, что в глубине зарослей мелькнули синеватые огоньки, но, поворотившись туда, он ничего не увидел. Пожав плечами, он надломил прутик и закончил снеговика или как тут его было правильно называть — пуховика. Установив фигурку на пенёк, он сделал назад пару шагов и вновь уловил боковым зрением голубые огоньки на самой опушке поляны.
- Фёдор Абрамович, - напряжённым голосом окликнул Альберт, - вы это тоже видите?
- Что? - поднял голову шеф.
- Огоньки мелькают по кустам.
Шеф поднялся пружинисто на ноги и сделал небольшой круг:
- Не вижу, - наконец, признал он, - ни огоньков, ни лесного духа. И вообще, если я вижу то же, что и ты, то я ничего не понимаю в ситуации. Можно с уверенностью предположить, что нас загипнотизировали или усыпили, и сейчас мы находимся под каким-то воздействием.
- Оба сразу? Или я - ваша галлюцинация, а вы — моя? - не удержался и съязвил Альберт.
Фёдор Абрамович уловил сарказм, но не стал одёргивать младшего сотрудника. Кто знает, что их дальше ждёт, успеет ещё отыграться.
В это время в кустах вновь мелькнул огонёк голубого цвета и на сей раз он не исчез из виду.
Альберт пригнулся и мягко, по-кошачьи, стал перемещаться по дуге. Он старался не наступать на сучки и не делать резких движений. Точно по такой же дуге, только с противоположной стороны, крался шеф. Конечно, на белом фоне безлиственного леса секретным их манёвр вряд ли можно было назвать, но режим тишины соблюдать удавалось. Огонёк неподвижно висел на уровне метра над землёй, под ним постепенно начал вырисовываться силуэт какого-то существа, определить которое не удавалось, поскольку силуэт мерцал и струился. Когда до объекта оставалось два-три метра, огонёк погас и очертанья исчезли, словно их и не было. Альберт метнулся к тому месту, где только что видел дрожащий контур, но руки его схватили пустоту. Они почти столкнулись с шефом, но и только — схватить не удалось ничего и никому.
Через пару секунд огонёк вновь засветился метрах в пяти от прежнего места. В этот раз была применена тактика мгновенного броска, но результат от этого не изменился — никого поймать не удалось. И вновь засветился огонёк, но теперь ещё дальше.
- Я бы сказал, что он нас куда-то заманивает, - высказал предположение Альберт. - Может, просто пойдём за ним?
- Я готов признать, что мы с тобой видим одно и то же, но не понимаю, что это и где это, - признал, наконец, действительность шеф.
- А знаете, шеф, - как-то легкомысленно поддакнул Шляйтис, - Крейцер-то нас надул. Мы же просили крашеров показать, а не эту радужную ерунду.
- Тихо! - вдруг замер Фёдор Абрамович, оставив без внимания реплику Альберта. - Слышишь?
Альберту не нужно было напрягать слух, чтобы понять, о чём идёт речь — хруст ломавшихся веток мог создавать только весьма крупный объект, идущий напролом сквозь кусты.
- Ёлки зелёные, - прошептал Шляйтис, - что это?!
Метрах в пятидесяти от них, видимо, был откос или спуск к реке. Оттуда сейчас на них двигалось что-то, на ходу выраставшее и менявшее своё обличие. Два существа, по началу казавшиеся коробками на ножках, на глазах разворачивались в двухметровых роботов, ломавших толстые деревья, попадавшиеся им на пути, как тонкие прутики. Конечности их, наконец, перестали щёлкать и жужжать и оформились в оружейные дула, нацеленные прямо на изумленных гостей.
- Крашеры, как я понимаю, - выдохнул Иванов, и крикнул — ложись! - ровно за мгновение до того, как из руки одного из крашеров вылетело пламя.
Ошеломлённый Шляйтис плюхнулся лицом в землю и почувствовал, как по спине поползла струйка холодного пота. Последнее, что он успел осознать, это команда «Оружие к бою». Затем началось невообразимое.