Малахова Валерия, Великанова Мария : другие произведения.

Выключи солнце

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  -- Где это мы, интересно? Не похоже на большой город...
  -- Подожди, дай разобраться, я сам не понимаю...
  
   Его жизнь с рождения была окрашена в серые тона. Вечно хмурый отец, глядя на его лицо, вспоминавший двух старших сыновей; молчаливая, внешне спокойная мать, смертельно больная безнадёгой; брат, наполовину эллиат, живое напоминание об их месте здесь... И одно-единственное тёмное пятно, островок спокойствия, - Берен.
   Тёмное пятно, говорите... Услышал бы это ниэллон - обиделся бы.
   Они говорят "светлое". Когда подразумевают радость, они говорят "светлое"...
   А для него Свет - ругательство.
   ...Мальчишки встретились случайно - а как ещё могут встретиться киратианский киллодёныш и ниэллон-аристо? Айрек скользил по ночным улицам, петлял, уходя от облавы, когда вдруг увидел беспомощно озирающегося светловолосого мальчонку. Содружническая мелочь стояла посреди мостовой, словно не могла понять, какие извилистые пути привели её сюда. Белоснежная рубашка из дорогущей ткани была запачкана и изорвана, алебастровая кожа на лице - испорчена кровоподтёками... Сам не зная, зачем, Айрек отделился от стены и молниеносным движением притянул ниэллончика к себе.
  -- Ты здесь что делаешь, светлый?
   Непослушный белобрысый локон упал на сердитые глаза.
  -- Где - здесь? Я бы очень хотел узнать, где именно нахожусь.
   Киллод прошипел что-то про светлую вежливость и народный севладийский ритуал "в морду", после чего, наконец, снизошёл до ответа.
  -- Ты чё, совсем потерялся в пространстве и времени? Ты в тёмные кварталы забрёл, парень! Так что поживее переставляй ноги, у нас тут вообще-то облава. Давай, двигайся!
   Надо отдать аристо должное, он летел, словно за ним гнался взвод "Крыла Тьмы". Быстро очухался.
   Поговорить толком они смогли только в схроне. Было у Айрека одно местечко, которое он никому... Да чего уж там! Не успели они удрать с ТОЙ улицы, как там громыхнул такой взрыв, что облава растворилась сама собой...
   Значит, на аристёнка кто-то охотился. Иначе не объяснить.
   Да и надо ли объяснять, если вот оно, объяснение, на ладони???
  -- Кто ты такой? Какого хумана ты вообще здесь?!!
  -- Я не знаю, пойми. Я шёл домой из школы... - Безуспешная попытка откинуть локон.
  -- Аристо не ходят в школу!
  -- Ходят. Они ежемесячно сдают материал. Это называется экстерн. Школа находится рядом с моим домом, и я пошёл пешком. Потом на меня напали. Я не знаю, кто. Помню только укол выше локтя. А потом - незнакомая улица...
   Айрек проводил его наутро. Проследил, чтобы Берен зашёл в гостиницу. И неторопливо побрёл назад...
   Но эта встреча оказалась не единственной. Аристо нашёл его, и ещё раз, и ещё...
   Ридели, севладин-одногруппница, зло подшучивала. Говорила - скоро к тебе только на "вы" можно будет, раз ты со светлыми общаешься? Киллод сначала отмахивался, потом раздражённо огрызался. Наконец, один раз подошёл к ней близко-близко и тихо попросил держать идиотские замечания при себе. И Ридели, хотя была на голову выше и угнетала Айрека своим умением перекидываться в большую пушистую зверюгу, как-то сникла под его взглядом. Больше она себе язвить не позволяла.
   Вообще ему было легко руководить здешней детворой. Киллоды - как, впрочем, вообще все хуманы - взрослеют быстрее других рас. То, что севладёнок или ягдавчик поймут, почувствуют циклов через пять, очень хорошо понимал Айрек...
   Кто знает, почему они вдруг сблизились? Айрек Готтэ, имперец, потомок военнопленного, из тех, кого жандармы с иронией называли "отборными отбросами", и Берен Тадеки, блистательный господин, хозяин жизни...
   Но им было хорошо вместе. Спорили о литературе и музыке - Айрек доставал кристаллы с имперскими произведениями, запрещёнными в Содружестве, Берен приносил здешнюю классику. Делились вариантами старых хуманских сказок, созданными в их народах. Просто гуляли, взявшись за руки, или сидели на искусственной траве...
   Киратианские киллоды - это особые существа. Такие не водятся больше нигде, даже на родном Криане. Осторожные, бесшумные, безрассудные... Наглые и жестокие. Им нечего терять, всё дорогое уже потеряно. И они живут, как в последний раз. Каждый день - последний. Каждый вздох - последний.
   Кто ты такой, мразь?
   Почему я должен стоять перед тобой и смотреть в землю?!!!
   Хотя, конечно, стояли и смотрели. Но ТАК, словно этим оскорбляли.
   Рабский ошейник - как украшение.
   Где он об этом читал?..
   Взгляд в камни мостовой - как плеть.
   По глазам врага.
   КТО ТЫ ТАКОЙ, МРАЗЬ???
   Берен не был врагом. Айрек понял это впервые, когда они пошли на пляж вместе. Берен предложил.
   Киллодёныш привычно скинул рубашку - и удивился, увидев закаменевшего ниэллона.
   И не сразу понял.
   Он-то привык.
   А Берен, Беревенамит Тадеки, аристо второй руки, смотрел, не отрываясь, на росписи рубцов на спине - плеть, нож, огнестрел - и чёрную татуировку "128" над левой ключицей.
   Сотник. Сто двадцать восьмой в родословной.
   Исхлёстанный плетью.
   Берен скривился, будто увидел подобные шрамы на спине своего одногруппника Альдо Грайна, аристо первой руки.
   Всё правильно. На имперском Криане род Готтэ имеет такой же статус, как Грайны - на Светлом Гиале. Или здесь, на Киратии. Смешно: Киратия - в Содружестве Светлых Планет. Киратия, где искусственное Солнце включают по утрам, а светлые задыхаются от недостатка кислорода и поскорее уезжают на родной Гиаль.
   У ниэллона сжимались кулаки, когда он смотрел на эти гравюры. Словно били его друга, а не какого-то имперского мальчишку.
   Тогда они и стали друзьями.
  
  -- Слушай, его совсем сморило.
  -- Нам надо идти. Нельзя оставаться на одном месте, еда сюда не прибежит. Эх, добраться бы до видфона...
  
   Берен никогда ему ничего не обещал. Просто однажды явился домой - и нашёл ведь как-то в киллодских кварталах, домашний мальчик! Сказал отцу, что может устроить телепорт. И когда у того недобро загорелись глаза, Айреку стало страшно.
   Ардан Готтэ всегда мечтал отправить сына на Криан. Любой ценой вернуть гены домой. Сделать дорогой подарок родной планете: у Айрека была полная ген-метка Готтэ и девяносто шесть процентов метки Вирран. Два древних, всеми уважаемых рода; уникальные возможности Готтэ (чего стоит один только их волшебный голос!) и почти утерянные гены Вирран.
   Гиальская Храмма осуществила этот дикий проект не хуже ведущих крианских ген-лабораторий. Ей хорошо заплатили.
   Ардан передал на Гиаль три яйцеклетки Нии Вирран и пару миллионов собственных сперматозоидов. Нии вырастили трёх сыновей; сколько их у Ардана, в семье предпочитали не задумываться.
   Он попросил отдать третьего.
   И Айрек всю жизнь помнил, что каждый вздох делает за счёт двух других.
   Он не хотел на Криан. Он мечтал попасть на Гиаль - сказать спасибо Храмме.
   Но Берен предложил отцу Криан. И отец согласился. Айрека спешно собрали, дали в дорогу немного лийтинового песка и мелких полудрагоценных камней, вытащили из постели сонную Ридели, отбили у жандармов Каллиса - отец считал, что лучших телохранов его сыну не найти и на Криане...
   И отправили.
   Нет. Сначала ещё было долгое прощание. Они стояли с Береном обнявшись, и Айрек всё не мог поверить, что этот наивный скромняга своими руками отослал друга. Навсегда.
  -- Ты свяжешься? - странным, почти жалобным голосом спросил ниэллон.
  -- Если пробьюсь, - в голосе Айрека соседствовали отчаяние и безнадёга.
   Выключили солнце, и недолго они смотрели друг на друга в кромешной темноте, скорее угадывая, чем видя. Потом Берен запустил программу телепорта...
   Он был совсем домашний, этот Берен. Как говорил, посмеиваясь, Каллис, соседский мальчишка-койт, - "совсем ручной". С Гиаля своего приезжал, как на отдыхалово. Когда они встретились впервые, он даже играть не умел. Просто играть, как любой ребёнок. Всё спрашивал недоумённо: "Зачем это?". Зато учился прилежно, был скромный, вежливый и никогда не повышал голоса. А проделки у него случались очень взрослые - стравить один клан с другим, помирить с третьим... Пока - понарошку, но скоро ведь вырастет... И всё - на благо клана.
   Киллодёныш после дня, проведённого с Береном, закатывал дома истерики. Айрек не умел так - не хотел уметь. И плакал. И пытался научить ниэллончика жить - по-своему, по-киллодски.
   По-киратиански.
   Берен учился - с удивлением, иногда надолго останавливаясь и требуя объяснений. Но - с удовольствием. Ему нравилось - жить.
   А сколько было восторга, когда Айрек затащил его в севладийский ресторанчик! Киллодёныш тогда специально заказал блюда, которые едят руками. Подумать только: аристо, семьдесят три столовых прибора, салфеточки в кружевах, и вдруг - руками! Берен сначала поверить не мог, но зато ПОТОМ... Айрек смеялся, глядя на его восторг.
   Они часто заходили в то местечко.
   Больше не зайдут.
   Вместе.
   Никогда.
   Никуда.
   Берен...
  
  -- Айрек, это смешно, но я чую содружников!
  -- Какие содружники, Ридели, ты на Криане! Видишь - звёзды...
  -- Ой...
   Севладин присела, разглядывая доселе невиданное...
  
  -- Ой...
  -- Вот то-то. Какие здесь могут быть содружники?
  -- Обычные. Светлые. Две штуки. Стоят вон за тем деревом и смеются.
   Если зрение ещё могло подвести Ридели, то нюх - никогда. Раз севладин говорит, что за деревом стоит светлый - значит, можно не проверять. Айрек глубоко вздохнул, поднялся и пошёл навстречу содружникам, невесть откуда взявшимся на Криане.
  -- Доброй ночи, уважаемые.
  -- И вам того же, коль не шутите. Какими судьбами к нам?
  -- Да я вообще-то не к вам... Я вообще-то к себе, если никто не против...
  -- К себе, говорите? - Тонкая улыбка пробежала по бледным губам. - Зачем же вы пожаловали в ДП-106, в таком случае?
   Миг замешательства - и в голове вспыхивает: ДП - содружные территории на Криане, закрытые зоны, предмет особого внимания жандармов. Итак, телепорт ошибся, и до Тенистого квартала - элитного района - отсюда очень далеко.
   Так вот почему они смеются (боковым зрением Айрек увидел, как один из ниэллонов тихо бросил в примитивный голосовой комм: "Отбой тревоги"). Вероятно, появление имперцев в ДП было воспринято как акт агрессии. А их всего лишь ненароком занесло...
  -- Я прошу прощения, что мы потревожили вас. На самом деле имеет место недоразумение, неправильная настройка телепорта. Мы с Киратии, там что-то напутали.
  -- С Киратии? - в глазах ниэллонов появился живой интерес. - Вот как? Это любопытно. Пойдёмте, побеседуем.
   Айрек искоса бросил тревожный взгляд на Каллиса. Койт держался, правда, из последних сил; бледный, неестественно прямой, он шёл, слегка держась за руку Ридели. Спокойный. Очень спокойный.
   Он не ел тридцать четыре дня. И для взрослого койта предел; странно, что Каллис ещё не бросался на живых, ослеплённый жаждой крови.
   Впрочем, Айрека это отнюдь не расстраивало.
   В помещении, куда их привели, собралось довольно много содружников. Киллод, как заклинание, повторял про себя: "Я дома, я на Криане", изо всех сил пытаясь не опускать глаза. Право слово, было бы смешно, веди он себя с ними, как подчинённый; да они бы сами растерялись.
   Подростков приняли настороженно, но в общем дружелюбно. Дали поесть. Каллису привели овцу; он не заставил себя долго упрашивать. Подошёл, деловито пробежался рукой по холке скотинки, успокаивая. Койты не просто пьют кровь своих жертв - они выпивают жизнь, эмоцию; для них важна каждая крупица, каждая грань чувства. Поэтому будить страх раньше времени считается неправильным.
   Айрек знал, что ничего нового не увидит, и просто разглядывал ниэллонов. Для них, по-видимому, трапеза вэйрианина тоже не была в диковинку. Каллис медленно наклонился к горлу овцы, плавно выдвинулись клыки. Животное не дёрнулось - с укусом в кровь вошёл наркотик, обезболивший ранку. Выпив всё до последней капли, Каллис огляделся и пристроился на кушетке. Когда койтята поедят, они сначала засыпают, иногда на сутки и больше, а потом уже организм начинает гнать гормоны, кишечные соки...
   За овцу Айрек поблагодарил от души. Они с Ридели могли и подождать, а вот Каллис...
   Киллод был сразу признан главным в их компании, и расспрашивали его.
   Три часа.
   Содружникам было интересно всё. Светские новости, стихийные бедствия, спортивные рекорды, изменения моды, бытовые подробности... Айрек устал рассказывать.
   Наконец, допрос был окончен. Ниэллон, по-видимому, старший здесь, хотел что-то сказать, но тут вмешался Тот Самый Случай.
   Из-за двери появился подросток-киратианин, скользнул к ниэллону и горячо что-то ему зашептал. Белобрысый выслушал, потом резко поднялся и подозвал коренастого эллиата, стоявшего в сторонке.
  -- Лейгри, дай детям денег и проводи отсюда. Да поживее возвращайся, ты тут нужен.
   Айрек было послушно повернулся к выходу, но вдруг остановился и серьёзно посмотрел в глаза ниэллону.
  -- Облава?
   Тот бросил на киллода хмурый взгляд - дескать, тебе-то какое дело?
  -- Я мог бы попробовать остановить.
   Взгляд становится вопросительным.
  -- Я - сотник. Сто двадцать восьмой. Они не могут меня не послушать. Давайте попробуем, хуже ведь точно не будет!
   Содружники переглянулись.
  -- А что, и попробуем, - степенно произнёс крепыш-эллиат.
   Ниэллон молча кивнул.
   Айрек снял рубашку.
   Когда первые мото с жандармами приближались к ДП, он уже стоял посреди мостовой. Почти на том же самом месте, на которое его выбросил телепорт - здесь начиналась территория сто шестой.
   Айрек мёрз, несмотря на жару.
   Одинокая фигурка.
   На голые плечи небрежно, но от этого не менее изящно наброшена курточка.
   Так, чтобы хорошо была видна татуировка над левой ключицей - "128".
   Вальяжный сотник, заинтересованно склонивший голову набок.
   Айрек смотрел на приближающихся жандармов и всё никак не мог отогнать от себя ненужный страх.
   Они же киллоды, кричал он себе.
   Они - жандармы, отвечал сам.
   Они - враги.
   Не всё ли равно, кого они убивают, унижают, запирают и отправляют на общественные работы? Имеет ли значение, светлые или тёмные волосы служат им сигналом к действию? Какая разница, зовут они свои жертвы грязными имперцами или содружнической сволочью?
   Они - враги.
   Конечно, жандармы затормозили возле сотника. Уважительно поклонились скромной татуировке без изысков. Слезли с мото.
   Айрек сделал шаг вперёд.
   Хотя больше всего ему сейчас хотелось бежать, забиться в едва заметную трещину в стене, скрыться, привычно скользнув в потайной ход...
   Не было здесь знакомых ходов. И не знал он здешних трещин в стенах.
   Приходилось стоять и чуть прищурясь смотреть на подъезжающих жандармов.
   А ведь стоит одному из них поправить курточку на его плече - и обман будет разоблачён. Киратианские шрамы лучше любого документа скажут, что он лжёт. Что он - полукровка, не принятый в род. Что прирождённые дурные наклонности заставили его помогать отбросам - вот и всё.
   Поэтому им нельзя дать прикоснуться к себе. Всего-то. Так просто...
  -- Ну и что вы здесь делаете?
   Голос наглый, как будто они преступили границы его владений. Ты - хозяин жизни, не забывай. К хуманам ниэллонскую вежливость!
  -- Высокий лод, мы выполняем свой долг, - учтиво ответил пожилой жандарм с усталыми глазами, в которых ясно было написано: "До чего мне надоели эти сотники!!!"
  -- Вот как? - тон стал несколько капризным и чуть раздражённым. - Так окажите любезность, выполняйте его где-нибудь в другом месте. Здесь МЫ изволим гулять.
   Позначительней, чтобы понятно стало: в ДП развлекается компания сотников, и здешняя добыча принадлежит им.
  -- Просим прощения, высокий лод. Мы не знали. Нам был отдан приказ навести на территории порядок, но если вы сами... Несомненно, мы не смеем вам мешать. И всё же... вы уверены, что всё в порядке? Всё-таки сто шестая - не самое подходящее место для знати...
  -- Это не вам решать, - резко бросил, как хлыстом щёлкнул. - Пошли прочь, - и, развернувшись на каблуках, сам ушёл, перечёркивая этим любые сомнения в немедленности выполнения своего приказа.
   За спиной услышал звуки отъезжающих мото и тихие, сквозь зубы, ругательства.
  
  -- ...У моего отца есть телепорт. Ручник. Я его на Криан настроил, на Тенистый. Вот им и отправишься.
  -- Ты уверен, что именно туда попаду?
  -- С чего бы? Настройка - она настройка и есть...
  
   Тихий хлопок телепорт-перехода заставил Айрека сжаться. Не хватало ещё, чтобы там, на Киратии, узнали про ошибку и отец отправил ему на помощь целое отделение имперцев. Только отношения наладил...
   Он вскрикнул.
   На тёмном расп-покрытии стоял Берен.
   - Берен! Ты...откуда? Зачем? Телепорт не так работает, вдруг ты домой не попадёшь, Берен?!
  -- Телепорт сработал правильно, просто это был не тот телепорт! - выпалил светлый и, облегчённо вздохнув, обнял Айрека. - Как я рад, что с тобой всё в порядке!
  -- Да что мне сделается, ненормальный? Немедленно домой! Тем более - не тот телепорт, его же хватятся!
  -- Понимаешь, тот отец забрал. Понадобился он ему зачем-то... А, ладно, главное - ты на Криане.
   Они снова стояли друг напротив друга. Опять это прощание - он так надеялся, что уже пережил его...
  -- Берен, пожалуйста, уходи, - голос киллода был удивительно тих, слова почти неразборчивы. - Иначе я не смогу здесь остаться. Вернусь с тобой, и пусть отец говорит, что хочет.
   Берен снова знакомым движением откинул локон. И опять - бесполезно.
  -- Нет, Айрек, тут ты дома. А я... может быть, когда-нибудь приеду к тебе. Или ты ко мне. Ты свяжешься со мной?
  -- Если пробьюсь... Не знаю, какова будет связь с Содружеством. Ещё с Киратией - туда-сюда, а вот с Гиалем... Пока ничего не могу обещать. Берен, уходи. Пожалуйста.
   Айрек успел дважды произнести это слово, приберегаемое ниэллонами для крайних случаев, а Тадеки всё стоял и смотрел в глаза своему уже потерянному другу.
   И обоим было страшно.
   Они уже привыкли опираться друг на друга, когда собственных сил не хватает. А теперь - надо учиться жить. Сначала. С пустого места.
   Наверное, так учится жить киллод, расставшийся с Тенью, вдруг пришло в голову Айреку.
   Наверное, так учатся жить без клана, невпопад подумалось Берену.
  -- А помнишь, как мы сидели там и смотрели на море? Ночью...
  -- Помню. Здесь можно так смотреть на звёзды...
  -- Я люблю Киратию. Люблю, когда там выключается солнце. Тогда делается совсем темно, и кажется, что темнота будет вечной. Смотришь прямо перед собой и знаешь, что там - ты. Не видно - но знаешь. И хорошо...А теперь не будет. Ни темноты, ни тебя.
  -- Буду! Я буду, Айрек. Там. Я буду ждать твоего звонка. Каждый раз, когда будут выключать солнце.
  -- Хорошо, Берен. Я пробьюсь. Иди. Иди, светлый. Прошу тебя, иди.
   Пошёл.
   Медленно развернулся, словно делая шаг под нож.
   И нажал на кнопку.
   Телепорт в его руках тихо заурчал, просчитывая что-то своё, электронное...
   Ниэллона не стало.
   Айрек опустился на расп-покрытие и затих.
   Он не плакал. Просто сидел и смотрел прямо перед собой.
   Это жестоко - заставлять его терять друга дважды.
   Больно...
  
  -- Ты свяжешься со мной?
  -- Если пробьюсь...
  
   Сначала бы с домом связаться...
   Ишь, какое слово вырвалось: "дом"! Как будто он здесь живёт с рождения...
   А КОТОРЫЙ из двух станет ЕГО домом?
   Видфон бы найти...
   Лейгри проводил их до киллодских кварталов. Пытался всунуть целую пачку денег; Айрек отказался - взял половину. Кто их знает, этих киллодов, могут ведь и отправить вон... А примут - он вернёт.
   Видфон нашёлся - на улице. Общественный такой, нарочито общий. Большой, пузатый, с кабинкой, чтобы можно было укрыться от дождя.
   Вошёл. Закрыл за собой дверь. Набрал с детства заученный номер. Подождал, пока пикнул сигнал видео-вызова. Нажал "отказ" - выключил видеорежим. Не надо сейчас собеседнику смотреть на его лицо.
  -- Глава рода? Здравствуйте.
  -- Слушаю, - густой баритон, голос уверенного в себе, сильного, - хозяина жизни.
  -- Я - сын Ардана Готтэ, киратианская ветвь. Я знаю, что в своё время род Готтэ отказался от Сеида, попавшего в плен, но, возможно, вам понадобится стопроцентная ген-метка. Я сейчас на Криане, и если нужен роду, могу приехать.
  -- Род силён сейчас. Он не нуждается в сомнительных вливаниях отвергнутой крови.
  -- Что ж, в таком случае, простите за беспокойство. Впрочем, другого я и не ждал. Я всегда считал Готтэ полудурками.
   Нажал на отбой. Набрал другой номер.
  -- Глава рода? Я сын Нии Вирран...
   Здесь разговор пошёл иначе. Как он и ожидал. Вирраны никогда не были столь многочисленны, чтобы разбрасываться своими. Девяносто шесть процентов ген-метки - этого вполне достаточно, чтобы быть принятым в семью. А когда глава рода УВИДЕЛ Айрека, все сомнения пропали - этот парень будет с ними. Родовые черты Готтэ не спрячешь. Их могут не разглядеть разве что сами Готтэ - слишком привыкли, что все вокруг такие же, как они.
   Был ли на Криане род, готовый отказаться от их генов? Да будь у Айрека синие глаза и светлые волосы, будь он хрупким, как ниэллон, или плечистым, как киратианин, за один голос его бы принял любой сотнический род. Готтэ обладали исключительным даром убеждения - на генетическом уровне. Вкрадчивый, мягкий голос - опознавательная метка рода - заволакивал сознание, заставляя покориться неизбежному - воле Претёмного...
   Раниер Вирран встретил киратианского киллодёныша с радостью - не так уж много у него осталось родичей. Ему тут же отвели покои, устроили его друзей, познакомили с родственниками, по-быстрому провели ритуал принятия в семью...
   Теперь он был Айрек Вирран.
   Сотник.
   Хозяин жизни.
   И ему полагалась Тень.
   Обычай, конечно, дурацкий. То есть, сам по себе обычай неплохой, и при наличии некоторого количества мозгов из него можно извлечь массу пользы. Но используется он для такой ерунды, что подумать страшно. Точнее, никак не используется, - просто существует, отравляя жизнь киллодской молодёжи.
   И содружникам. Ещё бы, кто же согласится отдать сына в Тени, если известно, что больше половины их гибнет?
   Кто согласится отдать сына на поругание? Эх, если бы их ещё спрашивали...
   Но без Тени - никуда. Глава рода сначала задумался не о штанах для своего нового подопечного, а именно о Тени. Потому как одиннадцать лет Айреку Виррану, дальше тянуть некуда.
   Тень ему позволили выбрать самому, признав тем самым его зрелость.
   Найти в базе заказов всех содружников города, подходящих по возрасту, было самой простой частью плана. Теперь следовало выбрать из них одного. Того, с кем придётся жить бок о бок года четыре, не меньше. Спать в одной постели, есть за одним столом, ходить по улице вместе. Не отходить дальше, чем на сто метров, - разве кто-то из них заболеет так, что не сможет подняться.
   Как же трудно искать свою судьбу. Тень, всегда стоящая за левым плечом, станет близкой до конца этой жизни. И хотя в день совершеннолетия их торжественно разлучат, в сердце навеки останется чувство.
   Любовь или ненависть.
   Тем, кого любят, обычно предоставляют право выбора - как жить дальше. Тех, кого ненавидят, - убивают.
   Всё просто.
   Кого? Этого? Или вот этого? Эллиата с рассечённой губой? Киратианина с упрямым взглядом? Хуманчика без признаков доминирующей расы?..
   ...Тень выбрал случай, вновь бесцеремонно вмешавшись в жизнь Айрека и швырнув на весы тяжёлую гирю.
   Под изображением одного ниэллончика горела надпись, говорящая о том, что им заинтересовался бордель. Если заказ не перебьют, ближайший рассвет он встретит там. Кто может перебить заказ борделя?
   Айрек нажал на кнопку "хочу". Компьютер чуть подумал, и надпись изменилась. Теперь претензия борделя была отклонена - светлый мальчишка понадобился сотнику.
  -- Я выбрал, глава рода, - сказал, откидываясь в кресле.
  -- Вот как? - Раниер подошёл. - Хм... Что ты в нём нашёл?
  -- Глава рода, он не так прост, как кажется. Я жил в Содружестве. Поверьте мне, у ниэллона может быть одна рубашка, но она всегда будет выстирана и тщательно отглажена. Это важнее, чем поесть, важнее, чем поспать.
  -- Для этого-то? Да он же неряха!
  -- Ага... А зачем?
  -- То есть - зачем?
  -- Ну, меня на Киратии учили так: если ниэллон делает что-то непривычное - подумай, зачем это ему понадобилось.
   Глава рода помолчал.
  -- Хм... Помнится, у здешних ниэллонов бытует забавное ругательство - "чтоб ты понравился киллоду"... Хочешь сказать, дело в этом?
   Айрек улыбнулся.
  -- Я выбрал очень красивую Тень, глава рода. Вы будете довольны.
  -- Мне главное, чтобы ты был доволен. Не за моим же левым плечом ему стоять. За моим уже отстоялись, спасибо.
  -- Я буду доволен.
  
  -- Почему ты не пришёл вчера? - в детском голосе звенит обида. - Я прождал тебя на нашем месте три линтоса!
  -- Извини. Меня забрали. Об этом не предупреждают.
  -- Кто забрал? Куда?
  -- Неважно. С нами это иногда бывает. Не обижайся, мы не выбираем...
  
   Ниэллон постучался робко и негромко, невесело усмехнувшись детской мысли "А вдруг не услышат и я смогу уйти?". Он уже был большим мальчиком и знал, что если не услышали, надо постучать ещё раз, погромче. А когда откроют, вести себя скромно, как и подобает содружническому отродью. И по возможности незаметнее. Следует казаться угловатым, глупым, некрасивым и забитым подростком, на котором не хочется задерживать взгляд. Неопрятная одежда, растрёпанные волосы и неухоженные ногти довершат образ. Конечно, совсем избавиться от внимания киллодов не удастся, но в целом жить можно.
   Дверь открыла служанка-киратианка, с равнодушным лицом впустила приготовившегося играть свою роль парнишку (впрочем, на подготовку никогда не уходило много времени) и, ни слова не говоря, заспешила на кухню.
   По широкой деревянной лестнице, устеленной ковровой дорожкой, спускался киллод, Тану неизвестный, похоже, хозяин дома. Это он, что ли, заказ сделал? Почему же тогда его лицо не запомнилось? Ниэллон мог с уверенностью сказать, что они никогда раньше не встречались. По базе? Так там получше имеются, и немало...
   Вдруг по спине пробежала толпа мелких, вряд ли знакомых науке насекомых.
   Небрежно облокотясь о мраморную завитушку, у старинного камина стоял мальчик.
   Киллод.
   Его ровесник.
   И смотрел на него.
   В упор.
   Как-то сразу стало некуда девать руки. И чуть ниже солнечного сплетения сжался ноющий комок, а воротник куртки показался неимоверно колючим.
   Это не простой киллодский мальчишка там, у камина. Это горит на стене ненавистное слово "Тень". Его судьба.
   Она смотрит.
   На него.
   В упор.
   Киллодёныш лениво отлепился от чёрного мрамора и медленно пошёл к нему. И Тан понял, что прошла всего пара минн-лиев.
   Хотелось убежать.
   Хотелось кричать "За что?".
   Хотелось сделать ещё много глупостей, которые ни один ниэллон не может себе позволить.
   Вместо этого он, конечно, просто замер, глядя в пол.
   Пока в поле зрения не появилась протянутая рука.
  -- Приветствую, высокородный.
   Тон был серьёзен; посмотреть бы сотнику этому выкиллодивающемуся в глаза, понять, издевается ли, да нельзя...
  -- Моё почтение, высокий лод.
   Склонился в предписанном Уложением поклоне. Руки не принял.
   Ты кто вообще такой, чтобы я с тобой фамильярничал?
  -- Присаживайтесь, высокородный. Меня зовут Айрек.
   Молча скользнул в предложенное кресло. Ответить сейчас означало поставить себя на одну доску с сотником - если господин сообщает своё имя, это вовсе не означает, что он хочет слышать имя в ответ. Раба зовут "Эй, ты, раб". Всегда.
   Но этот не принял молчания.
  -- Мне позволено будет узнать, как называть вас?
  -- Тан, высокий лод.
   Это плохой вопрос. Очень плохой. Господину незачем знать, как зовут раба, но вот хозяину может понадобиться имя Тени.
   Слишком много плохого в этой беседе. Все ниэллонские защитные системы кричат, гудят, сигналят по-всякому, что перед Таном - вовсе даже никакой и не киллод, а свой, ниэллон, да ещё и, по-видимому, знатного рода.
   А глаза предоставляют другую информацию.
   Киллодам в принципе не присуща вежливость высокородных ниэллонов. Напротив, они смотрят на нижестоящих свысока. Ниэллон же никогда не унизится до оскорбления подчинённого; чем больше ступеней социальной лестницы разделяет собеседников, тем безупречнее манеры аристократа.
   С каких это пор киллоды перенимают нормы поведения содружников?
  -- Отлично, Тан. Я думаю, вам у нас понравится. Во всяком случае, у нас лучше, чем там, где вас ждали сегодня вечером.
   Пауза - чтобы спросил. А так не хочется! Ведь выяснится сейчас какая-нибудь мерзость.
  -- Высокий лод, мне не сообщали о других заказах, кроме вашего.
  -- Не успели. Заказ был снят. Впрочем, вы немного потеряли. Не думаю, что вам бы понравилось в борделе "Нежный ветерок". Место, говорят, известное, но от этого не более привлекательное.
   "Скорее менее", - подумал Тан.
   И смолчал. Просто зарубку в памяти оставил: мальчишка-киллод спас его от борделя.
   Сознательно.
   Что ничего не меняет.
  -- Если вам будет угодно, я покажу вам комнаты.
   Последняя надежда на мимолётный вызов с грохотом рухнула.
   Комнаты показывают только Тени. Потому что она в них будет жить.
   Тан пошёл за киллодом обычной своей лёгкой походкой, хотя самому ему казалось, что он едва переставляет ноги. Идущий впереди сотник что-то рассказывал о доме, о семье...
   Ниэллон смотрел на пир - универсальный переводчик, служащий мальчишке украшением на верхней пуговице. Здесь им пользовались все - слишком много наречий на Криане. Кроме самих киллодов - ниэллоны, эллиаты, киратиане, многие говорят на жаргонах... Без электроники не разберёшься.
   Пир был отключён.
   Парень говорил на нэй-ил-аруа. Причём не просто говорил, а выдавал сложные грамматические конструкции и изысканные обороты. Он очень хорошо знал язык.
   Зачем хозяину жизни беседовать с рабом на его языке? Что это - унижение или...
   Или попытка высказать уважение?
   Тем временем киллод завёл невинную болтовню о мебели и виде из окна - и ниэллон с удивлением понял, что на втором и третьем уровнях языка ему идёт совсем другая информация.
   Общение за пределами первого уровня есть признание равным.
   Или киллоды об этом не знают?
   Знают язык, но не знают, что он означает?
   Нет, ошибки быть не могло. Тан жадно глотал новости Светлых Планет, подаваемые ему на третьем уровне, и с удивлением слушал заверения в том, что Тень Вирран - не такая уж плохая доля - на втором.
   Потом начал осторожно отвечать. Получил вполне осмысленные реплики, - значит, этого от него и ждали.
   Искоса, не поднимая глаз, посмотрел на... наверное, уже своего хозяина. Серьёзное, бесстрастное лицо.
   Очень ниэллонское.
   Откуда на Криане киллоды с ниэллонскими рожами? С Киратии он, что ли?
   Тон сотника вдруг резко изменился. Наконец Тан смог поверить, что перед ним киллодский мальчишка, а не юный аристо.
  -- Ну, высокородный, давай разбираться, пожалуй. Я люблю утром подольше спать, а вечером ложусь где-то в два. Но сплю крепко, только желательно не орать над самым ухом "Тревога!". Слушаю гранк, мирдал, мелод-миттиан и всё, что играет Радхианский симфонический. Если надо, куплю себе наушники. Ем. Часто и с удовольствием. Тебе понравится. Что-то в моих привычках вызывает у тебя непреодолимое отвращение?
  -- Пока нет.
  -- Ну и хорошо. Если будут ко мне какие-то претензии - говори.
   Тан молча поклонился.
   События развивались всё интереснее.
  
  -- Почему ты так пренебрежительно относишься к учёбе?
  -- Берен, не читай нотации. Твоя школа и моя - это Свет и Тьма. И относятся к нам по-разному, и учат разным вещам.
  -- А тебя обязательно надо учить? Сам ты не можешь учиться?
  -- Зачем? Для того, чтобы работать вышибалой в ресторане, нужно образование?
  
   Понятное дело, Айрек Вирран, сто двадцать восьмой, был отдан в элитную школу, где взял языковой профиль. Вот когда он вспомнил добрым словом Берена, из-за которого группе в пятой стал учиться - стыдно всё же, если твоему другу не о чем с тобой поговорить. После собеседования с учителями новоиспечённого сотника определили не в шестую, согласно возрасту, а сразу в седьмую группу. Несколько сконфуженный директор выразил желание поговорить с Айреком лично и, старательно теребя клоуна, прыгающего на перекладине в такт тиканью часов, предложил всё же пойти в шестую.
  -- В седьмой-яз двадцать шесть детей, из них только пять - не сотники. Группа очень шумная и заносчивая, чужаков не принимает. Из восьми учеников, приходивших в неё за последние три года, ни один не остался.
  -- Я останусь, господин директор, - чуть снисходительная улыбка в адрес будущих однокашников мелькнула на губах.
   И вот теперь он снова в комнате администрации, бесстрастный, подтянутый, такой по-киллодски красивый в чёрной с красным форме.
  -- Господин директор, я хотел бы попросить вас поставить в тридцать седьмой ещё одну парту.
  -- Зачем? - невысокий, чуть полноватый киллод удивлённо поднял голову.
  -- Для меня в седьмой-яз не нашлось места, - сказал спокойно, равнодушно констатируя факт.
  -- Как так? Там семнадцать парт!
   Айрек пожал плечами.
  -- Сотники любят сидеть поодиночке.
   Пауза.
  -- Ладно, для тебя принесут ещё один стол. Где его поставить?
  -- Спереди.
   Привыкшие сидеть за первой партой однокашники роптали, но поделать ничего не могли: сами не предложили новичку места, а формальная причина сидеть впереди у него была - невеликий рост.
   Так и жили: в среднем ряду - окружённые подобострастной свитой сто пятидесятый и сто пятьдесят первый Готтэ, за последней партой у окна - сто сорок второй Дельморт...
   А за первой у двери - сто двадцать восьмой Вирран.
   Чужой здесь.
   Пока.
   И каждый, входя в кабинет, должен пройти мимо него.
   Собственно, в этом заключалась серьёзная проблема. Поздороваться или нет, задать пару ничего не значащих вопросов или высокомерно смолчать, предложить прогуляться после уроков или проигнорировать само присутствие Айрека - всё это следовало делать не по собственному усмотрению, а исключительно в тон Большому Начальству. А откуда только что вошедшему знать, как оно повело себя? Недолго и ошибиться...
   Роль Большого Начальства в седьмой-яз играли оба Готтэ и Туан Дельморт. Фактически группа была разделена на два враждующих лагеря - один поддерживал правящую династию, другой находился в оппозиции. Никто уже и не помнил причину родовой неприязни Дельмортов к Претёмным...
   Быстро же Айрек научился оперировать киллодскими понятиями. Не родовая вражда - нет, ничего помпезно-официального между этими родами не было. Напротив, обычно Дельморты до оскорбления не замечали Готтэ, как не замечают низшего. Но иногда - бросали в их сторону что-то такое, от чего внутренности сводит унижением, невыносимым, убийственным, - а ответить нельзя. Ты - Претёмный Готтэ. Ты принадлежишь к правящему роду. Тебе нельзя опускаться до препирательств...
   А на деле - Дельморты стреляют лучше.
   И неожиданнее.
   Страшно.
   Их Сила Рода не замедлит явиться. И подвергнуть сомнению многочисленность Готтэ. Любил Дерек Дельморт поразвлекаться с оружием и без, порушить пару-тройку резиденций...
   Так что - неприязнь. Но - родовая.
   В седьмой-яз Готтэ было двое. Но и вдвоём они оказались не в силах противостоять едкому, язвительному, унизительному остроумию Туана Дельморта. А все их ответные пассажи разбивались о его беспечное спокойствие. О равнодушие - так равнодушен господин к злобным взглядам наказываемого слуги.
   Потом Претёмные вспомнили о достоинстве рода.
   Поумнели.
   И перестали отвечать.
   Перестали замечать. Просто делали своё дело - словно и не было того, за последней партой в ряду у окна. Словно группа не разделялась на две части.
   Надо ли говорить, какой из них симпатизировал Айрек Вирран, сын Ардана Готтэ, потомок Сеида Готтэ, отреченца?
   Но он не спешил высказывать свои симпатии вслух. Не он к ним - они пусть придут к нему.
   И мелкая услуга не выучившему урок Дельморту - поднятая рука, когда палец учителя, задумчиво скользивший по списку учеников, уже ткнулся было в его фамилию - не выглядела нарочитой.
   И в столовой, вовсе даже случайно толкнув старшего, как раз собиравшегося затеять с Туаном нежелательную для него ссору, и вступив с ним в яростную перепалку, он и не обернулся в сторону сто сорок второго.
   И когда перед уроком математики сам этот сто сорок второй - вот она, мечта любого новенького! - подошёл попросить у него (ближе никого не нашлось?) запасную ручку, Айрек не счёл это поводом для беседы. Молча протянул, не отрываясь от книжки. Не повернулся даже к нему.
   Берен бы одобрил.
   Наконец, Туан Дельморт пригласил его на вечеринку.
   Сам.
   И Айрек Вирран, сто двадцать восьмой, - лениво, будто снисходя, согласился.
   С тех пор Готтэ вовсе не стало жизни в седьмой-яз.
  
  -- Почему вы считаете, что нам можно всё?
  -- Это не мы считаем, Берен, а вы. Вы прилепили на себя ярлык "хозяева жизни".
  -- Но вы-то почему это терпите?
  -- А что мы? Мы отлепляем, как можем...
  
  -- Айрек, поедешь с нами на туснячок?
  -- С вами? А что я там забыл?
  -- Да ладно тебе, все собираются.
  -- Не малы вы для такого развлечения-то?
  -- В самый раз, вроде тринадцать всем уже исполнилось.
  -- Значит, я ещё мал. Мне на год меньше, - по-дельмортски едкая улыбка притаилась в уголках глаз.
  -- Да он просто жадничает! - возмутился кто-то. - Вы видели его ниэллончика? Он хочет сам им владеть! Эй, Айрек, предки учили делиться!
   Глаза, до того смеющиеся, чуть сузились, и в них взорвалась ярость. Медленным движением потревоженного хищника Вирран приподнялся.
  -- Вот ты и делись, коль тебе приспичило. Можешь и собой поделиться, если хочешь. А мою Тень не трогай - ни пальцем, ни словом. Никогда. Я ясно выражаюсь?
  -- Да что ты, высокий лод, успокойся, - растерявшийся парень чуть испуганно замахал руками на почти невменяемого Айрека. - Закрыли тему.
  -- Вот то-то, - так же медленно, словно ещё не до конца расслабившись, сотник вернулся на место.
   А из своего угла на него внимательно смотрел Дельморт.
   Поездка не состоялась.
   Несмотря на долго не стихавший ропот седьмой-яз - впрочем, растворявшийся в тишине мгновенно, стоило кому-то из Начальства повернуть голову на шум.
   После принятия решения Начальство соблюдало его, невзирая на разногласия.
   И даже на родовую неприязнь.
   На перерывах Айрек открывал в комме отделение "Личное" и подолгу смотрел на старую голограмму.
   Мальчишка-ниэллон повернулся на оклик, смеющийся, довольный, волосы ещё летят вслед за движением головы.
   Сотник ничего не говорил.
   Он не рыдал и не разбивал кулаки о парту из дорогого жёлтого дерева, на которой было вырезано: "Здесь сидит Айрек Вирран. ОДИН".
   Он просто смотрел. Потом закрывал картинку и, не меняя выражения лица, открывал физику.
   Или что там было по расписанию.
   Он не лез не в своё дело. Просто морщился, когда кто-то из среднего ряда, из тех, стремящихся поскорее повзрослеть, рассказывал о своих подвигах. И когда его спрашивали, презрительно дёргал плечом и говорил: "Велика ли заслуга - трахнуть Тень!". Он молчал, когда после уроков все выходили на улицу, к поджидавшим их Теням, и после недолгих расспросов кто-то из содружников сгибался под тяжёлой оплеухой. И когда от этого звука чуть заметно вздрагивали плечи Тана, он только крепче брал его за руку.
   Он не лез не в своё дело.
   Долго.
   Пока его собственная Тень не начала МОЛЧАТЬ. Страшно, подолгу лёжа неподвижно и глядя в потолок, прикрываясь выучиванием уроков. На расспросы отвечая излюбленным ниэллонским "Всё нормально".
   Айрек содрогался, глядя на него. Слишком знаком был этот неподвижный взгляд и это ненавязчивое молчание.
   Он сам когда-то так молчал. Возвращаясь с заказов. От смазливеньких ниэллонов и эллиатов, приехавших на Киратию на секс-тур, за экзотикой - имперскими мальчишками.
   Однажды в сознание Айрека даже закралась ядовитая мысль - а что, если в его отсутствие... Но тут же ушла - да кто посмеет тронуть чужую Тень? И с чего бы ей при этом молчать? Нет, всё проще. Ведь Тан - ниэллон, пусть и кареглазый, а они переживают за других больше, чем за себя.
   И однажды Айрек Нудный (прозвище, данное одним ниэллоном, в тот вечер другим было подтверждено) не отцепился от Тана. По слову, по фразе вытащил во Тьму Первозданную всю правду об услышанном в школе Теней.
   Кто мог обвинить подростков-хозяев, что они вырастали, по капле выдавливая честь из своих недоносков-Теней и не замечая этого, что иногда, томимые зовом плоти, прибегали на большом перерыве и, торопясь, опрокидывали содружника на его же собственную парту, что жили своей жизнью, потяжелевшими кулаками разбивая робкие попытки Тени наладить отдельный быт? Кто мог ставить сотникам в вину робкие ночные слёзы светлого мальчишки, преданного, оплёванного, упавшего от подножки единственного в этом мире близкого живого и теперь боящегося лишний раз всхлипнуть, чтобы не разбудить натешившегося и спящего рядом киллода?
   Да кто посмел бы?!
   Кто, кроме Айрека Виррана, киратианского киллода, сотника, неполноценного, сто двадцать восьмого, имперского отродья?
   Кто ещё, в конце концов, должен был утереть слёзы Тени, которую он обещал защищать и - единственный из всех - не забыл обещания?
   Когда прибежал этот перепуганный эллиат, Тень Реона с третьей парты, и, задыхаясь, сказал: "Тейли пытался повеситься!", с места сорвался не только Мессерес, хозяин тихого большеглазого ниэллончика. Айрек ни на минуту не усомнился в том, что Тану тоже понадобится помощь.
   Он ошибся.
   В школе Теней растерянная тишина соседствовала с деловитой врачебной суматохой. Тейли лежал в медкомнате, бледный, только тёмно-красная полоса грубо перечёркивала его тонкую шею. Рядом был ардин класса - и Тан.
   Когда Аттин Мессерес, не румяней своей Тени, рухнул на колени возле кушетки, ардин поднял голову и торопливо начал рассказывать, что Тейли на уроке попросился выйти, его выпустили, он же был такой спокойный, учитель подумал, что-то безобидное, а потом Тан его нашёл и вынул из петли...
   Тан.
   Как же.
   Этот вынет.
   Айрек посмотрел на свою Тень. Тоже бледный, но внешне бесстрастный, он сидел неподвижно, опустив глаза, и обеими руками сжимал узкую ладонь Тейли, словно пытаясь отогреть её.
   В его позе не было покорности - скорее осуждение. Тан не смотрел на сотников не потому, что нельзя, а потому, что не мог их видеть. Не мог видеть боль в глазах того, кто толкнул его друга в петлю, не мог слышать вопросов, не понимающих ответов, не мог жалеть киллода, плачущего у постели Тени.
   Айрек смотрел на Аттина - и в голове звучало: всё верно. Так и надо. Это правильно, что он - здесь.
   Сотник.
   На коленях на грязном полу.
   Перед содружником.
   И неподдельное горе в непонимающих глазах.
   Это правильно. Но - нужно ли Тейли, который не смог, не успел уйти?
   Ниэллоны никогда не играют со смертью. Это подросток-киллод может попытаться покончить с собой, "чтобы они все поняли". Ниэллон - нет. Он уходит по-настоящему. Тогда, когда жить - невозможно.
   Рубашка тончайшего полотна, изорванная возле ворота, валялась, скомканная, на стуле рядом. Белые пальцы устало расслабились на одеяле. Тейли так хотел, чтобы его оставили в покое, оставили одного, оставили...
   Но возле него на коленях стоял сотник.
   И не мог понять, зачем.
   За что.
   И не слышал того же вопроса в ответ.
   За что.
   Айрек до боли в костяшках пальцев сжимал косяк двери и смотрел на Тана - ждал, пока тот поднимет на него взгляд.
   Дождался.
   Он - дождался.
   Аттин - нет.
   Тан сидел неподвижно и обеими руками сжимал узкую ладонь Тейли, словно пытаясь отогреть её. А в его глазах...
   Горе.
   Отчаяние.
   Бессилие.
   Усталость.
   Ожидание.
   Желание, чтобы всё поскорее закончилось.
   Вина.
   Вина.
   Вина...
   Нет, для постороннего взгляд ниэллона был бесстрастен. Айрек Вирран, живший на Киратии и друживший с аристо, смог увидеть всё это только потому, что Тан позволил ему - на миг из глаз ушёл лёд.
   Доверяет, мелькнула на втором плане мысль.
   И ушла - за неважностью.
   Ему плохо, плохо, плохо. Потому что уходит его друг, потому что сейчас, когда ему нужно побыть одному, возле белой кушетки стоит на коленях скудоумный сотник и требует внимания... потому что Тейли не первый и не последний.
   Потому что он, Тан, помогал вот этому хрупкому пареньку, похожему на ломкий цветок, который распустился вчера и завянет завтра.
   Он не вынимал его из петли.
   Он надевал её на тонкую ниэллонскую шею.
   Он помогал Тейли уйти.
   Не дали. И теперь он виноват. Теперь вспоминает каждое неторопливо сказанное слово, каждое недостаточно быстрое движение... И говорит себе, что, будь он порасторопней, кошмар для Тейли уже бы закончился...
   Они посмотрели друг другу в глаза, и губы Айрека чуть шевельнулись, выпуская наружу беззвучные образы двух слов.
   Это судьба.
   Тейли, срывая голос, выплёскивал на хозяина накопившуюся внутри боль, хлестал его словом "ненавижу", обещал всё равно умереть, забрав его за собой, но - в лицо не смотрел. Не смотрел на сотника, стоящего на коленях.
   Аттин получал своё.
   Айрек тем временем бесшумно подошёл к Тану, положил руку ему на плечо. Тот безропотно поднялся, и они вышли вон.
   В парке, вдали от любопытных глаз, сотник обнимал рыдающего ниэллона, молча клянясь отомстить за каждую его слезинку. Он целовал золотистые волосы, шептал бесчисленные обещания, гладил вздрагивающие плечи - и снова чувствовал то, что казалось уже давно забытым.
   Готовность убивать.
   За него.
   Будь ситуация иной - он бы вызвал Аттина на дуэль. Но ошибку мог исправить только допустивший её - что ж, пусть живёт. Пока. Как средство утешения Тана. Вот исчерпает свою функцию - тогда поговорим и об удовлетворении низменных киллодских потребностей.
   Но тем, из-за кого будет плакать его Тан, - не жить.
   Как ещё киллод должен был понимать "защиту"?
   Отвезя Тень домой, он поехал в больницу к Тейли.
  
  -- Почему твой отец не хочет уезжать? Боится, что его там не примут?
  -- Его не примут. Но это не имеет значения. Он должен остаться. Здесь слишком многие от него зависят. Как бы тебе объяснить...
  -- Я понимаю. Долг перед кланом... А у него вместо клана - его квартал, так?
  
   Этому мальчику надо было помочь - иначе его Тан снова расстроится.
   Проигнорировал Мессереса, мягко опустился на хрустящую простыню с другой стороны. Испуганная медмастери хотела что-то пискнуть, но смолчала - капельница и не качнулась.
   Заговорил на нэй-ил-аруа. Тихо, с еле уловимыми пришепётываниями говора гиальских аристо. Слова лились сплошным потоком, мягкой речной водой обволакивая сознание Тейли.
  -- ... Он не понимал, что делает; и сейчас не понимает. Ему больно и страшно, он испуган и готов на всё. Слышишь - на всё. Он сделает для тебя всё.
  -- Тогда пусть даст мне умереть, - голос ниэллона прошелестел так тихо - Айреку пришлось нагнуться, чтобы расслышать слова.
  -- Этого мало. Он может сделать больше. Твои родные ведь здесь? Он отправит их в Содружество, если ты захочешь, - Вирран лихорадочно припоминал всё, что говорил об этом пареньке Тан. - Он вытащит из борделя твою сестру, вернёт с каторги её парня, - он сделает и невозможное сейчас. Пользуйся случаем, заполучи дрессированного хозяина жизни. А заниматься с тобой сексом он больше не будет - я объясню ему так, чтобы понял. Тейли, я обещаю, всё прекратится. А если ты умрёшь, ничего не изменится. Ты никому не поможешь, ты не отдашь и части долга клану.
   Айреку было безумно сложно говорить с Тейли, нанизывать взрослые слова на взрослые фразы, грубо ломать себя, скатывать в клубок и лепить из получившегося - ниэллона... Берен говорил: понять кого-то означает стать им. Айрек становился...
   Он вспоминал себя - и становился ИМИ. Береном, Таном...
   Тейли...
   И нужные слова находились. О долге, о помощи тем, кому он должен, должен, должен...
   Тейли был кратом. Долг - единственное, что могло удержать его в этом рождении, когда, по меркам ниэллонов, честь потеряна.
   Долг - или месть.
   Но, собственно, смерть одновременна была местью - ведь киллод, потерявший Тень, по закону умирает в течение двух дней.
   Поэтому месть надо вычеркнуть и оставить долг.
   А кому может быть должен ниэллон, крат, живущий на Криане? Только клану. Значит - надо найти его клан. И заставить предъявить счёт к оплате...
  -- ... У тебя что, нет прошлого, что ты так просто прощаешься с жизнью? Тейли, опомнись, твои родные зарабатывают унижением, а ты рефлексируешь? Что с тобой, высокородный? Чем ты лучше своей сестры, своего брата, своего отца? Почему они должны жить, а ты...
  -- Хорошо, - Тейли резко, хоть и слабым голосом, оборвал наглого киллода, осмелившегося напоминать ниэллону о его долге. - Я услышал тебя. Я буду жить. Ты доволен?
  -- Да. Я доволен, высокородный. Ты вспомнил, кто ты есть.
  -- Теперь убирайся. Оставь меня. Одного.
   Сотник бесшумно поднялся и вышел, поманив Аттина за собой. Хрупкий светлый мальчик и не задумался о том, как беспрекословно хозяин жизни выполнил его приказ.
   И что так приказывают - равному.
   Пока - не задумался.
   Просто чуть облегчённо вздохнул.
  -- Вирран, что это значит? Почему ты...
   Хлёсткая оплеуха заставила киллода на мгновение застыть перед тем, как схватиться за огнестрелы.
  -- Ты сейчас молчишь. Говорю я, потому что знаю, что происходит. Когда я закончу, тебе будет разрешено высказаться. Если хочешь умереть вместе со своей Тенью - можешь затевать драку. Если нет - слушай.
   Мессерес смотрел на него, ошарашенно хлопая ресницами. Но - молчал.
   Значит, есть надежда.
  -- Твоя Тень - крат. Не простой ниэллон. У них всё не так, как у нас, как у всех остальных. У них свои понятия о чести. И согласно этим понятиям у него теперь чести нет. Её забрал ты. Насовсем. Это не вернуть, понимаешь? Он больше не тот, кем был раньше. И по меркам ниэллонов у него остался только один выход - смерть. Умерев, он сотрёт позор с клана. Он не может жить дальше, понимаешь? Но ещё можно кое-что сделать. Если нажать на его долг семье. Каждый ниэллон - всего лишь часть клана, и если ты пообещаешь помочь его клану в обмен на его жизнь - он согласится. Только учти, что он должен обещать, что станет беречь свою жизнь - а то в петлю не полезет, но под пулю подставится. Ниэллоны - они к словам придираются. А дальше - твоё дело. Если и дальше будешь продолжать унижать его - я первый помогу ему умереть. Я дал ему слово, что этот кошмар прекратится. Всё. Можешь задавать вопросы.
   Впервые он говорил об этом с киллодом. Даже странно - разъяснять, казалось бы, очевидные вещи. Ведь, по большому счёту, попади вот этот сотник в положение собственной Тени, его поведение не сильно отличалось бы от поведения Тейли. Интересно, долго бы он прожил после первого заказа? Без долга роду-то? Без отца, требующего сохранить кровь и беспрестанно напоминающего о страшной цене, заплаченной за каждую минуту в этом рождении?
   Много сотников выжило бы на Киратии, если бы в киллодских кварталах их единогласно не признали байрэдами - хозяевами, не взвалили на них тяжесть ответственности за других?
   Но нет, не испытав на себе, они не понимают... Что ж, пусть это будет ниэллонский каприз. Надеюсь, тебе не придётся понимать, слабый...
  
  -- Ты как там без меня?
  -- Всё норма... - короткий смешок обрывает слова. - Ну, ты понял. Пытаюсь внушить отцу мысль выучить меня на дипломата.
  -- Хорошо бы...Я туда же мечу. Может, встретимся...
  
   Конечно, они связывались. И конечно, не всё рассказывали друг другу.
   И, понимая это, беспокоились друг о друге.
   Айрек отдал бы многое за правдивые вести с Гиаля. А Берен - не меньше за знакомого с Криана.
   Дуэли, первая влюблённость, кровавые интриги, ссоры с родичами, сбывшиеся и затаённые мечты, выигранные школьные конкурсы, напечатанные в журнале стихи, сто очков из ста в тире, приступы лёгкой грусти на скале у берега, одинокие вечера под звёздами, шумные компании, идущие вразнос на радостях от сданного экзамена... Что из этого происходило с ними, а что они надумали друг о друге? Не знал ни один, ни другой.
   Ничего такого не было в их бессодержательных разговорах.
   Они всё чаще просто смотрели на экраны комм-мониторов и улыбались.
   Потому что не надо тому, второму, знать о боли, точащей сердце.
   И ни одна улыбка не выходила кривой.
   Два ниэллона-родича болтали о погоде.
   Если Тан случайно заходил в комнату во время такого разговора, он тут же находил предлог исчезнуть. Потому что не мог не чувствовать раскалённый воздух.
   Родичи Берена тоже никогда не попадали в поле зрения.
   Потому что они, в конце концов, тоже были аристо.
   Дни шли, ползли, летели мимо. Разве можно все их заметить?
   Айрек Вирран подрос. Каллис закончил школу телохранов, посерьёзнел и теперь ездил с киллодом - а что, сотнику полагается личный шофёр! Ридели отважно отгоняла многочисленных кавалеров и вечерами пропадала в тире.
   Тринадцатилетие махнуло рукой - и опало календарным листком.
   Говорят, в тринадцать киллоды переступают некий рубеж, определяющий всю их дальнейшую жизнь. На самом деле у них просто резко увеличивается количество половых гормонов... Но это не меняет сути дела. В тринадцать мальчик начинает превращаться в юношу - и ему начинает кто-то нравиться.
   Айрек Вирран никогда не поддерживал разговоров однокашников о борделях, размерах бюста и прелестях содружниц. Он не вздыхал томно, когда заговаривали о красавчиках-ниэллонах или о застенчивых, но безотказных гиарчиках. Когда к нему обращались напрямую, отшучивался своим извечным "я на год младше вас" и утыкался в физику (и за что он так её не любил, что читал каждую перемену?).
   Некоторые особо злобные личности за его спиной шептались о храммовых технологиях, опытах на киратианских имперцах и полной несостоятельности Айрека в делах продолжения рода.
   Айрек всё это отправлял в игнор.
   Более доброжелательно настроенные субъекты утверждали, что парень просто ещё не дозрел до киллодской раскрепощённости после киратианских порядков.
   Это Айрек отправлял туда же.
   Дельморт говорил, чтобы парня оставили в покое, и у него сразу всё наладится.
   Это Айрек горячо поддержал бы.
   Если бы не отправлял в игнор же.
   На Киратии его научили другим чувствам.
   Другой любви.
   И теперь ему трудно было понять киллодов, на все чувства глядящих через дымку полового влечения. Они казались ему безумными, нелепыми, мерзкими...
   Он боялся стать таким же.
   Тан доверял своему киллоду, и даже научился при нём снимать с лица извечную ниэллонскую маску. Айрек видел это и радовался. Встречаясь после занятий, они шли домой, взявшись за руки, улыбаясь городу и друг другу, и разговаривали - о школьных новостях, о не до конца понятых уроках, о планах на вечер... Грустные темы по пути домой были запретны.
   Хотя их хватало.
   Ведь именно к Тану приходили с проблемами - любыми. Не просто крат - наследник в клане, он с детства привык к ответственности. И к нему тянулись - да кто же ещё поможет, если не он? Утешит, даст совет, одолжит денег, если необходимо...
   Или яду...
   Кто лучше, чем крат, понимает, что иногда жить становится немыслимо? Аристо разве что... Значит, он не будет отговаривать. Он поможет уйти.
   Только никто не думал, каково ему давать друзьям яд. Каково ему последним махнуть рукой уходящему в новое рождение. И пойти прочь, держа на лице маску невозмутимости.
   Да, он крат.
   Но ему всего тринадцать лет.
   И каждый раз, совершая такое, он хотел бы обернуться и спросить совета... Да только не у кого.
   И поэтому так важно вечером, когда сделаны уроки, потушен свет, и руки сплетаются под одеялом, когда смешались тёмные и светлые волосы, - рассказать. Поделиться грузом, давящим на плечи.
   Больше Тан не плакал. Напротив, его голос, по-ниэллонски бесцветный, не прерывался, а глаза были сухи. Он выговаривался - потому что знал, что Айрек не выдаст. Никогда.
   У него не было ниэллона, которого можно посвятить во всё. Но был киллод.
   По прозвищу Ниэллон.
   Этого хватало.
  
  -- Слушай, как тебе это удаётся - скоро год тебя знаю, и у тебя ни разу даже насморка не было!
  -- А что, надо?
  -- Да нет, конечно... Но я, например, всё-таки болею иногда...
  -- И я болею. Иногда. Берен, здесь будешь много болеть - быстро скопытишься... Кто мало работает - долго не живёт.
  
   По привычке Айрек какое-то время не обращал внимания на нездоровье. Даже не задумываясь - срабатывал рефлекс: ходи и улыбайся, пока не упадёшь. Потому что когда упадёшь - уже не встанешь.
   Он упал на седьмой день. Ночью Тан проснулся от невнятного бормотания сотника. Нащупал Айрека рукой, отдёрнул её - лоб Виррана был горячий, как чайник. Вскочил, зажёг свет. Киллод недовольно застонал, заслонил лицо рукой и вполне внятно произнёс:
  -- Выключи солнце. Оно мне в глаза... - и почти жалобно: - Берен, выключи!
   Тан тряхнул Айрека за плечи, позвал... Тот не откликался. Только вдруг заявил:
  -- Пошёл он к хумановой матери, я сегодня никуда не иду. Мы с Береном ночью собрались купаться. Папа, скажи им, что я не явился домой. Пусть ищут...
   Ниэллон выскочил из комнаты и побежал будить кого-то из родственников. У него к болезни было такое же отношение, что и у его киллода: заболел - значит, пропал. Лечить он не умел - у содружников никогда не было на это денег. Говорили, эллиаты могут какими-то травами отпаивать... Но Тан не знал, какими. И потому растолкал кого-то из киллодов, не особо заботясь, кого именно.
   Вскоре на ноги был поднят весь дом. Температура у Айрека зашкаливала за все возможные пределы, он бредил, и привести его в чувство не удавалось.
   Он звал Берена.
   Врачи наводнили дом и спорили до хрипоты, как помочь мальчишке. Перепробовали всё, пока, наконец, один из Вирранов не разогнал всех и, оставшись наедине с больным, не вычленил магическую составляющую. Для него произошедшее было очевидно: парень подцепил болячку вместе со сгустком свободной магии. И где только напоролся? А теперь всё лечение стопорилось на этом сгустке, к такой-сякой его хуманской матери...
   Позвали магов.
   А киллодёныш метался и звал Берена.
   Пробовали обмануть - подложить Тана. Всё ниэллон. Но Айрек узнавал. Обнимал, затихал на пару мгновений - и прогонял. "Уходи, заболеешь".
   Заботился.
   И звал того, кто был недосягаем.
   Никто в доме, включая Тана, не знал, как с ним связаться. А то бы попробовали хоть знакомым голосом успокоить...
   Суматоха в доме не прекращалась, температура у Айрека не падала, а Тан думал почему-то только об одном: "Как же дорог ему этот аристо!". Раньше он не понимал, насколько...
   Тан стоял, теребя воротник рубашки, и лихорадочно пытался сообразить, что делать.
   И когда Айрек, очередной раз повернувшись лицом к свету, снова тихо попросил: "Берен, выключи солнце", он щёлкнул выключателем. Не обращая внимания на врачей, магов и всех прочих, требовавших освещения.
   А Вирран - затих.
   Откинулся на подушки и шепнул: "Спасибо".
   Свет больше не зажигали. Кто-то из магов сделал неяркий светильничек - им хватало.
   Айрек спал. Не просыпаясь, когда его, взмокшего, переодевали, когда переворачивали во все стороны, кололи что-то, переносили на диван, меняя скомканное, промокшее от пота бельё...
   А маги, не забывая о почасовой оплате за свои труды, многомудро рассуждали о силе психического воздействия на данного пациента.
   Тан сидел сгорбившись на краю кровати и думал о чём-то, недосягаемом киллодскому разуму. И держал Виррана за руку.
   К утру температура спала совсем.
  
  -- А вот интересно было бы посмотреть, как вы, аристо, живёте на своём Гиале. Я ж никогда не видел... И никогда туда не попаду.
  -- Не о чем жалеть, Айрек! Балы, приёмы, визиты... Скукота!
  
   Шестого вийдара, в полдень, в доме Туана Аргидэ начался первый приём этого сезона. Как обычно, на него сбежалось полстолицы, но Айрека это мало беспокоило. Главное - на сей раз в числе присутствующих был и он.
   К сожалению, дела на Криане в основном делались на приёмах. Здесь заключались союзы и развязывались войны, здесь подписывались договора и обсуждались помолвки - здесь вершились судьбы. И Айрек с шестого вийдара, с полудня, становился одним из колёс, везущих повозку Вирранов.
   Первая схватка предстояла ему почти сразу.
   Киратианский сотник - это прозвище приклеилось к нему надолго. До сих пор оно ему не мешало - надо же как-то идентифицироваться. Но теперь... Многие воспринимали Айрека несерьёзно - да что там может этот киратианский дикарь! Он же ритуальную посуду от обеденной не отличит! Пусть сначала родословную выучит...
   Родовому древу Вирран не нужен был такой сучок. Не для того его принимали в дом.
   И снова Айрек объяснял присутствующим, где его место.
   Раз сами не понимали.
   Для начала он оделся - в меру вызывающе, хоть и старательно в цвета рода. Разрешил себе чуть украшений - скупо, словно покупал их на последние деньги. Не заметить Айрека Виррана было невозможно - но обвинить в отсутствии вкуса и вовсе нереально. Изящество и элегантность - да, оригинальность и отступление от канонов - всегда пожалуйста, заметность - так чего ж и добивались...
   Дельморт, например, заметил его сразу, как вошёл.
   Что и требовалось.
   Вскоре вокруг Айрека образовалась стайка юных сотничат первого круга - в сторонке трепались Тени. Дельморт посреди непринуждённой беседы изредка вставлял дельные советы, Тээр весело раздавал бокалы с подноса, утащенного у слуги-разносчика, Барли привычно гудел хорошо поставленным басом свежие анекдоты... Вирран чувствовал себя в крепости.
   Так хорошо принимать первый бой.
   Готтэ пришли, как всегда, батальоном - во всяком случае, об этом уведомил высокое собрание негромкий Барли. Стеклопластик в окнах жалобно звякнул. Старший Готтэ насмешливо поднял бровь и скомандовал "Вольно!".
   Готтэ всегда умели держать удар.
   Но в детстве они не дружили с аристо.
   О ниэллонах говорят много. И, конечно, большинство баек о них - ничто иное, как байки. Но способность оскорбить, не сказав ничего особенного, у них не отнимешь при всём желании.
   И когда ниэллон говорит с киллодом, киллоду остаётся только утираться.
   Если бы Айрека спросили, что такого он сказал, что Ралиена Готтэ бросило в краску, он бы пожал плечами и ответил "Не помню". Подобного Вирран мог наговорить трёхтомник без предварительной подготовки. Дельморт ухмылялся, Ольфар хохотал в голос. Барли пару раз аж крякнул от удовольствия. Первый круг сотников изволил смеяться над Претёмными.
   Обида из тех, что не забываются.
   Можно сказать, что Вирран добился своего - Готтэ признали его врагом. Пусть мелким, неоперившимся, но - в меру вредоносным.
   Только не надо спрашивать, зачем оно ему было надо.
   Айрек и сам не знал.
   Но чувствовал: иначе - не может.
   На приёме всё было как всегда. Деловитые главы семейств обсуждали сделки, споря негромко, но яростно. Их старшие сыновья, рослые сотники с наглыми глазами, выбирали скромных девочек, привезённых сюда хозяйственными отцами с сомнительной целью "пристроить", отводили на балкончик или в беседочку - смотря по погоде... Киллоды постарше, которым не надо было ни жены, ни наложницы, посмеиваясь, делали ставки - заберут сегодня вон ту, в зелёном, или молодой Андирран без толку забавляться изволят. Мелочь, по возрасту ещё для смотрин этих неподходящая, упражнялась в словесных баталиях - тех самых, в которых отныне и навеки лидером становился киратианский сотник, он же Ниэллон, он же Айрек Вирран.
   Он же - для своих - Айрек Нудный.
   Он же - почти забывать уже стал - киллодский недоносок, имперская сволочь, черномазая зверюшка.
   Забывать стал, поди ж ты!
   А это нельзя забывать.
   И не только потому, что там остались свои. Потому, что здесь - то же самое. Только недоноски здесь эллиатские, сволочи содружные, а зверюшки светлозадые. Разницы-то? Они такие же свои. А темноглазые жандармы, весело гомонящие на киллодском, - такие же враги, как те, коренастые киратиане.
   И киллодские сотники, останавливающие на улице хорошенькую хуманочку - определить конкретнее расовую принадлежность сего гибрида уже невозможно, - так же заслуживают серьёзного мужского разговора, как алмазная гиальская молодёжь, радостно затравливающая перепуганного койтёнка. Только вот где найти мужчину, который с ними серьёзно поговорит?
   То-то же.
   Репортёры сновали по периметру зала, жадно выхватывая объективами материал для "Светских хроник" - самой гиговой передачи трёх инфо-каналов. Тем более что сегодняшний приём был хорош не только перепалкой Виррана и Готтэ - хватало и сцен, достойных порнофильма, и пара дуэлей случилась.
   А вообще, конечно, Берен был прав: скукота.
   То ли дело в ДП-106 погулять...
   Разъехались к утру. Кто куда. Эх, обычный сотник в бордель, а Айрек...
  
  -- Знаешь, на Гиале я удивлялся: как живут... вас там называют "общественное дно". Почему-то мне казалось, что все их интересы низменны, что им, по сути, не о чем поговорить друг с другом. А сейчас я вижу, как был неправ. Оказывается, многие из вас отличаются от нас только цветом кожи и уровнем дохода...
  
   Айрек небрежно стряхивал сигаретный пепел с рукава кожаной куртки и с ухмылкой думал, каким оскорблённым, полным праведного возмущения голосом диктор светской хроники с пятого канала будет описывать его сегодняшние похождения. "Айрек Вирран, сто двадцать восьмой, вчера был замечен в неподобающем месте, в неподобающем виде и с неподобающей компанией"... А что, собственно, такого, если сотнику захотелось отпраздновать первый приём в ДП-106? Нельзя?
   Со времени той, уже почти забывшейся встречи Айрек стал в сто шестой своим. Содружникам нравился киллод, разговаривающий на нэй-ил-кини, киратианском, эллиатском и быстро выучивший местный жаргон, хлещущий тяжёлую сюрогонку и занюхивающий рукавом неизменной кожанки, замечательно вскрывающий на спор любой замок и показывающий детворе воровские трюки. Вирран был единственным представителем своей расы, который заходил в самое сердце ДП.
   В конце концов, не мог же он отпускать Тень к родственникам без присмотра!
   Ему, киратианскому сотнику, здесь было намного лучше, чем в банкетных залах на званых обедах. Что ценно - содружники это понимали. И старательно подливали в потрескавшийся пластиковый стаканчик сюрогон, кивали, убеждая друг друга, что-де бедному мальчику нужна отдушина.
   Что и говорить, любили его в ДП. Наверное, за то, что он - киллод. Странный такой киллод, которому ничего не надо объяснять - сам понимает. И уж он точно никогда ни словом, ни делом не обидит.
   Открыли бочонок кантарийского из запасов. Пена выливалась на каменную мостовую, пластиковые стаканчики довольно крякали под тяжестью элитного харнского вина, содружники смеялись, а Айрек после третьего запроса отключил комм. Ну их всех, веселюсь, как хочу!
   Три раза мимо проехали жандармы. Явно хотели выйти, но не стали. С этим сотником всё ясно - погонит. А зачем оно надо, перед содружниками позориться?
   Вирран хлебал вино, вспоминая старые киратианские посиделки. Сам-то он был маловат, конечно, и наравне со старшими не пил. Просто глядел на папашу, с томным прищуром прирождённого аристократа прихлёбывавшего дешёвый сюрогон из чашки с отбитой ручкой, и чувствовал себя частью чего-то особенного, не просто дружеской вечеринки. Отцовские друзья и деловые партнёры сидели кто на чём (иные просто на полу) и непринуждённо болтали, время от времени надкусывая кильку, насаженную на вилку, и отпивая из разнокалиберных чашек, кружек, стаканов и даже из сахарницы с потерявшейся крышкой.
   Там, на Киратии, это считалось богатством. Возможность принять больше десятка гостей и угостить их, пусть даже из сахарницы, была доступной только светлым. И каландинам.
   Ардан Готтэ стал каландином в шестнадцать лет. Когда в день рождения Императора жандармы застрелили его отца, каландина в четвёртом поколении.
   Это от него у Айрекова папаши осталась заноза в дорогом сердцу месте - вернуть Криану его кровь.
   Сотники, молнию им в родовую усыпальницу...
   Киллоды...
   Ухмылка тронула тонкие губы. А ты у нас, помнится, чистокровный киратианин?
   Ах да, прости.
   Ниэллон ты. Я и забыл.
   Безродный.
   Айрек опрокинул в себя содержимое пластикового стаканчика, хохотнул очередному скабрезному анекдоту и смачно захрустел солёным крийги домашнего приготовления.
   В душе сам собой сочинялся киллодский плач.
   Вирран честно пытался остановиться. Но не мог.
   Лицо каландина стояло перед глазами, старательно обведённое тремя траурными кольцами. А чей-то незнакомый голос, прикидывающийся внутренним, выводил ритуальную песнь, щедро сдабривая её воспоминаниями.
   С этого дня Айрек считал отца мёртвым.
   Ничего не пытаясь объяснять. Маги, те самые, что так ценили почасовую оплату и замысловатые пассы руками, называли это Оком Хаоса. Айреку ближе были неброско одетые ребята, которые просто говорили: "Я так Вижу". Это их любил Криан, любил без памяти, и безутешно скорбел по ним, оставившим его.
   Без плача и траурных колец скорбел.
   Молча.
   С тихой надеждой на прощение.
   Но вот уже почти оборот на погрязшем в разврате и забывшем стыд и славное прошлое Криане не рождались Видящие.
   Зато в избытке было напыщенных магов, искренне считавших, что разница между магическими школами - в цвете и узорах на их плащах.
   Айрек за что-то сильно не любил всю эту братию.
   Может, за то, что сам не был не только магом, но даже заурядным магишкой.
   Посидели. Вспомнили, что у младшей дочки кривого Мирка из Виноградного переулка сегодня День Наречения. Навестили, поздравили, выпили. Кто-то сказал, что Эль с площади Везения вчера гулял свадьбу. Зашли, поздравили, выпили. Кир-Зубоскал похвастался, что вчера взял хороший киллодский дом. Обрадованно затащили в ближайший шульфетерий, поздравили, выпили.
   Айрек ещё помнил, как Ниэль-карманник участливо поинтересовался, не отвезти ли сотничонка домой, а он ответил - "Не надо, где-то здесь положите, я посплю немного и сам пойду...".
   Потом стало приятно темно.
  
  -- А правду говорят, что киллоды, когда взрослеют, резко меняются? Ну, там, характер, привычки, даже отношение к людям?
  -- Берен, ну откуда ж я знаю? Я ж ещё не взрослел ни разу...
  
  -- Если наутро болит твоя голова, мы скажем прямо: "Ты не умеешь пить", - наставительно процитировал Айрек, прихлёбывая рассол. Уж больно не хотелось отвечать на Тановы расспросы о самочувствии его же извечным "Всё нормально". В конце концов, имеет ниэллон право побыть оригинальным?
   Собственно, пить он умел. В ДП научили. Просто всему есть предел, а Айрек Вирран перешагнул его бутылке на третьей.
   Было отчего.
   Головная боль прошла быстро. Совсем другое дело - та боль, что поселилась внутри.
   А судьба щедрой рукой подсыпала проблем. И хотя Айрек уже полгода ждал от себя новостей, приятными они не стали. Правда, он несколько преувеличивал серьёзность изменений в своём организме, обычно киллоды взрослеют резко и безжалостно. У любой Тени, да и вообще у любого содружника, имеющего дело с киллодами, слова "тринадцать лет" вызывают содрогание.
   Киллоды сами боятся этого возраста. Потому что в тринадцать лет они становятся непредсказуемыми.
   Каково это - ждать, пока в один не очень прекрасный день твоё тело сообщит, как ты должен жить дальше?
   Возможно, роль Теней ещё и в этом. Они создают иллюзию стабильности. Потому что, как правило, вдруг повзрослевшие киллоды хотят того, кто ближе.
   И натыкаются на Тень.
   Когда хотят поговорить о неразборчивости в сексе, обычно вспоминают койтов, после сытного обеда от переизбытка резко нахлынувших гормонов слепо шарящих вокруг себя в поисках... чего-нибудь. Хотя чем отличается от них тринадцатилетний киллодёныш, неожиданно для всех - и в первую очередь для себя - осознавший себя мужчиной? Он так же шарит вокруг - правда, обычно во сне - и точно так же прижимает к себе то первое, что попадётся под руку.
   Содружники твёрдо убеждены: знатные киллоды делятся на две категории.
   Те, кто, нащупав Тень, не задумываясь удовлетворяют внезапно возникшую потребность, и те, кто просыпается и, хлопая сонными глазами, жалобно говорит Тени: "Слушь, пошли по бабам, а?".
   Остальные попытки классификации надуманны и беспочвенны.
   Вирраны обычно относились к первой категории. Но Айрек хорошо помнил истину, для содружников очевидную. Ниэллоны - гетеросексуалы. ВСЕ. Точка. А, да! Примечание. Все попытки склонить их к иным видам секса ниэллоны воспринимают как насилие и бесчестие, от этого портятся и умирают. Всегда.
   И вообще - они с Таном оба не по этим делам.
   Поэтому Айрек серьёзно начал искать подходящую кандидатуру. То есть - зачастил на приёмы, известный на Криане цветник для юных девушек.
   Пока ничего любопытного не находилось. Но Вирран не торопился - природа не так громко требовала от него удовлетворения своих капризов, как у остальных киллодов. В принципе он понимал, почему.
   И считал хорошим знаком, что она вообще к нему обратилась.
   Потому что Киратия так же, как Криан, полна "алмазной молодёжью". Разницы между жизнью в ДП и в имперских кварталах Кирии немного. Во всяком случае, Айрек её не заметил.
   Собственно, различие лишь одно. Имперцы чисто физически сильнее содружников, даже киратиан. Поэтому имперские кварталы держат в страхе города, вечерами превращая их в опасную для законопослушных граждан местность. Разумеется, склонить тёмных к повиновению несложно, и для этого на Киратии столь много карательных отрядов и групп быстрого реагирования. Содружники же берут умом и хитростью. Бунтуют они редко, но припадочные деревья и перелётные кирпичи - обычное явление в содружных ДП. Поэтому на "вражескую территорию" крианцы предпочитают не соваться, оставляя ДП-шникам выбирать себе образ жизни. Но в киллодских кварталах содружников встретишь редко. Против грубой физической силы у них мало аргументов.
   И оттого имперцы почему-то думают, что только они унижают содружников, и только у себя в Империи. Забывая своих единомышленников с Киратии, у которых в базе имперского населения тоже есть кнопка "хочу".
   Хочу вот этого, с родинкой на губе. Он ничего, хорошенький.
   Есть ли у ничтожества развлечение поизысканней, чем унизить того, кто не может ответить?
   А ещё лучше - того, кто лучше тебя? Умнее, красивее, в конце концов?
   Айрека любили на Киратии.
   Эти, "хозяева жизни".
   Приезжавшие на секс-туры.
   Если бы он хотел, мог бы хорошо зарабатывать. Как многие - игравшие своей красотой, своей ловкостью.
   Своей наглостью.
   ЭТИМ нравилось.
   О, Айрек мог бы! У него хватало сотничьего гонора, сотничьей грации, сотничьей красоты.
   Не хватало только желания. Подыгрывать ЭТИМ.
   Он никогда не говорил о своём прошлом здесь. Он - сотник. Он должен быть чище кристаллов хрусталя.
   И вообще - это не их дело.
   Они - такие же.
   Они - тоже ЭТИ.
   Он живёт в зеркале.
   Когда Берен дал ему этот телепорт, Айрек, считавший себя умным, понял, что был полным идиотом. Как многие ТАМ.
   Киратианские имперцы жили сказкой. Они искренне верили, что дома - хорошо. Там нет всего этого кошмара. Там - белое измерение, золотые берега и мармеладные реки.
   И вот он приехал - домой.
   А тут - то же самое.
   Зеркало.
   ЗЕРКАЛО.
   Какая разница, по какую сторону он оказался?..
   Нет. Есть разница. Его предали.
   Его - предали.
   Его предала его мечта.
   Разбить это зеркало...
   Здесь - то же самое. И виновны в этом его соотечественники. Там - жертвы, здесь они делают ТО ЖЕ САМОЕ. Здесь они - эти.
   А кто же тогда он?
   Он - этот или тот? Он - с этими или с теми? Что ему делать?
   Айрек думал недолго. Он выбрал - почти сразу.
   И теперь ему было сложно и с этими, и с теми.
   Хорошо, что кое-кто ПОНИМАЕТ.
   Понимают ДП-шники. Понимает Тан. Странно, но понимает Дельморт. Да вообще в первом круге ему легче, чем он думал. Все эти Ольфары, Тээры, даже Барли... А ведь Берен, наверное, сразу смекнул бы, что они поумнее остальных. Иначе не стали бы теми, кем стали. Не смогли бы.
   Да, хорошее слово. Поумнее. Ведь всё так просто, удивительно, что многие этого не видят.
   ЗАЧЕМ КОСИТЬ ТРАВУ, ЦВЕТУЩУЮ ЗОЛОТОМ?
   Вот, например, тот же Ратиерилин, город на Клорене. Вся Империя о нём говорит - дескать, там содружники на равных правах с коренным населением... Хотя какое коренное население на Клорене?! Его заселили-то после Войны... Так вот, Ратиерилин: те, кто его ругают, - они там были вообще? Ведь город-то процветает! Потому что все его жители думают, как бы сделать его получше. А когда за дело берутся вместе эллиаты и севлади, ниэллоны и киллоды, гиары и койты... Такое ведь получается...
   Одним словом, Ратиерилин получается. Лучшие в измерении аттракционы, акво-парк, клоренские сорта знаменитых эллиатских арбузов... На архитектуру местную посмотреть из других миров приезжают...
   Почему они этого не видят? Или им проще считать тех, кого они унижают, и впрямь ниже себя?
   Айрек не понимал.
   Разбить к мьюликам это зеркало...
   Берен говорил: хочешь понять кого-то - стань им.
   Но Айрек НЕ МОГ стать ими.
   И не хотел.
   Что ж, значит, он обречён не понимать.
   Может, оно и к лучшему.
   В бордель, что ли, сходить?..
  
  -- Зачем тебе этот камень?
  -- Ординакс? Это родовой символ. Считается, что пока я его ношу, со мной ничего не случится. Ерунда, я понимаю; но тут, на Киратии, такие мелочи для нас особенно много значат. Не смейся, это просто всё, что осталось нам от Криана.
  -- Я не смеюсь. Я попробовал представить себя на вашем месте... Наверное, берёг бы любую мелочь, оставшуюся от Гиаля. Засохший плод арсы на шее бы носил...
  
   Грав-вагон чуть ощутимо тряхнуло. Айрек рассеянно крутил на шее кулон. Обломок ординаксовой скалы, в которой была в своё время вырублена родовая усыпальница Готтэ.
   Родовой символ.
   Какого рода?
   Вот ведь как получается: Айрек давно и искренне считал себя частью семьи Вирран, а кулон всё не снимал. Словно не хотел рвать последнюю нить, связывающую его с именем, когда-то принадлежавшим ему.
   Или, может быть, он оставлял себе обломок мечты?
   Айрек ехал в школу. В последнее время он часто ездил не на личном граве, а в вагонах. Иллюзия толпы.
   Почему-то ему не хватало толпы. Не хватало киратианских узких переулочков, звонких голосов мальчишек-продавцов, искусных пальцев шустрых воришек, шумных компаний местных, спешащих по своим киратианским делам... Сначала Айрек радовался тишине родового дома, большого и молчаливого. Там, в Кирии, ему никогда не давали побыть у себя в комнате без того, чтобы туда кто-нибудь не забежал, чтобы пару раз не позвали, не спросили чего-нибудь...
   Потом он стал включать музыку.
   Раниер Вирран посмеивался и говорил что-то о привычках, устанавливающихся раз и навсегда.
   А Айрек ещё цикла два удивлялся, почему не выключают Солнце.
   Сейчас уже привык. И на улице не сбивался на киратианский.
   Он научился громко смеяться. И отзывался на обращение "высокий лод".
   Жизнь налаживалась.
   Наконец-то.
   Спустя четыре года.
   И даже эта ностальгия скорее подчёркивала, что всё закончилось и теперь будет приходить только во сне.
   Ридели влюбилась. Впрочем, нечему удивляться, севладин в четырнадцать - почти женщина. Каллис особо не разбирался, с кем встречаться, но девок портил старательно. Злые языки поговаривали, что ему уже родили двоих или троих детей. Врали, скорее всего. Сам Айрек понемногу приглядывался к местным лоддам - искал невесту. Его однокашники один за другим праздновали совершеннолетие и всерьёз готовились к экзаменам. Кое-кто ушёл в Кадетский Корпус, учиться на военку. Айрек окончательно решил поступать в дипшколу и даже, кажется, совратил на то же самое Дельморта. Впрочем, кто его знает, может, и не Вирранова в том заслуга, - из их рода многие по посольствам разбежались...
   Грав-вагон тряхнуло ещё раз. Слишком резко затормозил, подумал Айрек, судорожно цепляясь за поручень. Только ещё не хватало полететь прямо на Тана.
   До школы оставалась одна остановка, и они вышли, как обычно, - прогуляться. Утренний воздух, свежий и прохладный, врывался в лёгкие. На Киратии такого и близко не было...
   Перестань. Замолчи. Не было никакой Киратии. Зачем тебе это? Ты - высокий лод. Твой дом - Криан.
   Но как же - не было? Ведь они с Береном бегали утром купаться на озеро, а днём покупали сладкий пух на площади.
   А вечером выключалось Солнце и включалась Луна...
   Забудь, Айрек. Не было никакого Берена. Не было. И не будет...
   Забудь. Это легче. Не так больно.
   Забудь...
  
  -- Вот бы съездить туда...
  -- Берен, даже не думай! Слышишь? Если ты только сунешься в Храмму, я...да я с тобой и говорить не стану!
   Странный, потяжелевший вдруг взгляд.
  -- Хорошо, Айрек. Я понял.
  
   Утро было ясное и радостное. Густая листва загораживала солнце, но оно пробивалось и подмигивало лучами, какая-то незнакомая Айреку птица, очумев от любви, который раз повторяла длинную и замысловатую песню, во дворе лениво переругивались два дворника. В доме царила весёлая суета. Айрек с Таном носились по лестницам, помогая накрывать столы к празднику. Мелкие Вирраны старательно путались под ногами, пытаясь урвать себе что-нибудь вкусненькое ещё до начала пиршества. Весна ворвалась в Туайсу, принеся вместе со свежим ветром и тёплым дождём лавину ритуалов Взросления. Отцы семейств традиционно вспоминали, что сыновей пора объявлять совершеннолетними и женить.
   Кажется, в это утро в руках Айрека перебывали все большие блюда, имевшиеся в наличии у рода Вирран, штук пять чёрных скатертей, пара сотен бокалов и полный гардероб Тана. День ещё толком не начался, а у молодого сотника уже гудели ноги. Но и усталость эта была радостной.
   Теперь Вирран убедился, что всё делал правильно. Накануне ритуала многие Тени кусали губы, пытаясь прочесть свою судьбу на лицах хозяев; иные уже ни на что не надеялись, молчаливо ожидая дня, который для них станет последним.
   Тан смеялся и помогал рвать молодую зелень для салатов.
   Ему и в голову не приходило, что Айрек не задаст ему обрядовый вопрос "Чего ты хочешь?", тот самый, после которого ни один киллод не посмеет тронуть бывшую Тень.
   Писк электронного привратника несколько удивил Виррана - до первых гостей оставалось линтара два. Ну, мало ли, может, пришёл поздравить кто-то, кто не сможет быть на празднике... Айрек скатился по дорогим деревянным ступеням, рванул на себя тяжёлую дверь...
   Родные глаза смотрели на него в упор. Настороженные и немного растерянные.
   Ему показалось, что он всю жизнь знал двоих мальчишек, стоявших перед ним.
   Что видел эти глаза каждую ночь.
   Он смотрел в них и не мог оторваться.
   Каждый вздох за два.
   Каждый глоток - за два.
   Каждое биение сердца...
   Он ни с кем не мог их спутать.
   Медленно, тяжело, будто в воде, Айрек шагнул назад - плавно и чуть грузно, словно сделанный из ртути. Уступая дорогу.
   Дорогу домой.
   Он не мог говорить.
   Он еле мог дышать.
   Но какое это сейчас имело значение?
   Одинаковые белые рубашки, по-видимому, купленные в одно время и в одном месте. Стоптанные ботинки и чёрные брюки.
   Гиальский покрой.
   И у одного из них - маленький шрам над бровью. Взгляд Айрека почему-то упорно цеплялся за него.
   Тот, со шрамом, был темнее; и левая бровь словно бы на изломе. Второй, чуть пониже ростом, больше походил на отца - поуже в плечах, поизящней, что ли, но в то же время чувствовалась в нём немалая физическая сила.
   Именно этот, невысокий, первым посмотрел на Айрека исподлобья и сказал: "Здравствуй".
   Неуверенно, всё ещё продолжая держать друг друга за руки, они шагнули в дом. Наверное, он сам так же входил сюда четыре года назад. На лицах настороженность, немного усталости и - надежда. Безумная, непоколебимая надежда на то, что вот теперь всё - будет - хорошо. Впервые за много лет Айрек ощутил себя свободным. Наконец исчезла дурацкая мысль, что он не имеет права топтать землю, пока там, в гиальских лабораториях, за его рождение расплачиваются двое братьев. Ушло, словно растворённое их взглядами, чувство вины.
   Порыв ветра заставил второго, посветлее и пониже, судорожно запахнуть ворот рубашки. Гиальская одежда, будь она проклята. Виррану хотелось скорее забрать их домой и снять, сорвать её с них, одеть в своё, родное, крианское... Почему-то это казалось важным.
   Гиальская одежда развернула мысли Айрека, молниями проносившиеся через застывшее время, в другую сторону.
   Ясное дело, что они не сами пришли сюда с Гиаля, преодолев две таможни и безвоздушное пространство.
   И так же ясно, кто их привёз.
   Берен.
   Берен.
   БЕРЕН.
   Время вздрогнуло и возобновилось.
  -- Берен? - шевельнулись бледные губы киллода.
   Мальчики синхронно кивнули.
  -- Где он?
   Сейчас надо было говорить не то, и делать не то, но Айрек не мог думать ни о чём другом.
   Крепыш со шрамом сглотнул.
  -- Не знаю. Он указал нам дорогу и сказал, что поедет домой.
   Айрек похолодел.
   Домой.
   На Гиаль.
   После того, как ограбил Храмму.
   Как же.
   Враньё.
   Ну пожалуйста, скажите мне, что это враньё!!!
  -- Он сказал, - несмело подал голос второй, - здесь ему не будут рады...
   Он был здесь. И не пришёл. Не захотел его видеть.
   Дурак! Ты же сам сказал ему, что знать его не захочешь, если он полезет в Храмму! Он же ниэллон, он поверил... Ниэллоны всё понимают буквально.
   Где он теперь?
  -- Пойдёмте, - собственный голос казался сотнику звучащим из-за трёх дверей, - глава рода будет счастлив видеть вас...дома.
   Айрек понимал их. Они не такие, как все. Он сам был в таком положении, но они совсем другие. Они - как никто. Выросшие в Храмме, не знающие ничего, кроме боли и страха, и замкнутого пространства...
   Нужны ли они здесь? Такие?
   Станет ли этот мир для них домом?
   Они нуждались в помощи. Айрек знал это и полжизни готов был отдать за них.
   Но где-то на Криане - Берен. Совсем один. И ему некому помочь.
   А Берену принадлежит вся эта никчёмная киллодская жизнь.
   Оказывается, блестящий сотник Айрек Вирран не способен ни на что. Вот Берен - домашний мальчишка-аристо - сделал невозможное.
   Совсем ручной, говорил Каллис.
   Наивный ребёнок, не умеющий играть.
   Как снисходительно смотрел на него Айрек, когда он дивился таким привычным для киллодёныша вещам - вагонам подземки, где над поручнями настелены доски ягдавского яруса, койтским дерево-домам, элементарным воровским трюкам...
   Сейчас он где-то здесь, на Криане.
   Один.
   Айрек не помнил, что было дальше. На периферии сознания отложилось, как взволнованный Раниер подошёл к мальчикам, взял их за руки и повёл вглубь дома. Перед глазами возникло недоумевающее лицо Тана - Вирран отрицательно мотнул головой и выскочил из дома.
   Кажется, лил дождь.
  
  -- Ты свяжешься?
  -- Если пробьюсь. Я не знаю, что там будет...
  -- Ничего. Я тебя найду.
  
   Айрек не спал вторые сутки. И ладно бы только он - его друзья, приятели, знакомые и даже знакомые знакомых проявили редкое единодушие в поисках ниэллона, укравшего у Храммы двоих сотников.
   Лицами новых Вирранов пестрели газеты, их показывали по всем каналам, какой-то восхищённый храммовыми технологиями идиот опубликовал их ген-карты...
   Через поллинтоса Айреку скинул огонёк одногруппник.
   Кириан Готтэ.
   Дельморт сказал - пусть помогает. У Готтэ руки длинные.
   С Вирранами связывались самые неожиданные личности. В конце концов, Айрек знал уже каждый шаг, проделанный Береном до резиденции Вирранов. Но когда ему на комм упал ЭТОТ сигнал, он испугался.
   Высветившийся номер не нуждался в идентификаторе. Его все знали и так.
   С Айреком хотел говорить Дерек Дельморт, легенда Криана. Тот, кого сами Дельморты редко называли иначе, чем Безумие Рода.
   О нём знали мало, хотя говорили много. Слухи ходили один нелепее другого. Он живёт больше четырёхсот лет. Он - один из сильнейших магов Криана. Он безумен. Его боятся. Все.
   У Айрека дрогнула рука, когда он нажал кнопку "ответить на вызов".
   С экрана на него взглянуло хорошо знакомое лицо - Дерек Дельморт иногда посещал приёмы.
  -- Знаешь мою резиденцию в Рийдане?
   Обошёлся без приветствий. Значит, что-то важное.
  -- Знаю, высокий лод.
   Дерек чуть ухмыльнулся.
  -- Посмотри-ка, что я здесь нашёл.
   Экран метнулся вниз.
   На огромной, в полкомнаты, кровати лежал Берен.
   Подрос-то как.
   Осунулся.
   Похудел.
   И губа во сне закушена.
  -- Я заезжаю-то сюда раз в оборот, - хмыкнул Дерек. - Он, видать, надеялся, что в мою резиденцию никто не сунется.
  -- И не сунулся бы,- полумашинально подтвердил Айрек.
   Берен.
   Его Берен.
   Нашёлся.
  -- Приезжай давай скорее, пока он не проснулся. Я предпочитаю дел с аристо не иметь, особенно если можно их на кого-нибудь свалить. Ну же, не стой столбом!
   Айрек рванулся к выходу.
   Если бы про это снимали голофильм, по дороге в Рийдан он расколотил бы два гайдра, общественный грав, сбил бы десятка три пешеходов и последние триста метров преодолевал бегом, измотанный и окровавленный. Сценаристы любят такие примочки.
   К счастью, поблизости не оказалось никого, кто бы пожелал запечатлеть путь Айрека Виррана в резиденцию Дельморта, и ему не пришлось производить все эти разрушения. Гайдр, сделанный на заказ очередным любовником Ридели, был на удивление добротной машиной.
   Во всяком случае, жандармы, не успевшие разглядеть номера сотника, за ним не угнались.
   Ни разу.
   Кажется, Айрек игнорировал какие-то дорожные знаки. Но ему простительно - для него сейчас не существовало ничего, кроме дороги на Рийдан.
   Солнце выключили.
   И неважно, что не родился ещё на Криане тот, кто смог бы приделать к светилу рубильник, - и вряд ли родится. Солнце - выключили.
   Дерек Дельморт сидел в кресле в непринуждённой позе, словно никакой ниэллон не спал в его постели. А что ему, мало ли аристо повидал он на своём веку?
   Интересно, как же выглядел Айрек, что при его появлении Дерек поднялся?
   Кажется, Виррану удалось сохранить спокойствие. Он только дышал чуть неровно после бешеной гонки по бездорожью.
   Но что-то же пробилось через ниэллонское выражение его лица, что Дельморт протянул ему руку?
   Берен на огромном киллодском лежбище выглядел совсем маленьким и беспомощным. Айрек бесшумно подошёл и упал на колени возле постели, судорожно сжав ладонью чёрный шёлк простыни.
   Какой же ты стал.
   Серьёзный. Усталый. Знакомый непослушный локон на лбу.
   Родной ты мой...
   Ненормальный. Сунулся в Храмму, сам (Айрек был убеждён, что никому не пришло в голову помогать сумасброду), вопреки здравому смыслу и обычным ниэллонским инстинктам...
   Поставил себя под удар.
   А что бы было, если бы ты погиб?
   На секунду Вирран задохнулся от острой боли, принесённой этой мыслью. Нет, это невозможно пережить - ни мгновенья.
   Как он мог? Принести Айреку столько боли - за что? Ведь просил же...
   Дурак. Бесцветная мысль мышью скользнула в мозг. Идиот. Это было предопределено. Он уже тогда решил.
   И ты знал об этом.
   Знал, не притворяйся.
   И ничего не сделал. Просто сказал, как приличному ребёнку: "Не ходи туда, пожалуйста".
   Всё равно что ничего не сказал.
   А ведь это ниэллон. Он пошёл против всех - кто же его поддержит в таком? Ведь на треклятых Светлых Планетах нет никого, кто встал бы рядом. Берен потерял всех - ради друга.
   Но и к нему - не пришёл. Просто прислал братьев - и исчез.
   Маленький мерзавец.
   Айрек и не замечал, что разбил колени в кровь. Он смотрел на Берена и вспоминал те бесконечно короткие вечера, которые они провели вместе...
   Он так пристально вглядывался в лицо ниэллона, что пропустил момент, когда Берен проснулся. Только всматривался в синие глаза, словно искал в них записи о своей судьбе.
   Его синие глаза.
   Солнце вспыхнуло, включаясь.
   В синих глазах отразилось серое небо Гиаля, и спокойные лица храммовых, и отрекающийся клан...
   Айрек коротко размахнулся и влепил Берену пощёчину. Голова ниэллона дёрнулась, во взгляде промелькнуло удивление, - и в следующее мгновение Вирран сгрёб это хрупкое тело в охапку и крепко, до боли прижал к себе. Что-то хрустнуло, до для киллода это сейчас не имело значения.
   Маленький мерзавец.
   Ниэллонская морда, паршивый мальчишка, бесчувственный чурбан.
   Он здесь.
   Он наконец-то здесь. И деваться ему некуда. Ни один клан не может позволить своим нападать на Храмму. Да Берен бы и не поставил под удар клан. Значит, теперь он отреченец. Внеклановый. Аммит. На Светлых Планетах - пустое место. У него нет клана, он - звезда без неба, капля без моря, дерево без леса.
   Ему некуда идти.
   И значит, он останется.
   Впервые в жизни Айрек был рад, что Берену плохо.
  -- Берен, - наконец сказал он. - Берен.
   Берен молчал. Кусал губу.
  -- Ты не один, Берен, - казалось, Айрек хотел втянуть ниэллона в себя. - Я твой клан. Сейчас мы поедем домой.
   Губы Берена чуть шевельнулись. Он говорил почти беззвучно, но киллод услышал.
  -- Меня больше нет.
   Айрек сердито сдвинул брови. Внутри всё болело от жалости - бедный мой, маленький... Но Беревенамит Тадеки - и жалость?
   Не примет. Уйдёт ещё глубже в безысходность.
   Попробуем иначе, звезда ты моя бесхозная...
  -- В самом деле? Значит, у нас с Дереком Дельмортом один сюрроид на двоих. Он тоже утверждает, что видел на своей постели наглого ниэллонского сопляка...
   Берен шутки не принял. Попытался отвернуться - но хватка у Айрека сейчас была поистине стальной. Тогда бывший аристо просто припал лицом к плечу друга. Так и шептал - в плечо:
  -- Ты что, не понимаешь, Айрек? Какая разница, где тело? Меня - нет...
  -- Ничего себе "какая разница"! Нет, только аристо способен из Храммы удрать к Дельморту прямиком в постель! Хватит, Берен, довольно! Я тебя слышал, услышь и ты меня. Нет Беревенамита Тадеки - хорошо, пусть так. Если здесь существую один я - мне и решать. И я говорю: мы сейчас едем домой. Вставай, Берен Вирран. На твоей белой коже очень хорошо будет смотреться чёрная сотничья татуировка. А моему роду нужны сообразительные...хм...киллоды. Ниэллонского происхождения. Вставай, Берен! Негоже вводить хозяина этого дома в искушение...
  -- Храмма... - начал было совершенно ушедший в стазис ниэллон, но Айрек бесцеремонно перебил:
  -- Забудь. Здесь Криан, а не Гиаль. А у моего рода и без тебя с Храммой старые счёты. Ну же, Берен Вирран!
   И светловолосый мальчишка встал. Неуверенно протянул руку. Айрек схватил её, улыбнулся, потом засмеялся - заливисто, взахлёб, как не хохотал уже много дней. Ответом ему была задумчивая улыбка Берена.
   Так, держась за руки, они и вышли из комнаты - вниз, мимо благосклонно взирающего на них Дерека Дельморта. На улицу.
   Туда, где раскаляло воздух стоящее в зените Солнце.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"