[i]
[b]Прекрасный тенор - Йозеф Шмидт
Был незаслуженно забыт.
Остались пыльные архивы
И опер старые мотивы.
Аплодисменты, крики:"Браво!",
Успех у женщин, шарм и слава,
И залы публики полны.
Все это было до войны.
Афиши, шумные гастроли.
Но, по иронии злой доли,
Любимца зрительских сердец
Ждал мученический венец.
Отвергнутый своей страной,
Без денег, тяжелобольной,
Он умер в тридцать восемь лет,
Не пережив страданий, бед.
Германия о нем забыла,
Швейцария похоронила.
Привычный жизненный изгиб.
Все, как всегда. Талант погиб.
Года промчались, пролетели.
Но, след не замели метели.
Вернули имя. Йозеф Шмидт
Поет и голос вновь звучит.
Восторги и рукоплесканья.
Любовь, поклоннники, признанье.
Он к людям снова возвращен
И от небытия спасен...[/b][/i]
[b]Йозефу Шмидту. Альфреда Бриклин (Израиль)[/b]
Украсился доской мемориальной
На Нюрнбергской в Берлине старый дом.
Мол, Йозеф Шмидт, певец феноменальный,
В тридцатые жил беспечально в нем...
Взошел звездой в эпоху микрофона.
Он знал, сверчок, свой радиошесток...
Внимал Берлин коленопреклоненно -
Герой любовник ростом был с вершок,
Метр с кепкой, что для радио - не важно.
А голос был прекрасен и велик.
И Йозеф вдохновенно и куражно
Поет, от масс народных пряча лик...
Взгляни на фотографию маэстро -
И узнаванье тотчас бросит в дрожь:
С прожившем и творившем так непресно
Феноменальным Францем Кафкой схож,
С годами горько прошлое размыто
В двадцать четвертом завершивший путь,
Франц Кафка предсказал терзанья Шмидта
В "Процессе"... К. И Шмидт - собратья суть.
С одним и тем же именем герои,
Как отраженье в зеркале - судьба...
Франц Кафка - третий... Воплотили трое
В судьбе эпоху, горести терпя...
"Процесс" при жизни Кафки не был издан...
Но можно нынче К. И Ш. сравнить:
Певца, взнесенного твореньеч чистым,
С героем книги повязала нить...
...В Нью-Йорке на Бей-парквей - скверик скромный....
Осилив неприятнейший бронхит,
Я моционю по аллейке темной,
На лавочку присел... На ней сидит
Наружности кавказской человечек...
Покашливает...
-- Видимо, и вас
Нью-Йорк весной простудою калечит... --
Кивает...
-- Оклемался лишь сейчас...
Хотите эффективное леченье?
-- Конечно... -
И досужий разговор
Связался - о работе, увлеченье --
И вдруг внезапно в Черновцы завел...
-- Бакинский я... Певец-любитель... Тенор...
Все партии из опер перепел...
Но вот - бронхит - сиплю, как пьяный кенар...
-- Все партии?
- Не верите? Корпел,
Кассеты с ними, диски собирая...
Прослушивая, вторя, заучил...
В концертах пел... Отрада - выше рая...
Бронхит замучил... Сколько ни лечил,
А кашель с хрипотой не отступают...
-- Лечите теплым пивом с чесноком...
-- Великие певцы не умирают,
Их слушаю с восторгом... в горле ком...
Друзья дарили записи Карузо,
Дель Монако и Ланца... Что сказать?
Недостижимы... Но певали круто
И прочие... Могу вам их назвать...
К примеру, вы слыхали имя Шмидта?
-- Кто? Йозеф Шмидт? Да он же мой земляк!
Он черновчанин! Имя не забыто...
И, верю, не забудется в веках...
В местечке с населением хасидским
Родился иудейский соловей.
Сперва общался с окруженьем писком --
А у хасидов - несть числа - детей...
Едва пацан заштикал по-румынски,
Себя он обнаруживает здесь.
Где дар себя являет без заминки:
Со слухом голос - творческая смесь -
Здесь, в Черновцах, что состязлись с Веной -
И верх брала столица не всегда,
Но даже малость, что казалась ценной.
Хватала здесь, спеша тащить туда...
Ребенком - певчий местной синагоги.
Освоив литургический вокал,
Молящимся напоминал о Боге.
Поздней успехов и земных взалкал.
Уроки брал у чудо-педагога,
Консерваторский взяв себе вокал.
И - пацана - хватает синагога -
Да в канторы - в Храм божий вовлекал.
А в двадцать - в филармонии концертом
Впервые Шмидт бельканто всем явил.
И с первой тихой ноточки моментом
Люд искушенный здешний покорил.
Поклонниками юного таланта
Поддержан:
-- Поезжай, малыш,в Берлин. --
Дорога самородка-музыканта
Трудна, но хорошо, что не один:
Брат мамы Лео Энгель жил в Берлине.
Позднее артдиректором певца
По родственному стал, служа отныне
Племяннику-студенту за отца.
В берлинской академии освоил
Студент секреты оперных певцов.
Босс "Радио-Берлин" как раз устроил.
Род состязания для теноров -
Сверхиспытанье голосам и нервам:
На радио лишь первого возьмут.
Вы догадались, кто там вышел первым?
И вот он - Шмидта радиодебют --
В двадцать девятом Йозеф Шмидт впервые
Берлинцев исполненьем поразил,
В эфире чувства выразил живые.
Он в "Африканке" Мейербера был
Невероятным, фееричным Васко!
Дебют в подобной партии сулит
Чуть менее способному фиаско.
Феноменально Йозеф даровит.
И тридцать шесть последовало новых
Радийных партий... Истинно велик
Земляк был в ипостасях теноровых.
Три года счастья... Разлетались вмиг
Пластинки - Шмидта арии и песни
Из разных стран, на разных языках...
В продаже только день, потом - хоть тресни -
Не купишь - бесполезны "ох" и "ах".
В Европе и Америке прославлен
Известен во Вселенной и окрест.
Рост подкачал... Тоскует, что поставлен
На театральной ипостаси крест.
-- Твои мне двадцать лишних сантиметров --
Приятелю завистливо:
-- Отдай! --
-- Твои верха превыше комплиментов,
В обмен на рост мой подари, продай... -
"Эх" -- "ах" -- и обменялись междометьем...
А вот кино не ставило препон:
"Идет по свету песня" -- в тридцать третьем.
Дебют в кинотеатре "Аполлон".
О том, кто в главной роли бесподобен,
Трубят хвалу газетчики взахлеб.
Как жаль, что он театру неудобен.
Нельзя на сцену, насмехались чтоб.
И в том же тридцать третьем потянуло
Смертельным по Европе холодком.
Германия Адольфа-Вельзевула
До власти допустила... В горле ком...
Под тридцать Шмидту - на подъеме славы.
Но на него уже бросает тень
Режим бесчеловечный и кровавый.
Вползает ужас в европейский день.
Певец-феномен, мастер высшей лиги -
Еврей! Его готов схомячить бес...
А Йозеф К. из кафкианской книги,
Тридцатилетний, угодил в "Процесс".
Накапливает мерзкое подспудно
Чудовище - унять судьбу не тщись.
И К. и Шмидту до поры доступна
Привычная безоблачная жизнь.
Переезжает в Австрию. В картинах
Романтиков играет и поет.
А на двухстах отличных грампластинках
Вокальные шедевры издает.
В тридцать четвертом - В Иерусалиме
И прочих палестинских городах
Аншлаги...
-- Шмидт? Конечно, это имя!... --
На пароходах и на поездах
Мотается в гастролях по Европе.
Он цикл молитв еврейских годовой
На грампластинки напевает, чтобы
Звучали над еврейской головой
В местечковой далекой синагоге.
Ведь кантора для каждой не найдешь...
Великий мастер не забыл о Боге...
Америка, и ты его зовешь?
А суть не в том, что просто популярен,
А в том, что он воистину велик.
Невероятный дар феноменален,
Волшебный голос... Но фашистский штык
Бросает черный отсвет на Европу...
Две партии и при нацистах спел -
Но неугоден Геббельс-агитпропу,
Который вскоре отстранить велел
Великого певца от микрофона...
Пластинки Шмидта, впрочем, продают
И далее в стране вполне свободно...
Фашисты, видно, лучше не поют...
В Америке впервые в тридцать пятом
Пел Йозеф Шмидт - и принят на ура.
Живи он здесь, легко бы стал богатым --
Оплачен щедро, но...
-- Домой пора... -
В тридцать седьмом он дважды - в Новом Свете
В Карнеги-холле пять концертов в дрожь
Бросают меломанов. Звуки эти
Феноменальны...
-- Боже, как хорош!...
Шмидт в Мексике, на Кубе выступает.
Чего бы проще: каждая страна
Убежище маэстро предлагает -
Фашизма ночь все более черна...
Вот здесь отличье от героя Кафки:
Маэстро несомненно мог спастись,
Но он не верил, что фашизм удавки
На всех сготовил...
- Шмидт, очнись, проснись!
-- "Майн кампф" -- мизантропические мифы!
-- Нет, приговор неотвратимый твой!...
-- Перешагну пороги все и рифы! --,
Рискует безоглядно головой...
[i][b]...В нормальной, правовой стране-державе --
И К. из книги, полагал, живет,
Где беззаконно ущемить не вправе
Никто свободу, личность и народ.[/b]
[b]К неохотно признавался:
-- Плохо! -
Когда все заходило далеко -
И стала смертью угрожать эпоха.
Нормальному поверить нелегко,
Что гуманизм заменят изуверством.[/b][/i]
Угроза надвигалась и для Ш.
Фашизм зверел, открыто чванясь зверством.
Земляк мой, озаренная душа,
Все уговоры отвергал упрямо:
-- Спасибо, вы щедры, но мне - туда,
В Европу, там судьба моя, там - мама... -
Но гуще тучи и страшней беда...
Она внезапно Австрию постигла.
Случился аншлюс - и гражданскх прав
Лишают "юд" и в Австрии... Затихла
Столица вальса в ужасе... Поправ
Мораль и право, наливался злобой
Фашистский фюрер ко всему и всем.
Евреям расой жертвенной особой
Им предназначено:
-- сырыми съем! -
Шмидт в Бельгию успел переместиться...
Успех и здесь... Аншлаги, как всегда...
Восторженна бельгийская столица...
Сбылась мечта: всемирная звезда,
Родившийся в глубинке полусельской,
С любой красоткой - Пат и Паташон --
Был Королевской оперой Брюссельской
Почтительно в "Богему" приглашен.
Продюсер-дядя сух и лапидарен:
-- Все почести положены звезде... --
Он был невероятно популярен,
В чем убедился в Нидерландах, где
Концерт устроен на большой поляне.
Пришли сто тысяч слушателей... Шок!
И в голосе певца бушает пламя.
Ни кашель, ни движенье, ни смешок
Не заглушают "Тиритомбу" Шмидта...
А радио передает концерт
На всю Европу, что слезой омыта...
Орет с трибуны фюрер, мерзкий ферт...
Впервые Шмидт Рудольфа спел в "Богеме"
На сцене. Был Брюссель ошеломлен.
Овации, рецензии... Но к теме
Фашизм добавил мучеников стон.
Звереет фюрер - упырь крысолицый,
Не человек, а воплощенный бес...
В сороковом перешагнул границы
И в Бельгию фашист без спроса влез.
Французы месяцок сопротивлялись,
Но тоже злому упырю сдались.
Лишь юг - Виши французскими остались.
Туда евреи скопом подались.
И Нидерланды под тяжелым вражьим,
Немилосердным зверским сапогом.
Шмидт прежде был упрямым и куражным,
Сопротивленья не встречал ни в ком.
Но припекло - и он бежит к вишистам -
Чуток там безопасней, чем везде.
Юг Франции французским дан фашистам -
И неуютно, страшно здесь звезде.
[i][b]Что с К. из книги Кафки происходит?
Затянут в унизительный "Процесс".
На следствие еженедельно водит
"Процесса" вдохновитель, злобный бес.[/b][/i]
Два дня прошли - и Шмидт идет в участок
Отметиться. Немецким бесам брат,
Режим еврея хочет видеть часто,
И здесь ему готовя сущий ад...
Опаздывать нельзя - лишат свободы...
[i][b]К.:
-- Опоздал я, пусть, но я же тут?...
"Процесс":
-- Считайте, что дошли до коды.
Коль отпущу - меня здесь не поймут... -[/b][/i]
У Шмидта деньги в забугорном банке,
Но их не взять - он мигом обеднел.
Щедра судбюа к еврею на подлянки.
Но был концерт - и как всегда звенел
Божественный невозвратимый голос.
Концерт был в пользу беженцев других.
И земляку не позволяла гордость
Хотя бы франк взять для себя у них...
Друзья певца пригрели в мрачной Ницце...
Концерт был в Авийоне... Тем, уто был
Волшебный голос Шмидта будет сниться,
Он публику мгновенно покорил...
[i][b]-- Напрасно К. позволена свобода,
В чем очевидный следстви просчет.
Его бы под арест, да без исхода.
Повытчика едва ли кто поймет... -[/b][/i]
Пока в Виши не загребли евреев,
Еще дают свободою дышать.
Ну гуще страх, бежать. Бежать скореее!
Билет на Кубу удалось достать,
Но надо же ошибке приключиться:
Билет к спасенью выдан чужаку -
Сумел не его счастье изловчиться -
Ну, повезло, считайте, чудаку.
А шмиду не везет по-кафкиански...
Что делать? Добывать другой билет.
Могли бы поспособствовать и янки,
Но из Америки поддержки нет...
Всем ясно: вскоре перережут тропы,
Что дальше? Смерть. Неотвратимый рок.
Бежать. бежать из матушки-Европы!
Куда? На Кубу! Виза! За порог
Однако не успел шагнуть из Ниццы.
Пирл-Харбор... Океанские пути
Закрыты до желанной заграницы.
Куда податься? Где себя спасти?
Бежит, как пастор Шлаг, Но пограничной
Охраной остановлен.
-- Не берет
Швейцария евреев... Неприличный
"Нейтралов" и циничный разворот
И книксен перед фюрером позорный...
Помочь певцу великом маки
Согласны - и маршрут тяжелый горный
Им пройден... Ну, счастливые деньки?
Но в Цюрихе сердечко закололо...
"Нейтралами" тотчас запихнут в ад.
Его б в театр, да восхититься соло,
А затолкали в лагерь Гиренбад:
-- В Швейцарию пробрался нелегально... --
В спасении великому певцу
Отказывают нелюди нахально.
Он в лагере. Судьба идет к концу.
Болеет. Заключенные ночами
От холода жестокого дрожат.
И боль в груди. Разделся пред врачами -
С презрением на бедного глядят:
-- Пройдет, простуда... Следующий! -
Вскоре
Стал вовсе плох. В больнице врач-злодей
Лишь умножает пациента горе:
-- Вполне жить может в лагере... -
Радей,
Хоть ты, судьба, о земляке!
Прогулка...
Манит огнями ресторан "Вальдегг"...
Но отчего так сердце бьется гулко
И больно... Вдруг остановило бег...
А лагерный безжалостный лепила
Развел руками:
-- Стало быть, конец! --
А рестораторшу слеза слепила -
Жалела... Так ушел земляк-певец...
Ноябрь сорок второго свой экватор
На день всего перешагнуть успел.
А приглашенье поступить в театр
На день лишь запоздало... Жаль, не спел...
Вновь обойдем, вослед ему, пороги:
Берлинской академии студент,
Великий тенор... Гений... В каталоге -
Две сотни Шмидта записей... Момент
Опубликованных воспоминаний,
Свидетельство о Шмидте: Рохус Миш,
Фашист из свиты Гитлера, терзаний
Не ощущает, вспоминая, лишь
О Бухенвальде ничего "не знает",
Освенциме, Треблинке... Но зато
О фюрере детально сообщает --
(Все помнит недобиток, где и что
Тот говорил) - с дотошностью немецкой:
-- Под Винницей - (там "Волчий..." был "окоп" --
"Вольфшанце" -- ставка Гитлера") - дворецкий
Однажды патефон заводит, чтоб
Расслабиться мог фюрер на мгновенье...
Звучит высокий голос... На лице
У фюрера покой и наслажденье...
Дослушав пенье, я спросил в конце:
-- Кто пел-то?
-- Йозеф Шмидт...
-- Так он же юде!
-- Зато, -- ответил Гитлер, -- как поет! -
Свидетельство неслабое о чуде
Божественного дара... Земляку
В тридцатые внимала вся Европа
С Америкою вместе... Пареньку
Бомонд Парижа упоенно хлопал,
Берлина и Милана... Он страдал:
Был ростом мал... Зато огромный голос,
Феноменальный, небывалый дар.
Тот голос необъятен, точно космос...
Он недопел и недовыступал,
Недоиграл в картинах музыкальных,
Недогремел над миром бурный шквал
Восторженных оваций на финальных
Ферматах... Может быть, в тот самый день,
Когда он пеньем оглашал "Вольфшанце",
Свет жизни в нем погас и смерти тень
Легла на лик... Не оставляет шанса.
Фашизм еврею... Угасал земляк
Не где-нибудь - в Швейцарии "нейтральной",
За лагерной "колючкою"... А враг
Пластинку Шмидта слушает нахально...
Но фюрера циничная "любовь",
Едва ль могла спаси звезду от смерти.
Не по его ль вине евреев кровь
Лилась? Антисемита водят черти.
Шмидт похоронен в Гиренбаде. Град,
Не давший жить великому, позорно
Его житье здесь превративший в аду,
Прогнулся перед нелюдью покорно...
[i][b]Тем Йозеф К. виновен, что режим,
Намерений своих не раскрывавший,
Глубинной сутью не приемлем им...
Вот так и Йозеф Шмидт, невинно павший.
Однажды автор был отождествлен
С героем: обозначен "К." в отеле.
"Их просветить? А самя просвещен?
Спросить на что сим указать хотели?" --
Пометил Кафка кратко в дневнике.
До смерти полтора неполных года.
С героем автор был накоротке...[/b][/i]
Когда фашизм ушел, пришла свобода,
Европа, пережившая войну,
В его романы с трепетом вгляделась,
Надеясь: впредь не даст пойти ко дну...
А Шмидта нет... Ему еще бы пелось -
Покинул мир обидно молодым.
Нет Шмидта в большинстве энциклопедий.
Но, правда, снят документальный фильм....
Фашизм - источник боли и трагедий...
На взлете, в тридцать восемь, был сражен --
Шесть миллионов съела Гекатомба...
"Тиритомба, Тиритомба, Тиритомба, неужели это сон?" --
Звучит по-итальянски "Тиритомба" --
Сверкает голос вспышками зарниц,
Забывшись все, кто слышит, застывают...
Поет земляк. Восторгу нет границ.
Великие певцы не умирают...
Постскриптум: как эпиграф мною взят
Альфреды Бриклин стихотворный отклик.
Я несомненно тронут был и рад,
Что не один лишь я духовный облик
Маэстро отзеркаливал в стихах.
Альфреда мне поведала о дяде,
Что, как и я родился в Черновцах.
Он вдохновенно потрудился ради,
Того, чтоб о великом земляке
Услышали в сегодняшней России.
Спасибо, Леонид! Рука в руке
Давайте противостоять стихии
Беспамятства и нео-бесовства.
Он, Флейдерман, собрал материалы...
Уже о Шмидте слышали Литва,
Израиль... Значит в вечные анналы
Да будет вписан пламенный певец...
Да зазвучит везде с компактных дисков.
И мученика светлого венец
Везде восславят в камне обелисков...