Принцип Дайгидана(Dai-Gidan) или "Великого Сомнения" был взят мною из Дзен-Буддизма. Этот принцип подчеркивает глубокое и всепоглощающее сомнение, которое используется как средство для глубокого погружения в медитацию и достижения просветления.
В дзене сомнение не рассматривается как препятствие, а скорее как инструмент, который помогает практикующему полностью погрузиться в свой внутренний опыт и преодолеть интеллектуальные препятствия на пути к осознанию своей истинной природы.
"Великое сомнение" в дзене - это состояние, когда все концептуальные мысли и сомнения отпускаются, и человек остается лицом к лицу с фундаментальной неопределенностью существования. Это состояние может привести к пробуждению или сатори, когда практикующий проникает в суть всех вещей.
"Дайгидан" - это глубокий психологический роман, который заставляет задуматься о значении жизни и выборах, которые мы делаем. Это история о борьбе за понимание себя и мира вокруг. В сущности это история многих вокруг, независимо от места нахождения, вероисповедания, взглядов на жизнь или философских идей, что прячутся в глубине каждого. Немного Ямамото Сэтоши есть в каждом человеке, просто в ком-то он присутствует в чуть большем объеме и они тоже хотят понять, что такое жизнь.
Максим Венедиктов
ДАЙГИДАН
С каждой секундой, вялотекущей единицей бытия становилось хуже. Хуже было осознавать мир, ступая нелепыми, ещё, казалось бы, детскими шажками в сторону песочницы, где всему обучат и все расскажут. По крайней мере, так казалось во время движения, ты идешь к месту обучения, и разочарование будет невероятным, когда такой идущий, наконец, поймет, что все эти мысли не имеют нечего общего с реальностью. Что его никто и ничему учить не будет...жизни же научить нельзя вовсе. Хуже непонимания жизни и человеческого бытия было только само существование, попросту существовать и быть на распутье жизни. Но на распутье я попал гораздо раньше...
Я долгое время пытался родиться, с трудом пробиваясь в чахлом организме матери, с трудом начиная потреблять пищу внутри неё...с не меньшим трудом, наконец, появился на свет. Мой отец и моя мать зачинали меня четыре раза. Первый раз это произошло в ночь на праздник Сэцубун от 1934 года, отец бросил "жареные бобы" в лоно окна материнского дома, но чуда не произошло. Были ли виной тому рабочие проблемы моей матери, она работала в небольшой антикварной лавке до поздних ночей. Или виноват усталый от трудной рабочей жизни в поле отец, ответ на этот вопрос знает только природа, а может быть Они все же смогли проникнуть в дом, забрав благополучие...Позже мать даже, словно в легенде о Момотаро, блуждала возле залива, напевала песни вечереющей или освещаемой утренней речушке, упрашивая богов рек и всех остальных божков в частности, чтобы они даровали ей и её хорошему мужу ребенка, пусть это будет ребенок из персика, яблока...клубня картошки, из чего угодно...но боги сохраняли молчание и нечего не отвечали.
Вторая попытка, иронично пришлась на праздник Хонэн-Мацури, пришедшего уже на 1940е, по улице шла довольно объемная толпа из женщин несущих огромные деревянные фаллосы, мужчины же несли огромный микоси, с не менее огромным фаллосом. Отец и мать надеялись, что хоть на сей, почти идеальный для зачатия праздник, все пройдет успешно...но как вы понимаете такого не произошло. Богам было интересней смотреть на шествия людей в рясах, игнорируя просьбы и мольбы...
Третья попытка произошла на праздник мальчиков, Танго-но сэкку. Отец желал мальчика, ведь только сильный мужчина мог бы продолжить наш род, а также уже с малых лет быть готовым к помощи по дому и хозяйству. В особенности в произошедшей ситуации, начавшейся войны...Но данная попытка также не увенчалась успехом, наши солдаты начали захват Филиппин, отец и его брат пошли на фронт, оставив мать одну на долгие три года...
По окончании второй мировой, 7 июля 1946 года, вернувшийся из американского плена отец, наконец, зачал меня. Прямо на великий праздник Танабата. Орихимэ и Хикобоси встретились и даровали моим родителям меня, пусть ещё не до конца, пришлось хорошенько поплавать в околоплодных водах, а пару раз, как всплывают у меня воспоминания(которые возможно, а скорее всего действительно ложные), чуть не задохнутся от завязавшейся на шее пуповине. Благо божества, что помогли зачать меня все также до моего выхода из чрева матери, тщательно оберегали меня...
Роды сопровождались громкими, отражающимися от стен больничной палаты, криками матери, шумными разговорами отца и врачей, а также шумом тележки с медицинским оборудованием. И вот спустя сутки, кричащий я, наконец, вышел на свет. Усталая медсестра омыла меня в освещаемом заходящем солнцем, синем тазике, что стоял близ побелевшей матери на небольшой тумбе, я громко кричал, а мой крик отражался от стен, влетая каждому находящемуся в помещении в уши. Казалось я старался рассказать всем вокруг, что я прибыл сюда, что я родился...а может это некий аналог общения истинно-младенческий, я сообщаю другим: ещё не родившемся, уже никогда не будущих рожденными и рожденным словно я сам, что чувствую себя хорошо, а мир вокруг меня пока кажется волшебным, пусть и довольно страшным, зову их к себе и может они составят мне компанию?
Моя мать Ямамото Кумико взяла меня на руки, впервые увидев меня Ямамото Сэтоши, впрочем, на тот момент моё имя все ещё не было выбрано, его выберут куда позже, она искренне заплакала от радости деторождения, слёзы скатывались по мягкой коже её милого, ещё слабоосвещенного лица и падали на моё младенческое лицо, полотенце зеленого цвета, в которое я был завернут наглолицой врачихой со странной, почти первобытно-животной силой...Сейчас кажется так никто не делает...впрочем не делали и тогда, просто мне, как я уже сказал с самых первых дней не очень везло. Мой отец Ямамото Тэкехико взволнованно ждал мать в коридоре, меряя его длину шагами. 87 шагов в длину и 124 шага в ширину...коридор скорее напоминал широкий проспект, а ездящие туда-сюда каталки, напоминали машины, кровь внутри них словно бензин, проносился по магистралями и питал двигатель в виде сердца, а иногда и двух сердец...Одно из них наверняка билось слабее, одно из них, уж точно остановится и кто-то родит мертвеца...таков удел жизни, такова боль, что иногда по воли бога, судьбы или кого бы то ни было ещё, падает на голову человеку...будь это милая девушка из ресторана в центре города, случайно залетевшая от своего парня, а может и от американского солдата, нагло воспользовавшегося местной жительницей...или будь это торговка с рыбного рынка, насквозь пропахшая рыбой, с таким же насквозь пропахшим рыбой рожденным ребенком...у них у обоих, независимо от социального статуса, уровня жизни или возраста может умереть ребенок...и никто не будет в ответе, никто не будет понимать отчего, маленькое сердце, так слабо бьющиеся в животе матери, вдруг остановилось, будто бы не захотело выходить на свет, прибывать в этом мире, видеть лица окружающих нас людей...
Мне было 5 лет, я лежал на зеленой траве, возле небольшого магазинчика моей матери. По небу медленно проплывали пушистые, неясные и столь далекие облака. Изредка, между ними можно было заметить пролетающий истребитель или даже огромный транспортный самолёт. Они то и дело взлетали с авиабазы в Ацуги, с каждым днем их становилось все больше. Со времен оккупации прошло достаточно времени, американцы уже изрядно хорошо окопались в наших краях и как говорил мой отец, в особенности после принятой стопки-другой Сакэ:
-Они уже изрядно успели дать корни в нашу японскую землю, отравляя нас и её, развращая наших женщин и лишая нас нашего настоящего будущего!
После он медленно поднимался из-за стола и шел поправлять свою военную форму, все время висящую на плечиках в небольшом шкафу, последнее напоминание о войне для него. Зеленая, пусть даже оливковая форма собирала пыль, а частично поедалась редко залетающей в шкаф молью. В свое время мой отец хотел сохранить и свой боевой Син-гунто, но все оружие, в том числе и мечи, были конфискованы американцами. Я часто спрашивал отца, что он делал во время войны, но в обыденности он лишь гладил меня по голове и грустно проговаривал, что мне ещё знать этого не нужно...
Мимо меня по тропинке прошло несколько мужчин. В костюмах и шляпах на европейский манер, они, обливаясь потом, то и дело, стирая его со лба небольшими платочками, направлялись на работу. Конторские служащие, работники издательств, банкиры и учителя. Мне не было до них дела, также как и им до меня, я пятилетний мальчишка лежал на траве, считая облака в небе и насекомых, что изредка залазили на меня. В лавку матери периодически заходили покупатели, с грустными и пустыми лицами...типичные местные жители, живущие лишь настоящим, впрочем, нет...живущие это не про них, они просто есть...даже не существуют, просто есть и все, нечего боле. Существование для них это нечто куда выше, одухотворенней и живее, а они не живые, так что для таких как они в порядке вещей уныло смотреть на звезды, на эти скопления огромных огненных шаров, находящихся вдали от нас в миллиардах миллионов километров, не понимая, что это, не имея даже мысли познать это...для них это просто нечто в небе и нечего боле. Для них океан вдали лишь жидкость, что разделяет несколько стран или материков. Не жилище тысячи подводных жителей, не ранняя родина предков наших предков - человекоподобных приматов...а попросту вода и нечего боле. Такие как они неспособны познать всю красоту жизни, потому что этой жизни у них нет, познать красоты животворящего океана, воспеть его как воспевали его художники маринисты. Таким как они не нарисовать "Большую волну" или "Кораблекрушение", аки Верне...им все это непонятно, они далеки от этого и видят во всем перечисленном лишь мазню, никчемность, ведь это не работа, не труд в их понимании, а лишь трата времени и тунеядство...
Небольшой черный жук полз по моей детской руке, я внимательно смотрел на его хитиновый покров и небольшие лапки, которыми он проверял мою руку, боясь сделать хоть один шаг. Удостоверившись, что никакой опасности не было, жук раскрыл крылья и упорхнул с моей руки, скрывшись в высокой, для его перспективы, траве....
Из магазина вышла моя мать, он медленно прошла по тропинке и наклонилась ко мне. Она звала меня на обед, я, улыбаясь слегка беззубой улыбкой, поднялся с травы и медленно поплелся за матерью, считая камни, лежащие на тропинке...21 был когда я пришел, сейчас же, уходя я насчитал все 23... По тропинке все также шли грустные и обливающиеся потом люди в костюмах и шляпах, которых не понимал я и которые не понимали меня...
Один из моментов очень плотно засел в моей памяти, то и дело я вспоминаю его, с ужасом отмечая, что увиденное скорее всего и повлияло на меня, именно оно разбило мою душу на две разные части, проронив в одну из них семя, отравляющее меня с каждым днем/неделей/месяцем/годом...То был май 1952 года...
Мы с отцом шли по одной из центральных улиц Токио, правой рукой отец крепко держал меня у себя на плече, левой он нес объемный чемодан с редкими и диковинными вещами покойной бабушки отца, что она передала нам, уже находясь одной ногой на том свете. Тогда я ещё не понимал конкретно, как это находится одной ногой "там"...а "там" это где вообще? Отец непонимающе смотрел на умирающую бабушку, лежащую на татами, укрытая одеялом по грудь, она грустно, слегка открыв глаза, смотрела на отца и меня. Справа от неё сидела её внучка, сестра отца Миюки. Это была их последняя встреча, после этого отец никогда не заводил разговора о ней, а она так и не проявлялась в нашей жизни...Позже я несколько раз спрашивал отца о смерти, но он лишь мягко трепал меня по голове и говорил, что мне ещё рано думать об этом...А я задавался вопросом, отчего же мне рано знать что это? Смерть явно витает в воздухе...возможно завтра меня собьет машина, я упаду из окна нашего дома или случайно утону, неумело нырнув в озеро, а это уже несколько раз практически случалось...Но прекрасно понимая, что отец все равно не ответит нечего, я отставлял расспросы...
Справа от нас, на площади стояла группа протестующих. Молодые парни и девушки, студенты и студентки, некоторые держали в руках транспаранты, на которых были написаны, как говорил мой отец, "грязные коммунистические лозунги"...Несколько девушек сидело на земле, они готовили новые плакаты, стоящий близ них паренек низенького роста, одетый в пиджак черного цвета, раздавал проходящим мимо серые листовки. Прохожие с поникшей головой, огибали толпу протестующих, казалось им было страшно не то, что взять листовку из их рук, но даже посмотреть в их лица. Люди боятся за свои мысли, люди боятся выражать мнение. Часть стоящих с транспарантами громко выкрикивала лозунги, на это мой отец скривился, пробормотав нечто о бессмысленности всех этих утопических лозунгов...
Из-за поворота к ним вышла небольшая группа полицейских, человек 5-7, одетые в форму, с дубинками и в шлемах они медленно шли к группе протестующих. Последние в свою очередь начали ретироваться на другую сторону, ближе к толпе...движение по дороге мигом было перекрыто, к улице начали съезжаться все больше и больше полицейских, шум улицы усиливался, кричали люди, ревели моторы машин. Мой отец ещё крепче схватил испуганного меня и быстро потащил через толпу пронизанную страхом. Раздалось несколько выстрелов, из толпы японцев-коммунистов кто-то бросил дымовую шашку, затем ещё один из них, выйдя из-за толпы, выстрелил из револьвера в одного из полицейских, кажется, пуля даже не долетела, но несмотря на это полиция начала атаковать протестующих дубинками. Крики стали громче, кричала толпа, кричали протестующие и полицейские, звучали удары дубинок, с силой прилетавшие по ребрам девушек и мужчин...ещё минута и по улице пронесся шум очередных выстрелов со уже со стороны полицейских, ответные выстрелы протестующих, все такие же неудачные...поднялась пыль, бьющая по глазам, доводящая окружающих до слез, отец приказал мне закрыть глаза и нос...Улица заливалась багровой кровью...
Наконец мы оказались на безопасном расстоянии от площади, здесь стояли зеваки и некоторые полицейские, часть из них лежала на земле, несколько окровавленных полицейских смотрели пустым взором в небо, я посмотрел туда же, белые облака пролетали и попросту смеялись над тем, что происходит здесь, на земле, у людей...никчемные проблемы, политические споры и смерти...там на небе, все нормально, там все бело и все пушисто-мягкое...Из толпы протестующих вывели одного из парней, одетого в белую рубашку и легкое пальто, его лицо было окровавлено, глаза закрыты, а волосы тяжело спадали на окровавленное лицо, полицейский ведущий его с силой бил его дубинкой по спине, заставляя ускорять шаг. Проходя мимо нас, он на миг открыл глаза и бросил быстрый взгляд в мою сторону, в его взгляде одновременно можно было увидеть боль, надежду и настоящее успокоение...Затем он снова закрыл глаза, струя крови продолжала струится по его лбу и носу с горбинкой в его открытый рот, в котором уже недоставало зубов, он расплывался в окровавленной и усталой усмешке...усмешке над полицейскими, миром и страной...Я провожал его взглядом, даже не понимая за что он получил все это, зачем он вообще протестовал и как бы это поменяло все...но его взгляд...его я запомнил надолго...
Ночью после происшествия я спал просто ужасно. Понимаю, что дети в это время зачастую не могут с легкостью уснуть после потрясения. Но то, что я испытал после взгляда на окровавленное лицо протестующего, нельзя было назвать обыденным для большинства окружающих меня людей потрясением...Напротив, я чувствовал что это событие не напугало меня, так как наверняка напугало бы каждого мальчугана моего возраста, что уж говорить о девчонках. Агония от полученной дозы боли, кипящая от страха кровь и общий испуганный взгляд...все это, в купе с текущей, алой по голове парня, крови сильно взбудоражило меня. Той ночью уснуть я не мог в первую очередь по причине того, что лицо этого парня висело передо мною полупрозрачным образом. Он открывал рот, бормотал нечто невнятное...из его открытого рта струилась очередная порция крови...Я не зажмуривался, а с наслаждением, присущим только маленькому ребенку, наблюдал за этим и по-настоящему восторгался. Тогда объективно и понятно объяснить предмет моего восторга я не мог, да даже понять, что это именно восторг мне было не суждено. Теперь же, в прошествии лет, я отчетливо понимал. Страдание и боль одна из вещей, что приятно будоражила и возбуждала мой мозг, то что привлекало меня...то что с одной стороны манило меня, с другой же...с другой постоянно пугало...Я боялся боли, боялся не как любой другой, а панически...до настоящего припадка. Падение с лестницы, падение с дерева, банальный укус пчелы или осы, не менее банальный порез, все это внушало просто экзистенциальный ужас в мой маленький детский мозг, чувство боли из-за страха усиливалось пуще прежнего и тихими, легкими движениями влияло на меня... Отец не предавал этому значения, а мать, как и прочие другие матери, старательно оберегала меня...С возрастом разумеется это покинуло меня, но остатки этого я все равно пожинаю до сих пор...От вида крови мне становится неприятно, а её вкус словно проявляется на моем языке металлическо-ржавым вкусом...
Тем не менее, рос я довольно обыденно, как и любой другой ребенок. Разум прояснялся, каждый день я узнавал нечто новое. Подчеркивал знания из книг, что мой отец приносил из библиотек, от классической литературы до учебников, по которым когда-то учился ещё мой отец. Рассказывающие о событиях природы, существовании человека и истории. Уже после, когда я пошел в школу, этот странный самоизученный базис вполне себе пригодился, пусть и сделал меня в лице моих одноклассников каким-то непонятным замученным учебой ботаником. В обыденности я прошмыгивал на крышу нашей школы на переменах и подолгу наблюдал за округой. Дети занимались физкультурой на стадионе, кто-то уже ретировался из дома знаний, а кто-то употреблял своё бенто, сидя на скамейке, в небольшой аллее с тенистыми ветвями деревьев, закрывающих школьников от солнечных лучей на востоке от основного корпуса. На крыше обычно бывал только я, но в какой-то момент к моей компании присоединялись Гото Такаши и Саито Мацуко, одни из немногих моих товарищей по школе. Такаши был сыном нашего учителя истории, из-за чего старался максимально соблюдать прилежность, дабы не обрушить на себя гнев отца или ещё хуже, директора школы, что с самого детства Такаши присутствовал в родительском доме. Одетый в темно-синий пиджак, вечно отглаженную белую рубашку и сверкающие черные ботинки. Казалось попавшая на них грязь, просто исчезнет, не оставив ни следа, потому что грязь просто не должна быть там и все тут. Таким был полноватый, коротко остриженный Такаши, то и дело поправляющий все спадающие на нос очки.
Тем не менее, он всегда был готов помочь мне или поучаствовать в какой-либо странной даже по моим меркам авантюре, будь это нецензурная надпись, на стене отеля, где квартировались американские военные(бывали моменты, когда нас успевали заметить за этим делом и мы, смеясь и крича убегали от подвыпивших американцев или работников отеля) или странноватая, а местами даже преступная переписка с китайским троюродным братом(который на деле был даже не в третьем круге, а почти в шестом, а то и дальше. Такаши знал об этом довольно мало, а его отец зачастую игнорировал просьбы рассказать о китайском родственнике)...Мацуко же была вполне обычной, даже серой и незаметной для всех девушкой, которая вполне легко влилась в мою компанию. Наша троица казалась ещё более странной, чем обычно.
Мацуко была довольно худой и бледной девочкой, с поддернутым, но аккуратным, слегка островатым носом, темными глазами и такими же темными, русыми волосами, затянутыми в тугой пучок. Она помогала своей матери в небольшом ресторанчике, на окраине нашего города, недалеко от этого же ресторана она жила вместе с матерью в небольшой квартире. Отца у Мацуко не было, её мать сказала ей, что он погиб на войне, попав в американский плен, но уверенности в словах своей матери, Мацуко не заметила. Тем не менее, мысленно она похоронила своего отца, пусть даже он вполне себе жив-здоров.
После школы мы вместе направлялись в недалеко находящийся парк. Где в тени деревьев мы обсуждали все что угодно. От прочитанных книг и вкуса онигири в небольшом "закаульном", как его называл Такаши, магазинчике, до увиденных фильмов, в местном кинотеатре. Кажется, мы несколько раз смотрели фильм Куросавы "7 самураев" и "Сансет Бульвар" Уайлдера. Мацуко понравился только второй фильм, а нам с Такаши понравились оба, хотя Такаши то и дело говорил, что у Мацуко слишком положительное отношение к фильмам, произведенным в США. Такаши будучи достойным приемником своего отца историка(который к тому же был ветераном второй мировой, один из обороняющихся на Иводзиме), естественно смотрел на американцев исподлобья с явным вызовом и призреньем, видя в них лишь своего врага. Как и многие японцы. Мацуко же, слишком по девичьи(как говорил Такаши) смотрела на звездно-полосатых граждан. В нашей школе было несколько американских детей, язык они изучали при посольстве и, попав к нам, были отличимы лишь внешностью, говоря на японском в некоторых случаях даже чище некоторых японцев...
В ноябре пошел страшный ливень. В парке была невероятная грязь, смелые дети естественно направлялись прямо в неё, будучи неизменными исследователями с самого рождения, они не смотрели на проблемы, трудности и все это обыденное, взрослое и скучное для них. Я медленно плелся по улице, закрываясь от дождя черным зонтом, а от холодного ветра, высоко поднятым воротником пальто. В местных ресторанах, рамённых и барах сидели и грелись многочисленные группы людей. Их грели пары рамёна или горячего чая. Вдали, на углу улице стояли поддатые американские военные, на них со всей силы лил дождь, оливковая форма промокла насквозь, но военным было наплевать. Они пили сакэ прямо из горла, передавая уже третью бутылку(две другие стояли на земле подле них) по кругу. Меня, проходящего мимо них, они смерили странными взглядами. Презрение, смешанное с усмешкой. И ведь нечего им сделать нельзя...
Через дорогу в небольшой беседке меня ждала Мацуко, с ней мы договорились о встрече ещё несколько дней назад, правда тогда мы не ждали дождей. По лужам и внезапной, неприятной грязи я наконец добрался до беседки. Там внутри оперевшись на ограду стояла Мацуко, уже издали она заметила идущего меня и активно махала мне рукой. На ограде стояла чашка горячего, дымящего чая, купленная видимо в небольшой лавке неподалеку. В моей сумке было несколько учебников, английский язык, математика и история Японии. Все это довольно проблематично давалось Мацуко, впрочем, английский был проблемой для многих одноклассников. Даже в старшей школе. Такаши периодически подшучивал, что никто не учит английский, потому что это язык оккупантов. Мои слова, о том, что это английский, не имеющий отношения к американцам, никогда не могли вразумить моего толстого, националистически-настроенного товарища...в иные разы, я попросту разводил руками.
Мацуко была одета в теплую матроску черного цвета, с длинными рукавами и накинутое на все это плотное зеленое пальто, отлично защищающее от холодного морского ветра. На ногах привычные для неё синие резиновые ботинки, в которых она ходила последние 4 года, ботинки за это время ни на год не состарились... Мацуко была моей одноклассницей всю среднюю школу, а теперь мы одноклассники и в старшей. С толстоватым Такаши мне не повезло быть одноклассником в этот раз, он попал в параллельный. Но, несмотря на это, мы почти каждый день встречаемся на перерывах и после школы. Ещё со средней школы Мацуко, что казалось очевидным каждому кроме меня, засматривалась на меня. Определенно понять подобное у меня не имелось возможности, да и признать, что на такого тщедушного и худого подростка вообще кто-либо обратит внимание, просто было нереально. Мацуко всегда была для меня скорее сестрой, нежели даже примерным образом девушки, с которой я бы хотел провести всю свою жизнь...Она была приятна в общении, внимательна в обучении, но на этом её положительные стороны заканчивались...и начиналась огромная пропасть её проблем. В сущности для меня, Мацуко с первой нашей встречи стала такой же как и все окружающие меня люди. Обыденной и пустой. Она интересовалась всем тем, чем интересовались окружающие тут и там стайки школьниц, она любила ту же музыку что любили эти толпы, она смотрела все эти американские фильмы по этой же причине, нечего в них не понимая, нечего не понимая в жизни, она старательно строила её по лекалам, увиденным в зарубежных фильмах. Романтической страсти к Мацуко я не мог испытывать ни на йоту. В отличии от неё. Уже год она активно старалась остаться наедине со мною, попытаться нелепо и без причины обнять. Многие бы оспорили мои мысли, сказав, что это невероятно приятно оказаться в объятьях девушки, быть кому то небезразличным, но для меня это было почти что пыткой, сердце колотилось все быстрее, а выражение лица постоянно плавало от раздражения до рассеянной усталости. Мацуко разумеется нечего этого не замечала, мечтательно закрывая свои глаза в подобные моменты, так было в её любимых зарубежных, бульварных романтических романах и фильмах и она, как я уже говорил, старательно следовала всем этим правилам...
Ливень усиливался, на небольшом столике в беседке лежали мои учебники, Мацуко внимательно слушала меня и старательно записывала, периодически она прерывалась и бросала в мою сторону непонятные и не важные для меня взгляды. В обучении она была очень внимательной, правда внимательность лишь одна из важных вещей для понимания и учения, но не главенствующая. Хотя для многих, по непонятной для меня причине, все считают что внимательность и усидчивость самое важное. Виной ли тому, что большинство окружающих меня слишком обычны...Мацуко сидящая возле меня...обыденная, скучная и не то, что нужно мне... Как то так я описывал для себя людей вокруг меня. Странные, пустые, скучные и обычные...все эти прилагательные, словно субтитры, висели над головами людей вокруг, когда я смотрел в их сторону. И сразу говорили мне многое о людях, окружающих меня...
Ливень продолжал лить как из ведра, и я на пару с Мацуко ретировался в дом её родителей. Оставалось ещё несколько тем, что мы должны были пройти. Дом родителей Мацуко представлял собой вполне привычный для окраины нашего города двухэтажное здание, дом в традиционном стиле приятно пах сеном и самое главное для меня, он пах присутствием человека. На втором этаже находилась комната Мацуко и её тети Томоко, высокой и фигуристой двадцатилетней девушки с темными и длинными волосами, а также большими зелеными глазами, что казались попросту бездонными. Несколько раз я встречал Томоко, когда направлялся домой вместе с Такаши и Мацуко, тетушка встречала свою племянницу, обнимала её и мило трепала за щеки. Я отлично понимал, что Мацуко стеснялась своей тетушки, ведь не отличалась той природной красотой Томоко. Её тонкой и подтянутой фигурой, лоснящимися волосами и милым, хоть и слишком холодным лицом. Томоко поприветствовала меня, а затем, странно улыбаясь, спустилась на первый этаж, помогать матери на кухне. Мы же с Мацуко зашли в её комнату.
Сказать, что посещение комнаты девушки для любого другого парня это невероятная удача, ни сказать нечего. Но в моем случае зайдя в комнату Мацуко, я лишь подтвердил свои не очень хорошие выводы о Мацуко. Покрашенные в розовый стены, книжная полка заполненная тоннами романтических книг, ряд постеров j-pop артисток...все это окончательно подтвердило пустоту в душе у Мацуко и пустоту Мацуко как человека вообще.
Девушка с легкостью упала на свою кровать, слегка задрав подол своей юбки. Белые, почти иссиня белые бедра Мацуко. Для многих моих одноклассников это была бы заветная мечта, ещё один из образов, что будет являться им в ночи, зовя их в "запретный пляс", но я не почувствовал нечего заметив белые бедра Мацуко и краешек её голубых трусиков...абсолютно нечего не дрогнуло в моих штанах, нечего не дрогнуло в моей голове и моей душе. Я лишь все также не заинтересовано продолжал доставать учебники для объяснения, Мацуко с легкой улыбкой рассматривала меня, то и дело постукивая себя по своей белой коленочке. В один из моментов, пока Мацуко внимательно прорешивала очередные задачи по математике, я задумался. Могу ли я вообще полюбить такую как Мацуко? Кажется, что нет, определенно. Она есть все то, что глубоко омерзительно мне в окружающих меня людях, квинтэссенция поколения пустышек, бессмысленно снующих тут и там, создающих иллюзию жизни, жизнерадостности и счастья. Они работают, сидят в общественном парке, томно вздыхая, трахаются на задних рядах темного кинотеатра, неумело и абсолютно бессмысленно, думая лишь о своей бездарной жизни, производя лишь легкие механические действия...И тоже самое будет если я буду с Мацуко?..нет, я точно не такой...а вот она точно!..Только представив её пустой взор, странное выражение лица...её белое тощие и абсолютно невыразительное, словно бы ещё детское тельце, невероятно омерзительная грудь, напоминающее о самых грустных моментах жизни...заросшая темными волосами промежность, издающая неприятный и пустой по смыслу хлюпающий звук от проникновения моего органа...Механическое движение-хлюп...механическое движение-хлюп...пустой взор Мацуко. В следующую секунду я наношу удар по её лицу, ещё одни...пусть она покажет хоть какую-то эмоцию, но её лицо все такое же бессмысленное и пустое...Я отбросил все эти мысли, слегка тряхнув головой и вернулся к реальности. К горлу начал подкатывать ком, как только мой взор зацепился за Мацуко, все также внимательно решающую уравнение. Мацуко, сидящая возле меня...обыденная, скучная и не то, что нужно мне... Как то так я описывал для себя людей вокруг меня. Все они странные, не такие как я, скучные и обыденные...все эти слова, словно субтитры, висели над головами людей вокруг, когда я смотрел в их сторону. Все это стразу говорило мне о людях...этого всегда хватало...
Впрочем, эти же прилагательные могли повесить и на меня, по крайней мере прилагательное "странный" большую часть жизни кружилось вокруг меня, отталкивая всех вокруг. Я же все дальше погружался в пучину самосозданного одиночества и пустотелости существования. Я медленно слонялся по улицам, медленно питался в местных магазинчиках. Также медленно я потреблял знания, читал книги и смотрел CX, тогда только несколько лет, как они появились на тэвэ. И во всей этой медлительности я все дальше и дальше опускался на дно. Мой отец все дольше работал на складе крупной компании, грузчиком в порту. Мать продолжала торговать в своей лавке. А я продолжал, словно и много лет назад, лежать на траве близ неё и смотреть в небо. Отмечая, что вокруг меня пустые люди, скучные люди и те, кто никогда не поймут меня. Я довел все до того, что они теперь действительно не понимают меня, а я не понимаю их. Не принимаю их жизнь, их внешний вид и взгляды...А какие взгляды у меня? А какая у меня жизнь? Внешний вид? Но чем я отличаюсь от них...с каждым прошедшим днем, я все дальше погружался в хтоническое одиночество, считая, что все вокруг лишь симулякр реальной жизни, а реальная жизнь она будет позже...но что такое реальная жизнь. Получал ли я хоть одну порцию радости? Что было радость для меня? Может походы с Мацуко и Такаши в кино? Взаимопровождение после уроков или совместные обеды? Даже в среде "странных" я всегда был намного "страннее"...
Может хватит этого?..надо было прекратить это тогда? Не доводить себя до сумасшествия?..извольте, это не так просто...вы когда-нибудь понимали что вы ничто, буквально...уничтожь вас и никто, кроме ваших родителей и небольшой группы друзей(если они вовсе есть) не вспомнит...в нашей стране, многомиллионной Японии я просто небольшая песчинка...никчемно существующая, считающая себя выше других... Вы не понимали, скорее всего не понимали...а я, словно бы, родился с этой мыслью, поэтому я тщетно пытался стать одним из тех, чье сердце не запустится после родов, чье маленькое сердце остановится, не позволив мне увидеть весь этот мир...я бы не родился летним праздником...не родился бы...
Прошло несколько лет, старшая школа закончилась, по мановению волшебной палочки судьбы, растворяясь в падающих лепестках сакуры...Мацуко поступила в Токийский университет и отправилась в столицу, Такаши отправился на остров Косю, в местный императорский университет, все связи с ними довольно быстро источились, скрылись под слоем пыли и одиночества. Я снова остался один...а бывало ли когда-либо иначе?
Высшее образование я отправился получать в Осакский университет на литературный факультет, считая, что только это сможет доставить мне то, странно выглядящее, странно осознававшееся, удовольствие от обучения. Отправлялся в Осаку я после серьезной ссоры с отцом. Ведь именно для помощи они и когда-то зачали меня, а я решил делать что-то непонятное, получать неясное и в сути, для таких как мои родители людей, бесполезное образование. Отец считал, что достоин только физический труд, а все эти гуманитарные вещи, попросту бесполезны и не принесут нечего, ни обществу, ни страждущему ученику, в моем лице. Мать не участвовала в споре, лишь изредка осаждала отца от криков, а также с грустью смотрела на меня, а я не мог найти сил взглянуть на неё, то и дело рассматривая свои побитые кеды на ногах или небольшую картину на стене нашей гостиной.
Наконец отец сдался, поняв, что изменить все это уже не выйдет, и думать надо было раньше. Мать крепко обняла меня, а затем отпустила в вольную жизнь. Ощущения от покидания родительского дома не проявлялись до самого поезда, что отправлялся в Осаку. Когда я сел на свое место в поезде и стал рассматривать округу за окном, слабо освещенную фонарями и огнями загородных домов, где-то в глубине души(а есть ли она вообще?) я по настоящему почувствовал грусть и тоску по родным местам. В небе, между двумя огромными пушистыми облаками, снова пронесся истребитель. Теперь, уже много лет спустя их стало ещё больше. Несколько детей, что сидели напротив меня внимательно рассматривали виды в окне, они улыбались и показывали пальцем на самолёт, что пролетал высоко в небесах. Их мать(а может и всего лишь сестра) легко улыбалась им и просила не шуметь, но дети все равно не понимали этого и два маленьких мальчугана начали бурно и по детски спорить о самолёте, их мать(сестра?) лишь слабо вздохнула и раздосадовано обратила свой взгляд на газету, что до этого сжимала в тонкой белесой руке...
Но я не могу сказать, что чувство отрешенности и ностальгии по прошлой жизни, родным местам и родным мне людям, проявлялось долго. Напротив, прибыв в Осаку и поселившись в небольшой квартирке в Онохарахигаси, в квартирку, больше похожей на каморку в лавке моей матери, я начал усердно грызть гранит науки, изредка перебиваясь небольшим заработком на поприще курьерства, в местном издательстве. Для меня это было одновременно нечто, вроде отдыха от учебы, а также дополнение для неё, ведь я общался с различными учеными, писателями и историками, что отдавали свои статьи или публиковали свои работы в издательстве Кейтоши. Бывало, их посещали здравые и интересные мысли, которые я подчеркивал из разговоров с ними или за прочтением их статей. В самом здании царила тишина и спокойствие, спокойного вида секретари в фойе спокойно и даже несколько отрешенно встречали посетителей, тех самых ученых, писателей и историков. В сути своей за многие годы, с моего пятилетия, внешний вид этих людей не слишком изменился. Традиционные виды одежды уже с начала оккупации становились лишь призраком прошлой жизни, а европейский или даже скорее американский образ жизни все плотнее начал погружаться в наши мысли, тела и души. Видимо именно об этом говорил мой отец, в своей метафоре о "корнях", что дают американцы на полуострове, лишая нас своей судьбы, идентичности и своего будущего...
Впрочем, одно не менялось, лица этих граждан, даже этих, все также казались мне странными, непонятными и отторгающими. Я не видел в них силы, стержня, знаний и самое главное теплящейся внутри жизни. Её дерево даже не думало прорастать в их телах, давать корни и даровать плоды...Оно тщетно пыталось выйти на свет, как ребёнок во время родов, идущий, катящийся или ползущий вперед к белому, приятному свету, в холодные и неприятные руки санитаров родильного отделения, но в этих людях, жизнь, как и мёртвые младенцы, просто не захотела произрастать, ограничиваясь лишь пустыми намеками...
Товарищей и друзей в Осакском университете я так и не смог найти. Я видел и знал своих сокурсников: Вечно улыбающегося Ямаду, Ниико погруженного в свои мысли, Сакэдзи, ночами бродящего по небольшому парковому корпусу, Хацунэ с приятным голосом, серьезного вида парня Горо и не менее серьезного Джуна, а также смелый в спорах и разговорах Рюноскэ. Они видели меня и знали, изредка мы могли перекинуться парой фраз, обсудить недавно прочитанную книгу, перемыть косточки нашим преподавателям или вместе, почти по товарищески, разобраться с университетским заданием, но товарищами и друзьями для меня они так и не смогли стать... Волею судьбы или нет, это были лишь очередные попутчики моего поезда, смутно бегущего вперед, по нескончаемой железной дороги жизни и судьбы. Их лица были размыты и выражали простые и обыденные эмоции, протягивали ко мне руки, что-то спрашивали, но я словно бы их не замечал...я все также оставался в пустоте одиночества, поддерживаемый лишь своим ощущением...ощущением того, что я куда лучше всех вокруг, я не такой как все они- особенный и достойный жизни куда больше чем другие, пусть объективных фактов этого, до сих пор не имелось, я все также стоял на распутье, сделав ещё один шаг в темную пучину, на дне которой(если это дно вовсе есть) меня ждет мой конец...
Зачастую, в особо трудные моменты, во время которых ощущение мира и самого себя размывалось и словно растворялось в унылой прокрастинации, отсутствии какого-либо действия...за окном шумят машины, разговаривают люди и смеются дети, в комнатку поступает тепло и запах улицы, но с каждой секундой оно кажется чем то омерзительным, простодушным и нелепым, доводя меня до невероятной тошноты...быстро собираясь я бегом отправлялся в парк, находящийся в относительной доступности для меня...но прежде чем добраться туда, следовало пройти, в данный момент, очень большое расстояние пешком. Люди не замечали меня, в действительно так происходит всегда, людям свойственно не замечать себе подобного, пока он идет на работу, учебы или со всего этого в свой дом. Но тогда, в особые моменты, мне казалось что абсолютно каждый человек на улице, дама в сером платье европейского стиля, стоящая возле небольшого магазинчика с едой, молодая школьница в форме, стоящая на перекрестке и разговаривающая с подругой, тысячи и тысячи окружающих меня японцев, несколько граждан европейской внешности, словно с ещё большим раздражением и ненавистью пронзали мою спину и лицо...К горлу подступал ком, желудок начало мутить, а тошнота подступала с новой силой, но вот наконец я перебежал дорогу, по привычке не смотря по сторонам и оказался у входа в парк Сенри...
Мои кеды(подарок от отца в дорогу) топтали ещё свежую, упавшую листву, мимо меня проходили пары молодых и уже умудренных вечностью...тошнота отступила, я начал вдыхать относительно свежий природный воздух и рассматривать округу. Мимо пронеслась стайка школьников, а за ними атлетического вида мужчина, в синих шортах. Он бежал, уже явно не первый час, весь облитый потом, крепко сжимая в руке уже пустую пластиковую бутылку с водой, он продолжал движение вперед, направляясь в глубину парка, в сторону общественного бассейна...Какой же сосредоточенный, разве человеку вообще свойственно подобное?
Я медленно переставлял ноги, ни в почет тому мужчине, но тем не менее чувствовал, что мне становилось лучше. Куда меньшие объемы людей вокруг меня, спокойствие начало проникать в мою душу, с каждым шагом возвращая уверенность в существовании самого себя. Я присел на траву, а после, словно на миг, впав в детство, упал на землю и с искренним удовольствием начал рассматривать облака в небе...словно я снова оказался у материнской лавки, мимо меня проходили угрюмого вида взрослые люди, не обращающие внимания на меня, пятилетнего ребёнка ещё не понимающего что происходит вокруг, что происходит с ним и что такое жизнь...
Из раздумий и ностальгических воспоминаний я вынырнул, словно меня облили холодной водой. В самом деле, что же это? Крехтя я поднялся с земли...я ведь по сути и есть все тот же пятилетний ребёнок!..все тот же, не понимающий, что происходит вокруг, что происходит с ним и что такое реальная жизнь...сколько раз я считал, что окружающие меня люди не по настоящему живы? Столько не живут!..но почему я так считал? Неужели я мог бы назвать себя "живым"? Вряд ли...и это не самобичевание с ничего...у всего есть причины...убогие, мерзкие...но неизменные причины...таков человек, такова его, так называемая жизнь...Мимо меня все также проходили люди, одна парочка сидела в тени огромного дерева, ветви которого раскинулись во все стороны, скрывающие своей листвой и тенью от них, все, что происходит под ним...Мужчина положил руку на широкое бедро своей спутницы, второй рукой он аккуратно приобнимал её за плечи, она же в свою очередь положила свою голову ему на плечо, рукой она показывала куда-то вверх...Я поднял голову...в небе снова показался самолёт, явно американский, довольно большой транспортник...видимо они снова доставляли нечто на свои островные базы...Все это чтобы напугать русских? Или наших китайских соседей?
Усмехнувшись, я направился к выходу, но перед этим решил несколько минут отдать разглядыванию, а точнее созерцанию паркового озера...Я остановился на площадке, после сел на деревянную лавку и начал осматривать округу. Возле кромки берега стояла девушка и усердно рисовала пейзаж...Я, до этого внимательно осматривающий озеро, теперь наблюдал только за мягкими движениями кисти девушки, рисующей округу... Она рисовала ещё целый час, а я сидел на скамейке не смея подойти, просто рассматривал её труд...После, спустя ещё 15 минут, она быстрым, отточенным движением сложила мольберт, а холст с написанной картиной, аккуратно положила на землю, подставив её закатному солнцу. Я поднялся с места и быстро зашагал на выход из парка...объяснить этот порыв объективно было нельзя...я попросту убежал, абсолютно иррационально, впрочем, так я действовал всегда...к этой иррациональности добавляется ещё одно мое действие...с этого случая, я почти каждый день начал приходить в парк, подолгу рассматривая, иногда со скамейки, а иногда издали на работающую девушку у кромки озера...
Долгое время ночами мне снился огромный, простирающийся, словно на бесконечные километры вперед елово-кедровый лес. Своей зеленью он покрывал все вокруг, камни были покрыты зеленеющим, ярко пылающим зеленым мхом. Вокруг росли все выше и выше, уже названные кедры и ели. В живую я видел кедры лишь один раз, это был кедр растущий в парке, близ Киото. Мы с матерью и отцом отправились туда к товарищам отца, таким же как он, бывшим солдатам...В небольшом парке мы и увидели единственный, огромный и величественный кедр, табличка близ него говорила читающим что это не обычный кедр, а деодар. Вид кедров, растущий в Гималаях, Непале и горах Афганистана. После, уже учась в школе, я увидел картинку с деодаром в учебнике по биологии, там же давалось объяснение названия, деодар на санскрите означал древо богов...
Я блуждал в этом лесу, переходил вброд небольшие ручьи, текущие по зеленому земляному дну, мимо зеленеющих кустов и камней, покрытых изумрудным, мохнатым мхом. Сквозь большие ветви деревьев до земли доходило процентов тридцать солнечных лучей, поэтому внутри этого леса, пусть даже это был и сон, я прекрасно чувствовал духоту в этой окружающей меня плотной, почти сумеречной атмосферы леса, цвета незрелого яблока...
То и дело на границе моего зрения, все время, ускользая от меня, показывалась та самая девушка. Она показывалась краем плеча из-за стволов деревьев впереди, её черные гольфы мелькали среди кустарников, ускользая моментально...я слышал её далекое хихиканье, какое-то непонятное шептание, а иногда её громкие крики...это были крики ссоры, какой-то знакомой мне, но столь далекой, что теперь этого уже и не вспомнить...Перейдя через ещё одну речушку, я обязательно просыпался...потому что впереди, впереди я снова видел её мелькающий силуэт, её косички, тонкие белые руки, закованные в формальную рубашку и курточку красного цвета, высокие не менее бледные ноги, сокрытые черными гольфами и черными ботинками...она была развернута ко мне, но лица я не видел, лучи солнца пробивались тут куда лучше и били прямо в глаза...она снова ускользала от меня, а я просыпался...каждый раз одно и то же...
За окном, сквозь огромные серые тучи, изредка пробивалось солнце, но, несмотря на него, лил непрекращающийся проливной дождь. На улице уныло шли заспанные люди, у каждого из них в руках черный/серый или красный зонт...все они спешат на работу, в офис/в банк/в небольшой магазинчик или школу. Их сумки/портфели и чемоданчики набиты до самого верха бумагой/учебниками и записями или ещё одним комплектом одежды, тяжело утягивали людей вниз, ещё ближе к земле. Кто-то шел сгорбленно, рассматривая скорее свои ноги, чем дорогу впереди...впрочем, когда идешь по этому пути в сотый, а то и тысячный раз, каждый день, проходя в толпе себе подобных, дорога запоминается и ты сможешь пройти её с закрытыми глазами, ориентируясь лишь на шум окружающих тебя людей. Сигарета больно обожгла мою руку и я с силой вмазал ею в стену близ окна...она оставила там неприятного вида черный след. Ещё раз затушив сигарету о стену, я выбросил окурок в окно и быстро захлопнул его...ещё один день жизни, то есть существования...то есть, ещё один день когда я есть...и нечего боле. Литературный факультет подождет...впрочем, появлюсь ли я там ещё раз? Вряд-ли...в очередной раз я потерял интерес к жизни...как предсказуемо!..что же, теперь придется стать таким же как и они все...простой массой...без четкого ориентира и цели...быть одним из них, ещё одним блуждающим огоньком, тускло мерцающем в огромной толпе себе подобных, готовя себя лишь к одному, окончательному затуханию навек...В груди неприятно кольнуло, потом снова подступила тошнота...я, словно мешок с мусором рухнул со своей кровати и ползком направился в сторону туалета, мой белый друг...единственный товарищ, никогда нечего не спросит, впрочем ни с чем и не поможет...хотя нет, кое с чем он помочь все же может...Сделав усилие я поднялся на руках и рухнув на белое седалище, с силой выблевал все внутренности и нехитрый завтрак...что же, стало ли лучше? В какой-то степени...сердце бешено колотилось и изредка пробивалось сильной болью...ощущение тошноты начало отходить...шатаясь я кое-как поднялся с пола и спустил свою рвоту блуждать по канализации, затем также пошатываясь я вернулся в комнату. За окном все также шел омерзительный ливень, под ним все также шла омерзительная толпа с омерзительными зонтами...
К вечеру дождь закончился, черные и серые тучи, конечно, ещё ходили взад-вперед по небосклону, ехидно намереваясь дать ещё немного влаги для жителей города, но к счастью, выглядывающее закатное солнце не давало им нечего сделать...Я вышел из небольшого бара. С недавних пор это стало единственным методом увеселения и успокоения меня, в особенности после "срывов"...несколько кружек пива и вот, противный хмель ударяет в голову и я уже немного иной, куда спокойней и куда смелей...смелей...Несколько вышедших из бара парней, косо посмотрели на меня, но затем расплывшись в нагловатых улыбках скрылись в снующей толпе вокруг. Я снова достал сигарету из кармана, зажег её и поплелся куда глаза глядят...
Проходящие мимо меня слегка кривились из-за дыма сигареты, но я не обращал на их лица никакого внимания...Раньше мне также не нравился этот дым, его запах и внешний вид, но теперь я не маленький ребёнок и этот дым, а точнее приходящий вместе с ним табак мне вполне себе нравился. Спасибо американцам за привезенные в Японию блоки сигарет...то что раньше можно было купить, было скорее пародией, нежели сигаретами как таковыми...Сигареты я покупал в небольшой лавке, на окраине Осаки, близ порта. Уж не знаю насколько честной была торговля ими там, но в самом деле это было не так важно. Престарелый негр работающий там грузчиком и торговцем(при этом деньги в руки я выдавал другому престарелому господину) спокойно улыбался мне и выдавал блок сигарет на месяц, я расплачивался и быстро уходил. У лавки не имелось вывески и если человек не знает о том, что там торгуют, никогда бы не догадался об этом...В лавке шла не такая бойкая и непрерывная работа, все проходило тихо и спокойно, знающие заходили внутрь, говорили какие сигареты им нужны(а это ты уже должен знать, иначе как ты попал сюда?), затем негр передавал вам блок или пачку/пачки сигарет, вы расплачивались, прятали сигареты и уходили...Редко в этом месте можно было увидеть больше одного-двух человек...зачастую, когда приходил я, там стояла тишина и лишь старый негр стоял у прилавка, старательно оттирая её от каждой падающей пылинки...
Один из проходящих мимо меня мужчин в костюме громко окликнул меня, высказав недовольство. Уныло подойдя к нему я готовился к ссоре, но к сожалению, а может и к счастью, она не началась. Увидев, что я не просто послушал его, а подошел, дабы поговорить, весь пыл мужичка в костюме мигом улетучился...ну конечно. Он, опустив голову, прошел мимо, слегка задев меня плечом. Я развернулся и попытался бросить бычок сигареты ему в спину, но естественно промахнулся...Уже позже я задумался о глупости своего действия...этот гражданин мог быть кем угодно, обычным офисным служащим, учителем начальной школы, таксистом или якудзой, последнее вполне вероятно, их и не отличишь от всех остальных...
Ноги снова привели меня ко входу в парк Сенри...Сейчас, уже под вечер тут немного меньше людей, почти все они или на лавочках или на траве вдали, я же один на ногах. Слегка пошатываясь и улыбаясь, я медленно шагал по парку вперед, вот ещё миг и показалась кромка озера, вот и лавочка, на которой я часто сижу, пустующая, как обычно...
У кромки же, как обычно стояла девушка. Но не все повторяется в этой жизни...сегодня она стояла без холста. Девушка просто стояла у кромки озера, смотря вперед и изредка бросая камушки. Я медленно подошел к лавочке и с шумом плюхнулся, девушка даже не шелохнулась...я хотел было сказать хоть что-то, но вмиг понял, что сказать особо и нечего...как обычно...как обычно отведя взгляд от девушки, я старался рассматривать озеро, в такт ей, не обращая внимания ни на что вокруг...Хмель начинал выветриваться, потихоньку возвращая меня в реальность...улыбка с лица начала спадать, а силуэт девушки, стоящей близ меня, все также манить...Я сам того не замечая, отводил взгляд от воды и пейзажа на неё, каждый раз...в итоге я попросту начал блуждать взглядом по округе, от воды и заполненного тучами неба, до бледных и тонких ног девушки, её аккуратные плечи...
Начало холодать, поднялся ещё более сильный ветер, вдали, наверняка в нескольких тысячах км от меня, глубоко и далеко в небе сверкнула молния, пряча свой свет в глубине пушистых и серых, словно складки пыли, туч...Девушка пошатнулась от нахлынувшего ветра, но все также продолжала стоять...я поежился и начал осматривать округу...все люди уже почти ушли, влюбленные парочки, сидящие на лавочках в глубине парка пропали, такие же сидящие на траве также перестали любоваться дождливым небом...
Я поднялся со скамейки и ещё сильнее запахнул пальто, подняв воротник, ещё раз осмотрев стоящую девушку я попробовал сделать шаг...затем ещё один...вот она, уже близко...я протягиваю руку, ещё миг и прикоснусь к её плечу, она повернется, я наконец то узнаю кто она!..но нет...я отдергиваю руку всего в нескольких сантиметрах от плеча девушки, отдергивая руку я случайно задел её темные волосы, сложенные в две косички, но девушка этого не заметила...я медленно отшатнулся от неё, а затем быстро побежал в сторону дома, не оглядываясь и не смотря по сторонам...
Но придти к себе я так и не смог. Ноги привели меня в особо злачную подворотню города. Слева яркой неоновой вывеской светился местный бордель. В основном туда захаживали уже изрядно подвыпившие американские военные, искали себе что-нибудь азиатское для быстрого секса...медленно произнося слова на английском местному сутенеру, который дай бог знал, как по-английски сказать, что ему нужна помощь. У входа терлось несколько мужчин в костюмах, такие же, как военные, завсегдатая подобных мест. Наверняка имеющие детей, женушку и маленькую квартирку, приходящие сюда непонятно зачем...Один из мужчин попросил у меня сигарету, быстро выдав ему несколько сигарет из пачки "Страйка", я начал спускаться в бордель...ноги слабо переставляясь, вели меня к местным проституткам, в затхлый подвальчик, пропитанный запахом сигарет, пота, дешевого алкоголя и не менее дешевых духов...все это освещалось одной, максимум двумя тщедушными лампочками, сокрытыми где то в темных углах, захваченных паутиной и уже вполне себе осязаемой тьмой...Внизу стояло несколько девушек, сегодня, как они сказали, у них не так много клиентов, отсюда и целая шеренга жриц любви. Японок тут было всего несколько, остальные это вьетнамки и китаянки, насквозь пропахшие сигаретами и грязью американских тел...Я выбрал одну из японок, чей запах был не настолько омерзителен и прошествовал с ней в дальнюю комнату борделя. Света там было ещё меньше, а обстановка напоминала скорее остатки какого-то концлагеря после бомбежки. Омерзительного вида, пыльная, сальная и грязная кровать, что стояла посреди комнаты. Деревянный шкаф, стоящий возле одной из стен, со сломанными дверцами, небольшой деревянный, чайный столик. На нем лежала пачка сигарет "Мальборо", пепельница, а также кипа газет. Последнее ещё больше смутило меня, но несмотря на это, подозвав проститутку к себе, я дрожащими руками начал действо...
В сущности, я уже бывал с женщиной. Да то была такая же проститутка, но ведь она не переставала быть женщиной, но тогда это все происходило в более приятной атмосфере, да и женщина, скажу прямо, выглядела куда лучше. У сегодняшней проститутки было дистрофичное тело с сухой, местами даже шершавой кожей, довольно бедные и тонкие волосы, что пропитались сигаретным дымом настолько, что ей уже не помог бы и онсэн...Маленькие и кривые груди, с твердыми сосками снова возвращали в мою голову воспоминания прошлого, на миг я стер омерзительные черты лица проститутки и изменил их на лицо Мацуко. От этого изменения, стало ещё противней...Её тонкие, потрескавшиеся губы жадно обсасывали мой член, но никакого удовольствие, а уж тем более возбуждения я не испытывал вовсе...Отбросив "Мацуко" на кровать, я обнаружил насколько омерзительно её тело, дистрофия, кривые и бледные ноги, волосатая и уже изжившая свое промежность, а ещё большее омерзение вызывало её стоически спокойное лицо, я входил в неё, с противным шлепком, который все лучше и лучше ассоциировался с моей фантазией о Мацуко, той самой от которой меня тошнило. Той самой, от которой меня с новой силой пробивало омерзение к самому себе. Я трахал проститутку, мерзко стонущую подо мной, сжимал её мерзкие груди и целовал в сухую и тонкую, словно тетрадный лист, шею...По моим щекам будто заструились слезы, я вгрызался в пустотелую и нелепую плоть, что лежала подо мной, все больше уходя от реальности, пытаясь вернуть самого себя...но омерзительно стонущая кукла возводила все в ещё больший сюр...Через полчаса я вышел из борделя, в глазах стояла белая пелена, а в голове начался очередной переворот...на ватных ногах я, сам того не ожидая, добрался домой...
На меня, вернувшегося домой, ещё сильнее нахлынуло апатическое состояние...я все больше погружался в себя, игнорируя все вокруг...кто-то несколько раз стучал в мою дверь, может даже звал меня, но я не открыл им, не отозвался...я попросту лег, прокручивая все события жизни и этого дня, в частности, в своей голове...искоса посмотрел на календарь, потом на часы...уже слишком поздно, во всех смыслах... Перед глазами перемещались образы, Мацуко...её промежность, бледные ножки, тупое выражение лица...пустой взор...Проститутка в темной комнате, её омерзительное, античеловеческое тело, словно бы насмешка над жизнью...её кривые ноги, сухие губы...А затем девушка из парка...её образ, стоящий перед картиной, темные волосы...и тонкие ноги...
Я поднялся с кровати, скинул пальто, в котором так и плюхнулся, когда пришел и снова рухнул на кровать, укутавшись в теплое одеяло...меня знобило ещё сильнее прежнего, сердце разрывалось странной пульсирующей болью, такой же, какая сейчас главенствовала и била в праздничный барабан в моей голове...дум-тум,дум-тум...дыц, это уже тарелочка...тарелочка у другого божка, дыц...дум-тум...дум....тум...дыц...
Снова, с ещё большей силой пробивался образ девушки из парка. Её тонкие ноги, дрожащие плечи и темные волосы...Все ещё находясь в ознобе, ослабевшими руками нащупал ремень на своих брюках...ну же, поддавайся...ну же! Ещё через минуту я, так и не смог пересилить себя, снова обратился к дрянной подростковой привычке, что ушла из моей жизни на некоторое время. Образ девушки стоял перед глазами, словно она находилась здесь, на границе сознания я усмехнулся от убогости ситуации, а на деле моментально словил эрекцию. Моя рука, все ещё бьющаяся в дрожи, начала делать слабые движения, верх-вниз, верх-вниз...Казалось образ девушки скоро повернется, но нет...она также стояла спиной, а я, словно стоя за нею, в сердце нашего парка, медленно мастурбировал на неё, то и дело останавливаясь, словно понимая насколько я омерзителен, сам себе, но затем продолжал...Кончив через несколько минут, образ девушки, словно лампочка, вмиг потух, а я окончательно провалился в беспокойный, но абсолютно темный ознобический сон.
Проснулся на утро я в омерзительном состоянии. Голова уже болела меньше, но боль не ушла совсем, озноб сошел на нет, но ватные ноги, то и дело подкашивались, пока я передвигался от кровати до туалета. До того, как встать, я быстро вернул себе полноценный вид, подтянув трусы и застегнув ремень... Вернувшись, я раскрыл окно и высунулся на улицу...в небе не было прежних черно-серых туч, снующих тут и там, оставались лишь небольшие белые пушистые и серые отрывистые, стоящие неподвижно. Между ними пробивалось своими отрывистыми и теплыми лучами яркое солнце...
На столике лежала моя открытая пачка сигарет, привычным движением я вытащил одну и поджег спичкой и затянулся очередной порцией табака...ночью ко мне стучали...может это был Рюноскэ?..наверняка он, вполне в его духе...пойти помочь сокурснику, правда толку от его помощи скорее не было...теплые разговоры по душам?..извольте, мне они не нужны точно...от такого ещё больше тошнит!..помощь должна быть как разящий удар мечом...раз!..и все, решение найдено...или конец страданиям пришел...или ещё чего...разящий удар!..Это то что надо! Я с силой ударил по стене, затушив сигарету. Она скривилась, но продолжала тлеть, ещё раз надавил...вот, все...
Откинувшись на кровать, я вновь обратился к мыслям...они словно машины на огромной автомагистрали, выстроились в очередную неведомую скоростную пробку...гудением была головная боль вызываемая их снованием в моей голове и невозможностью сфокусироваться хоть на одной-пропустить машину вперед...выхлопными газами служило тошнотворное ощущение, вызываемое головной болью...А может меня тошнит от американских сигарет?..вряд-ли...их курят везде...Союз, Германия, Китай...горящая в огне от союзных бомбардировок Японии и США - Корея...все...сидят в кустах, отстреливаясь от американцев, корейцы и смолят Камэл или Лаки Страйк...пилоты вертолётов и пулеметчики на них обстреливая очередной Корейский город или деревню, смолят Пэлл-Мэлл или такой же Лаки Страйк...А могли бы не стрелять? А просто выйти покурить? Могли...конечно могли...но бомбить и убивать друг друга им нравится даже больше чем курить...
С улицы послышался громкий свист...Фить-Фить...потом ещё два раза...Фить-Фить....Фить-Фить...Я поднялся с кровати и выглянул в окно. Под окном стояли улыбающийся Ямада и внимательно смотрящий на меня из под очков Рюноскэ...я ведь говорил, кто кроме них мог придти? Кому ещё могло быть дело...впрочем нет, про Ямаду я бы так не подумал...всегда казалось, что ему было плевать на всех...тем не менее он старался быть обаятельным и быть так называемым духом всей компании...Рюноскэ наверняка привел его с собою, аки хвостик...Показав им, что спущусь, я быстренько вылез из кровати, накинул пальто поверх тонкой рубахи, нацепил свои кеды и вышел к сокурсникам...
Темой нашего разговора было всегда одно и тоже...Рюноскэ переживал за меня, видимо считая меня опасным, утопающем в бессистемном существовании, гражданином...или надеялся, что я стану для него настоящим другом...другом? Это вряд-ли...приходи будить меня по утрам, этого будет достаточно... "Ты уже давно не появляешься в институте, у тебя проблемы?" вторая тема любых разговоров, перевод в проблемную зону...может я задолжал Якудзам, а те ловят меня по всей стране...впрочем если бы ловили, не давали бы мне пить в кабаках и бродить по округе...Или я разочаровался в себе? В программе и ученичестве? Я никогда бы не смог сказать все прямо...говорить подобным тоном, это не про меня...кратко объяснить ситуацию я не мог...потому что никакой "ситуации" и не было...я просто не знал зачем существую и зачем нужен...а не одно ли и тоже это? Может и одно...я уже не в чем не был уверен...Я не принимал мир и эпоху, а та в свою очередь и не собиралась принимать вовсе...ни меня ни кого либо ещё, все это лишь красивые слова, реальность жестока и обыденна...и никакая эпоха, в том числе эта и в том числе та, что будет потом, не собирается вести за руку тех, кто будет не готов к ней, к жизни и существованию по её правилам...она бросит вас, на обочине, в кустах...в пустоте которую сами вы будете подпитывать...
"Видел бы ты, что учудил Ватанабэ, ну знаешь...ты видел его..." Я никого не видел, но говорить им что либо не имело смысла, я попросту слушал их разговоры, изредка кивал и пытался изображать праздную или товарищескую беседу, но очевидно было для всех, что я лишь изображаю интерес. Мой взгляд блуждал по округе, когда мы шли по улице, блуждал по несуществующим для меня лицам окружающих нас посетителей ресторанчика, а мои мысли крутились волчком, не давая сфокусироваться на односложном, житейском и нисколько не интересном разговоре...
"Ладно, давай уже, приходи в себя Ямамото!" сказал мне, с привычной улыбкой Ямада, также как и я непонимающий ни сути в нашем разговоре, да и не видящем в нем никакой конкретной цели...приду я завтра, не приду...ему плевать, он и не заметит, у него полно других забот, других друзей и знакомых...я лишь один из знакомых, даже не друзей...ведь очевидно, а это подтвердилось, Ямаду просто привел Рюноскэ...у них обоих какой-то странный проект связанный с музыкой, вот и ходят парой...Зайти же ко мне, они решили случайно, точнее решил Рюноскэ...В любом случае я ещё больше удостоверился, что я нечего не понимаю, нечего не хочу и нечего не умею...Раньше я старался "старательно" жить, но теперь...я не понимаю что конкретно делать, отворачиваться от неё не хочется, пока в этом нет необходимости, да и хватит ли мне духу?..превращаться в нечто лишь отдаленно напоминающего меня, я тоже не горел желанием...тогда что мне делать?
С этой мыслью я снова начал движение по городу, попрощавшись с Ямадой и Рюноскэ в ресторане, я медленно плелся по улице, старательно не сворачивая в сторону парка, напоминая о неважном и столь омерзительном, вчерашнем опыте...Но видимо, мой внутренний картограф, навигатор или кто ещё, решил что все дороги ведут в этот парк...Я снова стоял у его входа...Сейчас ещё учебное время и молодежи, вечно торчащей здесь парами и квартетами не имелось, в основном по парку ходили редкие стайки стариков и мигрантов/туристов...европейцы или американцы не важно, они бродили взад-вперед и рассматривали округу с невероятным удовольствием и удивлением...будто ещё никогда прежде не были в парке...
Солнце слегка пекло мне макушку и тело, но снимать пальто не хотелось, под ним была домашняя и довольно убогого вида, рубашка...в которой даже мне казалось дурным тоном, показаться на людях...но дабы было не так жарко, я расстегнул пальто. Медленно прохаживаясь по уже выученному маршруту, за столько времени это было неудивительно, я лениво оглядывался вокруг, старательно высматривая ту девушку-художицу...В самом деле я понимал, что для прекращения мыслей о ней, достаточно подойти к ней...лишить её тенёты неизвестности, развести тучи, развести туман...сделать хоть что-то...Но предыдущий опыт давал о себе знать...я не знал что делать!..просто подойти?..что сказать?..как все провернуть?..зачем мне это вообще?..одни вопросы...ответов на которые так просто не найти...в особенности если я буду стоять на одном месте, боясь пошевелится и сделать хоть что-то...
Уже подходя к озеру, я заметил сидящую на скамейке девушку...ну да, это она! Прежде я не видел, чтобы она сидела на скамейке, но сейчас она смотрела на кромку воды сидя...позже, подойдя ещё ближе я заметил, что возле неё, на скамейке лежит очередной написанный пейзаж. Вид на озеро с этого места, только на самом озере добавлены детали, странного вида лодка, смешанная словно с древними японскими рыболовными суденышками и скандинавскими штурмовыми галерами...на палубе судна стоял странного вида человек...я стоял не слишком близко к картине, чтобы разобрать детали лучше, но странность человека на палубе заметил... Девушка сидела неподвижно, все также рассматривая округу впереди. Двигаясь на ватных ногах, слегка подрагивая, я подошел к краю скамейки и взглянул на девушку.
Её большие изумрудные глаза внимательно вглядывались в пейзаж впереди, руки плотно и с силой сжаты на аккуратных коленях, она даже не заметила подошедшего меня. Я сместил взгляд на картину возле неё, ещё раз внимательно вглядевшись в человека на судне. Он криво стоял на палубе, опираясь на бортик, его глаза с ужасом смотрели вперед, а правая рука словно бы вошла в голову...он был напуган...но чем бы? Вокруг пустота и тишина...нечего боле. Я обратился к девушке... "Почему на картине капитан испуган?", девушка развернулась ко мне, обвела меня внимательным и спокойным холодным взглядом, а затем коротко ответила, что это не капитан... "Ладно, но почему он испуган?", девушка снова тихо ответила мне, что этот человек напуган самой жизнью, как можно не боятся всего...как можно смотреть на все вокруг без накрывающего и всеобъемлющего страха... Опешив, я даже не сразу смог ответить хоть что-то, девушка лишь криво усмехнулась, а после взяла картину и убрала в сторону, освобождая место, дабы я мог присесть...она пригласила меня посидеть с ней?..продолжая пошатываться и слабо дрожать, я присел рядом с ней, на расстояние пары сантиметров сидела девушка, что уже несколько месяцев только и делала, что блуждала в моем сознании, отравляя разум и заполняя мысли...
Спустя ещё несколько минут неприятного затишья, я смог совладать с собою и завести типичный разговор. Из него я хотя бы узнал имя этой девушки... Исикава Нэтсуко, ученица старшей школы...И как уже было понятно, а к этому и доказано, очень любит живопись, раньше ходила на местный художественный кружок, но местному преподавателю не очень нравились её картины, по его мнению, Нэтсуко рисовала слишком темные и депрессивные картины мира, отказываясь рисовать вполне привычные для худкружков кошечек, собачек и натюрморты...И теперь, почти каждый день она приходила в парк и рисовала...и все это время она посещала мои мысли и погружала в полноценное сумасшествие...а сумасшествие ли это?..я и не знаю...
Позже Исикава показала мне ещё несколько работ, небольших, нарисованных карандашом на листках ещё в школе...одна из них показывала комнатку, маленькую и узкую до невероятства, почти впритык наполненную вещами и мебелью. На небольшой кровати лежал юноша читающий книгу Нацумэ Сосэки, на обложке красовалась надпись "Сансиро"...Вторая картина показывала пустынную улицу, блуждающий по ней мусор и все того же юношу, укутанного в пальто и завязанного в красный шарф...Не было никого вокруг, только пустота и он.
Вечерело, все это время Исикава спокойно и почти односложно отвечала на мои вопросы, изредка задавая свои...Когда солнце начало окончательно заходить за горизонт, Исикава сказала, что ей пора домой...Я поднялся за ней и попросился проводить её, впервые на лице Нэстуко сменилась эмоция, девушка удивилась, но затем улыбнувшись мне, коротко кивнула...
Слегка сгорбившись и укутавшись в пальто из-за пришедшего северного ветра, я шел рядом со школьницей Исикавой по улице, в моих руках был её мольберт и написанная картина, мы шли, пронзая собою, идущую на нас толпу возвращающихся с работы людей, игнорируя их унылые и уставшие лица... Девушка шла, периодически перепрыгивая через квадратики узора на земле...Пока мы шли, она задала ещё несколько пространных вопросов, а я вяло отвечал на них, изредка поглядывая на изрядно повеселевшую Исикаву, продолжая путь...Не слишком ли она весела?..может она как и я тонет в одиночестве?..впрочем нет...какое одиночество, у неё точно есть друзья в школе...как у такой девушки не может быть друзей...впрочем...впрочем, может она кажется слегка странной для школьников, из-за такого своеобразного хобби?..Хотя нет...чего это я, она не такая как я, у неё точно нет таких проблем...
И вот мы прибыли на место, на удивление, я оказался на восточной стороне Онохарахигаси...как оказалось девушка заполнившая все мои мысли, все это время жила относительно недалеко, а в моем понимании, она находилась буквально в нескольких сотнях метров...Исикава жила в небольшом доме, в традиционном японском стиле, она остановилась у входа и посмотрела на меня...Я передал ей холст и написанную картину, Исикава кивнула и улыбнувшись попрощалась со мной...Уже отходя от её дома, я на секунду остановился и развернувшись спросил, будет ли она ещё приходить в парк...она задумалась, а после коротко ответила, что будет...
Ещё раз хорошенько оправив пальто, я быстрым шагом направился в сторону своего дома, в моих мыслях все также главенствовал силуэт девушки, но теперь, она разворачивалась ко мне лицом...Нэтсуко Исикава что-то говорила мне, в голове расходился эхом её мягкий и спокойный голос...она снова рассказывала мне о своей работе, о той самой, с испуганным человеком на судне, который не был капитаном...а был лишь испуганным самой жизнью никчемным человеком...
Следующий день я провел дома, сумеречно блуждая по квартире, то и дело натыкаясь на углы тумбочки, столика или кровати, влетая со всей силы в закрытую дверь санузла...Мои мысли полностью занимала Исикава, её темные волосы, завязанные в две косички, худое и бледное тело, с аккуратными ножками и руками, которыми она буквально могла нарисовать что угодно, во всей правде жизни...Всю ночь я не мог уснуть, засыпал и урывками снова видел её, она стояла возле меня, что-то говорила, а я не слышал...я просыпался, снова засыпал и видел уже привычный кедрово-еловый лес, устланный зеленью кустов, цветов, травы и мхов...вдали на меня, улыбаясь самой прекрасной и наивной детской улыбкой, смотрела Нэтсуко, она что-то кричала, пыталась сказать, но из-за густой растительности и общей атмосферы духоты не было слышно нечего...я просто плыл вперед, по изумрудному и переливающемуся насту, пытаясь добраться до неё...дотронуться...поговорить...что же такое?..Я снова просыпаюсь, а в моих мыслях только она, присосавшись пиявкой к моему мозгу, не давая себя забыть, не давая отпустить, но ведь...в целом, мы не так и хорошо знакомы? Не правда ли...да и что же это я...она ведь ещё школьница...нет, впрочем...нет...я не могу...только не это...
Всю ночь я провел в рассуждении о правильности моего сумасшествия, ежели так можно было сказать, к тому же, я пытался объективно рассудить, что делать дальше в жизни...меня все равно погонят с университета, это дело времени и здесь не помогут снисходительные ужимки сочувствия от богатенького Исиды или непонятно зачем насаждаемая псевдо-помощь от Рюноскэ...нет, будущее туманно, впрочем таким оно было всегда...а в моем будущем нет этого образования...а что есть?..не знаю...нечего, только туман, но нет...вот же...Через густой, почти непроницаемый, словно дым выстрелов морских крепостей, впереди...виднелась...нет, снова...Оттуда на меня смотрела Исикава...а что это рядом?..нечего не разглядеть...нечего...один туман...И нечего боле...
Я в очередной раз начал рассуждать о будущем...посмотрите-ка на меня, я ведь совсем уже сбрендил...будущее...будущее...заладил одно и тоже! Чтобы успокоится, пришлось с силой ударить себя по бедру...стало больно, но боль все равно не смогла затмить нечего, просто встала рядом, с маячащим тут, прямо передо мной страхом, вполне осязаемым, пусть и не самым живым, а также вполне живой, пусть и созданной сейчас лишь моей воспаленной фантазией, Исикава...ох, черт, снова она! Дрянная девчонка заняла все мои мысли...что же делать? Впрочем..."что делать", это вопрос глобальный, на него так и не ответить...в особенности, когда тебе нечего сказать, нечего даже помыслить...да и к тому же тогда, когда ты даже не понимаешь, что есть это странное слово "дело"...
Не придумав нечего лучше, решивший на утро следующего дня прибыть в парк, встретится, со скорее всего ожидавшей меня Исикавой...а позже...позже? А позже, я встречусь с директором издательства Кейтоши...наверняка он нагрузит меня заказами, пусть...я согласен на это, надеюсь он войдет в положение...Но что делать с университетом? Рюноскэ наверняка ещё несколько сотен раз прибудет ко мне на поклон, дабы "помочь"...как же мне следует поступить с этим? Исключение не за горами...работы нет, образования тоже...курьерство лишь небольшой заработок, даже в самые золотые моменты, я получаю зарплату полностью уходящую на съем этой комнатки, с прибавлением стипендии, разумеется(но теперь то её нет)...На карманные расходы - будь это сигареты, еда или новая рубашка, мне высылалась тыщенка другая от матери...но сейчас, сейчас я не мог допустить, чтобы она меня обеспечивала...Обеспечение, самое мерзкое, что может быть. Я никогда не хотел сидеть на шее, но по итогу, к этому и пришел...все испортил, всю жизнь...Нелепый ублюдок, и ещё более нелепые ублюдки эти два... Орихимэ и Хикобоси, не могли, что ли выбрать за меня, более лучший расклад...или вообще помочь, думали на выходе из матки дела заканчиваются? Как бы не так...ладно божества, с вами я потом разберусь, вы все равно никуда не денетесь...А вот эти проблемы, очень скоро наваляться как снежный ком...
Окончательно смирившись с бессмысленностью существования и отсутствию как такового будущего, я, наконец, успокоившись и прекратив бесконечно мыслить о том, что нужно сделать, просто рухнул на кровать и закурил...теперь надо было курить меньше трех сигарет в день, думаю одной, вполне хватит...денег становится меньше, но потребности никуда не уходят...какого же черта я начал курить? Забить душевные метания сигаретным дымом?..слишком банально для меня...какая же объективная причина?..крутость в глазах окружающих?..на них мне невероятно плевать, выделываться перед ними ещё буду...может я просто так бессознательно хотел убить себя?..заразить себя раком легких с помощью сигарет и покинуть этот мир на рубеже 28 лет...или 27?..каков был мой бессознательный план?
Исикава, Исикава, Исикава...она продолжала терзать мои мысли, а мысли о ней терзали уже мое тело. Голова в очередной раз разболелась, но за ней не появилось ощущение омерзительной, ещё более омерзительной чем обычно, тошноты...напротив, все было вполне спокойно, за исключение невероятной боли в районе темечка... Словно Исикава сейчас стояла сзади меня или даже скорее надо мной, прямо над лицом и с силой, которая, как ни странно, проявилась в её тонком, девственной ангельском теле, била меня своей аккуратной ногой...Господи, что же это со мной...Нэтсуко, будь же проклята! Наверняка ведь сейчас, она уже в парке...впрочем нет...сколько времени?..ещё только 10 часов...господи, какое же омерзительное течение времени, песок сыпется невероятно медленно, а каждый удар песчинки приходится на моё темечко...У неё наверняка ещё идут уроки...а где она учится? Наверняка эта та школа, близ парка...точно, как раз старшая...недалеко она собственно от школьного кружка ушла...Или нет, вряд-ли...может она из 91?...да, откуда угодно!..школ в Осаке, в Онохарахигаси более чем достаточно...Как же болит голова!
Открыв окно и впустив в квартиру немного свежего воздуха, что вперемешку со спертым комнатным ещё сильнее вогнал меня в тоску и усилил головную боль, я укутавшись в одеяло провалился в сон. Очередной беспокойный сон, впрочем, могут ли быть какие-либо другие? У меня точно нет!..Я стоял на перекрестке, нечего необычного, вполне привычный перекресток двух улиц, близ меня стояла плеяда школьницы, возглавляемая учительницей с аккуратно подвязанной на рукаве повязкой яркого зеленого цвета...даже тут этот изумрудный цвет не дает мне покоя...На другой стороне дороги находился огромного вида буддийский храм, располагающийся, казалось бы на необъятной, почти невообразимой территории парка...он простирался до самого горизонта, а Солнце аккуратно насаживалось на острую вершину пагоды, стоящей близ храма...Все вокруг блестело, ярко освещая все вокруг, местами все это ослепляло... Из бойкого и громкого разговора школьников рядом, я понял, что направлялись они именно в этот храмовый комплекс, построенный в честь Идзанаги...Мы медленно подходили все ближе к храму, дорога уже позади, я обернулся, дабы увидеть откуда все мы держим путь, но позади меня оставался лишь плотный, словно каменная стена, туман, не пропускающий нечего за себя...внутри все съежилось, но посмотрев на улыбчивых детей и проходящих мимо прихожан храма, я слегка успокоился...пока меня не потянули за рукав...Я развернулся и увидел Исикаву, опустившую голову вниз, рассматривающую свои ботиночки...один носок на её ноге был сильно подтянут, а другой, почти полностью спал, открывая вид на её бледные и тонкие икры, правой рукой она с силой вцепилась в мою левую руку и тянула меня назад...назад?..куда?..там туман, Исикава...нечего нет, будущего, прошлого...там один туман, ведущий к забвению...зачем ты тянешь меня туда! Я задавал эти вопросы, не открывая рта, просто моля и вопрошая про себя...но Исикава не думала отвечать, она остановилась и уперлась ногами, не позволяя мне продолжать движение, она все также смотрела в пол, а её правая рука безжизненно болталась на легком ветру, как и её рубашка и юбка красно-черного в небольшую полоску, цвета...Я остановился, но дети с учительницей даже не думали этого делать, они продолжали путь, весело галдели и шутили, а я остался рядом с Исикавой, тянувшей меня назад, во все приближающийся плотный туман...вот уже, школьники оказались вдали, они скрылись у входа в храм, там и вся толпа...прихожан запускают внутрь, а я стою здесь...вместе с этой девчонкой. Я ещё раз посмотрел на Исикаву, которая по-прежнему не отводила взгляд от своих, естественно прекрасный ног и не менее прекрасного, уложенного резной плиткой пола...Туман, стеной шел ко мне, уже потихоньку обступая меня...полукругом? Я думал он идет все той же стеной...в нем уже успели скрыться проходящие мимо меня монахи и другие посетители...они снисходительно улыбались мне и скрывались в сером, пыльном и безжизненном тумане...если вы хотите что-то сказать, то говорите! Я словно кричал, но сил это делать по-настоящему, особо и не имелось...я лишь истерично оглядывался назад и по сторонам, не отпуская или точнее сказать, не позволяя отпустить себя стоящей уперевшись в землю Исикаве, взмолившись всем богам, я перестал сопротивляться и кивнув девушке, успокоился...она перестала упираться и снова начала тянуть, прямо в объятья мягкого, местами, может даже ватно-приятного серого тумана, обволакивавшего все вокруг...она уже скрылась внутри наполовину, оттуда торчала лишь тонкая бледная рука Нэтсуко, я пошел вслед за ней... По ту сторону не видно нечего, словно солнце, недавно насаживавшиеся на пику пагоды, попросту исчезло, оставив нас, один на один с первобытной и дикой темнотой...в которой ждут только трудности и смертельные опасности. Я продолжал оглядываться, впрочем, сейчас можно было сказать, что я поворачивался на месте, стараясь найти в темноте, наименее темные участки, впрочем это было максимально бессмысленное и тщетное занятие, ведь в этой темноте не было нечего...кроме собственно тьмы. Я по-прежнему чувствовал холодный захват своей руки Исикавой, мог прикоснутся к её руке...я нащупал её ладонь, попытался разжать руку, к удивлению девушка поддалась и позволила взять её ладонь в свою, судя по всему, продолжать путь мы будем под руку...я проверял пульс девушки, до конца не веря в происходящее...впрочем нет...я верил в происходящие, это сон и нечего боле...сон нереален, но внутри него, для меня, находящегося во сне, происходящее казалось даже лучше реальности...наконец, спустя ещё некоторое время блужданий в темноте, Натсуко остановилась...ввиду темноты, я конечно же не смог этого заметить и врезался в хилую девушку, чуть не снеся её с ног...Нэтсуко впервые гулко вскрикнула и пошатнувшись прижалась ко мне...сжавшаяся, словно, в один аккуратный и холодный комочек, с мягко теплящийся жизнью внутри она прижалась к моей груди и тяжело дышала...мое сердце билось сильнее обычного, я слышал его стук...но также я слышал и биение сердца Исикавы...в какой то момент показалось, что сердцебиение нормализовалось, даже вошло в какой то единый темп, рисуя образ моей фантазии, скорее единого существа или единого сосуществования меня и Исикавы...но здесь все обрывается...последнее, что я пытаюсь сделать, дотронуться до её прекрасного, молодого, ещё девичьего личика, до её мягких, холодных щёк, ещё не знающих горечь утраты и всеобъемлющей боли и разрыва, по ним ещё не текли слезы, увлажняя кожу...Я хотел дотронуться до её мягких, аккуратных, детских губок, не чувствующих ещё ласки и удовольствия от поцелуя, но способных и готовых на него, уже давно...А увидеть её изумрудные глаза мне хотелось ещё больше, но тьма не помогала этому...нет, эти два блюдца отражающих тот самый кедрово-еловый лес, укрытый ковром из мха, отражающие наш милый уголок, наш лес, в котором мы по настоящему могли бы быть живыми...но как только моя рука касается её плеча, пелена расходится и я оказываюсь в своей комнате...
Противное жужжание доносится с улицы, крики людей, стук каблуков и шум двигателей машин...часы омерзительно отстукивают такт похоронного марша моих фантазий, показывая четыре часа вечера, солнце начинает потихоньку уходить за горизонт, а я раскинувшись на кровати смотрю в свой белый потолок...мое лицо наверняка испуганное...даже больше...я наверняка похож на того моряка, с картины Исикавы...я не просто напуган чем то...я напуган самой жизнью...
Она наверняка сейчас в парке...стоит у кромки воды, рисует очередную картину...может стоит и ждет меня...сидит на скамейке, рядом с сохнущей картиной, то и дело посматривая себе за спину, вглубь парка, ища своим изумрудным взглядом меня, в толпе приходящих в парк...Впрочем, с чего бы? С чего ей высматривать меня? Не много ли чести... Идеализация идет лишь с моей стороны, идеализация, не объясняемая ничем...по непонятным для меня, иррациональным причинам...Видимо я действительно схожу с ума...Схожу с ума?..точно!
Ум человека вообще очень нежная, но в то же время сложная вещь, где все держится в хорошем, рабочем состоянии лишь благодаря случайностями природы и воли божков...Божки точно влияют на ум человека, разрушая или помогая удерживать разум в чреве человека...в моем случае божки не очень смотрят в мою сторону, они попросту бросили меня на произвол судьбы, как американский солдат, бросающий поверившую в сладострастную любовь иностранца, японку, сидящую на ограждении ж/д моста в сторону острова Хонсю, готовившейся к суицидальному прыжку...Чёрт, как же так можно!
Мой разум представлялся мне тонкой и невероятно острой нитью-тросом, острее стали самой лучшей катаны, она натянута между неясными, огромными и необъятными для человеческого сознания зданий, что представляются мне лишь неясными и далекими силуэтами. Они являются центрами моего рассуждения, моих желаний и моих снов...огромное, словно бы офисное здание, с тысячами тысяч комнат - казалось бы настоящий личный ад для многих жителей страны, но не для меня, за каждой дверью этих тысяч комнат, я могу найти что-то, что сильно влияло на меня в детстве, юности и относительно недавно, возможно это бы помогло осознать все...Особняком будет стоять небольшой искусственный парк, раскинувшийся на одной из крыш...Исикава будет всегда ждать меня именно там...Вот ведь, снова она...опять все мысли сводятся к ней...
Я слегка пошатываюсь на тросе, на меня с силой налетает холодный ветер, шатает трос и меня, шатаясь трос сильно режет мои голые ноги, тёплая, алая кровь струится с подошв и капает куда-то вниз, в тьму и пустоту...Туда я точно рухну, если нечего не решу, если нечего не сделаю...я не хочу туда!..но куда мне идти?
Трос больно впивается в открытую, кровоточащую рану, не давая ей заживать...Сам режешь себя, вот что значит это выражение...очередной прием самобичевания, ментальный, не настоящий, но бьющий по мне на самом деле...Точно, именно так...я сам создаю проблемы, никчемные в мыслях моего поколения, впрочем...не для всех...не все настолько пусты духовно и умственно...но вот, я снова завожу старую телегу...Я создаю проблемы, не имея даже мыслей, как вообще решать подобное...а Тьма бездны, что развернулась подо мною, все также манит, заискивающе шепчет мне на ухо, зазывая в свои чрева, пугая своим тихим голосом...
Я отмахиваюсь от голосов и пытаюсь сделать шаг, это создает некоторые трудности...С болью отрываю заживающие прямо на стальном канате ноги и медленно двигаюсь вперед...расстояние объективно не меняется, ну да...точно...конечно же нет толку, а я поверил в себя...Шаги отдаются болью, выступают слезы на глазах, но я продолжаю нелепое движение в никуда, по стальной нити, пытаясь нащупать свой путь, оставляя за собою кровавый след из собственной крови и когда то нелепых для меня страхов...
Образы, навеянные усталостью пропали, словно окно в котором они отражались вытерли чистой тряпкой...Я осматривал свою комнату, снова возвращаясь к реальности, рассматривал открытое окно, вдыхал свежий воздух, словно минуту назад я тонул на огромной глубине и только сейчас смог подняться наверх, дабы вдохнуть...Все тело словно бы пронзило электричеством, дрожь пронеслась от макушки до кончиков пальцев ног, сердце бешено колотилось, а к горлу снова подступал тошнотворный ком...Кое-как поднявшись и буквально рухнув на пол квартирки, я ползком добрался до туалета...мой белый друг снова ждал меня, на привычном месте, впрочем куда ему уходить...
Спустя час я наконец оклемался, тошнота прошла, а сердце нормализировало свой ритм...Со сбивчивым дыханием я переоделся, накинул пальто и плотно запахнув его, в очередной раз нырнул в вечереющий будничный день...Пробираясь через толпу конторских работников, учителей, заводских работников и уныло шагающих банкиров, я плелся в сторону издательства Кейтоши...огромное здание располагалось в районе Фуруэдай, на пересечение улиц Немунокимичи и Саншикишайдо...В фойе меня приветливо встретила Окада-сама, поднявшись по лестнице на второй этаж, уже на выходе я поравнялся с господином Кейтоши. Объяснив ему всю трудность своей ситуации, я тресущемися руками принимал стакан воды из его рук, сбивчиво объяснял свое подавленное состояние, то и дело рассказывая о трудностях в обучении, трудностях в общении с сокурсниками или нежданной кончине моей троюродной сестры по материнской линии отца, Кейтоши-сан внимательно выслушивал мои слезливые истории, то и дело вытирая свои запотевающие очки, поправляя седые усы он неуверенно хлопал меня по плечу, учтивая склонность к пониманию у всех в крови, жаль только в этом нет никакой помощи, никакого понимания и уже тем более никакого смысла...Показательно всхлипнув, я упросил Кейтоши-сана выдать мне каких либо заказов по курьерству, благо близился новый год, вместе с ним зима и что удивительно близилось время настоящего расцвета работ от историков, писателей и ученых...Кейтоши-сан медленно оправил свой серый клетчатый пиджак, а после коротко кивнул, сказав что без работы, в столь трудное и непростое время он меня не оставит...Низко поклонившись, я вышел из его кабинета, пропахшего сигаретами Кэмэл и быстренько ретировался из офиса издательства...Улица встретила меня ещё большим количеством гуляющих людей, которые, словно назло, все свои взоры устремили именно в мою сторону...
По дороге домой, я заглянул в свой любимый бар, бармен увидев мое знакомое за столько времени лицо, улыбнулся и быстрым шагом подошел ко мне...После пары кружек пива и небольшой порции отбивной, я медленно шел по улице, освещаемой огнями фонарей и неоновых вывесок...в самом деле, именно сейчас все казалось идеальным и хорошо построенным...тяга к жизни, что это в самом деле...тяги к жизни нет, есть только сама жизнь, нечего боле...пусть я иногда слишком и загоняю себя в странные рамки, построенные самим собою, но сейчас...сейчас я чувствую себя наиболее живым...Виноват ли в этом алкоголь? А может сытный ужин? Не знаю...знать не хочу...нечего, сейчас мне наконец полегчало...но останется ли это ощущение до завтра?
Дома меня ждала тишина и одиночество, разувшись и сбросив свое пальто я нырнул в объятья своей кровати и уснул...впервые за все время, Морфей не стал радовать меня беспокойным сном, не стал занимать меня проблемами жизни, направляя это через мои мысли, а также образ Исикавы так и не всплывал за все время моего хождения по "делам"...сон впервые был чистым, тихим и абсолютно не запоминающимся...
Утром я очнулся и впервые встал в хорошем настроении, не самом идеальном, не в самом лучшем, лишь издали напоминающее настроение из детства(спокойствие, и удовлетворение от жизни)...за окном бушевал холодный ветер, люди шли по улице, хорошенько укутавшись в что-то теплее легкого пальто...наступали холода. Поднявшись с кровати я осмотрел себя в потрескавшееся зеркало, на меня смотрел все тот же я, уныло и неопрятно выглядящий юноша, с синяками под глазами и легкой бородкой..Оправив волосы, я быстрым шагом направился в туалет, вертя в голове все те же мысли, но уже с куда более стоическим спокойствием...
Лавируя между идущих мне на встречу людей, с невероятной легкостью я двигался вперед, в издательство Кейтоши...Через час, ввиду особо медленного следования по пути, я был в фойе издательства. Госпожа Окада выдала мне несколько заказов, один из них следовало отвезти в центр, живущему там историку по фамилии Сато, вторая же кипа бумаг, сложенная в одну объемную папку, должна была быть выдана учителю биологического факультета Осакского университета, господину Нисимуре, ждущего их уже второй день из-за ошибок главного офиса. Низко поклонившись, я взял оба заказа, сначала следовало отправиться к господину Нисимуре, нижайше поклонится ему и извинится за невероятно мучительное ожидание посылки...
Нисимура жил в Хоммати, на улице Хонманчи, следовало пройти и проехать довольно далекий путь...Остановка Сенричуо, 220 йен оказались в кассе, а я в длинной металлической змее, что прогрызала себе путь под землею, изредка возвращаясь под лучи солнца и открытое небо, дабы набрать ещё больше пассажиров и дать себе подышать. Мерный стук по рельсам, унылое звуковое оповещение о станциях и скучные лица окружающих меня людей снова вернули мое апатичное состояние. Облокотившись на стекло, я задумался, в голове снова всплывали образы парка Сенри, Исикавы и нашего с ней леса...опять, нашего, опять Исикава...что же такое!?...тьфу ты! Я тряхнул головой, дабы отогнать эти мысли, сидящая близ меня девушка косо посмотрела на меня, её уголки рта поднялись в легком подобии улыбки, я мягко улыбнулся в ответ...вот ведь, как это на самом деле просто...соблюдать формальности и никому не нужное хорошее отношение к окружающим...
В моем детстве часто говорили, что манеры нужно соблюдать всю жизнь, стараясь не выделятся в среде, в обществе и все прочем. Быть обычным винтиком системы...в миг я вспомнил протестующих японцев-коммунистов...впрочем нет, они не подходят для этих мыслей...это не про свободу во всех смыслах...это про те же винтики системы, с ещё более монструозной системой, ещё более сложным механизмом... Все детство мне говорили, как вести себя будучи взрослым, и вот...я не веду себя никак...никогда себя не вел так, как учили и даже не хочу начинать...Я хороший...хороший человек, но я нечего не смыслю в жизни...Опять эти мысли...опять это...Дрым-дрым...туц-туц...туц-туц...дрым-дрым... Поезд продолжал движение, я продолжал рассматривать окружающих меня людей. Один из них, мужчина лет 40, стоял и держался за поручень, смотря прямо, не отводя взгляда...ему наверняка хотелось осматривать людей вокруг...наверняка он даже хотел бы смотреть на грудь женщины, что сидела напротив него, у неё как раз был приятного вида вырез на блузке, в европейском стиле одета дама...Но он не отводил взгляда...смотрел вперед. Второй мужчина сидел напротив меня, читая газету и стуча ногой по полу железной змеи, в такт ударам колес...Что там пишут? Американцы разбомбили очередную деревню в Корее? Ещё одно военное преступление во Вьетнаме? Что же там...интересно...Военная база США в Окинаве...очередная? Или это все про ту же?..сколько же ещё они захотят построить?..сколько ещё наших женщин они хотят изнасиловать?..скольких мужчин они хотят избить? Про это там сказано хоть что-то?..вряд-ли...
Я отвернулся от мужчины и стал рассматривать сидящую близ него женщину. Одетая в юкату, она медленно пошатывалась в такт движение металлической змеи, смотря на свои ноги, сокрытые полами юкаты...В руках у неё была небольшая сумочка, из неё торчали билеты в кино, судя по всему это билет на "Завтрак у Тиффани", я слышал про него от Ямады, он упомянул некий американский роман, который он недавно прочитал...а после добавил, что по нему сняли кино с некоей Одри Хэпб...Хэпберн...значит он уже в прокате и у нас...
Металлическая змея прибыла на нужную мне станцию, открыла свое чрево и выпустила часть пассажиров, одним из которых был и я. Медленно плетясь по улице, я пытался найти нужный дом, где жил господин Нисимура. И вот, спустя полчаса блужданий, тщетных опросов местных жителей, я стоял перед входов в дом Нисимуры. Звонок в дверь, противная, резкая трель...медленные шаркающие шаги, звук скрипучей двери, открытие...На меня смотрел старомодно одетый мужчина лет 50, седые волосы его были подняты вверх с помощью лака, на носу висели очки. Они внимательно смотрел на меня и папку, что я держал в руках...Медленно и нижайше, как следовало, я поклонился и передал ему папку, ещё раз, уже словесно извинившись за ошибку в офисе Кейтоши. Господин Нисимура медленно кивнул, взял из моих рук бумаги, поблагодарил и закрыл дверь...Ещё пару минут я смотрел на закрытую дверь, а после тяжело вздохнув и пересчитав свои деньги, начал обратный путь к станции...
Отвезя документы господину Сато, я приехал обратно в офис издательства Кейтоши...Госпожа Окада выдала мне зарплату за сегодняшние заказы, а затем, сказав, что больше нечего нет, отправила домой. На улице становилось ещё холоднее, ветер усиливался и чуть ли не сносил с ног...Я шел лавируя между людьми, отмечая, что провозился с двумя заказами почти весь день. Уже близился вечер, 17 часов...вот ведь...Я шел своим привычным маршрутом и естественно мои ноги привели меня ко входу в парк Сенри...Я поежился, не то от холода, не то от осознания того, что снова прибыл сюда, что снова хочу придти к кромке озера, увидеть сидящую там Исикаву...её темные волосы, тонкие руки, милое девичье лицо и её бездонные изумрудные глаза...чёрт!..я смог не думать о ней почти весь день...в голове снова вспыхнул её образ, а вместе с ним, вспыхнул образ металлического троса, острая сталь которого снова резала мои ступни, снова заманивая меня на дно, в пучину тьмы и одиночества...
В парке было куда меньше народу, чем обычно, привычные влюбленные парочки не сидели под ветвями облетевших деревьев, не лежали на холодной травянистой лужайке. Людей, проходящих мимо меня также было куда меньше, чем обычно...Я плелся дальше, в глубину парка, поворачиваю и направляюсь к озеру...Уже только подходя к кромке озера, я сразу же заметил уже привычный, пусть и слегка забытый за весь день, силуэт девушки. Мольберта рядом с ней не имелось, она просто сидела у кромки льда и водила рукой по холодной воде...Исикава Нэтсуко была здесь...
Я подошел к ней и присел рядом, девушка бросила быстрый взгляд на меня, а затем снова вернулась к созерцанию воды. Я задал ей вопрос... "Ты не замерзла?"...Исикава коротко ответила... "Нет"...Я аккуратно поднял руку и прикоснулся к её щеке...холодная... "Ты ведь замерзла, не думаешь, что время идти домой?"...Исикава снова коротко ответила... "Нет"... "Ты была здесь вчера?".... "Да", снова короткий ответ, от безэмоциональной Исикавы... "Ты ждала меня?"... "Сначала да, но после уже нет", вот ведь...ответ состоящий из более чем одного слова, это уже не односложные, хлесткие ответы... "А где твой мольберт? Ты сегодня не рисовала?"... "Сегодня нет, решила отдохнуть и просто прийти в парк"... "Может проводить тебя?"... "Хорошо...но сначала...сначала я бы зашла и выпила кофе"...Слегка улыбнувшись сказала Исикава, я кивнул и взял её за холодную руку, Нэтсуко слегка смутилась, но руки не отпустила...
Мы остановились в небольшой раменной, здесь было довольно тихо и малолюдно, но несмотря на это, я и Исикава сели в углу помещения, в глубине, подальше от чужих глаз... В мягком освещение кафе Исикава представлялась мне ещё прекрасней, я постоянно отгонял эти мысли, пока рассматривал греющую руки Нэтсуко над чашкой кофе, после она, аккуратно поддернув пальцем чашку, медленно отпивала напиток. Её щеки покраснели от теплого кофе. После она внимательно посмотрела на меня, смутившись, я сразу же схватил свою чашку с кофе...поднес её к себе и с силой отпил, обжигая губы, язык и горло...горячая жидкость пронеслась по трахее и начала оседать в желудке...Я закашлялся, а Исикава улыбнулась... "Скажи, зачем ты пришел в парк сегодня?"...Я пожал плечами...действительно зачем?..ответить на этот определенно я не мог, но и молчать тоже не было смысла... "В самом деле не знаю...ноги сами ведут меня", она как то загадочно дернула головой, а затем снова подняла на меня взгляд... "Я думала ты пришел ко мне"...вот ведь, неужели все так очевидно?..стоп, что очевидно то?..я не думаю, что...не думаю что?..я даже не могу с самим собою быть в согласии, не могу решить почему пришел в парк, что я думаю о Нэтсуко...что ей ответить?..я снова пожал плечами, но затем смог выдавить нелепый ответ... "В самом деле не знаю...наверно да, к тебе"...Нэтсуко мило улыбнулась, а её щеки поддела краснота, чтобы нивелировать смущение, девушка моментально уткнулась в кружку с теплым напитком...
Я достал пачку сигарет, благословляя богов, за то, что они ещё позволяют курить в помещениях. На меня странно покосился мужчина, сидящий у выхода, после он зацепился взглядом за сидящую напротив меня Исикаву и долгое время сверлил её пустым взглядом...Нервно стряхнув сигарету, я отправил встречный взгляд мужчине, тот слегка сконфузился, а затем покраснев вернулся к трапезе... Нэтсуко вопросительно посмотрела на меня, я лишь бросил легкую улыбку, быстро указав горящей сигаретой в сторону мужчины, Нэтсуко слабо кивнула и наш стол снова погрузился в тишину...
Спустя час мы уже шли по улице, вместе с возвращающимися с работы людьми разных возрастов, вся наша толпа подгоняемая холодным ветром старалась как можно быстрее вернутся в дома, теплые постели, объятья родных и дорогих тебе людей...За все время мы так и не проронили ни слова, Нэтсуко медленно плелась близ меня, аккуратно держать за меня, я то и дело посматривал на свою спутницу, но не зная чего сказать, отворачивался и рассматривал усталые лица окружающих...в моих зубах догорала очередная сигарета, дым от которой скрывал часть идущих передо мной...их лица были в тумане, словно в том сне...точно, сон...Я ещё раз покосился на Исикаву, девушка по прежнему медленно шла, правда чуть сильнее прижалась ко мне, ветер поднялся пуще прежнего, а её явно тонкое по виду пальто, точно не грело достаточно хорошо...
Мы снова подошли к дому Исикавы, тишина продолжала сопровождать нас, нагнетая собою атмосферу вокруг нас, казалось кислород тоже начинает покидать область вокруг нас, настолько было тяжело открыть рот, чтобы сказать хоть слово, вдохнуть лишний раз, нарушая тишину вокруг нас...Я подошел к Нэстуко и взял её за холодные руки, девушка подняла на меня свой изумрудный взор...Она тяжело выдохнула, погрузив нас в легкую дымку...Я потянулся к её ещё молодым, детским губам...мягко прикоснувшись к ним я оставил практически невинный, такой же детский как губы, поцелуй...Нэтсуко покраснела и слабо выдохнула ещё одну порцию приятного дымочка, я отпустил её руки, а после повернувшись на пятках, начал уходить...Обернувшись я увидел, что Исикава открывала дверь и мило улыбаясь смотрела мне вслед...
Таким образом прошел ещё один месяц моей жизни...обыденный, но не такой пустой как всегда. Я встречал Исикаву недалеко от школы, окончательно принять то, что я встречаюсь со школьницей, было не в силах...Опрометчивый шаг рассуждать об этом уже постфактум произошедшей ситуации, но тем не менее...чёрт...даже будучи самым лучшим оратором, профессиональным филологом и писателем уровня Толстого, я бы не смог окончательно и четко сформулировать свое душевное состояние...впрочем...нет, отчего же?..могу!..Я все также стою над той пропастью, все также в мои ноги впивается острый канат, но впереди маячит призрачный силуэт Нэтсуко, а также ещё нечто...нечто рядом с ней, совсем неясный силуэт...может мое будущее?..моя жизнь?..настоящая, не то недоразумение что происходит сейчас, что происходит с первых дней моего появления на свет...Божества снова повернутся ко мне, помогут...смогут вернуть веру в себя...впрочем...нет, к черту этих божков...они никогда не помогали мне...а могли ли вообще?..на этот вопрос в пору отвечать ученых-религиоведам, но никак не мне...я обычный человек...пусть и со своими странностями, нет...не обычный, я лучше...пусть будет так!
Наступила самая холодная зима за несколько лет, из родного города ко мне пришло письмо от матери. Мой отец, Ямамото Тэкехико, всегда казавшийся мне здоровым, сильным и словно бы бессмертным человеком, умер...Его похороны проведут через несколько дней, мать слезно(судя по каплям на бумаге, размывающим иероглифы) просила меня прибыть обратно домой, дабы простится с отцом...Его сослуживцы, наши дальние родственники и друзья отца также прибудут...Желания видеться с неизвестными мне людьми, с давно забытыми людьми, не имелось...Впрочем, не мог же я не прибыть вовсе?
Через час я стоял в почтовом отделении, с обратным письмом...то и дело, посматривая на часы, через два с половиной часа, следовало отправиться на вокзал, дабы успеть добраться до родного города...почти два часа в железной змее...замечательно!
Выходя из почтамта, краем глаза я заметил Нэтсуко, она стояла рядом с важного вида мужчиной одетого в черное пальто. Слегка в возрасте, про таких говорят, уже не в тех силах, не в том разуме...Это её отец?..не хотелось бы знакомиться сейчас...право, я никогда не встречал её родителей, в её доме я был один раз, всего на несколько минут, не сладив с волнением, я вышел в дождливый и холодный вечер, сославшись на важные дела...Исикава, даже сейчас...даже сейчас ты не собираешься отпускать меня и мои мысли? Какого черта!..
Ещё час пути и вот он, вокзал. Заполненный людьми, шумящий их ненужными, никому не важными и интересными разговорами...Я достал пачку сигарет и последнюю спичку...ну конечно, а как же ещё!..Оперевшись о стену близ кассы и начав пускать омерзительный для всех вокруг сигаретный дым, я рассматривал проходящих мимо меня людей, их кривящиеся от дыма лица, их унылые и усталые лица...их никчемные лица...В сущности, все мы одинаково омерзительны!..да, теперь точно...я точно такой же как они, пусть и думаю, что намного лучше...нет!..мы все одинаковые...нас всех ждет смерть, нас всех ждет неудовлетворенность своей жизнью...никчемность бытия и все прочая софистика...Иронично что я пришел к этим мыслям в день сообщения смерти отца...Что божки? Не смогли удержать его на земле подольше? Нет!..вы вообще нечего не можете...катитесь к черту всей кодлой...горите ваши храмы!
С силой отбросив сигарету в мусорный бак, я поплелся в сторону платформы...к ней скоро прибудет железная змея, она поглотит меня и покатится дальше по нашей стране, везя всех людей к местам их рождения, местам их вечных ярких свадеб и постоянных мятно серых смертей...
Было пасмурно...С привычным мне унылым взором я рассматривал серые тучи плывущие по небу...Я снова лежал возле лавки матери, много лет спустя, все также игнорируя проходящих мимо людей, а также несколько грустных женщин что громко обсуждали что-то, совсем недалеко от меня...Как он мог умереть?..просто невероятно!..ужасно!..нестерпимо!..и миллион прочих никому не нужных жалобных причитаний от никому(как я отчетливо понимал) неизвестных людей, что яростно выставляли себя родственниками, тянули ко мне руки, мягко опускались в никчемном, псевдо-жалобном поклоне...все что делают подобные персонажи, а именно персонажи, иначе это, да, это и не назвать!..все просто!..нечего кроме подобного они делать и не могут, вся их жизнь это притворство, псевдо-жизнь, псевдо-работа и псевдо-существование!..
Моя мать грустно сидела в небольшом кресле, в её руках была фотография отца, сделанная после окончания войны. Рядом с ним стояли слабо улыбающиеся сослуживцы. Один был слеп на оба глаза, его жизнь и жизнь его родственников абсолютно ужасна, его жена и четыре дочери погибли про бомбежках Нагасаки, глаза он потерял во время битвы залива Лейте, к потере зрения получил и контузию, ослепший и контуженный, потерявший всю свою семью, он покинул нас через пару лет с окончания войны. Улыбающийся шире всех, стоящий подле отца мужчина, вторую руку, а конкретней левую, он спрятал за спину, ввиду потери кисти, омерзительная культя на её месте-последнее что он хотел оставлять о себе на память, его звали Дэйчи Ёсимура, он покинул этот мир через 10 лет с окончания войны, в драке с парой американских военных...Слева от отца находился Дзюнсикан отцовской бригады-Тсуиоши Киби, статный, крепкий мужчина. Его лицо было испещрено шрамами различной глубины, один из глаз был скрыт темной повязкой, он легко улыбался устремив ещё живой взгляд прямо в объектив камеры, словно зная, что ему осталось буквально несколько лет...
Отец на фото стоял смирно, но на его усталом от войны лице висела легкая улыбка, но во взгляде, пронизывающем объектив, все также висели бомбежки, пожары и агония всего вокруг...В самом деле, отец никогда не рассказывал мне о войне, изредка напоминая о своем прошлом, выпивая, он вспоминал товарищей, боевые операции, но в моменты воспоминаний о конкретных действиях, его глаза покрывались слезами, а после этого он опрокидывал ещё одну стопку сакэ и уходил в себя...Мать просила не приставать к нему с расспросами и я, будучи ещё совсем маленьким, послушно отставал от отца...Теперь же, поздно что либо спрашивать...Пока я медленно погружался в тенёты безысходности, пока ползал по вымышленным мирам подсознания, резал ноги и руки...мой отец покинул меня, он так и не рассказал о войне, о службе и том, что происходило в его жизни, он так и не рассказал мне о жизни!..А я, пока он был жив, не придавал этому значения...иронично, так бывает всегда, когда мы наконец понимаем всю суть...точно, надо было раньше!..Ох, как же так...почему я не вспомнил об этом раньше?..и так далее...все это мерзко! Откуда мне знать подобное?
Смерть...полноценно...чёрт, полноценно я никогда не знал её. Что это такое? Каково это вообще? Как сон? Засыпаешь и не просыпаешься впредь?..навсегда остаешься в своем последнем сне?..или попросту бродишь в бесконечной, во все стороны, темноте?.. никогда не видя других людей, объектов и света...никогда!
Но это если смерть спокойная, смерть во сне...без боли, без страдания...а если я умру иначе?..Сумасшедший моряк приехавший на базу в Окинаве, с силой вбивает мою челюсть в асфальт, она с хрустом ломается, я истекаю кровью, а по всему телу разливается омерзительная и ужасающая боль...никакого спокойствия, одна всепоглощающая боль... Или я умру под очередными бомбежками?..недолго ведь будет висеть спокойствие в атмосфере, американцы наверняка развернут оружие против нас, снова...ещё раз!..Я буду сидеть в разрушенном здании, некогда бывшим моим домом, рядом будут лежать тела моих соседей, далеких родственников...Их раскуроченные тела, органы лежащие тут и там, литры крови на стенах разрушенного дома, покрытые пылью и копотью...их пустой, мертвенно-бледный, стеклянный взгляд...Потухшими глазами я рассматриваю округу, свистят американские пули, летят ракеты...на границе сознания я слышу шум очередного взрыва...бам...грохот пронизывающий до глубины, сильная боль в районе правого предплечья и спины...затем темнота в глазах и тишина...вечная, непроницаемая...Моё усталое тело взлетает в небо, подобно Икару, хотевшему летать, но подобно ему мое тело, уже мертвое, поврежденное и испорченное жизнь, войною и беспокойством, рушится вниз, с шумом сломанных костей падает на землю...через час по нему проедет танк, пройдет американский солдат, усмехнувшись ограбит мое тело или вовсе выстрелит...ужасная смерть...мгновения и меня не будет...я даже не узнаю, полноценно от чего умер...смерть просто заберет меня...
Или я вовсе сгину по своей глупости?..ох, к подобному я думал придти и сам...веревка, да...ужасающе неприятное ощущение, но каково облегчение после освобождения?..впрочем, освобождение ли это?..я просто убью себя, ради чего?..небольшой перочинный ножик лежал в моем пальто уже второй год, несколько раз, в особенности после бутылки другой, я хотел найти американского военного и воткнуть нож в его горло, увидеть его нажравшуюся морду, бьющуюся в агонии...но затем, слезы покрывали мое лицо...я хотел уйти в самую темную подворотню...и вскрыть себе вены, воткнуть нож в свое горло...закончить все это...нырнуть на самое дно...Впрочем...куда ещё глубже?
Я вернулся к реальности, моя мать мягко опустила свою голову на мое плечо, она нежно шептала что-то, смотря на большое фото отца, сделанное ещё в юности, во время его обучение в институте(одного года обучения)...он умер, его больше нет. Недалеко, возле поминального уголка, стояла младшая сестра моей матери. Статная, уже вполне себе женщина, во всех смыслах этого слова, лет 36, внимательно и как то пустынно рассматривала меня и мать. От её холодных голубых глаз мне стало не по себе и память успела напомнить мне по какой причине. Судя по легкой ухмылке у Юмико-сан, моя не самая любимая тетушка, тоже вспомнила нечто из нашего с ней общего прошлого...
Стояла промозглая зима. На тот момент мне было 14 лет, может год больше или меньше. В ту пору на Японию налетели сильные морозы, пронизывающий до самых костей северный ветер шествовал по стране, нанося болезненные удары каждому, чей иммунитет представлял из себя легкую ситцевую защиту и нечего боле. В то время мне довелось испытать на себе все проблемы пневмонии. В самом деле это конечно не было самым тяжелым испытанием в жизни, но то что этот момент запомнился мне навсегда - факт, пусть запомнился он не только из-за болезни.
Расписание моего дня было вполне обыденным для любого заболевшего ребенка. В основном я находился в своей комнате, изредка позволяя себе выйти и заварить ещё одну чашку чая или же попросту сходить в туалет. Разумеется, во время этих походов я укутывался в плотное одеяло, как мне и велела мать, чтобы, как она говорила: "Ты не заразился ещё чем-нибудь!" Следуя этим инструкциям, я существовал в таком виде несколько недель. Повезло, что легкие были повреждены не настолько сильно, а врач выписал мне соответствующие лекарства, что изрядно спасали меня. Привычная на самое начало - боль, разрастающаяся по всему телу, быстро ушла, оставив лишь намек на себя в виде мигрени. Боль в горле также начала спадать, но общая усталость, температура в районе 38 градусов и периодический кашель, словно бы разрываемый мое горло и легкие, не давали мне отдохнуть. Большую часть дня приходилось или спать или делать то, что я больше всего любил. Читать отцовские книги. Библиотека в нашем доме не была невероятной в своих размерах, но достать что-либо стоящее(а для меня стоящего было много, от зарубежной литературы по типу Чехова, до больших фолиантов изобразительного искусства), в особенности именно большие энциклопедии и сборники статей в твердых обложках интересовали мое подростковое внимание.
В один из моих карантинных дней ко мне в руки попала довольно небольшая, по меркам нашей книжной полки, книга. Повествовала она в основном о картинах французских художников с 18 по начало 20 века, медленно погружая читателя в особенности одного течения художников, вводя через несколько страниц в другое. Поначалу нечего интересного я не замечал, вполне обыденные картины того времени. Безразмерные, словно наполненные водой, обнаженные женщины, что величественно, а величественным было все от взора до вида их больших грудей, наверняка теплых и наполненных молоком до краев, возлежали на богато обложенных шелковых кроватях, диванах в богато обставленной комнате. Затем мои глаза зацепились за приятного вида картину. Подпись под ней гласила: "Лора де Шатильон Спящий ребёнок". Ребёнок находился в тени зеленых ветвей, в окружении общей лесной зелени и цветов. Умиротворенно и спокойно он лежал на камнях, больше похожих на древние ступени, таких же древних людей, что когда то жили в этих лесах, ходили по этой лестнице, где сейчас, умиротворенно спал ребенок, нечего не подозревая о прошлом, нечего не зная о будущем...Перевернув страницу у меня перехватило дыхание. Это была ещё одна картина Лоры Шатильон, теперь она изобразила, самую известную персоналию Франции, так по крайней мере я считал тогда, это была молодая Жанна д"Арк. Девушка, склонившись перед статуей Девы Марии, освещала свои доспехи...серебряная броня "Святой девы" поблескивала от лучей солнца. Но я смотрел лишь на фигуру Жанны. Её бледная кожа, аккуратные черты лица и длинные рыжие волосы, спадающие легким водопадом по прямой спине. Тончайшие, ещё не женские, а скорее девичьи пальчики, что уже с силой, ощущая всю тяжесть металла держали стальной меч, обнаженные пяточки...Все это свело с ума, меня, ещё совсем молодого. Её внешний вид был прекрасен, но ещё прекрасней для меня было понимать какая судьба её ждет...И сама Жанна отчетливо понимала, я верю в это, что жизнь её окончится не самым прекрасным способом. Что её белые плечи не познают жара поцелуя, что её душа никогда не познает любви, впрочем нужна ли подобной ей та самая любовь? Ей, погруженной до экстаза в дела родного государства, родной земли и народа, обыденная любовь уж точно была ей не по нраву...ещё бы. Её такое спокойное, а отсюда и милое лицо вызывало такое же спокойствие, но помимо него и настоящий, непередаваемый страх, чисто человеческий, созданные на инстинктах...Следующие несколько часов я только и делал что рассматривал картину с Жанной, мой мозг рисовал все более причудливые, но все более приятные сцены...Все начиналось со сцен битв, сцен пленения, сцен тюремного заключения, что наверняка дополнялись пытками и изнасилованиями...вид стоически терпящей подобное Святой девы заставлял мою кровь закипать...а заканчивалось все это счастливым, приятным лицом француженки, да она умерла в муках, но ушла в более счастливый мир, попытавшись сделать этот немного лучше...пусть даже ненадолго. И это лицо...оно постоянно находилось, словно бы передо мной...Той ночью я долго не мог уснуть...Она, словно была со мною рядом, кажется я даже слышал её тихий шепот, успокаивающий, но не дающий заснуть, он словно бы требовал внимания к себе, погружения в недра произнесенных слов, каждой буквы и звука...
Этой же ночью я вновь предался своей дурной привычке. Почти все мальчишки в школе в своих кулуарных(а проще говоря туалетных) разговорах, упоминали о своих опытах мастурбации. Особые техники, причины тяги к этому и так далее. Особо отличившиеся ученики, говорили о том, что это все дурная привычка, словно курение или распитие алкоголя. Но, в самом деле, нечего общего с этим, подростковая мастурбация не имела. Это по-настоящему было природным инстинктом, врожденным и вшитым в мужской мозг. Поэтому в районе 11-12 лет, мальчишка начинает познавать свое тело...Таким же был и я, в ту ночь я повторял то, чем занимался уже несколько лет, когда только подворачивалась возможность. Я часто тайком пробирался в кабинет отца и брал "трофейные", как говорил отец пин-ап плакаты, что были сложены в небольшую скрытую нишу его стола. О которой, разумеется, якобы, никто из жителей дома не знал. Изображенные на них женщины, конечно же, с легкостью будоражили мою плоть и кровь, но нечего хорошо, прекрасного и идеального в них я не видел. Это скорее было вынужденным делом и нечего кроме этого...С картиной Жанны д"Арк же было иначе. Да и вообще с ней. В Святой Деве я видел свои настоящий и чистый идеал женщины, на тот момент разумеется... Когда этой ночью в мой мозг с новой силой нахлынули образы Жанны, я не смог удержаться и как уже сказал, предался дурной привычке. И именно в этот момент в мою комнату зашла Юмико-сама, хотя зашла это скорее более литературное слово, Юмико ворвалась в мою комнатку, без стука или хоть какой-то паузы для того, чтобы я успел натянуть трусы или одеяло...Но ворвавшись в комнату она прекрасно увидела дурную привычку во всей красе...Залившись краской она отвела взгляд, тем самым дав мне время для того чтобы закрыться. Я моментально это и сделал, залившись ещё большей краской чем Юмико и мельком отвел глаза. Тяжелое дыхание и покрасневшее лицо. Именно таким меня увидела моя тетушка. Ей было чуть больше 20 лет, белая и приятная на вид кожа, длинные лоснящиеся волосы и объемная грудь, сокрытая под легким кимоно, многих девушек, с которыми она дружила подобное скорее пугало, приносило неудобства, но Юмико точно была не из тех, её формы вполне устраивали её и она, конечно же, ими пользовалась. На её лице заиграла стыдливая улыбка, а после она выпалила, что завтра мне предстоит отправится с матушкой в госпиталь, после она ещё несколько секунд стояла и обводила взглядом комнату, а затем быстрым шагом, так и не скрыв свою улыбку вышла из комнаты... Я провожал её силуэт взглядом и мысленно молился о том, чтобы Юмико не рассказала о моих "делах" матери.
Но Юмико нечего не рассказала, напротив, на утро я вышел из комнаты и столкнулся с матерью, собиравшейся меня будить. Она привычно, буднично улыбалась, спрашивая о моем самочувствие. Нечего не говорило в ней о том, что она знает о дурной привычке, моя мать не из тех людей, что будут молча игнорировать события, это прямолинейный, а для кого-то наверняка жесткий и гегемоничный человек. Жесткой рукой и командным голосом она учила меня жизни, подготавливая у трудностям...но судя по всему нечего толкового не вышло, учитывая мои нынешние дела и состояние...Иногда всё это воспитание твёрдой руки, подобный термин часто повторял Такаши, с умным видом великого знатока воспитания, приносило лишь большие проблемы, ребёнок становился даже куда более сломленным, чем в момент появления на свет...ступая в этот чертов мир. Такаши считал что тоталитарное управление в семье, с невероятным и неисчислимыми ограничениями несёт только вред, превращая ребенка в некое подобие настоящего сформировавшегося человека, отсюда, как он считал и появляются антисоциальные персонажи, в этом есть корень всех проблем японского, а впрочем и любого общества. Я всегда возражал ему, говорил, что его отец тоже тиран с тяжелой рукой, но Такаши лишь отмахивался, говоря что всё не настолько плохо и ужасно, тиран тирану рознь...
Вернувшись от доктора с хорошими вестями я, разумеется, отправился в свою комнату, мать же быстро переодевшись ушла работать за прилавок лавки, оставив меня, как считал и я и она, одного. Поднимаясь по лестнице, я заметил открытую дверь в комнату, где последний месяц проживала Юмико, она жила с нами не всегда, периодически приезжая во время студенческих каникул или сессии. Медленно подходя к комнате, я стал прислушиваться, определенных звуков не было, стояла дисгармоничная для нашего дома и лавки, тишина, кою можно было встретить лишь поздней ночью. Наконец добравшись до комнаты, я быстро заглянул внутрь и увидел мою тетю Юмико. Та стояла возле окна, выходящего на южную сторону улицы N, в то время там находился небольшой магазинчик ремесленников, где особо крупные, мускулистые и поджарые мужчины ковали сувенирные мечи и прочие предметы для продажи, в особенности это интересовало, конечно, американцев...Юмико стояла у окна и рассматривая одного из местных работников, её правая рука упиралась в раму окна, а левая была опущена, Юмико определенно касалась своей промежности...Образ тот час вспыхнул в моей подростковой голове, кровь от мозга со скоростью истребителя начала подкатывать к моему члену, я начал тяжело дышать, но не мог сдвинутся с места, наблюдая, пусть и со спины на Юмико, в расстегнутом кимоно...В этот момент она обернулась и вскрикнув запахнула его. Я на ватных ногах попытался убежать в свою комнату, пусть особого смысла в этом и не имелось, она видела меня и сейчас уж точно должна доложить обо мне, извращенце, матери...но она так этого и не сделала...
Юмико медленно зашла в мою комнату, я сидел на своей кровати, отведя свой взор в сторону от неё, Юмико прикрыла дверь и я невольно тяжело сглотнул. Она села рядом со мной, не проронив ни слова, а затем спокойно пробормотала: "Ты хочешь увидеть это?"..."Что,"это"?"...Юмико повернулась ко мне и аккуратно распахнула кимоно, моим глазам показалось тонкое и слегка загорелое тело, на котором главенствовали большие груди...я начал ерзать и впиваться руками в мягкий матрас кровати, но Юмико перехватив одну из них, мигом отправила мою руку на свою пухлую, тёплую и мягкую грудь. Она улыбалась, а я почти задыхался от возбуждения и страха, что вот-вот, прямо сейчас в комнату зайдет отец, зайдет мать, зайдет кто угодно и устроят скандал...эти мысли блуждали в моей голове, пока я касался теплой и мягкой груди Юмико... Затем она, снова взяв мою руку, начала опускать её вниз, я касался её живота, бархатная кожа которого на ощупь была несравнима ни с чем, мой подростковый мозг взрывался от возбуждения, а на лице Юмико появилась спокойная и милая улыбка, это все для неё лишь игра...Моя рука аккуратно коснулась её промежности, пальцы зацепились за ветвистые заросли лобковых волос, не менее приятных на ощупь чем бархатистая кожа, а затем, проведя мою руку чуть ниже, Юмико тихо простонала, запустив мою руку в свою самую сокровенную зону...Мой мозг отказывался думать о чем либо, отказывался работать, все что я делал, делал в сущности не я, а Юмико, что управляла моей рукой и ласкала себя. На моей руке проступила влага, тетушка снова простонала, но затем, показав свою улыбку, аккуратно отстранила мою руку, запахнула халат и, поддавшись вперед, ещё ближе ко мне, поцеловала...то был мой первый поцелуй с женщиной, а в сути своей по настоящему единственный, разве можно считать иначе?.. После этого, она лишь мягко провела по моей щеке своей ладонью и вышла из комнаты...навсегда, как тогда казалось, покинув наш дом...
В сущности, моя тетя Юмико была первой женщиной, которая показала и даже позволила коснуться всех самых тайных и важных мест женщины. И она, как и я навсегда будем хранить это невероятно мерзкое в понимании окружающих нас людей, табу...Снова посмотрев на неё, я почувствовал приятный привкус на губах...как тогда, когда мне было 14...
Следующие три часа прошли в тумане седых ниток сигарет пришедших знакомых и родственников, тихих, невесомых, но повсеместны шепотков по углам, слезах матери, все также сидящей за столом, в обнимку с фотографией отца. Она молилась, вспоминала их общую жизнь, бедную свадьбу и тяжелые роды, уставшее лицо отца...все это слилось в одно единое воспоминание, что лилось из её рта, словно великая скорбная песнь, вливаемая, к большому её сожалению, лишь в закрытую тонким стеклом рамку с фотографией, а не в уши покинувшего её мужа...Пусть многие и поспорят, сказав, что он все видит, все слышит...он незримо бродит среди нас, возможно даже не понимает что умер...но я реалист, объективно считающий, что за той "дверью", как многие это называют...нечего нет...как я уже сказал- пустота и нечего боле...скорее всего именно так и будет...Седые нитки сигаретного дыма вырисовывали причудливые узоры, а шепотки стали словно бы совсем не адресованы семье покойного...кто-то обсуждал пиджак пришедшего или траурную юкату...Бывшая, некогда похоронно-поминальной, атмосфера...вмиг развеялась и закрутилась в причудливом танце обыденности, прямо на крышке гроба...как хорошо, что отец не погребен...как хорошо, что его кремировали...
Стояла глубокая ночь, я без движения лежал на татами, в своей бывшей, детской комнате. Нечего кроме небольшого календарика, моих школьных времен и фотографии моего последнего класса, не напоминало о прошлых временах. Тем не менее комната словно сохранилась в едином времени, словно поток времени проходил сюда медленно, проникая внутрь через небольшие щели, слегка замедляя старение и запустевание этого места...Словно ещё всего минуту назад, ещё молодой я, совсем ещё юный школьник вышел из комнаты ради ночной порции воды...и вот, ещё минуту...и я вернусь, ну же! Не заставляй меня...но нечего не происходит, как бы нам не хотелось, да и как бы мы не старались, нечего не изменить...все идет вперед, люди стареют, умирают и исчезают с карты нашего мира, из наших жизней...(не)существование...вот что ждет дальше, ставить приставку или нет, решит каждый сам для себя. Белый потолок и маленькая люстра безмолвно смотрели на меня, ожидая от меня действия...но какого?..что я вообще могу сделать?..Я окончательно сойду с ума?..я окончательно...конец...да, это то что ждет каждого, но...какой будет у меня?..нет...когда он наступит? Безмолвные собеседники смотрели на меня и нечего не отвечали, боги, люстры или стены...к черту их всех, нечего они не ответят...нечего...на миг я закрыл глаза и в моем сознании снова, ещё отчетливей чем прежде, возник образ Исикавы...Я почти забыл как она выглядит...она была такой же. Стояла возле небольшого автомата, где можно было вытянуть игрушку...таких полным полно...Возле неё стоял угрюмого вида мужчина средних лет. В темном пальто, держащий в руках небольшой чемодан...тот самый, да...это её отец(а может и не отец вовсе?)
Я открыл глаза, образ пропал, но на его место вернулись прежние молчаливые собеседники. Потолок сохранял полное молчание и спокойствие, люстра нагловато усмехалась надо мной...ну да, смейся!..насмехайся дальше!..поганая тварь...зачем тебя только купили!..На миг я растерялся, но смог вернуть внутреннее спокойствие, что впрочем не вернуло прежнее спокойное биение сердца...Вот ведь...я уже ругаюсь с люстрами...право говоря, она действительно словно бы улыбается...страшно, во тьме из-за недосыпа почудится и не такое...Я спал, пусть и в месте, где прежде засыпал моментально, но теперь то...все чужое, мебель, в которой я хранил книги, игрушки и свои вещи давно вынесена(не удивлюсь, что отец продал её в лавке), здесь я был чужим... А был ли я вообще когда-либо "своим"?..что вообще это значит?
Рано утром я поднялся и без слов вышел из бывшего некогда, родного дома. Медленно пиная камни под ногами, я поплелся в сторону небольшого парка, где часто, в детстве, я проводил время. Иногда, уже в школьные годы, я бродил там с Мацуко, однажды мы с ней почти поцеловались, в одном из темных из-за листвы деревьев, мест...Нелепая детская попытка, я на миг коснулся её губ своими, через секунду Мацуко, залившись краской, отстранилась от меня, оперевшись на ствол дерева. Не менее смущенный я, в тот момент одновременно разочаровался и в себе и в женщинах... Сейчас же парк пустовал...
Человек венец природы, бытия и существования. Так человек рассказывает другим людям. Несмотря на то, что человек ныне попросту омерзителен, пуст и бессмысленен...Его путь ограничивается банальными вещами и с течением времени все это не меняется. Бессмысленностью пропитан каждый миг человеческой жизни, впрочем, можно ли назвать это жизнью? Человек говорит о величии технологий, что создает...о величине и росте знаний, что им осваиваются, но что будет через 20 лет? Что будет через 40?..50? Уже сейчас мы, люди, стучимся своими лбами в потолок возможностей и выхода из этой ситуации, прямого и понятного, до сих пор не нашли...К тому же в большинстве своем человечество деградировало, виной ли тому послужила вторая мировая война, разрушавшая судьбы каждого человека, от жителей пригорода Парижа и небольшого ранчо в Техасе, до последнего деревенского жителя СССР и израненных жертв бомбежек Хиросимы...Война оголила лица и души людей, но не позволила им стать чем-то большим... Жизнь человека сегодняшнего - бесконечная рутина, нацеленная лишь на продолжение рода, чтобы продолжения продолжали уныло выполнять ту же бесконечную рутину...в перерывах между распитием алкоголя, дабы успокоится или неспешным, неудачным соитием...человек существует в плоскости обыденности и скуки. И так будет продолжаться дальше...человеку не свойственно меняться и расти, как бы он не говорил обратное, как бы этому обратному, не вторили плоские предложения из художественной литературы, как бы не кричали протестующие, как бы не думали молодые, ещё только явившиеся сюда жизни...нечего не поменяется, в таком случае, стоит ли вообще считать человека высшей формой жизни на планете?..можно ли вообще считать человека венцом природы, а не обыденной неоперабельной раковой опухолью на теле нашей земли, что очень рьяно и с силой, цепляется за жизнь, которую она считает достойной себя? Такого ли хотели люди прошлого?..и будут ли думать о чем-то подобном, люди будущего?..если конечно эти люди будут...и если это "будущее" вообще возможно для людей...
Я рухнул на парковую лавочку и задрав голову в небо, рассматривал плывущие по небу, ранние, утренние облака. Усмехнувшись тому, что я слишком уж часто обращаю свой взор на небеса, словно бы ожидая там какого-либо совета для себя...Но там нечего не было, тишина и привычное, как для меня, молчание... Ни боги, ни ушедший(возможно) к ним отец не хотели тратить свое время, чтобы наконец, спустя много лет, наставлять меня на путь истинный...С одной стороны, раньше, ещё в школьные годы, в особенности из-за плотного общения с Такаши, я как и принципиальный японец искал освобождения, понимания жизни и просвещения в теме смерти. Такаши прожужжал мне все уши на эту тему, относя все это на такие великолепные, по его мнению, источники как Махапхарата, Бардо Тьхёдол...Такаши с серьезным лицом доказывал мне, что вся наша жизнь, как он говорил Кшаникавада- то бишь смысл нашего, человеческого существования заключается лишь в одном мгновении, все наши мысли, весь поток сознания живет лишь миг...Но не затухает совсем, Такаши сравнивал всю нашу жизнь с кинопленкой, каждый кадр, в лице дхарм или наших мыслей и потока сознания, быстро сменяется словно бы в киноаппарате...Они сменяют друг друга, создавая иллюзию непрерывности, а в действительности каждый кадр отличается друг от друга, пусть даже минимально, и последующие зависят от предыдущих...Такаши называл конец жизни не смертью-а лишь началом...настоящим, живым...существованием, как таковым вовсе...
Я всегда коротко отмахивался от наседающего на уши Такаши, слушая его слова лишь мельком. В самом деле я не был согласен со всеми его идеями, считая, что, будучи японцем, Такаши слишком много времени отводит изучению исследований индуистских и далеких Непальских гор...Забывая о вполне привычных, для многих любителей традиций- Книгу пяти колец или же вполне привычный кодекс самурая... К тому же насколько мне помнится, у Такаши лежала в особом шкафу наточенная и наполированная катана, времен 17 века, доставшаяся его деду, от прадеда, а тому от ещё более дальнего родственника. Катана хранилась в специальном шкафчике из черного лакированного дерева, закрытого на бронзовый замочек, аккуратного размера. Над шкафчиком находилась объеденная картина нескольких известных японских самураев. На картине были изображены Цукахара Бокудэн, Сасаки Кодзиро, Ито Кагэхиса и Ода Нобунага, все вооруженные острыми катанами, на стали которых поигрывало бликами восходящее солнце... Отец Такаши периодически доставал антикварную катану и старательно полировал её, пел нечто несвязное, а иногда шептал что-то, очень низко наклонившись над оружием...Такаши никогда не подслушивал отца, поэтому конкретики не давал...Да и сам меч Такаши никогда не смел брать в свои вечно потные и здоровые руки, подходя к шкафчику он вовсе задерживал дыхание, остановившись в метре от шкафа и гипнотизировал меч взглядом.
Я всегда считал, что для мужчины это сродни видеть что-то великое, что-то очень нужное. Меч, нож или любой другой острый предмет, чаще всего оружия, воспринимался мною как продолжение руки и просто обязательный предмет, что должен быть при мне, ну или хотя бы у меня дома. Владение же оным возвышало любого человека в моих глазах, даже самый обыденный и пустой, как казалось ранее человек, что владел искусством владения мечом, становился для меня предметом интереса. Поэтому когда я слушал рассказы Такаши о катане, постоянно задумывался, отчего же ему самому не хочется прикоснутся к мечу, почему для него это просто красивый предмет мебели, часть интерьера, что своей благородной сталью блестит на полке...почему?
В парк ворвался свежий, холодный ветер, заставивший меня изрядно поежится. На небе начали проявляться серые тучи, которые совсем скоро опорожнят свои пушистые кишечники омерзительным, холодным дождем...Ещё раз поежившись, я потянувшись, встал и быстрым, уже куда бодрее чем ранее, шагом отправился в сторону родительского дома, дабы в последний раз осмотреть его, лавку и наконец навсегда уйти отсюда...кажется ранее, я думал также? Недалеко от парка находился небольшой бар, в моем детстве, туда часто захаживали отец с товарищами, в особенности после работы...также туда любили заходить и американские военные...последних видеть не было никакого желания, но пропустить стопку другую именно сейчас казалось очень важным. Бар уже был открыт, усталого вида бармен лет 50-ти, хозяин бара по совместительству, несколько сидящих в самом начале помещения завсегдатаев подобных мест, все они, в независимости от времени, места и расы, выглядели примерно одинаково, отличить от обычного человека в толпе подобных было трудно, но вполне возможно...их усталые лица и плавающие в забытье глаза, выдавали о них куда больше чем свежо-выглаженный костюм с белой рубашкой или дорогой парфюм...За стойкой бара сидел мужчина лет 30, в поношенном пальто зеленого цвета, выцвевщего от носки и времени, напоминающее нечто среднее между плащ палаткой и военной формой императорской армии...Задумчивое лицо сидящего не выражало ничего конкретного, он просто смотрел на стакан с виски, смеряя его пустым и лишенным бремени существования, взглядом, видавшего многое человека...Его темные волосы вились словно бы приклеенным клубком, прямо к лысой голове, неухоженная бородка и слабые усики, пробивающиеся под крючковатым носом...никто из сидящих здесь не заметил входящего меня, только бармен слегка дернул головой в мою сторону, как то невнятно кивнул, а после вернулся к своему занятию, мужчина с толком и серьезностью натирал стойку...
Я сел за небольшой столик на двоих, у стены. В этот момент передо мной появилась бутылочка холодного, только из морозильника, американского пива...Скривившись наложенному на этикетку звездно-полосатому флагу, я откупорил бутылку и пропустил по гортани прохладную жидкость, которую, по какой-то неясной причине, мой мозг прямо-таки желал испить с утра...В самом деле, не всегда можно определить, что хочет твой мозг. Протестовать за вечный коммунизм? Выпить пару бутылок пива? Устроить геноцид? Все как по щелчку...Щелк, ты уже сидишь дома, обнимая свою любимую женушку, запускаешь руку ей под подол юбки, играешь с приятными на ощупь волосиками, целуешь её теплые груди, вслушиваешься уже, словно бы всем телом, в её сладострастные стоны...а после, уже другое...щелк и ты находишься в небольшом военном лагере в Бирме, прямо перед тобой, на своих детских, маленьких, но уже не невинных коленках, с аккуратными ямочками, стоит побитая и изнасилованная китаянка лет 15...ещё миг и ты стреляешь в её маленькую голову, её глаза надуваются от давления, на лбу появляется аккуратная в своей красоте и уродстве, небольшая дырочка...твой пистолет окропляется кровью...словно в замедленной съемке, небольшая, ещё не видавшая настоящей жизни китаянка падает на грязную землю, стоящий близ тебя командир, сильно хлопает тебя по плечу, после стреляет ещё раз, уже в её белое, иссохшее от трудностей и лишений тело, сквозь дыры разорванной одежды льется омерзительная теплая алая кровь...щелк и ты стоишь возле здания школы, рядом с тобою миловидная жена, которой несколько ночей назад ты показывал самое невероятное, изученное тобою в искусстве любви, вы встречаете свою дочь после школы...щелк...щелк, одни смерти и разрушения...все это хочет наш мозг, первобытная катомочка, не меняющая себе желаний...ещё минута, ещё щелчок, ты возомнил себя богом, любой конфессии, все...ты невероятен...ещё щелчок...тебя убили, снова...ещё один щелчок...убиваешь уже ты, так захотел мозг, так захотела твоя первобытность, бьющая из тебя каждую секунду, намереваясь захватить верх...
Ещё раз закинув в гортань порцию холодного пива я закрыл глаза и попытался убрать все мысли на периферию своего сознания, очистить свой разум и наконец по-настоящему успокоится...но успокоится, мне так и не было суждено. Прозвучал оглушительный взрыв, по настоящему, когда человек зажмуривается, понять определенно, что произошло нельзя. Взрыв...выстрел или обычный, очень громкий хлопок ладонями, прямо над твоим ухом...Я открыл глаза, вместе с ситуацией, что произошла передо мной, в мои ноздри вошел свежий запах обгорелой кожи, пороха...а также, абсолютно неясный, словно неземной, по настоящему живой запах страха, без особых изысков и омерзительных ноток, самый, что ни на есть обыденный, но такой забытый и далекий...Мужчина в зеленом пальто стоял посреди бара, бармен, стоящий за ним испуганно поднял руки и зажмурился...завсегдатаи бара наконец подняли головы от алкоголя и не меньше испуганного бармена находились в состоянии страха...Диким взглядом мужчина в зеленом, пожухлом пальто, прожигал сидящих алкоголиков, ещё миг и прозвучал второй, оглушающий выстрел. Правую руку с вытянутым пистолетом ещё раз тряхнуло, прозвучал сдавленный, хриплый звук, мужчина рухнул на грязный пол, а на его белой, чистейшей и явно с силой наглаженной рубашке, начала вырисовываться неприятного вида кроваво-алый цветок...Рядом с ним на стуле с тяжелой отдышкой находился другой человек, кровавый цветок проявлялся на его плече. Мужчина с пистолетом долго молчал, а после выстрелил ещё раз...голова сидящего была пробита пулей, грязно-серая стенка бара уродливо окрасилась легкими алыми мазками... После этого мужчина легко усмехнулся, кивнул, словно бы внутреннему голосу и сделал ещё один выстрел, убив третьего пьющего...тот с хриплым криком рухнул на землю, несколько раз дернулся, а после затих...Никто из них даже не попытался убежать, противостоять стрелку или сделать хоть что-то...Они лишь умерли. Просто и абсолютно бессмысленно. Я медленно поднялся с места и мужчина посмотрел на меня, направил пистолет, но затем опустил его...Мужчину в зеленом тяжело колотило, его ноги дрожали, а рука словно не в силах больше держать пистолет, предательски была опущена вниз, словно он весит куда больше своих 1,5 кг...Американский пистолет марки "Кольт" тяжело оттягивал правую руку мужчины в зеленом, он слегка горбился... "Вы думаете...вы думаете, я сумасшедший?", мужчина нарушил тишину, задав вопрос всем, но в то же время никому конкретному смотря куда-то в далекое, только ему изведанное и понятное пространство. Бармен громко сглотнул, но мужчина не обратил на это внимание...его пистолет с грохотом рухнул на пол, вслед за ним на пол, ещё более обессилено рухнул и мужчина... "Вы не понимаете...вы не знаете...вы не настоящие...впрочем...", на секунду он замолчал, поднял свой испуганный и потерянный взгляд на меня, затем добавил "Но не ты...у тебя другой взгляд...ты не один из них...да, в твоих глазах что-то есть! Ещё один взгляд..." последнее предложение он словно бы крикнул, впрочем скорее это напоминало нечто среднее между хриплым стоном и лаем загнанного животного...В этот момент в голове снова вспыхнул образ Исикавы, её далекий силуэт, красный шарф, её распущенные волосы и внимательный взгляд, пронизывающий до самых костей...внутри я всей душой хотел чтобы прямо сейчас она зашла внутрь...зашла сюда, вытащила его...или нет...убила этого мужчину...убила его...что угодно! Моя рука начала дрожать, мужчина заметил это и медленно пробормотал "Я так устал...все происходит не так, как я бы хотел...все пусто и безмятежно, не правда ли?"...усмехнувшись ещё раз, мужчина снова поднял пистолет, внимательно осмотрел его, местами, словно успокаивая ребенка, потирал ладонями...а затем медленно развернул его в свою сторону...ещё миг и пистолет оказался во рту...ещё миг, мужчина пронизывает меня своим пустым взором, уже лишенного смысла жизни человека, лишившего себя существования, лишившегося самого себя...ещё один и прозвучал громкий выстрел...пуля прошила глотку и затылок мужчины...по всему бару разлетелась кровь...наступила тишина...все пусто и безмятежно, как и говорил этот сумасшедший..., бармен медленно сполз по стенке на пол и глухо застонал...после минуты стонов, наступила громоздкая тишина, давящая на тебя со всех сторон, очень плотная, но невидимая завеса, создавала непередаваемое ощущение...словно и нет нечего вокруг...словно нечего и не произошло.
Насколько же смерть человека глупа и омерзительна. Самоубийство, подобное такому ещё хуже. Человек убил сам себя самым неэстетичным способом. Металлическая пуля разворотила его уставшее лицо, пробив слой кожи, слои мышц и череп, наконец добравшись до мозга, навсегда отключив человека от окружающего мира, навсегда заперев его в тьме...или же не ней, откуда тут знать наверняка?.. Кровь легкими струйками шла по его торсу и стекала на пол грязного бара, нога самоубийцы слегка дергалась, последние мышечные сокращения, последние движения убитого. Я считал, что подобное просто неправильно, я не был против самоубийства, самоубийство это лишь один из способов придти к истине, вечному познанию и настоящей жизни...самоубийца ведь сказал, что так устал...Все пусто и безмятежно? Не так ли?..А там все будет иначе. По крайней мере так думал он.
С другой стороны принять убийства трех алкоголиков я не мог. Но лишь наполовину. Я также, где-то в глубине души, в подавленной зоне первобытных инстинктов хотел смерти каждому из них, возможно смерть и самого себя...Ведь в сущности я не отличался от этих алкоголиков, только восприятием себя...Но смерть эта должна была быть лучше, естественней вряд-ли, а красивей и интересней уж точно. Я бы был готов, словно Жанна Д"рк умереть на костре, костре, что развели эти "еретики", окружающие меня, эти никчемные и пустые душою люди, бесполезные существа, с коими, я с великим сожалением делю расу и вид...Смерть это лекарство, самоубийство - способ получить это лекарство...Я говорю страшные вещи, но к сожалению, с каждой секундой пространства я осознаю подобное все больше, все явственней я понимаю, что это единственный выход и единственное правильное деяние...
Настоящий выстрел, что произошел возле человека невозможно описать точно. Ведь суть понимания этого события состоит не в шуме и грохоте, не в запахе раскаленного металла и запекшейся или свежей крови...крики и звуки падающих тел...это лишь все в месте, увиденное и услышанное создает полное понимание ситуации...Когда своими глазами человек видит подобное, когда в его уши влетает громкий звук вылетающей из ствола пули...оно словно возвращает его в прошлое, далекое и забытое, когда предки человека боялись каждой тени, каждого изменения дуновения ветра и любой щелчок, что раздается в глубине высоких лесов...Оно может нести смерть...даже нет, наверняка несет именно её и предок человека в страхе ретировался, бежал подальше от этого, неясного и непонятного, все дальше и дальше, стараясь не оглядываться...Но первые три выстрела звучали иначе...
Далее следовал круговорот неясных, плохо видимых для меня событий...приехала полиция, несколько скорых. Мужчина в полицейской форме стоял возле бармена и опрашивал его о произошедшем. В его руках находился блокнот, периодически полицейский что-то медленно карябал в нем, а затем, кивнув бармену, подошел ко мне. Очевидно, что задавал он те же самые вопросы, что и владельцу бара, я медленно рассказывал обо всем что произошло, отметив дикий, первобытный взгляд мужчины с пистолетом, пронизывающий холодом и бессмысленностью существования... Полицейский снова кивнул, закрыл блокнот и подозвав своего напарника вместе удалились. Тела уже забрали и увезли на скорых. В помещение оставался лишь спертый воздух с легким, неприятным для носа, запахом металла. Кровью пропиталось несколько кресел и теперь, как бормотал бармен, их следует только выбросить. Я медленно прошел мимо бармена и наконец выбрался из здания...на улице поднялся холодный ветер, подняв воротник своего пальто, я быстрым шагом направился в сторону родительского дома, в голове вертелось много мыслей, но на главном месте стояла идея ретироваться из города обратно в Осаку...сейчас я хотел рухнуть на свою кровать и выслушивая столь омерзительный звук с улицы, провалится в самый беспокойный сон...да, именно так. Придя в дом, я быстро попрощался с матерью, взял небольшую сумку, с которой прибыл и поплелся в сторону вокзала...с неба начинал падать стеклянно-белый снег, зима приближалась ещё более отчетливо...
Вернувшись в Осаку я передвигался по уже неплохо выпавшему и хрустящему снегу. Лица людей окружающих меня становились все более унылей...первый снег, раньше, ещё в детстве почти каждый ребенок мечтал увидеть это, слепить нечто несуразное из свежего, только выпавшего снега, ловя стеклянные снежинки на язык...Но сейчас мы уже не дети, почти все окружающие меня были взрослыми людьми, со своими проблемами, болезнями и трудностями существования...но никто, никто кроме меня не задавался вопросами проблем собственного существования...у никого из них не имелось настоящих мыслей...никто из них, как и сказал сумасшедший стрелок...по настоящему существовал. Снег противно хрустел под ногами тысяч и тысяч людей, что шли вокруг меня...этот шум мешал сосредоточится на определенных мыслях...я бегал от одной к другой, все крутилось в странном первобытном танце вокруг костра, но на месте костра не было огня в привычном понимании...там стояла Исикава...опять она, только приехав сюда, казалось пересекая определенную границу между Осакой и граничащей с ней деревней, я снова погрузился в свою привычную хтонь и неописуемое поклонение образу Исикавы...она пожирала меня...даже не зная об этом, не осознавая...
Но наконец, я оказался в своей комнатушке, сползая по закрытой двери на пол, я осматривал запыленные за время отсутствия полочки и тумбу...незастеленную кровать и потускневшую от сигарет стену возле окна. И здесь я проведу лучшие дни своей жизни? Жизни ли вообще? Как все сложно...может именно таким образом тот сумасшедший и сошел с ума? От безысходности жизни в четырех стенах, от обыденности и бессмысленности своего существования...он взял пистолет и расстрелял пьянчуг исключительно по причине того, что ему стало скучно...как хорошо что таких людей мало...впрочем нет...может он захотел изменить не только мир для себя, а мир для всех...нарушить общие правила, разрушить обыденность своею жертвой...но тогда, когда вообще мир заметит изменения? Или жертва не прошла...нужна ещё одна? Или тысячи? Миллионы? Или жертвы мирозданию не нужны вовсе?..все зря?..смысла нет и никогда не будет?..тогда стрельба и самоубийство было исключительно для прекращения своих страданий... По моим глазам потекли слезы, руки начали дрожать...словно бы начался новый припадок...тошнота подкатывала к горлу, а голова закружилась с новой силой...на пыльный пол капнуло несколько слез...Я поднял взгляд к потолку, зажмурился и со всей силы ударил себя в скулу...в глазах появились звезды и я рухнул в небытие...
Бесспорным и очевидным фактом было то, что я вполне себе мог наконец окончить все страдания...я мог бы себя убить! В этом не было бы нечего удивительного, уже год я обдумывал это действие, выстраивал определенный план, в духе старинных пьес, а также старался выбрать наиболее подходящий, действенный, а главное практически безболезненный и моментальный способ...К счастью или к моему сожалению определенных мыслей так и не накопилось, подсознательно человек боится боли...он может быть бесконечно храбрым спасателем, пожарным или сапёром...но боль, страдание и настоящие увядание состоянии он никогда не будет терпеть, никогда не будет желать и по настоящему, будет его страшиться...Человеку свойственен страх смерти, но в самом деле всем итак очевидно, человек боится только страданий и боль, что последует перед актом смерти...отсюда, многие японцы и начали придумывать наиболее действенные способы...отец как то, будучи изрядно подпитым, вспомнил одного из летчиков императорской армии Японии, он участвовал в фактически самоубийственном штурме Перл-Харбора и буквально летел в один конец...однажды отец смог пообщаться минуту другую с ним и отчетливо понял, что стоящий напротив него человек смертельно устал, но ещё больше он смертельно боится, боится боли от подрыва на мине, боится боли от попадания или пыток американских военных...но умереть на огромной скорости, пикируя на истребителе на своего врага, умирая за свою страну в акте безвозмездного, но глубоко патриотического акта самоубийства...он не боялся совсем. С горящими от гордости за себя, глазами он плавно проследовал на борт авианосца, что выплывал из порта Камагавы. Тогда отец видел его последний раз, после атаки на Перл-Харбор, он не вернулся...Но сейчас не вторая мировая и я не собираюсь атаковать американцев...я хочу умереть, но все также боюсь боли...Отсюда и мои странные, инородные и необъяснимые действия...
Именно с такими мыслями я очнулся на утро следующего дня, пожухлым и усталым телом на полу возле своей входной двери. Правая скула сильно болела, а все тело ныло и тянуло. Из пыльного зеркала на меня смотрел мой побитый двойник, на скуле была небольшая саднящая шишка, под глазом, в компанию к изрядным синякам от недосыпа и вечной усталости, начал заплывать небольшой фингал... И вот к чему я пришел?..в какой момент я повернул не туда? Может, стоит просто взять веревку и повесится, лучше то вряд-ли будет...Впрочем, нет...я лучше помучаюсь, пусть будет так!
Выйдя из туалета и кинув взор на незастеленную и изрядно запыленную кровать, я на миг впал в неописуемое уныние...Дома становилось так неуютно, это становилось моим личным храмом, в котором я не собирался оставаться ни часа, ни минуты, ни секунды...Но куда я пойду с таким лицом?..впрочем когда меня вообще пугала реакция окружающего меня общества? Не мне ли было плевать на них всех, каждую секунду своей жизни? Отчего же тогда, сейчас, я даже боюсь двигаться вперед, открывать свою дверь, выходить из своего запыленного храма, пусть даже мне настолько не хочется быть здесь... Неожиданно для самого себя, я испугался показать свое настоящее лицо окружающим? Значит, меня все-таки беспокоит их мнение? Их косые и осуждающие взгляды? Их омерзительные в своей усталости лица?..все это...
Пачка сигарет лежавшая на подоконнике весело и с ухмылкой зазывала к себе, мол, давай, раскури меня...ты ведь этого хочешь, не так ли?..Но я отвернулся от неё, а затем рухнул на кровать устремив свой взор на выбеленный потолок. Удивительно, что человек вообще может часами напролет нечего не делать. То есть, не банальное "не делать важные дела", а не делать ничего вовсе. Сидеть с каменным лицом рассматривая стены и причудливый узор обоев, рассматривать свои новенькие ботинки или же вот, как я сейчас, рассматривать белый, абсолютно неинтересный и непрезентабельный потолок...Человеческий мозг даже не пытается перенаправить его куда-то в другое место, сигналы просто не идут, возможно это ещё один из первобытных инстинктов?..вездесущая лень, что позволяет изрядно отдохнуть перед опасной охотой?..возможно и так, в любом случае это идет в разрез с моим пониманием, в детстве мы могли часами заниматься ничем, буквально созерцать облака на небесах или небольшого жучка в копне травы, рассматривая его со всех ракурсов и запоминая каждую деталь, но с возрастом большинство из нас становятся или рабочими или банкирами, учителями, торговцами или военными, коммисионщиками или таксистами...И все это уже не позволяет нам, как прежде, заниматься ничем...когда-нибудь видели таксиста, вальяжно развалившегося на траве, внимательно глядящего на жука? Или может вам встречался банкир, прогуливающий работу в местном парке и смотрящий, задрав голову, высоко в небо?..навряд-ли...все эти люди лишь медленно плывут по реке жизни, лишь изредка позволяя себе ненадолго вылезти из лодки, выпить саке или пива, а затем снова вернутся обратно...Работа-дом-работа-дом-работа-дом и эта цепь не меняется у многих. По синякам под глазами, по самим этим глазам можно догадаться о многом...Вот этот наркоман, но лишь сессионный, у него ещё имеется шанс соскочить, вот тот уже одной ногой в могиле, он даже не следит за собою, его пиджак ранее так тщательно оглаженный, выглядел исключительно ущербно...а вон та женщина?..да, с ней тоже не все просто, она сделает аборт, убьет своего ребенка, протерпев как можно больше времени, о да, точно...а затем умрет сама, она не хочет жить, возможно это помутнение? Её глаза слегка ехидны, улыбка не уходит с лица, она мирно беседует со своими подругами по работе, а вечером с силой бьет по раздувшемуся животу...чего она хочет? Она не знает сама, она знает лишь то, что должна умереть...да, именно так...Её глаза бегают по лицам проходящих мимо людей, она боится порицания, её стесняет эта толпа, она смущенно отводит взгляды от идущих близ или мимо неё матерей с детьми, она несет грех и собирается сотворить ещё один...Что же до меня? Что с Ямамото Сэтоши?..определенно ответить на этот вопрос было нельзя...я закрыл глаза и принялся считать овец, впервые за долгие годы это помогло уснуть...
Пришел в сознание, я уже ближе к вечеру, на меня смотрело привычное в своей бесполезности закатное небо, огромный диск солнце заходящий за высотки, кроны деревьев и возвышенности, что простирались вдали. Все так красиво, хоть пиши картину, обыденную и лишь намекающую об искусстве... Тучи на небе разошлись, но общая серость никуда не делась. Поднявшись, с уже изрядно залеженной кровати, я осмотрел себя в зеркале...ну да, чего изменится за столько времени? Синяк принял более абстрактный цвет, но шишка по-прежнему виднелась, взгляд был куда спокойней и чище, сейчас я был спокоен...Сейчас стало окончательно понятно, следовало выйти на улицу, пройтись своими ногами пару километров, рассмотреть округу и ментально отдохнуть...возможно Исикава...нет, лучше её сейчас не встречать. Пошарпанное черное пальто тяжело оттягивало меня вниз, в кармане также тяжелело нечто невнятное, сунув руку туда, я выудил из кармана пистолет...Американский кольт пах металлом и ещё свежей, пусть и запекшейся кровью, рукоятка была потрепана, видно, что ствол часто использовали, сам же ствол был забрызган этой самой, красной человеческой жидкостью... Меня снова начало трясти, взять в толк и определить, как пистолет сумасшедшего самоубийцы оказался в моем кармане, то что это был тот самый пистолет сомнений не имелось, но неужели?..Отчетливых воспоминаний о стрельбе в баре не имелось, память стерла большинство моментов, оставляя только разговор с копами и испуганное лицо бармена...даже мертвое тело самоубийцы не проявлялось силуэтом в моей памяти...чёрт! Я положил пистолет на тумбу и ещё раз внимательно осмотрел свое лицо, свое пальто и обувь...искал следы крови?..искал хоть какой то ответ?..пытался понять что происходит?..все вместе. Очевидным было одно, пистолет действительно принадлежал тому стрелку, неочевидным становилось все окружавшее это...Я отчетливо не понимал как мог украсть пистолет, не привлекая внимания полицейских, к тому же...зачем я это сделал?..если конечно сделал вовсе...
О выходе на улицу не могло идти и речи, казалось внутренний голос, оберегая меня талдычил одно и то же, не выходи...они ждут тебя, они уже у твоей двери, сделай вид, что тебя нет дома...И все в таком духе. В один из моментов я по-настоящему, как плаксивая девчонка вскрикнул от открывающейся соседской двери, проследовал лязг ключей, нервный скрип старого соседского замка, а затем удаляющиеся шаркающие звуки господина Ито...Заставил же понервничать старый дед! Я аккуратно приподнялся с пола, перелез на кровать и внимательно вглядывался в силуэты, что сновали под окнами, нечего необычного в них не имелось, напротив...все как всегда, обыденно, скучно и уныло. Никакой слежки, а уж тем более облавы полиции не намечалось, по крайней мере полиции физической...Схватившись за свою голову я с силой потряс её, а затем ещё раз осмотрел пистолет. Сомнений не имелось, это точно тот самый кольт...как тогда?..впрочем к черту! Я отбросил пистолет под кровать, а сам снова рухнул на пол...нужно было подумать.
Прошло ещё несколько часов, солнечный диск окончательно скрылся за горизонтом, погрузив город в природную тьму, которая, тем не менее, рассеялась довольно быстро, на улицах зажглись фонари. В тусклом свете от ламп унылая толпа, шедшая единой человеческой массой с пустующим взором куда-то вдаль выглядела ещё хуже...впрочем, может ли быть хуже?..ещё одна вещь что продолжала пугать, это мое непреодолимое желание поговорить с самим собою, благо третьего голоса(или правильней его называть вторым?) не проявлялся своими ответами, отвечать на свои собственные вопросы приходилось мне самому...как всегда, как обычно. Сейчас все вокруг казалось мне ещё более чуждым, я словно бы находился в вакуумном шаре, могущим лишь взглянуть на окружающее меня, но не могущим прикоснутся к кому либо, встретить кого-либо или поговорить с кем то...Ещё раз вздохнув, я поднялся с пола, оправил все так же надетое на меня черное пальто и медленным шагом, внимательно вглядываясь в каждую тень, каждый угол, покинул свою квартиру...ключ мерзко прозвенел в замке, а после лязгнув, последний выплюнул их в мои руки...ключи в карман, в правый?..нет, в левый...
Улица встретила меня неприятным холодом и тонким слоем снега на земле. Я медленно плелся по улице, стараясь не вглядываться и даже не встречаться взглядами с окружающими меня людьми, ещё сильнее укутавшись в пальто и затянув шарф потуже, я смотрел себе под ноги...Они же и привели меня в небольшой бар. Внутри было тепло и очень громко. Судя по некоторым выпивающим уже которую ночь шла веселая и наполненная алкоголем вечеринка, судя по веселым и одетым в формальные одежды, люди были работниками офиса а все это было днем рождения их руководителя, толстоватого гражданина, сам же он находился на столе, нелепо танцевал и прямо в танце успевал осушивать бутылочку саке. Несколько американских военных стояли у барной стойки и опрокидывали стопку за стопкой...Слабо кивнув бармену, я встал недалеко от военных, но на почтенном расстоянии, разговаривать с ними, а уж тем более пытаясь понять пьяный американский английский не имелось никакого желания...Бармен быстрым движением наполнил кружку пива и отправил прямо ко мне...я протянул ему 500 йен и отхлебнул пива...Американцы оскалившись провели кружку от стойки до моего рта, веселыми, поддатыми взглядами, но нечего не сказали, вернувшись к своему соревнованию...К американцам подошла низенькая японка, один из гайдзинов сразу же подхватил её талию своей рукой...был бы сейчас пистолет...стоп!..нет, этого не нужно...
Я снова вернулся к своему пиву, лишь изредка кидая быстрые взгляды в сторону американцев, в голове витала одна и та же мысль...я чувствую что схожу с ума. Американцы рассмеялись на весь бар, даже не смотря на общий шум, шум оставался японским, лишь на пару децибел громче обычного разговора, американский же гогот был слышен, кажется, даже в моей комнатушке, находившейся на почтительном расстоянии отсюда...Японка поддержала смех военных, а затем вместе с одним из них ушла вглубь бара...проститутка, это уж точно. В небольшой сети помещений, размером с каморку в моем родном доме, сидела стайка молодых девушек, все как одна разумеется продавали свое тело. Несколько раз я прибывал сюда, дабы воспользоваться их услугами, но каждый раз, словно бы на зло, бармен наотрез отказывался пускать меня в подобные помещения, говоря что там нечего делать таким как я...естественно это все неофициально, поддерживаемое лишь якудзой предприятие под названием бордель было скрыто от глаз обычных посетителей, известно лишь единицам, прямо как портовые табачные ларьки...не знающий туда не забредет. Бармен даже не отреагировал на пропажу одного из американцев, второй же остался и стабильно оплачивал очередные порции алкоголя...
Из веселой компании офисных работников ко мне подошел один из мужчин, широко улыбаясь, он предложил мне присоединиться к их празднеству, я аккуратно отказался, намекнув, что американец, стоящий у барной стойки точно не откажется. Ещё шире улыбаясь мужчину, отошел от меня и направился к военному. Я же вернулся к уже почти опустевшей кружке пива. В глубине бара ещё громче прозвучал смех, американец принялся участвовать в праздничной пьянке...
Праздник закончился ближе к часу ночи, бармен гнал всех офисных работников по домам, американские военные ушли чуть раньше, пошатываясь лежа друг у друга на плечах. Я покинул бар вслед за офисными работниками, их боссу я помог подняться на ноги и даже довел его до такси, вызванного наименее пьяным офисным работником...Босс аккуратно похлопал меня по плечу, пробормотал нечто нечленораздельное, а затем рухнул на заднее сиденье машины, близ него приземлился другой работник. Усевшись рядом с босом он сразу же рухнул на его плечо и провалился в сон. Усмехнувшись всей этой ситуации, я картинно попрощался с уезжающей машиной, низко поклонился, а после спокойным шагом направился в сторону своего дома...
Но заходить в это пустое и угнетающее помещение даже сейчас, после нескольких кружек пива, не хотелось...я бы с удовольствием побродил по улице ещё час-другой, но холодный ветер, разумеется, не желал делить улицу со мною и, старательно замораживая меня, гнал в сторону дома. Проходя по параллельной, моему району, улице я заметил небольшой магазинчик, явно антикварный. Табличка над входом с надписью "Когон Дзинь", а также небольшой листок на деревянной двери, написанный рукой "Господин Мацумото, ваш заказ будет готов в понедельник, просим прощения за доставленные неудобства"
Толкнув дверь, я зашел в магазин, ворвавшись в это тихое и умиротворенное место со скрипов половиц у входа. Ветер зашедший вместе со мною, начал трепать ряд старинных вееров, висящих под потолков в несколько рядов. Закрыв дверь, все вокруг начало успокаиваться, наступила та самая тишина, то самое спокойствие, которое было здесь до моего прихода. За прилавком сидел облысевший старичок, совсем небольшого роста и не большего веса, его глаза были плотно сомкнуты. Казалось сидя за прилавком, он умиротворенно спал, впрочем, можно ли здесь бытийствовать как-нибудь по-другому?
Я прошел чуть дальше, вглубь магазина и принялся рассматривать вещи на полках. Одна из них, находящаяся у стены была забита большим количеством книг, в громоздких кожаных переплетах, в небольшом закоулке на полке также притаились совсем уж древние, свернутые в тубус, бумаги. Наверняка, раскрой их и они тут же рассыпятся, но думается мне, что не для раскрывания люди покупают подобную редкость...тут важнее само обладание ею. Слева от книжной полки находился ряд старинной мебели, стулья, небольшие столики, словно бы предназначенные для шахмат, а также величественного вида, покрытый незначительными золотыми вставками молитвенный алтарь, произведенный в виде эдакого деревянного храма, по бокам которого находились свежие и явно совсем новые листья сакаки. На секунду в голову даже ворвался образ храма из сна, огромного, сокрытого в тумане и зовущего к себе людей, такого же величественного строения, что поражает размерами, а также религиозностью...но затем отметя все эти воспоминания, пристально осмотрев алтарь, я перешел дальше, пройдя мимо небольших полок с древними, почти ссохшимися веточками в деревянно-стеклянном гробике, я оказался у полок с оружием...нечего такого сверхъестественного, лишь десяток катан, парочка вакидзаси, разной степени редкости и цены соответственно. Самая дорогая катана, что была расположена здесь стоила почти 45 миллионов йен, надпись под ней сообщала что ковка клинка произведена ещё в период Муромати, а это было почти 400 с лишним лет назад...Подумав, что даже продав все органы, родительскую лавку и все свои вещи, вплоть до нижнего белья, я все равно не смогу позволить себе этот меч, я усмехнулся...впрочем, что мне делать с ним если мне бы хватило всего этого...я бы вышел в самый центр Токио, абсолютно голый, ведь вещи я продал ради меча...а затем быстрым движением на глазах большого скопления народа...я бросил её на землю...убить себя катаной не так то просто, ведь близ меня не было кайсяку, а в его руках не блестела в солнечных бликах свежая катана, что одним взмахом должна была перерубить мне голову...окончить страдания и возвысить меня, нет, сам я нечего не сделаю...мне бы чего попроще...тогда народ увидит мое окровавленное тело и бьющееся в агонии подобие человека...о, да...
Близ катаны, находился также ещё один лот...всего за 23 миллиона йен в моих руках мог оказаться клинок танто, созданный в 1916 году, как ритуальный или памятный дар в честь провозглашения Хирохито императором Японии...на внутренней стороне лезвия была надпись от мастера "Памятный дар на введение в сан наследного принца сделал Куниаки", вот этой вещью уже можно было и совершить акт сэппуку на глазах у Токийского народа...оно бы того стоило наверно...впрочем откровенно говоря я до сих пор не до конца осознаю, отчего в глубине сознания я хочу совершить самоубийство...от безысходности или просто потому что мне слишком сложно жить...все всегда говорят, видишь преграды проходи их, тебя наградят...но так ли это на самом деле? Редкий случай получить награду за тяжелое дело, у меня этого никогда не выходило...так может никогда и не выйдет?
Обойдя оставшиеся полки ещё раз, я наконец подошел к прилавку. На прилавке лежал набор буклетов, в основном сообщавшие о уходящих на Хоккайдо поездов, нескольких достопримечательностях округи острова Хоккайдо. Старик, все с такими же закрытыми глазами, коротко обратился ко мне, с непривычным для моего слуха айнским акцентом... "Вы ищите нечто конкретное?"..."Нет, я просто решил осмотреть вашу лавку"..."Ох, ваши глаза источают боль...невероятную и глубокую"...затем старик, наконец, приоткрыв глаза, внимательно осмотрел меня, и сказал лишь одно..."Ты боишься смерти"
Ничего не ответив старику, я быстро вышел из магазина, а после почти бегом направился в сторону дома...может я не так понял его? Старик все же говорил не на привычном японском, используя старинные слоги...но...как же, я ведь понимал что он говорит...Перед глазами проявилось его лицо, усталое, состарившееся с плотно сомкнутыми глазами...затем послышался его глухой старческий голос...я боюсь смерти...да, я боюсь! Кто не боится?..такое себе предсказание!..впрочем...нет...много кто не боится её...может этот старик тоже смерти не боится?..тогда чего все ещё живет...ему уже лет 100 наверно...
Моя комната, погруженная в ночную тьму и зимнюю прохладу встретила меня все тем же унынием и безысходностью, что казалось не только витала в воздухе, а пронизывала невидимыми нитями каждый предмет мебели, каждую стену и пузырек воздуха, что навсегда застрял между стеклом...Несмотря на то, что я был изрядно выпивший, уныние и хтонь все равно начала пронизывать меня, а после осмотра комнаты, зацепившись за край одеяла, что упало с кровати, в голове снова вспыхнул образ окровавленного пистолета, оружие, что использовалось в убийстве...оружие, чем было совершено самоубийство. Наклонившись я попытался выудить пистолет из под кровати...моя рука нащупала холодный металл ствола, но вытягивать из тьмы пространства подкроватья не собирался...напротив, я с ещё большей силой запустил его вглубь пространства, чтобы больше никогда на него не наткнуться...После этого я поднялся с пола и сел на кровать, глаза начали слипаться, невероятная усталость снова пришла погрузить меня в глубокий сон, сопротивляться ей я не желал, поэтому рухнув на подушку, моментально провалился в сон...
В очередной раз передо мной расстилался огромный зеленый лес, покрытые мхом камни на моем пути пушисто поблескивали свежей росою в лучах солнца. Тихий ручей медленно тек на восток этого изумрудного леса, мило журча он окружал этим звуком, кажется со всех сторон...Надо мною высились все те же елово-кедровые ряды деревьев, перекрывая своими ветвистыми кронами абсолютно все пространство сверху, лишь в небольших уголках крон деревьев я смог увидеть кусочки голубого неба, с легкими и пушистыми облаками...Вдали между стволами кедров и стволами елей мелькал силуэт Исикавы...её темные волосы, не менее темные гольфы надетые на тонкие и бледные ноги...её яркая красная куртка мелькала между стволами...я слышал её голос, нечего конкретного лишь неясный шепот...но шепот её, однозначно!..Я медленно плелся вперед, стараясь сократить расстояние между нами, я перепрыгивал небольшие ручьи, медленно пробирался вброд через шумящую реку на другой берег, не менее зеленый...между стволами деревьев все также мелькал силуэт Исикавы...я начал звать её, но из горла не вышло ничего кроме странноватого хрипа...наконец окончательно устав, я рухнул на зеленую и мокрую траву...вдали все также мелькала Исикава...её темные волосы, изумрудные глаза и тихий, далекий шепот...
Утро встретило меня привычным шумом с улицы, что доносился в мое окно. На небе были обыденные серые тучи, плавающие туда-сюда...Но что было удивительно: омерзения от пребывания в этом мире, сегодня утром я не ощущал...напротив была какая то приятная легкость, растекающаяся по телу, чистая и свободная от посторонних мыслей голова...что то изменилось, но что конкретно было не ясно. Поднявшись с кровати я не ощутил обычное для утра головокружение, тошноту и тяжесть, что всегда до этого присутствовала во мне, абсолютно пропала и судя по всему не собиралась проявляться. В этот день точно следовало прибыть в издательство Кейтоши, пусть я и не надеялся на какое либо прощение, я слишком много себе позволяю. Но пойти в издательство мне не довелось, в дверь настойчиво постучали. Три раза.
Сначала, в очередной раз, проявилась настороженность и настоящий испуг, но лишь на один миг, я моргнул и вот: нечего. Стук продолжался. Я оправил одежду и подойдя к двери открыл её одним движением, как оказалось этой ночью я попросту забыл закрыть квартиру на замок. На пороге стоял Ямада. Не привычный мне, скучный и улыбающийся Ямада. А какой то другой, спокойный и даже какой-то подавленный. Ямада протянул мне руку, я крепко ответил на рукопожатие, после этого Ямада напросился зайти, но сославшись на беспорядок, я уговорил его о разговоре на улице. Перед этим я схватил пальто и закрыв дверь, в этот раз точно на замок, вышел вслед за Ямадой на холодную и ветреную улицу Осаки.
На улице я купил себе и Ямаде по Калпису в торговом автомате, после этого мы ушли с тротуара в небольшой угол между моим и соседним домом, там стояла короткая деревянная скамейка с мусорным баком, самое-то для разговора. Ямада долго не мог начать говорить, то и дело, улыбаясь, он нелепо вспоминал первые дни в университете, погружая уже и меня в ностальгические воспоминания. Рассказывал о прошедших совсем недавно экзаменах, посетовал на мои прогулы и полное отрицание образования, несколько раз упомянул других сокурсников, а затем, внимательно смотря мне в глаза, медленно произнес:
-Ты когда-нибудь чувствовал себя лишним в этом мире?
Не дав мне ни секунды чтобы ответить Ямада начал пространный и длинный монолог о сущности жизни человека, о сущности жизни вообще, изредка, как бы обращаясь ко мне, не ожидая конкретного ответа...я же удостаивал его лишь кивком, а сам погружался в свои мысли...Чувствовал ли я себя лишним в этом мире...ха!..каждый день с самого своего рождения, кажется, следовало ответить так. Я лишь никчемный человек, ещё один из миллиона миллионов японцев, совсем маленькая песчинка в миллиардном достоянии человечества...ни стань меня, что произойдет? Кто заметит это? Кто будет горевать? Я лишаюсь родственников и лишаюсь самого себя...возможно я стану ещё одним из тех, что погибли в своих маленьких комнатках, никому не нужный и никому неизвестные...пустотело слонялся по стране, а после просто умер. Без любого героизма, без любого смысла...обыденная и такая скучная смерть. Но такого итога я бы не хотел увидеть, ведь с этого утра, я вроде бы смог вернуть веру в себя и жизнь, даже привычная утренняя тошнота от пробуждения в этом мире, сегодня не проявлялась...тогда можно ли ответить положительно на вопрос Ямады? Лишний ли я?
Но затем Ямада нарушил тишину, повернувшись ко мне, он попросил меня об одолжении. От его просьбы неприятно засосало под ложечкой и в непривычном танце закружилась голова. Если суммировать все сказанное им, жизнь для Ямады была настолько тяжела и невыносима, а подхалимство и вечная жизнерадостность видимо дает слишком плохие плоды, что теперь он сомневается вообще, что живет по-настоящему. Для Ямады это было более чем серьезно- понимать что он существует не просто так для него важная цель, важнее только вообще познать человеческое бытие. Но в сущности своей Ямада страшился пытаться налаживать хоть что-то, поэтому прибыв ко мне, завел разговор и затем подвел его к главной теме, из-за которой он собственно и прибыл ко мне.
Без тени сомнения или какого-либо, вполне привычного и понятного, человеческого страха, Ямада попросил убить его. По настоящему, без всяких шуток, убить. При этом бывший ранее жизнерадостным Ямада серьезно попросил провернуть все без особых мучений, он не хотел чувствовать ещё одну боль, в дополнение к перекрывающей все его тело, душевной, биться в агонии, истекая кровью он и вовсе не желал. Смерть для него была пунктом пропуска, как сказал позже сам Ямада, к настоящему перерождению и познанию жизни через смерть. Помнится о чем то подобном нам рассказывал профессор Кавабата, о сопряжении тем смерти и жизни, о их неподдельной синергии, а также о проявлении реальной "жизни" и реального "бытия" только после таинства познания смерти, выбравшись за границу познания обыденных и пустых людей, в лиминальное пространство (не)существования...
Разумеется, все действо, предлагаемое Ямадой, не было бесплатным. Ежели я соглашусь, то в день Х, который будет намечен по итогу этой встречи, Ямада выдаст мне на руки 740 тысяч йен. За почти ритуальное убийство конечно мало, но просить больше мне не хватило духа, да и понимания что я вообще буду делать даже с этими 340 тысячами, также не имелось...Чем я убью Ямаду мы тоже должны будем договориться позже, а сейчас же Ямада выжидающе смотрел на меня, прямо, умаляя себя убить. В самом деле у меня ведь был пистолет? Он уже замаран кровью нескольких убитых, добавь к нему ещё одного, ещё одно тело и никаких вопросов не будет, все подумают на того сумасшедшего...Только трогать пистолет не стоило, оставляя свои отпечатки по всему стволу...Впрочем, а что если я вовсе не смогу выстрелить?..несмотря на мое отторжение от любых коллективов, Ямада в моих глазах по-прежнему был весёлым, пусть и чуждым мне, парнем, любителем поиграть в автоматы и спеть в караоке. Это был тот же парень что учился со мною на одном факультете, что пришел ко мне когда я пропал из вуза...Как же тогда я смогу его убить?
Этот вопрос я задал самому себе полушепотом, но Ямада все равно его услышал. Усмехнувшись, он попросил не беспокоится об этом, а затем, смяв банку с содовой бросил её в мусорный бак. После этого, он снова обратился ко мне, учтиво спросив: готов ли я пойти на убийство. Попросив ещё одну минуту на раздумья я погрузился в свои мысли, но там нечего четкого не имелось, вокруг был лишь мутный и мудреный туман, сотканный из разных идей, мечтаний и слов...Ответа на вопрос, прямо однозначного и идеального я там не нашел...впрочем когда вообще такое было?
Я повернулся к Ямаде, протянул ему руку, а затем не до конца уверенно проговорил свой положительный ответ. Ямада улыбнулся, напоследок крепко ответил на мое рукопожатие, а затем, быстро встав со скамейки, заявил мне, что прибудет завтра, для уточнения деталей дела и формирования общего плана наших действий, которые конечно, в общем, то должны были в одночасье стать исключительно моими. После этого громко стуча каблуками ботинок, он прошел за поворот и скрылся в очередной толпе, идущих на работу людей...Среди них мой разум каким-то чудесным образом смог вычленить образ Исикавы...привыкнув к проблемам с восприятием, в особенности после трудных моментов или ужасающих событий, так или иначе, погрузивших меня в глубокие раздумья, что естественно было разрушительно для меня и моего разума, я уже было собирался усмехнутся возможностям своих мыслей, а с этой ухмылкой вернутся в свою квартирку, бездарно и бессмысленно тратя оставшиеся время. Но Исикава все также шла в толпе людей. Привычное бледное лицо, с новой, ведь ранее я такого на ней не видел, кепи на черных лоснящихся волосах, длинное пальто зеленого цвета, судя по всему куплена у американских военных(в таких пальто они часто ползали по территории Японии, во время войны), черные гольфы на тонких ногах и не менее черные ботинки, поддернутые свежей грязью, судя по всему из парка и влажные от небольшого снега. Нэтсуко шла через толпу прямо ко мне. Ни дать ни взять, она точно была реальной. Я нелепо и неспешно поднялся в лавочки, не отводя взгляда от силуэта девушки, это естественно привело к тому, что я врезался, отходя спиной в какого-то седого мужчину, спешащего на свою низкооплачиваемую работу...Извинившись и несколько раз поклонившись я снова рухнул на скамейку, дожидаясь пока Исикава появится в поле зрения. И она появилась.
Не глядя на меня она сблизилась со скамьей и села на самый край, поодаль от меня. Её взгляд блуждал по неясной теперь для каждого из нас толпе, снующие тени и силуэты не важных для нас персонажей, невидимых и несуществующих по настоящему. Я попытался подвинутся к ней, но не смог сделать осознанного движения, лишь мой правый ботинок противно прошкрябал по асфальту. Исикава смутилась и начала, казалось бы абсолютно пространный разговор. Она не обращалась конкретно ко мне, говорила словно бы сама с собой, в один из моментов, я даже собирался подняться и точно уйти в свою квартирку, свой темный и личный угол, но сил, как оно собственно и всегда бывает, я не нашел...А Исикава продолжала. Рассказала о очередных трудностях в школе, о том, что окончательно ушла из изобразительного клуба, о том, как поссорилась с подругой, имя которой даже не отразилось в памяти, вылетев в тот же момент, когда оно вообще было произнесено...Нэтсуко невнятно трепала кончики челки, бормотала что-то одно ей понятное и кристально четкое, зачаровывала меня своим голосом, ограничивая каждого из нас ещё сильнее от окружающего и столь понятного для всех мира...
Она коротко спросила, может ли она придти ко мне завтра, ближе к вечеру. Я ответил, не менее коротко, что может, хотя глубоко в душе задумался, откуда же Исикава знает где я живу?..Но сей вопрос я так и не задал, лишь мельком взглянув на усталое лицо девушки, подметив, что она как всегда выглядит прекрасно. Услышав мой ответ, Нэтсуко кивнула головой, а затем аккуратно взяла меня за руку, после, уже отпустив её, встала и пропала в огромной и тяжелой массе людской толпы, снова вернув меня в реальность...
Вернувшись в дом, я внимательно рассмотрел свое отражение, затем умывшись, зашел в комнату, рывком открыл окно и достал пожухлую пачку сигарет. Ещё несколько лежало в ящике тумбы, но доставать сигареты не хотелось. В очередной раз проявлялось открытие...я не хочу быть как все, курить сигареты - быть как все, пустым и безучастным в своей собственной жизни...зажгя сигарету я даже не прикуривая сразу же затушил оную и бросил в окно...лишил себя ещё одной сигареты...ещё одной оковой меньше, в голове с новой силой проявилась мысль о том, что я по прежнему лучше всех окружающих меня...я по-настоящему понимаю, как жить...понимаю, что такое жизнь вообще. Ямада в сути своего высказывания прав...настоящая жизнь будет после смерти...смерть и есть то самое, ради чего мы все появляемся на свет, зачем мы с плачем вылезаем из лона матери, с плачем принимаем шлепки медсестер, убаюкивание матери и отца...мы появляемся на свет лишь для того чтобы умереть. В бою, в больничной палате, во время полета в космос, во время дневного ланча, во время сна...поздней ночью. Боги не ведут нас никуда, потому что мы ещё по настоящему не существуем и по настоящему не живем...жизнь, в привычном понимании лишь оболочка...никчемный фантик...настоящая "жизнь" будет только после смерти. Только после неё боги наконец выйдут к тебе, проведут тебя через ворота тории в твое настоящее и родное место. Там(в нереальности или сверхреальности) наконец они будут учить тебя существовать(по-настоящему, живо и сильно) и объяснят все что так долго мучило твои мысли...
Утром, значительно раньше чем начиналось мое пробуждение, в дверь настойчиво постучали три раза. Чертыхаясь и разумеется забыв обо всем произошедшем ранее, я поднялся с кровати и медленно подошел к двери, замок проскрипел, дверь открылась и за ней передо мной предстал Ямада. Одетый в легкую черную футболку под плотную куртку он стоял и конечно же не оставил меня без привычной для него навязчивой улыбки.
-Мне казалось ты придешь значительно позже...
-Знаешь, в самом деле я думал придти к полудню, но мне на месте не сиделось...хотелось все раньше провернуть!
Ямада зашел в квартирку, быстро разулся и уселся на полу возле моей кровати. Прежде чем начать наш разговор, подготовку к страшному действу для многих людей, следовало привести себя в порядок. Все время пока я находился в туалете, Ямада усердно рассматривал мою комнатку. Ну правда, он ведь тут и не был никогда. Обыденно наш с ним диалог начинался или под окнами комнаты или в общем коридоре нашего дома...Впрочем отчетливо тут рассматривать было нечего, он наверняка привык к куда более ухоженным, богато обставленным и приятным комнатам...Ну, чем богаты.
-Знаешь, Сэтоши...ты когда-нибудь задумывался о смерти?
-Бывало такое, будешь?
Спросил его я, протягивая не самого приятного вида сэндвич, Ямада отрицательно покачал головой и продолжил:
-И что ты ощущал? Тебе становилось лучше? Становилось хуже? Или ты не замечал разницы?
Я задумался. А правда, что я чувствовал отчетливей?..боль не проходила никогда, даже в самые лучшие моменты...а теперь?..как бы я ответил? Умереть больше нет желания, даже более того, я чувствовал себя куда лучше чем обычно, тогда что стоило ответить?..не найдя нечего лучше, я выпалил Ямаде все как на духу...
-В самом деле, Ямада...раньше, кажется ещё с детских времен я отчетливо хотел умереть. Мне было неинтересно все, находится среди подобных себе, в сутолоке дней, в бесконечном круговороте людских дел и судеб...Тогда, я отчетливо понимал что именно за этим придет освобождение...как ты и говорил. Но теперь...учась с вами я тоже не лишал себя этих мыслей, но с недавних пор...все легко изменилось. Ощущения, раньше бывшие абсолютно привычными, то было апатия, сонливость и абсолютно необъяснимая боль, вмиг прошли...а желание покинуть этот омерзительный, но такой интересный мир, окончательно выветрилось...в самом деле, Ямада!..не получишь ты от смерти ответов...
Ямада усмехнулся, а затем и вовсе окрасил мои мрачные серые стены довольно заливистым и ярким смехом...
-Сэтоши...кажется ты пытаешься меня отговорить? Тогда напрасно...я уже все решил.
-Твое дело Ямада, ну, а раз ты все решил...перейдем к делу?
Ямада кивнул, слегка придвинулся ко мне и начал свои очередные пространные рассуждения, погружая меня в скуку и тоску одним своим обывательским подходом к смерти и таинству самоубийство...пусть и приставка "само" здесь была лишь данью традициями и правилам языка...в самом деле он просил убить ведь его, сам он нечего не сделает...таинство убийства?..это что то новое, может окончательно обозвать это жертвоприношением богам?..впрочем не для них ведь это все, они пусть не облизываются, по ним трибунал ещё плачет...Тогда что это? Ритуальное убийство должно быть привязано к как таковому ритуалу, но то, что объяснял мне Ямада было скорее усредненными видами смерти в среде жителей страны. Он просил задушить его, но затем моментально отмахивался от этой идеи, переходя к прыжку с крыши...после этого он начинал перебирать все, от повешенья до утопления. На мои замечания, что для этого не совсем нужен второй человек, он отвечал игнорированием и продолжением своего монолога...
В общей сути, что можно было выудить из нелепых философствований Ямады, очевидно было одно- умирать больно он не хотел, а смерть хотел изобразить максимально театрально, словно его смерть что-то значила...От скуки я предложил ему взять вакидзаси и рубануть со всей силы самого себя...Ямада с минуту обдумывал мое предложение, а затем медленно пробормотал, что это слишком больно...Вспомнив отечественного писателя Акутагаву я зарекся и за него, вспомнив о том, что писатель принял веронал, отчего собственно и умер...тихо и мирно. После я добавил, что помимо этого можно приобрести и некую порцию морфина, для облегчения процесса...именно за эту идею Ямада зацепился, словно это была единственная соломинка посреди огромного океана... Но мигом отказался от веронала, предложив слегка специфичную альтернативу. Из кармана своей куртки он вытащил небольшой сверток, протянул его мне. Внутри оказалось 15 таблеток, небольшого размера. Ямада пояснил, что это метаквалон, который в его ситуации справится со всем куда быстрее веронала. Я сложил сверток и вернул его хозяину...
Через ещё пару часов план был проработан на начальном этапе. Основная суть его сводилась к принятию Ямадой сначала плотной дозы морфия, для смягчения или вообще ухода болевого порога высоко в небо, а затем ему следовало выпить смертельную дозу метаквалона и усесться в своей общажной комнате...Вернувшийся на следующий день сосед, должен был обнаружить успокоившегося и ушедшего в мир иной Ямаду и мигом сообщить всем вокруг. В дополнение Ямада указал и ещё одну вещь. В сущности он считал эту смерть недостаточно интересной и стоящей...поэтому настоятельно просил меня о ещё одном одолжении. Если, будучи ещё в сознании он обратится ко мне с ним, я должен буду выполнить это желание. Желание состояло из одного пункта, взять в руки фамильную реликвию семьи Ямады, небольшой меч цуруги...Ямада называл его настоящей реликвией, можно сказать его личная Кусанаги-но-цуруги...С помощью этого меча я должен был моментально лишить жизни Ямаду...чуть ли не одним движением. В глубине души было очевидно, что обдолбанный морфией Ямада вряд-ли почувствует дискомфорт даже если его убьет лишь третий удар...но количество крови будет просто зашкаливающим...да и на самоубийство это будет не похоже. Согласившись с Ямадой, я тем не менее задумался о плане Б...он своей холодной сталью лежал под моей кроватью...
Тем не менее до конца осознать все происходящее я не мог. Не имел возможности. Как я могу убить человека? Лишить жизни...каково это? Что ощущает человек убивающий себе подобного...точнее нет, не убивавший...лишающий страданий, вот...это именно то что произойдет. Оружие это продолжение воина...но я не воин, я убиваю друга. Оружие продолжение моей руки в таком случае? В таком случае я буду считаться преступником? В природе волки зачастую лишают жизни наиболее слабых и старых особей стаи...но мы ведь не в стаи, не правда ли? Хотя если посмотреть человеческое общество это и есть та же стая. Ведь люди - животные. Неоспоримый факт, произошедшие от обезьян, лишившиеся какой-либо настоящей жизни, деградировавшие почти полностью...в нашем случае лишившиеся или лишаемые самого себя. Идентичность уходит на второй план, традиции и обычаи ещё остаются в большинстве семей, но что будет послезавтра? Что будет через 10, 15, 30 лет...Как изменится общество? Насколько глубоко оно нырнет в пучину безысходности? В какой момент подобные просьбы будут не невероятным и пугающим событием...а вполне себе саморазумеющиеся...типичные и обыденные. Что я буду ощущать убивая человека- удовольствие?..может удовлетворение от содееного, я ведь помогаю, пусть и в таком экстравагантном виде...или мне будет сложно сделать даже вдох, мне станет больнее чем обычно...я буду стыдится смотреть на себя в отражении, видя там не привычного унылого молодого японца, а сошедшего с ума, сошедшего с предопределенного пути, лишившего себя последних ниточек связи с обычным обществом, убийцу. Но все равно...отказать я не мог. Огонь в глазах Ямада горел пуще обычного, когда он прорабатывал план своей смерти...пусть это было лишь начало, лишь первая встреча...
Ямада вышел от меня в полдень, сказав, что придет завтра и скорее всего также ранним утром. Поэтому заранее посоветовал завести будильник. Закрыв за ним дверь, я обвел взглядом комнатку...когда-то на тумбе был будильник. Типичный, серебряный небольшой и круглый, с противным, пробирающим до костей тренканьем...но теперь, судя по всему после очередного звона, он был закинут куда то и скорее всего разбит на части...Пошарив под кроватью, случайно задев пистолет, я невольно вздрогнул, но часов так и не нашел. Осмотрев шкаф, перевернув там все верх дном, пусть вещей у меня и не было в большом количестве, серебряных и столь мерзких мне часов я так и не нашел. Отчетливо вспомнить куда я мог их деть, я не мог...скорее всего, с утра я запульнул их куда то в пространство...но вот где в пространстве они приземлились мне не известно. На секунду я подумал, что выбросил их в окно, но быстро вспомнил, что тогда стояла зима и вряд-ли я спал с открытым настежь окном... Провозившись с поиском будильника ещё некоторое время, я наконец прибрался в комнатке, вернув ей, практически изначальное состояние. В поисках будильника я признал поражение, надеясь, что словно в фантастических рассказах, будильник, усмехнувшись появиться предо мной, усмехаясь не от своих навыков пряток, а скорее от моей беспомощности...
Беспомощность...правда, это слово с легкостью можно отдать мне в личное пользование...Я даже с ним не справлюсь. Банальные заказы в издательстве и то периодически умудрялся заваливать...что уж говорить о неважном обучении, к тому же не столь интересном...Был бы писателем, написал самое грустное произведение...правда состояло бы оно наверняка из пронизанных самокопанием и самоистязанием, предложениями...сложными для восприятия и прочтения из-за своей громоздкости...К тому же такое наверняка никто не напечатал...Да и я бы скорее подобную работу не закончил, не смог усидеть за ней достаточное время...Потерял интерес и все. Беспомощность...н"да.
Оставшееся время я попросту бродил по комнате, лежал на кровати и уныло рассматривал прохожих на улице. Мне снова становилось плохо. Если это вообще можно назвать этим словом. Голова кружилась, сфокусироваться хотя бы на одной мысли не было сил, в голове вертелся лишь голос Исикавы...она ведь должна сегодня прийти ко мне...Исикава. Теперь она снова выходила на первый план в моем подсознании, словно продираясь через зеленый лес, простирающийся во все стороны...я уже отчаялся преследовать и искать её здесь, рухнул на одну из полян, заполненных мхистыми камнями и изумрудной травой...в журчании лесного источника я и не замечаю крик зовущей меня Нэтсуко, её аккуратные и размеренные шаги. Её силуэт теперь не непонятная, неясная черная тень на периферии моего сознания и взгляда...нет, теперь она снова вышла на первый план...видимо иначе никак. Теперь от неё и не уйти...да уж и не больно хотелось...
На миг я ощутил невероятную потребность поговорить с ней. Впервые за прошедшее время я хотел хоть кому то открыться...рассказать о том, что висит тяжелым грузом на душе, о том, что заполняет мои мысли...о иррациональности своего поведения...трудности существования, отрицании самого себя...я хотел рассказать обо всем. Теперь я уверен, что именно Нэтсуко должна быть тем слушателем...именно она, потому что она будет понимать, о чем я говорю...ей это близко...она понимает это не хуже меня... К тому же определенно, по настоящему положительно на меня повлияла именно она...её появление в моей жизни наконец помогло, а если и не помогло, то дало первые моменты понимания самого себя...В самом деле, все мысли крутились вокруг неё...она не уходила из моей головы до самых похорон отца...В голове снова вспыхнул образ Исикавы и стоящего близ него мужчины в возрасте, одетого в темное пальто...Его внимательный и суровый взгляд, потупленные глаза Нэтсуко, что рассматривали асфальт под ногами...Её отец?..я так и не выяснил этого...впрочем, мне кажется у меня ещё имеется время узнать это, не правда ли?
Часы тянулись медленно, словно их с трудом выуживали из самого узкого трубчатого прохода длинною в тысячи километров. Шум толпы за окном сменялся легкими разговорами, медленными шажками и ревущими двигателями машин. Несколько раз громко прозвучало несколько слов на английском, матерного содержания в особенности. Американцы уже бродят под моими окнами? Измельчали сограждане...
Прошло ещё несколько часов, я меряя шагами свою небольшую комнату, то и дело поглядывал на улицу. Заходящее солнце скрывалось за высокими, новопостроенными домами вдали, толпа людей снова выбиралась на улицы, со своих мест работ, трудов и социальных ужасов...
И вот в дверь аккуратно, но достаточно слышно постучали три раза. Вскочив с места, не небывалой для меня прежнего прытью, я в один шаг оказался у двери. Ещё несколько движений и дверь была открыта. В коридоре стояла Исикава, привычно одетая в школьную форму, она как-то отстраненно рассматривала меня, а также небольшую часть комнаты, что виднелась за мной. Затем она медленно открыла рот, совсем немного, оттуда вырвался почти неслышный звук, смущенный, детский и словно бы не настоящий. Словно бы он раздавался в моей голове. Исикава спрашивала разрешения пройти в квартиру...Я медленно кивнул и пропустил её внутрь. Девушка быстро скинула обувь и повесила на совсем небольшую, невесомую и омерзительного вида, вещалку своё теплое пальто. Я закрыл дверь, но не мог сдвинутся с места. Прямо сейчас в моей квартире находилась Нэтсуко Исикава, девушка, что уже несколько месяцев донимает мои мысли, терзает мою душу и в какой то мере, мое тело...Исикава подошла к моей кровати и мягко пристроилась на ней, продолжая водить взглядом по комнате. Я продолжал стоять в входной двери, правой рукой по прежнему держа дверной замок...словно бы боялся что Исикава набросится на меня...как дикий зверь...и мне придется бежать, сломя голову. Я не знал что сказать, да и посмотреть на Нэтсуко у меня тоже не хватало сил, я блуждал взглядом по её тоненьким и бледным ножкам в совсем тонкий чулках, по её длинным волосам, слегка вздернутом носике...я не мог смотреть в её глаза...в это изумрудное озеро, где отражался не менее изумрудный лес...я боялся утонуть в них.
"Я окончательно забросила живопись...знаешь, мне от этого очень больно", наконец нарушила тишину Нэтсуко...Я медленно опустился на пол возле двери, а затем попытался завести хоть какой-то диалог...
-А разве тебе это не нравилось?
-Нравилось
-Тогда почему решила бросить?
-Я...я не могу найти слов, чтобы это объяснить...я не знаю
-А что с картинами что ты писала? Капитан там...и другие?
-Они у меня дома, ты хочешь их посмотреть?
Я нечего не ответил, как то нелепо и абсолютно не заинтересовано покачал головой, после этого я в очередной раз бросил взгляд на Нэтсуко. Девушка трепала подол своей темно-синей юбки и опустив голову рассматривала свои ноги. Она была смущена? Потому что пришла ко мне? Потому что я здесь? Или все проще...Она просто подавлена тем, что сама себя лишила интереса? Своего хобби? Казалось бы теперь она была точно такой же как и все окружающие меня люди...существующие в пространстве, живущие просто для того, чтобы жить...Но нет, она по прежнему была иной, все также манящей к себе, все такой же необычной...Но понять объективно почему, мне или не было суждено никогда или же до этого ещё не пришло время...Исикава продолжала молчать, а я не смел нарушать хрупкую, пусть и ощущаемую тишину хоть чем-то, в голову лезли идиотские вопросы, неуместные в данный момент и настолько, как показалось на второй взгляд, далекие и не нужные, что я попросту не попытался их задать. Когда-то мне казалось, что встреча с Исикавой, подобная этой наконец даст все ответы, наконец я найду единомышленника, впрочем нет...скорее человека, напоминающего меня, с которым можно будет обсудить все наболевшее, но нечего обсуждать сейчас не хотелось. Нэтсуко практически неподвижно сидела на моей кровати, а я продолжал не понимать, что вообще для меня значит эта девушка, что вообще так манит меня к ней, а её, судя по этой встрече ко мне...Почему она не покидает мои мысли, даже в самые отчаянные моменты. Будь то встреча с самоубийцей или ужасная ночная и судорожная бессонница...почему её изумрудные глаза, тонкие белые ножки, темные волосы и аккуратные губы так часто являются мне. Вокруг так много девушек...У меня практически была Мацуко...тогда почему я отверг её? Считал, что плотские утехи с ней не будут нечего стоить. А если это бессмысленно и омерзительно делать с ней, то она не то? Да...наверно, ответить полноценно на это было невозможно...на крайний случай для секса всегда можно снять проститутку...как я уже это делал...но вот незадача, во всех этих убогих, аморфных и античеловечных женских тельцах, я видел все тот же омерзительный мне образ Мацуко. Бесполезного, практически бесполого и крайне мерзкого существа...такого же, как большинство окружающих нас, каждый час, каждый день и каждый год нашего существования...Но Нэтсуко была не такой...она была по настоящему живой, нахождение с ней в одной позиции, в одной комнате, на расстоянии вытянутой руки будоражило мои мысли и заставляло кровь невыносимо бурлить. Но объяснить, что кроме прекрасной внешности было в ней манящим для меня, я попросту не мог...впрочем, может я просто не хотел этого? Или в этом всего лишь не имелось надобности?
Нэтсуко подняла голову и встретилась со мной быстрым взглядом...всего несколько секунд, а после её щеки накрыло румянцем, а взгляд, такой манящий уже был отведен. Но эти две секунды, я словно провел вечность в изумрудном озере, в том самом зеленом хвойном лесу, где есть только я и Исикава...где нечего страшного, пугающего, убогого и бессмысленного нет...где мы едины и различны ровно настолько, насколько этого требуется...
Я медленно поднялся с пола и на слабых, дрожащих и ватных ногах подошел к Нэтсуко. Она подняла на меня взор, её лицо все также было залито краской. Изумрудные глаза продолжали меня гипнотизировать, её образ полностью захватил все мои мысли, но ещё важнее было то, что прямо сейчас она сидит напротив меня. Нэтсуко Исикава тяжело дышала и находилась в прострации, куда большей чем я до сего момента. Я протянул руку к её лицу и медленно провел пальцами по её нежной молодой коже. Румянец стал ещё более выражен, губы Нэтсуко слегка дрогнули, девушка нервно сглотнула и слабо улыбнувшись, отвела взгляд...нет, нет...верни этот взгляд...Наклонившись к её лицу я вновь прижался к её губам, в этот раз я не хотел сделать его максимально детским и невинным, напротив я пытался добавить как можно больше страсти в это незамысловатое и когда то максимально далекое от меня действо...на секунду в голове снова вспыхнул момент поцелуя с Мацуко...нет, сейчас этого не нужно, больше нечего бессмысленного и омерзительного. Нэтсуко мягко ответила на поцелуй и неумело пыталась прикоснутся к моему лицу, то и дело останавливая свою дрожащую ручку в нескольких сантиметрах...
Нэтсуко нехотя разорвала поцелуй и слегка отстранилась от меня, продолжая смотреть мне в глаза. По правде говоря, сейчас, я понятия не имел, по какой причине пошел на сближение. Казалось, где то в глубине души, что Исикава лишь плод моего воображения, а если и абсолютно реальная девушка, то как минимум недостижимый идеал, невероятный образ, что продолжает являться ко мне во снах...конечно она была и эротической моделью для моих возлияний, впрочем может ли быть иначе? Мне кажется такого достичь может только далекий монах, сидящий близ своего храмового комплекса, вошедший в такое состояние души, что уже отрицаешь все...не то что плотские утехи, ты отрицаешь и душу и жизнь как таковую, то бишь закрыл (не)реальность для себя навсегда...Но я не мог достичь такого, более того, мой разум, а уж по велению первого, моя плоть очевидно "хотела" Нэтсуко и вот сейчас, я казалось бы, уже начавший опускаться к этому, достигая цели, замешкался и кажется это заметила и Исикава, что улыбаясь, с неподдельным интересом разглядывала мое лицо...наверняка скроенное из сомнения, стыда, страха и нерешительности, впрочем такое я видел каждый день, смотря на себя в зеркале...
Неудобная кровать, доставшаяся мне вместе с квартирой абсолютно не располагала чувственным действиям, в некоторых местах, неприятный матрас словно камень упирался в бока, спину или живот. Ещё более неудобными, а скорее просто не нужными в данный момент для меня казалась наша одежда...эта школьная форма Исикавы так и манила к тому, чтобы сорвать её, нарушив все правила и открыть взорам, по крайней мере моему, столь тайное, живое, теплое и мягкое тело Нэтсуко...Девушка потянулась к моим губам, нежно прикоснувшись одной рукой к щеке, второй, она, перебирая пальцами тщетно пыталась совладать с пуговицей на моей единственной белой рубашке. Я же в свою очередь с куда большим успехом исследовал тело Исикавы, проводя руками по мягкой коже девушки на животе, проводя пальцами по выступающим ребрам. Поцелуй закончился, но лишь на миг, стянув с Нэтсуко её матроску и бросив её в один из углов моей квартирки, наверняка пыльный, где уже валялась и моя рубашка, я вернулся к губам, ключицам, её тонкой белой шее, я исследовал тело Исикавы, наконец открывшееся мне, с антропологической стороны. Я смог заметить, совсем мельком, небольшой шрам на шее, язык случайно задел его, уже заросшее и забытое воспоминание о чем то ужасном, когда я коснулся его языком, Нэтсуко тихо простонала куда то в район моей груди. Её тонкие руки обвили мое тело, ногти, совсем небольшие, как для девушки, мягко впивались в мою спину...
Раздевание, по правде говоря, в особенности в порыве страсти, давалось нелегко. Я, привыкший к тому, что проститутка находящаяся со мною, уже, в общем то, обнажена, попросту не мог совладать, то с неприятным и неудобным на мой взгляд замочком лифчика, непривычной и столь неизвестной юбкой, то с тончащими чулками, что были на ногах Нэтсуко, их я разумеется стягивал максимально неаккуратно и конечно же разорвал...Я целовал тонкие ноги Нэтсуко, все приближаясь и приближаясь к самому важному и манящему меня месту, но неожиданно Исикава свела ноги и мило, совсем неслышно, словно бы лишь для меня, простонала, и снова притянула меня к себе. Разумеется, на наших голых телах проступил легкий пот....частые дыхания и движения наших диафрагм, словно бы синхронизировались, мы вошли в один темп. Разум рисовал непередаваемые образы, да и в сути уже неважные для меня, ведь все образы множились на ноль, по сравнению с реальностью, что раскрывалась передо мной. Исикава наконец предстала передо мной в своей первозданной красоте, именно то, что я мыслил когда мастурбировал ночами, я видел и сейчас...Небольшую, но видимую, упругую грудь с аккуратными легко-розовыми сосками, тонкая талия с белым животиком...лобок поддернутый черными волосами, тонкие бледные ноги, что во всех красках и формах описывали бы древние поэты...Бледные плечи слегка подрагивали от каждого моего прикосновения, но это уже было неважно...Исикава, ранее занимавшая все мои мысли была со мною рядом, совсем близко...
В сущности, когда-то давно, ещё будучи школьником, что часами напролет только и занимался учебой(а все-таки я не был глупым ребёнком) понятие секса, тела женщины и всех физических действий связанных с этим, мне были непонятны. Да, я мастурбировал, не раз на образ прекрасной Жанны Д"арк, на картины разных художников, что лишь на первый взгляд изображали одну даму...Встреча с Мацуко никак не подействовала на меня, а нелепый в своей форме урок полового взаимодействия от моей тетушки, вообще не дал никакого понимания. Если говорить объективно, покинув школу и поступив в Осакский институт, я был абсолютно девственен в вопросах половых отношений. Встреча с проституткой скорее отдавала, в буквальном смысле, каким-то странным, древним ритуалом, нежели чем-то, о чем шепотком рассказывают старшеклассники, своим младшим товарищам...Нет никакой драмы, смысла, да даже действий минимальное количество, нет никакой жизни в этом всем...Встреча с проститутками конечно помогала хоть немного но развеется, встретить кого-то, кто нырнул ещё ниже на дно. Но все это было глубоко, а иногда и вполне себе поверхностно, омерзительно...
Эти мысли вспышками фотоаппарата посещали мои затуманенные мысли, пока я находясь над Нэтсуко, познавал её тело, лаская её груди, целуя её и с максимальным чаяньем, аккуратностью и спокойствием, проникал внутрь её самого сокровенного...В глубине души я хотел попросить её вспомнив все это написать картину, но кажется, даже на картине Нэтсуко, такого прекрасного в своем великолепии действа не увидеть...Исикава стонала и царапала мою спину, все неудобство моей кровати и квартиры в частности возвращали меня в реальность из всех этих туманных мечт...Я впивался в её тонкое, белое тело и впервые, за многие годы смог по настоящему почувствовать удовольствие. Казалось, внутри меня даже загорелось настоящее счастье, небольшим костерком, возле огромного ритуального кострища страсти, оно показывало легкие язычки пламени...Ещё больше меня радовало то, что Нэтсуко чувствовала тоже самое, шепча мне на ухо стонущем голосом, совсем неважные в сущности слова...
Спустя время, в максимально спокойный момент, мне по настоящему стало неспокойно...впрочем нет, неспокойно это немного иной термин. Наступила настоящая апатия. Я не знал что делать дальше. Стояла глубокая ночь, Нэтсуко тихо сопела близ меня, лежа на моей груди, её нога была запрокинута на меня. Я перебирал черные, жесткие волосы на её голове, периодически мягко проводя рукой по её лбу. От этого действа, девушка, сквозь сон сопела чуть громче...Наши вещи валялись по всей комнате, одеяло было сброшено с кровати. Через окно слабо пробивался лунный свет, освещая наши обнаженные и уставшие тела. В голове перебегали мысли, словно кролики, перескакивали друг друга, неприятно хохотали...Отмахнувшись от всего этого, я рассматривая тело Нэтсуко, наконец заснул...
Утро встретило меня неприятными лучами солнца, что с силой равной атомной бомбе били в мое лицо...середина зимы и тут такое солнце...отчего бы?..Я открыл глаза и сразу же не обнаружил Нэтсуко. Девушка не сидела возле него, не продолжала мирно спать рядом, а попросту исчезла...нет...не исчезла, пропала...нет не пропала...она скорее всего ушла. Точно, ушла!..Поднявшись с кровати я внимательно осмотрел свою комнату. Нечего не изменилось, нечего вовсе не напоминало о событиях прошлой ночи, словно здесь и не было Исикавы, словно нечего вообще не происходило. Правда взгляд смог зацепится за мою одежду, что была сложена стопкой на тумбе...значит она была здесь...Скорее всего у неё так рано начинаются занятия...впрочем, почему рано? Разве у меня все стартовало не в это время? Когда зимой ещё темно...и ты бредешь среди толпы заспанных людей, в сторону школы...по пути встречая своих товарищей...Пухлый Такаши, в длиннополом пальто протягивает свою большую пятерню...ох, он наверняка уже закончил институт. На кого же он учился? Наверняка или чиновник или учитель истории...или к богатству или по стопам своего отца, у него был невеликий выбор...Мы заходим с ним за главные ворота школы, близ входа стоит Мацуко, типичная школьница, в меру красивая по общим меркам, но точно такая же как и другие, вот как например те, с которыми она ведет праздную беседу...мастурбирая школьники могли попросту перебирать образы этих девушек, не теряя сути...Мацуко манерно улыбнулась и помахала рукой, как ей наверняка показалось, мило...Содрогнувшись от этих образов, я мигом вскочил с кровати...Что же...жизнь пошла вперед, по крайней мере из огромного болота я выбрался, пусть и не со своей помощью...впрочем...помощь ли это была?
Я по прежнему не понимаю как объяснить даже самому себе мои отношения с Исикавой. Она занимала мои мысли долгие месяцы, она разрушила и без того побитое чувство собственного достоинства и веры в жизнь...казалось бы её образ мешал мне жить, полностью забирая разум на себя...но, с другой стороны...она ведь была похожа на меня. Не так ли?..впрочем тут так просто не разглядишь. Нэтсуко...Нэтсуко...Нэтсуко...
Можно окончательно признаться, по крайней мере самому себе, что я в отношениях со школьницей. Художница Нэтсуко, что бросила искусство и словно ища прибежища прибыла ко мне...а я воспользовался ситуацией...испил её плоть...Ладно, к черту все эти поэтические замашки...переспать с девушкой, тоже мне достижение...Для многих конечно не самое легкое...но все же не невыполнимое. Ох, голова снова разболелась...Закрывая глаза я вновь вспоминаю прошедшую ночь, горячее и мягкое тело Исикавы, её приятную кожу, её нежный стон что звучит где-то на границе моего сознания...
Право, слегка обидно от того, что она покинула меня вот "так", не оставив ни послания, ни письмеца. Я так долго гнался за ней, моментами даже буквально, а она снова ускользает от меня. Она позволила мне насладится ей и сразу же покинула, оставив пусть и приятное, но послевкусие...
Спустя ещё несколько минут в дверь постучали. Надежды на то, что за дверью мне встретится Исикава не имелось, поэтому я неохотно направился к двери. За неё, улыбаясь, стоял ветхий на вид старичок, местный консьерж тире охранник тире уборщик тире почтальон. В его руках находилось небольшое письмо, слегка поклонившись он вручил его мне, ответив на поклон я поинтересовался кто передал его...Старик сказал, что юноша, довольно растерянный и растрепанный появился под утро, круг солнца ещё только поднимался из-за горизонта, местами скрываемый зимним туманно-облачным небом. Сбивчиво он объяснил что письмо должно быть передано мне, то бишь Сэтоши Ямамото, желательно, как только консьерж его встретит...
Закрыв дверь, я надорвал бумагу конверта и выудил оттуда письмо. Внутри, как я и предполагал находилось небольшое послание от Ямады написанное на вырванном из блокнота листе...Растрепанный и растерянный юноша? С чего бы он был таким?..В письме Ямада писал о том, что на время отправляется в Токио, ссылаясь на какие-то семейные проблемы. Помнится у Ямады в Токио находилась мать, что тяжело болела...возможно она покинула этот мир...Впрочем, это не мое дело...далее Ямада пишет о просьбе. Ввиду этих событий, просьба, разумеется в кавычках, откладывается на время. Как пишет Ямада: Месяц другой...мне нужно ещё многое обдумать. В конце Ямада желает мне удачи...что это вообще значит? Удача в чем? В убийстве тебя, мой дорогой друг? Или попросту в жизни?
Насколько же невнятны, бессистемны и абсолютно бесполезные все эти куцые советы, пожелания успеха, удачи и счастья. Нечего кроме пустых слов, не имеющих никакой силы, здесь нет. Слова не имеют нечего за собою, как и большинство окружающих нас людей. Пустые люди бросают пустые слова в пустое пространство. Пустотело слоняются по улицам, уже несуществующего, несуществующего никогда города, страны, планеты... Все бессмысленно в их действиях, но не иррационально, как раз напротив, все эти пустышки дюже рациональны, даже слишком, практически маниакально, отсюда их безэмоциональные действия, лица, голоса, внешности и все прочее, что определяет нас как людей...нас ли?
Письмо я отправил на тумбу, а сам пытался собраться с мыслями и решить что делать вообще. Глобально(в моем понимании этого термина) - нечего не изменилось. Совсем. Исикава стала мне ещё ближе и продолжала заполнять все мои мысли, это да. Но в сущности нечего не изменилось. Жизнь продолжала падать в темную пропасть невиданного, непредсказываемого будущего. Нечего страшного в этом нет? К сожалению есть...Я продолжаю идти по наточенному, словно лезвие катаны, тросу, крепко держа Исикаву за руку я пытаюсь не рухнуть вниз, утаскивая и её за собою...а может именно она то, что окончательно разрушит меня? Может она дарует мне ещё больше проблем? Впрочем нет...точно нет...
Беспокойное утро сменилось не менее беспокойным днем, отметившегося ещё и сильным морозом, что нежданно привели северные ветра, непонятным образом дошедшие до нас. Легкий снег мерзко скрипел под ногами, а я переставляя последними направлялся в издательство. Особого резона в этом не имелось. Я скорее всего истратил любые запасы снисхождения начальства и скорее всего буду, без шума, но выгнан и уволен. Без увольнительных и каких-либо денег. Впрочем, внутри меня, словно тлеющий огонек, совсем слабого костра ещё существовала надежда того, что в издательстве меня простят, поймут всю мою ситуацию и дадут последний шанс. Очередной.
Но нечего не вышло. Из издательства я был выпровожен, больше никакой работы у меня не имелось. Неприятный смех с противоположной улицы ударял в голову с ещё большей силой. Звучали пустые разговоры, которые раздражали меня ещё сильнее. С силой сжимая в кармане, уже пустую пачку сигарет я быстрым шагом пытался выйти хоть куда-то в тишину, пустоту и там, где я буду нужен. Последнее я ищу уже долгие годы, но найти мне этого не дано...не дано было сделать это многим. Наверно о чем то таком думали те японские коммунисты, коих я встретил в далеком детстве...Тоска и печаль захватила их во всю свою силу, чтобы выбраться отсюда, чтобы по настоящему жить, существовать и быть они пришли к своим взглядам, найдя в них то самое пристанище, ту самую надежду, что также каждый из нас тщетно ищет всю свою жизнь...
Ощущение пустоты и безысходности, с которыми я, видимо, родился, все также силились во мне, а противостоять им я не хотел, да и не мог. Каким бы счастливым моментом я не жил, на расстоянии, через время, я все равно возвращаюсь в самое начало. В свою инфинитивную форму, форму, что по всей видимости мне даровали древние боги, обрекая меня на вечные муки...Впрочем, не такие уж и вечные, не так ли? Я ведь смертен...
От издательства я побрел дальше по улице, оказавшись в небольшом рабочем квартале. Проходя мимо обычных, обыденных и пустых людей, что долгие годы были мне так ненавистны, были такими не равными мне...Их рабочие, морщинистые руки и широкие лица, что излучали скудоумие, боль и душевную слабость...Грязь под короткими ногтями, усталый и пустой взор, невыразительные тела с противоестественной манерой движения. Их охрипшие от криков или алкоголя голоса, напоминающие лай, противные крики или нечто то, из глубокого детства. Деторождения. Голоса санитарок и медсестер, нечеловеческие и омерзительные...
Свернув в небольшой проулок между жилыми домами передо мной предстала вся человеческая сущность. Здесь валялся всевозможный мусор, стены покрытые плесенью, грязью и прочими нечистотами, все это олицетворяло падение окружающего меня общества, яснее и пуще прежнего...В голове теперь отчетливо пылало понимание, а скорее осознанность самого себя в этом погрязшем в грязи, похоти и гнили, разрушающемся мирке...Разрушения сеются человеком, но никак не те, что приходят в голову самыми первым, прорываясь со скоростью сперматозоидов к яйцеклетке, в головах пустых и бессмысленно существующих существ, кои разделяют со мною один вид...
Экология и войны лишь верхушка айсберга человеческих бед, пыль под ногами вечности. Все это мимолетные события, даже если в память людей они входят как столетние войны. Человек настолько безрассуден и безумен в своих действиях, что вполне может оправдывать убийства себе подобных, говоря, что именно они, палачи, достойны жизни... В тенях ветвей, в глубоких норах и грязных впадинах, в подворотнях ослепительных городов, залитых холодным дождем, в захудалой комнатушке на окраине - люди абсолютно одинаково убоги...
Я же...я выше их, я лучше их...и Исикава, да, она уж точно не чета всем этим...На миг, в голове снова вспыхнула оголенная грудь, затем бледное и пустое лицо Мацуко...ИДИ К ЧЕРТУ ГРЯЗНАЯ ТВАРЬ!..Кажется я кричал в реальности, но сейчас существуя лишь в своей памяти, в своих рассуждениях и мечтах, я не замечал ничего...
Исикава такая же как и я...Это было понятно сразу, иначе и не объяснить мою странную тягу к её обществу...к ней самой. Она выше других, она выделяется из этого убогого общественного строя пустоголовых баранов...Да, именно так...точно. А я? Я же понял все гораздо раньше, да...Ямамото Сэтоши всегда был развит не по годам, он многое видел и все понял раньше всех...и наверняка единственным...Смерти, бунты, подавления протестов и кровь...Военные самолеты, что рассекают голубое японское небо, пустые и усталые лица окружающих людей, трава колышимая ветром, мерзкие лица проституток на углу, пьяные и гогочущие гримасы американских солдат...Их зеленая форма, высокие ботинки с запекшейся грязью и возможно японской кровью...Кинжал с легкой гравировкой, что лежал в моем черном пальто...кольт, отобранный у самоубийцы, лежащий своим величественным оружейным грузом под моей кроватью...Точно. Оружие есть...Это инструмент. Оружие это возможность...Это показатель моей силы...Физической и душевной...
Впрочем...отчего в голову нахлынули эти мысли? Будто я в состоянии убить кого-то, будто бы я в последний момент не отброшу идею, и с дрожащими коленями снова скроюсь в своей глубокой норе...Подальше от окружающих меня людей, точнее нет...конечно же не людей, никчемных оболочек что окружают меня...их мертвенные бледные лица и глаза полные тоски...
Неделя пролетела практически мимолетно, несколько раз мне удавалось встретится с Исикавой в парке или у её дома. Девушка продолжала вести себя спокойно, впрочем улыбка все равно расцветала на её милом лице при виде меня. Я же продолжал держаться возле неё слегка скованно, несмотря на то, что казалось бы мы стали намного ближе...В один из дней она снова прибыла ко мне, улыбаясь она протянула мне лист бумаги. На нем был изображен слегка простой в своем стиле рисунок карандашом - Осакский замок с расцветающими вокруг него сакурами, местами, в просветах листьев сакуры можно заметить пустые взоры людей, вскинутые на прекрасный замок...На вершине, схватившись за шпиль стоял мужчина, его лицо Нэтсуко не нарисовала. Причину этого она объяснила витиевато и словно бы не до конца договаривала. Ссылаясь на спешку в написании работы, общую творческую усталость и полное нежелание давать этому персонажу какой-то конкретный образ...Нэтсуко пояснила, что данный мужчина это все, подобные таким как мы. Потерянные, испуганные и не имеющие нечего стандартного и обыденного...Поколение одиночества и боли...В дополнение к этому она показала небольшой рисунок молодой юноша сидящий у окна, его взгляд пролегал через тонкое потрескавшиеся стекло. Лицо юноши потерянное и испуганное, разумеется, это лицо моё. Я лидер этого невидимого, самопровозглашенного движения...Я его основатель, первый последователь и пророк...Пусть это все кажется новым витком моего сумасшествия...пусть!..к черту!..теперь только так!..выбора все равно больше никакого не дано...
Я выпросил этот рисунок у Нэтсуко и старательно цеплял его с помощью игл к своей стене, пока девушка осматривала мою комнатушку. В прошлый раз полноценно у неё этого не вышло...Я поинтересовался у девушки:
-Значит, можно считать, что ты вернулась к искусству?
-Не совсем...скорее...это временное желание. Я не могу объяснить...Прежний интерес к этому не пришел, образы просто нахлынули и всё...
-Вот как...а как дела в школе?
-Ох, этого лучше не надо спрашивать...звучит словно ты мой отец, ещё этого не хватало...
-Справедливо...право, я не знаю вообще что говорить. С каждым днем мне тяжелее приходится выдавливать из себя слова...месяцы одиночества видимо влияют настолько сильно...хотя и не сказать что я был настроен против подобного...
Нэтсуко устало зевнула, а после рухнула на мою кровать, устремив глаз в потолок моей комнатушки. Наконец повесив рисунок, я аккуратно подошел к кровати и улегся рядом. Справедливости ради, находится с Исикавой вот в таком положении, для меня было затруднительно. Мысли плавали в голове, словно золотые рыбки в аквариуме, одна сменялась другой, взмахивая золотистым хвостиком...Нэтсуко нечего не говорила, рассматривая потолок и прислушиваясь к звукам улицы, я же рассматривал её лицо в профиль. Рассматривать Нэтсуко я мог бы часами, будучи скульптором я бы месяцами выдалбливал из камня идеальную статую Нэтсуко, чтобы смотреть на неё можно было бесконечно, реальная же Исикава часто покидала меня, оставляя в привычном, как мне казалось раньше одиночестве, оставляя лишь призрак поцелуя...В голове вспыхивали образы наших предыдущих встреч, первой встречи в парке, неловкой попытки коснутся её плеча...от подобных воспоминаний меня передернуло...хорошо, что я так и не рассказал Нэтсуко о попытках завести знакомство раньше...следующими образами появилось лицо Исикавы...точно, её изумрудные глаза...сейчас они задумчиво рассматривали потолок, будучи слегка прикрытыми...раньше эти глаза старательно скрывались от меня в моих же мыслях...но теперь я мог погрузится в их изумрудность на долгие часы...В таком положении мы провели несколько часов, а затем Исикава, одарив меня легким поцелуем ретировалась к себе домой, снова оставив меня одного...Терпеть подобное я вновь не мог, внутренние силы просились на улицу, впервые за многие месяцы, может даже годы, я захотел выбраться на улицу и развеется...
Нацепив пальто и поношенные кеды я вновь спустился в объятья суетного города, грязного, дурно-пахнущего и шумного...но ставшего по-настоящему родным и, даже можно сказать, нужным для меня...наконец, спустя десяток с лишним лет... Ветер протискивался через узкие щели толпы людей, неприятно свистя...тонкий слой снега приятно похрустывал под ногами и превращался в кашу...Четкого плана куда направляться у меня не имелось...помниться, еще в первый месяц учебы в университете, мы с Ямадой, Рюноскэ и Хацунэ провели вечер в караоке-клубе...Ямада сильно напился в тот день и мы тащили его на себе до общежития...кажется, в тот день я последний раз был счастлив, а на моем, ныне унылом и задумчивом лице, играла улыбка... Но сейчас, как мне казалось, прибывать там не имело никакого смысла...Может заглянуть в обычный бар? Впрочем...там наверняка можно встретить американцев, военные облюбовали местные бары во все поля...
Счастье...господи, какое же забытое чувство...впрочем, разве ночь с Исикавой не была моментов великого счастья? Или всё это часть того же великого сомнения, которое ядовитой змеей теплится в моем теле, ждет удачного момента, когда я наконец окончательно лишусь себя, стану пустышкой и бессмыслицей...как и все вокруг...и в этот момент змей вылезет, он прогрызется через мое брюхо, обескровив меня он объяснит мне все то, что я так долго не понимал, но для меня все это не будет значить ровным счетом нечего...я умру, исчезну, испарюсь...
Из соседнего здания с шумом вынырнула компания подпитых студентов, в одних пиджаках, разгоряченные алкоголем они громко кричали нечто нечленораздельное, в толпе кто-то высказал свое недовольство, в следующий миг прозвучала очередная порция пьяного бреда, а затем разгоряченный студентик, на удивление самый тощий и немощный на первым взгляд, вышел из общей толпы и налетел с кулаками в сторону недовольного...завязалась драка, в которой разумеется студент получал больше всех...остальные подбежали, пытаясь разнять борющихся, но в итоге завязали ещё более ожесточенную драку...Удивительно, но даже в подобном уличном, абсолютно бессмысленном и бесчестным бою все разделились на небольшие группы...Из бара вышло несколько иностранцев, судя по форме оливкового цвета, армейским ботинкам, а также нашивкам сержантов, это были американские военные...Один выше другого, оба бритоголовые, с тупыми выражениями лиц...Завидев драку они попытались разрешить все мирно, но в итоге, громко рассмеявшись, влились в общую гурьбу...
Далее все покатилось как снежный ком. В сути своей большинство уличных драк заканчивается или даже не успев начаться или же в самом её начале, когда представитель одной из сторон не рассчитав силу, начал драку и сразу же был сражен...Первое правило, что усвоил я - никогда не устраивай драку, если не уверен в своих силах...второе - даже если уверен, продумай план б, спрячь в кулаке зажигалку, используй ландшафт, хитрость ведет к победе и счастью...
Описать конкретно, как бы того хотели полицейские в участке или интересующиеся эту драку не имелось возможности...Общая толпа насчитывала около 20 с лишним человек, основная масса бьющихся пьяные японские студенты, впрочем это не значило что били исключительно они, напротив, с силой и удовольствием били их...пусть последнее обращено лишь к американским военным. Они что-то кричали на английском, но почти никто не понимал ни слова, кроме выкриков про японских свиней и японских рабов... Перебежав дорогу я тоже вклинился в дерущеюся толпу, стараясь как можно ближе подобраться к военным...Удары сыпались со всех сторон, по легко заснеженному асфальту была разбрызгана кровь, один из студентов уже вышел из боя, разумеется побежденным, несколько прохожих также валялись недалеко от первого побитого, студенты обступили американских военных, тщетно пытаясь нанести им хоть какой-то удар...