Венедиктов Максим Александрович
Там,где кончаются стихи...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Там, где кончаются стихи..." это исповедальная проза о внутреннем крахе и стремлении найти себя среди пепла. Войцех, поэт без будущего, блуждает по улицам серого города, встречая любовь, смерть и воспоминания, гниющие на потрескавшемся бетоне. Это откровенный монолог поколения, потерявшего опору в мире, где даже стихи больше не спасают. Здесь жизнь словно бы строчка,которую никогда не прочитают...
  Tam, gdzie kończą się wiersze*
  
  Горло сжимает острый осколок стекла
  И каждое стихотворение что вырывается оттуда - плотная тьма
  А каждый поэт - насильник, убийца, часовой что заснул навсегда
  Его не нужно трогать, его не нужно слушать, достаточно лишь понять
  И отпустить, далеко, навсегда...
  
  
  Я пишу ввиду того, что не умею кричать
  А тишина подглядывает за мной сквозь запотевшие окна
  Мои слова расплываются по листу, танцуя причудливый танец
  В глазах тысяча и одна тень, что крадучись
  Ищет - настоящее посреди безобразного прошлого
  Среди унылых лиц, забытых поэтов и следов от крови и мочи...
  
  *там где кончаются стихи...
  
  Открыв глаза, я вновь узрел всё тот же бесцветный потолок своей небольшой квартирки. Кажется, за ночь она стала ещё меньше, а я словно крошечный таракан или паук, уныло разглядываю окружающую меня обстановку. Невероятно маленький столик, со слегка подрезанной ножкой, её, как помню, я подрезал в порыве буйном, практически невозможном для описания. Это приступ и паники и ужаса, и нетерпения и беспокойства, бессмысленности и психопатизма. Схватив пилу, я около минуты пилил ножку стола, пока совсем её не отрезал. Звук её падения привел меня в чувство, то самое, настоящее...Бам. И вот, я вооруженный пилой, стою близ своего покосившегося столика. На пол посыпались вещи. Моя новая поэтическая работа. Поэма 13...Её листы перепутались и так и остались лежать на полу, кажется...это ни к чему теперь, точно...ни к чему. Покосившийся стол сменяется сломанным деревянным стулом, его я сломал ещё давно, обошлось без приступов, просто не следует использовать его как предмет для уничтожения квартиры. Запыленное окно через которое было видно улицу и идущих по ней людей. С неприятными лицами, красными носами, опухшими глазами, внутри которых нет ни идеи не мысли, внутри них нет ничего, только вполне обезличенное, единое, пусть и порывистое, такое, идейное что-ли - нужно плыть по течению дальше...ох точно, течение. Да, оно ведь такое замечательное. Это течение ни что иное как выгребная яма, тебя в неё сбросили по самые ноздри и ты старательно пытаешься не задохнуться, хотя в сути своей именно этого и нужно добиться, не так ли? А этим нет...эти старательно "плывут", захлебываются, но "плывут", а потому что ничего иного не умеют, а кто умеет? Да никто по сути. Все мы одинаковы, все мы единая аморфная биомасса, не требующая замечательно-поучительного отношения к себе...хотите прощения - сходите в церковь, хотите счастья на миг - бордель ждет вас...нет чего-то конкретного из желаний, надоело всё? Для вас тоже есть средство - петля...
  Поднявшись с кровати я обнаружил себя вполне себе одетым. Готовым вот прямо сейчас ретироваться из квартирки и пойти на улицу, бродя по округе и ищя хоть что-то, что дарует мне хоть какие-то ощущения. Моя белая рубашка была довольно пошарпана, время не пощадило её, как и я, будучи её носителем. Пальто черного цвета пострадало не меньше, в целом нельзя было сказать, что я не слежу за вещами, слежу, но как не взгляни ты на них - они омерзительно убоги, собственно как и я сам. На моих уставших ногах черные брюки и потрепанные кеды, в которых я прошел наверно не одну тысячу тысяч километров округи. Откуда это бессмысленное, почти необъяснимое желание бродить? Определенно не ясно, понятно лишь одно, это пока что единственное на что был способен мой организм глобально. Ну кроме получения увечий.
  Моя правая щека всё ещё саднила после вчерашнего. Неприятный удар справа, сильный, но такой неуверенный, полу-бойцовский, словно бы и не собирались причинять боль, а я напротив, боли желал и хотел. Несколько ударов в ответ, затем я, оказавшись на земле получаю удар за ударом по спине, груди и животу...на моей рубашке даже остались следы обуви и крови...что же, есть что вспомнить. Я взглянул на свою перебинтованную левую руку. Замечательно. Боль ушла...в сущности не было ещё ничего нелепее от меня, чем это событие...черт меня дернул взять и со всей силы вогнать нож себе в ладонь...Вся рука странно ощущалась, словно бы она была не моей, ранее я бы попробовал, с непринужденным интересом помастурбировать этой "чужой" рукой, но ныне вес подростковый интерес подобных экспериментов исчез в тумане понимания взрослого индивида. Убогого и немыслимо глупого, если рассматривать мой полный портрет.
  Неумолимое желание понять что есть жизнь - одна из основных мыслей, догм и идей огромного процента человечества. Жизнь, она ведь такая...неуютная. Объятья одиночества, так манящие в молодые годы и так больно бьющие в последующие. В обыденности я бы сказал сам себе, что несу невнятный, полу-связный бред, убогая формальность, но всё таки...Я бы ничего не смог ответить. Самому себе, молодому, не такому убогому...что же, ничего конкретного, ничего...
  Но я никогда бы не согласился с ним, напротив, чёрт, как же ты не прав! Вот трижды. ТЫ! ТЫ! ТЫ! Вонючий подросток, иди к черту, невнятно и полу-связно...твои тогдашние...то есть твои собственные мысли в это время были куда хуже и вертелись возле одного места, только и всего...поговори мне тут. Но я всё равно промолчу...да, определенно.
  Перед моим взором стоит нелепо одетый, тихо говорящий парень лет 15. Коротко остриженный, он неуютно переминается с ноги на ногу от неуверенности, тщетно пытается найти слова, если происходит спор, кажется ему временами даже стыдно от подобных пауз, таких странных жестикуляций, невнятного голоса. И он начал писать, стараясь уйти от реальности, абстрагироваться от всех окружающих его проблем, там он их сможет пересилить, о да, точно...И вот снова он, ему 25 лет, его усталое лицо с легкой небритостью, длинные волосы, бегающие глаза и синяки под ними. Невнятное тело, всё также переминающиеся с ноги на ногу, одетое в белую рубашку, черное пальто и брюки. Вот он, глобально ничего не изменилось...вот ведь. Неудача. Очередная...Снова.
  С улицы начал доносится противный и монотонный звук поезда, станция располагалась совсем недалеко от дома, поэтому слышалось всё замечательно. Ещё замечательней было слышать лишь бегущую ораву, что опаздывает на поезд и несется по улице, причитая и ругая, не то самого себя, не то вовсе, это дрянное время... Тем не менее сам город словно бы выедал всё счастье и хоть какую-то энергию из людей, он с силой вгрызался в наши головы, разрывал затылки и пытался нанести как можно больший ущерб, дым заводов и шум работающей строительной техники проникал в организм, отравлял его, с каждым днем выходя все на большие масштабы. Унылая пропаганда, невнятные, популистские лозунги, холеные лица политиков произносящих их, всё это отравляло душу и разум, с каждым днем, превращая местных жителей в послушные оболочки. Работа - дом, работа - дом...работа - дом - гроб...Цикличность подобного подхода вызывала лишь приступ паники, рвоту и неописуемый ужас...как же всё надоело...
  Обведя взглядом свою комнатку, я медленным шагом вышел из неё и оказался на лестничной клетке, вонявшей одновременно всеми выделениями из организма человека, этот неприятный миазм смеси мочи, дерьма и менструальной крови. К этому добавлялся запах хлорки, подъезд старательно и старательно вымывали, пытаясь уничтожить эти запахи, но как оказалось, всё это делало только хуже. Прибавьте сюда запах сигарет и перегара, вот оно - идеальное место для жизни. Кинув быстрый взгляд в разбитое окно площадки, я заметил скучающего Роберта. Кажется сейчас он тщательно протирал небольшой тряпочкой избитые и поношенные ботинки, близ него валялась его университетская сумка. Присвистнув я всё также медленно поплелся вниз по лестнице, переодически поглядывая на покосившиеся указатели имен возле дверей, часть из них уже давно почернела до такого состояния, что прочитать их не представлялось возможным, часть же старательно отмывалась своими чистоплотными владельцами. Квартира 58 пан Балицкий В. Невысокий мужчина, всегда одетый в непреглядного вида черный пиджак и черные брюки, мужик словно каждый день на похоронах, впрочем, я помню его женушку, с такой рожей, действительно можно ощутить себя лишь на кладбищенском погосте...Квартира 56 пан Новицкий, кажется он работал в небольшой конторке в центре, занимались они явно каким то непотребством, тем, чем никогда не будет заниматься нормальный человек. А этот худой и одинокий мужик...ему терять было нечего...совершенно...пан Каминска, ох, с ней я бы не желал пересекаться, желательно, никогда. Властная, до безумия свирепая и абсолютно несправедливая женщина, в больших очках, в неприятного вида оправе. Роберт частенько говорил про неё коротко и понятно:
  -Если есть на свете Каминска, есть на свете болезненность в районе паха...
  Впрочем, интерпретировать все выражения Роберта можно было двояко, зачастую все его фразочки про почтенных пани, можно было недвусмысленно воспринять лишь как желание "присунуть" им, а то не по одному разу, взгляд Роберта частенько блуждал по бедрам и задницам подобных Каминска, женщинам постарше, с другой стороны, ни я ни кто-либо другой никогда не видел и не слышал о том, что Роберт смог привести свои желания в действие, хотя частенько он заводит при товарищах разговор с подобными, неизвестно чего ожидая после...
  Выйдя из здания я быстро поднял руку и свистнул. Роберт конечно не был тугоухим или слабоумным, он был скорее любителем погружения. Погружения в свою душу, плеяду калейдоскопических мыслей обо всем и ни о чем конкретном вовсе. И в моменты подобного действа, достучаться до него было не самой простой задачей. Я практически дошел до него и смог положить руку на его плечо, как неожиданно Роберт словно бы включился, обратил внимание на идущего меня и протянул руку.
  -Здорово, ты сегодня раньше пришел.
  -Приехала подруга матери, они выгнали меня, сказали что сегодня у них женский день...что бы мать их это не значало. Сказали мол, иди в институт или к своим друзьям...
  -Женский день...ха, трахаются небось, а ты то Роберт, ретировался...Там ведь всё в твоем вкусе, взрослые женщины, все дела.
  -Не смей! На первый раз я прощаю тебе подобное, но впредь не говори такого про мою мать...
  -Да ладно тебе, я же шучу, наверняка мужичка себе позвали...
  Роберт схватил меня одной рукой за плечо, а второй нанес быструю, совсем слабую пощечину, как бы приводя меня в чувство, на миг мне стало так омерзительно, затем, словно бы необъяснимая теплая волна пронеслась по телу...неужели я уже давно хотел получить по лицу...может этого всегда мне и не хватало, но вот спустя миг все мои мысли и ощущения исчезли, а предыдущая теплота растворилась во мне, я отдернул руку Роберта, плюнул в сторону и ничего не сказав, поплелся по улице, Роберт так и продолжал стоять на своем месте, снова погрузившись в мысли, старательно рассматривая серое небо.
  Свернув за угол я уже куда более быстрым шагом вышел на не самую оживленную улицу, пройдя ещё пару метров, уныло рассматривая окружающие меня человеческие оболочки с их пустыми, мертвенно-бледными лицами, я остановился на углу небольшого паба, под козырьком, выудил из кармана сигарету и закурил, оперевшись на бетонную стену я внимательно, пусть и без какой-либо осмысленной цели продолжал рассматривать проходящих людей. Для меня ныне уже не выделялся пол этих людей, я был не в том возрасте когда можно было с невероятным удовольствием рассматривать так манящие тонкие женские ножки, приятные белые шеи, мягкие и шелковистые волосы...теперь для меня ничего этого не было, удовольствие, счастье и какое-либо хорошее времяпровождения ушло из моей жизни со смертью меня как личности, в обыденном понимании сего термина. Не эгоцентрический вариант личности, не национальный, не уж...тем более общеэтнический...нет, я потерял самого себя, замуровал, закрыл где-то далеко и теперь не могу найти...ни меня...ни ключа...ничего. Быстро достав из кармана старенький блокнот с карандашом, я быстрыми, размашистыми, доведенными до автоматизма движениями, быстро написал несколько строчек:
  
  В разорванном человечеством небе, я, как кажется вижу рассвет
  Ярко летящей бомбой, неприятным органом, он пульсирует, зазывая к себе
  Указывая каждому почтенное место, заворачивая в кокон из боли которой нет
  Ох, я, сквозь дыру, зияющую рану, вижу сияющее дребезжащий рассвет
  Он всё также столь ярко, до боли в глазах светит и шумом взрывов зазывает к себе.
  А я смотрю на него и плачу, ох, рассвет...как же я хочу умереть!
  
  Снова скомкав лист бумаги, я вернул его в карман пальто, докурил сигарету и продолжил бессмысленное брожение по улице, изредка останавливаясь возле стен зданий, словно бы сливаясь с ним, делясь с ним своей болью, пытаясь найти единение...Хоть в ком-то...хоть в чем-то. Я бродил по городу до вечера, но затем ноги привели меня к месту, что я старательно обходил стороной последние дни.
  Спустя пару часов блужданий я стоял возле дома Зофии. Поднимал с земли камни, самых маленьких размеров и бросал в сторону её окна. В целом это дело во все эти дни, недели и месяцы оставалось основным. Брат Зофии, Анджей несколько раз даже спускался, непременно ругаясь со мной через открытые окна здания, а спустившись с неприкрытой злобой и невероятной силой наносил удары поддых, по лицу и ногам. В целом для меня это не было чем-то удивительным, чем-то страшным. Я прекрасно знал что меня не особо любят в семье Зофии, знал что на меня косо смотрят, называли меня тем, кто испортил их дорогую дочь. Ха, испортил...знали ли бы они то, что они делали, знали бы они то, что на самом деле на уме у Зофии, какие мысли её одолевают, как страдает её тело и душа, ох, какие же они непрошибаемые...они ведь самые что ни на есть идеалисты, всё должно быть идеально, хотя их материальное состояние бы поспорило, я конечно, со своей нищей колокольни вообще ничего не смею говорить, но и они не являются богатейшими на свете...Идеальное образование. Анджей, как мне помнится пошел по стопам отца и попал в польскую армию, а что, там рано или поздно он получит свою пулю в лоб, пока будет маршировать и отглаживать свою кровать, а потом уже мертвый, он будет продолжать маршировать, потому что показывать идеальную армию и подготовку также нужно...У Зофии же образование красивое, поэтическое, важнейшее...Зофия учится на врача, прекрасная голубоглазая, утонченная Зофия - врач, мое тонконогое, мягкое и столь теплое на ощупь, она сможет спасти меня...да...точно, и из петли и из озера...даже если я попытаюсь задушить себя её ногами...она обязательно спасет меня...под громкие осуждения её родни...Её мать долгое время была преподавателем в инженерно-техническом вузе в Катовице, там же учился Роберт и какое-то время я, правда учение было не самым лучшим, не самым успешным, в общем то не самым...Там я познакомился с Зофией, она приехала к матери, привезти коробку с пособиями. От неё приятно пахло совсем ненавязчивыми духами, по её гладкой и белой шейке текла столь приятная на вид, аккуратная как и сама носительница, капля пота. Что одно лишь желание коснутся губами этой шеи, слизнуть эту солёную каплю, будоражило воображение. В те дни я покуривал с Робертом на крыше ВУЗа, в сущности это было запрещено, но если "отслюнявить" кому надо, пропуск обеспечен..."отслюнявить", это термин Роберта, интересно является ли он аналогом "отсосать" или "нализать"...право, я действительно не знал с кем и как договаривался Роберт...тем не менее ключи от крыши были в кармане его поношенных брюк.
  Мы стояли на крыше, когда Зофия вышла из здания и направилась в сторону автобусной остановки. Одетая совсем не вызывающе или вычурно, как многие девушки вокруг - на ней были приятного, почти телесного вида плащ, серый свитер и темные джинсы с ботиночками, чёрт, этот образ так отчетливо отпечатался в моей памяти, я могу покадрово вспоминать момент первой встречи, прокручивая и прокручивая этот момент в голове, как на старом киноаппарате...Роберт толкнул меня и вывел из раздумий, спрашивая на что я вообще палюсь. И я показал ему, присвистнув Роберт снисходительно улыбнулся, затем постучал меня по плечу и коротко ответил: "С этой точно не судьба, дочка Грабовской, не пытайся даже...а задница у неё что надо!"...Здесь Роберт был как никогда прав, впрочем, "что надо", у неё было всё. Через несколько дней, я снова встретил Зофию в главном филиале государственной библиотеке на улице Качинского, девушка сидела практически в самом углу, в глубине здания, сокрытая сотнями книжных полок, близ неё не было ни души, подобная атмосфера нравилась и мне, может быть отчасти по этой причине мы смогли увидеть друг в друге нечто похожее, объединяющее? Зофия в уже привычном для меня свитере сидела в зеленом кресле прямо напротив книжной полки с классиками европейской литературы. На столике близ неё стояла бутылка воды, видимо девушка решила надолго засесть в обители тишины и пыльных книг. В сущности, библиотека была интересна и мне, зачастую только благодаря ей я мог изучить и хотя бы увидеть тенденции развития как отечественной, так и зарубежной литературы. Зофия держала в руках сборник Георга Гейма и старательно, словно бы хотела запомнить все строчки раз и навсегда, вчитывалась в стихи. Вчитывалась настолько внимательно, что не заметила стоящего возле полок меня, пожирающего её взглядом, но вот, на миг она убрала взор от книги и заметила мою упаднеческую фигуру, сверлящую её взглядом. "Давно тут стоишь?"...её голос был не менее приятен чем внешность, на миг мне даже казалось, что Зофия не более чем буйство моего убогого воображения, нежели это реальный человек, ведь реальный человек не может быть таким...таким идеальным? Идеальным для меня, разумеется..."В самом деле несколько минут уже...Я...Я Войцех, учусь в институте на кафедре твоей матери, может быть ты даже видела меня"..."Не припоминаю, у тебя погибающий вид, ты как растение что нужно полить, в институте ты бродишь с подобным взором?" Не найдя слов чтобы ответить ей, я лишь попытался оценить свой внешний вид в смазанном отражении лакированной книжной полки, но ничего кроме своих бешеных и усталых глаз я там не увидел.
  Зофия негромко рассмеялась, смех её был ещё более приятен ухо, даже приятней её елейного голоса, в кармане пальто я попытался даже ущипнуть себя, настолько я не верил в происходящее. "Войцех, а ты следил за мной?"... "Нет...точно нет, просто...я тоже иногда прихожу сюда...вот прямо сюда, в этот угол, здесь так тихо...как на кладбище, но там читать труднее, атмосфера не та, да и меня несколько раз прогоняли оттуда..."... "Ты имеешь ввиду наше на улице Сенкевича?"... "Да, но говорю, там читать не получается, тяжело..."... "А что ты взял?" Зофия обратила внимание на книгу, что я сжимал в руках, схватив первую попавшуюся, чтобы не выглядеть как действительно следящий, подглядывающий и прочее, я даже не заметил что взял. "Алкоголи...Гийом Апполинер"...Я оглядел абсолютно невозмутимым и самым наивным взглядом слегка побитую временем книгу, пробормотал нечто несвязное и открыв книгу, понял что она не на польском... "Ты схватил первую попавшуюся, да? Она на языке оригинала, лежит на предыдущей полке, кажется второй ряд или третий"...усмехнувшись реакции Зофии, я театрально поклонился, а затем коротко сказал "Да...всё так"
  Следующие несколько часов мы просидели в этом библиотечном углу, освещаемом несколькими настольным и настенными лампами, изредка поглядывая на проходящих людей из окна, обсуждая всё, от их внешности, до действий и мыслей, о которых мы конечно не могли иметь никакого понятия. Зофия поинтересовалась у меня, чем я занимаюсь, на что я вполне привычно для себя ответил "Неудачно существую,неудачно учусь,неудачно пишу стихи...", тогда же девушка попросила прочитать какое-нибудь из своих стихотворений, скомканный листок, который с тех пор был всегда со мной, я вытаскивал максимально аккуратно. Мои руки дрожали, а глаза испугано бегали. Кажется я боялся, что Зофия плохо воспримет мои стихи, назовет меня сумасшедшим, извращенцем или ещё чего...ужас, как же это...Впрочем, я ведь вообще редко читал кому-либо свои стихотворения, Роберт или родители не в счет, всё таки Роберт мой товарищ, я даже порой сомневаюсь, что он слушает меня, а родители...им я читал только свои ранние, детские стихи...Тем не менее стихотворение было прочитано.
  
  Я знаю что я, изрубленный вечностью и запуганный памятью
  Никогда больше не увижу твоё лицо и бледное тело
  Ведь суждено мне лежать в ночи, прямо под звездами
  Как бы это не было опасно,
  ужасно,
  нелепо
  Я навсегда смогу запечатлеть - смерть самого себя и этого мира
  Я буду дрожать, стыдясь и тщетно писать тебе
  Свои побелевшие и усталые письма...
  
  Последняя строфа стихотворения не была виртуозно написана, не была дописана вовсе, ведь все строки были импровизацией в тот момент, уже после встречи, я старательно пытался вспомнить эти строки, но так и не смог восстановить танец импровизации, образы сумасшедшего, сгорающего от стыда и страха себя самого, так жаждущего девушку напротив...Но Зофии, судя по всему, стихотворение понравилось и девушка даже несмело похлопала мне, в глазах её загорелся настоящий интерес ко мне как к персоне, что разумеется и было самой лучшей оценкой и реакцией на моё ужасное творчество...
  Мы виделись в библиотеке ещё несколько раз на той неделе, каждый раз я приносил ей новое стихотворение, тогда они писались особенно просто, воздушно и легко, как бы заполняя меня собою ровно наполовину, ведь вторая моя часть была заполнена Зофией...Это не было каким-то свиданием, любовной встречей и всё такое. Объяснить, что вообще в тот момент происходило, определено было нельзя. Я просто проводил время с Зофией и ничего боле, даже попыток как таковых прикоснутся к столь священному образу для меня было святотатством, пусть после, уже будучи дома, я подолгу мастурбировал вспоминая лицо, тонкую шею и ноги, приятный и обволакивающий голос Зофии... После одной из таких встреч у дома я встретил Роберта, тот с дурацкой ухмылкой стоял возле стены и пил пиво, кажется, уже не первую бутылку. "Ну, трахнул её, наконец-таки, ты торопись, там после тебя очередь!" Мне было охота врезать ему, со всей своей немощной силы, тем не менее, обиды на пьяных товарищей мне было не свойственно держать, поэтому подобно я пропускал мимо ушей. Впрочем, следующая встреча в библиотеке закончилась наверняка самым лучшим образом.
  Зофия старательно выбирала книгу на полке с зарубежной классикой, казалось она выбирает не книгу, а свое собственное будущее, на миг, прожить его и обратно, вернутся в этот унылый и серый город, где ходят подобные мне и Роберту. Чёрт...я уже сравниваю себя с ним, а ведь вообще не похож на него. Меня манили бледные руки Зофии, что так старательно проводили свои пальчиками по корешкам книг...Я не смог выдержать этой пытки дальше, вскочив со своего места я взял правую руку Зофии и принялся её целовать, девушка развернулась ко мне и смущенно пыталась остановить меня, пусть и без полноценного действия, я переключился на её шею, попеременно то целуя её, то мягко впиваясь зубами, чтобы почувствовать и запомнить, вкус и запах столь важного для меня человека. Со стороны это казалось более чем невинно. Наивная шалость влюбленных, но для моей сумасшедшей натуры это было венцом эротизма, настоящей вершиной ощущений. Моя вторая рука опустилась на её грудь, я мягко сжимал и разжимал её, боясь сделать что-то неправильное, ошибиться и навсегда разрушить всё...Попытавшись её поцеловать, я наконец получил по лицу, совсем мягкий, невинный шлепок, еле слышный. Но послание было понятно...я отстранился, а затем подхватив пальто быстрым шагом вышел из библиотеки...Пока я бродил по вечереющим улицам, старательно прячась от взоров всех также бродящих здесь, я обдумывал всё что сделал не так, всё что сделал вообще и принимался попеременно то осуждать себя, то хвалить...эти качели были вполне обыденны для меня, качели познания своих действий, себя самого и окружающего меня мира или людей. Да, определенно, от этого стоит отказаться...Может стоит извиниться перед Зофией...глупость, и пришла в голову глупость и сделал я глупость...пусть и вполне ожидаемую от такого как я...чёрт.
  Последующая встреча произошла через пару дней, прямо в институте, тогда мне наконец сообщили что я ни на что негоден и теперь я освобожден от обязанности посещать сие замечательно место, усмехаясь собственной убогости я ретировался на крышу, дабы последний раз затянутся сигаретой на этом месте, в сущности, в тот день я даже собирался спрыгнуть вниз, послав всё к черту, но меня остановила Зофия. Девушка встретила меня по пути на крышу, слегка смутилась, но всё таки завела разговор, я же невнятно пробормотал ей о том, что сожалею если обидел её, а вообще я самый несчастливый человек, поэтому не мешай, дай мне себя убить...на крыше здания института откуда меня выперли мы впервые и занялись сексом. Совсем неуверенным, таким невероятно неэстетичным, неумелым, но столь страстным и будоражащим...Когда я докурил свою сигарету Зофия схватила меня за плечо и крепко впилась в мои губы, я же не мог больше держаться, дав волю рукам я исследовал её тело, расстегивая белую блузку, ведь серый свитер уже давно был на земле, просовывая руку под её джинсы, девчонка была настолько возбуждена, что взмокла уже после поцелуя. Мы тяжело дышали, но продолжали исследовать тела друг друга. Пусть я и считал своё исследование практически познанием чего-то божественного, ведь Зофию я иначе как идеальное божество и не представлял...идеальное и столь желаемое. Она стонала мне в район плеча, а я с предельной аккуратностью ввиду неуверенности входил в её источавшую жидкость промежность. Мой член мягко проскальзывал внутрь Зофии, заставляя её каждый раз всё приятней и громче стонать, я ускорялся, затем снова замедлялся, боясь совершить ещё какую-нибудь ошибку. Неуверенный пилот наверняка не садится за штурвал самолёта, но здесь, я попросту должен был несмотря на неуверенность покорить эту девушку, это божество. Я согрешил с дочерью той, кто погнал меня с кафедры...будь тут Роберт, он бы желал скорее завалить её мать, нежели саму Зофию, но благо тут этого идиота нет. Шлепанья ускорялись, мы поменяли позу и теперь Зофия оседлала меня, что разумеется ещё больше будоражило мои мысли...и вот момент завершение, граница конца. Я сбрасываю Зофию с себя и обильно кончаю на её живот, белая и густая субстанция невнятно растекается по её впалому и мягкому животу, слегка поддернутому загару. Белая пелена застилает мои глаза, в тот момент я был на вершине блаженства и счастья...Божество мило подмигнуло мне, словно помечая...
  И вот, сейчас я бросаю камни в сторону окна Зофии, снова. Мы успели переспать ещё несколько раз, один раз она даже оказалась в моей комнатке и там наше слияние, соитие, оказалось ещё более важным, возбуждающим и поразительным, божество явилось к смертному и одарило его собой прямо в его сломанной кровати, близ разбитого окна и покосившегося стола...какой-нибудь графоман наверняка бы написал сотню другую стихов лишь об этом...хорошо что я не такой...я вообще убогий бездарь!
  Камень полетел по неожиданной траектории, ведь все мысли вновь застилал обнаженный образ Зофии, с мягкими и приятными шлепающими звуками, скачущий на мне...Камень с грохотом разбил окно соседей слева, зажегся свет, а затем в окне появилось разозленное лицо мужичка лет 60, я скрылся в подворотне, успев бросить лишь ехидный взгляд...
  Я сидел в небольшой кофейне близ стыка улиц Скшипчака и Новака, уныло перемешивая уже давно остывший кофе. Ко мне подсел уже видимо окончательно пришедший в себя Роберт...
  -Ходил к Зофии?
  -Ага, разбил окно соседям...как то, задумался слишком.
  -А она?
  -Я не видел её несколько дней...точнее нет...я не хотел видеть её несколько дней и не видел...
  -Почему? Только не говори...
  -Не неси хуйню, Роберт иногда у тебя мозг не успевает обработать информацию, а уже собирается выдать её с помощью языка...помедленней надо быть, бабушки не оценят!
  -Но-но-но, попрошу без намеков...хотя, тут ты прав, я не самый быстро соображающий...Я вообще не соображаю, я чисто говорю как есть. Виной ли тому мой алкоголизм?
  -Твоё необузданное желание пить зачастую приносит тебе лишь увечья на лице...хотя ты и так...неважно, в общем.
  Роберт ничего не ответил, слабо улыбнулся, а затем потянувшись тяжело вздохнул. Его взгляд был потухшим. Уж я то, понимаю что это такое, у меня взгляд потух уже давно, пусть и сейчас, благодаря Зофии ненадолго загорелся...А вот Роберт, что с ним? Доселе я не видел ничего подобного у него, он, несмотря на любимые проблемы существования, оставался единым в своем жизненном порыве и такого потухшего взгляда у него не было никогда...
  -Что у тебя случилось?
  -Всё плохо, Войцех, всё плохо...Кажется, я скоро умру
  -Брат, все там будем, чего уж там...завтра может очередная война, очередное село подвергнется атаке, очередная народная месть или как там называют подобное...за село, за страну, за стяг...
  -Да нет, ты не понял...я умру, совсем скоро, я чувствую это, до зимы не доживу, скорее всего всё закончится для меня в следующий месяц...Становится всё хуже...у тебя такое тоже, наверняка бывает, но ты...ты смог уйти в творчество больше чем я...и у тебя есть Зофия...
  Меланхолично проговорил Роберт, а затем хлопнув в ладоши ретировался из-за стола. А я остался обдумывать им сказанное. Стоило ли что-либо делать? Я точно не смогу помочь Роберту, помог бы мне кто-нибудь. Хотя... Хотя...что мать вашу нам может быть нужным? Объяснит хоть кто-то? Найдет достойный ответ, подходящий нашим потерянным и проклятым душам...
  Перед моим взором был всё тот же серый потолок, подле меня лежала обнаженная Зофия и внимательно читала сборник Виславы Шимборской, моя рука старательно вырисовывала необъяснимые фигуры на её мягком животе. В воздухе витал легкий запах пота, духов Зофии, а также практически необъятный, неясный, но столь приятный носу запах, кажется...это было нечто божественное, этот запах, разумеется исходил от тела моего божества - Зофии...Я вдыхал этот запах, погрузившись носом в её тонкую шейку, её коротко остриженные волосы, что также пахли каким-то мягким ягодным шампунем...
  Спустя время я снова рассматривал потолок, вспоминая всё произошедшее, тщательно выстраивая в памяти образ Роберта, встреченного мною в кафе...его поникшее лицо, грустный, практически уже мертвый взгляд...а также его неожиданное признание...
  -Мой друг сказал мне сегодня, что скоро умрет.
  -Почему?
  -Этого я не знаю, но кажется...всё меняется, понимаешь...всё изменилось, многие...такие как мы с Робертом...мы вообще жить не должны. Понимаешь?
  -Нет...не до конца, ты хочешь ему помочь?
  -Нет...точнее...я бы хотел, очень. Но кому я могу помочь, ты видела меня, такие как я обычно кончают дни быстрее... Помог бы кто-нибудь мне!
  -Ты считаешь себя не достаточно способным на нечто подобное?
  -Я считаю себя таким же как он...я тоже хотел умереть...понимаешь, ещё тогда после отчисления, после того, как понял что я бессмысленное существо, живущее неясно для чего.
  -А я?
  -А ты будешь жить, ты не я и не Роберт...тебе даровано счастье и великое будущее, это уж точно.
  Моё божество не до конца поняло смысл моих слов, отложила книгу в сторону и прижалась своей мягкой грудью к моей руке, я медленно поглаживал её бедро, но мои мысли улетели совсем уже далеко. И даже Зофия не могла переманить меня к себе, да простит моё божество сию неправильность действий. Зофия прижималась ко мне всё сильнее и мягко шептала мне нечто неясное на ухо, что также как и все ощущения не доходило до моего разума...
  Утро нового, но точно такого же убогого дня, встретило меня пустой квартирой. Зофия ушла рано, чтобы успеть вернутся домой, в квартире от неё остался лишь приятный шлейф духов, а также этот необъяснимый божественный запах...запах её души. Теперь я достаточно точно определил что это такое...ох, да...душа Зофии, как я раньше не додумался. Есть её основной запах, что будоражит мой разум, а также запах её души, столь похожей на мою, отсюда и это сумасшедшее ощущение от пребывания с ней...Вскочив с кровати я на миг осознал, что у меня есть всё для написания своего нового стихотворения...поэма 13 теперь навсегда уйдет в прошлое, нужно просто написать сборник, продать его будет куда проще...о да, точно...сборник стихов.
  Я старательно, со всей, ещё ранее не присущей мне усидчивостью выводил буквы гелиевой ручкой на листах бумаги, что привез мне ещё месяц назад Роберт, теперь они пронумерованы, имеют названия, пусть и не все, а также полноценный титульный лист самиздатского сборника. Кажется, название "Божество", подошло как нельзя кстати, учитывая что большая часть стихов написана под влиянием Зофии или исключительно для неё...о да, тогда это явственно подходит, а то...конечно. Я писал легко, ещё никогда у меня не было такой легкости в создании, в познании поэтической работы, казалось, что вот...наконец-то наступил момент счастья...но всё же, я понимал, отчетливо. Когда ты добираешься до бога, когда ты добираешься до божественного, у тебя остается немного времени. Роберт наверняка сделал что-то, но так и не признался...что же, у меня есть время узнать у него. Определенно есть, осталось лишь написать ещё сотню другую строк. Пока всё это идет, пока всё это получается...
  Впрочем...нет. Всё это уже не то. Я отложил ручку, скомкал один из последних листов. Образы в моей голове начали расслаиваться и превращались в нечто невразумительное, непредставляющее из себя нечто цельное...Зофия, строчки стихов, вид на город с крыши института, наши встречи с Робертом...этот город, все люди вокруг...нужно было уйти от этого, точно...или стоит просто смириться? Со всем этим, оставить всё как есть. Я кинул быстрый взгляд на покосившийся стол, кровать и побитое стекло, осмотрев свою небогато обставленную комнатку я хрипло, словно бы и не для себя самого пробормотал:
  -...нет, всё точно не так как нужно...всё точно не так...
  Роберта я встретил на привычном месте. Он стоял на улице близ моего дома и сверлил взглядом свои ботинки. Всё тем же пустующим, ничего не понимающим взором...Поравнявшись с ним, я даже на миг подумал, что это и не Роберт вовсе. Ранее задумчивый, но всё же полный жизненной энергии, хоть в каком то явственном её проявлении, ныне абсолютно бездумно и вяло втыкал в собственные ботинки. Никогда такого за ним не наблюдал, в целом, ввиду нашей с ним манеры существования, подобный исход казался чем-то совсем очевидным...все мы действительно умрем.
  Впрочем...на миг я задумался о том как часто смерть мелькала своим непонятным присутствием в моей жизни. Мой дед по отцовской линии был убит в ходе оккупации Польши войсками Вермахта, бабушка, по материнской жила где-то на границе с Россией, в небольшой деревеньке, да там и почила. Я тогда даже и не знал о её существовании. Как-то раз, солнечным(единственным для меня, по настоящему солнечным) днем я вместе со школьными друзьями отправился на речку, недалеко от деревни, где жила уже другая бабушка, по линии отца, у которой таки получилось выжить даже при присутствии Вермахта. На речке тогда был я. Высокий, с легкой прыщавостью и очками на носу, это Лукаш - его позже найдут мертвым относительно недавно, он покончит с собой в неизвестных для обывателя лесах. Томаш - полноватый паренек, который тогда даже ещё не умел плавать, как окажется после умрет от сердечного приступа, где-то в горах Хорватии. Бартош - издали можно было перепутать его со мной, взлохмаченные волосы, общая худоба и какой-то неестественный, словно бы болезненный вид...Тем не менее Бартош был скорее душой компании, чем ещё одним персонажем оной, он много шутил, знал множество самых неполиткоректных анекдотов, да и в целом был скорее весельчаком. Его, совсем недавно поместили в психиатрическую лечебницу, как оказалась в его роду водилась шизофрения и по линии матери она с удовольствием передалась ему. В 22 года он убил свою сестру, изрезав её прямо у входа в дом.
  И вот мы, вся эта разномастная компания резвились на реке, собирали аир, ныряли в воду, за исключением конечно Томаша, а также прыгали на собственноручно сделанной тарзанке. В один из таких прыжков, я не самым удачным образом приземлился в воду...Следующую минуту я боролся как будто бы с самой водой, словно она стала плотнее, липче и с силой сжимала меня, стараясь утянуть всё глубже и утопить раз и навсегда. В сущности мелководье, где водилось совсем немного рыб и где за всё существование человечества погибло от силы пара алкоголиков, стал бы для меня настоящей могилой, но вот...в какой то миг произошло самое настоящее чудо. Конкретнее это и не описать, я почувствовал, что меня словно бы начали тянуть наверх, взяли за руки, толкали в детскую спину. Вода снова стала водой и больше не желала моей жертвы...И вот, я наконец вынырнул, выбежав на сушу я стараясь как можно спокойней объяснил ребятам что произошло. Тогда же Лукаш многозначительно пробормотал: "Значит, твоя смерть просто не должна наступить сегодня, спасли тебя, изменили судьбу, считай..."
  И правда, спустя время можно оценить итог стараний ангела-хранителя или как лучше назвать всё произошедшее? Я, абсолютно не верящий ни во что сверхъестественное, кроме НЛО, да и который за всю жизнь вовсе не видел ничего подобного, в данной ситуации был уверен, мне явно помогли. Ангел там, бог, судьба, Будда и прочие ребята, мне было не важно, важнее то, что я жив, а все товарищи, казалось бы успешнее меня - погибли. А в случае Бартоша - сошли с ума...А я же, продолжаю отравлять жизнь себя и окружающих, старательно ускользая от ударов смерти. Месяца два назад меня чуть не сбил автомобиль, выскочил словно бы из ниоткуда, но ничего не вышло, машина успела затормозить о фонарный столб, водитель даже не пострадал, собственно как и я. Что с улыбкой и абсолютным спокойствием продолжил свой путь.
  Роберт, наконец, обратил на меня внимание, коротко, кивнул мне и протянул дрожащей рукой листок. Листком оказался билет на поезд. Сегодня, в час дня. Осталось около часа, плюс-минус минут 10. Поезд ехал во Вроцлав. Я непонимающе взглянул на товарища и меня снова словно ударило холодными струями, взгляд у Роберта становился всё хуже и всё глубже погруженным в самого себя. Потускнев уже практически насовсем.
  -Это твой билет, едем...
  -И зачем...точнее...подожди!
  -А?
  -Что это? Куда мы едем? Почему...сегодня, как же...
  -Мы едем во Вроцлав, там будет...там будут чтения, мне позвонила родственница, рассказала о них, пригласила...а я хочу чтобы туда поехал ты, ты должен показать свои стихи людям...
  -Да? Вот значит как...
  Я задумался. Теперь всё стало понятно, кристально ясно и чисто. Вот итог...точнее переломный момент, вот тот день, когда мне стоит выбрать, оставить всё как есть, быть здесь или продолжить путь, искать себя и место дальше...и я прекрасно осознавал что я выберу, прекрасно понимая что ничего не добиваюсь...
  -Ладно...тогда помоги мне!
  -С чем?
  Кажется, в глазах Роберта появилась хоть какая то реакция, живой интерес, ну или полу-живой, тут как посмотреть и что конкретно подразумевается под термином "живой"...Уж не знаю наверняка, момент ли это помешательства, безумная попытка сделать что-то из ряда невероятного, безрассудного и бессмысленного в глубине действия, но я абсолютно спокойным тоном предложил Роберту помочь мне в уничтожении моей квартиры. Последний кусочек моей жизни, что держит меня здесь.
  Зайдя в квартиру, я наскоро собрал свои вещи в небольшой по объему чемодан, с ним, я когда-то прибыл в этот город на учебу в среднюю школу, переехав из Варшавы. Теперь же, в этой небольшой комнатушке, где когда-то всё началось, всё закончится. Войцех, прощайся с покосившимся столом, своей убогой кроватью и плесенью в углу, теперь ты её больше не увидишь. Отдав чемодан Роберту, я распахнул окно и входную дверь. Запах улицы влетел через раскрытое окно в комнату, ещё больше уверив меня в том, что задуманное психопатическое действо требовалось. Я выудил клочок бумаги из кармана и наскоро, оперевшись прямо на подоконник, глядя совсем невидящими глазами на листок бумаги и начал старательно выводить строчку за строчкой.
  
  Когда последние слова вдруг, наконец, найдут родную стену,
  Когда все строчки стихов, с улыбкой потонут на дне!
  Завершится нелепая пляска - что называется жизнью,
  И сменится вмиг костлявой смертью в парандже!
  А мой взор стоит тысячи злотых!
  И мой крик - есть крик всех людей!
  Всех никчемных, замученных, серых,
  Всех безумных глупцов и унылых блядей...
  Все истории рано иль поздно закончатся,
  Мы уйдем вслед за ними под хруст редкого льда!
  Мы сольемся в единстве в век одиночества,
  Разметав наше "до" на ветрах словно прах.
  Загорится последнее слово, словно в песне где нету конца,
  Понесется бессмысленно кто-то, кричать всем что он был неправ!
  И в космическом счастье распишется на пустующем бланке наград...
  
  Я мигом взглянул на написанное, ухмыльнулся собственным строкам и снова скомкал лист бумаги. Теперь требовалось завершение. Схватив подбитую пылью штору, я скомкал её и бросил на кровать, туда же полетел и сломанный стул, окончательно развалившийся в полете, после удара о стену. С неприятным звуком откололся кусок стены и упал, осыпав своими внутренностями кровать. Выудив из кармана клочок бумаги и зажигалку, я поджег первый и бросил его в скомканную штору. Пламя долгое время не разгоралось, поэтому, я старательно помогал ему, под непонятливый, но всё ещё погруженный куда-то глубоко в себя, взгляд Роберта.
  -Стихотворение то зачем?
  -Напишу ещё...ещё много, наверно. Это не самое удачное, тут ему самое место!
  Наконец, спустя время, штора и кровать под ней начали разгораться, деревянные осколки стула также были объяты пламенем, а комната тем временем начала заполнятся горячим и неприятным серым дымом. Улыбаясь всему этому, я положив руку на плечо Роберта ретировался из своей квартиры. С улицы, уже можно было увидеть идущий дымок из моей квартирки, моего первого настоящего пристанища, моего дома...творческой мастерской...святилища для встреч с божественным...Но ничего...ничего, пора было сделать что-то новое, уйти куда-то дальше...изменится и стать чем-то выше. Роберт уныло плелся рядом со мной, всё ещё сжимая в руках мой чемодан. Ладно уж, черт с ним, заберу в поезде. Сунув руки в карман своего пальто, я усмехался каждому идущему навстречу нам человеку, казалось бы, теперь у них нет власти предо мной, казалось бы, теперь-то...теперь-то всё иначе. Всё повернется по-новому. Издали доносились странные крики людей, звуки пожарных машин, но нас, а конкретно меня уже не волновало ничего. Мы с Робертом медленно плелись в новую жизнь, точнее...я шел искать новое место чтобы жить, а Роберт...он ехал исключительно для одного, найти свой конец, раз и навсегда.
  И вот, под мерный стук колёс поезда, мы с Робертом ехали в новый день, возможно даже новое будущее. Роберт укутался в пальто и мирно сопел уперевшись головой в застывшее стекло, я же в свою очередь не мог усидеть на одном месте, то и дело вскакивал со своего места, медленно шел в тамбур дабы выкурить сигарету другую или просто размять ноги, а затем возвращался назад. В какой-то момент, мои периодические вскакивания надоели другим пассажирам. Тучный мужчина напротив меня в один из моментов сделал останавливающий жест, я вздохнул, но всё-таки снова рухнул на своё место. Ехать нужно было ещё несколько часов, а усидеть на одном месте я всё равно не мог. Поэтому я выудил из своего кармана тетрадку со стихами и начал перечитывать всё написанное ранее. Тетрадка использовалась скорее как чистовик, идеальный ларец хороших строк. Куда меньше я обращался к нему, нежели к клочкам бумаги, распиханным тут и там по моим карманам. В сути, моя тетрадь и была мои первым сборником стихов, полноценным и идеальным...
  Здесь были работы двух, даже трехлетней давности, самое лучшее, самое достойное и интересное. Роберт бы со мной не согласился, ему этот сборник не нравился, он говорил работы внутри довольно сырые и какие-то однотипные, слишком уж похожие на друг друга, все такие меланхолично-депрессивные, все такие темные, даже просвета нет. В последних работах просветов стало больше, это заметил не только Роберт, но и я сам. Но тем не менее сборник нравился мне куда больше. Это, по сути, и был я, вот он Войцех, как в зеркале. Без минутного счастья, без минутной любви...без касания божества. Войцех, как он есть. Войцех - мрачный, практический проклятый, аки по Верлену, польский поэт. Уличный, никому не нужный, даже себе...Потерянный в калейдоскопическом сне хтонического ужаса неуверенного поколения...да, неуверенное поколение, именно таким и будет название у сборника...нужно будет узнать у Роберта, есть ли во Вроцлаве корпус самиздата, в котором когда-то, только в Катовице, уже публиковали небольшие рассказы самого Роберта.
  Я покосился на него и на миг умудрился вспомнить сущность одной из работ. Это была первая работа Роберта, он написал её только-только познакомившись со мной, только попав вместе со мной в один класс. Грязное, ретро-ориентированное, даже слишком невнятное, недо-нуар произведение о польских бандитах в 50-е. Сразу после войны. Какие-то непонятные перестрелки, чуть ли не средь белого дня, настоящее ограбление банка, правда улов, как помнится у них не сильно большой был. Несколько невнятных и словно бы вовсе ненужных сцен с поездками этих бандитов в СССР, где они не то продавали, не то воровали и кидали, не то ещё невесть что. Заканчивалась у Роберта та работа весьма предсказуемо, все бандиты нашли свою смерть. Последние абзацы, а их было 7 были посвящены одному из бандитов и окончанию его жизни. В целом работа была емкой и целостной, что понравилось даже нашему преподавателю литературы, которая и познакомила Роберта, а затем уже он познакомил меня, с Гжегожем. Тот был высоким, сутулым и совсем худым парнем, что засиживался в своем небольшом подвальчике, что был и квартирой и студией по выпуску подпольных книг. На его полке что только не найти, ходил слух, что половина польских поэтов "проклятой волны" выпускало у него свои работы. От Стахуры, до Воячека и Бурсы. Впрочем ни я ни Роберт в это не верили, ведь каких-либо отчетливых доказательств у Гжегожа не имелось, окромя какого-то непонятного самописного, то бишь от руки, сборника Воячека на четыре стихотворения. Кривой почерк самого Гжегожа иногда наводил на мысль об истинном авторе сего сборника, да и стихов, наверняка и сами строки написал он.
  Теперь я относительно скучал по старому, древнему, словно бы нафталиновому запаху в подвальчике Гжегожа, да и по нему, как персонажу тоже. Кажется, тот вообще не унывал, предприятие его уж точно было убыточное, если не гипер-убыточное, продажи самиздатских работ из-под "станка" Гжегожа редко расходились больше десятка экземпляров, зачастую он вовсе отдавал их за так, достаточно было быть товарищем, что помогает ему в производстве. Гжегож всегда говорил об этом романтично-поэтически - Деньги, они ведь если пришли, уйдут моментально, я ведь работаю и всё сюда, всё в дом, всё в дело. А искусство вообще, знаешь, Войцех...оно ведь не так покупается, как презерватив в аптеке, как какая-нибудь занудная писака женского романа, это ведь не искусство, его любят массы, настоящее же...его познают после...его оценят после. А ныне...ныне всё это интерес малых групп энтузиастов...
  -Есть сигарета?
  Возле меня неожиданно всплыла девушка с длинными каштановыми волосами, что вывела меня из воспоминаний о прошлом. Ещё бы чуть чуть и слезу впору стряхивать...Я быстро кивнул ей и отдал последнюю из пачки, девушка аккуратно затянулась и погрузилась в книгу, что крепко держала в руках. Наклонив голову, я мельком прочитал название: "Цветы Зла" Шарль Бодлер...
  Девушка точно также, словно её никогда не существовало, исчезла из моего поля зрения, повернув голову спустя минуту в её сторону, девушки уже и след простыл. Остался лишь легкий запах сигаретного дыма, да затушенная о раму окна сама виновница, что ещё продолжала совсем слабо тлеть...
  Наконец выйдя из потока воспоминаний о прошлом, придя к выводу, что от него следует избавится, точно также как от квартиры, поэмы 13, других работ...вся моя жизнь требует изменения, прошлое должно сгореть, исчезнуть навек и больше никогда не напоминать о себе...Я представлял, что собираю все воспоминания на фотографиях, лицо матери, лицо друзей из школьных пор, лицо Зофии, её голос, её улыбку...Я медленно бросал в разгорающийся огонь целлулоид, он мягко плавился, а изображения на нем плавали, представляя уже совсем не лицеприятную картину, последним оставалась Зофия...мельком глянув на её лицо, вновь, словно бы запоминая все её черты, медленно опускал фотокарточку в огонь, он уже представлял скорее пожар, разгоряченный, пугающе реальный, немыслимый по своим масштабам, невозможный для тушения...и вот он в миг, точно также как вспыхнул, исчез, не напоминая о себе даже запахом...образ Зофии, как кажется, теперь навсегда со мной...как бы мне не хотелось иного...да, это уж точно.
  Вернувшись в пассажирский вагон, я заметил уже очнувшегося от о сна Роберта. О медленно перелистывал книгу, словно бы не концентрируясь на чтении, просто делая вид, смотря сквозь книгу, сквозь реальность, погружаясь во все самые далекие закутки своего разума. Роберт мог бы делать такое часами, но ныне, как кажется, мы уже совсем скоро прибудем во Вроцлав...
  -Роберт, с тобой всё хорошо?
  -М...вполне, я впервые за многие дни смог выспаться...Уж не знаю, помогает ли ещё кому этот стук, но меня...меня он успокоил.
  -Чья книга?
  -Анджей Бурса "Убийство Тёти", её мне подарила Лена...помнишь её, приехала из Москвы.
  -Да, было дело, а ты ещё ей пишешь?
  -В самом деле, я перестал ещё год назад, меня тяготило это, знаешь...человека не видишь, не чувствуешь, переписка была странным действом, мы словно неумело строили из себя взрослых...она была хорошей девушкой, а я ей точно не подходил...Хотя даже представляешь, хотел уехать к ней, язык то знаю...
  -Но не получилось, поэтому решил совсем закрыться...а не по этой ли причине мы гоним во Вроцлав? Ты тоже решил окончательно порвать с родным городом?
  -Не, это твоя супер идея, порвать с городом, лишится прошлого...я просто устал...понимаешь. Я хочу прибыть туда...и растворится, чтобы больше никогда...
  -Значит, ты серьезно это решил...смерть, да? Прямо с концами?
  -Не знаю Войцех...не знаю.
  Когда поезд наконец прибыл на вокзал Роберт по-прежнему не произнес ни слова, в сущности, это был словно бы итоговый, финальный, концентрирующий разговор меня с ним и более обширных диалогов или хотя бы монологов не предвидится. Роберт и я точно также молча вышли из вагона на забитый толпами людей вокзал. Ещё до прибытия сюда, Роберт коротко пояснил, что на время можно осесть в квартирке его тетушки, её ныне нет во Вроцлаве, она уехала не то в Краков, не то в Варшаву, по рабочим делам, а квартиру оставила за своей дочерью. Роберт имел совсем уж странные отношения с ней, оттуда и звонок вечером три дня назад. Дочь тетушки зовет Роберта во Вроцлав...занавес.
  -Знаешь...иногда мне кажется что у тебя с твоей...кто там она тебе по идее...племянница? Или нет, как же там, не сводная же...хм или нет...двоюродная, да?
  Роберт всё также молчал и медленно плелся по вокзалу, а я уже более не вдавался в историю его взаимоотношений с родственниками. Кроме этой двоюродной сестры у Роберта была мать в Катовице, несколько сестер, кажется одна осела во Франции, выучившись на врача-онколога, ещё одна проживает в Лодзе и преподает в школе математику. Если так посмотреть у остальных родственников дела куда успешнее идут. Впрочем, Роберт мозговитый парень, найдет себе дело, времени у него ещё достаточно, а решение...это ведь серьезный шаг, это решение изменит всю его жизнь, если ошибешься раз, больше не выйдет сделать ничего...Роберт выжидает, это странная, но всё же достойная тактика...
  Двоюродная сестра значит...Я тщетно пытался вспомнить видел ли я её хоть раз, но ничего толкового не приходило на ум, даже во время метафизического уничтожения прошлого в своем разуме, я так и не нашел никаких иных воспоминаний о Роберте, кроме него самого...никаких родственников, физически я никогда не наблюдал, ну окромя его матери, её пару раз видел...это точно. А сестра...нет, её точно никогда, Роберт казалось бы, однажды пытался о ней рассказать, но воспоминаний об этом не нашлось в моем воспаленном разуме, кажется это вовсе не отложилось в моей голове...ну и черт с ней, увижу как прибудем...
  Вокзал заканчивался довольно обширной площадью, где также, как и внутри оного, сновали люди. Багаж, мокрые потные лица и подмышки, запахи разгоряченных потных окружающих людей, бледное лицо Роберта стоически терпящее казалось бы само существование и я медленно плетущийся за ним, старательно запоминающий кажется, всё окружающее меня. И лицо красноватой женщины в необъятном не то халате, не то платье, её толстые бедра и голени на которых выступили красно-синее вены. Улыбающуюся блондинку у самого входа на вокзал, её грудь просвечивала сквозь довольно смелое платье, облизывающихся на неё таксистов, то и дело показывающих в её сторону, неприятно улыбаясь и громко, словно бы каркающие вороны, смеясь...
  Улица Опоровска, пятиэтажное здание. Не глубинный Вроцлав, скорее просто спальный район, в этом здании и находилась квартира тетушки Роберта. Последний по прежнему не промолвил ни слова, даже когда я, слабо пробормотал что судя по ветру и тучам на небе, вскоре может начаться дождь и они вымокнут.
  Общий вид дома, тем не менее был вполне себе. Ухоженный подъезд, целые перила, да и в целом отсутствовал хоть какой-то омерзительный запах, возможно виной этому отсутствие таких жильцов как я...а может это просто стоящие на подоконниках цветы в горшках, защищают нормальный и приемлемый для многих носов запах...запах ничего, но не запустения, скорее просто чистого пространства, но чистого без изысков...существующего пространства. Да, точно...это именно оно, запах существующего пространства, не такого чистого, но и не грязного, выглядящее как все другие подобные срединные места...да уж.
  И вот перед нами оказалась дверь квартиры номер 44.
  -Ну...стучи, звони...чего стоишь то?
  Обратился я было к Роберту, но тот вновь нечего не сказал, лишь коротко помотал головой, наклонился и пошарив под ковриком выудил оттуда ключ.
  -Знаешь, это небезопасно, любой вор бы вынес квартиру, найдя ключ под ковриком...
  -За много лет такого не случалось.
  -А...ну, внушает конечно доверие...впрочем, район то тихий, под стать тебе.
  -Извини, я кажется, опять где-то глубоко в себе летаю...тяжелее с каждым днем...Ты такое чувствуешь?
  -Я...не знаю. Я уже ничего не чувствую, нечего не осознаю...может зря всё это...впрочем...ладно открывай чертову дверь.
  Пока Роберт копался у двери, та медленно раскрылась, и на пороге появилась его двоюродная сестра. Она была довольно привлекательной-высокая, с длинными, тёмно-каштановыми волосами, которые в полумраке казались почти чёрными. Впрочем, это не имело особого значения. Куда больше цепляли её глаза-холодного, голубоватого оттенка, которые изучающе всматривались в нас, стоящих на площадке.
  Я тоже смотрел на неё, пытаясь составить первое впечатление. Бледная кожа, тонкие запястья, хрупкие ключицы на фоне просторной домашней одежды. Но при всём этом она не выглядела болезненной или уставшей-скорее сосредоточенной, нет...даже собранной. Совсем не похожа на нас с Робертом, растворённых в собственной меланхолии. Впрочем, разглядывал её только я. Роберт наверняка видел её не раз и не два, возможно, даже знал о ней больше, чем следовало бы. Хотя мне, если честно, было совершенно наплевать на их взаимоотношения. Теперь его даже подколоть не выйдет-он стал непробиваемым страдальцем. Нужно следить за ним повнимательнее, иначе он и впрямь покончит с собой.
  Как бы я ни относился к Роберту, самоубийство - явно не лучший выход для него. Да и вообще, исчезновение таких редких экземпляров, как он, из человеческого общества - это настоящая ошибка всех этнографов. В самом деле, зачем изучать африканские племена, когда перед тобой живое существо, потерянное во времени, пространстве и, кажется, даже в глубинах собственной души?
  Из раздумий о самоубийствах и всём прочем меня вывела двоюродная сестра Роберта. Она чуть склонила голову набок и, глядя то на Роберта, то на меня, спокойно произнесла:
  - Удивительное совпадение. Я как раз думала, приедешь ты или нет... Хотя, помнится, ты говорил по телефону, что будешь один.
  Она протянула мне руку. Жест нелепый, почти бессмысленный. Я замешкался. В сущности, у меня не так много опыта знакомства с женщинами. Зофию я бы просто поцеловал, но с ней всё было иначе - проще, естественнее.
  Неожиданно для самого себя я слегка поклонился и, взяв её тонкую кисть, мягко коснулся губами.
  - Меня зовут Войцех. Я... ну, не самый хороший, но всё же товарищ Роберта. Надеюсь, не потревожу вас своим присутствием. Я здесь ненадолго.
  Девушка еле заметно смутилась. Совсем на миг, почти неуловимо, но я успел это уловить. Затем она провела ладонью по своей кисти и негромко сказала:
  - Меня зовут Барбара...проходите.
  В прихожей было темно, лишь полоска света из подъезда пробивалась сквозь приоткрытую дверь. Роберт аккуратно присел на небольшой табурет и принялся снимать свои старые, потрёпанные ботинки. Я же остался стоять, вглядываясь в коридор, ведущий вглубь квартиры. Барбара скрылась там, а через мгновение я заметил, как она снова погрузилась в чтение объёмной книги. Мне вдруг стало любопытно. Что читает такая, как она?
  Зайдя внутрь и закрыв дверь, мы окончательно погрузились в полумрак. Роберт всё также молча повесил свою куртку на крючок, оставив меня в неловком неведении. В самом деле, я не так часто ходил по гостям, что вообще требуется делать теперь? Скинув обувь и повесив свою куртку рядом с курткой Роберта, я вновь посмотрел на товарища. Тот медленно поплелся по коридору в сторону комнаты, где сейчас сидела его сестра. Что же...значит и мне нужно сделать также.
  Комната была небольшой, но в целом обставленной, да и к тому же весь этот мрак прихожей в миг оканчивался в этом освещенном помещении. В углу - диван, явно старый, но выглядящий всё ещё приятным дополнением квартиры. У стены - книжный шкаф, заставленный томами разного вида, от современных изданий до потрёпанных сборников в кожаных переплётах. Несколько кресел зеленого клетчатого цвета, а также столики. Один у окна, на нем также стоял непонятного вида цветок. Имея не самую лучшую оценку по биологии, а также не самую лучшую память на подобное, названия сего фикуса я не вспомнил. Сев на край дивана я внимательно вглядывался в фигуру Барбары, что расположилась в кресле с книгой.
  Я провел рукой по подлокотнику дивана. Шершавый материал с легкими катышками, внутри наверняка полно пыли, именно поэтому в моей комнатушке никогда не было диванов, а из мебели стояли разве что столы, шкафы и кровать...чем меньше вещей, тем меньше пылесборников...а также меньше воспоминаний. Впрочем, не только ведь вещи их сохраняют...Роберт всё это время сидел в кресле у окна, смотря на почерневшее от туч небо, словно бы закрывшись от всех вокруг, сжавшись до размера самой маленькой частицы...подобное я видел уже не раз, но не ожидал увидеть это здесь.
  Раньше мне всегда казалось, что даже самые забитые на свете люди, в окружении родных или по крайней мере знакомых достаточно хорошо им людей, выглядят куда уверенней, куда более открыто. По своему, но всё-таки куда лучше, чем в окружении неизвестных. Но Роберт...он казалось был закрыт как только родился. Погружаясь в свои мысли, он не видел ничего вокруг, никак не оценивая окружающую его реальность, окружающих его людей. Всё прямо как сейчас...
  Я снова бросил взгляд на Барбару. Ей тонкие пальчики мягко и аккуратно перелистывали страницы книги, всё было так, словно бы вокруг не было двух неясных иждивенцев, один из которых ей вовсе неизвестен...Теперь же я смог оценить, а для начала увидеть обложку книги, что она читала... "Демиан", за авторством Гессе. На первый взгляд, вся эта тема с Каином и Авелем не интересовала меня, в школьные годы чудесные, эту книгу мне выдал Роберт, сказал что она невероятна, просто отрыв башки. Усмехнувшись тогда его эпитетам, я просто взял её и начал читать уже месяц спустя, усевшись у окна в квартире своих родителей. На миг я вспомнил те времена куда более четко...казалось тогда, атмосфера в воздухе была похожей...да...определенно. Только около меня не было ни Барбары, ни Роберта...Я был один у окна, в руках книга, а за стеной, на кухне шел десятый час ругани отца и матери...Определенно атмосфера глобально отличалась...
  Шелест страниц снова вывел меня из воспоминаний. И вот...я снова в квартире у Барбары и Роберта. Ничего не поменялось, прошлое отброшено и уничтожено и я иду куда то вперед, заметая следы за собой, но при этом шагаю наугад...Я скривился и это заметила Барбара, в этот момент она подняла взор на меня и пробормотала:
  -А ты так и не рассказал из-за чего ты здесь...
  -А? Во Вроцлаве скоро будут поэтические чтения...я собирался явится на них.
  Барбара удивленно подняла бровь, как будто бы не поняла о чём идет речь. Она отложила свою книгу и со всем присущим интересом вглядывалась в уже слегка смущенного меня.
  -Чтения, а я даже и не знала об этом...
  -Я в сущности тоже не совсем много знаю, Роберт так и не рассказал мне всё, да Роберт?
  Обратившись к своему погруженному в раздумья товарищу, я словно бы хотел сбавить неудачно появившийся градус неуверенного и невнятного разговора. Но вполне обыденно для себя Роберт даже не заинтересовался нашим разговором, даже после упоминания его имени. Мне пришлось хлопнуть в ладоши и сказать его имя ещё раз, чтобы он наконец отреагировал...
  -А? Что такое?
  -Да так, ничего нового, ты так и не рассказал нечего о чтениях?
  Роберт несколько раз хлопнул глазами, затем быстро протер их, словно бы собираясь с мыслями начал открывать рот, но так ничего и не сказал. Ещё секунда и он, уже прокашлявшись, бегло говорит:
  -Тут...недалеко от центра, у меня распечатка есть, сейчас тебе дам.
  Поднявшись с кресла Роберт, совсем уж монотонным, нечеловеческим движением зашагал в прихожую, всё в его фигуре теперь казалось оляповатым, нелепым, от него веяло безысходностью, человеком который заглянул туда, куда не следует заглядывать, человеком, что погрузился слишком глубоко и теперь попросту не может ничего сделать...
  Барбара точно также как я проводила взглядом Роберта, затем вполне театрально вздохнула и видимо удовлетворенная всем произошедшем вернулась к чтению "Демиана"...
  В целом, если рассматривать всё происходящее со стороны, это ничем не отличалось от предыдущих встреч Роберта и меня, ещё в институтские годы мы подолгу вот так молча засиживались у меня или у него в квартирке, иногда коротко обсуждая всё произошедшее за день, за неделю или целый месяц, быстро делились советами что можно взять в местной библиотеке, о том, как можно подольше придержать книгу или не возвращать вовсе. Всё это напоминало скорее странные доверительные отношения типа человек-человек, где определенных дополнительных ролей не было ни у одного ни у другого. Так обыденно шли все подобные встречи, изредка Роберт делился со мной своими прозаическими экспериментами(как он сам их называл), иногда даже читал вслух, совсем тихим, словно бы невесомым голосом, что поглощался стенами их квартир.
  Тучи уже совсем поглотили до этого куда более приятное и голубое небо, солнце скрылось за особенно тёмной дождевой тучой и вот уже спустя несколько минут на улицы и дворы, дома и машины рухнул проливной дождь. Роберт вглядывался в оконную тьму, а квартира всё больше погружалась в неё, как морально, так и буквально. Барбара потянулась за выключателем и медленно, с явным шелком, появился небольшой источник света прямо над её головой, что позволял ей читать дальше. Роберт даже не заметил появления нового источника света, только слегка, совсем неясно моргнул дольше обычного, всё также вглядываясь в темноту...Рассматривая всё это я решил вновь обратится к черновикам, написать строчку другую. Надо мной висела такая же лампа, я потянулся к выключателю и вот, небольшой источник света позволяет мне хотя бы видеть написанное.
  Выудив лист бумаги из кармана вместе с пустеющей с каждым днем ручкой, я принялся выводить ещё неосмысленные строчки:
  
  Я есть и альфа
  И омега
  Я бессмысленный выпад звёзд
  Я создание безнравственных строк
  Бесконечный и томный сон
  В который вам верить нельзя
  ЗАПРЕЩЕНО
  Ведь иначе закончится счастье
  Всё вокруг рухнет за горизонт
  Всё исчезнет
  Вокруг всё исправив
  Я есть альфа
  И омега
  Я бессмысленный выпад звёзд
  Ссученный временем
  Безысходностью жизни
  И ленью
  Где я бесконечный и томный сон
  
  Бегло пробежав по строчкам, я тихо вздохнул и скомкав лист бросил его в карман. Ничего стоящего не вышло, ничего внятного, понятно и принятого той глубинной силой в моей душе, что изредка, словно бы нехотя коротко говорила - это хорошие строки, оставь их. Но последнее время, последнее время такого не происходит, всё куда хуже, голос внутри меня практически полностью исчез, охрип или умер, этого мне не известно. Понятно лишь одно, ныне я сам должен решать...так должно было бы быть изначально, но вот неприятельство...такого не было.
  -Что? Ничего хорошего не вышло?
  Ко мне обратилась Барбара. Я раздосадовано кивнул и пробормотал:
  -Какая-то ересь, ничего в голову не идет, просто пустота...но эту бы пустоту записать, это ведь...хм, если так посмотреть и есть истинное, не правда ли?
  -Пустота?
  -Ну да, как ведь, всё родилось из ничего...туда же уйдет по итогу, разве не так? Если б это можно было осмыслить, познать и рассказать об этом...или по крайней мере...как говорится, сделать вид, что ты глубокий представитель времени, понимающий искусство и жизнь...хотя последнее, не нужно понимать, понимать там нечего.
  -Пессимистичненько...
   -А как иначе...на Роберта посмотри, там ещё хуже...он даже не реагирует, эй, РОБЕРТ!
  Его имя я практически крикнул, но мой усталый и погруженный куда-то вглубь себя, товарищ не прореагировал никаким образом. Он продолжал смотреть в окно, отрешенно от всей окружающей его реальности. Может ли такое же произойти со мной? Не знаю, вряд ли, кажется для меня это слишком странный итог, я скорее просто умру, нежели буду пребывать в таком состоянии. Как бы я не любил всё вокруг, как бы я не боялся быть в социуме, в этой немыслимой и бессмысленной реальности, но я не могу без этого...А он, Роберт, вполне себе может...
  -Так что...чёрт, что мне показать на чтениях, ни одного нового отрывка, короткого стишка на одну-две строфы...да...
  Барбара лениво переворачивала страницы книги, словно бы совсем меня не слушаю, но напротив, она продолжала поддерживать совсем странный, неестественный диалог, не имеющий, судя по всему, никакого определенно выраженного окончания.
  -Так если тебе нечего показать, может идти не следует вовсе?
  -Нет, это точно не для меня, если я не пойду...я перестану существовать.
  -А с каких пор существование обусловлено написанными стихами?
  -С тех, когда я стал поэтом, Барбара...своеобразным и пустым, но всё таки поэтом...впрочем, можно ли вообще охарактеризовать этот термин однозначно и единообразно?
  В этот момент оживился Роберт, впервые за всё время он действительно слушал меня, заинтересовано повернулся и бегло пробормотал:
  -В сущности, определение термина поэт ограничивается пониманием того, что это человек что пишет стихи, читает их, произносит для родственников, друзей, толпы. Мы же не вкладываем определенный смысл во все строчки стихов, не превращаем в обыденности, разумеется, свой текст в политический или социальный манифест, не так ли?
  -Так то оно так...но писать стихи может каждый, но можем ли мы говорить, что каждый кто пишет поэт?
  -Определенно да, по крайней мере я так считаю. Когда придешь на чтения...я тебе адрес чиркну сейчас...
  Роберт выудил из кармана свой блокнот небольшого размера, воткнутую в его пружины ручку, затем выудив её быстрыми, отточенными движениями написал адрес, вырванный листок, он положил на стол.
  -Когда придешь на чтения, так будет полно людей, у большинства там ужасные тексты...да, не ужасающие, а ужасные. Отсутствие рифмы не всегда есть проблема, ведь белый стих и верлибр существуют, но зачастую эти люди попросту пишут ужасно, неумело, неуместно и бессмысленно.
  -Если так посмотреть я такой же...разве не так?
  -Я считаю, что нет...сам посуди, у тебя ведь есть работы, что можно показать, разве не так?
  -Думаю есть...да, определенно.
  Роберт вновь замолчал и погрузился в свои мысли, я же в свою очередь выудил очередной набросок и начал дорабатывать уже его. Мои карманы полны таких листов, кажется, если я умру, это всё разлетится по свету...вот удивятся люди. Определенно удивятся...
  
  Очередная зима грузным телом садится на плече
  Источая усталость и холод помноженный на бесконечность
  Я иду по замерзшим улицам, лица которых - убийца
  Я иду по замерзшим улицам, душа внутри - насильник
  
  В бесконечно нелепом танце, на границе всех снов и реальности
  Я каждый день бродяжничал, стараясь найти себе счастье
  Но видел одно лишь лицо твое, безобразно смеющиеся надо мной
  Но видел одно лишь лицо твое, столь далекое и безумное
  
  В миг зиму замещает весна, следом унылый парад с красной тряпкой
  Источает зловонный миазм, всё вокруг превращая в ужасную сказку
  Я иду продираясь сквозь толпы, их нелепые крики и тучные лица
  Я иду продираясь сквозь толпы - где каждый насильник и каждый убийца
  
  В бесконечно нелепом танце,на границе всех снов и реальности
  Я, каждый день бродяжничал, стараясь найти хоть капельку счастья
  Но всё что я видел это твоё лицо - безобразно смеющиеся надо мной
  Безумное и далекое, ужасное, но иконоподобное - твоё лицо
  
  Я посмотрел на получившийся отрывок и впервые за многие годы улыбнулся своей работе, оно впервые выглядело хорошо и полностью нравилось своей формой и содержанием...Я не заметил, что всё время пока писал проговаривал вслух каждую строчку. Теперь же на меня с интересом смотрели две пары глаз, Барбары и Роберта...
  -Что?
  -Вышло неплохо, а как ты думаешь Роберт?
  -Всё отлично, собери ещё десяток таких и можешь смело выступать там...Ты справишься, ты не я, у тебя всё получится.
  Сказав это, Роберт снова вернулся к лицезрению окна и вида за ним...Я же вернулся к своим отрывкам и следующие три-четыре часа работал над ними, изредка, словно бы и не хотел этого вовсе, читал строчку другую для Барбары, которая уже окончательно отложила свою книгу и внимательно слушала меня. Паршивого поэта, абсолютно потерянного в своем существовании...
  Спустя час лицезрения города за окном Роберт ретировался в свою комнату и гостиная, освящаемая лишь небольшой лампой над головой Барбары, представлялась мне всё интимнее и интимнее. Я сидел напротив вполне себе красивой девушки, старательно выводя строчку другую для себя, но словно бы для неё. Она уже окончательно отложила книгу и теперь сидела на диване, обхватив свои колени. На её ногах не было носок, поэтому мой взгляд периодически переводился на её нагие стопы...нельзя было сказать что меня это интересовало или это казалось чем-то вполне себе сексуальным. Нельзя сказать, что я вообще был подвержен какому либо фетишу. Напротив, никогда подобного не замечал за собой. Но я поэт, а предмет моего поэтического фетиша - девушка, при том вся целиком и ещё больше будоражит мозг подобные моменты нереализованности полной наготы, эта недосказанность волнует меня куда сильнее...Эти бледные стопы с аккуратными пальцами, такие же аккуратные, как и все формы Барбары, она вообще выглядела слишком привлекательно чтобы быть реальной...
  Да, я уже видел Зофию, я познал её...когда-то я называл Зофию божеством, но теперь...кажется это всё было ложью, настоящим яблоком от дьявола, он пытался меня обмануть, меня поэта, итак обманутого жизнью, бытием и всеми вокруг...Но я так просто не дамся подобному...слышишь ты, дьявол, иди нахуй! И все вокруг тоже...как же иначе это сказать?
  Сидящая напротив меня Барбара заметила на моё сосредоточенное на её ногах лицо, слабо улыбнулась и коротко спросила меня, предварительно опустив ноги на пол:
  -Всё в порядке?
  -М?..в самом деле задумался что я всё время всё делаю неправильно...И сейчас, словно бы последний шанс вырулить в правильную сторону.
  -И, что же нужно сделать?
  -Для начала закончить тексты для выступления...а там...я посмотрю что можно сделать.
  Загадочно даже для самого себя произнес я и снова погрузился в свои вирши. Пройдя ещё раз по последней строчке, я быстрыми движениями вывел:
  
  Желание быть выше не значит прыгать по крышам, ищя
  Тщетно, признание, занятие на вечер, неприглядный вид на город
  Мы б встречали на рассвете, но кажется всё будет не так как нам надо
  Там вдалеке - шум взрывов, целая канонада...Клоунада быть похожим на других
  Допельгангер в зеркале напротив - это лишь копия, но никак не мы
  И допустить иного нельзя, как бы не старался, стезя не простит ошибок
  Обид и поражений от самого себя, твоего окружения что лает не любя
  Не уважает строки твои и дело нехилое, думает что просто там все, дело нехитрое
  Строчишь и строчишь себе - вирши за виршей, размер тут не важен - тут важен лишь смысл
  Целуя ученицу в губы учитель ищет для себя смысл пониже, как же тут быть всем
  Я иду блюя под себя, живу в единении с природой, не нужна никакая семья
  И ты повзрослеешь однажды, тогда же узнаешь что бывало с теми, кто улыбаясь
  Впускали ночами своих папаш в свои кровати и спальни лишь поманив пальцем
  
  Выведенные строки я ещё раз прочел и отбросил, получилось нечто невразумительное...полная чушь, если быть проще, отбросив его к другим провальным стихам, я вздохнул...а после покосился на часы, уже почти полночь. Барбара сидела напротив меня и вглядывалась в темноту за окном, сосредоточено и столь мило. Её руки лежали на коленях, шея, тонкая и белая вытянута, глаза направлены в тьму, словно бы взглядом она развеивает эту тьму собой, а что за ней? Что угодно...Задумавшись над всем этим, я снова старательно начал выводить новый текст:
  
  Я это в сути ничто
  Существую
  Но не для чего
  Безвыходно, безысходно стараюсь найти
  Свой путь
  Что б с него мигом свернуть и потерявшись уйти
  Я поэт - полный обид и нелепых мечтаний
  Я игрушка в своих собственных руках
  Стенаясь я пинаю свое тело в объятья пьяных улиц
  И плачу когда приходит время для залечеванья ран
  Что есть жизнь
  Это спичечный коробок
  В котором закончились спички, а коробок потускнел
  И слегка
  Покрылся пылью, гнилью и плесенью
  Его ещё может быть найдут
  Вытрут и поселят там насекомых
  А может найдут и выбросят
  Сожгут и с улыбкой забудут
  Я стеклянная бутылка
  В руках у малолетнего ребенка
  Он кидает меня в стены
  Чтобы все было громко
  Я одновременно
  Ребенок
  Бутылка
  И никчемный звук
  Что издает бутылка
  Что падает на пол
  Я свет самых далёких звёзд
  Я последний астероид во вселенной
  Я пустая галактика без планет
  Я планета где есть всё для людей
  но нет ни одного человека
  
  Дописав последнюю строчку, я медленно переложил листок с этой работой в правую сторону, где скопилось уже 5 стихов. В левой...там было штук 15. Уровень моего поэтического мастерства недостижим, я могу написать 15 стихотворений просто ужасных...а могу и не написать вовсе...Неплохо. Барбара оторвалась от окна и снова посмотрела на меня, уже изрядно уставшего и ослабевшего. Это всем тем кто думает что это дело не имеет сложности...
  -Тебе не кажется, что пришло время отдохнуть?
  -Может быть...в итоге есть что прочитать...неплохо думаю, неплохо...5 новых и штук 12 старых готовых...а ещё 15 просто ужасных стихов...
  -А можно...
  -Да, можешь прочитать.
  Я протянул ей пять листов с наиболее хорошими стихами, Барбара аккуратно взяла их и погрузилась в чтение на следующие 15 минут, я же поднялся с места и бродил по комнате взад-вперед, изредка останавливаясь у окна. Рассматривая попеременно, то вид за ним, то сидящую и погруженную в мое творчество Барбару. Она внимательно читала, словно бы каждое слово в строке, изредка улыбаясь и издавая приятный мелодичный звук, не то "мм", не то "ахам"...в сущности всё это не имело смысла, но всё же отмечалось моим сумасшедшим разумом...Периодически мой взгляд падал на её аккуратные ступни, но быстро отводился, ввиду неудобного расположения последних...
  Спустя время Барбара сложила листы и положив их на стол коротко сказала:
  -Вышло забавно...
  А затем, уже смущенно, словно маленькая девочка, переступая с ноги на ногу, пробормотала:
  -Хотя я в целом многого в этом не понимаю, поэзия не для меня, но написано хорошо, я серьезно, ты не подумай...
  -Я понял, спасибо...всё в порядке.
  Барбара посмотрела на часы, легко ахнула, а после обратилась ко мне уже куда серьезней:
  -Уже очень поздно, ты не собираешься спать...а то я вот устала уже...
  -Я расположусь тут, не против...я не доставлю неудобств.
  Барбара улыбнулась, коротко кивнула и ретировалась из гостиной. Её комната была глубже другой в квартире, выходя из гостиной, она завернула направо и пройдя длинный коридор оказалась в своей комнате...нельзя сказать, что это всё я увидел, ведь это подразумевало бы подсматривание, а я не такой...точно не такой...так ведь?
  Словно спрашивая самого себя, будучи не особо уверенном в этом всем, я медленно поплелся в сторону её комнаты, крадучись я оказался у её двери, слегка приоткрытой. Заглянув в щель я заметил сидящую на кровати Барбару, рассматривающую свою ночную рубашку. На ней уже не было её домашних штанов и моему взору открылись её белые ноги, её очевидно мягкие бедра... Сглотнув, я отошел от двери и пожурив себя, быстро ретировался назад, выключил свет и рухнул на диван. Сна не было ни в одном глазу, в моей памяти всплывали различные фигуры прошлого, тело Зофии, которое уже окончательно словно бы отрицалось моим нутром и моей памяти, её глаза и даже голос стерся из памяти, хотя прошло не так много времени...я ведь называл её своим божеством...а так ли вообще это было? Хм...этого я не знаю, теперь уже точно...Провозившись со всеми этими мыслями я провалился в сон...
  На улице все также было пасмурно, огромные серые облака нависали над городом, всеми идущими по делам людьми и конкретно надо мной. Причем туча такая плотная, конкретная и наполненная самой холодной водой в своих внутренностях. Я стоял возле небольшого трехэтажного здания с кафе на первом этаже, обойдя вход, я встал оперевшись на колонну и внимательно вглядывался в идущих тут и там людей. В голове вертелись строки, но ничего конкретного...в духе - вьются мухи вдоль окон, запотевших от наших вздохов...или - безысходно стремясь найти выход, старательно подбирая слова, значений которых не знаю, за душой у меня ни черта...
  Ничего толком не приходило в голову, бесконечная вереница обрывков и листков внутри моего пальто пусть и приятно грела меня, но ни имела какой-то единой формы...впрочем, может ли вообще какая-то определенная единообразная форма у всех моих стихов...это наверно касалось бы темы оных, но не формы, не места где они начертаны...древние скрижали прямо, когда потомки откопают моё тело, пусть порадуются всем этим строчкам - волнительным, бездонно меланхоличным и столь родным для каждого...В целом я бы мог написать это в рецензии на мои стихи, когда отдал бы их в местные издательства...но черта с два, всё равно я нахер никому не нужен, как и всегда...как и всегда.
  Я вышел из квартиры Барбары и Роберта рано утром, Роберт не проснулся и не проснется ещё до часу, это наверняка, Барбара же уже успела встать и встретила меня в своей привычной домашней одежде возле двери ванной. Пожелав ей доброго дня, я ретировался на улицу, дабы посмотреть, где вообще будут чтения, да и посмотреть город не мешало. Но в самом деле я боялся оставаться в этой квартире, образ Барбары замещал образ Зофии в моем разуме и теперь я начинал задавать неудобные для себя вопросы...а также формировать неудобные и своеобразные желания...в любом случае, я хотел подышать воздухом...
  Унылые лица окружавшие меня, все эти серые, идущие фигуры погружали меня в странноватое состояние, неприятное слегка, погружение, транс, называйте это как хотите...впрочем, кому это надо бы было? Неужели кому либо на этом свете было б интересно подобное...отнюдь, считаю я вообще самая неинтересная, безвкусная и античеловеческая личность на этой планете...но да, я творец. Живите с этим.
  Выудив из кармана свой пожухлый блокнот, часть страниц которого уже давно держались максимум на двух пружинах и полупустую ручку, я начал писать новое стихотворение...
  
  Буква Z, что скрывалась в темном чердачьем углу
  От неудобных вопросов, неприятных действий от буквы G, что танцевала по утру
  Неясная фигура выходит из-за дома - буква W, свидетель убийства и насилия
  Посетитель наркопритона, подозреваемый в убийстве проституток
  Что умоляли его со слезами и убить их просили
  
  Его жена буква E - вполне приличная на вид дама, но много кто и не раз видел
  Как она возле забора церкви священнику на коленях список грехов оглашала
  Священник - буква R, неприятный седой и бездарный тип
  Мудак что существует только для того, что б развращать молоденьких нимф
  Нимб над головой как корону воздвиг, невыразительную книгу написал
  Сборник убогих памфлетов о боге, от его низенького раба
  
  Возле института пожарных гидрантов драка - буквы A и S решили подраться
  Первый небывалый неудачник и нытик, второй неудачный писатель и плакса
  Кто же победит - спорит толпа, полиция рядом с ней вторит этим словам
  Каждый поделился на команды от A до Z, неприятные лица, полузабытых
  Коматозных, колхозно-убогих убитых - тошнотворного города N, в котором уже давно и не осталось жителей...
  
  Ещё раз взглянув на работу, бегло пробежав по ней глазами, прочитав с силой, по настоящему, погрузившись словно бы в сей небывалый мир я на миг ещё больше удостоверился в своем успехе...а как иначе? Меня точно не закопают в могиле прошлого, как пошлого, занудного автора, я останусь на дрезине, что тарахча помчится прямиком в будущее...да, определенно. Теперь я всё понимаю. Казалось бы даже погода начала улучшатся, из-за туч показалось солнце, начинающее нагревать всё вокруг. Я улыбнулся одновременно всему, изменениям внутри себя, изменениям погоды, жизнь начала выглядить как настоящая...но не в обывательском стиле...в стиле куда более ином, интересном, стоящим что ли...объективно объяснить этого нельзя.
  Окружающие меня люди начали искоса поглядывать на меня, погруженного в себя и улыбающегося словно бы какой-то неясной, необъятно-бесконечной шутке где-то внутри себя, понявший реальность и жизнь творческого человека...всё, теперь уже точно. Осталось только найти Роберта, теперь я точно попытаюсь что-нибудь сделать...
  По пути я обдумывал возможной метафизический диалог с Робертом, слова которые будут вылетать из моего рта, его предполагаемую реальность восприятия им моих слов. Могу ли я вообще достучатся до таких как Роберт...Если я в сути своей по прежнему похож на него. Да, чуть более открытый, но всё же...Кто я такой? Есть ли вообще какая либо возможность ему помочь? А можно ли вообще помочь ему? И нужна ли ему помощь? Может к черту это всё...к ебучему черту...
  Вернувшись на квартиру Барбары я громко позвал Роберта, но он не отзывался. Его родственница сидела на кухне и слушала магнитофон... Громко играл Lady Punk, Барбара одетая лишь в необъятную рубашку поверх своего тела, одна нога была закинута на другую и стучала в такт музыки, её тонкие белые ноги сверкали в лучах солнца пробивающихся в окно...Её глаза были закрыты, голова запрокинута и её волосы развивались от легких дуновений ветра...Она выглядело очень красиво и приятно было просто находится рядом, второй раз за свою жизнь я словно бы находился близ божества, не бога, нечто божественного, невероятного...Что было даже страшно познать, коснутся хотя бы на миг...
  Я протянул свою дрожащую руку и медленно, максимально аккуратно провел ею по лицу Барбары, на секунду остановившись на её губах. Они дрогнули и глаза Барбары открылись следом. Она мягко вскрикнула и подскочила со своего места. Lady Punk играла всё громче, Барбара хотела что-то сказать, открыла было рот, но у неё ничего не получилось... Она отвернулась от меня, её рубашка соскользнула с плеча, обнажив его, и я почувствовал, как сердце внутри меня забилось иначе - медленно, громко, будто бы принадлежало кому-то другому.
  -Прости...наверно я слишком многого себя позволил...
  Барбара не ответила сразу. Она всё ещё стояла ко мне спиной, и казалось, вся её фигура дышала - медленно, глубоко, будто впитывая в себя воздух, свет и сам момент.
  Я хотел отойти, дать ей пространство, время - всё, что она пожелает. Но прежде чем я сделал хоть шаг, она заговорила. Её голос был тих, почти рассыпался на одни лишь звуки:
  -Ничего...Роберта тут нет...
  Она всё ещё была словно бы отстраненной, как будто находилась где-то далеко. Я хотел было уйти отсюда, но ноги не слушались. Барбара продолжала стоять ко мне спиной, магнитофон продолжал играть, по всей кухне раздавались строки - "Myślisz może, że więcej coś znaczysz...", но дальнейший текст продолжал ускользать от моего слуха, в голове стучали молоточки, а я всё больше и больше рассматривал стоящую Барбару. Но вот, она повернулась. В её лице не было ни осуждения, ни злости, ни какого либо негатива, напротив, Барбара аккуратно улыбалась и смотрела на меня. Она подошла ближе. Мы молчали. Даже музыка больше не казалась громкой - она стала частью нас, как ритм дыхания. Барбара смотрела в мои глаза так, будто искала в них ответ, которого сама не могла придумать.
  -Это всё так странно...
  Сказала Барбара и голос её практически шептал, будучи на границе стыда и желания, совсем неясного для меня. Я пытался подобрать слова, найти хоть что-то, что можно ответить ей, но ничего не приходило на ум. А весь мир вокруг сузился до неё, до Барбары стоящей близ меня, до её смущенного лица, её тяжелого дыхания. Осмелев я подошел ближе к ней, она не шелохнулась, лишь бегло подняла взор на меня, после я протянув руку коснулся её порозовевшей щеки. Барбара усмехнулась и уже не отводила взгляда от стоящего близ неё меня - потерянного поэта, бездарного любителя словоблудия, что видит в окружающем его мире лишь тьму, гадость и гниль...а ещё иногда, этот человек вычленяет из мира определенных людей...точнее то, что выше людей в его понимании. Такой была Зофия...такой же оказалась и Барбара. Возможно всё это было следствием изменений внутри меня, может быть имело место божье провидение, возможно что угодно, в подробности никогда не стоит вдаваться, ежели этого не особо нужно. А сейчас, сейчас это вообще не важно...
  Я медленно притянул её к себе, и она не отстранилась. Её тело было тёплым и мягким, дыхание прерывистым. Она осторожно положила ладонь мне на грудь, будто хотела прочитать, что написано под кожей, в сердце. Наши лбы соприкоснулись, и время будто распалось окончательно и всё вокруг, словно бы закружилось в быстром танце, а после и вовсе исчезло. Не было ничего, ни кухни, ни шума города, ни самого города. В данный момент здесь был лишь поэт и она - божество, что он старательно хотел бы воспеть, но подобное воспеть никогда и ни у кого не выйдет... Почти боясь разрушить этот хрупкий миг, я коснулся её губ. Но поцелуй ощущался иначе нежели с Зофией, этот был куда восторженней, он был зрелым и казалось бы, где-то там, на подкорке мозга - настоящим, истинно верным, практически божественным. Впрочем, чего ещё можно было ждать от божества, не так ли?
  Я почувствовал, как дрожат её пальцы на моём затылке, как её рубашка медленно сползает по плечам, открывая бледную кожу, и сердце внутри меня рванулось вперёд, не спрашивая разрешения. Впрочем, нужно ли оно было в такой момент? Её пальцы скользили по моей щеке, моей шее, будто запоминали меня, как страницу любимой книги. Я целовал её плечи, шею, грудь - не спеша, с почтением, как целуют икону, зная, что любое слово сейчас будет лишним... Барбара подалась навстречу мне, и я почувствовал, как её тело прижимается к моему - тонкое, лёгкое, она была как последняя строчка стиха, которая, наконец, получилась.
  Я поднял её на руки, легко, словно она была соткана из того же света, что заливал комнату. Барбара обвила руками мою шею, прижалась теснее, и её губы снова нашли мои - уже не робко, а требовательно, жадно, будто пытаясь наверстать все те мгновения, что мы провели порознь, даже не зная о существовании друг друга. Её волосы пахли солнцем и чем-то неуловимо сладким, цветочным. Я вдыхал этот аромат, чувствуя, как он заполняет меня изнутри, вытесняя привычную безысходность, о которой я так часто писал. Я аккуратно умостил Барбару на кухонный стол. Мои пальцы запутались в пуговицах её рубашке, что ещё держалась на ней, неловкие, дрожащие, как и в первую секунду у её лица. Барбара усмехнулась снова, той самой своей тихой, понимающей усмешкой, и сама помогла мне, расстегнув последние пуговицы...при этом всё это время её губы не отлипали от моих, моё божество дарило мне себе без остатка...
  Наконец её рубашка рухнула на пол, открывая для меня её божественное нагое тело. Тонкие бледные руки, аккуратные груди, впалый белесый живот. Барбара теперь словно бы светилась, совсем ярким светом. Настоящее божество и теперь я покорю это божество. Безвозвратно ушло всё прошлое, все эти дни проведенные с Зофией, вся моя убогая жизнь до сего момента, теперь же, теперь всё будет иначе...
  Мои руки легли на её талию, ощущая гладкость кожи...Я наклонился ниже, и мои губы начали свой путь - от ключиц, по ложбинке между грудей, туда, где бился её пульс, такой же частый и громкий, как мой. Каждый поцелуй был одновременно и молитвой, и утверждением моего права быть здесь, касаться её, чувствуя настоящее единение...
  Я следовал изгибам её тела, словно читая священный текст, касаясь губами нежной кожи её живота, ощущая, как она вздрагивает под каждым моим прикосновением. Барбара запустила пальцы в мои волосы, слегка сжимая их, притягивая меня ближе, её дыхание стало прерывистым, горячим на моей шее. Это был её безмолвный ответ, её часть нашего общего таинства.
  Её ноги слегка обвились вокруг меня, прижимая еще теснее, и я почувствовал всю её - тёплую, живую, отзывающуюся. Это было больше, чем просто страсть, больше, чем просто близость. Это было то самое единение, о котором шептали древние мифы - слияние не только тел, но и душ, пойманных в одном мгновении чистого, незамутненного бытия. Моё "божество" оказалось невероятно земным в своей отзывчивости, и от этого становилось лишь реальнее, желаннее.
  Мои губы снова нашли её, но поцелуй был уже другим - не исследованием, а подтверждением, обещанием. Я чувствовал её тело под собой - живое, горячее, отзывающееся на малейшее движение. Я приподнялся, опираясь на руки по обе стороны от неё, давая нам обоим мгновение, чтобы вдохнуть, чтобы осознать эту точку невозврата. Солнечный свет играл на её влажной коже, и она действительно казалась созданной из него.
  Она посмотрела на меня - взгляд прямой, открытый, полный ожидания и той же страсти, что сжигала меня изнутри. Её бедра слегка приподнялись навстречу, безмолвное приглашение, стирающее последние сомнения. И я двинулся к ней, мой член входил в неё, медленно, осторожно... Барбара тихо выдохнула, её пальцы впились в мои плечи, а тело изогнулось подо мной. Мы замерли на мгновение, два существа, ставшие одним целым посреди залитой солнцем кухни...Это первичное движение было медленным, аккуратным, почтительным. Под стать действиям археологов к древним святыням, обратив на это внимание, Барбара медленно прошептала мне, чтобы я был быстрее... Движение стало глубже, увереннее, ритм наших тел слился в единую мелодию. Каждый толчок отзывался во мне новой волной наслаждения, и я чувствовал, как Барбара отвечает мне каждым изгибом своего тела, каждым вздохом. Её руки скользили по моей спине, то нежно поглаживая, то крепко сжимая, словно пытаясь удержать этот миг вечности.
  Солнечный свет, проникавший сквозь окно, играл на наших переплетенных телах, подчеркивая каждую каплю пота, каждый вздох, каждое движение. Казалось, сама комната замерла в ожидании, наблюдая за рождением чего-то нового, чего-то важного и глубокого. Я был отмечен богом, разве не так? Ведь как иначе объяснить всё это, единение с божеством, с которым я встретился абсолютно случайно...
  Я закинул её бледные ноги себе на плечи, одаривая их поцелуями. Теперь я по настоящему мог рассмотреть её ноги, я касался её бедер, целовал её стопы и пальцы, в ходе этого действия Барбара ещё больше стонала, а это стимулировало меня входить в неё куда быстрее...
  Ритм ускорился, я стал напористей, мой член входил всё глубже и глубже, Барбара громко стонала и вздыхала и каждый вздох сливался с другим, образуя единый, учащенный пульс. Я чувствовал, как её тело отвечает мне с нарастающей интенсивностью, как её бедра поднимаются навстречу каждому моему движению, словно стремясь поглотить меня целиком. Руками она держалась на столе, её ноги спустились с моих плеч и сжимали меня в районе талии. Её голова откинулась назад, открывая нежную линию шеи, и я не удержался, чтобы осыпать её горячими поцелуями. Она застонала, и этот звук, полный наслаждения и отдачи, стал лучшей наградой для меня.
  Я чувствовал, что уже совсем скоро кончу, её тело также пребывало в напряжении. Её стоны становились всё громче, всё ярче. И вот, наконец, волна наслаждения накрыла нас обоих, сотрясая до самого основания. Быстро успев выудить член из её лона, я обильно кончил на её живот...Тело Барбары вздрогнуло в моих руках, девушка ещё раз громко вскрикнула, кончив чуть позже меня...Она тяжело дышала, но вот мгновение, Барбара открывает глаза, прикрытые от наслаждения и одаривает меня самой светлой улыбкой...Ещё одна награда от божества, мне кажется этого становится слишком много...
  Спустя полчаса Барбара вышла из ванной, я же прибывал на кухне и рассматривал вид за окном. Солнце продолжало ярко освящать округу, на улицу вышли дети, молодые матери с колясками, да и вообще словно все эти унылые лица, что окружали меня до сего момента, теперь поменяли лица...или поменяли маску? Надев другую? В любом случае наплевать. Барбара снова вернула на себя свою рубашку, но, к моему сожалению, нацепила свои домашние штаны, снова скрыв от меня свои милейшие ноги...Барбара подошла ко мне и оперевшись на подоконник коротко посмотрела на меня, одарив самой чистой и приятной улыбкой. От Барбары приятно пахло шампунем, смешанным с её родным, каким-то необъяснимым запахом что исходило от её бархатной кожи...
  -Я считаю что у меня всё становится лучше...Словно белая полоса, после десятилетий черной...
  -Всё было настолько плохо?
  -Я словно бы нашел свое место...но, не знаю, внутри всё равно что-то говорит, что всё пройдет ужасно...незачем стараться, забей...и всё такое.
  Барбара придвинулась ко мне, а после присела прямо на меня, её лицо было рядом с моим, я мог разглядеть мельчащие детали её бледного и милого лица, она положила свою голову мне на плечо, запах шампуня и запах Барбары усилился и снова взбудоражил мой разум. Я попытался было дотронутся до её кожи под рубашкой, за что сразу же получил по рукам.
  -На сегодня, как мне кажется тебе хватит...ты выглядишь нетерпеливым.
  -А, ну да...кстати, я ведь шел сюда из-за Роберта...где он?
  -Кажется, он вышел чуть позже тебя...я не знаю куда он пошел, ничего не сказал, вышел и всё. Наши с ним времена давно прошли...Я про родственные связи, а не про то, что ты подумал...
  Я усмехнулся...но в сути своей этого не было интересно, рассказы божества о сбитом ангеле в небесах по имени Роберт, отчего бы мне, покорившему божество слушать подобное, следующие несколько часов я, получивший новый прилив творческого духа работал над рядом стихотворений для чтений, в моем кармане теплел небольшой клочок бумаги, с адресом. Сегодня мне нужно оказаться там.
  У входа в небольшой клуб, находящийся в глубине центра города, сокрытого за монструозными древними зданиями и новоделанными небоскребами, толпился народ. В целом для меня было неожиданностью, что людям вовсе интересно подобное, поэзия, черт, кто вообще пошел бы сюда?..но как оказалось людям интересно подобное, авторы заходили без очереди показывая наличие работ и фактически умоляя на коленях, по крайней мере это выглядело именно так, со стороны. Когда я подошел к остроносому парню, стоящему у входа и объяснил для чего явился и показал бумаги с работами, тот коротко кивнул, ударил своим клювом воздух и показал куда заходить.
  В самом клубе стоял приятный для глаз полумрак, в воздухе то и дело всплывал запах табака и марихуаны, несколько парней уже прямо со входа начали подпаливать косяки с травой, усмехнувшись всех этой атмосфере, я медленно поплелся куда то поближе к сцене, пусть в таком маленьком здании этот путь представлял из себя лишь десяток шагов. У самой сцены стоял высокий и плотный мужик с очках висящий на его крючкообразном носу, одетый в пиджак и темную рубашку он рассматривал работы, стоящего близ него длинноволосого парня, последний лишь спокойно взирал на него, словно на вершителя своей судьбы. В сущности таким он и был, но уж точно не для меня, я уже как-то устал отдавать свою судьбу в чужие руки, я вроде как за неё отвечаю, самостоятельно, не так ли?..Мимо меня прошла стайка изрядно подвыпивших девушек, от них разило алкоголем смешанным с куревом, смеясь они вышли из клуба, а вместо них появилась очередная группка им подобных...
  С досадой от окружающего меня мирка, я снова скрылся в толпе и оказался у стены рядом с фееричного внешнего вида парнем. На нем был надет зеленый берет, невероятно затасканный черный плащ, по дней латанная перелатанная рубашка и джинсы, местами покрытые словно отверстиями от шрапнелей. Оперевшись на стену, он курил, сжимая в зубах сигарету...Заметив подошедшего меня, явно потерянного и даже испуганного от всего вокруг, он протянул свою руку и коротко представился:
  -Марек...
  -Я Войцех, приятно познакомится.
  -Тоже пришел свои работы местным аборигенам показать?
  -Есть такое, а ты как-то отрицательно настроен к ним всем, или показалось?
  -Ха, а ты посмотри сам, какая им литература или поэзия, сюда пришли покурить траву, напиться и трахнуть какую-нибудь белобрысую блядь в туалете, может даже вот тут...вчера здесь играли какие-то панки, сегодня здесь мы, а для народа то какая разница, по сути? Некоторые уже не видят реальности, а кому то просто нравится ходить на подобное, не такой как все и прочее...
  Пробормотал Марек, а после, улыбнувшись продолжил:
  -Я с Варшавы приехал...то есть, родился я в Лодзе, оттуда на поезде зайцем, пешком и автостопом сюда, через Варшаву. Кстати был там?
  -Нет, как то не довелось, я вообще впервые выбрался из родного города...прям полноценно и осознанно.
  -О, а я постоянно езжу по стране, ну без денежных трат, конечно, стараюсь вообще бесплатно максимально путешествовать, за спиной лишь кипа стихов, неудачная пьеса для театра Варшавы и полупустая бутылка вина.
  Марек затушил сигарету о стену и выудил из своего внутреннего кармана несколько заляпанных не то вином, не то кровью, не то чем-то иным. Я аккуратно взял листы и протянул в свою очередь уже свое творчество. Мне казалось это очевидный обмен единицами созданного материала и есть идеальная форма взаимодействия у подобных мне и Мареку творческих людей...Его стихи были местами короткими, местами слишком абстрактными, чтобы местные понимали, о чем это вообще:
  
  Моя мать - огромная библиотека
  Мой отец - алкогольная аллюзия
  Я родился, потому что кому то было скучно
  Я пишу, потому что ничего не умею
  Любовь - это когда она уходит
  А ты наконец услышал свои мысли
  Поэт - насекомое, с комплексом бога
  Что счастье вне жизни активно ищет
  А этот насморк - всего лишь обыденность
  Я уважаю его, ведь он настоящий...
  
  Работа была указана размашистым почерком Марека сбоку - "насморк", с маленькой буквы, совсем неуверенно, два других названия были зачеркнуты, а затем вовсе утоплены в пятнах от вина или крови, в случае этого парня быть уверенным было нельзя...Я обратил свой взор в сторону иного стихотворения:
  
  в стенном шкафу - мои глаза
  мой язык - был прибит к полу
  
  она спит - где-то здесь, далеко от меня
  я нюхаю свой крик - он пахнет скипидаром и кровью
  
  кровать - есть бесконечный гроб
  не имеющий стен
  
  я вставляю стих в свой немеющий рот
  и глотаю
  глотаю
  глотаю
  не переставая
  пока
  
  не стану говорить чужим голосом
  
  Это напоминало мне нечто из прошлого, словно бы Марек был свидетелем откуда-то свыше и наблюдал за всеми нами всё это время...за мной, бесцельно ходящим кругами, Робертом, окончательно утонувшим в меланхолии, кажется всё это...это было похоже на рецензию, рецензию на нашу жизнь...от самого бога. Впрочем...я ещё раз взглянул на Марека, он точно не бог...он бы так не выглядел, это уж точно...хотя, откуда мне знать о таком?
  Ещё несколько стихов я прочитал запоем и когда вернул ему его работы, а себе свои, коротко кивнул...это понимающий кивок, оценка высшего уровня, это кивок что равняет творческие единицы, кивок превращающее скучное - вот это да, ничего себе, как круто...в нечто объективно не поддающееся объяснению, это физический ответ духовной части творческого человека, единение понимающий друг друга душ. В ответ я получил такой же кивок, мы с Мареком были так похожи, но с другой стороны...как же мы различались.
  Спустя ещё один час всё сумасшедшее действо началось, на входе стояло несколько высоких и накаченных парней, что растянули огромный плакат со следующим текстом на нем "nie zapomnij swojego języka, ponieważ to twoja przyszłość!", меня изрядно удивил их внешний вид, да и вообще с каждой секундой я задавался всё большим количеством вопросов, а основной из них - жив ли я вообще, может быть вся эта пляска формируется в моем сумасшедшем мозгу, пока я без сознания лежу на полу? В любом случае...теперь надо окончить всё это и удостоверится, что это всё настоящее...
  На сцену, точнее, это не была сцена, а скорее пустое пространство посреди здания, огороженное неприглядно стоящими друг на друге столиками, сама сцена представляла из себя небольшую платформу на сантиметра 2-3 поднимающуюся от пола...на неё вышла довольно робко и неуверенно низенькая девушка, одетая в невыразительное платьеце синего цвета под бледным пальто, в её трясущихся руках были скомканные листы, противным, практически пищащим голосом девушка начала декламировать свои стихи, по окончанию первого акта сего действа, несколько человек из толпы начали хлопать, кто-то просто посмеялся, а кто-то тихо общался с товарищами, что пришли. Протискиваясь сквозь толпу я взглядом искал Марека или организатора сего действа, чтобы понять когда мне стоит выйти, а также можно ли остановить этот кромешный ужас в лице низенькой девушки и её ужасных стихов, тем не менее странноватого вида парня по имени Марек я не встретил, в отличии от организатора, который коротко ответил на мои два вопроса - "скоро" и "конечно же нет", после я попросту стоял возле сцены с другой стороны и вчитывался уже в свои строки, стараясь как можно глубже углубится в свое дело и не слышать этого мерзкого голоса...
  Кто-то прошёл мимо и похлопал меня по плечу. Я обернулся. Пожилой мужчина с седой бородой и глупой шляпой, криво надвинутой на голову, подмигнул и сказал:
  - Nie przejmuj się, chłopcze. Poeta ma obowiązek cierpieć, prawda?
  Я не ответил. Лишь вяло кивнул и снова взглянул в свои листы, словно в них мог найти спасение. Но строчки, что ещё дома казались мне хоть как-то приемлемыми, теперь выглядели жалко, бледно, потерянно. Я перечитывал их снова и снова, будто надеясь, что между строк появится что-то новое - сила, вдохновение, хоть капля дерзости. Ничего. Всё такое же. Сухое. Полураспавшееся. Я понимал, что это творческая неуверенность вполне себе обыденное дело и я очевидно написал неплохие строки, но смотря на эту девушку и слыша её стихи...
  Спустя несколько минут, под жидкие "овации" девушка спустилась со сцены и туда поднялся очередной чтец - высокий парень в зеленой рубашке и очками на лице, он был куда уверенней, читал старательно, я бы даже сказал, он пытался достучаться хоть до кого-то своими строками, но на деле, судя по лицам стоящих людей, он впечатлял их не больше предыдущей ораторши...
  
  ...язык умер в моей памяти
  я начал плакать плохими стихами
  я бесконечно плачу предложениями...
  
  Заканчивая свое очередное стихотворение, он получал куда больше пусть всё ещё тихих, но уже определившихся аплодисментов, что разносились по залу легкой волной, да и разговоров не по теме поубавилось, несколько заученного вида девушек, стоящих близ меня коротко, с надменными улыбками препарировали поэтическое мастерство парня на сцене, ехидные, практически гейеннообразные улыбки...хотелось плюнуть им в лица, разбить их лица, затоптать их, лишить голоса, но в душе я понимал, что сделать хоть что-то практически нельзя...Их нелепый смешок выводил меня из себя, но я продолжал прислушиваться в парню на сцене, пусть все вокруг старательно мешало мне, наконец, я понял что у меня есть невероятное желание написать ещё одно стихотворение и я начал выводить его в полумраке "сумасшедшего поэтического театра"...
  
  Ночами ты говорила мне
  неприятные слова
  Что врезались в мое тело острыми льдинами
  Всё это нарушало нашу любовь
  И вновь пошатнуло твою в меня веру
  Я иду по канату на высоте бесконечного километра
  Выходя из клеток квартиры
  Держа путь в пасти самых страшных зверей
  людей
  что понимают меня
  не таким
  какой есть я
  Они пугают меня
  одним своим взглядом
  Они пугают меня
  своими словами
  И этой дерьмовой ночью
  ты так похожа на них
  
  Я бы мог тебя убить, навсегда забыв
  Зарыв твоё тело на заднем дворе у генконсульства Австрии
  Я бы завыл, снова вспомнив слова
  Словно ты снова здесь мне в лицо выговариваешь
  всё уже давно потеряло смысл
  актуальность
  и жизнь
  как таковую
  ничего стоящего - ты, точно не напишешь
  сотрясаешь воздух марая бумагу
  ты бездарен и таким и останешься
  навсегда...
  
  Я скомкал лист и бросил его в свой карман, на душе мне немного стало спокойней...Парень на сцене закончил выступление и вслед за ним вышел очередной, совсем ещё мальчишка, в мятой рубашке, с дрожащими коленями, он поднялся, запнувшись на сцену и оказавшись на ней, медленным, монотонным голосом бормотал свои строки...его голос был настолько тихим и неуверенным, что в какой-то момент казалось, будто он не читает, а извиняется за то, что вообще существует. Слова тонули в общем гуле, словно он пытался читать стихи во время шторма. Он переминался с ноги на ногу, будто сцена пекла ему подошвы, и каждое следующее слово давалось с усилием, словно он забывал свой язык, терял понимание происходящего.
  Смотря на всё это я тоже погружался в странное чувство и ощущение, словно всё это бессмысленный и сумасшедший танец, какой-то неясный, абстрактный и ужасающий, виной ли тому бесконечно тлеющая трава в здании клуба, запах алкоголя доносящийся отовсюду или всё это сразу мне было не ясно, но теперь, всё это как то не волновало меня в полной мере, я существовал как бы отдельно от этого всего, от неясной реальности, что стала родной для меня...
  Парень сошел со сцены, громкие хлопки раздавались со стороны входа, несколько рядом со мной. Но в целом провожали его даже менее радушно чем первую девушку...впрочем, может если он был первый его бы провожали куда активнее...быть первым во время подобного довольно тяжело, как для первого раза...Я скрылся за воротником своего плаща, закутался в него словно это и был мой гроб - бесконечный и без стен...но кажется я вполне смогу выбраться оттуда, словно бы гроб не закопан, пока он есть и путь оттуда открыт для меня, я вижу светлое небо и яркое солнце, божество в лице Барбары...
  Следующий час чтения продолжались, выходили всё более и более странные персоналии, в этом фантасмагоричном танце теперь был и я сам, изредка хлопая читающим, кричал нечто невразумительно, старался сойти за своего. Погруженный в какой-то странный транс я даже внимательно выслушал одного из стоящих на сцене - высокий парень со светлыми волосами читал нечто похожее на смешанный стиль русского поэта Маяковского и польского Стахуры, при этом он был абсолютно, невероятно спокоен и словно бы даже не замечал всех этих стоячих - пьяных и накуренных снобов, бессмысленно прожигающих свою жизнь, старающиеся строить из себя нечто вразумительное приходя на подобные мероприятия...но в момент, когда этот парень закончил читать, я словно бы был погружен в холодный лед - позвали меня...
  Ноги предательски задрожали, но тем не менее на этих ватных ногах я добрался до сцены, толпа окружающая её легко встретила меня аплодисментами, видимо поняли, что этого не помешает любому читателю. Прокашлявшись, я медленно обошел сцену, настраиваясь на нужный лад, успокаивая свой пульс, а затем вполне себе обычно для себя принялся декламировать стихи:
  
  я давно забыл
  каким я был в детстве
  Мать звала: wroc do domu
  а я уже тогда не знал где он
  мой друг рисовал кресты на ладонях
  говорил мне что это карта
  мы искали сокровище - но находили лишь грусть
  Я потерял лицо в библиотеке,
  между "Milosc w czasach dzumy"
  и "O poezji stanu wojennego".
  И ты смотрела сквозь меня
  Словно сквозь витрину
  на которой уже давно не товара
  Я целовал её волосы,
  будто пытался вдохнуть обратно
  собственную веру в людей.
  Ничего не вышло.
  
  Когда я закончил читать на миг прислушался к голосам в зале, вдали кто-то шептался, но в целом перед сценой стояла тишина, ещё спустя секунду раздались первые робкие хлопки, но как я отметил, хлопки были вполне себе объемны, по крайней мере объемней чем до сего момента... Аплодисменты медленно разрастались. Не как шторм, не как овации, а как дождь, что сначала капает одиночно, а потом вдруг заполняет собой весь воздух.
  Я смотрел в зал, но уже не узнавал лиц. Все было смазано, как будто я нырнул в воду и теперь всё видел сквозь неё. Коротко поблагодарив всех подняв руки, я отбросил уже прочитанный листок в сторону, словно бы даруя свое творчество всем вокруг, выудил новый и начал читать:
  
  Я лежу
  лицом к потолку,
  где пятна штукатурки напоминают
  вырезанные из памяти звёзды
  Мне снится
  как буквы маршируют по городу
  М и S идут в обнимку
  у них кровь на локтях
  и медали из плевков на спинах
  Я остаюсь
  как остается пыль
  что не имеет хозяев
  как остается песня
  которую пел когда-то
  кто-то такой далекий
  кого все давно забыли
  меня можно найти в пустых подвалах
  между бутылкой и дыханием
  между смертью и жизнью
  старым гвоздём прибита
  моя юность
  к грязной двери туалета
  знайте - я был поэт
  у меня всё получилось
  наверно
  
  На этот раз аплодисменты пришли не сразу...На пару мгновений в зале снова воцарилась глухая тишина - такая, что можно было услышать, как кто-то нервно перелистывает лист бумаги, как щёлкает зажигалка в дальнем углу. А потом - хлопки...Чёткие, неторопливые...улыбки и неподдельный интерес появились на лицах окружавших сцену, заученные девушки в первом ряду хлопали громче всех, а ведь я хотел их убить, поэтически они конечно уже давно мертвы...это очевидно, но теперь... Я стоял, чувствуя, как во мне начинает пробуждаться новое, странное чувство...гордость ли это за себя, что с силой колит в груди. Не высокомерие, нет - а именно то редкое чувство, когда ты чувствуешь себя на месте, в мире, который тебе враждебен, но вот сейчас, именно сейчас, он почему-то тебя терпит, а местами...местами словно бы любят или по крайней мере уважают...
  Я глубоко вздохнул, снова выбросил листок в толпу, ныне уже радостно ловящую моё творчество, выудив ещё одну работу, я медленно, остановившись в самом центре сцены и начав наматывать круги по ней, начал читать:
  
  утром я устало встаю,
  я щепка в глубокой воде
  сломанная
  и мокрая
  я наливаю кофе в чашку
  но её дно давно треснуло
  как и вся моя жизнь -
  есть эта чашка
  я пью осторожно
  словно бы от этого зависит
  спасение
  человечества
  но мир не требует
  и не просит
  чтобы я жил
  он просит тихим голосом
  чтобы я не мешал
  иногда я слышу
  как кричит окружающий воздух
  его крик не просто звук
  это вероятный отказ
  я выхожу на улицу
  где не оставляю следов
  мои шаги звучат
  как сомнение
  а каждый день вторит им
  каждый день - как попытка вспомнить
  зачем я всё начинал
  каждый вечер -
  прощение себя
  за то, что опять
  ничего не понял
  
  ...и на этих последних строках я вдруг понял, что сам затаил дыхание. Не ради эффекта, не по привычке, а потому что где-то в глубине груди что-то дёрнулось, зацепилось, острое, знакомое, как ржавый гвоздь в старом кармане...Зал будто снова исчез - не было ни людей, ни света, ни запаха дешёвого пива, травы и табака - только я и слова, которые больше не были моими.
  Они уже принадлежали им. Всем этим незнакомым лицам. Всем этим, кто вдруг стал слушать...по-настоящему. После ещё нескольких стихов, под громкие аплодисменты я ретировался со сцены, снова стал необъятной, неясной тенью, я не замечал похлопывания по плечу, выкрики из толпы, всё это растворялось в тумане. Выйдя на свежий воздух я жадно заглатывал его, упал на колени и по-настоящему за всё время громко рассмеялся. Мимо меня шли люди, криво смотрели на меня, но это уже точно не было важным, точно не для меня...
  На улицу рухнула, с силой падающего самолёта, плотная и устремленная в бесконечность ночь. Я медленно плелся по улицы, словно бы каждый момент пытался добраться до своего дома, но понимал, каждый раз, что больше моего дома здесь не было...возвращаться к Барбаре?..я начал волноваться за неё, волноваться за Роберта, его фигуру я так и не увидел на чтениях, хотя изначально он хотел попасть сюда...Марек, этот фантом также так и не появившись на сцене растворился во всей этой плотной толпе пьяных и накуренных людей...В далёких окнах гасли и зажигались огни, а я продолжал стоять обдуваемый яростными и холодными ветрами...я чувствовал, как весь этот день, вся эта ночь, все эти строчки, взгляды, хлопки и тени стекают с меня, как дождь по стеклу: оставляя следы, но не оставаясь по-настоящему. Всё что случилось, словно было чужим, нереалистичным сном...бездарной пьесой, усталой прозой в мягкой обложке...всё так нереально, дико...
  Обойдя город, словно бы ещё раза четыре по часовой стрелке, я снова оказался у двери квартиры Барбары. Сейчас было уже совсем поздно, её наверняка поглотил десятый сон...тем не менее я коротко, совсем аккуратно, словно бы и не хотел вовсе, позвонил. Неприятный звонок, коротко прозвучал и снова погрузил подъезд в тишину. Спустя минуту я услышал медленные шаги по ту сторону двери, затем быстрый щелчок замка и вот, дверь раскрылась. Передо мной стояла всё та же, вполне божественная Барбара, одетая, как и ранее днём, только в одну большую рубашку, открывая моему взору свои бледные ножки. Она смотрела на меня с таким выражением, будто я был и призраком, и чудом, и стихийным бедствием одновременно. Её глаза были полусонные, но в них не было ни капли злости. Только... тревога. И, может быть, ожидание.
  -И снова привет...
  Она протянула мне руку, мягко схватила за рукав и попыталась сдвинуть меня с места, но я словно бы пристыл к полу.
  -Ну же, заходи...пожалуйста...
  Её голос стал мягким, почти усталым, сейчас этот голос был таким родным и я не мог не повиноваться ему, медленным шагом я ступил за порог квартиры Барбары...В доме пахло одновременно усталостью и настоящим ожиданием, мое божество ждало меня. Наскоро сняв обувь и повесив пальто на вешалку, я проследовал следом за Барбарой. Она мягко шлепала нагими стопами по полу квартиры и вела меня в свою комнату. Весь этот путь, от двери до её комнаты, был словно длинное признание в нежности, которую никто не произносил вслух. Она не оборачивалась - просто шла, зная, что я рядом, зная, что я не уйду, ведь мне попросту некуда больше идти...
  Её комната была погружена в полумрак, на тумбе мягко светила прикроватная лампа, Барбара явно уже готовилась ко сну, её постель была разложена, а домашняя одежда покоилась на стульчике... Барбара присела на край кровати и посмотрела на меня, как смотрят на человека, которого долго ждали и, наконец, увидели - не героя, не спасителя, а просто того, кто нужен.
  - Иди сюда
  Нежно и почти шепотом сказала она, как будто я мог испугаться её слов...Я приблизился, и она, не отводя взгляда, взяла меня за руку. Пальцы её были прохладными, нежными - как тонкая фарфоровая фигурка, но в этом прикосновении жила сила. Она встала, приблизилась вплотную, и на секунду мне показалось, что даже дыхание в комнате затаилось. Барбара провела пальцами по моему лицу, остановилась на шее, скользнула вдоль плеча и чуть потянула вперёд. Всё в ней говорило: "Останься. Не бойся. Мы оба этого хотим"
  Наши губы встретились медленно. Не как в кино, не страстью, что срывает одежду и рушит стены...Нет, всё было куда проще, мы оба устали и этот уставший, легкий поцелуй сейчас стоил многого... Я чувствовал, как её тело, тонкое и нежное, мягко прижимается ко мне. Она провела руками по моей спине, и я прижался к ней сильнее, словно боялся, что она исчезнет, растворится в воздухе. Её руки быстрым и глубоко уверенным движением расстегнули рубашку, она отправилась на пол, громко рухнув самым тяжелым грузом, с ремнем Барбара провозилась чуть дольше, но тем не менее я оказался даже более раздетым чем она... Она подняла край одеяла, и я нырнул в тепло её постели. Барбара легла рядом, прижавшись всем телом, обняв меня так, как обнимают не любовника, а вполне себе родную душу...Её бедро легло поверх моего, её рука скользнула по груди, и я ощущал каждую точку касания, словно бы всё тело стало слухом. Мы не спешили, спешить тут не имело смысла, впереди была вся ночь...
  Мы лежали рядом, сплетённые не только телами, но и тем странным, животным доверием, которое редко возникает между людьми. Барбара дышала ровно, медленно, но её пальцы продолжали изучать моё тело - мягко, как будто нащупывала каждую эмоцию под кожей. Кончиками пальцев она вела по ключицам, опускалась к животу, делала круги на груди, будто писала на мне собственные стихи. Я приподнялся над ней, и в тусклом свете ночника её глаза блестели, как озёра, в которых отражалась вся эта ночь. Она выгнулась навстречу, её губы потянулись ко мне, я быстро ответил на её поцелуй, и быстро стянул с неё эту безразмерную рубашку, её бледное тело открылось моему взоры, её приятная и мягкая на ощупь грудь, что вздымалась от её дыхания...На ней не было нижнего белья и мне прекрасно была видна её промежность, правой рукой я скользнул прямо к ней, Барбара мягко вскрикнула и крик был такой чистый, что захотелось его сохранить навсегда, как голос любимой песни...но после придвинулась и подтянула меня ещё ближе, зажав мою талию своими ногами...
  Она изрядно намокла, я выводил непонятные узоры, словно художники прошлых лет в древних пещерах, а после одним движение прильнул туда и погрузил свой язык ещё глубже в её ложбинку. Барбара мягко стонала, её руки впивались в мои плечи, она просила не останавливаться, я следовал просьбам своего божества, работая всё быстрей и быстрей...закончив с этим, быстрым движением сняв свои трусы, я медленно вошел в Барбару. Она приятно постанывала мне на ухо, просила не останавливаться, ускорятся и быть куда напористей... Ночь развернулась, как поэма, где каждое касание было строфой, каждое движение - ритмом. Я несмотря на просьбы двигался медленно, сдержанно, я боялся спугнуть этот волшебный момент, но потом я стал быстрее, настойчивее, будто нас внезапно затянуло в цикл дыхания самой вселенной. Барбара кусала губу, царапала мою спину, её ногти оставляли на мне временные следы, как зарубки на памяти.
  Я ощущал, как она растворяется во мне, как мы больше не двое, а нечто цельное, горячее, пульсирующее. Она шептала моё имя, теряя голос, а я твердил её, словно молитву...Когда всё окончилось, мы остались в тишине - не пустой, а наполненной. Я держал её в объятиях, ощущая, как медленно успокаивается её сердце. Она провела пальцем по моей груди и усмехнулась:
  -Это...это не то, что я ожидала от тебя, когда впервые увидела тебя.
  -Да?
  -Знаешь ли, у меня нет привычки трахаться с первым встречным...а ты первый встречный.
  -А всё прошло так...так привычно, всё оказалось логичнее чем я ожидал...
  -Раз так говоришь...ладно, всё в порядке...
  Устало пробормотала Барбара и уткнувшись в мою грудь провалилась в спокойный сон, настоящий и идеальный...впрочем бывает ли иначе у божеств? Мне не известно...но надеюсь, что только такое и есть...божеству всегда легко заснуть и сны его невероятны в своей красочности и спокойствии...
  Утро встретило меня неожиданной головной болью. Словно мне в голову била тысяча дятлов, миллион шахтеров набрасывались на меня с кирками, стучали огромные часы и невероятные колокола церквей...всё это словно бы в один момент. Открыв глаза, я пытался найти взглядом Барбару, но никого рядом не было, я провел рукой по месту, где ранее было божество, но мои руки зацепляли лишь воздух и пустоту...Кое-как поднявшись с кровати, я помутненным взглядом огляделся, комната была вполне обычной, но шум в голове заставлял её расплываться каждую секунду, представляя передо мной различные образы уровня картин сюрриалистов...
  Впрочем, теперь, после поворота головы вся эта комната перестала напоминать хоть что-то из вчерашнего дня, всё это наводило лишь на самые темные и ужасные мысли...Я погружался в странно меланхоличное и ужасающее меня ощущение мироздания, казалось, теперь всё изменилось в лучшую сторону...но видимо высшие силы или кто-то другой, кто устроил это странное шоу для меня, не хотели ничего хорошего и старались вполне себе обыденно для себя, втоптав меня в грязь и бросив на самое дно...
  Мне мерещились образы из прошлого, я слышал голоса родителей, голоса одноклассников, имена которых уже давно стерлись из моей памяти, я видел небольшие тени...они то и дело всплывали где-то на границе моего взора, мелькали в углах комнаты, на потолке, прятались за покосившуюся лампу. Я пытался что-то говорить, старательно выводил каждое слово, но ничего не выходило...абсолютное ничто...они что-то отвечали, но их голоса сливались в единое целое что невозможно было бы расшифровать никому...Казалось, они смеялись надо мной, издевались, напоминали о чем-то ужасном, что я старался похоронить глубоко в своей памяти. Но теперь это вырвалось наружу, словно гной из старой раны, отравляя всё вокруг своим зловонием.
  Я попытался встать, но ноги подкосились, и я рухнул на холодный деревянный пол. Боль пронзила всё тело, но она была ничем по сравнению с той болью, что терзала мой разум. Комната продолжала меняться, стены, словно дышали, потолок то поднимался до небес, то опускался, грозя раздавить меня. Тени стали более отчетливыми, они двигались, шептали, складывались в какие-то неясные фигуры. Одна из них, казалось, пристально смотрела на меня из угла, её очертания были смутными, но я чувствовал её взгляд, холодный и пронизывающий. Собрав последние силы, я смог добраться до двери...Рука дрожала, когда я пытался нащупать ручку. Она казалась ледяной на ощупь... Наконец, мне удалось повернуть её, и дверь со скрипом отворилась...За дверью была не привычная лестница или коридор, а какая-то странная, туманная пустота. Она манила меня своей неизвестностью, но в то же время пугала своей безграничностью. Я колебался, не зная, что делать дальше. Остаться в этой безумной комнате или броситься в эту пугающую неизвестность?
  Позади себя я услышал мягкие и совсем тихие шаги, кое-как развернувшись в сторону комнаты я смог увидеть неясный силуэт высокой девушки. Он лучился ярким светом поэтому никаких определенных черт разглядеть было невозможно, я протянул руку в её сторону и почувствовал приближающее тепло...в этот миг, все голоса стихли, комната прекратила свой сумасшедший танец, а я почувствовал некое странное ощущение спокойствия смешанного с легкой тревогой после всего произошедшего...Силуэт приближался ко мне и в момент когда наши руки должны были соприкоснутся всё закончилось...всё вокруг погрузилось во тьму...
  Я очнулся на холодном деревянном полу покрытый потом...на кровати мирно спала Барбара. Меня бросило в дрожь...не от холода, хотя пол был действительно ледяным, а от ужаса пережитого. Это было настолько реально, настолько осязаемо, что я не мог до конца поверить, что это был всего лишь сон. Никогда ранее я не ощущал подобного и надеюсь мне не предстоит пережить это позже... В комнате царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на прикроватной тумбочке. Никаких теней, никаких голосов, никаких сюрреалистических картин. Всё было обычно, как и всегда.
  Я медленно поднялся с пола, стараясь не разбудить Барбару. Ноги всё ещё немного дрожали, а в висках неприятно пульсировало...медленной походкой я подошёл к окну, аккуратно отодвинул занавеску с окна и выглянул на улицу, погруженную в сон и ещё не успевшую проснутся. На горизонте уже показывалось солнце, его первые лучи освещали небо, вдали по дороге ехали первые машины и шумели своими моторами...Всё это было слишком обыденно, слишком спокойно...я не привыкший к такому погрузился в настоящий ужас. Вернувшись к кровати и старательно ищя на полу свои штаны с обрывками стихов и карандашом в кармане, надеясь, что сейчас я смогу написать что-то неплохое. Весь страх и ужас перешел в творческую стезю...Наконец, всё что было нужно оказалось в моих дрожащих руках, уложив бумагу на деревянный пол я начал выводить на нем свое стихотворение, словно древнее заклинание...
  
  прохожий!
  ты шёл мимо,
  а я умирал.
  в проулке без счастья
  любви
  и ощущения стабильного завтра
  ты курил -
  а я просил у неба
  хоть немного счастья,
  что напишу стихи
  и не умру как собака.
  прохожий,
  если встретишь мою душу -
  дай ей в долг
  твою последнюю улыбку.
  я всё отдам!
  кроме памяти о своем прошлом.
  прохожий,
  мы ведь так не просты
  мы так не похожи
  я написал новый стих
  прячась в проулках
  от туч и их гроз
  а ты?
  а ты умер!
  прохожий...
  
  Это всё ещё было не то, я понимал что это не конец, точнее...это настоящее начало, нового творческого процесса, весь пережитый кошмар, он ведет меня к написанию новых строк...новых строк...В мою память сильно врезался образ танцующей в ужасном танце комнаты. Такого точно никто и никогда бы не забыл...да, это точно...Я занес карандаш над исписанной бумагой, осталось совсем немного места...я постараюсь использовать его с умом...
  
  моя комната
  что исписана матом прямо по серым стенам
  окончательно сводит с ума
  и меня и моего соседа
  в самом деле его давно нет
  сгинул в петле на заре прошлых лет
  но продолжает сидеть
  возле меня
  и плакать
  иногда ночами
  он бродит туда сюда
  и комната, словно в танце
  следует за ним по пятам
  я пытаюсь всех успокоить
  но слова - толку от них
  если рот завязан
  я в ужасе смотрю на друга
  он со смехом
  себе зашивает глаза...
  он - художник
  что успеха не знал
  счастья не было
  любви не имелось
  он воздух что не устраивает вас
  он тот самый плохой цветок
  что в горшке
  гниет
  испуская
  неприятный аромат
  его жизнь - стоит многих двух
  десятков,
  десятков,
  десятков...
  а может и больше чем двух.
  
  Я отпустил карандаш и отбросил его в сторону, листок бумаги так и остался на полу. Я начал налаживать свою жизнь, впрочем...налаживать это немного иное, в моем случае я держу путь в эту сторону, многое ещё нужно будет сделать...многое. Для начала, мне нужно было найти Роберта.
  На улице ещё стояла прохлада. Укутавшись в свое пальто я брел непонятно куда по улицам Вроцлава, старательно вглядываясь в силуэты вдали и окружающие меня лица. Некоторые не замечали меня, некоторые смущенно опускали глаза и старались спрятаться...Когда не знаешь города и не знаешь куда вообще мог пойти твой товарищ, с которым уже давненько начала ухудшаться связь, все эти поиски никуда не приведут. Я брел по набережной, скрывался в темных проулках, выходил в большой парк, снова скрылся в шумной толпе, что теперь проснулась и шла на учебу и работу...
  В какой-то момент я остановился, прислонившись спиной к холодной каменной стене старого дома. Голова всё ещё немного болела, напоминая о утреннем кошмаре. Я задумался обо всем произошедшем, о стихах, что написал после всего этого...мимо меня проходили люди, в воздухе витал запах выхлопных газов от проезжающих "Фиатов" и "Трабантов", из открытых окон доносились приглушенные звуки музыки - наверняка какая-нибудь польская эстрада или, может, даже что-то западное, вроде Dire Straits...
  Неожиданно, словно бы из ниоткуда на меня вылетел уже знакомый мне силуэт. Парень одетый в латанное перелатанное пальто, берет...передо мной возник Марек. Улыбающийся и всё такой же странный и словно бы существующий в отрыве от реального мира.
  -Привет, как прошли чтения?
  -Ты ведь вроде там был...
  -Я вышел немногим раньше, какие-то уроды докопались, вышел с ними, я наполучал от них, пришлось идти домой, а у тебя как?
  -Вполне неплохо, мне кажется я смог впечатлить людей, возможно я иду в верном направлении.
  -Да, звучит замечательно...знаешь, у тебя какой-то потерянный вид.
  -Есть такое, я ищу своего товарища Роберта, возможно...просто возможно, что он бродит где-то здесь, такие места он любит.
  Марек замер. Его лицо на секунду застыло, а затем... скривилось. Улыбка перешла в гримасу, в нечто неправильное, как гнилая пародия на смех. Он похлопал меня по плечу - и прикосновение его руки было слишком долгим, слишком тёплым. Почти влажным.
  -А стоит ли тебе вообще его искать? Ну то есть...зачем?
  Я отшатнулся. Мир качнулся. И вдруг, без предупреждения, я провалился в себя, как будто кто-то выдернул пол из-под ног. Пространство распалось на зеркальные осколки, каждый из которых отражал Марека - смеющегося, извивающегося, расползающегося, словно плесень. Он говорил. Нет - шептал, орал, ворковал, взвизгивал - всё одновременно, и каждое слово звучало как звук, что не предназначен для уха.
  Я не мог понять ни единого. Но прекрасно чувствовал - каждое из них словно бы лезло под мою кожу... Я падал. Но не вниз - это падение не в привычном понимании. Я проваливался в толщу себя самого, как будто мое тело стало жидким, и я проходил сквозь него слоями: память, страх, навязчивые мысли, обрывки звуков, чужие запахи. И повсюду - Марек. Он был в этих слоях, в сущности, эти слои, всё вокруг было им.
  Его лица проявлялись повсюду - в окнах домов, в тусклом свете уличных ламп, в тенях от моих собственных рук. Он дублировался, отражался, клонировался и каждый новый его облик был немного более распущен, более исказившимся, как копия с копии, теряющая смысл, но набирающая вес...Мир больше не поддавался логике. Деревья начали вибрировать, их корни ползли, словно пальцы, в мою сторону. Фонари мигали в такт дыханию - не моему, его. Как будто это он дышал через город.
  Я закрыл глаза, но зрение не отключилось, мой взор только ещё больше усиливался. Под веками развернулось нечто иное: лабиринт из пустых квартир, где каждая стена была обклеена фотографиями меня, но с выжженным лицом. Где в каждом зеркале отражался не я - а он. С этой неясной, необъятной и ужасающей ухмылкой...
  -Тебе не стоит никого искать, ты уже добился всего!
  В голову снова слетали обрывки его фраз, его шепот будоражил сознание и был словно бы по всему телу и разуму разом. Я открыл глаза - но ничего не изменилось. Пространство стало медовым, тягучим. Воздух слипался во рту. Он стоял рядом всё такой же прежний, но теперь вся его кожа была соткана словно из ткани, зашитой по краям. А из-под этой ткани будто что-то дёргалось. ...из темноты, чёрной и влажной, как забытая вода в колодце, кто-то начал выходить. Но я так и не успел рассмотреть, меня отбросило назад не силой, а волей. Я не выдержал. Не хотел.
  И в этот момент... всё оборвалось.
  Марек моргнул. Раз - и его улыбка стерлась. Два - и глаза потухли. Три - и он просто перестал быть. Без звука, без вспышки, даже без тени. Он исчез так, как исчезают сны, едва ты пытаешься их вспомнить. Словно выдох в морозный воздух. Его не стало. Марека больше не было...Я стоял один. Шатаясь, как будто только что выполз из зыбучего болота, я сделал шаг. Потом другой. Пространство вокруг всё ещё было неясным - но уже моим. Я знал эти дома, эти переулки, даже эту пустую автобусную остановку, на которой никто никогда не ждал.
  Потихоньку мой взор прояснялся и окружающий меня мир возвращался в норму. Я словно бы сделал какой-то непонятный кульбит, фатасмагоричное сальто и вернулся в свой мир. Окончательно придя в себя уже на земле, мои нелепые, но такие уверенные шаги пришлись в сторону забора, за который я благополучно завалился...Мимо шли прохожие, бросая на меня то ли осуждающие, то ли равнодушные взгляды. А у меня, неожиданно для подобных ситуаций, было спокойно на душе.... Ободранное пальто Марека - да и он сам - навсегда растворились в моей памяти, исчезли без следа. К чёрту такое... видел ли его вообще кто-то, кроме меня? И вообще - что это было?
  Отвечать определенно никто не собирался, поэтому я кое-как поднялся с мокрой травы, перешагнул забор и присев на него принялся отряхивать свою изношенную одежду. С каждой секундой всё больше и больше усмехаясь своему сумасшедшему разуму...может это тоже шизофрения? Может у бабки какой было подобное, может дед был болен? Это точно не нечто обычное...я это понимаю...но нет...я ничего не понимаю.
  -Да уж...
  Я осекся, теперь стоило перестать говорить с самим собой, даже в своих мыслях. Как мне кажется, отсюда будет вполне себе короткий путь, до вполне обыденных психических проблем. Разговоры с самим собой отменяются. Надеюсь я сам себя понял...не так ли? В ответ ничего не отскочило, замечательно, мой разум приходит в себя...впрочем, может это затишье перед чем-то ужасающем, ужасающем ещё больше? В любом случае, сейчас не имело смысла думать о подобном...к чёрту такие мысли. Я практически добрался до кладбища.
  Кладбище встретило меня, как встречают тех, кто возвращается. Без вины. Без приветствия. Воздух здесь был другим - каким то прозрачно-тонким, будто бы отфильтрованным. Каждое движение ветра казалось осознанным. Кусты не шелестели - они говорили. Могильные камни стояли ровно, как строчки, написанные аккуратной, давно умершей рукой. Поэтичность момента не лишала меня странного ощущения, что я так и не вернулся в реальность, несколько раз ущипнув себя, я потёр больное место на руке и продолжил путь...
  Я шёл между ними медленно, почти почтительно, по крайней мере я считал что это так. Здесь не хотелось торопиться - и не из страха, а из уважения. К тем, кто остался. К тем, кто не вернулся. Вообще на кладбищах всегда было как-то одинаково, здесь было неуютно находится, словно бы это вовсе было не нужно совершать, может это и есть те самые сообщения с того света? Так говорят они, ушедшие, что нам здесь ещё не время находится...Ещё несколько минут я ходил между могильных плит, крестов и низеньких заборчиков и вот, практически в самом дальнем углу кладбища я нашел Роберта...
  Он развалился прямо на одной из могил, возле старого, ржавого и покосившегося креста, уже даже без таблички. Покрытый грязью и землей, Роберт лежал на промозглой земле. Сколько времени он провел тут можно было только представить, возможно ли, что он лежал здесь, со вчерашнего дня? Вполне, тогда как он до сих пор жив. Я медленно подошел к нему. Его грудь слабо вздымалась и Роберт тихо посапывал. Да...живой, определенно. Рядом с Робертом валялась пустая бутылка из под вина. Теперь понятно всё, притом кристально и явственно. Я пнул Роберта по ноге.
  Роберт зашевелился. Сначала лишь пальцы. Потом - плечо, шея, голова. Он медленно открыл глаза, щурясь, будто кто-то направил в них прожектор. И сразу же зажмурился.
  - Мм... мать честная... - пробормотал он. - Я, кажется, умер.
  Он чуть приподнялся, оглянулся по сторонам. - Хотя... нет. Было бы слишком красиво.
  - Если бы ты умер, - сказал я, - то не лежал бы на чужой могиле. Тебе бы свою выкопали.
  Роберт моргнул, почесал затылок, где прилипла сухая трава. А затем аккуратно поднялся на корточки, я протянул было руку, но Роберт вновь рухнул на землю и засмеялся...
  -Ты сколько тут хоть провел то?
  -Всю ночь.
  -Тебе бы встать с земли то, полечится там сходить, так и пневмонию можно получить и всё такое. Впрочем...я не врач, да и не мне это говорить тебе.
  -У тебя то как всё прошло, а Войцех?
  -Неплохо, прочитал стихи... - я присел рядом с Робертом на холодную землю. -Знаешь, я словно бы с ума сошел, ещё вчера...впрочем, может даже ещё раньше. И сейчас...словно бы апофеоз всего этого произошел.
  Роберт тяжело вздохнул, снова поднялся и сел обхватив колени, вперившись самым внимательным взглядом во вселенной в опустошенную им бутылку. Я тоже обратил свой взор на неё, наше общение словно бы имело ещё одного, третьего собеседника через которого мы и вели разговор...или может это некий портал, некая пограничная зона. Сейчас мы точно на распутье...это очевидно.
  -Знаешь...у меня в детстве, в совсем юном и босоногом была книжка...сборник сказок каких-то, не наших, что-то восточное как мне помнится...так вот главный герой в ней, выпил невесть откуда взявшуюся волшебную воду и лишился всех своих чувств. Ни любви, ни страха, ни сожалений, ничего вообще...зеро. Он бродил по странам, городам, деревням. Ругался, дрался, насиловал, убивал и вот однажды оказался совсем один. На старом болоте. Сидел там на небольшом пне и обдумывал всё сделанное собой, понял что с чувствами жить намного лучше, вот сам посуди, лучше же, легче...ну и покончил с собой. Прямо там в болоте и утопился.
  Дивная история из прошлого слегка поразила меня, но больше поразило многословие Роберта, тем не менее я вопросительно глянул на товарища и медленно протянул:
  -Ииии...
  -А? Ну вот...я такой же, я тоже лишен чувств, только ничего не делаю. И лучше бы мне закончить также как и главный герой из этой книжки. Закончить свои дни. Перестать отравлять собою.
  -Но, кого ты можешь отравлять?
  -Да всех и вся...знаешь, в старших классах я уже пытался убить себя. Вот прям по серьезному. Думал прыгнуть с крыши нашей школы...херась...и нет меня. Сколько там было, четыре этажа, ну полтора ещё плюсом, по высоте...я даже забрался туда. Тогда ветер был на улице, ревел очень сильно, северный такой, плотный словно кисель...я так и не решился даже посмотреть вниз, с того момента высоты до дрожи боюсь. А ещё больше боюсь умереть окончательно одиноким. И знаешь, иногда второй страх перевешивает первый, я иногда бродил по городу и забирался на мосты, через реку там что идут...через шоссе. Смотрел вниз, подолгу внимательно, пока дрожь не уйдет...так ничего и не выходило, я всё ещё боюсь всего этого. Высоты, одиночества...даже убить себя, как мне кажется. Это вообще самое трусливое.
  Над нашими головами, в высоте неба летел пассажирский самолёт, в тенях высаженных вдоль кладбищенской стены деревьев верещали воробьи и каркали вороны, разговоры кустов тут и там продолжались, атмосфера вокруг нас менялась, словно бы старательно обволакивала нас, старалась задержать. Роберт снова погрузился в себя, я попытался вывести его в реальность, стараясь найти как можно более подходящие слова:
  -Знаешь...чёрт, не мне вообще стоит, что-либо говорить. Я потерянный абсолютно потерянный человек, падающий всё ниже и ниже и только вчера, я, кажется, наконец, осознал, что можно выбраться из этого дерьма, придется, конечно, сильно карабкаться по горам дерьма, но в конце то...там точно будет чертов проблеск, обязательно! И да, если у меня хоть что-то получилось...то уж точно получится у тебя...я...я...мать твою, куда хуже тебя существовал, всегда один и всегда далек от общества и разговоров, а ты...в школе один из лучших, в институте, даже не вылетел оттуда...а я...я тот кто должен быть на этой могиле, лежать и кричать о себе, плакаться и жаловаться на то, как несправедлив мир. Вспоминать ебанные истории из детства, запивать свои проблемы и всё такое...
  Я сбился и меня начало трясти, кажется, внутри меня что-то зажглось, только, что я не имел понятия. Роберт впервые за многие годы наших разговоров внимательно слушал меня, и в какой-то момент, когда эта тишина излишне затянулась, пробормотал:
  -А может, мы просто не умеем жить, или вообще не понимаем что такое жизнь? Делаем вид лишь, играем словно бы в театре...портим себе и другим жизнь. Как вот эта твоя...
  -Зофия?
  -Ага...как ты мог оставить её, просто из-за меня, из-за того, что я позвал тебя бросить всё и уехать сюда. Я приехал сюда закончить всё, а ты?
  -Всё начать заново. А с Зофией...я думаю с ней всё в порядке. Я сказал ей, что ей уготовано большое будущее, и она точно это поняла правильно. А сейчас...я вообще...эм
  -Барбара?
  -Откуда ты...
  Роберт пожал плечами, а затем отмахнулся:
  -Ничего, мне не на что злится, уж поверь. А вы неплохо бы смотрелись, внатуре.
  Он провёл рукой по лицу, как будто хотел стереть себя, но вышло только размазать усталость. Я вновь задумался о будущем, о дальнейших действиях, о ценах на местное жилье, местах, где можно устроится работать, что дальше делать со своим творчеством...Барбара, её образ вновь всплыл в моей голове, теперь я уже точно и определенно чисто понимаю, что делать в своей жизни, что делать, чтобы не оборвать её самостоятельно. Стал ли понимать Роберт?
  -Ну как...я считаю, что неплохо живём. Выжили и слава богу, мы настоящие творческие камикадзе, не так ли?
  -Да...это уж точно. Войцех, знаешь...у меня в столе на квартире Барбары есть полностью законченный роман, может стоит его выпустить?
  -Выпусти, хуже уж точно не будет.
  -А как ты справился с чтениями, ну, они ведь наверняка что-то выкрикивали, говорили, судачили в общем. Как справится с этим?
  -Да никак...я не слышал ничего, в самом конце они аплодировали, кажется им понравилось, оно нарастало с каждой прочитанной работой и в конце...бах, занавес. Считаю что мы делаем всё верно.
  Мы оба замолчали, и на несколько мгновений кладбище стало похожим на театр после закрытия: стулья пусты, свет погашен, но дух представления ещё витает в воздухе. Тем не менее на следующие десять минут мы погрузились в раздумья, мечтания и молчание и лишь по прошествии времени, мы наконец решились:
  -Всё Роберт, идём домой к Барбаре, а то у меня уже зад отмерз сидеть тут.
  -Да, такими темпами мы действительно там окажемся...ну ладно, пойдем. Думаешь, всё выйдет у нас? Ну то есть, ты понимаешь, не зря ли все эти отсрочки смерти?
  -Думаю да, всё будет хорошо, если мы конечно будем старательно пытаться добиться счастья и успеха...хотя стоит начать с одного счастья, ты как думаешь?
  -Согласен, для начала хватит.
  Мы засмеялись. Тихо, по-заговорщицки. Словно бы школьники, сбежавшие с уроков. И вдруг мне показалось, что в этой простоте и был весь смысл: не в пафосе, не в истериках, а в том, что мы просто встали и пошли дальше...За воротами кладбища начинался мир. Не новый. Всё те же лужи, всё та же скучная реклама на автобусной остановке. Но мы уже были другими. Медленно и вполне уверенно, обсуждая всё произошедшее с нами ещё раз, мы поплелись в сторону дома. А дом - он ведь там, где тебя всё ещё ждут. Или хотя бы не закрывают дверь, когда ты снова показался на пороге.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"