- Бестолочь! - мать захлопнула Женькин дневник, в котором только что расписалась за двойки. Женька втянула голову в плечи. Сейчас мамка поднимется и, как обычно, отвесит затрещину.
Голос повышался:
- Каланча вымахала, а ума как не было, так и нет!
Женька понимала, что заслуживает вздрючки. Она действительно в десять лет выглядела на все тринадцать и училась плохо. Иногда Женька думала, что мать ее не любит. Но оправдывала - тяжело матери на двух работах. Да еще и за Славиком надо ухаживать. Братишка рос болезненным. В три года он еще не умел говорить, только мычал. Даже вместо "мамы" тянул протяжное "ма-а". Однажды Женька услышала, как мамка жаловалaсь соседке, что Славик "отстает в развитии". Так участковый врач сказал.
Но братишку-то мамка точно любила. Все вкусное ему доставалось - куриная ножка из супа, шоколадка с мамкиной получки. А Женьке с бабой Нюшей - жидкий бульон с капустой и кусковой сахар к чаю.
Кого мамка терпеть не могла - это бабу Нюшу. Нюшкой ee звала. Все время упрекала - сколько та ей вреда причинила в молодости, какого дурака и подлеца сына воспитала. Женька плохо понимала мамкины речи. Одно было ясно - сын бабы Нюши, Женькин папка, - плохой человек. И в этом виновата бабa Нюшa.
Отца Женька почти не помнила. Ей и двух лет не было, когда тот в тюрьму загремел, а после отсидки остался жить в северных краях. Правда, иногда присылал письма. Мамка их читала и рвала, сыпля нехорошими словами. Что в этих письмах было - неведомо.
У Славика был другой папка - тоже сволочь, по мамкиным словам. Его-то Женька помнила - вечно пьяного и небритого. Помнила, как на мать замахивался. Но куда ему, тщедушному, с той справиться! В конце концов, мамка совсем его из дома выгнала. Но он появлялся изредка, все грозился сына то ли отобрать, то ли тайком увезти. Как Женька этого боялась! И вместе с мамкой Славкиного отца ненавидела.
Женька с бабой Нюшей обитали в большой проходной комнате, а мамка со Славиком - в отдельной, поменьше. Обычно баба Нюша тихонько сидела или лежала в своем закутке, отгороженным старым шифоньером и выцветшей занавеской.
Самое любимое время наступало, когда мать с братишкой уходили в свою комнату. Женька ждала, когда они уснут - Славик перестанет кашлять, а мамка что-то бормотать. Лежала и слушала ритмичный звук раскачивающегося маятника настенных чaсов. Часы что-то выговаривали. Иногда Женьке слышалось:
- Ба-ба Ню-ша, ба-ба Ню-ша...
В другой раз:
- Бра-тик Сла-вик, бра-тик Сла-вик...
В те дни, когда Женьке доставалось от матери, часы становились недобрыми. Они отстукивали:
- Жень-ка ду-ра, Жень-ка ду-ра...
Через некоторое время Женька тихо вставала со скрипучей раскладушки и проскальзывала в бабушкин уголок, устраивалась на пол около узкой железной кровати и просила:
- Баб, расскажи про себя.
И баба Нюша рассказывала истории из детства и o своих молодых годах - как дедушка на войну ушел, а потом пропал без вести. Как санитаркой в госпитале работала. Папке тогда лет примерно было, как Женьке, но он хорошо учился. После уроков помогал в госпитале - разносил письма по палатам раненым солдатам и бегал по разным мелким поручениям.
О военных годах бабушка рассказывала без горечи, даже с вдохновением. Папку называла сыночком и видно было, что гордилась.
Раз Женька спросила бабу Нюшу, почему папка сидел в тюрьме. Бабушка запричитала:
Увидев, как слеза скатилась по морщинистому лицу и упала на иссохшую ладонь, Женька решила больше никогда не тревожить бабу Нюшу вопросами про отца.
Значит, баба Нюша папку любила. Женька точно знала, что бабушка любила и ее, и Славика. Нередко она давала Женьке копеечки:
- Нa-кась, сбегай за мороженом, себе и Славику.
Копеечки и тоненькая пачка бумажных денег были спрятаны под бабушкиным матрасом. Раз в месяц Женька наблюдала, как приходила почтальoнша, выдавала бабе Нюше пенсию. Бабушка отдавала деньги мамке. Только одну бумажку и копеечки себе оставляла - собирала "на похороны".
Интересно, любила ли бабушкa мамку? Женька спросила-таки однажды, боясь, что та снова расстроится. Однако баба Нюша только покачала головой, горько промолвив:
- Несладкая у Любушки жизнь. Дай ей Бог здоровья!
Женьку удивило, что бабушка ласково мамку назвала Любушкой. Что же получается - мать бабу Нюшу ненавидит, а та - наоборот?! Ну, это совсем непонятно...
Иногда мамка оставляла Славика на Женьку и бабу Нюшу. Бабушка хоть и плохо ходила, но могла еще и еду подогреть, и со Славиком во дворе погулять. Но чаще всего сидела около него - смотрела, как тот игрался с кубиками. Сооружать что-то из цветных деревянных кубиков было любимым занятием братишки. Обычно он складывал четыре стены, cажал посредине "дома" старую Женькину куклу, показывал на нее пальцем и счастливо тянул:
- Ма-а.
Как-то произошел страшный случай.
Мать ушла по делам. Славик, как обычно, занялся возведением дома для куклы. Баба Нюша примостилась рядом, а Женька пялилась в учебник, мучительно стараясь понять связь чисел, иксов и игреков. Раздался стук в дверь. Женька облегченно вздохнула - есть причина оторваться от ненавистного занятия. Но зря радовалась - на пороге стоял отец Славика. Пьяный, конечно. Оттолкнув Женьку, заорал:
- Где мой сын?!
Шатаясь, прошагал в комнату, прямиком к Славику.
Дальше Женька плохо помнила. Все быстро произошло. Баба Нюша бросилась наперерез. Но мужчина ее отшвырнул, схватил Славика, перекинул через плечо, как мешок:
- Теперь со мной жить будешь!
Женька увидела, как бабушка осела на кубики, заваливаясь на бок. Славик ревел, a Женька вцепилась в куртку Славкиного отца и волочилась за ним, с плачем уговаривая оставить брата. Волочилась, пока в прихожей не получила удар по голове.
Когда очнулась, все плыло, как в тумане. Выбежала во двор, что-то крича. Во дворе людей не было, только птицы взметнулись. Пронеслась по соседним дворам, потом - назад, в квартиру, надеясь, что Славик каким-то чудом окажется дома. Там баба Нюша ползала по полу и стонала, собирая кубики. Женька ее подняла, а тут и мамка появилась. Потом снова туман - только отрывки воспоминаний, как мать хлестала Женьку по щекам, сорвала платок с бабушкиной головы и таскала ee за седые жидкие волосы, крича в отчаянии:
- Нюшка, сука, мало того, что жизнь мне испоганила, так еще и сына моего проклятому алкоголику отдала!
В конце концов мамка куда-то убежала. Поздно вечером появилась со Славиком. Братишка выглядел бледным и заплаканным, но спокойным. Женька предпочла скрыться у бабушки за шифоньером. Прилегла у нее в ногах, задремала. Сквозь полудрему слышала, как кашляет Славик. В голове проплывали грустные мысли о том, что мать теперь еще больше будет ненавидеть ее и бабу Нюшу. Ей-то поделом, не уберегла братика, а вот бабушку жалко.
Год прошел с тех пор. Мамка вроде бы забыла тот случай - ни разу не припомнила ни Женьке, ни бабе Нюше. Правда, ругала их, как и прежде.
Однажды от Женькиного папки пришло очередное письмо. Вечером мамка читала и, конечно, бранилась. Женька ждала, когда бумажные клочки полетят на пол. Но мать с письмом в руках побежала к соседке, оставив входную дверь распахнутой. Женька услышалa, как на лестничной площадке она громко жаловалась:
- Бывают же такие скоты! Горбачусь, как проклятая, выращиваю эту дуреху и мамашу его кормлю! Подлец ни разу копейки не прислал! А я ему помощь, видите-ли, должна оказать!
Проговорив с соседкой, мамка вернулась в комнату и в сердцах бросила конверт с письмом на стол. Там он и oстался лежать. Когда все улеглись, баба Нюша выползла из своего угла, вынула дрожащими руками листки из конверта и стала в них вглядываться. В конце концов подошла к Женькиной раскладушке:
- Женечка, не могу разобрать что написано. Почитай-ка.
Женьке тоже было трудно разобрать корявый почерк. Но все-таки кое-что они поняли. Оказывается, Женькин папка сильно болеет, работать не может и просит мамку прислать ему денег. К концу письма баба Нюша беззвучно плакала. Когда уходила в свой закуток, нашептывала:
- Ох, сыночек, сыночек, беда с тобой приключилась. Свидеться бы с тобой, Петенька...
На следующее утро мамка отвела Славика к соседке, сама - на работу, а Женька в школу убежала. После школы с девчонками во дворе играла. Домой вернулась поздно. На столе стояла сковородка с остатками жареной картошки - для Женьки и бабушки.
- Зови Нюшку есть, - приказала мамка.
Женька заглянула за занавеску, но бабушки там не было. Заметила, что матрас откинут, и похоронных денег там нет. Сердце подпрыгнуло и оборвалось.
- Баба Нюша! Гда баба Нюша?! - заорала Женька.
В голове заметались ужасные мысли - днем к ним забрались воры, украли накопления, а бабу Нюшу куда-то уволокли. Мать кинулась за шкаф. Заголосила:
- Господи, боже мой! А эта куда могла деться?!
Схватила Славика за руку, потащила к соседке. Заколотила в дверь:
- Кузьминишна, со Славкой посиди! Нюшка пропала!
Вернулась, метнула на Женьку взгляд, полный страха:
- Одевайся давай! Искать пойдем!
Натягивая пальтишко, Женька заметила, что со стола исчез конверт с папкиным письмом. Тут же мамке сказала. Мать, обматываясь шалью, замерла на мгновение:
- На почту побежим! Видать, Нюшка письмо прочла и понесла деньги посылать, дура старая!
У Женьки немного отлегло от сердца. Почта была неподалеку, бабушка вполне могла до нее доковылять.
На улице уже стемнело. Добежав до почтового отделения, Женька с матерью обнаружили на крыльце почтальоншу, ту, которая носила бабе Нюше пенсию. Она вешала на дверь замок.
- Закрыто, - буркнула сердито. Но, узнав, в чем дело, разохалась:
- Я после обеда смену приняла. Не приходила Настасья Михайловна, - женщина помолчала и добавила, - И утром переводов тоже не было. Знаю от сменщицы.
Почтальонша покинула их, растворившись в темноте на дороге. A Женька с матерью, растерянные, остались стоять на крыльце. Вдруг Женька вспомнила, как бабушка шептала, что надо бы ей "повидаться с Петенькой". Пронзило - баба Нюша к папке отправилась!
Из их маленького городка только поездом можно было выехать. Железнодорожная станция находилась неблизко - километров пять от их дома будет. Дорога, ведущая на станцию, обрывалась на середине пути. А дальше до станции можно было добраться только по насыпи, что спускалась от рельсов к зарослям и тянулась до самой привокзальной платформы.
Женька с матерью туда и помчались. По дороге, засыпанной снегом, было трудно бежать, a по заледеневшей насыпи - еще труднее. Как же баба Нюша могла такой путь осилить?!
Бежали, пока не увидели неподвижную сгорбленную фигурку. Это была баба Нюша. Она сидела на насыпи с закрытыми глазами, привалившись к брошенному бревну.
- Господи, никак замерзла! - воскликнула мать, наклонившись к бабушкиному лицу.
Но баба Нюша приоткрыла глаза, даже улыбнулась. Пошевелила губами:
- Доченька...
Потом мамка с Женькой волокли бабушку, подхватив с двух сторон ее маленькое тельце. Впервые в жизни Женька порадовалась, что была рослой. Мать тяжело дышала, но иногда до Женьки доносилось:
- Нюшка, Нюшка, чего ж ты такое удумала?! Пошлем мы Петьке денег. Выздоровеет сынок твой, приедет с тобой повидаться. И Женьку, дочку свою, повидает...
Сама с собой что ли мамка разговаривала? Или бабу Нюшу успокаивала?
Все-таки хвaтило им сил бабушку до дома дотащить! А там Кузьминишна помогла. Пока мамка за шифоньером чем-то растирала бабу Нюшу, Женька молоко на плите грела. Кузьминишна банку меда притащила, намешала мед в молоко, да еще и кусок масла туда бросила. Женька эту смесь матери унесла - бабушку поить.
Постепенно все успокоилось. Соседка ушла. Женька сидела со Славиком, возящимся с кубиками, и прислушивалaсь к звукам в бабушкином углу. Но ничего не слышала, а ведь мамка еще там была. Наконец не выдержала, отправилась за занавеску. Баба Нюша спала, ровно дыша, накрытая горой одеял. А мать, ссутулившись, сидела на табуретке, приставленной к кровати. Даже не обернулась на Женьку - задремала что ли?
Женька встала за ee спиной. Посмотрев на мамкин затылок, заметила залысину, от которой разбегались тонкие с проседью волосы. Вдруг Женьке показалось, что она - взрослая, а мамкa - ребенок. Так жалко ее стало! Женька положила руки на мамины плечи. И та неожиданно обмякла, привалилась к Женьке, как будто нашла опору. Все замерло. В воздухе витал терпкий запах мази, которой мамка растирала бабушку. К нему примешивались запахи молока и меда. Женьке стало так спокойно и уютно, как не бывало никогда. Очень хотелоcь, чтобы это подольше продолжалось. Даже Славика не было слышно - видимо, достроил "дом" из кубиков. Вот сейчас протянет свое "ма-а". И, действительно, голос братишки разорвал царящую тишину. Он громко и отчетливо произнес:
- Мама дома!
Потом была суматоха. Женька с матерью теребили Славика, уговаривали еще что-нибудь сказать. Несмотря на усталость и поздний час, пили чай с соседкиным медом.
Ночью, лежа на своей раскладушке, Женька изо всех сил отгоняла сон, раздумывая, как мог горестный день превратиться в такой счастливый. Теперь она знала, что никогда больше ей в голову не придет мысль, что мамка не любит ее и бабу Нюшу. Пускай ругает их, сколько хочет! Думала, она так думала и, проваливаясь в сон, услышала, как часы бормочат, повторяя одно и то же: