Я  умру
на  твоих руках
под  жёлтой   Луной.

Очень  нежный запах
серебряных  звезд
зовёт  меня  вверх.
Там читаются  мысли,
рождаются  сны,
и  плывут  облака.

За   зеркальными  лицами
прячется  мудрость
молодых  стариков.

Обними меня  плеть,
успокой  мою  страсть,
пало  в  землю  зерно.
Если  хочется  спать,
если  что-то  болит,
- это было
давным-давно.

Разжижается  мозг,
и  дефицит  тишины
на  улицах  пыльных  трав.

Разорвался  туман.

Под  напором  беды,
твой  крейсер  уходит
один
по  наклонной  во  тьму,
не  взирая  на смех,
бежит  в  твоих  венах
Адреналин.

Первый  снег
в  этом  году
постелился  в  большую  кровать.
Ранний  визит.
Жёлтые  листья.
Рваные  письма.
Третий лишний.
Никому никогда не узнать.

Их  ждали  домой,
хлеб  на  ответ,
накрылся обеденный стол.
Слёзы в платок.
Крохи в рот.
Под столом - голодный кот.
Такая большая семья.
Но  кто  это  видел?
Наверно,  не  я.

Тройка  Святых
пернатых  и  мудрых.
Четверка  гребцов
влажных  и  нудных.
Все  они  дети
своих пастухов,
они так живут
на  заснеженном  поле,
из  глубин  веков,
на  дланях  стариков.
Будет  веселье,
пьётся  вино,
всем  всё  равно.
И  тихо  деревья
шепчутся  в  печке.
Души  злодеев
страдают  в  овечках.
И  кот  лижет  яйца
на  первом  снегу.
Но  кто  это  видел?
Я так не  могу.

Не всё, к чему прикоснешься ты, будет золото.
Золотые реки намного чаще текут, чем голубая кровь.
Кровь.
Насколько она нужнее породистому псу, чем поэту?
Поэтому ты пьешь мою кровь, и наблюдаешь за звездами.
Звезды.
Как можно так долго сохранять беспристрастие?
Страшные сказки ведь кто-то придумал для добрых детей.
Дети смеются, когда ты выходишь ночью на улицу.
Улица - мать очень многих героев вчерашних дней.
День, отличимый от ночи, лишь только по свету и тьме;
запомни:
тьма - это не там,
где просто не горит фонарь.
Твой  чёрный  букварь - это то, что ты просто
не можешь понять.
Твои тонкие руки хотят меня крепко обнять.
Я  песок,
ухожу сквозь пальцы,
и теку на восход...
Не прикасайся ко мне.

 
Люди  бывают  разные -
женщины,
и  не  совсем.
Женщины  бывают  прекрасные, но вместе  с  тем...
и  вот  оно  исключение,
закономерное,  как  Рассвет.
Всё  прекрасное,
как  первое  цветение,
вмиг  оказалось  эхом
твоего  имени.
Несчастные...
...Я не  знаю о  вас,
старухи  ужасные,
запели  эту  женскую  песню
о  том,
что  завтра  не  умрет 
никогда
ты  мне не  скажешь 
никогда,
пока  мы  не  уйдём,
и  в  наших  детях
столь  гордое  слово
никогда,
будет  иметь  смысл:
никогда
не  умрет  эта  Любовь
и  родство  душ,
слияние  тел,
и  добродетель  наших  дел,
и  бесконечный
двухтысячекилометровый
оргазм
от  пальцев  твоих  ног
до  Северного  полюса,
по  лепесткам  пурпурных  орхидей
фантазий
и  идей,
подсказанных
из  Космоса
будет  подсматривать
гуттаперчивый  человек,
и  коротать  свой  тысячелетний
век,
завидуя  нам
молодым.

Прости
за  то,  что  был  рядом  с  тобой,
а  теперь
за  тень  за  твоей  спиной.
За  то,  что  спишь  ты  сейчас  не  одна,
я  охраняю  твой  сон,
я  окно  и  стена.

За  то,  что  не  можешь прикоснуться  ко  мне,
За  то,  что  не  видишь (быть  может,  во  сне?)
за  то,  что  я  прячусь за  гладью  зеркал
(в  которые  смотришь),
и  за  то,  что  узнал...

Что  созерцаю  рассвет  твоих  глаз,
чистоту  твоих  рук,
невинность  фраз.
Что  я  не  живу
ни  здесь,
ни  где  ты.
Прости.
Я - везде.
Я - там,  где  ты.

Я - воздух  что  входит  в  глубины  тебя,
я -  Солнце  что  греет  только  тебя,
я -  твоя  пища,
хлеб  и  вино,
радость  и  горе,
грусть  и  смешно.

Не  я  завел  эту  игрушку,
просто  было  очень  жаркое  лето -
то  бледный  мальчик потерял  свою  подружку
в  звёздных  полях по  ту  сторону  Света.
Тайный  магнит дал  команду  по  почте,
с  западным  ветром средство  от  скуки.
Вмиг  стали  бессонными летние  ночи.
Я  бегу  за  колесом двигателя  разлуки.

Не  ты  завела  эту  игрушку -
слишком  много  золота было  этой  осенью.
Дождь  от  моих  глаз скрыл  мою  подружку
за  океаном -
молодым,  да  с  проседью.
Время  исчезло, как  суть  мироздания,
О с т а н о в и л с я
бегущий  малыш.
Шепот  листвы ушёл  в  подсознание
вещими  снами - но  ты  не  спишь.

Никто  не  заводил  эту  игрушку,
лишь  белое  покрывало легло  на  наши  чувства.
Тонкий  лёд  показал путь  к  сердцу  моей  подружки,
где  холодный  лабиринт создал  новое  искусство.
Нежным  дыханием подснежник  смирения
улыбнулся  Солнцу.
С  первым  лучом и  в  тишине полярной  ночи  забвения
я  слышал  далёкое:
Мы  будем  вдвоём.

Сама  по  себе  заиграла  игрушка,
начала  думать и  верить  в  судьбу.
Вылились  краски на  щёчки - веснушки,
и  босиком на  святую  траву.

Все  начинается с  первым  цветением.
З а з е л е н е л о
поле  любви.
Свежая  вечность, бесконечно  весенняя
прилегла  отдохнуть в  ладошки  твои.

Ветер
не способен повернуть всё вспять на этом свете.
Дети
не могут знать всю правду о  жизни отцов.
Тайны
никогда  не  откроют ответ на страницах газет.
Через день,
и через 3 тыщи лет всё будет таким, как ты видишь
рассвет
никогда не принесёт  в разноцветьи западный свет.
Билет
в лучший мир никто для тебя не отдаст без души
взамен
что ты предложишь тому, кто может продлить твой последний день
за   минуту,
что длится  уж  2 тыщи лет страданий и бед.
Не плохо.
Точнее, не всё так уж плохо, раз включают рассвет.
Ответ
на банальный вопрос о смысле вхождения в этот абсент,
о вечной любви,
а также о роли Крылатого Дерева Смерти в конце пути,
или в начале,
когда ветер ломает все стрелки на твоих часах.
На твоих часах
вместо точного времени ты видишь чьи-то глаза.
Ты видишь эти глаза
каждый раз, когда сон раздевает тебя до тебя
в зеркалах
можно видеть помимо живой красоты  белый страх
ледяной пустоты,
когда сладкое завтра становится горькой могильной плитой.
Вчера
на пыльной дороге больную собаку коснулся взмах Крыла.
Беда
продает билет на свою гастроль в мировом турне
за  детский смех,
за  большой успех,
и сладкий грех,
и  ещё за деньги,
ароматные деньги с портретом всех тех,
тех, кто ждёт тебя
под тенью ветвей у самых корней.
Вспомни,
что будет, если ты потеряешь свой компас большой мечты.
Если
в  прошедших веках, заблудившись в словах,
не придумали слово "если",
слышать
только то,что шифрует на родном языке твоё
сердце
никогда не узнает о роли  Крылатого Дерева Смерти
в жизни,
пока ты не полюбишь живущую в листьях песню ветра.
Дети
будут играть в  своих тенях, не видя источника света.
Тайны
иногда приподнимают платье для показа своих стройных истин,
доставай свои кисти
в этот день
ты найдёшь  мир  не таким, каким ты его хочешь принять.
Ты будешь смеяться,
потому что ему  на тебя наплевать.
И не мир
нарисован на гладкой стене, чтобы радовать глаз.
Сейчас
ты лежишь на холсте в гипнотическом сне
неглиже
в окруженьи замерших стрекоз и гуашевых роз
на стене,
в галерее искусств  абсолютной среды
Института
Мер и Весов,
распределяя поля,
и цепляясь за сеть,
ты играешь себя,
но нет сил терпеть.
Ты кусаешь губы,
и смеёшься сквозь боль.
Они это любят -
ты возьмешь эту роль.

Океан, и выпавший из колбы организм.
Чужой дом, и вырванный из сердца механизм.
Ночной полёт над безмятежным биополем Ваших рук,
залитых Солнцем мне приснившися планет спокойный свет.
Соль Ваших слёз, след тонких ног.
В песке замёрз опавший скульптор - 
он не смог придать безличию свободу зыбких форм,
изобразить Бессмертие и Смерть одной фигурой.
Как он бездарен!
Он ваял с натуры.
Грех хода мысли, лабиринт любовных драм
поднял стихию, камни, грустный Океан.
Из Ваших рук он принял страсть
и молодую кровь.
Из Ваших уст он пил прохладу Солнечных ветров.
У Ваших глаз он видел стражей Зеркала Судьбы,
просил он Вас простить его порыв,
и милых грешников и тонущих в Любви,
пустить к себе на дно,
пока идёт прилив...

Львы на золотом поле твоего сна безмолвно наблюдают восход
одиннадцатого императора на свой терновый трон
по кисточке хвоста.
Ты одна,
кто вышел сопровождать его к вершине власти.
Перемена стиля возбуждает у Близнецов
интересные страсти, 
и прощённый ситарист плюнул в лицо охотников на Львов
свою песню,
лопнувшим нервом,
зная, что спокойствие - удел сильных.
Странные вести принёс ветер своей интонацией.
Жесты были просты, как истина.
Вино пролилось дождём, и слетели маски с заморских деревьев,
оголив пожелтевшие лица.
Львы при этом смеялись
и плакали колосья золотом,
чистым небом
и солнечным днём.

Уверенность и царственность,
вера и преданность - 
в этой мелодии
смысл жизни заоблачных часов,
идущих вдоль ритма твоего сердца.
Звенящая тишина и шёпот колоколов,
возведение замков и подрывы мостов
отвечают сути твоего сознания -
сгореть самому,
и сжечь самого дорогого тебе человека.
Это ли не истина
первой любви?

Нити возвышенного органа
и барабан твоего мозга,
инфантильность профессиональной хватки
и локальные пятна на бархате лоска.
Смотри в зеркало и зри монстра, который своевременно тебя сожрёт,
лишь только ты перестанешь слышать
Ритм  Своего Сердца.

Ничего не принесла весна поэту в эпоху Осла.
Осёл принёс сентимент на момент и унёс.
Момент отпечатал печать в памяти твоей улыбки.
Момент отпечатал печать твоей улыбки в памяти.
Память хороша своим беспамятством, верностью и бледностью.
Бледность бледно-розовых роз на воде накрыла вуалью айсберг Титаника.
Вуаль на Ваших честных лицах сотрётся вместе со змеиной кожей.
Лица составляют основу рабочего дня художника-таксидермиста.
Художник под дождиком пытался обнять акварельную девушку.
Девушку-конфеточку заалкалось съесть гуттаперчивому дедушке.
А последняя брачная ночь заманила меня В бесконечное безначалие.
И молчание, как награда за страдание, пришло на смену прозябанию.

Ушла зима,
так и не постучавшая в дверь война...
Ничего не принесла весна
поэту
в эпоху Осла.

Мой милый, мой стеклянный дом
сожрал огонь, подкравшись незаметно ночью,
лизнул бесшумно тёплым языком,
и я смотрел, сомкнувши веки, на пустые звёзды.

Мой милый, мой стеклянный дом
остался там, где жил тот гордый Виктор.
Под зноем фонарей больших окон,
над облаком, над лесом, над рекой.

Я буду в горы дальше уходить,
чтобы с вершины на ступень подняться выше.
Последний шаг... Зачем мне в тверди жить,
когда сгорел мой милый дом.
Старуха, слышишь?

Но выше выси я увидел красоту -
она спасла мой мир, блистающий и белый.
У глади озера я попросил себе мечту,
мой милый дом, твои глаза и тело.

Всё чаще выходит с ружьём подметальщик
в кафельный лес городских туалетов.
Это октябрь - плачущий мальчик,
это к людям вернулась
осенняя глупость.

Скупо пошарив в бездонном кармане,
вылилась грусть на жёлтый проспект.
Холодно.
Я прячу горло в лисий хвост,
забыв отстегнуть волчьи зубы.
Потрескались чьи-то губы,
и отвалился кусок неба
с напудренного лица природы.
Всё провонялось дымом мусульманской злобы,
и кажется, что всё осточертело,
и люди стали становиться в очередь
на кладбище,
а птицы больше не поют бесплатно.

Ах  осень, осень,
жёлтая свинья...
Великолепен мир
день ото дня.

 В дальнем углу уж не слышно мышей. 
   Поломалась возня, 
   и ушёл человек на высокую кручу 
   разговаривать с тучей. 
   
   Вот лежит на печи дед - хозяин ночи, 
   бородой разметав по квартире своей 
   звёзды. 
   А квартира - не жизнь, 
   дальше стенки - не плюнь. 
   Огорошенный мир, 
   огороженный Клюнь 
   червячка-старичка: 
   эка рожица - глянь, 
   на тебя он похож, 
   и шепочет : не трожь!
    
   Серед поля растёт колосок да лесок 
   Заблудился... 
   А здесь -  
   теремок-городок, люди чудные там, 
   и не знают, что здесь - 
   я, - кто нужен Вам! 
   Возьми да повесь. 
   Мужичок-мужичок, 
   где же правда твоя?.. 
   Ой я глупый я, 
   ой я глупый я... 
   А затылок болит, 
   да в глазах кутерьма. 
   Ой напился я, 
   ой напился я!.. 
   Дальше взгляда не брось, 
   дальше уха не слышь. 
   Дальше - больше? 
   - нет, меньше. 
   Ближе к делу? 
   - нет, к телу. 
   
   А к земле пригибаются пальмы, 
   и трещит по глазам дом хрустальный. 
   Но тень ночи стоит у входа в спальню. 
   И ждёт тебя, 
   и новый день, 
   необычайный.