А н а т о л и й В Е Р Е М Ь Ё В
П О Э Т Ы
Привычно у русских поэтов,
коль выше других - уж заскок,
хватают чуть - что пистолеты
и палят себе в висок.
Да каждый известный науке
хоть малость большой поэт
убит иль накладывал руки,
моих не опробовав лет.
Пал Лермонтов на дуэли,
Есенин повис у окна,
Высоцкий затих в постели
от горести и от вина.
И даже трибун Маяковский,
решивший писать для газет,
других учил жизни геройской,
а сам умер всёж как поэт.
И что они все натворили,
ссуждённые рано упасть?
Быть может - не то говорили,
что нужно имущим власть?
Не в те, может, звёзды глядели,
и песни слагали не те? -
беспомощные на деле,
прирученные к красоте...
И что у них за проступки,
с какими в могилу лечь?
Кому-то помяли юбки?..
Но разве про юбки речь!?..
В тюремном дворце Петрограда,
не ради красивых слов,
расстрелян бойцами отряда
поэт Николай Гумилёв.
Да, был он не красным - белым,
и верил в великих царей...
Но как ему ладно пелось
о зове далёких морей.
Теперь этот зов не нужен,
никто не продолжит сюжет -
"осыпалось золото с кружев",
с любимых "брабантских манжет."
И книги стихов затерялись.
Забыть ведь страшней,чем убить!
О, скольких ещё расстреляли
и скольких велели забыть!
Кровавы былого страницы,-
на радость народу и страх
поэтов гноили в темницах
и книги их жгли на кострах.
Я сам насмотрелся злобы
в воспетые времена,
как шрам со мною до гроба -
культ личности и война.
Смертельные зёрна сеют
палач и вознёсшийся хам,
и песни "с петлёй на шее"
слагал не один Мандельштам!
Никто никогда не услышит
конца, если нет начал,-
ни тех, кто давно не дышит,
ни тех, кто всю жизнь молчал.
Теперь, поминая великих -
по титулам мудрых книг,
смотрю на знакомые лики
как будто был сам среди них.
Я тоже корпел под небом
и тратил беспечно дни
и тем же кормился хлебом,
и чувствовал - как Они.
Живу, когда многих нету,
с нежданно тяжкой виной,
что смерть как награда поэту
меня обошла стороной.
Уж время моё на исходе,
и нет остановки в пути.
Поэты ко мне приходят -
а мне к ним уже не придти!..