Верещагин Олег Николаевич : другие произведения.

Путь в архипелаге. Рассказы 18-22 (окончание)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 4.40*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Окончание самого долгого по выкладке романа. Спасибо моим читателям и моим друзьям - в настоящем и прошлом!

0x01 graphic

Терсхеллинг

РАССКАЗ 18

Г И П Е Р Б О Р Е И

  
   Прольётся кровь на камни
   И грудь пронзит клинок...
   Но мести вскинут знамя
   Все те, кто выжить смог!
   Вперёд, северяне!

Древняя песня

* * *

Ада Якушева

   Мой друг рисует горы,
   Далёкие, как сон,
   Зелёные озёра
   Да чёрточки лесов.
   А рядом шумный город -
   Стеной со всех сторон, -
   А друг рисует горы,
   Далёкие, как сон.
  
   Мой друг - он друг отвесным
   Холодным ледникам,
   Он друг отважным песням
   Да редким маякам.
   Он любит горный ветер,
   Раздумья до зари,
   Он любит горы эти
   Товарищам дарить.
  
   И в ясный день, и в горе
   Упрямо верит он,
   Что есть на свете горы,
   Далёкие, как сон...
   Мой друг мне тем и дорог,
   Что днём и ночью он
   Возводит к небу горы,
   Далёкие, как сон...
   Сэнди Кларик не успел уйти из своего лагеря.
   Давненько я не видел такого. Расслабился. Очевидно, негры напали под утро и сразу прорвались за частокол - иначе не объяснить было того, что возле обугленных, но не разваленных стен из мощных брёвен в два обхвата не было следов боя, зато внутри, среди разрушенных шалашей, они имелись отчётливо.
   Во всяком случае, люди Сэнди не сдались просто так.
   Пепелища уже остыли. Бой был дня три, а то и четыре назад, над трупами, разбросанными тут и там, уже крепко поработали звери, а то, что уцелело, начало разлагаться. Андрей, успевший порыскать в окрестностях лагеря вместе с Йенсом, Фергюсом и Димкой, сообщил, что негры ушли на юг.
   - Земля обетованная, её мать... - уныло сказал Олег, не стесняясь девчонок. - Приплыли.
   - Ну, ничего другого мы и не ожидали встретит, - справедливости ради заметил я. Потом добавил после недолгого молчания: - Надо похоронить, что осталось.
   Никто особого энтузиазма не проявил, но и спорить не стал...
   ...Если честно, меня Америка немного разочаровала. Совершенно не понимаю, почему. Кругом был густющий красивый лес, только-только начавший кое-где светиться осенними цветами, а в остальном - зелёный и весёлый. Наверное, я подсознательно ожидал чего-нибудь "иного". А, если подумать - чего? Та Америка, о которой я подумал, создана её людьми. А их здесь - хрен да малина и им не до прокладки дорог через весь континент...
   Надо было держать точно на юго-запад, чтобы до настоящих холодов перевалить Аппалачские горы и зазимовать на их западных склонах. Потом - Великие Американские Равнины и Кордильеры... Впереди были месяцы и месяцы пути - и странно, но мысль о них порождала не ожидание тяжестей и бед, а странно-зовущее чувство, похожее на далёкий, еле слышный звук трубы...
   "Дорога растворила меня в себе," - вспомнил я слова, прочитанные в дневнике Лотара (я иногда доставал его и перечитывал местами, или рассматривал рисунки). Да, это, кажется, так... Если представить себе ситуацию: я вернулся домой, всё как-то утряслось - не знаю, как, да и не важно - я ведь не смогу там жить. Спокойно - не смогу. Неинтересно мне будет. Скучно...
   "Зато тут сплошное веселье, - не без иронии подумал я, не переставая внимательно вглядываться в лесные заросли, однообразно-красивые, мимо которых мы шли; именно в этом однообразии могла таиться опасность. - Надо у Вадима спросить, как он думает - похоже это на книжки про Зверобоя?.. Хотя - у Вадима я ничего не спрошу. Я его вообще долго не увижу. Или не увижу вообще."
   - Пора на ночлег устраиваться, - подошёл ко мне Раде, шагавший в головном дозоре. - Там Мило с Видовым хорошую полянку нашли...
   - Ну если уж полянку... - вздохнул я, поворачиваясь к Йенсу. - Фергюс с Димкой не подошли? - они ушли - точнее, свернули - на охоту и пока что не появлялись.
   - Подойдут, - со спокойным оптимизмом откликнулся немец...
   ...Полянка, найденная сербами, в самом деле оказалась что надо. Ручеёк протекал неподалёку, и скоро запылал костёр, в центр которого победоносно водрузили здоровенный, похожий на осьминога, смолистый пень - так, что готовить оказалось возможно лишь с краю, подальше от свистящего пламени. Я умиротворённо наблюдал за всем этим, не принимая в разбивке лагеря никакого участия, поэтому первым "засёк" Фергюса и Димку. Они тащили оленя и вещмешок, набитый чем-то так, что горловина не затягивалась.
   - О, - заметила Линде, - мы думали, что вас покрадали индейцы.
   - Украли, - добродушно заметил Димка, одновременно сбрасывая с левого плеча свою часть жерди для переноски оленя, а с правого - вещмешок, из которого раскатились бурые, в комочках приставшей земли, клубни в пол-кулака размером.
   - Ёлки-моталки! - завопил Басс. - Картошка!
   - Жаль, Лидка не попробует, она мечтала, - заметил я и невольно громко сглотнул, вызывав общий смех - рот наполнился слюной. - Ну что? Пюре не сделаем, так хоть испечём! Ленка, доставай соль!
   - "Ленка, доставай соль"! - заворчала Власенкова, раздёргивая горловину вещмешка. - Ленка, доставай сахар, доставай кофе, доставай то да сё... А о зимовке, между прочим, одна Ленка, похоже и думает. Остальные жрут!
   - Первую зиму мы тоже поздно готовиться начали - и ничего, перезимовали, - лениво возразил Олег Крыгин, - ладно тебе, Лен...Здесь и зимы должны быть потеплей, чем у нас...
   - Может, кто-нибудь поможет мне с оленем? - в пространство спросил Фергюс, свесив между колен окровавленные руки с финкой.
   - Не порть шкуру! - всполошилась Танюшка. - Погоди, я сейчас! Вообще подвинься! - она решительно потеснила ирландца. - Давай вон потроши, а я шкурой займусь...
   ... - Долой, долой туристов,
   Бродяг-авантюристов, - напевал Басс, -
   Представьте, в магазинах не стало ни шиша!
   Не стало ни тушёнки,
   Ни пшёнки, ни сгущёнки -
   Сожрала всё проклятая
   Туристская душа...
   - Спроси у них про душу, - - поддержала Танюшка, -
   Они тебя задушат,
   Спусти на них собаку -
   Они её сожрут... Эх, как мы с Ленкой Рудь и с Кристинкой пели... - она горько улыбнулась. Йенс, выкатывая из пепла картофелину, как-то удивлённо сказал:
   - Я сам раньше к вот этому... ну, как бы народному творчеству... я к нему равнодушно относился. Отец большой любитель у меня... был? есть? - он улыбнулся. - Вот и запало кое-что в память. А сейчас здесь жалею, что мало запомнил. Что-то во всём это... такое, - немец вздохнул снова и начал перебрасывать дымящуюся картофелину с ладони на ладонь.
   - А мне, если честно, всегда нравились народные песни, - вдруг сказал Раде. - У нас в сёлах их до сих пор часто поют, - он улыбнулся растерянно и признался: - Только я не умею.
   - Давайте есть, ребята, - тихо позвала Ленка. - Всё готово.

* * *

   Я проснулся рывком, сразу. Было, судя по звёздам, около двух ночи. Рассыписто рдели угли на месте костра. Обострённым чутьём я ощутил - часовые не спят, все на местах. Было прохладно, но не настолько, чтобы проснуться. В чаще похрустывали ветки, потом истерически зарыдал филин, забился, захохотал, как сумасшедший. В просвете древесной кроны черкнули небо сразу несколько звёзд. Мне вспомнился прошлый август, степь за Каспием и вот такие же звездопады... Как там Кристо? Живут ли они всё ещё в нашей карпатской пещере, или ушли куда-нибудь? Жив ли вообще?
   Так. А чего это я всё-таки проснулся? Выспался? Нет, кажется, нет. Не от холода тоже... Не от звуков... Ни от чего.
   Плохо дело. Откинув одеяло, я сел, подтянул ворот куртки. Нашарив одним движением дагу, сунул её за стяжку штанов и встал.
   - Ты куда? - тихо спросила Танюшка.
   - Часовых посмотрю, спи, - так же еле слышно выдохнул я. Танюшка, кстати, и не просыпалась. Это так был, контрольный вопрос.
   Я подошёл к углям, постоял возле них, полузакрыв глаза и прислушиваясь. Потом двинулся в сторону часовых.
   Яна я не нашёл и на несколько секунд впал в обалдение, но меня стукнуло по голове веточкой и, вскинувшись, я обнаружил, что поляк этаким невозмутимым древесным грибом-наростом устроился на широченной ветви точно надо мной.
   - Ну и?.. - прошипел я. Поляк ответил:
   - Вшистко тыхо естем.
   - Можешь не переводить, - отрезал я и свернул в сторону, давая кругаля в те места, где должен был находиться второй часовой.
   Бесшумно ступая, я подумал, что там давно пропорол бы себе босую ногу. А тут не то что пропороть - я сучки и ветки словно бы заранее чувствую... Так, а чем это у нас Видов занимается?
   Я остановился, чувствуя себя с одной стороны полным идиотом, а с другой - злясь на серба, который вроде бы не новичок, а вот нате... К нему, оказывается, присоединилась Линде, и она сейчас стояла на четвереньках совершенно голая, ну а остальное... мда. Я довольно нахально отметил, что датчанка в таком ракурсе очень красива, тем более, что ей, судя по всему, как раз "подкатило", и она подгоняла Видова слившимся в одно слово "йейейейейейей!" - сиречь просто "давайдавайдавайдавай!"
   Вообще-то надо было уйти. Но я рассердился и собирался врезать Видову как следует, а для этого следовало дождаться окончания. У меня была мысль как следует гаркнуть, но вспомнилось, что Джек рассказывал, как однажды в самый патетический момент парочку вот так напугали, и их самым натуральным образом заклинило. И смех и грех - пришлось их отпаивать тёплой водой...
   Я уставился на тёмное кружево крон и постарался отключиться. Кажется, получилось - мимо меня проскользнула на ходу застёгивающая куртку Линде с довольнейшей физиономией сытой кошки. На ходу она повернулась, звучно чмокнула воздух и пропала в кустах.
   Я появился перед Видовым, когда серб натягивал штаны лениво-замедленными движениями. Он так и застыл - на одной ноге, другая просунута в штанину.
   - Добрая ночь, часовой, - нейтральным тоном сказал я. - Звезды-то какие, а?
   - Видел? - быстро спросил он.
   - Видел, но не подглядывал, - отрезал я. Серб тихо, угрожающе засопел, но я не дал ему начать шуметь. - Слушай, друже и браче. Я ничего против твоих развлечений не имею. Мы с Танькой тоже валяемся под кустами и не делаем из этого особой тайны. Но только не когда я стою часовым. Ты же не новичок, в конце-то концов! Ну что я тебе прописные истины-то растолковываю?! - с досадой сказал я.
   Видов влез в штаны окончательно. Глядя в сторону, отрывисто проговорил оправдывающимся голосом:
   - Пришла. Сперва говорили. Потом... - он махнул рукой. - Ну поставь меня ещё на два часа, мои скоро кончаются...
   - Угу, - проворчал я, - тебе теперь только ещё как раз два часа стоять... Иди-ка ты спать. А я заступлю на твой остаток. Сколько там тебе? - я вгляделся в циферблат часов. - Минут двадцать. Давай, иди.
   - Нет уж, - почти испуганно ответил серб, - я сам, ты что?
   - Сам, так сам, - не стал я возражать, ощупью присаживаясь на поваленное дерево. Видов оделся, отступил в тень и стал невидим и неслышим.
   Не знаю, почему я не вернулся на своё место, спать. Вроде бы ничего не мешало. Вместо этого я сидел, смотрел в ночную темноту, слушал звуки... Пришёл, сменил серба, Андрей, даже, кажется, меня не заметив...
   ...Ощущение полёта пришло мгновенно и нестрашно. Наверное, я подсознательно ожидал чего-то такого. Вот только что сидел на поваленном дереве - и вдруг лечу над ночным лесом на какой-то невероятной высоте и со столь же невероятной скоростью. Какие-то огни мелькали внизу - редкие, но много, и я внезапно понял, что вижу континент не просто с высоты, а откуда-то чуть ли не из космоса! Здесь везде была ночь, только эти огоньки, огоньки... Стоянки, понял я, жалея, что с самого начала не догадался начать считать. Много... Вон там - целая россыпь... Все наши? Нет, наверняка есть и стоянки негров, и тех "наших", которые уже никому не наши... А это что?! От резкого снижения замутило, желудок прыгнул вверх, к горлу...
   ...Я пришёл в себя от ощущения падения и вцепился обеими руками в дерево, широко распахнув глаза.
   - Олег?! - Андрей не удержал вскрика. - Откуда ты, я тебя и не заметил...
   - Я тут задремал, - с трудом сказал я, поднимаясь. Ноги дрожали, противно, мелко. - Часовых обходил и задремал. Пойду спать. Счастливо отдежурить...
   ...Вытерев босые ноги о траву, я тяжело свалился под одеяло. Что же такое я видел? Я попытался заставить себя успокоиться, чтобы поговорить с Арагорном, оказаться в беседке над лесным морем, но вместо этого, словно в сырую чёрную яму, свалился в глухой сон без сновидений и открыл глаза, когда вокруг плавал утренний туман, было сыро и прохладно, а между деревьев за этим туманом просвечивало бледное солнце. На ногах были как обычно Ленка, а с ней - моя Танюшка и Ленка Сергея. Они, тихо переговариваясь, готовили завтрак. За деревьями маячил Йенс, второго часового не было видно. Голова у меня тяжело гудела и болела, как в тот раз, моё единственное похмелье. А главное - давило ощущение, что я так и не вспомнил очень важную вещь.
   Сейчас бы с Джеком поговорит... Сергей не врубится... Подойти к Йенсу? Но я тут же оборвал себя. Я их командир и князь, нечего забивать им головы тем, с чем я должен разобраться сам.
   Я решительно отбросил одеяло и объявил, потянувшись за сапогами:
   - Я встал.
   - Какая радость, - равнодушно ответила Ленка Власенкова. - Завтрак не готов, учти.
   Я молча отправился к ручью. Метрах в десяти от меня выше по течению пил волк, смеривший меня хладнокровным взглядом.
   - Слюней напустишь - убью, - предупредил я, отламывая веточку с ольхи, росшей у воды. Волк презрительно повернулся ко мне толстым, как хорошее полено, хвостом и бесшумно исчез в кустах.
   Я задумчиво чистил зубы, улыбался. Полоскал рот, надеясь, что голова пройдёт сама. Чёрта с два. Голова болела, и я обрадовался, когда, вернувшись, увидел, что Ингрид уже на ногах. Я движением бровей отозвал её в сторону:
   - Ты решил наконец признаться мне в любви? - не без юмора поинтересовалась она, отходя следом.
   - Увы, - развёл я руками. - Ин, у меня голова болит. У тебя ничего нету?
   - Спал плохо? - уточнила она.
   - Да так... Да, плохо, - честно признался я.
   - Я сейчас компресс с полынью сделаю, - пообещала она. - Иди, сядь где-нибудь.
   - Ой, компресс... - я скривился. - Буду ходить, как невесть кто... Больше ничего нету?
   - Нет, - отрезала она. - И надо тебе поесть чего-нибудь... А насчёт невесть кого - успокойся, я тебе компресс под твою повязку приспособлю. Иди, иди, я сейчас...
   ...Танюшка тоже обратила внимание на мою явную разбитость и, оторвавшись от приготовления завтрака, присела за моей спиной и начала массировать виски и верх шеи плавными, сильными движениями. Подошла Ингрид и молча занялась компрессом - он довольно приятно пах полынью. Раде, как раз проснувшийся в этот момент, удивлённо сказал:
   - Смотрите, как его девчонки обхаживают!
   - Заткнись, - вяло попросил я.
   - Вот так, - заключила Ингрид. - Через полчасика снимешь. Должно помочь.
   - Я сейчас поесть принесу, - вскочила на ноги Танюшка, - сиди, я быстро...
   ... - Я ночью проснулась, а тебя нет, - Танюшка разложила на коленях остатки вчерашнего ужина - мясо, картошку, из "НЗ" - две полоски копчёной рыбы, кусок ягодного леваша. Передала мне котелок с "чаем". - Ты больше так не уходи... Хотела тебя искать, а тут ты вернулся... Слышишь, не уходи больше так.
   - Не уйду, Тань, - пообещал я, если честно, не очень соображая, что обещаю. Есть мне тоже не хотелось, но я начал методично запихивать в себя завтрак. Вот сейчас мне больше хотелось завалиться и поспать часа два! Но лагерь вовсю поднимался, и я обречёно понял, что пора приступать к исполнению княжеских обязанностей.
   Никто не задумывался над тем, что жизнь князя - сплошная мука? Каждую минуту приходится принимать какие-то, мелкие и большие, решения. Вот надо выступать. Болит голова. А надо как минимум назначить дозор. При этом держать в уме, кто там шёл в прошлый раз... Впору графики расчерчивать. Да нечем. И не на чем...
   Одно хорошо. За этими переживаниями у меня прошла голова.

Борис Рысев

   Отпусти, отпусти меня, горюшко,
   Ты пригрей, ты пригрей меня, солнышко,
   Ветры буйные, будьте мне братьями,
   Моя память - дорогой обратною.
  
   Занесло её время ненастное,
   Не пролезть, не пройти - слово на слове.
   Солнце село давно, небо - вороном,
   Ах ты память моя - туча чёрная.
  
   Ты головушка, не советчик мне.
   Кто-то шепчет слова еле слышные.
   Не мешай, пустота, дай прислушаться,
   Дай мне память свою да ослушаться.
  
   На распутье дорог - влево, вправо ли -
   Кем-то камень врыт с двумя гранями.
   Отыскал, что мне любо-дорого.
   Так спасибо тебе, рука добрая...

* * *

   Сергей подошёл ко мне часа через три после начала движения, когда мне начало казаться, что впереди - река.
   - Впереди - река, - сказал он, отбрасывая с глаз выбившиеся из-под повязки волосы. - И, между прочим, плоты в кустах...
   ...Димка, улыбаясь, держал в руках мокрый трос.
   - Хитрюги! - встретил он нас весёлым возгласом. - Смотри, что придумали! Это не плоты, а паром, только канат притопили, чтобы видно не было.
   - Крапивное волокно, - определил я, пропуская меж пальцев толстую грубую верёвку. - Век в воде будет лежать - не сгниёт... - я выпустил верёвку. - Значит, тут кто-то живёт.
   - И плоты собраны из лиственницы, - заметил Сергей. - Вечные... Что за река-то?
   - Приток Огайо, наверное, - рассеянно сказал я. Сергей заметил:
   - Танюшка тебя образовала?
   - Посмотрите по берегам, - приказал я, игнорируя выпад и обращаясь к подходившим нашим. - Далеко не расходитесь, держитесь группками... Тань, поди сюда.
   - Чего? - она подошла, держа руки на поясе.
   - Это приток Огайо? - уточнил я. Танюшка кивнула, вытянула руку:
   - Там Аппалачи. Уже рядом, только тут лес мешает увидеть. Перейдём их и выйдем в долину Огайа, а там и до Миссисипи недалеко... Но это уже, наверное, на будущий год?
   - На будущий год, - согласился я. - Зазимуем на западных склонах... Ну что там? - это я обратился уже к Йенсу, подошедшему к нам по мелководью.
   - Есть люди, - невозмутимо сказал немец. - Пасутся на том берегу, что-то собирают, человек восемь, большинство - девчонки.
   - Они на том, плоты на этом... - задумчиво сказал я. - Несвезуха какая-то... Ладно, пошли знакомиться...
   ..."Человек восемь" оказались ровно восемью. Шесть девчонок, двое мальчишек. Вот только были они не все на том берегу - две девчонки перебрались (наверное, бродом) на отмель посреди реки и бродили там по колено в воде - с мешками за плечами, то и дело нагибаясь.
   - Привет! - крикнул я по-английски, заходя в воду тоже по колено (насчёт брода я угадал - мальчишки тут же рванули на отмель, разбрызгивая воду и на бегу выхватывая клинки). Девчонки не слишком испугались - переглянулись, и одна, повыше, ответила:
   - Привет, а ты кто?!
   - Прохожий, - ответил я, улыбаясь. - Иду с друзьями на экскурсию в Великий Каньон. Это через здешние места?
   - Можно и через здешние, - согласилась девчонка. Мальчишки добежали и встали по сторонам "собирательниц". - А друзей у тебя много?
   Она говорила с сильным акцентом, тянула слова, будто жвачку, мне даже понимать было трудновато. И отсюда я различал, что одежда у всех украшена частой, красивой, но незнакомой вышивкой. Как у индейцев в книжках... Наверное, и моя одежда показалась им странной, потому что, не дожидаясь моего ответа, девчонка задала новый вопрос:
   - Вы из Старого Света?
   - Из Старого, - согласился я. - Мне тут плыть, или есть брод?
   - Или плотами воспользоваться? - задал свой вопрос Сергей, появляясь рядом со мной.
   - О, ещё один! - засмеялась американка. - И плоты наши нашли, шустрые! Брода нет, если хотите переправиться - давайте на плотах!
   - Остальные смылись, - тихо сказал Сергей. Я улыбнулся:
   - Вижу. Эти нас убалтывают, а остальные рванули к своим. Логичное поведение... Давай-ка переправляй наших.
   Сергей отступил в кусты и растаял в них. Я продолжал улыбаться, как дурак на похоронах - и думал, что с американцами драться не хочется. По крайней мере - начинать с драки.

* * *

   То ли они специально косили под индейцев, то ли ещё что, но лагерь, в который мы попали, напоминал индейские селения всем - вигвамами и каноэ из берёзовой коры, одеждой обитателей и неуловимым духом. Но внешне его обитатели, конечно (если не считать одежды) не походили на индейцев - рослые, светловолосые, хотя и загорелые, со светлыми глазами парни и девчонки. Их тут было человек тридцать, точнее не определишь, потому что непонятно оставалось, все ли здесь.
   - Привет, - коротко сказал, подходя к нам сквозь расступившуюся толпу "аборигенов", неожиданно невысокий парнишка. Меня зовут Колин. Колин Малрой, я тут вождь.
   Надо было слышать, как он это сказал. Вежливо, спокойно, почти приветливо... но подчеркнув одним тоном - Я тут вождь. Мне понравилось, хотя соседствовать с этим парнем я не хотел бы. У него на лице написано: прирождённый redneck, как в США называют крутых белых фермеров, презирающих правительство, негров, не дураков подраться и жадных до земли.
   - Я Олег, - мне вдруг стало смешно, захотелось поднять правую ладонь и добавить "хау". - Я просто иду со своими людьми зимовать на западные склоны Аппалач. И не собираюсь тут задерживаться.
   Кажется. Колин немного смутился. Но особого вида не подал, вместо этого уже вполне дружелюбно предложил:
   - Можете переночевать на наших землях. И охотиться. А здесь пока можете встать лагерем.
   - Тут ваш постоянный лагерь? - поинтересовался я. Колин помотал головой:
   - В общем-то - нет. Через пару недель мы уйдём на юг. Мы там зимуем уже четвёртый год. Этот будет четвёртый, - уточнил он.
   - А вы были за Аппалачами? - спросил я.
   - Были, и не раз, - сказал Колин. - Я потом расскажу, где вам лучше всего перевалить через горы.
   - Им надо быть осторожными, - вмешался широколицый парнишка, длинные волосы которого были завязаны в хвост, переплетённый кожаным ремнём. - Там Вендихо. Вакатанка.
   - Нет никакого Вендихо, - отмахнулся Колин. - Пусть лучше остерегаются негров.

* * *

   - Есть новости, - Йенс, перепрыгнув поваленную лесину, остановился рядом со мной, покачиваясь с пятки на носок.
   - Говори, - я рассматривал, как в небольшом водоворотике крутится кусочек коры.
   - Я тут поговорил с ребятами, - Йенс уселся рядом, переплёл пальцы между колен. - Прошлым летом у них в охотничьей экспедиции за Аппалачи погибли три человека из четырёх. Вернулся только Берт. Этот тот, с хвостом. Вернулся в полной невменухе, долго болел и утверждает до сих пор, что на них напал злой дух Вендихо-Вакатанка. Ему не верят.
   - Не понял, - насторожился я. - Это что, они нас той самой дорогой, которая та партия ходила...
   - Нет-нет, - Йенс покачал головой. - Как раз всё наоборот - другим перевалом. У меня такое ощущение, что этот самый Колин в Вендихо как раз верит, но делает вид, что ничего такого и не происходило. Людей и нервы бережёт. Не из романтиков он.
   - Йенс, - вдруг сказал я, - а ты замечаешь, что тут почти нет тех, кто, став взрослыми, правит там?
   - Я думал об этом, - уклончиво ответил немец.
   - Не значит ли это, что нами там правят не те, кто нужно?
   - А может быть, наоборот, - немец усмехнулся, - сюда попадают только неудачники? Или вообще нет никакой закономерности?.. Так как с Вендихо?
   - Да как-как, - я плеснул ногой по воде, - пойдём и посмотрим. Мы-то как раз эти. Романтики.
   "Високосный Год"
   Вот вам весёлый декабрь -
   Из огоньков витрин,
   Из проводов и камня,
   Из гололёда шин,
   Из опозданий девочек,
   Из огорчений мам,
   Неровных тетрадных клеточек,
   Не выспавшихся по утрам...
  
   Если я правильно помню,
   И моя память не спит с другим -
   Авторство этого мира
   Принадлежит им.
   Они ни во что не верят
   И никогда не плачут -
   Бог, открывающий двери
   И Ангел, приносящий удачу!
  
   Вон она ждёт, волнуясь.
   Вот закипает чайник.
   И на перекрёстках улиц
   Меня выходи встречать!
   Мне бы антиударное сердце,
   Мне бы солнцезащитный взгляд,
   Мне бы ключик от этой дверцы,
   В ампуле быстрый яд!
  
   Похоже, забили на всё
   Капитаны небесных сфер...
   Курят в открытую форточку
   И дурной подают пример...
   И ни в кого не верят
   И никогда не плачут -
   Бог, открывающий двери
   И Ангел, приносящий удачу!
  
   Вот вам заветная тайна.
   Вот отчего и зачем
   Из городов случайных мы не случайны здесь всем.
   Время неведомой силой
   Крутит с лёгкостью стрелки лет -
   И с лёгкостью невыразимой
   Опускается снег в снег...
  
   Промокшие в этом снеге,
   Но довольные собой,
   Незамеченные никем,
   Возвращаются они домой -
   И ни в кого не верят
   И никогда не плачут -
   Бог, открывающий двери
   И Ангел, приносящий удачу...

* * *

   - Уезжаю на войну
   В горную Абхазию
   И поэтому сейчас
   На тебя залазию... - бухтел Сергей. И снова, снова, снова. Я наконец не выдержал:
   - Что за ерунду ты поёшь?!
   - От Кольки слышал, - не смутился Сергей. - Интересно, как они там?
   - Хорошо, - слегка раздражённо ответил я, останавливаясь и переводя дух. Мы карабкались в горы по тропинкам уже три часа.
   Американцы нас проводили, находясь в слегка пришибленном состоянии. Они не отговаривали, но явно считали, что нам хана, и я мысленно согласился с Йенсом: в неведомого Вакатанку-Вендихо американцы все верили. Только делали вид, что не верят, потому что так спокойнее. А это наводило на грустные мысли. Трусами американцы, конечно, не были. Так что же такое страшное таилось за перевалом, которому мы сейчас шли, отчего они об этом предпочитали просто не говорить?
   Впрочем, никто из наших даже не подумал внести предложение идти тем же путём, который сначала нам предложили хозяева...
   ...А с этим Бертом я всё-таки поговорил по душам, нас Йенс свёл. Тем же вечером. Американец пришёл неохотно... и охотно. Я не оговорился, именно как-то неохотно-охотно, иначе не скажешь.
   - Рассказывай, - предложил я без предисловий. Йенс отступил куда-то в сторону и слился с вечерней тенью.
   Американец подошёл ближе и прислонился к дубу лопатками. Покусал губы...
   ...Их было четверо. Он, Берт - старший. Джесс и Макс тоже были американцами, Джанни - итальянец (я не очень понял, зачем они попёрлись на охоту за Аппалачи - что там, олени не такие, как на побережье? И у меня создалось впечатление, что это была просто разведка с некими непонятные мне целями, но это ничего не пеняло - в конце концов, я сам десятки раз посылал подобным образом своих...) Раньше в тех местах они не бывали, но не особо волновались - таких мест на свете, в конце концов, немало. Джанни, натура впечатлительная. Впрочем в первый же день начал утверждать, что ему не по себе. Но первые несколько дней прошли абсолютно спокойно - если не считать того, что в окрестностях (а они были богатыми и красивыми) в разгар лета не было ни единого отряда. И не было негров (я отметил, что Берт упирает на последний факт, и отметил ещё, что, пожалуй, искали они именно негров). А на пятые сутки пропал Макс, и в этом было несколько странностей. Во-первых, Макс был не из тех, кого можно украсть или даже убить без шума - совершенно бесстрашный, умелый и сильный боец. Во-вторых, Макс пропал именно странно - под утро вышел "по делам" из-под навеса и не вернулся. В третьих, когда товарищи начали обшаривать окрестности, то не смогли установить даже просто где пропал Макс. Исчез, и всё. Джанни внезапно впал в истерику и потребовал немедленного возвращения на восток, мотивируя это неясными пронзительными воплями и хаотичными телодвижениями. Джесс, который был хорошим другом Макса, порывался вновь бегать искать его. Берт думал, он недаром был старшим группы. Наиболее логичным вариантом были бы опять-таки негры, но что-то не связывалось. А решить что-то более внятно Берт не смог, потому что буквально через полчаса после этого разговора, среди бела дня, на них напали. Американец не мог последовательно и логично рассказать, кто именно это был, и дело тут явно не в страхе. Он просто не понял, что и как произошло. Не было разных там слюнявых пастей, воя, жутких монстров... Из леса вышел Макс - весело улыбался и махал рукой. Все радостно вскочили, бросились навстречу вернувшемуся другу... и почти тут же Джесса и Джанни, оказавшихся впереди, охватило белое пламя, похожее на вспышку магния. Они не успели ни закричать, ни остановиться - только остались на траве выжженные круги. А "Макс" двинулся к Берту. Неизвестно по какому наитию мальчишка - он совершенно ни о чём не думал, мозги отказали - схватил из костра, сжигая руки, полыхающую головню и в один мах начертил вокруг себя линию. Круг. И "Макс" его... потерял. Прошёл мимо, скрылся в чаще, а Берт тут же рванул бегом на восток и до темноты не останавливался, нёсся, хотя больше всего желал упасть...

Английская баллада XIII века.

(отрывок)

   Много в Англии проклятых мест,
   Много дремучих чащ.
   Здесь не помогут верный лук
   И зелёный плащ.
   Тёмные силы только и ждут,
   Ищут удобный час.
   Стоит поддаться - они придут
   И разорвут нас.

* * *

   - Олег! - и резкий свист, как умел свистеть только Сергей. Я перестал созерцать тропу, по которой подтягивался остальной отряд и, повернувшись, увидел, что Сергей - а вместе с ним Игорь и Ингрид, шедшие в передовом патруле - стоят на гребне, возле мощного дуба, который странно обрамлён у корней каменными плитами, выстроившимися кольцом. Сергей снова свистнул: - Олег!
   - Иду! - сердито рявкнул я, ускоряя шаг. - Что там у тебя?!
   - Смотри, - Сергей свёл светлые брови, - что тут.
   - Это руны, - Басс провёл ладонью по камню. -Да, Олег?
   - Угу, - буркнул я, рассматривая камень, обращённый к тропинке. Я видел руны только в книгах Иванова про викингов, а ещё про них мельком упоминали некоторые из ребят, в том числе - Джек. Для меня это были просто странные значки, и я удивлённо созерцал белые штрихи, глубоко врезанные в серо-серебристый гранит. На самом верху была высечена всего одна руна, ниже - цепочка из них.
   0x01 graphic
   Через какое-то время у камня собрались все наши. Я огляделся, кивнул Йенсу:
   - Это ведь и правда руны? Можешь прочесть?
   - Могу попробовать, - немец подошёл вплотную, чуть наклонился. Фергюс нетерпеливо спросил его:
   - Ну, что там, наверху, написано?
   - Ничего не написано, - мальком ответил Йенс. - Это, наверху, не руна, а рунная лигатура. Пожелание удачи... И вообще рунами редко писали. Ими обозначали. Это поздний, английский вариант. Думаю, надпись сделана не позже XII века, после этого рунами уже не пользовались... Так. Первая - зорн, рядом с ней - перевёрнутая кен, вместе - близость опасности. Дальше - нид, враждебное внешнее окружение. И последняя - беорк, возможность обмана внешним спокойствием. А тут - повторение всего этого. С обеих сторон. Куда ни кинь, как говорят русские. Странно, что об этих рунах нам не сказали американцы.
   - Не заметили или не обратили внимания, - сказала Зорка. - Они, если честно, не произвели на меня впечатления развитых ребят. Наши, из Старого Света, умнее намного... Йенс, ты говоришь, что это писали англичане?
   - Тогда ещё скорей англосаксы, - поправил немец, выпрямляясь. - Ну что, недвусмысленное предупреждение.
   - Я никого не зову с собой против его воли, - заметил я. - Но сам не сверну. Мне хочется написать на той стороне долины что-нибудь сугубо героическое типа "проверено, мин нет!" Желающие могут идти со мной. Нежелающие - могут идти в обход через скалы, встретимся на той стороне.
   Ответом мне было спокойно-презрительное молчание.

* * *

   Больше всего меня поразило то, что я был не один. Кажется, остальные меня тоже не ожидали увидеть. Во всяком случае Басс смотрел на меня с искренним изумлением. Во взгляде Йенса была просто задумчивость. Танюшка радостно улыбнулась, а Зорка церемонно наклонила голову:
   - Ты тоже здесь, князь...
   - Вот это да! - вырвалось у меня. - Вы... здесь?!
   Я знал, конечно, что видения - это не сны, в которых мы можем увидеть кого и что угодно. Поэтому моё удивление было особенно сильным. Я даже засомневался - может быть, это всё-таки сон?
   - Мы здесь, - сказал Йенс. - И давайте не удивляться тому, что видим. Смотрите, нас ждут...
   ...Из пяти присутствующих я не смог узнать только одну - диковатого вида смуглую синеглазую девушку в овчинной безрукавке, за широким вышитым поясом у которой торчали пара выложенных серебром пистолетов и турецкий ятаган. Они с Зоркой улыбнулись друг другу одинаковыми гордыми улыбками, и я подумал, что это, наверное, сербская юначка, героиня легенд и песен... а может, образ, целиком созданный фантазией Зорки. Девушка сидела на балюстраде, прямо над пропастью, скрестив ноги.
   Арагорн тоже сидел на свое обычном месте и в обычной позе. Но рядом с ним, поставив одну ногу на скамью и опираясь на колено локтем, стоял белокурый молодой атлет с лицом, словно вырубленным из гранита, но в то же время красивым и юным, на котором горели ярко-синие глаза. Одетый в кожу и мех, он из всего оружия имел только крылатый шлем на светлых волосах и длинный тяжёлый меч с простой рукоятью - на поясе. "Зигфрид, советник Йенса," - понял я. Привалившись к одной из угловых колонн, на нас весело смотрел русокудрый плечистый молодец в белоснежной рубахе с вышитым воротом, падающий с одного плеча лый плащ оттопыривал меч, на другом боку висели гусли. Сперва мне показалось, что я вижу артиста Столярова, но потом я сообразил, что это не Столяров, конечно, а Садко, которого Столяров играл в старом кино - и, как ни странно, это советник Басса. И наконец, сидела отдельно ото всех на скамье, широко расставив ноги и положив ладони в латных перчатках на размашистую крестовину меча, одетая в поддоспешную кожу девушка с коротко и неровно подстриженными каштановыми волосами и пристальным, неприятным даже взглядом светло-серых глаз.
   "Барабана тугой удар
   Будит утренние туманы, - вспомнил я, -
   Это скачет Жанна а'Арк
   К осаждённом Орлеану..." - и, изумлённо посмотрев в сторону Танюшки, наткнулся на её улыбку и кивок. Несколько секунд я уважительно-удивлённо смотрел на свою девчонку...
   - Чем вызвана эта коллективная встреча? - поинтересовался Йенс, поднимая руку вверх в ответ на приветствие Зигфрида.
   - Вы вступаете на опасный путь, - сказал Арагорн.
   - На путь великого подвига, - возразил Зигфрид.
   - Почему ты решил идти через эту долину? - довольно резко спросил Арагорн, не обратив внимания на эту реплику и глядя мне прямо в лицо. Вопрос как всегда помог мне самому разобраться в своих желаниях:
   - Я хочу приключений, король. Хочу, чтобы о нас пели: "Вот, они прошли долину, где жил Вендихо - и тот отступил перед ними!"
   - Это их orlogs, - сказал Зигфрид, - их судьба. Они не могут иначе, и это хорошо.
   - А вы знаете, что есть Вендихо? - спросила Святая Жанна. Я заметил, что советники говорят обо всех, но обращаются прямо только к своим подопечным.
   - Он что? - Танюшка быстро облизнула губы. - Он не кто?
   - Нет, - усмехнулся Садко. - Вендихо - вся эта долина, и у него много лиц. Даже ваши лица есть среди них. А есть и такие, в которые лучше не глядеть вовсе, чтобы сохранить рассудок.
   - Они не повернут, к чему уговаривать? - пожала плечами юначка, вновь улыбнувшись Зорке. - Пусть идут. За славой и честью.
   - Кто-нибудь проходил эту долину? - тихо спросил Басс, до сих пор молчавший.
   - Проходили, - кивнул Садко. - Но это было давно. Очень давно. Когда люди даже ваших лет гнули волей стальные столбы, вышибали ворота городов своим именем и рвали цепи на куски приказом...
   - Они шли с запада на восток, - сказала Жанна. - Вы видели оставленный ими камень.
   - Ого, - сказал я. - А с тех пор больше никто не пробовал?
   - Пробовали, - кивнул Арагорн. - Они погибли.
   - Неплохо, - заметил Йенс.
   - Всегда можно повернуть, - сказал Арагорн. - Только потом не стоит корить себя за то, что отступил.
   - Король, - напрямую спросил я. - ты советуешь мне идти? И вести за собой остальных?
   - Ты говорил о приключениях, - напомнил Арагорн. - Хотя я никогда не был сторонником приключений ради приключений.
   - Да ему просто хочется делать всё назло, - вдруг сказал Йенс. Я повернулся к нему - немец нахально улыбался, а Зигфрид кивал головой в крылатом шлеме. - Что нельзя, то и можно. Куда не надо, туда и нужно. Где никто не ходит, там и пойдём. Хорошая, между прочим, жизненная философия.
   - В целом - это правда, - признался я. - Примерно такой философией я и руководствуюсь.
   Арагорн засмеялся - я даже вздрогнул, никогда раньше такого не слышал - и уставился на него изумлённо, потому что это был настоящий весёлый смех.

Михаил Володин

   Гори, моя душа.
   Пускай огонь сжигает
   Мосты ко временам,
   Где жил, собой греша.
   Пока светла моя звезда, и воздуха хватает,
   И разум злом не помрачён, гори, моя душа!
  
   Пока ещё любить
   И жить хватает страсти
   И драться до конца,
   Собой не дорожа,
   Пока свободен мой язык и страху не подвластен,
   Пока надежда в сердце есть, - гори, моя душа!
  
   Когда же боль и тьма
   Тоску поселят в сердце,
   И ночь падёт на мир,
   Безумием страшна,
   Спаси меня от этих бед, пускай ценою смерти...
   Да не погаснет твой огонь! Гори, моя душа!
  
   Так дай нам бог понять
   На нашей страшной тризне,
   Что всё, в чём нет огня,
   Не стоит ни гроша.
   Нет родины иной, чем жизнь, -
   но свет твой выше жизни.
   Веди меня на свой огонь! Гори, моя душа!

* * *

Андрей

   Йенс Олег (я)
   Олег Танька и Лена Игорь
   Фергюс Лена и Зорка Димка
   Видов Ингрид и Линде Мило
   Сергей Анри
   Ян и Раде
   Примерно таким порядком мы и двигались с самого утра, с того момента, как спустились в долину. Я строго-настрого запретил кому-либо отходить в сторону дальше видимости. Прежде чем спуститься, мы довольно долго готовились - чисто морально в основном, но не только. Мы внимательно разглядывали долину, насколько хватало глаз.
   Ничего необычного не было видно, если исключить то, что в этих местах - явно благодатных! - нигде не поднималось ни дымка. Вообще не было видно признаков человеческого присутствия.
   Я ещё раз спросил всех, не скрывая ничего в плане опасности, нет ли желающих "пойти другим путём". И испытал гордость за то, что ко мне прибились такие кретины...
   ...Надо сказать - пока что неведомый Вендихо никак себя не проявлял. Было тепло, но дул довольно сильный ветер (с деревьев то тут, то там уже летели листья), а на солнце время от времени набегали раздёрганные клочья облаков. Зверья тут было полно, мы то и дело пересекали хорошо натоптанные тропинки, слышали, а то и видели животных и птиц.
   Как писал Гайдар в "Мальчише-Кибальчише": "И всё бы хорошо, да что-то нехорошо." я видел, что многим из наших не по себе. И сам понял, что имел в виду Джанни, когда впадал в истерику. Меня давило.
   Давило, и всё тут. И это было не ощущение отталкивания, которое я испытывал в некоторых местах, в которых побывал - словно тебя тут не хотят; есть такие места, чужие человеку, чаще всего - морское побережье или горные плато. Нет. Нас тут явно хотели.
   Что-то подобное, наверное, испытывает животное, ощущающее присутствие охотника, но не видящее его. За нами наблюдали - жадно и оценивающе. И взгляд был осмысленный, а главное - повсеместный. Ниоткуда - и отовсюду.
   Всё-таки этот мир надо за кое-что благословить. Он "заморозил" в нас способности подростков, исчезающие с возрастом - в частности, интуитивное ощущение опасности, молниеносную реакцию, бесстрашие. И одновременно наделил опытом, вещью бесценной. Так вот. Не негры за нами следили. И не люди. И вообще...
   Под "и вообще" начались чудеса. Андрей остановился, вскидывая левую руку, а правой молниеносно обнажив свою валлонку. Но он мог бы и не сигналить, потому что трудно было не увидеть то, что предстало нашим глазам.
   Точно перпендикулярно к нашему курсу шла группа ребят. Очень похожих на нас (в том смысле, что похожи вообще-то все, прожившие здесь определённое время), но вооружённых как бы "потяжелее" - со щитами, многие в шлемах, кое-кто с копьями, некоторые - в чешуйчатых панцирях. Двигались они быстро, привычно-ходко и бесшумно.
   Совсем бесшумно.
   Я наблюдал за этим шествием, а в голове вертелась почему-то похабная песенка из школьного фольклора:
   А я с дерева упал
   И на девочку попал...
   Мы покатились под кусты,
   Она сама сняла штаны.
   Она смотрела в небеса,
   А я ей делал чудеса...
   "Чудеса... чудеса... чудеса..." - заевшей пластинкой заскрипело последнее слово, когда один из парней обернулся в нашу сторону, и я встретился взглядом с его глазами, светло-серыми и широко расставленными.
   Он меня не видел. Отвернулся и зашагал дальше в этой странной процессии.
   - У них ни у кого нет тени, - сказал напряжённо Йенс. Мы оставались на месте, словно не в силах пересечь ту невидимую черту, по которой они шли, пока странный отряд не скрылся за деревьями, двигаясь всё так же размеренно, бесшумно и уверенно.
   - Пошли, Андрей, - окликнул я Альхимовича. Он обернулся, посмотрел на меня, сглотнул - и зашагал вперёд.
   Ничего не случилось...
   ... - Олег, - мы с Йенсом шли в центре ромба, а Танька и Ленка Власенкова на время заменили нас в охранении, - ты понял, кто это был?
   - Понял, не дурак - дурак бы не понял, - пробурчал я. - Те, кто погиб тут когда-то.
   - Дурак, - искренне заметил Йенс. - Наоборот - те, кто смог пройти эти места. Вендихо сравнивает нас с теми.
   - С чего ты взял? - спросил я. Йенс вздохнул так, что мне захотелось дать ему по шее:
   - "Тир", - палец Йенса описал в воздухе "наконечник стрелы" 0x01 graphic
. - У них на щитах была руна "тир", или "тиваз", не знаю, но скорее "тир", если это англосаксы, - и он прочёл: -
   Тир - звезда,
   веру крепит в атлингах,
   не собьётся с пути,
   туман в пути
   ему не помеха...
   ...К вечеру мы вышли на берег тихого лесного озера.

* * *

   Обычно я ставил на двухчасовые ночные дежурства по два человека и считал это более чем достаточным. Нормальным было и то, что часовые старались замаскироваться и не привлекать к себе внимания. Но на этот раз я изменил своей привычке - опасностью были не негры. Мы ещё засветло натаскали на поляну у речного берега огромное количество хвороста и сушняка (ходили по четверо!), из которого выложили огненное кольцо. На те же двухчасовые смены я назначил снова четвёрки, приказав ни в коем случае не покидать круга.
   Как только стемнело - начались мелкие и гадкие чудеса. Ощущение взгляда стало неотрывным и физически тяжёлым. По кустам вокруг ярко горящего огня крались отчётливые звуки. Из темноты протягивались сами собой ветви деревьев. Кто-то тяжело перепрыгивал с одного ствола на другой. Вода у озёрного берега шептала вкрадчиво и затягивающе. Что-то плескалось там.
   Мы поели и стали укладываться - никто не рвался петь, сыграть в шашки или шахматы, просто посидеть и поговорить, хотя вроде и устали не очень. Ложились головами к огню, ногами наружу - такой "звездой". В первой смене стояли (было десять часов) Йенс, Видов, Димка и Фергюс. И я ещё какое-то время бродил по лагерю, стараясь не вглядываться в темноту и дёргая часовых без нужды, пока Йенс не сказал почти весело:
   - Да ложись ты, князь. Тебе меньше чем через четыре часа вставать.
   Я не признался ему, что боюсь ложиться, но вздохнул и отправился к Танюшке. Она уже спала, кстати - лёг и я, не разуваясь, просто накрывшись плащом и крепко зажмурив глаза. Я был уверен, что, если открою их, то увижу за линией огня нечто непередаваемо страшное.
   Странно, но уснул я мгновенно и спал без сновидений, пока не проснулся от какого-то внутреннего толчка. Костёр в центре горел, кольцо тоже полыхало. Поднеся к глазам руку с часами (переставлять их по часовым поясам я уже давно бросил, но заводил регулярно, и они исправно отмеряли время), убедился, что проспал больше трёх часов, до смены ещё двадцать минут, а спать не хочется.
   Я сел, потом встал, оглядываясь. Андрей неподалёку подбрасывал в костёр хворост. Ян и Мило мерили шагами внутренний круг, а Раде стоял у дальней его границы, напряжённо вглядываясь в темноту, и я подошёл к нему. Он оглянулся.
   - Чего встал?
   - Ну, что там? - вполголоса поинтересовался я, не отвечая на вопрос.
   - Мерзость разная чудится, - признался он. - Такая, что волосы дыбом... Остальные говорят, что тоже.
   - Не всматривайтесь, - резко и громко буркнул я, отворачивая его за плечо; размытая чёрная тень отдёрнулась от огненного круга в двух-трёх метрах от нас. - Вот сволочь!
   - Князь, - Раде серьёзно смотрел на меня глазами, отражающими языки пламени, - ты встречался когда-нибудь с нечистью? В смысле - там?
   - Никогда, - решительно ответил я. - А ты что, встречался?
   Раде вздохнул:
   - Вы, русские, совсем европейцы... А у нас до чёрта такого, о чём вслух не говорят. Мы жили в Скопье, отец нас всегда возил отдыхать в Италию, но пару раз не мог, дела были, и мы жили у прабабки, в селе на границе с Косово. Ей уже за сто, прабабке. Она нас после темноты даже из дома не выпускала, потому что говорила, что у околицы бродят вурдалаки.
   - Кончай... - я передёрнул плечами. Раде моргнул, улыбнулся и продолжал:
   - Вот... А во второй раз - мне было двенадцать - я ночью спёр у неё ключ, открыл дверь и вышел. Страшно было - не передать, но и тянуло... Там до околицы рукой подать было. Ночь лунная... Вот, помню, я иду и уговариваю себя, что всё это сказки, никаких вурдалаков не бывает... Пыль блестит, как серебро, никого нет, в домах - ни огонька, но видно всё равно неплохо, - Раде вдруг нервно засмеялся и продолжал: - Короче, я едва успел добежать до дому. А ключ потерял. ОН до утра стоял прямо у у открытой двери и просил впустить, а я сидел у порога и трясся - чтобы дверь закрыть, нужно было руку наружу протянуть. Я даже что обдулся, заметил только утром, когда он ушёл. Прабабке я, кстати, всё рассказал. Так вот, ты не поверишь. Сельский шериф (1.) меня расспросил и сам пошёл на кладбище - я потом там был и видел, как он - в форме, при оружии! - загонял в одну могилу осиновый кол.
  
      -- Должность сельского участкового в СФРЮ так и называлась - шериф.
  
   - Прекрати, страшно же! - сердито и откровенно сказал я. Раде хлопнул меня по плечу:
   - А я думал, что ты только высоты и пауков боишься!
   - Не только, - отрезал я. - Ещё я боюсь за всех вас. По обязанности.
   - По обязанности?- не без яда уточнил Раде. Вода в озере заплескалась так, словно кто-то вылезал на берег; я похолодел и на вопрос Раде не ответил, а вместо этого спокойно сказал:
   - Поднимай мою смену. Пора...
   ...В свою смену я взял Сергея, Басса и Олега Крыгина. Ребята быстро привели себя в порядок, и мы разошлись по периметру, подбрасывая хворост. Мы не разговаривали и не присаживались, но именно с этими парнями я чувствовал себя необычайно надёжно. И это было странно. Йенс и Джек были умней моих старых друзей. Фергюс, Видов, Раде - да и многие другие - умели лучше фехтовать. И не то чтобы я держался со "старичками" как-то особо близко.
   Но вот поди ж ты... Мне вспомнился дневник Лотара. Как он писал про своих старых друзей, которых осталось мало, которые замешались в массе ребят и девчонок, ничем не худших, чем они... и всё-таки остались его старыми друзьями. Кажется, ребята мои ощущали то же самое, потому что Олег вдруг сказал:
   - Интересно, как там Вадим?
   - Через энное количество месяцев узнаем, - откликнулся Басс.
   - Смотрите внимательно, - окликнул я их. Басс отдал честь. Я усмехнулся и неспешно зашагал вдоль огня, стараясь заставлять себя смотреть под ноги, не коситься в темноту. Следом за мною крался по кустам многолапый шорох, сопровождавшийся странным похрюкивающим звуком. - Сгинь, гадина... - процедил я против своей воли, косясь в ту сторону. В кустах захихикали, завозились, зашептали на несколько голосов: "Сгинь, сгинь, сгинь..." Я зашагал дальше, стараясь держать в поле зрения Сергея, шедшего мне навстречу и не прислушиваться к шёпоту, оставшемуся за спиной.
   Мы поравнялись друг с другом, обменялись - низачем, для бодрости - кивками и уже почти совсем разошлись, когда до моего слуха донёсся (на самой его грани!) далёкий, но отчаянный крик. Я оглянулся и по настороженному лицу Сергея понял: он тоже слышал. Но всё-таки спросил:
   - Слышал?
   - Слышал, - коротко ответил мой друг. В этот момент крик повторился - более отчётливо. Кто-то кричал по-французски: "Помогите, ради бога!" - Опять... Что делать, Олег?
   - Да ничего, - отозвался я, - это ловушка, ясно же...
   Крик раздался в третий раз, примерно на том же расстоянии. В нём звучали отчаянье и ужас.
   - Это километрах в двух, на берегу озера, - Сергей вгляделся в темноту. - Недалеко...
   - Никого там нет, - отрезал я. Заорали снова. - Сам подумай - ну кто там может так орать, долго и вдохновенно? Бежит и орёт? Сидит на дереве и орёт? И кого он на помощь зовёт?
   - Да, правда... - Сергей почесал висок. - Точно... Всё равно на нервы действует... Ладно, разошлись.
   Мы вновь зашагали в разные стороны. В темноте по-прежнему разносились крики о помощи, но я уже и сам понял - никто там на помощь звать не станет. Крики больше не напрягали, просто раздражали, а человеческого в них оставалось всё меньше и меньше. Словно магнитофон тянул ленту, а по временам наоборот - "убыстрялся". Очевидно, Вендихо это понял, потому что вопли наконец стихли, как оборвало.
   Интересно, чьим голосом кричал он по-французски? Кто был (или кто была?.. Не поймёшь по голосу...) этот француз, погибший здесь? Я подбросил в нескольких местах хвороста в костёр, зевнул. Зевок вышел нервным, каким-то собачьим.
   - Олег! - окликнули меня. Оклик раздался спереди, из-за цепочки костров, и голос был знакомым; я не успел задуматься - чьим, потому что оклик повторился: - Олег! Поди сюда!
   Блин! Я выругался мысленно. Кто-то всё-таки вылез за ограждение! Не иначе как этого кого-то заела стыдливость, и он решил помочиться в темноте! Ведь говорил же, предупреждал, требовал! Надо идти, вытаскивать - куда кто там влетел? Рядом совсем кричат, минута туда, минута обратно - быстро обернусь...
   Так. Стоп. А куда это я?!
   Этот вопрос я задал себе, уже примериваясь к прыжку через костёр. Помотал головой, рукой потёр лицо. Оглянувшись через плечо, я внимательно пересчитал всех наших. Конечно же, все были на месте!
   В чаще раздался пронзительный, жуткий вой, бешено захрустели кусты - через них кто-то ломился, прямиком ко мне, явно намереваясь пробить костёр. Я шарахнулся назад, выхватывая оружие... но всколыхнувшая лес волна резко улеглась.
   - Выходите, - раздался глухой, вездесущий голос, на этот раз говоривший по-русски. - Выходите сюда, хватит играть со мной. Всё равно вам не уйти теперь из долины, я получу вас всех, так облегчите свою гибель сами, придите ко мне!
   - Иди сюда сам! - крикнул Сергей. - Что, обжечься боишься?!
   - Не говори с ним! - рявкнул Басс. - Не обращайте внимания вообще!
   Кое-кто из наших, похоже, проснулся, но явно не воспринял происходящее - повозился и удрых снова. Голос умолк, вместо него начали раскачиваться деревья. Сперва слегка, потом - всё сильней и сильней, пока шум ветвей не слился в страшный рёв, теперь уже перебудивший всех. Ребята и девчонки вскакивали, хватаясь за оружие и озираясь. Я, перекрикивая гвалт, заорал:
   - Всё нормально! Просто под утро хозяин долины решил повеселиться как следует! Ложитесь! Ложитесь, спите, всё хорошо!
   Шум, кстати, улёгся почти тут же. Наши укладывались дольше, но в конце концов затихли и они. Мы снова возобновили своё движение по кругу. Шорохи и треск по-прежнему преследовали нас, их сопровождал тихий, уходивший в неслышимость, вой, от которого начинало ломить виски, а в затылок отдавалась резка боль. В какой-то момент я заметил, как Олег собирается перебираться через огонь, но Басс дёрнул его обратно. Крыгин дико посмотрел вокруг, признался:
   - Вот ведь... Почудилось - Ленка оттуда зовёт.
   - Вон твоя Ленка спит! - Басс потряс его за плечи. Олег улыбнулся:
   - Вижу, вижу, я в порядке... Вот ведь гадина! Чуть не выманил... Слышишь, ты, сука?! - заорал он в темноту. - Я тебе...
   - Заткнись! - прошипел я. - Всё! Тихо! Работаем дальше!
   Вендихо не унимался. Очевидно, он чувствовал, что скоро рассвет (стоп, а ведь на американский отряд он днём навалился - надо не забывать...) - и решил нас донять. Из леса выходили слепые олени, двигавшиеся, как манекены, на прямых ногах. От них веяло запахом гниения, между задних копыт волочились чёрные, спутанные клубки внутренностей. Этой нечисти собралось целое стадо. Смотреть на них было тягостно, не страшно, а отвратно до тошноты. Кончилось тем, что Сергей начал швырять в них головёшками и разогнал. Вместо этого начался вокруг мяв, рёв и вой, кто-то шарахался с дерева на дерево и даже пролетал над поляной, над костром, заставляя пригибаться. Но где-то далеко за озером медленно начинала разгораться полоска зари - и вакханалия вокруг костра пошли на спад. Но, прежде чем она прекратилась окончательно, произошло ещё кое-что.
   Я как раз раскочегаривал пригасший в одном месте костёр, когда ощущение взгляда стало непереносимым, и я, вскинувшись, схватился за наган. Прямо за пламенем высилась тёмная фигура - точнее я не мог ничего рассмотреть, взгляд как-то странно соскальзывал с неё, как вода с промасленной ткани, и только два светящихся мертвенно-зелёным светом диска висели перед моим лицом.
   Это только начало, услышал я у себя в голове.

* * *

   Утром был мороз, и немаленький. Стало ясно, что наступила осень. Воздух меж деревьев стоял (именно стоял) тихий и прозрачный, как стекло. Висела белёсая паутина. Конечно, можно было не сомневаться, что день вновь будет тёплым, но так же несомненно было и то, что накатывает зима. Может быть, не такая суровая, как в старушке Европе, но - зима.
   Я не выспался, хотя после смены смог достаточно спокойно поспать ещё два часа. Вообще, если честно, все приключения, пока их переживаешь - это смертный страх или столь же смертная скука (вроде бесконечных пеших переходов). Но во-первых, как ни странно, потом вспоминаются только немногочисленные, но по-настоящему яркие моменты. А во-вторых - без этих приключений адреналин в кровь перестаёт поступать совершенно. Растительное существование...
   - Раз пошли на дело -
   Выпить захотелось... - бурчал Игорь, затягивая ремни сапог. - Что-то холодно, Олег...
   Что-то стало холодать.
   Не пора ли нам поддать?
   - Алкогольную тему отставить, - я зашарил по земле в поисках "сбруи". - А, вот... Доброе утро, Тань.
   - Не очень доброе, - она села, ёжась. - Сны такие мерзкие снились... или наяву было, чёрт его знает... Ты в лес уходил?
   - Ты что? - поразился я.
   - Значит, снилось, - вздохнула она. - Ой, как холодно-то... Мороз, что ли?
   - Невероятно точное замечание, - заметил Олег Крыгин.
   - Так, никому никуда из лагеря не отходить! - гаркнул я, будя тех, кто ещё спал. - Если кому приспичило до "немогу" - собираться группами не меньше чем по пять человек и опять-таки далеко не отходить!.. Лен, когда завтрак будет?
   - Будет, - туманно ответила Власенкова. - Олег, поохотиться бы сегодня. Свежее мясо нужно...
   - Не только нам, поэтому перебьёмся сухпайком, - отрезал я. - Да вставайте же, наконец!
   Мой вопль привёл наконец в действие всех. Реанимированный костёр разгорелся, утренний холод отступил, послышались шутки и подначки.
   - Вообще-то если сегодня ночью мы видели всё, на что Вендихо способен...
   - Чаю налейте...
   - Слушайте, что мне сегодня снилось!
   - Нет, это ты послушай...
   - А мясо всё-таки плоховато коптили, попахивает...
   - У нас с водой-то как?..
   - Кто мой брусок для точки свистнул? Верните, а то будет, как на Кавказе!
   - А там как было?
   - А там не вернули...
   - Фергюс, у тебя шов под мышкой разошёлся, давай я зашью...
   - Фляжку заберёшь, вон, висит на дереве...
   - Смотрите, какое красное солнце...
   - Нет, всё-таки ночка была неприятной. Сколько ещё переходов-то?..
   - А где тут всё-таки картошка растёт ещё?..
   Я ел свою порцию и невольно улыбался. Честное слово, мне было хорошо среди этой компании. Правда. Но в то же время начинал я ощущать какое-то странное чувство. Оно подкрадывалось и росло последние месяцы, и до сих пор я как-то не обращал внимания на это... а вот сейчас задумался. И в\опять вспомнил тот сон. Я один. Холодный туман над проросшим острыми копьями осоки болотом.
   Я - один.
   Друзей у меня почти не осталось уже сейчас, и это был неприятный факт. Я сейчас могу любого из этих ребят, любую из этих девчонок окликнуть. Пошутить могу. Могу приказать, и никто не посмеет не послушаться. Могу пуститься в общие для всех нас воспоминания и сам посмеяться в ответ на дружеские подначки.
   Дружеские - но не от друзей. Уплыл Вадим. Уплыл - и ушёл, как друг, и расстались мы с ним нехорошо. Сергей остался другом, но в душе я боюсь, что и с ним меня что-то разведёт... а раньше-то и мыслей не было таких! Джек - да, пожалуй, друг... а может, просто общность душевных установок? Йенс - словно какая-то стеночка не даёт нам сойтись вплотную - и он, похоже, это тоже понимает и не очень старается сблизиться.
   Вот вам и шуточный титул. Смешной титул. "Князь". Смешно, весело, шутка... Но тот мальчишка, который глядит на меня из любого лесного озерка немигающими карими глазами - это не шутка. Это правда, и у этой правды жёсткое лицо...
   ... - Пошли, собираемся, - я решительно поднялся на ноги. - Кончайте жрать!.. Там, у кустов - подъём, блин!.. Не отходить!.. Строиться!..
   - Ох, ё, - прокряхтел Андрюшка Альхимович. - Тань, он что у тебя - не выспался? Или в военное училище готовится?.. Грехи наши тяжкие, где мой нож?
   - Ты на нём сидишь, - спокойно сказал Йенс.
   И рывком затянул пояс.

Галина Романова

   То не облако в лес хоронится,
   не туманы полезли с реки -
   проскакала по лесу конница:
   всё русалки да всё лешаки.
   Сказку слушали, да не до конца -
   разбежались, кому невтерпёж...
   Старый конь просил добра молодца,
   наточившего свой острый нож:
   "Не губи меня, добрый молодец,
   я тебе ещё пригожусь!
   Я в жару дам воды колодезной,
   с чародеем вмиг подружу.
   Не губи меня понапрасну ты -
   это наговор, это ложь!
   Должен же меня ты хоть раз понять -
   я же друг твой, в конце-то концов!
   Или ты меня захотел сменять
   на тех двух молодых жеребцов?!."
   Добрый молодец ножик вынул-то,
   песню спел, чтоб идти веселей,
   в лес дремуч пошёл, да и сгинул там -
   лес не любит предавших друзей...

* * *

   К двум часам стало совсем тепло. Мы вышли к речке; Вендихо себя никак не проявлял. Холодная даже на вид вода стремительно неслась между узких пологих берегов отчётливо видимыми переплетающимися струями - прозрачная, тугая.
   - Перейдём, - я вытер пот со лба ладонью. - Йенс, Олег, свалите поперёк вон то дерево.
   Мальчишки отошли в сторону, застучали топоры. Олег и Йенс (похожие, кстати, "истинные арийцы") умело впеременку работали короткими острыми инструментами с оттянутым "бородой" полотном. Все даже засмотрелись.
   - Смотри, - вдруг буркнул Раде. Он не наблюдал за тем, как рубят дерево, а что-то крутил головой и сейчас толкнул меня локтем.
   - А? - я оглянулся. И больше ничего не спрашивал.
   В двух десятках метров от нас, на прогалине, по которой мы шли недавно, пригибалась трава. Так, словно кто-то двигался в нашу сторону, приволакивая ноги.
   - Быстро сюда, бросайте дерево! - заорал я, выхватывая палаш. - Спинами к берегу, оружие наголо! Живей!
   Команда была выполнена молниеносно. Теперь все видели это странное шевеление - вернее, видели, что оно замерло в двух-трёх метрах от нас. Мгновенно появилось ощущение давящего, пристального взгляда в упор. Кто-то водил стылыми глазами по нашим лицам, словно кистью - широкой, смоченной в липкой холодной слизи. Хотелось поднять руку и вытереться, как будто это и правда по-настоящему.
   Не знаю, сколько времени это продолжалось. Но долго - на самом деле долго, не по ощущению. Это... нечто, или ничто, не знаю, как сказать... так вот - оно не стояло на месте, а двигалось вдоль нашей напряжённо замершей цепочки, словно искало слабое звено. Потом - ушло. Ушло в лес так же, принимая траву, как подходило к нам.
   Я услышал, как кто-то со свистом выдохнул, словно не дышал всё это время. Ещё кто-то, как по команде зашевелился, кашлянул, переступил с ноги на ногу, звякнул сталью...
   - Ну и что это было?! - взвинченно спросила Зорка. Её голос даже не был похож на обычный - её же.
   - Переправу! - прохрипел Йенс. - Чёрт, скорей же!.. Текучая вода...
   - Не поможет, - ответил Фергюс. - Вся эта долина - он.
   - Переправляться всё равно нужно, - я отмахнул рукой, Олег и Йенс бросились к полуподрубленному дереву. - Не расходиться, стоять, оружие не убирать.
   Йенс и Олег работали топорами, как заведённые, только щепа летела, причём часто промахивались, потому что оглядывались, хотя мы отгородили их от леса полукольцом, да ещё двойным, убрав девчонок во внутреннее полукольцо. В конце концов дерево, с хряском ломая ветви, рухнуло на другой берег. Мне кажется, оно ещё и упасть толком не успело, а половина наших была уже на другом берегу. Я переходил последним, и это, надо сказать, требовало почти всех запасов моего героизма. Но вопить: "Поджигайте мост!!!" - я начал ещё на середине.

* * *

   Весь этот день мы уходили всё дальше и дальше вглубь долины, не теряя боевого строя и то и дело останавливаясь. Вендихо нас в покое не оставлял - среди бела дня, сволочь, чудил почём зря, выпуская из-за деревьев и кустов такую ересь, что я не удивился бы, окажись у меня к вечеру половина седых волос. Но к тому моменту, когда мы уже собрались останавливаться на ночлег, Йенс подошёл ко мне.
   - Слушай, - он нервно улыбнулся, - есть риск не дойти.
   - Имеется, - согласился я, отводя глаза от гниющего девчоночьего трупа, ковыляющего за кустами параллельно нашему курсу.
   - Есть один способ, - предложил Йенс, - только я не знаю...
   - Я знаю, - убеждённо заявил я. - Что угодно лучше, чем здесь.
   - Придётся идти, не останавливаясь, пока не покинем долину.
   - Если надо - побежим... Только всё равно не успеем, ночью даже лучше на месте...
   - Олег, - оборвал меня Йенс, - кончай тратить время. Я раньше этого не пробовал, но может получиться. Во всяком случае, у того, кто мне показывал, получалось.
   С этими словами Йенс полоснул себя по запястью...
   ...Не знаю, как и что там бормотал Йенс, глядя на заходящее солнце, пока его поддерживали - он потерял немало крови, пока нарисовал каждому на лбу руну 0x01 graphic
. Потом мы вынуждены были его тащить, самым элементарным образом, на носилках, которые мы тут же соорудили. Йенс и позже не объяснял свой фокус... и был ли это вообще фокус.
   Но все эти жутики Вендихо, которых он напускал массово, резко потеряли к нам интерес. Даже нет - их интерес сменился явным ужасом, они очищали нам дорогу, а мы шли, быстро, не оглядываясь и плотней сбившись в клин, в центре которого тащили Йенса.
   Мы двигались таким порядком, пока не выбрались за пределы долины. И даже когда Йенс пошёл сам, а дорога уже вела в гору - долина кончилась - мы не остановились.

* * *

   От долины Вендихо мы уходили ещё целых три дня после того, как пересекли её границы, хотя по ночам были заморозки, а листва на деревьях либо облетела, либо окончательно приобрела цвет золота и меди (дни, правда, были всё ещё тёплыми). Мы не сговаривались, я даже приказов не отдавал - просто по утрам, как само собой разумеющееся, мы снимались и шагали дальше. Зимовать возле долины мы не хотели.
   Аппалачи не очень были похожи на горы в обычном понимании этого слова. Из бесконечных долин, густо заросших лесом, поднимались хребты и перевалы, тоже с деревьями, но редкими. В долинах текли речушки - притоки Огайо - и сбегали со склонов многочисленные ручьи. Помимо всего прочего, эти места кишели жизнью.
   Утром четвёртого дня я задумался - во время завтрака - о том, что мы опаздываем с зимовкой. Задумался так глубоко, что слабо воспринимал окружающее. В таком состоянии я вполне мог исполнять обычные обязанности, но не более того.
   - Олег!
   Это слово и вывело меня из обалдения по поводу зимовки. Мы уже часа два шли по берегу ручья. Я вскинул глаза - на меня чуть ли не с сочувствием смотрела Ленка Власенкова.
   - А? - встряхнулся я.
   - Тебя зовут, - мотнула она головой. - Вон орут.
   Перед нами была большая - метров триста - луговина, на противоположном конце которой поднимались пологие холмы, в свою очередь в нескольких местах увенчанные каменными клыками. Между двух таких "клыков" стоял, размахивая рукой, Димка. Увидев, что я смотрю в его сторону, он поднёс пальцы ко рту и засвистел так пронзительно, что эхо мячиком отскочило от леса за нашими спинами и заметалось по луговине.
   - Олег!!! - донеслось до нас.
   - Иду! - заорал я в ответ, поднимая руку...
   ...Весь передовой дозор, согнувшись пополам, заглядывал в полукруглый арочный вход, на две трети заплетённый уже отзеленевшим диким виноградом. Вход располагался прямо в основании каменного столба, как дупло в траченом кариесом зубе. Вокруг лежала широкая площадка, со всех сторон обрывавшаяся на глубину восемь-десять метров в ручей - только в одном месте тропинка вела через него, круто поднимаясь. Из пещеры тянуло теплом и не пахло зверем.
   - Факелы давайте! - крикнул я, чуть повернувшись через плечо.
   - Удачное место? - гордо спросил Ян. Оказывается, неистребимый инстинкт карпатского горца завёл поляка сюда ради интереса.
   - Кажется, да, - я рывком сдёрнул виноградную занавеску. - Но интересно, почему оттуда тепло-то?
   - Скорей всего, термальные источники, - это сказала Танюшка, взобравшаяся к нам. - Центральное отопление.
   - Сыро будет с таким отоплением, - возразил Димка.
   Снизу передали охапку наскоро, но умело сделанных факелов. Видов уже стучал кресалом, выбивая искры, и скоро от первого занявшегося факела разжигали остальные, раздавая их по рукам...
   ...Сразу за входом, без коридорчиков или переходов, располагался небольшой зал - где-то шесть на шесть, высотой метра два, с сухим песчаным полом. Я услышал довольный вздох Ленки Власенковой и про себя согласился - комнатка для проживания была идеальной. Дальше вёл ещё один проход - тоже арка в стене - и мы, пройдя в него (пригнувшись, иначе никак), оказались в маленьком "тамбуре", где голова практически чиркала о потолок. Тут было почти душно - влажным теплом тянуло из проходов в стене. За одним, куда мы сунулись, оказался тупик с трещиной в полу. Оттуда шло тепло, но сухое ("Сортир," - сказал кто-то, и я мысленно согласился опять). За вторым коридор довольно круто уходил вниз, и половина наших воинов во главе с Андреем полезла туда, а я с остальными отправился в третий - последний - проход.
   Мы сразу застряли в коротком широком коридорчике - спереди слышались какое-то шуршание, вздохи и побулькивание, которые лично у меня вызвали ассоциации со скопищем огромных насекомых. Я застыл. Другие тоже остановились, но Зорка вдруг рассмеялась (откликнулось эхо) и сказала:
   - Эх, вы, храбрецы! Это же вода!..
   ...Через большой зал - дальнего конца не достигал свет факелов - бежала в мелком каменном ложе широкая река. Слева под стеной бурлили несколько ям с кипятком, а справа из-под стены выбегал ручей, вода в котором была ледяной. В речушке же она оказалась горячей - очень, но рука терпит, а у того места, где в неё впадал ручей - прохладней.
   - Баня и родник, - заявил я. - Это клад. Ян, я тебе благодарность в личное дело впишу.
   - На лоб синими буквами, - хихикнул довольный поляк.
   - Эй, а тут раньше жили! - подал голос Сергей. Он стоял у стены, водя факелом вдоль неё. Свет выхватывал из темноты строчки выбитых в камне букв. - По-английски, кажется.... Точно! - он помедлил и довольно бегло перевёл: - "Пятое января 1692 года..." сколько завитушек... тут имена и фамилии... сорок пять человек... "Уходим завтра на прорыв. Запасы берём с собой, раненых тоже не оставим. Если ударим внезапно - прорвёмся, есть все шансы. Да будет с нами Святая Троица, Дева Мария и Святой Георгий, покровитель доброй Англии." А вот тут ещё, смотрите!.. И ещё, только уже по-русски!.. А вот ещё, дата времён войны, какой-то Лотар Брюннер... Олег, это не тот, про которого ты говорил?
   - Да, он, - я подошёл ближе, с уважением окинул взглядом надписи. - Мемориальная стена... Всё, зимуем. Хорошее место!
   - А я прямо сейчас нас увековечу, - Сергей достал складной нож, всаживая факел в трещину на стене...
   ... - Там ледник, - Ленка чихнула, почесала нос. - Крутой спуск со ступеньками и ледник. Кувшины - хорошие, но пустые. По мелочи кое-что. По-моему, тут стоит зимовать.
   - По-моему тоже, - согласился я. - Ну что, тогда прямо сейчас начнём готовиться... Давай, Лен, бери всё в свои руки.
   Глаза нашего завхоза загорелись хищным азартным огнём фанатика. Я понял, что в ближайшее время Олег Крыгин останется в одиночестве и днём и ночью - Ленке будет не до него. Зато нас она замордует, иначе не скажешь. Кулацкие у неё гены, иначе не скажешь тоже.
   - Надо будет очень постараться, - вдохновенно заговорила она, - пока ещё снега нет, да и дни тёплые совсем...
   Я постарался перестать слушать.

Игорь Басаргин

   Чужие горы, долы и поля мне с детства снятся,
   Алый стяг заката чужие осеняет небеса,
   Хлеба обильные на пашнях колосятся,
   Звенят под ветром корабельные леса...
  
   Казалось мне, там солнце ярче светит,
   Синее море, небо голубей,
   А дева дивная полюбит и приветит,
   Как ни одна из дев страны моей.
  
   В погоне за несбыточной мечтой,
   За дивным сном я в путь пустился дальний.
   И пёстрый мир открылся предо мной,
   Прекрасный мир, огромный мир. Бескрайний.
  
   От гор до гор, от моря и до моря,
   Через пески пустынь, соблазны городов
   Я шёл, скакал и полз. Смеялся, выл от горя.
   Ходил и в бархате, и вовсе без штанов.
  
   Семи морей приливы пожирали
   Следы, оставленные мною на песке,
   И корабли стремительные мчали
   Меня то к светлому веселью, то к тоске.
  
   Дорогам счёт бесчисленный потерян,
   Привычен вёсел плеск, скок конский, скрип телег,
   И не страшит давно, что не уверен:
   Поем ли вовремя, найдётся ли ночлег...
  
   Чужих земель я много повидал,
   Изведал дружбу, ненависть, любовь,
   Но явью стал сон, мой дивный сон, не стал,
   Как в детстве, он лишь будоражил кровь.
  
   Мне не сыскать волшебную страну
   И деву, что всех краше, не найти.
   Я понимаю: глупо верить сну:
   Мираж не цель - помеха на пути...
  
   И всё ж вперёд, безумной жить надежде!
   Пока хотя б во сне закатный алый стяг
   Над Берегом Мечты вздымается, как прежде,
   Как добрый стяг. Как путеводный знак!..

* * *

   На этот раз меня "прижало" на охоте. Я огибал здоровенный муравейник, обитатели которого уже запечатали на зиму все входы и выходы, когда всё вокруг вдруг понеслось с невероятной скоростью - вниз и вперёд. Остро кольнули глаза искры звёзд. Почти неосознанно я вскинул над головой сложенные "лодочкой" руки, ощущая, как некая бездушная сила разворачивает меня вокруг оси... Солнце выкатывалось над горизонтом, похожим на чашу, потом начало опускаться, и я увидел летящую мне в лицо Европу. Это было так дико, что я зажмурился, а когда через миг заставил себя открыть глаза - на меня надвигалась Скала. Ещё секунда - и я увидел подземную гавань и оба драккара Лаури, лежащие на берегу... а в следующее мгновение я понял, что Скала пуста. Не опустошена, нет - именно пуста, покинута...
   ...Первое, что я увидел, рухнув обратно к муравейнику - остриё самодельного копья, покачивающееся перед моим левым глазом.
   - Да ну нафик, - заметил я, не пытаясь отстраниться. Копьё сжимал - излишне сильно и нервно - мальчишка на год-два старше меня, одетый в яркую куртку с откинутым капюшоном, джинсы и высокие кроссовки, слегка веснушчатый, бледно-рыжий, с испуганными голубыми глазами. Руки у него дрожали. - Глаз выколешь, - дружелюбно добавил я, перейдя на английский. - тебя как зовут?
   - Ю... - он поперхнулся, сглотнул, дико глядя на меня, кашлянул и договорил: - Юджин Барнум.
   - Очень приятно, - я отвёл ладонью копьё от своего лица. - Олег. Можно без фамилий.
   Мальчишка попятился куда-то в направлении муравейника и с тихим треском исчез в буреломе. Слышно было, как он катится куда-то вниз.
   - С приобретением, - вслух поздравил я себя.

* * *

   - По-моему, он голодал всю предыдущую жизнь.
   В голосе Ленки прозвучала определённая опаска. Наблюдая за тем, как американец ест, я спокойно ответил:
   - Не объест, чего там.
   Хотя мёл Юджин действительно со страшной скоростью, и уже два раза кивал в ответ на предложение добавки - первое Ленка сделала радушно, второе - с опаской.
   Пока мы возвращались в лагерь - без добычи, хотя это как ещё посмотреть! - Юджин то и дело принимался бессвязно рассказывать мне свою историю, одновременно цепляясь за мои рукава. В общем, всё было понятно. Жил мальчишка в городе Луисвилл, штат Кентукки. Отрывался по полной (а это что за бред?). Девять дней назад с компанией пошли в пригородный парк - барбекю, пивко. Ну, он отошёл к воде, посмотреть на уток, а дальше понятно.
   Юджин тем временем смёл добавку - тушёное с травами мясо - и, застенчиво улыбаясь, протянул котелок Ленке.
   - Хватит, - отрезала та, - обрыгаешься.
   - Точно, - подтвердил я, отталкиваясь плечом от стенки пещеры. - Если ты говоришь, что восемь дней почти ничего не ел, то пока хватит... Вставай, пошли.
   - Куда? - он, кажется, испугался.
   - Трахаться, - беззастенчиво и мстительно заметила Ленка, подтягивая к себе свои записи. - Олег - он знаешь, какой?! Ууууу...
   - Ерунду не говори, - без какого-либо раздражения отозвался я. И пояснил Юджину: - Поменьше её слушай. Пошли, подберём кое-что тебе... Ну, чего смотришь? - я засмеялся. - Пошли, пошли, пошли, нам ещё на охоту идти, сейчас время такое: один час зимний день кормит... Да, Лен! - спохватился я. - Танюшка где?
   - Они с Анри и Яном час назад ушли... Слушай, вали, куда ты там шёл, не мешай, у меня цифры не сходится!
   - Сальдо, бульдо... - пропел я, взмахом руки подзывая Юджина в пещеру. Американец пошёл не очень охотно. Кажется, он всё ещё не до конца понял, что к чему.
   В пещере я указал ему на запасное оружие.
   - Выбирай... Девчонки потом тебя обошьют, а пока ты нормально одет. По сезону.
   - Мы что, правда идём на охоту? - он с сомнением рассматривал клинки.
   - Конечно, - кивнул я. - Не охотился никогда?
   - Не-а... Вот это что?
   - Это палаш, - пояснил я, - почти такой, как у меня.
   - Я возьму?
   - Бери, - пожал я плечами и посмотрел на часы. Они исправно шли, хотя местное время не показывали. Отстукивают - и ладно.
   - А что, с этим охотятся? - он крутил в руках перевязь.
   - Руки подними, - я шагнул к нему. - Да поднимай, ты что? - он как-то мялся и жался. - И запоминай, как всё это носить... Да чего ты шарахаешься?!
   - Я не шарахаюсь... - пробормотал американец. - Только я это... в общем, мне девчонки нравятся...
   - А мне иногда не очень, - признался я. - Вредные, крикливые и с амбициями... А ты это к чему? - я приладил перевязь, полюбовался.
   - Ну, как же, она же... Елена сказала...
   - Еленой её называть жирно, Ленка она и есть Ленка, - поправил я. - Ну и что?
   - Ну, она сказала, что ты вроде бы... нет, я ничего против не имею, но сам я натурал...
   - Ничего не понимаю, - признался я. - Ты по-английски говори! Ладно, по дороге объяснишься. Пошли. Да пошли же, чего ты мнёшься?!
   Если честно, американец вызывал у меня недоумение, и я правда временами не понимал его слов - казалось, он говорит одно, думает другое, а имеет в виду третье. Но на этот раз смысле его невнятного бормотания дошёл до меня, когда и мы дошли - до леса.
   - Ты что имел в виду? - уточнил я. - Что я пидарас?
   - Э... ну... - он споткнулся о корень. - Ну, та девчонка сказала же...
   - Она тебе ещё и не такое скажет, - объяснил я. - Стиль шуток в нашей тёплой компании такой... Пидарасов у нас нет. Атмосфера не та. Не выживают. Одинокие есть... одиноких девушек, кстати, нет. Ну так вот, я - нормальный. В этом отношении, - поправился я после некоторого раздумья.
   - Ну... голубые, они, вообще-то, тоже нормальные... - начал Юджин, но я отмахнулся:
   - Нет.
   - Ну вообще-то... - начал он снова, на что я вновь его прервал:
   - Не вижу ничего нормального в том, чтобы трахать особь одного с собой пола в то место, из которого срут. Возражение?.. Нет?.. Тогда теперь тихо. Смотри, слушай и нюхай.
   Кажется, он хотел ещё что-то спросить, но моя спина ярко продемонстрировала новичку, что лучше помолчать. В конце концов, подумал я, этот Юджин не более и не менее странный, чем все мы. У каждого свои закидоны, и любой поначалу ничего толком не умеет. Обтешется, научится, станет не хуже остальных, а то и лучше многих...
   - Ты говоришь, никогда не охотился? - не поворачиваясь, спросил я.
   - Никогда... - подтвердил Юджин. - Рыбу ловил...
   - Рыбу? - уточнил я. - Удочку сам сделать сможешь?
   - Ну... в принципе, да, только крючок... хотя, и крючок смогу, из акации...
   - Отлично. Я тебе покажу рыбное место, и вечером отчитаешься уловом - вот и первое задание, - объяснил я.

* * *

   - Олег, иди к нам! - заорал кто-то. Я махнул в ответ рукой, но остался сидеть, положив на колено блокнот. Если честно, мне хотелось присоединиться к нашим, затеявшим на поляне беготню - я толком не могу понять, во что они играют, однако на расстоянии выглядело интересно.
   Я вздохнул. Князь есть князь, дура есть лекс (1.), а за меня этого никто делать не станет... Чёрт побери, мне, в конце концов, четырнадцать лет! Мне охота и побегать, и попрыгать, и вообще...
  
      -- Dura lex - sed lex (лат.) - Закон суров - но это закон.
  
   "Это ещё посмотреть, какие тебе четырнадцать," - заметил я сам себе, берясь за карандаш. Но работать у меня так и не получилось начать, потому что кто-то подошёл ко мне и остановился рядом.
   Я поднял голову. Это был Юджин, и лицо американца выглядело насмешливо-недовольным. Ничего не говоря, он присел рядом и, набрав в горсть камешков-галек, начал бросать их в валун неподалёку, то и дело промахиваясь.
   - Что такой скучный? - осведомился я, откладывая блокнот почти с облегчением. Юджин дёрнул плечами, скорчил гримасу:
   - Потому что скучно, - бросил он, стараясь попасть в основание кустика, выросшего в трещине камня. Камешки летели мимо. Упорно.
   - Скучно? - я подобрал пёструю гальку со сверкающими вкраплениями кварца, подбросил на ладони. - Вон, иди. Они, по-моему, в догонялки играют.
   - В догонялки! - фыркнул Юджин. - Мне шестнадцать, а не шесть!
   - Это заметно, - согласился я и движением кисти бросил камешек.
   Кустик подскочил и завалился в сторону, срезанный у основания. Юджин досадливо фыркнул, высыпал гальку под ноги и агрессивно продолжал:
   - Скучища тут! Так посидишь, посидишь и думаешь, что уж лучше б убили поскорей!
   - Угу, - равнодушно кивнул я. - Есть такая тенденция... Скучно. Ну так изобретай что-нибудь. Занятие, в смысле.
   - Да что тут можно изобрести?! - возмутился американец. - Живём, как в средние века!
   - Точно, - с удовольствием подтвердил я. - Даже хуже. Как при первобытнообщинном строе. Слышал про такой?
   - Слыша! Ну и что скажешь, это хорошо, что ли?!
   - Скажу, что это поправимо, были бы руки, ноги и голова, - пожал я плечами.
   - Нет, ну вот ты умный парень... - продолжал агрессию Юджин.
   - Спасибо, - усмехнулся я, потягиваясь. Мне было немного скучно, немного смешно, а главное - я видел его насквозь и стопроцентно знал, что он сейчас скажет. Это было бы утомительно, если бы в парне не просматривались хорошие задатки, забитые эгоизмом, разбалованностью и пресыщенностью.
   - Здоровенные парни и девчонки, - говорил он, - носятся друг за другом, - он махнул рукой в сторону поляны, - как младшеклассники на большой переменке - и рады до уссачки! В догонялки играют!
   - Компьютер, конечно, лучше, - заметил я. Юджин, не различив подвоха, энергично кивнул:
   - Лучше!
   - Да вот беда - нету их тут, - развёл я руками. - А что до догонялок... - я встал, наклонился к земле, шлёпнув по ней ладонями. Распрямился и предложил: - Пошли, сыграешь со мной в жмурки.
   Лицо у мальчишки было такое, словно я объявил себя вторым воплощением Гитлера.
   - Пойдём, пойдём, - я хлопнул его по плечу. - Развеемся, а то мне тоже что-то скучновато стало...
   ...Увидев, что мы с Юджином идём к ним, наши прекратили беготню и замолчали. Без особых предисловий я махнул рукой:
   - А ну-к - очистить плацдарм! Я с Юджином в жмурки играть буду!
   - Оппа, - сказал кто-то, и почти все уставились на американцы с нехорошим весёлым интересом.
   - Молодой-то какой... - понёсся шепоток.
   - Ага, был...
   - Янки, ну ты попал...
   - Жаль, дитё ещё совсем...
   - Ничего, Олег его не сильно покалечит... через недельку и встанет, глядишь...
   Юджин растерянно улыбался. Кто-то уже накладывал мне на глаза повязку - обычную головную. Басс разъяснял Юджину:
   - Тут всё просто... Вот, за пределы поляны выходить нельзя, а тут можно бегать, приседать, на месте стоять - главное, чтобы за минуту Олег тебя не осалил... ну, вон, палкой не коснулся. Продержишься - выиграл.
   - И всего-то?! - голос Юджина был удивлённым, и я его понимал - поляна была большой. - Это даже нечестно как-то...
   - Нечестно, - согласился Басс, - надо было Олегу ещё ноги стреножить...
   Я вытянул руку и поймал брошенную палку. Сказал в темноту:
   - Спасибо, Тань... Ну что?
   - Начали! - гаркнул Басс.
   Стало тихо. Исчезли человеческие звуки. Несколько секунд я стоял на месте.
   Мне было смешно.
   Юджин крался мне за спину по краю поляны. Я развернулся к нему; трава зашуршала, я прыгнул вперёд. Шаг в сторону... броско вперёд... броско влево... палку вправо... ага! Я выставил ногу, Юджин, кравшийся мне под руку на корточках, отшатнулся... и я коротко ударил его в колено. Не сильно, но больно - Юджин вскрикнул и сердито завопил:
   - Нечестно! Он видит! Нечестно жееее!!!
   Кругом засмеялись. Я, тоже смеясь, сдёрнул повязку. Юджин, явно с трудом удерживая слёзы, стоял на одной ноге, держась за колено. Без малейшего раздражения я подал ему повязку:
   - На. Попробуй, - он приложил повязку к глазам и. понурившись, вернул её мне обратно. - Я не вижу, но слышу и ощущаю, - пояснил я. Юджин сердито сопел. - А хочешь попробовать взять реванш?
   - Я же не увижу ничего... - пробормотал он.
   - Да не в этом, - я бросил Танюшке палку и повысил голос: - Дайте-ка кистень! - мне перекинули кистень - гранёную гирьку на двухметровой кожаной плетёнке с петлёй под руку. Я протянул оружие Юджину; тот его растерянно взял и выжидающе посмотрел на меня. - Не подпускай меня к себе, - пояснил я. - Как хочешь. Можешь бить, хлестать, вертеть кистень, как угодно. Только чтобы я не подошёл.
   - Ого... - Юджин взвесил гирьку. - А если я попаду? Она тяжёлая...
   - Попадёшь - так попадёшь, - весело согласился я, отходя. - Ну? Давай, начали!
   Секунду Юджин сомневался... но потом кистень в его руке закрутился. Крутил он его быстро, однако - в одной плоскости, вертикально справа. Я метнулся влево. Юджин попытался сместить ось вращения, кистень врезался в землю, взрыв её фонтаном... Я перекатился ближе через плечо - кистень свистнул над мной, а я, вновь пнув Юджина ногой в уже пострадавшее колено, другой подсёк его сзади и, прыжком вскочив, перехватил ремень кистеня. Оп! Петля легла на запястья. Оп! Вторая охватил шею.
   - Всё очень просто, - я раскланялся и, выпустив ремень, пошёл обратно к блокноту, бросив через плечо: - Продолжаем занятия. Развяжите, парня...
   ...Юджин догнал меня уже когда я уселся и взял блокнот. Он сел рядом, потирая колено:
   - Больно...
   - Наверное, - согласился я, - только в бою сделают в сто раз больней. А точнее - просто убьют. Особенно если не негры, а наш брат белый отморозок.
   - Мне никогда так не научиться, - Юджин сердито сопел.
   - Это куда проще, чем кажется, - возразил я и вновь (не без тайного удовлетворения) отложил блокнот. - Понимаешь... Я никогда в жизни компьютера не видел...
   - Ни разу?! - ужаснулся Юджин.
   - Ага, - весело подтвердил я. - Вот ты старше меня и, если брать чисто физически, сильней. А я тебя сделал, как маленького, потому что... Видел, как щенки или волчата возятся? Они не играют. Они жить учатся. То же самое и здесь. То, что ты назвал "детскими играми" - это складывалось тысячелетиями как народный опыт борьбы с враждебным окружающим миром. А ты... да и мы в какой-то степени, хотя и меньше... привыкли, что мир вокруг стабилен и предсказуем. Мы забыли о реалиях. Об играх волчат, в которых и растут волки. Тут, Юджин, нельзя быть компьютерщиком. Можно - только волком в волчьей стае. А ты пока даже не волчонок... Жмурки, салки, прятки... лапта - кажется, это бейсбол по-вашему... Бокс, наконец, драка на палках. Вот наши игры, и скучать тут просто некогда. Если, конечно, ты умён и жить хочешь.
   - Ты никогда не скучаешь? - спросил Юджин. Он смотрел на меня с открытым ртом.
   - Уже давно, - ответил я. - Несколько лет назад ещё иногда хандрил. А до этого, в начале... да, скучал, и сильно.
   - Но ведь... - он запнулся, но я понял, что хочет сказать американец.
   - Да, мы все всё равно умрём... Но я человек. И не собираюсь умирать без борьбы. Я считаю, Юджин, что даже за короткую жизнь надо бороться. Изо всех сил. Я боролся. И буду бороться. А ты решай для себя. Это легко - решить. Делать - вот что трудно. Очень.
   - Ты будешь меня учить? - спросил Юджин.
   - Время, - развёл я руками. - Но Сергей тебя научит даже большему, чем умею я. Значит, ты решил?
   - Решил, - кивнул тот.

Александр Елин

   Кто сказал, что страсть опасна, доброта - смешна?
   Кто сказал: "Другие времена!"?!
   Как и встарь, от ветра часто
   Рушится стена -
   Крепче будь -
   и буря не страшна!
  
   Встань!
   Страх преодолей!
   Встань в полный рост!
   Встань
   На земле своей -
   И достань рукой
   до звёзд!
  
   Кто сказал: "Один не воин, не величина!"?!
   Что в наш век отвага не нужна?!
   Мир жесток и неспокоен,
   За волной волна...
   Не робей -
   и не собьёт она!
  
   Кто сказал: "Живи покорно, не ищи руна,
   Не летай и не ныряй до дна!"?!
   Сталь легка, судьба проворна -
   Грош тому цена,
   Кто устал
   и дремлет у окна!
  
   Кто сказал: "Борьба напрасна - зло сильней добра!"?!
   Кто сказал: "Спасайся - вот нора!"?!
   Путь тяжёл, но цель прекрасна,
   Как огонь костра!
   Человек! Настал твой час!
   Пора!
  
   Встань!
   Страх преодолей!
   Встань в полный рост!
   Встань
   На земле своей -
   И достань рукой
   до звёзд!
  

РАССКАЗ 19

ДАЛЕКА ДОРОГА ТВОЯ . . .

   Мёртвой свастикой в небе орёл повис.
   Под крылом кричат ледяные ветра...

С.Калугин

* * *

   Снег пошёл ночью, когда мы с Сергеем спали недалеко от широкого чёрного ручья. Собственно, на это походило ещё со вчерашнего утра, когда мы вышли из лагеря - небо наглухо зашторило сплошным пологом туч густо-свинцового цвета. День прошёл в глухой тишине, а ночью, проснувшись, я увидел, как медленно падают крупные хлопья. "Снег," - подумал я и, плотнее завернувшись в плащ, уснул снова...
   ...Когда я проснулся утром, снег уже перестал, но небо по-прежнему было цвета свинца. Гладкие гранитные валуны снег то ли не сумел покрыть, то ли они обтаяли, но в остальных местах он лежал ровным покровом. Мой плащ по краю прихватило к земле морозом. Я с треском отодрал его и сел.
   Было не так уж и холодно - градуса два мороза, не больше. На снегу лежали куртка и сапоги Сергея, он сам сидел на одном из валунов на корточках и умывался.
   Отпихнув плащ, я стащил куртку и, подойдя к Сергею, присел рядом. Поболтал рукой в воде, сказав:
   - Доброе утро.
   - Доброе, - он фыркнул, последний раз плеснул себе в лицо водой и поднялся в рост, потянувшись. - Ночью подходили волки, два раза.
   - Чего же не разбудил? - я плескал водой на плечи. Сергей бомбардировал воздух серией молниеносных ударов и пожал мускулистыми плечами:
   - Зачем? Они не особо нахальничали... Ещё одного оленя сегодня завалим - и назад, - он посмотрел в ту сторону, где стояли запорошенные снегом сани, передёрнулся: - Пойду оденусь и костёр разведу. Умывайся скорей...
   ...Снег снова пошёл - в тот момент, когда я, застёгивая куртку, подсел к костру, который развёл Сергей. Пахло оттаивающим копчёным мясом.
   - Лук будешь? - спросил он, с хрустом рассаживая складником крупную луковицу в золотистой чешуе.
   - Давай, - я переместился на брошенный поверх валуна сложенный вдвое плащ. Два или три крупных волка сидели метрах в ста на другом берегу ручья, поглядывали на волокушу и на нас. Я сделал вид, что целюсь в них из пальца. Звери даже не пошевелились. Я задумчиво поинтересовался: - Если их станет больше, как думаешь - нападут?
   - А, не знаю, - отмахнулся Сергей. - Ну что, я пойду, или ты на месте посидишь?
   - Ш-ютынык, - с акцентом ответил я, застёгивая ремни. - Я пойду, конечно... Вот блин, надо было лыжи с собой взять, или хоть снегоступы. Часа через четыре вернусь... - я передёрнул плечами и сообщил: - Ненавижу холод...
   ...Около того места, где ручей делал петлю, а берег поднимался, я вскарабкался на откос по валунам и довольно хмыкнул. Олени паслись на опушке рощи, метров за триста от меня. Было полное безветрие, снег всё падал. Волчья стая - штук семь - рысила туда-сюда между мною и стадом. Тоже дожидались своего... Олени гребли снег, наклоняли головы к серо-зелёным обнажавшимся проплешинкам. Стадо медленно переползало в мою сторону. Я посмотрел вдоль реки - вон там они выйдут к воде - и, присев между двух камней, глубже надвинул капюшон. Предстояло ждать.
   Метрах в ста от меня колебалось пятно серого тумана. Я с трудом отвёл от него взгляд, медленно вытянул ноги. Снег падал, пушистый, казавшийся тёплым. По серому небу, тяжело взмахивая крыльями, пролетели несколько больших воронов.
   Мне было тоскливо и хотелось домой. В смысле - туда, где все наши.
   Олени приближались, я их слышал уже и достал метательный нож. Снял крагу, сунул правую руку в левый рукав, чтобы не замёрзла. Я ждал, что подойдут волки. Но они не подошли - скорей всего, учуяли меня издалека и решили не связываться. Почему-то подумалось: а ведь можно, в принципе, сделать из одного метательного ножа дротик... Правда, я не учился их метать, так что вряд ли поначалу будет много пользы.
   Первые олени появились на берегу ручья. Цокали по камням, входили в воду, наклонялись к ней, пили, поднимали головы, снова пили.. До меня доносило резкий тёплый запах. Ближайший олень оказался метрах в пятнадцати от меня, и я, больше не скрываясь, резко вскочил, сделал по камням несколько больших прыжков и в последнем метнул нож в уже бросившегося в сторону оленя.
   Стадо уносилось прочь. "Мой" тоже делал прыжки по камням, но на пятом или шестом его неожиданно повело вбок, и он рухнул в снег, забрызгивая его своей кровью, струёй бившей из-под ушедшего в шею, в сонную артерию, ножа. Олень пытался ещё подняться, но я уже был рядом и, перехватив корону рогов, оттянул голову назад, движением даги перерезая горло на всю ширину.
   Кровь шарахнула в снег, вскипая с шипением, протаивая его до земли. Я, бросив дагу, несколько раз быстро подставил горсть, схлёбывая с неё густую, с тяжёлым тёмным запахом жидкость. Вытер руки и лицо снегом, засучил рукава и, выдернув метательный нож из шеи оленя, занялся разделкой туши.
   Вот странность. Сколько лет я здесь кукую - а к разделке привыкнуть не могу. Мерзкая работа, а главное - руки потом долго и непередаваемо воняют. А уж как разит содержимое желудков жвачных!..
   Но, тошная работа или нет, а делать я её научился хорошо. Сноровисто работая метательным лезвием, я "разбирал", как это называется, тушу оленя по суставам, снимая мясо с костей и укладывая в шкуру. При этом я не забывал поглядывать по сторонам на предмет волков, которым я, кажется. Запорол охоту. Если они и обиделись, то претензий не предъявляли.
   Снег перестал почти одновременно с тем, как я закончил работу. Потом долго оттирался холодной водой с песком, пока не замёрз. Отмылся дочиста, но от запаха, конечно, избавиться не удалось.
   Мяса получилось много, на себе особо не потащишь, особенно по снегу. Зато можно было тянуть, и я начал, вздыхая, пристраивать лямки из ремней...
   ...Получилось неплохо, но волочь груз по камням вниз-вверх было неудобно, и я зашагал стороной от ручья. Снег пошёл снова, я думал, шагая, что Сергей, наверное, приготовил уже поесть, а после обеда мы отправимся в обратный путь и завтра утром, если пораньше встанем, доберёмся до дома.
   Впереди на снегу чернели точки, они трепыхались, метались и вспархивали. Вороны дерутся над падалью... Похоже, волкам всё-таки повезло. Когда я подошёл, вороны стали нехотя вспархивать, перелетать подальше, недовольно и назойливо каркая.
   И тогда я увидел, над чем они дрались.
   Чертыхнувшись, я сбросил с плеч самодельные лямки и откинул капюшон. Конечно, а чего я ещё ожидал?
   Лицо лежавшего в загаженном и испещрённом следами птиц и лис снегу мальчишки разобрать уже было нельзя, да и пол разбирался с трудом. Зато было ясно, что парнишка просто замёрз. Он лежал в снегу голый, и руки у него были натуго скручены за спиной в запястьях и локтях шершавой верёвкой.
   Я вновь несколько раз выругался покрепче для успокоения нервов. Заорал на одного из воронов: "Пошшшёл!" Он отскочил, но не улетел, а уставился на меня чёрным бессмысленным глазом.
   Труп успел окоченеть. И если ему уже было всё равно, то мне - тошно. Кто-то опять развлекался в окрестностях. Не негры - они простые, как юбилейный полтинник. Отпустить связанного и раздетого пленного может прийти в голову только белой сволочи.
   Интересно, далеко ли он ушёл? Мы-то живём здесь, но пока никого не встречали, а выяснять этот вопрос надо...
   Вздохнув, я начал таскать камни от ближайшей россыпи и обкладывать тело по контуру, постепенно наращивая загибающийся свод.
   Но перед этим - срезал верёвку.

* * *

   - Значит, где-то рядом снова обосновался маньяк с гипертрофированным властолюбием.
   Все закивали, но молча. Всё равно лучше Йенса сказать было нельзя.
   Снаружи разгулялся настоящий буран, но в нашей пещере было тепло и достаточно уютно, только время от времени нервно содрогался полог, когда вихри били прямо в него. Ярко и жарко полыхал очаг, мы только что закончили ужинать и обдумывали вышеуказанную проблему. Не все, впрочем - кое-кто просто спал, а Димка и Олег Крыгин играли в шахматы. Да и я, если честно, не очень участвовал в этом важном разговоре, потому что Танюшка взялась делать мне массаж (я не просил, честно!). По-моему, она сама от этого тащилась, но за себя могу сказать, что в разговоре я участвовал только нечленораздельными репликами, находясь на тоненькой грани между сном и бодрствованием, но не сваливаясь ни туда, ни сюда.
   - Может быть, нам не стоит вмешиваться? - предложила Ленка Чередниченко, но неуверенно - она сидела, прислонившись к Сергею, и изящно позёвывала.
   - Да во что вмешиваться? - хмыкнул Мило. - Мы ведь даже не знаем, где, кто и чем таким занимается... Если бы узнать... А что, - глаза у серба загорелись, - может, провести разведку?!
   - Вот, вот, вот, поехали, - пробормотала Ленка, устраиваясь удобнее, - разведку боем... Олег, ты чего молчишь?!
   - Я не молчу, - мне понадобилось сделать усилие, чтобы прийти в себя, - я говорю... Можно разведку, конечно. Надо только подумать, куда и как, - и я снова бесстыдно нацелился впасть в бессознательное состояние, но Танюшка неожиданно привела меня в чувство точным ударом сгибом пальца под рёбра. - У-у!!! - взвыл я. - Ты чего?!
   - Прими участие в совете, князь, - она повторила тычок.
   - Тань, больно! - я сердито накинул куртку. - Ладно, какой совет, о чём?! Сейчас всё по своим местам расставим. Усилием воли.
   Поднялся страшный хохот. Наконец прорезался Андрей:
   - Он не слышал просто ни фига!
   - Всё я слышал! - возмутился я. - Ладно, я сказал. Воевать будем обязательно. Когда найдём врага, - я тряхнул головой, отбрасывая остатки дурмана и включился в проблему полностью. - Вообще-то, ребята и девчонки, - я подсел к огню поближе, - я вот что хочу сказать. Не знаю, как вы - а мне, если честно, морально тошно сидеть спокойно, пока кто-то развлекается, издеваясь над людьми. Я всех предупреждал, что со мной легко не будет, что я собираюсь восстанавливать по дороге справедливость - ради развлечения и морального удовлетворения... Сергей, - я кивнул ему, - поведёшь разведку?
   - Конечно, - легко согласился он. - Кто со мной?
   - Я!!! - взревел дикий дружный хор.
   - Отставить!!! - перекрыл их воплем я. - Сергей, не разлагай массы... Потом решим, кому идти. Когда буран кончится...
   ... - ...слёзы - горе,
   Горя - море, - мурлыкал Басс, -
   Счастье - тихий ручеёк,
   Убегающий в песок... - он выдохнул, приглушил струны. Ингрид, прильнувшая к его спине, тоже вздохнула. - Раде, подыграй.
   Македонец охотно достал самодельную свирель, продул её. Линде, улыбнувшись Видову, вытащила глиняную дудочку, поднесла к губам. Басс пощёлкал струнами, подкрутил колки. -
   Белая гвардия, белый снег,
   Белая музыка революций,
   Белая женщина, белый свет,
   Белого платья скорей коснуться...
   Я вскинул голову и замер. Печальной была музыка, и слова, падавшие холодными снежинками, не таяли в свете костра. Негромко, тоненько вступила на разные голоса свирель Раде - македонец играл, прикрыв глаза, а через миг другим тоном вплелась дудочка задумчиво глядящей в пламя Линде...
   - ...белые пальцы играют аккорд -
   Нам не простят безрассудного дара...
   Бьются в решётку твоих ворот
   Пять океанов земного шара...
   Я посмотрел на Раде - мне вдруг почудилось, что он заплакал. Но это совсем по-человечески зарыдала его свирель...
   - Когда ты вернёшься -
   Всё будет иначе,
   и нам бы найти
   друг друга...
   Когда ты вернёшься -
   Всё будет иначе -
   А я не жена
   и даже
   не подруга...
   Там ещё что-то было, но я уже не слышал слов.

Скади

   Незыблема твердыня Камелота,
   Британия становится сильней.
   Но что за неотступная забота
   Тебя не выпускает из когтей?
   Ах, все, от бедняка до кавалера,
   Все знают, в чём печали той вина:
   Прекрасна королева Гвиневера,
   Прекрасна, но Артуру не верна.
  
   Сильны и многочисленны отряда,
   Что за тобой идут на саксов в бой.
   Но кто стоит с тобой так часто рядом,
   Кто взглядом не встречается с тобой?
   Цвет рыцарства, герой, краса турниров,
   Твой давний друг, уже почти что брат...
   Но королева любит Бедуира,
   И вряд ли кто-то в этом виноват.
  
   Ты уезжаешь в дальние походы,
   Ты закрывать глаза на всё готов,
   Ты им обоим подарил свободу,
   Ведь это называется "любовь".
   Ты грешен, несмотря на святость целей,
   Так для чего же быть ещё грешней?
   Скажи теперь, о предсказатель Мерлин,
   Ответь мне, о пророк придворный Мерлин,
   Поведай мне, о ясновидец Мерлин -
   Кто на земле несчастней королей?

* * *

   Больше всего на свете Сергей любил именно такие моменты. Впереди - интересный путь, рядом - друзья, ничего не тянет за душу. Он временами размышлял, почему всё-таки с такой лёгкостью ушёл обратно к Олегу. Конечно, в первую очередь - потому что Олег был друг... нет - Друг. Но ещё и потому, что, если честно, всегда предпочитал выполнять, а не командовать. И испытывал гордость за то, что выполняет точно и умело - ведь недаром именно его Олег отправил в разведку.
   Андрей и Арией так же уверенно, как и он сам, шагали в снегоступах по быстро тающему снегу между деревьев, ловко перебираясь через валежины или подныривая под них. Снег скоро потает совсем, тогда надо будет идти пешком.
   Небольшой отряд третьи сутки искал следы людей. Выпавший во время недавнего урагана снег сильно затруднял поиски, полностью скрыв следы. Правду сказать, Сергей подумал бы, что тут вообще не может быть людей, если б не видел труп своими глазами.
   Мальчишки почти всё время молчали - разговаривать им было сейчас особо незачем, дело своё они знали хорошо и накручивали не очень спеша километры, всматриваясь с верхушек скал и холмов в окрестности. Живности вокруг было полно. Людей - нет.
   Про себя Сергей решил, что они покрутятся ещё два дня, исключая сегодняшний, а потом вернутся и будут думать. Он ещё раз проверил эту мысль, присев возле кипящей во впадине воды родничка. Зачерпнул ледяную прозрачность, отпил, посмотрел по сторонам.
   Андрей свистнул и махнул рукой. Спихнув с ног снегоступы (снега тут почти не было), Сергей подошёл - Альхимович, сидя на камне, подбрасывал, улыбаясь, на ладони длинный - в палец - узкий наконечник стрелы, похожий на лавровый лист из красноватого кремня, в мелких выемках тщательной обработки.
   - Обронили? - Сергей взял наконечник.
   - Выбросили, - Андрей чиркнул ногтем по еле заметной трещинке, рассекавшей наконечник вдоль точно по центру. - Ископаемых тут нету, так что это здешние.
   - Или захожие, - возразил Олег, подходя и сбрасывая капюшон. Андрей хмыкнул и носком ноги указал на мелкие кремнёвые чешуйки, разбросанные на протаявшей земле:
   - Если и захожие, то они тут были вот - перед самым снегопадом. Эту мелочь сразу мешает с песком, с камешками, а тут вон - поверху лежит, только снежком прикрыло.
   - А что это у них наконечники кремнёвые? - удивился Ариец. Андрей улыбнулся:
   - Да просто у нас-то аркебузы в основном, а так - встретим Джека, ты посмотри: у него три четверти наконечников и есть кремнёвые самоделки.
   - Не обращал внимания, - признался Олег. - Значит, не больше недели назад кто-то делал тут наконечники...
   - Это и правда могла быть разведка, - раздумчиво произнёс Сергей. - Ну что ж, надо искать дальше.
   - Только давайте пообедаем, - предложил Олег, - а то солнышко на ели, а мы ещё не ели.
   Мальчишки присели на камнях, подстелив плащи и, развязав мешки, достали припасы.
   - Олег, - задумчиво сказал Андрей, жуя кусок сушёного мяса, - когда тебя Ленка спать укладывает - она тебе косы расплетает, или как?
   - Поговори, - спокойно буркнул Ариец, откидывая за спину очень стильные косы, заплетённые на висках. - Жуй вон... пока есть чем.
   Сергей, пользуясь правой рукой, левой рассматривал, вертя в пальцах, всё тот же наконечник. Выходы красного кремня были тут везде. А вот откуда пришёл и куда ушёл человек - под пойми...

* * *

   - Пойдём, покажешь.
   Юджин просил уже не первый раз, и я, покосившись на него, промолчал. Но янки не отставал:
   - Сергея ведь нет, кто тренировать-то будет?!
   - Тебе мало утренней тренировки? - не выдержал я.
   - Мало, - честно сказал американец. После той осенней истории он превратился а фанатичнейшего фехтовальщика и добился уже немалых успехов. - Ну пойдём, а?
   Под слегка ироничными взглядами, стараясь не обращать на них внимания, я подхватил перевязи и первым заспешил к выходу. Вслед мне Басс беспощадно пропел:
   - Я специальность себе выбрал по наследству -
   Стать учителем не думал, не гадал.
   Я всяких ужасов боялся ещё с детства...
   ...Снаружи был тёплый ветер, сырой, он слизывал снег на пару с вылезшим солнышком - совсем весна, не январь никакой. Я положил на камни снаряжение, сбросил куртку. Юджин, помедлив, потянул за шнуровку своей куртки, но я усмехнулся:
   - Не стоит... Ну, что показать-то?
   - Атаки на оружие, - он шмыгнул носом.
   - Ты батман разучил? - я несколько раз полоснул воздух клинком.
   - Батман и контр-батман, - готовно кивнул он.
   - Тогда смотри, вот фруассе... Шестое соединение...
   - Шестое?.. А, ага... Так?
   - Так, так... Ооопп!
   Юджин удержал палаш, но сам развернулся в сторону толчка. Вернулся на место и потребовал:
   - Ещё раз.
   - Это просто, - усмехнулся я, повторяя толчок медленно. - Главное - угол соприкосновения клинков поострее... Давай ты... хорошо!
   Мы немного поиграли клинками. Юджин неожиданно спросил:
   - Послушай, а почему ты любишь поединки? Ребята рассказывали, что...
   - "Рассказывали, что..." - сердито буркнул я. - Да, поединки я люблю... Почему? - я неожиданно сам задумался над этим. Повторил: - Почему... Мне нравится быть первым и лучшим, скажем так. Веришь?
   - Ты не тщеславный, - уверенно сказал Юджин. Я засмеялся:
   - Это верно!.. Дело просто в том, что мне нравится процесс. Когда я схватываюсь один на один - всё равно, всерьёз или для развлечения - я ощущаю себя рыцарем. Свои и чужие на меня смотрят. Я, противник - и бог, как раньше говорили. Это непередаваемое ощущение.
   - Ты торчок, - определил Юджин. - Адреналиновый наркоман, вроде тех, которые с мостов на резинке прыгают.
   - С мостов на резинке? - удивился я. - Это как?
   - Привязывают к ногам такую прочную резину, точно рассчитанную, и человек прыгает - с моста или с плотины там... Говоря, интересно.
   - Брр! - я передёрнул плечами. - Но ты прав, похоже. В этом.
   - А в чём не прав? - насторожился Юджин.
   - Что-то там у вас неладное творится в мире, - пояснил я. - Если уж стремление защищать справедливость объясняют адреналиновой наркоманией - что-то не то творится. И моё пристрастие к поединкам отношения к защите справедливости не имеет, Юджин.
   - Да я уже понял, что вы... мы, - поправился он, - рыцари. И ничего против не имею, можешь быть уверен... Давай ещё, а?

Виктор Цой

   Ночь глубока,
   день далеко,
   Ночью так часто
   хочется пить...
   Ты выходишь на кухню,
   Но вода здесь горька,
   Ты не можешь здесь спать,
   Ты не можешь здесь жить!
  
   Доброе утро, последний герой!
   Доброе утро -
   тебе и таким, как ты!
   Доброе утро, последний герой!
   Здравствуй,
   последний герой!
  
   Ты хотел быть один -
   это быстро прошло,
   Ты хотел быть один,
   но не смог быть один...
   Твоя ноша легка,
   Но немеет рука,
   И ты встречаешь рассвет
   За игрой в дурака!
  
   Утром ты стремишься
   скорее уйти,
   Телефонный звонок -
   как команда "вперёд!"
   Ты уходишь туда,
   Куда не хочешь идти,
   Ты уходишь туда,
   Но тебя там никто не ждёт!
  
   Доброе утро, последний герой!
   Доброе утро -
   тебе и таким, как ты!
   Доброе утро, последний герой!
   Здравствуй,
   последний герой!

* * *

   - Сюда часто ходили за водой, - Андрей, присев на корточки, похлопал ладонью по плоскому камню, удачно выдающемуся над берегом. Сергей огляделся и удовлетворённо хмыкнул: теперь он отчётливо увидел поднимающуюся на откос тропинку.
   - Ходили, но последнее время не ходят, - сообщил Олег с середины откоса. - Тут всё оплыло... Я поднимусь наверх? Если лагерь и был, то только там.
   - Погоди, сейчас вместе пойдём, - махнул рукой Сергей. - Пошли, Андрей, вставай. Хотя едва ли они ещё здесь. Мне кажется, это всё-таки была разведка...
   ...Это была не разведка.
   Селение располагалось в укромной, защищённой от ветров откосами ложбине. Кажется. Тут тоже стояли типичные вигвамы.
   Стояли когда-то. А сейчас стаивающий быстро снег уже обнажил обгоревшие, полуобвалившиеся каркасы жилищ, чёрные пятна на месте кострищ... Мальчишки ощущали ещё не выветрившийся, тяжёлый запах мокрой гари. Похоже было, что тут погуляли негры. Так одновременно подумали все трое, но только в первые секунду. А потом так же синхронно они поняли - отсутствуют основные признаки налёта чёрных. Нет остатков пиршества. Нет тел. Нет разбросанных вещей.
   - Сожгли до снегопада, - заметил Андрей. Его взгляд быстро и цепко обегал ложбину. - Тут жило человек пятнадцать-двадцать.
   - Бой был, - сказал Олег, успевший пройтись по кустам. - Смотрите, что я нашёл, - он держал на ладони обломок арбалетного болта с кованым крестовидным наконечником и метательный нож. - Если пошарить, наверняка ещё найдётся.
   - Давайте поищем хозяев этого места, - чувствуя, как растёт неприятное ощущение, не сказал, а приказал Сергей. - Не могли же всех увести, куда-то дели трупы...
   ...Трупы нашлись. Их стащили и свалили в распадок у ручья, а с тех пор над ними хорошо потрудились лисы. Тут были десять тел. Подальше нашлись ещё четыре. Две девчонки были распяты между вбитыми в землю кольями. Ясно было, что их изнасиловали, а потом ещё повеселились - развели на животах костерки.
   Сосиски, наверное, подрумянивали.
   А двух пацанов раздёрнули верхушками согнутых берёз. То, что висело на деревьях, было до такой степени ужасно, что и сейчас смотреть было жутко. Даже закалённым ребятам...
   - Да, это не негры, - процедил Андрей. - Это наш брат белый... развлекался.
   - Смотрите! - окликнул их с Сергеем Олег. Он стоял возле одного из деревьев, на которых висели останки, и касался ладонью ствола. - Смотрите, что тут написано!
   На стволе берёзы были глубоко вырезаны английские слова:

Sow the seeds of peace and justice. I enjoyed myself very much.

Manny.

   - "Сейте семена мира и справедливости, - перевёл Олег. - Я получил огромное удовольствие. Мэнни." Мэнни... - повторил он. - Да, это белые. Наши.
   - Наши?! - процедил Сергей. - выбирай выражения!
   - Ребята... - начал Андрей, но продолжить не смог. Кусты вдруг буквально вскипели орущими людьми с оружием. Скользя по размокшей земле, они ломились со всех сторон, за ложбинкой среди ветвей угрожающе зашевелились луки арбалетов.
   - Засада! Спина к спине! - заорал Сергей, выдёргивая палаш и дагу. Прыжок - они сомкнулись треугольником, выставив во все стороны клинки. Про себя Сергей крыл себя же матом в три этажа - до такой степени обалдел при виде разорения, что перестал слушать - вот и подобрались...
   Странно, но ребята (и девчонки), которых было человек тридцать, с отличным оружием, явно решительно настроенные, не спешили нападать. Они замкнули троих друзей в полукольцо, прижав к краю спуска. Яростные лица, вытянутое вперёд оружие... Олег скользнул шпагой по слишком далеко протянувшемуся мечу, отбросил его, что-то прокричал... Сергей приглашающе улыбался, играя кончиком палаша... Андрей держал валлонку и дагу скрещенными...
   - Эва! Эва! - крикнул кто-то, и окружением раздалось, чтобы тут же сомкнуться за спиной рослого, стройного воина. Под распахнутой курткой с меховой оторочкой была видна бригантина, усиленная роговыми бляхами, в правой руке незнакомец держал остриём вверх корду, на плечи падали каштановые локоны, а голову и почти всё лицо скрывал кожаный шлем с металлической маской. Глаза были не видны в чёрных глазницах.
   Несколько секунд воин мерил всех троих ощутимым, хотя и незримым взглядом. Потом невероятно точным движением бросил корду в ножны за спиной и, обеими руками в жёстких крагах снимая шлем, сказал мелодичным голосом:
   - Это не люди Харди... Кто вы такие?
   - Девчонка! - вырвалось у Андрея.

* * *

   - Ну, что с рыбой? - Раде слегка зевнул, прикрыв рот снятой перчаткой. Зорка, потрошившая вытащенный македонцем вентерь, отмахнулась: не мешай! Впрочем, раде в самом деле задал вопрос "от не фига делать" - видно было, что рыбы попалось немало, а есть ведь ещё второй вентерь, который как раз дружно тянули неподалёку из второй лунки Видов с Линде.
   Раде, посвистывая сквозь зубы, огляделся - просто так. Весна, не весна?.. Тут всё-таки гораздо более тёплая погода, чем в Европе. Январь, сейчас бы морозам быть за двадцатник, а тут - оттепели, снега почти нет, по небу проносит временами дождевые тучи, а если нет - то солнце припекает, как весной... Как ещё лёд-то устоялся...
   Так, а это кто?
   По льду от ближнего берега - того, с которого спускались сами рыбаки - шагали неспешно пятеро парней. С оружием, но вида вовсе не угрожающего.
   Раде свистнул, и Видов подошёл к нему, а девчонки, отойдя наоборот - назад - приготовили аркебузы. Но незнакомые мальчишки шли совершенно спокойно, не обнажая оружия, а шагавший первым открыто улыбался. Это был светло-русый невысокий парнишка, лицо которого шрам, идущий через левую щёку сверху вниз, даже не портил, а делал более привлекательным.
   - Привет, - сказал этот парнишка с уже знакомым американским акцентом. - Так это вы - наши соседи? Мы уже несколько раз видели чьи-то следы, а вот теперь встретились наконец...
   Позже Раде сказал, что именно эта улыбка идущего первым парня его и насторожила. Ну, понятно, можно в самом деле испытывать радость при виде кажущихся тебе симпатичными людей - но с чего уж так улыбаться? Не родственники и не близкие друзья встретились... И слишком уж активно они шли на сближение, хоть обнимайся.
   - Нам надо бы к князю, - буркнул Раде, - если уж встреча такая долгожданная... - покосившись, македонец с досадой отметил, что девчонки остаются на месте, опустив аркебузы, и к ним уже подходят двое, а один зашёл за спину Видова. Это Раде полностью убедило в том, что тут что-то не так.
   - Пойдём, - легко согласился парнишка. Остальные молчали. - Вашим девушкам не тяжело нести аркебузы? мы поможем.
   Короткий шум позади убедил Раде в то, что его подозрения оправдались, и он, прокляв себя за то, что не начал действовать сразу, схватился за барте, но резкая боль в правой руке заставила его вздрогнуть - один из пришельцев, просунув лезвие шпаги под локоть Раде, заблокировал его руку.
   Раде сшиб его ударом кулака. Видов оказался быстрее всех - он проскочил между двух парней, один из которых держал за локти Линде, и валлонка в его правой руке прошлась по плечу отшатнувшегося парня. Линде стремительно нагнулся за аркебузой, но парень ударил её в лицо ногой. Видов зарычал; Раде прыжком ушёл от стремительного удара двух палашей сразу. Зорка гневно, коротко вскрикнула, быстро щёлкнул кистень Видова, один из нападающих завалился в снег, а в следующую секунду четверо бежали к лесу, таща пятого, Раде зажимал раненую руку, Видов поднимал Линде, а Зорка вскидывала аркебузу - шея у неё слева была порезана.
   Зорка выстрелила, но промахнулась, а пока хватала аркебузу Линде - вся группа скрылась в лесу. Зорка выругалась с треском, спросила:
   - Как у тебя рука?
   - Ничего, ничего... - Раде посмотрел резаную рану. - Что у тебя с шеей?
   - А, ерунда... Линде, ты как?
   - Убью, сволочь! - взревел Видов, рванувшись к лесу. Раде перехватил его за плечо:
   - Стой, стой, стой! - серб дёрнулся, но македонец его удержал. - Стой, тебе говорю, стой!
   - Он Линде губы разбил!! - заорал Видов.
   - Да нет, ничего, стой, - Линде роняла на талый снег тяжёлые капли. - Держи его, Раде...
   - Уходим отсюда, - Зорка успела зарядить обе аркебузы и следила за опушкой. - Скорей, а то ещё ахнут чем...
   - Кажется, сегодня день визитов, - сказал Раде. Он, обернувшись, внимательно смотрел на другой берег.
   Оттуда, растянувшись широкой дугой, бегом приближались не меньше двадцати парней.

Александр Башлачёв

   Рука на плече. Печать на крыле.
   В казарме проблем - банный день.
   Промокла тетрадь.
   Я знаю, зачем я иду по земле.
   Мне будет легко улетать.
   Без трёх минут - бал восковых фигур,
   Без четверти - смерть.
   С семи драных шкур - шерсти клок.
   Как хочется жить! Не меньше, чем петь.
   Свяжи мою нить в узелок.
  
   Холодный апрель. Горячие сны.
   И вирусы новых нот в крови.
   И каждая цель ближайшей войны
   Смеётся и ждёт любви.
  
   Наш лечащий врач согреет солнечный шприц.
   И иглы лучей найдут нашу кровь.
   Не надо, не плачь. Сиди и смотри,
   Как горлом идёт любовь.
  
   Лови её ртом. Стаканы тесны.
   Торпедный аккорд - до дна.
   Рекламный плакат последней весны
   Качает квадрат окна.
  
   Дырявый висок, слепая орда.
   Пойми, никогда не поздно снимать броню.
   Целуя кусок трофейного льда,
   Я молча иду к огню.
  
   Мы - выродки крыс. Мы - пасынки птиц.
   И каждый на треть - патрон.
   Ну так сиди и смотри, как ядерный принц
   Несёт свою плеть на трон.
  
   Не плачь, не жалей! Кого нам жалеть?
   Ведь ты, как и я, сирота.
   Ну что ты? Смелей! Нам нужно лететь!
   А ну, от винта! Все от винта!

* * *

   Костёр получился трескучим и беспокойным. Он отплёвывался во все стороны роями искр и с хрустом разгрызал поленья.
   Мы сидели у костра втроём - я, Эва и Сэм...
   ...Жили на канадской границе, в штате Северная Дакота, в городе Майнот, пятнадцатилетние близнецы Форшем - Эва и Стэн. Пять лет назад они с компанией друзей попали сюда. В смысле, в здешнюю Америку. Два года они странствовали - от мексиканских плато до севера Канады. А три года назад случилась беда.
   Эва с несколькими товарищами была на охоте. Когда они вернулись - их лагерь, разбитый недалеко от этих мест, был разорён, почти все в нём - убиты или зверски замучены. Стэна сестра нашла распятым на сосне, и, хотя его удалось снять, через сутки мальчик умер - он был несколько раз тяжело ранен...
   Сделали это не негры. Особого труда не понадобилось, чтобы выяснить - руку приложил приобрётший за последнее время печальную известность Фрэнк Харди, пришедший с юга.
   Эва поклялась мстить. С оставшимися в живых друзьями она напала на лагерь бандитов ночью, но удача отвернулась от неё. Малочисленная группа была перебита. Эву взяли в плен и сделали служанкой-рабыней. Конечно, её насиловали, часто и компаниями. Она выжила. Бежала. Добралась до побережья, откуда перебралась в Европу и больше года сражалась там (удивительно, что мы не встретились!) Скоро вокруг энергичной и напористо-бесстрашной девчонки сложился круг "личной гвардии", начавшейся с нескольких парней-скандинавов, назвавших её "валькирией". С полутора десятками лично преданных ей отчаянных голов, ни один из которых не смел за нею ухаживать, Эва Валькирия перебралась обратно в Америку и начала с того, что, собрав остатки нескольких разбитых неграми отрядов, утроила тем на берегах Рио-Гранде кровавую баню.
   Это было год назад. С тех пор Эва со своим отрядом искала Фрэнка Харди - и вот напала на его след...
   ...История Сэма Роумэна была несколько иной. Он попал сюда три года назад вместе с Фрэнком Харди и его братом Джо. По его словам, братья были нормальными парнями там. А здесь - словно с цепи сорвались! (Меня это не удивило. Я давно понял, что этот мир высвобождает в человеке его настоящее Я) Это была даже не жестокость, а что-то запредельное. "Ради интереса" пленного могли посадить в костёр или зарыть в землю заживо. Особенно отличался прибившийся к отряду Харди позже Мэнни Брэннер, ставший фактически главным палачом банды.
   Сэм вступился за пленную девчонку. В возникшей короткой схватке он раскроил Мэнни щёку и вынужден был бежать вместе с девчонкой - и ещё двумя парнями, тоже выступившими против братьев Харди. Но, как выяснилось, те не забыли "дезертира".
   Год назад - примерно когда Эва вернулась из Европы - Сэм с большей частью подобравшегося у него постепенно отряда ушёл на запад. Про Харди давно уже ничего не было слышно...
   Лагерь, в который они вернулись, был сожжён, оставшиеся там - убиты или зверски замучены. В том, кто это сделал, не было никаких сомнений. Сэм бросился на поиски, даже не похоронив мертвецов...
   ...Мы смотрели друг на друга. Эва сказала, постукивая ножнами по сапогу:
   - Я слышала о тебе, Олег. В Европе... Ты всегда сражаешься за справедливость. Ты взял неприступную крепость Нори Мясника...
   - Я там был не один, - проворчал я, скрывая, что польщён.
   - Люди Фрэнка напали на твоих людей, - вмешался Сэм. - Парень со шрамом - это Мэнни, проклятая тварь... Ты поможешь нам?
   Вопрос был прямой. По-мальчишески прямой.
   Я поднялся. Небо затянули плотные тучи. Из пещеры слышались смех, выкрики и песня:
   - А когда мы соберёмся -
   Тут же вдребезги напьёмся,
   Скажем, братцы, тем, кто попрекнёт:
   "С наше покочуйте,
   С наше поночуйте,
   С наше повоюйте хоть бы год!"
   - Похоже, наши уже побратались, - заметил я. - Пошли в пещеру. Завтра... сегодня утром выступаем. Будем искать вашего Фрэнка, пока он не сбежал.
   В пещере уже пели новую:
   - Держись, братишка,
   Крепись, братишка -
   Ты серому волку брат...

* * *

   - Останетесь завтра дома, - сказал я, закидывая руки под голову. Танюшка возразила:
   - Ещё чего!
   - Останетесь, - отрезал я. Несколько секунд Танюшка молчала, сдержанно дыша. Потом вдруг прошептала:
   - Ты так изменился, Олег... Я иногда тебя боюсь.
   Вот оно. Я медленно повернулся к ней. В отсветах огня лицо Танюшки казалось бронзовым, в углах губ и у глаз лежали тени.
   - Меня? - тихо спросил я, и голос показался мне одиноко дрожащей в ледяной пустоте струной. - Тань, ты что? У меня же... никого нет, кроме тебя.
   - Я знаю, - она отвернулась, натянув на себя одеяло. - Всё, я спать хочу.
   Несколько секунд я лежал, глядя в её затылок. Потом - достал из кобуры под боком наган.
   Сунул в рот холодный, пахнущий железом и салом ствол.
   Закрыл глаза.
   И - нажал спуск самовзводом...
   ...Я открыл глаза, плавая в ледяном поту, с бешено ломящимся из горла сердцем. Танюшка трясла меня за плечо:
   - Олег, Олег, ты чего?!. Ой!
   Это я вцепился в её запястье, сбивчиво забормотав:
   - Тань, ты здесь?!. Ты не ушла?!. Такой жуткий сон...
   - Ну сон, сон... - она погладила меня по вискам. - Ты же не веришь в сны?
   - Слишком страшный сон... - я перевёл дыхание, удержал её руку у своей щеки. - Тань, ты то немногое, что у меня осталось моего.
   - Расскажи сон, - попросила Танюшка, устраиваясь у меня на плече.
   - Нет, - отрезал я. - Тань, завтра выв со мной не пойдёте. С нами не пойдёте.
   - Ладно. Хорошо, - отозвалась она. - Но вы там осторожнее. Пожалуйста - осторожнее, Олег...

Аня Бабкина

   Когда меня не будет на земле,
   Вселенная покажется пустою.
   Но, может быть, напомнят обо мне
   Слова, когда-то сказанные мною.
  
   А звёзды будут жить на дней морей
   И так же по ночам срываться с неба.
   Но, может быть, напомнят обо мне
   Мои стихи, в которых быль и небыль.
  
   Акация всё так же зацветёт,
   Подснежники распустятся весною.
   И роковая надпись: "Всё пройдёт"
   Глаза на мир уже другим откроет.
  
   И мир успеет миллионы раз
   Разрушиться и снова возродиться...
   Но на земле уже не будет - нас -
   Нам только сны о жизни будут сниться.

* * *

   Тучи с стали ещё гуще, плотней и ниже. Похоже было, что вот-вот пойдёт дождь. Часовые неподалёку разговаривали о чём-то, костёр над входом горел нехотя, словно его тоже придавило сырое небо.
   Эва сидела у огня, завернувшись в плащ и держа ладони на рукояти корды в ножнах. Она смерила меня внимательно-равнодушным взглядом и подвинулась на бревне, давая место. Я подстелил плащ и сел, позёвывая и ёжась. Внимательно посмотрел на американку:
   - Ты что, не ложилась спать?
   - Нет, - медленно ответила она. - Знаешь, мне было двенадцать лет, когда я первый раз увидела мёртвого... ребёнка. Парнишка двумя годами старше меня умер на старой барже. Покончил с собой, до сих пор не знаю - почему. Баржа называлась "Хоуп" - "Надежда"... - Эва усмехнулась. - Мы играли неподалёку, подошли, на нас не обратили внимания... Шериф расстегнул "молнию" мешка, посмотрел... У мальчишки было лицо такого... - она пошевелила пальцами в воздухе, - ...сероватого оттенка, но очень спокойное и умиротворённое. Словно ему наконец хорошо... У тебя нет брата или сестры?
   - Нет, - покачал я головой.
   - Стэн мне тогда сказал, что ничуть не испугался. Мы с ним часто дрались, а когда он умер у меня на руках, у него стало такое же лицо, как у того парня с баржи... А я вот уже четвёртый год почти не сплю по ночам. Знаешь, чего я хочу? - она погладила рукоять корды. - Чтобы Сэм, младший брат Фрэнка, погиб раньше своего старшенького. И тот хоть немного пожил бы один - и понял, как это.
   - Они хорошие фехтовальщики? - спросил я. - Братья Харди?
   - Очень, - это сказал, подойдя, Сэм. Он был полностью одет, перемазан грязью. - Особенно Фрэнк, старший, но и Сэм очень неплох. Они оба ещё там занимались фехтованием на саблях... Вставайте, да и всех поднимайте. Моя разведка нашла их лагерь.

* * *

   - Сколько у него человек? - поинтересовался Йенс. Разведчик Сэма, черноволосый гибкий мальчишка, ответил:
   - Два десятка парней, полтора - девчонок, но драться будут все, они у него один к одному. Кстати, они собираются уходить. Не очень спешат, но собираются.
   Мы стояли на склоне холма, за которым начинался спуск в ложбину, где расположились лагерем Харди. Был даже слышен шум - ветер дул в нашу сторону. Странно, что не было часовых - впрочем, если они собираются бежать...
   - Если с той стороны ложбины, как вы говорите, подъём и обрыв в каньон, - я присел, вынимая дагу, начал чертить, - то сделаем вот как. Ты, Эва, зайдёшь с левого конца ложбины. Ты, Сэм - с правого, я пойду отсюда, по склону. И погоним их вверх, на обрыв. Ну а там - всё.
   Мы совершенно спокойно планировали смерть трёх-четырёх десятков наших ровесников, потому что они были опасны для всех...
   Сэм поднял голову:
   - А дождь всё-таки будет, - заключил он. - Ладно. Пошли по местам, что ещё говорить-то...
   ...Вигвамы тут, кажется, были национальным видом жилищ. "Древня индейская народная национальная изба - фик вам называется," - вспомнил я, шагая по склону. Выкрикивать боевые кличи не хотелось. Хотелось не поскользнуться. И чтобы дождь не пошёл.
   В лагере нас заметили издалека. И, кажется. Так же заметили и два других отряда.
   Вы видели людей, которые понимают, что им некуда деваться?
   Страшное зрелище...
   Внизу заметались. Среди мельтешения я не мог разобрать, где там кто... но группа человек из десяти, отделившись от общей массы, рванулась нам навстречу - плотной кучкой, явно на прорыв. Впереди бежал, закрываясь круглым щитом, рослый светловолосый парень, державший в правой руке на отлёте длинную шпагу.
   - Фрэнк это или Сэм - он мой! - закричал Сергей. - Не трогать его! Олег, не трогай! - и он рванул вперёд длинными прыжками. Мы с шага перешли на бег, собираясь остановить поднимающуюся группку, но Сергей опередил всех и, прыжком взлетев в воздух, ахнул обеими ногами в подставленный щит, сшиб его хозяина - и они врубились в набегающих сзади парней единым рычащим комком.
   - Плотней строй! - успел рявкнуть я, принимая на дагу удар меча мальчишки с безумно расширенными ужасом и ненавистью глазами. Меч соскользнул в сторону, на камни остриём во весь размах, я свалил мальчишку одним косым ударом палаша в левое плечо, развалив его тело до середины груди.
   Посреди общей схватки сражались Сергей и тот парень - уже без щита. Я это заметил краем глаза, но было не до этого - Анри с трудом отбивался от своего противника, и я перехватил американца.
   - Я... сам... - пропыхтел Анри, пытаясь отдышаться.
   - Вместе, вместе, - спокойно ответил я.
   - Не убивайте! - американец в отчаянье бросил валлонку. - Ради бога! Не убивайте!
   Анри опустил палаш, но я не остановил удара - точнее, укола, пробившего парня слева между рёбер. И обернулся. Схватка практически закончилась, только Сергей ещё сражался... нет! Как и тогда, во время схватки на зимнем берегу, я не понял, что же сделал мой друг. Но американец рухнул на сырую землю с разрубленной головой, а Сергей вскинул над собой палаш. По левой руке у него бежала кровь.
   - Эва! - закричал Йенс. - Эва, смотри!
   Американка в сопровождении двух белокурых атлетов прыжками поднималась по склону. Я подбежал тоже - как раз когда она склонилась над трупом - и, издав улюлюкающий вопль, одним ударом корды отсекла мёртвому голову, и, подхватив её за окровавленные волосы, раскрутил над головой и метнула страшный трофей в сторону лагеря с криком:
   - Фрэнки! Дружище! Это тебе! - и, повернувшись ко мне, выдохнула: - Это был Сэм.
   У неё было весёлое, счастливое лицо человека, который увидел, как исполняется его мечта...
   ...Ветер закручивал на небе водовороты чёрных, тяжёлых туч.
   - Дайте дорогу! - закричал я. Словно в ответ на мой крик, хлынул дождь - ледяной ливень, сразу, обвалом, мгновенно превращая подтаявшую землю в грязь. - Дорогу! Фрэнк! Где ты?!
   Кто-то шарахнулся с моей дороги сам, кого-то я отшвырнул за плечо, расчищая себе дорогу - даже не понял, кого, но впереди оказалось открытое место, лежащие трупы и - шагах в десяти - ощетинившаяся оружием группка людей.
   Земля вскипала от дождя.
   - Фрэнк, - я сплюнул густую слюну боевого осатанения. - Идти сюда, Фрэнк. Ну? Я жду.
   В глубине кучки кто-то лающе рассмеялся. Озлобленно дышащие ребята раздались, и вперёд - плечом, словно протискиваясь в узкую щель - вышел рослый светло-русый парень в широкой кожаной броне, похожей на плащ с нашитыми роговыми бляхами. В правой руке у него был палаш, в левой - остриём к себе - большой, чуть изогнутый охотничий нож. С обеих лезвий стекала размытая дождём кровь, и Фрэнк мерил меня оценивающим холодным взглядом. Наверное, и мой взгляд был таким же...
   - Олег! - словно выплюнул он моё имя, и его взгляд из холодного стал яростным и непримиримым. Я понимал - сейчас он видит во мне человека, разрушившего его привычный, надёжный, устоявшийся мир. И улыбнулся в ответ, потому что меня радовала мысль об этом разрушении. Мир Фрэнка того стоил. Очевидно, именно эта моя улыбка и стала последней каплей. Цедя непонятные ругательства, Фрэнк пошёл ко мне по раскисшей земле.
   Убивать пошёл. Видно было по походке, по хвату оружия, по лицу. Я ждал, стоя на месте, сдувал с губ воду и разминал пальцы на рукояти палаша. Дождь, казалось, ещё усилился.
   В двух шагах от меня Фрэнк прыгнул вперёд - напористо, молча. От палашей, столкнувшихся над головами, брызнул сноп бледных искр. Мы отшатнулись; следующий удар нанёс я, такой же яростный - и вновь шарахнули искры. Мой удар дагой Фрэнк отбил ножом у своего живота, но я ударил его ногой в колено и попал - американец с хриплым рычанием отшатнулся, но тут же вновь нанёс удар, а за ним - ещё палашом и ножом в бок. Я отбивал удары и удачно ушёл от пинка в бедро.
   Дождь хлестал нас, хлестал кипящую землю, хлестал застывших ребят - наши и врагов, стоящих на ногах и неподвижно лежащих в грязи.
   - Убью, сволочь... - прохрипел Фрэнк, рубя сплеча. Я нырнул под удар, врезал ему ногой в грудь ударом из саватта, но американец ловко ушёл, подбил пинкой вторую мою ногу, и я полетел в грязь.
   Через долю секунды он уже навис надо мной. Я видел - как-то одновременно - безумные, почерневшие глаза и палаш в руке с задравшимся широким рукавом брони. Я сжался в комок, перекатываясь под ударами, потом обеими ногами пнул Фрэнка в пах и, когда он согнулся, добавил ногой в лицо, опрокидывая его наземь. Он упал неудачно (для себя) - крестом разбросав руки, и я, навалившись сверху, потерял секунду, пытаясь заколоть его палашом. Фрэнк ревел, я отвечал ему тем же рычанием и бил уже дагой, но не попадал, а потом - получил страшный удар в левую скулу и кувырком полетел в сторону. Не потерял сознания, но сразу встать не смог - правда, Фрэнк тоже не вскочил, одним из ударов я глубоко приколол его плащ-панцирь к земле, моя дага так и осталась торчать в поле. Я нашарил палаш; мы одновременно поднялись на колено и вразмах несколько раз скрестили палаши. Нож Фрэнк тоже выронил и, когда он потянулся за ним, я вскочил и с размаху ударил американца ногой в лицо, но Фрэнк подставил плечо, ловко перекатился и вскочил, выставив уже обе вооружённых руки. Левый глаз, кажется, у меня заплывал... Волосы Фрэнка почернели, с них текла жидкая грязь. Я опомниться не успел, а он прыгнул вперёд, как большая страшная кошка. Отвратительно скрипнул его палаш, остановленный моим где-то над нашими головами, ударом кулака в краге прямо по ножу я вновь вышиб его у врага, но пальцы Фрэнка жуткими клещами впились мне в горло через жёсткий ворот бригантины. Я вцепился в запястье врага свободной рукой, краешком сознания отмечая, что хриплю. Сил оторвать руку Фрэнка от горла не было, и по его оскалу я понимал - ещё сколько-то мучительных вдохов, и он выдерет мне горло вместе с куском ворота.
   - Задушу, сломаю... - прорычал он мне в лицо, - молись, русская сволочь...
   Страх, который я испытал в тот миг, был страхом не перед болью, которая меня ждала, в перед поражением. Несколько раз вслепую я бешено ударил коленом, но попадал в полы этой чёртовой брони. Дышать становилось всё труднее, я краем сознания отметил, что у меня широко открылся рот, и из него сам собой вылезает язык, а глаза распирает изнутри...

"Джэм"

   Опрокинутой чашкой опустится ночь
   Шорох крыльев спугнет чей-то сон
   Станет страшно, а значит уже не помочь
   Не спастись за преградой окон
  
   Точит когти луна среди черных ветвей
   Темноту факелами согрей
   Пляска смерти одна
   Ты летишь из окна
   Убей, слышишь, убей
   Убей, слышишь, убей
  
   Бархат тяжких знамен
   расшивай серебром
   Поцелуем впечатывай нить
   На прощальном ветру
   нам гореть по утру
   Мы умеем за пляску платить
  
   Разбивайся об лед
   Видишь время не ждет
   Часовые торчат у дверей
   В спину вылетит нож
   Просыпайся, поймешь
   Убей, слышишь, убей
   Убей, слышишь, убей
  
   Из разорванных туч
   В руки выпадет ключ
   Треплет болью остатки души
   Не спеши отпускать
   Мертвый ветер плясать
   Росчерк молнии штрих заверши
  
   Пусть холодная сталь
   Разомкнет нам уста
   В небе вспыхнут осколки цепей
   Кровь легка и чиста
   Камни сдвинет с креста
   Убей, слышишь, убей
   Убей, слышишь, убей
   Убей, слышишь, убей!!
   ...Я вывернул правую кисть и услышал, как палаш Фрэнка со скрипом скользнул куда-то в сторону. Почувствовав, как освободилась рука, я с отчаяньем ударил американца торцом эфеса сверху по голове - и ещё, ещё, ещё, не помню - сколько раз, цедя сквозь зубы почти без голоса:
   - Отцепись, отцепись, отцепись!..
   Он попытался ударить палашом, но на таком расстоянии длинный клинок скользил по моей бригантине - не было места для размаха. Я просунул кулак в гарде ближе к лицу Фрэнка и уже почти вслепую - перед глазами бурлил алый туман - нанёс врагу ещё несколько ударов прямо в губы.
   Американец отпустил меня.
   Добить его я не смог, потому что был занят упоительным ощущением - я дышал. У Фрэнка по лицу текла кровь, из рассечённых губ, из-под волос... Да, такого противника мне ещё не попадалось. И бой-то не окончен... Я атаковал, как только продышался - рубя сплеча и держа левую руку наготове. Добраться бы до даги - но я запретил себя об этом думать, чтобы не расслабляться.
   Фрэнк оборонялся недолго. Он пришёл в себя и, отразив мой четвёртый или пятый удар, сам нанёс ответный, да такой, что у меня хрустнуло в кисти. Я подпрыгнул, спасаясь от возвратного кругового в бедро, но третье размашистое движение пришлось слева в рёбра.
   Бригантина спасла меня от гибели, но я ощутил (больно почти не было, таково оказалось напряжение), как сломалось ребро - или даже не одно. Меня перекосило, дыхание вырубилось. Второй удар пришёлся сверху в левое плечо - тут, наверное, и бригантина не уберегла бы, лежать бы мне разрубленным надвое, если бы я не успел чуть повернуться на пятках - клинок прошёл концом вдоль груди, а ответным уколом я пробил рукав брони Фрэнка у левого плеча. Ответом мне был рёв - не боли, а досады. Американец отскочил, но тут же, словно на пружинах, метнулся вперёд, взмахнув рукавом... и меня полоснуло болью по левому бедру снаружи. Я ощутил, как брызнула кровь и мельком подумал, что Фрэнк запросто мог отрубить мне ногу, ударь он поточнее.
   Но удар и так был точным достаточно, чтобы я захромал. Тем не менее, я запретил себя думать о ране и боли - вместо этого я бросил себя вперёд, молотя Фрэнка палашом сверху вниз снова и снова. Американец начал отступать, из рукава на кисть бежала и капала с пальцев кровь.
   В какой-то момент он не просто отбил, а отбросил мой удар и нанёс свой - я качнулся назад, а, не угадай я этого удара, моя голова сейчас прыгала бы в грязи. А удар ногой в бок бросил меня на спину, второй раз за какие-то минуты. Причём удар был в бок со сломанными рёбрами...
   Наверное, на секунду я потерял сознание, потому что, когда я открыл глаза, Фрэнк стоял надо мной, держа палаш обеими руками остриём вниз. Его лицо было страшным.
   "На правый бок!!!" Я подумал это позже, чем опрокинулся в сторону - и палаш на пол-длины ушёл в мокрую, раскисшую землю. Фрэнк сунулся вперёд, не удержав своего собственного размаха, и я обратным движением ударил его по виску локтем и в затылок кулаком. Фрэнк коротко хрюкнул и зарылся в грязь. Из уха у него выскользнула струйка крови.
   Я рванулся за палашом и дагой, мельком заметив, что этот бык начинает возиться! Добравшись до своих клинков, я вскочил на ноги и на миг ослеп от боли в ноге... а когда открыл глаза снова - Фрэнк уже стоял на ногах, держа и палаш и нож. Он часто встряхивал головой и покачивался, но всё-таки стоял, хотя последними двумя ударами - да что там, любым из них! - я мог его убить.
   Двигаться мне было тяжело, нога немела и скользила в сапоге, левый глаз плохо видел, бок кроила и выворачивала боль в рёбрах. Но и Фрэнк выглядел кисло, даже не шёл в атаку, а переминался на месте. Кровь из уха у него не останавливалась, хотя её размывал дождь.
   Я коснулся кулаком в краге с зажатой в нём дагой рубленой раны в бедре и, вытянув кулак в сторону Фрэнка, сказал по-русски, не очень-то заботясь, чтобы меня понял враг:
   - За эту кровь я тебя заставлю захлебнуться своей...
   ...На этот раз мы дрались обеими руками. Точнее, Фрэнк дрался полутора - левая у него плохо двигалась в плече - но он всё ещё был сильнее и бил, словно кузнечным молотом, снова и снова высекая искры. Я и не пытался парировать удары дагой, зато, выбрав момент, достал его изнутри в левое бедро сквозь раскрывшийся разрез брони. В артерию не попал, но двигаться Фрэнк тоже стал затруднённо. Ответный удар (я не мог отпрыгнуть быстро) пришёлся по бригантине, Фрэнк не удержал проклятья. Глаза у него побелели, он вдруг отшатнулся, бросил вверх палаш - я невольно проследил за ним глазами - и, перехватив правой нож, швырнул его в меня, а потом подхватил палаш у своего плеча.
   Но этого я уже не видел. Резкий удар ожёг мою грудь справа, а за ним вспыхнула боль. Она была неглубокой, но острой, а пересилить себя и отвлечься я смог только когда увидел, что Фрэнк рядом со мной и его палаш вновь занесён...
   Я вскинул над головой "вилку" из даги и палаша - и судьба Фрэнка была бы решена в секунду, не задень я правой рукой торчащий нож. Боль вновь резанула меня длинным огненным лезвием, и я выронил палаш, а рука бессильно упала сама по себе. Обрушившийся на дагу клинок вражеского оружия отбросил её в сторону - единственно, дага не дала раскроить мне череп. Палаш плашмя ударил меня в правое плечо, и я отрешённо ощутил, как сломалась ключица.
   Палаш взлетел вновь.
   Подавшись вперёд, я ударил снизу левым плечом под мышку Фрэнка, и его рука повисла вместе с оружием у меня за спиной, так и не нанеся удара. Рядом - в упор - я увидел его глаза, в которых не было страха, только удивление, досада и... уважение. Он понял, что проиграл, но всё-таки попытался ударить меня левой, просто кулаком.
   Не успел. Моя левая рука с дагой была у него за спиной, и я, перехватив оружие испанским хватом, вогнал дагу ему в левый бок сзади, толкнув его навстречу клинку всем телом.
   Потом левая рука у меня отказала окончательно - и я рухнул сверху на упавшего навзничь Фрэнка. От боли в рёбрах почернело в глазах, но - странно - эта чернота отхлынула, я не потерял сознания.
   Фрэнк был жив. Он лежал с закрытыми глазами и вяло выталкивал изо рта кровавые пузыри. Я свалился с него вбок, потом сел, опираясь на правую ногу, шлёпнулся на мягкое место в грязь. Левой рукой я взялся за рукоять ножа и, выдернув его, отбросил в сторону. Под бригантиной потекло, но, похоже, рана правда была неглубокой.
   Фрэнк застыл. Кровь всё ещё текла изо рта в грязь. Я бросил взгляд на американцев.
   И увидел - как-то сразу увидел - наведённый из-за их голов арбалет.
   Мэнни, стоя на краю обрыва, улыбался, целясь мне в лицо.
   "Какая нелепость," - подумал я.
   Потом Мэнни исчез за краем обрыва. Послышался короткий плеса. Американцы разом оглянулись, а я повернул голову в сторону наших.
   Андрей стоял чуть сбоку от остальных, держа в руках аркебузу Зорки.
   - Нечестно, - сказал Андрей. Дальше я помню, что мимо меня рванули с обеих сторон орущие люди, а я падал, падал, падал и никак не мог упасть.

Юрий Ряшенцев

   От пустой коновязи вдаль уходит дорога.
   На дорогу из тучи молча смотрит звезда.
   На себя лишь надейся - на себя, не на бога!
   Жизнь даётся на время, а честь - навсегда.
  
   Вновь сойдёмся грудь с грудью, правда встретится ложью,
   Будем в битве друг друга, как пшеницу, молоть.
   В нас одних наша сила, нам господь не поможет,
   И раздастся свист стали, рассекающей плоть.
  
   Вот опять горьким ветром потянуло с Востока,
   Полыхают пожары в злой, кровавой дали,
   Будет битва кровавой, будет битва жестокой,
   И со стуком, как кегли, упадут короли.

* * *

   Горлу было страшно больно, но я выдавил:
   - На... ши... все... жи?.. - и закашлялся. Голос Ингрид отрезал:
   - Все. Ещё слово скажешь - язык отрежу, хуже не будет, но хоть помолчишь.
   Я открыл глаза - глаз, правый, левый не открывался. Танюшка тоже сидела рядом, смотрела больными от сочувствия глазами.
   - Я тебя буду держать за руку, - сказала она, и твёрдые тёплые пальцы оплели моё запястье. - Только ты молчи, пожалуйста. Ингрил, расскажи ему.
   - Посветите получше, - приказала Ингрид. Кто-то - не было видно, кто - притащил факел, спросил: "Как он?" Ингрид лягнула темноту и, чем-то звякая, начала пояснять с некоторым даже удовольствием. - Значит, левый глаз у тебя пройдёт, ерунда... Слева у тебя два ребра сломаны, правая ключица - тоже, надо будет складывать... Горло цело, но помолчать надо, этот бугай тебе мышцы повредил, там всё синее, даже чёрное... Справа на рёбрах рана - лёгкое цело, но рана длинная и между рёбрами дырка. Ну и правое бедро тоже будем шить. Крови ты потерял не меньше литра... Ну, Олег, я начинаю.
   - Держи мою руку, - со слезами попросила Танюшка. Я улыбнулся ей и погладил пальцами тыльную сторону её ладони.
   Наверное, из-за кровопотери я здорово ослабел, потому что скоро почувствовал, как по щекам сами собой текут слёзы. Не то чтобы так больно было, но очень долго. Слишком уж... Я был бы не против потерять сознание и, когда Ингрид начала возиться с ключицей, я всё-таки вырубился. Боль продолжала существовать, но отдельно от исчезнувшего тела, как зримый колеблющийся огонь, по временам приближавшийся вплотную. "Он не умрёт?!" - услышал я голос Таньки и с неохотой пришёл в себя. Ингрид шила рану на рёбрах - это было последнее, что оставалось сделать. Лицо у меня было мокрое, развести пальцы на руке Танюшки не удавалось, но она свободной рукой гладила меня по волосам и что-то шептала.
   - Всё, - Ингрид перерезала нить и махнула кому-то: - Иду, уже иду!.. Тань, напои его и пусть спит. Пои осторожней, ему трудно будет глотать.
   Если честно, это было последнее, что я слышал.

* * *

   Я выздоравливал тяжело. Честное слово, зимы приносят мне несчастье... Оказывается, вдобавок ко всему прочему, я, когда свалился с умирающего Фрэнка, проткнул себе обломком ребра лёгкое. Я и не заметил, а со стороны это выглядело жутко, представляю: я сажусь, а у меня изо рта хлещет кровь, да ещё я начинаю с потусторонним лицом падать в грязь. Ребята тут же рванулись вперёд, смяли американцев. Живым не взяли никого - просто рубил в куски, вот и всё. У нас убитых не было, Сэм потерял троих, Эва - тоже... Труп Мэнни Андрей нашёл ниже по течению и даже спускаться к нему не стал - даже сверху было видно, что лежащий на камнях лучший палач Фрэнсиса Фентона Харди убит наповал.
   Всё это я узнал позже, когда начал адекватно воспринимать происходящее. Горло ныло, я не мог говорить толком и лишь улыбался, когда Танюшка начинала мне рассказывать новости. Поднялся я на ноги через восемь дней после ранения, говорить начал через две недели, нагнуться нормально у меня получилось через месяц, хромать перестал через пять недель, а правой рукой толком не владел, скажу, забегая вперёд, почти до конца зимы.
   Короче, отделал меня Фрэнк крепко. Печально, если исключить, что я его убил. Впрочем, Фрэнка это опечалить уже не могло. А я выбрался на свет божий из пещеры уже когда начиналась настоящая весна.
   Хорошо помню - вовсю светило солнце, оно успело слизнуть с южных склонов весь снег, а с северных шумно бежали ручьи. На пригревах пробилась щетина травы и цвёл багульник. Птичьи стаи шумливо перемещались в ярком высоком небе.
   Танюшка постелила плащ, и я сел рядом с ней, щурясь на солнце. Слегка отстранившись, девчонка поводила пальцем по моей щеке:
   - Ты такой бледный, даже синеватый, - сочувственно сказала она.
   - Ничего, - отозвался я, - через месяцок выйдем и я быстро восстановлюсь... Зимы для меня - очень неудачное время.
   - Олег, я не об этом, - Танюшка слегка потёрлась носом о мой висок, потом - об ухо. - Мне жалко тебя.
   - Жалко? - я плавно опрокинулся затылком на её колени, вытянуло над головой руки и углом рта улыбнулся Танюшке, которая, ответив улыбкой, начала мягко и размеренно разбирать мои волосы надо лбом на пряди.
   - Ты всё равно красивый, - негромко сказала она. - И загар всё-таки не весь сошёл. Наверное, кожа у нас насквозь им пропиталась.
   Я ничего не ответил, и Танюшка тоже какое-то время ничего не говорила, только играла с моими волосами... но потом я вдруг услышал её негромкий голос, напевавший тихо, но ясно...
   - В старом городе тихом,
   Где задумчивый вечер,
   Спит листва на деревьях
   Под гирляндами звёзд,
   Захотелось мальчишке
   Мальчишкой быть вечно -
   И желание это его
   Почему-то сбылось...
  
   Не страшит мельканье дней и лет
   Мальчика теперь на свете...
   Хорошо таким быть - или нет?
   Сразу кто ответит,
   кто ответит...
  
   Остывают вулканы
   И деревья стареют,
   Гаснут в небе созвездья
   И растут города...
   И только мальчишку
   Не трогает время -
   Мальчишка мальчишкой
   Останется здесь навсегда...
   Мелодия песенки была простенькой, но красивой - кажется, это называется "блюз". А слова успокаивали и убаюкивали, хотя время от времени странным диссонансом прорывалась в них и в мелодии тревожная нотка...
   - Что это? - тихо спросил я, с усилием открывая глаза. Танюшка улыбалась:
   - Нравится?
   - Да, а что это? - настойчиво повторил я, поймав её ладонь и поднося к губам.
   - А это из кино, из "Питера Пэна". Я только слова переставила...
   Я пожал плечами. Да, кино я помнил, и оно мне понравилось, в отличие от книжки (а вот Танюшка балдела и от того, и от другого чуть меньше, чем от Грина). Но песня не вспоминалась, и странно - она была красивой...
   - Не знаю, хотелось ли мне быть мальчишкой вечно, - заметил я. - Я просто не думал об этом.
   - Американцы зовут нас с ними - и Сэм, и Эва, - Танюшка откинулась на камни, прилегла рядом. - Они идут на север, только Сэм к Большим Озёрам, а Эва западней... Но ведь у нас своя дорога?
   - Своя, - отозвался я, осторожно потягиваясь и прислушиваясь к шрамам. - Вылупишь зенки, откроешь варежку - и с катушек. Редкая птица дочешет до середины, а какая и дочешет, то так гикнется, что копыта отбросит... Вот наш путь!
   Танюшка захихикала, вспомнив эту классику "Ералаша", которую у нас не вспоминали уже давно, дёрнула меня за прядь на виске, потом провела пальцем по бровям, словно разглаживая их:
   - Шёлковые брови... - пропела она тихонько. - А волосы у тебя жёсткие, потому что ты злой...
   Я вытянул руку и пропустил между пальцев её прядь - русую, густую и мягкую.
   - Значит, я злой? - хмыкнул я, снова потягиваясь (боли почти не было). - Вот спасибо...
   - Ты мне и злой нравишься, - успокоила меня Татьяна. Я прикрыл глаза (в наступившей темноте плавал яркий диск весеннего солнца) и заговорил:
   - Да не сойдутся берега
   у бешеной реки.
   Да не возьмёт тебя тоска
   в железные тиски.
  
   Да не обманет верный друг,
   останется стеной.
   Да не сведёт любимый рук
   не за твоей спиной.
  
   Да ты сама, не оступясь,
   по жёрдочке пройдёшь.
   Да никогда в сплошную грязь
   лицом не упадёшь.
  
   Да не упрячешь за душой
   постыдного гроша.
   Да не окутается ржой
   летящая душа... Мы скоро выйдем, Тань. Нам пора.

* * *

   Топоры дробно и весело стучали в плавнях. На берегу перекликались голоса, вкусно пахло похлёбкой с копчёным мясом и - наконец-то! - картошкой, найденной в больших количествах. Кто-то смеялся. Девчонки на три голоса исполняли:
   - "Ах, как пахнет дождём это тёплое лето!" -
   Кто-то в рупор ладоней кричит в небеса...
   Мы добрались до берегов Миссисипи - великой американской реки, на которой разворачивалось действие любимых мной твеновских "Приключений..." Дальше, на том берегу, за узкой полоской лесов, начинались степи - Великие Равнины, как в кино или в книжке.
   - Треть пути пройдена, - сказал Сергей, подходя ко мне. Он широко улыбался, отряхивая руки, плечи блестели от пота. - Если всё будет хорошо, - он треснул меня по спине, - то, может, нам больше и не придётся тут зимовать!
   - Хлопай осторожней, - проворчал я, передёргивая плечами. - Я тебе не тот несчастный ребёнок, которому ты когда-то сломал нос.
   - Заканчивай работу! О-бед, о-бед, о-бе-ед! - заорала со стороны костров Ленка, для вящей убедительности колотя ложкой в котелок.
   - Пойду помоюсь, - сообщил Сергей.
   - Погоди, я с тобой, - задержал его я, расшнуровывая куртку и бросая её на молодую траву.
   Мы спустились к самому берегу, откуда Миссисипи казалась ещё шире, другой берег практически не был виден. Сергей присел на корточки, зачерпнул воды... и кувырком полетел в реку, получив от меня полновесный пинок!
   - История повторяется, - невозмутимо сказал я, подавая смеющемуся Сергею руку. Он дёрнул на себя, но стащить меня в воду не смог и, всё ещё смеясь, выбрался на берег. Его волосы, светлые от природы и выгоревшие до белизны, потемнели от воды.
   - Ладно, я тебе это припомню, - добродушно пообещал он. - Пошли есть, это самое разумное...
   ...Девчонки и правда расстарались - приготовили кучу всего. Доскребая ложкой остатки картошки, тушёной с мясом и кореньями, я задумчиво сказал:
   - И всё-таки - где же наши любимые негры?
   На несколько секунд воцарилось недоумённое молчание. Потом Ян поинтересовался осторожно:
   - Ну негры-то тебе на кой чёрт?
   - Да они мне, собственно, и не нужны, - я пожал плечами. - Просто странно.
   - Нет, ну и ладно, - Видов перекрестился, и этим тема негров была исчерпана... по крайней мере - вслух. Да и мысли мне перебили, потому что Игорь, сидевший рядом со мной, вдруг замурлыкал, отрешённо глядя в горячий настой:
   - Девочку и мальчика
   Силой разлучили...
   Без сестры мальчишке...
   Па-ра-ра, ти-тили...
  
   Пам-пам-пам... пам-пам-пам...
   Сердце тихо бьётся...
   Время уходит - мальчик остаётся...
  
   Снегом тают зимы, пролетают вёсны...
   Где же наши братья, где же наши сёстры?.. - и снова мурлыканье без слов.
   - Игорь, а что это будет? - осмелилась спросить Ингрид. - Красиво...
   Игорь посмотрел на неё затуманенными глазами, встряхнулся и ответил:
   - А, не знаю пока... Это когда Эва про себя и про брата рассказывала, у меня что-то такое зашевелилось, а сейчас вдруг... выскочило. Если досочиняю - спою.
   - Часа через три плот будет готов, - внёс во всё это прозаическую нотку Димка, подбрасывая на ладони финку. - Будем переправляться на ночь глядя?
   - А сколько на переправу? - уточнил я. Зорка, не поднимая глаз от аркебузы, которую протирала, ответила первой:
   - Часа три.
   - И снесёт, - добавила Танюшка. - Течение не сильное, но на километр стащит точно.
   - Больше, - возразил кто-то из девчонок.
   - Плот неправильно делаем, - сердито сказал Анри. - Надо так... - он скрестил ладони, - а вон Сергей всех заставил так... - и он словно бы ухватил что-то щепотью. Я посмотрел на Сергея:
   - Э... что он имеет в виду?
   - Дурь он имеет в виду, - сердито сказал мой дружок. - Я распорядился плот на стяжках делать - чтобы быстрей, ну не Тихий же океан мы на "Ра" переплывать собираемся, в конце концов! - а он агитирует врубные слеги делать. И разорался, словно ежа против шерсти рожает... Мы же так сто лет провозимся!
   - Тихий океан переплывали на "Кон-Тики", - сердито не меньше, чем Сергей, сказал Анри. - А ты хочешь, чтобы как у вас в сказке: тяп, ляп, вышел корабль.
   Кругом захохотали, Сергей сам не удержался от смеха. Андрей поинтересовался:
   - Это кто же тебя насчёт наших сказок так просветил?
   Вопрос остался без ответа, Анри сердито отмахнулся и претенциозным голосом потребовал добавки.
   - Нет уж, Анри, - покачал я головой, - будем делать, как быстрее. Ради трёх часов не стоит строить корабль, а акулы тут вряд ли водятся.
   - К вопросу об акулах, - Ленка Чередниченко вытянула руку с ложкой в сторону реки. Примерно в полукилометре от берега неспешно плыли штук двадцать крокодилов. Не каких-нибудь сраных аллигаторов, а местных, солидных, до - насколько можно было судить - десяти метров каждый. Мы все какое-то время молча провожали глазами невозмутимую эскадру. Потом Раде неуверенно сказал:
   - Может, правда надо было попрочней делать?
   - Полезут на плот - получат в рыло, - заявил Сергей. - Лен, хочешь сапоги из крокодиловой кожи?

* * *

   Течение оказалось неожиданно сильным на середине, а у плота крайне скверные мореходные качества. Хорошо ещё, мы озаботились приобрести вёсла - вырубили их из дерева, грубые и тяжёлые, но вполне работоспособные, а рук на плоту хватало, чтобы интенсивно грести, не давая течению стащить нас далеко.
   Короче, беспечной переправы с болтанием ногами в воде не вышло. Крокодилы заинтересовались нами примерно там же, на середине - я так и не понял, откуда они взялись и где находились до этого. Скорей всего, подплыли под водой. Если мерить я попугаях - в смысле, в крокодилах - то наш плот был где-то 0,8 квадратного крокодила.
   Неутешительный результат.
   Первый крокодил пошёл в атаку на плот, когда до берега оставалась треть пути.
   - Куда, скотина?! - процедил Йенс по-немецки и съездил его по бронированному рылу веслом. Крокодил резко отвернул - гребенчатый хвост взбил пену - словно хотел познакомиться, а его страшно оскорбили негостеприимством. - Ублюдок, - добавил немец, и я увидел на его лбу крупный бисер пота. Странно, я сам не особенно боялся...
   Почти одновременно второй и третий крокодилы пошли в атаку на корму. Зорка, Танька и Линде одновременно спустили курки аркебуз - пули отчётливо, как по металлу, щёлкнули по башке того, который плыл впереди, отскакивая рикошетами. Крокодил грузно полез на плот - как-то не страшно, вяло, разевая бледную розовую пасть. Раде ударил по лапам второго, грозившего опрокинуть плот, своим барте. Пасть - из неё несло склизким рыбным запахом - оказалась совсем близко. Вытянув руку, я трижды выстрелил из нагана в эту пасть, и верхняя челюсть крокодила захлопнулась с отчётливым стуком, он сполз в воду и поплыл по течению - не шевелясь, растопырив лапы.
   - ...курва! - прорвался крик Димки, и я вдруг сообразил, что вокруг орут все. Димка лупил топором по башке второго крокодила, Раде рубил его лапы, а Юджин пытался, сопя, пролезть между ними с томогавком, и его яростно отпихивали свободными локтями. Крокодил не выдержал оголтелого насилия - обиженно съехал в воду. В том, что эти зверюги действовали молча, была такая чуждость, что пробирало холодком.
   - Только бы не опрокинули, - процедил Олег Крыгин, всё ещё сжимая топор.
   - Куда ты лезешь под руку?! - заорал Димка на Юджина. Тот рявкнул в ответ:
   - Я помочь хотел!.. Чёрт, как в фильме ужасов...
   - Хорошо, что они не умеют подныривать, - заметил Игорь. - Я читал, что не умеют... вроде.
   - Утешительно, - буркнула Танюшка. - А пасть у них, по-моему, уязвима, - она взвела аркебузу.
   - Ещё в глаз можно, - сказала Зорка. - Я попаду.
   Я вспомнил её советницу и подумал, что и правда может попасть. Потом пришла посторонняя в данной ситуации, но странная мысль, интересная: Зорка и Танюшка никогда не общались прямо друг с другом и даже не садились рядом. Это не очень бросалось в глаза, потому что людей вокруг было, в общем-то, много. И в то же время эти две девчонки были немного похожи. Если мыслить категориями киношных сравнений, то Зорка напоминала мне девчонку-гайдука из болгарского фильма "Козий рог" - не внешне, а характером. А Танюшка... Танюшке больше подходила героиня какого-нибудь фильма 50-60-х годов. Такая решительная, целеустремлённая, преданная любимому человеку и общему делу.
   - Сволочи, надоели уже! - Сергей ахнул веслом крокодила, высунувшего рыло из воды, и тот ушёл на глубину, на прощанье так врезав Сергея хвостом по ногам, что, если бы не реакция того, остался бы мой друг со сломанными голенями. А так дело ограничилось тем, что ему рассекло кожу на правой ноге под подвёрнутой штаниной. - Ублюдок! - крикнул вслед крокодилу Сергей, прыгая на одной ноге.
   Зорка выстрелила. Крокодил взбил воду в пену, погружаясь.
   - Попала, - сообщила Зорка. Проверить это было нельзя, но крокодил больше не появлялся. Остальные резко изменили направление движения - и клином ушли на середину реки. Словно команду получили.
   Я выбил из барабана стреляные гильзы и, дозарядив наган, убрал оружие в кобуру. Вздохнул:
   - Ну и слава богу...
   ...Причаливать пришлось на полкилометра в стороне от того места, на которое мы рассчитывали. Из прибрежных зарослей вышли несколько платибелодонов, воткнулись в ил и с урчанием начали перемалывать какие-то корневища, которые с хлюпаньем извлекали тут же из дна. Они были вдвое длинней плота и в отличие от крокодилов не проявляли стремления вообще ни к какому контакту.
   Там, где мы высадились, грязи было по пояс.

Игорь Басаргин

   В низкое небо смотрят глазницы
   Улиц пустых и гулких дворов.
   Медленный вихрь листает страницы
   Воспоминаний, мыслей и слов.
  
   Не передвинешь - названы сроки,
   И не возьмёшь с собой за порог
   Писем забытых жёлтые строки
   В траурных лентах старых дорог.
  
   Холодно что-то стало на свете...
   Всё обретает истинный вид:
   Милой улыбки нет на портрете -
   Злая усмешка губы кривит.
  
   А ведь когда-то - дальше от края -
   Думал, что вечно будешь любим...
   Саваном пыли след заметает
   Ветер времени - неумолим.

* * *

   - Кувшинки как в той заводи, в Испании, помнишь? - Танюшка поддела ногой воду, брызнула на середину спокойной протоки, в прозрачной толще которой колыхались в такт течению водоросли.
   - Конечно, помню, - я стоял по колено в неожиданно тёплой воде, уперев руки в бока. - Вот и кончается наша шестая весна здесь, Тань... Сегодня, по-моему, первое мая. Во всяком случае, май или уже идёт или скоро начнётся.
   Вечерело, солнце садилось в тучу, внутри которой что-то угрюмо ворчало и ворочалось. Похоже было, что надвигается действительно весенняя гроза. Но двигалась туча неспешно, и мы с удовольствием гуляли в окрестностях лагеря, который был разбит сразу за переправой. Мы с Танюшкой уже нахохотались, почему-то начав вспоминать смешные случаи из первого нашего года здесь и, успокоившись, спустились к этой тихой заводи, в которой плавали кувшинки.
   Танюшка вошла в воду. Её штаны тоже были подвёрнуты, куртка полностью расшнурована, и я этим не замедлил тут же воспользоваться, глядя Таньке в глаза. Танюшка, тоже посматривая на меня - с усмешкой - позволила моей руке путешествовать по её телу.
   - Ну? - поинтересовалась она через какое-то время.
   - Что "ну"? - удивился я.
   - Дальше что?
   - А что?
   - Да ничего, - Танюшка подалась чуть вперёд и укусила меня за ухо. Довольно сильно, у меня вырвалось:
   - Ау!!!
   - Да, - подтвердила Танюшка и тяпнула меня ещё раз, сильнее. - Ну? Ты долго ещё будешь валять дурака?
   - Может, лучше валять дурочку? - осведомился я, стягивая куртку с её плеч. - Ты не знаешь, где тут ближайшая ду... ай, Тань, хватит!
   Она укусила меня в третий раз и шепнула в самое ухо:
   - Ну так принимайся за дело...
   Мы неспешно, со вкусом, раздели друг друга - этот процесс сам по себе вещь весьма приятная (у нас как-то раз было, что Танюшка "дораздевала" меня до того, что я кончил ещё "до начала"). Спешить в самом деле было некуда - вечер принадлежал нам, никто не будет искать... Танюшка, увлекая меня, опустилась на траву, улыбаясь счастливо и рассматривая меня. Я коротко улыбнулся в ответ, потянулся к ней, но Танюшка удержала меня:
   - Погоди, дай я ещё на тебя посмотрю... сядь. Да, если в этом мире есть счастье, то я его получила, и это счастье - ты...
   - Они жили долго и счастливо и умерли в один день, - тихо сказал я. - Это про нас, Тань... Иди сюда...
   - Подожди, я сейчас повернусь... делай так, только не спеши...
   Тело Танюшки под моими ладонями то твердело, как сталь, то таяло и плавилось, словно масло. Я чувствовал, что она готова, но и правда не спешил, пока не ощутил - всё, больше не могу. Танюшке, похоже, тоже было невтерпёж - она подавалась мне навстречу, глаза ошалело посвёркивали.
   - А-а-а! - вырвался у неё крик, когда это началось. Что она выкинет во время наших с нею игр, предугадать заранее было невозможно - вот на этот раз она начала материться, выплёвывая до того сложно построенные структуры, что в другое время я бы ужаснулся. Но сейчас мне было не до этого. Я даже не замечал, что трава ранит мне бок и руку при каждом судорожном движении. Танюшка, выгнувшись, как дикая кошка, укусила меня в плечо, потом в шею и, не отрывая от неё лица, застонала вибрирующе:
   - Этттоо... вес... нааа... - услышал я её задыхающийся, ликующий голос. - Ещё... ррррррааААА!!! - и снова полился мат такой отборности, что листья вокруг должны были пожелтеть, свернуться в трубочки и осыпаться.
   "Ещё раз" у меня не получилось - меня выгнуло последний раз, я вскрикнул, окаменел, потом обмяк. Голова гудела и ехала с дребезгом. Танюшка смотрела сквозь меня слепыми глазами. Потом моргнула, выдохнула и съехала на траву рядом со мной.
   - Фу, - выдохнула она, вытягивая руки над головой. - Хо-ро-шо... хотя и не совсем.
   - Извини, - я провёл пальцами вокруг её сосков, - не удержал... А ты слышала сама, как ругалась?
   - Не-а... - сонно ответила Танюшка, замирая на траве. Я несколько секунд смотрел в район её уха, потом спросил, запинаясь:
   - Тань... а тебе никогда не хотелось... с... с другим мальчишкой?
   Не открывая глаз, Танюшка улыбнулась:
   - Вообще-то мне один раз снилось, как меня сразу трое... представляешь?
   Я обалдело приоткрыл рот, потом прыснул, представив себе эту картину - почему-то она была не оскорбительной и не страшной, а смешной. Просмеявшись, я серьёзно спросил:
   - Ну нет, это сны, а сны, они... - я сбился, вспомнив некоторые свои сны, потом решительно продолжали: - А конкретно с каким-нибудь мальчишкой? - и осекся, поразившись собственной глупости: вот сейчас она скажет, назовёт чьё-то имя... и что мне тогда делать?! А Танюшка тянула; серьёзно размышляла... и вдруг открыла глаза:
   - Нет. Олег, - спокойно ответила она, - мне никто не нужен, кроме тебя... Откровенность за откровенность. Олег. А ты думал о других девчонках?
   - Нет, - честно ответил я.
   И Танюшка ответила тоже:
   - Верю.

* * *

   Подобное зрелище из всех нас наблюдали только я, Йенс и Андрей - в закаспийских степях. Остальные обалдело смотрели вперёд, и на высокой, колышущейся под ветром траве лежали наши длинные тени от бьющего в спины восходящего солнца.
   - Вот они, Великие Равнины... - выдохнул Игорь.
   У степи не было конца и края. Левее, на юге, лежала цепочка пологих холмов, над которыми вились точки птиц. Больше на всём этом огромном пространстве не было видно ничего живого.
   - Тысяча километров пути, - сказала Танюшка, невозмутимо переплетавшая косу. - Дальше горные цепи Кордильер до самого океана.
   - К середине лета будем там, у этих Кордильер, - спокойно решил я. - Ну?.. Йенс, Юджин, Димка, Фергюс - давайте в передовой дозор... Пошли!..
   ...Метёлки трав хлестали по штанам выше колен с мягким шорохом, оставляя на них легко осыпающуюся сухую пыльцу. Мы шли широким строем, косой полосой, в двухстах метрах от маячащего впереди клина дозора. Идти было даже приятно, хоть и не любил я степей.
   Степь, конечно, была вовсе не безжизненной. Правильней сказать, она кишела жизнью, хотя эта жизнь была немного нам непривычной, и Сергей, подойдя ко мне, тихо сказал:
   - Еду-то как добывать, на кого охотиться?
   Спереди режуще засвистели - так свистел Димка. Мы остановились. Димка, отчаянно крутя рукой, другой указывал вправо. Там катилась - и я только теперь ощутил, как плавно, в барабанном ритме, затряслась под ногами земля - катилась в степь бурая волна. Я не сразу сообразил, что это такое, а Андрей ахнул:
   - Бизоны!!!
   Это в самом деле были бизоны - те, про которых когда-то рассказывал Джек. Неисчислимое стадо лилось из-за горизонта за горизонт. Вокруг раздались выкрики на нескольких языках:
   - Чёрт побери!
   - Да такая добыча затопчет и не заметит!
   - Сколько же их?!
   - Такие стада бывают по нескольку сот тысяч...
   - Смотрите, пыль из земли выбивают!
   - А смотрите, сколько птиц над стадом!
   - Ну, тут и поменьше какая-то добыча должна быть...
   Сперва мы хотели дождаться, пока это гигантское стадо "схлынет", но, постояв две-три минуты, поняли, что, если это и будет, то к вечеру. Тогда я махнул рукой в сторону холмов. Йенс просигналил, что понял - и повернул...

* * *

   Между двух холмов росла небольшая рощица, пробивался, стекал вниз по склону, в распадок, убегая по нему, прозрачный ручеёк. Мы добрались сюда, когда уже начало вечереть. Удачно подгадали - как раз пора было разбивать лагерь.
   Встал вопрос об употреблении нашего НЗ - сушёного мяса, копчёной рыбы, леваша, сушёных грибов, сухофруктов и муки из камышовых корней. Всё это весило мало, а следовательно, всего этого мы несли много (каждый парень - на 8-10 дней нормального питания, девчонка - на 5-7 дней), но это был именно НЗ, поэтому я обрадовался, когда Йенс подошёл ко мне с аркебузой Таньки и предложил себя в качестве охотника, клянясь, что вернётся с добычей максимум через час. Я кивнул - и вместе с Йенсом испарились Андрей (с аркебузой Линде) и Фергюс (со своей собственной). Рванул было с ними и Димка, но Ленка Власенкова перехватила его и бросила на заготовку дров...
   ...Мы разбили лагерь на внутреннем склоне холма, где огонь закрывали другие возвышенности. Темнело очень медленно, неохотно, но вместе с темнотой рождались в степи множество странных звуков. Зазвучал ночной хор насекомых в травах. На небе одна за другой зажигались звёзды, между ними застыли в безветрии лёгкие перья облаков - три или четыре на всём небе, и было ясно, что и завтра придёт солнечный день. Когда девчонки начали уже косо на меня поглядывать, а костёр горел вовсю, и к нему подтаскивали последние сучья и охапки хвороста, чтобы хватило на всю ночь - появились наши охотники. Они тащили двух антилоп - ну, во всяком случае, это были существа, похожие на антилоп - и здоровенную, чуть ли не больше антилоп, дрофу. Прибытие экспедиции было встречено шумным одобрением...
   ...Отблески костра погасли позади, но я по-прежнему слышал шум и не чувствовал себя одиноким. Трава под босыми ногами была уже прохладной, а земля под нею - всё ещё тёплой, прогретой за день... Я вышел на склон холма - третьего от нашего - и, легко взбежав на вершину, остановился.
   Почти полная луна заливала равнину серебром. Ковыль катился волна за волной, вперемешку - свет и тень, отчего степь казалась живой, шевелящейся. Ни в одну сторону, сколько хватало глаз, не было видно человеческих огней; на востоке я различил всё ещё видную тёмную стену леса вдоль Миссисипи, из которого мы вышли.
   Я вновь повернулся на запад - и, вздрогнув, напрягся - мне показалось, что чуть ниже по склону стоит человек. Но уже в следующий миг я расслабился - лунный свет превратил в человека каменную глыбу, гранитный выход...
   Хотя - нет! Не лунный свет. Я подошёл ближе к камню и убедился, что зрение меня не обмануло. Когда-то, очень давно, человеческие руки обработали его. Правда, с тех пор над ним потрудились ещё и солнце, жара, ветер, дождь и холод, но всё равно было видно, что изобразил когда-то мастер.
   Широколицый мальчишка постарше меня стоял, уверенно разведя ноги и опираясь правой рукой - на уровне груди - на рукоять бастарда. На левой, согнутой перед правой, сидела охотничья птица. Голову покрывал шлем с наносником и выпуклыми надглазьями, из-под него падали волосы. Ноги статуи вырастали прямо из камня и, присев, я различил на нём буквы, похороненные в зауми готических завитков:

AD HONORES

   - Ад... хонорес... - призвав на помощь все свои знания, прочёл я. - Ад хонорес... Ради чести, если по латыни... - я встал с корточек и, положив руку себе на бедро, посмотрел в ту сторону, куда смотрел каменный мальчишка. - Ради чести...
   Я не знал, кто и когда он был. Во всяком случае, он пришёл из тех времён, когда на письме мысли считалось приличным излагать лишь на латыни, не важно, из какой ты страны - значит, не позже XV века.
   Но слова, выбитые на граните - под ними я мог подписаться.

Михаил Трегер

   Ну что ж, корабль готов,
   Поймали ветер снасти,
   Над башней маяка
   Созвездия зажглись...
   И окнами домов,
   Распахнутыми настежь,
   Глядит издалека
   Притихший сонный Лисс.
  
   На сотню мелочей
   Удача неделима,
   На сотню мелких бед
   Не делится беда.
   Когда в судьбе твоей
   Гроза проходит мимо,
   То в чьей-нибудь судьбе
   Она гремит тогда.
  
   И если злой недуг
   В сердцах ещё горячих,
   Ты щедростью своей
   Им светишь до конца.
   Но жалко, что крадут
   Огонь твоей удачи
   Огарками свечей
   Холодные сердца.
  
   Когда придёт пора -
   Устало веки смежишь,
   Свой долго перед судьбой
   Давно вернув сполна...
   А где-то до утра
   Глядит с тоскою Режи,
   Как тает над водой
   Ущербная луна.

* * *

   Я стоял с трёх до пяти вечера вместе с Раде и Анри. Было ещё совсем темно, когда Сергей растолкал меня.
   Луна торчала где-то на юго-востоке. Было холодно, особенно если учесть, что я вылез из-под плаща во сне и не нашёл его. Раде где-то неподалёку с хряском и воем зевал. Анри не было слышно.
   - Проснулся? - уточнил Сергей. - Тогда я ложусь, давай. Всё тихо... Да, роса легла. Обуйся...
   ...Роса в самом деле легла. За мной оставалась чёрная дорожка. Я чуть не налетел на Анри - он сидел на корточках и, вздрагивая, умывался этой росой.
   - Помогает? - осведомился я. Анри фыркнул, кивнул:
   - Ага, я уже проснулся...
   - Ну тогда подкинь дровишек в костёр, а мы посмотрим, что и как вокруг, - я на ходу нацеплял росы в ладони, вытер лицо. - Раде!
   Он подошёл, бесшумно ступая, предложил:
   - Пройдёмся, глянем туда-сюда.
   - Угу, - я махнул рукой и, на ходу затягивая ремни "сбруи", зашагал вокруг холма. Раде двинулся в другую, я услышал, как он засвистел что-то явно народно-македонское. Костёр разгорелся поярче - Анри до него добрался наконец.
   Я отошёл подальше, постоял под прикрытием склона холма, ожидая, пока привыкнут получше глаза. Нет, ничего опасного или необычного в степи не было. Я постоял ещё, зевнул, передёрнул плечами и широко зашагал назад.
   Раде вернулся одновременно со мной. Анри устроил возле костра несколько охапок хвороста, на которые вполне можно было сесть. Мы и сели, помолчали, низачем протянув руки к огню. Потом Анри сказал:
   - Анекдот вспомнил. Димка сегодня рассказывал, то есть, вчера, пока шли... Кто такие хохлы?
   - Украинцы, а что? - не понял я.
   - Ну, анекдот же... Двое хохлов идут по лесу. Один над другим подшутить решил, как гаркнет: "Нэгры!" Второй аж присел: "Дэ?!" Первый смеётся: "Здрыснув, а?!" А тот в ответ: "Да тэ ж я з яросты!"
   Анри ухитрился даже воспроизвести украинский акцент. Мы посмеялись, снова немного посидели, и Анри, вздохнув, немного смущённо сказал:
   - Там, у американцев, у Сэма... такая девчонка была... Фредди, Фредерика. Я чуть с ним не ушёл из-за неё.
   - Чего ж не ушёл? - лениво спросил Раде, сцепляя пальцы и потягиваясь. Анри вздохнул:
   - Да ну...
   - Ну, к нам бы её переманил.
   - Не успел, - признался Анри.
   - Ну, хоть повалялся с ней? - продолжал допытываться Раде. Анри густо покраснел и кивнул. Потом признался:
   - Думал, что ничего не получится.
   - Получилось?
   - Вроде да...
   - С высоты своего сексуального опыта... - начал Раде, но я его безжалостно перебил:
   - Полученного не так давно, а?
   - Ладно тебе... - добродушно отмахнулся он, но тему не продолжил, задумался о чём-то. Его девичьи красивое лицо стало угрюмым.
   - Ты чего? - тихо спросил я. Раде поморщился, потом сказал:
   - Да... Слышал, наверное? Югославии-то моей больше - ау. Война там идёт. Настоящая гражданская...
   - Слышал, - отозвался я. Раде поморщился снова и добавил:
   - Понимаю, что ко мне это отношения уже не имеет, а всё равно тошно...
   - А я когда узнал, что Союз накрылся, то как-то слишком даже спокойно воспринял, - вспомнил я, вставая. - Ладно, Анри, ты посиди, а мы ещё пройдёмся, посмотрим...
   ...У тебя отец ведь был шишкой? - уточнил я. Мы стояли и смотрели на степь. Раде кивнул. Потом признался:
   - Знаешь, ты мне сперва очень не нравился.
   - Ты мне тоже, - ответил я так же искренне. - Не из-за отца, конечно... Смотри, вон бизоны пасутся... Или спят?
   - Поохотиться бы на них, - заметил Раде.
   - Ещё успеем, - кивнул я.

Юрий Ряшенцев

   Далека дорога твоя -
   Далека, дика и пустынна...
   Эти даль и глушь
   Не для слабых душ...
   Далека дорога твоя...
  
   Прерия,
   Прерия,
   Великая Даль...
   Индейские перья,
   Английская сталь...
   Высокая плата -
   Смешная цена...
   Вот только бы шляпа
   Была бы цела -
   Ну и, конечно, мне дорого где-то
   То, на что эта шляпа надета...
  
   Впереди ещё полпути -
   Позади уже полдороги...
   Помолись богам,
   Сколько есть их там...
   Впереди ещё полпути...
  
   Быстро едешь -
   Раньше помрёшь...
   Тихо едешь -
   Вряд ли доедешь...
   Так живи, не трусь,
   Будь, что будет - пусть,
   А что будет -
   после поймёшь...

* * *

   Весной тут, наверное, течёт река. Но сейчас из-под моих ног облачками поднималась тонкая серая пыль, слоем оседавшая на одежде, коже и волосах. Нестерпимо пекло стоящее в зените солнце.
   Воды не было вторые сутки. Только то, что во флягах, пока полных на две трети.
   Андрей помог мне подняться на обрыв, бывший речным берегом, мы вместе вытащили Видова и Мило. Где-то километрах в сорока впереди маячили невысокие, но крутые скалы, у их подножья ярко зеленела полоска растительности. Там вода наверняка была, но расстояние значило, что до воды мы доберёмся только завтра к вечеру, а пока предстоит полдня, ночь и день мучений. Впрочем, в отряде давным-давно уже никто ни на что не жаловался. Не жаловались и сейчас - на сушёное мясо, обдирающее рот и глотку; на соль, склеившую волосы и слоем выступившую на коже; на невероятную ночную духоту и на постоянный горячий ветер с юга в левую щёку; на пропылившуюся насквозь кожаную одежду и на резь в глазах, которые нечем промыть...
   Мило несколько раз махнул в сторону скал. Видов сказал:
   - Интересно, почему тут всё так пересохло? В обычной прерии вода есть...
   Ему никто не ответил. Мы подождали, пока пройдёт основной отряд. Мальчишки и девчонки неспешно перебирались через высохшую речку, чертыхались и отплёвывались, влезали наверх и, обмениваясь негромкими репликами, всматривались в скалы.
   - В той Америке тут небось везде города и парки? - поинтересовался Димка у Юджина. Тот помотал головой:
   - Да нет, тоже пустыня... Только дороги через неё и городки. С мотелями.
   - Ты чего босой? - поинтересовался я у Юджина. Тот посмотрел на подвёрнутые выше щиколоток драные джинсы и покрытые толстенным слоем пыли ноги, покривился:
   - Да, кроссовкам п...ц пришёл.
   - Лен! - рявкнул я. Чередниченко заметила:
   - Если таким голосом, то Власенкову.
   - Я всё знаю и всё вижу, - деловито отозвалась Ленка Власенкова. - Вечером будут ему сапоги... Кстати, это безобразие, как вы подошвы пронашиваете.
   - Смотрите! - крикнул Видов и захохотал, указывая чуть вперёд. - Тут не один Юджин обувку потерял!
   Ответом был уже общий смех. В самом деле, как это ни странно выглядело, метрах в десяти от нас, около двух выступающих глыбок песчаника, мирно лежали покрытые толстым слоем пыли разбитые ботинки. Анри сбегал за ними и принёс. Это были кожаные, с верхом выше щиколотки (как ни смешно, верх был целым, только от времени потрескался) мальчишеские ботинки. Толстая, прочная подошва, пробитая двойным рядом отшлифованных ходьбой гвоздей, была протёрта насквозь, у левого - в двух местах. Остатки шнурков с медными кончиками были тоже кожаными.
   - Тридцать девятый, сороковой, - определила Ленка. - Смотрите, тут надпись на ранте сохранилась... "Дойчес Райх шумахер... Отто Курцбах".
   - Сапожник германского рейха Отто Курцбах, - перевёл Йенс, хотя почти все и так поняли. - Похоже, тоже от твоего Лотара осталось, Олег, - обратился он ко мне. - Прямо по следам идём!
   Ленка торжественно водрузила ботинки на вершину камня. Юджин фыркнул и бегом бросился обратно... а через пять минут рядом с изделием Отто Курцбаха, служившим неизвестному гитлерюгендовцу, гордо стояли вдрызг разбитые "найки" массового производства, которые носил американский пацан.
   Мы ещё долго оглядывались на эту картину...

* * *

   Уснуть я так и не смог. Вообще-то бессонницей я не страдал, но сейчас меня почему-то доводило всё - абсолютно. Было жарко, во сне многие хрипели, и этот звук выводил меня из себя. Костра не было (не из чего разжечь, нафик, дожили!), видно было, как мотается по периметру Сергей. Игоря и Яна не наблюдалось.
   Я не выдержал и, поднявшись, подошёл к нему.
   - Ты чего не спишь? - буркнул Сергей как-то гнусаво. Я скривился:
   - Неохота... Э, у тебя что, кровь?!
   - Носом пошла, - Сергей потянул в себя. - От духоты, блин... Умыться бы...
   Как и большинство светловолосых, крепко сбитых людей, он плохо переносил жару. Мне - от природы тёмненькому и жилистому - было намного легче, но помочь другу я ничем не мог.
   - Игорь и Ян лагерь обходят? - уточнил я. Сергей кивнул и тут же вновь задрал голову. - Ладно, я тут, вокруг, пошатаюсь.
   Я решил сам себя "уходить", но довольно быстро разочаровался. Было жарко. Тогда я уселся на довольно высокий камень (тут немного обдавало ветром) и прикрыл глаза...
   ... - Вода там есть, - Арагорн повернулся ко мне. Я с наслаждением ловил лицом прохладный ветерок из пропасти, в которой зеленели леса, и в ответ на его слова улыбнулся:
   - Да меня это, если честно, не очень беспокоит, ваше величество...
   - А что тебя беспокоит? - в упор спросил король.
   - Негры, - отозвался я. - Точнее, их отсутствие.
   - Если их нет - то будь доволен. Разве не так?
   - Если где-то нет кого-то -
   Значит, кто-то где-то есть, - вспомнил я стишок из детской книжки. - Мы прошли почти половину материка. На таком пространстве за то же время в Европе мы выдерживали десятки боёв...
   - Будь осторожен, - сказал Арагорн, и его холодные серые глаза проникли мне, казалось, в самую душу. - Будь осторожен, - повторил он, - но берегись не негров, князь...
   ...Полёт, полёт, полёт... Воздух упругим коконом обтекает меня, уже знакомая сумасшедшая скорость...
   Что это? Непонятно... Что это, в конце концов?! Туча? Нет, не туча, что-то плотное, что-то... Это... это...
   ...Я охнул и скатился с камня, приладившись о него копчиком. Пока я валялся на земле, пытаясь вдохнуть, послышались торопливые шаги, мягкие и уверенные - и сбоку от камня появился сперва клинок палаша, а потом - удивлённо-испуганное лицо Яна:
   - Олег?! - он быстро огляделся. - А где он?!
   - О-о... кто "он"? - я с трудом встал. - Чёрт, как больно...
   - Он на тебя напал?! - добивался от меня какой-то чуши Ян, озираясь, словно нас вот-вот должны были атаковать отовсюду, в том числе - с неба.
   - Чего?! - разозлился я. - Ты о чём вообще?!
   - Ну как же... - начал он и вдруг, осекшись, подозрительно начал рассматривать меня, а заговорил медленней намного. - Такое... вроде собаки... или, может, офигенная летучая мышь - я иду, а оно на камень падает... потом слышу - ты ругаешься, а его нет... Оле-ег? - он отступил, не сводя с меня глаз и держа палаш неуверенно-оборонительным хватом.
   - Летучая мышь? - уточнил я со смешком, внутренне холодея.
   - Нт, скорей всё же собака... с крыльями, - он сглотнул. - Семург, как на наших старинных браслетах... Олег, не подходи.
   - Чего? - я правда остановился. - Ты чего, Ян?
   - Я тебя боюсь, - искренне сказал он. - Это ведь... ты был, Олег. Я знаю, у нас в Карпатах до сих пор про такое рассказывают...
   - Ещё раз расскажи, - снова холодея (не от страха, а от какого-то непонятного восторга), попросил я. Ян, не приближаясь и не сводя с меня глаз, заговорил:
   - Сергей мне сказал - иди, посмотри, как там Олег... Я пошёл, иду, гляжу... Потом вдруг раз - метрах в десяти от меня вот на этот камень пикирует... ну да, точно, огромный такой пёс с крыльями. Сел, как ударился, а потом ты с камня скатываешься и ругаться начинаешь.
   - Так, - я посмотрел на свои ладони, потом - на босые ноги. - По крайней мере, этот вопрос ясен, как стекло... Спокойно, Ян. Своих не ем. Но съем, если болтать начнёшь.
   Ян сглотнул.
   - Так это и правда был... ты?
   - Скорей всего, - ответил я и, повернувшись, зашагал обратно в лагерь.

* * *

   Первое, что мы увидели, подойдя вплотную к деревьям - вода. Собственно, мы уже с километр слышали её шум и этот километр почти бежали, хотя жажда и жара мучили невероятно.
   Наши страдания были вознаграждены. Вода - чистейшая, прозрачнейшая и холодная даже на вид - выбивалась множеством струек из плоской трещины в камне и падала вниз с высоты метров в десять, прямо в чашеобразное озеро, дно которого покрывал мелкий кварцевый песок. Отсюда она уходила под скалу, в урчащую и булькающую холодную тьму.
   Свалив оружие на берегу, мы побросали барахло в озерцо, себе под ноги, и нагишом всей кучей влезли под ледяной природный душ.
   - Будем жить, - сообщил Игорь, приваливаясь спиной к скале, по которой тоже сбегали струйки воды. Ему ответили утвердительное бормотание и довольное плюханье.
   Мы вылезли из воды только тогда, когда позамерзали, а солнце окончательно скрылось за скалами, оставив эту сторону гряды во власти теней - между тем, как за скалами ещё был день. Девчонки занялись выполаскиваньем одежды, а мы начали таскать дрова для костра, у которого можно будет высушить барахло...
   ...Огромная всё-таки разница - есть у вас вода или нет. Помимо всего прочего, среди скал в ложбинке удалось найти всё ещё молодую картошку и накопать килограммов десять. Всю грязищу, которую мы развели в озерце, очень быстро стянуло под скалы, выемка наполнилась вновь чистейшей водой, а налетевший с юга ветер перестал хлестать по лицам жёсткой раскалённой метлой и красиво шумел в кронах деревьев.
   Усталость довольно быстро прошла (ещё одно доказательство того, что она происходила от жары и жажды), и мы полезли по скалам с самодельными факелами - досконально выяснить, что это за место и какие в нём имеются достопримечательности. Вообще-то затея была несвоевременной и небезопасной - совсем стемнело.
   Скальный выход чётко ограничивал пустыню - сразу за ним снова начиналась самая обычная степь, от которой мы за дни шатания по пустыне успели поотвыкнуть, но которой обрадовались. Солнце только-только село, запад ещё сверкал багровой полосой. Я довольно долго любовался этим зрелищем, но меня отвлёк свист Видова - потише, чем у Димки, но достаточно резкий. Серб размахивал факелом, стоя возле каменной щели, в которой мелькали огни ещё чьих-то факелов.
   - Смотрите, что тут! - голос Видова гулко отлетел от каменных стен. Тут же размножились шаги - наши со всех сторон спешили на зов - и замирали, оставляя раскатистое эхо.
   Ничего особенного там не было. Так. Могилы. Это я определил издалека, ещё не подойдя вплотную - по тому, как стояли вокруг мои ребята и девчонки.
   Тут хоронили людей, потому что место было удобное. Клали в расщелину и задвигали подходящим обломком гранита, на котором выбивали короткие строчки.
   - Дайте-ка я гляну, - придерживая рукой палаш, я подошёл ближе. Могил было пять. Три слева, две - справа пониже, и эти две были поновей. На трёх левых белели строчки:
  

Shvejc Bromberg

16.X.27-10.VII.44

Maksim Jasunenko

22.I.26-10VII.44

Hovik Klasse

22.IX.25-10.VII.44

  
   А на тех, что справа, было написано по-французски:
   Unis pour la Victorie.

Igor Dashkevitch. 11.05.1969

Sean Margeotte. 16.12.1970

il mort 19.06.89.

   - Швейц Бромберг, Максим Ясуненко и Ховик Классе, - прочёл Йенс.
   - Я их знаю, - без особой горечи, но хмуро сказал я. На меня повскидывали удивлённые глаза, я пояснил: - Не лично. Я в дневнике Лотара про них читал, это его люди, они тут погибли. Во время стычки с американцами... Странно, - вот тут даже я ощутил в своём голосе грусть, - какая встреча...
   - А это французы, - Анри потрогал строчки. - "Вместе для победы..." Нет, не французы. Русский, Игорь Дашкевич...
   - А второй француз, - возразила Зорка. - Жан Маргит. И отряд, наверное, французский... Олег, ты чего?
   - Игорь Дашкевич, - повторил я, потирая лоб. - По-моему, я его знаю... Тоже знаю.
   - Заочно? - серьёзно уточнил Раде. Я сердито - от того, что не вспоминалось - дёрнул плечами:
   - Не вспоминается... Может, заочно, может - нет...
   - Олег, - подал голос Олег Крыгин, улыбаясь углом рта, - ты что, правда не помнишь? Летом, самым первым... Избушка в Подмосковье. Записка в банке!
   - А! - я хлопнул себя по бедру. - Чёрт, конечно! - и примолк, в самом деле вспомнив короткую записку на листке с рисунком плотины Днепрогэса, которую Щусь нашёл в пустой банке - записку, написанную летом 85-го парнем по имени (точно!) Игорь Дашкевич. Он с четырьмя девчонками собирался уходить на юго-запад... - Значит, он прожил ещё четыре года...
   Кто-то, кажется. Спрашивал, в чём дело (а Олег, похоже, объяснял)... Я слушал плоховато. Танюшка подошла, положила руку мне на плечи, но я и на неё не поглядел.
   Значит, он жил ещё четыре долгих года, попал сюда и погиб здесь... Встреча поразила меня. Да, именно встреча. Я никогда не видел в глаза Игоря Дашкевича, но эти две короткие встречи сделали его для меня живым знакомым. В конце концов, он ещё был жив, где-то ходил, что-то делал уже в то время, когда мы были здесь, мы вполне могли встретиться...
   И было грустно. Не страшно, не как-то ещё, а грустно.
   Я сбросил с плеч вещмешок, повозился, достал дневник Лотара, а из него - записку, хранившуюся с того самого лета. Разгладил её на ладони, потом свернул квадратиком и опустил в щель могилы Игоря:
   - Вот так. Всё, - я грустно улыбнулся Танюшке, она пожала мне плечо. - Смотри, Тань, правда всё. Эта история закончилась, - я тронул ладонью камень. - За-кон-чи-лась...

Игорь Ченцов

   На коня - и с ветром в поле
   Полечу, полечу!
   Догоняй! Я на воле,
   Я подобен лучу!
   Шею обнимаю у милого коня.
   Безрассудство скачки - это для меня!
   Безрассудство скачки - это для меня...
  
   Жить, тоскуя, в этих стенах
   Не могу, не могу.
   Загоню коня до пены -
   Я из плена бегу.
   Шею обнимаю у милого коня.
   Никакая сила не вернёт меня!
   Никакая сила не вернёт меня...
  
   Поле, поле, чисто поле,
   Обними, обними -
   Быстроту у погони
   Отними, отними.
   Шею обнимаю у милого коня:
   - Ну ещё немного пронеси меня!
   Ну ещё немного пронеси меня...

* * *

   Бум! Юджин на полном ходу ловко протаранил меня, и мы покатились по траве - но перед этим я успел швырнуть мяч Олегу Крыгину, и мой тёзка великолепным отработанным движением влепил подачу в левый верхний угол, поверх головы Йенса - великолепной "свечкой". Я вскочил на ноги, перекатившись через плечо и показал Олегу большой палец.
   - Играем, играем! - кричал Фергюс, хлопая в ладоши. - Хватит обмениваться любезностями, два-пять!
   - Этим мячом можно убить! - засмеялся Юджин. - Никогда не думал, что буду играть мячом, набитым травой!
   - Никогда не думал, что найдётся кто-то, кто сможет сшибить на площадке лучшего полевого игрока команды школы номер три города Кирсанова! - одним духом выпалил я в ответ.
   - Я был одним из лучших раннингбэков в нашей школьной команде по футболу! - махнул рукой Юджин.
   Если учесть, что я соврал насчёт лучшего игрока, у Юджина всё равно получилось неплохо. Да и из двух мячей, что команда Йенса ухитрилась вколотить моей, один был его (из пяти, которые мы влепили им, два были мои...)...
   ...Второй раз у Юджина не прошло - я поймал его в момент хорошего броска (финалом было бы падение на спину "всем прикладом") и швырнул через бедро... ну, сделал так, чтобы он полетел через бедро. Никакого нарушения правил, но хороший эффект...
   ...Мы решили задержаться на два-три дня в оказавшихся столь гостеприимными скалах. Если бы я вёл дневник или хоть отмечал прошедшие дни, то эти даты обвёл бы красными кружочками или ещё как обозначил. Хорошие были дни. Будь вокруг осень, я бы непременно решил тут зазимовать. Но до осени было ещё почти целое лето! Мы набили мяч, пели, купались, играли в шашки и шахматы, загорали, отсыпались и разговаривали - короче, приятно проводили время.
   Матч так и закончился 2-5 в нашу пользу. Не обошлось без мелких травм, но я вышел целым.
   - Интересно, - Юджин рассматривал ссадину на левом бедре. - Пыль набилась... А вот интересно, - он несколько раз плеснул водой, - почему ты, Олег, князь?
   - Его голосованием выбирали, - пояснил лениво Олег, листавший свой блокнот с зарисовками. - Ещё в самом начале.
   - Но вообще-то от тех, кто его выбирал в самом начале, почти никого не осталось, - заметил Фергюс.
   - Да ради бога, ребята, - я заложил руки под голову и откинулся на траву. - Кто хочет занять моё место?.. - всеобщее молчание было мне ответом, и я пожал плечами: - Значит, буду я и дальше мучиться.
   - А ты что, недоволен, морда американская? - уточнил Игорь.
   - Да нет, что ты! - махнул рукой Юджин.
   - Маль-чиш-ки-и-и-и!!! - заголосила за скалами Ленка Власенкова. - Идите обеда-а-а-а-ать!!!
   - Твоя надрывается, - толкнул Олега ногой Димка.
   - Заботится, "надрывается" . -ответил пинком тот. - Пошли, что ли?
   - Выходим когда, завтра?..
   - Ты моих штанов не видел?.. А, я на них сижу...
   - А неплохо мы вас раскатали...
   - Сегодня... Олег, слышь, вечером покажи мне тот прыжок...
   - Щиколотка болит. Босиком играем, а кто-то так въехал...
   - Я второй день точилку найти не могу...
   - У меня чего-то мышцы на спине болят...
   - А ты попроси Линде, массаж пусть сделает...
   - Смотрите, смотрите, Раде у нас чего-то возбудился...
   - Это он на тебя, Анри...
   - Да пошли вы все...
   - Интересно, что на обед?..
   Я шёл вместе со всеми, перебрасывался вполне глупыми репликами - и мне было хорошо.
   Очень хорошо.

* * *

   - Вьюн над водой,
   Вьюн над водой,
   Вьюн над водой,
   завивается.
   Жених у ворот,
   Жених у ворот,
   Жених у ворот,
   дожидается...
   Танюшкин голос серебристо вплетался в ночь, чем-то похожий на звёздный свет. Все вокруг притихли, даже дыхание затаили, хотя никто, наверное, не взялся бы объяснить, зачем Танюшка начала петь эту старинную свадебную песню...
   - Вынесли ему,
   Вынесли ему,
   Вынесли ему
   сундуки,
   полны добра...
   "Это не моё,
   Это не моё,
   Это не моё -
   это батюшки мово..."
   я ощущал песню, как оцепенение, в котором нельзя не слушать - и не сводил глаз с искр костра, переливающихся в волосах Танюшки, с пламени, танцующего в её глазах...
   - Вывели ему,
   Вывели ему,
   Вывели ему
   ворона
   да ой коня...
   "Это не моё,
   Это не моё,
   Это не моё -
   это шурина мово..."
   Танюшка жестом, который, кажется, не осознавала сама, запустила пальцы в волосы на висках, чуть запрокинула голову...
   - Вывели ему,
   Вывели ему,
   Ой, вывели ему
   свет Настасьюшку!
   "Это вот - моё,
   Это вот - моё,
   Это вот моё -
   богом сужденное..."
   Она отпустила волосы, скрестила руки на коленях и, уронив на них голову, ни на кого не смотрела. Я приобнял её и привалил к себе, ощущая, как Таньку трясёт мелкой нервной дрожью. Сергей негромко попросил Игоря:
   - Давай, Басс... "То не вечер..."
   - Подпойте, - предложил Игорь, тут же начав:
   - Ой - то не вечер, то не вечер,
   Мне малым-мало спалось,
   Мне
   Малым-мало спалось,
   Ой - да во сне привиделось...
   И разные голоса дружно подхватили старую казачью песню...
   ... - А есаул догадлив был -
   Он сумел
   сумел сон мой разгадать...
   "Пропадёт, - он говорил, -
   Да твоя буйна голова...
   Эх, пропадёт, - он говорил, -
   Да твоя буйна голова..."
   - Пропадёт твоя буйна голова, - заметил Йенс явно в мой адрес. Я пожал плечами:
   - Когда-нибудь - да.
   Я сказал это спокойно. Но внутренне меня вдруг сотрясла нервная дрожь, потому что мысленным взором я увидел свои останки - не труп, нет, труп свой я представлял много раз и никогда особо не боялся, как бы реалистично не выглядела в моём воображении эта картина. Я представил себе череп. В чьей-то руке, как череп Йорика в руке Гамлета. Когда я прочитал эту вещь, мне было тринадцать, и я долго мучился теми же мыслями, что и принц - не страхом смерти, а именно недоумением... Кто-то найдёт мой, мой череп, как я сам много раз находил чужие останки. И ему трудно будет представить, что в этом был мозг, и кость скрывалась под плотью и кожей, и это зеленоглазая девчонка называла красивым... а в пустых глазницах жили зоркие глаза... Меня пугала не мысль, о смерти, а именно вот эта картина, нарисованная воображением. Мой череп, лежащий где-нибудь в лесной траве - год, десять лет... Век.
   - Ты чего дрожишь, Олег? - спросила Танюшка. Она сама уже успокоилась. Я поцеловал её в висок:
   - Ничего. Всё нормально... Утром выходим! - громко, для всех, сказал я.

* * *

   Три чудовищных столба, упиравшиеся воронками своих верхушек в небеса, покачивались в синхронном, жутковатом танце. Мы сидели на плоской верхушке холма и созерцали торнадо, отмахиваясь от мух, роившихся над нами. Самое интересное, что все были абсолютно спокойны - может быть, потому что от нас ничего не зависело.
   Жуткое ощущение.
   Чудовищная масса бизонов лилась вокруг холма, давшего нам пристанище, мимо нас, как река. Бизоны спасались от смерчей. В общей бурой лаве тут и там виднелись другие животные, нёсшиеся в ту же сторону, что и бизоны. Мимо нас пробежали, распихивая бизонов и ужасающе трубя, даже несколько гигантских динотериев.
   Нам бежать было некуда - хорошо ещё, что мы успели спастись на этот холм от внезапно разразившегося странного половодья. Конца ему не предвиделось. Олег Крыгин, устроившись со скрещенными ногами на склоне, быстро делал зарисовки в блокноте. Горячий ветер, даже не дующий, а хлещущий в сторону торнадо, шевелил его волосы и страницы блокнота.
   - Они движутся сюда, - сказала Ленка Чередниченко. И взялась за локоть Сергея.
   Я присмотрелся. Да, похоже, что это было правдой - смерчи, красиво и вальяжно выгибаясь "в поясе", неспешно, но уверенно шли в нашу сторону. Я оглянулся на своих. Все были по-прежнему невозмутимы, лишь Йенс, достав зачем-то свой меч, улыбался и щурил глаза на смерчи, как на врагов, которых надо одолеть. Ян негромко и без патетики молился.
   - Торопится время, бежит, как песок... - мурлыкал Игорь. - А красиво, скажи, Олег?
   - Красиво, - искренне согласился я, подходя к Юджину, который покусывал травинку. Тихо спросил: - Жутко?
   - Угу, - кивнул он и улыбнулся. Я ободряюще ткнул его в плечо: американец неплохо "вырос". - А главное - сделать ничего нельзя. Затянет сейчас... Я такое в кинохрониках видел.
   Танюшка, подойдя ко мне, взяла меня за руку - молча. Я посмотрел на неё и так же молча стиснул её пальцы, больше не собираясь их отпускать.
   - Доколе над нами горит синева -
   Лишь Жизнь, а не Гибель пребудет права... - напевал Игорь.
   Обезумевшая толпа животных всё ещё текла мимо нас, но мы видели, как смерчи, словно пылесосы - мусор, втягивают внутрь десятки живых существ. Те моментально исчезали в чёрной круговерти, словно весили не больше пушинок. Ровный, монотонный гул нарастал, полностью заглушив рёв и вой животных. Сергей что-то кричал мне, разевая рот, и я услышал:
   - ...красотища-то!
   Если честно, с ним было трудно не согласиться. Но и стоять на ногах тоже было трудновато.
   - Они расходятся!!! - проорал мне в самое ухо Андрей. - Смотри, расходятся!!!
   В самом деле, два смерча явно должны были пройти по сторонам нашего холма - метрах в ста примерно тот и другой.
   - А этот прёт прямо на нас!!! - крикнул я в ответ, указывая на уверенно, хотя и неспешно приближающийся третий смерч, до которого оставалось примерно полкилометра.
   - иди сюда! - прокричал Йенс, взмахивая мечом и заставляя его кружиться около туловища. Светлые волосы немца летели возле его смеющегося лица к торнадо. - Ну, иди, иди сюда, отродье ветра! - он кричал уже по-немецки и хохотал: - Я, Йенс Круммер, жажду познакомиться с тобой ближе! Иди ко мне!
   Нас прекратило дёргать, но вместо этого возникло странное ощущение - как будто кто-то высасывает глаза, мозг, внутренности, словно всё это стало огромным, разбухло и просто не помещается внутри. Это два боковых смерча шли точно по сторонам от нас... У меня в ушах зашумело, и я ощутил, как на подбородок из обеих ноздрей толчками выплёскивается густая, солёная кровь.
   А в следующую секунду я понял, что перед нами нет смерча. Его остаток быстро поднимался кверху, в облака, расплываясь по ним грязным пятном... а подальше во весь окоём уже сияло чистое летнее небо.
   Смерч исчез - внезапно и необъяснимо.
   - Берегись! - крикнул Андрей. И, прежде чем я смог понять, что это значит, в каких-то трёх метрах от меня на склон холма грохнулась туша бизона. Подскочила в воздух, перевернулась и покатилась вниз. В течение последующих двадцати-тридцати секунд мы метались из стороны в сторону, спасаясь от этого чудовищного "зверепада". Со стороны это выглядело, должно быть, смешно, но нам было не до смеха, и я не знаю, как никого не прибило.
   - Дожди из лягушек, - тяжело дыша, определил Мило. - Я про такое читал...
   - Хороши лягушки, - отозвался Димка, - весом по тонне... Чёрт подери мою тощую жопу! Смотрите сюда!..
   ...Девчонка лежала ничком, вцепившись широко раскинутыми руками с посиневшими ногтями в землю. На ней оставались трусики и - идиотизм! - клёпаная перевязь с кордой. Большие бледно-серые глаза застыли, сохранив выражение непередаваемого ужаса, а светлые волосы были склеены кровью. Чьей - непонятно, на самой девчонке ран не было.
   - Красивая, - сожалеюще сказала Линде и вдруг хлюпнула носом.
   - Её надо похоронить, - угрюмо добавил Фергюс. - Интересно, откуда она?
   - Её могло нести сотни километров, - сказал Андрей.

* * *

   Мы похоронили девчонку на том самом холме, где стояли и водрузили на могилу подходящую плиту местного известняка, на которой выбили сакраментальное: "Неизвестная. Приблизительно 14 лет," - и такую же приблизительную дату.
   И пошли дальше мимо туш животных, рассеянных в измятой, забрызганной кровью траве.
   Мы успели отойти километра на полтора, а дозор - и того больше. И я немного удивился, увидев, что ребята остановились, а Раде бегом несётся ко мне.
   - Что случилось?! - крикнул я. Раде, ещё не добежав, замахал рукой:
   - Страусы!
   - Чего?! - изумился я.
   - Страусы! - Раде подбежал вплотную. - Честное слово, настоящие страусы! Вот такие! - он махнул рукой, подпрыгнув на месте, выше головы. - Штук пять, чешут нам навстречу! - македонец откинул со лба волосы, выбившиеся из-под повязки. - Вон, смотри!
   Я посмотрел. Оставшиеся трое дозорных спинами вперёд отступали в нашу сторону. А на них, ритмично покачиваясь и выкидывая голенастые ноги, надвигались, расставив для устойчивости обрубочки крыльев, пять... страусов? Да, похожи... только у страусов не бывает таких мощных, тяжёлых клювов... Где-то я видел таких птиц. Где-то видел...
   - Диатримы, чёрт побери! - закричал Андорей. - Это же диатримы!
   Конечно! Я похолодел. Птицы-хищники, нелетающие, но невероятно быстрые... Мы же все про них читали в "Палеонтологии в картинках!" ...
   - Сюда! Все сюда, скорей, бегом, в круг! - крикнул я и, на бегу выхватывая наган, бросился навстречу наконец-то догадавшимся побежать ребятам.
   - Оле-е-ег!!! - истошно закричала Танюшка.
   - Держите её! - бросил я через плечо. Пробежав полпути, обнаружил, что рядом со мной несётся Фергюс, заряжавший на бегу аркебузу.
   - Назад... - прохрипел я. Ирландец сплюнул, коротко усмехнулся, а я отметил, что нас догоняет ещё и Димка, не нашедший в себе сил бросить товарища. Остальные, слава богу, образовали плотный круг с девчонками внутри.
   Мимо нас проскочил Анри, крутнулся на пятках, встал рядом, побежал с нами. Ян помогал Видову, который, кажется, подвернул ногу. Мы прикрыли их, я скомандовал:
   - Бегите к нашим, дальше!
   Аркебуза Фергюса коротко щёлкнула. Бежавшая передней огромная птица остановилась и с гневным клекотанием затанцевала на месте. Фергюс ошалело выругался по-ирландски - его пуля отскочила от перьев!
   Я мгновенно оценил обстановку.
   - Назад, к нашим! - приказал я.
   - А ты?! - Анри сжимал в руке палаш. - Ты как же?!
   - У меня револьвер...
   - Да от них пули... - начал Фергюс, но я зарычал:
   - Убирайтесь! - и, встав на колено, принял изготовку для стрельбы.
   Передняя птица неслась, откидывая голову назад для удара. Полсотни метров... сорок... тридцать... Тах! Тах! Тах, тах, тах!
   Всё-таки револьверные пули - не аркебузные, да и целил я в голову - диатрима рухнула, её клёкот захлебнулся, огромные оранжевые лапы вырывали клочья травы с дёрном. Я прицелился в другую - трах, трах!.. щёлк!
   Диатрима мотала головой, приплясывая то на одной, то на другой ноге - я, кажется, выбил ей глаз. Но три её соратницы обогнули раненую с обеих сторон.
   И неслись на меня.
   Я открыл шторку барабана, начал выбивать гильзы. Говорят, у западных револьверов экстракция одновременная - барабан откинул в сторону, а гильзы сами из него выпрыгивают...
   Всё.
   Жёлтый клюв - секирой - навис надо мной.
   И обрушился...
   ...на подставленную аркебузу Фергюса.
   Второй удар пришёлся ему в левое плечо... И я услышал, как он, падая, бросил мне залившимся кровью ртом:
   - За что я тебя люблю, русский - с тобой всегда весело!
   Он дал мне две секунды. И на третьей я влепил три пули, которые успел вставить в барабан, в близкий и бессмысленный птичий глаз.
   ...Двух уцелевших и одну раненую диатриму ребята разнесли в клочья. Юджину разодрали правое плечо, Йенсу - правое бедро, но больших потерь не было.
   Вот только Фергюс умер на руках у Димки буквально через минуту после того страшного удара, сломавшего ему плечо и разорвавшего артерию на шее.
   - Мне бы только чтоб жизни
   Смерть моя пригодилась... - тихо сказал Йенс, кладя мне руку на плечо. Димка тихо, безутешно плакал над телом друг, стоя рядом с ним на коленях. Остальные молчали.
   - Неруда? - спросил я. Йенс кивнул. - Он мне жизнь спас...
   - А ты спас ребят, - ответил Йенс.
   - Я возьму его аркебузу, - сказала Ингрид. - Тань, поучишь меня стрелять?
   Димка очень осторожно уложил удобней голову Фергюса. Поднялся с колен, не пряча мокрых глаз. Сказал:
   - Он меня спас... на балтийском побережье... Почти пять лет мы вместе... были... Вот ведь чушь-то какая, даже не в бою, даже не в бою...
   - В бою, - вдруг сказала Зорка. - В бою. В этом мире всё - бой.
   Димка несколько секунд смотрел на неё. Потом достал свой топор.
   - Отрублю голову этой... твари. Фергюсу на могилу. Он был бы доволен.
   И, сглотнув комок, пошёл к мёртвым птицам.

Владимир Высоцкий

   Водой наполненные горсти
   Ко рту спешили поднести...
   Впрок пили воду черногорцы -
   И жили впрок. До тридцати.
   А умирать почётно было
   Средь пуль и матовых клинков
   И уносить с собой в могилу
   Двух-трёх врагов, двух-трёх врагов!
   Пока курок в ружье не стёрся -
   Стреляли с сёдел и с колен,
   И в плен не брали черногорца -
   Он просто не сдавался в плен!
   Семь сотен тысяч равных порций
   Воды живой в одной горсти...
   И проживали черногорцы
   Свой долгий век. До тридцати.
   И жёны их водой помянут,
   И прячут мальчиков в горах,
   Покуда мальчики не станут
   Держать оружие в руках.
   Беззвучно надевали траур,
   И заливали очаги,
   И молча лили слёзы в травы -
   Чтоб не услышали враги.
   Чернели женщины от горя,
   Как плодородная земля,
   А им вослед чернели горы,
   Себя огнём испепеля!
   То было истинное мщенье -
   Бессмысленно себя не жгут!
   Людей и гор самосожженье -
   Как несогласие, как бунт!
   И пять веков - как божьи кары,
   Как мести сына за отца -
   Пылали горные пожары
   И черногорские сердца!
   Цари менялись, царедворцы -
   Но смерть в бою - всегда в чести!
   Не уважали черногорцы
   Проживших больше тридцати!..
   ...Мне одного рожденья мало.
   Расти бы мне из двух корней.
   Жаль - Черногория не стала
   Второю родиной моей.

* * *

   Степь кончалась. Вот уже трое суток над горизонтом выше и выше вырастали гранёные, слоистые каменные столбы - там начинались Кордильеры. Река, вдоль которой мы шли почти неделю (Танюшка сказала, что это Арканзас), постепенно забиралась вглубь земли, и сейчас бежала, ревя и грохоча, в каньоне на глубинен почти двадцати метров.
   А лето подбиралось к своей середине...
   ...Я шёл в передовом дозоре вместе с Сергеем, Юджином и Димкой. Мы шагали вместе уже почти два часа, большую часть нашего "дозорного срока". Молчали и до такой степени домолчались, что вздрогнули, когда Сергей вдруг сказал:
   - Я уже минут пять наблюдаю что-то непонятное... Смотрите вдоль берега до большого дерева, которое почти упало в реку...
   - Столб, - вырвалось у Юджина. - Там стоит столб; не скала, не дерево, а столб!
   Я свистнул, подавая сигнал основному отряду, а сам ускорил шаг вместе с дозорными. Мы почти бежали, и вот стало видно, что площадка вокруг столба - радиусом метров десять - наплотно вымощена серовато-жёлтыми булыжником, гладким и округлым. А ещё ближе стало ясно, что это вбитые в землю до надбровий черепа - черепа негров. А столб украшала врезанная - не прибитая - надпись на широкой доске:

ЧЁРНЫМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН.

ГРАНИЦА.

КОЛОНИЯ КОЛОРАДО.

0x01 graphic

   - Уже интересно, - признал я, окидывая взглядом горы. - Может, старое?
   - Дерево доски относительно свежее, - заметил Сергей. - Ну, в конце концов, путь тут закрывают неграм, а не нам. Да мы и не собираемся чинить никаких беззаконий.
   - Хорошо. Пошли, - решительно сказал я.

* * *

   Через полчаса мы выбрались на дорогу - слабо утоптанную, но вполне настоящую. Правда, больше ничего вокруг не говорило о том, что местность населена. Ещё через какое-то время мы поменялись - вперёд выдвинулся Андрей с Анри, Раде и Яном. Дорога шла всё так же недалеко от края пропасти, в которой тёк Арканзас (похоже, пропасть стала ещё глубже, а вот что шире - точно) Трава постепенно становилась реже и ниже, всё чаще высовывались каменные проплешины.
   Я раздумывал о том, что это за "Колония Колорадо". "Чёрным вход воспрещён" - это хорошо. Но я пока ещё не видел тут белых - подлецов-расподлецов, хоть каких! - чтобы сотрудничали бы с неграми. Может, эту надпись нужно читать, как "...а остальным - добро пожаловать!" А может, само собой подразумевается, что остальным вообще соваться не стоит - и все в округе это знают. Размышляя, я не сразу понял, что вот уже несколько секунд созерцаю над краем пропасти, метрах в пятидесяти от нашего передового отряда, некое вспучивающееся новообразование - и оно медленно растёт, словно из пропасти вылезает необъятный пузырь.
   Видно было, что Андрей и остальные тоже это видят - и тоже обалдели. Они застыли в изумлённых позах и постепенно задирали головы выше и выше.
   То, что мы видели, настолько не могло тут существовать, что мы не верили своим глазам даже тогда, когда над краем пропасти появилась плетёная корзина-гондола и в общем-то стало ясно, что это - воздушный шар или дирижабль офигенного размера. Как... как туча... Туча! Полёт - нечто, похожее на тучу, но не туча... "Берегись не негров, князь..." - слова Арагорна.
   - Андрей! - дико вскрикнул я, испугав стоявших рядом. - Андрей, в стороны, за камни! Ан...
   Я увидел, как он упал - неловко, на бок, ударившись виском о землю. А дирижабль со страшной скоростью рванулся вверх - и пошёл к горам на высоте, на которой казался не больше сардельки...
   ...Тяжёлый арбалетный болт попал Андрею между ключиц и, когда я добежал, он уже был мёртв. Чудовищный идиотизм положения подавлял. Он бы сумел увернуться от стрелы, сумел бы - но, как и все остальные, обалдел от увиденного. Этот мир ежеминутно грозил смертью, мы были готовы к этому - но в том-то и дело, что с дирижаблем не ассоциировалось никакой опасности, он вообще был невозможен в этом мире!!!
   А самое главное - теперь было ясно, что представляют собой местные. Кто конкретно стрелял - ребята не разглядели. Но выстрел был метким, безжалостным и подлым. Это говорило обо всём сразу.
   Я какое-то время вообще не мог сориентироваться - даже сам не ожидал, что гибель Андрея меня так подкосит. Но это можно было и понять. Андрей был со мной с самого начала. И. когда я позвал, вернулся очень издалека. Спокойный, много умеющий и знающий, отважный - на него всегда можно было положиться.
   Теперь его не стало.
   - Нам нельзя идти дальше! - кричал Ян. - Если у них есть дирижабли - они нас перещёлкают сверху, как на охоте, понимаете вы это?!
   - Они убили нашего друга! - орал в ответ Сергей. - Мы обязаны отомстить! Иначе я себя уважать не буду!
   - Мальчишки, не кричите! - взывала Ленка Чередниченко, временами заглушая обоих сразу.
   - Тихо, вашу мать! - гаркнул я, выйдя из ступора. - Надо похоронит Андрея. Это первое и на данный момент самое главное.
   - А если... - заикнулся Ян, но я свирепо перебил его:
   - А если эти явятся сюда снова - у меня хватит патрон, чтобы наделать в их баллоне кучу дырок! Всё!
   Я кричал, чтобы не закричать. Чтобы не крикнуть, что я устал. Чтобы не сорваться ненароком - непоправимо и страшно.
   И я знал, что внешне достаточно спокоен.

* * *

   Люди стояли метрах в пятидесяти от нас, у подвесного моста, открывшегося за поворотом тропы. Их было около двадцати, и стояли они уверенно не потому, что имели численное преимущество, а просто потому, что ощущали себя хозяевами здесь. Большинства замерли в серповидном строю (слева и справа на флангах по четыре лучника с большими луками). Чуть впереди - ещё один с резным крестом в круге на длинном древке. И на полпути между нами - ещё один, явно начальник.
   Я заметил, что эта группа имеет вид регулярного отряда. Не только по строю. Они были одинаково обмундированы (жёсткие кожаные кирасы, круглые щиты - у лучников за плечами - круглые кожаные шлемы, средней длины и ширины почти прямые сабли, большие ножи, томагавки, наручья на правой руке...) Никакого снаряжения у них не было, и это тоже говорило в пользу того, что они местные.
   Наши тоже рассыпались полукругом, но выгнутым, чтобы в случае чего быстро сомкнуться в кольцо. Я медленно достал палаш и, ещё помедлив, наган.
   Совершенно неожиданно их командир - я видел широко посаженные синие глаза на смуглом от природы лице и шрам на подбородке - заговорил:
   - Я Капитан Востока, меня зовут Герберт. Кто вы такие и зачем перешли границу Колорадо?
   - Ах ты ублюдок... - процедил Йенс, доставая топор левой рукой. Но я удержал его - некая мысль, похоже, правильная, забрезжила в моём мозгу:
   - Я князь Олег, мы идём к Тихому океану, где нас ждут друзья! Мы просто хотим пройти через ваши земли и не держим в мыслях ничего плохого!
   Мне показалось, что в отряде Герберта произошло какое-то облегчённое движение. Капитан Востока спросил:
   - Вы из Европы?
   - Да, - кивнул я.
   - Если они не врут, то они не люди Гонсалеса, - сказал кто-то в строю, но Герберт пресёк начавшееся шевеление взмахом руки и снова обратился ко мне:
   - Я вижу, что вы бывалые люди. Мы не хотим драться, но у нас очень неспокойно...
   - Негры? - уточнил я. Герберт отмахнулся:
   - С ними мы справляемся довольно легко... Ты положишь оружие, я - тоже. Мы поговорим.
   - Согласен, - без раздумий ответил я. Парень был мне симпатичен, а я привык доверять ощущениям.
   Герберт передал оружие подошедшему мальчишке. Я отдал своё Сергею. Тот спокойно и понимающе спросил:
   - Не они?
   - Похоже, что не они, - ответил я, уже шагнув вперёд...
   ...Несколько секунд мы с Гербертом рассматривали друг друга.
   - Ты, наверное, русский? - первым нарушил он молчание. Я кивнул. - Мы обычно дружелюбней встречаем незнакомцев... ну, если они не негры, - он улыбнулся. - Но вчера у нас украли двух девчонок, а парня, который был с ними, убили. Мы думали, что вы десант Гонсалеса.
   - Три часа назад какие-то мерзавцы на дирижабле убили моего друга из арбалета, - медленно сказал я. - И мы думали, что вы из той же компании...
   - На дирижабле?! - лицо Герберта окаменело. - Да это же и есть Гонсалес! Три часа назад... куда он отправился:
   - На запад, - я указал рукой.
   - Чёрт! - вырвалось у Герберта. - Послушай, - он смерил меня взглядом, - если вы думали, что это мы, но всё-таки шли дальше - значит, собирались мстить?
   - Как же иначе? - удивился я. Герберт кивнул:
   - В двадцати милях отсюда стоит наша столица, Элберт. Как насчёт того, чтобы отправится туда и кое-что обсудить с Советом?

РАССКАЗ 20

ИМЕНЕМ МЁРТВЫХ

  
   И однажды умолкнут друзей голоса,
   Сгинут компасы и полюса,
   И незримо проляжет у ног полоса -
   Испытаний твоих полоса!

В.Высоцкий

* * *

   - Это же настоящий город!
   Я понимал удивление Анри. В самом деле, американцы устроились неплохо. И город не город, но ничего более близкого к городу я тут не видел.
   Гора Элберт существовала и в нашем мире. Не знаю, может, она и там выглядела так же, но здесь её внешний вид удивлял.
   Вершина Элберта - на высоте больше четырёх километров - сияла вечными снегами. Метрах в трёхстах от подонжья из склона выдавалась площадка - в три-четыре футбольных поля размером - на которую вела довольно пологая тропа, перегороженная сторожевой башней с воротами. На этой площадке виднелись большие каменные дома, чуть в стороне от них падал в пропасть, на дне которой гремела река Колорадо, водопад.
   Герберт сказал, что Элберте живёт почти четыреста человек, но почти половина всегда отсутствует, в дозорах Севера, Востока, Запада и Юга. Каждый дозор возглавлял свой Капитан, подчинявшийся Совету и бывший его членом. Кроме того, ещё человек сто-сто пятьдесят жили на разбросанных в окрестных горах и долинах фермах и стоянках. Всё это приходилось охранять. Не только от негров, но и от весьма многочисленных белых банд, охочих до чужого добра. Были у Колорадо и союзники - но не осёдлые, бродячие.
   Герберт прожил в Колорадо уже три года, из них последний год был капитаном, а бандитов ненавидел даже больше негров. До того, как попасть в Колорадо, он почти два года странствовал по всей Северной Америке и пять месяцев провёл в рабстве у одной шайки, откуда бежал как раз сюда.
   О банде Гонсалеса в Колорадо слышали несколько раз - она бесчинствовала на юге. И самым диким были именно слухи о том, что она перемещается на дирижабле. Но в последнее время тут убедились, что это не слухи...
   Всё это Герберт рассказал мне по дороге и во время ночёвки - конечно, гораздо подробней. Я в ответ особо не распространялся, но сказанное мотал на ус. Да Герберт, похоже, и не рассчитывал особо на мою откровенность...
   ...Вблизи дома оказались победней - не такие уж высокие, плоские крыши из плит шифера, сами сложены из каменных пластин, щели между которыми плотно законопачены мхом. Но это были настоящие дома, как ни крути.
   Очевидно, тут в самом деле нередко видели "приходящий персонал" - во всяком случае, особого удивления мы ни у кого не заметили, хотя на "улицах" находилось немало народу. Нас встретили ещё около сторожевой башни - три человека, с которыми Герберт быстро поздоровался. Потом он предложил мне сразу пройти в здание Совета, а моих ребят и девчонок обещали разместить на "постоялом дворе". Я тут же согласился, но подмигнул Йенсу, и тот ответил, прикрыв глаза - "понял"
   Над Советом висел флаг - алый, всё с тем же чёрным крестом в круге, обрамлённом белым. Сам дом был такой же, как и все остальные, но шире, в виде раскоряченной буквы П. Никакой охраны не было, но Герберт негромко сказал мне:
   - Оружие оставь у входа. Так положено, - он и сам снимал перевязи, а я увидел сразу за входом стойку для клинков и крюки для снаряжения. Я устроил там свои вещи и, одёрнув куртку, прошёл за Гербертом в соседнее помещение.
   Подсознательно я ожидал увидеть зал, кресла, исполненных сознания собственной значимости ребят и девчонок в них... Зал был, в него лился свет из окон с отодвинутыми ставнями-ползунками. Кресла тоже были, восемь. Но ни одно не занято.
   Двое мальчишек (один голый по пояс), сидя со скрещенными ногами на полу, играли в карты. Более презентабельного вида - в коже, в том числе - в жёстком колете с массивными оплечьями - парень лет шестнадцати стоял возле одного из окон, созерцая водопад. Единственной в самом деле чем-то озабоченной казалась рослая красавица, расхаживавшая по залу взад-вперёд. Она первая и обратила на нас внимание.
   - Герберт! - завопила она. - Вчера вечером этот пузырь пролетел над нами на запад! От Питчи никаких известий... ты кого привёл?
   - Олег, - безо всяких церемоний представился я, слегка удивлённый происходящим.
   - В блэкджек играешь? - спросили меня с пола. Девчонка отвесила парню "с голым торсом" пинка. Парень не почесался, зато стоявший у окна развернулся:
   - Олег случайно не Король Поединков?
   - Да, - уже не слегка, а очень удивлённый, отозвался я. Парень подошёл ко мне, протягивая руку:
   - Лин Бойл. Ты про меня не слышал, конечно, я не дорос ещё... Я Капитан Севера. А раньше служил у Карди Нэддинга. Не помнишь?
   - Его помню, - признался я, - а тебя, если честно, нет.
   - Меня ты и не можешь помнить, я позже появился, когда ты уже пропал. Мне про тебя рассказывали...
   Мы пожали друг другу руки. Игравшие в карты парни поднялись на ноги.
   - Великое дело - слава, - сказал тот, что голый по пояс. - Я Курт, тут по сельскому хозяйству.
   - Бенн, охотник, - подал мне руку его партнёр.
   - Энн, - представилась девчонка, - завхоз этого дикого сообщества. - Зачем тебя привёл Герберт?

* * *

   Йенс поджидал меня у входа в один из домов, из которого неслись шум и смех. Немец беседовал с красивой девчонкой, то и дело улыбавшейся. Я не стал его отвлекать, но, входя внутрь, сделал глазами знак, и Йенс чуть кивнул.
   - Ну, как разместились? - весело спросил я, оглядывая комнату, где был уже типичный бардак - валялись распотрошённые "сидоры", оружие, между всем этим ходили, стояли, сидели, лежали, боролись, переговаривались, спорили шестнадцать моих и несколько местных ребят и девчонок. Ответом был хоровой "одобрям".
   А Андрюшка погиб всего лишь ВЧЕРА.
   - Я тебе место заняла! - крикнула Танюшка, болтавшая с черноволосой девчонкой наших лет, которая с интересом уставилась на меня. - Это Магда, а это Олег, мой парень.
   - Красивый, - без обидняков заявила Магда. Но времена, когда я смущался в таких случаях, да-авно прошли - и я флегматично ответил:
   - На том стоим... Я сейчас приду, Тань.
   - Ага, а мы ещё поболтаем, - с возмутительным равнодушием отозвалась она, уже отвернувшись...
   ...Йенс ждал меня на прежнем месте, хотя девчонка уже ушла. Я встал рядом, толкнул его локтем в бок:
   - Познакомился?
   - Угу, - отозвался Йенс. - Ну что я скажу. Всё обычно. Никакого двойного дна тут нету, ребята и девчонки, как везде. Короче, нами тут обедать не будут.
   - Это как сказать, - ответил я. - Я сейчас говорил с их Советом. Знаешь, чего они хотят?
   - Чтобы мы помогли разделаться с этими воздушными пиратами, - безошибочно отозвался Йенс. Я пожал плечами:
   - С тобой неинтересно.
   - Это спорный вопрос... В принципе, это не противоречит нашим интересам, - продолжал развивать мысль Йенс. - А они местные, могут помочь нам найти этого Гонсалеса.
   - Они это и предложили, - не удивляясь его догадливости, продолжал я. - Но основную часть работы оставляют нам.
   - Этот Герберт на меня произвёл хорошее впечатление, - заметил Йенс. - Он поведёт людей? - я кивнул. - Ну и отлично, с ним-то мы договоримся о настоящем сотрудничестве.
   - Договоримся, - рассеянно пробормотал я.- Я пойду отдохну, Йенс.
   - А я ещё пошатаюсь по этим гостеприимным местам, - откликнулся немец. - Я давно не был в настоящем городе, а этот потянет... на безрыбье.
   - Может, тут и кафе есть, - поддержал я.

* * *

   - Никогда не думал, что буду чувствовать себя до такой степени беспомощно, - заметил Раде.
   - Когда носорог глядит на луну, он напрасно тратит цветы своей селезёнки, - задумчиво сказал я, разглядывая покачивающийся в десятке километров от нас баллонет. На меня ошалело уставился Басс:
   - Чего?!
   - А, не помню... - рассеянно сказал я. - Читал где-то когда-то... Олег?
   - Всяко успеют взлететь, - Олег Крыгин поднялся на ноги и потянулся. - Да ещё и обстреляют нас сверху.
   - Никак не успеть? - через плечо спросил Раде. Олег помотал головой. Македонец выругался и сплюнул в сторону. Я бы не удивился, если бы в той стороне задымилась трава. - Кольку бы сейчас сюда, шарахнуть из автомата с километра...
   - Да, если бы ему пузырь пробить, мы бы там быстро разобрались, - согласился Басс. - Олег, - он повернулся ко мне, - неужели так и отпустим?! От него же вся округа стоном стонет!
   - Ну и мы не подрядились тут порядок наводить, - возразил Олег.
   - А Андрей?! - разъярился Раде. - А Андрей?! А то, что они нас с ног до головы оплевали?!
   - А что ты предлагаешь? - вздохнул Олег. - Атакуем, даже ночью - они просто канаты пообрубают - и ага. Опять оплюют, вот и все дела.
   Они заспорили - зло, на повышенных тонах, Олег тоже разошёлся вопреки обыкновению. Я не вмешивался, кивком головы подозвал Йенса и отошёл с ним в сторонку.
   - Как думаешь, - негромко спросил я, - кого этот урод Гонсалес возьмёт на борт, не задумываясь?
   - Девчонку, - тоже не задумываясь, ответил Йенс и спохватился. - Ты что задумал?!
   - Девчонку, - повторил я, не отвечая на его вопрос. - Мальчишку убьют. Девчонку возьмут к себе... А что, если это будет не совсем обычная девчонка?
   - Ты куда клонишь? - допытывался Йенс тревожно. Я снова проигнорировал его вопрос: - Действительно необычная девчонка. Не исключено, что она сможет пропороть баллонет, а?
   - Её возьмут на борт для того, чтобы изнасиловать и едва ли позволят пронести хоть какое-то оружие... Олег, что ты придумал?! - Йенс тряхнул меня за плечо. - Ты хочешь послать туда кого-то из наших девчонок?! Ну так оставь эту мысль!!!
   - Не, не угадал, - я усмехнулся. - Я хочу послать... себя.
   Грешен - мне всегда нравилось удивлять тех, кто редко удивляется. Йенса шарахнуло крепко - он выкатил широко открывшиеся глаза и низко отвесил отпавшую челюсть. Кажется, он вообще на какое-то время выпал из нашей системы координат и пытался просто сообразить, кто кем и чем кого. Я ждал. Наконец Йенс родил оригинальное:
   - Я не понял.
   - Охотно верю, - согласился я. - Представь себе: появляется сильно неординарная, напористая и энергичная девчонка. Не думаю, что её так уж сразу бросятся насиловать. По крайней мере - выслушают. А там...
   - Я по-прежнему не понял, - Йенс убрал глаза на место. Я вздохнул:
   - Объясняю популярно. Я переоденусь девчонкой и отправлюсь на диверсию. Продырявлю баллонет, а там и вы все подоспеете. Ну, детали обговорим.
   - Да не желаю я с тобой ничего обговаривать! - вдруг заорал Йенс и, шарахнувшись от меня, добавил ещё более громким голосом: - Танька! Иди сюда! Уйми своего парня, он окончательно рехнулся, его связывать пора!!!
   Я со смехом поглядел ему вслед. И, всё ещё улыбаясь, отправился в самом деле искать Танюшку...
   ... - Вообще-то ничего невозможного, - сказала Ленка, и остальные девчонки закивали. Я сидел на пне неподвижно, чувствуя себя на редкость неловко, хотя сам это и предложил. Теперь меня разбирали буквально по косточкам. Что самое потрясающее - Танюшка принимала в этом самое живое участие. - Волосы длинные... Неухоженные, правда, но можно в косу заплести.
   - В косу не надо, - оспорила Ленка Чередниченко, - у него скулы выпуклые, лицо слишком широким станет.
   - Нормальное у него лицо, шестиугольник, - возразила Власенкова. Чередниченко замотала головой, подскочила, собирая мои волосы сзади в пучок, словно я был манекеном:
   - Ну и смотри, и где нормальное?
   - Лен, больно, - робко пискнул я. Чередниченко даже внимания не обратила:
   - Ну?!
   - Да, пожалуй, - Ленка Власенкова обошла вокруг меня походкой хищницы. - Значит так. Помоем ему голову. Как следует.
   - А волосы лучше на макушке в хвост собрать, - прорезалась Танюшка. - А с висков подобрать повязкой, только не его, а какой-нибудь вышитой.
   - Во, точно... Брови, - Ленка Власенкова чиркнула ногтем, - у него нормальные, красивые брови. И ресницы хорошие. Губы тоже красивые...
   - Нос подгулял, - подала реплику Зорка.
   - Просто перебитый, - вступилась Танюшка, - что тут сделаешь? А вообще симпатичная девчонка получится. Не заподозришь, что парень.
   - Спасибо, - пробормотал я. Ленка Власенкова покрутила мою руку:
   - Запястья тонкие, ладонь узкая...
   - Мозоли, и пальцы побитые, - вмешалась Ингрид.
   - Да у нас у всех такие, - отмахнулась Чередниченко. - Вот фигура... ну-ка, встань!
   Я покорно поднялся.
   - Красивая у него фигура, - ответила Линде. Ленка отмахнулась:
   - Для парня. Вон какой треугольник.
   Я невольно засопел. "Треугольником" меня ещё не называли. А Ленка продолжала наводить критику:
   - Ну, грудь мы подложим и подошьём. А вот бёдра...
   - Да ладно, - сжалилась Ленка Власенкова, - в конце концов, фигуры бывают разные... У тебя тридцать девятый?
   - Сороковой, - буркнул я.
   - Всё равно много, - категорично заявила Ингрид.
   - Ну, ноги мы ему тоже не укоротим, - ответила Ленка. - Да и это тоже не так страшно... Ну-ка, пройдись.
   Я обречённо прошёлся туда-сюда. Девчонки обменивались многозначительными взглядами и вздыхали.
   - Хватит, ладно. - Ленка Власенкова махнула рукой. - Запоминай. Руками так не отмахивай. Шаг свой метровый укороти вдвое. И бёдрами покачивай.
   - Чем? - с сиплым возмущением уточнил я.
   - Бёдрами, - отрезала Ленка. - Пройдись ещё раз.
   Я прошёлся. Танюшка вынесла вердикт:
   - Нормуль. Он у меня понятливый.
   - Нормуль - а с голосом что делать? - поинтересовалась Зорка.
   - А чем голос плох? - удивилась Линде. - Этот. Как его.
   - Дискант, - подсказала Зорка. - Слышно же, что мальчишка.
   - Ничего не слышно! - заспорила Ленка Чередниченко, решив, кажется, наконец сказать в мою защиту пару слов. - Такой голос и у девчонки может быть, у него ещё не сломался. Только пусть контролирует, чтобы на низы не слетать, и всё будет нормально.
   - Короче, ладно - берём его в работу, - решила Ленка Власенкова. - Посиди, Олег, мы сейчас.
   И они удалились организованно-решительной толпой, оставив меня в некотором даже испуге. Предстоящая операция на дирижабле меня не пугала, а вот что со мной сделают наши же собственные девчонки...
   - Князь.
   Я отвлёкся от своих печальных мыслей и обнаружил стоящего рядом Раде. Он выглядел смущённым и в то же время решительным.
   - Да? - ответил я. Раде вздохнул:
   - Давай я пойду, - я не спешил возражать, но он заторопился, словно я его уже перебивал. - Ну я же больше подхожу, правда!
   Я улыбнулся - без насмешки. Это, конечно, было правдой - смуглый голубоглазый красавец Раде с нежным девичьим лицом, конечно, мог сыграть девчонку (хотя бы внешне) во много раз лучше меня. Загвоздка была только в одном...
   - Раде, - мягко сказал я, - извини, но ты не умеешь драться так, как умею я.

Юрий Ряшенцев

   Как следует смажь оба кольта,
   Винчестер как следует смажь -
   И живо в дорогу, поскольку
   Пришла тебе в голову блажь!
   Попробуем, ладно! Чего там!
   А там - хоть верхом, хоть пешком,
   Клянусь кровожадным койотом,
   Мы всё же к чему-то придём!
  
   Что будет - то будет,
   Была не была!
   Что будет - то будет,
   Такие дела!
  
   По первому взгляду и виду
   Несложная, кажется, вещь -
   Спокойную эту равнину
   Верхом неспеша пересечь...
   Но нам, к сожаленью, известно,
   Как ястребы рвутся с цепи,
   Как до смерти может быть тесно
   И в самой бескрайней степи!

* * *

   Из чистого, ровного зеркала ручейного затончика на меня глядело лицо девчонки.
   Оно было моим, несомненно, не спутаешь. И не моим в то же время! И девчонка была вполне красивая, хотя и с крупноватыми чертами лица. Высоко подобранный на макушке хвост тёмно-бронзовых от вечного солнца волос красиво изгибался, падая назад. Вышитая повязка плотно облегала виски. Шнуровка куртки была туго стянута между ключиц.
   - В тебя можно влюбиться, милочка, - негромко сказал я, поднимаясь на ноги. До расчаленного между скал воздушного корабля оставалось километра три, не больше. Я был почти уверен, что меня заметили уже давно. Сверху им хорошо видно, должны уже увериться, что я один... одна.
   Я шёл спокойно, но был собран, как пружина. Если честно, никакого конкретно плана действий у меня не имелось. Главным сейчас казалось - попасть внутрь... А вот интересно - как же всё-таки они держат в воздухе такой большой воздушный корабль? Красивый... На миг я представил себе, как здорово было бы на таком лететь над океаном или лесами, переваливать горы и нестись над пустынями... Возникло изумление - кем нужно быть, чтобы использовать это чудо для примитивного, тупейшего разбоя?!.
   ...Мне оставалось около полукилометра (я даже различал прямоугольные иллюминаторы в плетёных бортах большой гондолы), когда из-за скал справа появились двое парней, затянутых в чёрную кожу. Они, на ходу убирая оружие, двинулись ко мне неприятно-развинченной походкой, буквально расцветая ухмылками - так подходят к девчонкам дураки, переполненные ощущением идиотского суперменства, уверенные в том, что они неотразимы во всех смыслах.
   Ну-ну.
   - Я тебе говорил - девка, - громко сказал один другому. Тот отозвался:
   - С железками... - оба засмеялись. Они говорили по-английски, но, похоже, были латиноамериканцами. - Она что, сумасшедшая? Ещё заразимся, когда переть будем...
   Но, кажется, их всё-таки насторожило то, что я не замедлил шага и не заговорил с ними. Во всяком случае, дальше мы сближались молча, и снова они заухмылялись только когда мы сошлись вплотную.
   - Это корабль Гонсалеса Гаррибы? - спросил я, приподняв подбородок.
   - Точно сумасшедшая, - сказал второй. - Знает, а прётся... - а первый обратился напрямую ко мне - соизволил:
   - А зачем тебе Гонсалес, сучка? - и, подойдя ближе, с ухмылкой хлопнул меня по мягкому месту. - Мы и сами можем тебя неплохо оприходовать...
   Кажется, он хотел что-то ещё добавить, но не успел. Сгиб моей левой ладони впечатался ему снизу в подбородок, и парень повалился наземь без сознания. Второй тоже не успел дёрнуться - дага в моей правой руке упёрлась ему под левый глаз, и он застыл, нелепо растопырив руки.
   - Очень гостеприимно, - оценил я. - Я подожду здесь, а ты поднимешься к Гонсалесу и скажешь, что его хочет видеть Ольга. Из России. Повтори.
   - Ольга. Из России, - послушно повторил он.
   - Иди, - разрешил я, убирая дагу и садясь на большой валун. Левую ногу я поставил на спину валяющегося без сознания парня. - Этот останется здесь. Не думаю, что вы его очень уж цените, но мне будет приятно отрезать ему голову, если что-то пойдёт не так...
   ...Прошло минуты две, отпущенный мною даже не успел добраться до дирижабля, когда нокаутированный очнулся - я ощутил это по изменившемуся ритму дыхания. Но прошло ещё минут пять, прежде чем он осмелился подать голос:
   - Что ты собираешься делать?
   Голос был искренне заинтересованным. Я зевнул и пояснил:
   - Подожду с часок, а потом, если ничего не дождусь, отрежу тебе яйца. Или ещё как-нибудь поразвлекусь.
   - Наши тебя убьют, - пригрозил он дрожащим голосом.
   - Тебя это уже не порадует, - хмыкнул я. - А что-то ты стал таким вежливым? Десять минут назад ты собирался меня оприходовать.
   - Тебя ещё оприходуют...
   Я вздохнул. Достал один из метательных ножей. И одним точным движением приколол ухо - левое - парня к земле. Не обращая внимания на его вой, добавил:
   - Если не заткнёшься, второй воткну в язык. А третий в жопу.
   Он заткнулся мгновенно, но позорнейшим образом заревел, мгновенно превратившись из воздушного пирата и первого самца в свинарнике, сильного и уверенного, в обычного перетрусившего пацана. Кровь впитывалась в сухую землю, но я никакого особого сочувствия не испытывал. Тем более, что от воздушного шара уже торопились - почти бежали - трое.
   - Твои яйца останутся целы, - сообщил я, выдёргивая метательный нож из его уха. Но больше никаких движений делать не стал, так и встретив делегацию сидящим на камне.
   - Это ты Ольга? - спросил плечистый блондин. Он единственный из четверых уже виденных мною пиратов выглядел бойцом, а не озабоченным придурком, и я ощутил толчок злости при мысли, что Андрея застрелили эти кретины.
   - Нет, - ядовито ответил я, - это он Ольга, - я пристукнул ногой по вздрогнувшей спине. - Мы с ним поменялись ориентацией, пока вы добирались сюда... Что сказал Гонсалес?
   - Ольга - это ты? - повторил блондин. Над плечами у него виднелись рукояти двух сабель.
   - Я, - кивнул я. Блондин неожиданно улыбнулся:
   - А ты ничего. Я бы с тобой покувыркался всерьёз, но боюсь за свои уши.
   - Это правильно, - одобрил я, вставая.
   - Гонсалес хочет говорить с тобой.
   - Это я хочу говорить с ним, - уточнил я, - а он решает, соглашаться или соглашаться или нет. Так мы идём на ваш летающий пузырь - или он придёт сюда?
   - Пошли, - кивнул блондин. И бросил своим спутникам: - Подберите этого...
   ...С баллоном было сложнее, чем я думал. Корзина величиной с с четыре составленных попарно "икаруса" была закрыта сверху, и на какой-то миг я вновь поддался восхищению. Гондолу делали руки мастера. Пол пружинил под ногами, мы шли по узкому коридору, влево и вправо уходили дверные проёмы с занавесками. Я не мог определить, сколько же тут человек, но, когда мы поднялись в люк в полу, успел заметить, что в хвостовой части - там примерно четверть длины отгорожена - что-то шипит и посвистывает. Похоже, там нагревали воздух или делали что-то ещё для поддержания в воздухе этой плетёнки.
   В носу тоже была отделена примерно четверть, и возле красивой, с вышивкой, занавеси, стоял парень с винтовкой. Я отметил это сразу и про себя выругался. Мы как раз подошли, и часовой сказал:
   - Сдай оружие.
   После чего получил коленом в пах, и я, перехватив его, согнувшегося, за волосы, сообщил:
   - Я сама - оружие, дурак.
   Потом пихнул его мимо хладнокровно посторонившегося блондина и вошёл в носовую каюту, откинув занавесь...
   ...Гонсалес устроился со всей доступной здесь роскошью. Даже диваны тут были - тоже плетёные. На одном из них - напротив входа - он и устроился, раскинув ноги по спинке. Это был смуглый кудрявый парень моих лет с большими чёрными глазами, сейчас, впрочем, слегка затуманенными, потому что тоненькая светловолосая девочка, совершенно голая, стоя на коленях между его широко расставленных ног, сосала у Гонсалеса. На её шее был затянут широкий кожаный ошейник. Меня замутило. Почему эти ублюдки так похожи в своих пристрастиях - держать рабов, насиловать, унижать и наслаждаться этим?! Откуда это в таких обычных на вид ребятах?!
   - Соси медленней, - Гонсалес ударил девчонку по затылку. - Так это ты Ольга? - он окинул меня похотливым взглядом. - Зачем ты меня искала? Ты симпатичная, но крупновата и темноволосая, а я люблю е...ть блондинок.
   - Мне плевать на твои сексуальные пристрастия, - пояснил я. - И я не собираюсь тебя обслуживать. Я пришла сюда затем, Гонсалес, чтобы предсказать тебе твою судьбу.
   - Ты колдунья? - смешно, но в его глазах промелькнула опаска. Я пожал плечами:
   - Нет. Я просто семь лет странствую по этому миру и хорошо разбираюсь в людях.
   - Ты странная... - Гонсалес прервался и, закрыв глаза, только что не растёкся пол дивану. Я ждал, бесстрастно наблюдая за тем, как он кончает и что девчонка делает дальше. Наконец Гонсалес пришёл в себя и вновь заговорил: - Ты странная, да. Вообще-то сюда по доброй воле приходит только отморозки, за которыми охотятся эти... - он хмыкнул, - ...рыцари.
   Вместо ответа я сделал короткое движение правой рукой - и Гонсалес окаменел, издав короткий икающий звук. Пониже его причиндалов торчал один из моих метательных ножей, вошедший в плетёнку до торца рукояти.
   - Это и есть моя судьба? - хрипловато спросил он. - Кстати, почему у тебя не забрали оружие?
   - Потому что я - отморозок, Гонсалес, - подойдя к дивану сбоку от двери, я сел, вытянув ноги.
   - Отнеси ей ножи, - Гонсалес толкнул ногой стоявшую на коленях девчонку. Она, раскачав, освободила метательное лезвие и подошла ко мне. "Полоснёт ещё," - подумал я, но, встретившись взглядом с потухшими, пустыми глазами, понял - не полоснёт.
   - Пожалуйста... - прошептала она. Девчонка была красивая, и я невольно задержал взгляд на её груди. Ниже, на рёбрах, темнели синяки.
   - Ты что, лисба? - хмыкнул Гонсалес. - Что ты так на неё уставилась?
   - Тебе не всё равно, какие у меня предпочтения? - я убрал нож в чехол.
   - Значит, ты хочешь лететь с нами? - он не стал развивать тему секса. - Пожалуй, я буду не против, люди нужны всем, а таких, которые подходят мне, здесь не много... Роб! - в дверь вошёл тот блондин. - Покажи Ольге её место, Роб.

* * *

   Часовой около двери в "апартаменты" Гонсалеса дрых непобедимо. Ничего иного, если честно, я и не ожидал - в таких компаниях никогда не бывает настоящей дисциплины, это во-первых. А во-вторых, трудно убедить часовых, что нужно кого-то опасаться в десяти метрах над землёй при убранной лестнице.
   Я постоял около входа в "свою" каюту и, прислушиваясь к поскрипываниям корзины, осторожно двинулся в корму, где по-прежнему тихо посвистывало и пофыркивало. Очень осторожно я отодвинул занавесь. И хмыкнул.
   Синеватые отсветы пламени озаряли помещение, две трети которого занимала сложная конструкция из дерева и камня (именно в каменной чаше и горел огонь). Чем-то пахло, деревянные трубки в нескольких местах уходили в крышу. "Водород! - дошло до меня. - Не горячим воздухом, а водородом они шар надувают! Ну мастера, ну юмористы... Так, а это кто?!"
   В помещении было около десятка ребят и девчонок, прикованных друг к другу и к этой машине - именно прикованных, грубыми металлическими цепями. Я снова ощутил толчок злости: да что ж это такое?! Ну ведь две руки, две ноги, голова, ну откуда же это - завести рабов, бить их, заковывать в цепи, унижать тех, кто слабее; ну что за б...ство такое?!
   Я никого не разбудил. Да и трудно было бы разбудить явно до предела замученных людей. Перешагивая через спящих, вслушиваясь в стоны и бормотание, я подобрался к самой машине.
   Как известно - что сделал один человек, другой всегда может раскурочить.

* * *

   Я проснулся от внутреннего толчка - и столкнулся взглядом со взглядом сидящего на краю дивана Гонсалеса. Двух девчонок, которые оказались моими соседками и которых я вчера толком и рассмотреть не успел, в каюте не было.
   - Доброе утро, - сказал Гонсалес. - А что-то ты в куртке спишь?
   - Доброе утро, - я протянул руку за снаряжением - и пальцы нащупали пустоту там, куда я всё сложил вечером. - Что за шутки?
   - Никаких шуток, - Гонсалес встал и сделал два шага назад и в сторону, а в каюту вошёл, на ходу беря меня на прицел, парень с винтовкой. Но и это было не самым неприятным - куда неприятней оказался вошедший следом рыжеволосый, широко улыбающийся парень.
   Я обмер, внешне оставаясь спокойным.
   - Он? - коротко спросил Гонсалес, не сводя с меня глаз.
   - Он, - ответил Мэнни, продолжая улыбаться. - Но каков маскарад! Олег Верещагин, король поединков!
   - Дерьмо не тонет, - пробормотал я, - вот уж точно...
   Мне было досадно, не страшно. До чего же везёт на поганые встречи! Я сдёрнул с волос стяжку, выругался шёпотом, залез за ворот куртки и, оборвав подкладки, бросил их на пол.
   - А девчонка была симпатичная, - хмыкнул Гонсалес. - Ну да ничего, - он дружески улыбнулся мне, - у нас тут есть любители, побудешь девчонкой ещё... А как надоешь - отправим тебя к машине...
   - Гонсалес идиот! - крикнул Мэнни. Он больше не улыбался, его лицо стало уродливой металлической маской. - Убей его! Сразу, сейчас! Не играй с ним, не говори с ним, ты не знаешь, на что он способен!
   Гонсалес не успел ответить - в каюту ворвался блондин Роб. Мельком взглянув на меня, он закричал:
   - Капитан, негры! В трёх километрах отсюда, не меньше трёхсот, идут в нашу сторону!
   - Взлёт, - небрежно махнул рукой Гонсалес, и Роб исчез. Я засмеялся и сел на диване удобнее. И, если Гонсалес изумлённо уставился на моё смеющееся лицо, то Мэнни помертвел, а потом, бросившись ко мне, схватил за отвороты куртки:
   - Что ты сделал, русская сволочь?!?!?!
   - Ничего особенного, - я не пытался освободиться. - Но взлететь вам вряд ли удастся. Я, конечно, не рассчитывал на негров, нет! Но тут вокруг в скалах прячутся около полусотни ребят. Ещё я советую расковать ваших пленных и раздать им оружие. Все вместе мы можем справиться с неграми. А личные счёты сведём потом.
   - Что он несёт? - нетерпеливо спросил Гонсалес.
   - Капитан! - Роб снова влетел внутрь, зацепившись за косяк рукоятью сабли. - Капитан, что-то с машиной! Мы не можем набрать мощность!
   - Увы, - я развёл руками. - Решайте скорей. Или негры - или мы.
   - Роб! - Гонсалес повернулся к блондину. - Ра... пленных освободить. Оружие раздай. Быстрее! - и он выскочил наружу. Мэнни смотрел на меня сумасшедшими глазами, полными больной ненависти. Я уже успел заметить в углу своё оружие, у входа, но сидел спокойно.
   - Не радуйся, - сказал Мэнни, облизнув губы - и обнажил меч. - Для тебя всё кончено.
   - Мэнни, - я оставался неподвижен, - это ты убил Андрея?
   - Я, - ухмыльнулся он. - За наших, которых убили вы. И я сделал это с наслаждением. Но тебя я прикончу с ещё большим наслаждением!
   Меч взлетел, но меня на диване уже не было - оттолкнувшись плечом, я прокатился по полу сбоку от Мэнни и, в кувырке вырвав палаш из ножен, тем же движением метнул его в американца.
   Мэнни швырнуло к стене, пришпилив к ней. Меч упал на пол. Покачав головой, я поднялся, неспешно начал застёгивать ремни, потом нагнулся за сапогами. Мэнни, слабо икая, смотрел на меня умоляющим взглядом - рукоять палаша торчала у него справа под рёбрами.
   - Вот так, - я затянул ремни и выпрямился. - Извини, времени на поединок не было. А это, - я взялся за палаш, - мне нужно.
   - Не надо... - попросил Мэнни, цепляясь за мою руку. - Я не хочу... ради всего святого...
   - Всё справедливо, Мэнни, - я покачал рукоять палаша, с наслаждением наблюдая, как каждое движение вызывает судорогу боли во всём теле американца. - Никто не просил тебя становиться тем, кем ты стал. У тебя даже второй шанс был... больно, да?.. Но ты снова нашёл мерзавца, к которому можно прибиться. Так на что же ты жалуешься?
   Слёзы текли из глаз Мэнни, рот перекосился. Улыбаясь, я неспешно потянул палаш из него, придерживая у стенки левой рукой бьющееся тело. Мэнни выплёвывал кровь и булькал.
   - Знаешь, за что я люблю этот мир? - осведомился я. - За то, что в нём таких, как ты, можно просто убивать.
   Я выдернул палаш и убрал руку. Мэнни упал в лужу крови и ещё какое-то время возился, пока я вытирал об него палаш...
   ...В коридоре я столкнулся с Гонсалесом и придержал его за плечо. Улыбаясь, сказал в его сумасшедшее лицо:
   - Мэнни лежит в каюте. Я его зарезал, как свинью, и перед смертью он остался трусом, каким и был всегда - выл и скулил. А тебя я убью после боя, сволочь.

Мария Струкова

   Над полем боя - мерцанье свеч.
   То звёзды горят всё краше.
   Здесь будет каждому щит и меч,
   Когда придут наши.
  
   Усни, накрывшись моим плащом.
   И не опасайся кражи.
   Здесь будут каждому хлеб и дом,
   Когда придут наши.
  
   Пойми изломы лесных дорог,
   Испей из славянской чаши.
   Здесь будут каждому Свет и Бог,
   Когда придут наши.
  
   Я правду тебе не скажу в упор -
   Стоят на дороге стражи...
   ...Но зачитают им приговор
   В тюремных подвалах наши!

* * *

   Стоя возле камня, я переодевался почти с наслаждением - избавиться от девчоночьих шмоток. Танюшка стояла рядом. Собственно, все стояли рядом, дальше или ближе - и наши, и ребята Герберта, и вчерашние рабы (обалделые, но сжимающие в руках оружие), и банда Гонсалеса... Негров, кстати, тоже уже было видно - они вываливали толпой из-за скал в полукилометре от нас.
   - Олег, к тебе, - подошёл Сергей с обнажённым палашом в руке. - Один из этих.
   Я уже издалека увидел "этого" - это был Роб. Кстати, к этому блондину у меня почему-то особой неприязни не было. Американец приближался быстрым шагом, держа в руках сабли. Мои расступились, но неохотно.
   - Привет, - сказал Роб, подходя. Он почему-то тяжело дышал, словно бежал долго и упорно.
   - Да виделись уже сегодня, - весело ответил я, шнуруя ремни сапог. - Тань, принеси бригантину, пожалуйста...
   - Сейчас будет драка, - Роб покусал уголок губы. - Наши и люди Герберта... и...
   - И рабы, - добавил я. - Ваши рабы, да?
   - Наши рабы, - повторил Роб. - Негры же идут, Олег.
   - Ай, как интересно! - восхитился я. - Негры идут! А раньше - не ходили? - Роб молчал, глядя мёртвыми глазами, и я поднялся. - Ладно, негры идут - и мы пойдём себе...
   ...Схватка в самом деле готова была вот-вот начаться. Если бы не негры, я бы сказал, что она плохо кончится для бандитов Гонсалеса... но только сейчас она готова была плохо кончиться для всех.
   Роб свернул к своим. А я прошёл между отрядами (их разделяло шагов десять, не больше) и встал посередине. Огляделся, словно только что свалился сюда с неба. Зевнул. Слева и справа блестела сталь, оскаливались зубы, сверкали глаза...
   - Чего это вы тут затеяли? - полюбопытствовал я. - Не вовремя...
   - Олег, уйди! - крикнул Герберт. - Всё по чести, они это заслужили!
   Его люди поддержали Герберта злым гулом. Я увидел, что подходит Танюшка, подставился под бригантину, потом попросил её помочь застегнуть крючки. За нами внимательно и слегка недоумённо наблюдали с обеих сторон, и я, храня спокойное выражение на лице, про себя с усмешкой отметил, как ярость всё больше сменяется недоумением.
   - Что ты там сказал? - уточнил я у Герберта. - Заслужили? Да кто спорит? - я кивнул в сторону негров. - Если только вон они... Вообще, как вы думаете, - я обращался ко всем сразу, - они подождут, пока мы свои дела закончим, или сразу навалятся? - ответом мне было молчание. - Пошли, - я махнул рукой. - Пошли-пошли, сначала негры, а личные счёты потом, потом.
   И, не оглядываясь, пошёл к своим.

* * *

   Негры остановились в сотне метров от нас полукругом, вогнутой стороной к нам. Мы так и встали - четырьмя квадратами-отрядами.
   Я достал из кобуры наган, взвёл курок. Скомандовал негромко:
   - Девчонки - назад, - за спиной и по краям произошло шевеление. Слева от меня стоял Сергей. Справа выдвинулся Йенс.
   Значит - всё в порядке.
   Со стороны негров завыли и заухали, потрясая щитами и оружием. Йенс с усмешкой высоко подкинул ярко блеснувший меч, поймал за рукоять, подбросил снова, что-то приговаривая по-немецки. Ян, опершись левой рукой на чупагу, правой крестился и негромко бормотал. Мило подкатывал рукав. От людей Герберта кто-то заорал по-английски:
   - Эй, суки черножопые, идите сюда, ближе идите, мы вам жопы на лоскутья порвём!
   Американцы засвистели и заулюлюкали. Зорка, прищурившись, взводила аркебузу, закатила в ствол пулю - зеркально сверкнул подшипник.
   - Незваная Гостья, в великом бою, - звонко начал Басс, и все наши дружно подхватили:
   - Найдётся управа на силу твою -
   Кому-то навеешь смертные сны,
   Но малые зёрна дождутся весны!
   - Пошли, - скомандовал я, беря в зубы дагу, револьвер перекладывая в левую руку, а в правую перехватывая палаш...
   ...Негры бежали навстречу - надвигалась чёрная стена, и я, отсчитав восемьдесят шагов, начал лепить в эту стену пулю за пулей. Опустошив барабан, бросил наган в кобуру, подхватил изо рта дагу. Как раз в тот момент, когда мы сшиблись с неграми лоб в лоб.
   - Господи, прости наши невинные прегрешения! - истошно заорал кто-то с восторгом и ужасом.
   Хрясть! Косо переломился ятаган, алым веером кровавых брызг плеснул череп под маской. Удар! Палаш утонул между ключиц негра, скрежетнул о гортань. Блок дагой влево... Пинок коленом под щит, удар рукоятью палаша в затылок. Поворот - топор свистит прямо перед лицом, холодный ветерок овевает лоб... Встречный удар - укол дагой в горло сбоку. Закатываются глаза в щели маски... Щит наклонить вниз дагой, рубящий удар сверху вниз в левое плечо... Заклинило! Я отразил ятаган дагой - раз, другой... Слева пропеллером сверкнула корда, и негр осел вниз.
   - Танька, стерва! - рявкнул я, не сдерживаясь. - Пошшшшш... отсюда!
   Она не ответила, тольо мотнула тугой косой, наискось отражая удар ассегая в живот - конец корды полоснул по шее негра...
   ...Около полусотни негров всё-таки бежали. Их никто не преследовал. У меня убитых не было, хотя несколько человек получили лёгкие ранения. А вообще у нас оказались около полудюжины убитых - я толком не считал, поскольку подкатили куда более насущные дела...
   ...Ребята Герберта не стали даже остывать после схватки - кольцом охватили банду Гонсалеса. Те свернулись в круг лицами к врагам. Освобождённые рабы тоже были здесь. И мои ребята подтягивались...
   Подошёл и я (Танюшка благоразумно скрылась с глаз). Роб был жив. Гонсалес тоже. Он стоял среди своих с обнажёнными длинной шпагой и дагой.
   - Ну вот как всё хорошо, - улыбнулся я. - Мы все остались живы.
   - Похоже, ты хочешь исправить эту досадную оплошность? - сказал он и сплюнул наземь.
   - Точно, - кивнул я. - Я же сразу тебе сказал, что я тебя убью. А я всегда держу слово.
   Лицо Гонсалеса вдруг исказилось, и он прыгнул вперёд чудовищным броском всего тела, прохрипев:
   - Сдохни, мразь!
   Острая боль обожгла мне лицо, и я перестал видеть левым глазом. Отмахнулся вслепую, отскакивая, тряхнул головой - глаз заливала кровь, но, кажется, он был цел. Гонсалес наступал, грозя шпагой.
   - А ты сволочь, - опередил я. - Не только убийца и негодяй, но ещё и просто маленькая сволочь.
   - Больше тебя не спутают с девкой, - выплюнул он.
   - А тебя - с живым, - ответил я. Кровь текла и текла в глаз - да, теперь я мог на своём опыте убедиться, как сильно кровоточат раны в голову... Я снова помотал головой, но кровь опять натекла, и я перестал пытаться "прозреть". Потом протру... Разговаривать тоже больше не хотелось - зачем разговаривать с трупом?
   Гонсалес, конечно, умел сражаться - и неплохо, надо думать. Длинный клинок шпаги сверкал, как взблеск молнии. Но только для меня он всё-таки был не противник - даже с моим одним глазом, и он понял это. А я увидел понимание в том, как лихорадочно загорелось тёмным румянцем его лицо, как нервными и испуганными стали отбивы...
   - Страшно? - спросил я весело.
   - Убью... собака... - прохрипел он, отчаянно кидаясь вперёд. Это было ошибкой. Я отбил его шпагу, вытянутую вперёд на всю длину, влево к нему, пропустил Гонсалеса мимо себя и всадил палаш ему в правый бок. - Ай-я-а! - вскрикнул он, как и положено мальчишке, которому неожиданно стало больно. Мой палаш на ладонь выскочил у него слева под рёбрами.
   - Вот и ага, - сообщил я и длинным движением даги перерезал Гонсалесу горло, одновременно вырывая палаш. Он тяжело рухнул на камни.
   Щёлкнула аркебуза. Я быстро обернулся, выхватывая револьвер - и увидел, как, не сгибаясь и не донеся винтовки до плеча, падает охранник Гонсалеса, а Танюшка опускает аркебузу. Её лицо было каменно-спокойным.
   - Бросайте оружие! - крикнул я. В группе воздушных пиратов началось шевеление, но Роб что-то резко выкрикнул и хрипло сказал мне:
   - Нет смысла. Нас всё равно убьют. А так - попробуйте нас ещё взять, живыми мы не дадимся.
   - Роб, - сказал я, поднимая револьвер, - ты мне, если честно, нравишься. Но те, кто стоит вокруг тебя - они просто подонки. Никакой схватки не будет. Я первым начну стрелять. Бросайте оружие - и клянусь, что я попробую спасти ваши жизни. Мне жалко тех, кто может погибнуть в бою с вами.
   - Олег! - рявкнул Герберт - Не сходи с ума! Их надо прикончить! Они же и вашего убили!
   - Того, кто его убил, больше нет, - бросил я, и наши обрадованно и удивлённо зашумели. - Мне не хочется терять людей. Они сдадутся, Герберт. Увидишь.
   - И что с ними делать, когда они сдадутся?! - заорал американец. Я улыбнулся ему, а про себя выматерился - Герберт портил мне всю малину, вылезая со своей непримиримостью. Если ему своих не жалко, то мне не очень-то хотелось терять людей в очередной бессмысленной и отчаянной схватке.
   - Это и правда вопрос, - заметил Роб. Но за его спиной вдруг зазвякали клинки - это бросали оружие пираты. Роб резко обернулся и почти простонал: - Трусы, негодяи...
   - Поздновато ты это понял, - сказал Сергей. - Ну-ка, Олег, разреши, я его уложу... - он шагнул вперёд, но я удержал своего друга:
   - Не надо!.. Всем стоять! - это относилось уже к людям Гонсалеса и бывшим рабам, качнувшимся вперёд с совершенно определёнными намерениями. - Йенс! Олег! - и с гордостью подумал, когда между сложившими оружие пиратами и разгневанными американцами выросла стена моих ребят: может быть, у меня почти не осталось друзей, зато хватает боевых товарищей. А это иногда важней...
   - Почему ты их защищаешь?! - выкрикнул Герберт. Я ответил спокойно:
   - Мне отвратительна расправа с безоружными... Ребята, девчонки, - я обратился к бывшим рабам, их было около дюжины, - кто из вас дольше всего был у этих?
   Они зашептались, вперёд вышел светловолосый мальчишка, сжимавший в руке топор.
   - Ну я, - с вызовом сказал он.
   - Я - это кто? Меня, например, Олег зовут.
   - Пол, - он смешался, заморгал.
   - Пол, кто из них, - я кивнул на пиратов, - зверствовал? Не может быть, чтобы все.
   Пол облизнул губы, положил топор "бородой" на плечо, оглянулся на своих. Вздохнул:
   - Да нет, не все, конечно... Мне что, называть?
   - Называй и показывай, - предложил я. - Димка, Анри, Раде, Ян - на кого покажут, тех волоките сюда... Ингрид, сделай что-нибудь, глаз не видит уже ничего.
   Она подошла, раскладывая на ходу свой набор, что-то скомандовала Танюшке. Та подлетела мухой - с невинным видом, без корды, зато с водой и тряпкой.
   - Убью потом, - прошептал я углом рта. Она посмотрела больными глазами, спросила:
   - Глаз цел? Очень больно?
   Я промолчал, потому что Пол начал выкликать...
   ...Ингрид мешала смотреть. Больно почти не было, Танюшка постоянно смывала кровь, кожа похрустывала.
   - Кость цела? - мельком спросил я. Ингрид утвердительно буркнула.
   Отделили пятерых - четверых парней и девчонку. Они стояли кучкой, стараясь спрятаться друг за друга .все притихли - и люди Герберта, и бывшие рабы, и Роб, так и не выпустивший из рук сабель.
   - Роб, - окликнул я его. - Забирай остальных. Берите оружие и уходите прочь. Дирижабль оставите. Понял?
   - Не боишься, что буду мстить? - странно, словно бы без голоса, спросил он.
   - Не боюсь, - ответил я. - Ты не такой человек, и ты знаешь, что мы были правы.
   - Позволь забрать продукты, - сказал он.
   - Треть, - отрезал я. - Винтовку оставьте... Лен, - кивнул я Власенковой, - посмотри насчёт продуктов. Олег, Видов - проводите... Всё, Ин? Спасибо... Так, теперь с этими, - я подошёл ближе к приговорённым. Именно это слово пришло мне в голову. Жалости во мне не было, но стояло мутной водой гадливое неприятие того, что надо сделать. - Пол, - я повернулся к парню с топором, - вы их отобрали. Они виноваты. Я не хочу знать, что они делали. Мне интересно другое - ты будешь их убивать?
   Он побледнел, сжал губы, но потом решительно сказал:
   - Да.
   - Давай, но побыстрей, - мотнул я головой (Ингрид сердито рявкнула). - Не надо их мучить.
   Пол взял топор боевым хватом - и пошёл к пиратам...
   ...Роб подошёл ко мне уже с рюкзаком на пояснице. Несколько секунд смотрел мне в глаза. Потом сказал:
   - Запомни, что у тебя есть враг, Олег. Это я. И следующая наша встреча, если она состоится, будет последней для тебя. Или для меня.
   - Это честь - иметь такого врага, - спокойно отозвался я. Роб кивнул, повернулся и ушёл. Вместо него появился Мило. Он вёл за руку ту самую блондинку, которую я видел у Гонсалеса.
   - Это Лора, - сказал серб. - Она пойдёт с нами. Или я - с ней.
   - Ты знаешь, что она... - начал я, скользнув взглядом по девчонке. Мило вспыхнул, его пальцы стиснулись до белизны на рукояти камы, но сказал он спокойно:
   - Я знаю. Мне плевать.
   - Ты хочешь остаться с нами? - посмотрел я на девчонку. Она промолчала, но вцепилась в рукав и плечо серба так, что стало ясно - не оторвёшь. - Чёрт с вами.
   - Спасибо, князь! - почти закричал Мило, но я уже не обратил внимания - окликнул Пола:
   - Подожди! - он подошёл. - Аэростат этот останется у вас, мы с Гербертом так решили. Починиться там не очень долго, я покажу, где нагадил... Перебросите нас в Калифорнию?
   - Конечно, о чём разговор! - он явно искренне обрадовался, что может чем-то отблагодарить, кажется, ещё что-то хотел сказать, но я уже повернулся и пошёл искать Танюшку...
   ...Она сидела возле того самого родничка, в который я смотрелся перед "заданием". И сейчас я мельком заглянул в него...
   ...и замер.
   Гонсалес угодил мне по лбу самым концом шпаги, а Ингрид зашила рану со своей обычной сноровкой и умением. Стянутый в полудюжине мест рубец спускался под острым углом над левой бровью к переносице. Заживёт - останется белая полоса.
   Белая полоса наискось над бровью. Мне вспомнился тот сон, где я видел себя на экране старого телевизора. Лицо - вот с таким же шрамом.
   Там, в этом телевизоре, я стоял в непроглядном туманном мареве среди сухих, голых ветвей кустов. Один - вокруг не было никого. Я стоял и чего-то ждал - и мне было одиноко, пусто и тоскливо.
   Шрам - вот он.
   Значит... значит, будет и серый туман, и кусты, и тоскливое одиночество. Полное. Абсолютное.
   Когда?!.

* * *

   Дирижабль шёл в полусотне метров над самыми высокими пиками. Я стоял около приоткрытой двери, сбоку, и задумчиво смотрел, как эти складчатые, странные, будто с другой планеты столбы уплывают назад и в стороны. Местами между них кипели, прорываясь сквозь узкие ложа, гремучие потоки.
   - Да, я не знаю, как бы мы тут шли, - заметила, подойдя и становясь напротив, Танюшка. - Может быть, в нашем мире это не так выглядит, а тут пейзаж, как после ядерной войны... - она присела на пол, скрестив ноги.
   - Жалеешь, что не осталась в Элберте? - спросил я, тоже присаживаясь, но подальше от двери. В машинном отделении пыхтело и посвистывало. Танюшка удивлённо посмотрела на меня и, не отвечая на вопрос, сказала:
   - Скоро мы доберёмся до океана и увидим наших... Вот странно. Скоро год, как не виделись.
   Я молча кивнул и, помедлив, растянулся на полу, положив подбородок на скрещенные руки. Танюшка улеглась напротив точно так же, почти носом к моему носу... В дверь задувало ветерком, медленно менялись снаружи пейзажи - разнообразные в своём тягучем однообразии...

* * *

   - Э, смотрите, ужрался малолетка, прямо за столом спит!
   - Кто их с девкой сюда пустил в натуре?.. Смотри, она тоже готова.
   - Ага, башку от стола поднять не может... Может, они это... по вызову? Я слышал, есть тут несколько пар...
   - Да вечер только начался, что ж они - на работе нажрались? Не, смотри, как они одеты, это не шлюшки... Пацан, проснись, пацан!
   А я уже давно не спал, если честно. Голова была мутная, чугунным котлом с помоями висела на плечах, и я пытался осознать только одно: взрослые (!!!) голоса!
   Я вздёрнулся, попал левой рукой во что-тот мокрое. Надо мной заржали, в уши ввинтилась незнакомая и странно знакомая музыка, хриплый голос:
   - Гоп-стоп -
   Мы подошли из-за угла...
   - Вилли Токарев? - хрипло спросил я вслух, пытаясь сообразить, где я и что со мной. Я вроде бы был в кафе, шум и гам забивали временами голос певца. Несколько человек сидели на высоких табуретах у стойки, на ярко освещённой эстраде отдыхал оркестр, остальной зал тонул в полумраке, но видно было - столы почти все заполнены шумными компаниями, едящими и пьющими.
   Наш стол стоял у большого панорамного окна, подсвеченного гирляндами лампочек, образовывавшими бегущую строку, и был пуст, только напротив меня начинала слабо возиться Танюшка. А над столом склонялись два бритых наголо амбала в диких малинового цвета пиджаках с широченными лацканами, толстенными золотыми цепями на тумбоподобных шеях. На этих шеях не было галстуков, чёрные с искрой рубашки били в глаза. Пальцы парочки украшали золотые же перстни, которые вполне можно было использовать вместо боевой части кистеня. Я не знал, смеяться мне или плакать при виде этих чучел, но выражение лиц у них, как ни странно, было дружелюбное.
   - Перебрал, пацан? - спросил один из них.
   - Я? - я кашлянул, уже чисто спросил: - Где я? Что это?
   Они снова захохотали, Танюшка со стоном отняла голову от рук, дико посмотрела вокруг, уставилась на эту парочку и, мотнув головой, определила:
   - Да ну, не может быть... - и вдруг тихо вскрикнула: - Олег, что это?! Где мы?!
   Только теперь до меня дошло ВСЁ происходящее.
   Я вскочил, опрокидывая лёгкий стул. Меня качнуло, едва не влепив в окно - один из амбалов поддержал за плечо:
   - Домой вам надо, - уже серьёзно посоветовал он. - Рано набираться начали, в натуре... Ну чо, такси свистнуть? Бабки-то есть?
   - У меня да, а Танькина с ней не живёт.. - отозвался я. Амбал свистнул, махнул рукой:
   - Пошли, провожу до такси.
   - Да нет, спасибо, не надо, - я более-менее выправил перекос в сознании и заставил себя отсечь невозможность происходящего, сосредоточиться на реальности: столики, проход к дверям, тёмно-огненная улица за окном, - мы тут недалеко живём... Тань, пошли, - я подцепил обалдело семафорившую ресницами Таньку под руку. - Садитесь, пожалуйста.
   - Спасибо, - хохотнул второй амбал. - Девчонку до дома доведи, красивая она у тебя, - он подмигнул Таньке...
   ...Стоявший на входе человек в военной форме, с дубинкой и пистолетом, дёрнулся нам вслед, удивлённо глядя, как мы выходим на улицу, но остался на месте, а мы и внимания не обратили на его удивление, потому что окаменели у самых ступенек.
   - Олег, где мы?! - шёпотом вырвалось у Танюшки.
   Я ничего не ответил.
   Широкую проезжую часть в обе стороны по три ряда запрудили сплошным потоком автомобили. На таких же широких тротуарах, отделённых от шоссе линиями тополей, кипел народ. Всё это штриховала перемигивающаяся, наползающая друг на друга, бегущая световая реклама - в основном на английском языке, на русском было совсем мало. Свет потоками лился из витрин, окон и дверей. Он был почти непереносим и резал глаза так же, как резал уши сумасшедший гомон толпы, одетой так, что я обомлел. Во всяком случае, треть, особенно молодые, носили такое барахло и такие причёски, что металлисты и панки 80-х удавились бы от зависти массово. При виде наголо бритой девчонки с кольцом в брови, например...
   - Олег, где мы?! Что это?! - прошипела Танюшка. - Чёрт побери, а с нами что?!
   Да уж - "а с нами что?!"?! Только теперь я увидел, что с нами-то случилось! Танюшка сохранила свою косу, но глаза у неё стали вроде бы больше, а рот - чётче... и я не сразу понял, что это из-за косметики. Мочки ушей украшали клипсы с камешками, на одном из пальцев поблёскивал перстень - тоже с "камешком". Короткая плиссированная юбка - светло-серая - открывала длинные стройные ноги в чулках и туфлях на массивном каблуке. Такого же цвета пиджак был распахнут на однотонном жакете с белой рубашкой, через плечо висела сумочка из крокодиловой кожи. Наверное, у меня был очень удивлённый взгляд, потому что Танька независимо фыркнула и сказала:
   - На себя посмотри.
   Я "посмотрел". Волосы - хотя и длинные - резко укоротились. Я был одет в серую тройку с сине-белым галстуком, белую рубашку и белые туфли. Через левое плечо тоже висела сумочка - мужская - а на левом запястье я обнаружил массивные часы в угловатом корпусе. Танюшка показала своё запястье - с тонким ободком золотых часиков. Мы несколько секунд смотрели друг на друга. Потом Танька спросила:
   - Олег, это не Америка?
   - Нет... - медленно ответил я. - Ты знаешь. Тань... по-моему, это они.
   Её глаза блеснули:
   - Бесконечные Дороги?!
   Я кивнул:
   - Кажется, да, Тань.
   Она огляделась, покусывая губу:
   - А где же... где все остальные наши? Мы же не можем тут быть одни, Олег, это же нечестно!
   - Пошли поищем, - предложил я. - Они должны тоже оказаться здесь. В конце концов, мы и туда попали порознь.
   - Неужели конец, Олег? - спросила Танюшка.
   - Или начало, - я взял её под руку. - Пошли, посмотрим...
   ...Хотите честно? Это было здорово - вот так идти по тротуару в толпе, рука об руку, молча и удивлённо впитывая в себя атмосферу ночного города, постепенно начавшую казаться привычной и естественной. Танюшка, правда, в начале несколько раз буркнула, что отвыкла от юбки, но потом смирилась, ловко приладилась постукивать каблучками рядом. А я вдруг увидел кое-что и сказал:
   - Смотри, Тань. Видишь ту башню? Это управление железной дороги в Воронеже.
   - Мы в Воронеже?! - удивилась Танька.
   - Да, - уже уверенно подтвердил я. - Вон и Петросквер... Неужели там всё так изменилось? Как будто и не Союз...
   - Так это и не Союз, - напомнила Танька. - Слушай, а что у нас в сумках-то?! Пошли в этот сквер, посмотрим.
   Мы перешли улицу подземным переходом, в котором густо сидели нищие и теснились у стен лотки уличных торговцев. Я скользнул взглядом по лежащим на лотках порнографическим газетам и журналам с русскими и иностранными названиями. "Плейбой", надо же!.. Прошли несколько ментов - в какой-то дикой форме, с дубинками, пистолетами, наручниками и... автоматами! Атмосфера в переходе была неприятной, давящей, и я вздохнул облегчённо, когда мы выбрались в парк и сели на первую же скамейку подальше от улицы, но под фонарём.
   - Ой, смотри! - Танюшка резко тряхнула свою сумочку, из неё высыпались на лавку книжечки документов. - Аттестаты, метрики... свидетельства о рождении... Олег, паспорта!
   - Паспорта?! - я недоверчиво взял обе книжечки, пролистнул, хмыкнув изумлённо. Под моей фотографией было написано, что я - Андрей Валентинович Лобанов, Танюшка оказалась Инга Олеговна Сёмина. Мы родились в 1978 году в Тамбове. - С ума сойти... - только и сказал я.
   В сумочке оказались ещё какие-то деловые бумаги, довольного много, я не стал пока разбирать - какие, а так же - три ключа с биркой, на которой было помечено: "Ул. ген.Лизюкова, 30, кв.72". У меня на этот раз даже слов не нашлось. И их не стало больше, когда я открыл свою сумочку.
   - Тань, деньги! - вырвалось у меня.
   Денег было много. Начать с того, что они были странные, непривычного размера и рисунка, крупные - по миллиону рублей! И этих купюр были пачки по сто штук в каждой... - Чёрт, чёрт, чёрт, а это что?!. Тань, это же доллары! Тут написано!
   Долларовых пачек - купюры по сто долларов, тоже по сто штук - было гораздо меньше, но тоже немало. А на самом дне лежали плотные столбики в пергаментной бумаге. Я надорвал один - оттуда блеснула царская десятка-червонец.
   - Прыжок в новый мир, - странно улыбнулась Танюшка. - Полностью документы, ключи от квартиры, наверное, документы на неё и целое состояние в нескольких валютах... Невероятно, Олег... Ну что, поедем на эту Лизюкова? Или пойдём, тут близко, нет?
   - Не знаю, - признался я, вставая.
   И обнаружил, что мы - не одни.
   Двое парней - постарше меня и покрепче - стояли буквально возле нас; увлеклись мы, пропустили... По сторонам маячили ещё шестеро. Резко пахло алкоголем, лица тех, кого я видел, не отражали ни интеллекта, ни готовности к сотрудничеству, ни даже простого гостеприимства.
   - Сумку давай, - без предисловий, "двадцати копеек" и "закурить", потребовал один из стоявших вплотную. - И вали отсюда без шума, а с девчонкой мы поговорим.
   Ещё двое, погыгыкивая и поцыкивая зубами. Подошли к Таньке сзади.
   - Вообще-то в моё время, - задумчиво сказал я, - девчонку, как правило, отпускали и разговор вели с парнем. Тань, тебе не кажется, что здесь много изменилось к худшему?
   - Определённо, - процедила Танюшка. - Руки убери, а? - что-то шлёпнуло, послышался мат.
   - Он уходить не хочет, тоже типа присоединится, - подал голос до сих пор молчавший второй старший. - Гля, хаер какой, точняк пидар!
   - А это мы сейчас проверим, - процедил первый, и в его левой руке возник и со щелчком выбросил лезвие кнопочный нож.
   Это - было - ошибкой.
   Неизвестно, успел ли понять что-то нагрузившийся плохим пивом мальчишка, вообразивший себя героем ночных улиц. Едва ли он даже толком успел осознать, что не так.
   Просто увидел, как странно и страшно изменилось лицо интеллигентного, симпатичного, хорошо одетого пацана, на лбу которого внезапно выступил шрам. Увидел - и упал даже не в боль.
   В темноту...
   ...Я уложил парня с ножом раньше, чем он начал свой - страшно медленный - удар. Свингом в висок. Позади послышались плотные, мягкие удары - один, другой, Танюшка прервала неприятный ей разговор в самом начале двумя фуэтэ в голову. Я двинул оставшегося передо мной по вискам кулаками, и он завизжал:
   - Уйя-а-а-а-а!!! - и, рухнув наземь, покатился по ней от нестерпимой боли. Я развернулся - Танюша, сбив круговым шассе бросившегося к ней парня, влепила ему пинок под челюсть. Прыжок - от моего удара ногой в открытый бок ещё одного так швырнуло в дерево, что он отлете от ствола в сторону и рухнул наземь.
   Двое последних бросились бежать со всех ног, мгновенно растаяв в парковой тьме.
   Шумела совсем рядом улица. Тоненько скулил в темноте тот, которого я ударил в виски. Один из сбитых Танюшкиными фуэтэ лежал неподвижно, второй стонал, придерживая скулу рукой. Остальные четверо не двигались.
   - Мы никого не убили? - деловито и спокойно спросила Танюшка. Сумочка висела у неё на плече; я подобрал свою. - Хорошее было бы начало.
   - Я мог первого убить, - я подошёл к лежащему рядом с ножом парню, наклонился. - Так и есть, убил, Тань. Нож увидел - отключился...
   Жалости я не испытывал. Сколько их было, этих убитых...

* * *

   Такси - непривычная машина, обтекаемая и приземистая - доставила нас прямо к подъезду девятиэтажки в типичном "спальном районе". Тут, в отличие от центра, вообще никого уже не было, только в домах часто светились окна (такси мы поймали, уйдя километра за полтора в другую часть города). Расплатились - и таксист совершенно без эмоций уехал, а мы остались стоять у подъезда.
   - Странно как-то, - сказала Танюшка. - А что если сейчас откроем, а там кто-то живёт?
   - Или наши нас ждут, - сказал я, шагая к подъезду. - Пошли, на месте разберёмся, Тань.
   - Это верно, - глубокомысленно согласилась она...
   ...Кабина лифта была медленно и грязной. Она ползла вверх, скуля и поскрипывая. И росло во мне вместе с движением понимание неправильности происходящего. Может быть, поэтому я и не удивился, когда, выходя из лифта первым, увидел у дверей нашей (нашей?!) квартиры хорошо одетого толстенького смуглого человечка, от которого пахло потом на всю площадку.
   Увидев нас, он широко улыбнулся, но в глазах метнулась опаска, и это было вполне естественно. По мне хорошо было можно прочесть, что я собираюсь сделать с соплеменником аль Карнайа.
   - Одну минутку! - он выставил ладони вперёд. - Только одну минуту вашего драгоценного внимания и времени! Я посла сюда, чтобы объяснить происходящее. Выслушайте меня!
   - Тань, выслушаем? - коротко спросил я. Танюшка оперлась ладонью на стену возле головы араба, спросила:
   - Это один из тех? - я кивнул, зевнул. - Ладно. Давай послушаем.
   Араб опасливо отодвинулся от неё - и натолкнулся на меня. Я улыбнулся во все зубы:
   - Говори.
   - Я не имею права сказать, кем он послан... - начал араб и испуганно заспешил: - Я клянусь могилой матери, что не имею права, если вы начнёте меня пытать, я просто умру, как только заговорю!.. Вы прошли испытания. С честью прошли. От и до. Вы заслужили новую жизнь. То, что вы получили - это старт. Начальный капитал. Вы можете начать с нуля. С большими возможностями.
   - Ты хочешь сказать, - тихо спросила Танюшка, - что это всё-таки Бесконечная Дорога?
   - Бесконечная Дорога - это просто название! - взмахнул руками араб. - По-настоящему она - вот. Награда для тех, кто прошёл до конца.
   - Чья награда? - быстро спросил я. Лицо араба, лоснящееся от пота, дёрнулось:
   - Я... не м-могу... Квартира, деньги, весёлая жизнь - чего ещё желать молодым... Зачем столько вопросов?
   Что сделала Танюшка - я толком не уловил, но араб, широко открыв рот и умоляюще выкатив глаза, сел под стеночку, а моя амазонка повернулась ко мне. У неё были печальные глаза, хотя она улыбалась:
   - Ну что, Олег? Остаёмся?
   Я прикрыл глаза. Не знаю, откуда, но откуда-то пришло уверенное знание: мы и правда можем сейчас войти в эту квартиру и остаться в ней жить. В этом странном, шумном, суетливом мире никто не обратит на нас внимания - похоже, тут никому ни до кого нет дела, и это - самое лучшее для нас, что можно придумать. Может быть, через полгода наши соседи по площадке сообразят, что рядом с ними кто-то живёт... Разве мы не заслужили этого? Сколько нашей крови - моей, да и Танюшкиной! - впитала земля того мира? Сколько пало наших друзей?!.
   ... - Ты, слышишь? - я пихнул араба, симулировавшего сердечный приступ, ногой. - А где наши товарищи?
   - Ой! - встрепенулась Танюшка. - Точно!
   Араб открыл один глаз и искательно заулыбался:
   - Но... но они тут ни при чём!.. Это - вам, это ваша заслуга... а они - там...
   Я поднял глаза от его носа, блестящего капельками пота. И встретился вновь взглядом со взглядом Танюшки. Печальным был взгляд. И понимающим...
   Там ведь почти не осталось тех, кто действительно был нашими друзьями, с кем вместе мы росли, с кем начинали - чужие люди, если подумать... Сейчас можно войти в эту квартиру, всё-таки можно. Я включу телевизор, мы переоденемся и пойдём на кухню - вместе готовить что-нибудь вкусное. Я был уверен, что там есть и телевизор, и шкафы с одеждой, и полный продуктов холодильник на светлой, чистой кухне...
   Но это были просто мысли. Красивые, которыми можно побаловаться, как игрушками.
   Вот только играть-то нам уже поздно. Выросли мы. Сильно выросли...
   - Вот что, - сказала Танюшка. - Нам надо обратно. Правда, Олег?
   Я кивнул. И ощутил огромное, резкое облегчение. А у араба глаза полезли на лоб, рот открылся, и он несколько раз глотнул:
   - Вы... - голос его превратился в тонкий писк, он прокашлялся и начал снова: - Вы что, не понимаете?! Это один шанс, другого не будет! Откажетесь сейчас - и всё! Навсегда! До смерти! Понимаете! До... ай!
   Перехватив его под кадык двумя пальцами, я подтащил его к лифту. Нажатием кнопки отправил кабину вниз и, дождавшись, пока она остановится на первом этаже, мигнул Танюшке. Она подошла, сильным рывком распахнула двери, а я наклонил араба над гулкой шахтой:
   - Мне почему-то кажется, что, если я тебя отпущу, ты разобьёшься.
   - По-по-поня-ал!.. - выдавил он. - Отпустите... только не туда... я сейчас... - я пихнул его к стене, Танька со смешком отпустила створки. Араб, широко открыв рот, тёр горло, потом покачал головой: - Вы глупцы...
   - Обратно, - я толкнул его ногой в бедро. - И быстро, а остальное - наше дело.
   - Ваше, ваше... - вздохнул араб. - Ладно. Всё. Вы выбрали...
   ...Испуганные глаза Танюшки смотрели на меня в упор. Я, скорей всего, выглядел не лучше. Танюшка вздрогнула и вскочила - за секунду до меня.
   Мы были всё в том же коридоре дирижаблевой гондолы, около приоткрытой двери, где уснули.
   - Это сон, Олег? - спросила Танюшка и вдруг затряслась, клацая зубами. Я обнял её и, прижав к себе, привалился к плетёной стене. - Это сон, Олег? - повторила она.
   - Нет, - тихо ответил я, лаская её волосы и зарываясь в них лицом. Мне хотелось плакать. - Не сон, Тань...
   - Почему?! - она стиснула мои плечи. - ну почему, Олег, ну почему же?! Нам было бы хорошо там вдвоём!
   - Ты правда в это веришь? - спросил я. Танюшка всхлипнула и тихо ответила:
   - Нет, не верю... Но я сейчас ненавижу тебя и всех вообще, Олег... за... за то, что... - она затихла.
   - Тебе хорошо, - ответил я. - Ты можешь плакать.
   - Мы собственными руками подписали себе смертный приговор, ты понимаешь? - еле слышно спросила Танька.
   - Море! - раздался чей-то крик. - Море, пролив!
   - Эй! - в коридор выскочил Димка. - Калифорния!!!

* * *

   - Ну что, Пол, - я пожал ему руку, - удачи в облаках. Надеюсь, вы-то не возьмётесь пиратствовать?
   - Нет, - ответное рукопожатие американца было крепким, а ответ на мой шутливый вопрос - серьёзным. - Почему ты не хочешь, чтобы мы помогли вам найти своих?
   - Не надо, - повторил я свой отказ, который Пол уже слышал. - Они где-то рядом.
   - Интуиция? - по-прежнему серьёзно спросил Пол.
   - Вроде того, - ответил я.
   - Без таких, как ты, - вдруг сказал Пол, - тут было бы совсем паршиво.

Евгений Долматовский

   В школе - прощальный бал,
   Музыки круговорот.
   Танго оркестр играл,
   Шёл сорок первый год.
   Кружишься в танце ты,
   Бывший девятый "А"...
   Завтра твои мечты
   Перечеркнёт война!
  
   Прощай,
   прощай,
   прощай -
   Детство с чистыми глазами,
   Прощай,
   прощай,
   прощай -
   Впереди войны экзамен
   И не сдать его - нельзя...
   За Отечество в ответе
   Добровольцами на фронт
   Мы уходим на рассвете!
  
   Утром, уйдя в туман,
   Доблестный выбрав путь,
   Мы не считали ран,
   Не береглись от пуль!
   Милых не долюбив,
   Песен не дописав,
   Родину заслонив,
   Падали в зелень трав...
  
   Прощай,
   прощай,
   прощай,
   Мой ровесник, мой товарищ...
   Прощай,
   прощай,
   прощай -
   Мы уходим в дым пожарищ!
   Над тобой, роняя грусть,
   Словно мама, плачет ива...
   На рейхстаге, я клянусь,
   Мы твоё напишем имя!
  
   Отполыхал закат.
   Утро - весны восход!
   Мимо садов и хат
   Шёл сорок пятый год!
   Весна!
   Весна!
   Весна -
   И салют, салют в полнеба!
   Вот и кончилась война!
   С днём рождения, Победа!
   Мы сражались на войне,
   Чтоб девчонки и мальчишки
   Знали в будущем о ней
   Лишь по фильмам,
   лишь по книжкам.

* * *

   - Ну конечно. Ну как же без них, - проворчал Йенс, переворачиваясь на спину и зевая. - Они не могли не испортить встречу.
   - Ну, это придаст встрече определённый шарм, - я взвёл наган, а про себя подумал, что никакой это, к чёрту, не шарм, когда ты год не виделся с друзьями, а между тобой и ими возникает препятствие в виде этих визгливых надоед...
   ...Видно было, что наши обосновались тут довольно давно - и прочно. Не знаю, кто выбирал место, но выбрали его неплохо. Холм с плоской вершиной был неприступен со всех сторон, кроме океана - на пятачок пляжа, отовсюду ограждённый скалами, вела тропа, и там, возле удобного причала, стоял когг. Частокола на вершине холма не было, но имелась защитная стенка по грудь человеку - а больше при обрывистых склонах было и не надо. Над холмом под морским ветром вился наш флаг. Видно было, что часть наших защищает стену, а часть находится на когге. Негры - около сотни - обложили форт, а ещё примерно столько же снаряжали дальше по берегу лодки.
   Нас разделяло метров двести, и мои ребята и девчонки возбуждённо переговаривались, узнавая друзей и подружек. Получалось, что, вроде, все живы, и от этого возбуждение росло и закипало, большинство уже и не пытались сдерживаться, только сейчас поняв, как они соскучились по своим.
   Я нашёл глазами Джека - он командовал обороной стены, я видел его страшный лук. Возле него маячил парень с автоматом - Колька, и он то и дело оглядывался на не отходящую от него светловолосую девчонку - похоже, у него с Лидкой наладилось, сумел он вылечить несчастную... Вадим виднелся на мостках причала, он что-то кричал тем, кто на когге, но ветер относил слова... В правой руке Вадима сверка бастард.
   - Ну что? - я оглянулся на своих.
   - Много негров-то, - заметил Олег Крыгин. Видов проворчал, ритмично затачивая валлонку:
   - Год за чужих без раздумий вписывались. Так что, за своих не схватимся?
   - Да нет, тут и разговора быть не может, - Олег полюбовался шпагой в вытянутой руке. - Князь, как будем?
   - Вон там, - я указал рукой в краге, - видите гряду?.. Позади неё можно подобраться метров на полста к холму. Там бросаемся вперёд. Девчонки дают три залпа через наши головы и тоже бегут. Прорвёмся и уйдём на когге.
   - А в форт, наверх - как? - уточнил Йенс.
   - Верёвки сбросят, - безапелляционно ответил я, - куда денутся... Готовы? Пошли...
   ... - Рось!!! - заорал я, спрыгивая с каменного уступа. Я услышал, как за спиной подхватили клич прыгающие следом ребята, упруго защёлкали аркебузы девчонок... но всё это перекрыл ликующий вопль Джека со стены - он орал, потрясая луком:
   - НА-ШИ-И-И!!!
   - Наши! Наши! - поддержали его другие голоса.
   Негры офигели. Настолько, что мы уже секунд десять их вовсю молотили (а я успел расстрелять весь барабан), а они только бестолково метались и визгливо вопили. Мы раздвинули их толпу, как медицинские крючки раздвигают рану, и девчонки, не теряя времени, прорвались к самому подножью холма; сверху сбросили не верёвки, а лестницы. Но от лодок уже мчалась толпа, и огонь с холма не мог её остановить.
   - Скорей! - подгонял я, перезаряжая револьвер. Юджин и Раде прикрывали меня, потом отпрыгнули в стороны, и я встретил бросившихся вперёд негров огнём в упор. Девчонки одна за другой переваливались через стенку - последние. - Поднимайтесь! - крикнул я, отрубая чью-то руку с ятаганом. - Оопп! Ну!
   Йенс, Олег, Сергей и Игорь ещё оставались возле меня. Я рыкнул - Йенс и Олег уцепились за лестницы по краям, их просто втянули наверх, Игорь карабкался по средней, к которой отступили - спина к спине - и мы с Сергеем. Сверху стреляли почти отвесно, не подпуская к нам негров.
   - Веселуха, а?! - крикнул Сергей. Я засмеялся в ответ, сверху Джек крикнул:
   - Цепляйтесь оба! Втащим!
   - Давайте! - крикнул я, вскакивая боком на лестницу. Мы с Сергеем дополнительно обняли друг друга за шеи - и полетели вверх. Я снова рассмеялся - чья-то брошенная толла царапнула по голенищу сапога, внизу разочарованно взвыли...
   ...От Джека пахло горячей кожей, потом и сталью, а стиснул он меня так, что я задохнулся. Над его плечом я увидел Вадима - он стоял уже на палубе когга и поднимал руку в приветствии, хотя и не улыбался.
   - Пусти, задавишь... - простонал я н ев шутку. Вокруг хохотали, хлопали друг друга по спинам и плечам, обнимались, даже, кажется, целовались и плакали. Колька, бросив автомат, выставил зад над стенкой, рывком спустил штаны и заорал:
   - Эй! Поцелуйте, а?! Если достанете!..
   Внизу завыли сильней. И я не знаю, как в этом шуме и гаме я услышал, как плачет Видов. Горько. Не радостно.
   Он стоял на коленях над телом лежащей ничком Линды. Чуть сбоку от левой лопатки торчала рукоять толлы. Наверное, в неё попали ещё у самого низа лестницы - рукоять торчала прямо, так не бросить снизу - но Линда заставила себя подняться вверх, чтобы никого не задерживать. Она даже смогла сама перелезть через стенку.
   И только там - умерла.

* * *

   Самое ужасное - что не веселиться было нельзя.
   Смерть - частая гостья. А встречи, которым искренне радуешься - редкая...
   ...Негры ушли. Очевидно, трезво оценили происходящее и решили не испытывать судьбу. Поэтому горели сразу несколько костров и гремело такое веселье, которое может быть только после долгой и опасной разлуки, когда обе стороны словно вновь знакомятся друг с другом и стремятся вывалить максимум новостей за минимум времени. Полуголые девчонки между двумя кострами отплясывали ламбаду под собственное повизгиванье и улюлюканье. И где-то совсем рядом, но невидимый, ревел, как прибой, Игорь:
   - Кровь за кровь - то воля не людей, а богов!
   Смерть за смерть - ты должен не роптать, а терпеть!
   Здесь твой ад - не знаешь ты дороги назад!
   Пей свой яд - ты прокуратор Понтий Пилат!..
   ...Они довольно спокойно добрались до Калифорнии, хотя в Амазонском проливе, во время стоянки у берега, на них напали негры с лодок, а позже, когда уже выплывали в Тихий Океан, схватились с огромным спрутом, принявшим "Большой Секрет" за лёгкую добычу. Для спрута это плохо кончилось. Когг добрался в Калифорнию ещё до середины осени, и ребята сумели неплохо обосноваться на месте, которое им понравилось. Негры их больше не беспокоили, и зима, весна, да и почти всё лето получились тихими. Они, как признался Джек, даже ещё не начали нас ждать - мы ведь должны были появиться всяко позже.
   А вот внутри команды не всё было в порядке. Джек как-то вскользь об этом говорил, но я понял: они конфликтовали с Вадимом...
   ...Вадим тоже был рад, он и не скрывал этого. Мы с ним пожали друг другу руки, он что-то сказал о шраме... и больше в тот вечер мы не пересекались, хотя я, кажется, успел потрепаться и посидеть рядом со всеми по очереди и вместе - тоже.
   - Завтра снимаемся, - сказал я Джеку. - Пойдём на юго-запад, чтобы выйти к Пацифиде у экватора.
   - Медленно будем идти, - заметил Джек, не возражая. - Сейчас начнутся осенние ветры, как раз встречные. Месяца два придётся ползти.
   - Значит, к началу ноября всяко доберёмся, - я встал. - Пойду к Видову...
   - Не надо, - подал голос Мило. - Он спать лёг, я его уложил... Не трогай его, князь.
   - Ладно, хорошо, - покладисто согласился я. Мне в самом деле не очень-то хотелось идти к Видову. Суровый, отважный серб в самом деле любил Линде. Бывшую разбойницу из банды Нори Пирелли, которую спас когда-то из рук освобождённых нами рабов...
   - Тут много островов, - сказал Джек. - Мы кое-какие исследовали, хотя в основном вглубь материка ходили, до тех мест, где скалы начинаются.
   - Мы бы там вряд ли прошли, если бы не дирижабль, - признался я. - Сверху смотрел, такая жуть...
   - Может, и прошли бы, - возразил Джек. - Человек везде пройдёт, где захочет.
   - К вопросу о встречных ветрах, - заметил я и, зевнув, потянулся. - Пойду потанцую, что ли?

* * *

   Сандра уже не в первый раз прокляла себя за эту дикую мысль - встретить возвращающихся ребят на берегу. Нет, её можно было понять - беспокойство росло, а после докладов стражи о том, что пиратская эскадра вот уже восемь дней ходит у берегов, оно выросло до невероятных размеров. Тогда-то она и сорвалась на берег...
   Сейчас она отчётливо понимала, какая это была глупость. Если бы даже на её глазах пираты топили "Бриллиант" в виду берега - чем бы она смогла помочь, даже окажись у неё в распоряжении весь её оставшийся отряд? А она, кроме всего прочего, взяла с собой всего двух человек...
   Сейчас у них уже нельзя было попросить прощенья за то, что она, графиня, их погубила. И Хэл, и Нэд погибли, защищая её. И это была вторая глупость, допущенная в горячности. Ясно же, что двое мальчишек, даже умелых бойцов, не защитят её от возможного нападения... но она, обязанная думать о своих людях, не подумала о том, что пираты могут оказаться и на суше. Сознание как-то прочно связывало их с морем.
   Глупость. Преступная глупость, за которую она скоро поплатится сама...
   Мальчишки хорошо её защищали, горько подумала она, глядя на пять трупов пиратов, лежащие вокруг неподвижных тел Хэла и Нэда. Они в самом деле были лучшими бойцами... Ещё двое держались, хорошо зацепленные, за спинами пятерых своих товарищей.
   Но ей лично хватило бы и двоих раненых врагов... Прижимаясь лопатками к нагретой солнцем скале и сжимая в руке корду, Сандра с отчаяньем понимала, что успеет нанести разве что несколько хаотичных ударов, которые легко отобьют, а потом - обезоружат и скрутят. Она не боялась, что эти ребята сразу бросятся её насиловать. Скорее всего, утащат на корабль и будут шантажировать её людей. Это было едва ли не страшнее насилия.
   Нападать пираты не спешили. Окружив девчонку полукольцом, держа наготове оружие, они переговаривались - не насмешливо, не похотливо, а серьёзно и спокойно, прикидывая, очевидно, как её ловчей скрутить. Мальчишки были загорелые, голые до пояса, с увязанными в одинаковые "хвосты" волосами и высокими брассардами из жёсткой кожи, вооружённые тоже одинаково - тяжёлыми палашами, тесаками на поясах и томагавками в петлях. Старшим было лет по шестнадцать, младшему - примерно двенадцать-тринадцать. Общей у всех была и татуировка на левом плече: тройная молния в перевёрнутой пятиконечной звезде. Сандра вспомнила, как Хэл говорил о таком значке - люди Сатаны, грозы Тихого Океана...
   Какие-то обрывки мыслей забивали голову, ни одну не удавалось додумать до конца. Страх. Страх, вот что это - страх... Страх и беспомощность. Высшая степень, последняя степень беспомощности. Когда совсем ничего нельзя сделать.
   СОВСЕМ.
   ...В первую секунду Сандра не поняла, что произошло. Просто тёмная стремительная молния вдруг ударила откуда-то сверху в грудь двум стоящим ближе остальных пиратам - и тех швырнуло на гальку, а остальные шарахнулись назад. Едва ли они испугались (Сандра испугалась куда больше!), но происходящее было крайне неожиданно.
   Заторможенный от ужаса мозг девчонки не сразу отметил реалии и расставил акценты. И только через какое-то время - кажется, очень долгое! - Сандра осознала происходящее.
   Молнии не было. Конечно. Был мальчишка, спрыгнувший со скалы над головой Сандры - ногами в грудь тем, кто стоял ближе (пираты, тяжело дыша, поднимались на ноги; один из них тянул воздух открытым ртом и придерживал грудь). Мальчишка незнакомый, но...
   Но - в голове Сандры вихрем пронеслись определения, и каждое из них подходило незнакомому чок в чок. Быстрый? Опасный? Уверенный? Страшный? Ловкий?
   Всё было правдой.
   Среднего роста, одетый в кожаную, расшнурованную на груди куртку с широкими рукавами, вытертые штаны и сапоги с ремнями, мальчишка стоял, широко расставив ноги и уперев руки в бёдра - длинноногий, расслабленный, голова наклонена к левому плечу. Тёмные волосы волной падали чуть ли не до лопаток, густые, спутанные. Их стягивала над бровями широкая, лоснящаяся от въевшегося пота кожаная повязка. За поясом торчала грубая крага, на перевязях висели палаш, дага и ... револьвер. Сандра видела его лицо - правильное, смуглое от въевшегося в плоть, не в кожу даже, загара, с высокими скулами, решительным подбородком, широкими бровями вразлёт и прищуренными янтарно-карими глазами. Красивый мальчишка. Портил его только перебитый когда-то нос, да ещё на лбу белой тонкой линией виднелся шрам. Хотя... ещё больше портила его улыбка. Весёлая такая. Красивая. Радушная. Страшная.
   - Доброй охоты, - сказал он пиратам, мельком глянув на Сандру. Сказал по-английски, с небольшим акцентом, но совершенно правильно. - Я никого не ушиб?.. Леди... - он так же мельком поклонился Сандре. - Я помешал разговору?
   - Спаси! - вырвалось у Сандры. Глупо вырвалось, и пираты захохотали - спятившая от страха девчонка, растерявшая весь свой гонор, просила одного спасти её от семерых. Мальчишка тоже засмеялся - хорошо так, весело, ещё раз поклонился Сандре:
   - Леди... Я так понял, эти ребята вам не друзья?
   - Они убили моих людей! - выкрикнула Сандра, сама только сейчас понявшая всю глупость своей просьбы. И, набравшись мужества, со слезами закричала: - Беги, мальчик! Они и тебя убьют!
   - Меня? - темноволосый мальчишка лениво перекатил голову на другое плечо, осмотрел пиратов оценивающим взглядом и вынес вердикт: - Не думаю... Джентльмены, я прошу вас покинуть этот пляж.
   Это было не предложение. И не шутка. Это было требование. И требовал человек, привыкший требовать. Но, что было ещё более странно и страшно - он не насмехался, называя пиратов "джентльменами". Он в самом деле предпочитал быть вежлив. До последнего.
   Эти семеро не поняли того, что поняла Сандра.
   И это их погубило. Хотя они ещё могли спастись - уйдя. Но им - семерым против одного! - казалась смешной сама эта мысль. Настолько смешной, что они и засмеялись, идя вперёд...
   Сандра не была хорошей фехтовальщицей, да ей это и не было нужно. Но схваток она навидалась достаточно. Так вот. Темноволосый мальчишка не дрался. Он даже оружия в первые мгновения не достал. И не потому, что не успел или не смог.
   Не захотел...
   ...Палаш медленно, величаво выплыл из правой руки первого, замахнувшегося на незнакомца - и с коротким хрустким звуком вошёл в живот набежавшего следом, а хозяин палаша начал падать, но не успел: руки человека, которого он хотел убить, его удержали. Пират недоумённо открыл рот, вися на руке своего противника. Перевёл взгляд на собственный локоть. Увидел торчащие из окровавленных мышц острые, розовые обломки костей.
   И только после этого закричал - истошно, бессмысленно, протяжно, ощутив дошедшую до сознания боль. А в следующий миг этот вопль оборвался - полусогнутая ладонь темноволосого мальчишки с быстротой молнии врезалась ему в переносицу костяшками пальцев.
   Тело ещё не успело рухнуть на гальку, а неожиданный защитник Сандры, перескочив через него, в прыжке столкнулся с третьим бойцом, метнувшимся навстречу. Левым локтем небрежно отшвырнул вооружённую руку врага... а правая рука с пальцами, скрюченными, как когти зверя, безжалостно вцепилась пирату в лицо, и тот покатился по берегу, дико вопя и закрывая лицо ладонями.
   Вот теперь темноволосый, приземлившись на ноги, выхватил оружие... нет, не выхватил. Достал. Скрестил перед лицом палаш и дагу. Поднял скрещённые клинки над головой. И перетёк в боевую стойку, как живая ртуть.
   Томагавки в него метнули сразу двое. От одного темноволосый лениво (!!!) уклонился, и тот лязгнул где-то в камнях. А второй...
   Сандра видела, как этот ненормальный выронил дагу. Разворачиваясь на пятках, поймал томагавк за рукоять. Продолжая круговое движение, послал его обратно. И, завершая поворот, поймал дагу, которая не успела упасть.
   С томагавком между глаз в прибрежную воду молча свалился его хозяин - один из двух раненых.
   "И их осталось трое," - вспомнилась Сандре, окаменевшей у скалы, строчка из песенки про негритят. Было семеро. Только что. А осталось трое.
   С начала схватки прошло несколько секунд.
   Кажется, до этих троих - оставшихся - только сейчас дошло, что происходит. Да и то - по тому, как они переглядывались, было ясно, что они и сами не верят в это произошедшее. А увериться окончательно этот мальчишка им просто не дал.
   Визгливо вскрикнула скрещивающаяся сталь, разбрызнулись веера искр. Сандра увидела, как один из пиратов, чтобы удержать захваченный дагой палаш, смешно побежал вокруг темноволосого - сперва просто так побежал, а потом уже без головы. Второй падал, зажимая руками вспоротый живот. Последний, и так уже раненый, пятился, не сводя глаз с клинков противника, на которых не было ни следа крови. Челюсть мальчишки прыгала, он зажмурился так, что веки задрожали, и уронил палаш, когда дага темноволосого потянулась к его животу...
   Темноволосый негромко хмыкнул, и надо было слышать, сколько прозвучало в этом коротком фырке презрения. Дага быстро дёрнулась... и вместо вываливающихся к ногам пирата кишок к ним свалились его клешёные штаны.
   Дага перерезала ремень.
   Темноволосый символически вытер о рукава куртки свои клинки - серые, в царапинах и щербинах, но с кромками, заточенными до нестерпимого серебряного сияния - и, не глядя, вбросил их в ножны. Деловито оглядел поле боя... вернее - побоища. Тот, кого он ударил пальцами в лицо, хрипло стонал, не отводя окровавленных ладоней от лица, и Сандра с содроганием поняла, что темноволосый играючи выбил ему глаза. Парень со вспоротым животом корчился возле собственных внутренностей. Остальные лежали неподвижно; если кто-то и был жив, то предпочитал не подавать никаких признаков этой самой жизни.
   - Не стой столбом, - приказал спаситель Сандры последнему оставшемуся в живых, который только теперь осмелился открыть глаза, не веря, что ещё жив. - Подбери штаны... тем более, что гордиться там тебе особо нечем, - мальчишка побагровел так, что из глаз брызнули слёзы, а Сандра неожиданно для себя хихикнула. - И посмотри, что с твоими дружками.
   После этого он, повернувшись к Сандре, слегка поклонился. Молча. Выпрямился. Сандра только теперь полностью, как следует, рассмотрела его лицо. И поняла, что он младше, чем показалось сперва - хорошо, если есть четырнадцать лет. Другой вопрос - сколько он ЗДЕСЬ?
   - Это твои люди? - он указал подбородком в сторону Хэла и Нэда. Сандра закусила губу, но справилась с собой и кивнула:
   - Да... Они защищали меня и погибли... Ты кто?! - вырвалось у неё наконец.
   - В данном случае это не важно... - мальчишка покусал уголок губы. - А важно следующее. Первое - мы не сможем похоронить твоих ребят. Второе... ты умеешь хорошо бегать?
   Подтолкнутая чем-то изнутри, Сандра оглянулась. И увидела, как метрах в ста, не больше, из-за скал один за другим выскакивают не меньше двух десятков пиратов. Щёлкнул выстрел, и пуля, с визгом отрикошетировавшая от камня, заставила девчонку рвануться вперёд, мимо своего спасителя...

Андрей Медведенко

   Живёт в согласье с временами
   До хлеба жадная толпа,
   Но тайно властвует над нами
   Любовь, которая слепа.
   Тому - венец, иному - плаха,
   Она решает сгоряча...
   Бела крахмальная рубаха
   Бунтовщика и палача.
  
   Очерчена обломком шпаги
   Граница света с темнотой -
   На белой гербовой бумаге
   Поставлен росчерк завитой.
   Так проверяются кумиры
   На верность высшей из присяг.
   Мальчишки, первенцы, задиры.
   Последний вздох, последний шаг...
  
   Да, да, конечно, всё на ощупь,
   Всё наугад, всё второпях:
   И этот снег, и этот росчерк,
   И горький привкус на губах.
   Но всё ж, не надобно юродства,
   Пока у подданных любви
   Блаженный гений благородства,
   Как чёртик, мечется в крови.

* * *

   Идиотизм положения был в том, что мне пришлось бежать в обратную сторону от бухты, где стоял "Большой Секрет". Двойной идиотизм - в том, что я отправился на прогулку один. Хотя - это всё то же дырявое счастье...
   Девчонка неслась рядом со мной. Хорошо бежала, если честно - страх подгонял, наверное, а я на бегу подумал, что это может быть та самая Сандра и в некоторой степени мне повезло: не каждый раз удаётся вот так познакомиться. Хотя, я бросился ей на помощь просто потому, что бросился.
   Наличие у преследователей ствола меня резко нервировало. Они держались всё в той же сотне метров и почему-то не особо старались приблизиться, но и не отставали. Такое поведение вызывало смутное беспокойство. Оно сильно напоминало...
   "Поведение загонщиков," - додумал я, резко останавливаясь, потому что метрах в двухстах впереди из-за скал высыпали, разворачиваясь в цепь, ещё не меньше двадцати пиратов. Сандра, со свистом дыша, остановилась тоже. У неё были отчаянные глаза.
   В полукилометре от берега я только теперь заметил корабль. Пока бежали, краем глаза я видел что-то такое, но не оборачивался, да и походило это на скалу из-за неподвижности. Теперь же я видел, что это драккар. Узкий и длинный, со снятой мачтой и убранными вёслами, он лежал на воде совершенно по-особому, как никогда не лежат другие корабли, похожий на затаившегося зверя. На миг мелькнула дикая, но обнадёживающая мысль - а что если это пропащий Тиль или бог знает каким ветром занесённый сюда Лаури?! Это было бы слишком большой удачей. Но к людям, плавающим на драккарах, у меня сформировалось доброжелательное отношение.
   - Надо плыть! - крикнул я девчонке, бегом входя в воду. - Скорей!
   - Это твой корабль? - она следовала за мной и, судя по её движениям, в воде моя новая знакомая чувствовала себя куда уверенней меня. Я-то научился плавать очень неплохо, но полюбить это странное занятие так и не смог.
   - Это не их корабль, - ответил я, отталкиваясь ногами, - а это сейчас главное...
   Что-то увесисто ударило по воде слева от меня, и почти одновременно я услышал выстрел. Через секунду - следующий, и меня ощутимо дёрнуло за левое плечо. Не теряя ни секунды, я нырнул - и избежал пули в голову, удар которой едва не порвал мне под водой барабанные перепонки.
   Бросаться за нами в воду эти ублюдки не спешили, хотя почти половина зашла в неё - кто по колено, кто по пояс. Оглядываясь, я увидел мальчишку с винтовкой - тонкий ствол поблёскивал на солнце, но больше он не стрелял. Зато у нескольких человек были арбалеты или аркебузы, а на таком расстоянии они не менее опасны, чем винтовка.
   Девчонка ныряла, часто, надолго. Я так не мог. Выгребая, видел вдоль борта драккара нескольких человек - голые до пояса, они навалились на планшир и наблюдали за происходящим, как из первого ряда кинотеатра. Я отрывисто подумал, что это будет обидная смерть - в спину пулей или болтом на глазах у равнодушных зрителей. Для них это, как ни крути, кусочек совершенно чужой жизни, даже интересно, как на сцене...
   Короткий удар в плечо был почти безболезненным, но я вдруг понял, что не могу загрести левой рукой и начал удивлённо тонуть, поворачиваясь боком. Вокруг расплывалось быстро бледнеющее облачко крови. Девчонка поддержала меня, но я крикнул:
   - Плыви, я сам! - и, стиснув зубы, заставил себя взмахивать рукой. Выше левой лопатки при каждом движении остро вспыхивала, толкаясь в кость, безжалостная боль. Но я давно уже привык не обращать внимания на физическую боль и спокойно терпеть её.
   В нас стреляли снова, но мы уже здорово удалились от берега, и пули давали большой разброс, щёлкая в стороне по воде. Зрителей на борту драккара стало больше, слышались реплики - в основном на английском языке:
   - Гребите, гребите...
   - Девчонка-то лидирует...
   - Интересно, что они не поделили?..
   - А сейчас узнаем...
   - Какой стиль, а?!.
   Реплики были не то чтоб дружелюбные, но и не враждебные - нейтральные. Видно было, что парням скучно и они рады развлечению. Сандру (если это всё-таки была та Сандра) уже дружно тащили на борт в шесть рук. Плечо жгло и крутило, словно в него всадили раскалённый стальной прут, но я, пересиливая себя снова, поднял обе руки и успел оттолкнуться ногами от борта. Меня без особой осторожности, но ловко перевалили на кормовую площадку, на тёплые, пахнущие смолой доски - и почти тут же стащили ремни с оружием. Я дёрнулся, но меня удержали за здоровое плечо, кто-то сказал добродушно, но решительно:
   - Нет уж, погоди, мы сперва должны разобраться, кто ты такой...
   - Ты что, украл у них девчонку? - спросил ещё кто-то, но третий голос негромко, быстро и отчётливо сказал:
   - Эрл Нэд, - и все разом умолкли, расступаясь.
   Я повернулся в сторону идущего к нам по скамьям человека. И с трудом сдержал стон - не боли, а досады. Дырявое счастье не исчерпало себя. Такое себе и представить было трудно, но вот поди ж ты...
   - Валькнут, а? - тихо сказал я по-русски.
   Тот, кого называли "эрл Нэд", тряхнул длинными русыми волосами. Его глаза холодно смеялись.
   - Валькнут, - согласился он на том же языке. Мне почудился смех и в его голосе, но точно я ничего сказать не мог. Я не видел его губ.
   Нижняя часть лица мальчишки была закрыта жёсткой кожаной маской.
  

0x01 graphic

  

На драккаре Нэда (?)

  

* * *

   - Ну и что мне с тобой делать? - Нэд Кардиган поставил босую ногу на борт.
   - Девчонку не трогай, - попросил я, опираясь рукой на верхнюю доску. Левая у меня висела, как плеть. - Мы познакомились четверть часа назад... А со мной решай, как хочешь. Только, если можно, отдай оружие.
   - Я Сандра Баллок, графиня этих мест, - подала голос девчонка, и я отметил, что не ошибся. Корду у ней, кстати, тоже отобрали. - Этот человек спас меня от пиратов Сатаны, - Нэд остался непроницаем. - Он твой враг?
   - Ну как сказать... - Нэд пожал плечами. - Мы виделись всего один раз. Я потом три месяца хромал, но, в конце концов, я тоже наделал в нём дырок. А вот то, что из-за него я пропустил одну из самых грандиозных битв в моей жизни, меня обидело очень сильно... Я Нэд Кардиган, леди, если вам это имя что-то говорит... не говорит? Жаль, но это не важно... С вами-то мы решим потом, а вот с тобой, Олег?.. Может и правда - бросить тебя обратно?
   - Ты не сделаешь этого! - крикнула Сандра. Нэд двинул бровью - и её почтительно, но решительно утащили на нос. Кардиган задумчиво проводил девушку глазами, потом повернулся ко мне:
   - Ты что, так с тех пор и путешествуешь один? Все думали, что ты погиб.
   - Не один и не погиб, но рассказывать слишком долго, - я вдруг ощутил, что очень устал и попросил: - Послушай, решай поскорей. Только об одном прошу - отдай оружие.
   Нэд щёлкнул пальцами. Рыжеволосая девчонка (а я и не заметил сходу, что они тут есть!) подала ему моё оружие, и Нэд, удивлённо щёлкнув по кобуре нагана, осторожно, уважительно выдвинул клинок моего палаша из ножен на ладонь:
   - Так вот ты какой вблизи, палаш Короля Поединков... Отличное оружие... - он мельком взглянул на берег. - Интересно, если ты правда вернёшься туда, сколько из них уцелеет?
   - Штук пять я завалю, - ответил я. - С наганом - больше, но у них винтовка, так что не знаю...
   Бесшумным движением Нэд задвинул палаш в ножны и посмотрел на меня своими страшными красивыми глазами волка-одиночки. Меня впервые с начала разговора пробрал холодок. Этот парень не обладал ни малейшей толикой жалости к кому бы то ни было. Если и существовали на свете люди, которых он любил, то это осталось в далёком прошлом... А уж жалеть он и вообще не умеет. "Что он видит? - подумал я вдруг, заставляя себя не отводить глаз. - Жилистого темноволосого пацана четырнадцати лет со шрамом на лбу, по левой руке которого течёт кровь?.. Или объект для развлечения - выбросить за борт и заключить пари, сколько этот продержится, скольких успеет свалить?.."
   - Держи, - я вздрогнул от неожиданности, перехватывая рукой своё снаряжение. Нэд отвернулся, словно мгновенно потеряв ко мне интерес. Вспрыгнул на корму и, поднимая широкое, массивное весло-правило, вставил его в уключину, одновременно заорав:
   - А ну!.. Вёсла на воду! Живей, волчары!
   По драккару прошло оживлённое движение. Борта молниеносно и синхронно проросли пятиметровыми сосновыми лапами. Хищный зверь, спокойно лежавший на воде, казалось, приподнялся на них перед броском. Я видел напрягшиеся спины ребят, сидевших попарно на каждом из четырнадцати вёсел.
   - А-апп! - выкрикнул Нэд, и драккар ожил, а я услышал, как Кардиган медленно, звучно затянул: -
   Ах, бедный мой Томми,
   бедный мой Том... - и палуба откликнулась слитным:
   - О-хэй... о-хэй...
   - Зачем ты покинул
   старый свой дом...
   - О-хэй... о-хэй...
   - Эй, на драккаре! - донеслось с берега. - Отдайте парня и девчонку!
   - Девчонку ещё понятно! - заорал кто-то с носа. - А парня-то вам зачем?! Озабоченные?!
   - Хо-хо-хо!!! - грянули на палубе три десятка здоровых мальчишеских глоток.
   - Сатана с вами рассчитается! - пригрозили с берега. Другой голос - девчоночий, задорный, как солнечный луч, играющий на воде - откликнулся с борта:
   - Он сейчас на земле! А мы на воде!
   - Ха-ха-ха!!! - отозвалась палуба. Нэд молча подгребал своим веслом, потом перекрыл всех:
   - Под парусом чёрным
   пошли мы в набег...
   - О-хэй... о-хэй...
   - Все семьдесят пять
   человек...
   - О-хэй... о-хэй...
   - Олег, - окликнул меня Нэд. Я поднял голову, одной рукой затягивая ремни. - Куда тебя доставить? Где твои?
   Мы смотрели друг другу в глаза. Долго. Наконец я шевельнулся:
   - Я покажу, где стоит "Большой Секрет". Джек, кстати, там...
   Но Нэд уже отвернулся, и снова ввинтился в небо его сильный голос...
   - ...По ком это Дженни плачет
   по ком...
   - По мне... по мне...
   - Бедный мой Томми
   спит вечным сном...
   - На дне... на дне...
   - Все семьдесят пять не вернулись домой...
   Они утонули в пучине морской...

Евгений Бачурин

   Скажи мне, гордый рыцарь
   Куда ты держишь путь?
   Ведь правды не добиться,
   А смерть не обмануть.
   За честь и справедливость,
   За безответный спрос
   Немало крови лилось,
   Немало лилось слёз.
  
   Камень-гранит в поле лежит,
   Выбрать дорогу камень велит:
   Кого судьба помилует,
   Кому поможет щит?
   Вправо пойдёшь - шею свернёшь,
   Влево пойдёшь - сгубишь коня,
   Прямо - спасёшься сам, но убьёшь меня.
  
   Ни в сёлах, ни в столице
   Не верят в чудеса,
   От этой правды, рыцарь,
   Не скроешься в леса.
   Сними же с глаз повязку,
   Брось меч, не мни ковыль.
   Ты сплёл из жизни сказку,
   А мы из сказки - быль.
  
   Принцессы лыком шиты,
   Злодеям не до них.
   И коль искать защиты,
   Так от себя самих.
   Ступай же мимо, конный,
   В том нет твоей вины,
   Что нам нужны драконы,
   Которым мы верны.
  
   Камень-гранит в поле лежит,
   Выбрать дорогу камень велит:
   Кого судьба помилует,
   Кому поможет щит?
   Вправо пойдёшь - шею свернёшь,
   Влево пойдёшь - сгубишь коня,
   Прямо - погибнешь сам.
   Но спасёшь меня...

* * *

   - В Новом Свете резко повышенная процентность сволочей.
   Это сказал Йенс - спокойно, задумчиво даже. Я услышал это сквозь шум крови в ушах - Ингрид вырезала из меня застрявшую у лопатки пулю - но потом вдруг подумал, что Йенс прав. Как это не неприятно - прав. В Старом Свете банды из белых были исключением (именно банды, а не те, кто просто что-то имел конкретно против таких же конкретных групп). Тут, в Америке, бессмысленный бандитизм был обычным явлением и носил характер именно жестокости ради жестокости. Явно что-то было не в порядке с местными ребятами...
   "Конкеррор" - так назывался драккар Нэда - стоял в бухте бок о бок с "Большим Секретом". Мы уже знали, что Кардиган возвращался из кругосветки, а драккар построил полтора года назад, "устав от суши". А ещё знали, что "Бриллиант" Сандры люди Сатаны пустили на дно. Обломки судна Нэд видел неподалёку от этих мест, только тогда не мог определить, что это значило.
   Сандра выглядела убитой и встревоженной. В её поселении оставались ещё почти четыре десятка человек, из которых половина - девчонки, и не оставалось сомнений в том, что именно туда и направятся пираты.
   - У них не меньше двухсот бойцов, - твердила девчонка. - И три галиона. Мои просто не смогут отбиться, понимаете вы?!
   - Понимаем, - заметил я и добавил: - А кто такой вообще этот Сатана? У него имя-то есть?
   Растерянное молчание было мне ответом.
   - Ясно, - буркнул я. - Три галиона, две сотни бойцов, гнуснопрославленный пират, а кто - бог его знает, плавает тут и плавает... Превосходно. Великолепно. Отлично.
   - По крайней мере, мы знаем, где его искать, - невозмутимо сказал Нэд. - Он наверняка отправится к острову Сандры.
   - О боже! - девчонка зажала рот обеими руками. Ленка Чередниченко презрительно фыркнула, я бросил на неё сердитый взгляд и быстро повернулся к Нэду:
   - Эти слова значат, что ты собираешься его искать?
   - А как же? - искренне удивился Нэд.
   Джек с грохотом спустил ноги с фальшборта. Глаза у него были радостно изумлёнными. Нэд ответил ему невинным взглядом. Йенс откровенно скалился. А Нэд, глядя на Джека, вдруг сказал по-английски:
   - И да будут эти камни свидетелями того, что я подниму свой клинок лишь в защиту справедливости...
   - И да будут эти камни свидетелями... - откликнулся Джек растерянным и благодарным эхом.
   - Погодите, постойте, - вмешался я. - Очень рад видеть единение духа старых друзей. Я не шучу. Но у меня тридцать - всего! - человек. С девчонками. Сколько у тебя, Нэд? Тридцать два? И у Сандры сидят в крепости или там где ещё два десятка бойцов. Итого - чуть больше восьмидесяти. На каждых двоих наших пятеро пиратов. Допускаю, что мы умеем сражаться лучше, хоть и не факт. Но треть из наших - девчонки, и мне не хочется, чтобы они погибли. Да и что останется от наших отрядов, даже если мы победим? Три человека? Пять? На большее я не загадываю.
   - Это что-то новенькое, - подал голос Вадим. - Король Поединков, отказывающийся от схватки!
   - Попрошу не передёргивать мои слова, - хмыкнул я, кладя ногу на ногу. - Не отказываюсь и не собираюсь отказываться. Но и не подумаю повести своих людей в героическую битву, после которой никто из них не вернётся.
   - Тяжело посылать в бой друзей? - без интонаций спросил Нэд. Я посмотрел на него:
   - Тяжело. Но ты ошибся. Они мои люди, а не друзья, и я за них в ответе. Вот и всё.
   - Мальчишки, - Сандра умоляюще смотрела на нас, - пожалуйста, помогите... Ну пожалуйста, они же всех перебьют!
   - Ну-ка, Сандра, - Нэд движением ноги расчистил песчаную площадку, - нарисуй-ка свой замок. Только подробно, со всеми подходами.
   - Интересно, - прошептал Джек мне на ухо, - как она управляется со всем хозяйством? Не производит она впечатления вождя...
   - Завхоз, - так же тихо ответил я. - Как наша Ленка... или Радица вон. Могу поспорить, что хозяйство у неё налажено от и до и жизнь процветающая, вот и не выдвинулся настоящий вождь... Слушай, Джек, а Нэд зачем просит план чертить? Он может что-то придумать?
   - Он может, - усмехнулся Джек. - Ты там у себя не слышал по такого великого полководца современности - Кардигана?
   - Нет, - решительно ответил я. - Хотя у нас там с великими полководцами туго. Массовка.
   Вокруг Нэда, склонившегося над сидящей на корточках Сандрой, толпились уже человек двадцать. Причём какие-то реплики подавал каждый второй. Я протиснулся поближе, бесцеремонно расталкивая всех рукоятью палаша.
   Сандра весьма тщательно изобразила план -

0x01 graphic

   - Этот ромб, - Нэд коснулся рисунка ножнами шпаги, - это форт? - Сандра кивнула. - А какие укрепления?
   - Ров, частокол, - пожала Сандра плечами. - На скалы по берегу не поднимешься... Через мели корабли тоже не пройдут. Мост если успели сжечь, то и со стороны маяка сразу не подойдёшь, речка очень бурная... В сущности, высадиться можно только вот в этом узком заливе, - она тоже действовала кордой в ножнах, как указкой. - Тут по обеим сторонам поля.
   - Мели - это сколько? - уточнил Нэд. Сандра нахмурилась, вспоминая, потом уверенно сказала:
   - Не глубже двух ярдов.
   - Значит, галионы не пройдут, у них осадка минимум восемь футов, - заключил Нэд. - А у моего драккара - пять. С полной загрузкой - чуть побольше.
   - Ты что придумал? - спросил я, наклоняясь.
   - Ночью пройти вот здесь, - Нэд указал на мель с западной стороны острова, - к бухте, где река впадает в океан. Замаскируем драккар и высадимся. Тайно. Одно дело шестьдесят против двухсот в полевом бою. Другое - если эти двести про тех шестьдесят вообще не знают.
   - Положим, знают, - сказал Джек. - И драккар твой видели, и как ты Олега с Сандрой на борт принимал... Но ты прав, - неожиданно заключил он, - подобного там не ждут.
   - Давайте сначала выясним, - я распрямился, поправляя перевязь палаша, - все ли согласны участвовать в этой маленькой войне.
   - Ты считаешь - это необходимо? - удивился Нэд. Я твёрдо ответил:
   - Для моих ребят - да. Я хожу в бой только с теми, кто хочет идти со мной, - оглядевшись, я увидел, что все наши, в сущности, уже тут. - Ну что же, вы все слышали, что мы собираемся делать. Желающие - а точнее, нежелающие - могут отказаться.
   На меня со всех сторон смотрели совершенно спокойные глаза людей, для которых понятие отказа от схватки уже просто внутренне не формулировалось.

* * *

   Полная луна прыгала по моему клинку, раскручивавшему вихри вокруг меня. Войдя в ритм, я кружился по всей полянке, заставляя оружие в обеих руках совершать независимые от моего движения обороты. Со стороны - и я это знал - я сейчас напоминал многоуровневую фрезу, к которой нельзя подойти без риска быть втянутым в это вращение - и погибнуть.
   Куст, до которого я не дотянулся кончиком палаша, подскочил и завалился на сторону. Кружение продолжалось, я начал прокручивать перевороты и сальто, не переставая работать оружием, пока вокруг меня не повис зримый серебристый кокон отражённого от клинков лунного света - непроницаемый и ровный...
   ... - Тебя можно победить?
   Я мягко приземлился на носки и, бросив клинки в ножны, улыбнулся стоящей возле кустов Сандре. Луна светила девчонке в спину, но я узнал её по фигуре.
   - Не знаю, - ответил я. - Но до сих пор я не проиграл ни одного поединка.
   - Я не видела ещё таких бойцов, как ты, - она подошла ближе. - Ты мог бы научить меня?
   - Я не стал бы учить тебя, даже если бы у меня было время, - мокрой ладонью я убрал со лба волосы. - Девушек должны защищать парни.
   - Твоя зеленоглазая не умеет драться? - слегка раздражённо спросила она. Я дёрнул углом рта:
   - Мы очень долго были в разлуке. Она мстила за меня и выучилась драться очень неплохо. Тебе что, есть за кого мстить, графиня?
   - Может быть, и есть! - с вызовом бросила она мне. Я протянул руку, взял не успевшую отшатнуться Сандру за подбородок (она расширила глаза) и уверенно бросил:
   - Нет.
   - Ты читаешь по глазам? - быстро и зло спросила она, высвобождаясь.
   - Я скоро семь лет здесь, - весело ответил я и, похоже, это веселье её оскорбило.
   - Парни из Европы - это что-то непостижимое, - сказала она. - А русские - самые безумные изо всех... Покажи палаш.
   Я поддел гарду пальцем и, перекинув палаш на ладони рукоятью влево, протянул девчонке.
   - Не боишься? - спросила она. - Ты подал его так, что не можешь быстро схватить и ударить... о!
   Палаш в моей левой руке замер точно перед её носом, остриём в луну.
   - Я правша, - спокойно объяснил я, - но и левой умею владеть...
   Сандра крутнулась на пятках и метнулась прочь. Я ещё какое-то время пытался продолжать упражнение с клинком, потом засмеялся, плюнул, не поймал палаш ножнами, плюнул снова. Повернулся, пошёл к лагерю, чтобы хоть часок поспать - и нос к носу столкнулся с Танюшкой.
   - Тань? - чуть удивился я, и её корда наискось прижалась к моей шее слева. Глаза у Танюшки были бешеные:
   - Я тебе сейчас горло перережу, - тихо сказала он. - Что вы там обсуждали с этой ккккккккорррровой?! Быстро отвечай!
   - Режь, - сказал я, чувствуя с каким-то непонятным наслаждением, как бритвенной остроты клинок надсекает самой своей тяжестью кожу, и щекочущая струйка крови тонко побежала по шее.
   - Она уговаривала тебя остаться?!
   - А? - до меня дошло, что Танюшка права. - Да, пожалуй...
   - И?! - верхняя губа Танюшки приподнялась.
   - Я согласился, - пожал я плечами. Глаза Танюшки полыхнули, и я на миг пережил свою смерть. Потом клинок откачнулся, и девчонка облегчённо вздохнула, проведя рукой по глазам:
   - Издеваешься.. Ой, я тебя порезала!
   - Да, вот странно, правда? - иронично спросил я и напрягся: - Ого! - язычок Танюшки прошёлся по шее снизу вверх. - У тебя задатки вампира... Носферату, помнишь, нам рассказывали? - её язык крался выше, выше и оказался в углу моих губ. Требовательно отвердел. - Я думал, мне удастся поспать ещё хоть час... - голос у меня сорвался, потому что побоялся прикусить Танькин язык.
   - Прости, - она отстранилась. - Я ревнивая дура... Это у меня с тех пор, как ты пропадал, а в небе светило чёрное солнце... как гаснущий уголёк... Я не могу потерять тебя, Олег... не хочу... не сейчас... не так...
   Она задыхалась, и я увидел на её глазах настоящие слёзы.
   - Что я без тебя, Таня? - тихо спросил я.
   - Слышишь? - она улыбалась сквозь эти слёзы. - Наши поют... Значит всё правильно, да, Олег?
   Со стороны лагеря неслось хоровое:
   - Ничего на свете лучше нету,
   Чем бродить друзьям по белу свету!
   Тем, кто дружен, не страшны тревоги -
   Нам любые дороги дороги!
   Наш ковёр - цветочная поляна,
   Наши стены - сосны-великаны,
   Наша крыша - небо голубое,
   Наше счастье - жить такой судьбою!..
   А чуть подальше откликались по-английски ребята Нэда:
   - Если ты и смел
   и честен -
   Руку, друг, тебе мы
   подаём.
   Встанем, как один -
   все вместе!
   Будь уверен в нас -
   не подведём!
   Нам, дружище, пора
   В бой - во имя добра!
   Знай - повсюду друзья с тобой!
   Смелее в бой!..
   - Значит, всё правильно, Тань, - отозвался я, увлекая её на колющий кожу острый прибрежный кустарник, хрустко промявшийся под нашими телами...
   ...Вышедшая в зенит луна холодно смотрела на лежащих среди измятых веток обнажённых мальчика и девочку, всё ещё обнимавших друг друга. Наконец, мальчик, продолжая ласкать свою подружку, со стоном подался чуть назад и в сторону. Девчонку сотрясла тягучая, сладостная судорога, она сдвинулась следом за пареньком, стараясь удержать в себе то, что доставляло такое наслаждение, но потом со вздохом повалилась на спину. По её лицу блуждала потерянная улыбка. Мальчик нагнул голову и принялся ловить губами её сосок. Лицо у него было сонным и усталым, но счастливым.
   Неподалёку печально и негромко, но очень ясно гудела волынка, выводя в чьих-то умелых руках мелодию, прозрачную, как эта лунная ночь. Многим, кажется, не спалось...
   ... - Может быть, мы опять лезем не в своё дело? - тихо спросил я, осторожно, нежно лаская пальцами плечо и основание шеи Танюшки.
   - Поспи, - она не ответила на мой вопрос, - у тебя ещё есть время. Я разбужу, когда надо будет грузиться.
   Я вздохнул, устраиваясь удобнее и уже уплывая куда-то в звонкую тишину. В самом деле, почему бы не поспать? Танюшкины пальцы гладили мои волосы, но не как в любовной игре... а я вдруг вспомнил почему-то маму, хотя она никогда не гладила меня по голове... расчёсывала прядь к пряди мои жёсткие, спутанные волосы, тёмные от природы, но давно выгоревшие до цвета старой меди - так прочно, что даже зимы не могли вернуть им прежнего цвета.
   - Солнце за море ушло -
   спа-а-ать... - успел я услышать голос Танюшки, прежде чем заснул совсем...
   ...Таня не спала. Она продолжала поглаживать волосы Олега, стараясь больше ничем не шевелить даже легонько, чтобы невзначай не разбудить его. Олег ровно, тихо и сильно дышал, и от луны лежали на его скулах чёрные полукружья теней ресниц. Он спал так доверчиво, беззащитно, полностью положившись на неё, что у Тани от нежности перехватило горло.
   - Он вернётся живым, - Танюшка подняла глаза к диску луны. - Он вернётся живым, слышишь?!
   Олег завозился.
   И через секунду на берегу затрубил рог.

* * *

   На драккаре мне удалось поспать как следует. Я просто-напросто растянулся на корме, натянул на голову кожаную покрышку и отключился без снов и ощущений.
   Когда я проснулся, было заполдень. Драккар двигался ходко, солнце пекло, во сне я вспотел.
   Все, кроме смены гребцов, спали тоже. Хотя - нет, не все. Нэд сидел на корме, а Джек - прочно держал кормовое весло. Они негромко разговаривали. Совершенно спокойно, как и положено разговаривать старым друзьям. Если не считать, что маску Нэд носит, потому что Джек когда-то снёс ему часть нижней челюсти.
   - Добрый день, - я сел окончательно. - Что у нас за бортом?
   - Вода, - отозвался Джек, передавая весло Нэду. Ловко вскочив на борт, он неспешно перебрался на нос и устроился там, возле самой головы, а я поднялся на корму. Нэд отстранённо посмотрел на меня, небрежно опираясь на резную рукоять.
   - Выспался? - неожиданно спросил он.
   - Ты сумеешь провести драккар по мелям? - вместо ответа спросил я. Нэд наклонил голову, чуть переложил весло и сильным голосом затянул:
   - Я ворона вижу, он чёрным крылом
   Взмахнул и поднялся над белым орлом...
   - Ворон-викинг,
   Ворон-викинг! - отозвались на вёслах.
   - Я видел, как в небо они поднялись,
   Как сыпались перья и когти сплелись! - отозвался с ноас Джек, ловко сев вполоборота, а палуба отозвалась:
   - Ворон-викинг,
   Ворон-викинг!
   - Орлиные крылья вороньих сильней,
   Орлиные когти вороньих острей -
   И падает ворон, орёл одолел, - пел Нэд, щуря глаза в даль моря, -
   Он сел на скалу и победу воспел!
   - Но ворон оправился, взмыл на скалу -
   Страшный удар он наносит орлу! - Джек в рост поднялся на носу и улыбался:
   - Ворона клюв -
   Викинга меч!
   Орлу он срубает
   Голову с плеч!
   - Ворон-викинг, - ухнула палуба:
   Ворон-викинг!
   "Ну что ж, - подумал я, - не худший вариант, если подумать."
   А вода, взбитая вёслами в пену, бежала за бортом от носа к корме.

* * *

   Сергей помог мне застегнуть крючки бригантины.
   - Нормально?
   - Нормально, - я подвигал плечами. Спереди тихо посвистели, драккар плавным рывком придвинулся к темнеющему на фоне неба берегу ещё ближе. Достав наган, я посмотрел, открыв шторку, донца патронов в барабане.
   - Стрелять будешь? - поинтересовался Йенс. - Вроде бы наш брат белый...
   - Случай не тот, - пробормотал я, убирая наган. - А ты прав, Йенс. Негров тут мало, потому что своих ублюдков хватает... Вот и проредим их густые ряды.
   Драккар неспешно, но уверенно добирался к берегу. Нэд не хотел рисковать, выслал вперёд дозор на лодке для промеров. Своего мастерства эрл Кардиган не преувеличивал - его драккар уверенно шёл над мелями, только что не скребя по ним дном, впритирку, но без проблем.
   - Пожалуй, я проведу разведку, - подошёл ко мне Вадим. Я покачал головой:
   - Пожалуй, я сам её проведу... Слышишь, Нэд? - он махнул рукой, подходя:
   - Хорошо, но мы не будем ждать, пойдём сразу следом за вами. Если что, - он подозвал одного из своих мальчишек, с рогом на боку, - трубите.
   - Не надо, - отозвался я. - Вадим пойдёт со мной, а у него свирель. Ждите свистка.
   - Хорошо, - Нэд хлопнул меня по плечу, - и удачи. Если тебя сейчас всё-таки убьют - то, честное слово, это будет обидно.
   - Учту, - усмехнулся я. - Вадим, Йенс, Сергей, Джек - со мной пойдёте?
   - Это звучит, как вопрос, - проворчал Вадим, наматывая на кулак ремень кистеня и пряча гирьку в рукав.
   - Ответ? - хмыкнул я. Вадим развёл руками:
   - Конечно - да.
   - Два топовых огня справа по борту, - сказали с носа. В самом деле, примерно в трёх километрах от нас ритмично покачивались два огня, словно бы висевшие в небе. Раньше, чем я успел это сообразить, Нэд сказал:
   - Это в заливе за мысом. Два галиона... Знать бы, где третий?
   - Если я что-то понимаю, то северней нас, у маяка, - вспомнил я карту Сандры. - И, кажется, форт ещё не взят, иначе зарева было бы вполнеба...
   В темноте облегчённо вздохнула девчонка.
   - Пошли, а? - почти жалобно попросил Сергей, поправляя перевязи. - Замотался ждать.
   - Лодка подана, прошу, - сообщили серьёзно из-под наших ног у борта. - Тут рядом, сползайте, доставим.
   - Табань, - приказал Нэд, уже перестав на нас обращать внимание. - Убрать вёсла, волчары!

* * *

   Если бы я был на месте Сатаны, то, получив известие о появлении драккара, первым делом приказал бы караулить именно мели. Но этот парень - кто бы он ни был - судя по всему, оказался типичным американцем: ограниченным, самоуверенным и недальновидным. Скорей всего, он просто не подумал, что "чужак" может вмешаться в местные дела. И почти так же точно, что "гроза Тихого Океана" редко встречался с европейцами.
   Когда мы выбрались на берег, начинало светать - только-только, но вполне достаточно, чтобы не сбиваться с дороги. Мы выбрались к речушке, впадавшей в залив. Справа от нас начинались поля, засеянные уже налившейся золотом пшеницей, а кое-где, полосками - кукурузой.
   Спереди тянуло дымом - и полевая дорога вскоре вывела нас к сожжённому мосту. Точнее, он был сперва сожжён - очевидно, защитниками острова - а потом наскоро восстановлен, просто положены брёвна. на той стороне, за садовыми насаждениями, дымил подожжённый маяк. А с этой видны были полдюжины сгоревших и размётанных вигвамов. Несколько человек, перекликаясь, возились около трёх больших, поднятых на столбы, амбаров. Три трупа лежали аккуратным рядком около берега, ещё пять или шесть - просто разбросаны вокруг в притоптанной траве и пшенице. Вадим тронул меня за рукав и указал глазами на тела двух девчонок, уже безжизненные, распятые между вбитыми в землю кольями. А пацана со всаженным в голову томагавком, обвисшего на верёвках у одного из опорных столбов, увидел я сам.
   Ну что ж. обычные развлечения для мерзавчиков, достаточно сильных, чтобы метнуть топор или "поставить" свою "палку", но недостаточно людей, чтобы иметь совесть.
   - Около дюжины, - заметил Джек. Он не сгибал лук, а держал ладонь на рукояти меча.
   - Мелочи, - небрежно сказал Сергей. - Надо только взять живыми парочку и никого не упустить... Заметили, кстати: чем больше кто-то увлекается вот такими вещами, тем хуже он сражается.
   - Зайдём отсюда, со стороны поля, - приказал я, обнажая палаш и дагу. - Прижмём их к реке. Вадим, Йенс - на вас по одному пленному.
   Немец кивнул. Вадим проворчал:
   - Да сделаем...
   Сейчас он был похож на самого себя - прежнего, и ответил мне, когда я ему подмигнул.
   Мы спустились с пригорка, из-за кустов на котором наблюдали и, войдя в посевы, бесшумно заскользили вперёд.
   Я опередил остальных - просто в силу привычки - и, очевидно, всё-таки нашумел. Недостаточно, чтобы серьёзно кого-то обеспокоить, но, когда я вышел на край, то мальчишка, что-то лопавший из берестяного короба (поразительно похожего на наш, русский, туесок!), смотрел именно в мою сторону. Остальные были повёрнуты к нам спинами.
   Я поймал глазами недоумённый взгляд пацана и, покачав головой, поднёс лезвие даги к губам: "Тссс..." Но парень то ли был достаточно храбрым, а скорей просто не мог поверить в то, что появился кто-то более опасный, чем они. Туесок упал на землю (там оказались крупные ягоды). Мальчишка заорал, выхватывая палаш.
   Прожил он ровно столько, сколько мне понадобилось, чтобы сделать три прыжка, после чего - я неудачно ударил, а из шеи свистнула кровь. Краем глаза я отметил, что Йенс показал - германцы умеют метать топоры не хуже, чем местные - томагавки; со ступенек одного из лабазов падал с топором в голове аркебузир.
   Смешно. Похоже, они ещё не верили, что проиграли.
   Тот, с которым я столкнулся вторым, отбил два моих удара, третий я направил стык в стык в основание клинка. Мой палаш не подвёл: рукоять его палаша с визгом разлетелась, а руку мальчишка прижал к животу, вместо того, чтобы выхватить хотя бы тесак. Недоумённые - не испуганные - синие глаза мальчишки расширились, словно собираясь выплеснуться из орбит, он приоткрыл рот... и всё. Я разрубил ему голову.
   Больше мне драться было не с кем. Один из пиратов улепётывал по мосткам, но Джек, подойдя к реке, не очень спешно натягивал лук, когда он положил стрелу на тетиву, мальчишке оставалось метров десять до первых деревьев, но разделявшие их с Джеком жалкие тридцать петров были просто смешным расстоянием для Путешественника.
   Стрела прошила бегущего навылет где-то в области левой лопатки и вошла в дерево. Мальчишка рухнул сразу. Джек зевнул и молча отправился за стрелой.
   - Царапнули, - сказал за моей спиной Сергей, и я, обернувшись, увидел, что он затирает обильно кровоточащую рану в левом плече. - Ерунда, - ответил он на мой взгляд.
   Около ног Йенса стоял на коленях мальчишка, которому он крутил руки, упираясь коленом в спину. Лицо мальчишки было искажено, в глазах закипали изумлённые слёзы. Очевидно, до него стало доходить, как это - когда больно. Вадим подтащил второго, уже связанного - руки у лопаток, на горле петля. Обоим пленным было лет по четырнадцать, крупные ребята (куда плечистей меня и более рослые), со светлыми волосами и глазами.
   - Очень хорошо, - заметил я, вытирая палаш о штаны ближайшего убитого. Осмотрев клинок, я удовлетворённо кивнул: зазубрин не осталось. Джек возвращался, досадливо махнул рукой - не смог вытащить стрелу, ясно... - Вопросы следующие. Сколько людей? Где третий корабль? Как расположены силы? Каковы планы? Где сам Сатана? Отвечаешь ты, - я указал на того, которого скрутил Йенс (он выглядел более испуганным), - и по порядку. Сколько у вас людей? Всего?
   Мальчишка отчаянно огляделся и заревел уже в голос, не стесняясь.
   - Это не содержательно, - Йенс ударил его коленом в спину. - Отвечай князю!
   - Подними-ка его, - подошедший Джек достал охотничий нож и распорол ремень штанов, которые упали к ногам мальчишки. Тот задёргался, но Йенс врезал ему ребром ладони по почке, ругнувшись по-немецки. Джек обошёл мальчишку, похлопал его по напрягшимся ягодицам и обратился ко мне: - Слушай, допросите второго. А этого я возьму. Сколько уже без девчонок, а тут смотри, какая попка...
   - Я в доле! - быстро сказал Сергей. - Сейчас вон там колья вобью...
   - Да он сам ляжет, - Джек взялся пальцами за щёки пленного, в залитых слезами глазах которого начал появляться ужас больший, чем при мысли о смерти или пытке. - Ляжешь ведь, красотка?
   - Не, сам - это не то, - возразил Сергей, подмигивая мне. - Мне нравится, когда трахаешь, а они орут и дёргаются... Заводит!
   - А давай вдвоём? - предложил Джек и, погладив окончательно обмершего пацана по щеке, спросил: - Ты знаешь, что такое минет, крошка?
   Сергей глазами приглашал меня принять участие в ломке, но я... не мог. Не потому, что жалел этих двоих. Я...
   Я вспомнил Город Света. И не мог. Даже шутить на эту тему не мог.
   Как ни странно, но моё молчание тоже "легло в строку". Видя, что я отношусь к происходящему как-то не так, мальчишка истошно закричал:
   - Мистер, - как я уже упоминал, я был меньше ростом и субтильней комплекцией, - мистер, бога ради, не позволяйте им делать это со мной! Я всё скажу, пожалуйста!!! Ну пожалуйста, умоляю вас!
   - Сколько людей всего? - повторил я вопрос. Мальчишка нагнулся за штанами, но Сергей наступил на них ногой и удержал за волосы:
   - Ну нет, ещё ничего не кончилось...
   - Сто семьдесят во... - он сглотнул, отчаянно огляделся и поправил: - Сто шестьдесят восемь.
   - Это с тобой и вот с ним, - я кивнул на второго пленного, всё ещё стоявшего на коленях, - или?..
   - С-с-с... нами...
   - Ну, это ты зря, - миролюбиво и почти весело сказал Йенс. - Значит, сто шестьдесят шесть.
   - Где третий корабль? - задал я следующий вопрос.
   - Там, у маяка... - он слабо махнул рукой.
   - Вы с него?
   - Да, с него...
   - Сколько людей у вас где?
   - Сорок восемь у нас... там, на той стороне реки, обыскивают местность, а мы передовой отряд... Остальные возле крепости...
   - Сто восемнадцать, - подсчитал Вадим. - Ну, кажется, мы узнали всё, что хотели.
   - Не совсем, - возразил я. - Как на самом деле зовут Сатану?
   Ответом мне был изумлённый взгляд:
   - Н-не знаю... никто не знает... да и зачем?..
   - Действительно - зачем? - согласился я. - Вот теперь всё... Ну что, становись на колени, - я достал палаш. - Отпусти его, Йенс.
   Йенс разжал руки, и мальчишка опустился на колени, заворожённо глядя на мой клинок. Он сглатывал и облизывал губы - снова, снова, а глаза подёргивались маслянистой плёночкой последнего понимания.
   - И ты будешь рубить? - с любопытством спросил Вадим.
   - Вон там лежат девчонки, - ответил я. - Ты видел, что с ними сделали? - и, отвернувшись, коленом тронул плечо пленного. - Поудобней встань, шею вытяни... Волосы убери... - он покорно выполнял мои распоряжения, только никак не мог отвести взгляд от клинка.
   - Так, всё, хватит, - сказал Вадим и, отойдя в сторону, уставился в поля.
   - Нервы, - сказал ему вслед Йенс. - А сможешь обоих в один мах?
   - Ставьте рядом, - указал я, - сейчас попробую.
   Этот парень упирался, но вяло, как-то обморочно, а когда его поставили на колени, остался стоять точно так же, как и первый. - Может, хотите помолиться? - осведомился я со смешком.
   - Олег, это уже лишнее, - заметил Джек. - Хватит их мучить, они всё-таки не негры. Кончаем, шутить.
   - Да я и не шучу, - ответил я и нанёс удар...
   ...В тишине было слышно, как блюёт от страха тот, второй. Первый - что без штанов - обделался в тот момент, когда мой палаш замер, коснувшись его кожи; просто непроизвольно опорожнил кишечник, уже представив себя мёртвым. Говорят, отрубленная голова ещё несколько секунд видит и осознаёт окружающее, хотя точно этого я не знал и не стремился проверить.
   - Пачкать палаш кровью трусов я не стану. Увижу вас здесь с оружием в руках - убью. Вадим! Сигнал нашим!

* * *

   Отряд, рыскавший вокруг маяка, тоже успел натворить дел. То, что сожгли сам маяк, было ещё мелочью. Когда мы подошли туда, там был около двух десятков человек - примерно поровну на берегу и отшвартованном у самого берега галионе. Остальные, очевидно, рыскали в округе. А эти, на берегу, занимались, обычными делами. Несколько человек играли в самодельные карты. Трое держали стонущую девчонку. Ещё один её насиловал - как-то вяловато, уже не в первый раз, наверное. Среди обгорелых остатков маяка виднелись два или три обугленных трупа.
   В ту секунду, глядя на происходящее, я подумал, что зря отпустил тех двоих.
   Мы стояли за кустами и деревьями метрах в двадцати от маяка. Ждали, пока половина отряда Нэда кружным путём проберётся ближе к сходням. Поэтому я хорошо видел этих ребят. Совершенно обычных, крепких, загорелых, в большинстве своём светловолосых или светло-русых, как большинство американцев. И мне вдруг до спазмов в груди захотелось, чтобы ничего этого не было. Чтобы всё это исчезло. Потому что это было противоестественно и дико...
   ...Нэд повёл себя нагло. Кусты вдоль берега позволили ему с полутора десятками своих людей подойти метров на двадцать к сходням, после чего они из этих кустов просто вышли и направились к кораблю. Честно слово, они преодолели половину пути, прежде чем пираты что-то сообразили! А тут в игру вступил и я с остальными бойцами...
   - Рось!!! - заорал я, первым бросаясь из кустов. За мной метнулись остальные, грозно вопя и сминая кусты.
   Насиловавший мальчишка продолжал двигаться, хотя уже видел нас - он кончал и просто не мог остановиться. Я не стал его убивать, проскочил сбоку. Со стороны корабля раздавались вопли и крик, похожий на вой умирающего животного...
   Палаш - под удар, пинок ногой в пах, сзади в затылок - со всего размаху, череп разлетается мелкими брызгами... Краем глаза - как в кино, с мачты галиона падает флаг с тройной молнией в перевёрнутой пятиконечной звезде, кто-то уже забрался туда... томагавк! Отбитый дагой, он, крутясь, ушёл куда-то в сторону...
   - Да что ж такое?! - заорал я зло. - Опять всё, что ли?!
   Да, это было всё. Кто-то корчился на земле, кто-то кричал, но вообще это было всё. По сходням тяжело катился убитый; Нэд, поставив ногу на фальшборт, вытирал шпагу.
   - Олег! - окликнул меня Вадим. - Олег, Ян убит.
   ...У Нэда было убито двое. Трое за двадцать, если ваш противник - белый, это счёт, которым можно гордиться... если один из этих троих - не ваш... товарищ.
   Ян умер сразу. Его достали сбоку уколом палаша - точно меж рёбер в сердце. Я стоял над убитым, пока его укладывали удобней (словно это имело значение!) и пытался вызвать в себе настоящую жалость. Не получалось. Умом я понимал, что Ян убит, что это страшно... но не получалось вспомнить что-то, что могло бы сделать его по-настоящему живым в памяти. Парень, как парень...
   - Тут ещё два десятка, - напомнил Нэд. Он так и не убрал шпагу, держал её на локте. - И надо действовать быстро. У меня ещё один тяжелораненый, а у тебя?
   Я мотнул головой. "Тяжёлых" у меня не было.
   - Будем прочёсывать посадки до реки, - предложил я, - выбьем их по одному... Джек, возьми человек десять, идите к реке, к переправе, посмотрите, чтобы никто не ударил нам в спину...
   Нэд тоже отдал кому-то распоряжение, чтобы остались и помогли Сандре, хлопотавшей над изнасилованной девчонкой и каким-то раненым парнишкой, которого нашли на берегу.
   Мы растянулись двойной цепочкой. Странно. Мне казалось, что это будет приключение. Рыцарский подвиг. Восстановление справедливости.
   А сейчас - сейчас мне было противно, скучно и хотелось, чтобы всё это поскорей закончилось. Я знал, что это плохой настрой для боя (а основной бой был ещё впереди!), но ничего не мог с собой поделать.
   - Ты что-то какой-то... - бросил Сергей, приноравливаясь в мой шаг. - Олег, что с тобой?
   - Ничего сверх того, что, - ответил я. - Всё в норме, Сергей...
   ...На их месте я бы попытался собрать кулак и прорваться через наш фронт. Но они, похоже, думали каждый о себе - или, может, просто погибли те, кто мог их организовать. Мы ловили и кололи их среди посадок, в кустах подлеска и высокой траве.
   Я не пускал оружия в ход.
   Ну их к чёрту. Я не поднял клинка, даже когда какой-то парень со спятившими глазами бросился на меня шагов через пять, занося тесак - уклонился, ударил локтем в позвоночник... и, уже упавшего, его приколол метнувшийся ко мне Сергей.
   - Ты что, Таньку хочешь навечно огорчить?! - заорал он. Я отмахнулся, промолчал. Сергей уже не отходил от меня, а мне вдруг стало смешно, если честно.
   Если меня кто-то достанет, то не эти щенята, в глазах которых - только страх и обречённость... да вот же в чём дело!!! Я даже остановился на миг. Мне - скучно, потому что они просто не дотягивают до уровня, с которого "считается" мой противник. Всё равно что комаров давить. Но с другой стороны - они белые, и от этого скука дополняется тоскливым отвращением к убийству, которого не бывает, когда убиваешь негров.
   "Обратным ходом" загребли ещё троих - они где-то отсиделись и сейчас решили, что смогли спастись. Ошибались... Никто из них даже не пробовал сопротивляться, только один, самый младший, цеплялся за руки тех, кто поволок его убивать - и бессмысленно кричал западающим голосом:
   - Ннние-е-еэээна-а-а... ннние-е-еэээна-а-а...
   Я смотрел на происходящее без жалости. Просто потому, что знал: я бы погиб в бою, бросившись на клинки, даже окажись я один против сотни... а, случись мне оказаться в руках врагов, не стал бы их ни о чём просить, даже если бы они стали резать меня по суставам.
   - Не убивайте их!
   Все обернулись, даже трое пацанов, уже стоявшие на коленях.
   - Не убивайте их! - крикнула Сандра снова, задыхаясь от долгого бега. - Не убивайте! Не трогайте их, пожалуйста. Хватит! В конце концов, это мой остров, и я приказываю... - голос её упал. - Я прошу... не убивайте их... пусть живут, пожалуйста...
   - Оставьте их, - равнодушно сказал Нэд. - У нас впереди самое главное.

* * *

   Судя по всему, начало операции мы провернули неплохо. Пора было переходить к финалу. Два десятка лучников и аркебузиров во главе с Джеком снова погрузились на драккар и, обогнув западный мыс, высадились на склоне скалы, которой заканчивался мыс восточный. Теперь даже если Сатана решит вывести свои галионы в открытое море из залива, стрелы и пули не оставят на палубах никого живого. Но наши силы резко уменьшились, и это тоже был факт - неприятный уже для нас...
   ...Отряд Сатаны расположился пополам на двух берегах залива, под стенами форта. Причал был сожжён - очевидно, самими же защитниками. Штурмовать укрепления никто не торопился - пираты сидели или лежали, ходили или стояли на почтительном расстоянии от стен, за которыми на настиле виднелись защитники. На пустой полосе между осаждающими и стенами кое-где торчали стрелы, лежали два трупа и брошенное бревно с грубо обрубленными сучками - таран. Очевидно, штурмовать всё-таки пытались... как, впрочем, и поджечь частокол. Я разглядел торчащие в брёвнах стрелы. Ну, это бессмысленное занятие. Дуб так не запалишь.
   - Будем ждать ночи? - спросил Нэд.
   - Нет, - отозвался я. Честное слово, ещё за секунду до этого я ни о чём таком не думал, а тут вдруг само выскочило, одновременно в мозг и на язык. - Мы сделаем по-другому...
   Когда я изложил Нэду свой план, он молчал около минуты, изучая меня потемневшими глазами. Потом хмыкнул и заметил:
   - Вот из-за таких, как ты, Олег, мы в своё время так и не смогли продвинуть нашу границу за Урал. Эдакие суверенные, вольные, шатающиеся по белу свету ублюдки, которые говорили по-английски с добротным русским акцентом... Между прочим, одного такого я посадил на кол.
   - Помогло? - осведомился я.
   - Ненадолго, появились двое его приятелей... Ну что ж, действуй. Если тебя начнут убивать - постараюсь выручить.
   - И без тебя найдётся, кому, - проворчал Сергей. Кажется, он хотел что-то ещё сказать, но я уже уходил. И не обернулся...
   ...Нет, ну почему я не боюсь?
   Я неспешно шагал от края поля к лагерю, держа руки подальше от эфесов и посматривая то в ясное небо, то просто вокруг, то перед собой, где уже собиралась тёплая компания по встрече. Скорей всего, среди них были и те, кто тогда преследовал нас с Сандрой на берегу, так что меня должны были узнать.
   Некстати заныло забинтованное плечо. Я остановился, встал на колено, поправил завязку сапога. Выпрямившись, широко улыбнулся, продолжая шагать. Я видел, что они собираются делать, поэтому не замедлил движения вперёд, отбив ударом ладони направленный в голову клинок, а обратным движением разбив горе-убийце нос и верхнюю губу.
   - Мне нужен Сатана, - сказал я, обводя остальных взглядом (клинки опускались). - Скорее.
   Вокруг произошло плавное движение. Я смотрел теперь поверх голов и сам ощутил, какое у меня скучное лицо. И это не было маской. Нет.
   - Ты хотел говорить с Сатаной.
   Вот теперь я опустил взгляд.
   - Тесен мир, - сказал Сатана. - Здравствуй, Олег.
   - Здравствуй, Арнис, - ответил я.

* * *

   Мы стояли на берегу залива друг против друга. И я заговорил первым:
   - Ты здорово изменился. Не внешне... Я бы ни за что не подумал, что за всем этим стоишь ты. Гроза Тихого Океана...
   Очевидно, он уловил презрение, прозвучавшее в моём голосе. Но не стал оправдываться или спорить, а просто спросил:
   - Какое у тебя ко мне дело?
   - Мелочи, - пожал я плечами, ощущая, как растёт во мне ноющая боль. Не физическая, нет... - Вокруг вашего расположения сейчас находятся до двухсот человек. Четверть - с луками и аркебузами...
   - Олег, - прервал он меня, - это ты расскажешь кому-нибудь другому. Не мне. Хорошо, если тут у тебя человек двадцать. Я не очень удивился бы, узнай, что ты тут вообще - один.
   - Арнис, - в тон ему ответил я, - как ты думаешь, твои ребятки поверят мне, если я им скажу про две сотни? Мне кажется, ты нашёл себе не лучшую компанию. По крайней мере, те шесть десятков, которых мы уже прикончили, не произвели на меня впечатления стойких бойцов... Мне и в голову бы не пришло, Арнис, что ты - хотя этот мир меняет людей! - мог оказаться в такой компании.
   Несколько секунд он смотрел на меня и, очевидно, понял, что я говорю правду:
   - Вот как... А что наши? - вдруг спросил он. - С тобой?
   - Далеко не все... Долго рассказывать. Ну так как, Арнис? Устроим свалку?
   - Ты-то ведь отсюда всё равно не уйдёшь, - сказал он. - Махну своим... и даже будь у тебя там правда две сотни - лежать тебе тут.
   - Ты думаешь, меня это пугает? - удивился я. Он снова несколько секунд изучал меня, потом кивнул:
   - Не думаю... А неужели ты думаешь, что этот мир дал мне что-то, за что я должен быть ему благодарен? Мне было плохо... мне и сейчас не очень хорошо. Так почему остальным должно быть лучше?
   - Не очень верится, что это ты, - вырвалось у меня. - Года три мы не виделись?
   - Около того... - согласился он. И я припечатал:
   - Маленький срок тебе понадобился, чтобы стать подонком. Изнасилованные девчонки, пытки, сожжённые дома - это всё в отместку за то, что тебе было плохо? Тебе лечиться надо, Арнис... Прикажи своим, - я повысил голос, - бросить оружие, иначе через три минуты наши две сотни раскатают вас в блин. Оружие складывать туда, самим отходить туда, - я дважды махнул рукой, крутнулся на пятках и зашагал прочь, не оборачиваясь, но слыша, как за спиной начинается шум...
   ...Наблюдать со стороны было, если честно, неприятно, как всегда неприятно наблюдать за испуганными людьми. Мы протрубили в несколько рогов, из крепости откликнулись - один из сигналов нам показала Сандра, там поняли, что подошло подкрепление. Наши ребята, давясь от смеха, то и дело мелькали меж кустов, и я видел: отряд Арниса разделился примерно два к одному, и большинство было явно за сдачу...
   - Трусы, - презрительно сказал Сергей.
   - Не все, - Нэд указал на группку примерно из тридцати человек. Они сплотились вокруг Арниса, который, судя по всему, перестал уговаривать остальных и сейчас, как можно было судить по жестам, необычайно для него резким, собирался на прорыв. На противоположном берегу залива творилось вообще чёрт-те-что-там, похоже, просто разбегались. А из ворот форта уже выбегали с оружием его защитники, тут же начавшие связывать тех, кто бросил оружие.
   Арнис, как я и предполагал, пошёл к галионам. Раде, оказавшийся рядом со мной, сморщил нос:
   - Да чёрт с ними, там их перестреляют, как куропаток...
   - Это не то, что мне нужно, - возразил я и заметил, как Нэд кивнул, обнажая шпагу. - Те, кто хочет, могут оставаться здесь. Остальные - за мной!..
   ...Арнис понял, что ему не уйти. На бегу я увидел, как его отряд - да, эти неплохи! - мгновенно и туга стянулся в твёрдый, ощетинившийся во все стороны сталью клубок.
   А у меня на бегу бились в голове невесть откуда всплывшие строчки...
   Вот и сошлись дороги.
   Вот и сошлись дороги.
   Вот и сошлись дороги -
   Вот мы и сшиблись клином -
   Горек, ох, горек час!
   Это не я с тобою,
   Это не я с тобою,
   Это не я с тобою -
   Это беда с бедою
   В чистом поле сошлась!
   - Лево, право, назад! - крикнул я, не поворачиваясь и, перейдя с бега на припрыг - раз, два! - нанёс удар ногой вверх, в живот первого, оказавшегося передо мной, под взлетевшее оружие, вбивая его внутрь строя, на его же товарищей. - Ффа!
   И всё-таки я был прав. Этот мир меняет людей. Очень. А точнее, как я уже думал, не раз - выволакивает на свет божий нас настоящих.
   Дагу - вверх, вбок; локтем в зубы. От подставленной чашки палаша отскакивает чей-то клинок; самым концом отточенной обратной стороны - как бритвой - по руке над локтем - а! Скользящий удар чьего-то тесака по боку моей бригантины, кто-то упал под правую ногу, я рухнул на колено, палаш над головой - глухой лязг - дагу снизу вверх в пах... Подняться! Удар сверху, ещё один - в раненое плечо... да кто же так молотит?! Над моей головой - промельк валлонки, можно встать, мой противник валится с проколотой грудью... ага, это Лёнька Смагин позаботился... чёрт, что с ним?! Не донеся ладоней до залившегося кровью лицо, Лёнька падает назад, в гущу смыкающихся тел... Кто, сволочи?! Рослый парень, волосы схвачены на макушке в "конский хвост", а на палаше - кровь... Держись, гадина... Места для размаха нет, совсем нет, он отпихивает меня эфесом, в левой - нож, я блокирую его дагой... Ясо пытается просунуть у меня под мышкой клинок, я огрызаюсь:
   - Не лезь!
   Прижаться ближе... руку расслабить... ага! Я блокирую запястье коленом, бью сверху дагой - за правую ключицу, за левую ключицу - и здоровяк, обливаясь кровью, уходит куда-то вниз... Лицо - кровавые сгустки сползают по левой щеке, острая боль снаружи левого локтя... вот они, свалки, кто-никто обязательно зацепит... ага, место! Косой удар слева в шею - харрашшоо!! Так, где Арнис, Арнис где?!
   - Место дайте, черти! - кричит кто-то по-немецки. Йенс, что ли? Да, место бы неплохо, побольше места... Запах - пот, кровь, адреналин; толчея и озверение... Рука - в перчатке, толстой, коричневой - вцепляется в плечо, прямо перед глазами - длинный нож... перетопчешься, ублюдок - ннна! Рот вспухает алым пузырём из перерезанного основанием палаша горла. Я умею любить. Я даже щадить умею. Но не в бою...
   А вот и Арнис...
   У ног Арниса лежали двое наших - не моих, а Нэда. И сейчас он сражался с третьим, а третьим... третьим был Мило. Как и раньше, у Арниса были ландскетта и скрамасакс. Кругом не оставалось уже его людей, только полукруг тяжело дышащих наших - и схватка в его центре.
   Мило дрался очень хорошо. Он уже не раз это доказывал, да и сейчас я мог бы высоко оценить его действия. Его скьявона мелькала, как молния, и он, конечно, вышел на поединок с намерением победить... Но всё-таки... всё-таки...
   Всё-таки он не успел увидеть то, что увидел я. Не хватило нескольких лет опыта. А я увидел, как Арнис, поймав на гарду ландскетты клинок Мило, плавно-мгновенно нагнул руку. Чуть-чуть. Но достаточно для того, чтобы Мило, подавшись в сторону, уже не смог увернуться от вошедшего под рёбра вверх скрамасакса.
   Мило повернулся в нашу сторону, взмахнув руками влево и, так и не выронив оружия, рухнул третьим трупом к ногам Арниса.
   Стало тихо-тихо - почти совсем, и я понял, что весь остальной бой закончился. Арнис поклонился убитому и, обведя нас взглядом, спросил:
   - Кто следующий?
   Несколько секунд никто ничего не говорил. Потом я заметил, как напряглись плечи Видова, понял, что сейчас он рванётся мстить за соотечественника - и сам шагнул вперёд... но меня перехватил Сергей.
   - Давай я, - предложил он, улыбаясь.
   - Почему ты? - усмехнулся я в ответ.
   - Надо же и мне создавать репутацию, а у тебя она уже всяко есть, - Сергей сжал мне плечо. Он вроде бы шутил, но глаза были серьёзными. Я увидел, как у него шевельнулись губы, уловил вздох "Саня..." и понял: Сергей хочет если и не спасти меня от груза убийства, то, по крайней мере, разделить его со мной. - Ну, я пойду, - сказал Сергей, больше не дав мне вставить ни слова. И пошёл навстречу Арнису, пригибаясь и раскручивая в руках палаш и дагу.
   Арнис ждал, чуть сгорбившись. Со стороны это, наверное, было не очень заметно, но у меня был намётанный глаз, и я видел, что он устал и хочет успокоиться...
   Арнис, Арнис... Мальчишка с медлительным акцентом, показывавший нам на остановке около училища ГА, как правильно вязать узлы. Мой... мой друг. Первый, потерявший тут свою девчонку - вот он прыгает по льдинам на вскрывшейся балканской реке... Мне захотелось крикнуть: "Да чёрт возьми, хватит, вы чего?!"...
   ...Клинки тяжко столкнулись с пронзительным, брызжущим искрами, визгом...
   ...Вот и сошлись дороги...
   В первые же секунды боя Арнис ранил Сергея - ещё раз в уже раненое сегодня плечо. Не скажу, чтобы это как-то отразилось на быстроте моего друга - у него даже лицо не дрогнуло. А ещё через полминуты, заполненной яростным обменом ударами, Сергей коротко вскрикнул - его дага со стеклянным, очень красивым звоном обломилась под ударом скрамасакса. Как ни странно, но именно в этот момент Арнис получил рану. Очевидно, он не ожидал, что дага Сергея обломится - и подался вбок-вперёд, а Сергей полоснул его по бедру, левому, снаружи. Арнис отскочил. Сергей с руганью швырнул в сторону рукоять с двухсантиметровым обломком клинка, сделал рискованный длинный выпад, отдёрнул клинок вовремя... и достал Арниса. Справа, в открывшуюся во время ответного удара подмышку, разрубив артерию.
   Арнис снялся с клинка. Отшагнул, открыл рот, выплёвывая кровь. Раскинул руки крестом и рухнул на спину, не выпуская оружия из рук.
   Сергей бросил палаш и, закрыв локтем лицо, закачался, словно собираясь упасть тоже.

Игорь Басаргин

   Небо, ровно вполовину
   перекошенное мглой...
  
   Тащит ветер туч лавину,
   но другая половина
   всё же блещет синевой!
  
   На границе мглы и света,
   в поединке света с мглой -
   луч полёта, рикошета,
   наступающего лета
   луч янтарно-золотой.
  
   Ветер кружит над дорогой
   семихвосткой пылевой.
  
   Миг, наполненный тревогой,
   вьётся ласточкой - высоко
   над моею головой.
  
   Не кричит и не пророчит -
   рассекает по косой
   небо дня и небо ночи...
  
   У неё волшебный прочерк -
   почерк мысли лучевой!
  
   Что нам будет: путь над кручей,
   мгла без вешки путевой?
  
   Вьётся ласточка, но тучи
   ветер тащит.. Где нам лучше -
   под грозой? под синевой?
  
   На границе мглы и света,
   в поединке света с мглой
   жду от ласточки ответа
   на вопрос о смысле света,
   на вопрос безумный мой...

* * *

   Тёплая, щекочущая вода дошла мне до колен, и я, остановившись, прикрыл глаза, подняв лицо к небу. Мне казалось, что я кожей ощущаю звёздный свет...
   ...Серёжка Лукьяненко умер на руках Раде, за десять-пятнадцать минут до того, как Вильма добралась до него. Его ранили в печень, и какое-то время он ещё боролся за жизнь, то проваливаясь в бессознанку, то выплывая из неё на поверхность. Очевидно, хотел дождаться Вильму. Мы все хотели, чтобы он дождался. Но Серый вдруг начал метаться, попытался встать, и мы поняли - всё. Он жестами подозвал меня, силился что-то сказать, но горлом лилась кровь, не слова... Я присел рядом с ним, ощущая, что сейчас завою от тоски.
   - Не останется... места... игре, в которой... убивают... - прокашлял Сергей.
   И - умер. Просто не стало его. Серёжки Лукьяненко, который хорошо дрался и мечтал писать книжки, а иногда - рассказывал то, что хотел бы написать. Интересно рассказывал, но я поймал себя на мысли, что с трудом вспоминаю сюжеты. Просто - интересно, захватывающе...
   А ещё мне не забыть, наверное, как Вильма с каменным лицом ломала свою длинную, тяжёлую недевчоночью шпагу, которой так ловко владела, ранила руки и ломала... и наконец сталь распалась с плачущим звуком, похожим на человеческий крик. А потом Вильма ушла по берегу, не разбирая дороги... Лора плакала над Мило. Не знаю, любила ли она его, но не могла не привязаться к тому, кто её-то как раз любил, кто вытащил её из пиратского дирижабля и уговорил меня взять в отряд...
   А Лидка, увидев убитого Лёньку (а он погиб, ему разрубили череп, погиб - и дал мне подняться на ноги...), вдруг завизжала и забилась, выхватила нож... Не знаю, что она хотела сделать. Колька обхватил её, прижал к себе, удержал, целовал и говорил что-то утешительное и бессмысленное...
   У меня погибли четверо. Семеро - у Нэда, ещё трое - у защитников форта Сандры. Пиратов в плен попало не меньше полусотни, совершенно неясно было, что с ними делать, да меня это и не интересовало. Из трюма одного галиона вытащили десяток пленных, взятых где-то на севере и ошалевших от неожиданной свободы... И ещё что-то происходило, крутилось, кувыркалось, неслось, сам собой завертелся какой-то праздник с кострами, плясками и песнями...
   А я плюнул и ушёл. До темноты шлялся по острову, но веселье было слышно везде, и за этим весельем стоял Арнис, убитый Сергеем, и сам Сергей, закрывший лицо локтем, и кровавые пузыри на губах другого Сергея. Наверное, меня искали. Не знаю...
   ... - Эх, жить будем,
   Эх, гулять будем,
   А как смерть придёт -
   Помирать будем!
   Это пел Игорь. Я различал его голос, разухабистый сейчас, не похожий, но всё равно его.
   А как смерть придёт - помирать будем...
   ... - Олег.
   Я обернулся. Джек - в полном снаряжении, с вещмешком, луком - спускался к берегу, и я вышел на песок. Англичанин остановился в двух шагах от меня, тяжело дыша и не сводя с меня расширенных глаз, в которых дрожала луна.
   Остро царапнуло сердце. Тоскливенько, глубоко. Я улыбнулся:
   - Ты чего?
   - Наконец-то я тебя нашёл, - сказал он.
   - А что, ищут? - без интереса спросил я. Джек пожал плечами:
   - Да не очень... Бесятся все. Или плачут... Олег, я пришёл просить тебя, - он сглотнул. Я молча глядел ему в глаза. - Нэд уплывает через час.
   У меня пересохло во рту. Я тоже глотнул, громко, скрежещуще:
   - И?..
   - Избавь меня от клятвы, - тихо попросил Джек и опустил глаза.
   А я вспомнил склоны Олимпа - вечность назад! - и его клятву верности мне... и Таньке...
   - Ты хочешь уплыть с ним?
   - Да, - он с усилием поднял глаза. - Но если ты скажешь "нет" - я останусь. Я только прошу тебя... я никогда никого ни о чём...
   А в глазах у него, за луной, за дрожащими бликами, были тоска и одиночество. И я ужаснулся мысли, до какой же степени нужно быть одиноким, чтобы самым близким и родным стал тебе твой враг... только потому, что не осталось на свете больше никого, с кем бы связывали тебя общие воспоминания...
   Джек смотрел - и губы у него дрожали.
   - Эх, ты, - тихо сказал я, - дурачок.
   Я обнял его за шею и ткнулся в лоб Джека своим лбом. Он был умней меня, но сейчас я ощущал себя мудрецом рядом с мальчишкой... а ещё ощущал, как близко у моих глаз слёзы, и как это - когда тебе печально и сладко одновременно.
   - Олег... - начал он быстро, но я перебил его:
   - Иди. Я освобождаю тебя от клятвы... Да. Ещё, - я отстранился. - Ты навсегда останешься моим другом, Джек Путешественник. Где бы ты ни был. Независимо от того, встретимся мы ещё или нет. Вот тебе моя клятва.
   - А ты всегда будешь моим другом, - твёрдо сказал он. - Я долго странствовал по этому миру после гибели нашего королевства. И нигде не было мне так хорошо, как у вас.
   Я обнял его уже по-настоящему... и первый раз в жизни поцеловался с мальчишкой. И это было... здорово. Совсем не так и не то, что с Танюшкой. Абсолютно по-другому, но здорово. Потому что...
   Джек сказал правду. Он был мой друг.
   Прыжками Джек поднялся на берег. И там, наверху, остановился уже неразличимым силуэтом. Вскинул руку:
   - До встречи!
   Я вскинул руку в ответ. Молча.
   И... всё. Джек пропал.
   Несколько минут я смотрел на это место, ни о чём не думая вообще. И вздрогнул, когда там появилась фигура... Джек?! Вернулся?!
   Но это был не Джек, а Вадим. Он тяжело хромал на левую ногу - в бою ему разрубили бедро и, похоже, сломали кость, он шёл, опираясь на удобный самодельный костыль.
   - Сегодня вечер встреч, - заметил я. Вадим - случайно, конечно - остановился на том же расстоянии от меня, что и Джек.
   - Я остаюсь, - сказал он. - Ирка со мной. Вильма и Лора тоже.
   - Вильма и Лора - это хорошо... - пробормотал я, пытаясь осмыслить первую часть сообщения. Я в самом деле считал, что потерявшим парней девчонкам лучше остаться на этом острове, где теперь будет спокойно, но не знал, как им это предложить. - И ты остаёшься тоже?
   - Я устал, - отрезал Вадим. - Устал, Олег, и больше не верю ни в романтику, ни в справедливость... ни в тебя.
   Я покусал губу:
   - Что ж, к этому шло. Давно... Мне будет тяжело без тебя.
   - Ничего, - спокойно ответил он, - у тебя есть надёжные люди.
   - Да, есть, - подтвердил я, - побратим.
   И посмотрел ему в лицо. Наши взгляды скрестились, как клинки, и за этим перекрестьем стояла пещера и наша кровь, смешавшаяся над тушей убитого медведя.
   Да. ?rl?gs.
   Что-то рвёшь по-живому. Что-то отмирает само... и неизвестно, что хуже.
   - Я не рыцарь, - ответил Вадим.
   - Да, не рыцарь, - безжалостно отрезал я. - Всего хорошего. Удач на новом месте.
   И, отвернувшись, пошёл по берегу прочь.
   Вадим не окликнул меня. А я не оглядывался...
   ...Когда я вернулся к кострам, там по-прежнему было немало людей, но никого из ребят Ника уже не осталось, и я с холодком в груди понял, что они отплыли. Все сидели тихо, кто обнявшись, кто полулежал, кто скрестив ноги - и слушали Игоря, который негромко пел очень знакомое:
   - Под небом голубым
   Есть город золотой -
   С прозрачными воротами
   И с яркою звездой.
   А в городе том - сад.
   Всё травы да цветы...
   Гуляют там животные
   Невиданной красы...
   И я услышал, как моя Танюшка, сидевшая неподалёку с задумчивым лицом, присоединила к голосу Игоря свой:
   - Одно - как жёлтый огнегривый лев,
   Другое - вол, исполненный очей,
   А с ними - золотой орёл небесный,
   Чей так светел взор незабываемый...
   Гусли-арфа Игоря неожиданно заплакали под его пальцами, и к ним вдруг присоединилась поцарапанная гитара в руках какого-то парнишки, подхватившая мелодию...
   - А в небе голубом
   Горит одна звезда...
   Она - твоя, о ангел мой,
   Она - твоя всегда...
   Кто любит - тот любим.
   Кто светел - тот и свят.
   Пускай ведёт звезда тебя
   Дорогой в дивный сад...
  
   Тебя там встретят огнегривый лев,
   И синий вол, исполненный очей,
   А с ними - золотой орёл небесный,
   Чей так светел взор незабываемый...
   Он приглушил струны. Никто не хлопал, все просто молчали, не глядя друг на друга. Молчали, пока тот же парнишка с гитарой не подобрал новую грустную мелодию и не запел по-английски:
   - В полях под снегом и дождём -
   Мой верный друг,
   мой бедный друг -
   Тебя укрыл бы я плащом
   От зимних вьюг,
   от зимних вьюг.
  
   А если мука суждена
   Тебе судьбой,
   тебе судьбой,
   Готов я скорбь свою до дна
   Делить с тобой,
   делить с тобой...
   Я знал эти стихи Бёрнса, но по-русски. Они мне всегда нравились...
   - Пускай сойду я в мрачный дол,
   Где ночь кругом,
   где тьма кругом -
   Во тьме я солнце бы нашёл
   С тобой вдвоём,
   с тобой вдвоём.
  
   И если б дали мне в удел
   Весь шар земной,
   весь шар земной,
   С каким бы счастьем я владел
   Тобой одной,
   тобой одной...
   - Почему ты стоишь один в темноте? - я обернулся и увидел Сандру. Она улыбалась, и улыбка была чуть смущённой. Не дожидаясь моего ответа, она быстро сказала: - Я тебе так благодарна... но я тебе плохо отплатила. У вас погибшие... и четверо твоих остаются у нас...
   - Каждый волен решать, где ему оставаться и с кем идти, герцогиня, - ответил я спокойно. Сандра на миг запнулась, словно не решаясь что-то сказать, но потом выпалила:
   - Оставайтесь все! Чем плохо?!
   - Да ничем, - пожал я плечами. - Просто не для нас. Меня лично ждёт Пацифида, а остальные просто идут со мной, потому что этого хотят... - и добавил:
   - Теперь всё это странно,
   Звучит всё это глупо,
   В семидесяти странах
   Зарыты наши трупы... и это тоже романтика, Сандра.
   И я подошёл ближе к костру, возле которого сидела Танюшка. Она посмотрела на меня снизу вверх и тихо спросила:
   - Проветрился?
   - Да, Тань. Я сяду? - она хлопнула рядом, и я опустился на расстеленный плащ. - Тань, - я толкнул её локтем, - ты не обиделась?
   - Эх ты, - вздохнула она и погладила раненое плечо. - Опять тебя зацепили...
   - И ещё руку под локтем, - вздохнул я. - И ещё сердце, Тань. Сразу несколько ударов, и так точно...
   - Ты про Джека? Он мне сказал. Жаль, что он ушёл...
   - Не только из-за Джека. Про Вадима знаешь? - Танюшка кивнула. - А больше всего, Тань, знаешь - из-за Арниса.
   Она помолчала. Потом коснулась губами моего уха и шепнула:
   - Если бы ты этого не сказал, мне было бы тяжело с тобой... дальше, - и, пока я переваривал её слова, она добавила: - Но вообще-то, знаешь. Олег... всё справедливо. Каждый сам выбирает, как будет жить. И умирать. Только сам.
   - А где Сергей и Ленка? - спросил я, чтобы хоть что-то сказать.
   - Они давно ушли, - пожала плечами Танюшка. - Ленка его увела... Хочешь, - Танюшка улыбнулась углом рта, - и мы пойдём?
   - Куда? - резко затормозил я.
   - Ты меня трахнешь, - пояснила Танюшка. - Именно трахнешь, говорят, это помогает от переживаний... Я потерплю. Помнишь, как ты это сделал тогда, в Англии?
   - Тебе что, тогда не понравилось? - осведомился я.
   - Понравилось, - призналась Танюшка. - Только вообще-то ты мне не из-за этого нравишься...
   - А что, разве бывает, что нравятся только за это? - удивился я. Танюшка удивилась тоже:
   - Да, и нередко... А, конечно! Это... - она засмеялась. - В общем, это девчоночьи разговоры. Мальчишки же за глаза обсуждают девчонок? Обсуждают-обсуждают, не отворачивайся... Ну, и мы тоже парней обсуждаем. Многие как раз на это и упирают - какое её парень секс-гигант... Олег, да ты смущаешься?! - она весело удивилась. - Правда смущаешься, вот это да!
   - Я не говорю за глаза о девчонках, - сердито отозвался я. - И не думаю, что я секс-гигант.
   - Ты такой, как надо. Особенный, - серьёзно ответила она. - Самый лучший... А вот я у тебя, - она вздохнула, то ли в шутку, то ли всерьёз, - средненькая вся...
   - Ты - средненькая? - усмехнулся я. - Ну-ну...
   - Конечно, средненькая, - упорствовала Татьяна. - У Ингрид грудь красивей, и у Ленки Чередниченко, кстати, тоже... У Клео талия тоньше, а бёдра шире... И у Радицы, и у Лидки ноги длиннее...
   Она упоённо перечисляла свои недостатки, пока я не прервал её:
   - Ничего подобного. И ноги, и грудь, и талия у других девчонок хуже...
   - А ты их разглядывал?! - возмутилась Танька. - Ах ты, порочный мальчишка! - и вдруг добавила. - А самое страшное, Олег - это то, что мы всё равно умрём.
   - Жанна из тех королев,
   Что любят роскошь и ночь... - пел неподалёку Игорь.
   - Да, - отозвался я. - Мы вернёмся в Европу через пару лет, я соберу всех, кого смогу собрать и пойду на Город Света.
   - Я с тобой, - спокойно ответила Танюшка. И я кивнул в ответ...
   ... - У королевы нет сил.
   Трудно пойти вновь на риск.
   И она разбивает часы,
   Чтобы продлить себе жизнь -
   Жить!!! Ведь пока,
   Как богиню, на руках
   Носят Жанну,
   Жанну...
   - Пошли к остальным, - попросила Танюшка, и мы вышли к огням. Олег Крыгин (у него левая рука была на перевязи) увидел меня первым и оживлённо зашумел, остальные подхватили, и Раде - неожиданно для меня - перекрыл остальных:
   - Спой, Олег! Спой, князь!
   Я отмахнулся, смеясь, но шум нарастал (в том числе, орали и совершенно мне незнакомые люди), и я, отчаявшись отмахаться, знаком попросил у Игоря его инструмент, который он мне ловко перекинул. Настраивая его, я не столько пытался добиться хорошего звучания - уж Игорь-то знал, как отрегулировать свою бандуру, лучше моего! - сколько соображал, что же спеть.
   - Ладно, сейчас! - рявкнул я, выпуская из-под пальцев перебор. - Тихо!..
   По рыбам, по звёздам носит шаланду -
   Три грека в Одессу везут контрабанду...
   Я всегда любил эти стихи Багрицкого, хотя, если честно, не всё в них понимал. Не знаю: нынешние слушатели ("подзаборный Интернационал" по определению, которое когда-то дал Йенс), конечно, тоже не всё понимали, но слушали очень внимательно, с молчаливым одобрением, и я разошёлся:
   - Так бей же по жилам, кидайся в края,
   Бездомная молодость, ярость моя!
   Чтоб звёздами сыпалась кровь человечья,
   Чтоб выстрелом рваться Вселенной навстречу
   И петь, задыхаясь на страшном просторе:
   "Ай, Чёрное Море! Хорошее море!"
   Мне захлопали, засвистели одобрительно. Я передал кому-то арфу (лиру) и, сев, получил поцелуй от Танюшки, которая мною явно гордилась. Правда, эту гордость она выразила со своим обычным своеобразием:
   - Вот видишь, можно и осла научить петь.
   - Спасибо. - краем губ ответил я, - милая моя ослица...
   В ответ я получил точный и очень болезненный удар локтем в область почти, сопровождаемый милой улыбкой:
   - Хватит, или ещё?
   - Знаешь, по-моему хватит, - пробормотал я, потирая бок, - больно как-то...
   - Это хорошо, - так же мило сообщила она, - ослёнок мой дорогой.
   А около костров кто-то - не понять было за пламенем - уже запел по-русски (но это был не наш) хорошо знакомое:
   - Мы в такие шагали дали,
   Что не очень-то и дойдёшь,
   Мы в засаде годами ждали,
   Невзирая на снег и дождь,
   Мы в воде ледяной не плачем
   И в огне почти не горим -
   Мы охотники за удачей,
   Птицей цвета ультрамарин!
   И больше половины присутствующих - в том числе и мы с Танькой - дружно подхватила:
   - Мы - охотники за удачей,
   Птицей цвета ультрамарин!..
   ... - Мне осталась
   одна забава -
   Пальцы в рот, да весёлый свист...
   Прокатилась
   дурная слава,
   Что похабник я и скандалист... - пел Игорь, аккомпанируя себе резкими аккордами и местами форсируя голос. Кажется, это был Есенин - я не помнил, где слышал эти стихи.
   - Пошли, Тань, отдохнём, - шепнул я. - Или ты ещё посидишь?
   - Пошли, - она оперлась на мою руку и поднялась на ноги.
   - ...Пусть не сладились, пусть не сбылись
   Эти помыслы розовых дней -
   Но, коль черти в душе гнездились,
   Значит, ангелы жили в ней!
   - Значит, ангелы жили в ней, - задумчиво повторила Танюшка, ступая рядом со мной. - Почитай мне стихи, Олег.
   За какую-то секунду до её слов я уже знал - непонятным образом! - о чём она попросит...
   - Ты за парту со мной снова рядом садишься...
   Из-за этого я, может, двойку схвачу...
   И не мне одному ты, красивая, снишься...
   И во сне я к тебе, словно к звёздам, лечу...
   Выйдем утром в метель, выйдем вместе мы, чтобы
   Лица ветром обжечь, стать в два раза сильней...
   Вот такая любовь - это вера и верность,
   Это счастье двоих повзрослевших детей...
   Может, мы полетим на другую планету -
   Мы об этом с любовью напишем рассказ,
   А пока про любовь говорим по секрету...
   Только двое о ней знают в классе у нас.
   Будет путь наш далёк, будет трудным и длинным,
   И таёжным костром разожжём мы рассвет...
   Про такую любовь пусть снимают картины
   И пускают в кино "до шестнадцати лет"...
   Танюшка довольно долго молчала. Потом тихо сказала:
   - Спасибо, Олег.
   Я поцеловал её в тёплый висок, пониже прядей волос. Хотел я продолжать, если честно, но возникшая впереди рослая тень вдруг произнесла:
   - Князь, мне надо поговорить с тобой.
   Я узнал теперь одного из освобождённых пленных - рослого рыжего парнишку, который вёл себя с непоколебимым достоинством и первым делом попросил себе оружие. Чем-то он напомнил мне нашего Фергюса, пусть ему мягко спится в земле прерии.
   - Тань, иди, я сейчас буду, - коснулся я её плеча. Танюшка скроила недовольную гримаску, но ушла без слов, а я кивнул парню, так и стоявшему передо мной: - Ну?
   - У тебя большая убыль в людях, - сразу начал он. - Возьми меня к себе.
   - У меня большая убыль, - согласился я, - но это не причина, чтобы брать любого и сразу.
   - Я не любой, - спокойно возразил он. - Меня зовут Джерри Харроусмит, я из Австралии, тут уже четвёртый год... и не сидел на месте. И тем, что у меня на поясе, владеть умею.
   - Да ну? - прищурился я. Джерри дёрнул бровью и, отступив, обнажил палаш:
   - Испытай.
   - Н-ну давай, - протянул я...
   ...Джерри не соврал. Он дрался, пожалуй, не хуже, чем я - в те времена, когда пробыл тут тот же срок, что и он. Я понял это после первых же ударов, а через двадцать секунд опустил оружие:
   - Хватит. Ты хорошо дерёшься... Как же вышло, что ты попал в плен?
   - Ты не попадал? - без обиды спросил он. Я засмеялся:
   - Да, и не раз. Извини, бестактный вопрос... Как же тебя, австралийца, занесло сюда?
   - Говорю же - не сидел на месте... - он покрутил палаш, убрал его в ножны и смешно сморщил нос. - От своих давно отбился, пятки чесались... туда-сюда бродил. А тут, на побережье, один оказался, вот и скрутили.
   - На кораблях ходил? - спросил я, тоже бросая палаш в ножны не глядя. Джерри кивнул:
   - На драккарах - нет, а на парусных - ходил.
   - А куда идём - знаешь? - продолжал я допрос. Джерри кивнул опять:
   - Да. На Пацифиду. Я там бывал.
   - Бывал?! - быстро спросил я. Джерри явно смутился:
   - Ну... только на побережье. За водой заходили.
   - Ясно, - кивнул я. - Хорошо. Если хочешь - можешь прямо сейчас идти на "Большой Секрет". Это когг, у него свастика на флаге. Я беру тебя, Джерри.
   Он ничего не ответил, но, помедлив, коротко поклонился и пропал в темноте. Я постоял, прислушиваясь к темноте, потом хмыкнул и неспешно зашагал дальше, напевая негромко:
   - Плыви дорогою удач,
   Пока спокойно спит палач -
   Хитрый бродяга Чарли...
   Но помни: кончится игра
   Одним ударом топора -
   Помни, бедняга Чарли...
   Около сходней "Большого Секрета" балдел, держа на колене Клео, Ясо. Грек был забинтован поперёк груди, но, кажется, это его не особо беспокоило. Увидев меня, Ясо всполошился и с виноватым видом сказал:
   - Ой, слушай, тут тебя искал парень от Сандры, она хотела с тобой поговорить про каких-то пленных, я толком не понял... Надо было тебя найти, да?
   - Ничего, - вздохнул я, - думаю, это не срочно... Хотя знаешь, - я оглянулся, - схожу выясню. Скажи Танюшке, что я скоро буду.
   Не знаю, почему я изменил своё решение - тем более, что идти куда-то не очень хотелось, а уж тем более - искать Сандру. Но искать особо и не пришлось - возле распахнутых ворот форта меня окликнул один из здешних парней:
   - Олег! Сандра просила передать, что я с тобой хочет поговорить один пленный, рвётся прямо.
   - Ну и где он? - буркнул я. - В загоне?
   - Да нет, тут сидит, за воротами.
   - Давай его сюда.
   Надо сказать - я удивился, увидев, что ко мне идёт тот мальчишка, которого я не убил во время нашей первой встречи с людьми Сатаны, на берегу. Он был хотя и без оружия, но в остальном - свободен, если исключить, что потирал запястья, словно растирал следы от верёвок. Но я чувствовал - он просто волнуется.
   - И о чём ты хотел со мной поговорить? - мне стало скучно. Это могло и до утра подождать...
   - Я... - он прохрипел это короткое слово, потом прокашлялся и посмотрел на меня отчаянно и умоляюще: - Я хочу просить тебя, чтобы ты взял меня к себе.
   - Это интересно, - признался я. - А на кой чёрт ты мне нужен? Ты не умеешь сражаться и служил человеку... - я помедлил, - ...и служил скверному делу. И вообще - с какой стати это пришло тебе в голову?
   - Ты мог... ты мог меня убить, но не убил... - начал он, но я его перебил:
   - Если бы кто-то при девчонке спустил с меня штаны, а потом взял бы в плен - я бы скорей язык себе откусил, чем просить его о чём-нибудь.
   - Я хочу... быть с вами, - мальчишка кусал губы, чтобы не расплакаться. - Очень... очень хочу, пожалуйста... Я... я не виноват, я всегда хотел к таким, как вы, но...
   - Но боялся уйти - и уж тем более боялся возразить тем, кто сильней, когда они убивали, жгли и насиловали, - любезно добавил я. - Теперь они разбиты, мы сильней, и ты решил...
   - Нет! - закричал он и не выдержал - всё-таки расплакался навзрыд, что-то бормоча. Я поморщился и собирался уже уйти, но мальчишка вдруг мазнул по глазам обеими руками и с отчаяньем, придавшим ему смелости, закричал: - Тебе легко обвинять, ты вон какой... герой, по-настоящему герой... а если бы тебя в начале, ну, сразу... ты бы смог - против?!.
   Я с интересом повернулся к нему и хмыкнул. В словах мальчишки была если не правда, то справедливость. Да, а попади я с самого начала в компанию, подобную той, в какую попал он - был бы сейчас Король Поединков? Мы - это не только то, чем мы сами хотим стать, это в немалой степени ещё и то, чем нас делают окружающие люди. И не у многих изначально есть задатки, позволяющие не подчиниться никакому влиянию.
   - Перестань реветь, - спокойно сказал я. - Я был в плену и пережил такое, что... впрочем, это неважно. Но, может быть, ты и прав... Как тебя зовут?
   - Ромка... Роман...
   - Так ты русский? - неприятно удивился я. - А как ты оказался в этой компании?
   - Я... по обмену в Америку приехал... недавно совсем, там и... прихватили...
   - Ромка... - повторил я и вдруг, сам не веря себе, приказал: - Ну-ка, подойди ближе и голову, голову подними! Ну, быстрей! - он с опаской выполнил моё приказание и вдруг длинно всхлипнул и замер. Рот у него сам собой приоткрылся, а мокрые глаза стали огромными. На берегу, во время боя и сразу после него, мы друг друга и не могли узнать, мы ещё не "остыли", а тут... - Твоя фамилия Редин? - спросил я. Ромка пошевелил губами, неверяще пожирая меня глазами, потом немо и быстро закивал. Ему легче было меня узнать - он-то меня таким и запомнил, какой я сейчас стоял перед ним (ну, по возрасту), а для меня он при нашей последней встрече был второклашкой, младше меня нынешнего на шесть лет и, конечно, изменился... но я узнал его раньше. Ромка Редин, сын нашей школьной библиотекарши, обожавший смотреть, как я фехтую...
   - Так это ты-ы-ы-ыи-и-и-и?!?!?! - вырвалось у него с подвизгом. - Мамочка родненькая!..
   - Значит, по обмену, - сказал я, расстёгивая перевязь палаша. - Спиной повернись. Куртку задери и держи. Терпи, даже стонать не смей... Это чтоб слово "русский" не позорил! - загорелая спина Ромки содрогнулась, он переступил на месте, но промолчал. - Это чтоб за словами не прятался! - он вздрогнул снова и чуть подался вперёд. - Это чтоб в бою не трусил! - он снова пошатнулся. - Это чтоб знал, за кого и на кого оружие поднимать! - Ромка не выдержал и тихо застонал. - Это чтоб молча терпел, щенок! - он снова вздрогнул, но уже молча. - Это тебе на память!.. Это тебе от меня! - эта полоса брызнула кровью, и я, опустив перевязь, начал застёгиваться. - Куртку не опускай. Сними, сходи к морю и окунись пару раз. Потом можешь прийти к нашему кораблю... Что надо сказать?
   - Спасибо! - выдохнул Ромка искренне, сдёргивая куртку. - Спасибо большущее, Олег!
   - Пожалуйста, - проворчал я и, не выдержав, громко выругался.
   Матом.

Денис Маслаков

   Всё время вверх... А что там - впереди?
   И снова - вверх, поскольку через время...
   ...Мне снятся лестницы, заброшенные всеми,
   И я бегу по ним. Всегда - один.
   Но будет день. Я вынырнул из снов
   И побегу, ступая осторожно,
   И мне вернуться будет невозможно.
   Ведь я бегу по лестнице часов.
   Одна и та же лестница на всех...
   Со свистом пролетающее время...
   И я бегу - и я бегу со всеми -
   И всё-таки один.
   Всё время - вверх.
   ..."Большой Секрет" отошёл от острова Сандры Баллок в конце августа, неся на себе солидный запас продуктов и команду из четырнадцати мальчишек и восьми девчонок.
   Из этих двадцати двух человек только семеро, считая меня, были из тех, кто почти семь лет назад появился в этом мире на лесистых равнинах недалеко от Ергень-реки.
  
  

РАССКАЗ 21

НА ДАЛЬНЕМ БЕРЕГУ . . .

  
   Помнишь детские сны
   о походах Великой Армады?
   Абордажи, бои, паруса
   и под ложечкой ком?

В.Высоцкий

* * *

   Одиннадцатые сутки "Большой Секрет" штилел где-то на широте экватора.
   Жаркими ночами огромный Южный Крест смотрел на нас сверху сияющими глазами крупных звёзд. Днём в мертвейшем штиле жарилось в небе солнце - желтком яйца на раскалённой сковороде. Вода была тёплой, как парное молоко. Наша - в трюмных бочках - вода была в порядке, мы предохранили её комочками смолы. Вот только расходовалась она быстро...
   Ни ветерка. После почти месяца ураганных встречных ветров, мешавших нам добраться до цели...
   ...Я заточил огрызок карандаша, задумчиво посмотрел на него и, отложив, начал махать бортовым журналом, стараясь нагнать хотя бы минимум относительно прохладного воздуха себе на лицо и грудь. За этим занятием меня и застал Сергей.
   - Прохладней стало? - осведомился он не без иронии.
   - Сгинь, - лениво попросил я его. Он не сгинул, а уселся напротив, широко расставив босые ноги. - И перестаньте трахаться с Ленкой, когда остальные слушают.
   Сергей быстро выбросил вперёд кулак. Я перехватил его и, выгнув наружу руку, припечатал её к столу.
   - Очень неплохо, - оценил Сергей, выворачивая запястье из моих пальцев.
   - Слушай, - спросил я, - а ты пойдёшь со мной в Город Света?
   - Да, - кивнул он. - Даже если больше никто не пойдёт... Но те, кто сейчас на корабле, пойдут с тобой куда угодно. Отсев произошёл, Олег. Теперь можно шагать в легенду.
   - Отсев... - пробормотал я. - Думаешь, Джек испугался? Или... Вадим?
   - Я не об испуге, - ответил он. - У каждого свои пути.
   - Сергей, - тихо спросил я, наклоняясь через стол, - тебе никогда не снилось, что ты вернулся домой?
   Несколько секунд мой друг молчал. Потом еле слышно выдохнул:
   - Тебе... тоже?
   - Да, - кивнул я и не стал развивать эту тему. - Интересно, сколько нам ещё штилеть? Ленка говорит, что воды осталось не больше, чем на месяц.
   - А что с продуктами? - осведомился Сергей. - Ты уже прикинул, кого будем есть первым? По-моему, надо кого-нибудь из девчонок. У них мясо понежней. А у тебя, например, одни жилы.
   Я не успел подыскать достойного ответа - в дверь просунулась белобрысая голова Анри:
   - Олег, - позвал он, - поди сюда.
   - Иду, - я отпихнул по столу журнал, и выбрался наружу, под оглушающее солнце, от которого не было тени. Но тут, по крайней мере, поддувал ветерок снизу, от воды. Он тоже был тёплый, однако создавал хотя бы иллюзию прохлады. Анри стоял возле борта вместе с Джерри. Остальные раскинулись на палубе тут и там, кто-то лениво плескался в купальне - спущенном за борт парусе, который решили использовать хоть так.
   - Чё случилось? - поинтересовался я. Джерри негромко сказал:
   - Тайфун идёт, - а Анри подтвердил это несколькими энергичными кивками. Я быстро осмотрелся - нигде на белом от зноя небе не было ни облачка, море лежало ровное, как стекло. Я поинтересовался:
   - Вы что, перегрелись?
   - Послушай, - предложил Джерри, - только внимательней.
   Я прислушался, сам не зная, к чему... и услышал.
   Воздух, вода и небо тихо звенели. Это была не та звонкая тишина, которая рождается иногда в полном молчании. Это был именно звук. И в нём жила угроза.
   - Слышу, - коротко ответил я.
   - Мы с отцом ходили на яхте, - сказал Джерри. - Ну - там. И один раз такое было в Коралловом море. Я не знаю, как нас не утопило - трепало трое суток.
   - Подъём, блин!!! - уже не слушая его, заорал я. - Все на палубу! Живей! Тревога!..
   ...Ураган обрушился на нас через семь минут после того, как мы в бешеном темпе приготовили всё, что только можно, к "трёпке". Я не знаю, как это описать толком. Только что всё было, как прежде, лишь этот страшный звон сделался слышен всем. А через какие-то секунды уже не было ни неба, ни океана, ни воздуха, ни воды, ни солнца - ничего.
   Ни-че-го.
   Мы оказались среди чёрно-синего воющего пространства. Верха и низа тоже не оставалось... Голоса исчезли. Дышать стало почти невозможно - воздух смешался с водой. А необъяснимая молниеносность произошедшего давила ужасом.
   Я приказал всем убираться в надстройки. Сергей и я прикрутили себя к румпелю, Ясо привязался к бушприту, хотя вряд ли там что-то можно было увидеть - но тут должно было быть полно коралловых рифов, а на такой напороться значило погибнуть.
   Во время шторма в Атлантике такого - даже похожего - не было.
   - Поставит бортом - перевернёт! - крикнул Сергей. Он орал мне буквально в ухо, я видел, как жилы вздулись на лбу и шее, но мне казалось, что он шепчет. - А так ничего! Пока идём вразрез - ничего!
   Я подумал, что, если сорвёт закрышки люков, то мы пойдём ко дну после первой же волны так и так, без разворота бортом. И тут же мысль оборвало - когг застыл над водяной пропастью с Останкинскую башню глубиной, а главное - застыл точно носом вниз. Потом он рухнул, и я не закричал только потому, что закусил щёку до крови. Но глаза удержать открытыми не смог. Абсолютно чужой голос Сергея простонал: "Дер-жи-и-и!.." - переходя в хрип, и я вцепился в румпель и окаменел, сросся с ним и с палубой, понимая, что сейчас миллионы тонн водяной горы расплющат нас сверху, и последнее, что я почувствую, будет чудовищная боль в лопающихся лёгких...
   Мы летели куда-то вверх, и я знал, что дышать нельзя. Потом я открыл глаза. Палуба кипела скатывающейся по ней водой. Когг летел на гребне волны почти на боку. Я выплюнул кровь, рот наполнился солёной водой, раненую щеку обожгло болью. Сергей смеялся, мотая слипшейся гривой.
   Мне показалось, что меня окликают. Наклонив голову, я увидел у ног лицо Кольки - вцепившись руками в леер, он что-то кричал перекошенным ртом.
   - Что?!?! - крикнул я.
   - Течь! - донеслось до меня, как с другой планеты. - В трюме! М-мать!
   - Затыкайте! - заревел я. - Заделывайте!
   Колька исчез. Вода мешалась на мне с таким же солёным, но холодным потом. Если подались доски, то - всё... Неужели где-то что-то не проверили?.. Всё, всё, всё... Я ждал удара, разворота корпуса... после чего от нас или останутся щепки, или мы пойдём на дно.
   Это был даже не страх. Страх - когда видишь опасность, контролируешь её и можешь избегнуть, ищешь и находишь выход. А сейчас - что я мог контролировать, как избежать?
   Мы прошли через волну.
   - Успеют залатать! - крикнул Сергей. - Смотри, Ясо держится!
   Действительно, грек, распластавшись на бушприте, махал нам рукой. Я успел различить на его лице улыбку - и корабль вновь ухнул вниз...

* * *

   - Терпи, Олег, - сказала Танюшка. Огонь свечи мотало вместе с ней, а мне казалось, что я сижу нормально, всё остальное же пляшет бесконечную дикую сарабанду.
   Я положил руки на стол, и Танюшка, сжав зубы, словно ей тоже было больно, плеснула на них морской водой из котелка. Прямо на кровоточащие лохмотья "живой" кожи и открытые раны.
   Это была не боль. Я не знаю, что это было, потому что я просто потерял сознание. Милосердно. Сразу же, до того, как мозг успел осознать ощущения...
   ...А вот пришёл я в себя от боли. Танюшка обрезала своим коротким ножом самые торчащие куски кожи, бросая их на пол. Я смотрел на это и держал руки плотно прижатыми к столу.
   - Больно? - в глазах у Таньки стояли слёзы.
   - Тань, давай, давай, - спокойно сказал я. У Сергея терпения не хватило - или Ленка оказалась не такой ловкой, я слышал, как он ругается. - Делай. А я буду рассказывать тебе, какие у тебя красивые глаза... только немного заплаканные... это почему?
   - Да ну тебя, ты бы хоть на левую свою крагу надел! - Танька достала самодельные бинты. - Сейчас ещё срезать буду...
   - Как там Олег? - тоскливо спросила в пространство Ленка Власенкова. - Пойду выгляну...
   - Сиди, - приказал я.
   - Одним глазком! - жалобно попросила Ленка. Я ничего н6е стал повторять, и она осталась сидеть.
   Боль стала нестерпимой, жгучей - я почти воочию увидел языки пламени, лижущие мои ладони. Как тогда, зимой, когда меня пытали негры... очень больно.
   - И попка у тебя очень красивая, - зло сказал я, почти выключаясь. И не выдержал: - Ну больно же, Танюшка, очень больно!
   - Радица! - не выдержала Танька. Спокойная, замкнутая сербиянка подошла и, присев на её место, занялась моими руками. А Танюшка присела рядом со мной и запечатала мне рот поцелуем. Потом снова и снова, горячо шепча: - Потерпи, миленький... чуть-чуть потерпи... вот так, вот так... поцелуй меня тоже...
   Губы у неё были горячие и солёные от слёз.
   Каюту швыряло и кидало, как обувную картонку, которую пинают ногами развеселившиеся мальчишки.

Саша Плетнёв

   В небе полная луна,
   Красоты она полна
   И висит над головой,
   Свет бросая пред собой.
   Чтоб подольше не проснуться,
   Сбросив груз дневных оков,
   Нужно просто улыбнуться,
   Взять две пары башмаков,
   В путь отправиться далёкий
   Вдаль на самом солнцепёке
   Белой призрачной луны.
   ...Сочных красок сны полны,
   В них волшебные слова,
   В них надежды и огни,
   Лунных сказок острова.
   Не проснёшься, хоть щипни...

* * *

   Нас мотало больше шести суток, слившихся в сплошную череду часовых вахт - больше выстоять было нельзя - и трёхчасовых перерывов-отдыхов, во время которых, в каютной сырой болтанке, уснуть помогала только невероятная усталость. Мы даже не понимал, куда нас несёт, да и не очень пытались это понять. Если у кого-то и была морская болезнь, то заметить её было просто невозможно.
   На свои руки я, если честно, старался смотреть пореже. Танька перебинтовывала мне их после каждой вахты - и каждый раз плакала. Я как-то взглянул - и тоже едва не заплакал... От постоянной влажной жары в тех местах, где кожаная одежда тёрла тело, обнажилось живое мясо. Ходить нагишом тоже было нельзя - от ударов морской воды кожа немела, начинался страшный озноб, а снасти полосовали незащищённое тело с совершенно зверской силой.
   Утром седьмых суток тайфун выключился. Мы болтались посреди океанской глади, дул ровный, хотя и несильный ветер с востока, а впереди - на самом горизонте - маячила полоска земли. Следом выключилась и моя команда, а я, мысленно завывая от злости и тоски, повесился всем телом на основание бушприта и, то и дело промывая себе глаза морской водой, чтобы не уснуть (жгло дико), начал таращиться вперёд.
   Князь добровольно стоял вахту за всех.
   А как иначе-то?
   Впрочем, предел сил имеется у любого человека. Часа через полтора все промывания перестали помогать, и я поймал себя на том, что сплю с открытыми глазами - смотрю вперёд, а мозг выключен, ничего не фиксирует. И требуется усилие, чтобы осознать волну, солнце или берег в отдалении.
   - Олег, - я замедленно оглянулся. Возле меня стоял, протирая кулаками глаза, Ромка. - Олег, ложись спать, я постою. Я уже выспался.
   Он врал. Не выспался, конечно. Но "заспал" усталость, это правда. И всё-таки я медлил. Ромка расценил это по-своему:
   - Не доверяешь? - тихо спросил он. Даже без обиды, скорей тоскливо.
   Несколько секунд я смотрел на него и думал, что за то время, пока он у нас, Ромка ни с кем так и не сошёлся, хотя и пожаловаться на него не мог никто. Я сознательно гонял его по самым разным работам, какие только мог изобрести. Мальчишка вкалывал безропотно. Но своим его так и не признали.
   - Дурак ты, - устало сказал я. И решился: - Слушай, Ром, я отключаюсь. Ва-а-ще. Если что - ты меня буди.
   - Конечно! - он просиял. - Ты ложись, всё будет нормально, я чесслово не усну!
   Я его уже н еслушал. Спустившись под лестницу с носовой надстройки, я, испытывая физический кайф, растянулся на тёплых досках, которые почти не качало, последним усилием принял максимально удобную позу и, испытав короткий прилив невероятнейшего наслаждения, уснул...
   ...Когда я открыл глаза, то первое, что я ощутил - полный отдых. Именно так. У меня ныли руки, а раньше я этой боли вообще не замечал за чувством общей разбитости. А всё остальное было отлично - голова ясная, тело совершенно послушное, настроение хорошее. Я потянулся и посмотрел вверх. В просветы между ступеньками лестницы заглядывали огромные звёзды, но как-то странно, и я понял, что стоит парус. Тихо бурчала за бортом вода. Слышались разговоры, шаги и смех по всему коггу, потом я услышал, как несколько голосов где-то на корме распевают a capella:
   - Человека трясло, ломало -
   Всё ему, человеку, мало!
   Подавай ему плот запретный -
   Очень любит он плод запретный!.. - и голос Танюшки взвился к звёздному небу:
   - Он к нему
   Простирает руки,
   На губах
   Ощущая сладость!
   Он не может без этой муки -
   Это старая его слабость!
   Я с завыванием потянулся - и почти тут же сверху, с носа, свесилась взлохмаченная башка Ясо, и грек торжествующе завопил:
   - Проснулся!!!
   Я засмеялся, услышав, как на корабле усилилось "звуковое оформление". Так значит, они себя вели относительно тихо, просто дожидаясь, пока я проснусь! От переполнявшего меня тёплого чувства благодарности я влепил дикой силы щелбан в лоб Ясо и, вскочив, выкатился из-под лестницы кувырком через плечо.
   - Ну как? - бросил я глядевшему на меня Сергею. Тот улыбнулся:
   - Да всё отлично. Идём прямиком к Пацифиде!
   - Чёрт побери! - я взлетел на нос. - Так эта земля - Пацифида?!
   - По уверениям Джерри - да, - подтвердил Сергей, - и, во всяком случае, для острова она слишком огромна - во весь горизонт!
   - Второй раз ураган оказывает нам такую услугу, - заметил Басс, поднимаясь сюда же. - В прошлый раз нас одним махом донесло до Америки...
   - Ну й що гэто нам дало? - ответил я фразой из анекдота. И спохватился: - А почему никто не спит?
   - А потому, что все выспались, - пояснил Сергей. Я почесал нос:
   - Вообще-то я есть хочу. Ле-ен?..
   - И тут же "Ле-ен?.." И сразу все меня зовут... - в каком-то песенном ритме отозвалась она из района кухни под нашими ногами, и Сергей, хихикнув, проскандировал "припев":
   - Бу-ра-ти-но-о!..
   Однако, уже через минуту я, сидя у основания бушприта со скрещенными ногами, поглощал жареную рыбу. Последние шесть дней горячего у нас не было, а мокрый сухпаёк ужасно надоел. Кстати, надо будет перетряхнуть и просушить то, что осталось от наших запасов...
   ... - Кавалергарда век недолго
   И потому так сладок он... - напевал я, стоя возле борта и глядя чуть в сторону, за плечо:
   - Труба трубит, откинут полог,
   А где-то слышен сабель звон...
   Ещё рокочет голос струнный,
   Но командир уже в седле...
   Не обещайте деве юной
   Любови вечной на земле...
  
   Течёт шампанское рекою,
   И взор туманится слегка,
   И всё так будто под рукою,
   И всё как будто на века...
   Но, как ни сладок мир подлунный -
   Лежит тревога на челе...
   Не обещайте деве юной
   Любови вечной на земле...
  
   Напрасно мирные забавы
   Продлить стараетесь, смеясь...
   Не раздобыть надёжной славы,
   Покуда кровь не пролилась!
   Крест деревянный иль чугунный
   Назначен нам в грядущей мгле...
   Не обещайте деве юной
   Любови вечной на земле...
   Я улыбнулся в ночную звёздную тьму и, повернувшись, встретился со встревоженным взглядом Танюшки. Тогда я снова улыбнулся уже ей.
   - Тогда я спою тоже, - сказала она. И, не сводя с меня глаз, заставила всех замереть...
   А напоследок я скажу...
   А напоследок я скажу:
   "Прощай! Любить не обязуйся!
   С ума схожу - иль восхожу
   К высокой степени безумства?!"
   А напоследок я скажу...
   А напоследок я скажу:
   "Как ты любил - ты пригубил
   Погибели... Не в этом дело!
   Как ты любил - ты погубил,
   Но... погубил так неумело!.."
   ... - Зачем ты это спела?! - спросил я, догнав Танюшку у кормы и схватив её за плечо.
   - Зачем ты это спел?! - яростно возразила она.
   Я опустил руку:
   - Прости.
   Она обняла меня за шею и прижалась щекой к щеке. А я в этот момент понял, что, скорей всего, уже завтра мне придётся решать, кому уходить на Пацифиду - а кому огибать её на когге.
   Я не знал, что решу. Но был уверен, что не возьму с собой Танюшку. Хотя не знал я и другого - как буду жить без неё...

Владимир Высоцкий

   Если я богат, как царь морской -
   Крикни только мне: "Лови блесну!"
   Мир подводный и надводный свой
   Не задумываясь, выплесну...
   Дом хрустальный на горе для неё,
   Сам, как пёс бы, так и рос в цепи...
   Рудники мои серебряные,
   Золотые мои россыпи!
  
   Если беден я, как пёс, один
   И в дому моём - шаром кати,
   Ведь поможешь ты мне, господи,
   Не позволишь жизнь скомкати!
   Дом хрустальный на горе для неё,
   Сам, как пёс бы, так и рос в цепи...
   Рудники мои серебряные,
   Золотые мои россыпи!
  
   Не сравнил бы я другую с тобой -
   Хоть казни меня, расстреливай!
   Посмотри, как я любуюсь тобой -
   Как Мадонною рафаэлевой!
   Дом хрустальный на горе для неё,
   Сам, как пёс бы, так и рос в цепи...
   Рудники мои серебряные,
   Золотые мои россыпи!

* * *

   Йенс. Ромка. Видов. Ясо. Колька. Раде. Игорь. Олег. Димка.
   И я.
   Эти идут. Десять человек.
   Девчонки плывут на когге. С ними Сергей, Юджин, Джерри и Анри.
   Я обхватил голову, подёргал волосы. Вздохнул, чертыхнулся. Мне было не по себе - не хотелось выходить на палубу и объявлять решение, потому что я предвидел волну народного возмущения. Отодвигая этот момент, я придвинул контурную карту Пацифиды.
   Контингент был почти круглым - конечно, берега искромсаны, но в целом похоже на круг, почти не заполненный обозначениями. И этот круг пересекал решительный штрих нашего будущего похода.
   Я отпихнул карту и, встав, так же решительно вышел наружу...
   ...Берег был метрах в трёхстах от правого борта. Солнце ещё только встало, его лучи падали прямо на древесную стену, и она казалась непроницаемой, сплетённой из сочной зелени. У корней деревьев клубился туман, стек5ая в океан густыми струями. До корабля доносились свист, шорох и потрескиванье, уханье и завыванье.
   Все наши стеснились у борта, но, услышав мои шаги, обернулись. На мне скрестились взгляды множества глаз, и я, чтобы не продлевать этого ожидания ни им, ни себе, заговорил:
   - Мы добрались до Пацифиды. Те, кто пойдёт на когге, обогнут материк с юга и будут ждать нас у устья большой реки, которую Лотар называл Гьёлль. Остальные пойдут напрямик. Скоро сентябрь. По млим прикидкам, к началу лета следующего года они выйдут туда же, и "Большой Секрет" их подберёт. На всякий случай он подождёт до следующей осени. Если к следующему сентябрю никого не будет - когг уйдёт...
   - Олег, - тихо сказал Сергей (он не сводил с меня встревоженных глаз), - хватит, это потом... Кто идёт, кто остаётся?
   - Да. Конечно, - я посмотрел поверх голов, но заставил себя опустить глаза. - То, что я сейчас скажу, не обсуждается. Я так решил. Это всё... - я помедлил, набрал воздуху в лёгкие. - Я говорю имена тех, кто идёт со мной.
   Лицо Таньки окаменело. Я заставил себя не вздрагивать.
   - Йенс.
   Лицо немца осталось непроницаемым, только в глазах что-то дрогнуло, как рвущаяся паутинка... Страх? Нет. Я вспомнил, что он последнее время часто разговаривает с Радицей, и сербиянка, окаменевшая после гибели Бориса, вроде бы оттаивает возле немца...
   - Ромка.
   Роман откровенно просиял. Наверное, он так же просиял бы, объяви я, что он в качестве разведчика должен первым отправиться в ад.
   - Видов.
   Серб кивнул, как кивает человек, услышавший то, в чём не сомневался и, отвернувшись к борту, лёг на него скрещенными руками и грудью.
   - Ясо.
   Грек вскинулся и, не сдерживаясь, закусил губу. Я уловил, уже отворачиваясь, как он посмотрел на Клео, и понял, что Ясо не хочет с нею расставаться. Они были хорошей, счастливой и очень подходящей парой...
   - Колька.
   - А как же, - спокойно отозвался он, поддёргивая на плече автомат и крепче прижав к себе умоляюще глядящую Лидку.
   - Раде.
   - Спасибо, - искренне сказал македонец. Зорка перекрестилась, но глядела на своего парня с гордостью.
   - Игорь, - равнодушно отозвался Басс, ободряюще кивая Ингрид. И сразу отошёл с ней куда-то к мачте.
   - Олег.
   Крыгин никак не подал виду, что услышал, но до меня донеслось, как он чуть позже шепнул Ленке: "Поможешь собраться."
   - Димка.
   - Да, хорошо, - кивнул тот, закладывая большие пальцы рук за пояс.
   - Всё. Остальные плывут, - сказал я. И ушёл в каюту.

* * *

   Самое странное, что "бури" не было. Я сидел в каюте и ждал её, а ничего не было, и до меня дошло, что там, снаружи, все уже просто собираются. Наверное, "вступительное слово" получилось у меня внушительным.
   Но ко мне не пришли ни Танюшка, ни Сергей. И это почти пугало. И, чтобы избавиться от страха, я пошёл делать дела...
   ...Ясо на моё предложение остаться замотал головой и, не став ничего слушать, убежал от меня. Йенс выслушал. Хмыкнул. Посмотрел на небо. И спросил:
   - Ты знаешь, что такое Гьёлль?
   - Знаю, - вздохнул я. - Я читал книжку про богов Асгарда в детском переложении. Река в царстве мёртвых, вода которой несёт ножи...
   Йенс кивнул и ушёл...
   ...Как-то так получилось, что уже через час собирать стало нечего, все, кто должен был плыть, собрались у спущенного в лодку, которую уже давно опустили на воду, трапа.
   И стало ясно, что пора отправляться.
   Танюшка принесла мой вещмешок, бросила к моим ногам, посмотрела вокруг... и, как и большинство девчонок, повисла у меня на шее. Её губы уткнулись мне в ухо.
   - Ты не смеешь не вернуться, слышишь? - ровным голосом сказала она.
   - Я вернусь, - так же ровно ответил я. И не стал ничего объяснять, просить прощенья, вообще что-то говорить. Вместо этого я поцеловал её - в губы, в глаза, в губы... и, отстранившись, надел ей на руку свои часы... и снова поцеловал в губы, в губы, в губы, в губы...
   - Всё, иди, - она оторвалась от меня и со стоном отвернулась.
   Я сделал два шага - и наткнулся на Сергея. Около трапа была сумятица, и он показал глазами, что надо отойти. Мы отошли за мачту - и я получил удар в грудь, бросивший меня на неё: Сергей стоял напротив меня с поднятыми кулаками, весь ходя ходуном.
   Я перевёл дыхание и, улыбнувшись, встал прямо. Сергей размахнулся... и не ударил. Его рука упала.
   - Как ты мог?.. - с мукой спросил он. - Ну как же так?.. Мы же... мы с тобой...
   - Сергей, - прервал я его, - представь себе: мы выходим - а корабля нет. В прошлый раз я был уверен, что Вадим и Джек его доведут и сохранят... его и всех на нём. А сейчас?.. Йенс?.. Но ведь ты сам сказал - мы с тобой. Мы не с ним, Сергей. Значит - только ты.
   - А если я доведу когг - а вас не будет? - он оскалился в отчаянье. - Ни через девять месяцев, ни через год?!
   - Тогда тем более, - тихо сказал я. - Тогда ты и только ты сможешь сделать так, чтобы все жили и дальше... И об этом, Сергей. Плыви, куда захочешь. Но не на Скалу. Скала пуста.
   Он не удивился моим словам. Позднее он, наверное, спохватится, подумает: откуда я мог это знать? Не мог же я объяснить своё давнее видение - пустая Скала и драккары Лаури, лежащие на песке в портовой пещере... Но сейчас Сергей не обратил внимания на мои слова - он стиснул мои плечи и твёрдо сказал:
   - Я приду к Гьёллю. И ты придёшь.
   - Конечно, - кивнул я. - Мне пора...
   ...Пока Анри и Джерри гребли, везя нас к небольшому пляжику, я ни разу не оглянулся. Я не позволил себе оглянуться и потом, когда мы вошли под сплошной полог, в сумрак и туман лесов Пацифиды.

Николай Расторгуев

   Струйкой дым понесло. Тишина.
   Запечалилась в небе луна.
   Ну и пусть - мне печаль не страшна.
   Главное - что есть ты у меня.
  
   А ты - там, там, там,
   Где черёмуха растёт,
   И рябина тонким прутиком песок метёт...
   А ты там, где весна,
   А я здесь, где зима...
   Главное - что есть ты
   у меня!
  
   Вновь поход. И опять мы идём.
   Ловим воздух, как лошади, ртом.
   Ну и пусть впереди западня.
   Главное - что есть ты у меня.
  
   Фотокарточку нежно храню.
   Ты смеёшься на ней. Я - кричу:
   "Я вернусь, по-другому нельзя!
   Главное, что есть ты у меня!"
  
   А ты - там, там, там,
   Где черёмуха растёт,
   И рябина тонким прутиком песок метёт...
   А ты там, где весна,
   А я здесь, где зима...
   Главное - что есть ты
   у меня!

* * *

   Сколько бы я не прожил ещё на этом свете - умри я завтра, умри через год, десять лет или судьба (ха-ха!) отпустит мне век Хаахти или хоть Джека с Нэдом - так вот, сколько бы я не прожил, мне не забыть того первого дня на Пацифиде. Именно первого, хотя, честное слово, там хватало куда более насыщенных дней.
   Мы шли через душный, насыщенный испарениями сумрак. Уже через сотню шагов ветерок с берега океана перестал долетать до нас. Казалось, что мы погрузились на дно невероятного океана. Глубокий свет зеленоватого оттенка полосами лежал в бархатной полутьме, и лишь кое-где пробивались вниз чистые солнечные лучи. Если поднимаешь голову - взгляд натыкался на всё новые и новые ярусы листвы, уходившие вверх фантастическими террасами, переплетёнными сетью лиан. Тут и там цвели прямо на стволах деревьев неизвестных пород крупные, сочные, даже страшные какие-то цветы.
   Но внизу, там, где мы шли, было неожиданно довольно просторно - не так, как я представлял себе джунгли по книжкам, где каждый шаг прорубают мачете. Подлеска, травы, не было совсем. Земля мягко пружинила, выпуская воду - это чувствовалось, но не было видно, потому что плотный, как сметана, туман клубился чуть ниже колен. Он ощущался, как вещественная тёплая субстанция, вроде бы даже чуть противившаяся шагу.
   Окружающий мир казался безжизненным, но десятки самых разных звуков таились и крались в листве и тумане. Духота оказалась невыносимой. Жарче всего в моей жизни мне было, когда мы шли через солончаки Дикого Запада, но там была сухая жара, а тут - постоянно действующая парилка, которых я терпеть не мог, кстати. И при мысли, что это - на ближайшие полгода, а то и больше - мне стало не по себе.
   И всё-таки я был доволен. Сколько лет я шёл к этой своей мечте - и вот она сбылась, мы на Пацифиде. И, переполняемый этим чувством, я оглянулся на остальных и взмахнул рукой:
   - Пошли скорей! - возбуждённо позвал я. - Ну?! Что же вы?!

* * *

   Я проснулся от того, что в джунглях ухнуло и затрещало. Это вполне могла быть одна из тех чудовищных плюющих ядом тварей, с которыми мы близко свели знакомство в последнее время.
   Кожа в паху и под мышками зудела. Я провёл ладонью по телу и, ощутив на бедре скользкий нарост, сквозь зубы выругался. Как ни старайся, а всё равно добираются. Внутренне вздрагивая от омерзения, я завозился, нашаривая кисет с мокрой солью, ощупью посыпал нарост. Подождал с полминуты, тронул - пальцы попали в кровь, но пиявки уже не было. Тварь... Помнится, когда я первый раз нашёл на себе такую, я даже не заорал - завизжал. Круче был эффект только от пауков величиной с суповую тарелку (без лап!), от которых я при первом знакомстве бросился бежать...
   ...Нашарив штаны, я влез в них, а потом и в сапоги, не выбираясь из гамака. Одежда, сделанная из кожи, стала нашим уязвимым местом - она осклизала, плесневела и воняла. Но хорошо защищала от большинства неприятностей, так что приходилось мириться...
   Лёгкие с натугой прокачивали воздух с влажностью больше ста процентов. Ночью было не менее душно, чем днём. И я ощущал, что скоро мне так и так заступать часовым.
   Вокруг в гамаках спали ещё семь мальчишек. Шумно спали. Кто-то тянул воздух открытым ртом, кто-то стонал, кто-то храпел, кто-то чесался изо всех сил. Мелкая мошкара, слабо фосфоресцируя, вилась над лагерем. Стояла угрожающая тишина, лишь кто-то скрипел в джунглях. Потом снова послышались уханье и треск...
   ...За пять месяцев странствий по джунглям мы не видели ни негров, ни белых, ни каких-либо следов их пребывания здесь. Но путешествие было тяжёлым чисто по природным причинам.
   На нас ополчились сырость, духота и бездорожье. Какая-то мерзейшая плесень зелёного цвета возникала на теле. Кожа между пальцами ног трескалась и кровоточила, а кое-где - отслаивалась лоскутами. Оказалось неожиданно плохо с водой - мы как-то пару раз налетели на роднички, хлебнув из которых, по нескольку суток мучились поносом. С продуктами тоже было не слишком. Джунгли кишели жизнью, но эта жизнь была либо совершено неуловимой, либо смертельно опасной - ядовитые огромные слизни, чудовищные водяные змеи, крокодилы, гигантские паучищи, существа вроде носорогов, протаптывавшие в джунглях бетонно-твёрдые тропы и мгновенно впадавшие в ярость, чёрт-те-что ещё... Туманный, душный мир таил в себе настоящий заповедник невероятной нечисти, словно вышедшей из ночных кошмаров или белогорячечного бреда.
   За эти месяцы мы не видели солнца и чистого неба ни разу. Разжечь огонь вечером тоже было нелегко, да и вообще не всегда удавалось. Я время от времени начинал опасаться, что кто-то сорвётся со вполне естественным вопросом: "На кой чёрт ты нас сюда затащил, Олег?!"
   Если бы я знал...
   ...Видов торчал за толстенным деревом, прислушиваясь к темноте. Поведя плечом, он дал мне понять, что ощущает моё приближение.
   - Что там? - тихо спросил я.
   - Вроде ничего, - так же шёпотом отозвался серб. - Они далеко, если это вообще они... Ты чего встал?
   - Всё равно менять пора... Где Димка?
   - На другой стороне...
   - Иди, поднимай Раде. Потом можете с Димкой идти спать.
   Он бесшумно канул в полосатый мрак.
   Я провёл ладонью по кобуре. У меня оставалось одиннадцать патрон к "нагану", у Кольки - восемь последних к автомату. За это время мы не стреляли ни разу. Но меня не оставляло ощущение, что эти патроны нам ещё понадобятся.
   Меня беспокоило одно. За все пять месяцев с нами не произошло ничего такого. Как ни крути - ничего, что могло бы оказаться "выходящим за рамки". А я ведь помнил рассказы о Пацифиде.
   И я пошёл сюда за этим. Вот и ответ на незаданный вопрос, зачем я "их" сюда затащил.
   Но пока ничего нет. И это меня беспокоило.

Если где-то нет кого-то -

Значит, кто-то где-то есть...

* * *

   Мы вышли к речке около десяти утра. Последние полчаса были очень тяжёлыми - лианы словно бы сговорились нас не пропускать. Да и сама река не слишком радовала - над ней всё тем же пологом смыкались ветви деревьев, ровная, казавшаяся неподвижной, вода отливала воронёной сталью.
   - Сонной, зловонной реки Лимпопо... - пробормотал Ромка.
   - А? - не понял Йенс, пробовавший воду веткой.
   - Это у Киплинга, - пояснил Ромка. Нам было так тяжело, что его перестали чуждаться уже в конце второй недели, но он по-прежнему был стеснительно-зажатым и редко что-то говорил сверх деловых бесед. - Про Слонёнка... "Откуда у слона хобот?"...
   - А, - безразлично отозвался Йенс и сказал мне: - А река-то течёт на запад, или мой "компас" отказал... Чувствуешь? - я кивнул. Река в самом деле текла на запад, я это ощущал тоже. - Если это и не один из притоков Гьёлля, то почему бы нам хоть немного не сплавиться?
   - На чём? - хмуро спросил Ясо. - Здешние деревяшки тонут, как железо.
   - Сын мой, - Йенс бросил ветку в воду (она и правда утонула), - вон там, у излучины, я вижу бамбук. Мы свяжем плот лианами и устроим себе хотя бы сутки курорта.
   - А если повезёт - то и больше, - Олегу идея Йенса явно понравилась. - Пошли строить плот!..
   ...Сухие (относительно) бамбуковые палки - а точнее, стволы толщиной в ногу - отлично держались на воде, да и вязать из них плот было легче, чем из деревьев средней полосы, а уж с ними-то у нас опыт был. Короче говоря, ближе к часу дня мы уже сплавлялись по течению, временами отпихиваясь шестами от довольно близкого - метра три, не больше - дна. Настроение поднялось. Перспективы заиграли в несколько цветов радуги. Даже воздух тут вроде бы был посвежей. Мы разулись, потом сбросили и одежду - кусачая гнусь тут почти не попадалась, а залётных одиночек можно было просто бить, как европейских комаров. Зашёл разговор о девчонках, но, когда у всех повставало уже совершенно откровенно, я объявил мораторий на воспоминания.
   - Ты бы хоть онанизм декретом разрешил, - тоскливо сказал Игорь. Ясо, сидевший на носу, оглянулся через плечо:
   - Лично мне официального разрешения не требуется.
   - О-о-о! - протянул Раде с ироничным уважением. - А я вот читал, что у древних греков гомосексуализм был в порядке вещей... Ты как, Ясо?
   - Пошёл ты.
   - Ясно. Надо бы поосторожней.
   - Давайте природой любоваться, - предложил Димка, вытягиваясь на животе.

* * *

   - Олег, проснись!
   - Уди.
   - Олег, проснись, я говорю!
   - Уди н'х.
   - Да Олег же!
   - Н'х!!!
   Меня беспощадно затрясли, и я, открыв глаза, сел, зло глядя на встревоженное лицо Игоря. Все спали, только Ромка с шестом торчал на корме и смотрел куда-то вперёд с неослабным вниманием.
   - Чё надо? - свирепо спросил я. Я в самом деле разозлился - уж больно хорошо спал. Очевидно, организм отпустил тормоза, подсознательно определив плот на реке как очень безопасное место.
   - Смотри, - Игорь, повернувшись всем телом, указал - даже скорей ткнул - вперёд.
   Я встал на колено и заморгал глазами. Мы подплывали к плоскому каменному зданию, сложенному из больших шероховатых плит, как захоронения в Англии. Было не очень понятно, каковы его настоящие размеры - по стенам вползали всё те же лианы, верх тоже закрывала зелень. Только вход и прилегающие к нему блоки оставались почти свободными.
   - Крепость? - вырвалось у меня. - Нет... Игорь, давай, буди всех... Ром, пихайся к берегу, посмотрим, что это такое! - я уже влезал в штаны. На плоту завозились, пытаясь выяснить, что происходит в окружающем мире - разморило, как оказалось, всех.
   - Эй, тут мелко! - Ясо соскочил в воду с носа плота - там было до середины его сапог. - И, похоже, тут было причал - вон, видно доски!
   В самом деле - чуть в стороне под тёмной водой различались остатки настила. Пока я их рассматривал, кое-кто уже добрался до непонятного здания и заглядывал внутрь.
   - Полезай.
   - Ага, а ты чего?
   - Темно...
   - Факел, может, сделать?
   - А вдруг там какая тварь?
   - А там вон, дальше, там свет...
   - Дайте-ка я, - решился Колька и - с автоматом наперевес - полез в проём входа. Поскользнулся и с матерком съехал вниз. - Ой, бля!
   - Ты что, ушибся? - спросил Димка.
   - Да тут просто грязно, - ответил Колька. - Я пошёл дальше...
   - Погоди! - окликнул я. - Иду!
   - Ну как же без тебя, - с иронией заметил Йенс, подавая мне руку. - Сползай...
   ...Очевидно, каменное здание постепенно уходило в болотистый берег. Под ногами шлёпала грязь. Но впереди и в самом деле проникали внутрь рассеянные потоки зеленоватого света из широких окон, заплетённых лианами. Постояв, мы привыкали к темноте, она уже не казалась полной, хотя следом уже сползали, закрывая свет от входа, остальные любопытствующие.
   Когда-то тут жили. В грязи лежали остатки "пирамиды" для оружия и снаряжения, а подальше видны были остатки стола и нескольких топчанов. Дерево разбухло и ползло под пальцами, как мыло. На каменных стенах сохранились следы деревянной обивки из планок. А на них, в свою очередь, ещё различались лохмотья, в которых я с удивлением узнал когда-то висевшие на стенах рисунки, плакаты и прочее. Что там было на них изображено - непонятно, однако не вызывало сомнений: когда-то тут жили, и жили постоянно.
   - Смотри! - изумлённо сказал Колька, касаясь пальцами стены. Там сохранились остатки более плотной бумаги - старая фотография на толстом картоне: - Это же...
   - Чёрт побери, это ваш Сталин! - вырвалось у Йенса. - Честное слово!
   Да, с фотографии на нас смотрел мудрым и весёлым взглядом "отец народов" - слегка расплывшийся, но ещё вполне узнаваемый. Пока я переваривал увиденное, Игорь тронул меня за плечо:
   - А вот тут посмотри, Олег...
   В углу лежали ящики - много, тоже наполовину утонувшие в грязи - а на них доска, очевидно, упавшая со стены, в ней торчали ржавые остатки гвоздей-самоковок. На доске сохранились разводы, когда-то бывшие буквами, но ещё вполне читаемые и сейчас.
   - "Полевой... лагерь... - прочитал я, - 2-й Кругосветной Сталинской пионерской... экс... а, экспедиции!.. 1934 год". Ничего себе...
   В ящиках, крышки которых распадались в руках, лежали когда-то продукты, но это угадывалось только по запаху гниющей органики. Точнее - пере-перегнившей.
   - Вторая Кругосветная Сталинская пионерская... - повторил я. - Ну, давали парни.
   - Если они и погибли, то не здесь, - всё ещё озираясь, сказал Йенс. - Но запасов не забрали, значит, что-то случилось...
   - Да что случилось, что случилось, - проворчал Олег, - убили. Или негры, или ещё кто...
   Он, кажется, собирался и дальше развивать эту тему, но внутрь соскочил Ромка.
   - Олег! - крикнул он. - Посмотри, что там! Это... Это что-то!
   - Что - "что-то"? - я, подтянувшись в прыжке за каменную притолку, выдернул себя наружу. Ромка заторопился к зарослям чуть подальше, то и дело оглядываясь, его глаза горели. - Ну... блин!!!
   - Смотри, вот, он большой! - Ромка рывком сорвал остатки покрывала из лиан, и я увидел остальную часть корабля, от которого до этого видел только корму, на которую и наткнулся Ромка.
   Это был драккар. Он лежал с креном на правый борт в заводи, которая высохла и превратилась в болото грязи. Борт драккара был проломлен, палуба осклизла и заплесневела, торчали вёсла. Но всё это я отметил мельком. Мой взгляд приковало носовое украшение.
   Любой из наших узнал бы его. Любой, кроме Ромки. Его с нами не было, когда мы последний раз видели этот корабль.
   - Олег, ты чего? - тихо спросил Ромка. Я посмотрел на него и, кажется, испугал своим взглядом. - Ты чего, Олег? - он даже чуть отшагнул.
   - Я знаю этот драккар, - сказал я. Но больше ничего объяснить не успел. Подошедший первым из остальных Видов тихо сказал:
   - Драккар Игоря.
   Да. Это был тот драккар, на котором когда-то плавал Сеня... а потом уплыл в никуда Игорь Летягин по прозвищу Сморч.

Дмитрий Сухарев

   Для того дорога и дана,
   Чтоб душа в тревоге не дремала.
   Человеку важно знать немало,
   Оттого дорога и длинна.
   Человеку важно знать свой дом -
   Весь свой дом, а не один свой угол.
   Этот дом замусорен и круг,
   Чердаки в нём крыты белым льдом.
  
   Закон дороги простой:
   Шагай вперёд не спеша.
   И пусть - верста за верстой -
   Внемлет дороге твоя человечья душа.
  
   Человеку важно знать людей,
   Чтоб от них хорошего набраться.
   Чтоб средь всех идей идею братства
   Ненароком он не проглядел.
   А ещё полезно знать, что он -
   Не песчинка на бархане века.
   Человек не меньше Человека,
   В этой теме важен верный тон.
  
   Иногда в дороге нам темно,
   Иногда она непроходима.
   Но идти по ней необходимо,
   Ничего иного не дано...

* * *

   Если экспедиционный лагерь был оставлен, в общем-то, в порядке, то драккар носил явственные следы боя. Очевидно, Сморч поставил своё судно в заводи на ночёвку, и его отсекли тут - за кормой драккара мы обнаружили остатки перегородившего выход бревна, с тех пор сгнившего. Какое-то время они держались, используя драккар, как крепость. Потом...
   Мы нашли изъеденное ржавчиной оружие. И скелеты в остатках одежды. Наверное, их было больше, но погибшие не на драккаре давно стали частью земли, ила, волы... Определить, когда всё это произошло, было невозможно.
   - Он прошёл сюда по реке, значит - есть выход в океан, - сказал Йенс, но я не слушал его.
   На носу, перед самыми первыми скамьями, лежал скелет с гизармой поперёк груд. Лезвие съела ржа, мох вырос на костях и остатках одежды. Скелеты одинаковы. Но не узнать гизарму я не мог.
   Несколько секунд - очень долгих секунд - я глядел в чёрную глубину глазниц черепа. Одна глазница была повреждена, кость возле неё треснула и разошлась. Именно сюда пришёлся смертельный удар.
   Казалось, что эта глазница сощурена.
   Желудок у меня подпрыгнул к горлу. С трудом удерживая его содержимое, я отвернулся и пошёл к борту, чтобы не видеть останков.
   Но я знал, что не забуду увиденного.
   Не смогу забыть, хотя очень постараюсь.
   Изо всех сил постараюсь.
   - Игорь? - спросил Олег, на которого я наткнулся, как слепой. Я кивнул. - Вот так... Значит, негры тут всё-таки есть.
   Я соскочил в грязь. И застыл, скорчившись и чувствуя, что холодный пот струится между лопаток.
   До нашего слуха донеслись ритмичные размеренные удары. Глухие, но громкие и мощные, они неслись откуда-то из разом притихших джунглей, пульсируя меж древесных стен по берегам реки, как кровь в обнажённой артерии.
   Бум-бум-бум-бум-бум-бум.
   Барабаны.
   Барабаны в джунглях.
   Барабаны, за которыми нельзя ходить.

* * *

   - Ты хочешь себя убить с упорством, достойным лучшего применения! - прихлопнув москита, Олег треснул себя по шее с такой силой, что едва не упал в воду.
   - Слушай, тёзка, - спокойно ответил я, - сказать тебе, за каким чёртом я вообще сюда попёрся? Кормить москитов и облезать от местного лишая? Нич-чего подобного. Меня лично интересуют здешние тайны.
   - В их числе - барабанный бой? - уточнил Олег. Я кивнул:
   - В их числе - и в первую очередь! - барабанный бой.
   - Я пас, - поднял руки Олег и вдруг рассмеялся. - В конце концов, если даже мы погибнем, то... - он помедлил, подыскивая слова, и тогда вместо него закончил Йенс:
   - ... то мы же всё равно погибнем, так о чём разговор?
   Барабаны бухтели весь день. Стемнело, а их рокот продолжался в ночи, и временами начинало казаться, что это повторение боя наших сердец... или что наши сердца подстраиваются под бой барабанов...
   Мы заночевали посреди реки, расчалив плот между вбитых в дно шестов. Собственно - "заночевали" не то слово. Было уже заполночь, и резко, а мы всё ещё обсуждали вопрос о том, что делать с этим боем. Точнее - как делать. Наконец я сказал:
   - Ладно, давайте поспим наконец, - и, подавая пример, вытянулся на бамбучинах, сунув под голову вещмешок.
   - Хорошая идея, - признал Йенс. - Торопиться некуда, они, похоже, не умолкнут долго. Часовых будем ставить?
   - Непременно, - зевнул я. - По часу...
   - Я встану первым, - сказал Олег, усаживаясь на краю плота со скрещенными ногами...
   ... - Вставай, пора дежурить, - Ромка открыл глаза и несколько секунд сонно пытался сообразить, что к чему. - Проснулся? - убедившись в этом, Олег улёгся и тут же уснул.
   Ромка зевнул, несколько раз плеснул себе в лицо водой из реки. Она была тёплой и пахла цвелью, но мальчишка проснулся окончательно. Он присел с краю и несколько минут вглядывался и вслушивался. Барабаны продолжали рокотать, и этот звук пугал. Он был причиной плохого сна, в котором звучал, как наяву, но Ромка уже не мог вспомнить этот сон... и был доволен, что не может.
   Кто-то отчётливо сказал за спиной: "Ну и что, ну и пусть - как хочется... ладно, да..." Ромка оглянулся, понял, что это во сне. Ясо перевернулся на живот, что-то пробурчал - говорил не он. Остальные спали спокойно.
   Ромка вздохнул и поморщился, слушая барабаны. Его взгляд упал на Олега Верещагина, и Ромка подумал, насколько странной и в то же время приятной оказалась их встреча. В своё время он мечтал стать его другом и ужасно жалел, что между ними - пять лет разницы. Для Олега он был восторженным болельщиком-младшеклассником, который ходит на каждую схватку... ну или сыном библиотекарши, который поглядывает, как старший мальчишка с серьёзным лицом листает толстые непонятные книги...
   А сейчас - сейчас они были ровесниками! Эта мысль неожиданно насмешила Ромку. Больше того - он был на три или четыре месяца старше! Физически...
   Ромка вздохнул - коротко и печально. Нет. Ровесник - да, может быть... но не ровня. Нет. Не ровня. Они жили бок о бок, но в определённой степени были даже дальше, чем там, в Кирсанове. Здешний Олег был воином и героем. На самом деле, не как в книжках или кино... вернее - как раз как в книжках или кино, но по правде. Иногда он казался совсем прежним - когда смеялся или дурачился с остальными, когда просто сидел и думал, когда спал... Но иногда его лицо твердело, на лбу становился виден тонкий шрам, и слова его делались несгибаемыми, отточенными и определёнными, как остриё его же палаша, а между ним и остальными отчётливо проступала прозрачная, но непробиваемая стена.
   Ромка часто думал, знал ли сам Олег об этой стене. И приходил к выводу, что знал. Да, знал, и жил с этим. У него была Танюшка - для неё не существовало этой стены. Был Сергей, который умел эту стену преодолевать. Был Йенс, который не обращал на неё внимания.
   Для остальных Олег был - Князь. Сколько бы искренности не было в их совместном веселье.
   За последние пять месяцев Ромка наладил отношения со всеми, а Кольку, пожалуй, мог бы назвать своим другом.
   Но Олег - Олег, который вытащил его из болота, дал шанс стать человеком! - был там. За стенкой. И то, что он там был для всех, не успокаивало.
   Ромка снова вздохнул. Олег, словно отвечая на этот вздох, стиснул пальцами рукоять палаша, потом отпустил оружие. Ромка отвернулся и стал смотреть и слушать ночь...
   ...Йенс на смену проснулся сам. Ромка не уловил даже, как он оказался рядом - сидел со скрещенными ногами и прислушивался тоже.
   - Тихо? - спросил он.
   - Тихо, - кивнул Ромка. - А что, ты на смену?
   Теперь кивнул Йенс. На плоту кто-то снова забурчал, потом тонко вскрикнул.
   - Как ты думаешь, что с нами будет? - спросил Ромка. Йенс пожал плечами:
   - Мы все умрём.
   - А... - Ромка поперхнулся. - Нет, я понимаю, но сейчас конкретно...
   - Возможно, мы умрём сегодня днём, - равнодушно ответил Йенс. - Или через несколько минут.
   - Да ну тебя... - уныло сказал Ромка. Немец рассмеялся:
   - Тебе что, страшно? Не бойся, незачем...
   - Ты что, не боишься умирать? - удивился Ромка. Йенс пожевал бамбуковую щепочку, сплюнул в воду, пожевал снова... Ромка терпеливо ждал.
   - Как сказать... - медленно произнёс немец наконец. - Я ещё не всё увидел. Хотелось бы посмотреть хоть одним глазком этот Город Света... и ещё кое-что хотелось бы сделать... Но особо бегать от смерти тоже не собираюсь. Я германец. Это обязывает.
   - Это, наверное, страшно... -прошептал Ромка, поёжившись.
   - Это, наверное, больно, - поправил Йенс. - Но наверняка - не так больно, как при некоторых ранениях, после которых болит неделями и хочется как раз умереть. Поскорее... Ложись-ка ты спать, римлянин.
   - Почему римлянин? - удивился Ромка.
   - Роман - это "римский" в переводе с латыни, - охотно пояснил Йенс и засмеялся.
   - Я сейчас пойду, - пообещал Роман. - Я только ещё спросить хочу...
   - Давай, - согласился Йенс.
   - Олег... чего он хочет?
   - Ты знал его ТАМ? - вопросом ответил немец. Ромка вздохнул:
   - Да, немного... Я и Сат... Арниса знал тоже, только не люблю про это вспоминать...
   - Какой он был, Олег?
   - Ну... - вопрос озадачил Ромку. - Спокойный... аккуратный... учился неплохо... фехтовать и читать любил... Он старше меня был, он меня и знал-то только потому, что я за него на фехтовании болел, а моя мама была... она школьный библиотекарь.
   - Олег хочет, - начал Йенс, никак не реагируя на ответ Ромки, - чтобы о нём помнили. Помнили долго. Может быть - вечно. Но этого он уже почти добился - о нём поют песни. И будут петь долго... может быть, и вечно. Ещё он хочет того же, чего и я - посмотреть этот мир. К этой цели он тоже близок. По крайней мере - в его понимании. И наконец, он хочет залить кровью улицы того места, где в нас играют - Города Света. Вот до этого он ещё не добрался. Но, когда доберётся, я хочу быть рядом, потому что это будет самое интересное место на белом свете на тот момент... А теперь ты идёшь спать, Роман.

Дж.Р.Киплинг

   Я делил с вами хлеб и соль.
   Вашу воду и водку пил.
   Ваша гибель была моя боль.
   Вашей жизнью - свою купил.
  
   Я делил с вами всё подряд:
   Ваши бури, бои, пиры...
   Там, где рай и ад, я вам был, как брат -
   За морями эти миры...
  
   Я писал сказку ваших дней,
   Горечь правды вкусив сперва.
   Я писал о ней - но она страшней
   И важней, чем мои слова.

* * *

   "Идти за барабанами" в прямом смысле слова было бы не подвигом, а глупостью. Мы сплавлялись ещё сутки. Первые шесть часов звук становился всё сильней, потом - начал удаляться, и под утро, когда рокот уже был слышен не очень хорошо, я приказал остановиться, причалить к берегу и, спрятав плот в прибрежных зарослях, высадиться и залечь в засаде неподалёку от берега.
   Честно? Я не очень верил в сверхъестественное происхождение этого навязчивого звука. Нет, в этом мире имелась разная "нечисть", несомненно. Но барабанный бой у меня с этим не "монтировался", хоть убейте...
   ...Около трёх часов дня пошёл дождь. Это оказался настоящий тропический ливень - тёплый, пахнущий чем-то сладким и пряным, упругий и сильный, словно струи из поливочного шланга. Лес вокруг наполнился грохотом водяных струй. За прошедшие пять месяцев мы ни разу не попадали под дождь, и нынешнее светопреставление наводило на грустные мысли о сезонен дождей, разливах рек и прочем.
   Струи ливня вбивали нас в раскисшую землю, делая её частью. Рокот барабанов стал не слышен совсем. Дождь стёр его...
   ...Пальцы Игоря коснулись моего бедра. Я чуть повернулся. Игорь указал глазами в сторону берега, и я усмехнулся.
   Негры пробирались через кусты. Рысцой, неспешно, но уверенно, не меньше сорока. Они явно преследовали плот, собираясь напасть на ночёвке. Я рассматривал их и думал, что уже успел от них отвыкнуть - последний раз видел прошлым летом, во время схватки у дирижабля.
   Я показал два пальца и сжал кулак. Мой жест, означавший двоих пленных, пробежал по цепочке.
   - Рось!..
   ...Я перелетел куст, в прыжке ударив ногами в грудь негра - упал на него сверху опять же ногами, раздавливая грудную клетку. Звигзагг - сказали клинки, ятаган переломился с высоким звуком, выбрызгивая искры, негр отлетел к дереву, и моя дага наискось перерезала ему горло. Крутнувшись, я поймал и отбросил дагой брошенную в спину толлу. Хозяин её, метнувшийся ко мне с занесённым топором, получил пинок в грудь и рухнул прямо на тесак Димки. Ещё один до меня не добежал - в левом ухе у него вырос метательный нож Игоря.
   Но я не особенно огорчился - передо мной вновь маячила раскрашенная маска... Негр отбил мой палаш верхним краем щита, дагу - ятаганом. Я скользнул на нижний уровень и отрубил ему ноги ниже колен. Он смешно заковылял по грязи на обрубках, поливая её кровью, потом дико завыл и рухнул на живот. Ударом ноги сверху вниз я сломал ему шею.
   - Всё, не оглядывайся, Олег, - со смехом сказал Ясо, вытирая палаш о широченный лист, - остались только пленные.
   - Раненые есть? - уточнил я.
   - Плечо, - весело признался Колька. - Кость цела, ничего...
   Кость у него и правда была цела, но левое плечо сильно разрублено ятаганом.
   - Но зато я его в плен взял, - похвастался Колька, кивнув на связанного негра.
   - Аж пятерых взяли! - восхитился Раде.
   - Ну оно и к лучшему, - я ткнул в одного из негров. - Вот этого поставьте на ноги... - подождав, пока мой приказ выполнят, я подошёл к остальным четверым и начал их рубить. Неспешно, на кусочки, стараясь подольше сохранить им жизнь и усмехаясь в ответ на визг и хрип. Кровь с шипением и свистом брызгала в разные стороны - каплями, струйками и фонтанами. Когда я прекратил работать палашом, все четверо - без руке и ног, изрубленные - были ещё живы, и я, достав один из своих метательных ножей, начал, насвистывая, потрошить их.
   А третьим заходом перерезал горло. Впрочем, двое к этому времени уже кончились.
   - Думаю, вопрос ему вполне ясен? - уточнил я, обращаясь к Йенсу, который держал негра, и одновременно подставляясь под льющие с деревьев потоки, чтобы смыть кровь.
   Йенс, ударяя негра локтем в позвоночник, начал задавать вопросы - отрывисто, его знаний языка хватало только на то, чтобы объясниться, а другие (и я в том числе) вообще ни слова не знали. Тот отвечал высоким от ужаса, визгливым голосом, умоляюще косясь на немца.
   - Он ничего не знает о барабанах, - Йенс, сдувая с губ воду, с улыбкой посмотрел на меня. - Они их слышат, потом приходит бокор и говорит, что делать. Они живут прямо тут, на плоскогорье.
   - На плоскогорье? - отрывисто переспросил я. Йенс кивнул. - Спроси его, что сказал бокор на этот раз. Что он сказал о нас?
   Йенс продолжил допрос. Похоже, негр боялся отвечать, но немца он боялся ещё больше. Йенс отпихнул его, с такой силой ударил по лицу, что негра швырнуло в грязь, где он скорчился, глядя на нас расширенными, бессмысленными глазами.
   - Он говорит, что бокор сказал: на реке плот с белыми, их надо убить, как убили прошлый раз тех, кто приплыл на лодке со звериной головой.
   - Значит, См... Игоря убили они, - сказал Олег, доставая топор. Я перехватил его запястье, ощутив злую силу сопротивления:
   - Подожди. Если мы его убьём, кто поведёт нас?.. Йенс, скажи этому выродку, что он будет жить, если проведёт нас на это плоскогорье.

* * *

   Когда голубое, яркое небо резануло по глазам, я невольно отшатнулся и вскрикнул - настолько это было неожиданно. Последние три часа мы поднимались в каком-то тумане, и до меня только теперь дошло, что мы поднялись выше слоя дождевых облаков, затянувших джунгли в каком-то полукилометре от земли.
   - Небо... - сказал Раде, потягиваясь. Следом выходили из джунглей остальные, и я рассмеялся, глядя на них в свете только-только поднявшегося солнца. Они тоже ржали, как кони, глядя на меня и друг на друга. В самом деле, зрелище было то ещё. Отряд леших на прогулке. Причём мокрых и истощённых леших.
   - Отдохнём, а? - предложил Ромка умоляюще. - Ну хоть часок...
   - До места ещё далеко? - кивнул я Йенсу на негра. Тот задал пленному несколько вопросов и повернулся ко мне:
   - Говорит, что вон там - спуск, и всё, их селения в долине.
   - Угу, - кивнул я, и Олег, подойдя к негру, раскроил ему череп топором. - Теперь можно отдохнуть...
   ... - Мы запаршивели, как помоечные щенята, - буркнул Ясо. - Чёрт побери, что с моими волосами - не видел раньше, и при солнце не видеть бы!
   Я не был склонен уделять столько внимания своей внешности, как Ясо или Раде, но не мог не согласиться с ними сейчас. Хотя бы на своём примере. Обычно волосы мне подрезала Танюшка, и сейчас мокрая, спутанная грива кое-как обкромсанная клинками товарищей, могла напугать кого угодно, особенно если учесть, что на две трети от корня волосы вернули себе свой природный тёмно-русый цвет, а ближе к концам сохранили тёмно-бронзовый выгоревший оттенок. На плечах, над бёдрами, на пояснице, у колен и вокруг щиколоток - короче, везде, где кожи плотно касалась одежда или ремни - кожа слезла до крови и осклизла от грибка. Почти то же самое было под мышками, в паху и между ягодиц, а межпальцевые промежутки на руках и ногах кровоточили. И так жилистый, я ещё больше похудел, рёбра и ключицы выступили наружу, а всё остальное тело обвивали жгуты жил и мускулов.
   Я почти заставил себя разложить вещи, оружие и одежду на камнях - и рухнул в траву, наслаждаясь сухим теплом. Судя по отдельным междометиям, остальные тоже вовсю ловили кайф.
   Как и когда я уснул - заметить не удалось. Убитый у Тихоокеанского побережья Америки Серёжка Лукьяненко говорил, что невозможно поймать момент наступления сна... Зато всегда замечаешь, когда и как проснулся.
   Солнце выползло в зенит и пекло вовсю. Раньше, уснув на таком солнышке, я проснулся бы свежесварившимся, да и сейчас суставы ломило. Рядом со мной, обхватив одной рукой коленки, сидел Ромка. Другую ладонь - слегка дрожащую - он держал над моим лицом, защищая его от солнца.
   Несколько секунд я смотрел на эту ладонь. Потом - Ромка отдёрнул её - сел, опираясь на руку.
   Все остальные ещё спали. Часовых не было, и я выругался про себя - на себя же. Одно-единственное вот такое "упущение" вполне способно перечеркнуть годы жизни.
   - Давно так сидишь? - спросил я, ощущая блаженство уже просто от того, что в первый раз за пять месяцев просох.
   - Нет, - он пожал плечами. - Тебе солнце прямо в лицо светило.
   - Ромыч, - я помедлил. - Ты только не обижайся. Давай сразу всё выясним, - он не сводил с меня удивлённых глаз. - Ты что, в меня влюбился?
   Глаза - хлоп-хлоп-хлоп. И не наигранно, а - первый "хлоп" удивлённо, второй "хлоп" непонимающе, третий "хлоп" обиженно. Четвёртого "хлопа" не было, но именно во время, нужное для него, я понял, что смертельно обидел мальчишку - и успел перехватить его за плечо, заставив сесть обратно; он уже вскочил почти и выдохнул:
   - Пусти.
   - Ладно, - я убрал руку. - Понимаешь, у нас...
   - Я знаю, мне рассказывали про Сашек... ну, про Бубнёнкова и Свинкова... - ответил он. - Но я ничего такого... - он вздохнул, и я правда понял, что обидел его зря.
   - Извини, - покаянно сказал я. - Просто знаешь, я столько тут разного навидался... в том числе и того, про что ты говорил...
   - Я просто... - Ромка помедлил и вдруг выпалил: - Ты мне правда нравишься... ну, не то, что так, а просто... в общем, я просто хотел помочь...
   - Эх, Ромыч-Ромыч... - я улыбнулся, и Ромка тоже заулыбался в ответ, а потом сказал:
   - А это здорово, что нам с тобой теперь поровну лет, и мы можем... - он вновь запнулся, но закончил, - ...дружить.
   - Здорово, - согласился я. А про себя подумал, что Ромка быстро разочаруется, ну да ничего. Он себе и настоящих друзей теперь найдёт быстрее... А Ромка, поднявшись на ноги, вдруг вильнул бёдрами, поворачиваясь ко мне мягким местом - и, глядя через плечо, прикусил губу, поиграл бровями и спросил томно:
   - Но согласись, попа у меня красивая, Олееежкааа...
   Возразить было нечего. Задыхаясь от смеха, я пробормотал: "Ах ты щенок!.." - и, дотянувшись, левой ладонью влепил ему по этому "красивому", а правой рукой повалил, рванув за щиколотку. Мы принялись бороться, но, поскольку оба хохотали и от этого ослабели, то это походило на возню двух дистрофиков. В разгар веселья проснулся Раде, несколько секунд наблюдал за нами, а потом заорал гнусно и радостно:
   - Оппааа-а!!! Ребята, подъём! Князя припекло, он на Ромку полез! Я второй!
   - Чур кто кого сгребёт, тот того и е...т! - завопил Колька, прыгая на ещё не вполне проснувшегося Ясо. Грек отправил его в короткий, но впечатляющий полёт, поддев ногой под живот. - Злой ты. И неженственный, - пропыхтел Колька, ухнув спиной в траву и раскидав руки.
   Общий хохот - за секунду до того, как возникла общая потасовка - был ему ответом.

* * *

   Дождь шёл и над этой долиной, по склонам которой кучками среди росчистей лепились хижины негров. Никто из нас, в том числе и я, не видел, как живут негры, и мы, лёжа в кустарнике у нижней кромки туч, не без интереса рассматривали пейзаж.
   - Нас десять, а их тут сотни, - сказал Димка. - Многовато...
   - Да, всех не переловим разбегутся, - задумчиво кивнул Видов, и Димка ткнул его локтем в бок:
   - Остряк...
   - Меня не интересуют эти курятники, - нетерпеливо прервал их я. - Ищите тропку, по которой может ходить этот бокор!
   - Кажется, я нашёл, - Йенс вытянул руку. - Смотрите, вон последняя группа хижин, дальше - голый склон, а тропинка идёт, и утоптанная... Видите?.. А вон там сворачивает за камни и в ущелье. Кому и зачем туда ходить?
   - Точно, - я усмехнулся, приподнимаясь на локте. - Отлично... Ну что, наведаемся в гости к этим барабанщикам?
   - Пошли, - кивнул Раде, подкидывая и ловя свой барте.
   Вернее, он хотел его поймать... но почему-то промахнулся - и едва спас ногу, возле которой вонзился в землю топор.

* * *

   Обходить долину по склонам было довольно сложно - склоны оказались достаточно крутыми, да ещё и заплетёнными зеленью, корни которой расшатали камни верхнего слоя. Камни эти не только срывались из-под ног - они грозили и наступившего на них утянуть следом. Утешал одно - негры тут явно не ходили.
   Шёл дождь. Полосовал дождь. Долина внизу кипела, как грязевое озеро, из хижин почти никто не появлялся - и это было как раз хорошо. Плохо было, что мы падали. Лично я упал трижды. Первый раз наметившийся глобальный перелёт склон-дно долины (метров двести кубарем под углом в 45 градусов) без особой нежности и решительно прервали кусты. Второй раз я сам вцепился в камни и выполз обратно. На третий раз меня поймал в самом начале всё того же славного пути Димка - мы едва не продолжили путешествие вместе, но удержались. Сам я ловил поочерёдно: Ромку, Кольку, Игоря и ещё раз Игоря, а ни разу не сорвался только закалённый суровым балканским детством Видов. Когда я второй раз поймал Басса, то увидел, что он смеётся.
   - Представляешь, - отвечал он на мой немой вопрос, - мы лезем, рискуя сломать шею... а куда и зачем? Чтобы подраться. Мы сумасшедшие, Олег, просто ё...тые, ты это понимаешь?!
   - И это наполняет моё израненное сердце гордостью, - сообщил я. - Лезь давай.
   Короче говоря, до тропинки, на которую указал Йенс, мы добрались только к вечеру, злые, со сбитыми коленками, локтями и пальцами - кому как повезло. Если бы негры - в любом количестве - попались бы нам в этот момент, мы бы сделали из них блин просто со злости. Лично у меня от подмёток сапог остались одни лохмотья, и я, плюнув, разулся и подвязал сапоги к вещмешку - починю, как освобожусь... Широкие кожаные клёши, удобные, если снимать-надевать, на шаге хлестали по ногам с мокрым звуком. Это страшно раздражало почему-то.
   - Ждём до утра? - шепнул Олег, останавливаясь рядом со мной. Я на несколько секунд задумался, потом помотал головой:
   - Нет. Долго уже идём, они там могут забеспокоиться, куда группа захвата делась. В гости, так сейчас.
   - Ну что ж, - Олег положил свою длинную шпагу на плечо. - Знаешь, о чём я жалею? Что тут я не могу рисовать. Придётся потом по памяти, когда воссоединюсь со своим альбомом.
   - И с Ленкой, - я толкнул его локтем, - а ?
   - И с Ленкой, - согласился Олег. - А тебе не хочется к Танюшке?
   - Хочется, - согласился я, - почти против воли вспоминая Танюшку - её лицо мелькнуло в памяти на миг, а потом вспоминалось только тело. Я, конечно, не стал развивать эту тему, но Олег, наматывая на палец свою левую косу, вдруг сказал:
   - Мне, Олег, когда мы там, в траве, дрыхли, сон приснился. Странный, правда. Как будто мы с Ленкой оказались в лесу. Мы ехали верхом, и одеты были, как обычно... как там одевались. А потом выехали к дому... такой, посреди леса, с огородом, садом, большой. Мы вошли внутрь, а там чего только не было, а главное - представляешь?! - документы на нас с Ленкой, и куча денег, разных, даже золотые монеты... Потом пришёл араб. Прямо как ты рассказывал. Он сказал, что всё это наше. Что это ферма где-то в брянских лесах, что наступил 94-й год... Помню, что мы с Ленкой отказались, потому что вас никого не было, а он сказал - это только для нас, потому что только мы заслужили... Странный сон, правда?
   - Да. Странный, - хрипло сказал я, натягивая на левую руку крагу и не глядя Олегу в глаза. - Пошли?..
   ...У нас не было другого выхода, кроме как подниматься по тропинке - иного пути не существовало, а по этой тропке валом катилась грязная вода. Мы были видны отовсюду - из долины и от пещеры - и оставалось надеяться, что ночная темнота не позволит нас разглядеть, а дождь остудит пыл тех, кому приспичит гулять снаружи. Если кто-то появится наверху и увидит нас, то вполне может в одиночку закидать камнями.
   За каким чёртом я это делаю?! За каким чёртом все это делают?! Ноги скользили по камням, и, если бы я не ходил до фига босиком, то от моих подошв остались бы только кровавые лохмотья. Так или иначе, но мы добрались до площадки над тропой. Все. И без особого ущерба.
   Йенс был прав. Сразу за этой площадкой был поворот тропинки, уходившей точно в жерло пещеры, похожей на вход в церковь - мне почему-то вспомнилась Казачья Церковь на черноморском побережье. Но если там были спокойствие и величавость, то здесь из отверстия веяло холодным мраком.
   - Дер Энтритт цу Хэлль, - тихо сказал Йенс. И я понял: "Ворота в ад." Да, было похоже. Если на свете есть ад, то вход в него выглядел бы примерно так.
   - Знаешь. - задумчиво сказал Димка, - там, где я жил... живу, короче... есть две деревни. Представьте: стоит дорожный указатель. И написано - две стрелки с надписями, - он показал руками: - Рай... Иерусалим. Деревни так называются.
   - Врёшь, - буркнул Раде.
   - Честное слово.
   - А ты откуда, Дим? - поинтересовался Колька.
   - Из Костромской области...
   - Пошли, - я обнажил клинки, первым шагая в темноту. Это было моё право и моя обязанность.
   Я вполне доверял слуху, да и в темноте видел неплохо. Но сейчас тьма, окружавшая меня, была совершенно полной, как... как не знаю что. И не слышалось звуков - никаких, кроме осторожных шагов ребят за моей спиной. Меня почему-то преследовало видение трещины в полу - широкой, бездонной и незаметной. Вот странность, идиотизм, дичь - я по-прежнему боюсь высоты. И пауков.
   Чёрт, а что если тут живут пауки?! Огромные пауки, и я сейчас врежусь лицом в паутину?! Как в пещере Шелоб, про которую рассказывал Кристо?!
   Мысль была страшной, но додумать её я не успел. В следующий миг мне почудилось, что я оказался внутри огромного барабана.
   Грохот послышался... нет, не со всех сторон. Мы были внутри этого грохота, он давил и взрывал артерии изнутри. Кажется, я что-то кричал, но своего голоса не слышал.
   Не знаю, когда это прекратилось. Я лежал на каменном полу, всхлипывающе дыша. Было тихо, только кто-то стонал и ругался. А главное - мы находились в ярком, резко очерченном круге электрического света, падавшего откуда-то сверху и наискось. Мы вскинули головы, но свет рубил прямо в глаза, заставляя жмуриться и отворачиваться. А потом - потом зазвучал голос. Он был насмешливый, уверенный. И он говорил по-русски!
   - Добро пожаловать! - отзвуки загремели, и я понял, что, во-первых, пространство вокруг нас большое, а во-вторых, говорящий использует усилители. - Любопытство, ах, любопытство... На какие глупости ты их толкаешь! И добро бы одного, двух... так нет - постоянно, постоянно... Раз, два... о, десять. Видели больше, но бывало и меньше.
   - Ты кто?! - крикнул Игорь, вертясь на месте.
   - А какая тебе разница? - удивился голос. - Ты же всё равно труп... Мальчики! Можете начинать! К вам пришла еда и развлечение!
   Свет погас. В окружавшей нас вновь кромешной тьме послышались странные, непонятные звуки, множившиеся, откликавшиеся эхом, скрещивавшиеся и сплетавшиеся в общий вкрадчиво-жуткий фон.
   - В круг, - приказал я, - на мой голос, скорее, все!
   И ощутил, как меня касаются плечи и спины.
   - Негры, - сказал Видов возле меня. - Тут тьма негров.
   Вспыхнувший на этот раз свет шёл на нижнем уровне, но зато освещал всё. Мы находились в самом центре огромной пещеры, верх которой тонул в темноте. Видимая часть стены была замощена черепами - один к одному, они смотрели на нас излучавшими тьму глазницами. Но самым насущным было не это.
   А то, что Видов оказался прав. Вокруг нас стояли негры. Они стояли сплошным кольцом.
   И их было не меньше трёх сотен.
   Они заполняли всю пещеру.
   Передний ряд стоял, плотно сдвинув щиты и выставив широкие лезвия ассегаев.
   Равнодушные маски смотрели на нас в упор.
   - Убейте их, мальчики! - с дурацкой жизнерадостностью, сорвавшись вдруг на визг, проорал тот же голос и добавил ещё что-то на языке негров. Мы сбились в кучу теснее, выставив клинки во все стороны. Я слышал, как тяжело дышать ребята... - А Короля Поединков берите живым! Живым берите! Ему отрубим руки и, пожалуй, отпустим!
   - Хочешь сдаться, Олег? - шепнул Игорь. Я хмыкнул, хотя про себя облился холодным потом. С них станется - задавят толпой и... Нет уж, лучше смерть!.. Ха, но этот голосистый ублюдок меня знает - это вряд ли негр...
   - С общефилософской точки зрения похоже, что нам конец, - спокойно сказал Йенс.
   - Мне удариться в истерику и просить прощенья за то, что я вас вовлёк в это? - уточнил я.
   - Не стоит, - покачал головой немец.
   - Прости, Ясо, я в октябре стащил у тебя из вещмешка последний кусок леваша, - послышался голос Димки.
   - Так это ты?! А я думал - крыса... хотя всё равно, так и есть, - отвечал грек.
   - Прости меня, Раде, - всхлипнул Колька, - я давно мечтаю тебя поцеловать, но боюсь признаться... давай сейчас, а?!
   - Олег, попроси негров подождать, я отрежу этому придурку голову, - попросил Раде.
   Ребята всё ещё шутили. Не думаю, что они не понимали того, что нас ждёт. Но просто стоять и ждать смерти было страшно.
   - Паршиво, - прошептал Йенс так, чтобы слышал только я. - Чувствуешь себя жучком, которого сейчас наколют на булавку... Свалить бы хоть одного...
   - Подожди-ка, Олег, - Олег Крыгин протиснулся мимо меня. Я поймал боковым зрением его улыбку... и она была странная. Он чуть вышел вперёд из общего круга и, повернувшись вполоборота, сказал - всем сказал, не мне одному: - Ладно. Вы только живите, ребята. Вы только живите, вот и всё... РОСЬ!!!
   Он прыгнул вперёд.
   Ассегаи остановили его, и я увидел, как из спины Олега выскочили с треском три широких, залитых кровью лезвия. Но полностью затормозить бросок негры не смогли - и Олег, падая на их щиты, пробил в кольце брешь.
   Я услышал, как Игорь запел:
   - Торопится время, бежит, как песок...
   А потом я перестал слышать, видеть и воспринимать мир вообще. Остался только багровый вихрь, подхвативший меня...

Алексей Симонов

   Жаль, мало на свете свободных зверей.
   Становятся волки покорней людей.
   Ошейник на шею, убогую кость
   В те зубы, где воет природная злость...
   А ловчие сети калечат волчат,
   Их суки ручные вскормят средь щенят.
   И будет хозяин под стук тумаков
   Смеяться, что нет уже гордых волков!
   Пусть лают собаки, таков их удел.
   Восстаньте волками, кто весел и смел!
   Кто верит в удачу и лютую смерть,
   Кому бы хотелось в бою умереть!
   Учите щенят, есть немало волков
   Средь них, не запятнанных скверной оков.
   Вдохнут они волю и примут наш вой,
   Как клич, как девиз на охоту и в бой!..
   Собачьи идеи в собачьих богах!
   Ошейник на шею - их слабость и страх!
   Но вольные звери не знают преград,
   Поймут волкодава тупой маскарад!
   Поймут и оскалят кинжалы-клыки!
   Пощады не будем всем вам, горе-стрелки!
   И вольные ветры завоют в лесах,
   И знамя для волка - свобода, не страх!
   ...Негр... Нет, это голова - без маски, лежит в луже крови с оскаленными подпиленными зубами... Так, а это что?.. Ещё один негр? Да, вернее - нет, это его половинка... а вот ещё одна, но от другого, и его разрубили не сверху вниз, а пополам по поясу... мотки кишок... А кровищи-то вокруг сколько!
   Во рту был вкус металла. Я даже не очень понимал, стою или лежу... Кажется, всё-таки стою... А в чём то у меня руки... в чём это я вообще?.. А, да, это тоже кровь, и оба клинка, намертво засевшие в руках, в крови, и кровь сползает по ним не каплями, а сгустками...
   Я огляделся.
   Свет горел по-прежнему. Негры лежали вокруг. По отдельности. Грудами. Частями. И просто трупами. Среди расколотых щитов и масок, среди раздробленного и просто брошенного оружия. Я увидел тех, кто стоит на ногах, но это были не негры, а мои ребята. Я считал их и не мог сосчитать, потому что забыл цифры. А ещё не понимал, почему они так на меня смотрят. Их надо было окликнуть, но мне пришлось делать усилие, чтобы начать говорить:
   - Все живы?
   - Олег... - начал Ромка, но я скривился:
   - Я знаю... остальные... все?..
   Я и сам видел уже, что все живы, хотя они, как и я, с ног до головы были в крови.
   - Негры? - у меня наконец восстановился нормальный голос. И Йенс, не спуская с меня глаз, тихо сказал:
   - Последних ты убил у выхода. Там, где стоишь, Олег.
   Я машинально оглянулся. За моей спиной в самом деле был выход из пещеры.
   - Где этот! - торможение отхлынуло, я стал прежним. - Этот, который говорил... Раде, назад!!!
   Я увидел всё сразу.
   Лепившуюся к стене лестницу, уводящую на кольцевой балкон под потолком пещеры.
   И - грузную, невысокую фигуру на верхних ступенях лестницы... с пистолетом в руке.
   - Колька, убей его! - крикнул я, выхватывая наган. - Колька, убей!.. Автомат!..
   Выстрел.
   Раде упал, придерживаясь рукой за перила. В следующую секунду я - не знаю, как! - оказался на балконе за спиной этого, с пистолетом. Прямо возле динамика, закреплённого в перилах, одного из многих. Стоящий с пистолетом обернулся, и я увидел, что араб - испуганные маленькие глазки, какой-то комбинезон... Я выстрелил, он покачнулся, но, удержавшись рукой за ограждение, выстрелил в ответ. Меня ударило в левое плечо, толкнув назад... я выстрелил второй раз и увидел на этот раз, как пуля отлетела от комбинезона.
   Выстрелить в меня ещё раз он не успел - тяжёлый удар калашниковской пули в правый бок швырнул араба на стену. Я бросился вперёд, перепрыгнул через слабо копошащееся тело. Раде внизу шевелился... Я, перелетая через ступеньки, ринулся вниз... Ясо успел первым, подхватил македонца... Я упал рядом на колени.
   - Чёрт, как больно... - Раде отнял руку от бока. - Пистолет, вот так штука... - его красивое лицо исказилось, и я вдруг понял, что македонец умирает. - Князь, я что-то не вижу тебя, тут очень темно... свет!.. Включите... свет... Зорка!.. Позовите Зорку... я... я не хочу так... Как неудачно... - он перешёл на македонский, а мы стояли и сидели вокруг него. И ничего не могли сделать. Потом он нашарил мою руку и ясно сказал, улыбнувшись: - Я счастлив, что был с тобой до конца, князь.
   Горлом у него хлынула кровь. Раде несколько раз дёрнулся - и его не стало.
   Игорь принёс Олега и положил рядом. Глядя на меня, тихо сказал:
   - Вот и ещё одного нашего не стало... Теперь только ты, я, да Сергей на корабле. Из всех наших парней, Олег. Из всех.
   - Где эта паскуда?! - прохрипел Ясо, вскакивая на ноги. В его руках алыми отблесками вспыхнули кинжалы.
   С площадки упала вниз, тяжело ударилась и раскололась, как спелый арбуз, голова с налитыми ужасом глазами. Мы посмотрели вверх. По лестнице тяжело спускался Йенс (и когда успел туда взлететь?!) с окровавленным топором в руке.
   - Почти уполз, - сказал немец. - Хотя бок ты ему прострелил, Коль... Олег, там проход, про которые ты рассказывал, только он не работает.
   - Филиал Города Света... - я поднялся. - Коль, спасибо, ты мне жизнь спас... Я и не думал, что у него комбинезон пуленепробиваемый...
   - Ребята, неужели мы три сотни положили? - неверяще оглядывался Ромка, зажимая грудь справа, где куртка висела лохмотьями, набухшими кровью.
   - "Мы", - хмыкнул Колька. Подумал и согласился: - Ну, сотни две наши. А остальные... - и он покосился на меня. - Только фарш летел...
   - Олег, ты ранен, - Йенс подошёл ко мне. - Пуля в плече, ты не чувствуешь? Пошли, я выну... - мы отошли к лестнице, я сел, тихо попросил:
   - Пальцы мне разожми, я клинки не могу выпустить...
   - Сейчас... - Йенс усмехнулся. - А ты знаешь, что ты в крылатого пса умеешь превращаться? Все видели, но молчат, потому что не верят... Как ты на баллюстраду махнул...
   - А ты? - по какому-то наитию спросил я. Немец, надрезая мне плечо, кивнул обыденно:
   - И я тоже.
   - Я за собой первый раз это на Кавказе заметил, почти четыре года назад, - признался я. - Только тогда не понял, что к чему, а уж в Америке Юджин мне сказал, что видел, как я... с-с-са-а!..
   - Всё, - Йенс бросил окровавленный кусочек на пол пещеры. - Ну что, будем шить. Негры, я думаю, сюда явятся не скоро.
   - Это точно, - согласился я, откидываясь затылком на ступеньку. - Йенс. А как я скажу, что... Ленке и Зорке, что... я же ни разу этого никому не говорил, Йенс... всегда на глазах...
   - Придётся сказать, - ответил немец, вдевая в иголку самодельную нить из кривобокой маленькой склянки с кустарным спиртом. - Но это ещё не скоро. Мы все можем просто не дойти. Так что не беспокойся особо.

* * *

   Мы вынесли ребят туда, где не было дождевых струй и сырых, шепчущих джунглей. Я не знаю, как нам это удалось. Я вообще не знаю, как мы выбрались обратно. Знаю, что было утро, и земля под палашом поскрипывала камешками и упругими корешками.
   - Он мог вернуться, - сказал я Йенсу, когда мы закончили копать. - Ему предлагали. Ему и Ленке. Понимаешь, он мог вернуться. А вместо этого...
   - Кладём их? - спросил Игорь.
   - Да, - я поднялся с камней - с тех самых, на которых мы недавно сушили свою одежду, возле которых, дурачась, боролись в тёплой траве. - Кладём. Тайне барабанов Пацифиды конец. Всё очень тупо.

Дж.Р.Киплинг

   Возле города Кабула -
   В рог труби, штыком вперёд! -
   Захлебнулся, утонул он,
   Не прошёл он этот брод,
   Брод, брод, брод вблизи Кабула.
   Ночью вброд через Кабул-реку!
   В эту ночь с рекой бурлившей эскадрон
   боролся плывший
   Темной ночью вброд через Кабул-реку.
   В городе развалин груды -
   В рог труби, штыком вперёд! -
   Друг тонул, и не забуду
   Мокрое лицо и рот!
   Брод, брод, брод вблизи Кабула,
   Ночью вброд через Кабул-реку!
   Примечай, вступая в воду, - вехи есть
   для перехода
   Темной ночью вброд через Кабул-реку.
  
   Солнечен Кабул и пылен -
   В рог труби, штыком вперёд! -
   Мы же вместе, рядом плыли,
   Мог прийти и мой черед...
   Брод, брод, брод вблизи Кабула,
   Ночью вброд через Кабул-реку!
   Там теченье волны гонит, слышишь - бьются
   наши кони?
   Темной ночью вброд через Кабул-реку...
  
   Взять Кабул должны мы были -
   В рог труби, штыком вперёд! -
   Прочь отсюда, где сгубили
   Мы друзей, где этот брод,
   Брод, брод, брод вблизи Кабула.
   Ночью вброд через Кабул-реку!
   Удалось ли обсушиться, не хотите ль
   возвратиться
   Темной ночью вброд через Кабул-реку?
  
   Провались она хоть в ад -
   В рог труби, штыком вперёд! -
   Ведь остался б жив солдат,
   Не войди он в этот брод,
   Брод, брод, брод вблизи Кабула.
   Ночью вброд через Кабул-реку!
   Бог простит грехи их в мире... Башмаки у них,
   как гири,
   Темной ночью вброд через Кабул-реку...
  
   Поверни от стен Кабула -
   В рог труби, штыком вперёд! -
   Половина утонула
   Эскадрона, там, где брод,
   Брод, брод, брод вблизи Кабула
   Ночью вброд через Кабул-реку!
   Пусть в реке утихли воды, не зовём уже
   к походу
   Темной ночью вброд через Кабул-реку
   ...В середине июня, продравшись через полосу прибрежных мангров, мы вышли к побережью Пацифиды на западе, пройдя континент насквозь.
   Ещё двое суток у нас ушло, чтобы добраться до места, где нас ждал "Большой Секрет".

* * *

   В конце июня мы отплыли на северо-запад, к побережью Азии.
  
  

РАССКАЗ 22

БУДЕТ ЛАСКОВЫЙ ДОЖДЬ . . .

  
   Слишком долго бродил я где-то,
   Где был нужен, хотя не мил...

А.Дольский

* * *

   С высоких хмурых скал, увенчанных лесом, казавшимся чёрным без солнечного света, стекали струи тумана. В нескольких местах у подножья скал вода плавно и угрожающе ходила водоворотами. Где-то ревел поток водопада.
   - Жутко, - призналась Танюшка. - Смотри, как мрачно... Ты здесь был тогда?
   - Южнее, - ответил я. И согласился: - Да, жутковато... Ну и скалы!
   - Это хребет Джугджур, - вспомнила Танюшка. И вдруг вскинулась: - Олег, смотри!
   - Чёрт! - я окаменел.
   Из скал на наш корабль смотрел высеченный фас мальчишеского лица. Неизвестно, кто и когда приложил к этому руку, но что рельеф очень старый - это было видно сразу. Время, ветер, волны настолько выбили его, что точно разглядеть черты было уже невозможно. Выше лица бесконечно катилась по камню свастика - почти такая же, как на моём палаше.
   - Держи на лицо! - прокричала из "вороньего гнезда" Лидка. - На лицо держи, Джерри!
   Отрывисто захлопал на повороте парус. "Большой Секрет" тяжело рассёк воду и побежал к берегу, а через несколько секунд в скалах открылся проход...
   ...Бухта имела форму капли - расширялась от горла в стороны. Берега окаймляла полоса галечного пляжа, дальше начинался лес. А слева от прохода на этом пляже, достаточно высоко, чтобы не достал прилив или ворвавшаяся штормовая волна, серо-жёлтой полосой светлела на гальке длинная двускатная палатка.
   Мы все застыли. Не от испуга, скорей от неожиданности и удивления - дикие места вокруг не располагали к ожиданию встречи, хотя, если подумать, ничего странного не было в том, что кто-то разбил здесь свой лагерь. Но уже через несколько секунд нам стало ясно, что в бухте уже давно никого не было.
   Очень давно.
   - Правь к берегу! - крикнул я Джерри, примериваясь, как ловчей прыгнуть в воду...
   ...Галька сухо скрипела под моими ногами. Меня почему-то сводило напряжение, я ловил себя на том, что пальцы сами крадутся к рукояти палаша, и я несколько раз оглядывался на шаги ребят за спиной, как на чужие.
   Место не то чтобы пугало. Страшного тут ничего не было. Но оно... да, оно отталкивало.
   Чем ближе мы подходили к палатке, тем ясней становилось, что это - не для людей. Между нижним её краем и галькой была широкая щель. Верх в нескольких местах лопнул, кожа не расходилась только потому, что оказалась хорошо выделана. Узлы, затягивающие вход, превратила в цельные комья морская соль, насквозь пропитавшая их.
   - Корабельная палатка, - сказал Джерри, доставая охотничий нож. Посмотрел на меня. Я кивнул. Австралиец начал пилить ремни, пыхтя и тихо чертыхаясь, потом отшагнул. - Это сталь, Олег. Легче сбоку прорезать.
   - Легче снизу пролезть, - сказал Игорь чуть насмешливо, ныряя под низ - только сапоги мелькнули.
   Назад он выскользнул почти сразу. Рот Басса был приоткрыт, глаза выпучены. Несколько секунд он вообще ничего не говорил, но потом клацнул зубами и сказал потрясённо:
   - Там драккар Тиля. Ван дер Бока.

* * *

   Чёрный драккар с акульей мордой был не брошен, а аккуратно прибран - поставлен на катки, подпёрт с бортов сваями, мачта, вёсла и правило сняты и уложены на палубу под скамьи. Акулья голова тоже лежала на палубе, и всё это сверху дополнительно было затянуто промасленной штормовой кожей, которую мы сняли.
   - Тут никого не было уже несколько лет, - определил Анри. - Они не убежали, а ушли. И им, похоже, ничего не грозило...
   - Скорей всего, он проплыл тем же путём, что и мы - через Амазонский пролив, - вставил Колька. - Иначе в Америке мы бы про него услышали.
   - А потом? - спросил через плечо Анри. Колька качнул головой:
   - А потом, что потом? Пошёл со своими в Сибирь. Сейчас, может быть, где-нибудь на Урале.
   - Чушь, - ответил Анри. - Он никогда бы не бросил драккар. Поплыл бы или побережьем, или, если правда торопился, в Европу, северными морями - как угодно, но драккар не бросил бы, я точно говорю.
   - Он что, с тобой советовался? - сердито спросил Колька.
   - Не спорьте, - тихо, но отчётливо сказал Йенс. Он стоял около оружейного ящика на носу, придерживая откинутую крышку коленом. - Это не важно. Куда важней вот что.
   Толчком колена он отбросил крышку совсем (ремённые пересохшие петли сломались, как пластмассовые). Мы повернулись на стук.
   В ящике лежало оружие. Много. Он был полон доверху.
   Запасного оружия просто не могло быть столько.

Берт Хокансон

   Ни шатров на судах, ни ночлега в домах.
   Супостат за дверьми стережёт;
   Спать на ратном щите, меч булатный в руках,
   А шатром - голубой небосвод.
  
   Как взыграет гроза, подыми паруса:
   Под грозою душе веселей.
   Пусть гремит, пусть ревёт; трус - кто парус совьёт!
   Чем быть трусом, погибни скорей.
  
   Ты купца, на пути повстречав, защити;
   Но возьми с него должную дань.
   Ты владыка морей, он же прибыли раб:
   Благороднейший промысел - брань...
  
   Но вот викинг плывёт: нападай и рубись;
   Под щитами потеха бойцам;
   Кто отступит на шаг, то не наш: вот закон;
   Поступай, как ты ведаешь сам.
  
   Рана - прибыль твоя: на груди, на челе
   То прямая украса мужам:
   Ты чрез сутки, не прежде, её повяжи,
   Если хочешь собратом быть нам.
   - Шпага Тиля, - Игорь, перевернув ножны, рывком вытряхнул из них длинный синеватый клинок. Я кивнул - я тоже её помнил - и встретился глазами с растерянным взглядом своего старого друга. - Ничего не понимаю, - тихо сказал он. - Они сложили всё оружие в ящик, Олег. Смазали, сложили и... и просто ушли... Но так же не бывает!
   Я снова кивнул. А про себя вспомнил башню... и груду клинков на полу... и мои мысли о том, откуда мог взяться этот склад... Конечно, там оружие не было сложено так аккуратно, как тут, но всё-таки похоже.
   - Ты такого раньше не видел? - спросил я Йенса. Тот покачал головой:
   - Не видел... Слышал несколько раз, - неожиданно добавил он, - что вроде бывает такое: отряд пропал, оружие брошено или вот так... заскладировано. Но сам не видел, говорю тебе.
   - Загадка... - пробормотал я, не скрывая изумления. - Чёрт побери, опять загадка... Ребята! - я повысил голос. - Расходимся попарно, надо обшарить всё вокруг - может быть, найдутся какие-то следы!

* * *

   ...Мангровые корни смыкались надо мной и вокруг меня сплошной клеткой. Солнечный свет гас и, когда исчез последний лучик, влажные гибкие хлысты начали охватывать мои руки и ноги, растягивая их в стороны, а один корень захлестнул шею и плавно, неотвратимо стянулся...
   ... - Олег, проснись, Олег, ты что?!
   Я со стоном открыл глаза и сел. Пот лил с меня ручьями, я никак не мог успокоить дыхание. Танюшка гладила меня по плечам и спине.
   - Пацифида... - простонал я, падая обратно на палубу, на расстеленный плащ. Танюшка несколько раз поцеловала меня в губы, потом прилегла на грудь. - Тань, я мокрый.
   - Ничего, это даже приятно... А если бы ты знал, что мне снилось в те десять месяцев!
   - Кое для кого эти сны обернулись явью. Ленка до сих пор со мной разговаривает через силу, а Зорка вообще в мою сторону не смотрит...
   - Не выдумывай, они со всеми так.
   Я вздохнул и, осторожно отстранив Танюшку, встал, подошёл к борту. Около костра виднелся Джерри, я окликнул его:
   - Сергей вернулся?
   - Да, он уже спать лёг, - через плечо сказал Джерри. - Ничего не нашёл.
   Я оперся на борт и задумался. За весь день никто - и даже, как выяснилось, сильно припозднившиеся Сергей с Ленкой - не нашёл никаких следов Тиля. Я решил перестать думать об этой проблеме вообще - тем более, что это и не проблема, а, скорей, загадка, одна из многих.
   Более насущной проблемой был вопрос о том, что делать дальше - а именно его предстояло решать, и поскорей. У меня - да и у всех остальных - не было опыта плавания в приполярных районах, и я боялся рискнуть плыть через северные моря. Можно было бросить "Большой Секрет", как это почему-то сделал со своим драккаром Тиль, и идти через Сибирь примерно тем путём, который я проделал, возвращаясь из плена... но бросать когг никому не хотелось, а мне - меньше всех. Третий путь вёл в обход Азии и Африки, но в этом случае он занимал почти год. Хотя... с другой стороны, в тех-то местах мы как раз ещё не были...
   Странно, подумал я, поворачиваясь к борту спиной. Странно, странно, странно... Почему меня тянет на берег? Я прошёлся по сопкам, разыскивая всё те же следы Тиля, но у меня такое ощущение, что я чего-то или не заметил, или пропустил...
   ... - Ты куда? - уже сонно спросила Танюшка.
   - Спи, я скоро, - отозвался я. - На берегу побуду.
   - А-а... - она, кажется, так и не проснулась толком.
   Я спустился к костру. Джерри посмотрел на меня вопросительно.
   - Пройдусь тут недалеко, - объяснил я, глядя в ту сторону, где над океаном уже начала разгораться заря. Джерри кивнул, свистнул и негромко, но отчётливо сказал:
   - Анри, не колыхайся, это князь на прогулку вышел.
   Анри, очевидно, сидел где-то в кустах или на дереве. Я пошёл вдоль берега, но за первым же мысом свернул в лес.
   Странно. Почему? Куда меня вообще несёт? Я остановился, разбираясь в себе. Первое - причин куда-то тащиться у меня не было начисто. Так с чего это я так энергично засобирался и "улетел"?
   Лес стоял передо мной сплошной тёмной стеной. Метров на двести правее виднелся более тёмный участок - кажется, распадок или овраг. В глубине его тёплой шапкой шевелился туман - белёсый, странный... нет... да, странный, но не тот туман, который бурыми лепёшками тут и там пятнает этот мир, скрывая собой человеческую слабость, страх, боль...
   Просто странный туман.
   "А почему странный? - думал я на ходу, вышагивая в сторону этого тумана. - Стоп! Куда я опять?!"
   Я остановился у самой кромки тумана. Там не было звуков, не было движения, кроме шевеления самих туманных пластов.
   Я оглянулся. Отблески костра плясали вдали на ветвях пихт.
   И я сделал первый шаг...
   ...Под ногами чавкало, тут и там клонились в стороны камыши. Светало, и мне казалось, что распадок резко расширяется, и я нахожусь уже на какой-то болотистой равнине. Туман висел сплошняком со всех сторон - не то чтобы непроницаемый, но что происходит за его пределами - видно не было совершенно.
   Я шёл неспешно, а самое главное - во мне совершенно не было беспокойства, только ощущение того, что надо идти. Шаг, шаг, ещё шаг... Болото не болото, но сыро... а ещё - такое ощущение, что впереди ждёт что-то важное и нужное. Только странно - откуда тут такая равнина, в дальневосточной тайге нет таких равнин вообще...
   Я не заметил, когда болотистая почва под моими ногами сменилась чем-то твёрдым. Вокруг по-прежнему плавал туман, но я обратил внимание, что больше нет кустов, не шуршит по сапогам трава - и только после этого внимательно посмотрел под ноги.
   Там был асфальт. Самый обычный, чуть выбитый асфальт, из которого тут и там торчала разноцветная щебёнка. Я ходил по такому четырнадцать лет - много лет назад.
   И отвык от его вида.
   - Фокусы, - сказал я тихо, и мой голос утонул в тумане. Я присел на колено и потрогал асфальт. Он был прохладный, шершавый и влажный. Он был настоящий, и под пальцы мне попалось стекло, о которое я чуть не порезался. - Фокусы, - повторил я, распрямляясь.
   Я научился - давным-давно научился! - настороженно, но в то же время спокойно относиться к непонятным и неожиданным вещам. Если есть асфальт - значит, есть асфальт, и мы по нему пойдём. Куда? А вот там и увидим. В конце-то концов, не зря же меня сюда притащило?
   Туман вроде бы стал даже плотней. Но за его колеблющимися стенами мне чудились какие-то конструкции. Не деревья, нет. Что-то очень знакомое, но забытое. Такое же, как асфальт под моими сапогами.
   Я свернул влево. И через пять шагов споткнулся о бордюр тротуара, а передо мною выросла стена панельного многоэтажного дома. Туман влагой оседал на стекле окна над моей головой.
   Сквозь зубы втянув сырой воздух, я сделал ещё шаг и дотронулся до стены. Повёл по ней рукой, и так, чертя пальцами по краске, пошёл дальше. На углу висел номер - чёрные угловатые цифры на белом:

44

   Тут же была табличка, но просто белая, без названия.
   Я пошёл дальше. Задел рукоятью палаша об угол, рассеянно посмотрел на оружие, подумал и свернул за угол.
   Это был парк. Слева и справа тянулась чугунная кованая ограда - витки металла сплетались в растительное кружево. Листва на деревьях казалась серой, за нею видны были тоже какие-то дома. Справа я увидел качели и скамейки. Качели почему-то раскачивались - бесшумно и плавно. Рядом со скамейкой лежал мяч: малиновый с синей полосой, надвое разделённой белой.
   У меня был такой.

Игорь Корнелюк

   Ночь
   И тишина,
   Данная навек.
   Дождь, а может быть,
   Падает снег...
   Всё равно, бесконечной надеждой согрет,
   Я ищу
   Этот город,
   которого нет!
   Там
   Легко найти
   Страннику приют.
   Там наверняка
   Помнят и ждут...
   Много лет, то теряя, то путая след,
   Я ищу
   Этот город,
   которого нет!
   Кто
   Ответит мне,
   Что судьбой дано?
   Нам об этом знать
   Не суждено...
   Может быть, за порогом потраченных лет,
   Я найду
   Этот город - которого нет!
   Там для меня
   горит очаг -
   Как вечный знак
   Забытых истин!
   Мне до него
   последний шаг -
   И этот шаг
   Длиннее жизни...
   Странно. Какое-то спокойствие опустилось на меня, словно плащ, и я неспешно шёл дальше по асфальтированной дорожке, пока вновь не оказался на развилке и, бросив взгляд вправо, неожиданно увидел, что эта улица чиста от тумана. Шагах в тридцати от меня была открытая дверь, дальше - стеклянная витрина, расписанная почему-то снежинками. Наискось через неё шла надпись:

К А Ф Е

   Без названия, просто кафе. По-русски, я это понял уже после того, как прочитал надпись. Рядом с дверью стояла урна из серого чугуна, знакомая, вазой. Я подошёл, заглянул - она была пуста, только на самом дне лежала монетка - пять копеек.
   У меня возникло подозрение, что я сплю. Я сунул руку в урну, достал монету. Да, пять копеек 1981-го года. Я уронил её обратно - медь глухо щёлкнула о чугун.
   Вход в кафе был завешен длинными низками пластмассовых колечек, они сухо застучали, когда я их раздвинул, входя внутрь. Снова повеяло чем-то знакомым - то ли "Севером", то ли "Молодёжным" (1.)... Слева в глубине - стойка, за ней полки, пустые. Дверь и окошко раздачи на кухне были закрыты, дюжина столов с тонконогими стульями - пуста...
  
   1.Названия культовых в среде кирсановских подростков второй половины 80-х годов ХХ века кафе.
  
   Нет. В дальнем углу, у самого окна, где я всегда любил садиться в кафе, на столе дымились чашки и тарелки.
   - Эй, - окликнул я, прислушавшись. Нет, было тихо. Я пожал плечами, подошёл к столику. Из синего стаканчика торчали белые уголки салфеток. В держателе с колечком стояли чашечки с перцем, солью и горчицей. На тарелке лежали четыре куска чёрного хлеба - мягкого даже на вид. В тарелке был бульон с несколькими пельменями, зеленью и вроде бы сметаной, в другой - сочные, поджаренные кусочки шашлыка с жареной картошкой и луком. На блюдечке стояла кружка - именно кружка - с чаем и лежало пирожное. Эклер.
   Я сел. Мне не часто последние годы доводилось сидеть на стульях, палаш помешал - я поставил его между ног. Взялся за ложку - алюминиевую, но чистую, новенькую - и с недоверием посмотрел на свои собственные пальцы, держащие её. Она была в них чудовищно неуместна.
   - Бред, - сказал я тихо. Опустил ложку в бульон. Поболтал ею там.
   И начал есть...
   ...Я заканчивал подбирать остатки картошки, когда в кафе вошёл человек. Я ощутил его приближение за миг до того, как затрещали пластмассовые низки на входе, вскинул голову, не выпуская вилку, но левую руку положив на рукоять даги.
   Он вошёл, бесшумно ступая по кафельному полу, быстро и ловко двигаясь, пересёк проём между рядами столов и остановился через стол от меня.
   - Хорош поел? - дружелюбно спросил он по-русски.
   - Да, спасибо, - кивнул я. И только сейчас сам понял, что еда ничуть не походила на кафешную.
   Вошедший рассматривал меня. Я - его. Это был мальчишка - немного старше меня, плечистый, узкобёдрый и длинноногий. На крепкой высокой шее сидела почти скульптурная голова. Лицо с решительным подбородком, высокими скулами и широко посаженными зелёными глазами через верхнюю губу и левую щёку перечёркивал шрам. Рыжие волосы падали на плечи в красивом беспорядке.
   Одет мальчишка был со средневековым шиком: на белую рубашку с пышными рукавами - алая туника. На широком чёрном поясе, на перевязях с золотыми бляхами, висели длинный меч со странной рогатой рукоятью и прямой массивный нож. Узкие алые штаны уходили в тонкие сапоги - чёрной кожи, с белыми отворотами под коленом. Но выражение лица у парня вовсе не было заносчивым или высокомерным. Он смотрел, как и говорил: дружелюбно, только чуточку печально.
   - Пей чай, я подожду, - он пододвинул стул и сел, широко расставив ноги (меч повис между них рукоятью точно под руку).
   Чай тоже был хорош, а эклер - не с масляным, а с заварным кремом... но мне ни то, ни другое толком не лезло в горло. Мальчишка смотрел в окно; справа на шее под отложным воротником я заметил ещё один шрам, звёздчатый - от стрелы остаются такие. Это почему-то успокоило меня. Парень был "из наших". И появилась уверенность, что сейчас я услышу что-то... что-то очень и очень важное.
   Может быть - самое важное за все мои годы здесь.
   Я поставил кружку на блюдечко, и мальчишка поднялся, одновременно поворачиваясь ко мне:
   - Меня зовут Диад, - сказал он. - Если ты не против - пойдём, поговорим на ходу, Олег.
   Я не выдал своего удивления. Просто кивнул.

* * *

   Временами мне казалось, что мы не идём, а стоим на месте - и мимо нас движется, как при съёмках старого фильма, лента с нарисованными домами, деревьями... Но в общем-то это было всё равно. Ко мне вернулось странное спокойствие, а Диад молчал, шагал себе и шагал неспешно, словно мы с ним были хорошими друзьями и просто гуляли после уроков по хорошо знакомым улицам.
   Но всё-таки я нарушил молчание вопросом:
   - Я не сплю?
   - Нет, - покачал головой Диад и, остановившись, присел на низкую ограду. - Ну, вот теперь давай поговорим. Только ничего не спрашивай, пока я буду говорить. Всё спросишь потом...
   ...Это случилось почти две тысячи лет назад. С ещё более давних, вообще незапамятных времён существовал на Земле... ну, Орден такой, что ли. Светлых Магов, Добрых Сил - всё равно, как называть, смысл ясен. В него входили люди разных племён (потом - народов) той расы, которую называют "белой" - самой энергичной и справедливой расы Земли. Члены этого ордена умели очень многое, они жили почти вдесятеро дольше обычных людей, помогали им и всячески способствовали прогрессу, цивилизации, культуре.
   Но вот, как уже было сказано, примерно две тысячи лет назад, маги, умевшие не то чтобы предвидеть, но достаточно точно прогнозировать будущее, с ужасом поняли, что их раса сворачивает на дорогу, которая неизбежно приведёт в тупик. Ещё очень не скоро, но приведёт всю цивилизацию к гибели, и гибель эта придёт не от войны или эпидемии (а именно эти вещи считались тогда самыми большими бедами), а от гипертрофии эгоцентризма и нарастания лености духа - они погубят белую расу, и её остатки станут добычей "тёмных народов", которые, в свою очередь, вновь превратят Землю в арену бесконечных и бессмысленных кровавых войн на уничтожение...
   Это будет ещё очень не скоро даже по их счёту, поняли маги. Но - будет, и избежать этого нельзя. Уже поздно что-то менять. Время было упущено, а над временем были не властны даже они.
   Маги не хотели такого будущего для народов, плотью от плоти которых они были, которые провели по тысячелетним крутым путям, извилистым и кровавым тропам истории. Они стали искать выход.
   И нашли его.
   Не властные над временем, они уже давно овладели пространством - им была известна многомерность мира. Новые и новые пространства открывались знающему человеку сразу за порогом дома. Все они были безлюдны, пусты, не очень нужны человечеству - ему, в те времена немногочисленному, и на одной-единственной Земле было не тесно. Маги же иногда странствовали по тем мирам из любопытства или в поисках отдыха - и неплохо их знали.
   Тогда они приняли решение создать банк. Резерв. Запас жизненной силы, квинтэссенцию расы, которая после неизбежной катастрофы сможет вернуться и очистить Землю для нового начала... или создать это начало в другом пространстве, если последние битвы разрушат матерь-пространство полностью.
   С точки зрения ХХ века маги были жестокими людьми. Но они были в общем-то и правы, избрав метод "наполнения банка".
   Маги умели снимать копии с людей... Нет, не то. "Копия" - это что-то вторичное, неполноценное даже. Трудно подобрать термин, да это и не важно, суть ясна. Кроме того, они умели легко определить потенциал человека: будущего лидера в политике, искусстве, науке, военном деле, экономике. И они начали перемещать в выбранное пространство двойников - мальчишек и девчонок 10-16 лет, поодиночке и группками (благо, люди талантливые тянутся друг к другу). В этом мире их ждало оружие (хотя кое-что попадало сюда с ними самими; со временем - всё меньше, но всё же...), а главное - проверка. Проверка не только лидерских качеств, но и умения дружить, чести, совести, верности, отваги - всего того, чем обладают подростки и что в значительной степени теряют взрослые.
   Проверка была жестокой. Безмерно. Она беспощадно отсекала не только и без того редкий балласт - неумолимо гибли смелые, сильные, решительные, опытные, допустившие всего одну ошибку. Хоть где-то. Далеко не всегда выживали двойники тех, кто на Земле стал великими людьми - и нередко "блистали" те, чьи "прототипы" так ничем и не прославились. Эта жизнь давала возможность раскрыться полностью.
   В качестве постоянных "оппонентов" двойников сюда же поместили большое количеств негроидов - самой злобной, тупой и жестокой из цветных рас - избавив их от некоторых болезней и прекратив междуусобицы, чтобы их популяция росла. А как контролёров процесса на базу - в Город Света - поместили небольшую популяцию арабов. Этот властолюбивый, жадный, похотливый и гниловатый в душе народец был счастлив такой "властью", а сюрпризов от них можно было не опасаться. К творчеству они не способны...
   Время шло. За год в это пространство попадало до пятнадцати тысяч мальчишек и девчонок. Через год от них оставалась только половина. Через два - пять тысяч. Через три - четыре... К пяти годам - около двух с половиной тысяч. "Оканчивали школу" в среднем две сотни в год, с семи-двенадцатилетним сроком за плечами.
   Не всё и не всегда укладывалось в схемы. Чаще всего неприятности были связаны с тем, что новенькие не могли "оставить за плечами" старые счёты. В этом мире имели место "реплики" многих земных войн - в уменьшенном виде, но факт (однако, например, ни Первая, ни Вторая Мировые войны так и не повторились...)
   А результатом... результатом для тех, кто проходил через все испытания, была Бесконечная Дорога. Вот то самое, что сейчас было со мной. Уход в третий мир, на ещё одну Землю, где тоже царило Безвременье, но иное. Там, среди лесов, в посёлках и на фермах, на кордонах и в полевых лагерях жили сейчас в ожидании Срока около четырёхсот тысяч мальчишек и девчонок, доказавших, что они могут.
   Резерв. Банк. Надежда расы. Надежда Земли...
   ...Все большие вещи, наверное, заканчиваются так. Я сидел на оградке, привалившись спиной к каменному столбику. Думал. Молчал. Мне было легко и пусто.
   Я дошёл до конца. Диад меня не окликал, не говорил больше со мной - точно так же сидел напротив.
   - Ты давно живёшь там? - спросил я. И поправился: - Или ты... этот? Маг?
   - Нет, - покачал он головой. - Я из одного бриттского племени, а живу... живу уже почти два тысячелетия.
   - Значит... - я помедлил. - ...всё?
   - Да. Всё, - в голосе Диада были понимание и сочувствие.
   - Всё, - повторил я. - Странно... Послушай!!! - я вскинулся. - А мои...
   - Успокойся, - кивнул он. - Вы дошли сюда вместе. Ты вернёшься и приведёшь всех своих. Просто говорить удобней с одним, чем с группой.
   - А это всё? - я повёл вокруг рукой. - Это что?
   - Ничего, - пожал плечами Диад. - Твои воспоминания. Они это могут... Но еда, - он улыбнулся, - настоящая.
   - Да, настоящая... - откликнулся я. - Послушай, Диад... Но вот есть Хаахти, Хаахти Салоранта, он тут... там почти век. Или мой друг Джек Сойер - он тоже очень долго... Почему они не ушли туда?
   Диад сплёл пальцы на колене.
   - Потому что не захотели... Такие есть тоже.
   Я хотел снова спросить: "Почему?" И не спросил. Вместо этого я задумчиво поинтересовался:
   - А тебе не кажется, что это неправильно и... несправедливо? В наше второе лето здесь погиб Север, Игорь Северцев. Чем он был хуже меня? Я могу ещё и ещё называть...
   - Я тоже могу, - отозвался Диад. - Одна ошибка... только одна... И расплата за неё; ни при чём тут - "хуже", "лучше"... Жестоко, да? Но не несправедливо...
   - Значит, я буду жить, - тихо сказал я. - Мы будем...
   И снова замолчал.
   Но я не просто молчал. Странно, но я вспоминал, и эти воспоминания всплывали у меня в мозгу, словно фантастические кадры из какой-то бессистемной, но берущей за душу склейки, пропитанной моей памятью, как проявителем и закрепителем одновременно. Я не "заказывал" этих воспоминаний. Они приходили сами собой... Не получалось вычленить из них ничего конкретного, но то всплывали трупы в первом разорённом неграми селении, которое я увидел... то лицо умирающего на руках Лаури Свена... то металлическая груда оружия на каменном полу... ландскетта, выпадающая из мёртвой ладони Кристины... голова Севера на шесте... смертельный холод голодной зимы, луна в глазах волчьей стаи... скрип стали толлы о кость бедра, моего бедра... лицо Дейны, лицо моего "хозяина", лицо желтоглазого Жоэ - калейдоскоп, мозаика, вихрь лиц... вытянутая к моему лицу рука Марюса... бредущий к берегу в белой пене прибоя Саня, его улыбка, улыбка на мёртвых губах... волна Атлантики, рёв ветра в вантах... Вадим, поднимающий руку на палубе нашего корабля... смеющийся Сергей, раскинувший руки мне навстречу у своего трона... брызги бледных искр из-под клинка... злое отчаянье схватки... тёплая пыль тропы на Кавказе, её вкус со вкусом крови во рту... солнечный мёд первого нашего с Танькой раза на дне каменной чаши, переполненной весенней зеленью... звериная, ловкая посадка Джека у снежной норы при нашей первой встрече... снежный вихрь из-под её лыж, мчащихся у самых пастей двух амфиционов... клятва под взвихренным небом надвигающейся бури... Равнины Америки, бесконечные ковыли, а в небе - плавающие кресты птиц... Вздымающиеся снежные шапки Кордильер... Огромный баллон дирижабля, медленно поднимающийся из каньона перед окаменевшим Андреем... Кукурузные поля на том острове, где разошлись наши с Вадимом пути, острый блеск клинков тогдашних схваток, отряд Арниса, пробивающийся нам навстречу... Джек, прощающийся со мной... Стеклянные провалы меж стеклянных гор, наш "Большой Секрет", словно вмурованный в воду взвихренного тайфуном моря... Мои ладони на столе, и слёзы Танюшки, и алые пятна на бинтах... Туманы Пацифиды, туманы над берегами, туман над джунглями... страшный дождь, смывающий кожу, смывающий чувства и память... Ладонь над моим лицом... выскакивающие из спины Олега ассегаи... выстрел из пистолета, пуля в плече...
   Что ещё?!
   Я потрогал ладонью бронзовую оковку ножен палаша. Вновь сгустился туман. Диад ждал, спокойно и терпеливо.
   Я провёл здесь целых семь лет. Почти столько же... ну, немногим меньше, чем прожил там. И - если честно признаться! - намного насыщенней. Это была страшная жизнь. Это была красивая и бешеная жизнь. Это была тяжёлая жизнь.
   Это была жизнь.
   Оказывается, всего лишь ступенька куда-то ещё.
   Может ли жизнь быть ступенькой?
   А те? А погибшие? Может быть, они и делали ошибки. Но - честное слово! - они были хорошими людьми. Многие из них - наверняка уж...
   Всё-таки - жаль.
   Я улыбнулся и прочёл:
   - И никто - и никто не вспомянет войну.
   Пережито - забыто. Ворошить ни к чему... Ну что же, Диад... Я рад, что всё кончилось. Я пойду за своими. Хорошо?

Игорь Басаргин

   Шагал я пешком
   И крался ползком,
   Нащупывал носом путь.
   А встретился лес -
   На дерево влез -
   Вокруг с высоты взглянуть.
  
   Свой собственный след
   За несколько лет
   Я вмиг оттоль рассмотрел!
   И понял, каких,
   Беспутен и лих,
   Успел накрутить петель!
  
   А что впереди?
   Неисповедим
   Всевышний разум Богов!
   Под солнцем искрясь
   Гора вознеслась
   В короне белых снегов!
  
   И понял я: вот
   С каких бы высот
   Земной увидеть предел!
   Я ногти срывал.
   Валился со скал.
   Я сам, как снег, поседел.
  
   Но всё же достиг!
   Взобрался на пик.
   Открылся такой простор!
   Вблизи и вдали
   Все страны земли
   Нашёл любопытный взор.
  
   Куда же теперь?..
   И снова я вверх
   Гляжу, мечтой уязвлён.
   Там синь высока.
   И в ней облака.
   И солнца сизый огонь.
  
   Там Правды престол...
   Но Божий орёл
   Пронёсся рядом со мной:
   "Мой друг, не тянись
   В запретную высь.
   Коль нету крыл за спиной!
  
   Немногим из вас
   Та тропка далась;
   Тебе они не чета.
   Мой друг, ты и так
   Душой не бедняк.
   О большем - и не мечтай!
  

Я спорить не стал.

Я попросту встал, не жалуясь и не кляня, и прыгнул вперёд...

Паденье? Полёт?..

Пусть Небо судит меня.

   - Диад.
   Я обернулся. Оказывается, он уже тоже уходил и сейчас смотрел на меня через плечо - немного нетерпеливо, но по-прежнему дружелюбно.
   - Чего? - спросил он, как спрашивает друг, которого ты окликнул. И у меня стиснуло горло - я вдруг воочию увидел пологий зелёный откос, нас с Танькой, верхами спускающихся по нему вниз - туда, где из домика под низкой черепичной крышей, у мостика над ручьём, держа за талию рослую красавицу, вышел Диад - они стоят, смотря в нашу сторону, улыбаются и ждут нас, своих друзей, и воздух сладок и густ от запаха поспевших яблок в саду за домом...
   - Диад... - я помялся. - Ты не можешь мне сказать... что там со мной?
   - Могу, - пожал плечами Диад так, словно это было полной ерундой, я попросил у него подержать сумку, пока я перешнурую кед. - Смотри.
   Он махнул рукой перед собой, словно протирая невидимое стекло. И я увидел - как тогда, там, где существо показывало мне берег Пурсовки.
   ...Это было фойе какого-то большого здания - наверное, института, потому что тут оказалось полно молодёжи. Около большой доски объявлений стоял молодой парень, одетый в серую тройку, с чёрной мужской сумкой на бедре, подтянутый и прямой. Я вгляделся - да, это был я. Это было моё лицо, даже почти не изменившееся, хотя и несомненно повзрослевшее... и моя манера держаться - не нынешняя, а тогдашняя. Я разговаривал с двумя молодыми мужчинами в чёрной полувоенной форме, на рукавах рубашек которых были видны повязки с алыми угловатыми свастиками.
   Потом картина исчезла.
   - Что это? - быстро спросил я. Диад ответил:
   - Это ты. Тебе двадцать один год, ты поступил в Тамбовский институт и сейчас разговариваешь с очень хорошими людьми. Дальше тебе будет трудно, но... но интересно.
   - А где Танюшка? - не удержался я.
   - Она не с тобой, - сказал Диад. - Она пропала зимой 92-го, Олег.

* * *

   Открыв последние страницы блокнота Лотара, я довольно долго сидел неподвижно, только поглаживал бумагу пальцем. Со стороны могло бы, наверное, показаться, что я глубоко задумался. На самом деле я скорей не думал вообще ни о чём. Я снова был в беседке над лесным морем, только на этот раз - один, Арагорн не ждал меня там, а я не ожидал увидеть его... Очнувшись, я взялся за ручку, удобней устроил её в пальцах, усмехаясь полузабытому ощущению, и вывел ниже слова "гэхаймэ" - "тайна":

Говорит Олег Верещагин

   1.Противник - всегда жертва, даже если он сильнее или превосходит количеством. Он жертва независимо от того, нападает ли он на вас, или вы атакуете первым.
   2.В бою преимущества противника нужно превращать в его недостатки.
   3.Бой - это инстинкт, а не наука.
   4.В каждом бою есть шанс победить. Он может быть один и едва уловим, но он есть обязательно. Главное - уметь его использовать.
   5.Воин ничего не боится. Ни одно явление в жизни не должно вызывать у воина чувства страха. Особенно - смерть.
   6.Готовность к атаке для воина так же естественна и постоянна, как умение дышать - о ней просто не думают, используя ежесекундно.
   7.Атаковать нужно уметь без подготовки и из любого положения.
   8.Результат боя - ни одного врага, могущего стоять на ногах. Прочее - недоработки.
   9.Воин должен быть непредсказуем, непонятен и неожиданен для врага.
   10.В бою нет времени на то, чтобы понять происходящее вокруг. Воин действует на основе не рассудка, а чувства.
   11.Настоящий воин способен вести бой в любой среде. Бой - естественное состояние, всё прочее - промежуточные моменты.
   12.Мы - такие, какие мы есть. Боеспособность и физическое совершенство тела - не синонимы. Накачанные мышцы всегда уступят воинскому духу.
   13.Умение сражаться подразумевает умение побеждать любого противника, любого цвета кожи, вооружённого любым оружием и обладающего любым набором умений.
   14.Если боя нельзя избежать - начинайте его первым.
   15.Никогда не позволяйте себя оскорблять. Если это произошло - отвечайте на слова ударом, даже если это будет последний удар в вашей жизни. Честь дороже, а если вы забудете об этом, то однажды лишитесь и того, и другого.
   16.Никогда не оскорбляйте незнакомца первым без причины, независимо от того, слаб он или силён. Ни слабость, ни сила сами по себе не предмет для насмешек или конфликта.
   17.Никто не знает, чем закончится бой, но помните - ничего не бойтесь. Бояться уже поздно.
   18.Либо охотитесь вы - либо охотятся на вас.
   19.Никогда ни о чём не просите того, кто вас победил. Умирайте молча.
   20.Враги надёжней друзей. Враг может превратиться в друга, друг - только во врага.
   21.Можно прожить без друзей - нельзя - без товарищей. Любой из твоих товарищей - твоя часть, вы - единое целое в бою. Если товарищ у тебя за спиной - ни он, ни ты можете не беспокоиться о тыле.
   22.Погибнуть, спасая своих - это не возможность. Это честь и долг.
   23.Полученное даром - не ценится.
   24.Без чести жить легко - умирать тяжело.
   25.Почти нет вещей, которые нельзя был обы простить другим. Но есть вещи, которых нельзя простить себе.
   26.Сильный человек должен быть справедливо, но не всепрощающ. "Не судите, да не судимы будете" - это то же самое, что "будь добрым, чтобы иметь право быть грязным."
   27.Глупо пытаться стать самым сильным. Это возможно, но никому не нужно, в первую очередь - тебе самому.
   28.Честнее всего быть равным среди равных.
   29.Никогда и никого не подчиняй против его воли.
   30.Жить сейчас - значит, украсть у себя потом. Да, потом может и не быть. А если будет?
   31.Сильный часто должен быть жестоким. Но он не имеет права быть злым и подлым...
   ...Отложив ручку, я не без изумления перечитал написанное. Если честно, я не знал, что здесь - мои мысли на самом деле, а что - читанное или слышанное когда-то, а потом - забытое. Но передо мной лежал настоящий кодекс. Иначе не скажешь.
   Я перечитал его снова, уже медленней. И опять взялся за ручку, набрасывая строчки уже без пунктов...
   "Не так уж трудно сделать цель из умения махать клинком. Но само по себе оно не очень многого стоит, это я могу сказать совершенно точно, как человек, выигравший множество поединков и заслуживший прозвище их "короля". Конечно, чьё-то тщеславие это вполне удовлетворяло. Да и вообще - этот мир, убивающий нас, очень щедр, и я не шучу. Он каждому позволил стать тем, кем тот хотел стать. Я встречал тех, кто делал себе цель из мирной жизни в долине, где растёт хлеб; из морских походов и пиратских набегов; из путешествий по всему белу свету; из ненависти к неграм; из умения петь песни и ещё десятка дел. Я встречал даже тех, кто ставил своей целью власть над людьми или прямое владение ими.
   И всё это было не так уж трудно.
   Но всё это не то.
   У происходившего со мной - с нами! - должен был быть определённый смысл, больший, чем отборочный тур в "светлое завтра". И, если я ещё не понял, что это за смысл, это не значит, что его нет.

Подняться к небу - вот работа.

Подняться к небу - вот это смысл."

   ...Я закрыл и убрал блокнот туда же, где лежал в моём вещмешке толстый альбом Олега Крыгина. Подошла Танюшка, присела рядом.
   - Ты почему такой грустный весь день? И не сказал, куда дальше собираемся... - она заглянула мне в глаза. - Да что с тобой, Олег?
   - Тань, - сказал я, - собери, пожалуйста, всех-всех-всех. Мне надо им сказать кое-что очень важное. Очень, Тань.

* * *

   Немного смешно и странно было видеть, как ребята и девчонки идут за мной. Они, прошедшие все огни и воды этого мира, привыкшие бесстрашно смотреть в глаза любому врагу, сейчас походили на детей, которые попали в незнакомую местность и стремятся не отстать от единственного взрослого...
   Я улыбнулся им. И подумал вдруг: а почему мне так тошно? Или нет, не тошно... а как-то... как-то странно, словно перед глазами падают листья - жёлтые, алые - и, мешаясь, с дождливой мерзостью, устилают асфальт...
   Нет, не перед глазами, а в душе всё это...
   ...Перед туманной стеной я остановился - неожиданно для себя самого - и сказал, поворачиваясь:
   - Подождите здесь. Мне надо поговорить.
   Мне вновь стало немного смешно на миг, когда я увидел, как покорно, ни слова не говоря и ничего не спрашивая, они стали рассаживаться на валунах, даже не пытаясь подтянуть снаряжение, например... Словно я был не князем, а богом или пророком типа Моисея, который всё знает, всё может, который говорит с небесами и которого можно лишь слушаться.
   - Я сейчас, - повторил я. Подмигнул Танюшке, она неуверенно улыбнулась в ответ...
   ...а мне вдруг стало очень-очень легко. Печальный листопад прекратился. Светило солнце, и я знал, что сделаю сейчас. Я понял это как-то сразу. Рывком, мгновенно, как включают свет в тёмной комнате.
   Я шагнул в туман.

* * *

   Диад ждал меня в десятке метров от границы тумана, возле жухлых камышей. Он пожал мне руку, как старому другу, и я искренне ответил на это пожатие.
   - Я привёл своих, - сказал я. Диад кивнул:
   - Хорошо... Идите, что ты один? Оружие можете оставить, можете с собой взять, как хотите...
   - Погоди, - я посмотрел Диаду прямо в глаза. - Я хочу опять спросить тебя кое о чём.
   - Конечно, - кивнул Диад.
   - Джек тут уже несколько десятков лет. Хаахти - больше. Ты говоришь, что такое бывает - парни и девчонки просто отказываются уходить...
   - Я сам первый раз отказался, - кивнул Диад. - Жив был тот, кто не должен был жить.
   - Значит... - я помедлил, - значит, можно отказаться, но шанс...
   - Шанс никуда не девается, - ответил Диад. - Он остаётся с тобой, как обретённое умение. Хотя бы твоё умение обращаться. В любой момент, когда ты пожелаешь, достаточно просто напрячься - и перед тобой откроется этот туман...
   - Вот как... - пробормотал я. И вспомнил Джек, каким он был, когда мы встретили его в первый раз. Он умирал от холода и голода. Но он не ушёл туда. Я не знаю - почему. Но не ушёл. Он еле полз по заснеженным лесам, уже не надеясь на спасение. Но не ушёл.
   Не ушёл.
   - Но привести с собой ты никого не сможешь, - тихо сказал Диад. - Это - только с ними можно. Вот с ними. Оставшись один, ты сможешь прийти лишь сам... или с тем, кто приведёт к своей Дороге своих людей.
   - Почему ты говоришь мне об этом?
   Я увидел, что Диад улыбается - понимающе и грустно.
   - Потому что я знаю, чего ты хочешь. Собрать всех-всех хороших людей, которых ты встретил за эти годы. И увести их за собой на Дорогу... Не выйдет, Олег.
   - На секунду я подумал об этом, - признался я. - Но вообще я не об этом... Диад, а если... если вот эти ребята и девчонки, которые сейчас со мной... они смогут пройти без меня?
   - Да, - кивнул Диад. - Они смогут пройти и без тебя.
   Я облегчённо вздохнул. Сощурился, словно через туман било солнце.
   - Ну что ж. тогда я сейчас приведу их. Но сам не пойду. Пока не пойду. У меня есть дела.
   - Подожди, - сказал Диад, видя, что я собираюсь уйти. - Это твоё дело и твоё право. Но что ты собираешься делать, Олег, если не секрет? Если ты хочешь найти Тиля, то он уже полгода, как у нас. Если Лаури - то даже чуть больше.
   - Значит, они живы?! - я искренне обрадовался. - Это хорошо... Нет, Диад. Город Света. Я хочу пойти на Город Света. Я соберу людей и выжгу его, как клопиное гнездо. Я знаю, - я прервал его, - знаю, что живущие там - это слуги тех, кто устроил нам селекцию. Но слуги бывают разными. И никто не заставлял эту мразь обзаводиться рабами и держать людей на цепи. Или это тоже в плане твоих магов?
   - Нет, - покачал головой Диад. - Но ты, Олег, не будешь первым, кто ходил на Город Света.
   - Я знаю... - начал я, но на этот раз уже Диад оборвал меня:
   - Ты не знаешь, что его разоряли. Это удавалось дважды Олег. Может быть, ты даже станешь третьим. Но зачем? Управляющий центр будет отстроен. Без него этот мир не имеет смысла, как это н и печально. Так зачем рисковать своей жизнью... и жизнями тех, кого ты поведёшь за собой? Ты отыграл своё. И ты нужен для дела. Понимаешь? Для дела!
   - Подожди, - тихо попросил я. - Ты не понял. Да я и сам не понимал до недавнего времени... Этот мир ошелушил меня. Как семечко, что ли... Я стал настоящим. Смешно, но во мне и правда скрывался Король Поединков. Бесстрашный. Ловкий. Быстрый. Неутомимый... Те, кто открыл эту школу, были правы на все сто - тут отличный отбор, хотя и тяжёлый конкурс... А знаешь, когда я чувствовал себя гаже всего?
   - Знаю, - кивнул Диад. - В рабстве.
   - Да, - согласился я. - А знаешь, почему?
   - Знаю, - повторил Диад. - Унижение.
   - Да, - так же повторил себя я. - В нашем мире - там, на моей родной планете... в моём пространстве... там не слишком много обращают внимания на унижение. Там унижают походя тех, кто слабее и терпят унижение от тех, кто сильнее... и это, наверное, один из признаков конца, о котором говорят маги... "Морда цела - и слава богу!" - я засмеялся, и мой смех заглох в тумане, как в одеяле. - Но здесь я вытерпел столько боли, что... Я научился её терпеть. И голод, и жару, и холод, и сырость - и ещё кучу всего, что там, у нас, считается непереносимым... Ну так вот. Я понял, что единственная на самом деле непереносимая вещь - это и есть унижение, Диад. Я собирался отомстить за то, что меня унизили. Отомстить жестоко, не дума о том, буду ли я жить потом... да это и было не важно, ведь в итоге-то финалом всё равно была смерть. И я хотел, чтобы она выглядела как можно более достойно.
   - На груде изрубленных врагов, с выщербленным мечом в руке и улыбкой на губах, - понимающе подтвердил Диад, и его глаза коротко сверкнули. Я кивнул:
   - Да, да... Примерно так... Но сейчас всё по-другому. Я не собираюсь мстить за себя. И речь не о красивой смерти. Я не хочу просто жить в тишине и спокойствии, пока там, в этом проклятом... центре управления, Диад, находятся в рабстве десятки мальчишек и девчонок. Которых не убивают, нет. Которых унижают. Я согласен со смертью, с кровью, с мучениями... Но с унижением я не смирюсь. Я выведу из Города Света тех, кого эта мразь называет рабами. А после этого - что ж, после этого я воспользуюсь своим правом.
   Диад долго молчал. Потом поднялся на ноги и сказал:
   - Я подожду твоих людей там, на улице. И... удачи тебе, Олег. Постарайся не погибнуть.
   Я снова пожал ему руку. И не стал провожать взглядом, заторопившись к своим.

* * *

   Увидев меня, все встали - сразу, дружно и молча, только Ленка Чередниченко, цепляясь за рукав куртки Сергея, спросила, глядя, как испуганный ребёнок:
   - Что... ничего не получилось? Да?
   И у всех стали такие глаза... а мои глаза намокли, и я, подав руку Танюшке, весело сказал:
   - Да ну, вы чего? Всё нормально! Пошли!
   Сразу начался шум, весёлый и какой-то слегка истеричный, как в младших классах школы, когда становится ясно: долгожданная поездка (экскурсия, поход) состоится. Но Танюшка, взяв меня за руку, тихо спросила:
   - Правда всё нормально?
   И я соврал - трусливо оттягивая объяснение на минуты - хоть одна, две, но спокойные минуты:
   - Да всё, всё, Тань. Всё кончилось. Понимаешь, всё кончилось!
   И в сердце у меня повернулся зазубренный бурав, когда Танюшка - без улыбки, вообще без эмоций - вздохнула. Просто вздохнула. Но было в этом вздохе такое, что я отвернулся и от неё и крикнул:
   - Всё, пошли, пошли!..
   ...Когда метёлки камышей приветливо закивали нам, я остановился, делая вид, что перетягиваю ремни сапог. Потом, когда мимо прошли последние, я выпрямился и окликнул:
   - Ребята, постойте.
   Все обернулись. Сразу. Девятнадцать пар глаз на девятнадцати загорелых лицах. И я начал называть их имена:
   - Джерри. Йенс. Радица. Ромка. Видов. Ясо. Клео. Колька. Лида. Игорь. Ингрид. Юджин. Сергей. Лен... и ты, Лен. Зорка. Димка. Анри... - я помедлил и закончил, как отрубил: - Тань.
   - Чего это ты? - удивлённо спросил Ясо. И Танюшка ответила:
   - Он хочет уйти. Неужели не ясно?
   - Ты что, бредишь? - сердито спросила её - не меня! - Ингрид.
   - Да нет же, - очень спокойно продолжала Танька. - Посмотрите ему в глаза.
   - Точно, - сказал Йенс. - Точно.
   - Олег?!. - требовательно спросил Сергей.
   - Пойдёте прямо, - сказал я. - Тут рядом город, вас встретит Диад, про которого я рассказывал. Он доведёт...
   - Да это ты нас доведёшь! - заорал Анри. - До инфар... - но я тоже повысил голос:
   - Тихо! Я пока ещё ваш князь! - я обвёл всех взглядом и уже тише продолжал: - Да, вы пойдёте туда. Это приказ. И вы будете там жить. Там, где не убивают. Там, где не нужно стирать ноги, догоняя врага или уходя от погони. Там, где не нужно класть рядом с постелью - настоящей постелью! - оружие. Вы будете жить там и ждать меня. Я вернусь. Я вернусь, потому что мне будет куда... и потому что я буду спокоен за вас. Я вернусь.
   - Мы идём с... - начал Игорь, но я и его оборвал:
   - Не идёте. Я иду в Город Света не умирать. И не хочу, чтобы кто-то из вас погиб, потому что... да потому что вы все заслужили жизнь! - я ткнул в туман за их спинами с такой яростью, что они все невольно обернулись. - Вы заслужили это, каждый по-своему, но - заслужили!
   - А ты? - спросил Ромка, гримасничая, и я понял, что он сдерживается, чтобы не заплакать. - А ты не заслужил?
   - Нет, - сказал я, и сказал искренне. - Ещё не заслужил. Я вывел вас сюда. Теперь я должен вывести других. Не сюда - это, как выяснилось, не в моих силах. Оттуда. Но для них и это будет счастьем. И никто из вас со мной не пойдёт.
   - Кроме меня, - сказала Танюшка.
   - Хорошо, - кивнул я. - Потом тебя убьёт тупая случайная толла, а я зарежусь, потому что не смогу без тебя... Да поймите же, кретины, - я сорвался на крик, - поймите же, я хочу вернуться и увидеть вас - вас всех! Уходите! Убирайтесь же! Ну?!?!?!
   Я не узнавал своего голоса. В нём было столько бешеной ярости, что они попятились. Все девятнадцать. Сергей спросил жалобно:
   - А обратно... когда же ты обратно?..
   - Примерно года через два, - сказал я сипло и откашлялся. - Ждите. Не будем прощаться. Всё. Уходите!!!
   Несколько секунд они стояли неподвижно, переминаясь с ноги на ногу. За их спиной была спокойная, мирная жизнь... и я почти слышал, как каждый из них мысленно уговаривает себя: ну ведь правда же... я заслужил, я столько пережил... а Олег вернётся, обязательно, он ведь такой... а мы подождём... там...
   Потом они начали поворачиваться и уходить. Последним - пятясь - ушёл Сергей.
   Танюшка ушла первой. Повернувшись сразу и не оглядываясь.
   Когда в тумане скрылся последний, я чуть не побежал следом. Да нет, я побежал... но остановился тут же. Сжал кулаки и. втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, остался на месте.
   Ушли. Выполнили мой приказ.
   По щекам у меня текли слёзы, но я был один - и некого было стесняться.
   Я стоял один в тумане. Как на экране приснившегося мне телевизора.
   Всё сбылось.
   ?rl?gs.
   Я шёл к этому одиночеству семь лет. Путём, на котором похоронил всех своих друзей. Последних - только что. Как только ты начинаешь отвечать за людей - у тебя почти не остаётся друзей.
   А в момент, когда ты начинаешь отвечать не только за своих - друзей не остаётся совсем. Остаются героические песни, и общее восхищение, и...
   ...и одиночество. Серый туман.
   ?rl?gs.
   Что ж. этим и должно было закончиться.
   - Я вернусь. Всё равно, - сказал я сквозь слёзы в туман. - К тебе, Тань. И к вам, ребята, девчонки... А если не вернусь - то вы будете жить. Теперь вы будете жить...
   Я повернулся и неспешно пошёл прочь, обратно, размышляя о том, что нужно сделать в первую очередь. "Вы-то со мной, Ваше Величество?" - спросил я и услышал холодноватый голос Арагорна: - "Теперь - навсегда, князь. И это честь для меня."
   А в следующий миг туман выбросил мне навстречу рослую фигуру, и я обнажил палаш...
   - Ну ты даёшь. Полгода за вами гонюсь, можно сказать - не успел, - сказал Джек.
   Я обалдело смотрел на него - узкое, смуглое от загара лицо, яркие пятна голубых глаз, каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам; над правым - рукоять бастарда, над левым - лук в чехле.
   Джек улыбался. А глаза у него были счастливые.
   - На Город Света собрался? - уточнил Джек. Я кивнул и снова заплакал. - А их отослал? - я снова кивнул. - Хватит реветь... Представляю, как они обалдели... - задумчиво резюмировал Джек и добавил: - Но думал, это обалдение уже проходит.
   - Как ты сюда попал? - я вытер глаза ладонями. - А, Джек?
   - Говорю же - гонюсь полгода, с тех пор, как расстался с Нэдом на побережье Аляски... Ну и что ты собираешься делать сейчас?
   - Идти на Город Света, - ответил я.
   - Сразу?
   - Н-ну...
   - Ну а прямо сейчас? - настаивал Джек, и я вздохнул:
   - Не знаю. Передо мной - неизвестность...
   - Мне нравится название этой дороги. Пойдём по ней вместе, - серьёзно сказал Джек, а потом добаивл: - Только немного подождём, пока нас нагонят.
   - Кто? - не понял я.
   Джек посмотрел на меня внимательно и, тяжело вздохнув, сожалеюще пробормотал:
   - Нет, с этим надо что-то делать... Неужели ты, кретин, в самом деле думал, что они тебя бросят?
   Я обернулся.
   Я прислушался.
   В отдалении хрустели камыши, слышались возбуждённые голоса, а потом их все перекрыл отчаянный крик Танюшки:
   - Оле-е-ег!!! Олег, подожди! Мы с тобой!!!
   Я улыбнулся, смаргивая с глаз слёзы. Джек положил мне руку на плечо и слегка сжал его.
   И так, вглядываясь в туман, я стал ждать, когда ко мне добегут мои друзья.

Виктор Цой

   Среди связок в горле комом теснится крик,
   Но настала пора - и тут уж кричи не крики...
   Лишь потом кто-то долго, долго не сможет забыть,
   Как, шатаясь, бойцы о траву вытирали мечи,
   И как хлопало крыльями чёрное племя ворон,
   Как смеялось небо - а потом прикусило язык,
   Как дрожала рука у того, кто остался жив,
   И внезапно в вечность там превратился миг...
   И горел погребальным костром закат,
   И волками смотрели звёзды из облаков,
   Как, раскинув руки, лежали ушедшие в ночь,
   И как спали вповалку живые, не видя снов...
   А жизнь - только слово.
   Есть лишь любовь - и есть смерть.
   Эй, а кто будет петь, если все будут спать?!
   Смерть стоит того, чтобы жить,
   А любовь стоит того, чтобы ждать...
  

Домой надо возвращаться только на рассвете.

Или приносить рассвет с собой.

Автор

К О Н Е Ц

  
  
  
  
  
  
Оценка: 4.40*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"