Аннотация: Ее зовут Фрэнки, и она - сияющая. Он предпочитает называть себя Демоном и приходит, чтобы убить ее. Осуществится ли его план или судьба-злодейка сыграет с ним злую шутку, заставив убийцу полюбить жертву... Узнавайте немедля!
ЧАСТЬ I
"Во всем виновата Фрэнки!"
Глава 1
С лязгом распахнулись тяжелые двери автобуса, впуская в салон ненасытный до чужой плоти морозный воздух. Фрэнки бросила на пластиковую чашу горсть мелочи, оплачивая проезд, и по трем металлическим ступенькам, так и норовившим проглотить тонкие стержни каблуков зимней обуви, сошла на остановку. Пронизывающий февральский ветер тут же заключил ее в объятия, заставив поежиться и плотнее стянуть под подбородком меховой ворот куртки. Был вечер, совсем еще ранний для таких глубоко убежденных в своей принадлежности к отряду "сов" людей, как Фрэнки. Часы на электронном табло, что украшали фасад редакции местной газеты, показывали три минуты восьмого, однако на город уже опустилась сонная полутьма, неподдающаяся даже воздействию ярко горящих фонарей и пестрому свету неоновых вывесок, которые попадались здесь - в самом центре Энска (на секунду Фрэнки выпала из реальности и чуть было не подумала "в самом сердце Энска", что являлось бы откровенной ложью; у географических объектов, вроде нежно ненавистного девушке Энска, как правило, есть координаты, местоположение, социальная роль в экономическом развитии региона, история - да, что угодно, но только не сердце, нет). Поредел поток встречных прохожих, бегущих по сугубо своим делам, преследующим лишь личные цели. Поубавилось автомобилей на главной улице (именуемой, конечно же, улицей Ленина). Резко исчезли из поля зрения желтые треугольники с "шашечками", выпячивающие таксистов среди прочих автомобилистов. Закончился еще один серый, скучный и промозглый февральский день, и на город обвалилась сонная тишина. Убийственно все это.
Путь до дома занял всего несколько минут. Какая-то сотня - другая торопливо сделанных шагов, и вот она уже в своей прихожей, сменила изящные замшевые сапожки на уютные шлепанцы, дарующие горящим огнем ступням покой и блаженство, скинула с себя непомерный груз защищающей от лютых сибирских холодов одежды и споро прошлась по квартире, зажигая везде свет. Она не боялась темноты (или же считала, что отсутствие электричества совсем не действует на нервы), как не пугала ее и тишина, царящая в стенах этой крохотной однушки. Однако же выставив все выключатели в рабочее положение, Фрэнки первым делом схватила ноутбук и в открывшемся окне проигрывателя нажала на кнопку "play". Звуки любимой мелодии заполнили пространство, и настроение как бы улучшилось. Наполненный самыми неприятными переживаниями трудовой день стерся из памяти, уступив место более мирным мыслям, в которых шумные волны бесконтрольной злобы постепенно затухали, становились все тише, медленнее, спокойнее.
Покончив с ежевечерним ритуалом торжества света над полумраком и борьбы с давящей тишиной, девушка налила себе кружку крепкого чая (обжигающе горячего и несладкого) и с удобством устроилась в кресле с ноутбуком на коленях.
Итак, время отдыха. Длинные пальцы с искусно сделанными ногтями, покрытыми перламутровым лаком, запорхали над клавиатурой, подобно вдохновенным рукам пианиста. На экране появилась приветственная заставка в виде драконьей морды с агрессивно разинутой пастью, и голос за кадром произнес:
− Добро пожаловать в родные земли, воевода Рейдж! - после чего замелькали таблицы, схемы прошедших боев, вспыхнула предупредительным оранжевым цветом иконка с изображением конверта. И лицо Фрэнки озарила улыбка, пожалуй, впервые за сегодняшний день. Улыбка эта, обнажившая белые пластины верхних зубов, очень шла девушке. Она зажигала искорки в ее глазах и вообще выглядела так, словно целая вселенная только и делала, что вопила во всю глотку: "Улыбайся, Фрэн, улыбайся чаще! Ты так молода, прекрасна, и жизнь - чертовски привлекательная штука! Так улыбнись же ей!", но так ни разу и не была услышана. Ведь вселенная не посылает текстовых сообщений через онлайн-игры. Она просто кричит в пустоту.
"Привет моя тигрица :) Как прошел день? Никого не сгрызла за обедом из числа нерадивых учеников? Скучаю очень :( Напиши своему котику нежнулечкую весточку, как прочтешь. Люблю)))".
Глаза обегали строчки, и на сердце разливалось тепло. Пальцы заскользили по клавишам, печатая содержательный ответ:
"Привет, лап! Все чудно. Трижды была послана начальством во всех известных направлениях. Четырежды проклята и публично выпорота на главной городской площади родителями моих оболтусов. В довершение ко всему, буду вынуждена все выходные убить бумажной работой, поэтому я не только схарчила пару человек за обедом, но и запаслась вражеским мясцом к ужину. А у тебя как день прошел, люлипусик? :)".
Не успела она приступить к прочтению следующего послания от виртуального приятеля, как за окном раздался грохот. Что-то весом с хорошую бетонную плиту сверзилось с огромной высоты на некий металлический предмет, и произошло это оглушительное событие прямо у нее на балконе. Не иначе как соседский кот (не в меру упитанный домашний питомец по кличке Рауль стойко ассоциировался у нее с ершиком для чистки унитаза, такой он был омерзительно рыжий и неопрятный) вновь затеял игру в безответную любовь и спешит на свиданку к лохмато - усатой даме персидской наружности, проживающей этажом выше, и, как обычно, не нашел менее опасного пути, как сигать от балкона к балкону.
Не было никаких дурных предчувствий, шепота внутреннего голоса, призывающего к осторожности, или внезапно нахлынувших воспоминаний о вещем сне, что приснился накануне. И самого вещего сна тоже не случалось. Не прозвенел ни один тревожный колокольчик. Девушка встала с кресла, отложила ноутбук в сторону (не без некоторого раздражения, разумеется), и приблизилась к окну. Замерла на секунду, чтобы отдернуть занавеску, и, смотря на свое отражение в темном стекле, взялась за дверную ручку.
Если бы кто-то в дальнейшем спросил, знает ли она, в какой именно момент ее жизнь резко переменилась, сделала столь головокружительный вираж, пройдя который она никогда более не оправится, Фрэнки, не задумываясь, назвала бы этот день и час: двадцать часов и тридцать шесть минут, четко засевшие в памяти в виде строчки ярко-желтых цифр, отображенных в самом низу страницы ее любимой онлайн-игры.
И вот она это совершила. Приподняла гладкую рукоять современной балконной двери, отвела ее вбок и потеряла сознание. Конечно же, не сразу. Между столь опрометчиво раскрытой створкой и ее падением в глухую темень бездны прошло какое-то время, буквально пара секунд, настолько плотно наполненные событиями, что расставить их в правильной последовательности или хотя бы отделить одно от другого, не удается до сих пор.
Яростный порыв ледяного воздуха лизнул ноги, прикрытые до колен мягкой от множества стирок тканью пижамных панталон. Перед глазами, привыкшими к мерцанию экрана ноутбука и яркому освещению, закружилась мгла, представленная во всем многообразии черных и синих тонов. Девушка скосила взгляд вниз, отыскивая кота, того самого, что существовал лишь в ее беспечных фантазиях, и не заметила, как из мрака выступило лицо. Лицо, кажущееся мертвенно бледным в столь темном помещении. Лицо, обезображенное гримасой неприязни.
Его обладатель шагнул вперед, вытянул руку, коснулся двери, не давая той захлопнуться, прежде чем он переступит порог нужной квартиры и совершит то, за чем явился. Тогда-то Фрэнки увидела его, мысленно заверещала от страха (но лишь мысленно, она отлично помнила, что в тот миг единственными звуками, разрывающими тишину, были завывания ветра, блуждающего вдоль фасада дома да скрежет кожаной куртки незнакомца, стонущей при каждом его движении). Она попыталась закрыть дверь и сбежать, позвать на помощь, как-то избавиться от не прошенного гостя, неизвестно с какой целью влезшего на ее балкон, который, между прочим, располагался на четвертом этаже. Еще она запомнила, как что-то твердое и жесткое, вроде железного штыря с острым наконечником вонзилось ей в грудь. Не по-настоящему, конечно, это произошло лишь у нее в голове, но дыхание вдруг сбилось, из легких пропал кислород, и как-то предательски учащенно забилось сердце, и ритм этот, похожий на нервирующий писк будильника - быстрый и частый - ей совсем не понравился.
Она отступила вглубь квартиры, навалилась всем телом на дверь. Он двинулся вслед за ней, ударил плечом по створке из белого пластика и стекла. При этом на лице его, которое она позже рассмотрит во всех подробностях, запомнит на долгие годы каждую черточку, линию и волосок, - на лице его не дрогнул ни один мускул. Маска неприязненности, почти осязаемого омерзения осталась на прежнем месте.
Его напору поддались обе: и несчастная дверь, отлетевшая в угол стены и чудом удержавшаяся на петлях, и девушка. Последняя не устояла на ногах и расстелилась на животе у порога, ударившись щекой о выступающую перекладину порога. На краткий миг она потеряла ориентацию в пространстве, а когда пришло осознание, что бесцеремонный тип уже в квартире, и ей срочно надо что-то делать, защищаться, звать на помощь, драться изо всех сил, было слишком поздно. Его ботинки - черная кожа, усеянная крупными каплями талого снега, завязанные в замысловатый узел (наверняка, какой-то армейский) шнурки, толстая подошва с налипшей на ней бурой грязью и сияющие в свете зажженных ламп накладки из металла на носках обуви - оказались у ее лица. Ее схватили за волосы, резко потянули вверх, причиняя немыслимую боль - если бы не крайнее изумление, граничащее с шоком, она бы закричала. Но нет, голосовые связки точно парализовало. Из широко открытого рта вырвался сдавленный писк, и на этом все.
Злоумышленник поднял ее с пола, прижал спиной к своей груди, по-прежнему держа за волосы, заставил запрокинуть голову и стал душить. Она не ощущала давления пальцев, не чувствовала касания некоего предмета или ткани, силилась нащупать руками то, что сжимало ей горло, царапалась, брыкалась, пинала ногами и цеплялась за любую возможность вырваться, однако все было предрешено с самого начала. Сиплые крики, не перекрывающие громких басов музыки, что все еще лилась из динамиков ноутбука, постепенно сменились невнятными хрипами. Перед глазами стали лопаться шары с красной краской, придавая окружению неестественный и в чем-то даже ужасающий вид. В груди нарастал жар. Сердце билось столь неистово, что с минуты на минуту должно было выскочить наружу и припасть с мольбой о пощаде к ногам преступника (в ботинках с металлическими носами - когда-то давно, кажется, в прошлой жизни, она мечтала о таких, и потому знала, что называются они "Нью роки").
− Успокойся, и будет не так больно, − отчетливо зазвучал возле уха его голос, на удивление приятный и чистый, воскресивший в памяти совсем уж странную картинку. Серебряная чаша половника склоняется над банкой и из нее в горлышко из зеленоватого стекла льется тягучая струйка золотистой, точно природный янтарь, жидкости. Фрэнки, тогда еще восьмилетняя девчонка с двумя косичками цвета вызревшей пшеницы, обрамляющими пухлые щечки, подсовывает палец под эту аппетитную струйку и с наслаждением отправляет в рот каплю ароматного гречишного меда. А после причмокивает губами и с нежностью, скорее даже неподдельной любовью, на которую способны только лишенные лицемерия дети, смотрит на бабушку.
Свет потух, вокруг сгустилась непроглядная чернота.
Глава 2
Фрэнки показалось, что прошло всего две-три секунды, прежде чем она сумела вдохнуть упоительно сладкий воздух, наполненный букетом прелестных ароматов. Она почувствовала свежесть скошенной травы, скупую нотку цитрусовой отдушки средства для чистки мебели и запах лаванды, коим был щедро сдобрен кондиционер для белья. Открыть глаза оказалось страшно, даже страшнее, чем вспоминать цепочку событий, предшествовавших потере сознания. В ее дом пробрался мужчина, незнакомец в ботинках "Нью роки". Неким хитрым способом он влез на ее балкон на высоте четырех этажей (уж не по водосточной трубе ли забрался?). С какой целью? Голова гудела так, что думать почти не удавалось. Смутные образы всплывали в сознании и тут же гасли, словно им не хватало подпитки. Горло саднило как при тяжелой форме гнойной ангины. Ей до безумия хотелось пить, и вместе с тем она даже помыслить боялась о том, чтобы сглотнуть. В ушах стоял звон, напоминающий о воскресных службах местной церкви, что располагалось совсем неподалеку. Зная наперед, что пожалеет о содеянном, девушка открыла глаза.
Перед ней была все та же комната - единственная комната ее скромной съемной квартиры, − обставленная минимумом мебели. У окна и балконной двери стояло кресло. На подлокотнике его медленно остывала кружка недопитого чая. На журнальном столике со столешницей из затемненного стекла подмигивал красным "глазком" раскрытый ноутбук, экран которого потух в "спящем режиме". Ближе к стене расположился другой стол, обеденный, укрытый симпатичной клеенкой с красочными лозами винограда, заваленный исписанными тетрадями, книгами и изгрызенными письменными принадлежностями (сотни раз она обещала себе избавиться от гадкой привычки кусать карандаши и ручки, но так и не достигла успеха). У противоположной стены встал, словно часовой на посту, допотопный гардероб с расшатанными дверцами, которые так ужасно стенали и выли, если их пытались открыть, что без крайней нужды Фрэнки к ним и не притрагивалась. В том углу комнаты, где очутилась она, соседствовали низкая тумба, заставленная косметикой (большая часть тюбиков и флаконов покрылась толстым слоем пыли - девушка не слишком жаловала декоративную косметику и покупала ее по принципу "на всякий случай", желая иметь под рукой стратегический запас), и повидавшая виды односпальная кровать, прибывшая из советской эпохи. Железный каркас, выкрашенный в безобразную синюю эмаль, которая имела свойство откалываться кусками, и панцирная сетка, призванная исполнять роль удобного спального ложа, что на деле означало: привыкай спать в яме; − наверняка этот монстр знаком многим. Фрэнки вот-вот намеревалась снести уродливую постель на помойку и заменить ее чем-то более комфортным, но всегда находились покупки поважнее - симпатичная пара сапожек, новая сумочка, бижутерия, книги - да мало ли желаний может быть у двадцатипятилетней особы!
По иронии судьбы она оказалась привязанной именно к спинке злополучной кровати, состоящей из переплетения широких и узких трубок. Привязана крепко. Руки подняты вверх в отступающем жесте и примотаны к металлическому основанию толстыми полосами непрозрачного серого скотча, что обвивали запястья. Для надежности такими же щедрыми витками ленты ей обмотали шею и грудь, что полностью исключало возможность пошевелиться. Свободными остались лишь ноги, вытянутые по направлению к коридору, но какой от них прок? В пределах досягаемости не было ни одного предмета, ничего, что могло бы пригодиться в качестве оружия. Да еще этот удушливый кляп во рту, сделанный из ее собственного кухонного полотенца! От него нестерпимо воняло застаревшим жиром и чем-то кислым, отдаленно напоминающим столовый яблочный уксус. Жажда усиливалась пропорционально отчаянию. Она пробовала подумать о чем-то хорошем, приятном, но то и дело в мозгу вспыхивали картинки из криминальных хроник. Растерзанные и обнаженные женские тела. Лужи крови. Слезы матерей. Безучастные лица дознавателей, сухими голосами повествующие о зверствах некоторых прямоходящих, отчего-то решивших, что им дозволено отнимать чужие жизни и осквернять чужие тела. Ей уготована та же участь, если...
− Если я сложу руки и допущу все это, − хотела она произнести вслух, но вышло одно мычание, доносящееся из-под кляпа, звучащее оглушительно в промозглой тиши пустой комнаты.
Только теперь она поняла, что музыка стихла. Ее сменил приглушенный запертой дверью шум воды. Она достаточно долго прожила в этой квартире, чтобы назубок знать все ее звуки и определять их происхождение. Капли, падающие на дно эмалевой емкости, − так звучал душ в ее ванной комнате. И он менял тональность, будто кто-то методично вставал под струи воды из распылителя и выходил из-под них, а после вновь возвращался. Он, что, моется?
Расскажи ей кто-нибудь подобную историю о незнакомце, влезающем на балконы чужих квартир, чтобы просто-напросто принять душ, она бы посмеялась от души над сочинителем подобных небылиц, с напрочь неработающим воображением. Однако сейчас ей было не до смеха. Предательски жгучие слезы обожгли уголки глаз. К ней в дом забрался маньяк. Этот вывод получился столь ярким и четким, что она сама удивилась той ясности, с какой проскользнула сия мысль в голове. Сексуально озабоченный псих, который выбрал ее в качестве жертвы. И ведь почти не ошибся!
Она представила, сколько людей переполошится, когда она завтра не появится на работе в средней школе ?1, не напишет на грифельной доске сегодняшнее (точнее завтрашнее) число, не приветствует класс кивком головы и не попросит раскрыть учебники русского языка или литературы на заданной странице. Как взволнуются ее друзья и близкие, поняв, что она не отвечает на звонки и сообщения. Как ее станут искать, волонтеры и просто сочувствующие люди будут расклеивать листовки с ее фотографией и заголовком: "Пропала без вести" или "Разыскивается".
Впрочем, на сей счет она жестоко обманывалась и сама это понимала. Ее не хватятся. Никто не всполошится, если она вдруг не покажется завтра в учительской. Сочтут, что она заболела и, как уже случалось не раз, забыла поставить руководство школы в известность. На новой работе, куда она перешла с прежнего места в юридической фирме менее года назад, у нее нет друзей. У нее вообще нет друзей, существуют лишь их виртуальные аналоги. Все эти Сырорезки, Ведьмаки, Клешни Спрута и иже с ними - вот ее круг близкого общения. Ее товарищи - это буквы, складывающиеся в некие слова на экране. И только. Не будет никаких обеспокоенных родственников, она не слишком близка с семьей. Почему? Она и сама не знала. Надеялась, что у нее еще останется время, чтобы тщательно все обдумать, изменить свою жизнь, стать более... общительной? Да, но уже в реальности, не в том киберпространстве, куда она нарочно себя заперла, где укрылась от собственного недовольства сложившимся укладом вещей.
Что выходит? Помощи ей ждать неоткуда, придется выкручиваться самой. Но как? Разговор! Поговорить с ним, попытаться выведать, чего он хочет, за чем явился. На словах звучит весьма просто, только вот у нее кляп во рту. И под рукой или хотя бы в пределах досягаемости ни одного предмета.
Тут ее взгляд упал на лаковую черную сумочку, висящую на крюке вешалки в коридоре. Внутри есть все необходимое: перцовый баллончик, пилка для ногтей, ключи от автомобиля (из головы вылетел тот факт, что не далее, как сегодня утром, она отогнала старушку Тойоту в сервис, и ей пообещали вернуть легковушку в исправном состоянии через пару дней). Осталось придумать, как добраться до сумочки.
Вцепившись руками в прутья кроватной спинки, Фрэнки приложила все усилия к тому, чтобы оторвать передние ножки громадины от пола. Получилось, хоть и не с первого раза. Затем девушка отсела дальше и осторожно, боясь наделать лишнего шума, потянула кровать за собой. Металлические (ну, почему она до сих пор не заменила эту уродливую конструкцию складным диваном?) ножки взвыли, сдирая краску с половиц, но кровать сдвинулась, о чем свидетельствовали глубокие царапины. Шум воды продолжался. Ей могло и показаться, однако же, на краткий миг к бодрому перезвону капель добавился голос, фальшиво растягивающий гласные. Он пел в ванной? Мурлыкал под нос глупенькую песенку сразу после того, как "вырубил" девицу, в чью квартиру забрался незаконно? После того, как примотал ее скотчем к кровати и затолкал в рот эту удушливо воняющую жиром и уксусом тряпку? Да он больной на всю голову!
Она мысленно посоветовала себе не отвлекаться и вернулась к прерванному занятию. Плечи ныли, взмокшие от пота пальцы с трудом удерживали трубки изголовья, визг сопротивляющихся ножек казался оглушительным и бил по нервам, словно торопливый кучер, подгоняющий хлыстом ленивую лошадь. Жажда была бескрайней. Ей чудилось, будто она месяц прожила в выжженной пустыне, и слышимый плеск воды лишь усиливал это впечатление. Однако Фрэнки не отчаивалась и едва не плакала от счастья, когда удавалось проползти со столь неподъемным грузом еще несколько сантиметров. Она оглянулась назад - не самое простое занятие, когда твоя шея намертво (нет, не смей думать так!) привязана к спинке кровати - и чуть не взвыла от досады. Она почти не сдвинулась с места. Ей не завладеть сумочкой, висящей в коридоре. Не в этом столетии.
Новый звук - абсолютная и непроницаемая тишина - подействовал на девушку, как прицельный выстрел в висок. Все внутри нее похолодело градусов на десять, а в голове стало так чисто, словно она и не подозревала о существовании мыслей. Все чувства разом обострились, наверняка, так бывает у хищников, вышедших на охоту и наткнувшихся на свежий след лакомой жертвы. Скрипнули дверные петли. До носа долетел слабый запах мяты - ее гель для душа! Мерзавец. Босые ступни зашлепали по стеленному линолеумом полу. На ее удачу он пошел в кухню. Выбери негодяй другое направление, уже бы показался в дверном проеме, стоял бы сейчас перед ней, гадливо улыбался (маньяки ведь так улыбаются?) и всматривался в ее смертельно испуганные глаза.
Зашипел чайник. Открылась дверца навесного посудного шкафа, затем еще несколько буфетов выпятили перед взломщиком свое нутро (что ты там надеешься найти?). И вновь тишина. Сердце Фрэнки барабанило в груди, мешая сосредоточиться на действиях преступника.
Снова босоногая потупь, приближающаяся. Девушка заерзала на месте, засучила ногами, попробовала растянуть ленты скотча, как-то высвободиться, изо всех сил выталкивала языком смердящий кляп. Хоть что-то должно сработать.
Он встал в проеме, загородив собой большую часть света, поступающего от бра в коридоре. Огромная черная фигура, вокруг бедер которой было повязано ее розовое махровое полотенце. Она позволила себе окинуть его мимолетным взглядом, так, чтобы ухватить как можно больше деталей и при этом остаться как бы невидимой, пустым местом, на которое ему совсем не захочется обращать внимание.
И увиденное ее совсем не порадовало. Перед ней был крепко сложенный мужчина - широкие плечи, массивные руки, узкие бедра. Особо развитой мускулатурой он не обладал, но даже находясь на расстоянии метра, она ощущала исходящую от него силу. Люди вроде него не посещают спортзал, не занимаются с тренерами, не соблюдают диет, они просто уважают физический труд, приучены к нему с детства. Фрэнки с легкостью могла бы представить его с топором - таким же огромными и смертоносным, как он сам, - и в роли лесоруба или мясника, разделывающего тушу быка с ловкостью домохозяйки, нарезающей овощи для салата. Этот последний образ ее ужаснул.
Лица она не увидела, куда больше ее интересовали руки этого громилы, которые в скором времени сомкнутся вокруг ее шеи и отнимут жизнь, коей она совсем не дорожила, прожигала впустую, сидя вон в том кресле с ноутбуком на коленях. Глупая, какая она глупая. На правом плече его она заметила татуировку: скопище синих линий, струящихся по всей длине руки, сплетались в затейливый узор у запястья и новыми, еще более замысловатыми завитушками расползались до самого плеча. Она никогда раньше не видела таких странных татуировок. Вначале даже подумалось, будто это не нательный рисунок, а обнажившаяся сетка вен. Вот только цвет их был чересчур синим, и они покрывали не только внутреннюю сторону руки, но и выпячивались с обратной, где от природы не случается никаких вен.
Что еще она могла о нем сказать? Молод. Спина абсолютно прямая, в осанке чувствуется некоторая горделивость. И двигался он очень свободно, легко, что свидетельствовало в пользу богатырского здоровья. Кожа загорелая, и это в разгар февраля, значит, летом много бывает на солнце (рубит деревья, конечно же! У лесорубов солнце в избытке; а, может, предпочитает разделывать свиные туши на солнцепеке?).
Она отчаянно зажмурилась, когда он появился на пороге комнаты, и мельком взглянула на него из-под опущенных век, поэтому Фрэнки вовсе не удивило, что он не обратил на нее никакого внимания (оправдал надежды). Просто перешагнул через ее ноги, вытянутые по направлению к коридору, и зашагал дальше. Подумал, что она все еще без сознания? Отлично, ей это только на руку. Пускай не замечает вовсе, ее вполне устраивал этот вариант.
И тут исполинская мощь подняла изножье кровати и со всем возможным скрипом, треском и лязгом протащила ее обратно вместе с привязанной к спинке пленницей. Девушка зарычала от отчаяния.
− Не стоит тебе этого делать.
И снова ее поразил звук его голоса: приятный, грудной, в нем не было и тени агрессии, зато отчетливо слышалась усталость и некое смирение. Так мягко и вкрадчиво беседуют со своей паствой святые отцы на исповедях, внушают им, что Господь милостив, что всех покаявшихся грешников в конце жизненного пути ждет Великое Спасение.
− Не играй со мной. Не надо.
Тысячи колких ответов вертелись на языке, но озвучить их девушка не могла. Между тем рослый детина скрылся из поля зрения, подошел к обеденному столу, увидеть который она сумела бы, лишь свернув себе шею (а такой радости она ему не доставит, не умрет, прежде не поборовшись за свое право наслаждаться каждым сделанным вдохом). Послышался шорох одежды - у Фрэнки камень упал с души, когда до туго соображающего мозга дошло, что он одевается. Одевается. Не сдирает с бедер полотенце, решив остаться в чем мать родила. Выходит, изнасилование снимается с повестки дня. Или он предпочитает делать это в одежде? Об этом она решила не думать.
Звук застегиваемой молнии - короткий, как могла бы звучать ширинка на джинсах (дожила, ты уже пытаешься распознать звучание застегиваемой ширинки, мысленно взгрустнула она) - что-то повредил в ее самоконтроле. Из глаз брызнули слезы, прежде копившиеся в уголках. Страшно было до чертиков. И более всего остального ее пугала его внешняя невозмутимость и то, с каким важным видом он расхаживал по ее квартире, касался ее вещей. Подобная бесцеремонность раздражала и вселяла ужас. Люди, ошибочно полагающие себя центром вселенной и занимающие царский трон, как правило, не имеют никаких границ. Они вольны поступать, как вздумается, и всегда идут на поводу у своих желаний. А она, если честно, страшилась этих его желаний.
Возня с одеждой затянулась. Фрэнки изжевала почти весь кляп прежде, чем наконец услышала его размеренные шаги. Вот он появился сбоку. Сердце, трусливо поджав крючковатый хвостик, ускакало в пятки. Ей не хотелось смотреть на мужчину, не хотелось видеть его перед собой, сама мысль о том, чтобы открыто заглянуть ему в лицо, поймать его взгляд, казалась ужасно плохой затеей. Она знала, что в тот момент, когда их взоры пересекутся, рухнет последняя надежда на благоприятный исход. Он непременно окажется маньяком - садистом - линчевателем - каннибалом - извращенцем. Не исключено, что все эти жуткие наклонности он проявит по отношению к ней в равной степени. Она даже не сомневалась, что разглядит все это в его безобразном (изуродованном шрамами и татуировками) лице.
Когда он опустился на пол рядом с ней, откинулся на спинку кровати, вытянул ноги, упакованные в узкие черные джинсы, и треугольники его ступней, запрятанные в темную ткань теплых носков, устроились рядом с ее ушастыми розовыми тапками со стертыми пластиковыми глазками, что таращились в никуда белыми бельмами, мычание из-под кляпа стало попросту оглушительным. Он прижался плечом к ее поднятой и обездвиженной руке, согнутой в локте (мышцы уже начали деревенеть, а конечности - терять чувствительность, однако жар чужого мужского тела она ощутила в полной мере и едва не захлебнулась рыданиями). "Пожалуйста, пожалуйста, не прикасайся ко мне! Пожалуйста, не делай ничего плохого или хорошего! Пожалуйста!", - только и могла твердить про себя девушка, косясь на его черную рубашку, большая часть пуговиц которой так и не угодила в петли, оставив обнаженным лоскут загорелой кожи на груди.
Мужчина запрокинул голову, устроив затылок в промежутке между прутьями кровати, сложил ладони домиком, поиграл пальцами, так, будто исполнял некую мелодию на флейте и, откашлявшись, заговорил, с легкостью перекрывая ее бестолковое мычание, более всего напоминающее жалобный скулеж брошенного щенка.
− Отвечу на три наиболее часто задаваемых вопроса. Зовут меня Демон - не Димон, Питон и бла-ля-ля, а именно Демон. Это все, что тебе следует обо мне знать. Номер два: мы не знакомы. Никогда прежде не сталкивались, не разговаривали и бла-ля-ля. Ну, и третье, я пришел тебя убить. На вопрос номер четыре: за что? ты ответишь мне сама, даю на раздумья пару минут.
Эту короткую речь он произнес голосом человека, которому все в жизни наскучило. И звучала она как-то совершенно бездушно, без единой эмоции, будто говорилось в ней о том, что набило не одну сотню оскомин. С тем же равнодушием сама Фрэнки излагала материал, стоя перед учениками у классной доски и с тоской поглядывая в окно, где по горизонту брели наполненные серой тяжестью тучи, уносящие с собой мечты о теплом весеннем солнце.
Девушка онемела от подобной откровенности и напрочь забыла о своих страхах перед этим мужчиной. Мужчиной по имени Демон, с которым она никогда не встречалась до сегодняшнего вечера, и который явился, чтобы ее убить. Интересно, в какой именно момент он добавит: "Шутка, ха-ха", и они вместе посмеются над глупым, однако же не лишенным выдумки розыгрышем?
Теперь уже ничто не удерживало ее от того, чтобы повернуть голову и с тщанием опытного дознавателя всмотреться в его лицо. Темные волосы блестели от влаги (скорее шатен, чем брюнет) и имели неподобающую мужчине длину. Растрепанные пряди закрывали уши, часть лба и кончиками касались основания массивных плеч. Черты лица крупные: большие глаза, выглядывающие из-под резко очерченных надбровных дуг, мясистый нос с горбинкой посредине (наверняка, был сломан, и не раз), пухлые губы. Жесткая линия подбородка, рассеченная трогательной ямочкой. Упрямый. Волевой. Решительный. Она бы охарактеризовала его этими тремя словами, исходя из увиденного, а после добавила бы шепотом: вполне себе ничего. Не красавчик, но очень симпатичный. И ее ровесник, судя по всему. Быть может, на год или два старше.
Ей не понравилось лишь одно - его тяжелый взгляд. В некоторой мере извиняющийся, даже виноватый. В нем преобладала усталость, крайняя степень утомления. И ни следа радости и озорства. Два карих мертвых озера, на дне которых нет ничего, помимо боли и сожаления. Хоть и не сразу, но она поняла, что перед ней человек с выжженной дотла душой. Тот, кто жив лишь физически. И прежние страхи вернулись, прихватив с собой сотню-другую ближайших товарищей.
Он не шутил. Это не розыгрыш. Он действительно пришел сюда, чтобы убивать. Сия решимость читалась не только в глазах, через его лоб (тот его участок, что не был скрыт угольно-черными волосами, липшими к коже из-за воды) просвечивала яркая надпись: душегуб, исполненная кровавыми чернилами.
− Ну, вот и славно, − подытожил Демон, разрывая тесный зрительный контакт, и вернулся к разглядыванию потолка, с которым и продолжил беседу. Похоже, он тоже сделал свои выводы из увиденного, знать бы еще, какие. - Я дал тебе пару минут. Подумай, повспоминай, а я схожу пока за водой. Ты ведь хочешь пить? - Он не нуждался в ответе, но она все-таки кивнула, еле заметно, потому что большей амплитуды не позволяли путы скотча на шее. - Тогда я за водой, а когда вернусь, хочу, чтобы ты начала свое покаяние со слов: "Святой отец, я согрешила...", совсем как в старых добрых голливудских фильмах. Ты ведь любишь кино?
И вновь никто не удосужился обратить внимание на ее растерянный кивок. Мужчина с ловкостью игривой кошки (это при его-то габаритах!) встал, перешагнул через девичьи ноги - Фрэнки чуть было не поддалась сиюминутному порыву и насилу удержалась от того, чтобы пнуть негодяя по коленной чашечке - и скрылся из виду, оставляя за собой горькое послевкусие озвученного монолога.
Он убьет ее, и она должна назвать ему причину, согласно которой он вынужден будет так поступить. Это что? Это что вообще такое?! Новый подвид шизофрении, прогрессирующей прямо у нее на глазах? Попытка разыграть из себя жертву стечения обстоятельств? Мол, я не хочу убивать тебя, но если уж есть, за что...
Фрэнки лихорадочно прокручивала в голове все возможные сценарии. Сейчас он вернется со стаканом воды, вытащит кляп и тогда ей удастся заговорить. Что сказать? Понятно, что не следует первым же делом исповедоваться в грехах (они у нее были, чего таиться, как и у каждого, кто прожил на этой планете более двадцати лет - святые и мученики не в счет). Нужно тянуть время, усыпить бдительность, всеми правдами и неправдами разговорить этого сумасшедшего (ну, а кем еще может быть мужчина, величающий себя Демоном, если не сбрендившим дядькой?). А дальше действовать по обстоятельствам.
Она как раз размышляла над тем, что предложит бандюгану, если он согласится ее отпустить. Особыми богатствами девушка не располагала, но готова была отдать все, вплоть до последней серебряной цепочки - и машину не пожалеет, коли потребуется, не смотря на то, что влезла в непомерные долги ради свершения давней мечты. Жизнь и здоровье дороже - так она рассудила. Он показался в дверном проеме. Присел рядом на корточки, поставил стакан с водой на пол (при виде него у Фрэнки дернулись руки, а кончики пальцев прямо-таки обожгло желанием немедля коснуться стеклянных стенок с капельками влаги и жадно опустошить кружку, и не одну) и потянулся к ее лицу. Он хотел вынуть полотенце изо рта, и секунду назад она бы позволила ему это сделать. Что изменилось с тех пор? Почти ничего, и одновременно с тем - все. Демон (чудное имя какое!) простер к ней правую руку, и она отлично помнила, что именно на этой конечности у него была синяя "венозная" татуировка, которую сейчас скрывала плотная ткань рубашки с рукавом, заправленным в коричневую кожу перчатки. Ни единой полоски кожи не видно. Ее это насторожило, тем более, что перчатка была лишь одна, вторая кисть свободно просматривалась. Зачем, зачем он ее надел? Почему только одну перчатку? Если боялся "наследить" в ее доме - иными словами, оставить повсюду отпечатки своих пальцев, - логично было бы обезопасить обе руки и надеть пару перчаток. Или он тем самым хотел скрыть татуировку? Что ж, поздновато спохватился.
Когда изо рта исчезла зловонная тряпица, Фрэнки вздохнула с облегчением и вдруг с ужасом поняла, что не может закрыть рот. От долгого пребывания в неестественном положении лицевые (или челюстные - она не слишком сильна в этих вопросах) мышцы задеревенели, и без помощи извне ей ни за что на свете не сомкнуть губы. А сидеть с разинутым ртом, будто находясь на приеме у стоматолога, нет, ей совсем не нравилась эта идея. Забыв о путах, девушка попыталась дотянуться рукой до заклинившей челюсти, рванула правое запястье - неудача, дернула левое - опять промах.
"Не смей реветь", − жестко сказала она себе, зная, что и так этого не допустит. Не у него на глазах. Не при свидетелях. Если требовалось выплеснуть эмоции, она запиралась в ванной, включала воду, шум которой мог приглушить любые всхлипы и завывания, и предавалась тоске ровно столько, сколько требовалось. И так было с раннего детства.
Вот и сейчас она не пала духом. Указала взглядом на связанные руки, посмотрела на вожделенный стакан, перевела взор на физиономию Демона (заметив одну маленькую деталь, которая несколько ободрила - через всю щеку его, на удивление гладко выбритую и румяную, шли две красных полосы параллельных царапин, свежих, если верить припухлостям; значит, она все же умудрилась расцарапать эту гадкую рожу, когда она ее душил; молодец, девочка!) и демонстративно выпучила глаза, округлив их до размеров чайных блюдец. Мужчина будто не заметил ее бессловесной просьбы о помощи. Он просто сидел рядом со своей жертвой, комкал полотенце кожаными пальцами и таращился в пустоту. Фрэнки думала, что он смотрит на нее, но, приглядевшись внимательнее, поняла, что взгляд его проникает как бы сквозь нее. Демон не моргал, не шевелился и, кажется, почти не дышал, и это его состояние полнейшего оцепенения испугало ее куда сильнее выказанной бесцеремонности и вскользь брошенных фраз о целях визита. В который раз она задалась вопросом, здоров ли он душевно, и пришла к выводу, что не хочет знать ответ. Единственное, что она уяснила для себя в ту минуту - с ним следует быть очень осторожной. Никаких резких движений и колких словечек.
Он выплыл из своего блаженно задумчивого тумана, тряхнул пышной шевелюрой, просохшие пряди которой уже начали свиваться в трогательные кудри, и сунул ей под нос стакан воды. Титаническим усилием воли девушка заставила челюсти сомкнуться и алчно припала губами к холодным стенкам. В голову закралась бесовская идейка, будто он мог что-то подсыпать в жидкость, некий наркотик или иной дурман, однако от нее было легко отделаться. Если он намерен причинить ей вред, к таблеткам прибегать не придется. Вполне достаточно одной лишь физической силы. Невооруженным глазом видно, сколь сильно разнятся их весовые категории.
Он помог ей утолить жажду, затем отставил в сторону осушенную до последней капли кружку, и с сомнением посмотрел на полотенце, словно раздумывая над тем, следует вернуть тряпицу на прежнее место или рискнуть.
− Не надо, пожалуйста, − она почти не узнала свой голос, таким сиплым и вместе с тем жалобным он стал. - Я обещаю, что не буду кричать. Ни звука, если вы так хотите. Только не надо кляпа.
Демон покачал головой, но таки отбросил тряпку за спину. Ого! А ведь с ним вполне можно договориться!
− Скажите, чего вы...
− Не с того начала, − оборвал он ее на полуслове, хитро прищурив глаза. - Мне до фонаря твои условия, жалобы и бла-ля-ля. - В третий раз за сегодняшний вечер он говорил это словечка "бла-ля-ля", которое как-то странно действовало на слух. Раздражало его, и вовсе не потому, что она преподавала литературу в средней школе и по природе своей была человеком эрудированным и начитанным. Это "бла-ля-ля" не просто слово-паразит в его речи. Он произносил его не с легкостью, без всякой задней мысли, а очень даже обдуманно, сознательно. И на слух его фальшь определялась с той же простотой, с какой... − Прекрати, − внезапно воскликнул Демон, зажмурившись так, будто его одолел острый приступ зубной боли. - Дослушай молча, если способна на такой подвиг, и все.
Фрэнки проглотила недоумение и с показным безразличием воззрилась на мужчину. Однако отнюдь не забыла выставить мысленную галочку на небезынтересном "бла-ля-ля", что-то кроется за этим звукосочетанием, некая потаенная суть, объясняющая очень многое. Она не знала, что это, но нутром чуяла, что почти подобралась к разгадке чего-то важного.
− Спасибо, − теперь в его голосе не было мягкости, что так изумила ее ранее. Он говорил коротко, отрывисто, делая частые вдохи и длинные шумные выдохи, словно черпал из воздуха силы для чего-то. - Мой вопрос по-прежнему актуален. Что ты сделала?
Она понимала, о чем он спрашивает. Почему он должен ее убить (спокойно, Фрэн, спокойно, пока вы мило беседуете, так не дай же оборваться этому разговору), ему нужна причина, и почему-то ей самолично следует ее озвучить. Но на ум не приходило ничего дельного, ни единой светлой мысли, уцепившись за которую, она сумела бы сменить тему или отшутиться.
− Бога ради, ты можешь просто ответить, коротко и ясно? - окончательно рассвирепел он и с такой ненавистью швырнул ей в лицо полотенце, что полусырая от ее слюны ткань хлестанула по щекам. Не больно, и все же это отрезвило девушку, заставило заново переосмыслить ситуацию.
− Я не понимаю, чего вы от меня хотите, какого такого признания?
Гипсовая маска неприязненности вновь сковала черты его лица, взгляд похолодел градусов на двадцать. Она заметила, точнее даже услышала, как он медленно сжимает и разжимает правый кулак, как скрипит поддельная кожа перчатки и трещат разрываемые нити на швах. Демон был вне себя от ярости. Фрэнки с трудом протолкнула жесткий ком, вставший поперек горла, и пожалела, что выпила так много воды. Ее начало мутить.
− Кому ты причина вред, кто пострадал от твоей руки? - переиначил он вопрос, продолжая свои выводящие из равновесия шумные дыхательные упражнения.
− Вред? - она почти хохотала, переспрашивая. Сказывалось чрезмерное волнение и абсурдность происходящего. Будь у нее свободны руки, кожа уже бы горела от бесчисленного множества щипков, сделанных в попытке очнуться от дурного сна. - Чтобы кто-то пострадал из-за меня? Простите мне это маленькое любопытство, но с чего вы... - "Черт с ним", мысленно махнула она рукой на вежливость и продолжила более уверенным тоном, − с чего ты взял, что я вообще способна на нечто такое?
Вместо ответа он перекинул через нее ногу (это жутковатое с виду действо перепугало ее до потери сознания и заставило теснее вжаться в спинку кровати, чтобы сохранить хотя бы толику личного пространства), однако затем, вместо того чтобы сесть на нее сверху, как виделось ей в воображении, опустился на колени. Теперь их лица находились прямо напротив, разделяемые лишь парой десятков сантиметров, съеживающихся по мере того, как учащалось дыхание. Ее грудь вздымалась чаще от страха, неизвестности, невозможности предугадать дальнейший ход событий. Думать о том, что ускоряло его пульс, было скверной идеей, и Фрэнки всеми силами отделывалась от этих мыслей. Глаза смотрели в глаза, и каждый по своим причинам не мог отвести взгляд, боялся даже моргнуть.
Демон завел руку за спину, чуть привстал, накрывая дрожащую от испуга девушку чудовищно огромной тенью, и выудил из заднего кармана небольшой предмет. Сухой щелчок. Выскочило серебристое лезвие ножа. Фрэнки закричала, но прежде чем с ее губ сорвался хоть один звук, горячая ладонь, противно липкая от пота, накрыла ее рот. Грубо впились в щеки и подбородок его пальцы. Омерзительное лицо приблизилось к ней почти вплотную. Она могла рассмотреть каждую темную ресничку на его веках, видела, как белеют крылья его носа, разлетающиеся при всяком вдохе. И заметила, как налились кровью параллели свежих царапин у него на лице.
Рука с ножом подлетела к горлу. Холод металла прильнул к коже, подлез под полоску серого скотча. Острый кончик при этом уперся в подбородок. Она ждала, что он скажет, будто это ее последний шанс ответить, покаяться или что-то в том же духе, но ошиблась. Резкий взмах, затем еще и еще.
Девушка с неописуемым восторгом прижала к груди освобожденные от пут ладони, мимоходом потирая ноющие запястья. Она даже не надеялась на столь удачный исход, однако мужчина действительно ее освободил, перерезал ненавистную клейкую ленту и сейчас отодвигался к дальней стене. Притом с таким видом, будто только что потерпел самое большое в своей жизни поражение.
− Как тебя зовут? - спросил Демон, устраиваясь в углу между коридорной стеной и допотопным шкафом, подтягивая колени к груди и складывая поверх них руки. В правой, обернутой в кожаную перчатку, он держал складной нож с выдвинутым лезвием (словно напоминание для нее, что ничто еще не закончилось, он просто сменил тактику, от запугивания перешел к милосердию). Левая сминала полосы скотча в уродливый шарик.
− Франсин, − прошептала она, осторожно отдирая от шеи треклятую ленту. Как она и предполагала, большая часть волос на затылке намертво налипла на клейкую полоску, и теперь ей предстоит либо расстаться с целым пучком, либо бережно вырывать их из плена.
Если он и удивился столь необычному для русского слуха имени, то виду не подал.
− Вот как мы поступим, Франсин. - Он подбросил в воздух шуршащий мячик и тут же поймал его, кинул в стену, изловил вновь. И так повторялось раз за разом. То ли он от природы непоседлив и постоянно ищет, чем бы занять руки, то ли его что-то беспокоит. - Я дам тебе ночь на раздумья. Найдешь в себе силы признаться - здорово, непременно это оценю, и смерть твоя будет быстрой и безболезненной.
Насчет "а если..." Демон не обмолвился, дав ей шанс домыслить ход событий. Да только какой ей от этого прок? Все перспективы, неважно, радужные в его искаженном понимании действительности, или же плачевные, сводились к тому, что ей предстоит умереть от руки этого человека, так не лучше ли прекратить все разом? Избавить себя от унижений, страха и всех прочих бед?
− Могу я задать нескромный вопрос? - Фрэнки с силой дернула полосу скотча и отбросила ту на пол вместе с клоком огненно-рыжих волос. На боль ей было плевать. В душе свирепел вулкан эмоций, притом самых негативных. - Ты псих?
Мужчина забыл поймать брошенный в воздух шарик, и тот с сухим стуком обвалился на пол, налипнув на край узкой ковровой дорожки, змеящейся от кресла к кровати.
− Как-то не задумывался над этим, − безразлично сказал он, хотя до того уже успел выдать себя с головой.
Не задумывался, как же! Она могла бы побиться об заклад, что именно с этих тяжелых мыслей начинался каждый его день и ими же заканчивался. Слишком он был угрюм, неразговорчив, наверняка еще и нелюдим. Как и она сама.
Потянулись томительные минуты ожидания. Фрэнки так и осталась сидеть в своем углу у изголовья кровати, попеременно потирая то одно запястье, то другое, поглаживая шею, кожа на которой болезненно горела. Она не знала, разрешено ли ей встать, а спросить никак не решалась, поэтому ничего не делала с лентой, по-прежнему опоясывающей грудь. И вдруг ей все надоело, запас терпения иссяк, едва переполнилась чаша страха. Она устала бояться, устала от огромного количества мыслей и образов, локомотивом со множеством вагонов проскакивающих в голове. Ее перестали волновать пустые угрозы. В конце концов, хозяйка в этом доме она. И если уж он самолично освободил ее от оков, отыгрывать роль послушной и примерной жертвы нет никакой нужды.
Она отвязалась от ненавистного ложа (пообещав себе, что если доживет до завтрашнего утра, первым делом оттащит железного монстра на помойку и отправится в ближайший мебельный салон), с опаской выпрямилась, не имея полной уверенности, что ноги станут ее держать, и прошмыгнула на кухню, минуя ванную комнату без остановки. Ей хотелось запереться в уборной, очень хотелось. Закрыться на щеколду, продезинфицировать помещение, изведя весь запас чистящих средств, отмыть и тщательно выполоскать каждый флакон и тюбик, к которому прикасался незнакомец, а после забраться в купель, полную горячей воды и пролежать там час или два - столько, сколько потребуется ее организму, чтобы согреться изнутри и перестать дрожать.
Вместо этого она села за кухонный стол, включила чайник и под ровное шипение вскипающей воды принялась ждать. Чего? Хлопка входной двери, конечно. Или балконной, коли Демон решит убраться тем же путем, каким явился. Но вот отщелкнулась кнопка электроприбора, над носиком взвилось облачко сизого пара, а за стеной все так же тихо. Взгляд ее упал на магнитный держатель, висящий над раковиной. Пять остро заточенных ножей с лезвиями разной длины - от пятисантиметрового до внушающего доверие тесака прямоугольной формы для разделки мяса. Чем не оружие?
Фрэнки сняла с сушки кружку, до краев наполнила ее кипятком и, забыв разбавить заваркой, принялась жадно пить. Глоток за глотком, обжигая язык и губы, не сводя глаз с пластиковой черной рукоятки самого большого ножа, прокручивая в голове его слова. "Кому ты навредила, кто пострадал из-за тебя?". Чего он ожидал в ответ? Какого признания?
Она не могла назвать себя праведницей, потому что знала, что в определенные моменты жизни поступала опрометчиво, допускала ошибки. Она лгала, порой слишком часто и по самому пустяковому поводу. Но кто из нас не прибегает к неправде? Ее маленькие грешки против истины никогда не имели последствий и никому не вредили, беспокоили лишь ее совесть. И если уж говорить начистоту (с самой собой можно), однажды она поступила по-настоящему скверно, и ей было стыдно за себя. В годы студенчества она украла в супермаркете упаковку кухонных полотенец. Не потому, что нуждалась в них или не могла себе позволить такую роскошь, как уплатить за понравившийся товар жалкие пятьдесят рублей. Ей просто захотелось их взять, сорвать с пакета магнитную ленту с чипом, тайком пихнуть в сумочку и выйти на улицу с осознанием, что эту вещь она украла. И ее не поймали (повезло, небось).
И все. Больше и говорить не о чем. Не случалось в ее жизни ничего трагического (разбитое сердце не в счет), а в последнее время с ней, этой жизнью, не происходило вообще ничего. Была работа, тяжелый преподавательский труд, которым она думала заполнить образовавшиеся в душе пустоши - но и здесь прогадала - и тихие вечера у компьютера в обществе виртуальных приятелей. Онлайн-разговоры, в которых необязательно говорить о себе правду, можно быть тем, кем хочется. И ей нравилась эта придуманная Рейдж - неунывающая, легкая в общении особа, у которой полно друзей, которая довольна собой, у которой нет ни единой причины для...
Его появление перебило ход мыслей. Встав рядом с гудящим холодильников "ЗИЛ", работающим ничуть не тише, нежели его автомобильный аналог, Демон скрестил руки на груди и недоверчиво буркнул:
− Так уж и все? Абсолютно невинна?
У Фрэнки закрались сомнения насчет того, не обзавелась ли она привычкой рассуждать вслух, чего никогда за собой прежде не замечала.
− Тебе будет легче, если я в чем-то признаюсь? Пускай даже я этого не совершала на самом деле? - спросила она, единым махом опорожняя кружку с безвкусным кипятком.
− Мне важно знать правду, а будет мне от этого легче или сложнее - вопрос десятый. Так скажи честно, кража в супермаркете - это самое ужасное, что ты можешь припомнить?
Она физически ощутила, как округлились глаза, как удлинилось ее лицо, выпячивая испытанное изумление. Откуда? Откуда он мог знать об этом? Ни единой живой душе она не обмолвилась об этом преступлении (в ее понимании все выглядело именно так) и точно не произносила ничего вслух, только не о краже в супермаркете. Этот эпизод из жизни, малозначительный, но тем не менее очень болезненный для совести, она бережно хранила в самом темном углу шкафа для скелетов. По сути, она и шкаф-то завела специального для этого инцидента.
Смутные подозрения постепенно перерастали в железобетонную уверенность, которую она тут же озвучила:
− Ты читаешь мысли? - и едва слова сорвались с языка, ей стало смешно. Ну да, как же! А еще пускает ноздрями кольца дыма, что твой одомашненный дракоша, а на ночь устраивается спать в гробу. И летает по воздуху в свободное время, парит среди облаков.
Вместо ответа он выдернул рукав рубашки из коричневой кожи, снял перчатку и протянул ей татуированную хаосом синих линий ладонь, будто предлагал помощь, спасение.
Первым ее порывом было отказаться от рукопожатия. Именно сейчас, а не получасом ранее, когда она только подходила к балконной двери и открывала ее, не убедившись, что по ту сторону никого нет, прозвенел тоненький тревожный колокольчик. Ей не хотелось прикасаться к нему, провоцировать что бы то ни было. Однако девушка пересилила себя, шагнула вперед и беспечно вложила кисть в его зебру-ладонь.
Ничего не произошло, хотя она ожидала сюрпризов. Неизвестно, почему, но ей казалось, будто это какая-то проверка на принадлежность к племени "хороших". Плохой человек - тот, кто вредит другим, по вине которого страдают люди, - не сможет притронуться к синим полосам. Глупость несусветная, но она чувствовала, что так оно и есть на самом деле.
Демон отшатнулся от нее, сам вырвал ладонь из объятий ее пальцев. Выглядел он ошарашенным, сбитым с толку, будто вместо того чтобы просто взяться за руку, она огрела его по голове чугунной сковородой. Глаза его - темнеющие озера - смотрели на синие полосы, протянувшиеся до самых кончиков пальцев (даже под ногтевыми пластинами она заметила голубоватые линии, чему безмерно поразилась, а там-то он каким образом их нарисовал?). И вдруг он схватил самого себя за левую руку. К подобной резкости обычно прибегают истеричные натуры, а ей он показался непоколебимым, эталоном самоконтроля и холодного рассудка; ошиблась, значит. Он поморщился от боли. В безмятежной тиши кухни послышалось шипение, так раскаленный метал возмущенно встречает упавшую на его поверхность каплю воды. Мужчина убрал разукрашенную кисть, и на левой его ладони проступил красный рисунок в форме раскрытой пятерни. Это был ожог! Настоящий термический ожог. Кожа вздувалась на глазах, белыми пятнами обозначились волдыри, наливаясь некоей жидкостью, они росли.
Фрэнки поморщилась. Должно быть, это дико больно. Однако не успела она проникнуться сочувствием, как мужчина налетел на нее, толкнул к стене, навалился всем телом, в буквальном смысле вышибив из нее дух. Лицо его, находящееся в опасной близости, ничего не выражало помимо сосредоточенности.
− Молчи, − прорычал он и задрал ее футболку - безразмерный эквивалент ночной сорочки, которую она любила за приносимый комфорт. Рука его (она никак не могла понять, которая из двух - обожженная или же татуированная) легла на живот, заставив внутренности спешно скрутиться в поросший снежным инеем жгут. И пропутешествовала от самого пупка к нижнему ряду выпирающих из-под кожи ребер. На ласку или попытку облапать это совсем не походило, и все же девушка едва не разрыдалась от испуга и унижения. Ей категорически не нравилось все происходящее, ее пугала его внезапность и демонстрация превосходящей физической силы. Не успев как следует все обдумать, она потянулась к магнитному держателю для ножей, схватила первый попавшийся под руку и что есть силы ударили рукоятью по голове мерзавца. В этот самый момент его пальцы обхватили и приподняли нежный холмик обнаженной груди, и одновременно с разъяренным возгласом:
− Не смей меня трогать! - она вонзила пятисантиметровое лезвие ножа для чистки овощей в его плечо, и что есть силы оттолкнула верзилу от себя.
Ни первого предупредительного удара, ни второго, более болезненного и эмоционального, Демон, кажется, не ощутил. А вот толчок в грудь, проделанный обеими руками, заставил его отшатнуться, налететь на угол кухонного стола. Затуманенный болевым шоком взгляд метнулся к ней (он должен был чувствовать боль, поскольку рукоятка ножа так и осталась торчать из его плеча, меж тем как лезвие накрепко засело в мягкой плоти), затем скосился в сторону не самых благостных ощущений.
Фрэнки не могла поверить, что в самом деле натворила, что поранила этого человека. Она вжалась в стену, дыша столь глубоко и часто, что от этого бешеного ритма начало покалывать в груди и боку, как от быстрого бега. Когда мужчина взялся за рукоять засевшего в плече ножа, качнул ее вбок, нервы сдали окончательно. Она сползла по стене на пол, забилась в темный закуток под раковиной и разрыдалась, пряча лицо в ладонях. Громкие всхлипы чередовались с шумными смешками, даже хохотом, в котором не чувствовалось и тени веселья. Истерика набирала обороты, а Фрэнки даже не пробовала сопротивляться. Ноздри щекотал сладковатый запах с кислыми нотками. Краем сознания она поняла, что так пахнет кровь, его кровь, много крови, но ничего не могла с собой поделать.
Глава 3
Фрэнки сорвала колпачок с пластиковой бутыли с пероксидом водорода и приметилась наконечником дозатора к рваной ране на мужском плече.
− Будет больно, − с сомнением в голосе предостерегла она, зная наперед, что "больно" - неподходящее слово. Будет чудовищно больно.
Демон, сидящий перед ней на стуле - огромная фигура поверх ничтожно маленького табурета с обитым кожзаменителем сиденьем казалась попросту гигантской в тесном кольце кухонных стен - кивнул и заранее сцепил зубы. Он не проронил ни звука с того раздраженного "Молчи", что бросил ей в лицо перед тем, как запустить свои лапы ей под футболку. Лишь вылил ей на голову стакан ледяной воды, разом прекратив истерику, и безмолвно попросил помощи. Девушка старалась не смотреть на пол, где на песочного оттенка линолеуме подсыхали тошнотворные лужицы густой и темной (не красной, как показывают в фильмах, а багряной) крови.
И сейчас на столе был выложен нехитрый запас медикаментов - все, что удалось отыскать в квартире в кратчайшие сроки - бинты, катушка лейкопластыря, упаковка стерильной марлевой ткани, непригодная к употреблению вата, грязно-серая из-за пыли, початая бутылка коньяка (подарок коллег с прошлого места работы в юридической фирме, простоял в холодильнике без малого два года и вот пригодился). Демон то и дело прикладывался к горлышку и жадно глотал янтарную жидкость, вот только алкогольные пары совсем на него не действовали. Не глушили боль, не помогали расслабиться. Она видела бусины пота у него на лбу, которые становились все крупнее, собирались в горячие струйки и стекали по щекам. Видела, как синеют губы, медленно и в то же время очень отчетливо. Еще пару минут назад они были лавандовым, теперь приобрели резкий синюшный цвет, и ей это не нравилось. Как и то, сколь сильно оказались напряжены мышцы его торса - на груди, лопатках, животе - она имела возможность наблюдать каждую, поскольку мужчина снял рубашку. Она валялась под столом темной лужицей, насквозь пропитанная кровью.
Будет чудовищно больно, повторила про себя Фрэнки и надавила на флакон с перекисью, направив прозрачную струю в центр глубокой раны с рваными краями. Над кожей взвилось облачко розовой пены. Демон зарычал, уцепился здоровой рукой за столешницу и до того мощно сжал, что едва не проломил в столе сквозную дыру. Девушка испуганно отскочила в сторону и пребольно стукнулась головой о распахнутую дверцу кухонного буфета.
− Ты как? - пискляво поинтересовалась она, потирая ушибленную макушку. Удивительно, конечно, но она абсолютно искренне сопереживала этому человеку и воспринимала его боль, как свою.
− Погано, спасибо, − прохрипел он, слепо хватаясь за горлышко бутылки с коньяком. Сделав три жадных глотка, он мельком взглянул на залитое кровью плечо. - Продолжай.
Она на цыпочках подошла ближе, безотчетно провела ладонью по его исцарапанной щеке, словно приободряя, и вновь проделала эти манипуляции с пероксидом водорода. На сей раз мужчина ограничился рыком, а когда боль ослабла, вручил ей бинт.
Руки мелко дрожали, пальцы отказывались сгибаться, картинка перед глазами то и дело теряла четкость очертаний, и все же ей удалось наложить тугую повязку. В процессе заматывания плеча подошла к концу ложно кажущаяся бесконечной бутыль алкоголя.
− Все, готово, − восторженно пропищала Фрэнки, обрезая маникюрными ножницами излишки бинта. - Жить будешь, здоровяк.
Робкой улыбкой осветилось ее чумазое от потеков туши лицо. Демон ухмыльнулся в ответ, притом в этой его гримасе не нашлось места простой человеческой благодарности. Вызов, оскорбление, некая по-детски мелочная обида - при желании, его оскал можно трактовать по-разному. И девушка даже расстроилась на мгновение, пока не поняла причин проявления дерзости. Уцепившись за стол здоровой рукой, мужчина попытался встать, опасно качнулся назад и с высоты своих без малого двух метров рухнул бы вниз, если бы Фрэнки вовремя не пихнула его кулаком в бок. Лишь поэтому он завалился на стол, а не распластался мертвым грузом посреди кухни. Видимо, выпитый алкоголь таки сделал свое грязное дело - отключил верзилу. И как ей теперь быть?
− Эээ... Демон? - мягко позвала она, обойдя стол с другой стороны, и склонилась над расплющенной на краю физиономией, которая буравила пространство единственным видимым карим глазом. - Ты слышишь меня?
Дернулось веко, опустилась и поднялась выразительная линия угольно-черных ресниц.
− А встать сможешь?
Отсутствие реакции она восприняла за отрицательный ответ, поэтому тут же добавила:
− А с моей помощью?
Что-то в выражении лица его переменилось. Не то дрогнул уголок рта, не то изогнулась бровь, однако же это "что-то" позволило ей думать, будто идея была воспринята с энтузиазмом.
Уговорами, ужимками и всяческими прыжками ей удалось поднять его на ноги и заставить обратить внимание на расположение двери в пространстве, но вот сделать хотя бы один самостоятельный шажок, пусть малюсенький и ничтожный, было невыполнимой задачей. Он попросту позабыл, каково это: шевелить конечностями, и глуповато улыбался, смотря на кухонные обои (их рисунок из хаотично расставленных кофейных чашек с кубиками сахара у изящно изогнутых ручек он находил весьма забавным). И потому ей пришлось взять инициативу на себя. Встав с левого бока, девушка подлезла к нему под мышку, обеими руками уцепилась за здоровое плечо, чувствуя, как под кожей перекатываются тугие, точно отлитые из каучука мышцы, и щекой пихнула великана в грудь, мол, трогайте, милейший. Надо отдать должное Демону, вначале он шел сам, но уже в коридоре, когда до кровати оставалось всего ничего, босая ступня его в насквозь промокшем от крови носке (цепочка смазанных следов протянулась за ними через весь линолеум, и Фрэнки почти ощутимо возненавидела вселенную) странно подвернулась, и вся тяжесть богатырской фигуры в буквальном смысле обрушилась на нее. Подломились колени, если бы девушка не ожидала чего-то подобного (ну, а как без этого, ведь сегодня был худший день в ее жизни?), они оба рухнули бы, и план Демона претворился бы сам собой - ее попросту раздавило. Без шуток.
А так Фрэнки удалось устоять, и некие сверхъестественные силы, пробудившиеся в организме, помогли дотащить полностью утратившего контроль над телом мужчину до спальни.
− Сколько, говоришь, тебе лет? - задыхаясь на каждом шагу, сдавленно проговорила она.
− Двадцать восемь, − на удивление четко и быстро ответил пьянчуга и без всяких приглашений и прочих светских реверансов грохнулся на застланную симпатичным синим покрывалом постель.
− Врешь ведь, потому что весишь ты на все тридцать, − горько усмехнулась Фрэнки, задумчиво глядя на безразмерный валун из плоти и джинсовых брюк, который только что занял единственное спальное место в ее квартире. Чудесно, что тут еще добавишь.
Зверская усталость навалилась на нее столь же внезапно, как несколько часов назад (а казалось, что прошли недели и чуть ли не месяцы) в ее тихое, скромное, рутинное существование вторгся этот полоумный тип с диковинной наколкой. Но перед тем, как завалиться спать (куда?), ей хотелось привести себя и квартиру в порядок, чтобы поутру (а доживешь ли до рассвета, не забыла, случаем, кто заночевал с тобой под одной крышей? Ауууу, малышка Фрэн, он - маньяк и убийца, зуб даю) не наталкиваться всюду на следы развернувшейся здесь накануне бойни. Не вспоминать вообще ни о чем. Идеальным вариантом для нее было бы вот что: проснувшись, милейший дядечка влезет в чистую рубашку (об этом она сейчас позаботиться), натянет поверх свою умопомрачительно хулиганскую кожаную куртку, не забудет про не менее хулиганские ботинки "Нью роки" и захлопнет за собой дверь, чтобы никогда более не потревожить ее, Фрэнки. А она в свою очередь сотрет из памяти этот ужасный вечер и забудет, каково это - обращаться к кому-то по имени Демон, произносить сочетание этих звуков вслух. Да, отличный сценарий завтрашнего дня, лучший. Превосходный.
Под аккомпанемент радужных мыслей она принялась за работу. Выдраила до зеркального блеска все поверхности в кухне, набила мусорный пакет обрывками серого непрозрачного скотча, тужа же отправился и использованный наполовину рулон липкой ленты - подобным вещам теперь нет места в ее жизни, услужливая память на годы вперед снабдила ее транспарантами: "Нет скотчу! Объявляю бойкот всему хрусткому и клейкому!". Застирала в холодной воде свою футболку и мужскую рубашку и, развешивая их на веревке, боковым зрением взглянула на свое отражение в небольшом прямоугольнике посеребренного стекла, что висел на дверце шкафчика над рукомойником. Разрушенное гнездо рыжих волос, фиолетовое полукружье синяка под правым глазом, перепачканные потеками туши щеки, растрескавшиеся губы (нижняя немного кровоточила, хоть Фрэнки и не могла вспомнить, почему; не водилось за ней привычки кусать губы, а ударилась она сегодня единожды - когда растянулась на полу перед балконной дверью, синяк был родом из того времени) и воспаленные белки глаз, изъеденные красными кривулинами лопнувших капилляров. Краса, одним словом. Можно прямо сейчас писать в Голливуд и пробоваться на роль невесты Франкенштейна.
Приняв душ за запертой на защелку дверью, Фрэнки насухо вытерлась полотенцем, закуталась в снятый с крючка махровый халат на молнии и лишь тогда возвратилась в комнату, где на ее кровати посапывал Демон (а не храпел во всю мощь весьма объемных легких, и на том спасибо). Лежал он в той же позе - на левом боку, обратив к стене лицо и сунув под щеку татуированную ладонь. Скользкий червячок сомнений шевельнулся внутри. Она вспомнила, как он коснулся своей левой руки этой самой испещренной синими линиями ладонью, вскрикнул от боли, и на коже проступили белые волдыри, наполненные изнутри жидкостью. А теперь он преспокойно прижимал эту руку к лицу? В чем шутка?
Испытывая некоторое неудобство и боясь наделать шума (внутренний голос подсказывал, что она вполне может начать палить из пушки - его это не побеспокоит), и все же осторожность не будет излишней, девушка решила напоследок проверить своего незваного гостя. На белоснежной повязке не было следов крови - отлично, просто отлично, - дыхание казалось ровным, да и температура тела вроде бы в норме. Чтобы узнать наверняка, она склонилась над его растрепанной головой и на секунду прильнула губами к щеке. Да, она не ошиблась, молодецкие тридцать шесть и шесть по Цельсию. С чувством выполненного долга Фрэнки проследовала к креслу, сняла с него подушки и разложила на пятачке паласа у батареи. Чистое белье и одеяло она взяла с верхней полки гардероба (дверца скрипнула так оглушительно, что пробудились соседи, однако Демон остался невозмутим).
Импровизированная лежанка оказалась жесткой, подушки разъезжались при каждом движении. Горячий воздух, идущий от отопительного прибора, доводил до истерики - ей постоянно чудилось, что вот-вот наступить удушье. И мысли. Они осаждали изнемогающий от усталости мозг, не давали сомкнуть веки. По истечению часа девушка признала, что страх и банальное недоверие не позволят ей уснуть, и на негнущихся ногах посеменила в ванную. Намочила под краном небольшое полотенце и вернулась с ним в комнату. Присела в изголовье кровати, заняв самый краешек, и медленно провела мокрой тканью по руке спящего мужчины, стирая засохшую кровь. Почему она это делает? Что заставляет ее заботиться о нем? Переживать? Сложные вопросы, и подсказки внутреннего голоса, содержащие в себе устоявшееся словосочетание: стокгольмский синдром, не имели ничего общего с действительностью. Да, он ворвался в ее дом незаконно, чуть было не задушил, связал, напугал до смерти (пожалуй, она так никогда и не даст словесное описание того ужаса, что бурлил в крови в тот момент), однако же из них двоих пострадавшей стороной был он. Именно его кровь она сейчас смывала с кухонного пола, о его ране вынуждена была беспокоиться.
− То есть я могу рассчитывать на компенсацию? - зычным голосом вопросил Демон, и Фрэнки едва не свалилась с кровати, застигнутая врасплох столь внезапным пробуждением.
Она замерла с вытянутой вверх рукой, которой все еще сжимала влажное полотенце, и не придумала ничего лучше, как банально сбежать. Не оставалось никаких сомнений в том, что этот бесцеремонный тип неким образом заглядывает к ней в голову и находит там именно те мысли, какими она совершенно не готова делиться.
Он не дал ей такого шанса. Схватил за запястье и мягко потянул на себя.
− Шутка, всего лишь шутка. Не уходи.
− Ага, то есть сейчас ты хочешь поговорить? - в темноте не было видно, но она до того презрительно сузила глаза, что стала похожа на жительницу Поднебесной, этакая рыжеволосая китаянка. - А как же кляп и твое коронное: "Молчи!"? - она очень правдоподобно изобразила его манеру речи: низкий тембр, колючие гласные и шипящие, точно предупреждение кобры, готовой к нападению, согласные.
− Ты хочешь моих извинений? - Он перевернулся на спину, по-прежнему удерживая ее на месте стальной хваткой пальцев.
− Если ты всегда с порога набрасываешься на женщин, которые раза в два уступают тебе в весе, душишь их, а потом связываешь - можешь не утруждаться. Я просто буду знать, что для тебя, как человека с пещерным прошлым, это поведенческая норма. Утром я предложу тебе изжаренный на костре мамонтовый окорок, а после попрощаемся.
О, нет, она таки умудрилась выказать обиду, и кому? Ему! Бесчувственной сволочи, который только и делал, что сыпал угрозами и при этом добавлял, что столь великодушен, что убьет ее быстро и безболезненно. Зачем ей вообще говорить с ним? Выгнала бы спать на пол и точка.
"А почему, собственно, не дать ему пинка под зад и не выставить за порог?". Риторический вопрос.
− Я с удовольствием съем и целого мамонта, − не задумываясь, признался мужчина и как ни в чем не бывало стал наглаживать подушечкой большого пальца ее ладонь.
− Серьезно, кто ты вообще такой? - Фрэнки попробовала вырвать руку, но с тем же успехом могла продолжать сыпать упреками и обвинениями - он никак на это не реагировал. И даже будь у нее заряженный пистолет, дуло которого упиралось бы ему в висок - результат был бы столь же плачевным. В этом мужчине чувствовался стержень, отлитый из кевларовой стали и закаленный в Мордоре. - Что тебе от меня нужно? Откуда ты взялся, черт возьми? Почему свалился на мою голову? - Последние вопросы она сопроводила ударами крепко сцепленных кулачков, а замолкнув, разрыдалась. За что тут же возненавидела себя вдвойне.
Демон сел на кровати и приобнял ее за плечи, погладил по влажным после душа волосам, шепнул что-то на ушко, притом она не поняла ни слова, но тон, каким это было произнесено, понравился ей чрезвычайно.
Вроде бы она не выпадала из реальности, в мыслях наблюдалась четкость и слаженность, однако же в следующую секунду картина мира перевернулась с ног на голову. Почему-то они очутились рядом, лежащими бок о бок. Ее ухо было прижато к гладкой коже его груди, до слуха доносилось ровное биение сердца. И в комнате стояла африканская духота. Фрэнки вдохнула вязкий, словно кисельная жижа, воздух, с трудом высвободила руку, зажатую между их телами, и провела ребром ладони по лбу, растирая капли пота величиной с бусину. Из жаркого кольца мужских объятий, что проходили под шеей, шли через спину и связывались в неразрывную цепь на ее тали, выбраться не представлялось возможным. Поэтому, чтобы хоть чуточку остыть, девушка свесила через край ногу и ступней коснулась ободряюще холодного пола.
− Я не отпускал тебя, − едва ли не повелительным тоном обратился к ней Демон и, навалившись на нее всем телом, потянулся к ноге-беглянке, чтобы вернуть обратно.
Пальцы его легли во впадинку под коленом, немного покружили на месте и в неспешном танце, полном любознательности и чувственный касаний, направились вверх по бедру. И выше, задирая подол ночной рубашки (а куда же делся халат на молнии?). Она не противилась его ласкам, скорее наоборот, извернулась так, чтобы ему было удобнее, зарылась глубже в подушку и стала жадно глотать сжиженный воздух полураскрытым ртом. О том, что она делает и почему допускает нечто подобное, думать не хотелось. Сожаление придет позже, а пока вокруг нее лишь он и эти сводящие с ума прикосновения. Их вполне достаточно.
Жаркие губы отобрали у нее последний вдох, запечатав рот поцелуем. Рука под сорочкой уже достигла груди. Фрэнки вплела пальцы в длинные пряди на его затылке, выгнула спину навстречу его прикосновениям и... свалилась с подушек на пол.
Вот тут-то пришло горькое осознание правды. Всего лишь сон. Ей приснился сон, пускай весьма натуралистичный, наполненный самыми неподдельными эмоциями и переживаниями, однако ничто в нем не было по-настоящему.
Чертыхнувшись сквозь зубы, девушка соединила разъехавшиеся подушки, подобрала с пола одеяло и, бросив полный ненависти (и чего-то еще, взятого ею из сладкого сна) взгляд на повернутого к ней спиной Демона, который все так же нагло спал на ее кровати и не думал уступать ее законной владелице (или хотя бы предложить вместе разделить комфорт - кажется, сейчас, на фоне привидевшихся образов, она бы охотно согласилась полежать рядом, совсем немного). Она плюхнулась на прежнее место. Указательным пальцем машинально провела по нижней губе, будто стирая оставшийся там след от поцелуя.
На свой мысленный вопрос, почему бы не дать мужичонке пинка под зад и не выставить с утреца за порог, был найден умопомрачительный в своей простоте ответ, звонкий и хлесткий, словно оплеуха. Он ей понравился. Говоря иными словами, за два с небольшим часа, проведенных в одном тесном пространстве, она умудрилась влюбиться. Вот же дурочка!
Глава 4
Утром Фрэнки, как обычно, вскочила с постели по звонку будильника. Отключив противно пищащую коробушку, она, не разлепляя глаз, по памяти поплелась в ванную, ненавидя себя за гадкую привычку засиживаться за компьютером до поздней ночи. И как она появится на работе с такой ужасной головной болью, как станет прятать бесстыжие красные глаза от всевидящего начальственного ока? Вечно ты попадаешь в переделки, укорила себя девушка, слепо отыскивая вентиль холодной воды. С первой пригоршней отрезвляющей жидкости она клятвенно пообещала себе, что все, с интернетом после полуночи покончено, а придя из школы, она сразу же завалится в кровать и проспит все выходные. Осталось лишь дождаться окончания пятничных занятий.
Выдавив горошину зубной пасты на щетку, она с тоской отправила последнюю в рот и, награждая зеркало чудовищной широты зевком, сонно уставилась на свое отражение. Вялость как ветром сдуло, когда взгляд ухватил несколько деталей, не попадающих под определение обыденности. Неистово фиолетовый синяк под глазом расцвел за ночь новыми черными крапинами. Красные пятна на горле потемнели, четко обозначив контуры пальцев, которые душили ее накануне. Нижние веки распухли от слез, как и губы, которые стали напоминать два вареника, щедро начиненные буграми творога. Побросав в раковину тюбик с пастой и щетку, она стерла с лица белые полосы пасты рукавом халата и поспешила в комнату.
Там ее ждала привычная картина: кровать разобрана, простыня измята, уголок ее содран с матраса. Одеяло так же пребывало в беспорядке, а вот покрывало, вопреки своду правил, висело, сложенное вчетверо, на трубчатой спинке допотопного ложа. Она никогда так не делала раньше, ее раздражали вещи, развешанные где бы то ни было - на спинках кровати, стульях и прочее. Резко развернувшись на пятках, Фрэнки обратилась к окну, точнее к стоящему в непосредственной близости креслу. Подушки на месте, а вот поверх них возлежали аккуратной стопкой цветастое постельное белье, плюшевая подушка в форме сердца и леопардовый плед из искусственной шерсти.
Панические мысли прорвали глухую оборону спокойствия. Переключаясь на бег, она ворвалась в кухню, окинула наряженные в кофейные кружки стены бешеными глазами, в которых уже плескалось разочарование пополам с досадой, и лишь на мгновение замерла в коридоре, чтобы позвать:
− Демон!
Какая-то часть ее уже знала, что ответа не последует. Он ушел, исчез так же таинственного и внезапно, как и появился. Должно быть, встал спозаранку, перенес ее на кровать (и как ты могла дрыхнуть так крепко, что ничего, абсолютно ничего не почувствовала?), прибрался в квартире - дело было за малым, следовало лишь убрать импровизированную лежанку, остальные заботы чуть ранее девушка взяла на себя. А после, пуффф, испарился, словно его и не существовало. Бесследно.
Чтобы хоть как-то опровергнуть эти мысли, пугающие своей прямотой и очевидностью, она помчалась в ванную, где воочию убедилась в правильности своих выводов. С веревки пропала рубашка, ее место заняла поразительно неприятная на вид брешь. Но он ведь был здесь вчера, верно? Она не сумасшедшая, не могло ее воображение разыграть злую шутку подобного масштаба. Люди не лишаются рассудка в двадцатипятилетнем возрасте. Нет, такого просто не бывает.
И все же она усомнилась в себе и потому на всех парах поспешила обратно в кухню, разорвала тонкий полиэтилен мусорного пакета, стоящего под мойкой, и ничтоже сумняшеся принялась ковыряться в отходах голыми руками. Комья смятых бумажных полотенец, выпачканные в чем-то буром - его кровь, конечно же, его. Разодранные упаковки из-под бинтов и, как апофеоз ее зарождающейся паранойи, пустая бутылка коньяка. Все эти сомнительные богатства она сгребла в кучу и прижала к груди, подобно восьмилетней девчонке, тискающей в объятиях тоненьких ручек безглазого медвежонка с облезшей шкуркой; окружающим он казался плюшевым уродцем, а для крохи был целым миром, самым дорогим подарком и единственным другом, заслуживающим безграничного доверия. Свои нехитрые сокровища девушка перенесла в залу и, припав на колени перед невысоким порожком балкона, ссыпала на пол, где на крашеных коричневой эмалью половицах обозначился след от ботинка. Черная кожа, по-армейски завязанные шнурки, пятисантиметровая подошва, ремень с серебряной застежкой, опоясывающий голяшку, и металлическая набойка на носу - она помнила каждую деталь модной обувки и сейчас с тоской смотрела на засохшее пятно грязи, складывающееся в отпечаток протектора "Нью роки". Он был здесь. Он существует.
Эти мысли она подкрепила тем, что выложила из комьев бумажных полотенец и упаковок от бинтов символический круг, в центре которого оказался отпечаток обуви. Поверх него она поставила опорожненную бутылку коньяка и призадумалась, а что теперь? Что будет дальше? Пустота - первое, что пришло на ум. Некое необъяснимое чувство потери разрасталось в душе, выворачивая ту наизнанку. Ему неоткуда было взяться, она совершенно не знала человека по имени Демон, но хотела узнать. И сие в корне меняло все, буквально все. Ей нужны были ответы, жизненно необходимы. Зачем он вторгся в ее дом? Почему хотел убить, а затем передумал? К чему задавал эти лишенные смысла вопросы? И еще сотня самых разнообразных "за что" и "отчего", которые следовало снабдить пояснениями. Например, поведать историю создания той замысловатой татуировки из нагромождения синих линий. Эта штуковина с каждой минутой беспокоила ее все сильнее. Что-то с ней не так, как было "не так" и с самим парнем. Почему он все-таки ушел? Да еще вот так, по-английски, просто хлопнув дверью...
Очередная мысль копьем с обмазанным ядом наконечником пронзила сознание. Фрэнки опрометью бросилась к входной двери, обследовала все замки и засовы и поспешила убедиться в целостности балкона. Если первая заперта на защелку изнутри, а вторая - так же представляется нетронутой и неподдающейся взлому со стороны улицы, то как же он вышел? Новомодные пластиковые окна сколько-то там камерные не имели распашных створок (да и какому здравомыслящему человеку придет в голову идея сигать вниз с четвертого этажа?), не открывались ни изнутри, ни снаружи. И если он не пользовался входной дверью и не уходил через балкон (иначе дверь осталась бы открытой), тогда... инопланетяне, что ли, похитили?
Она в который раз покосилась на свою маленькую сокровищницу - этакий не портящийся со временем мемориал, восхваляющий торжество здравого смысла над безумием - забралась в кресло, подобрав под себя ноги. Исчез. С этим ей придется смириться. А если нет? Как она поступит тогда? Разыскать безымянного человека (она почти не сомневалась в том, что Демон - прозвище, в миру его величали иначе) даже в таком крохотном городке, как Энск, с населением в сорок тысяч человек - занятие из разряда невыполнимых. А ведь он мог быть приезжим и по документам проживать в другом городе - Иркутск, Красноярск, да хоть Москва. И что, ей носиться по необъятным просторам родины, выискивать в людских толпах громоздкую фигуру под два метра ростом и смотреть в лицо каждому? А она вообще помнит, как он выглядел?
В памяти всплыл фрагмент из вчерашнего сна. Вкус его губ. Запах его кожи. Ритм сердца. Мягкий шелк волос под ее пальцами. И больше ничего, ни единой красочной детали. Она запомнила его обувь, рассмотрела цвет глаз, вдосталь налюбовалась татуировкой, но вот внешности не придала должного значения. Взамен ей осталось лишь смаковать общее впечатление: длинноволосый верзила с простоватым лицом, которое она не посчитала красивым, но отметила про себя его привлекательность. Да, а еще он сказал, что прожил на этой земле двадцать восемь лет. Впечатляющий пакет сведений. Ни за что на свете ей его не отыскать.
Фрэнки взяла в руку сотовый телефон, набрала по памяти номер своего завуча - дотошной Ксении Владимировны - и лихо соврала, что приболела. "Загрипповала, наверное" - жалостливым тоном с приличествующими ситуации сиплыми нотками проговорила она и для пущей убедительности зашлась в приступе сухого кашля. "Не покажусь сегодня". А также завтра и послезавтра, ведь впереди были выходные. Ксения Владимировна буркнула в трубку согласие и вялое пожелание скорейшего выздоровления и отключилась. Ее собеседница прижала смартфон к груди и громко вздохнула, как может вздыхать глубоко раздосадованный человек, в окно которого постучала крылом птица-беда. Девушке хотелось действовать, немедля приступить к поискам, обежать каждую дверь в ее многоквартирном доме, расспросить соседей в надежде выявить того зоркого свидетеля, который бы сталкивался с Демоном. Видел его, подъезжающего к подъезду на автомобиле, и по счастливой случайности запомнил номер.
Так она и поступила, когда спустя полчаса, потраченные на спешные сборы и маскировку гематомы под глазом, вышла за дверь и ткнула пальцем в кнопку звонка квартиры напротив. К вечеру выяснилось следующее: мужчину бандитской наружности ростом под два метра в агрессивного вида кожаной куртке и очень приметных ботинках, разгуливающего в одной коричневой кожаной перчатке или без нее, не встречал никто. НИКТО. Он не показался ни единой живой душе. Не заглядывал в местный магазин за сигаретами, к примеру. Не слонялся неподалеку от дома, не дежурил в подъездах близ расположенных многоэтажек. Вообще у нее сложилось такое впечатление, будто он материализовался из ниоткуда на ее балконе, а потом растворился в безвестности. Какой занятный термин использовала в своих книгах Джоан Роулинг? Трансгрессия, кажется. Да, он именно трансгрессировал.
Дни потекли своим чередом. Пролетели выходные, которые Фрэнки провела в добровольном заточении в стенах своей однушки, сидя в любимом кресле, слушая заунывную музыку, рассматривая маленький алтарь из комков окровавленных бумажных полотенец, упаковок от бинтов, засохшего отпечатка обуви и порожней бутылки коньяка. Двенадцать часов кряду она проводила без движения, позабыв о воде и пище, все смотрела на пятачок пола перед балконной дверью, вспоминала каждое озвученное им слово, всякий жест и случайный взгляд и не могла отделаться от ощущения, что жизнь рухнула, она упустила что-то важное и теперь уже не представится шанс это "что-то важное" вернуть. Судьба послала ей подарок, ту самую возможность измениться, перекроить единообразие на свой лад, расцветить пестрыми красками серое полотно жизни, но она не распознала подарка.
С началом новой трудовой недели мысли о Демоне отошли на второй план. Девушка с головой ушла в работу, и всепоглощающая депрессия (беспричинная, как ни крути) потихоньку начала отступать. Она по-прежнему не желала выбрасывать из квартиры памятный мусор, оставшийся после мужчины, и все так же разглядывала это странное сооружение со смотровой вышки в кресле, но скоро ей придется расстаться и с этой разрушительной привычкой. Тем более что образ его, широкоплечий и рослый, мерк с течением времени. Забылся натуралистичный сон с его участием, как забылись насквозь фальшивые чувства, якобы возникшие у нее на сердце.
Ветреный сибирский февраль сменила мартовская оттепель. Над городом и окрестными лесами, заселяющими горные хребты, в кольце которых и расположился крохотный в своей географической значимости Энск, поселился сырный лик солнца. Фрэнки понемногу стала вспоминать, каково это - улыбаться, веселиться, радоваться, гулять, вместо того чтобы часами просиживать в кресле, задаваясь одними и теми же вопросами. И вот в один из таких по-весеннему легких и теплых дней, девушка вернулась домой в прекрасном настроении и первым делом запаслась на кухне мусорным пакетом, на дно которого без боли и сожаления отправился треклятый мемориал имени Демона. Она побросала внутрь все и даже не поленилась снести полупустой мешок в мусорный контейнер, что стоял в глубине двора, а по возвращении прихватила из ванной ведро с водой и тряпку, чтобы окончательно избавиться от своей паранойи. Во всей этой истории с Демоном наблюдался лишь один светлый момент: она изменилась. С того злополучного дня, когда мужчина влез к ней на балкон, с интернетом и затворничеством было покончено. Никаких больше онлайн-игр и выдуманных друзей с невообразимыми и порой попросту дурацкими именами (читай: никами). Никаких бессонных ночей, проведенных в обнимку с ноутбуком. Нет в ее жизни места социальным сетям и общению посредством текстовых сообщений. Она восстановила отношения с семьей - плевое дело, на самом деле. И мама, и сестры (младшая - родная, и старшая - двоюродная по отцовской линии) с радостью приняли ее приглашение посидеть вечерком в кафе. К себе она их позвать не могла, тогда бы пришлось объяснять слишком многое, наличие алтаря в том числе, а твердой уверенности в том, что ее вообще можно понять, не имелось. Чуть сложнее оказалось наладить общение с друзьями, но и здесь она показала себя с лучшей стороны. Несколько звонков, спешно предложенная помощь лучшей некогда подруге и счастливое стечение обстоятельств (таковым оно было для Фрэнки, Инна же, ее подруга, назвала это, цитата: драматейшая трагедия - девушку бросил парень, с которым они провстречались аж целых три месяца!). Словом, все наладилось. Пустота, образовавшаяся на душе в день исчезновения Демона, постепенно заполнялась новыми эмоциями. Все было хорошо.
− А скоро будет еще лучше, − вслух пообещала себе Фрэнки и яростно плюхнула мокрую тряпку на пол перед балконной дверью.
С таким усердием она терла несчастный грязный отпечаток обуви, что вскоре на его месте грозила образоваться сквозная дыра. Вместе с пятном она выкорчевывала из себя скверную манеру прислушиваться к звукам в подъезде (а вдруг это его шаги на лестнице?), бросаться к телефону при первых же звуках входящего вызова (откуда ему знать твой номер? Но чем, как говорится, черт не шутит). Забыть, забыть, забыть, - так звучала возня тряпки по мокрому полу.
Расправившись со злополучным следом, девушка решила освежить полы во всей квартире, поменяла в ведре воду (прошлая, совершенно чистая на обывательский взгляд - ни на что не годилась, потому что была заражена демоническим вирусом). И принялась сдвигать мебель с мыслью, что если уж наводить порядок, так делать это с качеством. Когда настал черед кресла, испорченный внутренний колокольчик, отвечающий за подачу тревожных сигналов, вновь промолчал. На ровном сантиметровом слою пыли, что копилась здесь с незапамятных времен, лежала монетка размером с пятирублевую. Фрэнки отложила старое полотенце, служащее инструментом уборки, подцепила серебряный кругляш ногтями, поднесла ближе к глазам.
Это была необычная монета. Орла заменило изображение плачущего клоуна в высоком треугольном колпаке. Рамкой унылому лицу служила грубо нарисованная шестеренка. На обороте выступающими буквами, крохотными, словно песчинки, шла надпись: "г. Иркутск, ул. Аргуновская, 10. Сияй и ныне!". Ничего интересного, вроде бы. Сувенирная вещица, каких миллионы - коробки спичек, ручки, футболки, кепки с логотипами чего угодно, от известных брендовых марок до никому не ведомых "УралТуалБумМашПром". Если бы не одна деталь, завладевшая вниманием Фрэнки. Ребро монеты рассекала вдоль синяя полоса. Полоса точь-в-точь того же оттенка (она бы не ошиблась, слишком хорошо она помнила некоторые детали), каким была выполнена его татуировка.
Его монета. В руках у нее монета Демона (должно быть, случайно выпала из кармана, когда они боролись - вернее сказать, она всячески отбивалась от его попыток ее задушить, − и закатилась под кресло). И это не просто мелочь с гравировкой банка России, перед ней ключ к разгадке, та самая ниточка, потянув за которую, можно распутать целый клубок. Она, если повезет, сумеет его найти и тогда...
Опять, ты опять? Условились же, никаких параной, навязчивых идей и придуманных влюбленностей. Живем обычной жизнью, перестаем копаться в себе и закрываться за семью замками от окружающих. Фрэнни, ты обещала!
Но даже этот внутренний голосок, произносящий, по сути, правильные вещи, не сбил ее с намеченного курса. Покончив с уборкой и любыми заслуживающими самого пристального внимания делами, она забралась с ногами в кресло, которое теперь возвышалось посреди комнаты, разложила на коленях ноутбук и, держа в одной руке драгоценную монету (привет-привет, всем любительницам возводить храмы опасным незнакомцам!), другой набрала в строке поиска имеющийся на обороте адрес: "г. Иркутск, ул. Аргуновская, 10". В обновившемся окне появилась подробная карта с указанными домом, планы проезда к нему с перечнем номеров маршрутов общественного транспорта, еще несколько ссылок с похожими адресами в других городах и больше ничего. Ни слова о том, чем торгуют или что производят на улице Аргуновской. Тогда она изменила поисковый запрос на: "плачущий клон и шестеренка". Браузер выдал после недолгих раздумий: "По вашему обращению нет совпадений". Хмыкнув, она ввела: "Арлекин и шестеренка", и ограничила поле поиска одними лишь картинками. Всевозможные вариации на заданную тему замелькали перед глазами. Живые, нарисованные грифелем, красками и мелом, выложенные из еды, отпечатанные на песке, сделанные по методике оригами - Арлекины были представлены во всем многообразии, что уж говорить о шестеренках. И ни единого упоминания о творческом союзе этих двух символов. Битый час она с надеждой смотрела на экран, ища ту самую картинку, которая была перед глазами, таращилась на нее с оборота монеты. И никаких утешительных результатов.
Не солоно хлебавши, Фрэнки захлопнула крышку ноутбука, поднялась с кресла, ощущая такой невероятный прилив сил и энергии, что, прикажи ей кто-нибудь вырыть окоп для стрельбы из положения "стоя на коне", она бы управилась в течение получаса, и большая часть времени ушла бы на расчет нужной высоты, а не на махи лопатой. Нетерпение подталкивало в спину, покуда она, на ходу набрасывая на плечи куртку, мчалась к гаражу. Уже стоя у подъездной двери и держась за массивную ручку, она подумала было, что напрасно так спешит. Следует присесть на минутку и все тщательно обдумать, спланировать. Не лишним будет спросить у себя, действительно ли она этого хочет? Отыскать Демона? Еще бы! У нее найдется парочка вопросов, весьма содержательных и актуальных, на ее взгляд. И одна звонкая пощечина за все те дни, проведенные в тиши, одиночестве и недоумении. Пожалуй, она даже устроит акцию по такому случаю и добавит к пощечине трескучую оплеуху.
Она не помнила, ни как собирала сумку, ни как выгоняла машину из гаража, ни как останавливалась у ближайшей заправочной станции и заливала полный бак. Зато отлично помнила, что стрелка спидометра нередко поднималась выше отметки с цифрой "140", и большую часть пути равного пятистам километрам продержалась на небезопасных показателях в 130 километров в час. К чему такая срочность? И в своем ли ты уме, малышка Фрэн? Этими вопросами часто терзал ее докучливый внутренний голос, тот, на плечи которого возлегла тяжкая ответственность за пропаганду разумного, доброго, вечного. Однако ответам браться было неоткуда. Фрэнки локомотивом неслась к намеченной цели, и ничто, включая все силы природы вкупе с ураганами, землетрясениями, извержениями вулканов и цунами не могли остановить ее на полпути. Она получит ответы на все вопросы и заплатит за это любую цену. Тогда она еще не знала, что рассчитываться придется жизнью.
Глава 5
Аргуновская улица расположилась на окраине города, в самой северной его части. Домов здесь не существовало в принципе. Вдоль широкой грунтовой дороги, накатанной тяжеловесными самосвалами, грейдерами и прочей строительной техникой, тянулись красно-белые заградительные ленты, разграничивающие один участок от другого. На некоторых из них уже вовсю кипела работа, гудели башенные краны, с лязгом вонзали в мерзлую землю свои зубчатые ковши трактора. Но в большинстве своем клочки земли (скорее даже небольшие поля) пустовали. Единственным строением, пригодным к проживанию (или хотя бы к эксплуатации), оказалось нужное ей здание с новехонькой табличкой на углу: "ул. Аргуновская, 10". Мощеная свежим асфальтом, ровным, гладким и чуточку неестественным из-за отсутствия луж (и это в начале марта, когда снег только начинает таять) территория, предусмотрительно расчищенные и, кажется, недавно выкрашенные клумбы в форме трапеций, и симпатичное на вид двухэтажное здание с ярко-белым фасадом, современной отделкой и одной лишь дверью. Глухой черной дверью без видимых выступов или ручек, сбоку от которой подмигивал зеленой лампочкой не то домофон, не то электронный замок.
Бросив автомобиль на противоположной стороне улицы, у глухого забора строительной площадки, из-за которого даже в этот поздний час слышались звуки сварки и завывание некоего электрического инструмента, Фрэнки обошла десятый участок по периметру, полюбовалась на крепкую пожарную лестницу, огибающую здание с западной стороны, и вышла на парковку. Все три автомобиля, точнее три троллейбуса, поставленных на колеса, одной и той же марки "Тойота Лэнд крузер прадо". Рознил тройняшек лишь цвет кузова - синий, красный и черный. Последний напоминал катафалк из-за наглухо тонированных стекол, как пассажирских, так и водительских. Табличка с регистрационным номером немало ее повеселила: "К100ОТ". И мотоциклы, много, очень много мотоциклов, баснословно дорогих спорт-байков, облепленных красочными наклейками, разрисованных аэрографией. Не средство передвижения, а произведение искусства. Особенно ее восхитил обтекаемой формы "Сузуки" с прикрепленным к сиденью флагом, на черном полотнище которого полоскался на ветру Веселый Роджер - ухмыляющийся череп с сигарой в зубах и сложенные крест на крест кости под ним.
Она подошла к входной двери, откуда-то сверху донеслось механическое жужжание. Фрэнки подняла голову и с неуверенностью, сковавшей черты лица, улыбнулась в объектив камеры слежения. Та в ответ моргнула красным глазком. Девушка стала ждать. Чего? Голоса из динамика, что приветствовал бы ее и спросил о цели визита, тогда бы она ответила: "Я к Демону", и если уж ее не пустят, что ж, значит, такова судьба, она согласна была подождать мерзавца в машине. Потому что это место, явно нехорошее, напомнило ей резиденцию гангстера, бандитский улей или как там именуют свои дома преступники. Публичным оно не могло быть априори. Слишком далеко от города находилось, да и не выделялось никак на общем фоне. Ни вывесок, ни рекламных щитов с объявлениями о сдающихся площадях...
Камера продолжала смотреть на нее сверху, но ничего не происходило. Фрэнки занервничала, на всякий случай помахала рукой тем, кто сидит сейчас у экранов мониторов, затем ткнула пальцем в дверь, призывая их впустить ее внутрь. Подождала еще немного и уже собралась уходить, как взгляд зацепился за немаловажную деталь. Справа от двери висела узкая лента металла с зажженной зеленой лампочкой размером с рисовое зернышко посредине, а прямо под ней крепилась черная коробочка с прорезью, притом совсем небольшой, куда бы не влезла пластиковая карта. Сюда больше подходила... монета!
Нет, нет, нет, не делай этого! Не надо! Не входи туда! Лучше поскорее уноси ноги!
Она не послушалась собственного совета и с некоторым сожалением рассталась с потерянной Демоном монеткой, которую поглотила прорезь. Лампочка над прибором погасла, чтобы тут же вспыхнуть вновь. Из-за двери раздался щелчок, сработал механизм, и она с рвущимся на части сердцем вошла внутрь.
Визг и гул, не проникающие за пределы этих стен, поглотили ее, накрыли своим агрессивным звучанием, заставив сбиться сердечный ритм. Перед ней был пустой холл, где на бежевом полу, собранном из прямоугольников не то мраморных, не то кафельных плит, протянулась широкая дорожка грязных следов. Пересекая слабо освещенный холл, она уходила куда-то за угол, и Фрэнки не оставалось ничего другого, как позволить этой исхоженной тропке вывести ее куда бы то ни было. По мере продвижения сонм басов и крики (привыкнув, она сумела отделить голоса от музыки) стали громче, и вот уже ей не нужна путеводитель-грязь, достаточно просто идти на гомон и трескотню.
Впереди замаячили огни светомузыки - светлые радужные лучи разрывали полумрак и облака сизого дыма. Дрожь стен, пола и оконных стекол заглушили все: мысли, внутренний голос, чувства. Она умудрилась забыть, куда и зачем идет, и двигалась вперед скорее по инерции. Кто-то толкнул ее в спину, нагнав в узком коридоре, и даже не оглянулся, чтобы извиниться. Фрэнки недобро покосилась на спину бегуна, его массивные плечи терминатора, под натиском которых трещала по швам кожаная куртка. С этой спины прямо на нее таращилась желтыми глазами тигриная морда с разинутой в рыке пастью.
Некая мысль, связанная с засильем мотоциклов на стоянке и только что виденной тигровой кожаной курткой, попыталась прорваться сквозь толщу звуков, но было поздно. Девушка вошла в просторный зал и ахнула. Ей здесь совсем не место. Только не в мужском клубе, куда брутального вида дядьки в косухах, кожаных штанах и дико враждебных ботинках приходили за своей порцией алкоголя, пустой болтовни и похоти. Первое они получали у барной стойки, что высилась в центре зала на постаменте. Последним их снабжали стриптизерши, разгуливающие то тут, то там в... ничем. На них не было одежды, совсем никакой одежды. Это был закрытый клуб.
Фрэнки завесила лицо волосами, порадовалась про себя, что не надела ничего экстравагантного вроде мини-юбки, туфель на высоком каблуке и прочего, а решила ограничиться узкими джинсами, кроссовками и светлой курткой, приталенной по фигуре. И копна густых рыжих волос, волнистых от природы, потому они сидели на голове по моде 80-х годов в форме прически "микрофон", сегодня эта пламенно-оранжевая шевелюра, сразу бросающаяся в глаза, почти не выделялась из толпы. Тому способствовали два фактора: скудное освещение и засилье патлатых типов, большая часть которых была еще и бородата. Эдакое сборище псевдо бояр в коже и металле, откровенно пованивающая сигаретным дымом, потом, немытым телом и алкоголем. А еще сексом, не без отвращения заключила она, шарахаясь от столика, к которому только что подошла, повиливая весьма упитанными боками, обнаженная дева и тут же залезла на колени к громко гогочущему байкеру. За дальнейшим обменом любезностями колоритной парочки Фрэнки предпочла не следить и поспешила влезть на постамент по трем низким ступенькам, где за барной стойкой натирал стаканы чистенькой салфеткой мужчина. Совершенно нормальный, как ей показалось. Белоснежная рубашка, золотой жилет, красный галстук-бабочка, аккуратно постриженные волосы - он был тем глотком свежей родниковой воды, о котором грезишь, находясь в самом сердце выжженной солнцем дотла пустыни. И он сразу обратил на нее внимание (уж не потому ли, что она была полностью одета?), отложил в сторону высокий бокал, салфетку и склонился к посетительнице, демонстрируя навязчивую улыбку а-ля: чего изволите?
Она почти заставила себя улыбнуться в ответ и проорать нечто насчет Демона, когда разглядела его лицо и прикусила язык. Левая половина его жилистой физиономии с острыми скулами, торчащими, будто пропущенные петли в вязаном полотне, поросла зеленой паутиной. Травянистые полосы шли из двух направлений: от точки за ухом и от линии роста волос на гладком, сально блестящем лбу. И что никак не укладывалось в сознании, они проходили через глазное яблоко. На белке отчетливо пропечатались изумрудные черточки, совсем как те синие кляксы, которые она видела под ногтями Демона. Что за изверг - татуировщик обслуживает эту шайку волосатых громил?
− Виски со льдом, − брякнула Фрэнки первое, что пришло в голову, и отвернулась от уродливого лица бармена.
Случайность решила познакомить ее с соседом, полноватым дядечкой лет сорока, лысым и краснощеким, отчего тот напоминал сочный помидор.
− Миленько тут у вас, − поделилась девушка впечатлениями, морщась от завываний бензопилы, звук работы которой тут принято считать музыкой.
Толстяк крякнул, подтянул к себе литровую кружку пива, наполненную почти черной жидкостью с пышной шапкой пены наверху, осушил на треть одним глотком и сунул ей ладонь шириной с лопату для уборки снега со словами:
− Отличное место! Сияй и ныне! - он отсалютовал ей кружкой и пригубил пива во второй раз, а после рыгнул с такой мощью, что Фрэнки едва не сдуло со стула "ударной волной". - Новенькая? Как звать?
Она покосилась на длань, изуродованную коричневыми завитушками (ну, и мода у них!) и вложила в лапищу свою хрупкую кисть. Дядечка энергично встряхнул ее руку, а после, будто вспомнил о правилах галантности, потащил ее к влажным от пива губам. Фрэнки лихорадочно придумывала предлог, под которым можно было бы выдернуть руку (перспектива быть обслюнявленной этим типом не нравилась ей, совершенно не нравилась), когда лысый дядечка вдруг отбросил ее руку и без предупреждения, почти варварски грубо, схватил за другую.
− Чистая, − прошамкал он, выпученными глазами рассматривая кожу на ее ладонях, запястьях. - Чистая.
А после разразился столь нецензурной тирадой, что из всего множества сказанных слов, она поняла лишь два: гром и вторжение. Притом первое прозвучало, как обращение к бармену, а второе... со страхом. Или удивлением?
Она как раз пыталась отделить одно ощущение от другого, когда внезапно выключилась музыка. Замолкли и голоса, все до единого. На огромное помещение, способное вместить в себя по меньшей мере два футбольных поля, битком набитое людьми разной степени трезвости, обрушилась непривычная тишина. Под потолком вспыхнул яркий свет. Фрэнки поежилась, ощутив неловкость и некий страх (пока что безотчетный, это позднее он перерастет в панический ужас, своей костлявой рукой впивающийся в глотку, удушливый и такой липкий, что ей трудно будет пошевелиться). Толстяк, сидящий напротив, скатился с высокого табурета и встал подле нее, выпятив вперед короткую ручонку с невежливо оттопыренным указательным пальцем, ноготь которого почти касался ее.
− Чистая! - заорал он в наступившей тишине, и это было похоже на оскорбление или обвинение.
Она настолько растерялась, что никак не могла уловить суть происходящего. Чистая. А должна быть грязной? Сюда заказан вход, если ты перед тем как переступить порог, не извалялся в лу...
Чья-то рука уцепила ее за волосы и резко дернула назад, да так, что у нее не было ни единого шанса слезть со стула. Она бы попросту упала (и наверняка переломала все кости), если бы вторая рука (или какая-нибудь другая, принадлежащая кому-то еще) не обвилась вокруг ее груди и не стащила с сиденья.
− Какого черта? - пробасил над ухом голос, агрессивный, угрожающий, он вряд ли мог принадлежать человеку, скорее уж разъяренному зверю, вышедшему на охрану своих территорий.
Она не увидела лица нападавшего, зато готова была закричать от боли - с такой силой это животное рвало ей волосы, подспудно наматывая их на кулак. Того и гляди, скоро в его руках окажется ее скальп.
− Порядок, парни, я разберусь, − провопило чудище кому-то, крепче вжав в себя хрупкое девичье тело. Фрэнки брыкалась, извивалась, пробовала даже кусаться, но вот в зале снова погас свет, и загремела музыка, и она потерялась в какофонии звуков и ослепительно ярких лучах лазерной светомузыки. Они скрылись за неприметной дверью в углу зала.
Не успела она оценить обстановку, как свет в длинном коридоре, сплошь разбитом на отсеки дверных коробок, сменила непроглядная мгла. Под потолком возмущенно загудели лампы, до того горящие ослепительным белым светом. И тут же испарилась боль. Рука, беспощадно наматывающаяся на себя прядь за прядью, раскрылась и легла на затылок. Невидимый похититель толкнул ее вбок, придавил к стене и... сложно было понять, что творится вокруг, особенно в ситуации, когда даже определить не можешь, закрыты твои глаза или открыты.
− Эй, − хотела было закричать она, но пятерня с затылка пропутешествовала вдоль щеки и накрыла губы.
− Помолчи хотя бы минуту, Фрэн. Я не могу запретить тебе думать, точнее нести этот мысленный бред - иначе не назовешь, ведь думать ты не приучена в принципе. Но не произноси ничего вслух. Позволь мне сосредоточиться.
Она вздрогнула, как от разряда электрическим током, когда осознала, кто находится рядом, чья рука волокла ее за волосы через весь зал. Нашла, нашла, а я тебя нашла! Ей хотелось пуститься в победный пляс, стукнуть Демона по плечу, бросить ему в лицо презрительное: "Мерзавец!" и гордо удалиться, получив перед этим все полагающиеся по закону извинения и объяснения.
Он стоял неподвижно, прижимался вплотную к ней, водил пальцами по ее губам, что наверняка способствовало сосредоточенности - его, конечно же, потому как она потихоньку расставалась с идеей уйти, наговорив гадостей. Ей вдруг вспомнился сон, привидевшийся почти месяц назад. Сон, о котором она не вспоминала очень долгое время. В том сне она не считала его негодяям, совсем нет, скорее наоборот, он казался ей привлекательным. Опасная притягательность...
− Фрэн, − процедил он сквозь зубы, отодвигаясь, давая ей возможность сделать нормальный вдох, − что ты здесь делаешь? Здесь! - она почувствовала, а может, и расслышала, но точно не увидела, в такой темноте не найдешь и собственного носа, как он обвел руками пол, стены и потолок.
Девушка заговорила, но то ли от волнения, то ли от страха голос звучал не громче мышиного писка. Откашлявшись, она начала заново:
− Да уж, здесь, − сделав ударение на последнем слове, − чудное местечко, кстати. Не приходила в голову идея объяснить свое поведение? Ворвался в мой дом, запугал до смерти и пуфф, трансгрессировал. Всегда так себя ведешь?
− Трансгре... что? - хохотнул он, и стада мурашек прокатились по позвоночнику, держа жаркий путь от поясницы к макушке. Определенно, ей нравился его смех. - Так ты за этим сюда пришла, найти меня?
В интонациях проскальзывала нотка удивления, однако главной эмоцией было не это. Восхищение? Самодовольство? Увидеть бы его лицо, тогда можно было бы с точностью сказать, что таилось за его вопросом. Звучал Демон польщено, будто ему льстил ее безрассудный поступок.
− Не обольщайся так уж сильно, − пустила она очередной колючий шип, на деле оказавшийся пшиком. Нет, она больше не злилась на него, не испытывала неприязни, не мечтала о благотворительной раздаче пощечин. Фрэнки улыбалась во весь рот, кокетливо прикусывала нижнюю губу - и что с того, что он этого не видит? - и вообще парила мысленно где-то на высоте седьмого этажа. Все потому, что те несколько минут, что они провели вместе, заполнили бескрайние пустоши в душе. Она начала выздоравливать.
Идиллию разрушила знакомая по рекламным роликам трель. Откуда-то из мрака появился ярко светящийся мобильный телефон. Демон провел пальцем по экрану и приложил аппарат к уху.
− Почему так долго? - недовольно сказал он, меж тем не сводя с ее лица искорками горящих глаз.
Мужчина стоял так близко, что она с легкостью могла расслышать ответ того, кто находился на том конце линии.
− Да тут рубильников пруд пруди, я пока разобрался. У тебя минут пять, брат, потом сервер запустится, и камеры включатся. Так что это, не балуй там.
− С ней не забалуешь, − осклабился Демон. - Спасибо, брат. Загляни ко мне через час, есть разговор.
Охохо, он умел растягивать губы в улыбке, еще как! И эта крохотная ямочка на его щеке, ровно как и впадинка на подбородке, были просто обворожительны. Фрэнки тотчас захотелось надавить пальцем сначала на одну, потому на другую, а затем щелкнуть его по носу и сморозить какую-нибудь глупость, над бессмысленным содержанием которой они вместе посмеются. "Мы посмеемся" − ей нравилось, как это звучало.
− Непременно, − ответил собеседник и отключился.
В ту же минуту вспышка света ударила по глазам. Демон спрятал телефон в задний карман брюк, едва уловимым жестом приказал ей молчать (судя по всему ему, нравилось командовать, и прежде всего он получал наслаждение, призывая всех к безмолвию; что за дикая привычка?), а потом без предупреждения схватил за бедра, поднял вверх, легко и непринужденно, словно она была чуть тяжелее пакета с крупой, и взвалил на плечо. Дикарь. Скотина невоспитанная. Боже, и этот неандерталец ей симпатичен? Его ямочки она буквально только что намеревалась щупать? Брехня. Ахинея. Он ужасен во всех проявлениях.
Так она думала, свисая головой вниз по его спине, подпрыгивая на каждом его великаньем шагу, мотыля в воздухе ногами в бесплодных попытках обрести твердую опору. Кричать и возмущаться она не могла, слишком велики были изумление и гнев.
Двигались они быстро, скорее даже бежали. Закончились пол и стены. Хлопнула дверь. Под куртку пробрался морозный воздух, обжегший кожу на оголившемся участке поясницы. Фрэнки пробовала убрать с лица волосы и осмотреться, но Демон оказался проворнее. Где-то невдалеке откликнулась автомобильная сигнализация, и Фрэнки пихнули в салон, силой усадили в кожаное кресло, обвязали ремнем безопасности и... все.
Не успела она опомниться, распахнулась дверь с водительской стороны, Демон сел за руль, вставил ключ в замок зажигания, включил фары, выставил рычаг передач на нужную позицию и рванул с места, в считанные мгновения оставив позади заставленную мотоциклами и двумя внедорожниками из былой троицы парковку, прилегающую к зданию закрытого мужского клуба с голыми стриптизершами и патлато-бородатыми завсегдатаями в кожаных одеждах.
![Арлекин [Анна Есина]](/img/w/werewkina_a_o/arlekin/arlekin.jpg)