В кают-компании космического крейсера "Король Вселенной" по вечерам бывало тепло и уютно, как дома. Видно, проектировщики так и задумали этот небольшой салон, обставили его в духе гостиной в далеких домах звездолетчиков. Здесь не оглушала музыка, не ослепляли спецэффекты. Даже свет включался приглушенно-желтый, как дома, при настольной лампе, в кресло хотелось забраться с ногами и просто слушать, как кто-нибудь вспоминает о Земле...
Впрочем, так было раньше, во всех предыдущих полетах маленького экипажа из четырех человек. У них уже столько накопилось за душой... Хватило бы на долгие вечера воспоминаний в прокуренной донельзя, знакомой до боли "компашке", как они ее называли.
Но теперь что-то неуловимо изменилось. Повисла выжидательная тишина. Капитан корабля Юр (рыжий Юр-конквистадор, прозванный так за упрямо выступающую волчью нижнюю челюсть и такую же хватку, неважно, кто бы ни вставал поперек дороги его четверки: всякая норовистая пьянь в кабаках на Млечном пути или инопланетные феномены), этот молодой еще, но обветренный всеми космическими бурями мужик только пожевал тонкими уродливыми губами, окинул каюту быстрым взглядом. Складки у рта с выпирающей челюстью стали еще резче, почти старческими. Дверь неслышно отошла в сторону - и перед ним предстала со всей очевидностью совершенно невозможная в условиях полета картина.
Он увидел, как Алан, его самый родной человек с детства, ближайший дружбан на свете, сидит в "компашке" вдрызг нализавшись, ноги на спинке кресла, и при этом бессмысленно матерится на всё и на всех, поводя кругом, как бык, головой. Глаза всё наливались, еще мгновение - и бык ринется напролом. Что он хотел бы доказать, достичь, исправить - этого он не смог бы членораздельно объяснить, по крайней мере сейчас. Такого до сих пор еще не бывало. Юр круто затормозил.
"Интеллигенция" (как они называли Персея, своего поэта, которого снисходительно любили и им же гордились перед другими экипажами), эта самая Интеллигенция с пышной вьющейся копной вдохновенных каштановых волос надо лбом давно уже стучала (или стучал) авторучкой по столу, но Алан никак не давал начать, задевал Игоря и, Юр заметил тревожный признак - взгляд Алана постепенно разгорался тяжелой, тупой и бычье-непреклонной угрозой.
- Да дайте же вам объяснить, в конце-то концов! - лицо Персея уже пылало от напряжения, тонко выточенное, горбоносое, нервное, губы плохо слушались.
Внезапно все разом обернулись и замерли. Хотя Юр никого не перекрикивал - его голос раздался в этом гаме тихим рычанием леопарда: "Так. Всем молчать!" Жилистая высокая фигура с наклоном вперед и руками, готовыми в любой момент выхватить оружие, в мгновение ока стало центром внимания в мертвой тишине. Даже Алан как-то попритух и быстренько неловко убрал задранные вверх ноги, заодно и растер сигарету.
Молниеносный взгляд белесых глаз Конквистадора в сторону Интеллигенции: "Продолжай!"
- Я остановился на том, что мы приближаемся к планете, пока обозначенной Икс, порядковый номер... Из-за облачного слоя сведений о ней у нас было мало. Но наконец-то данные зондов получены и обработаны компьютерами. Температура, состав атмосферного воздуха, наличие воды и ее химизм - всё приемлемо для землян. Даже поверхностный анализ микрофлоры не внушает опасений, хотя микробы и вирусы еще будут изучаться. То есть, по решению Главного мозга корабля и одобрению капитана мы высаживаемся на планету, производим биологическую и социальную разведку, затем земные переселенцы...
- Не, заткнись, Интеллигенция, мать твою... Хорош уже этого трепа... - пьяно забубнил опять Алан. Да, во, кстати! На Сером Карлике как сделали? Высадили одного разведчика, помните, того козла грёбаного, того самого, у которого папаша в Комитете Звездоплавания жопу отсиживает. Пошлялся он эдак часок по поверхности со своим "шмайсером" - и, глядишь, за "геройство" сопельку получил. Почему бы и нам так не поступить? Вот Игорек - во всех отношениях подходящая кандидатура!
- Ну и нажрался же ты сегодня!
- Подожди, Игорь, - тихо и зловеще сказал капитан. - Нам пока что балагана хватит. А ну, Алан, давай выйдем, покурим.
Персей с Игорем переглянулись. Алан неожиданно быстро, задевая за мебель, неуклюжий, покорно потащился к выходу. За ним, как грозное предзнаменование, сгорбившись, в обтянутом черном комбинезоне с желтой полосой у горла, двинулся Рыжий Юр, сжав челюсти так, что под худыми скулами поигрывали жилы. Несколько метров прошли по коридору молча. Алана качнуло, и он ввалился в дверь с изображением сверкающих струй и обнаженных девиц, которые усиленно разыгрывали восторг от процедуры мытья, попутно демонстрируя длинные и тощие тела. "Игорь еще, мудак, понацеплял тут плакатов! Мало ему своей каюты", - промелькнуло раздраженно на самом краю сознания Юра.
Алан, как за спасение, ухватился за умывальник, плескал и плескал холодной водой в свое курносое лицо, наконец, отфыркался, обмахнулся рукавом и устало-безразлично прислонился к шкафу с грязным бельем. В умывальной комнате пахло странной смесью французских парфюмов и мужских заношенных носков, да плюс безбожно несло ничем не истребимым запахом курева.
Алан на глазах раскисал, вот уже совсем сломался и с видимым мученьем стоял, полуприкрыв веки, задрав вверх подбородок. Казалось, он ждал удара в челюсть, ждал и не боялся, потому что где-то там, внутри, горела и жгла куда более сильная боль, и было уже в сущности плевать на всё вообще, это только видимость жизни, только ее осколки. Наконец он открыл свои серые большие глаза, хоть и нездорово опухшие, и продолжал все так же тоскливо смотреть куда-то мимо Юра.
Тот не спеша взял у него сигарету, оба молча задымили. Долго, в странном оцепенении молчали, никто не начинал неизбежный, как казнь, разговор.
- Я не напишу рапорта, - глухо сказал Юр. - Мы все всё забудем. Но что же, слышишь, что тебя толкнуло? Какая муха укусила в задницу? В условиях полета... Да я должен отдать тебя под трибунал. Где ты спирт взял? Что с тобой, черт побери, творится?
Он схватил и с силой встряхнул Алановы плечи, всё продолжая всматриваться в его бледное курносое лицо, пытаясь найти причину и не находя. Тот, плотный и низкорослый крепыш, вырвался, снова жадно приник губами к крану с водой, утерся и тихо сказал, комкая сигарету в крошево:
- Эх, дурак я, не успел перевестись в другой экипаж. А теперь видишь, как все вышло...
- Ну, не тяни. Говори уже до конца.
- Да очень простая история. Помнишь, меня отправили во внеплановые полеты - какое-то дурацкое повышение квалификации или типа того. На четыре месяца. А когда я вернулся, то Сольвейг, моя Сольвейг, была с другим. Вот и всё. Старо, как мир. Я не знаю теперь, как жить дальше.
Юр оторопело молчал. При его-то быстрой реакции на любые неожиданности инопланетного бытия почему-то вдруг постичь такую простенькую житейскую драму он не мог. А память, странно смеясь, тут же подкинула такую яркую картинку-воспоминание, как финал любовного фильма по роману слащаво-восторженной писательницы. Свадьба! Алан в серебристом комбинезоне выпускника Звездной Академии, широкоплечий, глупо-юный и ужасно важный в этот день. Собственнически крепко сжимает своей большой ладонью тонюсенькую руку Сольвейг, потомственной аристократки, так странно противоположной ему во всем. Юр не помнил ту музыку, то шествие родственников с цветами, те летящие над землей авто. Ему больше запомнился развивающийся, несущийся видением за новобрачными шлейф (или фата?) невесты, ее длинные, с помощью каких-то косметических ухищрений отрощенные волосы - черную волну до самых пят: кукла Барби! Ее полупрозрачное пенистое платье, которое казалось сгустившимся облаком, стыдливо закрывающим ее наготу, и, наконец, лицо, лицо женщины, в которую Юр не был влюблен, нет, но забыть это резкое, характерное лицо с оленьими глазами он не смог уже никогда.
- Сольвейг... - только и смог пробормотать он. - Неужели?
Алан, устало откинувшись, сидел на каком-то ящике, сигарету он совсем искрошил в пальцах, да и курить ему больше уже не хотелось. Снова подкатывала тошнота - "как у беременного таракана" - сказал он про себя. Перед глазами (все равно, открой их или закрой) стояла одна и та же картина. Вот он приехал тогда, подошел к двери, заранее чуть улыбаясь, неслышным прикосновением - отпечатком пальца открыл кодовый замок, быстро прошел пару комнат, и... остановился, не понимая. Прямо перед ним на их постели со средневековым прозрачным балдахином лежали двое. Не прикрытые ничем. Не боящиеся ничего. Они не видели ничего и никого, кроме друг друга. Не видели, не знали и не хотели знать. Выразительные, как у танцовщицы, руки Сольвейг гладили мускулистую мужскую спину, эти руки говорили, кричали о любви лучше любых слов, а губы ее так несыто впивались в его шею и плечи, тело так исступленно извивалось в такт ему, что у Алана не осталось даже сил вскрикнуть. Он не мог дышать, не мог хоть словом или жестом прервать это блаженное клятвопреступление, и только расширенными зрачками продолжал смотреть на голое атлетическое мужское тело поверх тела своей жены, слушать их задыхающиеся, восторженные вздохи, словно апеллирующие к богам, словно призывающие их в свидетели. Он видел жадную радость самки, которая сжимает до боли своего самца, примитивную радость, но, наверное, самую главную в жизни... А с ним, с ним всё было как-то не так... А может, это лишь казалось теперь. Он тогда ничего этого не думал и не понимал. Он даже еще не хотел их убить. Это пришло потом. Потом была та дурацкая драка. Впрочем, нет, не надо, хватит, нет сил вспоминать опять...
- Алан, - глухо, своим бубнящим голосом произнес Юр. Дернул за рукав. - Алан, послушай, кто это был? Я его знаю?
- Игорь.
- И-Игорь? И ты...
- Нет, как видишь, я не убил его. Почему - не знаю. Хотя я мог бы. И сейчас могу. А мой сын, он теперь тоже с ними. Пока не вырастет. Я имею право только видеться с ним. Изредка.
- Они что, поженились?
- Да. Вскоре. Никого не пригласили в свидетели.
Юр долго смотрел в полумертвое лицо с серыми щеками. Глаза вдруг оживились.
- Слушай, Юр. Скажи мне, только правду. Если не знаешь, выясни. Кто это отослал меня на летные курсы, когда все остальные были на месте? Кто? Какая мразь это сделала? Из Комитета Звездоплавания, конечно? Какая б..., я хочу знать! - голос его дошел до крика.
Юр вздохнул.
- Нет, Алан, этого я выяснять не стану. И тебе не советую. То, что случилось, надо пережить и идти дальше. Идти своим путем. Я всегда был твоим другом. И сделаю для тебя всё, что в моих силах. Сейчас ты мне еще дороже, чем был, Алан. Но послушай, что я тебе скажу - это приказ! Не смей трогать Игоря. Мы все повязаны. И, если он свалится в пропасть на планете Икс, ты протянешь ему руку.
- Да, командир, - прошептал Алан. Хмель покинул его, не принеся облегчения.
Сначала, по законам ознакомления, разведракета, полыхнув, ушла от корабля, который продолжал летать по орбите, и начала виток за витком описывать вокруг планеты Икс.
- Да это же какой-то рай, посмотрите! - Игорь потрясал только что составленными картами. - Зеленые массивы, какие огромные! Никем не вырубленные. Атмосфера - мечта. Как у нас была в эпоху динозавров. Мы не совсем к такой привычны - но ничего.
- Накаркаешь еще динозавров нам тут, - буркнул Юр. Почему-то великолепие синих океанов этой новой земли в безднах космоса, ее зазывно-зеленых материков с бурыми пятнами пустынь и полярное сверканье полюсов его не вдохновляло. При каждой высадке в новый мир он становился мрачно собран, и (друзья знали) в такое время лезть к нему с разглагольствованиями не стоило. Но Игорь, геолог, все-таки не удержался.
- Вот именно, по всем признакам это как раз та эпоха. А точнее скажу, когда спустимся. Давай-ка сперва до высоты двух километров.
- Ага, только смотри, чтоб какая-нибудь дылда на нас там случайно не наступила во время вечернего променада, - улыбнулся кудрявый поэт.
- А ты, Персей, кстати, что себе думаешь, биолог хренов? Где хотя бы гипотезы? Опять стишки заели, как блохи? "Тоска полей, да всхлипы журавлей..."
- Юр, - с упреком вздохнул Персей.
- Ладно, прости, дружище. Просто пора поднапрячься. Так что там динозаврики?
- Я уже имею кое-какие представления о флоре и фауне, однако не спешу...
- А мне надо иметь представление о возможной опасности при высадке! - гаркнул Юр, снова переходя с дружеских ноток на командирские.
- Это где-то юрский период, - снова встрял Игорь, - как раз для таких монстров, как ты, Юр, - сам смеясь своему каламбуру. - Да не волнуйся ты так, старина. Царство рептилий, зарождающиеся млекопитающие. Никаких людей. Тебе, как социологу, просто нечего будет делать. Но, конечно, - он чуточку устрашился свирепого взгляда и движущихся желваков Юра и добавил скороговоркой, - конечно, без лазерной пушки и аннигиляторов...
- Этот герой без атомной бомбы не сунется, мать его за ногу... - раздалось сонное бурчанье Алана. Он протиснулся в рубку, заспанный, опухший, в трехдневной щетине. Невыразительное лицо Игоря обернулось к нему, как всем показалось, с ответной насмешкой. Не дав никому ничего вякнуть, Юр властно протянул руку к панели управления.
- Снижаемся. Хватит уже наблюдений и этого словоблудия. Второй пилот, занять свое место! - скошенный в сторону Алана бесцветный глаз Юра метал молнии. Все притихли.
Перед обзорными экранами пошло море синевы. Облака, милые, мохнатые, как снежные материки, будто земные. Наконец - водная гладь с зябким стальным отливом, и вот - твердь земная, то есть неземная: лес, равнины, за ними снова перелески. Дичь, безлюдье, но, Боже, как тянуло туда, как же хотелось встать ногами на траву, вдохнуть прелый болотный дух, увидеть, услышать птиц в вышине. Под неусыпный гул приборов в рубке корабля Юр отдавал последние распоряжения людям и роботам-андроидам. Все торжественно примолкли перед предстоящей высадкой в неизвестность.
А планета нарастала, поглощала их маленький катер, как огромная надвигающаяся неизбежность. Она всё приближалась, разная на разных экранах: сине-зеленая, фиолетовая, где-то, наоборот, солнечно-слепящая, она надвигалась, раскрывая себя, вбирая в себя, роднилась с ними, оставаясь загадочно-грозной, той, что предстояло понять и полюбить.
Первые шаги по незнакомой земле, Terra Incognita, всегда даются с трудом, нужно себя пересилить, даже самым смелым. В эти минуты больше чем когда-либо ощущаешь, что земля эта чужая, она может и не хотеть принять тебя, пришельца, наконец, она может оказаться коварна...
Алан еще ничего толком не рассмотрел в ранних сумерках. Прожектора умышленно не включали, не решаясь нарушать гармонию первозданного мира своей бесцеремонностью. Алан тихо прильнул к иллюминатору и засмотрелся на малиновый закат над холмистой равниной с дальней полоской леса на горизонте. Все уже выкарабкались, Алан вылезал последним. Ему предстояло выпустить целую фалангу андроидов, похожих на примитивных людей рыцарственного вида, а те должны были задраить люки. До чего же тяжело сидела амуниция на ослабевшем, как после болезни, теле. Алан нескладно поворачивался, ступал, зацеплялся своим широким красно-белым костюмом, шлем-скафандр казался ему сегодня душным, где-то у горла чесалось, но приходилось терпеть. "Эх, земные браточки-пьянчужки, теперь и я понимаю, что такое отходняк. Э-хе-хе, родимые, а впрочем, провалитесь вы, болезные, туда-то и туда-то..." Всё тошнотно-ноющее существо Алана требовало немедленных перемен, рывка в омут с головой.
Он немедленно напал с бранью на идиотов роботов, которые в общем-то правильно всё делали, просто чересчур уж обстоятельно и "по инструкции".
- Да мать вашу... - разорался пилот и пнул одного ногой. К счастью, нецензурщины эти красивые серебряные рыцари совершенных форм выше человеческого роста в полтора раза не понимали и продолжали методично делать свое дело, по-своему прекрасные, угловатые, лишенные человеческой пластики движений. "Тупицы. Если б вам еще и покладистость какую-нибудь запрограммировать... Размечтался..."
- Ну быстрей же, уроды!
Голова у Алана раскалывалась, искать рассол уже было поздно, а в иллюминатор видно было, как команда во главе с бодро шагающим Юром мельтешила далеко впереди. Силуэты резко темнели на фоне розового неба. Раздражение вдруг начало стихать, когда Алан, вопреки всякой логике, вдруг засмотрелся на огромный, сияющий малиновыми полосами здешний небосвод. Такой земной закат. И лес. И всё-всё. Как в детстве. Бабушка говорила о таком небе: "Завтра ветер будет". И это всегда сбывалось.
Он догнал своих. Не так уж и трудно. Притяжение, правда, чуть больше земного, но ничего, потопаешь - и быстро привыкаешь. Пристроился в шеренгу. Сзади, придерживаясь дистанции, шел строй вооруженных андроидов. С каждым шагом равнина все больше раскрывалась чащей, холмы расступались, местность понижалась, начинались ручьи и болотца. Даже что-то вроде здоровенных лягушек не давало себя разглядеть, металось под ногами, потревоженное чеканным шагом землян. Но Алан чутко вслушивался: нет, кваканья не было слышно. Это что-то не то, это скорее сухопутные рыбы, ведь они же были в древности, надо будет завтра разглядеть. А вот это... Тьфу, мерзость - Алан отдернул ногу. Существо обвило ее. То ли змея, то ли угорь какой-то. Звездолетчик, мучимый похмельем, прекрасно знал, что костюм неуязвим, бояться нечего, но судорога отвращения непроизвольно свела желудок, и остатки обеда еле удержались на месте.
"Пиявка" смачно шлепнулась и тут же растворилась в чернеющем жирном иле. "Так и кишат", - Алан потянулся закурить, но даже такую святую потребность души помешал удовлетворить скафандр.
А глаза, уши, да сами чувства человеческие жадно искали чего-то своего, родного. Этого нельзя побороть. Так обманывался Алан уже столько раз. Вот сейчас (он чуть улыбнулся сам себе), ну конечно же, так и ждешь, что вот из-за того дальнего холма побредет в сторону деревни мычащее вечернее стадо, коровы с тяжко отвисшим выменем... Потянется неторопливо...
Он одернул себя: "Похмельный синдром? Совсем плох. Глюки уже пошли, кажется? Нет! Стадо. И впрямь стадо. И из-за того самого холма". Алан сморгнул. Сказал в диктофон:
- Слушай, Конквистадор, вот и первые заслуживающие внимания объекты - или можете сдать меня в вытрезвитель.
Тут у всех в шлемофонах зазвучал вопль Игоря:
- Да это же динозавры, олухи вы! Присмотритесь только, какого они размера! Я же говорил - юрский период!
- Тогда уж меловой, ты, тупица, - не выдержал Алан.
- Внимание! Боевая готовность! Андроиды - в авангард и по флангам! - рявкнул Юр.
- Живой Диснейленд! - прошептал, как ребенок, Персей.
- Отставить эмоции! Отходим за холм. Наблюдаем.
Стадо размеренно приближалось. Это и вправду были гиганты. Наклоненные вперед, ожившие темные фигуры в меркнущем свете, они шли цепочкой, словно материализованные с экрана виртуальные творения. Алану все это шествие до сих пор еще в похмельной мути казалось полуреальным. Веская поступь огромных лап с когтями, дрожанье земли, всё более ощутимое, этот наклон вперед высоченных шей, эти до смешного маленькие передние лапки и мощный, казалось, живущий отдельно нервный хвост с утолщением в виде булавы на конце, служащей убойным оружием. Они неумолимо нарастали.
"Так идут величавые хозяева своего мира, своей эпохи", - сказал Персей. Завтра, он знал, у него сложатся про них стихи, пока он еще будет спать, подсознанье само споет ему предрассветную балладу. Тогда Персей еще не знал, как ошибался насчет царей этого мира.
Вечерняя разведка, таким образом, была скомкана и быстро закончена. Но на сей раз большие задачи и не ставились. Отряд пропустил далеко вперед стадо идущих на задних ногах диплодоков (Персей точно не был уверен и тут же начал рыться в компьютере, чтобы их классифицировать). Притихшие остальные долго еще не сводили глаз с их высоченных, как дома, пупырчатых спин, покрытых гребнями-гривами, вплоть до хвостов. Они мирно и уверенно удалялись, живые горы, даже не замечая под ногами такую мелочь, как человек. Поэт увидел что-то судьбоносное в их шествии, Юр и Алан задумались, один только Игорь улыбался и потирал руки.
Сверчки и цикады, такие знакомые своим детским цвириньканьем, звонким хором провожали еще один день планеты Икс. Черные горбы таяли на горизонте, растворялись в закате. По команде капитана вся экспедиция повернула к разведракете. Нужно было переночевать и обдумать план дальнейших действий.
Затем снова начались тщательные воздушные облеты планеты, высматривание наиболее благоприятных для высадки зон. Игорь уже составлял подробные карты, когда вдруг странная, необъяснимая деталь заставила его вскрикнуть нечто нецензурное, броситься к фотоаппаратуре, замахать руками, чтобы развернули корабль назад, да побыстрее.
Они летели на предельно малой скорости и высоте, так что видели на экранах все наземные объекты. И вот на планете динозавров, птиц и всякой копошащейся под ногами земноводной нечисти, на первобытной, дремлющей в миллионолетнем сне прародине какого-нибудь будущего человечества он увидел, до боли в глазах всматриваясь, снова и снова возвращая ракету, снижая ее кругами, увидел и снял... здание, похожее на завод. Труб, правда, не было, но из отверстий в крыше шел пар, приборы уловили отчетливый стук работающих машин. Вот вспомогательные механизмы копошатся на дворе, вот склады, куда они тащат продукцию. Серое бетонное здание с корпусами и переходами напоминало также тюрьму. Возможно, это была даже крепость, так как строение окружала неприступная стена, в бойницы которой смотрели какие-то подобия пушек.
- Ничего себе - видение индустриального пейзажа!
Когда прошел первый взрыв эмоций, отзвучали удивленные возгласы и скороспелые предположения, Юр побарабанил пальцами по иллюминатору, помолчал при всеобщем внимании, криво усмехнулся своим волчьим ртом и картинно прорезюмировал:
- Интересно, интересно... Что ж, видать, мы тут не первые завоеватели. И придется иметь дело с какими-то придурками (он еще раз глянул на серого бетонного монстра, что-то прикинул в уме, прищурив один глаз, и выдал безапелляционно), - с придурками где-то на уровне нашего двадцатого века, агрессивными "покорителями миров".
- Прощай, идея безболезненной колонизации!
- Вот и конец чудесной идиллии, легенде о девственном мире...
- Заглохни ты, Персей. Ну и что? Если они - двадцатый век, к примеру, то не забывайте, что мы-то - двадцать второй! Как шарахнем их в случае надобности! Неужели уступим им такие богатства, ископаемые...
- Узнаю тебя, Игорек. Сначала шарахаешь, а потом думаешь. Не забывай - они здесь первые.
- Алан, - одернул Юр, - хватит, мы уже переходим на личности. - И подумал про себя: ?Да, разладилась наша компашка, расклеилась. Нет той слаженности, чего-то такого, что нас всех роднило. Игорь словно раздробил нас на четыре осколка. Теперь каждый за себя. Что же нам нужно, чтобы стать опять прежней командой? Какая беда? Какая чужеродная страшная сила должна появиться, чтобы мы слились опять воедино, в один слаженный организм?"
Алан шел в одиночестве при поддержке четырех роботов-андроидов. Этих четких ребят наподобие рыцарей в шлемах, каждого с ломовой силой автомобиля, он пропустил вперед, как при наивысшей степени опасности. Сам топал сзади, придерживая на пузе ненавистный лазерный аннигилятор, который нещадно оттягивал своей лямкой шею. Хорошая штука в бою - враги просто испаряются в беззвучной синеватой вспышке, да и почти не требует подзарядки. Вот только тащит ее, когда она бьет по ребрам...
Алан раздраженно ступал на кочки, проваливался в коричневатую жижу в своем зеленом маскировочном комбинезоне (уже без космического скафандра), промок до колен в этом дурацком болоте с камышами и змеями, истощил запас всей земной матерщины и выдохся наконец:
- Хорош, стой, покурим, - заорал он на роботов. - Долбаная планетка: тут как в джунглях Вьетнама!
Андроиды покорно застыли на корточках, с прямыми спинами, все в одинаковых позах. Алан плюхнулся на взгорке, где посуше, и "развернул" карту на маленьком сиреневом экране. Сигарета уже начинала жечь пальцы, когда он разобрался: так-так, немного севернее, еще пару километров. Там с воздуха заснято было селение. "Б...ские комары или как вас там! У-у-у, твари, кусаются!" Он взвыл и с удовольствием растер по щеке красный след какой-то летающей кровососки. "Это уже вообще непонятно. Стали бы владельцы завода-крепости жить в допотопной деревушке с удобствами во дворе? Да они бы хоть городишко соорудили на худой конец". Кто-то еще, какая-то третья эпоха заявляла о себе на этой планете Икс. "Действительно, Икс", - подумал Алан, устало-сонно затягиваясь дымом.
Через час они все-таки дотопали поперек камышовых речушек к сухому, слегка возвышенному плато. Пошли луга в бело-сиренево-желтых россыпях цветочков, гудящие шмелями в заспанно-сладостном летнем оцепенении. Непреодолимо хотелось потянуться и прилечь. За лугами уже виднелись низкие хатки этого самого непонятного Алану селения. В бинокль он видел полосатые поля, согбенных людей с мотыгами, повозки и каких-то медлительных животин вроде впряженных гигантских гусениц с серым мехом. Все-таки люди! Ну да, кроманьонцы, не иначе. Длинноволосые, в хламидах из кож или грубых домотканых одеяниях, фигуры поменьше - в белых хитонах, головы обмотаны шалями.
Подойдя ближе, он лучше рассмотрел в бинокль крылья мельницы вдали, глинобитные домики южных и солнечных краев, крытые камышом немудреные постройки, орудия древнего ручного труда, животных: то странных, червеобразных, то даже мелких динозавров в ярме, то вдруг самых обычных собак, которые, совсем как наши, чесались задними лапами от блох, выкусывали их, смешно сморщив нос и урча от удовольствия, потом, подняв лапу, лихо поливали тростниковые заборчики.
Алан еще долго и обалдело приглядывался к деревне. Он приблизился со стороны зарослей. Показываться ему пока не хотелось. Интуитивно тянуло спрятаться и понаблюдать. Слишком уж не вязалась в его сознании эта странная смесь эпох, то бишь эволюционных этапов, в одну целостную и ясную картину. А когда что-то не клеилось, познаваемый мир не хотел укладываться в привычные стереотипы, Алана это начинало тихо бесить. Но взорваться здесь же привычным спасительным набором ненормативной лексики он боялся и только усерднее прильнул к биноклю, со вздохом теребя сигарету, которую тоже не решался зажечь. Пришлось залечь в зарослях. Алан с завистью посматривал на своих бронированных помощников. Никаких потребностей - просидят в засаде хоть до второго пришествия.
Незаметно раздражение начало стихать. Алан как будто читал древнюю полустертую летопись, какие-то фрагменты ее так и уходили от понимания, окутанные мраком воскрешенной древности, но его всё больше захватывала чужая, примитивная, как детская игра, жизнь. Вот с лаем бежит стая псов, ну совершенно земных. Лапушки, мохначи, симпатяги черно-белые с задранными колечками хвостов. Алан их так любил!
А это уже что-то невиданное: на накатанной тележными колесами раздряблой, в лужах, дороге показался динозавр, не особенно крупный, всего с двухэтажный дом. Он мчался, дико вскидывая задними лапами, подкорчив под грудью передние, чем-то напоминая походкой и киванием на каждом шагу курицу. Приближалось, нарастая, его фыркающее дыхание - ни дать ни взять огнедышащий дракон. Брызги разлетались из-под когтистых лап, целые фонтаны. Так и ляпнуло прямо Алану по щеке. Здорово взбодрило, тут же вернуло к действительности. "Это тебе не биологический музей, окстись!"
Из оцепенения он-таки вышел. Но что же делать? Разобраться в такой ахинее он явно не мог, не хватало знаний. А те, кто мог бы попытаться, биолог с геологом, ушкандыбали вместе с капитаном глазеть на этот завод, чтоб он провалился! Тут же на помощь всплыла самодельная, дилетантская такая теорийка: а может, такой уж это мир, в котором запросто могут уживаться одновременно и динозавры, и люди, и собаки? Ладно, тут лучше помолчать в тряпочку, пусть выскажутся авторитеты.
Динозавр поравнялся с Аланом, пушечное хлопанье по лужам смешалось с дребезжаньем и лязгом. И тут только землянин разглядел: монстр, оказывается, был запряжен, он покорно, как тяжеловоз, тащил здоровенную повозку, груженую лесом. Толстенные бревна промелькнули мимо, прогромыхала длинная арба, и всё скрылось, остались лишь расхлюстанные лужи да заляпанная физиономия высунувшегося из кустов Алана.
Следом, почти сразу же, показалась еще одна быстрая колесница. Маленький, прыткий, не больше лошади динозаврик с острым хвостом-шилом, зеленый, только голубоватые ряды пупырышек вдоль тела, бойко несся, запряженный в коляску. В ней стоял, держа вожжи, мальчишка лет четырех и на удивление ловко управлял, по-хозяйски покрикивая. Откуда у него столько силы? Как он может подчинить себе такую мощную, норовисто летящую вперед зверюгу из того страшного дикого хаоса, из младенческого сна планеты, с которым человек вообще несовместим?
От этой ахинеи Алан снова ощутил острую потребность в рассоле. Голова давно уже не болела, а тут начала просто раскалываться и пульсировать. Он сам себе казался полнейшим идиотом, к тому же смертельно усталым, когда обтирал грязное лицо, всё провожая глазами этого непостижимого голого малыша на колеснице Фаэтона. У того (Алан успел разглядеть) по-детски трогательно выпирал животик, бедра обматывала белая ткань вместо трусиков. Совершенно земной некрасивый мальчишка, даже похож на Аланова двоюродного брата со старого фото: такая же круглая морда, припухшие глазки и ежик белобрысых волос над выпуклым лобиком. Малый еще раз воинственно вскрикнул что-то типа "ну, пошла, проклятая", рывком дернул вожжи, и зелено-голубая рептилия послушно взвилась на дыбы (только что не заржала), рванула с новой силой, вот колесница уже скрылась, топот стих.
"Гипноз - не иначе. Ну как бы он удержал вожжи ручонками? Тут мужик еле справится! При таком-то скакуне! Планетка Икс... Сколько еще у тебя припасено загадок?"
Алан долго блуждал в окрестностях деревни. Рассматривал сквозь различные увеличители дома и людей, скот и орудия труда. К удивлению своему он так и не заметил коров или свиней, хотя ожидал их увидеть как непременный атрибут сельской жизни. Были лишь какие-то непонятные толстомясые твари да еще зубастоклювые допотопные птицы в загончиках, больше похожие на летающих ящеров. В конце концов Алан насытился вдоволь этими идиллическими картинками и порядочно подустал от живописной местной буколики. От обилия новизны интерес как-то начал притупляться.
Пилот с удовольствием потянулся, сбросил аннигилятор, зевнул и немного размял затекшие от лямки плечи. Потом уселся покурить в зарослях остролистых деревьев с синеватой лакированной листвой. Наконец-то можно хоть чуть расслабиться. Тени резных листьев успокоительно трепетали в знойном дневном мареве, сам воздух так волнующе, знакомо и незнакомо пах, тени ископаемых мельтешили в лиановых дебрях и снова начали казаться виртуальными порождениями сказочников-компьютеров...
Чтобы не заснуть, Алан встряхнулся и упрямо начал тыкать в клавиатуру, отрываясь только, чтобы сладко, с хрустом зевнуть. Его интересовало одно: как взвесит бесстрастный мозг машины всю сумму накопившихся фактов. Каково же будет резюме, любопытно знать. Однако расслабляться здесь, даже под прикрытием родных дуболомов, которым явно не хватало еще людской прозорливости, оказалось удовольствием, которое могло стоить жизни.
Внезапно в сонном стрекотанье раздался режущий слух вопль, и на человека с компьютером метнулся потревоженный маленький динозавр, до сих пор незаметный в шевелении листвы. Буро-зеленоватая истошная тварь (и где их хваленая медлительность?) атаковала рывком, всей своей красной зловонной пастью, куда ловчее, чем киношные монстры, испустив крик, уже молниеносно склонилась, вот видны ее желтые заостренные клыки, слышен запах, не сравнимый ни с каким животным, всё ближе примеряясь к врагу, при этом нещадно лупила длинным, тонким на конце хвостом. Алан успел-таки опередить на доли секунды удар хвоста и щелк зубов, увернулся, отпрянул, сам не заметил, как сжал в руках аннигилятор. Из-за воплей-рыков он даже не услышал, как рванул сиреневой вспышкой раздавленный компьютер. Только рептилия судорожно дернула обожженной трехпалой ступней. Алану в ужасе казалось, что он страшно медленно шарит по стволу, не в силах найти спуск, тогда как в ситуацию наконец-то врубились андроиды. Один из них спокойно, будто играючи, выпалил в оскаленного динозавра белым лучом плазмы и, когда тот с изумленным непередаваемым воплем обернулся к нему и замахал маленькими передними "ручками", до сих пор не догадавшись, что умирает, другой серебряный робот схватил его сзади, и - хрястнули кости.
Позвоночник был сломан. Еще секунда - и зеленый ящер забился в агонии, хвост, как живой, продолжал колотить отчаянно, только всё слабее. Шея выгибалась в попытке подняться и бессильно опадала. В воплях, как из тысяч валторн, звучали ноты неимоверной тоски по прошедшей жизни, Алан вдруг подумал, совершенно такие же, как у всех, разумных, неразумных, как когда-нибудь у него самого...
Он стоял, опустив аннигилятор. А в теплых струях лесного шевелящегося воздуха, в шорохах жизни еще несся всей Вселенной понятный крик надежды, жажды продления рода и раздирающей боли. Алан заткнул уши. Голова снова начала болеть. Отошел как можно дальше, но этот жалостливый протест против так несправедливо оборванной жизни еще несся за ним, хотя реже и реже, замирая.
Он скривился, в голове пульсировало. Необъяснимое чувство вины набором ругани и куревом не отгонишь. "Что-то я расклеился, как салага форменный, совсем плох. Эх, братцы-кролики, тунеядцы-алкоголики..." Неожиданно обернулся, взглянул, дернулся всем телом. "Наверное, это была самка. Испугалась за свою кладку драгоценных яиц. И надо ж было ей сунуться!"
Компьютер так и не успел дать ответ на вопрос Алана: не могли ли при таком раскладе люди и собаки быть завезены сюда с другой планеты?
Пилот медленно брел по редколесью. Топтал армейскими ботинками змей, вспугивал мелких крокодилов, которые охотились, застыв как бревна, в неглубокой реке с болотистыми берегами. "Вроде Австралии", - подумал почти машинально. - "Да, кстати, так эти сельчане... если они завезены сюда и брошены для выживания, то кем же? Уж не теми ли "завоевателями природы", чей заводишко пыхтит в предгорье?"
Алан дошел до конца сырого тропического леса и сунулся было на освещенную солнцем равнину, но предпочел сначала затаиться за стволом, который, как спирали, обвивали лианы. Андроиды застыли по движению его руки.
Впереди, на выгоревшей местами равнине, паслись огромные диплодоки - сероватые малоподвижные горы с гребнями. Собственно, Алан плохо разбирался в палеонтологии и сказать точно, диплодоки ли это, не смог бы. Да какая разница? Он просто не помнил других названий и разновидностей, хотя когда-то и зубрил всё это в академии.
Кое-кто из мастодонтов лениво отходил в сторону, один укладывался, другой топтался на месте вокруг своей оси. Но, заметил Алан, все они были собраны в круге какого-то определенного диаметра - ни один не забредал слишком далеко, не отбивался от стада, даже резвые детеныши-подростки не разбегались познавать мир, - их всех удерживала невидимая граница.
Интересно, их держит что-то или кто-то? И где же тогда этот невидимый пастух?
И тут он заметил знакомую детскую фигурку в белой набедренной тряпочке. Мальчонка бежал со стороны леса за холм. Алан ускорил шаги наперерез ему. Взглянул вниз с травянистого взгорка, незамеченный, и тут же успел присесть в густых полынных зарослях.
Там, за холмом, стояла, как ему показалось, высокая девчонка в белом, раздуваемом ветром хитоне. Ее черные волосы уносило дуновение степи. Она поймала их и спрятала под белую шаль. Вытянувшись в струнку, вскинув руки, вся несомая ветром в своем лебедином одеянии, она стояла и словно бы пела или читала стихи куда-то вдаль, где застыли холмы серых рептилий, плескались волны диких трав да синели полоской горы.
Алан подумал, что сейчас она взмахнет руками и улетит. Его бы это даже не удивило.
- Может, все-таки она держит стадо? Как? - подумал вдруг Алан и усмехнулся своей гипотезе. - И что же они с ними делают? Зачем пасут? Неужели едят, как коров?
Мальчонка подбежал, прижался к ее стройному бедру, она обвила его одной рукой за шею, другой словно что-то указала вдаль. И - странное дело - один из самых отдаленных "серых холмов" лениво, как бы не по своей воле, двинулся к стаду, недовольно порыкивая, подымая голову, вертя ею и извергая снова и снова трубный свой крик.
"Пришла коза до воза. Неужели эта девчонка вправду управляет ими? Нет, что-то я сегодня впал в поэтический маразм, у Персея хлеб отбиваю".
И вдруг его кольнуло в самое сердце воспоминание: "Сольвейг! Как она похожа на Сольвейг! Эти черные волной волосы, тяжелые, будто хлынувший поток блестящего шелка. До чего непередаваемое ощущение - гладить их и прижимать к щекам льющуюся прохладу, чувствовать только им присущий запах. Сольвейг!"
Алан еще не видел лица женщины. И вдруг пошел, побежал к ней. Будь что будет!
Он тихо вскрикнул - она обернулась. Опять сердце кольнуло ощутимой болью. Нет, это не Сольвейг. И только теперь он понял ясно, как в левой стороне груди что-то сжимает и тихо ноет с тоской того умирающего динозавра (поиронизировал сам над собой Алан). "Но если бы и Сольвейг, то что? Очнись, дурак, у нее есть теперь этот жизнерадостный кретин, любитель баб и спиртного во всех космопортах Системы..."
На Алана смотрела изумленная юная мордашка. Смугленькая, какая-то беззащитно-доверчивая. Ну конечно же эти широко распахнутые глаза создавали сходство с ребенком. Наивные глаза человека, который даже и не подозревает, что может быть обманут. Небесные глазищи на темном, словно египетском личике. Белая шаль, складки хитона по стройным ногам статуи. Нежные, застывшие в воздухе руки. Такой вошла она в его сознание, такой и осталась навсегда. Малыш с недоверием насупился, обвил ручонками ее ноги, еще сильнее прижался. В этот момент Алан почувствовал, что это ее сын. Только совсем на нее не похожий. И еще осознал, уже совсем интуитивно, что она - повелительница гигантов - его совершенно не боится.
Невольно любуясь скульптурной группой, Алан машинально покрутил в грудном кармане приборчик - синтезатор речи разумных существ, попытался настроить его на биополе смуглой пастушки. Это оказалось удивительно легко: ее мозг прямо излучал, изливал потоки какой-то эмоциональной энергии. С таким явлением Алан еще не сталкивался. "Так вот что держит, что подчиняет ей зверей. Своей нежностью и ласковым зовом она поведет за собой любого, заставит динозавра, как бобика, бежать и повизгивать. А я, что же я для нее? Она окликает, она спрашивает..."
Сигналы становились все четче по мере того, как настраивался прибор. Алан мельком, краем сознания вспомнил, как его учили налаживать контакт - что-то смутное о дружбе и сотрудничестве, нет, кажется, сначала теорема Пифагора. Да пошло оно все к такой-то матери! Неожиданно для себя Алан выпалил то, что сказал когда-то своей первой девчонке, когда ему было четырнадцать, а ей тринадцать:
- Ты очень красивая. Как тебя зовут? - и не верил еще, что получит ответ.
- Заргия.
- Ты нравишься мне! Я никогда не видел таких глаз, как у тебя. А это твой сын? Или братишка?
- Сын. Визинг.
- Ты еще совсем юная, как девочка. Кто же твой муж, он из этой деревни?
Брови ее изумленно вздернулись. При слове "муж" она почти испуганно отшатнулась.
- У меня нет мужа. Если ты спрашиваешь об отце Визинга, то он из йергсингов.
- Что-что? - не понял Алан. Но в этот момент его нагрудный приборчик истолковал ему: высшая раса, повелители, боги.
- Это не те, что завод построили? А откуда они? Наверное, не с этой планеты? Пришельцы?
- Они - с неба! - Заргия благоговейно подняла глаза кверху и личико ее сделалось грустно-покорным. - А мы - их ничтожные рабы. Но он, светлейший, первый из йергсингов (тут ее глаза сверкнули чисто женским лукавым самодовольством, видно, общим для этого пола во всей Вселенной), он выбрал меня, снизошел до меня. Ко мне никто не смеет приблизиться, все чтут меня. Он иногда прилетает к нам проведать сына.
- И что, когда-нибудь он заберет его к себе, в свою высшую расу, на другую планету?
- На небо, да, с собой. Несмотря на то, что он бескрылый.
- Какой-какой? А они, что ли, с крыльями?
- Ну да! Неужели ты не видел йергсингов?
- Нет.
- А кто ты? Я смотрю, ты не из деревни. Да и одет не по-нашему. И у тебя слуги. Ты - знатный. Но у тебя нет крыльев - значит, ты не йергсинг.
- Нет, я не йергсинг, слава богу. Но я тоже с неба. Мы прилетели сюда с далекой-далекой планеты. Вряд ли ты сможешь понять, где моя родина и как это далеко.
- В последний раз Хорм, сын Джейна, говорил мне о вас. Вы летали на ракете над Йормейей (Землей, перевел прибор, планетой). Он предупреждал, что вы - опасные завоеватели, чтобы мы боялись вас и не разговаривали с вами.
- Так ты уже нарушила запрет? - засмеялся Алан.
Личико потупилось, но синие глаза тоже смеялись. С чисто женским лукавством девчонка повела в его сторону взглядом, - ну ни дать ни взять пятиклассница, которой удалось надуть учителя.
- Откуда ему узнать - он в Замке. Да и все равно я тебя не боюсь. У меня есть сила. Ты видел, как я управляюсь с пейри? - она махнула на динозавров рукой. - Благодаря моей силе я знаю, кто подходит ко мне, злой или добрый, что у него на уме, что у него в прошлом... Знаю даже вот о тебе, например: ты будешь думать обо мне теперь часто-часто...
"Ну и ну... Уж совсем по-цыгански. Приворожила! - усмехнулся Алан. - А, впрочем, и впрямь телепатка..."
Алан ураганом ввалился в ракету. Двери не вышибал ногами только потому, что они успевали автоматически распахиваться перед ним сами. Он напоминал переполненную новостями бочку, которая сейчас лопнет по всем швам и разольется бурным потоком, если ей не дать вовремя опорожниться.
Перед его глазами в "компашке" заседала вся команда, и в довольно неожиданном виде. Перед братвой на столе стояли хрустальные рюмашки, бутылка водки, почти уже вылаканная (правда, всего одна), простецкий закусон холостяцкой пирушки - какая-то рыбка в консервах, хлеб, огурцы. Рожи были умиротворенные и, похоже, явно в ладу с окружающей неразберихой.
- Эй, вы чего, охренели, что ли? Мне так нельзя было, а сами...
- Ну подумаешь, по двадцать капель. День рождения же все-таки. Командира! Уговорили Конквистадора нашего! Даже Интеллигенция чуть-чуть надрамшись, посмотри! - хихикал Игорь, жестом приглашая садиться и гостеприимно подвигаясь.
- Ой, ну я уже вообще стебанулся тут! В этом болоте точно офигеть можно! Забыл, ну! Юр, дружбан, ну прости. Поздравляю тебя, старый хрыч! Чтоб ты был здоров!
Юр поднялся навстречу. Улыбка вдруг сделала его лицо совсем не хищным, словно он просто притворялся и тянул свою нелегкую лямку. Алан порывисто обнял его сутулые жилистые плечи. Немного постояли обнявшись. Помолчали. Похлопали друг друга по спинам (от чего кто-нибудь похлипче свалился бы с ног), ласково и долго посмотрели в глаза только им одним понятным взглядом, словно никого и не было рядом. Как в детстве, постукались лбами. Потом Алан плюхнулся за стол выпивать свою штрафную.
Он отдувался, фыркал, напряжение трудного дня сходило с него, как статическое электричество.
- Щас, подождите, не знаю, с чего начать. И вообще, дайте пожрать.
- А мы тут, понимаешь, выловили одного хмыря местного с того заводишки...
- А он был с крыльями? - так и взвился Алан, килька застряла в горле.
- Нет, обыкновенный такой мужичонка в тряпье.
- Значит, это из деревни. А я думал, на заводе одни механизмы.
- Людей там мало, в основном роботы. Но кое-кто все же работает. И у них там, - продолжал Юр с кислой миной, - отнюдь не руководящая роль, - скорее как у биологически чутких механизмов. Кстати, наш Игорек так и изнывал от желания пообщаться...
- ...и поэтому, недолго думая и несколько фамильярно...
-...огрел аборигена по башке в целях установления контактов.
- Ну вы даете! А иначе нельзя было? - Алан все еще ковырял за щекой в поисках неудачно застрявшей кильки.
- Кстати о птичках, - раскраснелся от возбуждения Игорь, - чвего ты чистоплюйствуешь, Кукурузник (прозвище Алана еще с училища, очевидно, за простоватость)? Результат-то отличный! Тут же нацепил ему на голову "Сканер-2200", парень полежал малость, прибор позудел минут пятнадцать, и вот тебе вся ценнейшая информация - как на ладони!
- Хорошо, что я не видел твоих штучек-дрючек! - буркнул посерьезневший Юр.
- Ну хотя бы что за информация?
- Да хотя бы то, что все эти жители деревни - такие же, как мы, люди. Они, конечно, не помнят этого сами, но в их наследственной памяти заложено, что несколько поколений назад их завезли на эту планету. Кто? Те, кто отобрал их собственную. Копию Земли. Для своих корыстных целей, разумеется. Вышвырнули, переселили, депортировали, так сказать, как в сталинские времена. Чтобы не мешались под ногами при грабеже планеты. Что ж, молодцы йергсинги! Я восхищаюсь! А что качается этих худосочных переселенцев, то они, как вы понимаете, на девяносто процентов погибли, не вынесли здешней специфики, а те, кто еще жив, потихоньку вымирают или приспосабливаются, мутируют, обретают сверхчувствительность, телепатические таланты, на кустарном уровне, кстати...
- На таком уровне, кстати, что девчушка убьет тебя, козла, единым взглядом, не сморгнув.
- Откуда ты все это...
- Я тоже кое-что узнал об этом народе. Из обследования деревни, из общения с девушкой.
- Что? Девушкой? Такое чмо, как ты, и уже успело? Ну ты и половой гангстер!
Алан бросил только один презрительный взгляд на Игореху и продолжал:
- А те, кто делает планеты своими колониями, вышвыривая при этом законных хозяев в дикие миры на выживание, это, как она назвала, йергсинги. Люди с крыльями. И сволочи, думаю, еще те.
Алан только сейчас заметил, что при последних словах стукнул по столу, остатки спиртного потекли из перевернутой рюмашки под его рукав. Он обвел глазами товарищей. Интеллигенция, вдохновенно откинув кудри, поднял гордый профиль.
- Ну что ж, столкнемся лбами за сферу влияния?
- Доложим на Землю, каков будет приказ, - уже сурово сказал рыжий Юр, неистово поигрывая желваками на ввалившихся щеках. По сжатым кулакам ясно видно было, как он пытается подавить в себе конквистадорские наклонности.
- Мы должны помочь этому угнетенному народу освободиться из-под ига крылатых, - убежденно сказал Алан.
- Гип-гип-ура! - завопил Игорь.
- Это, знаешь ли, вопрос философский. Ты задумывался: а имеем ли мы право вмешиваться? Мы можем непоправимо нарушить баланс сил на исторической арене, в аспекте будущего планеты...
- Заткнись, Интеллигенция. Уж от тебя я этого не ожидал, - вмиг ощетинился Алан.
Тут Игорек снова потянулся к остаткам в бутылке:
- Нет, мы непременно пустим-таки пух и перья с крылатых товарищей. На перины!
- Так, слушай меня, Кукурузник, - начал Юр тоном доведенного до тихого бешенства преподавателя, который все еще сдерживает себя и говорит нарочито спокойно, рассудительно, стараясь не взрываться. - Слушай, помнишь, тебя еще в академии прозвали Алан-баран за упрямство? Так вот ты, кореш ты мой дорогой, как бы ты ни вбил себе в голову идею освобождения угнетенного народа, тебе придется эти "шапкозакидательские" настроения бросить. Лозунг "Броня крепки и танки наши быстры" хорош был для советских коммуняк 30-х годов XX века (да и то, кстати, история преподнесла им жестокий урок в 41-м году). Брось, давай не повторять их ошибок. Защитник эксплуатируемых, Че Гевара ты мой, не забывай, что нас здесь всего четверо. Мы - разведчики, и только! Мы не устанавливаем сферу влияния.
- А роботы? А техника?! Да мы по сравнению с ними...
- Мальчишка! Молчать! - теперь уже рявкнул Юр. Хорошо, что Игорь успел вовремя допить водку. Пустая бутылка подпрыгнула и покатилась - жилистая рука с рыжими волосами властно опустилась на стол.
- И, вот что, еще одно: о девушках. Никаких личных контактов с местным населением. Или кому-то напомнить "Кодекс поведения на исследуемых объектах"? Отныне все усилия направляем на сбор информации. С завтрашнего дня я и Интел... то есть Персей отправляемся с целью получения как можно более подробных данных о завоевателях-йергсингах.
- Да их тут мало, они - наблюдатели.
- Не перебивай! Алан и Игорь - на поиски полезных ископаемых. Заслуживает ли вообще планета внимания. Чтобы примерный план размещения природных богатств был готов через две недели.
- А на хрена? Если мы не будем ту ни с кем воевать, то...
- Слишком много ты, Кукурузник, разговариваешь. Все это нужно для отчета на Землю. И ведь мы не знаем в конце концов, каков будет приказ.
- Вдруг пришлют подкрепление, и разгорится звездная война? - иронически усмехнулся бледными губами Персей, а потом задумчиво опустил подбородок в подставленную ладонь.
Наутро Алан прекрасно выспался, даже немного опух от сна. Неловко, стараясь попасть в штанины зелено-пятнистого комбинезона, тщетно прыгая на одной ноге, он буркнул Игорю, который в это время тщательно скоблил физиономию, подтыкая языком то одну, то другую щеку:
- Полезные ископаемые будешь сам искать. Врубился? Лопату в зубы и - вперед!
- Совсем опух? Не понял, а ты?
- Ж...й нюхаешь цветы! Иду, куда "труба зовет". Урою, падла, если будешь соваться в мои дела!
Этим утром, новым утром своей жизни, Алан проснулся от необычного звука. И сразу не мог сообразить, что это такое. Не было привычного зуммера будильника - одно лишь уютное пощелкивание и квохтанье, как когда клюют птицы, возня, шорохи, лай, запах чуть подгорелой каши с золотистой корочкой, залитой маслом. Он перевернулся на другой бок, поджал ноги и попытался снова уйти в забытье, навеянное откуда-то из детства. Только что к нему являлась бабушка во сне. Так хотелось удержать ее, вернуть всю ту сладкую ауру сна...
Те далекие годы... Бабушка, его бабушка. Это она так хлопотала у плиты, пока он еще спал... Это она нежно тормошила и звала кушать, когда уже и так запах печеностей и жаркого захватывал, чаровал и тянул к столу. Его крестьянская бабушка... Потом жена уже ничего не готовила - всё делали роботы. И запахов таких не было. Эмансипированная Сольвейг использовала наилучших поваров-киборгов европейских фирм в новомодной кухне из Италии. Но запахов таких уже не было.
Сон куда-то рассеялся сам собой. Алан обалдело поднял голову. Неужели это всё правда? Всё, что было минувшей ночью? И он теперь тут, в маленькой допотопной избе из глины, где по полу бегают и квохчут птицы вроде кур, а в углу на соломе возятся теплыми комками новорожденные щенки. Неужели всё это не сон? И женская фигурка у плиты - это она?
Так похожая на Сольвейг со спины, такая же хрупкая, даже прическу такую из своих непомерных черных волос Сольвейг иногда делала - узел на затылке, как у древних римлянок, а из него - пышный хвост рассыпающихся кудрей. Только представить Сольвейг у плиты! Алан усмехнулся. Да еще у глиняной печки!
Из дверки пахнуло дымом - горячим, древним, давно-давно позабытым. Женские руки ловко подкидывали поленья, светясь при этом красно-медным отсветом. Алан, не в силах оторваться, смотрел в очаг. Там был целый мир, как на сцене, подсвеченного алого и умирающего серого цвета, мир со своими шелестами, потрескиваниями, мир навсегда забытого живого тепла. Зажигала так печку когда-нибудь бабушка? Наверное, нет, конечно же нет. Может, это вообще память предков? Не все ли равно?
- Заргия! Моя! Ты - моя... (он не мог подобрать слов) жена, любимая, желанная, добрый гений... Нет, все это казалось какими-то пошлыми, надуманными литературными штампами. Он не смог бы толком высказать, не умел и не пытался. Но он уже знал: вот это вот тепло, которое сейчас льется от ее очага к нему, ведет его за собой, словно пещерного человека, все это было в миллионолетних далях точно так же - сливалась горячая любовная сила с игрой огня, залога жизни. И это тепло уже захватило все его существо до последней клеточки, стало его теплом.
- Моя, моя Заргия. Не отдам никому, никакому крылатому. Ты знаешь, ты совершила чудо: вынула занозу из моего сердца. Теперь мне совершенно не больно вспоминать о Сольвейг. Просто так, как все говорят о своих бывших женах - спокойно-иронично...
Он обращал к ней этот мысленный монолог. И знал, что она слышит его. Но молчит. Она - стыдливо-немногословна.
Из углубления печи появилась глиняная миска с бобами и мясом. Алан сглотнул слюну, но сонное оцепенение все еще держало в своих тисках. Тоненькая фигурка в белом коротком подпоясанном платьице все еще продолжала возиться у плиты, видно, хозяюшка старалась накормить его посытнее из своих нищенских запасов.
Вдруг чье-то маленькое замерзшее тельце скользнуло к Алану в подмышку, под одеяло из овечьих шкур.
- Малыш, ты где так замерз? Ну грейся, дурачок. Как тебя - Визинг? Странное имя, непривычное. Важное какое-то. Я тебя лучше буду звать Витюшкой. Хочешь быть Витькой?
- Ага, - сверкнули в улыбке два больших белых заячьих резца, совсем как у матери. Белобрысый ежик сразу спрятался под теплой кучерявой шкурой. Новоиспеченный Витюха скорчился на боку, поджав ножки калачиком. Алан провел рукой по его нежной, как персик, в пушке, лобастой головенке. Он забыл уже, как пахнут детские волосы, какие они на ощупь. Давно, кажется, в прошлой жизни, он гладил так же ладонью черную головенку сына, Олежки, красивого мальчика, у которого были бархатные глаза Сольвейг. Совсем непохожего. И все-таки такого же трогательно маленького, с тем же запахом ребячьим, каким-то сладким, молочным. Давно-давно забытое ощущение...
У Алана что-то защемило в гортани, защекотало в носу, словно он сейчас заплачет. Но этот сладостно-печальный спазм прошел, и он долго лежал, боясь пошевелиться и отнять руку. Под ладонью было тепло, там посапывал его новый, неожиданно обретенный малыш, как будто вьюгой принесенный, неисповедимыми путями шагнувший к нему...
Заргия уже ставила глиняную посуду на грубо обструганный стол. Ее мелодичный голос совсем не нарушал течения мыслей.
Алан лежал все так же, опершись на локоть, другой рукой обнимал сынишку, взгляд его был каким-то отсутствующим и сосредоточенным на своем.
- Я вас никому не отдам. Вы еще увидите нашу Землю!
Заргия в своем коротеньком голубоватом хитоне из льна подошла, улыбаясь. Все время что-то нежно тараторила. Алан понял, что не вслушивался, ему просто было приятно, как от птичьего щебетанья.
- Да, прости, ты говоришь, идти завтракать? - он потянулся изо всей силы, хрустнул суставами, напряг мощные округлости бицепсов, еще раз зевнул, прикрыв рот рукой, и беззаботно, как в детстве, заявил: "Вставать лень".
Она тихо засмеялась. Присела на край постели из бараньих шкур, потерлась губами о небритые щеки Алана, кудри накрыли его лицо - темные, игривые, как живые. Хитон распахнулся сбоку, обнажая до самого верху ее точеную ногу. Землянин уже хотел с грубоватой нежностью ухватить ее и увлечь в библейски древний альков, но ему помешало тельце спящего Витюшки, который перевернулся во сне, безмятежно раскидал лапы, так спокойно, как настоящий первенец в объятиях своих веселых молодых родителей.
Заргия чуть отстранилась, настороженно улыбаясь, все время вглядываясь ему в глаза, как будто желая понять, не раздражит ли его чужой ребенок. Волна черных кудрей все еще немилосердно щекотала аланову шею, он накручивал нежные завитки на свои пальцы и с новым интересом разглядывал женщину при утреннем свете.
"Такая юная. Ну сколько ей? Восемнадцать, не больше. Так когда же она родила? Что же получается? Это животное, работорговец пернатый, ее взял лет в четырнадцать-тринадцать? Ну и скотина! На малолетку его потянуло. Уже за одно это хвост повыдергать".
- Заргия, слушай. Мне все-таки нужно поговорить с тобой. Прямо сейчас.
Она пластично, как танцовщица, ластилась к его руке щекой и губами, заискивающе, чуть униженно, готовая в любой момент прильнуть, ловя в глазах малейшее желание, прихоть повелителя. "Рабыня из султанова гарема, - подумал в этот момент Алан, - на каково бы ни было твое прошлое, я заставлю тебя его забыть, перенесу тебя в другой мир, к другой судьбе, разбужу в тебе человека..."
- Подожди, давай поговорим. Я не всё понимаю насчет тебя, Заргия.
Она удивленно откинулась. Что еще, может, каких-то новых ласк, любовных игр хочет повелитель, может, не угодила чем-то этой ночью?
- Вот ты говорила, что отец твоего ребенка - самый главный йергсинг, царь ихний вроде бы. Так?
- Да.
- И я так понял, что ты гордишься этим, что ты ждешь его к себе, хочешь, чтобы он забрал сына, сделал великим человеком в их обществе и тому подобное... Так или нет? Правда это?
Она рывком отодвинулась, будто от удара током.
- Нет, все не так. Я - дура. Не всегда меня воспринимай всерьез. Я просто это говорила, - она вытянула руку, как бы защищаясь ладонью, - говорила это все чужому, неизвестному, еще нелюбимому. Понимаешь? Наверное, хотела внушить уважение, что ли. Ты ведь мог быть послан и от йергсингов тоже. Я тебя еще совсем не знала. Лишь смутно ощущала исходящую от тебя доброту.
- Хорошо. Ну а почему все так изменилось? Ведь по сути дела ты предала этого старого хрена.
Она вздрогнула. Видно было, как его слова причиняют ей боль. Опустила голову на руки.
- Я его никогда не любила. Он взял меня, как вещь, не спрашивая моей воли (мы все здесь их вещи). Научил угождать себе. Потом забыл вообще. Я перестала его интересовать. Он страшно хотел ребенка, до поры до времени оставил его со мной. Я ему не нужна. Ему нужен теперь только сын. За ним он прилетит когда-нибудь. И навсегда отберет его у меня. Видишь ли, если он - царь, как ты говоришь, то я царицей не буду. Меня он так и оставит здесь.
- Ты будешь МОЕЙ царицей, дурочка! Ну иди ко мне, маленькая, девочка ты моя. Как же тебе паршиво здесь живется, как трудно и одиноко. Слушай внимательно. Твоя прежняя жизнь кончилась. Это я тебе говорю. Ты будешь со мной. Я не допущу...
- Подожди! А Визинг?
- Ну разумеется, мы улетим все вместе. Хочешь жить у нас на Земле? Жить там, где тебя никто не унизит, никогда? Быть моей женой? Женушкой моей любимой!
Но вместо ожидаемого восторга на полудетском личике с открывшимися белоснежными резцами вдруг пробежала тень, глаза потухли, смотрели уже в сторону, они как-то стали глубже, наполнились отрезвляющей печалью.
- Нет. Он никогда не отдаст Визинга. С ним у него связаны грандиозные планы. Видишь ли, их Библия (так образно перевел прибор) гласит о том, что Визинг должен стать их царем. Он - избранный. Он - божий посланник. Он призван спасти их расу от вымирания. Будущий повелитель, который сам погибнет за свой народ. Мессия. Страдалец. Вот какую ему уготовили судьбу.
Она помолчала. Алан еще не находил слов.
- Я не хочу! - вдруг вскрикнула девчонка. Алану так хотелось снова любоваться, как ее глаза-озера, то серые, то синие, плещут любовью, бесконечной глубиной женской преданности и ласки. Но они закрылись, зажмурились, закрылись ладонями, рот свела уродливая судорога плача. Алан ощутил острую, совершенно реальную боль в грудной клетке. "Что это? Ее боль - моя боль? Телепатия? Или любовь? А может, любовь и есть проникновение чужой мысли, чужой души в тебя?" Его словно обдуло холодным ветром. Он вдруг остро, до озноба, ощутил трагедию слабого, одинокого, маленького существа, девочки-матери, низведенной до уровня скота, использованной для какого-то биологического эксперимента... Существа, которое некому защитить. По крайней мере, до сих пор некому было...
Она вытерла тряпьем покрасневшее лицо, шмыгнула носом, притихла. Глядя в окно, куда-то за колодец, в начинающийся с краю села лес, тихо сказала:
- Плетью обуха не перешибешь. Мы ничего не можем.
- Еще как можем! Ну какая же ты у меня дурочка. Вот такая вот неграмотная у меня жена маленькая. Ну как же тебе разъяснить, что ты еще просто не знаешь нас, землян. Пойми и запомни: мы сильнее твоих козлов пернатых, мы...
- Подожди! Ты не представляешь их силу. Она не в оружии, как у вас, она - во внушении.
- Ничего. Разработаем защиту. Направим роботов. И не с таким сталкивались. Главное - ты согласна?
- Подожди. А Визинг? Здесь ему не жить. В деревне его травят, называют проклятым. А как же ему будет там?
- Не понял. У вас же много телепатов. За что травят? За то, что он сын ненавистного?..
- За то, что он - мутант (ей с трудом далось это слово, она словно подавилась им и бросила испуганно-испытующий взгляд на Алана). А люди всегда готовы убить тех, кто не похож на них.
- Мутант? - Алан рывком откинул нагретую дыханием малыша шкуру, - дитё как дитё! Чего ты клевещешь? Ну, правда, голова у него очень большая, лоб особенный. Он просто умничка, башковитый парень, ну разве нет?
- К сожалению, слишком. Он уже - как взрослый. Умом. Уже сейчас. Но это не мое. Потом узнаешь. Увидишь. Поймешь.
Сколько же дней прошло? Сколько времени он провел в маленькой хижине с тростниковой крышей и немудреным хозяйственным двориком на отшибе от деревни? Пять дней, что ли? Неделю? Время для него перестало существовать. Была только она, одна, единственная женщина на свете. Он упивался обладанием ею, как в мифической древности, на бараньем руне, под стрекот сверчка, в пахнущем дымом тепле живого очага.
Упивался он и отцовством. Потерянным и вновь подаренным судьбой. Вот и сейчас малыш Витюха идет рядом с ним показывать лесные дебри - что-то вроде своей детской игровой площадки. При его-то пронырливости и бесстрашии он, как мальчик-паинька, как папин сынок, не вынимает свою липкую ручонку из большущего кулака Алана. И тот понимает: ведь так хочется быть рядом с папой! Ведь у него нет отца, как у других мальчишек в деревне. Хоть они и пьяницы, и дерутся, но он так завидовал тем, кто мог гордо пройти по улице, держась за сильную руку отца... А Алан, ухмыляясь на него сверху вниз, думал про себя: "Подарок ты мой. Подарок планеты Икс".
Конечно, упоительный сон не бывает бесконечным. Много тяжких мыслей уже заставляло Алана не раз теребить и лохматить свою русую густоволосую башку. Он прекрасно понимал: пора к своим. Объяснить всё Юру. Он поймет. Поворчит, конечно, может, по мозгам съездит, но поймет и всё замнет.
Но как же бросить их здесь? Этих двоих... Алан представил мысленно, как две фигурки машут ему руками, стоят у своей хатки, а он удаляется. Исполнять свой долг. Какой долг? Какой долг может быть выше долга перед ними? На этом месте своих рассуждений Алан обычно скрежетал зубами и становился в тупик.
Значит, выходит, надо покориться судьбе. Инструкция не разрешает. Надо с женщиной расстаться. А у нее по воле какого-то хвостопера вшивого отнимут ребенка (хоть бы взглянуть, что за чучело такое с хвостом и в перьях!) Значит, мы все трое должны друг с другом расстаться. Но зато я буду примерный разведчик и законопослушный член экипажа. Гип-гип-ура! "А вот вам! Выкусите!" - сделал Алан непристойный жест в сторону какого-то невидимого судьи.
"Пошло оно всё! И этот Юр тоже хорош, в конце концов. Сам уже в разладе с самим собой. От подавляемой ярости (ему так хочется действовать, он прирожденный воин) только зубами скрипит да кулаками лупит - по груше в спортзале. У самого руки чешутся навести тут шмон на этой планетке, пустить в ход аннигиляторы, нейтронные пушки, антигравитаторы, отряд роботов и так далее. А приходится вести себя, как выпускница института благородных девиц".