Ольга в сердцах отшвырнула свою сумочку и выскочила из домика. Сумочка упала, из нее посыпались карандашики, зеркальце, платочек, помада...
Когда я услышал, как заурчал мотор энки, я со злости кинул книгу, которая лежала на коленях и во время нашего разговора служила барьером между мной и Ольгой. Книга, жалобно пискнув, ударилась об дверь. Я сидел и думал, что с каждым днем Ольга становится все более раздражительной и нетерпеливой. Вероятно всего, этот брак действительно является ошибкой. Впрочем, так уверяли нас и моя мама, и мать Ольги. Так думали и наши друзья.
Я поднялся и подошел к окну.
Гаражные ворота не были заперты - Ольга не удосужилась нажать на кнопку. Все наши последние разговоры сопровождаются военными действиями, словно согласно кем-то придуманному графику. Инспектора из комиссии соцэтики были бы удивлены.
Подошел к кухонному повару и открыл винную карту. После таких передряг не грех и выпить чего-нибудь. Вероятно, развод будет лучшим выходом из сложившегося положения. Так я и сказал Ольге. И мы разругались. Как всегда.
Автоповар загудел - заказ готов.
Одновременно пропиликал видеоплейт. Наверное, кто-то из новых дружков. В последнее время я зачастил в коктейль-бары, где и набил компанию этих "друзей".
Возникло лицо (холеное лицо, полоска черных усиков, глаза навыкате) молодого человека в черно-белой униформе.
-Имею честь разговаривать с Владимиром Анжулом? - спросил он.
-Да.
-Дорожная полиция.
-Что-нибудь случилось? - Почему-то в горле пересохло.
-Вы владелец энки 3-17 желтого цвета?
И вдруг я понял, и мне стало не по себе.
-На скоростной магистрали Брест-Москва энка 3-17 выскочила на встречную полосу и столкнулась с автотрейлером. Водитель-женщина доставлена в клинику скорой помощи...
Я выбежал из дома. И помчался к станции. В голове молоточком стучали слова: "только не это... только не это...". Все было фрагментами: пешеходный мостик, станция монорельса, душный салон, нервное ожидание, нетерпение, курение, снова станция, плавающая улица, розовое здание клиники, молодая девушка в регистратуре.
-Я вас слушаю...
-Мне... нужна Ольга...
Мне хотелось выть, плакать, рвать волосы от ожидания неизбежного, биться головой...
-Точнее, пожалуйста!
-Ольга Анжул, 27 лет, персональный индекс ...
-Она в операционной, к ней сейчас нельзя. Присядьте, надо немного подождать!..
Я сел на какой-то воздушный диванчик. Напротив двери с надписью "операционный блок". Секунды цеплялись друг за дружку, стрелка еле двигалась...
-Извините, - спросил усталый мужской голос, - это вы будете мужем Ольги Анжул?
Высокая худощавая фигура в голубом халате. На груди бэйджик: "Юдрас Греблер, общая хирургия".
-Да...
-Не волнуйтесь. Пока еще идет операция. Есть надежда, что все будет хорошо.
Второй час ночи. Верхний свет выключен, горят несколько бра на стенах. Коридоры пусты, никого нет. Я сидел, уткнувшись в ладони.
Подошла сестричка, принесла чаю. Чай не пил.
Иногда вставал, ходил, мерил шагами пол до дверей операционного блока.
Вновь подходила медсестра, посоветовала немного поспать, принесла плед. Лег, но заснуть не смог.
Пять часов утра.
Заснул. Желтая стрела энки со скоростью отпущенной тетивы несется вдоль ленты магистрали. Чей-то голос, очевидно, дорожной полиции, требует сбавить скорость. На повороте, мягком изгибе, энка выскакивает на встречную полосу. Пугающая тень метнулась навстречу. Скрежет пневмоподушки. Удар в кабину черного червя автотрейлера. Брызг пластики, стекла. Черное, желтое и красное...
Задохнувшись, я закричал во сне и проснулся. На виски давит тишина. Во рту пересохло - где-то рядом должен стоять остывший чай. Но как-то тяжело подниматься.
-Каково состояние? - спросил знакомый голос.
-Серьезные повреждения в области живота. Тупая травма живота, разрыв печени, внутрибрюшное кровоизлияние, - ответил незнакомый голос.
-Все симптомы повреждения ствола спинного мозга, - добавил третий голос, - поставарийный шок, первые признаки парамнезии и атаксии...
-Медицинская проекционная карта дает восемьдесят три процента полной реабилитации.
-Хорошо, - пробормотал первый голос.
С Ольгой я познакомился, когда перешел на четвертый курс института. Ольга в то время только поступала. С тремя ребятами, как и я, провинциалами (институт находился в Питере), мы ходили на смотрины на первый курс, и Ольгу из компании неоднородной студенческой массы я выделил сразу (высокая, стройная, летящая), но подойти тогда застеснялся. Переборол стеснительность я уже на первой вечеринке, посвященной каким-то городским праздникам, тогда я пригласил ее на танец, а затем и вовсе увел бродить по набережным. А уже в ближайшее воскресение мы поехали в Петергоф...
-Володя!
Я открыл глаза и увидел осунувшуюся женщину с красными от слез глазами. Мать Ольги. Моя теща.
-Что-что случилось? Как же так могло быть? Почему не уберег?
-Оля попала в аварию. Но врач сказал, что все будет хорошо.
-О боже!.. - и она заплакала.
-Не надо, Лиза, - сказал мужской голос за моей спиной. Отец Ольги.
-Что с ней?
-Не знаю... еще идет операция, - не мог же я сказать про услышанный диагноз.
На вечере моего выпуска Ольга прижалась ко мне и сказала, что если я уеду в Минск, то она бросит институт и поедет следом. Я посмотрел на нее и хотел отговорить, но, увидев ее глаза, похожие на две большие капли воды, промолчал.
Может быть, тогда разговор что-нибудь решил бы...
Не знаю, но на утро я звонил домой и сказал, что задерживаюсь в Питере.
А когда летом Ольгу отправили на практику на новозеландские гидрофермы, я, работая в институте, сумел пробить через ректорат путевку туда же.
Спустя год, который прошел в розовом свете любви и согласия, мы подали заявление. Свадьба прошла в тесном дружеском кругу, а родители узнали об этом намного позже.
Ольга получила направление на работу в Борисов, на березинские гидрофермы. Правдами и неправдами я тоже добился перевода на борисовскую опытную станцию и, кажется, с этого момента в нашем браке пошли трещины.
-Владимир?.. Владимир Анжул?
Передо мной стоял полноватый начинающий лысеть мужчина. Он был в костюме, и по его лицу было видно, что костюмы он не любил, но по долгу службы носить обязан.
-Моя фамилия - Ноткин, комиссия социально-этических проблем, - протянул он руку и галантно раскланялся.
Парировал я грубо:
-У меня сейчас нет желания разговаривать с вами!
Ноткин неловко улыбнулся:
-У меня всего пару вопросов, не более... это не займет много времени...
-Нет! - сказал я.
-Уважаемый Владимир, сейчас вы препятствуете исполнению международной конвенции о предоставлении помощи представителю социоэтической комиссии. Может закрасться мысль, что вы скрываете некоторую информацию относительно происшествия с вашей супругой.
-Нет!
-Только принимая во внимание ваше состояние, не будем доводить дело до конфликта, я подойду к вам попозже, - он откланялся и отошел.
Я сел и зажал голову в ладонях. В висках стучала кровь. Все комиссии слетаются как стервятники.
Почему так долго длится операция?..
Помню, как мы отдыхали у моря. У нас был отпуск, короткий, только несколько дней. Летом трудно выбить отпуск больше чем на неделю, иначе на хвост садятся коршуны из комиссии по контролю трудовых отношений.
Солнце, море, мягонький песочек - что еще надо двоим влюбленным. Особенно двоим влюбленным студентам.
Ольга самоотверженно бросалась в волны, которые выкидывали ее обратно на берег. А когда она выходила, казалась богиней, рожденной пеной морской, как Афродита. Она ступала босыми ногами по берегу, и солнце было нимбом. Помню, на миг меня словно парализовала мощная, безмолвная сила божественной красоты. У меня даже дыхание сперло. Я боялся спугнуть это божественное видение...
Я очнулся от прикосновения чьих-то пальцев (о как хотелось мне, чтобы это были пальцы Ольги). Это была медсестра.
-Вас зовет доктор Греблер.
Доктор был очень уставшим - инспектора за такое по головке не погладят. Греблер начал говорить, что все хорошо и что самое ужасное уже миновало, но Ольге требуется отдых, чтобы полностью восстановиться, и что ее персональный индекс разрешает проводить реабилитационные работы, но мне необходимо будет оформить все документы с юристом клиники и согласовать все с социоэтической комиссией.
-Доктор, я могу ее увидеть?..
-Только одну минутку, не более... Вы должны понимать, что ей сейчас потребуется полнейшая тишина и покой. Никаких стрессов и встрясок. Только покой и тишина.
...Ольга лежала на песке и гладила кончиками пальцев меня по лицу. Нос, щека, губы...
-Я напоминаю тебе, наверное, ребенка, да?
Я улыбнулся на ее слова, покачал головой:
-Ты милый, хороший человечек!
-Володенька, надо позвонить маме и сказать, что мы поженились...
-Ну, ей-то это вряд ли понравится!
-Но она же моя мама и...
-А ты маленькая непослушная девочка, которая убежала из дома с каким-то чудаком, - сказал я.
Ее лицо стало очень серьезным:
-Ты не чудак!..
-Я пошутил, Оленька, Оленочек...
Сейчас она лежала на койке под белым одеялом. У изголовья койки отстукивали сердечные удары приборы жизнеобеспечения.
А меня поразил взгляд. Ее удивительных, полных глубокой зелени глаз.
Я понял, что если сейчас она скажет "уйди!", я уйду, и мы больше никогда не увидимся. Я ошибся - она улыбнулась.
-Ты похож на взъерошенного птенца, - сказала она тихим, очень слабым голосом.
Я наклонился и поцеловал ее. Также тихо сказал:
-Прости меня...
-Владимир! Проснитесь!..
Я открыл глаза. И чуть не застонал - это был лишь сон.
-Владимир! - рядом стояла уважаемая теща, мать Ольги, - вам лучше уйти раз и навсегда! Разве вы не видите, до чего вы довели мою Олечку?!..
-Я останусь!
-Я думаю вам лучше уйти! И никогда, слышите, НИКОГДА не появляться рядом с ней!..
Я не ответил, только сейчас мне не хватает противостояния. Хватит с меня баррикадных перестрелок с социальными комиссиями. Помощь пришла неожиданно - тесть уволок свою супругу.
Веселье у Гарика началось еще вчера. Людей - не продохнуть! - Гарик обожал большие компании людей. Много друзей, знакомых, еще больше людей, совершенно незнакомых.
-Чувствуйте себя как дома, - сказал Гарик, - сегодня день полной свободы, с властями договорился - проблем не будет! - и, вручив бокалы с коктейлем, затерялся в толпе гуляющих.
Люди веселились и в доме, и в саду. Кругом горели какие затейливые светильники, копошились официанты - киберы. Воздух был свеж, кто-то пел, кто-то громко спорил. Питер в этот день отдыхал!..
А может быть, и не было никакой аварии. Никакого происшествия! Сейчас я открою глаза - жалюзи уже раздвинуты (Оля, как только встает, раздвигает жалюзи), и столб солнечного света падает на белый, мягкий и пористый, как губка, пол. Уже поет свою утреннюю мелодию кухонный комбайн, пахнет свежо сваренным кофе. И сейчас выпорхнет с террасы Ольга. А происшествие останется далеким, страшным сном...
Скорость была велика - я был взбудоражен после ссоры, и поэтому почти не сбросил скорость на повороте. Энка заскользила по магистральному полотну, жалобно визжа. Мгновенно вырос черный уродливый автотрейлер. Он дернулся в сторону, но было уже поздно - энка словно пыталась полностью войти в корпус трейлера. Удар был настолько мощным, что стекло энки треснуло как скорлупка. Трейлер соскочил с дороги, засыпая искрами придорожную траву и песок. Я задыхался, но я был жив...
Приходил в себя медленно, болезненно, словно пытался выкарабкаться из полной звонкого лома ямы. Все звенело, отдаваясь по всему телу иглами боли.
Какой-то бестелесный голос произнес:
-Признаков конфабуляций и парамнезии не отмечено.
-Володя, вы может открыть глаза!
Я открыл глаза, и словно резануло ослепляющим лезвием. Я зажмурился.
-Не бойтесь, неужели так страшно?! - удивился звонкий женский голосок.
На голосок шикнули, и он трепетно умолк.
-Володя, можете осторожно открыть глаза, - сказал первый голос, мужской.
Передо мной стояли Юдрас Греблер, какая-то молодая незнакомая девушка и молодой плечистый парень. Но меня поразило другое: я лежал в койке под белой простыней. Как я попал в палату? Может я потерял сознание, когда ждал Ольгу после операции? Ну, конечно, я был очень взвинчен после ссоры, а тут происшествие на энке!
-Как Ольга?! - а голос мой совсем охрип.
-Кто это? - спросил плечистый парень, поворачиваясь к девушке.
-Супруга, - ответила та.
Парень покачал головой:
-Он еще находится во власти своих фантазий.
-Позвольте, - заволновался я, - каких фантазий?
Парень не ответил, он внимательно посмотрел на меня и сказал:
-Включите ГИП.
Греблер начал водружать на мою голову какую-то сеточку с датчиками, затем пощелкал на пульте изголовья кровати.
Тихий вкрадчивый голос начал усыплять. Я был взволнован, но еще более был уставшим. Глаза непроизвольно закрылись, и я поплыл...
Мне вспомнилась авария. И я все понял. Мы поссорились и я, забрав жетоны ключей, умчался на энке. Был так взвинчен, что не сбросил скорость на этом злосчастном повороте. Потом уже плечистый парень, светила мировой хирургии, сказал мне, что иногда от шока бывает отторжение памяти, так называемые конфабуляции, ложные воспоминания. При помощи их организм борется с шоковыми последствиями.
После сеанса ГИПа я спал, а потом ко мне пришла Ольга. Мокрые щеки, красные глаза. Намучалась. Она наклоняется, что-то шепчет мне в ухо, слов трудно распознать, но что-то ласковое и приятное. Как же иначе.