Пески, пески, пески... Кругом одни пески! Кто-то с поэтов сказал: "Песчаная сушь" - это про эту планету. Атмосфера полного покоя и дикого равнодушия к судьбам пятерых космонавтов, затерянных у черта на куличках. Впрочем, космонавтов ли? Как это сказал вчера Шнайдер? - обломки человеческой психики!.. Верно сказано!..
-Остается надеяться, что направление было выбрано верное, - сказал Ник.
-А ты думаешь, что Беринже и другие простят нам эту оплошность? - сорвался на фальцет Фехнер.
-Взрыв реактора далеко не оплошность, - мрачно возразил Ник, - а истерикой жизнь Беринже не вернешь!..
-Я имел в виду совсем другое, - сказав это, Фехнер бросился с бархана, заскользив, как мастер фристайла по рыже-желтой стене песка.
К Нику подошли остальные. Трое человек. Обломки психики.
Савченко встал спиной к ветру, стянул маску и открыв флягу, сделал несколько жадных глотков. Наклонившись, сказал шепотом Нику:
-Шнайдеру совсем худо! Несет бред о какой-то Лизе... Что будем делать?
-Старик зовет идти, - Ник кивнул на уже спустившегося Фехнера. Обычно белые комбинезоны-теплоизоляторы в этом песочном аду порыжели, и заметить Фехнера уже было затруднительно.
Сделав еще глоток, Савченко протянул флягу Нику - тот отказался, лишь спросил:
-Сколько мы уже идем?
-Около... четырех часов. А казалось сутки... Если сделать расчет на то, что Шнайдер всех задерживает, то идти нам... еще часов шесть или семь.
-Скоро зайдет солнце, или как оно тут называется, а мы вымотались как черти... Старик на пределе, у Курта - шиза. То есть двое из пяти.
-Печальная арифметика, - сказал Савченко грустно, - но не оставишь же их здесь...
-Никто об этом и не говорит, - зло ответил Ник.
Галина и Шнайдер приблизились к Нику и Савченко. Курт Шнайдер выл. Галина его поддерживала за руку и что-то ласковое щебетала в ответ.
Ник отстегнул флягу с коньяком и протянул Галине - женщина отчаянно замахала в протест свободной рукой, тогда Гизе всучил флягу Шнайдеру - тот немного отпил.
Спуск-подъем, спуск-подъем, песчаные кручи осыпаются, все скользит, разъезжается под ногами, а проклятая рыжая пыль лезет под маску, к глазам, в рот. Песок ощущается на зубах, поедается вместе с галетами и хлебом, тушенкой и коньяком. Однако ты идешь, не смея задерживаться, понимая, что остановка здесь подобна смерти.
Первая ночь в пустыне, которой нет конца и края. Чем-то напоминает практику пятого курса, когда изматывали учения, ночные подъемы, марш-броски в полной экипировке. Весь день сплошным конвейером заполняли тренинги: стрельба, рукопашный бой, прыжки с парашютом, плавание, отражение психо-атак, экстремальное вождение - на размышления остается пара секунд, решения необходимо принимать быстро или вообще не принимать, а к вечеру усталость бросала в забытье, чтобы ранним утром все началось снова...
Палаточный домик содрогался от шквальных порывов ветра, словно некий шутник исполинского роста, желая поиграть, обхватывал своими мощными ручищами купол палатки и пытался оторвать от земли.
Дикий холод, пронизывающий ветер, пыль, переносимая им, покрывает за сутки тысячи километров. Холодная ночь, жаркий день. Впрочем, здесь еще спокойно, а вот что творится на терминаторе, можно только догадываться: огненные бури днем и могильный холод ночью...
Ник проснулся от шума.
Переносный фонарь, висевший под самым куполом, раскачивался - лица людей, освещенные им, приобретали зловещие очертания.
Заслонив дверной проем, стоял Курт, напротив него Галина и Фехнер, оба - спиной к Нику.
Ник глянул на рядом лежащего Савченко - тот спал настоящим богатырским сном, не разбудишь и пушкой.
-Шнайдер, отдай пистолет! - сказал Фехнер.
И только после этих слов Ник заметил в руках Шнайдера пистолет.
-Зачем?.. Ты прогнал мою Лизу, ты разбил корабль, ты убил Робера, Джину и Сесиль... Ты убил их всех! Только ты, Фехнер!.. Я отдам тебе пистолет, и ты убьешь меня, и Галю, и Ника!.. Стой! Не шевелись! - он угрожающе поднял пистолет.
-Курт! - выдохнула Галина.
-Не бойся, Галя! Я избавлю нас от этой мрази!.. - лицо его вздрагивало от света фонаря. Он махал пистолетом, требуя возмездия. Фехнер стоял, ни на кого не глядя. Белые седые волосы спадали ему на щеки и глаза.
Курт закашлял, рука с пистолетом затряслась - все напряглись, ожидая выстрела. Шнайдер хотел что-то сказать, но кашель все глушил. Вдруг он закатил глаза и повалился на полотняную стену. Пистолет выпал из руки. Курт осел и завалился на правый бок, тяжело дыша.
Галина и Ник подскочили к нему. Фехнер молча сел на пол.
-Первые признаки псаммофобии: кашель и абсанс, - тихо сказала Галина.
При помощи подоспевшего Савченко, Ник уложил Курта в спальник, укрыли одеялами, а Галина тем временем отыскала в аптечке шприц-ампулу и сделала укол.
Ник лег, фонарь выключили, и все утихло, лишь было слышно, как за стенами стучал по палатке злой ветер, недовольный человеческим присутствием.
Последний час выдался особенно трудным - Курт капризничал, и Нику и Славе Савченко пришлось нести Шнайдера по очереди на спине. Время ползло дико медленно, идти было тяжело, от панорамы однообразных ландшафтов уже мутило - комок горечи подкатывал к самому горлу, по вискам били молоточки боли, а сердце яростно хотело выпрыгнуть из грудной клетки. Может это симптомы подступающей болезни псаммофобии?
***
Корабль падал. Это было падение в бездну, падение без конца. Случайная ошибка всегда может повлечь за собой цепочку других, а те, в свою очередь, гибель человека. Взрывом одного из реакторов разнесло машинное отделение (погибли два инженера реактора), спустя пару часов скончался помощник капитана - он бросился к погибшим и получил дозу облучения открытого реактора. Через три часа рванул второй реактор, который не удалось остановить. Поврежденные реакторы отстрелили, но на этом цепочка жертв не прервалась...
Когда в корабельный госпиталь, развернутый по тревоге, поступило три человека с признаками жесткого облучения, то все трое были погружены в анабиозное состояние врачами Густавом и Галей. Лучевая болезнь была хорошо знакома медикам и от нее знали противоядие.
Спустя семь часов по неизвестным причинам умер инженер биологической защиты корабля, затем еще один человек, а через полчаса остановилось сердце Элизабет Монтгомери. Медики были бессильны...
После этого капитан ввел режим особого контроля в условиях действия экстремальных ситуаций - каждый член экипажа должен пройти строгий медицинский контроль. Выяснилось, что признаки неизвестного облучения имеются у, по меньшей мере, четверых человек. Изолировав этих людей, Галина и Густав закрылись с фармакологическим комбайном.
И снова смерть потрясла корабль, но уже самоубийство - не выдержал молодой гидропонник, подозреваемый в восприимчивости к неизвестной болезни. И вечером этого же дня - самоубийство капитана. Командование принял командор десантной партии Ганц Фехнер.
На борту падающего корабля оставалось в живых чуть более тридцати человек, из них пятеро находились в анабиозном морозильнике, двое - в изоляторе. И двое, не прошедших повторных медицинских тестов: Робер Беринже и Ганц Фехнер.
Когда они рухнули около зеленой пирамидки маяка, была лишь одна мысль: "Дошли, наконец!". Хотелось только одного - лежать. Лежать и ни о чем не думать. Не думать, что из тридцати восьми человек осталось только пятеро. Не думать, что весть о внезапном исчезновении обошла все Внеземелье, что в лихорадочной спешке готовится спасательная экспедиция. Не думать, что там, далеко-далеко на Земле беспокоится материнское сердце, беспокоится о нем, блудном сыне. Лежать и не думать... Не терзать себя земными воспоминаниями, не мучить себя воспоминаниями о гибели мощного корабля "Пайонира", где ценой ошибки стала смерть...
Лежать и не думать, почему он, простой корабельный кибернетик, поклонник Винера и братьев Стругацких, должен скитаться на огромном, казалось, безопасном судне от светила к светилу, от планеты к планете, занимаясь запуском автоматических зондов и контролем работы кибертехники корабля на "Пайонире", забывая порой, что его ждет мать и даже суровый отец задумчиво кидает взгляд в небо...
Ник открыл глаза. Он лежал на одном из пневматических матрасов, которые они с Савченко обнаружили на маленьком складе маяка.
Во рту пересохло, язык как наждак, - псаммофобия? Этот термин придумал Густав, медик с "Пайонира", когда совместно с физиком он разработал панораму всех событий, связанных со смертью космонавтов...
-Изучение спектрального анализа приближенной к нам звезды, - говорил в своем докладе физик, - дает пока неполные данные для анализа, но можно уверять на существование неизвестных ранее нашей науки излучений, в том числе излучений, пагубных для человеческого здоровья...
Немного позже физик на себе испытал всю пагубность этого излучения.
Первые признаки заболевания: сухость, ощущения песка на зубах, ночные головные боли, кровь горлом. Затем галлюцинации, депрессивное состояние, нарушение координации в движениях, потом паралич, кома и смерть...
Машков, координатор полета, сменивший на посту Ганца Фехнера, тогда поднялся после доклада и сказал, что им принято решение создать управленческий штаб для контроля общей ситуации на корабле, в который войдут медики, аналитики и он сам.
Штаб принял бланк нового режима: полная изоляция заболевших и подозреваемых в псаммофобии, проведение строжайшего медицинского контроля и постройка внутрикорабельного каркаса, ограничивающий излучение чужой звезды. С этого момента экипаж "Пайонира" был поделен на части: так называемые "песчаные" и "элита" (штабники и строители каркаса).
А спусия неделю на борту корабля вспыхнул "песчаный" бунт: четверо "песчаных" ворвались в арсенал, достали оружие (в основном, парализаторы и болеизлучатели) и захватили все контрольные централи и кабину корабельной защиты.
К четверым бунтовщикам присоединились еще семеро, среди которых оказалось лишь двое "песчаных", остальные же не были даже заподозрены в псаммофобии.
Штабу был предъявлен ультиматум: найти отстреленные реакторы, попытаться их "потушить", если невозможно, то в срочном порядке покинуть "Пайонир" на модулях до близлежащей планеты. Дали время: полтора часа...
...Ник поднялся. Надо сменить Галину, дежурившую у Курта Шнайдера. Он достал из рефрижератора баночку сока и полностью осушил ее. Затем, обогнув соседний матрас со спящим Савченко, вышел из тамбура маяка, где они ночевали со Славой - маяк был небольшой, аварийный, рассчитанный на два-три человека. Шнайдер спал под куполом антисептика на одной из коек. Рядом в кресле склонив голову, дремала Галина. Фехнера нигде не было видно.
Когда Ник подошел к койке Шнайдера, Галина встрепенулась.
-Как самочувствие?
Ник кивнул головой:
-Хорошо, кошмаров не снилось. А вам стоит поспать.
Галина поднялась, положила свою тонкую изящную кисть Нику на плечо и тихо сказала:
-Мы знакомы с начала полета, а ты, Ник, все еще называешь меня на "Вы", - Ник пожал плечами, - А ведь мы даже похожи!
-Чем? - вырвалось у Ника.
Галя не ответила - Курт застонал, и девушка обернулась к приборам жизнеобеспечения, а Ник выскользнул из комнаты, почувствовав некую неловкость.
Фехнера нашел в ангаре - он ковырялся в твиндеке резервного катера.
План был прост: на планете -один (Беринже дал ей название - Элизабет) должен был находиться аварийный маяк, в котором согласно параграфам обеспечения аварийных маяков должны находится пищевые комплекты в рефрижераторе кухонного комбайна, две койки, реаниматор и тому подобное, в том числе и катер на шесть мест и с запасом топлива на дорогу до стационарного маяка, находящегося у границ этой планетарной системы. На стационарном маяке есть мощный нейтринный передатчик. Если бы не такая цепочка человеческих жертв, можно было бы считать удачей, что они оказались в системе, куда дотянулась рука человека.
Фехнер вылез из твиндека, отер руки о комбинезон и, остановив свой взгляд на пневмоподушке катера, произнес, очевидно, не заметив присутствия Ника:
-Робер, прости... я знаю, что поступил... я хотел, чтобы все было иначе...
Ник выскочил из ангара.
Савченко уже проснулся и уплетал за обе щеки консервированное мясо из обеденного набора. Рядом с ним, на соседнем матрасе, по-турецки скрутив ноги, сидела Галя. В руке банка с соком.
-Этот десятичасовый марш-бросок совершенно выбил из сил, - сказал Слава полным ртом.
-Но совершенно не лишил аппетита, - заметил Ник.
Галя и Слава заулыбались.
-Фехнер, конечно, виноват, - сказал вдруг Савченко. Очевидно, события последних дней держали в постоянном напряжении всех космонавтов.
- Применять оружие нельзя было ни в коем случае, - согласилась Галя.
Ник вдруг ужаснулся - она так легко говорит об этом, словно эти события уже завуалированы паутиной годов и пылью столетий, словно смотрят космическую оперу по телеому. Гибель людей, каждого из членов экипажа "Пайонира", оставила свою ранку на сердце Ника.
-Но что бы то ни было, - продолжила Галина, - нельзя было допустить анархии на борту. Есть негласные законы выживания и формальные инструкции цивилизованного общества...
-Власть "песчаных", - кисло улыбнулся Ник. Ему вдруг перехотелось что-то доказывать. Хватит, надоказывались.
Слава Савченко медленно, словно пересчитывая всех на пальцах, стал вспоминать:
-Робер, Сесиль, Джина... Всего одиннадцать человек! Погибших во имя чего? Во имя чьих-то поганых принципов! Погибли, чтобы наслаждались жизнью фехнеры, диасы, машковы?!..
-Ты говоришь как Курт! - громким шепотом произнесла Галя.
-Слава прав! - отозвался Ник - беседа начала его забавлять, - если уж и был создан штаб, то извольте соблюдать свободу высказываний, тем более, если это ультиматумы. С ультиматумом человек готов идти далеко.
-По-моему, здесь пример человеческой глупости, - ответила Галина.
-...Приведшей к гибели корабля и почти всего экипажа, - закончил Ник. - К сожалению, история полна таких примеров. И именно по глупости человеческой (чьей же еще?) появились все ошибки! Бум! Взрыв реактора, который по своей сути не должен взорваться, и три трупа на борту! Еще - бум! И поломка нейтринного передатчика, в котором и ломаться-то нечему! Потом - бум! И бунт на корабле! И жертвы, жертвы, жертвы.... Словно диверсия какая!.. А ведь список ошибок можно продолжить!..
-Не стоит, - это сказал Фехнер, незамечено вошедший в тамбур, - Катер готов к полету.
Штаб отказал бунтовщикам в ультиматуме - Машков безуспешно пытался уговорить бунтовщиков вернуть оружие, а Ганц Фехнер предложил штабу свой вариант решения проблемы: подавить бунт с помощью обученных к действиям в экстремальных условиях десантников. Штаб проголосовал: трое - "за", один - "против" (Густав), а один и вовсе воздержался от голосования (Галина).
К группе десантников примкнула еще одна группа с не очень ясными целями (то ли помочь в штурме бунтовщиков, то ли попытаться все же решить вопрос, не проливая кровь).
В это же время в штаб поступило еще одно гневное сообщение, подписанное другими членами экипажа "Пайонира", в том числе и Ником, требующее прекратить силовые решения конфликта. Однако и на этот раз штаб отклонил ультиматум.
В последующий час и произошла вся трагедия - динамики донесли обрывки разговоров, хлопки выстрелов, крики и ругань людей (Ника потряс долгий гортанный крик Сесиль). Экраны показывали лишь фрагменты схватки - в перестрелке почти вся записывающая аппаратура в тактических целях была уничтожена, но Ник видел, как убили доктора Густава и дружище Зденека, как был затоптан один из "песчаных", и был токсирован паралитическим разрядом один из десантников, оказавшийся смертельной дозой.
Уже потом, спустя пару часов, на койках в госпитале не приходя в сознание, умерли еще трое...
Когда смерть приходит в старости - это естественно, даже когда смерть наступает при несчастном случае, аварии, катастрофе - это также может быть страшно, но объяснимо, но когда же смерть стоит за людьми, которые пытаются убить друг друга, то это выше человеческого понимания... И тем ценнее человеческая жизнь, чем уже коллектив, чем ближе друг другу люди, как, казалось должно быть в экипаже "Пайонира"...
***
Катер покинул атмосферу планеты Элизабет.
Ник обернулся к Гале:
-Будем на маяке через восемь часов полета.
-Тише, - шикнула на него Галина, - Курт уснул.
"Возится с Куртом как с маленьким ребенком, - подумал Ник, - своих бы ей иметь...". Но вслух, конечно, он ничего не сказал.
Через неделю на корабле осталось в живых двенадцать человек. В качестве представителя одной из крупных групп в экипаже в штаб вошел Ник. Он занял кресло убитого Машкова (Машков был расстрелян одним из "песчаных") и принялся активно пробивать план спасения, предложенный бунтовщиками: в модулях добраться до стационарного орбитального маяка.
Планетарных модулей было три. Один из них сразу показал дефект, второй - развалился уже при входе в буйную атмосферу планеты. Разгерметизация модуля и шесть замороженных трупов внутри.
Третий модуль с шестью пассажирами сел на планету, а через треть часа от псаммофобии скончался десантник Мюэль...
-Осталось шесть часов полета, - сказал Ник.
-Мы не должны возвращаться, - сказал тихо Фехнер, - Я не должен, я очень много сделал, чтобы так просто уйти... Я должен остаться тут со всеми...
-Ты спятил! - Бросил Ник.
Фехнер поднялся и начал пробиваться через тесный салон к тамбуру шлюза. Ник поднялся за ним.
-Слава, задержи его!
Перед командором выросла фигура Савченко.
-Пошел прочь, мальчишка! - в голосе Фехнера прорезалась командирская сталь. Обученный десантник повиновался. Но эта задержка позволила Нику догнать Фехнера. Запричитала Галина. Завязалась небольшая потасовка, из которой Савченко оттеснили к пилотским креслам, а на плечах Фехнера повис Ник. Ганц рычал как раненый хищник....
-Чего ждешь? Стреляй, если решил! - Фехнер повернулся к кодовому щитку и принялся набирать шифр.
Стояло молчание. Если бы взгляды можно было озвучить, то в салоне модуля родилась бы канонада. Глаза людей были полны звуков: мелкая дробь страха в глазах Галины, сумасшедшее стаккато любопытства в глазах Курта, хрип тупого ожидания - у Савченко.
У Ника в глазах мелькали картины: падение "Пайонира", взрыв реактора, смерть старпома, который всегда с улыбкой встречал экипаж на космодроме; гибель Элизабет (ей Беринже посвятил свои стихи и хотел подарить планету); псаммофобия и смерть, управленческий штаб и мятеж, война на судне "Пайонир" и смерть, смерть, смерть... Гибель посадочного модуля... Пятеро на плато имени Мюэля... на планете имени Элизабет Монтгомери...
-Я выхожу! - на кодовом щитке Фехнеру нажать надо семь раз, - Стреляй, парень, иначе меня не остановить!..
До сих пор Ник считал себя только зрителем. Даже протестуя против усмирения бунта, он действовал скорее как лицо незаинтересованное, наблюдающее со стороны за драмой, но не участвующее в ней. Только сейчас он осознал себя участником этих событий, и уже не смог противиться могучей волне страстей, которые его захватили.
-Не надо, Ник, - как заведенный повторял Слава.
Нажать надо всего семь раз!
Один, два, три...
-Ник!!..
...четыре, пять...
Долгий крик Сесиль, бред Курта.
Вспыхнул алым цветом один из плафонов над люком. Загудел зуммер.