Они пришли как всегда на рассвете, когда пастухи погнали деревенское стадо на покрытый свежей молодой травой общинный луг. Крытый возок, запряженный вороным жеребцом. Братья всегда приезжали на вороных, и всегда это были жеребцы. Высокие, широкогрудые с лохматыми ногами, короткими встопорщенными гривами и со злыми красными глазами. Много слухов ходило по Итихору об этих лошадях. Некоторые шептали, что это и не кони вовсе, а усмиренные демоны преисподней. Да кто же узнает правду, Орден умел хранить свои тайны и умел отбивать желание совать нос не в свои дела. Герде новость принесла дочь - восьмилетняя Маричка. Девчонка как раз выгоняла со двора их единственную буренку и, конечно, любопытная негодница вместо того, чтобы передать коровку пастуху и спешить домой помогать матери готовить обед на их большую семью, побежала за околицу глазеть на незваных гостей.
- Жалко, что братья Ордена не берут девочек, - рассуждала Маричка, уже забравшись с ногами на скамью. Она перебирала крупу, споро выбирая черные порченые зернышки. - Мамка, а если они возьмут Саньку, ты его отдашь?
Герда тяжело вздохнула, бросив взгляд на младшего сына, который увлеченно пытался засунуть черного котенка в торбу из-под пшена. Он сам был похож на котенка, такой же черноголовый, темноглазый и подвижный, готовый в любой момент выпустить коготки. Все остальные ее дети были светлыми, а младшенький... Муж так и не поверил ей до конца, что это его сын, да и бабы до сих пор шепчутся, что нет у них в деревне таких черноглазых. Пятый, нежданный ребенок в семье, был настоящим лишним ртом. Старшие сыновья уже давно работали в поле, помогая отцу, Маричка была подмогой матери по хозяйству, а пятилетний Санька пока был обузой. Отец пытался приучать его к работе, но мальчишка ни на чем не мог сосредоточиться надолго, его живой и любознательный характер не давал ему заниматься чем-нибудь одним. Поэтому пока в его обязанности входило кормить птицу, да следить, чтобы куры в огород не ходили. Он не был похож на других крестьянских детей, предпочитая одиночество шумной беготне по улице с такими же босоногими сверстниками. Странный он у нее. Герда вспомнила, как несколько недель назад сын встал перед пьяным отцом, когда тот решил поучить дурную бабу уму-разуму, сжимая в руках нож, и с криком попытался ткнуть этим ножом отца в ногу. Слава богу, старшие сыновья, здоровые уже парубки, тогда удержали разъяренного крестьянина, и младший отделался розгами. Он семидневку спал на животе, но, когда плачущая Герда обрабатывала ему спину, вдруг серьезно посмотрел на мать и сказал: " Я убью его за то, что он тебя бьет. Вырасту и убью". Тогда она поняла, что ее малыш выполнит свое обещание, а поняв, испугалась, испугалась по-настоящему этого взрослого серьезного взгляда, этой недетской ненависти в голосе. Поэтому она отдаст сына монахам, если они им заинтересуются, отдаст от греха подальше, пока не поздно, но вслух она сказала:
- Братья не берут детей младше семи лет, поэтому навряд ли Санька им понравится. Если только через несколько зим.
Котенок пищал и вырывался, но мальчик, невзирая на расцарапанные руки, все-таки умудрился завязать тесемки на торбе. Он поднял на мать довольные глаза.
- Зачем ты Царапку в торбу засунул? - поинтересовалась сестра.
- Он поедет со мной!
- Куда это ты собрался, малой?
- Сама ты малая! Я взрослый воин! И я от вас уеду, заберу мамку и уеду!
- Ой, ой вояка-босяка без штанов!
Маричка показала брату язык, а тот в ответ скрутил дулю.
- Дети, перестаньте! - по привычке прикрикнула Герда, отодвигая в сторону миску с почищенными овощами.
Скоро придут с поля мужчины, а у нее еще не готова похлебка, опять крику будет, женщина вздохнула и, подойдя к полке с крупами, потянулась за мукой. В этот момент в дверь постучали. У Герды тревожно заныло сердце от дурного предчувствия, ноги словно налились тяжестью, она опустилась на лаву у окна и, сложив руки на коленях, беспомощно уставилась на двери. Что бы она не говорила, а отдавать сына было страшно и до боли жалко. Братья монахи каждый год ездили по селам и отбирали детей по только им известным приметам. Они забирали мальчишек в монастырь, где из них готовили служителей Ордена. Крестьяне с радостью отдавали детей, считая, что участь монаха намного лучше крестьянской доли. Главное, что в монастыре дети не будут голодать, а еще, что было важнее всего, братья всегда платили полновесным серебром. Правда, никогда ни один ребенок, даже выросший и ставший взрослым, не возвращался домой. Как только деньги были получены, родители лишались всех прав на свое чадо, они даже не могли поинтересоваться судьбой своего ребенка. Выйдя за порог отчего дома, маленький крестьянин прекращал существовать, а появлялся послушник Ордена.
- Позови отца с братьями, - кивнула Герда дочери на сени, оттуда был выход в амбар, а там огородами и до поля рукой подать. Женщина, вытирая чуть дрожащие руки, пошла открывать.
- Проходите, брат ....
- Брат Антоний.
Санька с любопытством смотрел на вошедшего монаха, перед которым мамка так смешно гнула спину. Брат Антоний мальчику понравился. Он был высоким, худым, с аскетичным лицом и очень внимательными глазами, такими же темными, как и у Саньки. Только Санькины глаза постоянно фонтанировали любопытством и весельем, а глаза брата Антония смотрели строго, внимательно и чуть устало. В руках мужчина держал обычный на вид посох, зайдя в кухню, он его поставил при входе. А еще на монахе было надето смешное черное платье, подпоясанное обычной веревкой тоже черного цвета. Санька тихонько фыркнул: дядька - а в платье, вот смешно. Монах бросил на него быстрый взгляд, от которого у мальчика защекотало спину и, развернувшись к матери, поинтересовался:
- Что-то ликов святых не вижу в твоем доме, хозяйка.
Мать испугалась, засуетилась, что Саньке совершенно не понравилось.
- Как же нету, брат Антоний? - всплеснула она руками. - В горнице в светлом углу стоят.
- А нужно, чтобы в каждой комнате был светлый лик, - назидательно произнес монах. - Ну, пошли, покажешь, каким богам поклоняется ваша семья. Ереси в ней нет?
Герда побледнела, сделала оберегающий знак и, чуть не плача, воскликнула:
- Как можно, ваша святость! Мы никогда не были еретиками!
Они пошли в горницу, а Санька решил воспользоваться моментом и посмотреть на посох. Он заглянул в комнату, чтобы проверить, надолго ли там застрял странный гость. Монах внимательно оглядывался по сторонам, а мать стояла перед ним в угодливой позе и что-то тихо говорила. Значит, время есть. Мальчик юркнул в угол и протянул руку, чтобы потрогать гладкую отполированную поверхность. Посох показался ему теплым и немножко колючим, Санька нахмурил бровки, он еще никогда не сталкивался с колким деревом, и, решительно ухватив древко, потянул его на себя. Раздался грохот, посох оказался слишком тяжелым для пятилетнего ребенка. Герда испуганно дернулась к сыну, но монах придержал ее за локоть, отрицательно качая головой. Он стоял в проходе, закрывая женщине обзор, и внимательно следил за мальчиком. Тот почувствовал взгляд, оглянулся на мать, выглядывающую из-за плеча монаха, пыхтя, поднял посох и поставил его на место.
- Как твое имя, отрок?
- Санька это, мой младшенький, - быстро проговорила мать, протискиваясь мимо монаха в кухню.
- Немой, что ли?
Санька обиженно засопел.
- Я умею разговаривать, - безбоязненно сообщил он монаху, но на всякий случай спрятался за спину матери, мало ли что, вдруг этот странный дядька в платье полезет драться.
- А скажи мне, Санька, когда ты брал мой посох, что ты чувствовал?
- Словно в крапиву залез, - подумав, сообщил мальчик. - Ты заберешь меня с собой?
- Может быть, может быть.... - задумчиво повторил брат Антонио. - Вот что, женщина, сейчас я пойду к твоим соседям, а когда вернусь, мне бы хотелось посмотреть на остальных твоих детей.
Герда испуганно закивала, согнувшись пополам.
- Я уже послала дочку за хозяином.
- Вот и хорошо, а ты, пострел, никуда не убегай, - брат Антоний погладил Саньку по голове и вышел во двор.
Вернулся он через час в сопровождении пожилого монаха, одетого в такую же черную хламиду, только веревка на его поясе была белого цвета. Увидев нового гостя, родители и все старшие дети бухнулись на колени.
- Благослови, отче! - пробасил Санькин отец.
Пожилой осенил склоненные головы знаком Светлого и тяжело опустился на скамью, сложив руки на животе. Санька за всем этим наблюдал из узкой щели между стеной кухни и большой печкой, в которую только он и мог протиснуться. Это было Санькино персональное убежище от недолюбливающего его отца. Он спрятался там, когда батя с братьями прибежали с поля.
- Брат Антоний, который из сих отроков тот, о ком ты мне рассказывал? Я не вижу здесь ни одного отмеченного благодатью божией ребенка.
- Где твой младший сын, женщина? - строго спросил брат Антоний, внимательно пробегая взглядом по склоненным русым головам.
Саньке вдруг стало страшно и он решил затаиться и не выползать из спасительной тени, пока монахи не уйдут, но испугался, что тогда отец опять изобьет мать, ведь ее предупреждали, чтобы он был дома. Любовь к женщине что его родила, превысила страх.
- Я здесь, - отозвался Санька из своей щели.
- А ну иди сюда, паразит, не заставляй его святейшество ждать! - заорал крестьянин, поднимаясь на ноги.
Пожилой монах скривился, словно от зубной боли, и тихо приказал:
- Ты, милчел, с остальными детьми подожди во дворе, я тебя позову, когда понадобишься. А ты, женщина, иди сюда, присядь рядышком, поговорим с тобой. И сыночка позови, занятный он у тебя.
Герда бросила умоляющий взгляд на мужа, но тот уже раздавал подзатыльники старшим отпрыскам, выгоняя их на улицу. Увидев, что отец скрылся за дверью, Санька выполз из своего убежища и безбоязненно подошел к сидящему мужчине. Тот внимательно следил за ним сквозь полуприкрытые светлые ресницы. Мальчик забрался на лаву между монахом и матерью и с интересом спросил:
- А где твой посох? И почему веревочка на платье у тебя белая, и что это за узелки на ней?
Герда ахнула, зажимая рот руками, и с ужасом уставилась на сына. За такую непочтительность могли и плетей дать, но пожилой монах только улыбнулся.
- Отвечу тебе по порядку, отрок. Посоха у меня нет, потому что мне он не нужен, а белый цвет корды на моем поясе означает, что я достиг кое-каких высот на поприще служения Ему. Узелки знающему человеку скажут о тех обетах, что я принял. У меня их три. Чистота, смирение и борьба со скверной, - Санька и половины слов не понял, но, видя испуг на лице матери, решил не уточнять значения некоторых слов. Одно он понял, что этот дядька поважнее брата Антония, а монах, который так и не представился, тем временем продолжил:
- Вижу в тебе силу божию или силу демоническую, - тут Герда чуть не обомлела, - это смотря в какое русло ее направить... Ты пока иди, побудь с братом Антонием в соседней комнате, а я с матушкой твоей поговорю.
Санька бросил на мать вопросительный взгляд, но перепуганная женщина лишь кивнула ему головой, иди, мол, не бойся.
- Рассказывай, милая, ничего не тая, - ласковым голосом обратился монах к Герде, когда Санька и брат Антоний скрылись в горнице. - Кто в роду ворожбой занимался?
Крестьянка заплакала, монах с сочувствием обнял ее за плечи.
- Не плачь, милая, не твой это грех. Однако, мне правду знать надобно.
- Прабабка моя, - глотая слезы, прошептала Герда. - Мне годков пять было, когда ее паладины Ордена на костер отправили.
- Бедная заблудшая душа, - монах осенил себя знаком Светлого. - Ты видела, как еретичка смерть приняла?
Женщина судорожно кивнула.
- Как вчера было, - едва слышно произнесла она.
- Для тебя это был шок, милая. Негоже такое видеть неокрепшей детской душе, - покачал головой монах. - Что несчастная говорила перед смертью? Постарайся вспомнить, это важно.
Герда только головой покачала.
- Давай я помогу тебе, милая.
Монах положил обе руки на голову крестьянки, прикрыл глаза и беззвучно зашептал.
- Думаете, что сможете остановить нас? Кровь наша возьмет свое и придет тот, кто отомстит! Будьте вы все прокляты! Ваш бог оставит вас и будет безразлично наблюдать, как горят ваши храмы! Он придет и ничто не сможет остановить его! Вы сами дадите ему оружие! Сами вложите в его руки меч, карающий! - Герда закашлялась, захрипела и упала без чувств на земляной пол.
Монах еще немного посидел, размышляя, затем тяжело поднялся и позвал брата Антония.
- Это тот, кого мы искали. Забирай мальчишку, оформляй бумаги, здесь нам более делать нечего.
- Ему еще нет семи лет.
- На все воля божия, брат мой. На все... Сам Светлый направил нашу дорогу в это богом забытое село.
- Это точно он? В отроке течет проклятая кровь? Нет ошибки?
- Брат Антоний, ты же ученый, должен понимать, что сила передается по наследству. В этой семье она проснулась в третьем поколении. Братья паладины перестарались в прошлые годы, выжигая еретиков целыми кланами, поэтому нам сейчас так трудно найти хоть кого-нибудь в ком течет проклятая кровь. И наша задача сделать из этих детей смертельное оружие. Оружие против таких как они, против Тьмы.
***
- Один золотой и двадцать серебрушек, как откупные на старость, ибо чадо ваше не сможет помочь своим немощным родителям, когда придет ваш срок.
Брат Антоний выложил на стол один желтый кругляш и кучку разноцветных монет. Глаза главы семьи алчно следили за его руками.
- Прижми здесь, - монах ткнул пальцем в свиток, где нужно было приложить вымазанный в чернила палец. - Ну что же, Санька, прощайся с бывшими родителями.
Герда вдруг завыла словно по покойнику, глядя на мать, захлюпала носом Маричка. И тут Санька, до сих пор с интересом наблюдающий за торгом, испугался. Нет, ему нравился брат Антоний, и он готов был отправиться с ним в веселое путешествие, тем более, добрый дядя разрешил взять с собой Царапку так и томящегося в торбе, но вой матери испугал его до тошноты. Он понял, что его путешествие будет в один конец, что он никогда не вернется в этот дом. Из глаз брызнули слезы, мальчишка вцепился в Герду двумя руками, но отец, боясь, что монах передумает и отберет золото, оставив младшего в семье, грубо схватил его за худые плечи и попытался оторвать от матери. Санька уцепился еще сильнее, затрещала застиранная ветхая материя, запричитала Маричка, самый старший из братьев сжал кулаки и отвернулся, шмыгнув носом, а крестьянин со злости замахнулся кулаком, целясь в голову Саньки. И тут же отлетел в сторону, снесенный мощным ударом посоха.
- Не сметь поднимать руку на послушника Ордена, - спокойно проговорил брат Антоний, - поднимая руку на одного из нас, ты поднимаешь руку на всех.
Испуганный крестьянин затих в углу, вытирая кровавую юшку под носом. Эта сцена сразу всех успокоила, Герда, икнув, замолчала, отстранившись от младшего сына, который продолжал прижиматься к ее ноге, Маричка зажала рот двумя руками и испуганно смотрела на отца, а старший брат спрятал довольный взгляд за опущенной головой. Санька этого не видел, он тихо плакал, уткнувшись в подол мамкиного платья. Ему хотелось, чтобы она взяла его на руки, прижала к себе, поцеловала и сказала, что любит, что он ее защитник и любимый сын, но Герда молчала, опустив руки, и тогда Санька понял, что он теперь чужой для нее. Он поднял заплаканные глаза на мать.
- Ты мне больше не сын, - прошептала Герда, старательно отводя взгляд.
Так он ее и запомнил: заплаканную, растрепанную, рано постаревшую, с мертвым затравленным взглядом.
- Ты предательница! Вы все предатели! - закричал Санька, выбегая во двор.
Брат Антоний аккуратно свернул свиток, на котором был записан стандартный договор, взял посох и вышел следом за мальчиком, по пути подхватив торбу с Царапкой.
Старший из братьев догнал их, когда возок выезжал за околицу. Брат Антоний придержал жеребца, и парень, перегнувшись через высокий борт, опустил в руки Саньки сверток с еще теплым караваем.
- Держи, малой. И вот, это тоже тебе, - он, смущаясь, сунул в ладошку Саньке мелкую монетку, - я еще заработаю, а тебе, может, пригодится. Прощай, брат. Замолви за нас слово перед Светлым, - с этими словами парень развернулся и побежал назад.
- Прощай, Теря, - прошептал Санька, зажимая монетку в кулачке. - Я тебя не забуду.
Возок тронулся, Санька, не моргая, смотрел на удаляющуюся деревню, слез больше не было, своим детским умом он вдруг отчетливо понял, что детство закончилось.
Глава 2.
Император Марк Асберн.
Осень в этом году была на удивление сухой и теплой, словно природа решила дать людям еще немного времени полюбоваться на зеленые краски, лишь изредка разбавленные охристыми оттенками, прежде чем небо затянут тяжелые серые тучи. Теплое, но уже не раздражающее солнце мягко подсвечивало прозрачную воду в пруду, где лениво плавали большие золотистые рыбы, совершенно не обращая внимания на компанию резвящихся на воде длинноногих водомерок.
- Разрешите?
Голос секретаря оторвал императора от задумчивого созерцания сада. Он еще немного постоял у окна, затем медленно повернулся к застывшему в дверном проеме паладину.
- Заходи, Санио. Ты обращал внимание, как причудливо выглядит сад в осеннем убранстве? Какая интересная игра света и тени. Это завораживает. В такие дни хочется просто посидеть в беседке на берегу, созерцая и раздумывая о каких-нибудь пустяках.
Секретарь бросил быстрый взгляд в окно.
- Прибыл лорд Кадия, командор.
Император Марк Асберн являлся одновременно Верховным Магистром Ордена и Командором паладинов, поэтому его люди предпочитали именно это обращение.
- Приглашай.
В ожидании начальника службы собственной безопасности император бегло просмотрел последнее донесение с границы Торода. Преданный ему генерал сумел между витиеватыми фразами спрятать достаточно информации, чтобы Марк понял, что на границе началась мышиная возня и нужно готовиться к очередным провокациям со стороны "доброго" соседа. Как не вовремя! Его план только начал осуществляться и на его реализацию уйдет не менее восьми - десяти лет. И это в лучшем случае.
- Ваше величество, - лорд Кадия, серый невзрачный человек с проницательными светлыми глазами, склонился в глубоком поклоне.
- Кадия, - скривился Марк, пожимая ладонь друга детства, - я ведь просил. Наедине давай обойдемся без титулов.
- Никак нельзя, - улыбнулся в ответ старый товарищ, присаживаясь на жесткий неудобный стул напротив своего господина, - это может войти в привычку.
- Что-то не помню, чтобы мой титул остановил тебя, когда мы соперничали за внимание юной Патриции, - император кончиками пальцев коснулся маленького шрама на правой скуле.
- Нам тогда было всего по семь лет! И ты сам споткнулся и оцарапался о сук дерева. Зато мне тогда влетело от того монаха, что обучал нас этикету. Не помню, как его звали... Да и Патриция проигнорировала мою скромную графскую персону, отдав предпочтение израненному принцу, по-видимому, из жалости, - не удержался он от шпильки.
Мужчины посмеялись несколько минут, вспоминая замечательное беззаботное детство.
- Жаль, что она связалась с заговорщиками и ее казнили, - вздохнул император.- Выпьешь?
Гость кивнул, Марк лично налил в два хрустальных бокала рубиновую жидкость.
- Как прошла встреча с магистрами Ордена?
Император устало откинулся на спинку кресла.
- Они требуют начать священный поход против Лесного королевства. Ты ведь знаешь, за последние годы Орден потерял часть своего былого политического могущества, - Марк усмехнулся и пригубил вино.
- И я даже знаю, кто им в этом помог, - пробормотал Кадия.
-Дабы восполнить эту утрату, магистры попытаются установить более жесткий контроль над умами граждан и привлечь на свою сторону силовые структуры. Магистр Хранителей предложил каждому воину, каждому паладину, кто примет участие в походе против еретиков, отдавать имущество, земли, женщин и титулы побежденных врагов. Любой, даже простой воин, сможет оставлять себе столько награбленного добра, сколько захочет. Ты ведь понимаешь, что найдется множество желающих рискнуть за такой куш. Титулы, гаремы, дворцы... А еще запретные знания эльфитов для избранных.
- И что решили? - осторожно поинтересовался безопасник.
- Мне удалось их немного рассорить, бросив кость в виде проекта "Мститель". Я сделал вид, что удивлен тем, что некоторые из магистров не в курсе, чем три года занимается круг Хранителей. Можешь себе представить, что тут началось, - император с удовольствием прищурился, вспоминая, как солидные братья, вскочив с мягких кресел, возмущенно размахивали руками, требуя от брата-хранителя объяснений. - Магистру Сиделю пришлось выкручиваться. Короче, сейчас братья отправились изучать документы и ознакамливаться с результатами первых опытов. Думаю, это займет их на некоторое время, а затем придумаю еще что-нибудь. Война не входит в мои планы. Какие новости у тебя? Узнал что-нибудь?
- Ваша жена отказалась приглашать к сыну целителей. Она полностью слушает своего духовника, а тот убежден, что мальчика мучают кошмары, насылаемые колдунами из-за границ Торода, "дабы осквернить его дух и измучить тело", - процитировал он, подражая женскому голосу, услышав который Марк скривился.
- Что ты обнаружил?
- Никого и ничего. Резиденцию императрицы охраняют мои люди, доступ к наследнику имеют проверенные, благонадежные горничные и няньки. Я лично инструктировал каждую из них. Брат Илия, духовник вашей жены, является ревностным служителем Храма. Я установил за ним постоянное наблюдение, но пока обвинить монаха мне не в чем. Во дворец муха не просочится. Храмовники освятили все помещения, поэтому даже если бы среди проклятых нашелся самоубийца, проникнуть во внутренние покои ему не удастся. На прогулках вашего сына сопровождает монах Храма, владеющий божественным огнем, и отряд паладинов самого высокого круга. Я не вижу причин для беспокойства. Единственное....
- Говори!
- Я посетил запрещенную библиотеку Ордена.
- Как тебе это удалось? - с интересом спросил император. - Даже мне приходится делать предварительный запрос.
- Это не было сложно, мне нужно было найти списки лордов, обвиненных в ереси двадцать лет назад. Канцелярия братьев-инквизиторов пошла навстречу. Заодно я сунул нос в соседнюю секцию.
- Так просто? - улыбнулся император.
- Не совсем просто, но кое-какие книги пролистать удалось. Вашего сына могли проклясть.
- Как? И кто? Он родился после больших чисток, затеянных инквизиторами, - император на мгновение задумался, перебирая в уме список своих врагов. Список оказался длинным, но он не знал никого, кто бы рискнул связываться с про?клятыми под носом у Ордена. - Но если ты прав, то мы вновь возвращаемся к началу.
- Нужна консультация еретика, а именно, мага самого высокого уровня. И приглашать его придется тайно. А это может быть очень, очень опасно, Марк. Ты являешься главой Ордена, но правишь не ты, - тихо добавил лорд Кадия, рискуя вызвать недовольство вспыльчивого императора. - И не факт, что кто-то из магов-целителей Торода согласится приехать в страну, где в любой момент можно оказаться на костре за меньшую провинность.
Марк Асберн устало потер глаза.
- Я знаю, друг мой. Но это мой сын! Единственный наследник престола.
- Тебе всего тридцать, - напомнил граф, - у вас еще могут быть дети.
- Хелена полностью под властью Ордена. После рождения сына она принесла обет чистоты. Проклятье! Почему бы ей не уйти в монастырь и не отказаться от трона! - император в сердцах запустил в стену хрустальный бокал, но тот час взял себя в руки, усилием воли подавив вспышку ярости. - А бастарда не признает высший свет, ты ведь знаешь закон о нравственности.
Лорд знал. Этот закон храмовники протянули через Совет благородных во время правления деда нынешнего императора, который славился весьма свободным нравом. Главной целью закона было повышение нравственности и укрепление семейных уз, но, как это часто бывает, получилось все с точностью до наоборот. Теперь любителям плотских утех не стоило опасаться, что в любой момент может явиться еще один неучтенный ребенок и потребовать свою долю в наследстве.
- Теперь становится понятна причина такого резкого желания начать войну. Повод может случиться в любой момент, главное - вовремя распустить слухи, что на наследника наведена порча. Единственный сын императора, наследник богатейшего государства, убит колдунами, чем тебе не повод? Народ поддержит Орден, который выступит мстителем. Боюсь, что после этого храмовники захотят посадить на трон кого-то из своих. Кадия, верхушка Храма с сегодняшнего дня должна быть под твоим постоянным вниманием. Я хочу знать все, даже мысли главы Храма Магистра Эмилия, когда он посещает туалет. Мы должны быть готовы к любым неожиданностям.
Когда за безопасником закрылась дверь, Марк откинулся на спинку кресла и задумался. В душе клокотала ярость, но ни один мускул не дрогнул на бесстрастном лице молодого императора. Еще будучи ребенком, он научился прятать свои мысли и эмоции, лишь изредка позволяя себе небольшие вспышки ярости, такие, как сегодня. Марк позвонил в колокольчик, появился безмолвный слуга и смел в совок остатки хрустального бокала, после чего так же тихо удалился. Император не сказал Кадию о своих планах, хоть и доверял ему больше, чем кому-то другому. Но сейчас речь шла о будущем Империи, о власти, которой его наследнику не придется делиться с Орденом, набравшим за последние пятьдесят лет слишком большую силу. Слишком многое поставлено на кон, чтобы доверять эту информацию даже таким проверенным людям, как лорд-граф Кадия. Не сейчас.
Бесшумно отворилась потайная дверь, и в комнату вошел высокий мужчина. Белоснежный плащ с глубоким капюшоном полностью зарывал его фигуру и лицо. Император молча встал и преклонил колени. Гость бесшумным плавным движением переместился к Марку и возложил ему на голову ладонь.
- Встань, брат. Может быть, стоило посвятить его в наши планы? - голос из-под капюшона звучал холодно и безлико.
- Не думаю, что это своевременно, брат.
- Как знаешь, брат. Я пришел с хорошими новостями.
Марк сдержанно улыбнулся.
- Ты нашел его.
- Да. Думаю, это тот, кто нам нужен. За последние три года хранители терпели неудачу за неудачей. Материал не выдерживал испытаний и умирал в первый же год. Я едва не отчаялся, вера моя в правильность нашего пути изрядно пошатнулась, но два года назад кандидат был найден. На днях ему исполняется семь лет, и его можно запускать в проект.
- Почему ты не сказал мне раньше? - император налил в кубок вина, но пить не стал.
- Мне нужно было убедиться, что это он, и убрать из свободного доступа информацию об истинной силе кандидата.
- А тот монах, что подтвердил его статус?
- Погиб на следующий день после того, как сдал кандидата на попечение в небольшой монастырь до его семилетия.
- Погиб?
- По пути к Магистру своего круга. Представляешь, на него напал какой-то сумасшедший крестьянин. Брат-хранитель успел вызвать божественный огонь и спалить безумца, но и сам от полученных травм скончался. Мир его праху! - гость собрал пальцы в знак траура.
Император повторил жест.
- Значит, об истинной силе кандидата пока не знает никто?
- Именно пока, но после твоего сегодняшнего представления утаить мальчика будет невозможно. Так что, брат, жребий брошен, проект "Оборотень" начинает действовать.
С этими словами мужчина встал и так же бесшумно, как появился, исчез за секретной дверью. Уже из-за двери до Марка донесся приглушенный голос, в котором проскользнула нотка веселья:
-Ты плохо выглядишь, брат, тебе нужно расслабиться. Сходи к матронам.
- Не поможет, - тихо ответил уставший мужчина с серыми глазами, рассматривая узор на серебряном кубке, - не поможет, - повторил он, - мне некого больше хотеть, брат.
Император поднял кубок, отсалютовал лику Светлого, искусно вышитому на большом полотне, и с наслаждением выпил вино.
Верховный Магистр круга Чистоты, брат Аверьян.
Магистр неспешно спускался вниз по длинному каменному коридору, полы его серого плаща тихо шуршали по ступеням. Впереди инквизитора двигался монах с факелом в руке. Брат Аверьян не раз ходил этим коридором и мог бы с закрытыми глазами пройти путь от входа до допросной. Он помнил каждый камень, каждый темный потек воды, каждую трещину. Вот сейчас за поворотом будет дыра от вывалившегося из кладки небольшого камешка, а на стене напротив - бурые пятна, следы неудачного побега. Еще немного дальше стена дала многочисленные трещины, особенно выделялась одна, в виде большого овала, он несколько раз приказывал ее замазать, но она все равно проявлялась. По-видимому, грунтовые воды подмыли фундамент на этом участке.
- Пришли, Магистр.
Монах, шедший впереди, загасил факел о песок, специально для этих целей насыпанный в железный ящик, и толкнул толстую дубовую дверь. Из допросной повеяло сыростью и теплом. Раздался, что-то тихо диктующий мужской голос. Магистр чуть заметно поморщился и выждал некоторое время, прежде чем шагнуть внутрь. В помещении было достаточно света, который давали многочисленные масленые лампы, поэтому инквизитор смог моментально оценить обстановку. В допросной вовсю кипела работа. Трое братьев сидели за деревянным столом, заваленным бумагами, один стоял возле распятого на Х-образном кресте худого обнаженного мужчины и что-то втолковывал палачу, который сосредоточенно втыкал в тело узника длинные раскаленные иглы. Несчастная жертва дергалась и хрипела.
- На стальные иглы тело не реагирует, серебро вызывает болезненные реакции, но раны затягиваются в течение часа после изъятия предмета. Записали?
- А что с зубами? В прошлый раз их сточили до десен. У меня до сих пор мороз по коже, когда вспомню, как он орал.
- Открой рот! Зубы достигли обычного размера. Его кормили? Чем? Это записано?
Магистр, не шевелясь, стоял в дверях, рассматривая прикованного к кресту человека. Да, изменился брат паладин... Где тот честный, бесхитростный и немного наивный здоровяк, весельчак и балагур, которого Аверьян знал с детства? Где длинные волнистые золотые волосы, где синие горящие огнем веры глаза? Потухший взгляд, опаленные клочья волос, выпирающие ребра, тонкие конечности. В душе инквизитора шевельнулось сожаление, шевельнулось и затихло, он здесь не для того, чтобы жалеть нежить. Сопровождающий его монах громко кашлянул.
Висящий на кресте мужчина поднял голову и долго щурился, всматриваясь в лицо вошедшего в помещение гостя.
- Неужели мои дела так плохи, что явился сам главный обвинитель? Пришел полюбоваться на работу своих псов? Не боишься запачкаться? Хотя, о чем я говорю, мой старинный друг, ты запачкался в тот момент, как отправил на костер собственную сестру.
- Много болтаешь, Вацлав. Как был болтуном при жизни, так им и остался после смерти, - спокойно ответил магистр, с любопытством рассматривая пыточный инструмент. Вот таких щипчиков с зазубринами он еще не видел. Брат-палач был новатором.
Узник на мгновение зло прищурился, а затем вновь растянул в улыбке бледные губы.
- Когда-то тебе нравились мои шутки, брат Аверьян. Тебе и красавице Патриции, а теперь ты - Магистр инквизиторов, Патриция умерла в огне, а я уже полгода вишу здесь на стене, служа подопытным кроликам братьям по вере.
- Тебе нужно просто признать свою вину и... - начал один из монахов.
- В чем моя вина? - с горечью перебил его мужчина. - В том, что, будучи паладином Ордена, я направился по Его велению истреблять гнездо вампиров, где был укушен одним из Старших?
- Ты должен был добровольно принять очистительное пламя, а не скрываться! - фальцетом выкрикнул молодой монах, подняв голову от книги, в которую что-то записывал.
- Оставьте нас, - приказал магистр, которому надоело слушать бессмысленную перебранку.
- Вацлав, ты же знаешь, Орден - это не только круг Чистоты, закон и справедливый суд, это еще и символ, который несет людям свет, который побуждает их созидать, - Аверьян говорил и одновременно пролистывал записи братьев-хранителей, которые далеко продвинулись в изучении вампиров. Он даже им немного позавидовал. Если бы у инквизитора было время, сам бы с удовольствием присоединился к исследованию. Его всегда интересовали возможности измененных организмов, всегда хотелось узнать, где та грань между жизнью и смертью, когда душа переносится в следующее воплощение и нельзя ли использовать эти знания во благо Ордена? Если бы в свое время отец не настоял на его карьере монаха, Аверьян обязательно занялся бы медициной. - Круг Хранителей покровительствует врачевателям, музыке, живописи, скульптуре и архитектуре. Храм создает и содержит школы и дома для сирот и стариков. Паладины - самые верные воины Светлого, всегда стоят на страже интересов Ордена. Тебе повезло, ты остался жив после обращения, так почему ты не хочешь послужить еще нашему братству? Благодаря тебе, мы сможем лучше понять, где у нежити уязвимые точки, сколько ей требуется на регенерацию, какое оружие более эффективно, а значит, сможем лучше бороться с врагами веры. Ты ведь давал клятву, поэтому прими свою судьбу достойно и постарайся даже после смерти принести пользу Ордену, - в голосе Магистра проскользнула ирония, которую он даже не пытался скрыть. - Мы дали тебе выбор: быть полезным либо умереть.
Узник запрокинул голову и издал хриплые квакающие звуки, в которых глава инквизиторов с содроганием опознал смех.
- Моя судьба? Последние полгода моя судьба находится между дыбой, огнем и раскаленным железом. Невелик выбор, ты не находишь? Аве, - инквизитор недовольно скривился, услышав из уст пленника свою детское имя, - тебе никогда не приходила в голову мысль, что я просто хочу жить. Жить без ежедневной боли! Жить, не умирая каждый день и не воскресая в грязной вонючей клетке! Я еще помню, как выглядит небо, как пахнет воздух после дождя! Помоги мне, Аве, помоги во имя старой дружбы!
- Ты мертвец, - жестко отрезал магистр. - Ты умер для всех, и для нашего бога тоже. Твоя душа навечно проклята, а плоть скоро исчезнет в огне.
- Мой разум темен, а плоть... плоть глупа, и она просит смерти. Мой бой проигран. Видит Светлый, я боролся! Я боролся с жаждой до последнего, я пытался выжечь в себе ересь! Через умерщвление плоти, мученичество, через покаяние, через причащение и многодневные молитвы, но, увы, я проиграл этот бой! Аве, я помню того крестьянина, которого осушил до дна, он снится мне каждую ночь! Что мне делать, Аве?
Брат Аверьян с удовлетворением смотрел на бывшего друга. Вацлав готов, готов принять предложение, нужно только дать ему осознать, какая это милость. Недаром магистр полгода выжидал, отдав неудачливого паладина в руки исследователей круга Хранителей, недаром он отвел от него скоропалительный суд, объяснив братьям, какой прекрасный шанс им выпал изучить врага, недаром он приказал кормить новообращенного вампира только кровью животных. Мало кто мог себе представить, как много знал Верховный Магистр круга Чистоты брат Аверьян о вампирах и об остальных проклятых. Врага нужно знать, и прелат его хорошо изучил. Все ради сегодняшнего дня, ради того, чтобы брат-паладин смог выполнить свое предназначение, а Орден смог сделать еще один шаг к очищению мира от ереси и воцарению единого бога.
- Я помогу тебе, мой несчастный друг, - голос магистра лился, словно тихий ручей, обволакивал, нес умиротворение и надежду. - Если в твоей душе еще горит огонь истинной веры, ты можешь послужить Ордену за стенами темницы. Согласен ли ты стать моими глазами и ушами в лагере противника? Подумай, прежде чем дать ответ.
Узник на мгновение замер, сразу поверив одному из своих палачей, затем из его глаз покатились крупные кровавые слезы.
- Я готов служить Ордену, - просипел он. - Я знал, что Светлый не покинет меня.
- Вот и отлично, - Магистр подошел ближе и приблизил губы к уху Вацлава, - в Ордене шпионы врага, поэтому никто не должен знать об этом. Ты сбежишь через овальную дыру в стене коридора напротив твоей камеры, там широкая трещина, нужно будет просто сильно ударить по кладке. Для вампира это не составит труда. Инструкции найдешь в дупле, которое мы использовали во время детских игр, надеюсь, еще помнишь, где оно? - паладин кивнул. - Я заранее отпускаю тебе все грехи, которые ты совершишь, служа Ордену, а чтобы у тебя не возникло соблазна предать братьев по вере, я перевезу в свой дом твою семью... - Магистр улыбнулся, от его улыбки по телу узника пробежала судорога. - Тебе ведь не давали человеческой крови? Сегодня ты ее получишь, но для этого нужно будет еще немного пострадать. Все должно выглядеть естественно. Заодно, проверю одну теорию, - он отошел от Вацлава, снял с вешалки кожаный фартук и, повернувшись к двери, крикнул, - братья, мне нужно больше света!
Через час бездыханного, окровавленного вампира отнесли в камеру и бросили на подстилку из соломы. Магистр Аверьян тщательно вымыл руки, неторопливо снял и аккуратно сложил на стул фартук, сделал несколько подробных пометок в толстой тетради, лежащей на столе, и вышел в коридор. Он остался доволен результатом опыта. Проходя мимо одной из камер с узниками, Аверьян махнул рукой в сторону здорового бородатого мужика и поинтересовался у сопровождавшего его монаха:
- Кто таков?
- Вор и разбойник.
- Почему у нас, а не в городской тюрьме?
- Говорил на рынке, что в Лесном королевстве проклятые живут рядом с людьми, и от этого все только выигрывают.
- Сковать и отдать на обед Вацлаву. Обязательно запишите время кормежки. Посмотрим, насколько быстрее пойдет регенерация от человеческой крови.
С этими словами магистр покинул подземелье. Дело сделано, теперь осталось только ждать. Завтра они встретятся с кандидатами, и тогда он поймет, пригодится ли им в дальнейшей игре этот джокер. Но даже если не пригодится, то круг Чистоты давно уже хотел иметь шпиона среди нежити.
Ранним утром из канцелярии Хранителей пришло сообщение о побеге одного из узников.
- Приказать объявить поиск? - спросил монах, выполняющий при магистре роль секретаря.
- Ни в коем случае, брат Нихос, ни в коем случае. Пусть бежит, а мы за ним понаблюдаем...
Монах бесстрастно склонился и вышел, отметив про себя, что давно не видел такого азарта в глазах всегда сдержанного Магистра Аверьяна.
Глава 3.
Санька
Сегодня Санька проснулся до удара малого колокола. Царапка, превратившийся за два года в здоровенного черного кота, приоткрыл зеленые глаза, зевнул, выставив напоказ острые клыки и розовый язычок, покрутился, устраиваясь удобнее на небольшом свободном куске подушки, и опять чутко задремал. Санька еще немножко полежал, но спать не хотелось и он, вынырнув из-под нагретого за ночь тонкого шерстяного одеяла, скатился с кровати. Дощатый пол холодил босые ноги, а в животе дрожал небольшой горький ком предчувствия. На аккуратно сложенной стопочке одежды лежала жирная дохлая мышь. Мальчик поднял ее за хвост, серьезно осмотрел со всех сторон и выкинул в ведро, стоящее в углу его каморки.
- Спасибо, Царапка, ты мой единственный друг. Ты и брат Антоний, - серьезно поблагодарил он кота, вальяжно развалившегося на всю подушку.
- Мурмяяяу, - согласился кот.
Мальчик быстро натянул на себя серые штаны, такую же длинную рубашку, сверху накинул подбитую волчьим мехом безрукавку, всунул ноги в слегка великоватые войлочные сапожки и выскользнул за дверь.
Когда с первым ударом малого колокола в общую комнату вошел брат Антоний, Санька успел принести дров, растопить небольшую печурку и поставить на огонь закопченный старый чайник. Монах тщательно помолился на лик Светлого и только после этого обратил внимание на мальчика.
- С днем рождения, Санька, - тепло улыбнулся он. - Тебе исполнилось семь лет, и сегодня тебя примут в послушники. Ты больше не будешь служкой и, скорее всего, отправишься в другой монастырь, поэтому нам придется расстаться.
- Навсегда? - тихо спросил мальчик.
- На все воля Его, Санька, - монах серьезно смотрел в темные глаза. - Но я ведь не зря учил тебя эти годы грамоте. Мы будем переписываться. А когда ты закончишь послушание, сможешь вернуться в этот монастырь.
Санька серьезно кивнул головой, зная, что учитель его обманывает.
- Приехали Отцы-настоятели из монастырей различных кругов, они хотят побеседовать с кандидатами в послушники.
- А прошлые годы никто не приезжал...
- Приезжали, Санька, просто ты не знал, - улыбнулся брат Антоний, но как-то слишком быстро отвел взгляд. - Они в кабинете настоятеля. Меня вот тоже вызывают... -смущенно сообщил он мальчику. - Ты далеко не убегай, я тебя позову.
***
- Брат Антоний, расскажи нам о мальчике.
Высокий широкоплечий мужчина с пронзительно синими глазами снял с пояса тяжелый длинный меч и, прислонив его к столу, сел, вытянув ноги вперед. При этом кольчуга, надетая поверх белой льняной котты, тихонько звякнула.
- Что именно вы хотите узнать? - сдержанно поинтересовался стоящий перед гостями монах.
- Командора Октавио, как и всех членов комиссии, интересует все, брат мой, - добродушно улыбнулся одними губами лысый невысокий монах в белой сутане, Верховный Магистр Хранителей брат Сидель. Однако, глаза его следили за братом Антонием очень внимательно.
- Умный, любознательный, замкнутый, тяжело идет на контакт, одиночка. Легко обучается. За три месяца освоил грамоту. Свободно пишет и читает на имперском, может разговаривать на языке Торода. Физически развит. Придумал для себя комплекс упражнений на силу и выносливость, которые ежедневно выполняет. Следуя указаниям Отца-настоятеля, я начал давать ему основы медитации.
- Он молится Светлому? - поинтересовался безликий голос из темного угла. Рассмотреть закутанного в серый плащ с надвинутым на лицо капюшоном мужчину было невозможно, но брат Антоний знал, кто в Ордене никогда не открывал лица перед непосвященными.
- Ежедневно, брат. Он знает все молитвы и весьма усерден в изучении монастырских книг.
- Спасибо, брат, за лаконичный, но исчерпывающий ответ. Приведите кандидата.
Пока ходили за Санькой, в комнате никто не проронил ни слова. Гости даже не шевелились.
- Ничего не бойся, будь собой, - напутствовал брат Антоний воспитанника, открывая перед ним двери.
Санька вышел на середину комнаты, поклонился монахам, расположившимся в креслах, и застыл, опустив взгляд в пол.
- Как звать твою мать, отрок?
- У меня нет матери, ваше святейшество. Моя душа и тело принадлежат Ордену.
- Кто твои друзья?
- У меня нет друзей, ваше святейшество. Только....
- Продолжай, отрок.
- Царапка, это мой кот.
- А брат Антоний?
- Брат Антоний мой учитель, ваше святейшество.
- Ты свободен, отрок.
Санька вновь поклонился и вышел. Сердце громко колотилось где-то в животе, ладони вспотели. Он прислонился к стене, чувствуя, как трясутся ноги. Брат Антоний положил тяжелую ладонь на плечо мальчика. Санька, не поднимая головы, ровным голосом проговорил:
- Они щупали меня глазами. Я чувствовал, как они были у меня в голове, как читали в ней. Учитель, ведь обычно кандидатов смотрите вы с Отцом-настоятелем, почему за мной пришли такие важные братья?
- А как ты думаешь, с кем ты сейчас встречался? - с любопытством спросил монах.
- Командор паладинов, Верховные Магистры инквизиторов и хранителей и главный храмовник.
- Епископ Храма Магистр Эмилий, - автоматически поправил монах.
Брат Антоний задумчиво смотрел на мальчика. Не каждый взрослый узнал бы этих людей, не то, что семилетний ребенок, знающий лишь со слов своего учителя об иерархии Ордена.
- Больше ты никого не заметил?
Санька сглотнул горькую и вязкую слюну, которая вдруг наполнила рот.
- Там еще был один... очень страшный... - едва слышно прошептал он.
- Как ты узнал?
- Они светятся очень ярко, - наморщив лоб, сообщил Санька. - Ты и другие светитесь чуть-чуть, а они словно солнце. Вот только...
- Ты видел ...частичку божественного огня, это знак благосклонности Светлого к рабам своим верным. Что тебя смутило, малыш? - с испугом и любопытством спросил монах. Он читал, что кроме высших иерархов Ордена могли видеть божественный огонь еще и очень сильные древние маги, объявленные нынче вне закона, вроде, у них это называлось "видеть ауру", но чтобы это смог узреть крестьянский семилетний мальчишка?
- У того, что сидел в углу, огонь не белый, а красный. Очень яркий, горячий, обжигающий...
- Никому никогда не рассказывай, что ты смог это увидеть, - следуя уставу монастыря, монаху нужно было немедленно доложить об этом Отцу-настоятелю, но что-то остановило брата Антония. В каком-то душевном порыве он наклонился к уху Саньки и, предварительно оглянувшись по сторонам, прошептал, - если не хочешь гореть на костре, никогда и никому этого не рассказывай!
Впервые за два года монах задумался, правильно ли делает Орден, сохраняя жизнь таким, как Санька.
***
- Позвольте мне высказаться первым, братья? - тихим голосом произнес Магистр-инквизитор. - Мы посмотрели всех кандидатов в отряд, думаю, никто не станет со мной спорить, что этот мальчик оказался во много раз сильнее любого из них. Я заметил, что он почувствовал наш интерес, и мне показалось, он знает, кто находится в этой комнате.
- Я тоже так считаю. Он бросил лишь один беглый взгляд, как только вошел, и больше не поднимал глаз, но я уверен, парнишка увидел все, что мы пытались скрыть. Я бы взял его к себе, - пробасил Командор, - из него вышел бы хороший паладин.
- Проклятая кровь в ребенке сильна как ни в ком другом, - задумчиво проговорил Епископ, - но, брат Командор, не забывай, для каких целей Орден ищет таких детей.
- Да уж, помню, - проворчал паладин. - Просто жаль потерять такой материал.