Аннотация: Хотя война ставит, быть может, целью спокойствие, но она несомненное зло ( Лао-цзы)
Молитва
"Хотя война ставит, быть может, целью
спокойствие, но она несомненное зло"
( Лао-цзы)
...Багряные лучи солнца завершали свой путь по крутому склону горы. В последние минуты угасающего вечера они спешили насладиться созерцанием своих угодий. Легко скользнули по зелёной глазури черепицы крыш, превратив их в неясные бурые пятна. Стена вокруг монастыря, по традиции цвета киновари, приобрела ещё более яркий оттенок, зловеще отсвечивающий в вечерней полумгле. Два каменных льва перед входом лишь оскалились при робкой попытке их поглаживания последними лучами уходящего солнца. Трёхметровые хищники, искусно изготовленные в эпоху династии Цин, молча и терпеливо охраняли священное место...
Этим зимним вечером вся община монастыря собралась на праздничную службу в Главном зале. Монахи нараспев произносили медитативные канонические тексты "Синь цзин" (Сутра Сердца), "Та пэй чжоу" (Мантра Великого Сострадания) и "Амито цзин" (Сутра Амитабхи).
Жень Чжао привычно повторял слова, но не мог сосредоточиться на молитвах. Совсем другие мысли крутились в голове, и отрешиться от них не удавалось. Завтра исполняется ровно год, триста шестьдесят пять долгих дней, со дня похорон его наставника. Жень Чжао посмотрел на высоко восседающие на тронах золоченые изваяния будд трех миров. Казалось, они глубоко ушли в себя, но в то же время присутствуют в зале. Символы великих просветлённых учителей прошлого, настоящего и будущего. Суетные мысли и бесполезные раздумья должны замирать в их присутствии. Но сегодня поток сознания не знал покоя. Пропитанные пряным запахом стены зала не могли направить мысли в полагающееся русло. Напротив, лишь сгущали сумрачные краски наступившего вечера.
Но вот молитвенные песнопения окончились. Ужин задержали из-за праздничных приготовлений. "Ещё полчаса... А потом час отдыха, когда можно остаться в келье наедине с самим собой. Хотя бы на час... Завтра наступит освобождение от данного обета. Придёт время испытаний. Но я готов, учитель. Я не изменил своего решения"
Чжао с не присущим монаху нетерпением всегда ожидал этот драгоценный вечерний час отдыха. Он посвящал его воспоминаниям.
Иногда о том, как родители, исповедующие буддизм, отдали его, пятилетнего болезненного мальчика в монастырь, где он мог рассчитывать на заботу как о духе, так и о теле. Как тяжело привыкалось к жизни вдали от дома, без ласковой улыбки матери... Он скучал даже по строгому отцу. Именно отец решил отдать сына в монастырь, а мать только молча приняла его выбор. Сам Будда подсказал им эту мысль - так через два месяца сказали мальчику монахи. Иначе и для Чжао сжигали бы в тот ясный зимний день ритуальные бумажные деньги и изображения предметов, которые понадобятся умершему в загробной жизни...
Благодаря своим первым учителям, мальчик овладел основами кун фу, акупунктуры, а также чань и физиогномику. Сообразительному Чжао учёба удавалась без чрезмерных усилий. Благодаря систематическим дыхательным упражнениям постепенно отступили болезни тела, но в глазах навсегда затаилась печаль, а в сердце поселилась мечта ...
Всё же физическими занятиями наравне с другими он стал заниматься только с четырнадцати лет.
В стенах монастыря соблюдался однообразный и жёсткий распорядок дня. Подъём в пять утра, двухчасовая тренировка, вегетарианский завтрак. Два часа молитв или медитация. Снова тренировка, после неё - изучение буддизма, молитва, далее уборка и хозяйственные работы. На обед обычно давали лапшу или рис, затем полагался небольшой отдых.
С часу дня опять начиналась тренировка, завершавшаяся молитвой. А после ужина и отдыха вновь тренировка. В первые месяцы к вечеру Чжао мечтал только выспаться всласть ...
Всё же он постепенно привык и втянулся в ритм монастырской жизни. Дни сменяли один другой, их бесконечная череда юркой змейкой бежала между годами-камешками. Воспоминания об этих днях так и остались мимолётными, одной сплошной и серой лентой. Но вскоре Чжао обрёл постоянного наставника...
В послеобеденное время он любил посидеть в первом дворе монастыря в тени огромного дерева, чьи корни пытались выбраться из-под каменных плит пола. По рассказам монахов этому дереву было больше тысячи лет. Юноша как будто набирался целительной силы вблизи своего умудрённого годами древесного друга.
Вспоминая своего наставника, Чжао снова и снова переживал день похорон на семейном кладбище монастыря. "Выдающийся монах обрёл абсолютный покой" - так говорили про смерть его учителя. И только Чжао знал, что это не так...
...Он мысленно вызвал бережно хранимый образ того дня, когда наставник привёл его к стеле трёх учений.
- 3апомни, - торжественно сказал он, - Три самых влиятельных учения Поднебесной империи - конфуцианство, даосизм и буддизм.
Не проходило дня, чтобы наставник не рассказывал своему пытливому ученику про особенности этих течений. Он начинал беседу издалека, подробно останавливаясь на каждом из них. Постепенно юноша понял, что его наставник тяготеет к даосизму. И сам Чжао проникся этими идеями, разделяя со своим духовным учителем стремление познать тайну бессмертия...
Наставник умел заинтересовать, его слова вновь оживляли образы давно ушедших дней. И когда разговор плавно переходил к теме бессмертия, глаза учителя невольно выдавали его фанатичную веру в эту идею. Однако предварил он свои беседы странными словами. При этом взгляд его как будто блуждал где-то очень далеко - то ли в воспоминаниях, то ли в мечтах и казалось, плавно перемещался с одной горной вершины на другую...
- Кто знает, что есть на самом деле, что приведёт нас к высшей цели и сбудется ли она? Я верю... - он возвысил свой голос и тут же остановился.
- Во что, учитель? - робко прервал затянувшееся молчание Чжао.
- В то, что я прав. И оно действительно существует... Но я отвлёкся. Подробные сведения ты найдёшь в библиотеке монастыря. Я лишь хочу указать тебе путь, которому я следую. И вскоре... Вскоре мне предстоит узнать то, к чему стремлюсь. Не знаю, какую дорогу изберёшь ты. Но помни: миром правят идеи. Иначе для чего сама жизнь?
Он сосредоточено и как-то даже оценивающе посмотрел на юношу.
- Итак, - вновь заговорил наставник. - Даосизм появился в Китае в одно время с конфуцианством, в середине I тысячелетия до н. э. Первые даосы взывали к природной простоте и естественности, уходу от суетности и желаний, которые отрицательно влияют на людей и общество. А также к простоте и чистоте помыслов, смирению, состраданию и недеянию.
- Как это - "недеянию"? - изумился юноша.
- Раньше считалось - не делай ничего - и не будет ничего не сделанного. Другими словами, все сделается само собой, в результате естественного хода событий. Это привело к эпохе ранних отшельников.
Позднее "недеяние" получило иное толкование. Человек рождается свободным, а мир, в котором он живёт, накидывает на него свои путы. Отрицание этих пут, власти одних людей над другими - вот, что такое "недеяние". Эти идеи привели позднее к народным войнам. И руководили ими даосские лидеры.
Некоторые же предпочитали не бороться, а уйти. Так появились аскеты-отшельники, уходившие далеко от людей, в горы. Там эти люди и проводили свою жизнь, окруженные ореолом мистики и святости. И мне довелось... Но об этом позднее.
Для конфуцианцев ведущую роль играли отношения людей друг к другу и в обществе, а даосы исследовали проблемы философии, мистики. Именно даосы и близкие к ним представители школы инь-ян первыми подняли проблемы Бытия, Природы, Всеобщности.
Главным и основополагающим сочинением даосизма несомненно является трактат "Даодэцзин". Автор этого трактата философ Лао-Дзы. Но, конечно, ты не мог не слышать о нём...
- О, да, Учитель! Я помню легенду о его чудесном рождении. Великий философ родился уже старцем, откуда и его имя "Лао-цзы" - "Старый философ", "Старый ребенок", - уважительно произнёс юноша.
- Верно, Жень Чжао. И именно в его трактате даётся суть философского даосизма, и со временем она стала фундаментом даосизма религиозного.
Согласно учению Лао-цзы, основой основ природы и общества, а также всей Вселенной, является великое Дао. Конфуций видел в дао - Путь, Истина, Порядок - главным образом воплощение верховных законов Неба, предписывающих создание определенного порядка в обществе.
Иначе смотрели на дао последователи Лао-цзы. Для них дао - это, прежде всего Всеобщий Закон Природы, Начало и Конец Творения.
Конфуцинство приобретало всё большую власть, но даосы нашли, чем заинтересовать императоров. Именно в то время на первое место выступила проблема бессмертия. А также велись попытки разработки чудодейственных снадобий и пилюль, приняв которые, сильные мира сего стали бы бессмертными.
- Но, учитель, разве такое возможно? Я думал, достичь бессмертия можно путём ведения добродетельной жизни, специальных дыхательных упражнений, диеты, постепенного совершенствования себя. Не слишком ли это лёгкий способ - принятие таблетки?
- Полагаю, что способы достижения бессмертия - различны. Я и сам... Да, открою тайну, увлекаюсь алхимией. Но мои результаты весьма скромны... В поисках ответов за стенами монастыря мне довелось кое-что узнать. Я расскажу тебе об этом....
...Чжао с трудом отвлёкся от воспоминаний и вернулся к равнодушной действительности.
Но вот казавшаяся бесконечной тренировка уже позади. Сегодня ночью он уже не предпримет очередной вылазки в библиотеку. Совершенно необходимо ещё раз всё вспомнить и попытаться связать все ниточки воедино. Кажется, именно сегодня он сможет понять что-то очень важное...
И снова заструились воспоминания...
- Я уже рассказывал тебе о святых людях, отшельниках. Так вот, в горах мне довелось встретиться с одним из них. Не скажу, что я искал этой встречи. Скорее там я пытался найти себя. А он как будто заранее знал о моём приходе. Три дня мы провели в молитвах и беседах. Слушали горы. Похоже, именно в них сосредоточена мудрость, которая открывается тому, кто готов к ней. Это важно - быть готовым... На третий день отшельник дал мне величайшую драгоценность - таблетку бессмертия.
- А почему же он сам не воспользовался ею?!
- Именно потому, что есть разные способы достижения бессмертия. Он избрал свой. Долгий и трудный. И станет он смотреть на то, как другие достигнут цели раньше и легче. Это его плата за долгие годы жизни и за вечное бессмертие...
- Прости, учитель... И ты поверил ему? А если поверил, то почему до сих пор не воспользовался этой таблеткой?
- Конечно, Чжао, у меня были сомнения. Но увиденные изображения свившихся тигра и дракона, выжженные на его предплечьях, заставили поверить ему.
- Отшельник, прошедший испытание легендарным коридором смерти? - ахнул ученик. - Сколько же ему было лет?
- Не знаю, Чжао! Отшельник сказал, я сам пойму, когда настанет положенный час. И с некоторых пор я ощущаю его приближение Это мой выбор, мой путь. И если верить и искренне молиться - сбудется. А ещё он велел передать это тому, кого я буду обучать в момент приближения. Значит - тебе.
Наставник достал небольшой кусок жёлтой ткани и отдал его изумлённому Чжао. На следующий день учителя не стало... Принял ли он таблетку? Это не вызывало сомнений. Чжао сомневался лишь в том, достиг ли его учитель желаемого. И сможет ли достичь он сам?
Твёрдо решив найти свой путь к бессмертию, Чжао прежде всего ознакомился с трактатами даосизма. В них он увидел не только пути достижения цели с помощью чудодейственного алхимического средства или специальных дыхательных упражнений и диеты. Что-то ещё, неуловимое, проскальзывало в текстах и не давало ему покоя. Чжао осознал, что существует другой путь, и он, именно он призван его найти. Откуда у него такая уверенность, юноша и сам не знал. По-прежнему он доверял свои тайны лишь древесному другу. В его тени мысли получали свободу и устремлялись куда-то, а потом возвращались к нему, наполненные совершенно иным смыслом. Вначале Чжао не придавал этому значения, но постепенно стал понимать, что существует нечто неосязаемое, вечное и совсем рядом. Но что ЭТО?
Чжао совершенно не высыпался, проводя ночные часы в монастырской библиотеке. Книги расширяли знания, заставляли размышлять, казались живыми, дышали... Чжао прислушивался к этому дыханию и просил прощения за своё непрошенное вторжение. Книги нехотя раскрывались, и молодой человек получал доступ к знаниям, приближался к своей мечте. Ведь книги надо уметь читать и между строк...
Однажды Чжао попался заголовок "Восстание жёлтых повязок". Время неумолимо приближалось к двум часам, и молодой человек с неохотой отложил книгу. "Жёлтых, жёлтых" - беспрестанно билось в мозгу. Но сон одолевал уставшего монаха. Он поставил книгу на место и отправился в свою комнату. "Жёлтых, жёлтых" - выстукивало в голове. Измученный Чжао буквально рухнул на своё ложе. Странные картинки начали появляться перед глазами. Сон попытался вытеснить их, но изображения сопротивлялись, и вскоре перед глазами Чжао появились странные люди. Их головы как будто горели жёлтым пламенем. Красные пятна проступали сквозь это пламя, сочились каплями, превращались в алые струйки... Какой-то человек отчаянно кричал и звал, бился руками в невидимую стену. Его изображение постепенно скрылось в красных потоках, полностью погасив красоту жёлтого огня...
... Как всегда, ранний подъём... Голова болела, глаза упорно не хотели открываться. Усилием воли Чжао приподнялся на локте на кровати и попытался всё же оглядеться вокруг, как будто что-то или кого-то искал. А его кулак крепко сжимал кусок жёлтой ткани...
Весь день Чжао с нетерпением ждал ночи. А ночью он вновь пришёл в библиотеку. Его сердце постукивало от волнения, а длинные тонкие пальцы непроизвольно дрожали. Отыскать требуемую книгу не составило труда.
... Стихийные бедствия, нищета народа, беспомощность власти поразили Китай на исходе второго века. Страна ждала прихода чего-то нового, избавительного. И когда даоский маг Чжан Цзюэ пообещал приход царства Великого Равенства (тайпин), толпы людей пошли за ним. Чжан Цзюэ предсказывал, что зло и насилие на Земле, которые он именовал "Синим небом", погибнут, и наступит время великого счастья, новая жизнь - "Жёлтое небо". Это должно было произойти в первый год нового шестидесятилетнего цикла - год "цзя-цзы" в 184 году.
Почти две трети Китая стали приверженцами идеи Чжан Цзюэ. Он создал тридцать шесть отрядов численностью от шести до десяти тысяч последователей.
Предатель выдал сроки выступления повстанцев. Маг дал сигнал к выступлению ранее запланированного и приказал своим воинам надеть на голову отличительные жёлтые повязки. Приверженцы новой идеи по всей стране в молниеносный срок узнали о переносе даты.
Но военачальники императора, более искусные в военных науках и тактике сражений, сумели не допустить объединения отрядов Чжан Цзюэ. Повстанцы порознь не устояли перед опытным в военном отношении противником. Самые крупные армии восставших были разбиты, отдельные отряды продолжали действовать по всей стране.
Лишь к 205 году армиям господствующего класса удалось полностью расправиться с восставшими.
А победители, сознавая свою силу, подняли руку и на самого императора. Ханьской империи пришёл конец, страна распалась на три царства...
Странное возбуждение всё больше охватывало Чжао во время чтения. Он лихорадочно проглатывал написанное и листал страницы дальше, чувствуя необъяснимую связь событий ушедшей эпохи и своей мечты. Но приблизилось время утренней молитвы. Пора идти. По дороге он размышлял, сколько же буддизм вобрал в себя от религии даосов и конфуцианцев. Но именно даосизм давал Чжао и надежду, и волнующее ожидание раскрытия тайны, и шанс на бессмертие...
Жень Чжао дал обет своему наставнику: не покидать стен монастыря в течение года. Учитель настоял на этом, видя, что его ученик готов искать ответы вне стен обители.
Теперь этот год прошёл. Каждый монах, желающий покинуть монастырь - такого монаха называют усэном, - должен пройти испытание. В нём усэн проверяется на готовность к поединку в различных условиях - от узкого пространства, размером с монашескую келью до открытого поля.
В прошлом, желающий покинуть монастырь должен был пройти 13 "застав" - преград, охраняемых монахами-бойцами. Испытуемый сражался на пути от трона настоятеля до центральных Горных врат с лучшими бойцами монастыря. Каждый боец проверял часть подготовки: воздействие на болевые точки, удары ладонями, подсечки, работу на земле, прыжки, удары ногами, заломы, броски и прочее.
Позднее система экзаменов по типу "13 застав" значительно усложнилась, прибавились новые испытания, сложные ритуалы посвящения, а также воссоздан "коридор архатов" - в нем на испытуемого нападало сразу 18 человек. Каждый из экзаменаторов мог принимать участие и символизировать определенного архата.
Чжао прекрасно знал - если он получит серьёзную травму, экзаменаторы сразу же остановят испытание. И тогда он останется в монастыре. То же произойдёт, если он сам остановится. К тому же проигравшему грозило суровое наказание. Но он был должен выйти.
И вот настал день испытаний. Чжао предстал перед экзаменаторами и попросил отпустить его из монастыря.
- Готов ли ты сразиться с лучшими из наших бойцов и доказать, что достоин выйти за ворота как монах-отпущенник нашего монастыря? - торжественно произнес настоятель. Он восседал на высоком троне, суровый и недоступный.
... Стены родного монастыря уже позади. И испытания остались лишь в смутных воспоминаниях. И слова настоятеля напоследок:
- Ты мог быть убит несколько раз. Помни это. Но мы проверяли не крепость тела, а стойкость духа. У тебя есть долг. Ты готов его исполнять.
Только сейчас юноша понял, что за воротами монастыря он оставил чувство безопасности. На смену ему пришёл зов - десятков, сотен, нет, тысяч голосов! Он проникал в мысли, подгонял вперёд: "Быстрее, быстрее... Пока ещё не поздно..." Чжао и не думал сопротивляться. Он ощущал себя частью этого многоголосого творения. Более того, не желал простого единения, а ощущал свою ответственность за этих страждущих, взывающих к нему о помощи. "Я не хочу умирать и быть забытым..." "Я тоже! - мысленно ответил Чжао. - Но пока не понимаю, чем вы сможете мне помочь, а я вам"
Горы... Спокойствие и величие. Тысячи вопросов и столько же безмолвных ответов. "Почему я? Кем избран?", - эхом возвращалось к странствующему монаху.
Чжао почувствовал, что непременно должен отдохнуть. Он устало опустился прямо на землю. Отдыхал, пытался привести мысли в порядок. А голоса всё не замолкали.
Внезапное появление отшельника прервало размышления, а армия голосов почтительно стихла. Святой человек, казалось, не имел возраста. На вид ему можно было дать и сорок, и шестьдесят, и восемьдесят лет. Всё зависело лишь от выражения его лица, от вспыхивающего или угасающего блеска глаз. Неглубокие морщины вызывали чувство уважения. Но Чжао не ощущал раболепного почтения. Он почувствовал приходящие к нему потоки энергии. И понимал, что тысячи вихрей заждались. Ответы. Вот то, что ему было нужно. А дальше - у каждого своя дорога.
- Ты пришёл. Я знал это, - первым заговорил отшельник.
- Это ты звал меня? - спросил Жень Чжао.
- Нет. Просто передал информацию. Но я ждал тебя. Как и твоего учителя. Это мой удел.
- Ждать?!
- Ты молод годами, но твои поиски, а главное, желания, достойны умудрённого годами старца. Ты - основа. Главный, но и подчиняющийся.
- Я ищу бессмертие. А слышу взывающие ко мне голоса. "Главный" в чём? "Подчиняющийся" кому?
- У каждого свой путь и предназначение. Твоё желание привлекло к себе творение энергии и информации. В нём теплится надежда. Он готов дать тебе то, что ты так жаждешь. Лишь от тебя зависит дальнейшее.
- Что я получу? Бессмертие?
- Не торопись. Ты сам ещё не познал своего желания. Ты только в начале пути. Воспользуйся моим гостеприимством. Слушай, думай, постигай. Но... Впрочем, ты сам скоро это почувствуешь. Я смогу помочь тебе лишь знаниями. Всё, так или иначе, произойдёт одновременно...
Вечером, после молитвы, они вместе сидели у ярко горевшего костра. Приятное тепло согревало, дарило ощущение радости и счастья умиротворённости и какой-то необъяснимой радости. Чжао от души позабавила история о сотой обезьяне, рассказанная отшельником. Ему всё очень живо представилось перед глазами, и трудно было удержаться от смеха.
- Люди подкармливали бататами обезьян на одном острове, - рассказывал отшельник - Батат вкусный, но песок на нём скрипит на зубах. Одна обезьяна научилась мыть батат в воде. Как ты знаешь, обезьяны любят подражать. Одна начала мыть, за ней другая, третья. И когда начала мыть сотая обезьяна, то их примеру последовали обезьяны с других островов, хотя они никак не могли увидеть друг друга. И случилось это одновременно и сразу...
Тепло костра мешало сосредоточиться. Но хоть голоса немного стихли. Только теперь перед глазами одни обезьяны! Моют и моют батат! Чжао снова беззаботно рассмеялся. Так он и заснул - почти убаюканный голосами и, видя, как одна маленькая обезьянка пыталась научить мыть батат и его. И что-то пронзительно верещала на своём языке...
... Утренняя ежедневная тренировка всегда требовала сосредоточенности и не позволяла никаким внешним мыслям проникать внутрь. Голоса стихли. Чжао остался наедине с собой. Привычные упражнения помогли вернуть уверенность и приоткрыли завесу странных событий последних дней.
"Итак. Что это за творение энергии и информации, о котором говорил отшельник?", - рассуждал монах. "Допустим, есть большое общество, все члены которого придерживаются одних принципов и направляют свою волю к общей цели. Значит, возникает самостоятельное существо, получает запас силы и вскоре начинает жить как бы уже своей жизнью. Однако, воля его не свободна? Ведь и вся его энергия направлена на достижение породившей цели. Но с другой стороны, оно и само оказывает влияние на членов общества. Понятно. Но если это "жёлтые повязки"? Члены этого общества уже мертвы Следовательно, они подпитывают это существо своими психическими силами. Но вызвать снова к жизни его может только человек. Неужели энергетическое сущее восстания "Жёлтых повязок" ещё существует и мыслит? Это оно зовёт меня, это оно в... в моих мыслях! Я питаю его, а оно меня... Неужели это мой путь к бессмертию?
...Люди подкармливали бататами обезьян на одном острове. Батат вкусный, но песок на нём скрипит на зубах...
А ведь отшельник не просто так рассказывал эту историю о сотой обезьяне.
"Но ведь и у нас, людей, существует нечто, объединяющее нас всех... - продолжил рассуждать Чжао, - Значит, это творение может проникать и в мысли, захватывать разум многих, надо только подсказать, направить его... А затем... Затем, управляя столь мощной армией, можно... О чём это я?!" - с ужасом осознал Чжао. Прекрасно овладев искусством боя, он никогда не помышлял о применении его.
А вокруг уже кружили вихри, захватывая его в плотное кольцо. Их становилось всё больше. Как и тогда, когда, узнав о предательстве, повстанцы были почти молниеносно оповещены о более раннем выступлении, так и сейчас, будто единый клич собрал вокруг Чжао гудящий копошащийся улей. Надежды, мечты и чаяния многих тысяч людей... Но среди них он явственно ощутил нарастающий общий фон Зла, постепенно обретшего единство. Оно подбиралось ближе, ласкалось, подобно пушистому котёнку, как бы невзначай заглядывало внутрь в поисках уязвимых мест, робко дотрагивалось до сокровенных мыслей... Зло плело паутину, вбирало в себя сознание Чжао, взамен населяя его стремлением быть первым, вести других за собой, подчиняя себе. Ведь сколько неосуществлённых людских чаяний можно направить к свершению, если только объединить людей. А если кто-то не захочет, то для начала можно заставить. Потом сами поймут, что это для их блага. А кто не поймёт - должен будет убран с пути ради блага остальных.
Да, подчинив всех, можно будет сделать их счастливыми. Они будут жить долго. Разве это не заменит вожделенное бессмертие? А может, именно это и откроет к нему путь? Наставник учил, что у каждого свой путь. Этот для него? Чжао?
Зло кивало, ухмылялось, обещало... Что для него все эти голоса? Лишь писки из тени, еда из огромной миски. Вот бы побольше да повкуснее корма! Будет, будет и скоро! И так слишком долго оно ждало... Мечтай, юноша, мечтай!
Монах не слышал этих мыслей Зла. Чжао осознавал происходящее, но словно спал... "Жёлтое, жёлтое, - отчаянно бились вихри в сознание. - Жёлтое небо - для всех..."
Монаха словно выпивали по капле, а он тому не сопротивлялся... На него обрушивались образы, звуки, но он не отвечал... Только одна картинка задержала его внимание. Горы чужого края, затянутое тяжёлыми тучами небо и юноша. Казалось, его глаза смотрят прямо на Чжао. Одновременно - так сказал отшельник. Чжао удерживал этот образ и чувствовал, что чужой юноша делал то же самое, в его легко читаемой душе отражались те же чувства и устремления.
Вдруг земля под ногами содрогнулась. Монах вскочил. На миг всё стихло. Ещё один толчок... И Зло перед Чжао стало, желтея, наливаться силой из вихрей, и вся она собиралась вначале телом юноши, а потом уже отдавалось монстру. А там, рядом с чужаком словно кто-то разрезал тучи и полилась вода. В струях воды Чжао расширенными от ужаса глазами увидел ещё одно Зло - красное, всасывающую свою силу через того, вставшего с камня, человека.
...А там, в далёкой Франции, на горе стоял человек по имени Франсуа в развевающейся на ветру рясе. Его глаза, расширенные от ужаса, смотрели прямо перед собой. Ладони приоткрылись в молитве к чёрному от тяжёлых туч небу. Потоки воды струились по его лицу, но он почти не замечал их. В мыслях за несколько секунд промелькнули все события жизни: долгие болезни в детстве, смерть родителей, жизнь его, пятилетнего, в монастыре, куда забрал сироту настоятель, рассказы настоятеля про тамплиеров, переданный ему крестик, единственный, всё понимающий древесный друг, смерть его наставника... И этот странный старик-тамплиер... Желания, поиски ответов... Бессмертие... И вот то, что в результате возглавил и питает он, Франсуа...
Зло вокруг Чжао оскалилось и приняло свой естественный образ. В нём не осталось вкрадчивости, игривости или любопытства. Оно отвернулось от монаха и ослабило хватку, вихри сплотились вокруг и отступили от юноши. А там, вокруг другого Зла сосредоточивались потоки. Картинка далёких гор стала явью, две земли соединились вместе, две армии, вихрей и потоков, мёртвые души повстанцев с жёлтыми повязками и тамплиеров закружились страшным гигантским клубком.
Землю то и дело сотрясало - и тогда мощь втекала в Чжао и потом всасывалось жёлтым Злом, а оно посылало дальше своим вихрям.
С неба всё лились потоки воды, а с ними другая мощь через Франсуа, стоящего теперь в десяти шагах от Чжао, передавалась Злу красному и дальше потокам в бою.
Ни одна сторона не брала верх. Земля и скалы трескались и смещались от землетрясений, бурные потоки неслись с гор. Разрушения и смерть приносила простым людям эта война.
Оба Зла обратились к своим проводникам в надежде сместить равновесие в свою пользу. То, что отнимало разум, вползало в мысли, звало к мировому господству. Неужели это то, что они хотели?
"Всех нас лишь использовали!" - родился вывод в голове Франсуа.
"Всех нас лишь использовали!" - эхом отозвалось у него в голове грустное подтверждение Чжао.
Монахи одновременно заговорили слова молитв. Сначала неуверенно, потом всё больше набирая силу, черпая уверенность друг в друге. Каждый на своём языке, но об одном и том же. И их молитвы слились в одну. Вокруг них образовался светящийся круг. И ни вихри, ни потоки не могли пробиться сквозь него. На краткий миг застыла битва, остановились в воздухе капли дождя, успокоилась земля. Лишь слова молитв в тишине ожидания... Чжао и Франсуа сделали вместе несколько шагов, последний стал действительно последним. Два тела одновременно парили, летели... Вниз с молчаливых гор. Принцип синхронизации снова работал, даря двум ищущим несколько секунд бессмертия...
А в это время два творения, две сущности зла - два эгрегора подчинённых ими душ - вновь ожили и, борясь друг с другом энергетическими щупальцами через своих мёртвых воинов, пытались вернуть свою надежду...
Но тщетно. Не было больше для них силы, не тряслись больше скалы, засияло синее-синее чистое небо.
"Два человека обрели вожделенное бессмертие. Вскоре эгрегоры уснут, правда, лишь на время. Кто знает, когда вновь их разбудит новая человеческая жертва? Помните, мысли материальны, желания сбываются. Молитесь, и будете услышаны", - отшельник странно улыбнулся и продолжил ждать...