Аннотация: Мое первое литературоведческое исследование (было написано к финалу второго курса).
Влияние Катулла на европейскую поэтическую традицию неоспоримо. Подобно тому, как спустя столетия Данте будет воспевать Беатриче, Петрарка - донну Лауру, а Шекспир - загадочную "темную леди" ("dark lady") и "молодого человека" ("young man"), на закате Римской республики Катулл воспевал Лесбию. Наиболее распространенным считается мнение, что под именем Лесбии подразумевалась Клодия, супруга консула 60г. до н. э. Цецилия Метелла Целера. Но псевдоним возлюбленной поэта и лирической героини части его стихотворений указывает на греческую предшественницу Катулла, уроженку острова Лесбос поэтессу Сапфо.
Этот псевдоним - не единственная реминисценция на Сапфо в творчестве Катулла. Являясь участником кружка "ученых" поэтов, он отдавал дань темам и приемам из греческой поэзии, и для этой цели использовал произведения не только поэтов-александрийцев, но и более ранних авторов, таких как Сапфо и Архилох. Именно благодаря лесбосской поэтессе в римской поэзии появилась сапфическая строфа, которой Катулл пользуется дважды (NN11 и 51). Это два любовных стихотворения, выражающие поочередно восхищение и последующее отречение от Лесбии и как бы обрамляющие традиционно выделяемый цикл стихов "Катулла влюбленного", как называет поэта М. Гаспаров.
В жанровом отношении к творчеству Сапфо восходят эпиталамии - свадебные гимны. Два эпиталамия, принадлежащие Катуллу (NN61 и 62), относят к корпусу его "ученых поэм". Также теме свадьбы посвящен эпиллий (N64), повествующий о свадьбе Пелея и Фетиды и перекликающийся с N86 Сапфо, где также за основу взят мифологический сюжет - свадьба Гектора и Андромахи. Оба произведения написаны гексаметром, и здесь Катуллом используется необычный рефрен, адресованный не к Гименею, а к Паркам:
Currete ducentes subtegmina, currite, fuis!
(Вейте, двестикрат, веретена, да вейте волокна! - пер. М. Амелина)
Интересно, что в кульминационной части эпиллия Катулл также приходит к теме Трои, но освещает ее уже глазами ахейцев, предсказывая рождение Ахилла и его многочисленные подвиги:
Пусть у вас Ахилл родится, страха лишенный,
Не спиной врагам, но твердой грудью знакомый
(64, 338-339, пер. М. Амелина)
N62 написан дактилическим гексаметром - традиционным для написания эпиталамиев метром. Скорее всего, стихотворение писалось не "на случай", не для настоящей свадьбы, а как поэтическое упражнение. Помимо характерного метра, здесь мы находим характерный рефрен "Hymen o Hymenaee, Hymen ades o Hymanaee!". В стихотворении юноши и девушки поочередно обращаются к Гесперу - вечерней звезде, при этом юноши прославляют его сияние, так как он скрепляет брачные узы, а девушки сетуют, так как Геспер отнимает у них подругу, а у матери - дочь:
Образ цветка появляется в финале катулловского стихотворения N11. Мы не знаем объекта сравнения у Сапфо, так как сохранился лишь небольшой фрагмент, но Катулл в этой позиции выступает сам. После резких выпадов в сторону Лесбии этот финал звучит как горестная жалоба. Горечь чувств поэта выступает темным рельефом на фоне яростной инвективы:
В том ее вина, что на дальнем поле
Падает цветок, пораженный плуга
Прикосновеньем.
(11, пер. М. Амелина)
О Сапфо здесь напоминает не только сходный образ увядшего цветка, но и упомянутая выше сапфическая строфа. У греческой поэтессы упоминаются горы (ἐν οὔρασι), и цветок попирается ногами (πόσσι), а у Катулла все гораздо более прозаично и поэтому более печально: цветок подрезается плугом (aratro) на лугу (prati).
Ещё один образ живой природы, упомянутый у обоих поэтов - это воробей. Традиционно спутниками Афродиты считались голуби, но Сапфо рисует Афродиту, несомую в золотой колеснице стайкой воробьев (στροῦθοι):
Мчала тебя от неба
Над землей воробушков милых стая.
Трепетали быстрые крылья птичек
В далях эфира.
(11, 9-12, пер. В. Вересаева)
О воробье Катулл упоминает дважды, в NN 2 и 3. N2 - стихотворение о любимом воробье Лесбии, описывающее ее игру с птенчиком, а N3 посвящено его смерти. Существуют мнения, толкующие эти стихи аллегорически, соотнося воробья Лесбии со спутником Афродиты. В таком случае, в N2 перед нами образ Лесбии, играющей с любовным чувством, и легкомысленность этой забавы печалит и угнетает поэта. Оба стихотворения по строению напоминают греческие гимны, что также иллюстрирует связь Катулла с греческой поэтической традицией.
Такая тема, как родственные отношения, также нашла место в творчестве обоих поэтов. Мы знаем, что у Сапфо был брат по имени Харакс, об отношениях с которым от лица самой поэтессы рассказывает Овидий (Her. XV - Sappho Phaoni), а у Апулея можно прочитать историю о том, как Харакс влюбился в куртизанку во время поездки в Египет. В одном из фрагментов мы видим обращение поэтессы к Нереидам, у которых она просит, чтобы брат успешно вернулся домой и забыл былые огорчения:
Нереиды милые! Дайте брату
Моему счастливо домой вернуться
...........................................
Пускай огорчений тяжких
Он не помнит.
(76, 1-2, 10-11, пер. В. Вересаева)
Среди творчества Катулла также есть посвящение брату, но совершенно иного характера. Это одно из самых проникновенных его стихотворений, единственное, написанное в жанре эпитафии (N101). Оно было написано во время возвращения из поездки в Малую Азию, куда Катулл был послан в свите наместника Вифинии Гая Меммия. Брат поэта умер и был похоронен в Троаде, и на обратном пути в Рим поэт посетил его могилу.
Но ярче всего отношение Катулла к своей греческой предшественнице иллюстрирует N51 - перевод фрагмента 31 из Сапфо. Контекст стихотворений различен - если Сапфо обращается к своей ученице, (по предположению Виламовица - выходящей замуж), то адресат Катулла не назван по имени, но вероятнее всего представляется, что поэт вновь обращается к Лесбии и описывает ощущения, которые испытывает при виде любимой.
Поэт пользуется стихотворной формой оригинала - сапфической строфой, но перевод Катулла не доскональный, скорее это авторская интерпретация. В связи с этим существуют мнения, доходящие до резкой критики Катулла-переводчика: "Он неудачно перевел Сапфо", "Он перевел первую строчку из Сапфо, а затем добавил вторую, повторяющуюся, собственного сочинения". Как бы то ни было, но Катулл, скорее всего, стремился не к буквальной передаче греческого оригинала, но к максимально точному изображению своих собственных чувств. И здесь поэт "в поисках лучших слов обращается не к своим словам, а к чужим - переводам с греческого" (ЦИТ ПО).
Уже в первой строке мы видим некоторые различия. Указание κῆνος ὼνὴρ Катулл заменяет на более обобщенное ille, давая этим понять, что не только не противопоставляет себе какого-то более удачливого соперника, но и сам вполне может оказаться в роли "равного богам" и описывать свои собственные переживания. Чувства Катулла сродни поклонению, а лирическая героиня Сапфо далека от этого. Поэт ставит свою возлюбленную выше всех богов Рима, но дабы не пробудить в них ревностные чувства, он добавляет "если позволено" - si fas est.
У Сапфо герой только слушает героиню (ὑπακούει), у Катулла - испытывает и зрительные, и слуховые ощущения:
Qui sedens adversus identidem te
Spectat et audit
(51, 3-4)
Героиня Катулла смеется (dulce ridentem), героиня Сапфо - "приятно говорит" (ἁδὺ φωνεύσας... καὶ γελαίσας). Реминисценция на этот эпитет Катулла встречается у Горация (Od. i 22.23 - dulce loquentem).
Во второй строфе появляется эпитет, которым Катулл характеризует самого себя - он называет себя miser. Сапфо не дает себе такого категорического определения, во второй строфе уже начинается описание чувств, которые испытывает лирическая героиня:
Лишь тебя увижу, уж я не в силах
Вымолвить слова.
(31, 7-8, пер. В. Вересаева)
Сапфо говорит, что при общении с героиней ее "сердце, несомненно, испугалось (сильно взволновалось) в груди" (τό μοί μἂν/καρδίαν ἐν στήθεσιν ἑπτόασεν ), а по словам Катулла, это "лишило меня, несчастного, чувства" (misero quod omnis/ eripit sensus mihi). Как видим, в этой строфе Катулл не следует за оригиналом буквально и делится с читателем описанием своих собственных ощущений. Описание того, что испытывает Сапфо, показывает нам физическую природу чувства, катулловские строки демонстрируют последствия зародившейся страсти. Заключение этой строфы не сохранилось, его восстанавливают в соответствии с текстом Сапфо "vocis in ore".
Третья строфа, описывающая внутреннее состояние лирического героя, описывает весьма сходные ощущения: немеет язык, под кожей пробегает легкий жар - здесь Катулл буквально переводит λεπτὸν πῦρ - как tenuis flamma ("тонкое пламя"). Далее, при описании потемнения в глазах в греческом оригинале мы видим οὐδέν ὀρῆμ'(α) - "никакого вида, зрелища", а в катулловском переводе - teguntur lumina nocte - "оба глаза покрываются ночью".
Здесь мы впервые видим, как античный поэт пытается описать любовное томление, разграничить чувственное желание и духовную любовь. В латинском языке слово amare означало прежде всего желание, страсть, и говоря о любви в более высоком значении слова поэт ищет новые средства и подбирает слова.
Далее, в четвертой строфе Сапфо подробно описывает не только свое внутреннее состояние, но и внешние симптомы охватившего ее чувства:
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становлюсь травы, и вот-вот как будто
С жизнью прощусь я.
(31, 13-16, пер. В. Вересаева)
У Катулла эта строфа отсутствует. По некоторым мнениям, поэт опустил ее, из-за чрезмерной "женственности" стихов, не подобающей поэту-мужчине. То есть Катулл показывает нам лишь внутреннее состояние героя - "глядя на рассказчика, можно не догадаться, что им владеет amor". Вместо последней строфы, описывающей физические ощущения, он предлагает свой финал стихотворения, завершая его в философском ключе:
Тягостно, Катулл, для тебя безделье. -
Скачешь ты и прыгаешь от безделья.
Столько встарь царей и столиц безделье
Славных сгубило.
(51, 13-16, пер. М. Амелина)
dd> Чем обусловлен этот отход оригинала и внезапная смена настроения? Смена адресата, неожиданное обращение к себе не только не имеет аналогии у Сапфо, но и резко отлично по настроению. Существуют разные мнения на этот счет: Фридрих полагает, что эта строфа была добавлена некоторое время спустя после написания основного текста. Мнение Кролла - добавлением строфы собственного сочинения Катулл мог отойти от простого перевода и считать это стихотворение своим. Конечно, представить, что каким-то случайным образом четвертая строфа стала частью этого стихотворения, гораздо проще и логичнее, чем пытаться соотнести страстное и нежное начало с холодным и самокритичным финалом. Хотя это не единственный случай неожиданной концовки в катулловских стихах. Например, N83 - поэт описывает, как Лесбия бранит его при муже, а заканчивает так:
Забыв обо мне, промолчала б, -
Благоразумна; причем - раз, обзывая, корит, -
Помнит; не только, но - что более остроумно -
И рассержена, - так, значит, кипит и горит.
(83, 3-6, пер. М. Амелина)
М.Гаспаров соотносит финал N51 с социальной обстановкой Римской республики конца I в. до н.э., выделяя слово "досуг" (otium) как ключевое для понимания. В Риме того времени, изнеженном и избалованном средиземноморскими богатствами, остро стояла проблема досуга. Заботы, которые в прежнее время занимали римлян, - война, земледелие, - теперь были переложены на плечи рабов и наемников, а у молодых граждан оставалось свободное время, которое приглашало кого-то к раздумьям, а кого-то, не привыкшего к размышлениям - к неумеренным удовольствиям. Поэтому пессимистичная концовка чувственного, лирического стихотворения может оказаться вполне уместной, если принять во внимание временной контекст.
Отзвуки греческой поэзии можно найти практически в каждом стихотворении Катулла, связь его с эллинистической традицией очень прочна. Благодаря греческим образцам римская поэзия обогатилась новыми формами, образами и темами, и значительную роль в обогащении латинского поэтического языка сыграл Катулл.
В Великобритании был произведен подсчет английских переводов стихотворений Сапфо и Катулла начиная с XVIII века, при этом обнаружилось более 450 переводов с греческого - и лишь около сотни переводов латинских текстов. На этом основании бытует вывод о том, что Сапфо пользуется большей популярностью, но думается, что количество переводов не является здесь важнейшим критерием. В чем-то судьбы наследия Сапфо и Катулла схожи: и от того, и от другого поэта сохранилось не так много строк, но если наследие Сапфо насчитывает около двухсот фрагментов, из которых двадцать состоят из одного-единственного слова, то стихи Катулла составляют лишь одну небольшую книгу, по которой мы пытаемся реконструировать биографию поэта.
Литература
--
Катулл. Лирика. Пер с лат., комментарии М. Амелина, М. "Время" 2005
--
Эллинские поэты VIII-III века до н.э. Под ред. М. Гаспарова, О. Цыбенко, В. Ярхо, М. "Ладомир" 1999
--
М. Гаспаров "Катулл, или Изобретатель чувства" // "Об античной поэзии", СПб "Азбука" 2000
--
В. Дуров "История римской литературы", издательство СПбГУ 2000
--
E.A. Havelock "The Lyric Genius of Catullus", Basil Blackwell Oxford 1939
--
Christina A. Clark "Nonverbal Behavior in Catullus"
Цит. по: E.V. Havelock "The Lyric Genius of Catullus"
Цит. по Christina A. Clark "Nonverbal Behavior in Catullus"