Опять голоса за стеной. Серый потолок длится сырым низким небом, перебитым рамой окна. Голос, голос низкий, словно чугунное ядро по полу, и другой, мелкий, женский или детский, иногда перебиваемый смехом, похожим на крик чайки и шум песка, песок сыплют.
Она всегда подходила к окну, очень тихо подходила, я видел ее силуэт в прямоугольнике рамы, от ее дыхания чуть колеблется занавеска, сейчас она поднимет руку и сдвинет занавеску вправо.
? Сыро сегодня на улице, опять дождь целый день..,- из- за двери,- зонтик не забудь, слышишь, вот он на вешалке..,- сквозь шум воды в ванной,- и на туфли свои посмотри.., - последние слова - гулко, словно эхо в колодце.
Небо уже начало светлеть, обозначились тучи, свисавшие содранными обоями, из тугой влажной мути натужно всплывают те же дома, тот же тощий фонарь, освещающий собственную тень. Тонко, по- женски, завыла собака.
Почему только это, почему ничего, кроме этого, почему это, а не другое, почему нет даже надежды на другое...
Из комнатного мрака - угол стола, спинка кресла, корешки книг на полке, край черной рамы.
Картина: облупленная штукатурка стены, розовая от закатного солнца, горячая от дневного жара, слева зарешеченное окно, канал с мутно-зеленой водой, засвеченной изумрудным в тенях, черный нос гондолы, кто там в гондоле за рамой... Не знаю почему, но мне всегда казалось, что Тот, на другом конце, обязательно должен быть в маске-бауте, от мысли, что Он выплывет, медленно поворачивая ко мне мертвенно-белое птичье лицо, от этой мысли я всегда внезапно просыпался.
Иногда, в предрассветных сумерках, мне казалось, что гондола движется, и я боялся закрыть глаза.
Когда она ушла, оставив за собой сквозняк, недопитый чай, и качающуюся цепочку двери, на которую я смотрел, остолбенев, не в силах отвести взгляд, а она все качалась и качалась.., и все сыпался песок.
Приснился вечер в Венеции. Облупленная стена вдоль канала, освещенная закатным солнцем, горячая от дневного жара. Слева окно, закрытое решеткой. Зеленая муть воды лениво колышется у стены вместе с полузатонувшей пластиковой бутылкой, космами изумрудных водорослей, в которых застрял окурок и две винные пробки. Деревянный стук бутылки о стену, уютный запах затхлости и гниения.
Гондолы не было...
Как, кто, когда подменил мне жизнь, кто подсунул мне эту суетливую чепуху, для чего, с какой стати, с какой такой стати я жил и с какой стати, просыпаясь среди ночи, сидя на кровати, я долго смотрел в прямоугольник окна.
Не уходи покорно в добрый мрак.
Хвалой, хулой молю тебя упрямо,
Не уходи покорно в добрый мрак, гневись, гневись.
Как быстро свет иссяк...
На улице совсем рассвело. Я мыл посуду на кухне, и слезы оставляли круглые длинные дырочки в мыльной пене.