Аннотация: Ещё рассказик, относящийся к "Запискам из Спального города"
Записки из Спального Города. (часть два)
Вагоновожатая
Дело было в мае. Как раз расцвели каштаны. Мне вспоминается стихотворение одного древнего малоизвестного поэта, "Мне бы только дожить до каштановых свеч; прикоснуться дрожащей рукою к цветенью". Он говорят, не дожил, умер в конце марта от лучевой болезни. А в марте Киев ещё пустой, туманный, и гуляют над Днепром синеватые позёмки, бросая тени прозрачных крыльев на свинцовую воду. Какие там каштаны!
Вот в мае - да. Бульвары в свечках и нежной зелени; вода улыбается; купола древних храмов сверкают на солнце; весело трусят конки мимо Софии. Появляются извозчики и козаки в синих шароварах на челноках чайках. Капитаны прогулочных глиссеров болтаются по пристани, задирая прилично одетых прохожих:
-Круиз по Днепру, пане, хоть до самого Чёрного моря.
Романтика, что тут скажешь!
Именно в это время Мирослава Бродского, ветерана брачного фронта, пережившего три с половиной (именно так он говорил!) развода, угораздило влюбиться. Дело было в среду, наверняка в среду! Именно по средам он гуляет по старому городу, от Владимирского собора до Подола; идёт пешком, поигрывая тростью с головой пуделя, сверкая моноклем, чуть сдвинув на затылок котелок, на манер фотографий начала двадцатого века. Так вот в среду, в середине мая, Мирослав послушал колокольный концерт у Владимира и неспеша направился к Софии. Тут мимо прогромыхал разноцветный, выкрашенный абстракционистскими пятнами трамвайчик. Мирослав засмотрелся на оригинально разрисованный вагончик. Тут трамвай остановился на светофоре - и Бродский заметил вагоновожатую, вернее её красную косынку и выбивающиеся из-под платка медные кудри. Этого оказалось достаточно. Пылкий богач помчался в трамвайный парк и пристал к диспетчерше с вопросами о вагоновожатой четвёртого номера.
-Информации о служащих не даём,- поджала губы диспетчер, сушёная вобла в воротничке "душистый горошек". (это мода такая идиотская пошла, фиолетовые воротнички, лихо завивающиеся по краям, типа душистого горошка). Бродский и так и сяк, вобла ни в какую, теребит свой горошек, смотрит оловянными глазками из-под тяжёлых очков, и цедит, закусивши карандаш:
-Информации не предоставляем...
Короче вечером в четверг Бродский пришёл ко мне с предложением прошвырнуться на конке до Лысой горы, послушать кобзаря и саксофониста, выпить бочкового пива. За его счёт. Я насторожился:
-Мирослав, что ты от меня хочешь? Снова какого-нибудь мутанта приволок?
(После истории с ручным драконом Гадёнышем ревизоры порядком потрепали мне нервы и продолжения не хотелось)
-Нет-нет! - замахал на меня Мирослав,- с конструктами я завязал! Тут другое.
-Что, уже придумали выверт хуже генных конструктов?
-Да успокойся ты! Ничего по твоей работе. Просто я кажется влюбился. И мне нужно, чтобы ты мне помог найти мою возлюбленную.
-Который раз ты уже наступаешь на эти грабли, Бродский? - вздохнул я,- никак тебя жизнь не научит.
-Просто всё не те бабы попадались. А это - та!!! Ты бы её видел, просто Тициан!
-Так. Ренуар у тебя крымскую виллу оттяпал; Рубенс не позволяет с сыном видеться; от Моны Лизы ты сам сбежал на вторую неделю. Чего ждать от Тициана?
-Нет, это - настоящее! - упрямо твердил Мирослав.
-И где ты выкопал настоящую?
-Совершенно случайно увидел, представь себе, в стоящей на светофоре четвёрке. Она - вагоновожатая.
-Замечательно! Василису забыл?
Василиса была днепровской лодочницей, здоровенной кустодиевского типа девицей. С Бродским у них как-то не заладилось. Мирослав поначалу восхищался её нестандартной внешностью - а потом выяснилось, что им совершенно не о чем говорить. Если, конечно, не считать достоинства борща с галушками общей темой.
-Я боюсь, Мирослав, она тоже книжек не читает, и газетам верит, и сериалы смотрит на полном серьёзе, не пропуская ни одной серии. Они такие, эти девушки из народа.
Бродский посмотрел на меня вдумчиво и серьёзно:
-Будь другом, а?
Я поворчал ещё и засобирался в трамвайное депо; с собой прихватил удостоверение мутационки. План мой был крайне прост и банален. Я ввалился без стука в кабинет диспетчера, сделал каменное лицо и проскрежетал:
-Сегодня, в третьем часу пополудни, заметил в трамвае четвёртого маршрута белку-мутанта, ярко-оранжевой масти, с двумя хвостами. Зверёк сидел на плече у вагоновожатой.
И добавил, уже мягче:
-Я кляузы строчить не хочу. Вы мне дайте координаты девушки, я ей напомню Уложение о спальных зонах, заберу белку - и дело с концом.
Вобла понимающе закивала и принялась рыться в базе данных.
Через полчаса я предоставил влюблённому идиоту адрес и имя его красавицы. А звалась она Марфа. На радостях Бродский поил меня великолепным тёмным чешским пивом. Домой я заявился в четыре утра, напевая "Чому я не пташка"
Пёс Реджинальд покосился на меня с кресла и презрительно фыркнул.
Утром в пятницу мне позвонил мой непосредственный начальник, которого я называю попросту дядя Федя
-Ты что это, Патя, совсем мышей не ловишь. Обленился там? Смотри, пришлют какого-нибудь Дмухановского с ревизией.
-А что случилось-то?
-Что случилось, что случилось... Я тебе ещё вчера ночью звонил, а ты где-то шляться изволил.
Дядя Федя вообще-то мужик невредный, просто так цепляться не станет. Что-то я действительно прошляпил.
-Так вот. Вчера, в девять вечера корреспондент Нью Таймс, носят его черти, прогуливался по вашим днепровским кручам. И встретил, кого бы думал?
-Дракона..- произнёс я, холодея. Рано или поздно Гадёныш должен был появиться в неподходящем месте в неподходящее время.
-Тебе бы всё шуточки шутить,- рассердился дядя Федя,- а у тебя, дорогой мой, синий волчара по городу разгуливает. Огромадный, клыкастый, агрессивный. На задних лапах ходит, и смотрит - как маньяк - убийца. Наверняка конструкт. Завёл его какой-нибудь богатый дурак, а потом понял, что возни многовато с ним будет, привёз в тихое место и бросил. Корреспондент этот, чтоб ему пусто было, нащёлкал волка во всех ракурсах, и срочно передал снимки в ночной выпуск.
Дядя Федя вздохнул:
-Короче, ищи волка, Патя. А то накрутят хвоста и мне и тебе.
Я положил трубку и чертыхнулся. Вечно эти богатые придурки какую-нибудь свинью подложат, ну совершенно безответственная публика.
-Слышал? - мрачно глянул я на Реджинальда.
Сэр Реджинальд, ретривер - телепат озадаченно почесал за ухом:
-Мда. Волки это очень неприятно. Странно, что до этого на него никто не наткнулся.
-Прогуляемся сегодня, поищем эту скотину,- решил я.
Реджинальд особого энтузиазма не проявил, но идти со мной не отказался.
Я проверял гипноружьё, когда ввалился Бродский
-Патрокл, она прелесть! Представляешь, Марфуша увлекается древней литературой и перечитала всего Толкиена. А ещё - у неё носик - уточкой. Обожаю!
Я холодно глянул на него:
-Ну знаешь что, Ромео, летел бы ты дальше на крыльях любви. У меня тут проблемы назревают.
-Давай помогу! - вызвался Бродский. - деньги нужны?
-Да какие деньги! Тут нам в город подкинули синего волка, явно конструкта. Шляется где-то по паркам. Вот мы с Реджи идём его ловить.
-Здорово! Я с вами!
-На кой ляд ты нам сдался?- проворчал я про себя.
Но от Бродского же не отвяжешься.
Луна в эту ночь была багровой, точно налитой кровью (или дешёвым вином). Три часа мы блуждали по обширным киевским паркам. Зверя нигде не было.
-Я думаю, это обычная газетная утка,- изрёк Мирослав,- монтаж. Сейчас новостей особых нету, вот они и дуреют, придумывают себе.
Тут раздался высокий пронзительный вой. Невидимое животное выло тоскливо, на одной ноте. Реджинальд тихонько заворчал и прижался к моим ногам.
-Собака...- сказал Бродский, но глянул на дрожащего пса и осёкся.
-Похоже, это тот, кого мы ищем,- я взялся за ружьё.
Вой приближался. Вскоре в кустах бузины, обступивших дорожку раздался хруст, мелькнули ярко-жёлтые фосфоресцирующие глаза, и на дорожку вышел крупный синий волк. Пожалуй, самый крупный из тех, что мне доводилось видеть, и выглядел он довольно злобно. Ретривер не выдержал и нервно залаял. Волк чуть слышно зарычал, и двинулся к нам.
Я выстрелил. Я точно попал. И - ничего. Зверь должен был упасть парализованный. А он посмотрел на меня насмешливо, совсем по-человечески, и сделал ещё шаг.
Тут Бродский не выдержал, выхватил из кармана декоративный серебряный кинжал, привезенный им из какой-то поездки, (он его всегда таскал с собой, для понта) и метнул в зверя. Попал, как это ни странно. Волчище заскулил, и побежал в кусты, слегка припадая на левую лапу.
-За ним! - вскричал я
По кровавому следу мы шли недолго. У выхода из парка он оборвался. Дальше нас повёл Реджинальд. И привёл к небольшому трёхэтажному домику. Мы поднялись на второй этаж и принялись стучать в дверь квартиры, у которой остановился пёс. Через пару минут соседняя дверь распахнулась:
-Чего молотите-то? - спросила старуха в рыжем парике,- уехала она, в больницу. Руку поранила где-то.
Час от часу не легче.
-Ты в вервольфов веришь? - мрачно спросил Бродский,- я - не верил до сегодняшнего дня.
-Мне всё-таки показалось, что это был самец. И вообще, странно как-то. Может, Реджинальд ополоумел и нюх потерял от страха?
-Сам ты ополоумел,- обиделся ретривер,- оборотень это был.
Несколько дней было тихо. Хозяйка загадочной квартиры так и не появлялась. На все вопросы соседка отвечала:
-А я почём знаю? Шляется где-то.
Роман Бродского развивался стремительно. Марфуша уже третий день гостила в его загородном доме.
-Представляешь,- жаловался он по телефону,- возвращалась он она днях с работы, так на неё в парке какие-то хулиганы малолетние напали, пырнули ножом. Она ко мне на следующий день на свидание пришла такая несчастная, с забинтованной рукой.
-Случается,- посочувствовал я.- городишко у нас ещё тот, маргинальных типов хватает.
Волк больше не появлялся. Может, сбежал куда, от греха подальше - надеялся я, оставил нас в покое. На всякий случай я нашёл в сети всё что можно о ликантропии, вовкулаках и оборотнях. Полнейшая ерунда, с перекидыванием через нож, обрастанием шерстью, регенерацией и так далее. Интересно, конечно, почитать. Как сказки.
-Про дракона ты тоже думал, что это сказки,- ворчал Реджинальд,- я тебя предупреждаю, оборотень ещё даст о себе знать.
Пёс как в воду глядел. Примерно через месяц затишья в городе приключилась странная история. Глубокой ночью шёл последний трамвай, четвёрка, в депо. Несколько пассажиров клевали носами. Вдруг вагон потерял управление, и сошёл с рельсов. Шедшая навстречу пожарная машина едва успела затормозить. Вагоновожатой в кабине не было. Она вообще пропал бесследно. Зато и пассажиры, и пожарные в один голос утверждают, что видели мчавшегося к парку крупного пса или волка.
-Ну? - поднял морду от газеты Реджинальд,- что я тебе говорил. Сейчас полнолуние. Обострение, батенька.
Тут позвонил Бродский.
-Слушай, не до тебя,- попробовал я отмахнуться,- тут кажется и впрямь оборотень шалит.
-В том-то и дело,- произнёс Мирослав зловещим шёпотом. Догадываюсь я, кто этот оборотень. Знаешь, кто вёл ту странную четвёрку? И вообще Марфуша последние дни что-то вялая, кислая, разговаривать не хочет, прячется от меня. А ещё, он понизил голос,- я заметил, что она старается ходить по дому без обуви. Только войдёт, сразу туфли скидывает, будто они ей мешают. И знаешь, где она живёт? В той самой квартирке. Мы позавчера за её вещами ездили, я чуть не обалдел.
-Еду! - бросил я.
Мы с Мирославом делали вид, что ничего не произошло. Часов в десять вечера Марфа сослалась на сильную головную боль и скрылась в спальне.
В парке дежурили, прячась по кустам, несколько ребят из мирославовой охраны.
Через час один из них показался на пороге гостиной.
-Вышла,- коротко сказал он,- вылезла из окна с рюкзачком , и направилась куда-то.
-Давай за ней! - подскочил Бродский.
На шоссе девушка поймала попутку. Мы остановили следующую машину и двинулись за ней. Марфа привел нас в заброшенный парк на окраине.
Она стояла на дорожке, напряжённо вглядываясь в чёрные силуэты деревьев, потом позвала негромко:
-Дима, Дим... Я же знаю, ты здесь.
В кустах зашуршало, и навстречу ей вышел огромный синий волк. Похоже, тот самый.
-Ну иди сюда - позвала она его.
Зверь зарычал утробно, и побежал в сторону леса.
-Не узнал,- Марфа почти плакала, - родную сестру не узнал.
Мирослав, не выдержав, вышел из засады, тем самым обнаружив наше присутствие.
В ближайшем кафе, сжимая в дрожащих пальчиках чашку горячего кофе, Марфа рассказала нам о своей беде.
Дима, её брат, был ликантропом. Приступы у него начались несколько лет назад.
-Он так переживал,- всхлипывала Марфа,- совсем не хотел быть зверем.
Она всегда старательно покрывала брата. Когда его ранили в руку, перебинтовала себе руку, чтобы не вызывать подозрения у соседей, вечно сующих нос не в своё дело, и потащилась среди ночи с ним в больницу.
В этот раз она взяла его с собой на работу, надеясь, что успеет сделать что-то, когда начнётся приступ, остановить его как-то. Не успела. Выскочила из кабины, побежала за ним. В общей суматохе никто не обратил внимания на мчащуюся за зверем девушку.
-Есть, наверное, клиники, где от этого лечат,- задумчиво протянул Мирослав.
А мне будет теперь забота: составлять докладную об оборотне. А оборотней, согласно официальным данным, нет! Может, ну его? Обойдёмся без шума, парня нейтрализуем, вылечим, в городе теперь, когда всё выяснили никто безобразничать не будет, и ладно.