Пел хор под сводом церкви методистской,
Обители смиренной и святой.
Играла виртуозно пианистка,
И в три ряда гремел хористов строй.

Звучали Доницетти и Маскани,
Звучал Бернстайн, и даже Верди сам.
Сопрано с тенорами слух ласкали,
А задний ряд басами потрясал.

Меня влекло куда-то ввысь под купол
И дальше - сквозь древесную листву.
Увы, сопротивляться было глупо,
Я молча покорялся колдовству.

Как будто к берегам иным причалил,
И подданным я стал, и стал царём.
А кашель, что душил меня вначале,
Был снадобьем вокала исцелён.

Чернели строго смокинги и блузки,
Внимал им весь земной притихший шар...
В тот вечер хор совсем не пел по-русски
И музыке словами не мешал.