Волнующий букет из парчи, шелка и бархата медленно кружился под незатейливую легкую музыку. В ней вела скрипка: своим тягучим сладким плачем она выстраивала картину из звуков и цвета, а вторили ей поперечная флейта, со своей неизменной чувственной хрипотцой и, конечно же, фортепиано. Здесь оно создавало основу.
А букет все кружился. Букет из платьев и камзолов, сюртуков и кружевных дамских перчаток... Стефания предпочитала любоваться изящными движениями одежд и калейдоскопом оттенков, вместо людских лиц, лживых и приторно сладких. Все врут. Ткани же просто красивы. Девушка как никогда нуждалась в чем-то прекрасном, что не таило бы в себе зла.
Это был очередной бал, на этот раз в честь окончания Пятидесятилетней войны. Войны давней, как мир, и такой же беспощадной. В ней погибли сотни тысяч человек, особо впечатлительные историки до сих пор приходят в тихий ужас от ее масштабов и смертей. Ну а простые люди... Им уже давно все равно. Жизнь крестьян слишком быстротечна и богата на проблемы, чтобы переживать еще и о проблемах минувших.
Лишь в особо знатных и обеспеченных домах и по сей день существует традиция давать бал в честь окончания тех страшных событий. Традиция, которой уже более пяти веков.
Впрочем, не это сейчас важно. Недавнее поведение Стефании отец любого сословия и статуса посчитал бы неосмотрительным, и попросту неприемлемым, что уж говорить о короле. Тот был в дикой, неописуемой ярости, которую показывать он посчитал ниже своего достоинства. Лишь нахмуренный лоб и сталь в голосе и взгляде выдавали мужчину. Стефания, придя утром по приглашению отца в его кабинет, подумала в тот миг, что лучше бы он кричал. Пускай бы он выпустил весь тот клокочущий бурлящий гнев, что обжигающей лавой кипел у него в душе и готов был излиться на первого встречного. Пусть лучше так, чем то, что было в тот миг: ледяной тон, обманчиво медленные движения. Все это в совокупности давало повод не просто нервничать - впадать в панику. Как бы замуж со злости не выдал....
Однако пока что ей грозили лишь домашний арест, круглосуточное наблюдение и усиленные занятия с баронессой Миндельфонн - преподавательницей экономики, и по совместительству придворного этикета. Кроме того, к девушке приставлен целый штат фрейлин, которых Стефания ненавидела всей своей душой. Раньше она могла с легкостью убедить своего венценосного родителя не прибегать к их сопровождению, ибо толпа женщин, должных создавать определенный фон и настроение бесила принцессу неимоверно, даром, что по этикету эти самые женщины были необходимы. Стефании удалось сократить их число до пяти фрейлин-служанок, которые не стремились путаться под ногами у девушки и выполняли все ее поручения беспрекословно. Плюс ко всему они информировали Стефанию о последних слухах и при особой нужде шпионили для Ее Высочества.
Имея большое число слуг, очень трудно контролировать их, поручиться за каждого, и это было еще одной причиной отказа от целого штата "надсмотрщиков".
Так было раньше. Теперь же чуть не ли каждая вторая приставленная фрейлина была шпионкой отца и наверняка писала длинные отчеты о поведении принцессы...
"Боги! И неужели отцу нравится это читать? Неужели у него нет дел поинтересней?!" - примерно в таком ключе текли мысли принцессы, пока она со скучающим выражением лица сидела подле венценосного родителя в тронном зале, перед разношерстной публикой, танцующей прекрасный, четко отлаженный вальс. Рядом стояли еще четыре трона, пустующих, и оттого неприглядных. Роскошная позолота на спинке, красный бархат на сидении не могли скрыть всей мистической грусти, заключенной в них. Трон по левую сторону от короля, с более изящными ручками и спинкой в форме бутона тюльпана был троном матери Стефании. Она умерла совсем недавно, всего три года назад при родах Кристины - самой младшей наследницы по прямой линии в их семействе. Трехлетняя девочка на сегодняшний момент воспитывается мамками-няньками и отлично себя чувствует без матери, чего не скажешь о короле. Отец Стефании тогда здорово забросил дела, на радость приближенным лицам, которые в те несчастливые времена смогли провернуть пару крупных махинаций с королевской казной. Потом монарх, конечно же, все заметил, разгреб документы, казнил неугодных... Но это все потом. Тогда же его душу съедала тоска, и маленькую Кристину несчастный отец порой просто не мог видеть. Не потому что ненавидел, нет. Просто Кристина стала олицетворением тех горьких событий, на ней словно остался отпечаток из боли и мрака; лицом маленькой девочки на короля смотрела смерть.
Оставшиеся три трона, стоявшие по правую руку короля рядом со Стефанией, принадлежали старшим братьям принцессы, мужчинам, которые уже смогли послужить на благо королевства (и не только на благо, что уж говорить...). Старший Грейн десять лет назад женился на принцессе Элезии, а впоследствии стал полноправным королем страны-соседки. К слову, отношения между двумя державами не слишком заладились, ибо их территории друг для друга представлялись весьма желанными кусочками. А Грейн всегда ставил политику на первое место. Женив своего сына, король Рейска думал получить друга и опору, однако взамен получил лишь еще одного врага, который к тому же осведомлен и подготовлен намного лучше, чем все остальные. И, тем не менее, пустующий трон король оставил, тем самым показывая, что не таит против сына зла, и все еще считает его членом своей семьи.
Следующий трон принадлежал Ромуэлю, среднему брату в их семье. По слухам, молодая королева вычитала его имя из любовных романов, еще будучи графиней Северных провинций. Позже молодой принц полностью оправдал свое романтичное имя и решил податься в барды. Король был в шоке и, естественно, запретил сыну заниматься столь нетипичным для королевского отпрыска занятием. Однако тому все как об стену горох... Королевские дети как на подбор выросли жуткими упрямцами и своевольцами, это признавали абсолютно все придворные. Королю просто пришлось уступить, ибо проку от принца, который не будет даже притворяться, что государственные нужды заботят его, было мало.
То ли дело младший принц, Леон Рейский. Статный красавец, с детства интересующийся политикой и придворной жизнью. Течение дворцовых интриг, государственных дел и распрей за титулы подхватили парня и грозились не отпустить никогда. А он и не сопротивлялся. Король уже прозрачно намекнул сыну о том, что тот получит трон и что он, как будущий монарх, должен как можно лучше усвоить "тот суп", в котором ему предстоит вариться всю оставшуюся жизнь. И Леон усваивал. К своим двадцати пяти парень успел поработать и секретарем у казначея (вместе провернули одно дельце под носом у короля, но были застуканы и милостиво прощены "по молодости и дурости"), и в Отряде внутренней стражи (лично словил одного из элезийских шпионов), и даже шестеркой дворцового кастеляна (пять бутылок вина шестидесятилетней выдержки не слишком большая цена ради знаний всех тайных ходов замка вплоть до тех, что не знали даже прадеды Леона.. Слуги они такие). Сейчас же молодой принц вновь был чем-то занят, он лишь заглянул в комнату к Стефании, удовлетворенно кивнул на наряд и ушел в неизвестном направлении. На балу его никто не видел, да и король не спешил посылать за чадушком. Пусть резвится, пока может...
Стоит отметить, что на этот раз платье девушки не было траурным, хотя настроение было донельзя безрадостным. Отец выдал специальные указания слугам еще до начала торжества, Леон тоже заходил проверять, и потому дважды невинная шутка уже не прошла бы... А жаль. Очень.
Сегодня на принцессе было длинное шелковое платье цвета молочного шоколада, корсет которого был расшит абстрактным узором из маленьких бусинок стекляруса. Руки девушки были скрыты тонкими рукавами из гипюра того же цвета, однако при этом взору представали покатые изящные плечи и волнующий изгиб шеи. Модным в этом сезоне декольте Стефания решила пренебречь, ибо, как не странно, не любила излишнего оголения собственного тела. Кроме того она подозревала, что почти все дамы в угоду моде придут в практически одинаковых нарядах, меняя лишь цвета и украшения. Собственно, именно это и произошло, на женщин девушка смотрела как на мельтешащие блестящие пятна: с удовольствием, но без фанатизма, ибо от чрезмерно долгого рассмотрения пестроты начинало рябить в глазах. А на некоторых дам смотреть было даже стыдно, ибо в любом обществе находятся люди, которые моду смогут превратить в безумный фарс. Казалось, их грудь сейчас выпрыгнет из лифа...
Девушке хотелось танцевать. Хотелось освободиться от настороженных взглядов отца, которые он кидал ей, боясь, что та выкинет что-нибудь неподобающее. Хотелось выйти на воздух, ибо жар сотен свечей, коими был освещен бальный зал, а также дыхание гостей создавали невыносимую духоту. Воздух был сперт, а ночь в огромных приоткрытых окнах звала ее к себе, обещая прохладу и покой ее душе.
Но нет. По правилам этикета девушке не положено разгуливать по залу одной, без сопровождения мужчины. Отец сейчас даже и пальцем не пошевелил бы ради выполнения ее прихоти, ведь он все еще был зол до исступления, а так же корил себя за то, что с самого детства воспитывал дочь неправильно. Давал ей слишком много воли, слишком любил, слишком баловал...И вот он, результат. Капризная невоспитанная эгоистичная барышня. Какой она будет королевой, если до сих пор не может понять, что слово "хочу" стоит на ступень ниже, чем слово "надо"?
К слову, другие мужчины не спешили подходить к законной принцессе. Они лишь осмеливались кидать взгляды: кто любопытствующий, кто полный обожания, а кто откровенно похабный. Были среди этих взглядов и враждебные, но уже женские, а не мужские. Да, ее ненавидели многие. И многие хотели подружиться, ибо власть манила людей, как сладкая конфета манит неразумных детишек. На какие только уловки не шли люди ради призрачного шанса приблизиться к верхушке пирамиды, не думая при этом о цене, которую надо платить за каждый сантиметр, проложенный к этой вершине. Король - это раб своего народа, который в конечном итоге всем и всегда должен. Многим просто не приходило в голову, что плодами власти порою просто некогда наслаждаться, а через пару лет они и вовсе приедаются. Остается лишь рутина, бесконечная вереница дел, истраченные впустую нервы...
- Ваше Величество, Ваше Высочество, - знакомый голос бесцеремонно вторгся в вереницу мыслей Стефании и заставил вернуться к настоящему, - Вы позволите пригласить Вашу дочь на танец? - на этот раз вопрос был адресован лично королю. Тот глянул на гостя с тщательно скрываемым пренебрежением, однако просьбу все же принял и милостиво кивнул, позволяя увести свою дочь в круговорот танцующих. Стефания не сопротивлялась, хотя компания этого человека ее мягко говоря нервировала. Особенно после вчерашнего.
- Вы хотели поговорить со мной, виконт? - спросила принцесса Ларса Бонвиля, переставляя ноги чисто по инерции, что, впрочем, не отражалось на изяществе па.
- С чего Вы взяли, что я хотел поговорить? Может, мне просто захотелось пригласить Вас на танец? - произнес мужчина и резко раскрутил девушку, отчего юбка ее встала пышным колоколом.
- Не думаю. Для "просто танца" здесь слишком много симпатичных фрейлин с менее обозленными отцами,- тем временем, вернувшись к партнеру "в полный контакт", девушка прижалась к нему чуть ближе, чем дозволялось по этикету, будто бы возвращая ему брошенный им же вызов. Виконт не смог сдержать улыбки.
- Вы себя недооцениваете, принцесса. Как прошла утренняя встреча с отцом? - резко поменял тему мужчина, не собираясь отпускать девушку на положенное по этикету расстояние между двумя танцующими... Птичка сама загнала себя в клетку, а вызов есть вызов.
- Встреча прошла бурно. Ожидаемо бурно. А Вы знаете о том, что больше не являетесь моей личной нянькой? И кстати, Вы перевели тему, а это нечестно, - Стефания слегка смутилась от более тесного контакта, но все же не собиралась отступать в этом поединке, - Насколько мне известно, у Вас есть жена? Неужели ее устраивает жизнь в провинции, в то время как законный муж следит за другой женщиной?
- Неужто женщиной? - ехидно спросил виконт Бонвиль, заставив девушку покраснеть как маков цвет и возмущенно засопеть, - Тише, тише, это всего лишь шутка. Мне просто льстит, что Вы, дорогая принцесса, заставили своих служанок прочесать дворец на предмет сплетен обо мне... Вот, разузнали про мою жену. Могли бы не суетиться и просто спросить у меня.
Девушка в ответ на это покраснела еще больше, будто чувствуя себя застуканной за чем-то постыдным, как, например, вчера вечером перед отцом. Однако стыд сошел со щек также быстро, как и пришел. С чего это ей, наследной принцессе, стыдиться какого-то виконта, который сам же ее и провоцирует?!
- Не думаю, что было бы разумно с моей стороны спрашивать про Вашу жену. А на вопрос мой Вы так и не ответи..
Мужчина с притворным вздохом размашисто крутанул девушку еще раз, не дождавшись ожидаемого вопроса, который казался ему совсем неуместным в этот момент. Ведь виконту после сегодняшнего бала придется уехать к себе в поместье, и скорее всего, остаться там до конца своей жизни, ибо во двор после оглушительного провала "нянькиной истории" вход ему будет заказан. Но отчего-то злости на девчонку Ларс Бонвиль не испытывал ни малейшей, ибо прекрасно понимал каково это - когда душат правилами, обязательствами и долгом. Каково это, быть юным, горячим и порывистым, стремиться к приключениям и свободе, которая находится слишком близко и слишком рьяно да сладко зовет тебя; стоит лишь открыть неприметную калитку за пышным дворцовым ансамблем и провалиться в душистый мрак, испещренный звездами и пахнущий пряными травами, дымом мальчишеских костров и влажным черноземом...
- Эй! - возмущенно воскликнула Стефания, возвратившись на место, - Вы ведете себя по-хамски!
- А Вы, дорогая, задаете бесцеремонные вопросы. Моя жена живет в провинции, потому что ей нездоровится. Она очень болезненна, и лекари прописали ей свежий воздух, легкую пищу и отдых подальше от цивилизации.
- Ах да.. Ведь Ваше поместье находится практически в горах, на границе Рейска, - в голосе Стефании виконту почудилась едва заметная издевка, которую он милостиво пропустил, - И неужели вы совсем не скучаете по жене?
- С Вами, Ваше Высочество, очень трудно заскучать, - виконт заключил принцессу в кольцо рук, тем самым завершая танец. Он чувствовал, как девушка слегка вздрогнула, ощутив его ладони на своей талии, обжигающе горячие, которым там явно не место... Однако танец этого требовал. И потому дрожь была лишь мимолетной, и виконт сомневался потом, почудилась она ему, или все же имела место.
Однако руки он все-таки не убирал чуть дольше, чем того требовал этикет. И Стефания даже не подумала сопротивляться.
- Всем стоять на своих местах!!! - разнесся вдруг над залом хрипящий громогласный рев.
Несколько фрейлин тоненько завизжали из углов, а еще несколько упали в обморок. Вокруг них образовалось кольцо из зевак, но никто даже не старался их поднять. Толпа начала шуметь и волноваться, никто не мог понять, что происходит и почему крик раздался со стороны королевского трона, хотя кричал ведь вовсе не король...
- Всем стоять на местах, если хотите, чтобы ваш король жил!!! С этого момента власть переходит ко мне, Сильву Рогнеру, некогда начальнику Отряда внутренней стражи, а теперь полноправному правителю королевства Рейск!
В толпе поднялся еще более сильный гам. Кто-то попытался протиснуться к выходу, однако был остановлен плотной массой народа. Да и не выпустили бы никого, ибо по всему периметру бального зала рассредоточились гвардейцы из Отряда внутренней стражи, созданной в незапамятные времена для охраны порядка и благополучия жителей дворца... Теперь же люди, слывшие защитниками-добродетелями, оказались на месте палачей.
Король, на шее которого лежал клинок одного из его личных охранников, смотрел на своих придворных, на высшую знать и в отдельности на свою дочь, которая в безликом людском море казалась ему маленьким ангелом. Светловолосая и хрупкая, ее все еще обнимал виконт Бонвиль, неосознанно стараясь защитить от всего того, что только что произошло. Он оглядывал зал, оценивая дислокацию противника, и просчитывал в уме вероятные варианты развития событий, возможности для побега из вражеского кольца. На миг взгляд его столкнулся со взглядом короля.
Отец смотрел на защитника своей дочери в упор, не мигая, будто предупреждая и моля одновременно.
Я сберегу ее, Ваше Величество - таков был ответ ледяых глаз.
А затем события понеслись вскачь.
Кто-то из гостей попытался прорваться сквозь стражников по периметру и был молниеносно сбит с ног, а затем и вовсе вспорот поперек богато расшитого камзола. Первая кровь военно-дворцового переворота подействовала на толпу рафинированных дворян как мощнейший катализатор. Началась паника. Люди бежали к выходу, бежали в сторону короля, бежали, бежали, не зная куда и зачем. Как загнанные звери, как испуганный табун баранов, они сбивали друг друга с ног и ползли по телам тех, с кем минуту назад беседовали о погоде и скачках. Хаос, впрочем, не затронул стражников у выходов и окон, ибо приказ, отданный им, был неумолим и прост до банальности: резать всех, кто только посмеет ринуться к выходам. И они резали. Рубиновая кровь, омывая светлые платья дам, походила на пятна от вина, что распивали сегодня из хрустальных инкрустированных бокалов. Кровь тоже можно было считать своеобразным вином, которое добавляло нотку пикантности сегодняшнему действу. Людские крики, хрипы и стоны обрывались мимолетными движениями клинков, и никто из гостей не мог защититься от их карающего свойства, ибо на королевские балы вход с оружием был строжайше воспрещен. Все было продумано, все было подстроено до мелочей... И казалось, что шанса выбраться из этого ада не существует.
Но Бонвиль все равно его искал. Крепко обняв девушку и развернув ее к себе, чтобы она видела как можно меньше, он бесцеремонно расталкивал людей, пытающихся сбить их обоих с ног, и смотрел за тем, как беззащитных людей режут, словно скот, и как предводитель их лишь удовлетворенно наблюдает за торжеством смерти, удерживая нож у самого горла монарха. Тот лишь прикрыл глаза, понимая, что ничто уже от него не зависит. Но одного понять мужчина не мог, и, пожалуй, не сможет до самой своей смерти: как Сильва Рогнер, служивший еще при его отце и игравший с молодым монархом в детстве... пятидесятипятилетний мужчина, почти уже старик, который, казалось, готов был умереть за правящую чету...каким образом он может сейчас стоять здесь, у его трона и кричать, как базарная торговка, о своей власти? Умный и хваткий, он не может не понимать, что власть его не распространится дальше этого зала, заполненного по щиколотку благородной кровью. В лучшем случае Леон и прочие королевские отпрыски, не вынося сор из избы, провернут тотальную, возможно даже неофициальную чистку, после которой с чистой совестью примут трон и продолжат править. В худшем случае страну ждет гражданская война или вовсе революция, которая ничто, кроме анархии не принесет. Государство будет истощено и явно не пригодно к благополучному правлению, так что и этот вариант не может быть дееспособен. Значит... Нет полной картинки. И есть кто-то третий, кому данная ситуация выгодна по всем статьям.
Крики уже не были слышны. Лишь стоны боли, приглушенные рыдания и звуки желудочных спазмов. Виконт понимал, что еще немного, и суматоха паники утихнет, а значит, выскользнуть незаметно уже не получится.
- Значит так, Стефания, - произнес виконт хриплым голосом, все еще не позволяя девушке поднять лицо от его камзола, - Сейчас ты очень быстро вспоминаешь, где находятся тайные ходы в этом зале.
- Если их знаю я, то они тоже наверняка их знают, - тихо произнесла принцесса, пропустив мимо ушей вопиющую фамильярность мужчины.
- Не важно. Просто называй. И быстрее.
- У кадки с пальмой в самом дальнем углу, справа от трона отца.
Бонвиль отметил приставленного к тому месту человека и отрывисто произнес:
- Дальше.
- Фиолетовый уголок, рядом с самым большим диваном..
- Дальше.
- Мм... еще рядом с фуршетными столами, там еще статуя двух мальчиков стоит...
- Дальше.
- Но... Я больше не знаю, - на этих словах Стефания зажмурилась и прижалась к мужчине крепче, боясь, что последний ее оплот покоя в этом безумном кровавом хаосе может навсегда ее покинуть.
- Вспоминай. В таких залах, как этот, обычно предусматривается пять ходов: четыре по краям и один отдельно для монарха. Ты назвала три из четырех, если не считать королевского. Давай, ты должна его знать!
Принцесса сжалась еще сильнее, хотя казалось, что сильнее уже невозможно. Она пыталась вспомнить свои детские игры и шалости, пыталась вспомнить, как старшие братья в перерывах между занятиями водили ее по замку, показывали ходы, переходы, подвал... В экскурсию ведь включался и этот зал! Определенно включался! Вот только...
- Стена рядом с канделябром у входа! - воскликнула девушка, пожалуй даже громче, чем стоило.
- И все равно там стоят. Хотя...их всего двое на одну гигантскую стену. Без оружия будет трудно, конечно, но...
- Ты будешь идти напрямую?! - возмущенно произнесла девушка и невольно откинула голову. Представшее зрелище распростертых тел, стыдливо прикрытых от смерти одеждой, и луж свернувшейся крови, проглядывающих то там, то тут из под ног отчаявшихся придворных, которые чудом остались живы, подействовали на Стефанию удручающе. В глазах у нее потемнело, колени ослабли, а изо рта вырвался полузадушенный всхлип.
- А ведь я говорил не поднимать головы, - хмыкнул виконт и досадливо поморщился, увидев, что принцесса сейчас явно не в состоянии предпринимать каких-либо активных действий.
- Я ведь все равно бы увидела, - просипела девушка откуда-то из камзола Ларса Бонвиля.
- Нам надо идти прямо сейчас, причем как можно быстрее. Ты сможешь нормально двигаться?
- Вполне, - ответила девушка, попытавшись выпрямиться, и добавила с мрачной иронией, - Главное дышать через раз и не смотреть по сторонам.
- Значит слушай внимательно. Я отвлекаю на себя стражников, ты же в это время пытаешься открыть вход. Как только откроешь - ныряй туда и беги как можно дальше, не оборачиваясь и не останавливаясь, что бы ты ни услышала и ни увидела, понятно? От этого зависит твоя жизнь. Если кто-то пытается остановить или увязаться с тобой - отталкивай. Не смей брать с собой балласт в виде какой-нибудь раненой обморочной фрейлины. План, как видишь, предельно прост. Все поняла?
Девушка лишь кивнула, после чего виконт схватил ее за руку и потащил волоком через зал. Пропускать их не хотели, кругом слышались причитания по мертвым и раненым. Кто-то рвал собственные наряды, чтобы остановить кровь близким, кто-то лежал в блаженном обмороке и не собирался из него выходить. Кто-то до сих пор пытался сражаться, используя столовые канделябры вместо мечей. Это было бы почти смешно, если бы от этого не зависела их жизнь. Все это отмечала принцесса, Бонвиль лишь быстрым шагом направлялся прямиком к тайному ходу, попутно подбирая с пола запачканный чьей-то кровью канделябр. До стражника с плоским бесцветным лицом оставалось совсем немного, когда мужчина отпустил руку принцессы, надеясь на то, что ее память не подведет их в самый ответственный момент.
Было трудно. Без мало-мальски нормального оружия Бонвиль ощущал некую уязвимость перед хорошо вооруженным воином, привыкшим убивать без промедлений и моральных терзаний. Виконт сам некогда был таким же, и потому мог представить себе ту отрешенность, что постигала разум стражника в момент убийства. Для этой машины для убийства, вооруженной до самых зубов против неженок-фрейлин, все происходящее наверняка виделось веселой игрой, в которой ставками служили чужие человеческие жизни. Ну и пусть, главное, что не своя собственная поставлена на кон...
Пока виконт пытался отбивать четкие, как похоронный марш, удары, и ощущал, как прогибается под мощью закалённой стали мягкий металл канделябра, принцесса пыталась нащупать на стене нужный механизм. Кровь стучала у нее в висках и ей вдруг вспомнились события, что затерялись уже в обезболивающей колыбели детства; события, связанные с похищением наследницы с целью захвата власти. Сейчас тоже пытались захватить власть, однако методы и средства были разные, а потому, казалось, ничто не должно было объединять эти два события. Однако одно все же было: этот стук. Тук, тук, тук. Ее виски, что отстукивали ускоренный ритм сердца; как барабан, как секунды до окончательной смерти, как приговор, что еще не успел прозвучать, но висит Дамокловым мечом в воздухе, застывший между настоящим и будущим в одном нескончаемом мгновении, имя которому - вечность.
Ладони Стефании все же нащупали маленькую кнопочку в оббитой парчой стене. Маленький проход открылся почти беззвучно, только шепот каменных плит выдал бегство девушки, но в общем шуме звука трения слышно не было, и потому беглянка могла не волноваться.
Она окинула последним взглядом зал. Отца, что сидел на троне так прямо, будто проглотил кол, мешающий расслабить спину. Людей, которые некогда раздражали ее своим мельтешением и глупыми разговорами, однако сейчас казавшиеся ей самыми близкими и родными на свете. Она взглянула на виконта Ларса Бонвиля, который держался из последних сил, и к которому уже подходило несколько стражников со спины...