Остров.

Наверное, райский.

Бешеная тропическая Элла. Тёплая лагуна. Вечный прибой океана за рифом, гудящий как поезд.

Коралловые полипы позаботились о том, чтобы построить атолл таким высоким, что лишь самые верхушки бурунов океанского прибоя могут перелетать через риф и пополнять свежей морской водой лагуну, изобилующую рыбой.

И я, стоящий на острых шероховатых глыбах кораллов и, ступая по неровному дну, бродящий в лагуне без штанов в одной рубашке на голое тело. Где по пояс в воде, где по колено, иногда по грудь в зависимости от глубины русел и каналов среди рифов.

Рыбу так ловлю. Да и в воде мне как-то легче, чтоли

Анемоны, кораллы и губки придают всему рифу вид какого-то скалистого сада со мхами, кактусами и окаменелыми растениями, красными, зелёными, жёлтыми и белыми. Все эти цвета здесь представлены либо кораллами, либо водорослями, либо фантастическими рыбами, которые извиваются повсюду вокруг меня.

В лагуне мелко, в основном по пояс, по грудь, но есть пара мест с глубиной метра четыре

Сейчас отлив и вода, уходя из лагуны, обнажает быстро сохнущие рифы. Всё новые коралловые островки выступают из воды, а прибой, беспрерывно грохочущий вдоль рифа, становится ниже, какбы опустившись на один этаж. Множество рыбок всех возможных расцветок пережидают отлив. Сквозь прозрачную воду видны пальцы моих ног. Шевелящиеся, погружающиеся я золотистый песок. Вокруг ступней вздымаются его струйки. Мелкие рыбки, расцвеченные как попугаи, привлечённые происходящим, выскакивают из под коралловой глыбы и тыкаются носами в ноги. Щекотно.

Невдалеке небольшая акула, вряд ли больше метра длиной, тоже заинтересовалась мной. Хлопок по воде и она поспешно ретируется в сторону, подальше от странного существа.

Риф, похожий на погруженную в воду крепостную стену, тянется к северу и к югу от моего островка. У южного края виднеется длинный остров, густо поросший лесом из пальм. А к северу, вблизи от меня, на расстоянии метров 600-700 (мне так показалось на глаз) находится другой, но значительно меньший остров, также поросший пальмами. Он тоже лежит в лагуне, верхушки пальм поднимаются к небу, а белоснежные песчаные пляжи спускаются к тихой воде, отражающей небо, белые облачка и зелень деревьев. Весь этот островок походит на огромную зелёную корзину цветов

А мой остров вряд ли больше этой корзины, но у него есть важное преимущество он вулканический. В центре его есть небольшая горушка. И водопадик пресной воды, просачиваясь сквозь камень из таинственных глубин Эльтерры, снабжает меня питьём. А тот остров, что на севере, как и южный, вряд ли поднимается над уровнем океана метра на два. А значит, воды там нет.

Я возвращаюсь с рифа. И мой остров становится всё больше по мере того, как я приближаюсь к нему. Выйдя из воды, я зарываюсь пальцами ног в тёплый, абсолютно сухой песок. Мне доставляет наслаждение вид каждого следа, оставшегося на девственном песчаном берегу, уходящем вверх к пальмовой роще. Вскоре кроны пальм смыкаются над моей головой, а я всё иду потихоньку вперёд, туда к горе, когда-то бывшей центром кратера вулкана, извергавшегося здесь в незапамятные времена. Зелёные кокосовые орехи висят под макушками пальм, а какие-то пышные кусты усеяны белоснежными цветами, которые пахнут так сладко и упоительно, что у меня кружится голова. Две совершенно ручные крачки порхают над моими плечами. Они такие белые и лёгкие, что напоминают крохотные вытянутые облачка. Маленькие ящерицы выскальзывают из-под ног, но самые главные обитатели острова большие кроваво-красные раки-отшельники, медленно ползающие во всех направлениях с украденными раковинами моллюсков величиной с куриное яйцо, в которых спрятана их мягкая задняя половина тела.

Силы оставляют меня и я опускаюсь на колени и запускаю пальцы глубоко в сухой тёплый песок

Всё закончилось В пиратском порту и на корабле Пока закончилось Пройден очередной этап овладения Великим Искусством. Мучительный этап

Может статься, последний в этой жизни

Мне удалось, наконец-то прийти в разум. На восьмой день! Выматывающие видения Силы закончились. Но и расплата жестока!

Тело. Наше с Улькой тело. Вместилище двух разумов. Оно Хватит его не надолго

Я умираю

Именно это я понял здесь. На этом острове. Осознание этой простой мысли почему-то не вызвало во мне каких-то особых чувств. Умираю. Так просто. И когда мой мозг успел смириться со смертью? Для живого существа это не характерно. Неприемлемо. Или я уже давно не живой?

Ничего такого, как было в прошлый раз после того, как я повоевал с демонами, когда организм был отравлен демонической энергией и пошёл в разнос.

Этого нет. Но

Апатия. Сил нет ни на что. И самое главное нет желания. Я с трудом открываю глаза по утрам. Заставляю себя вставать, что-то делать. Напитка Силой не помогает. Уходит всё как в бездонный колодец. И нет ему ни дна и покрышки

Я исхудал. Изменения начались после смерти Кларамонда. А сейчас ещё больше И так никогда не отличался избыточным весом. Но были мышцы. Тестостерон, разогнанный гиперфункцией надпочечников, помогал в этом. Я рос и вверх и в плечах.

Уже к пиратам я уходил не красавцем сказывался полуоборот в демона. А теперь Лицо осунулось, постарело как-то враз. Щёки ввалились, подбородок заострился. Тело превратилось в набор мослов. Обтянутых всё ещё гладкой кожей, но видно, что со мной что-то не так Кожа стала синюшно-бледной. Аппетита нет совсем. И волосы Тусклые, ломкие. Лезут. Понемногу, но сыплются только руку в голову сунь Ногти почернели целиком. И на ногах тоже А во рту проросли клыки. Нет, с зубами всё в порядке. Даже как-то покрепче стали, что ли. И белее. Но вот клыки! Сверху и внизу. Пока не длинные, но заметно. Да ещё и острые. Полез проверять и проколол палец. До крови. Рот человека не приспособлен к таким клыкам и потому они безжалостно дерут слизистую, отчего во рту всегда какое-то противное ощущение. Как будто ещё не заболел простудой, но вот-вот Бесит неимоверно

И воздух. Мне не хватает воздуха. Всегда. Тянуть его в лёгкие можно сколько угодно. Но легче от этого не становится. Да Потому, хожу с осторожностью чуть поторопишься и голова плывёт, кружится. Приходится хвататься за деревья, садиться. Зная своё состояние, телекинезом вырезал себе крепкую мангровую палку. И она теперь всегда при мне.

Держусь ближе к восточному берегу. Тут дует постоянный пассат. Дышать попроще. Хоть и шумно бьют волны во внешний риф лагуны, неумолчно шумят под ветром листья пальм, высоко в небе кружат крохотные крестики альбатросов. Они рано утром вылетают в океан за рыбой и ввечеру, с полным желудком, возвращаются на сушу, подгоняемые пассатом.

Одёжка моя вся пропиталась кровью. Рубашку кое-как удалось отстирать, а штаны Они были угвазданы сильнее. А лён впитывает только так. Замачивал их в лагуне аж на двое суток, притапливая ткань камнями. Потом тёр мелким золотистым песочком, вываляв в золе, полоскал в пресной воде ручья и дня на четыре выкладывал отбеливаться под яркие лучи Эллы. Штаны приобрели обтерханный вид, но кровь удалось замыть. Ну, остались на них такие невнятные бледные пятна. Нет, одеть-то их можно без особых проблем. Но смысл? Тут нет никого на многие сотни километров. Поэтому накидываю рубашку на свои мощи. От солнца. То бишь, Эллы. Блондаю с голой жопой. В руках палка чтобы не упасть, на голове, широкая плетёная конусом по типу вьетнамской, шляпа. На завязках.

Остальное трусы, штаны и сабо бережно хранятся в шалаше, сплетённом телекинезом из пальмовых листьев

А ночью

Ночью я не сплю.

Впрочем, не сплю и днём. Так, приткнусь к дереву ли, к стене шалаша ли, пока измученный мозг охватывает дремота. Даже не сон. Покемарю кое-как и опять лупаю бессонными жёлтыми демоническими зенками (видел их, когда рассматривал свою рожу в луже у водопадика).

Из толстых сучьев обтёсанных телекинезом на шипах собран просторный топчан. На нём слой сухих листьев, сверху циновка, сплетённая из волокон на которые распущены жилистые черешки пальмовых листьев. В головах чурбачок, покрытый такой же циновкой. Циновка жёсткая и с боку на бок особо не поворочаешься растирает кожу до крови. Из тех же циновок смастрячены и стены моего бунгало. Поскольку не сплю день и ночь, то чем-то надо заняться. Днём, собравшись с силами, ловлю рыбу выкидываю телекинезом на берег. Одна-две рыбины в ладошку размером на весь день, да на тот же день один кокос больше в меня не лезет. Ну, воды ещё попью. Кипячёной. Надоела мне эта диета хуже горькой редьки.

Кишечник бастует восемь дней, а я ни-ни

Ночами плету из листьев и волокон кокосов. Телекинезом. Стены, крышу. Задолбавшись от однообразной работы, просто сижу под пальмой, оперевшись спиной на ствол, смотрю за звёзды над головой, слушаю прибой за рифом. Как будто жду чего

А чего?

Наверное, так и придётся сдохнуть тут, на острове Тело, разъедаемое демоническими энергиями, слабеет на глазах. С каждым днём мне всё тяжелее и тяжелее двигаться. Всё чаще и чаще приходится садиться и отдыхать. Я уже и на ноги-то с трудом поднимаюсь. Однажды настанет день, когда я просто не смогу встать с топчана.

И ведь, не сделал толком для своих ничего! Ни завещания какого, ни распоряжений. Муд-дак! Веник, Сиджи, Ют несовершеннолетние искусники. Я их единственный опекун. В случае моей смерти они попадут незнамо к кому под опёку. Дом и земля куплены на меня, а у меня наследников нет! Отойдёт всё городу. А они без крыши над головой останутся!

И вернуться нельзя я просто сейчас опасен для всех окружающих демон внутри меня может вырваться в любой момент!

Нервный всплеск утомляет. Потяжелевшие глаза безразлично уставились вдаль. Веки мои тяжелеют Хоть какое-то облегчение Может подремлю немного

А сознание, завертевшись калейдоскопом, несётся по багровому туннелю Туннелю в глазах огромного молчаливого зверя Чем-то похожего на медведя, с круглыми ушами на макушке. Зверь этот огромен и всегда за спиной всегда А впереди, передо мной, панорама огромной горной долины расстилающейся в невообразимую даль. Серое небо. Упирающиеся в него вечные снега и льды, проглядывает сквозь них безжизненный камень. Я сижу по-турецки на горном уступе лицом в долину и прямо передо мной костром сложена кучка камней и камни эти горят чуть тёплым прозрачным синеватым бездымным пламенем А за спиной зверь. Смотрящий в спину С бесконечным багровым туннелем в багровых глазах.

Был я здесь. Был. Давно. Не в этой жизни Если сейчас в пламени, над костром, сформировать шар, а потом нырнуть в него, то

Там всегда снег. Много снега. Белое небо и белый снег. Мягкий, пушистый. От него не холодно. А отвернувшись от входа в этот мир через шар и, вглядевшись в эту белую снежную даль, можно увидеть город. Белый. С тонкими шпилями и башнями. Город висящий в воздухе Правь Она это

Наверное, там хорошо

Но

Прислушиваюсь к себе. Нет. Не хочу я туда.

Возвращаюсь на уступ в горах и поворачиваюсь к зверю. Он чуть склонил голову набок и глядит на меня.

Коричнево-багровые глаза затягивают в туннель

И снова видение тускло-серого шара с осыпавшейся скорлупой. Не до конца осыпавшейся. Там, где её нет непроглядно-чёрная тьма.

Снова демоны

Воют в горячей пещере. Взлаивают и хохочут как гиены. Снова отсветы огня на стенах. В этот раз они окончательно вывели меня из себя и я убивал Убивал их всех, одного за другим. Тела демонических волков осыпались невесомой пылью, а их энергия впитывалась в моё тело, растекаясь чёрными волнами. Я видел их ужас, они понимали, что происходит, некоторые пытались жалобно скулить, выпрашивая жизнь. Но Я метался по пещере, выволакивал их из-за камней и из гротов, светящихся раскалённым камнем, вбивал в чешуйчатые жилистые тела руку и поглощал. Одного за другим.

Остановился только тогда, когда в пещере стало тихо

Сел на тёплый камень специально искал попрохладнее, прикладывал руку. Упёрся руками в колени и задумался. Во сне

Куда мне теперь?

Выход отсюда всегда был только один.

Истёртые ступени. Трещины в камне. Вон, кусочек откололся и качается в щели под моей ногой. Как же не хочется...

Снова я в коридоре. Снова качнулось пламя факелов. Звякнули цепочки на груди и животе. Мотнулся из стороны в сторону хвост. Качнулась полувозбуждённая елда.

Я с мучительным стоном повернулся лицом к стене, ударил кулаком по камню. Когти царапнули кладку, звякнул золотой наконечник на среднем пальце, качнулись цепочки. Я

Какой уже раз я тут?

Не помню

Я менталист и не помню

Тёплый сквозняк, качнув ленивое пламя, доносит до меня аромат цветущих растений. Снова хихиканье и сладостные вздохи из садика, в котором футки ублажают друг друга.

А с другой стороны сейчас Аул Бит появится.

Потом она с Аул Врени переговорит и потащит она меня в общественный домен. А там нам попадётся господин Шике. И Аул Бит меня ему отдаст Пообещает отдать Да А с учётом моего нового здесь появления, вполне возможно могут меня отдать сразу. И развитие событий после этого может быть любым. Вплоть до смерти или изнасилования.

Не. Не хочу

А если рвануть в ту сторону, я, помнится, направо тогда побежал? Нага за мной кинулась. Башку расшиб, камень потерял, потом лечился с её помощью

Если не хочу попасть в общественный домен, то где-то пересидеть надо. На втором этаже в моей комнате гоблинша спит эта как её Таррет. А рядом комната пустая. Футовская. Вот если там?

Мысли метались в моей голове.

За что мне это всё? Куда ни кинь везде клин. Скорей бы вырваться отсюда! Может попробовать? Цокая копытами, я прошёл несколько шагов по коридору туда и сюда. Бесполезно

А возврат всегда отсюда происходит. Из коридора.

Ладно! Времени у меня не так уж и много. Попробуем так

Я промчался (как мог опыт в беге на копытах негативный) по коридору, выскочил на ступени и побежал не направо, как в прошлый раз, а влево. Завернул за угол и краем глаза успел заметить вспышку появления Аул Бит на телепортационной площадке.

За углом на сравнительно небольшом расстоянии до дома шагов двадцать не больше, стоял причудливый павильончик с колоннами, глухими стенами и высокими, под самую крышу, узкими окнами с розово-красными витражами. Что это за павильон я не знал и вот сейчас подошло время выяснить его назначение.

Толкнув его высоченные резные двустворчатые двери, я влетел внутрь. Гулкая пустота. Влажный воздух с клубами ароматного пара. Полуколонны, утопленные в стены, поддерживают высоченный сводчатый потолок. Стены из бордового камня испещрённые волнистыми линиями замысловатого золотистого узора. И тусклый свет, пробивающийся сквозь витражные окна. Стёкла в них густо-розовые, красные, по центру каждого окна роза, выложенная из кусочков смальты красного разного оттенка. Ниже стебель, с листьями сочно-зелёного стекла, неожиданно приковывающий к себе взгляд

Почти всю площадь павильона занимает бассейн, тёплая вода бурлит пузырьками от поднимающегося со дна воздуха. Пологие ступени уходят вниз. Вряд ли тут глубоко заглядываю я в воду и, вернувшись к распахнутым дверям, прикрываю их за собой. Оглядываюсь.

Вдоль боковых бортов бассейна, у самых стен полки заставленные бутылками, бутылочками и пузырьками, металлическими, отблёскивающими золотом, баночками и коробочками. Справа и слева от входа широченные как кровати каменные резные скамьи на ножках львиных лапах, полированный пол в тёмно-бордовую и чёрную клетку. Противоположный входу борт бассейна подходит под самые окна. Бассейн полон прозрачной, переливающейся в тусклых лучах света, водой. Приседаю и пробую воду рукой. Тёплая. Градусов тридцать, может чуть больше. Зачерпнув, подношу руку с водой к лицу. Хм вода вроде бы. Но какая-то странная. Переливается и от неё по руке идёт заметное тепло. Я, как самое слабое существо в этом домене, прекрасно чувствую это воздействие. Разглядывая воду в ладони, не успел ничего предпринять, как двери с шумом распахнулись и на меня прыгнула Лислис

Равновесия я, конечно, не удержал и, нелепо размахивая руками, с дракошкой на шее, с размаху плюхнулся в тёплую воду, подняв тучу брызг исходящих паром.

- Лислис! Ты что творишь?

- Фидя! Фидя! Кататься!

Поднимаюсь на разъезжающиеся по дну бассейна ноги. Воды по пояс. То есть чуть ниже, по это, самое. Короче, чуть ниже тестикул. Отвисшая елда наполовину погрузилась в тёплую воду. Тканевые рукава и штанины мокры насквозь. Надо снимать. А Лислис, отцепившаяся от моей шеи, в восторге нарезает в воде вокруг меня круги. Да ещё и подскакивает от радости, разбрызгивая воду.

Не вылезая из бассейна, сажусь на приступку и недовольно начинаю стягивать с себя мокрую синюю ткань, разводя в стороны толстые, перевитые золотой нитью швы это, оказывается, застёжки такие. Кое-как отжал муаровые шёлковые тряпочки, плюхнул их на каменную скамью. Лислис, закусив коготь, жалобно смотрит на меня, слушает моё бурчание, о том, как она считается только с собой и всё бы ей только кататься. Неважно на ком. На наге ли, на мне ли, бедном, несчастном Вигдисе, на Эдесс ли. Подняв на неё взгляд вижу, что дракошка, конечно, раскаивается, но и так хочет поплескаться, что я прямо чувствую её желание. Ну Ну, что уж с тобой делать? Погоди только немного. Ощупывая себя руками, начинаю расстёгивать и стаскивать с тела золотой горжет, высвобождать руки и пупок от цепочек, снимаю браслеты с хвоста и основания члена, чуть покачивая из стороны в сторону, стаскиваю чехольчики с кончиков рогов соединённые цепочкой со светящимся голубым светом камешком это его я пролюбил в прошлый раз.

Освободив тело от ценного металла, отпихиваю получившуюся весьма приличную кучку подальше от края бассейна, затем, выбравшись из воды под разочарованный скулёж Лислис, собираю всё это добро и по возможности аккуратно складываю свои драгоценности на скамье, рядом с мокрыми рукавами и штанинами, с которых на пол капает вода.

И вот я свободен, наконец. Повернувшись к ждущей меня в бассейне Лислис, делаю страшное лицо:

- Ага! Попалась! Сейчас я тебя!

Бросаюсь в воду, а дракошка, поняв, что с ней играют, взвизгнув от восторга, бросается в сторону и, умело увернувшись, выскользает из моих растопыренных рук. Мало того, изловчившись, дёргает под водой хвостом и, подбив мне ногу, заставляет меня плюхнуться в воду лицом вниз.

Ах так!

Сделав вид, что мне плохо, опускаюсь к неглубокому дну и затаиваюсь там. Дракошка, не разглядев меня, бросается к тому месту, где я был. Я же, видя её, дождался когда она приблизится и, вынырнув, схватил поперёк туловища.

Тёпленькая. И вовсе не жёсткая. По крайней мере, тело мне чешуйками не царапает. Сжал детскую драконью тушку крепче, заставив Лислис выдохнуть:

- Поймал! Сейчас мы тебя съдим! А-а-а, - распахиваю рот пошире, показывая свои клычки.

Неожиданно по лицу меня шлёпает что-то влажное и горячее Лислис лизнула меня своим длинным языком, пахнущим цветами жевала их, пока бежала за мной.

Мордочка её приобрела какое-то виноватое выражение, если, конечно, можно так сказать, поскольку мимические мышцы дракошки толком ещё не развиты.

- Фидя хороший, - скулит она, прижимаясь к моей груди своей лобастой головой.

Хех! Ещё какой!

Потёрлась шершавой мордочкой и подняла на меня свой сиреневый взгляд. Мои голубые глазищи встретились с её. И вдруг в голове всё завертелось, я не выдержал и сел на приступку, оказавшись по грудь в воде, так и удерживая дракошку в руках.

Могучее чужое сознание оттеснило меня в сторону и я почувствовал себя сторонним наблюдателем. Рот мой раскрылся и произнёс вибрируя горлом:

- Хухрр-бинахх иерр! Ирош сит-ш дотто! Ррав иерр онно (Дочь-сестра моя! Я нашёл тебя! Раны мои велики) я замолчал и закашлялся.

- Тано-бинар иерр! (Отец-брат мой!) Лислис не отрывала своего сиреневого взгляда от моего лица. Вертикальные зрачки в её глазах на мгновение закрутились спиралью, а затем расширились, полностью скрыв сиреневую радужку и превратив глаза дракошки в чёрные провалы.

Но чужая воля уже покинула моё тело, оставляя в груди чувство пустоты и какого-то сожаления.

Лислис очнулась, выгнулась в моих руках, пытаясь выбраться. Я отпустил её. Дракошка медленно побрела в воде к противоположному краю бассейна, присела там на такую же приступку и ткнулась своей головой в бортик:

- Тано-бинар иерр! (Отец-брат мой!) Тано-бинар иерр! (Отец-брат мой!) едва слышно повторяла она.

Затем вскинулась, снова бросилась ко мне и, широко раскрыв снова ставшие сиреневыми глаза, будто пытаясь увидеть что-то в моём лице, с надеждой прошептала:

- Тано-бинар иерр? (Отец-брат мой?)

Но нет. Во мне уже не было того, кого она звала. Выдохнув, я моргнул и, протянув мокрую руку, погладил Лислис по голове:

- Он ушёл твой тано-бинар но он жив я знаю

Надежда погасла на мордочке дракошки и она, опустив голову, ткнулась мне в грудь. Тяжело вздохнула.

- Сш-ш-ш, - в так и оставшиеся распахнутыми двери купальни вползла нага.

Она чувствовала передвижения Лислис по саду и пыталась от неё уклониться как всякий ребёнок дракошка часто бывала утомительной. Почувствовала она и мой запах и искала меня. Нашла.

В воздухе возле моего уха затрепетал тонкий чёрный язычок:

- Вихдис-с

А великолепное в своей гладкой чешуе тело наги уже бесшумно втягивалось в воду. Она вползала в бассейн, так и оставаясь около меня и даже касаясь моего плеча четырёхпалой тонкой ручкой. Одно из колец тела наги коснулось кончика моего хвоста лежащего на дне бассейна. Лопатка на нём рефлекторно дёрнулась.

Устроившись в бассейне, нага высунула верхнюю часть тела прямо передо мной это чтобы я сбежать не смог. В тот раз она меня догнала только потому, что я врезался башкой в железную лестницу.

Ну, что ж. Чему быть того не миновать.

Нага упёрлась своими ручками в бортик бассейна в с обоих сторон от меня и нависла сверху. Грудь её с острыми чёрными сосками торчала прямо передо мной и предательская елда моё наказние тут же воспряла, показав багровую головку из-под воды. Язычок наги снова выплеснулся изо рта и заметался в воздухе мимических мышц у неё не было, поэтому определить эмоции по лицу не получалось, но дрогнувший голосок выдал чувства Муники:

- Вих-х-х, можно?

Я выдохнул и, ничего не ответив, прикрыл глаза.

Нага прогнулась в пояснице и, таким образом, приблизила своё влагалище, к тому времени выглянувшее из некрупных мягких чешуй, ко мне так, что головка члена упёрлась в самое преддверие. Там было влажно нага уже окуналась в воду и не жарко. Ещё раз изучающе поглядев на меня, нага придвинулась ко мне, насадившись на моё задеревеневшее орудие любви.

Лислис как будто этого и ждала. С криком: Муня! Он толкнула сзади нагу и та почти упала на меня, заодно насадившись до конца на член. У неё там было неглубоко максимум полладони и очень узко. Стенки влагалища наги сдавили мой член, так, что двигаться было совершенно невозможно. Да ещё и дракошка, прекрасно понимая, что у нас с нагой происходит, бурно плескалась в воде, колебля нас толчками разгоняемой ею воды.

- Лислис! выкрикнул я, - Прекрати! Эдесс пожалуюсь!

- Ну и пожалуйста, - пробурчала та, - ну, и жалуйся. А ты, хвостатая, говорила: ах, ах, Фигдис, ах, инкуб! Мы, наги, к инкубам слабость питаем

Обидевшись на нас с Муникой, дракошка говорила совершенно нормально, без этой своей нарочитой детскости.

Фыркнув, она толкнула Мунику в спину и я зажмурился от боли член, стиснуло клещами наговского влагалища и зажало там так, что ни взад, ни вперёд. Похоже у наг это вообще общее свойство организма зажимать члены. Что во рту, что там

Было очень больно! Я едва мог пошевелиться, подыскав такую позу, чтобы максимально снизить боль. Нага с её сильным телом широко раскрытыми глазами со ставшим круглым зрачком тоже не двигалась. А потом под мой сдавленный шёпот (больно же!) понемногу стала опускаться ниже, с тем, чтобы наша сцепка оказалась в воде. Я подумал, что тёплая вода поможет расслабить мышцы наги.

А разобиженная дракошка выбралась из бассейна, выскочила из павильончика и, громко топоча по каменным плиткам дорожки, галопом помчалась в дом.

- Давай попробуем перевернуться, - предложил я Мунике, которая, как я чувствовал и видел хвост её начал метаться из стороны в сторону, постепенно увеличивая амплитуду махов, начала паниковать. Судя по всему в публичном сексе для неё ничего необычного не было, как и для всех окружающих демонов, а вот боль её и моя, пугали нагу. Да ещё и грозящий вот-вот наступить перегрев про него я помнил с прошлого раза.

Повинуясь мне, она медленно начала поворачиваться на спину опускаясь в воду глубже и глубже, так, что в конце этой операции я оказался лежащим на ней сверху. Удобно если бы не зажатый член. Переворачиваясь вместе с нагой я чувствовал как в глубине её тела двигаются сильные мышцы. Тело, приспособленное к передвижению ползком, было очень сильным хотя по внешнему облику наги этого сказать было нельзя. Вот у Аул Бит

Хозяйка домена оказалась легка на помине. Послышался мерный стук копыт и огромная тень упала на порог банного павильона. Она вошла внутрь, сразу заполнив собой просторное помещение. Меня придавила аура старшего демона и я спрятал лицо на животе Муники, а мой хвост, не найдя привычной ноги, обвился вокруг тела наги.

- Я его ищу, - прогудела демоница, пряча улыбку, - а он тут

Звякнул браслет на шевельнувшейся кисти левой руки и меня приподняло над нагой, член всё ещё зажатый внутри Муники, натянулся как резиновый, доводя меня до безумия резкой болью и, вдруг, с влажным чмоком, опухшая посиневшая головка выскочила из наги, а взвился в воздух, подтолкнутый телекинезом демоницы.

- Пошёл отсюда! напутствовала она меня, шлёпнувшегося на четыре точки посреди лужайки, через которую шла дорожка из каменных плит.

Подскочив и не обращая внимания на саднящую боль к члене, я рванул к углу, за которым был вход в дом оттуда-то я и пришёл к павильону. Забежав в коридор с факелами и присел к стенке от невыносимой боли. Осторожно взяв в руки горячий опухший член, увидел сине-багровую головку, раздувшуюся от зажима и грубого выдёргивания, чуть не плача, шмыгая носом, начал дуть на неё. Поток воздуха, казалось обдирал несчастный орган, а я, вытирая нос рукой дул и дул на головку, пока не стало немного легче. Идти так, как я ходил раньше просто хлопая длинным членом то по одному бедру, то по другому было нельзя. Поэтому, взяв пострадавший орган в руку, поминутно вытирая набегающие слёзы и время от времени опираясь на стену, побрёл в сторону дворика футок по моим расчётам там уже всё должно закончиться, а за двориком есть комната с кроватью, она-то мне и нужна

Так, с опухшим членом в руке я и провалился сквозь пол коридора.

* * *

- Господин ректор должен был назначить мне провожатого к источнику Силы, - стою я в приёмной перед секретарём.

Тяжёлая аура, сопровождающая меня с момента смерти Кларамонда и так никуда не девшаяся, давит на молодого альфу, вскочившего при моём появлении, заставляя его лицо побледнеть.

- Да-да, оме ваша светлость, - поправляется он, - сейчас Господин ректор давал указание, - секретарь суетливо роется в бумагах на столе.

Находит нужную.

- Бир, - поворачивается он к сидящему у стены на стуле омеге средних лет, - проводи его светлость к господину десятнику стихийного факультета.

Дрожащая рука секретаря протягивает Биргиту, подвизающемуся в приёмной ректора курьером и сейчас сидящему на стуле не живому и не мёртвому, распоряжение ректора.

Медленно поворачиваю голову и смотрю на него. Во мне нарастает жажда убийства и все находящиеся в приёмной её чувствуют. А тут опять оказался уже знакомый мне омега, заходивший в прошлый раз к ректору с папкой для бумаг, тот, которого я хотел напугать.

Грёбаные бюрократы! Меня, великого маркиза Аранда, заставляют ждать! проносится по просторному помещению всплеск моих эмоций.

Тонко пискнув, омега с папочкой, зажмурившись, сползает по стене, приседает, съёживается и прикрывает светленькую головку папкой.

Дверь в приёмную распахнулась и из коридора врывается, по другому это не назвать, Максимилиан.

- Ваша светлость! он прихватывает меня за локоть.

Я поворачиваю своё помертвелое лицо к нему и глаза десятника округляются, а рука отдёргивается.

- Ш-што? шиплю я, поскольку челюсти закаменели от гнева.

- В-вы я за вами, - выдыхает, наконец, Максимилиан.

- Идёмте, - соглашаюсь я с ним.

Не глядя, протягиваю руку к Биргиту, и с листком распоряжения в руках дёргаю его телекинезом за собой если уж поручили выполнять, то пусть работает!

- За что вы так с ними?

Да, действительно, что-то я разошёлся

И, ведь, на пустом месте. Бумагу написали, провожатого выдали. Не иначе вразнос иду. А это плохо плохо

Тогда, после демонического сна, как будто, что стронулось во мне. Апатия, разъедавшая личность, исчезла и я, не теряя времени, костеря себя последними словами и собрав волю в кулак, зажав, таким образом, внутреннего демона, рванул домой.

Появился в нашем дворике, перед домом. Сжавшись ещё больше и задавив ауру ужаса, корча рожи, вспомнил (вспомнил, чёрт возьми!) сферу комфорта, которой окутывал Лисбета и Эльфи на балу. Прикрылся ей и шагнул к порогу.

Будний день

Дома только Веник, Эльфи и Вивиан. Да Машка ещё. Остальные на учёбе. Аделька в крейсовой школе, остальные в Схоле искусников.

Первой моё появление учуяла кошка.

С трагическим мявом она выскочила из двери, кинулась под ноги, затем отскочила, встала на дыбки и начала светящимися синевой когтями драть косяк входной двери. От косяка полетели щепки. Потом снова кинулась мне в ноги, заплела их так, что я чуть не упал и был вынужден сесть на скамейку у стены дома. Здесь кошка дала себе полную волю. Увидев, что я сижу, заскочила мне на колени, мокрым носом ткнулась в подбородок и начала, блаженно жмурясь, с упоением месить толстыми лапами колени, живот, грудь. Остановилась и начала с остервенением тереться об грудь головой.

- Маша, лысину протрёшь, - успокаивал я кошку, водя по её спине рукой с чёрными теперь уже когтями ставшие длинными ногти по-другому и не назвать.

Какие доводы смогут остановить истосковавшуюся животину?

Блеснув стёклышками входная дверь медленно отворилась. Из-за косяка наполовину выглянула сивая головка.

Веник.

Малыш присмотрелся и, узнав и видя, что опасности от меня нет вон кошка что выделывает! В криком:

- Папа! Папа! раскинув ручки, кинулся ко мне.

В доме что-то звякнуло, разбилось

Я подхватился со скамьи, Машка при этом спрыгнула на пол, и, закружив Веника, подкинул его вверх, к перголе и листьям лозы сквозь которые пробивались лучи Эллы.

Он засмеялся во всё горло, а я подкинул его ещё раз. Поймал и обернулся к двери в дом. На пороге, вцепившись в косяк и привалившись к нему головой, стоял Эльфи за ним Вивиан

И были обнимашки и расспросы. И поцелуи. Вполне невинные. Вы лобик и щёчку. Эльфи и Вивиана.

А соскучился я по ним соскучился

Живот Эльфи подрос ещё больше. Осматривавший его Лисбет, который превратился в нашего семейного доктора, сказал, что родов надо ждать максимум в течение пары декад. Аделька учится на пятёрки и только о вас, оме и говорит. Сиджи с Ютом и Ёрочкой ждут вас, оме! Виви, вот тоже Эльфи, вываливавший на меня новости, указал на прижавшегося ко мне слева омегу. Сам он обнимал меня справа, а Веник не давал ступить шагу, вцепившись в меня спереди

Да

Я был всё ещё слаб и Виви отвёл меня под руки наверх. Остальные увязались за нами.

В спальне я стянул с себя истрёпанную одежду и Эльфи сдавленно охнул, увидев моё тело. В четыре руки они расположили меня в спешно набранной ванной и также в четыре руки, под пристальным взглядом Машки и Веника, следившими чтобы их драгоценный папочка и хозяин не потерпел, не дай Сила, какого ущерба, был до скрипа отмыт от морской соли и всякого другого нахватанного мной за время войны с пиратами.

Эльфи по-старушечьи охал, разбирая мои путаные патлы и сокрушаясь по поводу их состояния пока он их промывал, набрал пучок вылезших волос. А поводу ногтей сказал, что теперь их подпиливать придётся у точильщика ножей Шутник, блин Как будто мне это всё нравится!

Отмытого, меня уложили в кровать. Вивиан и Эльфи увели Веника дескать, дай оме поспать, а Машка, категорически отказавшись уходить, осталась на страже

И вот я в Схоле. Отоспался часок и пришёл.

Заглянул на факультет. Оказался затискан с воплями выскочившими из-за стола детьми. Пожал крепкую сухую руку Максимилиана. Всё это под сферой комфорта.

А пока шёл в приёмную ректора, силы и самообладание меня покинули, сфера пропала и туда я вошёл, как ужас, летящий на крыльях ночи.

* * *

В сопровождении десятника факультета стихийников, поёживавшегося от моего присутствия, мы долго шли коридорами и переходами, спускаясь под Схолу ниже и ниже. Коридоры были ярко освещены шариками, по мере спуска концентрация Силы возрастала. Разглядывая стены, я ясно видел, как менялась архитектура Схолы от столетия к столетию. Вот полированный мрамор, переходит в такой же полированный гранит и диабаз, вот они сменяются кирпичной кладкой весьма искусной, надо сказать. Вот кирпич меняется на блоки из дикого камня, а вот появляется выпуклая полигональная кладка из базальта. Камни подогнаны так плотно, что не то, что лезвие ножа, лезвие бритвы не просунуть. За многие столетия камни стен отполированы тысячами и тысячами касаний рук бесчисленных адептов Силы. Потёртые плиты пола помнят ноги альф и омег, поколениями сменявших друг друга в попытках постигнуть Великую Силу и её замысел по отношению к жизни на этой планете.

И вот полумрак просторного круглого зала осветительные шарики горели только по периметру стен, высоченный потолок которого, метров пятнадцати, не меньше, подпирают колонны полированного камня. В центре зала стоит небольшая хижина, примерно того же размера, что и наше зимовье в овраге. Хижина сплетена из растительных волокон и, судя по всему, регулярно подновляется видны свежие латки на стенах и крыше.

Всё пространство вокруг хижины до самых каменных скамей без спинок, расположенных концентрическими кругами, замощено плитами базальта. Плиты такие же истёртые, как и в коридорах.

- Hic, ome... Est hic (Вот, оме Это здесь), - десятник факультета стихийников, тот самый, что осматривал Руди в компании артефактора и целителя, показывает рукой на хижину, опасливо косясь на меня.

- Quid intus iustum est? (Что прямо внутри?)

- Ita. Fons intus est. Antea cum fundator Scholae Adelbertus hic consedit, fons naturaliter erat ad latus. Tum vero sub tertio Scholae Rectore, cum hanc aulam aedificare coepisset, et hoc ante quingentos fere annos, casa recta ad fontem commota est.(Да. Источник внутри. Раньше, когда основатель Схолы, Адальберт поселился тут, источник, естественно, был в стороне. Но потом, при третьем ректоре Схолы, когда начали строить этот зал, а было это лет с пятьсот тому, хижину перенесли прямо на источник.)

- Quid etiam simile? (А он как хоть выглядит-то?) спрашиваю, разглядывая стены хижины. Я на острове, ещё вчера, лучше плёл.

- Justum tabulatum e tignis. Iidem. Adelbertus quoque per eos ambulavit. Altare in solo est. Lapis cubus cum exemplaria. Si vis intrare, videbis.(Просто пол из досок. Тех самых. По ним ещё Адальберт ходил. И на полу стоит алтарь. Куб каменный с узорами. Если Сила вам позволит войти увидите.)

Десятник замолчал, будто к чему прислушиваясь, затем оглянувшись на Максимилиана? за всё время перехода сюда не произнёсшего ни слова, выдохнул с облегчением:

- Te relinquemus, gratia tua, Magna Potestas hoc vult. (Мы вас оставим, ваша светлость, Великая Сила этого хочет)

Оставшись один, оглядываюсь.

Концентрация Силы здесь настолько высока, что мне ещё при входе в зал стало гораздо легче дышать и головокружение от слабости, так выматывавшее меня на острове, прошло.

Но на этом воздействие Силы не прекращается. Неожиданно, так, что сердце дёрнулось, пропадает зрение. Полностью. Совсем. Вернувшись домой, я так и ходил с жёлтыми демоническими глазами. Уже и привык. А тут раз и нету!

С непривычки раскинул руки в стороны. А потом дошло энергетическое зрение! Стоило подумать об этом и вот белёсые конструкции, пропитанной Силой хижины, камни пола и стен возникли передо мной. Сквозь тускло светящиеся стены вижу внутри яркий голубой каменный куб алтаря. На боках его и верхней поверхности причудливый тёмно-синий узор. И видно как по этому узору идут токи Силы, отрываясь от камня, истаивают в окружающем пространстве, становясь бледнее и бледнее.

Захожу внутрь.

Присаживаюсь на одну из деревянных скамей, стоящих у стены хижины. Выдыхаю и, составив ноги вместе, колено к колену, ступня к ступне и сложив руки на груди правая поверх левой, делаю вдох Силы. Через макушку. На девять ударов сердца

Поза покоя и контроля собственного организма. А если встать на ноги, по-прежнему держа руки на груди это поза контроля окружающего пространства.

Втягиваю поток Силы и по телу прокатывается волна, несущая успокоение и расслабляющее просветление. Яростный ледяной шар в солнечном сплетении истаивает и туда приходит блаженное тепло

Гоню поток захваченный из раскалённого центра Эльтерры, яростно полыхающего расплавленной магмой, от середины ступней по телу вверх и через макушку выпускаю его к Элле. Солнцу Эльтерры. И снова от Эллы, через тело, в ядро Эльтерры. И опять из ядра к солнцу.

Ни разу никто ещё такого здесь, на источнике Силы, не делал. А призрачные сущности, существующие в Силе, очень ждали этого и вот Взбаламученное непривычными токами Силы, изменившимися под моим воздействием, пространство идёт рябью

А я, гоняя энергии планеты и её звезды, слушал Мир.

Это трудно объяснить. Но И внял я неба содроганье, и горний ангелов полёт, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье Именно так! Это вот то самое ощущение, гениально, в нескольких словах выраженное Поэтом. Это то самое чувство, когда ты сливаешься с Миром, чувствуешь биение его сердца, движение Силы в Мире, как она бесконечно, от века, переливается, переходит из одного существа в другое, наполняет собой яростный ветер, несущийся в стратосфере, неукротимой магмой ревёт в глубинах Эльтерры, хлещет ледяными волнами бушующего океана в яростных и неистовых сороковых и пятидесятых широтах далеко на юге планеты, величественно колышет синими и зелёными полосами, словно гигантские шторы, полярного сияния и, в то же самое время, покачивается жёлтыми пестиками и тычинками цветка, раскрывшегося поутру и принимающего сейчас басовито гудящего шмеля, по хозяйски расталкивающего неподатливые генеративные органы, перемазанного с головы до ног в пыльце и недовольного препятствиями, добирающегося до чашечки с нектаром Это ощущение захватывало меня раньше в лесу под Майнау, например. Но тогда это были краткие мгновения, а сейчас

Сознание моё, убаюканное течением энергий, как бы отключается, отходит куда-то в строну и только безразлично фиксирует как, стены хижины превращаются в лес, а с ветвей деревьев, и из-за их стволов выходят призрачные звери. Вот выскочил волк, радостно скалясь, подбежал ко мне, ткнулся мокрым носом в щёку и толкнул светлым седым бочком. Он рад меня видеть, мы с ним давно не встречались

Качнулась толстая ветка, протянувшаяся в мою сторону. Переставляя толстые лапы, по ней ко мне идёт рысь. Бесшумно спрыгнула. Сделала пару шагов и села напротив меня, повернув голову с ушами, увенчанными длинными кисточками влево, лизнула своё плечо, подняла на меня морду и прижмурила глаза. Волк снова потёрся боком о мою спину и, пройдясь сзади, сел за левым плечом, мордой к рыси. Огромный сине-голубой медведь решительно и медленно вышел, расталкивая кусты. Косолапя прошёл мимо рыси. Остановился, исподлобья, опустив морду к земле, внимательно посмотрел на меня. Шумно выдохнул и, обойдя меня справа, сел за правым плечом. В кронах деревьев раздалось звонкое: кру-кру-кру. Синеватый призрачный ворон уселся на ту самую ветку по которой шла рысь. Повозился, укладывая крылья, пошоркал клювом о кору, моргнул глазом и сверху уставился на меня немигая. Начали появляться и остальные звери, вот зайчик, шевельнув самые нижние ветки куста из-за которого выскочил волк, поднял и опустил уши, вот белка, осторожно выглядывая из переплетения ветвей, устроилась надо мной слева, правее на дереве мелькнула быстрая тень куницы, тоже застывшей столбиком сидя на ветвях и глядя на поляну, в центре которой стоял алтарь. По следам медведя, останавливаясь через каждые четыре-пять шагов и к чему-то прислушиваясь, выскочил небольшой длинный зверёк, весь белый, только кончик хвоста чёрный горностай. Призрачный лес на глазах наполняется жизнью. Вся живность, существовавшая в нём с незапамятных времён, ещё до того как Адальберт пришёл сюда, выходила к алтарю. И тогда произошло вот ещё что. С левой стороны, там, где находится подвздошная мышца, из моего тела вышел и уселся по-турецки рядом со мной призрачный человек. С лютней в руках. Лица его не разобрать, да я и не пытался, отвлечённый появлением призрачного голубого быка, выходящего из правого бока, из правой подвздошной мышцы. А после быка за моим левым плечом появилась змея, кобра, распустившая капюшон. Но едва она пристроила свою голову на моё левое плечо, как ткань рубашки на правом плече шевельнулась под когтями сокола.

- Ух-хо, слева, на той же высоте, что и ворон, пристроился на ветке огромный полупрозрачный филин. Перетаптываясь лапами, крутил головой почти на 360 градусов.

Отвлёкшись на филина, я снова вернулся к разглядыванию своего тела. А оно покрылось тонким покровом переливающимся ярко-белым светом.

- Эй, мальчик, не надо так

Услышал я и на поляну к алтарю вышли две девушки.

Реально! Настоящие!

С длинными, до пояса, распущенными волосами. Одна с золотыми, другая с чёрными как ночь. В тонких летящих платьях до земли. Та, что с золотыми волосами в переливающемся золотом, а черноволосая в серебристом. Да у них грудь было видно!

Откуда это? Они присели справа и слева от алтаря, а рысь, сидевшая напротив меня, учуяв за спиной людей, дёрнула ушами и перешла вправо, где и села мордой к девушкам.

А мне прямо сейчас почему-то пришла в голову мелодия. Вот вцепилась и не отпускает. Флейта нежно и тонко прихотливо выводит, ведёт за собой и будто волны мерно раскачиваются и

- О, чистая дева! пело у меня в голове сопрано, - О, чистая богиня, серебрящая эти древние священные деревья! Обрати к нам лик прекрасный без туч и без вуали!

Из моего тела выходило, разливалось светло-фиолетовое сияние, охватывало и призрачного человека и быка и змея и сокола, волк за моей спиной снова прошёлся по мне своим боком будто подтолкнув меня, медведь шумно выдохнул, а рысь снова широко раскрыла и сожмурила глаза. Ворон и филин завозились на ветках, раскрыв с снова сложив крылья.

- Умири, о богиня, умири пылкие сердца, умерь дерзкое рвение! Посей мир на земле, который царит по твоему велению на небесах! продолжалось божественное пение. Голос взмывал вверх и, нежась в этой высоте, опускался вниз, чтобы снова взмыть и наполнить сердце блаженством.

Видимо, всё это действо отняло у меня много сил, потому, что голова закружилась и я повалился на скамью.

Девушки поднялись, в глазах их серебрились слёзы. Переглянулись, улыбнулись и подошли к лежащему телу.

- Сколько ему осталось? спросила золотоволосая.

- Завтра, - эхом откликнулась вторая.

Серебристый призрачный волк вышел из-за спины лежащего и молча уставился на девушек. Хекнул. Опустил голову. Повесил голову и медведь. А призрачный человек, бык, змей и сокол снова втянулись в тело, выпустившее их. Лежащий зашевелился и приподнял голову уставившись безглазым лицом в сторону стоявших девушек, как будто видел их.

Завтра

Завтра меня не станет. Чувства и мысли доносились как сквозь пелену. Пелену, отсекавшую все эмоции. Завтра меня не будет. Завтра

Последний день

Повинуясь неосознанному желанию, я телепортом выдернул к себе свою вьетнамскую шляпу и мангровый посох, сляпанный мной на коленке на острове и от скуки сверху до низу покрытый резными узорами, а ещё у меня прямо в руке оказалась маленькая, чуть меньше ладони, статуэтка кота, стоящего на четырёх лапах с поднятым хвостом. Статуэтку эту я сделал в порыве чадолюбия, когда делал игрушки детям. В массиве сандала оказалась свиль и вот из этой-то свили я и вырезал кота. Не успел Венику отдать

Пошатываясь от слабости, встал и, подойдя к алтарю, положил на него шляпу и посох, между ними пристроил кота, а затем сел перед ним на пол. Мне показалось, что так будет правильно. Пусть после меня что-то здесь останется

* * *

Выйдя от источника я развил бурную деятельность. Невзирая ни на своё, прямо скажем, мерзкое самочувствие, ни на желание Максимилиана и ректора. Снова появившись в приёмной, своим появлением доведя до полуобомрочного состояния всех присутствующих секретаря, курьера и ещё кого-то, давешнего омежки там не оказалось, ткнув пальцем в дверь, бросил на ходу секретарю:

- Есть кто?

Заметив, что тот, придавленный одновременно моими и эмпатией и гипнозом отрицательно помотал головой, продолжил шаг. Без стука отворил дверь в огромный кабинет.

Ректор поднял голову от бумаг. Непроизвольно передёрнул плечами. Да я знаю. Со мной теперь неприятно. Да и пофиг!

- Magister Rector, cras duabus horis opus est peritis artificii. Egeo. Ipsum! (Господин ректор, мне назавтра нужны два часа у артефакторов. Мне нужно. Очень!)

Стальное перо выпало из руки ректора, оставив кляксу на какой-то ведомости.

Не спрашивая разрешения, я сел к столу ректора. Внимательно оглядев меня он опустил глаза и тень пробежала по его лицу:

- Gratia tua, satin' es? (Ваша светлость, с вами всё в порядке?)

- Minime! Nunc non refert! Ita sperem? Fiam primus (Нет! Это сейчас не важно! Так я могу надеяться? Я должен быть первым.)

Ректор взял колокольчик и, тряхнув его, вызвал секретаря:

- Эрнест, завтра его светлость ведёт первую пару у выпускного курса артефакторов. Подготовь распоряжение.

Стрельнув в меня глазами, секретарь молча кивнул и вышел.

Вот так Всё, что знаю скину более менее адекватным студиозусам. Для целителей у меня информации по большому счёту немного на острие атаки их не будет в любом случае. Попрошу Максимилиана, он передаст информацию для них. Или сам прочитает лекцию по моим материалам. А стихийники Ну, чтож Тут я не успел И уже ничего не смогу сделать

Ещё

Раскланявшись с ректором, я вышел от него и направил стопы свои к Максимилиану.

Мне надо передать ему все свои наработки по развитию менталистики. То, что я смог сделать и как я этого добился. Пусть учится. Пусть учатся дети.

Максимилиан что-то такое почувствовал, поэтому, пока я говорил и шелестел у него в кабинете своими бумажками, слушал не перебивая. Заинтересованно кивал головой, а когда я остановился для судорожного вдоха, влез с вопросом:

- Ome, tu... Gaudeo sane, quod tantopere pro progressu mentalismi curasti, sed cur tua consilia teipsum non nosti? Vale quod dicis. Quid tibi mali, eni? Malum sentis? Maybe sanatores invitare? (Оме, вы я рад, конечно, что вам так много удалось сделать для развития менталистики, но почему бы вам самому не реализовать ваши замыслы? Вы как будто бы прощаетесь. Что с вами, оме? Вам плохо? Может быть, пригласить целителей?)

- Ita, domine Maximiliane, mala sentio ... Dicam tibi me cras non superesse. Noli ergo mihi molestus esse.... loquens tu et adhuc multum habeo disputare...Да, господин Максимилиан, мне плохо Скажу вам так, что я не переживу завтрашнего дня. Поэтому, не мешайте мне говорить нам с вами ещё многое надо обсудить

Выгрузив ему всё, что знал, вышел от десятника к целителям. У меня здесь ещё одно дело. Самое важное.

Руди.

Альфа нашёлся в кабинете десятника. Причём, я, не спрашивая разрешения и придавив до мокрых штанов жаждой убийства методиста-омегу, сидевшего в просторной приёмной факультета целителей, бесцеремонно ворвался в большущий кабинет.

Там целовались.

Причём пожилой омега-целитель лежал на диванчике, а Руди нависал над ним, запустив руки в роскошную золотистую шевелюру десятника.

- Так-так Вижу, что овладение целительской наукой в разгаре, - я прошёл и сел к столу для совещаний.

Руди, как ошпаренный, отскочил от любовника, а Оттолайн, нисколько не смущаясь, начал поправлять приведённую в беспорядок одежду. Затем, встав и рисуясь передо мной и Руди, не торопясь прошёл к своему десятническому столу, сел, порывшись в ящиках, вытащил сумочку, достал зеркальце и помаду и, косясь на меня, стал поправлять макияж.

Руди, не решаясь сесть, так и стоял с топорщащимися в промежности штанами, смущенно пытаясь прикрыть свой стояк руками.

- Сядьте, Руди! приказал я, показав ему на место напротив себя.

Ещё раз оглядев полыхающие щёки альфы-целителя я тяжело вздохнул:

- У меня к вам дело, Руди

- О-оме всё, что в моих силах Я рассчитывайте на меня ооме, - едва смог выдавить Руди.

- Так вот Обстоятельства складываются так, что я вынужден покинуть вас всех, - я остановился, пытаясь сглотнуть комок в горле.

Оттолайн начал прислушиваться к тому, что я говорю. Да мне по большому счёту наплевать.

- Да Руди. Вы знаете, - я смог всё-таки побороть свои эмоции и продолжить, - моих домашних. У меня трое несовершеннолетних искусников Им нужен опекун. Дворянин. Руди, это ненадолго. Сиджи и Юту десять. Через пять лет они станут совершеннолетними и смогут принять на себя бремя заботы о Винрихе. А пока

- Оме я

- Ваша светлость, - подал голос десятник, не переставая красить губы, - скажите мне, зачем это моему Руди?

Я молча повернул голову и придавил Оттолайна жаждой убийства. Омега побледнел, рука его дрогнула и розовая полоса помады вместо нижней губы съехала на подбородок.

- Вы согласны, Руди? вернулся я к обсуждению своей проблемы.

- Д-да, оме, ваша светлость, я вам обязан всем и с моей стороны было бы чёрной неблагодарностью отказать вам в этой просьбе, - Руди взял себя в руки и искоса посмотрел на десятника.

- Тогда так. Сейчас мы с вами, Руди, подтвердим ваше согласие стать опекуном Клятвой Великой Силы, а оме Оттолайн станет свидетелем этого благого дела.

Тюбик помады вывалился из рук десятника, покатился по столу и упал на пол.

Оттолайн фон Аппель, конечно не отказался от свидетельства Клятвы Великой Силы, Руди принёс её и я ввёл его в курс дела. Дети живут под надзором. Не одни. В финансах не нуждаются. И это я ещё не разобрал всю благодать, утащенную из разрушенного мной Андернахта. Задача Руди, как опекуна прикрывать моё семейство перед властями и всякими разными посторонними личностями. В остальном они справятся сами

Теперь домой. У меня есть ещё полдня сегодня и день, наверное, день, завтра.

Вернувшись домой, я начал ураганить.

Деньги, притащенные от пиратов, были пересчитаны. Всего оказалось более восьми тысяч талеров. Точнее, восемь тысяч триста двадцать шесть. Чудовищные деньги! Полагаю, не менее половины бюджета Лирнесса вместе со Схолой. Драгоценности были перебраны. Что-то стоящее оставлено в том виде, как они мне и достались, остальное разобрано. Драгоценные камни выковыряны, а золото переплавлено в талеры оспанской чеканки. Такие мне попадались в общей куче, реквизированной у пиратов. По их образцу и делал. С тем, что если кто-то и предъявит претензии по чистоте металла, то всегда можно будет свалить на оспанцев. И пиратов заодно. Качество чеканки именно оспанских талеров было самым скверным. Под них и подделывался. Это ещё дало четыреста с лишним талеров.

На имя Эльфи и Вивиана были куплены два дома по нашей Шнорштрассе здесь давил гипнозом и на жильцов и на крейсовых чиновников. Дома за номерами 5 и 6. Причём куплено всё это было в их общую собственность, так, чтобы никто из них не мог распоряжаться домами и землёй под ними без согласия другого совладельца. Страховка на случай всякого разного. Омеги же

Сиджи и Юту в том же рате были выправлены документы на баронство в марке Аранда. И были пожалованы Башня Аранда с долиной и Пещера Аранда с прилегающими землями соответственно. Карта марки Аранда была заверена Силой в рате Синего крейса. Гербы новоявленных баронов тоже были заверены в рате. У Сиджи, правая верхняя и левая нижняя части щита с гербом Великого герцогства, а в остальных серебряная башня на синем фоне озера. У Юта тоже гербы Великого герцогства в тех же полях, а в других голубое поле неба и серебряная гора с чёрным полукругом пещеры. Документы с полным описанием гербов выдадут завтра

А Веника я усыновил. В полном объёме, со всеми правами маркиза Аранда. Теперь он у нас, пока я жив, граф Аранда, барон фон Юалд. Почему он?

Веник альфа. Следственно, с момента совершеннолетия полноправный сюзерен для своих вассалов. Без всяких оговорок о замужествах, вдовстве и прочих требованиях, что здешним обществом выставляется омегам. А Сиджи и Ют станут его вассалами. Когда Венику станет пятнадцать, они принесут ему оммаж. И все они впишутся в здешние реалии сословного общества. Факт усыновления мною Веника означает, что после моей смерти он станет наследником всего моего имущества двух домов, пристроя и сада. Бешеные деньги следует положить в банк, оставив на прожитьё сотни две талеров. Вот наследником этих денег тоже станет Веник.

Там же в рате составил завещание. Недвижка и так отойдёт Венику, а деньги распределил так: по тысяче талеров Эльфи, Вивиану, Адельке, Сиджи и Юту, остальное Венику. Ещё Ёрочке я отписал сто талеров. Там же, в завещании, указал, что за Эльфи, его будущим ребёнком, Вивианом и Ёрочкой сохраняется право проживания в моих домах до тех пор, пока они не пожелают съехать. На Веника, как подрастёт, возлагается обязанность оказывать покровительство моему Личному Слуге и его ребёнку, а также Вивиану. Душеприказчик тот, кто обязан следить за исполнением завещания Руди. Ему за хлопоты пятьсот талеров (да и от соблазна убережёт).

Единственная сложность с Аделькой возникла проблема. Он никто. Омега недворянского происхождения. Не искусник. В настоящий момент.

Вот это вот в настоящий момент меня и зацепило. Неужели ничего нельзя сделать?

К полудню Аделька вернулся из школы и тутже прибежал ко мне долгожданный оме вернулся. Пообнимались. Чмокнул и его в лобик. Аделька, захлёбываясь, рассказывал о своих делах, а я слушал и с сожалением размышлял: бедный ребёнок, кому в супруги ты достанешься? Деньгами-то я тебя обеспечил, а вот счастьем?

Сидели мы в гостиной сил шататься по дому или саду у меня не было. И вот я, прервав на полуслове рассказ Адельки о том, что им сегодня задал на дом господин Гризелд, прижал головку мальчика к груди, что есть сил выдохнул Силой через солнечное сплетение, Аделька пискнул и два наших призрачных тела оказались друг с другом рядом. Не давая ему опомниться, я схватил полупрозрачное синеватое тельце в охапку и понёс куда-то, пока мог, затем выпустил. Аделька со страхом и восторгом оглядывался и я поспешил развеять его сомнения:

- Мы с тобой в Силе, Аделечка. Меня скоро не станет и я хочу, чтобы ты стал искусником. Ты согласен? Если нет, мы вернёмся обратно и ничего не будет.

- Я согласен, оме! Согласен! с таким пылом воскликнул он, что у меня сжалось сердце.

Я выдохнул с облегчением и поток Силы от меня окутал Адельку. Мальчик застыл, охваченный новым ощущениями

А потом мы вернулись. Просто раз! И всё! Мы снова в гостиной. Аделька сидит у меня на коленях и обнимает за шею. Получилось!

Приложив губы ко лбу Адельки, попробовал почувствовать то ощущение, которое я знал и многократно чувствовал его от Сиджи, Юта и Ёрочки. Ощущение родства. Ощущение менталиста. Нет Ничего Но Аделька же стал искусником! Я видел! Сам!

Получается, что он не менталист

Опять выверт Силы!

Завтра я его проверю. В Схоле.

Завтра Будет ли оно у меня?

- Иди, Аделечка, иди, - прикрыв лицо рукой я отослал ребёнка, которого переполняло любопытство и восторг, что он тоже тоже искусник. Это же здорово!

Ещё выходя от источника Силы я вернул себе привычные драконьи глаза, всего-то и пришлось снова нырять в глубины личности, успокаивать Ульку, услышавшего о нашей с ним законченной жизни. Пока разговаривал с золотистым шариком, сам немного свыкся с мыслью о смерти. Чтож. Здесь я прожил почти год. И какой год! Яростный, счастливый, жестокий, убийственно смертельный и чувственный. Об этом я и говорил Ульке. Выплёскивал свои мысли и чувства хозяину тела. Он слушал и, как всякий омега, подпадал под гипноз моих слов.

Шарики крутились в подзвёздном пространстве близко-близко. Полированный каменный пол так и оставался без изменений, без изменений осталось и звёздное небо над головой. И те же обломки колонн стояли кругом. А вот Безымянный Если раньше без труда можно было увидеть огромные чешуи дракона и его глаз, казалось, смотревший пристально в самую душу, то теперь

Глаз побледнел, стал тусклым, затянулся третьим веком, чёрные как сама ночь чешуи левого бока истончились, и если внимательно присмотреться, то было заметно, что они стали полупрозрачными. Великий Змей потратил много сил, разговаривая через меня с дочерью. Сможет ли он существовать? Без нас с Улькой точно нет. Погибнем мы, погибнет и он. Вернее, не так. Погибну я погибнет Улька, а погибнем мы умрёт, окончательно умрёт и он. Последний из драконов Мира.

Взмывая в облака судьбе наперекор, -

  Безмерно опасен, безумно прекрасен!

  И это лучшее на свете колдовство:

  Ликует солнце на лезвии гребня!

  И это всё, и больше нету ничего,

  Есть только небо, вечное небо...

Не живой и не мёртвый. Если не будет никого, кто сможет его увидеть, то он уйдёт Туда же куда и я В небытиё

- Господин мой, Макс - начал было Улька.

- Не Макс я, Уленька, не Макс. Александром меня зовут. В переводе с одного древнего языка защитник людей. Так, просто дурак был Ляпнул тебе не подумав. А повода у нас с тобой обо мне поговорить и не было как-то

Улька замолчал, а я, поглядев ещё на нашего Великого Змея, вернулся

* * *

Вернулись Сиджи с Ютом и Ёрочка. Все трое в красных плащах. Ещё раз порадовались моему возращению. Делились новостями. Все трое поражённо замолчали, когда я сообщил им о том, что Аделька стал искусником. А потом детей словно прорвало. И прыгали от восторга Сиджи и Ют уже достаточно освоившиеся на протезах. Ёрочка которому было тринадцать лет, здоровый лоб сказали бы у него дома, смеялся и прыгал наравне с младшими. В порыве общего восторга он подхватил Веника, не отстававшего от общей карусели, и подкинул его вверх в тёмное звёздное небо ужинали в саду, под бергамотовым деревом. На второй полёт вверх Веник не согласился. Ловко увернулся от рук потянувшегося к нему Юта и кинулся к Адельке.

- Эйка! Эйка! громче всех вопил малыш и тянул Адельку за полу, требуя взять его на руки.

Я сидел на скамье справа Эльфи, слева Вивиан. Почувствовав что-то от своего омеги, прижал его головку к себе, чмокнул в макушку. Ничего, Эльфичка, ничего, мой хороший Всё пройдёт И будет хорошо

Эмпатией, сдобренной солидной порцией гипноза, погладил личность омеги, а поскольку было поздно, то глазки Эльфи вдруг зачесались в предвкушении сна.

- Сиджи, Ют, помогите дяде Эльфи прилечь, - протелепатировал я резвящимся детишкам.

Да зайду я к тебе кивнул я на в ответ на жалобный взгляд немилосердно зевавшего Эльфи. Следом потянулись остальные. Вивиан увёл сопротивляющегося Веника. Остались мы вдвоём с Машкой.

Я расслабленно, раскинув руки по спинке скамьи, сидел, закинув лицо к чёрному небу. На столе оставались ещё чашки, кусочки недоеденного кекса на блюдечках, чайник, молочник в последнее время Эльфи полюбил чай с молоком.

Машка запрыгнула ко мне. Села рядом, уставившись в лицо.

Я провёл рукой по её голове, по спине, она муркнула. Всё, ведь, чувствует.

- Машенька

Чего тебе?

- Завтра я уйду меня не будет больше

Кошка неожиданно сильно толкнула меня головой и привалилась тёплым боком.

Не уходи. Я ждать буду.

- Не жди - перехватило мне горло. Я замолчал.

Буду ждать.

- Нет. Не надо. Жизни не хватит. Просьба у меня к тебе

Кошка подняла голову, взглянув мне в лицо и зажмурившись.

Давай.

- Присмотри тут за всеми. Сама же знаешь Старшие бестолковые Младшие дети.

Присмотрю. Всё хорошо будет. Дождёмся тебя.

- Вот и ладно, - я снова провёл рукой по спине кошки, - приберу я тут

В носу щипало и я решил отвлечься на посуду, телепортировав её на кухню, в мойку.

Окно комнаты Адельки выходило в сад, там было темно, но я всё равно услышал, как мальчик протопал по лестнице, спускаясь вниз.

Это он всё слышал?

Я уже ждал, что Аделька выскочит в сад, но нет. Он протопал по столовой. Ну, если Эльфи разбудит! Вот я ему задам напоследок!

Пойду. Дела ещё переделать надо кое-какие.

Зашёл на кухню. Под моим пристальным взглядом посуда прополоскалась в горячей воде и заняла отведённое ей место. Прикрыл дверь и, чувствуя, что в спальне мелких какая-то движуха, пошёл туда.

- Оме, оме-е-е - заныли сразу три голоса, едва я открыл дверь.

Сиджи и Ют уже были без протезов, а Аделька, весь в слезах, сорвался с кровати и кинулся мне навстречу.

На успокоение трёх рёв-коров потратил какое-то время. Все они помнили свои семьи, помнили отношение к детям в этих семьях. Ребёнок это работник, как только встал на ноги, так и работник. Неважно, сколько он может сделать, пусть делает. А спрос как со взрослого. И огрести по шее под горячую руку запросто. А ласки нет не положено. И потому, чувствуя моё к ним отношение, а я, видя в них детей, и вёл себя с ними, как с детьми, они полюбили меня всем сердцем, как бы пафосно это не звучало. И сейчас Аделька, подслушав мой разговор с кошкой, побежал к Сиджи и Юту. Делиться горем.

А я взялся уговаривать. Рвя себе сердце и душу. Скажите мне как! Как можно объяснить детям, что их самый любимый близкий человек от них уходит навсегда! Вот и я не нашёл, что сказать

Взял и усыпил всех троих мои возросшие способности менталиста позволяли теперь воздействовать и на искусников Сила этому не сопротивлялась. Адельку потом отлевитировал в его комнату.

Заглянул к Ёрочке. Тот не спал. Меня не обманешь. Просто лежал и кусал губы в темноте тоже слышал разговор с кошкой. А когда я сел рядом с ним на кровать и протянул было руку погладить по голове, молча вскинулся и вцепился в меня руками и ногами, сжав изо всех своих сил. И слов никаких не надо Да Так и сидели с ним в обнимку. Пока я, потихоньку водя рукой в его волосах, не усыпил его также как и всех остальных.

Заглянул и к себе в спальню. Осторожно переложил Веника, уснувшего под боком у Вивиана, делающего вид, что спит, в его кроватку. Посидел рядом с лежащим Виви. Если и этот кинется обниматься, то я его не удержу. Вивиан остался лежать, только вздохнул, когда я вышел, осторожно прикрыв за собой раздвижную дверь в кабинет

У меня ещё есть дела.

Спустился в подвал, где стоял сундук с добытыми непосильным трудом сокровищами. Порывшись в оставленных целыми драгоценностях, отобрал гарнитур из жемчуга, в течение пары минут телекинезом выточил из красного дерева шкатулку в виде туеска с крышкой, на дно положил десять талеров, записочку и сверху гарнитур. Господину Гризелду на память об оме Ульрихе.

Отобрал ещё кое-что. Из платины. Вышел на воздух.

Где там у нас Гризелд живёт?

Домик родителей омеги-учителя спал. Окна не горели. Собак у них не было и потому я, перенеся себя через невысокую изгородь и прикоснувшись к стене дома, так как это делал в Майнау, поискал Гризелда. Тот спал, разметавшись по кровати. Завязки ночной рубашки расползлись и в достаточно длинном разрезе был виден крупный розовый сосок

Поставил туесок на столик у кровати. Оглядел комнату. Небольшая скромно, но чисто обставленная. Книжный шкаф. У окна письменный стол. На нём стопки тетрадей, чернильница. Вон и тонкие пальчики со знакомым розовым маникюром испачканы чернилами

Наклонился. Надолго приложил губы ко лбу. Во-от Теперь тебе сон приснится. Хороший сон Ну, как я понимаю хороший сон. А сниться Гризелду будет безумно-дикий секс с оме Ульрихом. До сломанных ногтей, сорванного от визга горла и обморока от оргазма оргазмов

Напоследок не отказал себе в ещё одном маленьком удовольствии. Протянув широко растопыренную ладонь над грудью спящего, её серединкой коснулся самой вершинки соска. Поводил кругообразно. Сосок тут же закаменел, а Гризелд вздохнул во сне. Серединка ладони, там, где её коснулся сосок нестерпимо, так, что захотелось зажмурить глаза, если бы это для меня было возможно, зачесалась, засвербела невыносимо.

Всё! Хватит!

Я бесшумно поднялся и телепортом вышел сразу на мостовую, за калитку.

Пройдусь немного, а там у меня есть ещё один дом

Там тоже спали. Лизелот внизу у него была своя спальня в доме Лисбета. А хозяин спал на втором этаже. Куда я и поднялся по деревянной натёртой воском лестнице.

Вот и кровать, возле которой я сидел в тот раз, когда Лисбет обслушался музыки и рассказывал о Спартаке.

Беру тот же самый стул. Сажусь рядом, как тогда

На Лисбете та же миленькая пижамка с котиками и закруглёнными краешками воротничка, обшитого тесьмой. Он крепко спит, лёжа на боку и сжав кулачки на груди. На лицо спящего падает свет уличного фонаря и я невольно любуюсь Лисбетом, настолько он мне кажется милым.

Наклоняюсь к спящему. Голова кружится так, что с трудом удерживаюсь от того, чтобы не упасть на него. Носа моего достигает светлый запах иланг-иланга и чистой кожи. О-х-х

Осторожно целую в висок и одновременно с касанием губами подкрепляю сон целителя. Вынув из кармана одну из диадем Шиарре, одеваю её на голову Лисбета, расстегнув пуговку пижамки, застёгиваю и поправляю на груди колье. Пуговка застёгнута, а на руки омеги одеваются браслеты, на пальцы кольца всё это составляет единый комплект платина и бриллианты.

Ну вот, всё закончено. Сажусь на стул отдышаться. Поправляю волосы Лисбета, сбившееся одеяло. Спи

Вернувшись домой, сел на стул в саду и задумался.

Что-то я ещё хотел?

А! Точно!

Захватив в швейной мастерской рулон кальки, перехожу в столярку и начинаю, накидав эскиз на листе бумаги творить. Во все стороны летят щепки. Буковые бруски распускаются на тонкие ламели. Из них режутся тонкие планочки и на специальном шаблоне изгибаются нервюры. Нервюы мочу водой и тут же сушу пирокинезом, закрепляя изгиб. Соединяемые планки обматываются нитками, мажутся клеем, подсушиваются пирокинезом, а я сижу на высоком стуле и только направляю работу телекинеза. Делаю для завтрашнего показа артефакторам схематическую модель планера. Каркас обтягивается калькой, в специальные отверстия в фюзеляже вставляются металлические грузики. Умостив планер на пальце, центрую его. По времени всё это заняло час

Оставляю планер сохнуть до утра, возвращаюсь в дом. Заглядываю в спальню к Эльфи. Тот лежит на спине, раскинувшись на кровати. Спит. Прохожу, сажусь. Долго смотрю на спящего омегу, потом перехожу на энергетическое зрение. Вижу как мерно вздымается грудь Эльфи, как в такт дыханию движется диафрагма, смещаются и снова возвращаются на место желудок, печень. Вижу как ребёнок, лежащий головкой к тазу, тоже спит, засунув крохотный пальчик в рот. Я не целитель и разобрать кто это альфа или омега не могу, а наружные половые органы младенцев идентичны.

Поправляю одеяло чтож вы раскидываетесь-то так! Потянувшись через лежащего омегу за одеялом, услышал, как во сне Эльфи стонет:

- Оме-е

Только бы не проснулся! Спящий омега поворачивается в несколько приёмов мешает живот, на бочок и неожиданно захватывает в кулачок прядь моих волос.

Как в зимовье! пронзает меня мысль и острая жалость обливает кровью заколотившееся в груди сердце. Выдохнув и с трудом взяв себя в руки, осторожно вытягиваю пучок волос из руки Эльфи

Поднялся к себе с трудом. Последняя моя ночь Уснуть всё равно не удастся А собственно, кто такие были эти девки, которые решили, что мне придётся помирать завтра, вернее уже сегодня? Откуда они там? Призрачных зверей и птиц помню и они были именно призрачными. Пропал лес, пропали и звери. А эти не были призрачными. Прям, как настоящие были. Руку протяни и потрогай. А с чего я собственно, взял, что они правы, а? Я даже остановился на лестнице с занесённой на следующую ступеньку ногой. Одна из девок золотоволосая, другая черноволосая. Это что-нибудь да значит. Стороны Силы? Как в Далёкой далёкой галактике? Или нет?

Так и не придя ни к какому выводу, вошёл в свою спальню. Веник спит, уже привычно раскинувшись на спинке. А Вививан так и не сомкнул глаз.

- Ну, что ты, Вивочка, не спишь? я, не раздеваясь только спихнул с ног сабо, завалился на кровать и засунул руки под голову, глядя в потолок.

Омега завозился под тонким одеялом, придвигаясь ко мне.

На щеке я почувствовал его дыхание. Вивиан в темноте, приподнявшись на локте, пытался разглядеть моё лицо. Темно. Тогда придвинувшись ближе, он осторожно, несмело положил руку мне на грудь. Не почувствовав возражений, Вивиан приник всем телом ко мне, уткнувшись носом в подмышку. Я вынул из-под головы руку и накрыл ей омегу сверху. Уютно устроившийся рядом со мной Вивиан, поднял на меня взгляд, толком не различимый в темноте я-то видел всё крокодильи, вернее драконьи глаза позволяли мне это. Рядом с Виви было так спокойно, что я, наконец-то немного расслабился за весь этот тяжёлый день, голова ещё продолжала кружиться, но я лежал и, честно сказать, пофигу пусть кружится, недолго ей осталось

Я чувствовал тепло омеги, его запах, чувствовал его кожу и эмоции Дождавшийся меня Вивиан был рад,.. если бы была такая возможность, он бы пошёл за мной куда угодно

Оме, избавивший его от ужасов лечебницы для душевнобольных, сделал для эмоционального омеги очень много, даже слишком много. Где-то в глубине души Вивиан не считал себя достойным такого внимания со стороны оме Ульриха, хотя и сбежал в своё время от Юргена в его поисках. А оме его жалел, неизменно был ласков и много ли было надо психологически неустойчивому омеге, чтобы оме Ульрих превратился для него в идола, которому он, Вивиан готов был поклоняться, отдать всё, что у него есть и даже жизнь, только бы оме Ульрих оставался с ним, Вивианом? Мятущаяся душа омеги, измученная постоянными ударами судьбы и тех, кого он принимал за любящих его людей, людей, которым он, как ему казалось, был нужен, успокоилась, наконец, в этом маленьком мирке, который оме выстроил для себя и своих близких

У оме была семья если можно так назвать его окружение, но узнав поближе тех, с кем жил оме Ульрих, Вивиан и сам не заметил как стал частью этого окружения. И окружение это приняло Вивиана, так, как будто это и должно так быть. Дети его полюбили.

Сиджи частенько делился с ним своими секретами, иногда жаловался на Юта. А тот, наоборот, прибегал к Вивиану как к жилетке, выговариваясь о своём, наболевшем.

И везде в речах детей центром их мира был оме Ульрих. Оме сказал, оме посмотрел, оме попросил, а что подумает или скажет оме, а понравится ли оме?

Аделька, ходивший в крейсовую школу и приносивший домашние задания, обязательные и для Эльфи, привалившись боком к Вивиану, рассказывал ему о своих горестях и заботах по вечерам они вдвоём оставались после общей прогулки посидеть во дворике под перголой.

Ёрочка, по-первости, ночевавший с Вивианом в одной кровати, укладываясь спать, делился с ним своими опасениями, впечатлениями от учёбы в Схоле, от жизни в доме оме Ульриха. Однажды даже пожалел, что он такой маленький вот бы он был старше и тогда, Виви, он бы обязательно позвал оме Ульриха замуж. И сразу, без перехода, вскинувшись в темноте с вытаращенными глазами, жгучий вопрос Виви, а как это целоваться с оме Ульрихом? Ведь он же, Вивиан, целовался с ним? Вивиан молча отрицательно качал головой, улыбался, гладил беспокойного мальчишку по голове и тот, вздохнув, засыпал с улыбкой.

С каким бы удовольствием он, Вивиан, тоже целовался с оме Ульрихом и не только целовался

С Эльфи, почти ровесником, Вивиан сошёлся ближе всех и от него узнал об оме Ульрихе много нового. В частности, Эльфи совершенно не скрывал ничего о жизни его светлости с момента их знакомства. Со слезами на глазах Эльфи рассказывал о том, как оме их кормил в своих покоях, о смерти Лило, о том как, оме заботился об Эльфи во время их жизни в Майнау.

- Знаешь, Виви, я тогда даже не понял до конца, чего нашему оме стоило вытащить меня от работорговцев. Он говорил мне, что оборот демоном съедает его жизнь годы, а я тогда я плохой, Виви. Я только о себе думаю А он, мой оме, он обо всех

И сейчас Вивиан лежал рядом с его светлостью, уткнувшись носом в его бок, слушал дыхание оме, биение его сердца, водил в задумчивости пальчиком по груди оме и улыбался, убаюканный снизошедшим на него спокойствием. За окном спальни полная, яркая Лалин, обливая серебристым светом верхушки кустов, росших на крутом каменистом склоне в который упиралась торцевая стена дома, освещала ночной Лирнесс.

Буйная жажда сексуального наслаждения, толкавшая Вивиана на приключения, давно погасла. Он по-прежнему холил и лелеял своё тело, безумно нравившееся ему, баночки притираний и кремов, покупных и собственного изготовления, занимали целый шкафчик в парфюмерной мастерской, служившей постоянным магнитом и для Эльфи и для Сиджи, Юта и Адельки. Он даже ласкал сам себя, как раньше Самоудовлетворение, также как раньше, завершалось семяизвержением и кратковременным острым удовольствием, но пропала та привычка, то неутолимое желание секса, служившее для Вивиана раньше самоцелью.

Его посещали сны, те, особые, когда ты хочешь удовольствия и получаешь его, но теперь В этих снах всегда был оме Ульрих, его светлость. Он был либо партнёром Вивиана и такие сны омега помнил долго, так как всегда просыпался с мокрыми от спермы трусиками и искусанными в порыве блаженства губами, либо присутствовал где-то рядом в том случае, когда оме не был партнёром и Вивиан, там, во сне, всегда знал, что оме наблюдает за ним и удовольствие от соития в этом случае всегда было смазанным, даже болезненным. Но кто властен над снами?

Вивиан теперь частенько пропадал в парфюмерной мастерской и даже придумал новый аромат делал его для оме. Будучи под впечатлением от встречи с его светлостью он разработал и смешал целый комплекс запахов, заполнив верхние ноты лавандой, белым кедром, мандарином, ноткой бергамота и цветов мускатного ореха. Пришлось выделить целый пузырёчек, где Вивиан добивался смешения необходимых пропорций верхних нот. Во втором пузырьке отстаивались, доходили средние ноты: жимолость, гвоздика, сандал, пара крупинок мускатного ореха (его запах отличается от цветов мускатного ореха!), жасмин, ландыш и лист фиалки. Омеге пришла в голову мысль смешать содержимое пузырьков в разных пропорциях, естественно, затем дождаться вызревания духов и испробовать получившееся, а потом предложить это оме Ульриху. Отдельно настаивалась базовая нота состоявшая из кожи несколько её полосок разной выделки Вивиан приобрёл у кожевников, бобов тонка, амбры, пачули, ветивера и мускуса. Добившись необходимого совершенства в каждой из нот, он их смешает (и опять тут будет важна пропорция, которую ещё надо будет подобрать!) и духи будут зреть в темноте и прохладе три-четыре месяца.

По нескольку раз в день Вивиан уходил в свою мастерскую, Эльфи даже приходилось его искать, когда Веник становился совершенно невыносимым. Беременный Личный Слуга оме Ульриха частенько бывал раздражителен и слезлив, а у Вивиана, наоборот, сложились хорошие отношения с малолетним бароном. Вот только поговорить с ним Вивиан не мог. Пытался, несколько раз Где-то в голове, сзади и чуть вверху, ближе к темени, возникало давящее чувство, как от сильного напряжения, Вивиан пробовал что-то произнести, но из горла вырывался сип, а губы и язык не повиновались. Хотя, наедине, сам с собой он прорабатывал артикуляцию и у него всё получалось! А Веник, как называл малыша оме, болтал без умолку, с каждым днём лучше и лучше

Его светлость, на груди которого лежала рука Вивиана, о чём-то напряжённо размышлял, затем тяжело вздохнул и повернул голову к окну Оме Ульрих вздрогнул и резко повернувшись к Вивиану, вдруг заключил его в объятия.

- Ну, конечно! Вивочка! Конечно! вдруг услышал Вивиан прямо в лицо, задранное к оме Ульриху.

А потом, оме неожиданно в восторге начал покрывать поцелуями лицо омеги и Вивиан задохнулся от нахлынувшей на него нежности. Слёзы счастья хлынули из его глаз, намочили подушку, рубашку на груди оме и Вивиану захотелось сделать для оме что-то такое как в тех снах

- Лалин! - продолжал кричать шёпотом оме, - а вторая Элла!

Оме вскочил и сел на кровати, лицом к окну, оставив Вивиана за спиной. Серебряный свет Лалин просвечивал сквозь растрёпанные волосы оме, в беспорядке раскинутые по широким, ставшим теперь костлявыми, плечам. Глядя в окно оме улыбался, затем повернулся и так же шёпотом произнёс:

- Виви, это ты Тебе спасибо Я догадался! Слу-ушай! А чего это я в уличном на кровати?

И где-то внизу живота Вивиана блаженно заныло.

Телепорт, которым оме владел в совершенстве, помог разоблачиться, отправив штаны и рубашку на один из стульев, бывших в просторной спальне.

А потом оме медведем навалился на улыбающегося Вивиана, сграбастал его в охапку невыразимое блаженство! И они тихонько Веник спит! покатились по кровати. Омега, коротко стриженой головой приникший к исполосованной шрамами груди оме, с крепко зажмуренными глазами, в краешках которых появились слёзы, тоже вцепился руками в оме и в этот миг хотел только одного чтобы это всё не кончалось. Никогда

А я, удерживая в руках стройное тело омеги, перекатывался по кровати и как ребёнок радовался своему открытию те девушки на источнике Силы Лалин и Элла. Чёрная Лалин, а белая Элла. Объятия мои сжались крепче, жамкнув Вивиана, и меня окатило восторгом предвкушения от обнажённого омеги трусики из трёх верёвочек за одежду можно не считать.

Остановившись, ибо у меня закружилась голова, я положил выпущенного Вивиана на живот, как в том видении, телепортом сдёрнул с него символические трусики и, накрыв нас обоих моими рассыпавшимися волосами, начал перебирать губами по его спинке, спускаясь ниже и ниже к кругленьким, подтянутым ягодицам, а он млел под моими долгожданными ласками только сейчас я понял насколько ему не хватало меня. Я остановился где-то между его лопаток, придавленный силой эмоций, исходивших от Вивиана. Дыхания мне снова не хватало, попытавшись втянуть воздух в бастующие лёгкие, я почувствовал, как под носом хлюпнуло и стало мокро. Кровь. Но Вивиан

Прижав ладонь к лицу, я откатился в сторону и, унимая головокружение и вдыхая ночной воздух ртом, накрыл рукой голову омеги.

А Вивиан изнывал и плавился под ласками оме Ульриха. Тот, искусными поцелуями спускаясь вдоль позвоночника ниже и ниже, заставлял его зажмуриться и замирать каждый раз в ожидании ласк. Он прогибался больше и больше отдавая себя в эти горячие неистовые объятия и такие же жгучие в своей изысканности и чувственности поцелуи, заставлявшие его вздрагивать и ждать нового касания, чтобы снова дёрнуться и томно застонать от наслаждения и погружения в то тепло и ту любовь (ведь, правда же?), которое он чувствовал от оме Ульриха.

А потом его развернули на спину и Вивиан, чувствуя тугое горячее тело на себе, впитывая желанный запах, испытывая то восхитительное предчувствие, которое, как он знал (и как он сейчас хотел! О! как он хотел!), всегда предшествует нежному настойчивому проникновению, дарящему блаженство, заканчивающееся взрывом чувств эйфории, наслаждения и удовлетворения от того, что делает это с тобой горячо и навсегда любимый человек, дарящий томное наполнение тем, что проникает в раскалённые глубины тела и вытаскивает оттуда захлёстывающий до самозабвения экстаз, отдавался до конца. Повлажневший, потёкший анус раскрылся, принимая горячий член, проникший туда, где его так долго ждали, Вивиан высоко поднял согнутые в коленях ноги и обхватил ими мощное тело, неумолимыми толчками, двигавшееся на нём. Тонкие руки омеги, в блаженной беспомощности вскинутые вверх, были глубоко запущены в густые волосы оме, потоком накрывшие их обоих, а оме, обхватив одной рукой всю голову Вивиана разом, приник своими губами к его губам и, шумно дыша, каждый раз, когда врывался своим могучим членом в развёрстую для него промежность, проник языком в рот Вивиана, заставляя сдавленно стонать, и целовал его. До крови. До отёка губ, которые утром обязательно треснут и, заставляя Вивиана морщиться от боли, напомнят ему об этих поцелуях в горячей тропической ночи

Вивиан стремительно подходил к вершине наслаждения. И вот уже выгнувшись так, что затылок упёрся в подушку, а в шее хрустнули косточки, он зажмурился и в глазах вспыхнули нестерпимо белые звёзды, а рот, судорожно дыша мог бы издать крик блаженства, но

Горячие губы оме шепчут прямо в ушко, которое ведёт от повысившейся чувствительности и тело покрывается мурашками:

- Тише тише хороший мой

И Вивиан, соглашаясь Веник же рядом! мелко трясёт головой и прикладывает к опухшим от поцелуев и от подкатившего оргазма губам пальчики и мучительно едва слышно стонет, не в силах терпеть накатывающее волнами наслаждение, становящееся только сильнее и растягивающееся дальше и дальше от того, что приходится всего лишь тихо стонать

И вот уже его член, придавленный к животу восхитительным телом оме, неожиданно напрягшись, чего с Вивианом уже очень давно не было, лениво и в тоже время стремительно выплёскивает тягучую струю одну другую ещё и ещё

И тело оме, горячее тугое тело, неумолимо ходящее на нём, размазывает, растирает эту пахучую жидкость по их слившимся телам и нет ничего слаще этого мгновения Мгновения, которое тянется и тянется, никак не кончаясь, вытягивая из стосковавшегося тела силы и соки и даря блаженный, самый крепкий сон потом сон потом

Наслаждение, захлестнувшее Вивиана с головой, оставляет его, медленно откатывается, как волна и омега с полными слёз глазами вцепляется, хватает любимое лицо ладошками, тянется к нему, приникает губами к губам оме и, захлебнувшись блаженством и любовью, тянет его к себе туда, к шее удерживая за затылок, чтобы не расставаться никогда никогда. И чуть влажное от пота тело затихает на нём. Придавливает своим таким лёгким и сладостным весом и сливаются двое и не могут не хотят разъединиться ибо разъединиться значит утратить это чувство когда ты для него, а он для тебя и ничего не жалко возьми всё И вот от этого, этого чувства слияния, наверное, рождаются самые красивые дети

Я убрал руку с головы Вивиана, сняв с него своё воздействие. Почти полностью. Омега запалённо дышал, а потом, закрыв лицо ладонями, тихо заплакал. От невозможности того, ради чего он, его тело существует в этом мире. И от того, что нежность к оме переполняла его. И от того, что оме тут, рядом и любит его И ещё много отчего чего и словами-то не выразить

* * *

Утром, отправив Адельку в сопровождении Максимилиана к десятникам стихийников, артефакторов и целителей (опять пришлось собирать целый консилиум!), я, одетый в костюм, в котором был на балу нехрен деньги расходовать, теперь мне это не нужно совсем, вошёл в небольшую аудиторию в которой сидело около двадцати человек весь выпуск факультета артефакторики этого года.

- Salvete, iudices! (Здравствуйте, господа!) я сел к столу преподавателя и замолчал, разглядывая молодых искусников в коричневых мантиях с замысловатым символом артефакторики.

По идее, это должны быть самые незашоренные студиозусы.

- Ita, Quirites, hic ad nos convenimus.

(Итак, господа, мы с вами собрались здесь, чтобы), - я остановился, пережидая внезапно накатившую слабость.

Длинная пауза повисла в аудитории.

- Facultas cogitandi est quid te ab aliis distinguat

(Умение думать вот, что вас должно отличать от остальных), - продолжил я после того как откашлялся, - Facultatem non accendendi pilam ad dimidium Wegstunde,

(Не способность запулить огненным шаром за половину вегштунде), - здесь среди напряжённо слушающих студиозусов проявилось оживление, - sed cogitandi explicandum est. Cogitare, iudices, examinare, percipere quid huic vel illi actioni subiaceat - hoc est quod cognitu dignum est. Qua de re quaero - quis mihi dicat cur rubiginem ferream? (а развитое мышление. Думать, господа, анализировать, понимать, что лежит в основе того или иного действия вот то, ради чего стоит учиться. В связи с этим у меня вопрос кто мне скажет, почему железо ржавеет?)

Тишина.

- T-tum quod aqua (Н-ну это в воде потому, что) - послышался голос со второй парты.

Я ткнул пальцев в говорившего:

- Da nomen tuum...(Назовитесь)

- Hilpolt Sayn (Хильпольт Сайн).., - встал крупный светловолосый альфа с яркими серыми глазами.

- Sic, domine Sain, explica nobis quid sit composui machinatio? (Так вот, господин Сайн, разъясните нам, каков механизм ржавления?)

- Ferrum hoc in aquam accipit, et post pusillum rubigo in ea apparet. (Это железо попадает в воду и через некоторое время на нём появляется ржавчина)

Очевидно же, вы что оме? Не знаете?

- Bene...(Хорошо), - видимо я так и не смогу вытащить из них эту информацию, - aliter eamus. Quid ferrum est? (пойдём другим путём. Из чего состоит железо?)

В аудитории появились улыбки. Из железа! Железо состоит из железа. Ну, оме! И это демонолог!

- Quid, iudices, de fabrica materiae nostis? (Что вам, господа, известно о строении вещества?) жестом приказав Сайну сесть на место, задаю вопрос.

Улыбки погасли. А в самом деле что?

- Nunc aliqua te afferam. Nunc enim in fide accepta habebis. Tunc... qui voluerint, si voluerint, duplicare poterint. (Сейчас я доведу до вас некую информацию. Пока пока вам придётся принять её наверу. Потом желающие, если хотят, смогут перепроверить её)

Я откинулся на спинку преподавательского стула. Сидя со сложенными на груди руками, приложил ладонь к щеке. Помолчал, собираясь с мыслями. За спиной, подхваченный телекинезом кусок мела, рисовал кубик, вершинами которого были кружки с буквами внутри них Fe, рядом появился нарисованный шарик с двумя круглыми ушками. Внутри шарика буква О, в ушках буква Н так я изобразил воду.

- Fere omnis materia mundi ex atomis constat. Haec atomi ferrei sunt. In solido statu - Spero quis dubitet ferrum liquidum esse posse? Itaque in solido statuuntur atomi ferrei quodammodo. Hic ordo assimilari potest cancellato. Sunt inter atomos vincula, per haec vincula ferrea tam dura.(Почти всё вещество в мире состоит из атомов. Это), кусок мела обвёл кубик, - (атомы железа. В твёрдом состоянии надеюсь, ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что железо может быть жидким? так вот, в твёрдом состоянии атомы железа определённым образом упорядочены. Порядок этот можно уподобить решётке. Между атомами существуют связи, благодаря этим связям железо такое твёрдое), - кусок мела за моей спиной потыкал в грани кубика.

- Et haec aqua est. Aqua ex oxygenio et atomis hydrogenii consistit. Ferrum in actu satis activum metalli est - tantum stillat oleum vitrioli in eo ut videat reactionem. Et semel in aqua, atomi ferrei cum atomis oxygeni miscent. Duo atomi ferrei cum tribus atomis oxygeni (А это вода), - мел потыкался в рисунок шарика с ушками, - (Вода состоит из атомов кислорода и водорода. Железо, на самом деле достаточно активный металл достаточно капнуть на него купоросного масла, чтобы увидеть реакцию. И попав в воду атомы железа соединяются с атомами кислорода. Два атома железа с тремя атомами кислорода), - мел рисует формулу Fe2O3.

- Desiderata rubigo haec est formula (Вот эта формула и есть искомая ржавчина), - завершаю я разъяснение, сознательно опуская окалину, формула которой FeO и не упоминая валентность.

- Quaeritur: Quid fieri debet quominus duo atomi ferrei cum tribus atomis oxygeni iungantur? (Вопрос: что нужно сделать, чтобы не дать двум атомам железа соединиться с тремя атомами кислорода?)

Аудитория молчит. Кто его знает, этого оме, с этими атомами, кислородом, водородом и прочим? Никто про это никогда не говорил. Откуда он это берёт?

- Respondebo tibi. Ne ferrum in aqua rubiginem habeat, necesse est cum aqua agere facultatem. Quomodo? Just. Si addas nickel et chromium fusile (anquis scit quid hoc sit?) ferrum conflare, haec metalla ferrea atomos ferreos vetabit, ne cum atomis oxygeni in aqua praesentes reagantur. Nunc finge quantum metalli in Lyrnessiana classe adhibitum sit. Praeceptum aes pretiosum mercari cogitur, et aes ad extrema operienda et utilis item res efficit (Отвечу вам. Чтобы не дать железу ржаветь в воде, надо лишить его возможности реагировать с водой. Как? Просто. Если добавить в расплав железа расплавленный никель и хром (кто-то знает, что это?), то эти металлы лишат атомы железа возможности реагировать с атомами кислорода, которые есть в воде. Теперь представьте: сколько металла употребляется на флоте Лирнесса. Командование вынуждено закупать дорогую бронзу и медь, чтобы обшивать днища, изготавливать дельные вещи (специальный термин для металлических частей на парусном судне))

Аудитория оживилась.

- Et quis alius, nisi factores artefacti, possunt adiuvare classem? Repone aereum et aes immaculatum ferro. Rationes ferri, nickel et chromium in liquefactione computa. Exemplum dabo tibi quomodo facultas cogitandi solvendi gravissimas difficultates tibi permittat. Aliud exemplum. (И кто как не артефакторы могут помочь флоту. Заменить бронзу и медь на нержавеющую сталь. Рассчитать пропорции железа, никеля и хрома в расплаве. Я привожу вам пример того, как умение думать позволяет решать весьма серьёзные задачи. Ещё пример.)

Я снова замолчал, задумчиво оглядывая аудиторию. На столе передо мной, вызвав шёпотки, появился склеенный ночью планер.

- Responde mihi, an homines volant? (Ответьте мне умеют ли люди летать?)

Переглядываются. Кто-то из студиозусов высказывается с места:

- Tu, ome, nostis quomodo (Вы, оме, умеете)

Похвально. Обо мне, оказывается, навели справки.

- Кто ещё, кроме меня?

- Pueri in chlamyde coccinea (Дети в алых плащах), - подсказывает тот же голос, видимо, самого осведомлённого студиозуса.

- Efto. Plura? (Согласен. Ещё?)

Молчат.

- Hoc est fabrica (Вот этот аппарат), - показываю планер, подняв его левитацией повыше, - volatus disposito ...(предназначен для полётов)

Беру его в руки и, мягко толкнув, запускаю планер в полёт по аудитории.

- Magna potentia nunc non utor. (Силу я сейчас не использую), - поясняю свои действия.

Медленно летящая конструкция приковывает взгляды. Едва не врезавшийся в стену, планер телепортом возвращается на стол.

- Nunc porro (Теперь дальше), - из брусочка дерева, призванного тем же телепортом из мастерской, прямо на глазах студиозусов вытачивается винт, одевается на проволочку, пристраивается в носу планера, ещё один брусочек превращается в фигурку сидящего человечка, которая усаживается на планер позади винта, - Quantus est computare planum debet levare hominem? (требуется рассчитать, какого размера должен быть самолёт, чтобы поднять человека?)

Винт под воздействием моего телекинеза завертелся, превратившись в прозрачный круг, лежащий планер сдёрнулся со стола и взмыл вверх. Я чуть подправил горизонтальный руль и конструкция, жужжа винтом, начала описывать круги по аудитории, приковав к себе взгляды студиозусов.

- Haec machina, congruae magnitudinis, cum homine vel pluribus etiam in tabula capax est, ut Noyce paucis horis attingat. (Эта машина, соответствующего размера, естественно, способна, имея на борту человека, а то и нескольких, достичь Нойса за несколько часов И без помощи людей в алых плащах)

В аудитории послышались скептические хмыканья.

- O viri, nihil vobis persuadere conor. Si ferrum cum nickel et chromium conflare vis, id lique. Si non vis, non debes. Scapham si vis aedificare, eam aedificare. Si non vis, iterum non debes. Modo te reduco quo incepimus necessitatem cogitandi. Et hoc (Господа, я ни в чём вас не собираюсь убеждать. Хотите плавить железо с никелем и хромом плавьте! Не хотите не надо. Хотите строить самолёт стройте. Не хотите, опять же не надо. Просто я вас снова возвращаю к тому, с чего мы с вами начали необходимости думать. А это), - я указал на планер, так и круживший над нами и на доску с рисунками, - justis exemplis. Consequuntur cogitationes dolorum hominum. Etiam non efficitur mi. (всего лишь примеры. Результаты размышлений умных людей. И речь не обо мне)

Я замолчал, давая студиозусам время осмыслить сказанное.

- Et nunc tu et populus dolor fieri conabor (И сейчас мы с вами попробуем стать умными людьми).

Повинуясь телекинезу, на стенах начали крепиться плакаты с моими рисунками демонов и их краткими характеристиками.

- Hoc est quod ante faciem habebis, Quirites. Et incommodum est quod magna potentia prope daemones non operatur. Nullo modo. Omnino. Omnino. Praeterea, domini infirmiores fiunt quam vulgus; Unum dicam plura. Artifices, propter affinitatem cum magna potestate, sunt daemonum praeda suavissima. Nunc cogitemus quid contra exercitum daemonum possumus? Considera initus (Вот это то, с чем вам придётся столкнуться, господа. И самое неприятное, что рядом с демонами Великая Сила не работает. Никак. Вообще. Совсем. Более того, искусники становятся слабее обычных людей. Скажу ещё. Искусники, в силу того, что имеют сродство с Великой Силой, являются наиболее лакомой добычей для демонов. А теперь давайте подумаем, что мы с вами можем противопоставить армии демонов? Учитывайте вводные)

В течение всей лекции планер так и кружил над нами. Мне удалось расшевелить студиозусов-артефакторов, я подтолкнул их к мысли о взрывчатых веществах, о нитровании целлюлозы и в конце, когда время лекции подошло к концу я определялся по часам Зульцберга, приземлил планер на стол:

- Mementote, iudices, sensus vitae artificis se emendare. Magna vis et instrumentum est et campus scientiae. Quanto magis intelligis, eo perfectius in manibus tuis erit. Et quidem, quanto magis cognoveris eam, fiet circulus major ignoti. Magna autem virtus nos in hanc viam ducit, simul se meliorando et se cognoscendo. Valete, viri, vobis dico. Non videbimus invicem iterum.... Hoc tibi relinquo. (Запомните, господа, смысл жизни искусника в самосовершенствовании. Великая Сила одновременно и инструмент и область познания. Чем глубже вы её будете понимать, тем совершенней она будет в ваших руках. И, конечно, чем больше вы её будете узнавать, тем больше будет становиться круг непознанного. А Великая Сила ведёт нас на этом пути, одновременно и совершенствуясь и познавая сама себя. Господа, я прощаюсь с вами. Больше мы не увидимся Это я оставляю вам)

* * *

Аделька меня порадовал. Десятники, ошеломлённо потирая подбородки, почёсывая в затылках и многозначительно хмыкая, определили, что в этот мир пришёл новый искусник-артефактор. Омега. Очередной выверт Великой Силы. Такой же, как альфа-целитель. На то, чтобы взять в личные ученики Адельку претендовал десятник факультета артефакторов. Разговаривали мы в моём кабинете, куда я и телепортировал всех нас троих. Присел на диван у окна:

- Извините, господин?..

- Ар фон Оттендорф, к вашим услугам, ваша светлость.

Знавал я, помнится, одного Ара. В Майнау. Плохо он кончил. Да. Хм. Послушаем, что скажет этот.

- Прошу меня простить, господин Ар, мне несколько нездоровится Аделаид Вентцлау барон марки Аранда, - здесь Аделька сделал большие глаза, - и вопрос его личного ученичества, пока он ещё несовершеннолетний, должен решаться с его сюзереном и опекуном, то есть со мной

- Я всё понимаю, ваша светлость

Мне вдруг стало зябко, так что я передёрнул плечами и обхватил сам себя руками. Я продолжал:

- Так вот, я не возражаю, чтобы Аделаид учился у вас. Но поясните, если можете, почему вы решили взять его в личные ученики?

- Видите ли в чём дело, ваша светлость, - начал десятник, - на моём факультете учатся только альфы Пусть их не так много по сравнению со стихийниками, но Здесь, у нас в Схоле, да и в городе тоже у вас, ваша светлость, сложилась определённая репутация после известных событий Да Так вот Аделаида необходимо учить, я думаю вы, ваша светлость с этим согласитесь, - я кивнул головой, конечно, необходимо, - Такова воля Великой Силы, - продолжал десятник, - И мне бы очень не хотелось ну, знаете, дети, они такие тем более, что у нас на факультете есть несколько детей из хороших фамилий и ваша светлость, возможны конфликты, вы же понимаете, а вы в этом случае мне очень сложно об этом говорить вы не остановитесь ни перед чем, если кто-то, - здесь он закашлялся, - позволит себе обидеть Аделаида

Ясно. Боишься за знатных сволочей. Но с другой стороны Кто как не десятник сможет дать Адельке больше всего?

Пока десятник говорил мне всё это, стальное перо, повинуясь моему телекинезу, выписывало на листе бумаги разрешение на личное ученичество Адельки от меня, его светлости, младшего сына Великого герцога и прочая, прочая, прочая у десятника факультета артефакторики Схолы Лирнесса Ара фон Оттендорфа.

Да, пока я жив, надо сегодня же Адельке бумаги на баронство выправить, пожалую ему Долину гейзеров. Пусть

* * *

Пошатываясь и, когда никто не видел, опираясь на стены, я завершал свои последние дела. Из крейса принесли бумаги на Сиджи и Юта. Теперь они полноценные бароны. Адельке пообещали сделать завтра. Герб у него будет такой в правой верхней четверти и в левой нижней, традиционно гербы Великого герцогства, а в левой верхней и правой нижней серебряный гейзер на зелёном поле. Видеть я из своих никого не мог и потому, смотавшись телепортом в крейс и вернувшись в Схолу, раскинув руки по спинке дивана, сидел у себя в кабинете. Как только у Ёрочки, Сиджи и Юта закончились общие для всех малолетних искусников занятия (письмо, чтение, счёт) и я услышал их голоса в факультетской комнате, телепортировался к источнику Силы, в подземелья Схолы здесь спокойнее. Да и мне почему-то подумалось, что раз Сила призвала меня в этот мир, то пусть она и изгоняет. Лежал на боку, с подсунутыми под щёку руками, на скамейке в хижине основателя

Передо мной стоял каменный алтарь, узоры Силы струились по нему и поднимались вверх, незаметно истаивая под потолком низкой хижины. Мысли, тяжёлые как куски чугуна, ворочались в голове, перекатываясь и посверкивая на изломах графитово-серыми крупинками. Пусто в голове Безразлично и пусто

И вдруг, острая и яркая вспышка обожгла меня. Сейчас же заныло в солнечном сплетении.

Не всё! Не всё сделал!

Сесть уже не смог, свалился со скамьи на пол и, нащупав за спиной край лавки, сел на деревянном полу, уперевшись спиной в скамью.

Великий Змей!

Ведь если мы с Улькой исчезнем, то и он тоже просто потому, что его никто не сможет увидеть!

Толстая плаха красного дерева, до звона сухая, оказалась передо мной, выдернутая телепортом из мастерской. Небольшим ножичком с наискось заточенным лезвием я начал размечать поле для работы. Здесь окантовка, здесь чешуи, по центру самое главное глаз. Тот, через который я так долго смотрел на этот мир.

Успеть бы! Успеть

Весь засыпанный мельчайшей древесной пылью, я резал барельеф, чувствуя, что силы покидают меня.

Успеть! Только бы успеть!

Как выглядит настоящий Великий Змей я не знал, мы с Улькой видели только его глаз и чешуи тела и потому я не претендовал на полный портрет дракона.

А несущийся в мглистом Ничто серый шар осыпался и осыпался, открывая угольно-чёрную плоскую шайбу личности умирающего человека

Глаза дракона исчезли с лица длинноволосого седого человека, сидевшего на полу. Тонкие чуткие пальцы, подрагивая, касались толстой доски, выверяя напоследок резной огромный глаз, чешуи и наросты вокруг него. Глаз пристально смотрел на сидящего и, казалось, провожал его взглядом

Вот здесь ещё немного, тут шероховато подправить надо. Короткий скошенный ножик, выверенными движениями чуть подрезал изъян и выпал из враз ослабевших рук. Колени сидящего дрогнули, голова опустилась на грудь. Ноги выпрямились и глаз дракона, искусно вырезанный на толстой доске, уставился в потолок

Драконы судьбы и драконы сознанья

Драконы бессмертья без горя и плоти,

Драконы любви и драконы желанья

Плясали в причудливых красках полотен