Songs recalled the Elves have sung
in old forgotten elven tongue
how Lúthien and Beren strayed
by the banks of Sirion. Many a glade 2930
they filled with joy, and there their feet
passed by lightly, and days were sweet.
Though winter hunted through the wood,
still flowers lingered where she stood.
Tinúviel! Tinúviel! 2935
the birds are unafraid to dwell
and sing beneath the peaks of snow
where Beren and where Lúthien go.
The isle in Sirion they left behind;
but there on hill-top might one find 2940
a green grave, and a grey stone set,
and there there lie the white bones yet
of Felagund, of Finrod"s son -
unless that land is changed and gone,
or foundered in unfathomed seas, 2945
while Felagund laughs beneath the trees
in Valinor, and comes no more
to this grey world of tears and war.
To Nargothrond no more he came;
but thither swiftly ran the fame 2950
of their king dead, of Thû o"erthrown,
of the breaking of the towers of stone.
For many now came home at last,
who long ago to shadow passed;
and like a shadow had returned 2955
Huan the hound, and scant had earned
or praise or thanks of master wroth;
yet loyal he was, though he was loath.
The halls of Narog clamours fill
that vainly Celegorm would still. 2960
There men bewailed their fallen king,
crying that a maiden dared that thing
which sons of Fëanor would not do.
"Let us slay these faithless lords untrue!"
the fickle folk now loudly cried 2965
who with Felagund would not ride.
Orodreth spake: "The kingdom now
is mine alone. I will allow
no spilling of kindred blood by kin.
But bread nor rest shall find herein 2970
these brothers who have set at naught
the house of Finrod." They were brought.
Scornful, unbowed, and unashamed
stood Celegorm. In his eye there flamed
a light of menace. Curufin 2975
smiled with crafty mouth and thin.
"Be gone forever - ere the day
shall fall into the sea. Your way
shall never lead you hither more,
nor any son of Fëanor; 2980
nor ever after shall be bond
of love twixt yours and Nargothrond."
"We will remember it," they said,
and turned upon their heels, and sped,
and took their horses and such folk 2985
as still them followed. Naught they spoke
but sounded horns, and rode like fire,
and went away in anger dire.
Towards Doriath the wanderers now
were drawing nigh. Though bare the bough, 2990
though cold the wind, and grey the grasses
through which the hiss of winter passes,
they sang beneath the frosty sky
uplifted o"er them pale and high.
They came to Mindeb"s narrow stream 2995
that from the hills doth leap and gleam
by western borders where begin
the spells of Melian to fence in
King Thingol"s land, and stranger steps
to wind bewildered in their webs. 3000
There sudden sad grew Beren"s heart:
"Alas, Tinúviel, here we part
and our brief song together ends,
and sundered ways each lonely wends!"
"Why part we here? What dost thou say, 3005
just at the dawn of brighter day?"
"For safe thou"rt come to borderlands
where in the keeping of the hands
of Melian wilt thou walk at ease
and find thy home and well-loved trees." 3010
"My heart is glad when the fair trees
far off uprising grey it sees
of Doriath inviolate.
Yet Doriath my heart did hate,
and Doriath my feet forsook, 3015
my home, my kin. I would not look
on grass nor leaf there evermore
without thee by me. Dark the shore
of Esgalduin the deep and strong!
Why there alone forsaking song 3020
by endless waters rolling past
must I then hopeless sit at last,
and gaze at waters pitiless,
in heartache and in loneliness?"
"For never more to Doriath 3025
can Beren find the winding path,
though Thingol willed it or allowed;
for to thy father there I vowed
to come not back save to fulfill
the quest of the shining Silmaril, 3030
and win by valour my desire.
"Not rock nor steel nor Morgoth"s fire
nor all the power of Elfinesse
shall keep the gem I would possess:"
thus swore I once of Lúthien 3035
more fair than any child of Men.
My word, alas! I must achieve,
though sorrow pierce and parting grieve."
Then Lúthien will not go home,
but weeping in the woods will roam, 3040
nor peril heed, nor laughter know.
And if she may not by thee go
against thy will thy desperate feet
she will pursue, until they meet,
Beren and Lúthien, love once more 3045
on earth or on the shadowy shore."
"Nay, Lúthien, most brave of heart,
thou makest it more hard to part.
Thy love me drew from bondage drear,
but never to that outmost fear, 3050
that darkest mansion of all dread
shall thy most blissful light be led."
"Never, never!" he shuddering said.
But even as in his arms she pled,
a sound there came like hurrying storm. 3055
There Curufin and Celegorm
in sudden tumult like the wind
rode up. The hooves of horses dinned
loud on the earth. In rage and haste
madly northward now they raced 3060
the path twixt Doriath to find
and the shadows dreadly dark entwined
of Taur-na-Fuin. That was their road
most swift to where their kin abode
in the east, where Himling"s watchful hill 3065
o"er Aglon"s gorge hung tall and still.
They saw the wanderers. With a shout
straight on them swung their hurrying rout,
as if neath maddened hooves to rend
the lovers and their love to end. 3070
But as they came the horses swerved
with nostrils wide and proud necks curved;
Curufin, stooping, to saddlebow
with mighty arm did Lúthien throw,
and laughed. Too soon; for there a spring 3075
fiercer than tawny lion-king
maddened with arrows" barbéd smart,
greater than any hornéd hart
that hounded to a gulp leaps o"er,
there Beren gave, and with a roar 3080
leaped on Curufin; round his neck
his arms entwined, and all to wreck
both horse and rider fell to ground;
and there they fought without a sound.
Dazed in the grass did Lúthien lie 3085
beneath bare branches and the sky;
the Gnome felt Beren"s fingers grim
close on his throat and strangle him,
and out his eyes did start, and tongue
gasping from his mouth there hung. 3090
Up rode Celegorm with his spear,
and bitter death was Beren near.
With elvish steel he nigh was slain
whom Lúthien won from hopeless chain,
but baying Huan sudden sprang 3095
before his master"s face with fang
white-gleaming, and with bristling hair,
as if he on boar or wolf did stare.
The horse in terror leaped aside,
and Celegorm in anger cried: 3100
"Curse thee, thou baseborn dog, to dare
against thy master teeth to bare!"
But dog nor horse nor rider bold
would venture near the anger cold
of mighty Huan fierce at bay. 3105
Red were his jaws. They shrank away,
and fearful eyed him from afar:
nor sword nor knife, nor scimitar,
no dart of bow, nor cast of spear,
master nor man did Huan fear. 3110
There Curufin had left his life,
had Lúthien not stayed that strife.
Waking she rose and softly cried
standing distressed at Beren"s side:
"Forbear thy anger now, my lord! 3115
nor do the work of Orcs abhorred;
for foes there be of Elfinesse
unnumbered, and they grow not less,
while here we war by ancient curse
distraught, and all the world to worse 3120
decays and crumbles. Make thy peace!"
Then Beren did Curufin release;
but took his horse and coat of mail,
and took his knife there gleaming pale,
hanging sheathless, wrought of steel. 3125
No flesh could leeches ever heal
that point had pierced; for long ago
the dwarves had made it, singing slow
enchantments, where their hammers fell
in Nogrod ringing like a bell. 3130
Iron as tender wood it cleft,
and sundered mail like woolen weft.
But other hands its shaft now held;
its master lay by mortal felled.
Beren uplifting him, far him flung, 3135
and cried "Begone!" with stinging tongue;
"Begone! thou renegade and fool,
and let thy lust in exile cool!
Arise and go, and no more work
like Morgoth"s slaves or curséd Orc; 3140
and deal, proud son of Fëanor,
in deeds more proud than heretofore!"
Then Beren led Lúthien away,
while Huan still there stood at bay.
"Farewell," cried Celegorm the fair. 3145
"Far get you gone! And better were
to die forehungered in the waste
than wrath of Fëanor"s sons to taste,
that yet may reach o"er dale and hill.
No gem, nor maid, nor Silmaril 3150
shall ever long in thy grasp lie!
We curse thee from rising unto sleep!
Farewell!" He swift from horse did leap,
his brother lifted from the ground;
then bow of yew with gold wire bound 3155
he strung, and shaft he shooting sent,
as heedless hand in hand they went;
a dwarvish dart and cruelly hooked.
They never turned nor backward looked.
Loud bayed Huan, and leaping caught 3160
the speeding arrow. Quick as thought
another followed deadly singing;
but Beren had turned, and sudden springing
defended Lúthien with his breast.
Deep sank the dart in flesh to rest. 3165
He fell to earth. They rode away,
and laughing left him as he lay;
yet spurred like wind in fear and dread
of Huan"s pursuing anger red.
Though Curufin with bruised mouth laughed, 3170
yet later of that dastard shaft
was tale and rumour in the North,
and Men remembered at the Marching Forth,
and Morgoth"s will its hatred helped.
Thereafter never hound was whelped 3175
would follow horn of Celegorm
or Curufin. Though in strife and storm,
though all their house in ruin red
went down, thereafter laid his head
Huan no more at that lord"s feet, 3180
but followed Lúthien, brave and fleet.
Now sank she weeping at the side
of Beren, and sought to stem the tide
of welling blood that flowed there fast.
The raiment from his breast she cast; 3185
from shoulder plucked the arrow keen;
his wound with tears she washed it clean.
Then Huan came and bore a leaf,
of all the herbs of healing chief,
that evergreen in woodland glade 3190
there grew with broad and hoary blade.
The powers of grasses Huan knew,
who wide did forest-paths pursue.
Therewith the smart he swift allayed,
while Lúthien murmuring in that shade 3195
the staunching song, that Elvish wives
long years had sung in those sad lives
of war and weapons, wove o"er him.
The shadows fell from mountains grim.
Then sprang about the darkened North 3200
the Sickle of the Gods, and forth
each star there stared in stony night
radiant, glistering cold and white.
But on the ground there is a glow,
a spark of red that leaps below: 3205
under woven woods beside a fire
of crackling wood and sputtering briar
there Beren lies in drowsing deep,
walking and wandering in sleep.
Watchful bending o"er him wakes 3210
a maiden fair; his thirst she slakes,
his brow caresses, and softly croons
a song more potent than in runes
or leeches" lore hath since been writ.
Slowly the nightly watches flit. 3215
The misty morning crawleth grey
from dusk to the reluctant day.
Then Beren woke and opened eyes,
and rose and cried: "Neath other skies,
in lands more awful and unknown, 3220
I wandered long, methought, alone
to the deep shadow where the dead dwell;
but ever a voice that I knew well,
like bells, like viols, like harps, like birds,
like music moving without words, 3225
enchanted called me through the night,
and calling drew me back to light!
Healed the wound, assuaged the pain!
Now are we come to morn again,
new journeys once more lead us on - 3230
to perils whence may life be won,
hardly for Beren, and for thee
a waiting in the wood I see,
beneath the trees of Doriath,
while ever follow down my path 3235
the echoes of thine elvish song,
where hills are haggard and roads are long."
"Nay, now no more have we for foe
dark Morgoth only, but in woe,
in wars and feuds of Elfinesse 3240
thy quest is bound; and death, no less,
for thee and me, for Huan bold
the end of weird of yore foretold,
all this I bode shall follow swift,
if thou go on. Thy hand shall lift 3245
and lay in Thingol"s lap the dire
and flaming jewel, Fëanor"s fire,
never, never! A why then go?
Why turn we not from fear and woe
beneath the trees to walk and roam 3250
roofless, with all the world as home,
over mountains, beside the seas,
in the sunlight, in the breeze?"
Thus long they spoke with heavy hearts;
and yet not all her elvish arts, 3255
nor lissom limbs, nor shining eyes
as tremulous stars in rainy skies,
nor tender lips, enchanted voice,
his purpose bent or swayed his choice.
Never to Doriath would he fare 3260
save guarded fast to leave her there;
never to Nargothrond would go
with her, lest there came war and woe;
and never would in the world untrod
to wander suffer her, worn, unshod, 3265
roofless and restless, whom he drew
with love from hidden realms she knew.
"For Morgoth"s power is now awake;
already hill and dale doth shake,
the hunt is up, the prey is wild: 3270
a maiden lost, an elven child.
Now Orcs and phantoms prowl and peer
from tree to tree, and fill with fear
each shade and hollow. Thee they seek!
At thought thereof my hope grows weak, 3275
my heart is chilled. I curse mine oath,
I curse the fate that joined us both
and snared thy feet in my sad doom
of flight and wandering in the gloom!
Now let us haste, and ere the day 3280
be fallen, take our swiftest way,
till o"er the marches of thy land
beneath the beech and oak we stand
in Doriath, fair Doriath
whither no evil finds the path, 3285
powerless to pass the listening leaves
that droop upon these forest-eaves."
Then to his will she seeming bent.
Swiftly to Doriath they went,
and crossed its borders. There they stayed 3290
resting in deep and mossy glade;
there lay they sheltered from the wind
neath mighty beeches silken-skinned,
and sang of love that still shall be,
though earth be foundered under sea, 3295
and sundered here for evermore
shall meet upon the Western Shore.
One morning as asleep she lay
upon the moss, as though the day
too bitter were for gentle flower 3300
to open in a sunless hour,
Beren arose and kissed her hair,
and wept, and softly left her there.
"Good Huan," said he, "guard her well!
In leafless field no asphodel, 3305
in thorny thicket never a rose
forlorn, so frail and fragrant blows.
Guard her from wind and frost, and hide
from hands that seize and cast aside;
keep her from wandering and from woe, 3310
for pride and fate now make me go."
The horse he took and rode away,
nor dared to turn, but all that day
with heart as stone he hastened forth
and took the paths toward the North. 3315
В балладах эльфов память лишь хранит
На языке, что был давно забыт,
Как Берен с Лютиэн бродили меж лугов
У Сириона каменистых берегов.
Земля воскресла там, где шли они ,
И сладкие для них настали дни.
Хотя зима стояла меж лесов,
Хор стройный звонких птичьих голосов
Певучую повсюду вторил трель:
Тинувиэль! Тинувиэль!Тинувиэль!
И на полянах у отрогов гор
Теперь цветов раскинулся ковер,
Где ножкой Лютиэн своей легко ступала
И в день весенний стужу превращала.
Но вот они покинули печальный
На Сирионе остров , но вначале
Высоко на холме унылом
Зеленым дерном выстлали могилу,
И погребли в ней Фелагунда прах,
Обычный камень положив в ногах.
И в память короля холму стоять,
Пока не скроет земли моря гладь.
А Фелагунд под сенью древ смеется
В блаженстве Валинора, не вернется
Он в этот мир, которому, увы,
Досталось много горя и войны.
И в город свой он больше не придет...
Но скорая молва пути найдет.
О смерти короля и Тху паденье,
И башен темных полном разрушеньи
Сказали те, кто месяцы и годы
В плену терпел лишенья и невзгоды.
Теперь их ждал очаг и кров родной.
И Хуан пес во след пришел домой.
Но благодарности, признанья и похвал
Он от хозяина нисколько не снискал.
Хотя ему ,как прежде, предан был,
Но не любовь , лишь верность сохранил.
И зашумел народ , узнав всю правду, враз,
Уж Келегорма речи - не указ.
О короле погибшем слезы льются,
А рядом и проклятья раздаются
На Феанора сыновей, что им стыдиться
Осталось лишь пред смелостью девицы.
"Мы лживых лордов смерти предадим!"-
Теперь твердили эльфы, как один.
И даже те, кому досель идти
Не с Фелагундом было по пути .
-Я королевству этому глава ,-
Раздались тут Ородрета слова.
- И не позволю проливать здесь кровь,
Хоть к братьям в сердце умерла любовь.
- Но нет теперь ни хлеба им, ни крова,-
Добавил он спокойно и сурово.
И стихнул зал, но нагло, непокорно,
Грозой сверкали взоры Келегорма,
А рядом улыбался младший брат,
Как будто был разладу только рад.
- Вам в Нарготронд закрыт навечно путь,
- Ородрет молвил, не смутясь, ничуть.-
Ни дружбы , ни родства отныне
Меж нашими Домами нет в помине.
-Запомним это,- братья отвечали,
Не выразив ни сожаленья , ни печали.
И развернувшись, удалились прочь.
И гнева пламенем горя, умчались в ночь.
Никто за ними не пошел вослед-
Предательству и лжи прощенья нет.
А Берен с Лютиэн к Дориата границам,
Тем временем, успели возвратиться.
Пусть выл средь голых веток ветер злой
И мертвой по земле шуршал травой,
Их песни радостно , легко взмывали в высь
И в небеса морозные неслись.
Туда , где светлый Миндеба поток
С холмов сбегал и в узком русле тек,
Они пришли. Здесь у закатных рубежей
Заклятье Мелиан вернее сторожей,
В сеть колдовскую чужаков ловя,
От зла хранило земли короля.
С печалью в сердце Берен вдруг сказал:
"Тинувиэль, расстаться час настал,
Конец той песне, что с тобою пели мы,
Дороги наши здесь расходятся, увы".
"Но почему мы расстаемся на заре
Дней, нас ведущих к радостной поре?
"Пусть руки Мелиан своей надежной властью
Тебя оберегают от напастей,
И снова сможешь дом найти родной
Под сенью леса, что любим тобой."
"Мне радостно, но лишь когда вдали
Леса хранимой вижу я земли.
Я буду ненависть к Дориату питать,
Моя нога не станет там ступать,
На цвет лугов я не взгляну , на дом родной,
Коль не смогу придти туда с тобой.
Эсгалдуина сумрачный поток ,
Как раньше быстр, все так же он глубок!
Но для чего я там должна сидеть,
Забыв о песне, горестно смотреть,
Одна, в тоске , без проблеска надежды,
На воды вечно равнодушные, как прежде?
"Не сможет Берен никогда опять
В Дориат тропы тайные искать,
Путь даже б Тингол этого желал.
Я твоему отцу здесь клятву дал,
Не возвращаться до тех пор , пока
Держать не будет Сильмарилл моя рука.
Чтобы мечту я заслужить отвагой мог,
Ни сталь, ни пламя Моргота, ни рок,
Ни эльфов власть и колдовская сила
Не помешают камнем завладеть для милой.
Такой принес я Лютиэн обет,
Прекраснее которой в мире нет.
И до конца пройти мне должно испытанье,
Каким бы горьким наше ни было прощанье."
" Но не вернется Лютиэн домой,
В слезах скитаясь средь глуши лесной,
Она не будет ничего бояться
И навсегда разучится смеяться.
Коль хватит сил, без позволенья станет
Тебя преследовать, не бросит, не отстанет
Пока не встретишь вновь с любовью Лютиэн,
Пусть даже там, где край земли объемлет тень.
Нет, Лютиэн, в чьем сердце страха нет,
Меня и так спасла от многих бед
Твоя любовь, разрушив тяжкий плен.
И никогда дворец, где ужас, тьма и тлен,
Твой ясный свет не допущу, чтоб озарил."
"Нет, никогда !"- он , с содраганьем, повторил.
В его объятиях она молить не уставала,
Вдруг шум раздался , словно буря наступала.
Звенят копыта и стремительно , как шторм,
Верхом несутся Куруфин и Келегорм.
Во власти гнева, как безумцы, что есть силы
Спешат на север , здесь тропа Дориат
И тень Таур-на-Фуин разделяет
И скорый путь к востоку пролагает,
Туда, где родовая ждет обитель,
Холм Химринга, как верный страж и бдитель,
Там, вознесясь безмолвно среди скал,
Аглонское ущелье заслонял.
Заметив странников, торопятся скорей
К ним братья повернуть своих коней,
И с криком скачут на влюбленных во всю прыть
Любовь в безумьи под копытами разбить.
Но кони вспять, приблизясь, повернули,
Раздули ноздри, шеи изогнули.
Остановившись ,Куруфин тогда
Рукой могучей поперек седла
Забросил Лютиэн и с торжеством смеялся,
Но радости он рано предавался.
Сильнее , чем родник из-под земли,
Смелее бешеного льва, быстрей стрелы
И выше ловчими затравленного зверя
На Куруфина прыгнул с ревом Берен,
За шею обхватив его рукой,
В паденье увлекая за собой.
И вот вдвоем они с коня свалились,
В борьбе безмолвно на земле схватились.
В траву упала следом Лютиэн,
Почти без чувств , под голых веток сень.
Не собирался Берен хватку ослаблять
И горло эльфа продолжал сжимать,
Глаза того уж вылезали из орбит,
Он, вывалив язык, едва хрипит.
Тут Келегорм верхом подъехал к ним,
Погибель Берену неся копьем своим,
И эльфов сталь была убить готова
Того, чьи безнадежные оковы
Порвала Лютиэн. Внезапно, лая громко,
Пред Келегормом Хуан встал и как на волка,
Готовый на хозяина напасть,
Он вздыбил шерсть, оскалив грозно пасть.
Отпрянул конь, а Келегорм воскликнул в гневе:
"Будь проклят , подлый пес, коль как на зверя,
Ты на хозяина решился зубы скалить!"
Ни конь, ни всадник рисковать не стали
Гнев Хуана и ярость навлекать,
А он свирепо продолжал рычать,
Расправой челюсти алевшие грозили.
И Келегорм с конем прочь отступили,
На пса со страхом издали взирали,
Ведь нет копья разящего, нет стали
Меча, ножа иль острия кинжала,
Нет ятагана иль стрелы летящей жала,
Да и хозяина такого не сыскать,
Что Хуану могли бы страх внушать.
А Куруфин уж с жизнью расставался,
Но нежный голос Лютиэн раздался,
Очнувшись,дева над соперниками встала
И речью Берена такой увещевала:
"Мой князь, гнев удержать свой постарайся
И оркам мерзким не уподобляйся,
Бессчетны силы тех, кто эльфам враг,
Не станет меньше их число никак,
Пока войну из-за проклятия ведем.
Мир рушится, свет меркнет день за днем,
Не умножай зла и остановись,
С противником, прошу я, примирись!"
Свободу Берен Куруфину дал,
Хотя кольчугу и коня его забрал,
И обнаженный взял себе кинжал,
Что тускло сталью лезвия сверкал.
Не отыскалась бы искусная рука,
Чтоб рану вылечить от этого клинка.
В дни давние он в Ногроде откован
И заклинаньем гномов околдован
Под молотов кузнечных перестук,
Напоминавший колокола звук.
Рубил ,как дерево , железо тот клинок,
Кольчугу словно шерсть разрезать мог,
Пусть для иной руки он был рожден,
Хозяин прежний смертным побежден.
Тут Куруфина Берен приподнял,
Швырнул подальше и ему сказал:"
Вон убирайся! Ты - изменник и глупец,
Пыл страсти поумерь свой , наконец,
Встань и иди, в изгнании холодном
Дел недостойных нолдо , что подобны
Злодействам тех, чей Моргот господин,
Не совершай впредь, Феанора гордый сын!"
И вместе с Лютиэн прочь Берен зашагал,
Рычащий Хуан неподвижно все стоял.
"Прощай же!",- крикнул Келегорм Прекрасный.
- Подальше убирайся! И напрасно
Не сдох ты , смерть голодная милей,
Чем гнев отныне Феанора сыновей.
В горах иль долах , где б ты ни бродил,
Тебя настигнет он. Ни Сильмарилл,
Ни деву ты не сможешь удержать,
Нескоро им тебе принадлежать.
Будь проклят ты в ночи и среди дня!
Прощай!" На спину своего коня
С земли он брата быстро подобрал,
Лук тисовый с каймой златой сорвал
С плеча, и натянувши тетиву,
Рукой не дрогнувшей отправил он стрелу
Влюбленным вслед, они невдалеке,
Не опасаясь, шли рука в руке,
Не обернувшись и не взглянув назад.
А стрелы гномов без пощады цель разят.
Залаял громко Хуан и стремглав,
Подпрыгнул вверх , стрелу летевшую поймав.
Быстра, как мысль, еще одна поет,
Пес не успел прервать ее полет.
Но Берен оглянулся и скорей
Он грудью Лютиэн загородил своей.
Вонзилось в тело острие из стали,
А братья даром время не теряли,
Смеясь и бросив Берена лежать,
Коня пришпорив, торопились убежать,
Дрожа от страха, чтоб их Хуан не догнал
И волю гневу своему не дал.
Хоть Куруфин смеялся, не взирая
На синяки, до Северного края
Молва о подлом выстреле катилась
И в недоверье к эльфам обратилась
Среди людей, ослабила Союз,
А Моргот выиграл от непрочных уз.
С поры той ни один из гончих псов
За братьями не шел на рога зов,
И Хуан возле лорда не лежал,
Когда в кровавых битвах Дом их пал.
Быстр и отважен, неотступно, словно тень,
Теперь бежал он вслед за Лютиэн.
Она же с плачем к Берену склонилась,
Кровь, льющую ручьем унять стремилась,
Из раны вытащив стальное острие,
Промыв слезами горькими ее.
А Хуан трав целительных принес,
Их силу ведал по лесам шнырявший пес,
Нашел он на поляне у опушки
Широкий лист с белесою опушкой,
Который свеж в любую пору был
И королем среди растений слыл.
Боль жгучую умерила трава,
Пока шептала Лютиэн слова
Старинной песни, что в печальный год
Войны превратностей , сражений и невзгод
Была средь жен эльфийских сложена
И силой исцелять наделена.
От гор суровых распростерлись тени,
На Севере смотрел с небесной сени
Серп Валар, белизной горя в ночи,
Струились звезд холодные лучи.
А на земле под пологом лесным
Трещал костер валежником сухим,
Шипел увядшей вереска травой,
Багрянцем искр стрелял во мрак ночной.
В забытьи Берен у огня лежал
И по дорогам беспокойных снов блуждал.
Из дев прекраснейшая, очи не смыкая,
Над ним склоняясь, жажду утоляя,
Лоб гладя нежно , мягко напевает
Песнь, что сильней недуги исцеляет,
Чем книги все о лекарском искусстве.
Томительно минула ночь, и грустный
Рассвет из мрака серого ползет
И день лениво за собой ведет.
С рассветом Берена покинул тяжкий сон,
Открыв глаза, тотчас поднялся он,
Воскликнул:"Под другим я небом был,
Среди земель неведомых бродил,
Где в глубине теней лишь смерть царит,
Но слышал неизменно , что звенит
Как струны арфы, звук колоколов,
Как пенье птиц иль музыка без слов,
Волшебный голос, я его узнал,
В ночи меня тот нежный голос звал,
Вернуться к свету он меня просил,
Облегчил боль и рану исцелил.
Теперь опять над нами светит утро,
Но ожидает путь опасный нас и трудный,
Тяжелая дорога, может быть,
Придется Берену там голову сложить.
Я вижу, как ты снова станешь ждать
И среди рощ Дориата блуждать,
Но песни эхо полетит за мной отныне
По дальним тропам в горы и пустыни."
"Не только Моргота врагом мы можем звать,
Теперь гнев эльфов станет преграждать
Твой и без их вражды нелегкий путь,
И смерть мы не сумеем обмануть.
Она преследовать повсюду станет нас,
А Хуан встретит роковой свой час,
Пора настанет предсказанью сбыться.
Коль не отступишь, скоро все случиться.
Пусть никогда ты в руки не возьмешь
И к Тингола ногам не принесешь
Зловещий камень, Феанора пламя.
И почему, зачем должны мы сами
Идти навстречу ужасу и горю?
И почему нам не отвергнуть эту долю?
Под солнцем ласковым, на свежем ветерке
Бродить по свету станем налегке.
В горах, в лесах, на берегу морском
Весь мир вокруг теперь нам будет дом."
И долго речи так они вели
С тяжелым сердцем, только не смогли,
Ни эльфов волшебство, ни ласка рук певучих,
Ни глаз мерцание за пеленою слез горючих,
Ни чары голоса, ни нежность губ, заставить
Свое намерение Берена оставить.
Вернуть его в Дориат нету силы
Иной, чем провожатым быть для милой;
Закрыты к Нарготронду им пути,
Чтоб следом не могла война войти;
Пусть знает Лютиэн, что Берен не позволит
Ей странствий вновь изведать злую долю
Средь троп нехоженных , босой и изнуренной.
И никогда не сделает бездомной
Он ту, кого любовию увлек
Из мест родных и на скитания обрек.
" Для силы Моргота настало пробужденье,
Дрожит земля и мрака порожденья
Поднялись на охоту, вышли в ночь.
Бежавшая из дома эльфов дочь
Для них добыча, и, таясь в тени,
Заполнить страхом все хотят они,
Крадутся меж деревьев, всюду рыщут,
И призраки, и орки тебя ищут!
При мысли, что ,быть может, преуспеют,
Надежда тает, сердце холодеет.
Обет свой проклинаю и судьбу,
Что нас соединила, в западню
Привел мой жребий темный и печальный
Тебя ,толкнув на бегство и скитанья.
Покуда день над нами не погас,
В дорогу соберемся и тотчас,
Пока ввиду земель твоих границы,
В Дориат поспешим мы устремиться.
Средь буков и дубов его прекрасных
Тебе не будет угрожать опасность.
Там чуткая листва покой хранит
И злу пути надежно преградит."
Казалось, Лютиэн на сей раз согласилась,
В Дориат с Береном она заторопилась.
Через рубеж заветный перейдя,
Долину , мхом поросшую найдя,
Что защищала от ветров, суля покой,
Средь буков с шелковистую корой
Они остановились отдыхать
И пели, что любовь их станет ждать,
Пусть даже морем суша обратится,
Пусть суждено им здесь навеки разлучиться,
На берегах далеких будет встреча,
Где солнце отдыхает каждый вечер.
Однажды Лютиэн спала на мшистом ложе,
День занимался серый , непогожий,
Пора не миновала холодов,
Не наступило время для цветов.
Не разбудив ее, тихонько Берен встал,
Любимой волосы он нежно целовал,
Слезу отер, просил, собравшись в путь:
" О славный Хуан, ей защитой будь!
Нежней ведь она асфодели цветка,
Как роза средь веток колючих хрупка,
Ты ее от морозов и ветра укрой,
Сохрани от руки ,чей бы ни было, злой,
От скитаний и горя сумей оградить.
Мне же гордость и рок мой велят уходить."
И взяв коня, помчался Берен прочь
Избрав дорогу в те края, где правит Ночь.
Себе оглядываться он не разрешил
И с тяжким камнем на сердце спешил.