Аннотация: Келебримбор мог быть не единственным правнуком Финвэ
Заходит солнце, медленно опускается за громады Пелоров ладья Ариэн, чтобы завтра начать новый путь от далеких просторов Эндорэ... А мне пора, пора покинуть тихий зал дворцовой библиотеки Тириона, вернуться домой.Но я медлю, в час сумерек мне всегда кажется, что здесь оживают давно замолкшие голоса. В этом зале работал когда-то мой отец, и дед , и прадед. Разворачивали длинные пергаментные свитки, листали переплетенные в кожу фолианты, добавляли свои записи в сафьяновую папку, что лежит сейчас передо мной.В ней вся история Первого Дома от момента, когда Финвэ был провозглашен верховным королем нолдор Амана до дня сегодняшнего, когда мне предстоит вложить в нее еще несколько страниц. Целый месяц я разбирал и сортировал документы, привезенные из Средиземья. Их немного, война не щадит крепости и города, а уж хрупкую бумагу и подавно.Архивы не спасали в первую очередь, то что сохранилось уцелело скорее по счастливой случайности. Кто из верных Первого Дома мог предполагать, что по отрывочным записям дневников, письмам, приказам и реляциям теперь предстоит воссоздавать историю Белерианда?Я не знаю, какой выйдет она из под пера летописцев, сам я не принадлежу к их числу, а за эту работу взялся просто потому, что имею непосредственное отношение к семье, документальные свидетельства жизни которой разложены на столе. И не стану обманывать самого себя, хотелось лишний раз прикоснуться к судьбе моего отца , с которым мы были разлучены еще до моего рождения. От меня никогда не скрывали, чей я сын, но неловкости за свое происхождение я не ощущал. Малышей, которые после исхода нолдор остались без отцов, а то и без обоих родителей ,в те годы в Тирионе было предостаточно. Многие уходили в надежде вернуться, когда устроят,наладят жизнь на новом месте,но невольно обрекали на сиротство своих детей. Моя мать тоже надеялась,ждала,но ...но только годы спустя у нее появилась возможность узнать, как сложилась жизнь отца по ту сторону моря. Первые свидетельства об этом я прочел в дневнике моего дяди: " Это зрелище напоминало какую-то страшную охоту.Корабли качались на волнах белыми беззащитными птицами, в отличии от настоящих лебедей они не могли ни взлететь,ни уплыть. А мы жестоко и методично расстреливали их горящими стрелами и, подобно крикам живых существ, стоял над заливом скрип падающих под натиском огня мачт.Я хотел убежать,отвернуться ,но не в силах отвести взгляда, смотрел как завороженный, смотрел, как гибнут в пламени корабли, за которые проливали кровь наши верные...Нэльо кинулся к отцу: "Что ты делаешь?! Зачем?! Твой брат,наши родичи остались в Арамане!" А я промолчал,хотя должен был встать плечом к плечу с братом." Об этой сцене на берегу Дренгиста я уже слышал немало от очевидцев тех событий, все они сходятся в том, сколь необычен был для сдержанного и несколько нерешительного Майтимо подобный поступок.А далее обычно шел высоким стилем панегирик дружбе моего отца с Финдекано. Я не спорю с фактами, ибо только действительно тесная и крепкая дружба могла подвигнуть Фингона отправится в одиночку в Ангбанд,но реакция отца на сожжение кораблей уж слишком эмоциональна. Да, обстоятельства разлучали его с другом, но и уберегали того от многих опасностей на неизведанных берегах Эндорэ. Откуда же тогда подобное отчаяние, толкнувшее Нэльо на противостояние с его отцом, которого он преданно любил? Ведь даже смерть лучшего друга в Нирнаэт Арноэдидад он встретил гораздо спокойнее. Вот записи целителя Первого Дома,Эльнарвэ. Посередине заметок , которые он вел о состоянии здоровья своих подопечных, я встретил следующее: " Я долго не решался сообщить Маэдросу о гибели государя Фингона и запрещал это делать другим, опасаясь влияния этого известия на здоровье лорда.Но наконец тянуть далее стало нельзя,он мог услышать обо всем случайно, в любой момент. Я вошел к нему , как обычно утром, осмотрел раны, сменил повязки. "Ты что-то хочешь мне сообщить,Эльнарвэ?"- спросил Нэльо, видя, что я не спешу уйти,хотя обычно дела подгоняли меня. "У меня плохая новость,- я опустил голову,- государь Фингон остался на поле боя." Рука лорда дрогнула в моей,но он не потерял сознание,не впал в бурное отчаяние, только серые глаза наполнились болью. "Спасибо, что сказал,Эльнарвэ...А теперь оставь меня одного...Не бойся, все будет хорошо". Я вышел,но остался неподалеку. В комнате было тихо и когда я заглянул туда, спустя довольно продолжительное время,Маэдрос спал , истомленный своим горем , о котором свидетельствовали лишь следы слез на его лице." Так в чем же дело? Почти истерика, когда лишь море,а не Чертоги Мандоса разделяют двух друзей и сдержанная мужская скорбь,когда между ними пролегла смерть.Отец повзрослел или за минувшие века уменьшилась былая привязанность? Могло быть и так, я отдаю себе отчет в предвзятости своего толкования фактов,но мне кажется, именно разлуку с моей матерью переживал тогда в Лосгаре отец, именно осознание, что он может никогда ее не увидеть дало силы и решимость спорить с Феанором. Недаром же смертные сложили об эльдар печальную поговорку: умереть для эльфов,означает расстаться, а расстаться с любимой,означает умереть... Отец не вел дневников, написанное его рукой - по большей части деловые бумаги, и только несколько строк сохранилось из личной переписки. Вот одно из посланий к Макалаурэ, очевидно вскоре после приезда в Химринг. Кривоватые руны выведены еще не слишком привычной к письму левой рукой. " Друг мой и брат, Кано! В этих удивительных горах я словно оттаял душой, несмотря на то, что здесь довольно холодно. Пока я в Эндорэ не встречал более прекрасного места, водопады и луга, сосновые рощи и замшелые скалы, ясные , будто написанные рукой художника, рассветы и закаты. Я не устаю ими любоваться после туманов Хитлума. Не понимаю Финдекано, находящего в них свою прелесть. Ты скажешь: там море. Но нет, я не хочу ни видеть море,ни даже вспоминать о нем. Слишком тяжело.Нет ничего хуже напоминаний о былом , когда нам улыбался каждый день, когда просыпаясь я радовался , что новое утро принесет мне счастливые встречи. Как страшно иногда мне думать, что это время безвозвратно ушло..." И силуэт летящей ласточки нарисован на полях. "Счастливые встречи", о которых он пишет , безусловно , свидания с моей матерью. И она говорила о них в тех же выражениях:"Утром , едва лишь открыв глаза, я мечтала, как мы встретимся и одно только ожидание наполняло меня радостью." Больше я нигде не нашел среди бумаг и писем хотя бы намека отца на какие-то личные чувства, даже братьям он пишет скупо и сдержанно. Что ж, приняв на себя роль Главы Первого Дома нолдор, отец мог делать это и умышленно, считая, что обязан даже в глазах близких выглядеть сильным и деловитым. Я слышал, мой дед по отцу тоже избегал личных слабостей. Только цель, которой все должно быть подчинено...Но,остается еще творчество, где трудно управлять порывами души и чувства. С одной рукой отец мог немного.Даже в кузнице их нужно две...Но вот рисовать, рисовать вполне возможно. Вероятно, понадобились годы тренировок, чтобы родился этот портрет.Как сохранился он , выполненный водяными красками на листе пергамента, ума не приложу,но это самое дорогое, что есть для меня в этом архиве. С портрета на меня смотрит юная дева с тяжелым узлом черных волос на затылке, как крылья ласточки взлетают к вискам тонкие стрелы бровей над озорными серыми глазами. Я не знал маму такой. Уже в самых ранних моих воспоминаниях она со строгими косами, окаймляющими овал лица , а взгляд всегда подернут печалью, даже когда она улыбается.И все таки это она, такая юная и такая счастливая...Я так не решил, показать ли ей этот рисунок, вдруг, вместо воспоминаний о радостных днях, он вызовет слезы? Таковы немногие крупицы подробностей о жизни отца, выуженные мною из этой папки, а сейчас мне предстоит вложить в нее пару листков, где я сам рассказываю о событиях свидетелем которым был. Обязанность это тяжкая,но необходимая.История должна быть правдива, даже если отдельные ее события нелегко принять.Начать я хотел бы с того момента, когда войска эльдар Амана стали собираться в Эндорэ, чтобы нанести вместе с Высокими, решающий удар по Морготу. Для меня не стоял вопрос : идти или нет.С детства я грезил, как поплыву к Сумеречным землям, разыщу отца и верну его домой.Став взрослым, я не то, чтобы отказался от своей мечты, просто понял, здесь в Амане тоже кто-то должен взять в руки дела незавершенные нашими ушедшими родичами, тем более, что положение мое к тому времени стало диктовать совершенно особые условия. Государь Арафинвэ сразу по рождении признал меня родственником, а лишь только я подрос, взял ко двору. Мне дали воспитание принца, почти наследника. Слава Эру ,до официального статуса дело не дошло. Вернулся Финдарато.Я был очень рад этому событию, и за государя, и за его сына, и за себя. Груз пусть эфемерной возможности почувствовать на челе корону нолдор не для меня. Недаром же и отец мой отрекся от своего статуса без особых сожалений.За годы предшествовавшие Войне Гнева мы весьма сдружились с Финдарато.От него я узнал немало подробностей о жизни отца, его пребывании в плену в Железной Твердыне и об отречении. Впрочем, не я один был тогда потрясен тем,какие страдания выпали на долю ушедших. Но об этом и так написано много и многими. Я был счастлив и горд свидетельствами мужества и справедливости моего отца и много прошло времени прежде, чем от Эарендила и Эльвинг я услышал и совсем другое...Но любовь никуда не ушла из моего сердца. Однако,речь здесь немного об ином.Сын Арафинвэ обучил меня языку сумеречных эльфов , обычаям и нравам людей и прочих народов Серединных земель.Я мог быть полезен в экспедиции не только в качестве воина.
Арафинвэ дал свое согласие , мама благословила меня в дорогу и мы отплыли.
Детские мечты так захватили меня, что едва чуть показались берега Эндорэ, а я уже выглядывал на них высокую фигуру с копной рыжих, как у меня ,волос. Мечты быстро развеялись, в той страшной битве, когда молнии сыпались с небес, тысячи схватывались с тысячами, дрожала и рушилась земля и моря выходили из берегов, отыскать кого-либо было нереально и невозможно. Я не стану здесь подробно говорить о самой Битве,хотя она была ярчайшим зрелищем, из всех что я видел в своей жизни. Летописцы сделают за меня это более умело, описав и изрыгающих огонь драконов, и величественных орлов Манвэ ,и Эарендила в сияющих доспехах, все страшную красоту этого величественного ристалища я оставляю им, не имея от природы дара изображать словами живо и сочно окружающий мир и события.
Когда все осталось позади , а Моргот был в цепях увезен за море, когда некогда прекрасный , но видевший столько горя Белерианд скрыли морские волны, а Эонвэ возвестил милостивое прощение Валар для тех, кто некогда ушел из Благословенных земель, я возобновил свои поиски. Но снова ничего. Кто-то, якобы, видел моего отца, кто-то слышал о нем, но едва доходило до конкретного выяснения обстоятельств, все лопалось, как мыльный пузырь. Признаться, я совершенно пал духом, и среди всеобщего подъема и ликования, бродил печальной тенью, омрачая всем ясный полдень победы. Не смотря на занятость, мое состояние не укрылось от Арафинвэ. Надо отдать ему должное, и он делал все, что мог, но безрезультатно. А ведь моему родственнику и покровителю пришлось уже узнать о смерти второго сына и внучки. Просить от него повышенного внимания к своим делам я не смел.И все же он решил как-то развеять меня. Однажды вечером за мной пришел посланный от Эонвэ. Я тут же набросил плащ и отправился следом. В шатре вестника Валар,я застал и Арафинвэ. Поприветствовав их, я выжидательно посмотрел на обоих, полагая , что мне дадут очередное поручение. Но Эонвэ тепло улыбнулся и открыл стоявший на столе темный массивный ларец.
- Подойди- ка сюда, потомок Феанора. Взгляни, это они.
Я заглянул внутрь ларца. Это действительно были они, переливающиеся золотым, серебряным, голубым, жемчужным, не перечислить всех оттенков света, игравших на бесчисленных гранях. Сияние завораживало,невозможно было отвести от него глаз, как от огня, бегушей по камням воды или звездного неба. Я впервые видел сильмариллы, сотворенные умелыми руками и мастерством моего деда. Тот камень, которым увенчали Эарендила , стал доступен взору лишь вознесенный на небесный свод. Я понял, что мне оказана большая честь и доверие.
- Коснись их,- предложил Арафинвэ,- возьми в руку.
Я в замешательстве уставился на него: как можно взять в руки живое пламя?
Эонвэ подбодрил меня:
- Отринь страх, мальчик, эти Камни обжигают лишь нечестные руки и запятнанную душу.
И я решился. Две звезды лежали у меня на ладонях, слегка позванивая, касаясь друг друга. И их ласковое тепло согревало мне не только руки, но и сердце. Я смотрел на них и видел прежний Аман и Тирион в свете Древ, и юную девушку на хрустальной лестнице, которую обнимал рыжеволосый юноша.
Эонвэ прервал мои грезы.
- Пожалуйста, останься здесь на ночь.Мы с Арафинвэ хотим проехать к Гавани, взглянуть на строительство кораблей.
Я кивнул, все еще находясь во власти необычного зрелища, аккуратно сложил камни в ларец. Но оставил его раскрытым, а сам сел рядом, взяв бумагу и перо, пытаясь вопреки отсутствию таланта, все же, описать это волшебное зрелище. Едва ли я увижу сильмариллы столь близко еще раз, и уж точно не почувствую их .
Когда полог шатра приподнялся и внутрь вошли двое в белом с золотом плащах ваниарской дружины, я не удивился. Пришли с очередным делом или донесением к Эонвэ.И только хотел сказать, что майа и государь отсутствуют и направить гонцов по верному пути, как один из них шагнул вперед, из складок плаща сверкнул в свете сильмариллов кинжал и как-то очень легко вонзился мне в грудь. Потерял сознание я не сразу, просто не мог пошевелиться. Они взяли ларец, вернее взял один, второй оглянулся на меня и в этот момент упал капюшон плаща, в тусклом свете масляного светильника блеснули медью рыжие волосы. Я вскочил, но вместо крика:"Отец!" с моих губ сорвался едва внятный шепот и все провалилось в темноту. Не знаю сколько я пролежал без сознания. Очнувшись , я несколько мгновений пытался убедить себя, что просто увидел кошмар,случайно заснув, но рукоятка кинжала под левым плечом ,жгущая боль , а главное - исчезнувший мягкий свет быстро избавили меня от заблуждений. Они похитили Камни.До какой же степени отчаяния надо было дойти и какую глубину падения изведать, чтобы решиться на такое?Отец, так вот какой оказалась наша встреча, которой я желал стол долго. Я понимал - он не мог меня узнать,но быть может в последний миг голос крови что-то подсказал ему и кинжал прошел мимо сердца.
Решение пришло сразу - догнать их, догнать не поднимая шум в лагере, попытаться избавить от позора. Я не мог иначе.
Лагерь стоял вплотную к горам , опускаясь полукружиями к морскому берегу.Слева пологий спуск переходил в сосновую рощу и широкая тропа, усыпанная опавшей хвоей вела в Гавани Кирдана. Едва ли братья пришли этой дорогой. Справа ряды шатров упирались в голые скалы, изрезанные трещинами от недавней подвижки недр.Во многих из них еще клокотали огненные реки лавы. Куда могла привести дорога через эти гибельные места, мы не знали, но и охраняли они нас лучше любого дозора,сколько-нибудь серьезный отряд не проведешь. А вот двое смельчаком вполне могли решиться.
И я свернул направо, очень скоро поняв, что не ошибся в выборе направления, сброшенный белые плащи, а чуть поодаль и их обладатели - двое связанных ваниар. Хвала Эру, они были живы и, судя по отсутствию кровавых пятен , невредимы. В душе прося у них прощения, я прошел мимо. И на краю пропасти , которая через сотню шагов преградила бы мой путь, увидел ослепительно сияющий свет.
Собрав последние силы, я бросился вперед, но не добежав и до половины, услышал крик,вернее два крика, слившиеся в один, боль, отчаяние, ярость, слышались в них и сияние чуть померкло. Не помню, как добрался я до края пропасти. Все было пусто и только ларец из-под сильмариллов сиротливо лежал на земле. Я огляделся, с одной стороны уходила верх скала. Закрепленная веревка молчаливо свидетельствовала о том, каким путем похитители проникли в лагерь,но она свисала совершенно свободно, никто не карабкался по ней к вершине. По другую сторону узкая извивающаяся тропинка спускалась к берегу моря и по ней , словно летящий светлячок, двигалась яркая точка. Я рванулся вслед за этой точкой, начиная постигать свершившуюся на моих глазах трагедию, но еще надеясь...
Падающей звездой прочертил сверкающий след над морем последний из камней Феанора.
Но сейчас мне было все равно, спотыкаясь и обдираясь о камни, я спешил спуститься к темной фигуре, что замерла на пустынном берегу. Наконец под моими ногами запружинил песок, последние два- три десятка шагов и в мягких призрачных сумерках грядущего рассвета я разглядел черные волосы и чеканный профиль того, кто был прозван золотым голосом по обе стороны моря. Я сделал еще шаг и упал без чувств.
Очнулся я на палубе корабля, белоснежный лебедь тэлери нес меня к родным берегам.
Во время пути меня держали в состоянии сна, и позволили проснуться лишь сейчас,когда на горизонте вырастала темная громада Пелор.От целителей я узнал, что лорд Маглор сам принес меня в лагерь, несмотря на обожженные сильмариллом руки.Узнал он , догадался ли ,никто не мог сказать, мой дядя молчал и был совершенно равнодушен ко всем и ко всему.Эонвэ не заключил его под стражу,не приказал силой увозить в Аманм.Предполагаю здесь влияние государя Арафинвэ, вступившегося за честь семьи ,главой которой некогда был Финвэ. Маглору подлечили ожоги и он просто ушел, не говоря куда,да никто и не спрашивал.Что-то с ним теперь? Мне кажется ,добровольное изгнание ,на которое он обрек себя слишком суровое наказание.Иногда я думаю, как поступил бы,окажись жив отец, позволил бы ему вот так уйти в неизвестность? Но у прошлого нет сослагательного наклонения. Случившееся не повлияло на мое отношение к отцу,он, как и прежде, остается для меня героем детских грез и одним из самых достойных правителей Белерианда.
Писано в Тирионе в 600-й год от восхода Анар
Нарионом Нельофинвионом."
Матери моей я ,разумеется, ничего не рассказал ,а ранение мое легко объяснялось превратностями войны. Не собираюсь этого делать и теперь. К счастью, история моя известна очень немногим, а за их скромность я могу поручиться.И эта сафьяновая папка будет храниться вдали от любопытных глаз и только тот, кто продолжит вести хроники дома Финвэ дальше прочтет эти строки.