Dark Window : другие произведения.

Осколки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Навеяно развалом Союза. Тогда казалось, что процесс уже не остановить. А ещё навеяно поисками крайних. Проблема не снялась даже в наши времена, хотя за десять лет всё (вроде бы) началось стабилизироваться. Итак, древнее проклятие над "самостийной" областью. И компания "добровольцев", назначенных на искупление.
  Dark Window
  
   Осколки.
  
   "Человек сказал миру:
   -Сэр, я существую!
   - Прекрасно, - ответил
   мир. - Но это меня ни
   к чему не обязывает".
   С. Крейн.
  
   Толпа бурлила и прибывала со всех сторон. На трибуне суетливо копошились крохотные фигурки. Я внутренне собрался и принялся проталкиваться вперёд. Каким бы ни оказалось зрелище, оно было даровым. А на халяву, как известно, и уксус сладок. В общем гуле деревья по окраинам площади неслышно колыхались. Они напоминали крылья ангелов-хранителей. Если конечно у ангелов-хранителей бывают иссине-чёрные крылья.
   Шел второй год после Великого Распада. Одна шестая часть земной суши тряслась в лихорадке и дробилась на части, которые в свою очередь раскалывались на еще более мелкие. Возникали и рушились Союзы, Конфедерации, Соединенные государства. Время рушило скороспелые политические образования и созидало на их обломках новые.
   Наша область не отставала, скажем, от Новгородской Республики или Ассоциации Приморья и гордо ставила первым в названии слово "Независимая". При разделе имущества на территории, где могли разместиться два Люксембурга, три Монако и Лихтенштейн впридачу, удалось сохранить несколько мощных химических предприятий, машиностроительный гигант и крупную гидроэлектростанцию, (благо, река за работу не требовала ни бартера, ни свободно конвертируемой). А на окраинах нашей суверенной территории обнаружили нефть и два газовых месторождения. Так что мы с оптимизмом смотрели вперед, ощущая в карманах синие независимые паспорта, а кое-кто и увесистые пачки новых, независимых денег.
   Теперь в основе существования лежал здоровый капиталистический принцип: деньги есть - живи, денег нет - работай. Так мы и поступали. Одни жаловались на тяжелую жизнь и непомерно большие расходы, другие работали, производя товар, чтобы те самые непомерные расходы могли осуществляться.
   Я относился к числу вторых, то есть стойко работал, не гонясь за птицей удачи, но все же вполне сносно обеспечивая проживание. Конечно, токарь-универсал - это вам не брокер и не менеджер, но такая работа по мне - привычна и знакома. Она не сулила радужных гор в будущем, но я вовсе не собирался зацикливаться исключительно на ней. К своим двадцати пяти я имел, кроме основной специальности, диплом массажиста, что давало от пятиста до тысячи брусков ежемесячно (довольно неплохой приработок, если ловко уклоняться от встреч с налоговой инспекцией), и вот-вот должен был получить водительские права. Старенький заношенный "Москвич-412" родители купили еще в бытность Союза Суверенных Государств, когда всеобщая либерализация еще только маячила где-то на горизонте.
   - Не напирать, - железным голосом надрывался мегафон. - Не напиррррать же!
   Слева раздался испуганный ор. Милиция собралась клином и врезалась в толпу, тесня её к центру от опасно накренившегося киоска. Я сменил курс и забирался чуть правее. Не хотелось оказаться перед неприступной шеренгой людей в знакомой серо-стальной форме. Те же хмурые лица. Те же красные фуражки, только с околышей исчезли позолоченные звёзды, как пережиток прошлого. Но изменилось ли хоть что-нибудь от перетасовки слов?
   Да, жизнь оставалась прежней. Менялись только ее атрибуты: цвет денег, название исторической родины, размер автобусных абонементов. А остальное текло по-старому. Пять дней в неделю на заводе меня встречал все тот же станок, по вечерам я возвращался во всю ту же квартиру, на небе сияло все то же солнце, не думавшее пока объявлять никакого суверенитета. Жаль только, что новых вещей в доме становилось все меньше. В общем, шел второй год после Великого Распада, утром минувшего дня я сидел дома, передо мной горел радужными красками экран телевизора.
   Не каждый в наши дни может позволить себе купить цветной телевизор.
   Тогда шли местные новости. Я вполуха слушал происшедшие за сутки события, и лишь появление очкастого мужика с удивительно багровым лицом привлекло мое внимание.
   - ...Да, да, именно ночью! Я думаю, что каждый истинный патриот не сможет спать в эту ночь, ибо будет решаться судьба народа, судьба нации! Ровно в полночь начнется наш митинг, и все, кому еще дорога судьба отечества, придут, просто не смогут не прийти.
   - И о погоде, - патриота сменил худощавый диктор с привлекательным лицом, а я задумался.
   И тогда подумалось: сходить, что ли, на митинг? Я, конечно, не бог весть какой патриот, но на ночном митинге не бывал ни разу. Да и вообще, засиделся уж дома, надо и на люди показаться. К тому же, завтра суббота, можно прекрасно отоспаться. Все равно никаких важных дел на следующий день не планировалось, одна бытовуха. Последнее обстоятельство перевесило чашу весов, и я, поднявшись с кресла, направился в коридор.
   До вечера я развлекался поездками по магазинам, запасая продукты на следующую неделю, а когда насущные дела кончились, успел посмотреть свою любимую познавательно-развлекательную передачу "Один в джунглях". И от души повеселился, наблюдая за незадачливыми претендентами на главный приз ("Тойота-Краун", между прочим). Они упорно пробирались к заброшенному храму, то и дело попадая в расставленные ловушки. Эх, меня бы туда! Я бы уж показал класс, но давно отправленное заявление затерялось где-то среди тысяч других. Не один я, разумеется, мечтал о подобной тачке.
   Взглянув на часы, я с беспокойством понял, что опаздываю. Быстро выскочив в коридор, я натянул на ноги почти новые "Снайдеры" и загрохотал вниз по ступенькам.
   Улица встретила меня темнотой. Что ни говори, середина августа - это вам не июнь. Фонари горели тускло - режим усиленной экономии электроэнергии. Я вздохнул и понял, что до площади придется добираться пехом. Автобусы по вечерам не ходили - продукты нефтепереработки было гораздо выгоднее гнать на экспорт, и на бензине экономили не меньше, чем на электроэнергии. Ну что же, пешком так пешком, я не привык отменять намеченные мероприятия, а на "Москвиче" туда выезжать не стоило - в темноте могли снять дворники, отвинтить зеркало, да мало ли еще что.
   Место проведения митинга я прослушал, но можно не сомневаться, что им окажется площадь Возрожденной Свободы - центр города. Ее образовывало пересечение трех улиц - Демократической (бывш. Коммунистическая), имени Апостола Петра (бывш. Маршала Будённого) и Новой Коммерческой (бывш. Борцов Революции) - с проспектом Победы Демократии. Площадь окаймляли два жилых дома, длинный пятиэтажный универмаг и самое примечательное здание в городе - двадцатипятиэтажный великан, отданный в аренду всевозможным совместным и малым предприятиям, кооперативам, а также обществам с ограниченной ответственностью.
   И вот я здесь. Как говорилось в древнем, но до сих пор привлекательном фильме: "Место встречи изменить нельзя".
   Пройдя под аркой универмага, раскинувшегося далеко за пределы площади, я вышел к назначенному месту. Народу собралась тьма-тьмущая - я явно недооценил своих сограждан. К мраморной трибуне, построенной еще при коммунистах, даже не протолкнуться. Всюду сновали подростки, предлагая "Мальборо", жвачку, "Кока-Колу", "Сейджен" и порядком остывшие пирожки. По краям площади горели костры. Саму трибуну освещали не лучи мощных прожекторов, а множество ярко пылающих факелов. Так было таинственнее и привлекательнее, к тому же, шло в ногу со временем.
   Но я пришел на митинг не за тем, чтобы толкаться по окраинам. Надо же было выяснить: по какому поводу собралась здесь эта толпа патриотов. Удачно избежав встреги с разъярёнными фараонами, усилий, мне удалось пробиться поближе, а затем, попав в струю движения, даже оказаться в первых рядах.
   С трибуны как раз спустился очередной оратор, а председатель собрания, стоящий за отдельным микрофоном, объявил:
   - Перед вами выступал полномочный президент Союза дворянского сословия.
   Нашел чем удивить. Теперь, куда ни плюнь, везде дворяне. Как пошла мода на светское происхождение, тотчас же у каждого выискались в предках князья, графы, бояре или, на худой конец, именитые купцы. Сразу возник вышеупомянутый Союз, куда на сегодняшний день уже записалось около 92% населения нашей суверенной и независимой области. В простых людях остались лишь те, кто не успел или просто не захотел подсуетиться, как я.
   А на трибуне уже буйствовал следующий оратор:
   - Доколе, господа, терпеть будем? Доколе не будем иметь своего собственного языка? Мы давно уже сформировались, как самостоятельное государство, но никак не можем привыкнуть к той вполне естественной мысли, что нам просто жизненно необходим свой язык, чтобы выразить все сокровенные чаяния нашего, безусловно, талантливого, народа. Этой проблеме я посвятил без малого десять лет, и теперь, смею заверить, мой труд близок к завершению! Это простой, легкоусваиваемый, гибкий язык, который в скором времени займет достойное место в ряду наиболее популярных языков нашей планеты...
   - Стоп! Стоп! Мы ведь не для этого собрались здесь, - громко прервал его председатель. - Мы собрались, чтобы обсудить тяжелое экономическое положение и пути выхода из кризиса, а тут вы со своей чепухой.
   - Нет, это не чепуха, - во всеуслышанье заявил оратор. Но тут на трибуне по знаку председателя появился милиционер с увесистым "демократизатором", выступавший сразу же сник и покинул трибуну.
   Место у микрофона тут же захватил веселый бойкий молодец в модной кепке с огромным козырьком, на котором золотыми витиеватыми буквами была выдавлена надпись: "Летайте самолётами чукотской авиакомпании".
   - Больше свободы, господа, больше свободы! - крикнул он в толпу. - Развяжите руки коммерсантам, срежьте налоги, и мы завалим вас товарами со всех концов мира, а половину прибыли пустим на благотворительность.
   - Это вы еще когда обещали! - раздался из толпы женский голос.
   - А ты заткнись, корова, не тебе сказано, - зло огрызнулся поборник коммерции. - И вообще, я тебя запомнил. Господа, - еще громче закричал он, заканчивая выступление, - вот с такими мы никогда не придем к истинной демократии. Верьте нам, и вы еще увидите светлое будущее!
   - Уверуйте в господа, - завопил тонким голосом низенький священник с большим крестом, забираясь на трибуну. - Бог и согреет, и накормит. Уверуйте в господа, и будете спасены.
   Тут объявился некий атеист, который начал кричать, что такие проповеди не накормят, а только окончательно запутают народ. Но бдительные верующие не зевали, собрались кружком и побили атеиста для острастки. Толпа заметно оживилась, уплотняясь к месту драки, и поэтому никто не заметил, как ни трибуну вылез худой низкорослый старичок в круглой академической шапочке, из-под который выбивались всклоченные седые космы. На нем ладно сидел серый старомодный костюм. Гигантские круглые очки закрывали едва ли не половину лица, и я сразу же прозвал старика "архивариусом". Он кашлянул, и заношенный микрофон отреагировал на его появление оглушительным свистом, сразу сбившим все эмоции толпы.
   - Слушайте, - тихо сказал архивариус, но микрофон разнес слова на всю площадь. - Мы не будем хорошо жить. Хотите знать, почему? На нас висит старое проклятие, - толпа как-то разом стихла, отсвет факелов придавал лицу старика прямо-таки колдовское выражение. - Это страшное проклятие, и именно оно мешает нам жить лучше.
   - А в чем дело? - перебил его председатель.
   - Это случилось давно, очень давно, еще в тысячу девятьсот семнадцатом году от рождества Христова. Когда власть в городе брали большевики, одним из главных объектов был дом купца Ерофеева. Захватив здание, будущие коммунисты закрыли все двери, в том числе и подвалы, и где случайно оказались запертыми три девчушки: дочь Ерофеева восьми лет от роду и две ее семилетние подружки. Изгнанный из дома Ерофеев безуспешно пытался пробиться к подвалам, а когда через трое суток его просьбу удовлетворили, глазам собравшихся предстало печальное зрелище. Девочки выжили, но рассудок напрочь покинул их ангельские головки. Тогда и зародилось проклятие. Помутненные души поселились в Ерофеевских подвалах. А так как никто не догадался освятить это место, то проклятие росло и крепло год за годом. И теперь оно реет уже над пределами всей нашей области. Если мы сможем победить его, то не будет преград между нами и светлым будущим.
   - Господа, - объявил председатель, когда архивариус исчез в толпе, - все это, конечно, интересно, но не будем забывать...
   - Хватит, - на трибуне как по мановению волшебной палочки возник импозантный мужчина в перламутровом костюме, - хватит. Я знаю, что вы хотите сказать. Я знаю, вы опять накинетесь на факты со своими нелепыми домыслами. Я, как магистр ордена экстрасенсов и уфологов, заявляю: наши ясновидцы и контактеры чувствуют мощный приток исходящей из подвала черной энергии. Не исключено вмешательство инопланетной негуманоидной цивилизации.
   Толпа восторженно заорала, а магистр, довольный своим успехом, потряс руками над головой и удалился.
   - И какой же будет план действий? - скептически усмехнулся председатель.
   - Чего план, какой план. У нас есть мэр, вот пусть он и думает, - возвестил длинный яйцеголовый мужик, на лысину которого факелы бросали яркие причудливые блики.
   - Да чего же тут думать, - на трибуне появилась волевая и решительная женщина. - Я, представитель левого прогрессивного крыла всеевразийской ассоциации ведьм, не вижу в этой проблеме ничего сложного. По-моему, дело проще пареной репы. Исходные данные: три жертвы и, вследствие этого, появление черной гиперэнергии. Предмет воздействия: агрессивное гиперполе.
   Народ, услышав мудрёные слова, мрачно заскучал.
   Ход рассуждений представляется таковым, - ведьма нисколько не смущалась равнодушием масс. - Для подавления гиперполя подобного рода требуется создать поле противодействующей ему энергии, возбудить его до резонансной частоты и совместить с черным гиперполем. Тогда они взаимно погасят друг друга. Здесь все просто так, что даже ежу понятно.
   Ежей в толпе не оказалось, и она недовольно загудела. Ведьма выждала паузу и продолжила:
   - Да, нужно найти эту противодействующую энергию, то есть трех добровольцев, которые проведут в этом подвале трое суток. И если рассудок не покинет их, проклятие исчезнет.
   - Совершенно согласен с достопочтимой госпожой ведьмой, - на трибуну добавился кругленький человечек, взволнованный настолько, что даже не представился. - Только не надо забывать об одном: проклятие накопило за эти годы огромную силу. Значит, надо послать не трех, а втрое больше добровольцев. Тогда проклятие действительно будет побеждено.
   - Где же вы найдете таких добровольцев? - снова усмехнулся председатель. - Может быть, вы пойдете сами?
   - Я бы с радостью, но у меня семья, дети и тяжелые обязанности, связанные с выборами третьего заместителя главной ведьмы, намеченными на ноябрь этого года, - поспешно затараторила ведьма. - Но я думаю, что каждый, если он действительно достойный гражданин нашей области, выполнит свой долг перед Родиной!
   Толпа заволновалась, но достойных граждан в ее рядах почему-то тоже не оказалось. Любой из нас смотрит по вечерам экстрасенсорную гимнастику и знает, какие ужасные опасности таит в себе неконтролируемое гиперполе черной энергии.
   - Ну, где же ваши добровольцы? - злорадно спросил председатель.
   - А вы не иронизируйте, - возмутился толстячок. - если добровольцы не отыщутся, то мы сами выдвинем их.
   - Я думаю так, - возвестила ведьма, поправляя сбившуюся прическу. - Кто захватывал власть? Из-за кого погибли невинные жертвы? Из-за большевиков и гегемона, то есть рабочего класса. А раз так, то добровольцы будут из рабочих. Вот это и станет настоящим искуплением!
   Ликованию толпы не было предела. И из первого ряда тут же был вытолкнут крепкий сорокалетний мужичок.
   - Вы - рабочий? - взволнованно спросила ведьма.
   - Да, я - рабочий! - заорал он, потрясая синим корешком Союза. - Но это еще ничего не значит! Мои предки были дворянами, то есть находились в числе... это.. пострадавших от произвола.
   - Хм, так дело не пойдет, - согласился толстяк. - Но мы все же найдем добровольцев. Господа, поднимите в правой руке членский билет нашего великого Союза.
   Тысячи рук взметнулись кверху, и только я стоял, опустив голову. Дернул меня черт пойти на этот митинг, но было уже поздно выбираться отсюда. Толпа вблизи меня расступалась, образуя коридор, а стоявшие сзади давили мне на спину так, что я, как по маслу, катился по этому коридору и без всяких задержек очутился возле трибуны.
   Оказалось, не один я такой выискался. Там уже стояло двое: пожилой мужчина и парень. А толпа бушевала, выискивая все новых и новых добровольцев. Скоро нас было уже восемь.
   - Плохо, плохо, господа, - укоризненно произнес толстячок. - Не может быть, чтобы не нашли еще одного. Давайте поищем получше. Судьба нации в ваших руках.
   Толпа расступилась в последний раз, отделив еще одного, вернее, одну. Девушку. И видит бог, если бы я встретил ее раньше, то давно бы уже завязал с холостой житухой.
   - Но я не рабочий, - чуть не плача, крикнула она. - Я библиотекарь.
   - Пусть даже так, - рассудительно сказал толстяк. - Библиотекарь - рабочий умственного труда. Это всем известно.
   Я схватил растерявшуюся девушку за локоть и загородил от горящих глаз многотысячного митинга. Потом прошептал ей на ухо:
   - Не бойтесь. Пока я с вами, ничего не бойтесь.
   Девушка взглянула на меня испуганными карими глазами и кивнула.
   - Я тоже не рабочий, - закричал кто-то из нашей шеренги.
   - Неважно, - заключила ведьма. - Раз вы не вступили в наш Союз, значит, ваши предки не были дворянами. А если они не были дворянами, значит, сочувствовали большевикам и коммунистам.
   Голос замолк, осознав, что возражать бесполезно.
   - Итак, добровольцы выбраны, - объявил председатель. - За дело они примутся завтра, а сейчас до утра народные гуляния.
   - Господа, - на трибуну взлетел взъерошенный юнец и поставил перед председателем небольшой чемоданчик, - страховая компания "Козлики" вносит на проведение этого мероприятия тридцать шесть тысяч брусков, сто пятьдесят карбованцев и двенадцать американских долларов. Пользуйтесь услугами страховой компании "Козлики". Страховые выплаты гарантируются в течение трех часов.
   Остаток ночи я помню плохо. Нас кружили хороводы, в левой руке пылал неизвестно кем всученный факел, всюду пели, из динамиков лилась музыка. Правой рукой я крепко держал девушку за локоть и думал, что если даже и потеряю рассудок, то лишь от любви.
   Первую половину дня вместе с остальными добровольцами я проспал в местной тюрьме, куда нас предусмотрительно поместили, чтобы никто не исчез перед началом миссии спасения...
  
   ... Солнце клонилось к закату. Девять добровольцев, четыре милиционера, мэр, его заместитель и два представителя местной администрации стояли возле дома купца Ерофеева.
   С трех сторон нас окружал четырехэтажный корпус бывшего института энергетики, ныне духовной семинарии. С четвертой стороны находился высокий забор из листов железа, отделявший нас от взглядов любопытствущих.
   Красиво отштукатуренное с фасада, здесь здание являло свою неприглядную изнанку. Искрошенные кирпичи стен посерели от пыли. Окна неприветливо пялились тусклыми, давно немытыми стёклами. И, глядя на хмурые стены, я подумал, что развалюха так и останется развалюхой, какое бы гордое название не красовалось на табличке у главного входа.
   Настроение перекатывалось какими-то безрадостными ленивыми волнами, несмотря на то, что рядом со мной стояла красивая девушка, а у стен волшебно подрагивал нагретый воздух удивительно спокойного летнего дня. Милиционеры о чем-то тихо переговаривались, а мы молчали.
   Дверь служебного входа семинарского корпуса распахнулась, и мимо милиционера быстро проскользнул седой человек, в два прыжка оказавшийся возле мэра.
   - Немедленно отмените эксперимент, - нервно заговорил он. - Мы со своей лабораторией провели утром замеры в подвале. Никакой вашей идиотской черной энергии там нет. Но налицо локальная аномалия, воздействующая на мозговые центры так, что определенным образом возбуждаются участки, вызывающие чувство страха. Так что длительное пребывание в подвале небезопасно для здоровья.
   - Где сейчас безопасно, - задумчиво произнес мэр.
   - Вы что, не верите мне?
   - Верю, - устало вымолвил мэр. - Но что я скажу толпе?
   Он махнул рукой на забор, за которым раздавалась глухая перебранка невидимых нам людей.
   - Ничего уже не изменишь, - пояснил заместитель мэра и зашагал к служебному входу. За ним последовал мэр и седой, всё ещё пытавшийся что-то настойчиво доказать.
   Душевный все-таки человек наш мэр; расстроился так, что даже позабыл портфель, сиротливо прижавшийся к изуродованной временем стене. Я перевел взгляд на купеческий особняк, вернее, на его остатки. Когда-то на этом месте начинали строить новый корпус института, почти полностью разобрали второй этаж, собирались уже приняться за первый, но тут неожиданно закончились деньги, и дело остановилось. Я надеялся, что подвалы не тронули, и они будут нам надежным укрытием, по крайней мере, от дождя.
   - Я не смогу этого перенести, у меня больное сердце, - сказал вдруг сосед справа, не обращаясь ни к кому. Я мельком слышал, что ему пятьдесят пять лет, что он является заместителем директора одного из заводов и что у него уже двое внуков. Я снова взглянул на развалины и снова заметил портфель мэра.
   - А Вы знаете что, - обратился я к соседу. - Вы возьмите вон тот портфель и идите себе домой, а милиционеру скажете, что Вы - заместитель мэра.
   Как он загорелся этой идеей! Я встал так, чтобы загородить портфель от взора ближайшего милиционера, а мужчина пробрался за моей спиной к портфелю и завладел им. После этого он солидно прошел к служебному входу, благодарно кивнув мне по пути, и скрылся за дверью. Милиционер пропустил его, не сказав ни слова.
   Минут через двадцать появился один из представителей администрации, приблизился к нам и бодро объявил:
   - Шестнадцать ноль-ноль. Пожалуй, пора начинать.
   Милиционеры повели нас к крыльцу, но тут вступил в действие второй, крикнувший издалека:
   - Эй, а почему их только восемь?
   Первый быстро пересчитал нас и досадливо воскликнул:
   - Вот черт, действительно, восемь. Убег все-таки один. Ну да ладно, запускай оставшихся. Какая им разница: девять или восемь.
   Через минуту тяжелая дверь подвала закрылась за нами. Мы разом включили фонарики, и лучи света рассеяли темноту. Я шагал то ли третьим, то ли четвертым, считая ступеньки. На девятнадцатой спуск закончился, и мы оказались на крохотной площадке перед высокой дверью. Открыв ее, мы вошли в небольшое помещение, напоминающее предбанник. Там стояли низенькие, узкие, но удивительно длинные лавки, тянувшиеся вдоль двух стен. Такие ставят вдоль стен в школьных спортзалах. Мы уселись на одну из них и стали осматривать комнату.
   В мглистой тьме скрывался потолок. Стены с лавками были шероховатыми и пустыми. На третьей стене находилась дверь, через которую мы проникли сюда, напротив нее виднеласт еще одна, точно такая же. Она вела в складские помещения. Вход в комнату, где произошла трагедия, располагался на той крохотной площадке, которую мы покинули. Его давно замуровали, и я от души порадовался этому. Ведьма непременно хотела запихать нас в ту самую комнату, но, к счастью, это оказалось невозможно. Наверху, при солнечном свете легко говорить, что ничего сверхъестественного не бывает, что все пройдёт тихо-спокойно, и ничего невероятного не случится. Но в темноте, пронизанной лучами электрического света, не хотелось даже думать о том, что произошло здесь много-много лет назад.
   Но теперь уже ничего не поделаешь, оставалось сидеть и ждать, когда истекут отведенные трое суток. Вспомнив про аномалию, я никак не мог отделаться от колючей мыслишки, что воздействие на клетки мозга уже началось. Надо было внимательно следить за своим состоянием и при возникновении необычных ощущений попытаться объяснить происходящее. Или вообще не думать о запредельном, полностью контролируя свои поступки. Я встал и прошелся по комнатке. Никто не отреагировал на мои шаги.
   Сухая темнота. Сцементировавшаяся пыль. Безмолвные стены. Древняя кладка столетней давности. Теперь даже кирпичей таких не делают. А резные двери... Они простоят здесь ещё сотню лет, и ничего им не сделается.
   В подвале купеческого дома собралось совершенно разноплановое общество: токарь, библиотекарь, инженер по промышленным коммуникациям, товаровед, врач-стоматолог, дорожный рабочий и два студента (философ и химик). Осторожно осветив их лица, я увидел, что все уже спят.
   Можно было разглядеть каждого в отдельности. Но не хотелось. Не хотелось даже глядеть на девушку. Красота уже не притягивала. Мешала тишина. Я пересал ходить, и гулкие отзвуки шагов тут же истаяли. Ни единого звука. Тишина давила. Тишина казалась мёртвой. Тишина звала к себе, в прохладное забытьё. Этот безмолвный зов вибрировал в ушах. Его не слышишь, если ты умер. Или заснул. Как все.
   "Вот дурак, - подумал я про себя, - давно надо было последовать их примеру, а не терзаться сомнениями". Я тут же сел на холодную скамью и привалился спиной к шершавой стене. Утомленные глаза послушно слипались. Тишина мигом утратила колючую неприветливость и превратилась в заботливую нянюшку, убаюкивавшую ребёнка плавной колыбельной.
   Но вот какими проснемся мы завтра?
   Мне вдруг представилось, что завтра кто-нибудь из нас схватит лавку, да как начнет гоняться за остальными. Лучше всего на роль маньяка подходил товаровед. Пухлый гигант с выпученными крохотными глазёнками. Я даже услышал свист рассекаемого воздуха и треск расколовшейся от удара доски. С этой тревожной картиной я и провалился в беспамятство...
  
   ...Проснулись мы почти одновременно. Сидели смирно, никто не буйствовал. Молчали. Не знаю, как другим, а мне начать разговор казалось чем-то непристойным. Не знаю, что казалось остальным, но никто не проронил ни слова за долгое-долгое время. Часы у товароведа и философа остановились, у врача показывали без четверти три, у остальных приблизительно без десяти двенадцать. Но что это было - ночь или день - оставалось неизвестным.
   Мы сидели и молчали. Медленно текли секунды, минуты, часы, сплетаясь в паутину бесконечности. Молчание становилось все более тягостным.
   Первым не выдержал философ. Отпив воды из бачка, которым нас снабдил заботливый мэр, он начал:
   - Господа, чего же мы сидим? Так и впрямь недолго с ума сдвинуться. Надо наплевать на все страхи и излучения и обследовать склад целиком. Ведь мы, например, еще не знаем, что скрывается за этой дверью.
   Наши глаза разом уставились на ту, вторую дверь. Действительно, никто из нас не догадался зайти и посмотреть, что находится в следующей комнате. А может каждый из нас боялся. Каждый из нас не хотел быть первым, совершившим прыжок в точку, откуда нет возврата. И всё же просто сидеть и ждать было ещё более невыносимым. Все словно ждали этих слов, как награды, как избавления от невидимых, но ощутимых оков тревоги. Мы одновременно вскочили и стали весело переговариваться о том, что хватит уже запугивать себя разными беспричинными кошмарами. Философ подбежал к двери и распахнул ее. Мы гурьбой повалили за ним и замерли на пороге, выдохнув единый возглас удивления. И было отчего.
   Неведомый источник освещал комнату ярким светом летнего дня. А окон-то здесь и не планировалось. Но самое удивительное - стены здесь образовывали правильный круг. "Спокойно, - сказал я себе. - Только не надо волноваться. Я знаю, что стены в подвале прямые и никакого света быть не может. Все это мне только кажется. Пусть, главное - я знаю, как все есть на самом деле".
   - Товарищи, - крикнул инженер, - по-моему, началось. Давайте обсудим происходящее. Пусть каждый опишет, что наблюдает.
   После всеобщего высказывания выяснилось, что все наблюдают одно и то же: пустое светлое помещение с круглыми стенами. Стоп, а это еще что? В самом центре, на полу грубо был намалеван желтый круг с улыбающейся рожицей - знак оборотня. Я тут же указал на новую деталь и понял, что ее видят опять-таки все, но никто не заметил, когда она появилась. Как ни странно, но этот рисунок в точности описали даже те, кто не смотрел двенадцатисерийный фильм ужасов "Кровавое полнолуние" и узрел эту штуку впервые в жизни, не понимая ее засекреченного смысла.
   - Не надо бояться, - заявила девушка, подошла к кругу и встала на него. Тут же она вскрикнула, лицо ее исказила гримаса страха. Я подбежал к ней, но она успела спрыгнуть с круга и секунд через десять успокоилась. Губы её были плотно сжаты, словно у партизанки на допросе.
   Тогда я сам встал прямо на него, дрожа от напряжения перед встречей с неведомым. Острый ужас, стальным клинком, пронзил меня. Все во мне вибрировало, тряслось, сжималось и дергалось, словно пытаясь оторваться и строить свою жизнь самостоятельно. Я заорал и без промедления покинул опасное место. Все остальные приблизились ко мне, обойдя круг стороной.
   Но что это? На стенах появились окна - узкие и высокие, словно скопированные со средневекового замка. Я объявил о своем открытии, и снова никто не заметил, откуда они взялись. Все утверждали, что видят их, хотя на круге побывали только мы с девушкой. Девушка хмуро оглядела нас и сказала:
   - Давайте по очереди исследовать, то что появлется ниоткуда. И ни в коем случае не молчите. Говорите о своих ощущениях, это важно, а то сойдем с ума поодиночке.
   Она подошла к ближайшему окну и выглянула наружу. Постояв полминуты, девушка отшатнулась и прижалась к стене. На ее лице застыл ужас. Опередив всех, я ринулся туда и тоже выглянул за пределы склада.
   Отсюда (из подвала-то!) открывался прекрасный вид на утес и нашу знаменитую крепость на нем. Складывалось впечатление, что я обозревал горизонт с верхних этажей мэрии. Крепость простояла там без малого четыре века. Внутри ее все было разрушено и загажено руками любопытствующих туристов, но издалека крепость всё ещё имела надлежащий вид. Восстановлению она уже не подлежала по причине отсутствия средств. Последнюю ее реконструкцию проводили через десять лет после октябрьской революции, когда, поддержав почин московского Кремля, шпили башен нашей крепости украсились красными звездами.
   Звезды и сейчас гордо реяли в вышине. Впрочем, нет, на самой высокой башне вместо звезды светился... красный череп. Пустые провалы черных глазниц встретились с моим взглядом, и я уже не смог отвести глаз. Ужас просверлил меня. Но он был не таким, как в знаке оборотня. Этот гулял по моей голове и как бы гасил все мысли, оставляя повсюду свои холодные следы.
   Я не выдержал и отпрыгнул прочь, а к окну прильнул следующий, кажется, химик. Вновь все увидели одно и тоже, и никто не смог объяснить увиденное. Если видения и были кошмарными феериями, то ужас был реален, и это подтверждал каждый из нас.
   После злобного черепа у каждого из нас стали возникать свои собственные картины. Кто видел фонтан, до краев наполненный зеленой водой, кто - дерево, увитое алыми цветами, кто - россыпи камней, сверкающих фиолетовыми сполохами, а я - ровную шеренгу оранжевых "Камазов", в кабинах которых вместо водителей копошились солидно одетые люди, напоминающие директоров совместных предприятий.
   В общем, пока не было ничего запредельного. Можно было обозвать творящееся миражами. Можно было притерпеться, приспособиться. Видения сменяли друг друга, сопровождаемые то легким испугом, то черным кошмаром, то ледяной дрожью. Но нехорошее предчувствие пробудилось в душе и принялось быстро расти, заполняя все помыслы. Оно боролось с показным спокойствием, словно сообщая о приближении хаотичного, всепоглощающего ужаса. И я не вытерпел, я сдался, я рванулся к двери и пинком вышиб ее. Но предбанник исчез. Я увидел длинный-длинный коридор, исчезающий в бесконечности. По стенам полыхали темно-красные языки пламени, из которых то и дело высовывались серые, нагло усмехающиеся рожи.
   "Ничего этого нет, - подумал я, ища спасение в ускользающем здравом смысле, - а значит, ничто не мешает мне выбраться из склада". Я уже не думал об остальных. Я жаждал собственного спасения. Жгучее желание вырваться из мрачных сводов раскалённым прутом стегало душу. Я попытался немного успокоиться. Не получилось. Тогда, приняв отважный вид, я уверенно двинулся вперед и тут же отпрянул. Пламя жглось по-настоящему, и пройти по огненному коридору не представлялось возможным.
   Говорят, гипнотизёр может прижечь руку обычным карандашом не хуже сигаретного окурка. Выходит, я заживо сгорю посреди холодного мрачного подвала? Но ведь не было уже никакого подвала! Карандаш обернулся сигаретой и не желал превращаться обратно.
   Я обернулся. Но круглого зала тоже не существовало. Там была липкая серая пустота. Пол исчез подо мной, и я погрузился в нее. Видения возникали и исчезали, переплетаясь в немыслимых комбинациях.
   Я в одиночку пробирался сквозь джунгли. Лианы хлестали по лицу, но я не чувствовал боли. Высоко, на длинной ветке дерева, названия которого я не знал, расположился десяток розовых попугаев. Они, склонив головы вниз, рассматривали меня и значительно молчали. Внезапно под моими ногами оказалась яма, и я провалился вниз. Дно ее обернулось болотом, смердившим невообразимой вонью. Оно засасывало меня медленно и неотвратимо. Я в ужасе трепыхался, но холодная жижа не отпускала меня. И болото сомкнулось над головой.
   Я оказывался в бескрайней степи и вел на штурм черного бастиона конницу варваров, сжимая алый топор в могучей и загорелой руке. Пегий конь мчал меня, выдаваясь на полкорпуса вперед от первых рядов отряда. Всадники в одеждах из серого меха издавали воинственные клики, степь дрожала под копытами наших коней, победа была неизбежной. Но земля вздыбливалась у горизонта, катилась к нам гигантской волной и падала, разметав отряд в пустоту.
   Я стоял на каменистой пустыне, окруженной остроконечными горными пиками, блистающими серебром. Фиолетовое небо надо мной переливалось миллиардами звезд. Но они вдруг становились огненными, исчезали, появлялись вновь уже темно-красными, набухали, лопались. И вот с небес хлынули нескончаемые потоки крови. Они не давали мне дышать, сбили с ног, поволокли за собой.
   Теперь я снова стоял в круглом зале. Я вернулся! Не было ни окон, ни желтого круга посередине. Но где же остальные? Я мигом обернулся вокруг себя. Пустота. Все исчезли! Только мертвенный свет освещал и меня, и пол, и стены. Один!!! Липкое чувство страха не покидало меня. Наоборот, оно росло с каждой уходящей секундой. Взгляд был прикован к центру зала, словно зная, что сейчас там появится Он. И Он появился.
   Уродливый, безобразный, поганый карлик с бледным лицом возник точно в центре. Он кривлялся и хохотал. А ужас бешено веселился в моей голове, открывая все новые и новые кошмары, грохоча по ступенькам страха. Я не мог выразить словами свое состояние и только смотрел, смотрел туда, в центр площадки, чувствуя, что карлик, окончив свой танец, примется за меня. Что именно он сделает, я и представить не мог, но неизбежность, казалось, была хуже бесновавшегося ужаса, который целиком охватил целиком мою душу. Карлик проткнул меня злобным взглядом, и ужас возрос неимоверно. Любой, даже самый сильный из черных кошмаров, уже пережитых мною, был сущим пустяком по сравнению с этим ужасом ужасов, мраком, перед которым все бессильно, тьмой, не оставляющей ни единого просвета. В голове гудела пустота, а взгляд навечно замер на карлике, отплясывающем свой страшный танец. Фигуры этого нескончаемого, беззвучного танца все продолжались и продолжались. Глаза мои раскрылись до боли, и я повалился спиной вниз...
  
   ... Глубоко вздохнув, я увидел, что меня держат под руки двое милиционеров.
   - О, гляди-ка, очухался. Давай, браток, держись. Уже все закончилось.
   "Это сон или уже нет?" - подумалось мне, и я быстро взглянул вперед. Семь фигур стояли в шеренге и жестами подзывали меня к себе. Слава богу, все живы!
   Я повертел головой по сторонам. Что-то вдруг толкнуло меня изнутри, когда Ерофеевского дома не оказалось ни справа, ни слева, ни даже позади меня. Неужели мой мозг не выдержал, и наступил маленький сдвиг по фазе?
   Тут я с облегчением перевел дух. Да нет же, я знаю это место. Мы находились на окраине города, и где-то здесь поблизости жил мой бывший одноклассник. Я внимательно осмотрел и дома, и деревья, и милиционеров пристальным взглядом. Никаких странностей не обнаружилось. Передо мной лежал обычный, но такой прекрасный мир.
   В голове словно салют прогремел. "Проклятье уйдет, если хоть один человек выдержит испытание!" - так сказала ведьма в то памятное утро. Я с честью его выдержал. Проклятье покинуло наш мир. Семь фигур продолжали размахивать руками, не понимая причин моей задержки.
   Нетвердой походкой я приблизился к ним. Девушка радостно рассмеялась и тут же подхватила меня под локоть, не давая упасть. Я окинул горизонт умиротворенным взглядом. Солнце низко висело над землей.
   - Не пойму что-то, - промолвила девушка, глядя совсем в другую сторону. - Когда успели построить эту колоннаду? Что-то античное, древнегреческое, не правда ли? И солнце теперь странное. Почему оно синего цвета? Ведь по утрам оно... оно...
   Девушка замолчала, не в силах отыскать нужное слово.
   Я чуть не заплакал от жалости. Почему, почему именно она не смогла выдержать? Какая здесь может быть колоннада? Какая, к чёрту, Древняя Греция? И разве может наше светило быть синим?! Нет, но почему испытание так плохо закончилось именно для нее. Ведь все же осталось на своих местах. И забор из желтых кирпичей у меня за спиной. И пустошь, на которой уже пять лет собираются разбить сквер Солидарности. Все это я видел уже тысячу раз, как и недавно вырытую траншею, из которой торчала еще добрая половина нашего зеленого треугольного Солнца.
   апрель 1992
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"