Защитники Отечества - Герои войн и СВО 8. 1. Здесь я, мой любимый. Наши сомнения - это наши предатели
Первая и единственная любовь
Удивительно, что может сделать один
луч солнца с душой человека!
Достоевский
Будущее нации в руках матерей
Оноре де Бальзак
Володя сегодня планировал продолжить чтение книг отца, он вспоминал, как встретился со своей Любовью и совсем не удивился, как отец описывал это чувство в стихах:
Возможно, для кого-то это странно,
Она приходит поздно, или рано.
И вдруг заполнит томною тоской,
А без нее, весь мир вокруг пустой.
И ты не видишь никого вокруг,
Когда окликнут, вздрагиваешь вдруг.
Витаешь где-то в синеве небес,
Иль будто бы, вселился в тебя бес.
Все говоришь ей новые слова,
От этих слов, кружится голова.
И нет иного для тебя пути,
Ты хочешь этим, только к ней идти.
В душе своей заполнишь пустоту,
Когда найдешь единственную, ту!
Ежедневный обход лечащего врача, был для полковника лучшим из лекарств. Володя посмотрел на часы, он уже был побрит, принял завтрак, ему помогли одеть протезы рук. Ровно в девять часов, в палату вошла его Любовь.
Володя, широко улыбаясь, продекламировал сонет:
Дарю стихи я той, которой горд.
Они о том же, что и в первый год.
Ведь не страшна нам тяжесть бытия,
Раз ты со мной, с тобою вечно я.
Ведь ты пришла ко мне из снов,
Глаза твои я вижу вновь и вновь,
И наши встречи под луной,
Слова любви, тебе одной.
Ну, разве, был с тобою груб,
Вкусив впервые прелесть губ?
И если я все так же люб,
Я вновь хочу коснуться губ!
Люба улыбаясь, склонилась над любимым и поцеловала его в губы.
Володя, стараясь не причинить жене боль, обнял её твёрдыми протезами, она, так же склонившись, повернула несколько рукоять кровати, чтобы тело мужа оказалось полусидя.
А полковник, опустил свои новые руки на края кровати, прочитал новый сонет:
Увидев Любу, полюбил её я сразу,
В мечтах своих и представлял такую.
Черты лица, фигура, так приятна глазу,
При расставании с нею, я её в стихах рисую.
До нашей свадьбы я писал уже стихи,
О подвиге народа боевом и трудовом.
И о героях той войны, но много было и тоски,
Ведь не имел я музы и любви, то было как тиски.
Писать сонеты, прозу так не просто,
Встреча с любимой, неба то подарок.
Наша семья мне, это счастья остров,
В стихах образ любимой моей ярок.
Не часто, но пишу всё о любви к жене,
И с каждым разом это всё приятней мне.
Люба осмотрела культи ног, погладила полковника по выбритой щеке, ответила сонетом Владимира Николаевича:
На СВО воюет добровольцев много,
И у их родственников постоянная тревога.
Российские богатыри, герои наших дней,
И думают о семьях, Родине своей.
Отечество своё должны мы защищать,
Есть наши родители, а есть Россия-мать.
Всегда народы наши дружбою гордились,
С врагами нашими всегда совместно бились.
Наш героически й народ, он счастья хочет тоже,
Если наши враги Россию-мать тревожат,
Их всех мы, безусловно победим, я знаю,
И очень-очень много враги наши потеряют.
Всю жизнь свою ты Родины солдат,
Служение Отечеству, превыше всех наград!
Люба, поцеловав ещё раз мужа, попросила:
- Будешь пользоваться ноутбуком, делай перерывы каждые сорок минут, не утомляй глаза. С сегодняшнего дня к тебе будет приходить тренер, начнёте разрабатывать с ним твои плечевые суставы.
Она подала с тумбочки мужу ноутбук, он включил его сам и стал читать прозу отца:
В ночь на первое сентября 1970 года мне вновь приснилась чукотская волшебница, но на этот раз она почему-то выглядела совсем по-другому. Вроде тот же невысокий рост, худенькая, стройная, но волос и лицо. Или в этом было виновато солнце за её спиной?
Волос теперь был пышный, ниже плеч и цвета спелой пшеницы. Лицо удлинённое, округлый подбородок, глаза светло - карие, а губы припухшие, словно после долгих поцелуев.
Волшебница стояла молча, потом медленно подняла правую руку, я увидел, как в мою сторону полетела птица, нет, это был листок бумаги, я попытался поймать его рукой, но он упал мне под ноги.
Я открыл глаза, прислушался.
В доме было тихо, спящий в зале на диване старший брат тихонько всхрапывал. Он специально взял отпуск, чтобы проводить меня в институт. Я стал спускать ноги на пол и наступил на что-то. Даже вздрогнул, когда под ногами зашуршала бумага, наклонился, стал ощупывать пол.
Это был небольшой сборник стихов, который накануне подарил Володя. Перед сном я читал его стихи и уснул, а книга осталась на груди.
Я вышел на кухню, включил свет. За столом сидел отец и внимательно смотрел на меня.
- Не спится? - Спросил он, - и мне тоже. Вот ты получишь высшее образование, а мне это не удалось. А, что у тебя в руках?
Я протянул папе открытую книгу, у которой была моей ногой загнута страница. Папа с удивлением посмотрел на меня, разогнул страницу и шёпотом стал читать:
Недолго он цветет, мы это знаем,
Неделя, месяц, или даже час.
Их красоту не сразу различаем,
А чем же привлекают они нас?
Сияньем цвета или ароматом?
Причудливым строеньем лепестка?
Названьем многословным или знатным?
Ласкает взор наш он, живет пока.
Но розы лепесток или тюльпана,
С губами своей милой не сравню.
Я вам скажу открыто, без обмана,
Сравненья эти прочь сейчас гоню.
Как губы милой описать словами?
Прекрасней розы? А её глаза?
Цветов так много видели мы с вами,
Какой же лучше, можете сказать?
А любоваться мы улыбкой милой,
Желаем в двадцать лет и семьдесят пять,
Твой взгляд, какою привлекает силой?
Вот он зовёт меня к тебе опять.
Я не рассказывал родителям о чукотской волшебнице, о том, что она мне часто сниться и сегодня не стал говорить, какой она предстала передо мной в этот раз.
- Володины стихи? - То ли спросил, то ли констатировал отец. - Как мне хочется, чтобы вы с друзьями нашли свою единственную и жили бы в любви всю жизнь. Это ведь для мужчины главная награда, её не выиграть, не купить, любовь нужно добиться и заслужить!
Вот мы с твоей матерью встретились в госпитале, где я лежал после ранения. Она училась в педагогическом училище и три раза в неделю приходила в госпиталь помогать санитаркам. Я как увидел её первый раз, то сразу сказал себе, что женюсь на этой светлой девушке. Какая она у нас красивая! Только от большой любви рождаются здоровые и счастливые дети!
А добиться внимания мне было так не просто. В госпитале лежало много боевых офицеров, которые рассказывали о своих подвигах на фронте. Но что особенно было интересно, никто этим девочкам не говорил о своих победах над женщинами. Мы берегли их целомудренность.
- А как же, - начал, я задавать вопрос...
Но отец приложил указательный палец к своим губам и широко улыбнулся, глядя за мою спину, и прочитал стихотворение:
На палец он одел кольцо,
И расцвело ее лицо.
Такие ясные глаза,
От счастья, в уголках слеза.
Десятки лет ждут впереди,
И не страшны, пока, дожди,
И тучи небо не закроют,
И новый мир тебе откроет,
Счастливых вереницу дней.
И вот уже он рядом с ней
Ведет за руку двух детей,
А сколько радостных затей
Подарят вместе для души.
Но ты, пока что, не спеши.
Ты наслаждайся счастья днем,
И вспоминай потом о нем.
Я оглянулся, передо мной стояла мама, а за ней старший брат.
Мама мило улыбалась и, подойдя к отцу, поцеловала его в губы.
- Он завоевал моё сердце с первого взгляда, он всегда смотрел на меня так, что мне становилось тепло на сердце. Я старалась чаще заходить в их палату, а у кровати любимого, мыла полы несколько раз.
Старший брат с удивлением посмотрел на меня, потом на отца.
- А ведь и я нашел свою любимую... - Тут он словно проглотил очередное слово и оглянулся на мать.
А мама подошла к нему, положила свои руки не его плечи и, заглядывая в глаза старшенького (так она называла его), сказала:
- Эх ты, да мы с отцом с первого дня знали, что ты попал в госпиталь после ранения на Кубе. Нам твоя любимая всё рассказала, эх, капитан, капитан...
Когда тебя настигнет вдруг печаль,
Иль загрустишь, возможно, ты нечаянно.
Ты помни, счастья много так, и в даль,
Гони ты прочь, забудь свое отчаянье.
Ты вспомни полный солнца, светлый день,
Вдохни всей грудью прожитое счастье,
Сотри с лица скорей печали тень,
Да оттолкни, пришедшее ненастье.
Ведь жизнь когда действительно пуста?
Да без любви, бесцельна и напрасна.
Прошу, раздвинь улыбкою уста,
Ловлю твою улыбку, ты прекрасна!
Когда по жизни ты идешь один,
Поверь, что ты судьбе не господин!
Скоро на плите в кастрюле забулькала вода, мама готовила всеми любимую гречневую кашу.
- Папа, - спросил старший брат, - вот в фильмах показывают, и в книгах пишут о походно - полевых жёнах в Красной армии. А у немцев такие были?
Папа посмотрел на мать и глаза его будто потухли.
- Знаете, сынки, всякая война, особенно такая кровавая, жестокая и длительная как Великая Отечественная, это каждодневный, ежечасный тяжелый труд, пот и много крови. Однако мужчины, женщины и на войне остаются мужчинами, и женщинами, поэтому случаи фронтовых романов были распространены на фронте. Некоторые даже придумали такую отговорку: "Война всё спишет".
Хотя, по-моему мнению, такое выражение весьма спорное, и чаше скрывает просто похоть и страх смерти. Некоторые поэтому и боялись не успеть почувствовать женской, или мужской ласки.
Да и родилось это выражение не из пустого места, долгая и счастливая жизнь это ведь высшая награда каждому. Вот многие и многие находили на войне хоть какое-то место для личной жизни.
В нашей армии случаи романов в годы войны были довольно распространены. Но в основном это касалось офицеров уровня от командира батальона и выше. Связывать свою судьбу с командиром взвода или роты у женщин не было смысла, жизнь взводного, ротного на передовой длилась дни, а порой только часы.
У командиров батальона, полка и выше, а особенно у генералов были и постоянные отношения. Даже аббревиатуру придумали ППЖ. Не думаю, что ППЖ были у всех поголовно, но это явление встречалось довольно часто.
Даже у прославленного маршала Победы Жукова тоже была зазноба. Это ведь жизнь. Солдатам же оставалось, как они между собой говаривали: "налаживать отношения с местным населением". Война шла кровопролитная, каждую минуту могли убить, поэтому если отношения и были, то без обязательств.
А вот у немцев, венгров, румын, итальянцев, и прочих представителей европейских стран, которые стали союзниками гитлеровцев, были платные временные жены.
Особенно отличались педантичные немцы. Нам рассказывали, что в самом начале войны начальник генштаба вермахта Гальдер среди важнейших проблем констатировал отставание борделей от войск и приказывал дать им трофейный транспорт.
Сначала в передвижные публичные дома для немцев подбирали девушек легкого поведения особо тщательно. Отбирались светловолосые и голубоглазые уроженки Баварии и Саксонии, ростом не ниже ста семидесяти пяти сантиметров. И все прошедшие подобный конкурс зачислялись на государственную службу как чиновники. Они получали по семьсот рейхсмарок в месяц.
Я знаю, что зарплата лейтенанта вермахта была около двухсот марок. А вот после того, как фашисты начали войну с нами, в бордели для солдат и унтер - офицеров, для этих категорий были разные публичные дома, начали принимать жительниц Прибалтики, фольксдойче с Украины и Белоруссии.
Каждый немецкий солдат имел право шесть раз в месяц на один час посетить такую женщину. Для этого существовали специальные талоны. Офицеры могли премировать отличившихся солдат, теми же самыми талонами.
Перед походом к девушкам военнослужащего осматривал врач на предмет венерических и грибковых заболеваний. При посещении дома свиданий солдат предъявлял документы и талон. Ему выдавался контрацептив и предметы личной гигиены.
И госслужащие вермахта - женщины на час, регулярно осматривались врачами. Были у них свои нормы. Солдатский бордель - шестьсот человек в месяц. В люфтваффе норма была ниже - шестьдесят человек в месяц. Одним словом - педанты.
До сих пор не могу понять, как так скотски можно было жить. Всё расписано по количеству дней и человек. Не женщины, а машины какие-то. Поэтому фактически у оккупантов походно - полевых жен не было.
- Я недавно посмотрел итальянский фильм: "Они шли за солдатами". Там всё так и показано, как папа рассказал. - Старший брат посмотрел на меня, - а тебе не пора собираться на занятия?
Перед началом занятий мы собрались в аудитории и выбрали старосту, самого старшего по возрасту, ему было двадцать пять лет. Его семья долго жила во Вьетнаме, отец там погиб, а мать с ним вернулась в Хабаровск.
Потом нужно было избрать секретаря комсомольской организации, спросили желающих, я подумал, что нужно помочь ребятам адаптироваться в городе, много людей было из Сибири, Якутии, а я местный. Кроме того, мне после двухлетнего малолюдья, хотелось активной работы. Меня единогласно выбрали.
Настало время выдвинуть культорга группы, с заднего ряда поднялась и вышла перед группой невысокая миловидная девушка. Она показалась мне знакомой. Но где я мог её видеть? Я внимательно смотрел на неё и вздрогнул, когда девушка представилась:
- Меня зовут Надежда, - громко объявила она, я родилась на Чукотке, у Залива Креста, это самое красивое место на земле!
Когда я присмотрелся, у меня остановилось дыхание, я зажмурил глаза. Это была та самая, которую мне представила чукотская волшебницы...
Надя заменила моё поведение, после утверждения голосованием, она подошла к столу, за которым сидел я в первом ряда, села рядом и спросила:
- Что с тобой?
А я смотрел на неё широко раскрытыми глазами.
С той самой минуты мы практически расставались только на ночь. Вместе занимались общественной работой, часто ходили в театры. Оставались в институте после занятий и учили новые темы, делились знаниями по всем предметам. Только три раза в неделю по четыре часа я не видел Надежду, это были занятия на военной кафедре. Мне легко давалась военная наука, не то, что выпускникам десятых классов.
Надя ждала меня после военной подготовки, я провожал её в общежитие.
О встрече с Надей и что этой встрече предшествовала, я написал Володе. Он в 1971 году уехал работать на Чукотку в село Конергино, которое было к Эгвекиноту ближе, чем то место, где я служил.
Надо же, думал я, и Володя теперь живёт у Залива Креста, это случайно? Не-е-т! Случай - непознанная закономерность!
Володя бистро прислал ответ, он написал, что ему тоже приснилась девушка, кудрявая, черноволосая, красивая, с колдовской улыбкой и зелёными глазами. В письме я прочитал его новый сонет:
Не яркой красотою бог её венчал,
Прекрасней нет, я этим отличал.
Её терпение, природный такт,
И что не сделает, всё нужно так.
Ровна она в общении с тобой,
Что важно, не любуется собой.
Не замечает острого угла,
Хотя причина злиться и была.
Она в компании, не лезет на глаза,
Но, хороша, любой бы вам сказал.
Она, вольна в суждениях своих,
Все остальное, лишь для вас двоих.
Желанна и прекрасна как она,
И для тебя, такая вот, одна!
Я причитал сонет несколько раз и запомнил его, а потом продекламировал Надежде, стихотворение ей понравилось.
Наде я рассказал, что в строительном техникуме работает преподавателем физики Нина Борисовна Ботвинник. На встрече с писателями Володя познакомился с её мужем - Иваном Парфеновичем, известным дальневосточным писателем. Этот писатель учит Володю литературным премудростям, редактирует его повесть.
Когда я это говорил, мы шли по центральной улице Хабаровска: Карла - Маркса и ели пирожки с мясом за десять копеек.
Два года пролетело незаметно. В очередное воскресенье Анатолий предложил нам встретиться и поехать на левый берег Амура. Володя вернулся с Чукотки и служил в МВД. Миша был в длительной командировке в Петропавловске - Камчатском, он писал, что очень хочет нас всех увидеть.
На встречу с друзьями я пришел с Надей и сообщил, что мы хотим подать заявление в ЗАГС. Анатолий предложил зарегистрироваться во Дворце бракосочетания, где он работал. Мы согласились и попросили Володю стать нашим свидетелем при регистрации, а Анатолия попросили нас фотографировать.
Моим родителям Надя очень понравилась. Она сама проявляла инициативу при прополке огорода. Когда гостила у нас, опережала маму при уборке дома, варила нам такой вкусный борщ, что папа постоянно нахваливал молодую хозяюшку (которая пока ей не стала). А мама не обижалась на отца, а была рада за меня и всё спрашивала:
- На какое число назначена регистрация. Ведь нужно и нам с отцом и твоими братьями приготовиться.