Аннотация: О том, с каким усердием запутывается клубок.
Через полчаса Юлиус уже валялся на застланной кровати, пряча голову где-то между четырёх подушек, и посапывал с детским наслаждением. На нём был простенький костюм болотного цвета; в трёхэтажных гардеробах Катаэгольфа хранилось множество шикарных нарядов, но Юлиус сразу предпочел скромный мундир почтового распорядителя, который тот забыл - или оставил специально - после маскарада сотню, а то и больше лет назад. Но ренегулы умеют обращаться с вещами бережно - в этом Юлиус убедился, когда пара волшебных игл королевы зашила разрезы на тускло-зелёном сукне, а щётки почистили его и выбили хилую пыль. До полудня было ещё долго, и Юлиус решил использовать время с умом; недалеко от кухни он обнаружил уютную комнатёнку и решил тут прикорнуть. Всё-таки за ночь он сомкнул глаза лишь на два часа, и кровать, будто бы воздушная из-за белого мохнатого покрывала и никем не занятая, сама притянула его. Он даже не подумал о том, чтобы закрыть дверь.
- Магия, - падая, выдохнул Юлиус, как всё в его голове погасло, и ни одно случайное сновидение не нарушило долгожданное блаженство.
Внешние звуки также не мешали ему, хотя они отчаянно старались его разбудить. Сначала что-то долго барабанило по оконному стеклу, будто бы упрашивало впустить, но Юлиус поёрзал и повернулся на другой бок. Но скоро стук повторился уже в комнате - легонько об стену, но это снова не дало результатов. Тогда что-то стало отбивать дробь об тумбу, а когда Юлиус вскинул руку, чтобы отмахнуться, неизвестный предмет заехал по ней и вдобавок дал пару раз по спине. Без сомнений, это была палка.
Спросонья Юлиус подпрыгнул, ошарашенный и разозлённый, не представляя, кто же мог додуматься избить его во сне. Он просто зашёл сюда, чтобы поспать часик-другой, разве это преступление? Но ни слуг-ренегулов, ни кого-либо из живых существ рядом с ним не было. Только на тумбе возле кровати, искривив белый обруч подстать довольной улыбке, над Юлиусом сгибался Посох Стихий.
- Дядя?!
- Именно, - голос Тадеуша был плавен, но Юлиусу он показался сорванным и несколько печальным. - В следующий раз вручу Посох Глоули Глинстону, чтобы он смог разбудить тебя, Юлиус. Окна в Катаэгольфе я разбивать не решился и к счастью нашёл одно открытое.
- Я... Э-э-э-э... - Юлиус растерялся, - я... мы все думали, что ты прилетишь сам, а не...
- Я тоже думал, что вы прилетите в Катаэгию вместе с Алпа-Идди. Как видим, планы поменялись у всех. Да, я уже обо всём знаю, Юлиус. Говорил утром с джином в Храме Великих... Во всём моя вина. Думал, что Нул-Радул - самое неприступное место. Кто туда попадает, всё равно что в воздухе растворяется. Не понимаю, как это создание узнало... Прости меня, Юлиус.
- Твоей вины нет, - Юлиус постарался быть мягким, понимая по утомлённому тону всё больше и больше, что Тадеуш очень вымотан. - Это война, верно? Не надо обвинять себя в том, что Трувиан оказался в чём-то лучше. Я уверен, у Знаменосцев есть свои козыри. Разве не для их оглашения ты нас собрал у Нимфасемиры?
- Собрать-то собрал. Но с вами я быть не смогу. Поэтому пришлось мне снова раздвоиться. Ты ведь помнишь, сегодня первый день работы Чрезвычайного Собрания Следопытов. Оно в полном составе сидит в булевтерии с раннего утра, и вряд ли мы разойдёмся к вечеру.
- Я всё понимаю, - Юлиус возвёл глаза к потолку, - у тебя новые обязанности...
- Я и сам не слишком-то рад им. Вчера остаток дня провёл в Билигране: Моцайв подготовил смотр войск, которые отправятся в Глубирет; Нимферополис решительно против того, чтобы присоединить к союзным силам все дивизии до последней - понадобилось его убеждать и пересказывать суть затеи. Вот так мы впервые поругались с маршалом. Всю ночь ко мне шли с поздравлениями, пришлось устроить торжественный ужин у атарактора, потчевать себя фунтами лести, а на утро - снова в Харазнас. Теперь я отсюда не вылезу.
- Как же Посоху удалось пролететь мимо дозорных харадров? - спросил Юлиус, представляя, что присутствие главного Знаменосца в виде говорящего шеста мало кого приведёт в восторг.
- Пришлось с ними потолковать. Благо птицы признали мой голос. Что ж, новые обязанности не только у меня. Отнеси, пожалуйста, артефакт к королеве и собери всех. Нимфасемира знает, что делать.
Юлиусу ничего не оставалось, как исполнить поручение. Он делал это без особого желания, зная, что каждому придётся персонально втолковывать, почему же Тадеуш не смог быть со своим Отрядом. А пока Юлиус плутал по этажам, вспоминая путь к покоям королевы, обруч рассказывал самое интересное.
- Да, чуть не забыл. После нашей последней беседы я тут же поднялся в кабинет к Луцию. Равэн перестроил его, ведь раньше он был куда больше - размером с треть булевтерия. Не знаю, зачем он соорудил тот мраморный лабиринт, как и не знаю, откуда там появился гарроп. Да-да, это гарроп гнался за тобой вчера. Как только я вошёл к Равэну, сразу его увидел. Мерзкое тело. Луций услышал грохот, который ты описывал, и вовремя применил игологорн - чудовище убито. Мы не стали оповещать об этом на весь Харазнас, чтобы не поднимать панику, да и ты никому об этом не говори, Юлиус. Пусть это происшествие останется тайной между нами тремя. Очевидно, гарроп оказался трусливым, испугался массы народа, и забрался в те коридоры. Когда ты зашёл туда, он почуял это, стал бушевать и помчался к выходу. Уверен, столкнись он с тобой, то трухнул бы и убежал обратно в свой угол. В общем, твоя версия верна: безмозглый гарроп точно действовал по чьему-то наущению, и, конечно же, он мог передавить приличное число зевак.
- Равэн не имеет представлений, кто за этим стоял? - в воображении Юлиуса сразу возник Сайрус Шихарун, который мог прятаться на самом отдалённом балконе и посмеиваться из-под нависшего капюшона, ожидая, когда же гарроп начнёт свирепствовать на террасах.
- Луций думает, что гарроп проник в Храм в трольей шубе, а пропускающие его не отличили. Бедняге Ярго и всем остальным влетело по полной.
Хмурый Юлиус, поднимаясь по лестнице, уже подумывал, а не поделиться ли с Тадеушем своими догадками насчёт Шихаруна, но не успел он поравняться со шторой в половину стены на пролёте, как она отдёрнулась, круглый портрет Комра-Коттара отъехал в сторону, и скрюченная фигура Ольнусия не замедлила вылезти блестящей лысиной вперёд.
- Атарактор не смог прибыть лично, - выдавил ренегул, впиваясь глазами в Посох и будто не замечая его держателя.
- Здравствуй, Ольнусий, - тон Тадеуша, напротив, был приветлив. - Атарактор не смог, но для саомира ничего невозможного нет, тебе ли не знать. А я прежде саомир, чем атарактор. Пора переговорить с Нимфасемирой.
Посох перенесся в руки ренегула, и тот, хмыкнув, пополз обратно в покои королевы.
- Где мне собирать Отряд? - крикнул Юлиус, остановив ногой портрет, который чуть было не захлопнулся с заразительным высокомерием.
- Почтовым распорядителям обращаться по регламенту в письменной форме! - рявкнул Ольнусий, уверенный, что улетевший к королеве Посох его не слышит.
Его рука вцепилась в потайную дверь и грохнула ею перед самым носом Юлиуса. Кровь Вишесов сразу закипела; если бы на портрете не был изображён предок Нимфасемиры, то разозлённый Юлиус разорвал бы полотно пинком, чтобы успеть заехать сапогом по самодовольной лысине. Но и теперь всё снисходительное в Вишесе-младшем заставило его остыть.
Блуждая по дворцу, Юлиус соображал, как же проучить Ольнусия. Он знал этого ренегула только второй день, но ему уже осточертело его высокомерие и едкость, ведь всё в Катаэгольфе резко контрастировало с этой желчной персоной, а его хозяйка была простой и добродушной. Пример королевы не мог сделать лысого звездочёта таким. "Как она держит при себе таких слуг?", - злился Юлиус и обещал себе обязательно поговорить с Нимфасемирой насчёт звездочёта, если выпадет удачная минута. Ему хотелось быстрее покинуть Катаэгольф, как бы приветливо королевская чета ни относилась к Знаменосцам. Оставалось выждать какую-то пару часов, если, конечно же, совет Отряда не отложится до следующего утра. Это представилось Юлиусу вполне вероятным; после всех выходок Ольнусия он чувствовал, что тот может просто запретить любые сборы в стенах дворца, если те не угождают регламенту.
Но все эти мрачные предчувствия рассеялись, когда Юлиус встретил Конфифетфулла, хлопотавшего в маленьком саду одного из внутренних дворов. Вместе они отправились искать Знаменосцев, и разговор об Ольнусии поднялся сам собой.
- Я прекрасно тебя понимаю, - посмеивался в бороду ренегул, - меня он тоже выводит из себя. Зануда, увы. Всё ещё думает, будто мы с сестрой дети, которых надо приучать к правильному пользованию дюжиной столовых приборов. Но его нельзя прогонять. И не потому, что он саомир, знатен по роду и всё такое. Ольнусий - единственный звездочёт, который не вышел из игры и не перешёл на сторону Трувиана.
- Что? Как единственный? - Юлиус пялился на Конфифетфулла, проходя мимо дверей, ведущих в огромные залы, и забывая заглядывать туда.
- Ты знаешь кого-нибудь из звездочётов, Юлиус?
- Пфайлен, Леплин, гм, Игинвис вроде тоже им был...
Конфифетфулл, улыбаясь, скрестил руки.
- А теперь вспомни, что с ними стало. Пфайлен сидит отшельником во Дворце Невероятностей, насколько мне известно. Леплин?.. Хм, не тот ли это изменник, за поимку которого в Санкт-Артуре дают двадцать две тысячи вавр?
- Тот самый, - выдавил сквозь зубы Юлиус.
- Вот. А уж Игинвис с его стремлением получить Трезубец Хэлви, да и с побегом из Харазнаса потерял всякое доверие ренегулов. Мёртв он, в плену - это уже неважно. Мы не простили ему всё это, приговорили к казни в случае объявления. Но королева, разумеется, помиловала бы его, поэтому дело ограничилось бы законным изгнанием.
- Неужели больше нет никаких звездочётов?.. - начал Юлиус, но Конфифетфулл мотал головой.
- Я не буду долго объяснять тебе, в чём значение этого ремесла. Небо имеет свой собственный язык, буквы которого проступают ночью - они способны рассказать о том, что творится как за пару миль отсюда, так и за соседней дверью. Кроме того, в звёздных пропастях хранится прошлое, здесь же запечатлено и будущее. Сам понимаешь, какое это оружие. Настоящее, попомни мои слова. Не стрела, не копьё, а знание. Тот, кто мог выуживать знание из звёздного расклада, ценился всегда. Немудрено, что старый добрый Эдольжол был оплотом звездочётов. Раньше существовал целый цех, правда, закрытый для всяких посторонних, но он соблюдал законы справедливости. По ним звездочёты никому и никогда не прислуживали, а сами решали, рассказывать ли кому о грядущих событиях, либо пустить всё на самотёк. Но магов прогнали из Эдольжола, цех звездочётов распался, а сами они отправились побираться по миру.
Конфифетфулл и Юлиус вышли с крутой винтовой лестницы на цокольный этаж, где располагались бани; шум воды, всплески и чьи-то голоса обрадовали Юлиуса: наконец-то хоть кто-то нашёлся в этих лабиринтах. В бассейн вела тонкая дверь из мутного стекла, но ренегул не спешил её открывать.
- Я хочу договорить. Ты, генерал Эдольжола, понимаешь, что мы тут не бьём баклуши. Разведчики узнали, что Трувиан сманивает всех звездочётов. Он обещает им земли и титулы, почёт и богатства, и они охотно идут в Илвастрию. Цех восстанавливается. А ты знаешь, что будет, если большая часть беглых звездочётов примет новый цеховой устав?
- Что-то очень нехорошее, - догадался Юлиус.
- Вот именно. Каждый звездочёт, хочет он того или нет, должен подчиняться уставу. А если за цехом будет стоять Трувиан, то он продиктует свои приказы, которые и лягут в основу нового устава. И это вторая причина, почему нам нельзя отпускать от себя Ольнусия. Да, он своенравный, но он в большой опасности. Бедняге придётся выбирать между цехом и королевой Глубирета. За ним надо приглядывать, ведь никто не знает, что он предпочтёт.
- Я знаю, - хмыкнул Юлиус. - Он предпочтёт Харазнас. С местечком старейшины он не захочет расстаться в обоих случаях.
Конфифетфулл кивнул и улыбнулся, но тут его глаза выпучились, а брови гневно сдвинулись. Он вскинул ногу и ударил каблуком куда-то в угол, как из-за его сапога выбежала уродливая толстая мышь с чёрным пятном в полспины и всю морду - словно кто-то разбил над ней чернильницу. Ренегул шибко перевалился на бок и хотел снова топнуть тяжёлой ногой, но мышь уже скрылась на лестнице. Юлиуса же это зрелище позабавило, и он не мог перестать смеяться.
- Вот уродина, - поёжился Конфифетфулл, осматривая подошвы сапог. - Никогда не видел таких мышей. Какого милекана она тут делала?
- Хотела помыться, - Юлиус открыл дверь в бани. - Ого, ради такого дела я бы тоже специально в грязи вымазался.
Ренегул решил выглянуть на лестницу, не желая так просто расставаться с мышью, а Юлиус тем временем осматривал огромное помещение. Его своды были затемнены и декорированы под тёмно-голубое небо с засыпающими облаками и молодыми звёздами, а стены, напротив, сверкали золотой обивкой. Большие и совсем малые, на них громоздились изящные лебединые головы с округлыми золотыми листьями на макушках; из вертящихся клювов в бассейн падали столбы воды. Миниатюрные бортики подводили к дверям в сами бани, остальное же пространство заполняла вода. Сейчас в ней сидели Дондолин и Бес, что-то бубня и стуча по воде кулаками, а неподалёку от них, под самым большим краном, распушила крылья Аминель, не смущаясь двух мужчин, но встав к ним спиной. Юлиус, появление которого никто не заметил, удивился при виде Танатуса: он думал, что Бес до сих пор в холодной галерее вместе с Ринитель, Гэбриелом и Сиц.
- Что ты тут затеял, Ондейрут, раз Танатус промчался незамеченным через весь Катаэгольф? Обычно такая скорость развивается у него в те места, где попахивает выгодой, - улыбался Юлиус, присев на бортике, но Беса не конфузил ни ребром поставленный вопрос, ни одобрительный смех Аминель; он поднёс палец к губам, грозно требуя тишины.
- Не мешайте гному думать, - прошипел он. - Хотя... Юлиус! Трижды я милекан, ты должен помнить то заклинание, которым мы превратили брусничный морс в пиво дома у старухи Титч. Пожалуйста, скажи, что ты его помнишь.
- Целый бассейн ничейной воды, - рассмеялся Юлиус, хоть лицо Танатуса и было жалобным.
- О, жуки-поскребыши! Убей, не помню, - хлопал по лбу гном, и Бес окончательно расстался со своей мечтой наплаваться и захлебнуться в озере пива.
Вошедший Конфифетфулл выудил всех пловцов, и после того как заговоренные махровые полотенца сделали своё дело, пятёрка отправилась вдоль этажа. Танатус Бес с радостью избавился от дурацкого наряда гостелова; напротив зеркал он щеголял в сиреневом длиннополом мундире с тонкими серебряными полосами. Отверстия для крыльев сами собой зашили волшебные иглы, без которых гардероб был бы бесполезен. Этот мундир ещё неделю назад принадлежал главному дранщику, но того за какую-то кражу из дворца отконвоировали на суд в Лейос, и Бес, приметив мундир среди остальных нарядов, решил, что нельзя его списывать так просто. Ондейрут, завидуя Бесу, оставил свою старую рубаху, скроенную из мешка, и долго рылся в гардеробе, но не нашёл ничего лучше чёрного пажеского костюма с белым воротником, сшитого на толстого ребёнка. Поверх него Дондолин еле-еле натянул сбрую со всем оружием, и Аминель с Бесом зычно расхохотались.
- Про шапку с помпоном не забудь, - подтрунивал Бес над агрессивным пажом, и гном бубнил в бороду ругательства, вертя в руках детскую бархатную шапочку и раздумывая, стоит ли её надевать.
Конфифетфулл, проведя остальных через сеть запутанных коридоров с круглыми решетчатыми дверьми, велел идти в библиотеку и объяснил дорогу, а сам вылетел наружу через первое открытое окно. Так Юлиуса избавили от беготни по дворцу, и он был чрезмерно благодарен ренегулу, который решил сам отыскать всех Знаменосцев с помощью окон. Первый этаж заканчивался двумя потайными лазами, ведущими на крутую лестницу; она была выбита на большом пальце одной из менесковых ладоней. Оказавшись там, Юлиус понял, что это обратная сторона дворца; клубок башен нависал позади, а где-то внизу, окружённая красными каменными перстами, в травяной идиллии лежала белая базилика. Юлиус побежал по лестнице, но Бес и Дондолин не разделяли его энтузиазма и семенили по ступеням осторожно, проклиная и высоту, и отсутствие намёков на перилла. На всякий случай Аминель красиво парила над пропастью, не сводя глаз с лестницы.
Позади Катаэгольфа, в пространстве между самим дворцом и последней коралловой рукой, два мощных пальца которой поддерживали башни, зеленела прямоугольная лужайка. Посреди неё, в окружении пиний, и стояла базилика, где находилась знаменитая библиотека Гулдалена и его наследников. К строению подводила вымощенная белыми кирпичами тропа, по её бокам змеились клумбы-вазы с маленькими незабудками. На высокой траве ничего не росло, а сама она, сочная под светом солнца и мягкая, так и манила пройтись по ней босиком. Трое Знаменосцев и Бес решили не стоять снаружи здания, а зайти внутрь - массивные пятнадцатифутовые врата из фиолетово-красного альмандина были приотворены, сквозь прореху струился ярко-синий свет, что исходил от огромного круглого азурита. В каждом из трёх нефов базилики, разделяемых двумя рядами колонн, на цепях висели такие круглые камни, сравнимые скорее с синими лунами, чем с обычными фонарями. Под крышей среднего нефа кривились окна ромбической формы; через них солнечный свет мог смешиваться со светом азурита, отчего зал наполняли воздушные оранжево-синие столбы. Их вольно раскидывало по всем трём нефам, благодаря тому что полом внутри базилики являлись громадные зеркала, и это чудесно делало безоконные залы сверкающими от лучей полуденного солнца. Да, восхищаться было чем, но Юлиус и все остальные, как только вошли, застыли в полном непонимании. Помещение было огромным и совершенно пустым. Не было ничего, что указывало бы на размещение здесь библиотеки.
- Может, где-то есть ещё одно здание, а мы ошиблись, - предположила Аминель, но Юлиус помотал головой: с лестницы он прекрасно видел, что за базиликой сгибаются три исполинских пальца, а за ними нет ничего кроме голой бесконечной пустоши с угрюмыми мшистыми валунами.
Дондолин предложил осмотреться, и Танатус, шедший впереди всех, сделал важную находку в среднем нефе. Прямо под нависающим азуритом, в уснувшей волне синего сияния, стояла хрустальная ротонда, похожая на небольшую веранду. Её купол, стеклянный и усеянный вырезанными звёздами, медленно вращался - золотые двойники этих звёзд рассыпались вокруг, как только солнце падало на синеву стекла. На сапфировом кольце, основании ротонды, громоздилась сомкнутая в круг мозаика из правильной кладки хрустальных ромбов. Мозаика не двигалась, но её разноцветные элементы сложились в живое изображение: это был стройный олень, который на фоне зарослей вложил своё копыто в руку охотника-ренегула.
- Согласие, - прошептал Юлиус и поднялся в ротонду по маленькой лесенке, сложенной на сапфире из прозрачных ромбов.
- Не рискуй, - пыхнул Дондолин, но Юлиус знал, что здесь опасаться нечего.
Он осторожно потянул тонкие створки, и те плавно раскрылись с приятным звоном. Внутри было прохладно, вместо пола тихо журчала вода. Она обрызгивала бледный постамент, на котором громоздился коричневый ящик с дверцей на позолоченной цепочке. Но самое интересное стояло на ящике. Это был гранитный бюст, выбитый вперекор всем законам ваятелей. Скульптура лысого старика с сухим лицом, исполосованным морщинами, обвисшим носом и приоткрытым ртом, откуда со свистом выходил холодный воздух. Из-под его кривых плеч торчали две ноги, где на каждой было по одному мизинцу, а вместо глаз в разные стороны растянулись две подзорные трубы. Юлиус повидал много скульптур, но такую чудную он точно не увидел бы в Эдольжоле. Он был уверен, что это звено фонтана, и вот-вот из сипящего рта польётся вода. Юлиус прошёл на хрустальный квадрат возле постамента, но тут скульптура пошевелила рваными ушами и всхрапнула, и он от такой неожиданности отпрыгнул и врезал ногой по воде. С плеском волны окатили и ящик, и стены.
- Кто здесь? - гневно скрипнул старческий голос, и две каменные подзорные трубы, раскрывшись во всю длину, прямо уставились в лицо Юлиусу.
Он приподнял руки, опасаясь, как бы глазища не дали залп, и не знал, как ответить.
- Мы гости королевы, - постарался спокойно сказать Юлиус, и такой ответ устроил изваяние: вылепленные губы, совершенно не симметричные, не то улыбнулись, не то вздёрнулись, чтобы приподнять нависший нос.
- Книжных дел мастер к вашим услугам, - беззлобно проговорила скульптура.
- Значит, это правда библиотека, - над плечом Юлиуса во все стороны таращилась голова Беса. - А где же сами книги?
- В хранилище на другом конце Дали, где море полощет чёрные камни, а ночь держит в рабах утро, день и вечер, - певуче ответил скрипящий голос и добавил:
- Или ты думаешь, гость, что все тома Гулдалена и иные, собранные его потомками, поместятся в этих стенах? Полагать так - унижать мудрейших. Если и есть в мире зал, куда втиснулась бы сотня титанов, то это тот, где хранятся все издания мира.
- А вы тогда кто, почтеннейший? - вежливо осведомился Танатус, и это польстило скульптуре.
- Хранитель, смотритель, книг накопитель. Роган имя моё. Назначен хозяйствовать королём Гулдаленом, продолжаю делать это и после смерти. Через расстояния за томами гляжу, пришедших сужу, любую книгу вам покажу.
- Неужели любую? - Юлиус всматривался в хранителя с нескрываемым восхищением.
- Всякую, которую прочитали по свету дюжину и один раз.
- А с собой дадите?
- Охотно, только ты должен оставить взамен вещь.
Юлиус похлопал по пустым карманам, и окуляры подзорных труб сощурились.
- Не беда, Юлиус, - Танатус протягивал ему короткий нож для разделки рыбы. - Возьми. Привык таскать такие в карманах, да и в других местах, которые обычно не обыскивают. Мало ли что. Помнишь, как Гидранта нас с одними палками выставила против энфилдов. Вот. Хе, это сумасбродство, но с тех пор без таких штук никуда не хожу.
- Спасибо, Танатус, - обрадовался Юлиус, и цепочка сама соскочила с двери ящика.
- Положи залог внутрь, - велел Роган.
Юлиус оставил нож на лайковой подстилке и закрыл ящик.
- Скажи, какая книга тебе нужна, и я скажу, кто ты.
- Ты уже решил, что тебе надо? - поинтересовался Бес.
- Да. Авелио Мон-де-Хотеп. "Имперсис".
Танатус присвистнул, а Роган нахмурил подзорные трубы. Его каменная шея дрожала от сдавленного кашля. По разрешению хранителя Юлиус открыл ящик и, окончательно поверив в уникальность библиотеки, взял с подстилки новейший экземпляр "Имперсиса" - молочно-бежевый в ярком жёлтом переплёте.
- Ты страшный человек, гость, - задумчиво заключил Роган.
- Вовсе нет. Просто я хочу прочитать эту книгу...
- ...чтобы знать, почему она самая популярная в Илвастрии, - закончил за него Бес. - Юлиус! Эта книга стоит в Слипволкере на самом видном месте. Сколько раз я советовал Андреасу выкинуть её к милеканской бабушке, но он писал элегии в честь "Имперсиса". Я думал, все дети Вишесов до дыр её затерли.
- Да, я действительно не читал её, и не надо глумиться над этим, - отчеканил Юлиус, пока Танатус смеялся в его ухо.
Только один Роган, казалось, не слышал этот ехидный смех, разнесшийся по всей базилике. Его подзорные трубы глядели куда-то в воду, а губы что-то лепетали.
-...к милеканской бабушке? Не надо так с книгой. Какая никакая, она - дочь своей матери, сын своего отца. Сколько бы зла ни причиняла книга, она - сокровище, одно, цены которому нет. Бесценна жизнь, бесценна и мысль...
В первом нефе грохнул гвалт удивлённых голосов: пришедшие Знаменосцы и все гости не понимали, где же стеллажи и шкафы, и Нимфасемира с гордостью показывала на ротонду вдалеке, объясняя её магию. Она несла с собой Посох Стихий, который сгибал обруч в улыбающемся полумесяце, но Ольнусию было не до улыбок.
- Обращаться к хранителю Великовместимой Вседержавной Библиотеки Глубирета и Бохии только с письменного дозволения королевы! - орал ренегул, и даже тяжёлые полы его тёмно-голубого звездчатого паллия не помешали ему прибежать к ротонде быстрее остальных и прогнать из неё Танатуса и Юлиуса. Последний же спрятал "Имперсис" за спиной и с глупым выражением лица пожал плечами перед взбешенным ренегулом.
- Сделаем исключение, Ольнусий, - махнул ему Конфифетфулл, - тем более сама королева, как видишь, никакого письменного дозволения не несёт.
- Я никогда не умел драться, - говорил Роган, и Дрэго вскрикнула от самого вида хранителя и оттого, что ЭТО может разговаривать. - Но если ко мне зайдёт какой проходимец, то врежу, мало не покажется.
Все столпились возле ротонды, с любопытством поглядывая внутрь, но на лесенку вступить никто не осмелился - около неё, поджав руки, притаптывал ногой Ольнусий. Пока Нимфасемира рассказывала про Рогана, его верную службу и магию, которая по воле хранителя настигла его останки после смерти, Юлиус отыскал Сицилию и обрадовался её предусмотрительности. Она захватила с собой чёрный мешок Равэна, где можно было спрятать "Имперсис", возможно, догадываясь, что после этого собрания Знаменосцы немедля отправятся в дорогу. Юлиус тихо попросил сестру убрать книгу, и при виде названия Сиц испуганно взглянула ему в глаза, но просьбу исполнила. Никаких вопросов Юлиус задавать не стал, но ему до сих пор было непонятно, почему все вот так реагируют на творение Мон-де-Хотепа, и это лишний раз подстёгнуло его интерес к "Имперсису".
- Добрый день, Роган, - поздоровался обруч, и перекошенные ноги почесали обвисший нос.
- Ба, Тадди. Что с тобой приключилось на этот раз? Кто превратил тебя в насест для попугая?
Проскрипевшая реплика повеселила молодёжь, и Тадеуш обрисовал свою способность общаться через Посох Стихий и скульптуре, и тем, кто всё ещё гадал, откуда доносится его голос.
- Вот это совсем не понимаю, - сокрушилась паническим шёпотом Дрэго, и персональное объяснение Хеалинта, а затем и Сидвала ей всё равно не помогло. Странник же хмыкнул и во всеуслышание пообещал как-нибудь поговорить с Дрэго через Клинок Деосса, и та отшатнулась и дала понять - не надо ей таких сюрпризов.
Нимфасемира поставила Посох на первой стеклянной ступени, и Юлиус с неясным волнением догадался: сейчас начнётся самое главное. Тадеуш громко заговорил, заставляя всякий шёпот стихнуть и все головы обернуться в сторону обруча.
- Отряд Знаменосцев - в неполном составе, Аврус Карацер, герцог Ван-Шиба, Танатус Бес, Сидвал Литон, Дрэголина Хоуп-Конорр и Хеалинт, подданный Дунмара. Я извиняюсь перед вами, хм, за свой внешний вид, но уж лучше так, чем переносить нашу встречу на другой день. И не поздравляйте меня, прошу, - король словно видел, что Цибурий открыл рот ради торжественной речи, - я уже сыт этим. Сегодня вас с горем пополам собрали в Катаэгольфе, у наших верных друзей-ренегулов, не ради обычного совета, где решились бы судьбы многих. Перед тем как я скажу всё, касающееся нашего Отряда, вы станете свидетелями редкого зрелища. Не каждый день, поверьте, удаётся увидеть гримуар Гулдалена.
Слушатели переглянулись, и Ольнусий не выпалил ничего против такого заявления, хотя Юлиус ожидал, что без строгого письменного разрешения гримуар кому попало не покажут.
- Но прежде надо с чего-то начать. Перед вчерашним Советом старейшин я заключил два уговора с двумя особами, которые сейчас здесь, рядом с Посохом Стихий. Условия были просты и легко приемлемы: рассказать мне первому обо всех догадках, которые пришли бы в их разумные головы на высоте булевтерия. Да-да, эти двое вчера присутствовали там. Вы спросите, о чём же эти догадки. Обо всём, что касалось Трувиана-Дезиолена и Веколимперского копья. Признаться, я и не предполагал, что о последнем зайдёт речь; если бы не Симфейрут, мы бы так и не услышали историю этого странного артефакта. Но я знал о средстве, с помощью которого можно найти след потерянной вещи. Именно об этом умолчал один из них, и вы его прекрасно знаете.
- Теперь-то можно говорить? - буркнул Ольнусий, и многие, заворожённые тайной об этих сообщниках, разочаровались в раскрытии первого.
- Подожди пока. Всё-таки твои сведения важнее тех, которые утаил Юлиус. Начнём по возрастающей.
Головы повернулись к Юлиусу, и Тадеуш попросил его повторить всё, что было сказано Посоху Стихий в особняке Титч.
- Ну... Когда мы возвращались на "Себастиане" из Тернилла, я говорил с Грайленом о его отце, ведь он мне встретился на Тракте Искушения... Пфайлен передал своему сыну Веколимперское копьё, перед тем как скрыться во Дворце Невероятностей. Передал вместе с какой-то легендой: будто копьём можно победить врага, взяв все его силы себе. Но Грайлен ничего не знал, он так и не расшифровал надписи на чёрном дереве. И ещё кое-что. Когда Грайлена убили, копьё украли беркуты прямо из его отсечённой руки. Гэбриел, ты же видел это?
- Ещё бы. Никогда не забуду, - вставил Томпсон. - Эти беркуты тогда такого страху нагнали! Жаль, не успел их перестрелять - руки были заняты милеканами.
Известия Юлиуса привели кого-то в задумчивость, а кого-то в шок, но никто не понимал, к чему весь этот разговор о копье. При упоминании о Грайлене Ондейрут смачно высморкнул и заявил, что ни к чему ворошить колючие кусты прошлого, и Аминель его сочувственно поддержала.
- Да подождите вы! - бросил Нафлен тем, кто стал вспоминать Грайлена добрыми словами. - Украли беркуты? Беркуты Храма Великих?!
- Именно, - вылетело из обруча, и Юлиус был уверен, что настоящий Тадеуш просиял от этой смекалки. - И это ещё одна причина, почему мы собрались не в булевтерии и даже не на острове Харазнас. Да, я не доверяю Храму Великих. И помогу Луцию в поимке соглядатаев Трувиана. Вместе мы упрячем их в тюрьмы и на каторги.
- Лучше бы кто-нибудь помог мне упрятать Луция, - съязвил Ольнусий и остался доволен своими словами, хоть Тадеуш и упрекнул его.
- Что ж, таинственное и пропавшее Веколимперское копьё, - король продолжал тянуть нить. - Кто-то из вас слышал с террас те восхваления, какими Симфейрут его награждал. Скажу честно, я был потрясен наличием алтаря копья. Обычно такие алтари возводятся для крайне сильных артефактов. Вдумайтесь. Что значит "забрать чью-то мощь на себя"? Не для этого ли эловинар Шихарун покушался на жизнь Гулдалена? Я говорил на Совете старейшин, что Трувиан из человека стал демоном. Теперь же, на совете Отряда Знаменосцев, скажу: Веколимперское копьё возвратит Трувиана в человеческое состояние!
- Грамотно, ей-ей! - отозвался Роган, и Знаменосцы приглушенно забубнили, но никто не замечал, как лицо Странника пламенеет и морщится.
Он протолкался вперёд и тряхнул косами бороды.
- То есть артефакт кентавра вернёт Ориона?! Убьёт демона и выпустит моего брата?!
Юлиус испугался этой резкости. Он никогда не видел Станислава таким: скорченным, взмыленным и нетерпеливым. Вся его выправка и самоконтроль исчезли из-за догадки - ясной, как полдень в Катаэгии. Требуя объяснений, Странник тяжело дышал и не понимал, почему все вокруг боязливо молчат - словно немую команду дал Посох Стихий. Но выжданный ответ он всё-таки получил.
- Ориона Карацера ничто не вернёт, - к нему подошла Нимфасемира и положила руку на дрогнувшее плечо. - Он мёртв.
Ласковый голос малевал бледную тень ужаса на суровом напряжённом лице. Глаза Станислава расширились, а горло хрипнуло, выбрасывая долгожданные слова - последнюю и шаткую надежду на то, что увещевание ренегулки окажется неправдой.
- Как... Как?.. Ведь Трезубец сделал из моего брата чудовище. Дух Трувиана наполнил этого убогого рассудком. Забрать всё демонское копьём - избавить Ориона от оков чёрной магии!..
- Аврус, - Нимфасемира нежно провела белой ладонью по его заросшей щеке. - Разве ты не помнишь, что объявили старейшины после того несчастного случая? Я была тогда совсем мала, но мой добрый отец, друг твоей семьи, столько раз мне об этом рассказывал. Ты, Верховный старейшина Харазнаса, не согласился с другими, которые заявили о смерти Ориона Карацера. Ты не слушал их, но они доказали его гибель. Ясно доказали всем.
Странник, раскрыв рот, медленно мотал головой. Юлиус с трудом представлял, что чувствует человек, столько лет веривший в возможность спасти своего брата. Но вера постыдно рушилась из-за пары фраз, и теперь Станислава одолевала скорбная пустота, хотя он вместе со всеми нервно ждал доказательства смерти Ориона. Эта трагедия заставила Юлиуса думать о своей семье. Если бы Кассандр не переметнулся к Карателям, то, конечно же, ему было бы интересно, где он теперь. Юлиус сделал бы всё возможное, чтобы помочь брату, как и помочь Нарвелл. Мысли о Нарвелл вернули его на землю; из клада воспоминаний выросли борт корабля под горгульей, Леплин с Копьём Эона и эльфийка, которую останавливали руки Кассандра. Тогда жизнь Юлиусу спас Станислав...
В это время Нимфасемира взяла у Ван-Шибы Посох Огня и внимательно осмотрела стеклянное навершие. Когда её тонкий палец стукнул по стеклу, внутри сферы выпорхнуло пламя; оно густыми клубами закипело напротив лица ренегулки, чтобы его пылевидная струя просочилась сквозь стенку. Из этой струи медленно вырос маленький огненный шар. Облетев пару раз вокруг своей матери-сферы, он остановился возле жадных глаз Странника. Цибурий, обо всём догадавшись, с досадой хлопнул по запястью: он надеялся, что доказательства королевы не уверят в смерти великого дерегруна и Верховного старейшины. Но убедительней этого ничего не могло быть. Шар стал пестреть разными цветами: раскалённый янтарь сменялся то чернотой, то белизной. Позавчера Юлиус и остальные Знаменосцы видели, как такой же шар летал над трупом Улпирса, определяя, отчего умер гоблин.
- Но тела не было! - не брал в толк Станислав. - Что они изучали этой головешкой, трижды я милекан?! Чёртово создание унеслось к чертям на Север! У старейшин не было никакой возможности проверить порабощённое тело моего брата магией огня!
- Да, это так, - Нимфасемира положила мерцающий шар на ладонь. - Но вспомни, что забыл в разрушенном булевтерии твой брат. Став чудовищем, он выронил Трезубец Хэлви. Я не буду рассказывать о связи, какая была между Орионом и Трезубцем. Они дополняли друг друга, тебе ли не знать. Перед тем как Трезубец отдали Дилару Пракото, его испытали магией огня. Она показала ясно - Орион мёртв, а его душа отошла. Есть только тело демона. Если забрать его силы, останется человек... Но не Орион Карацер, а Трувиан Тахт. Неизвестно как, но труп храброго старейшины растворила в себе демоническая магия. Мёртвая плоть твоего брата, Аврус, стала живой плотью Трувиана.
Шар затянулся молочно-белой пеленой, замерз в комок снега и скорее испарился, чем растаял, не оставив воды на руке королевы. Но в эту минуту точно растаяло одно - попытки Странника сопротивляться правде. Он развернулся ко всем сгорбленной спиной и не протестовал, а только поматывал головой, сомкнув руки у подбородка. Юлиусу казалось, что плечи Станислава подрагивают; он хотел подойти и утешить его, но молчание было лучшим утешением сейчас. Истина, которую Юлиус усвоил навсегда. Этому научил его сам Странник, когда выкрал Юлиуса из лап убийцы Жуженя. Все супились, переглядывались, молчали и следили за фигурой дерегруна, которая, будто желая избавиться от давящей тяжести, переминалась с ноги на ногу.
Странник, разумеется, не рыдал, но его сиплое дыхание учащалось с каждым притопом грузных сапог. Наконец, он нагнул голову и медленно пошёл в сторону выхода из базилики; свет азуритов переливался на его плаще, но камни не могли сменить игру синевы на траурный драп. Где-то на полпути Станислав обернулся и устало проговорил:
- Дрэго... Я пойду подышать...
Дрэго, в глазах которой застыли слёзы, была нужна Страннику. Она, не раздумывая, побежала и обняла его, и вместе они вышли на воздух. За ними, махнув остальным, отправился Литон, но Хеалинт, искренне жалевший Станислава, остался - кому-то надо было всё дослушать. Знаменосцы, хмурые и утратившие всякий азарт от рассказов о копье, проводили Сидвала соболезнующими взглядами и попросили Посох продолжать. Но Тадеуш помрачнел не меньше.
- Дадим слово Ольнусию. Ему есть, что сказать.
- Да! - звездочёт, казалось, гордился приступом своей гордости. - Моя очередь. Итак, я понимаю, вам это копьё нужно позарез. Ну конечно же, кто ещё застопорит бедного демона! Ха. Изящный ход - вернуть Трувиану Тахту его слабую расу. А потом казнить? Человека четвертовать проще, чем демона? Ха-ха. Сегодня здесь много громких заявлений. Настал и мой черёд для них. Я не сказал о том старейшине-эльфу, но я знаю, как найти Веколимперское копьё! Узнать его точное местонахождение. Вам останется лишь пойти туда и взять!
- По звёздам что ли? - промычал Ондейрут.
- Нет! Не по звёздам! Магия на одних звёздах не зациклилась! - крикнул Ольнусий и гневно бухнул ногу на первую стеклянную ступень, и та чудом не проломилась.
Он, что-то ворча себе под нос, поднялся в ротонду и полушёпотом заговорил с Роганом. Очевидно, он не хотел, чтобы все слышали, какую книгу ренегул просит у хранителя, и это возродило прежнюю интригу - Юлиус, несмотря на горечь, которая застряла в его горле после ухода Станислава, чувствовал приятное волнение, ведь с минуты на минуту он мог увидеть сам гримуар Гулдалена. Ольнусий специально долго возился около ящика, плотно загородив створки крыльями, но ожидание себя оправдало. Когда он возвращался обратно, из-за его спины вылетел тонкий, но длинный стеклянный поднос; на нём из стороны в сторону плавно разъезжала шкатулка из такого же стекла. Оно, с её двух сторон вогнутое, а с других двух - выпуклое, мешало толком разглядеть, что же лежало внутри, но сразу было понятно - эта вещь тускла и потрёпана. И поднос, и шкатулка остановились перед ренегулом, и он, немного потянув, прощёлкал пальцами по краям крышки. Одновременно и медленно, как лепестки, раскрылись восемь узких треугольников, и все, кто наблюдал за этим, ахнули. Но из шкатулки выпорхнул один единственный лист. Он стал перелетать от одного носа к другому, специально выставляя себя напоказ.
- Это весь гримуар? - не мог не спросить Бес.
- Нет! - Ольнусий тряхнул рукой, отчего серый лист ускорил облёт. - Это подтверждение того, что гримуар здесь. Вас никто не обманывает. Уставы велят предъявить наличие гримуара перед его чтением.
- Вы собираетесь читать гримуар, не вытаскивая его? - Юлиус нашёл повод, чтобы выставить ренегула дураком, но тот так и не снизошёл к ответу. За него говорила сама королева:
- Дело в том, что гримуар никогда не вынимают. В этом стекле он под защитой убийственных чар. Кто попытается его достать, сразу погибнет. Да, жестоко, но у Гулдалена не было иного выхода. Когда-то гримуар благодаря его великодушию был доступен каждому, пересекающему порог Катаэгольфа. Он лежал в этой ротонде и учил секретам древних эпох, какие удалось разгадать Гулдалену. Но однажды гримуар пропал. Его кто-то выкрал, а затем вернул пару дней спустя. Неизвестно, что делали с книгой, но Гулдален был в ярости и навсегда упрятал своё детище в эту шкатулку.
- А я решительно против такого заточения, - заявил Конфифетфулл. - И снова это скажу: из-за дюжих пластов магии гримуар иссох. Они его разъедают, как сера. Книгу книг, цельную, в переплёте, сколько времени никто не видел! Думаю, мало что от неё осталось. Пора бы уж вытащить; посмотрите по сторонам, сейчас Катаэгольф надежно охраняется, сюда посторонние если и войдут, то уже не выйдут, верно, Роган?
- Пусть подступят поближе, я-то их угощу!
Но гримуар так и не вынули. Его лист, судя по всему - один из первых, где Гулдален перечислил все свои титулы и где не было никаких ценных сведений, хранился на особых креплениях под крышкой. От самой книги его отделяла толстая стеклянная вставка. Этот лист разглядывали Знаменосцы, но они не понимали вычурное письмо, которое разбивалось на два столба кровавыми чернилами. Когда жалкая часть от гримуара застыла напротив Юлиуса, в его голове прозвенела колокольная трель: он был уверен, что где-то видел похожую разметку страниц, не такую красочную, но запечатлённую в угольной черноте. Неожиданно он понял, что было подобием оригинала. Не успел он об этом подумать, как Сицилия кашлянула рядом, пару раз стукнув по чёрному мешку. Она первая догадалась: те полупрозрачные листы, которые Юлиусу дал Равэн, были копией гримуара.
- Не может быть, - выдохнул Юлиус, глядя эльфийке в глаза.
- Один в один. Единственное различие - твои листы чёрные, а этот - разноцветный. Послушай, Юлиус, как-то не верится, что копии такой книги вольны ходить от одного к другому...
- У Верховного старейшины наверняка есть экземпляры всех недоступных книг, - предположил шёпотом Юлиус, и Сиц, видимо, согласилась.
Тем временем драгоценный лист закончил свой облёт и вернулся в шкатулку, после чего та закрылась и улетела обратно в ротонду. Там она исчезла внутри ящика, и Знаменосцы не знали, что ответить друг другу на очевидный вопрос и пожимали плечами. Юлиус изнывал от непонимания: как же звездочёт собирался читать гримуар, если теперь тот был в тайном хранилище?
- Спокойно, господа, - Ольнусий получал удовольствие от всеобщего удивления, - вам сейчас всё объяснят. Ваша очередь, хранитель.
- Начнём с того, что я знаю гримуар наизусть, - разъяснял Роган. - Ещё бы! Какие дела вы бы приказали мне производить здесь за полвека? Только заботиться о библиотеке - охранять, подсчитывать. Времени у меня было предостаточно. Во-вторых, когда королевой разрешено чтение гримуара, то оно происходит здесь и из моих уст, ибо книгу книг доставать нельзя. Стало быть, благороднейшие, я сам прочитаю вам кое-что из гримуара по своей каменной памяти. Хм, как понимаю, вам нужно отыскать пропавшую вещь. Велемудрый Гулдален учит кое-чему подобному.
Знаменосцы, дружно шагнув ближе, приготовились слушать. Подзорные трубы Рогана закрутились, как-то умудряясь не стукать друг о друга, и, в конце концов, расползлись по горизонтали. Сам хранитель заговорил не скрипучим, а низким и приятным голосом; Нимфасемира обернулась к Юлиусу и прошептала, что всякий раз, как она слышит такое чтение гримуара, бас легендарного короля рисует перед ней чудные картины, не хуже известных художников Глубирета.
- "Второго фарруэля-летнего года йоттской омелы по исчислению Дали, в четвертый год после пятой тысячи Эры Кадавра, по прошествии дважды двойки со времени сооружения Храма Великих, мною было сделано предприятие не столь великое, сколь полезное и для потомков, и для последователей. Почему не называю свою заслугу великой? Нет, не из-за скромности, хотя таковая в избытке. А потому что повёл я себя в этом деле, как настоящий разбойник, палач и чернейший маг. Могу на добрую главу расписывать щедрые оскорбления в свой королевский адрес. Я знал, что буду обзывать себя сам и именно так, но это не остановило меня перед вероятностью обрести прозвание "Всеведущий". Выковать цепь всезнания и самолично повесить на свою шею. Но оставим эти сравнения, ведь история моя так и просится на вдумчивый пересказ. Не знаю, известно ли моему читателю, кто такие локапалы, поэтому я расскажу об этих существах первым делом, чем саркастично и без кубка помяну их погибшую свободу. Сыздавна, задолго до нынешней Эры, когда в Даль с Востока только сходились первые фратрии ренегулов, в Бохии проживали четверо чудодеев - они держали знания обо всех проявлениях ведовства в своих лапах. Именно, в лапах, а не руках. Они были зверьми, отпрысками благородства лесов, неприступности гор и раздолья пенистых рек, впадающих в рычащее море. Имён они не имели, принадлежали к разным родам, но объединяла четвёрку способность творить чудеса. Её они открыли в себе в разное время, а затем, сойдясь с четырёх сторон света, признали друг друга и поклялись раз в семь лет собираться посреди моря и делиться развитым мастерством. Первым из них был лев. Природа наделила его силами всех подвижных тварей: он умел и летать, и плавать, и бегать с ветром наперегонки, и рыть траншеи, как великан-крот. Из его пасти выносились любые звуки; они дурачили китов и дельфинов в дни сватовства, приманивали случайных охотников красотой соловьиных распевов, доводили до отчаяния моряков бурлением чудовищной глотки. Лев знал все языки мира, его глаза ежеминутно менялись в цвете, а в гриве боялись плести гнезда всякие лесные паразиты - так этот зверь был грозен. Говорили, будто на одном его клыку встретили свою смерть две сотни триер безызвестных заморских колонизаторов. Вторым был орёл. Настолько дальнозоркий, что с высоты в шесть тысяч футов он видел, сколько капель росы выпивала цикада на двухсотфутовой глубине ущелья. Ему не был страшен ни поднебесный холод ночи, ни зажаривающий зной дня. Без пищи и отдыха он мог рассекать облака годами напролет, высматривая, что же творится в каждом уголке мира. Говорили, он совершил несчетное число облётов над Континентом, но на короткий сон всегда возвращался в уединённую Бохскую Даль. Третьим был бык. Медлительный и любитель поспать. Но он имел такие рога, какие в поединке не оставляли шансов ни троллям, ни гарропам, ни самим титанам. Бык родился где-то в далёких пустынях Востока. Однажды его заметил кто-то из брошенного туда демонского легиона. Попытка поймать гневного зверя привела этот легион к несомненному распотрошению. Неизвестно, как бык оказался в Дали, но, поговаривали, что единственная дорога через Восточный Валокур, какой позднее пришли разные племена, была проложена свирепством его рогов. Четвёртым был птицечеловек. Не буду называть его предренегулом, хотя есть все основания. Его крылья соткал из растёртой хвои и легкого водосбора сам лунный свет; он, возможно, дал этому смельчаку голову белого ибиса, когда тот потерял свою собственную. Птицечеловек обладал уникальной мудростью, он первым стал обучать обыкновенное зверьё языкам разных племён. Помогал он и самим племенам, наставляя вождей в делах охоты, строительства и добычи металлов. Но эрклинги его недолюбливали и решили однажды убить, разом выпалив из сотен стреловыдувных трубок. Они были уверены в успехе, ибо вылили на свои дротики добрый модий яда. Но птицеголовый обманул их, явив вместо себя дымчатую иллюзию, отчего стрелы пролетели сквозь дым и повалили самих эрклингов. Но вовсе не в предвидении и не в магической изобретательности состояла главная сила птицечеловека. Владел он чудесным голосом; благодаря нему ночью раскрывались лотосы, а посевы восходили раньше сроков. Пением он и вылечивал, и, если было нужно, нагонял хворь. Задабривал тучи, останавливал оползни, лавины и камнепады, утихомиривал воду. Говорили, что в одном поселении, где кроме ловли не было иных способов пропитания, рыба ну никак не хотела идти в неводы, тогда пришёл птицечеловек, выдохнул песню, и вся рыба в трёх реках всплыла кверху брюхом.
Так жили звери порознь, но, как я уже обмолвился, раз в семь лет они встречались точно в середине Дали. Каждый шёл туда из своих краёв, где у них было по развесистому шатру, но никаких срубов или теремов. Вместе они, блюстители порядков своей стороны света, составляли живую карту о четырёх концах, крестообразный флюгер, который мог указать на любую точку Дали по воле четверки. Вот тут-то я и подошёл к сути. Впервые собравшись вместе, они обнаружили, что общая магия четырёх способна уведомить их о любой вещи Бохии: о непроросшем зерне, о срубленном облепиховом дереве, об увядшей петунье, о прокаженной свинье, об эрклинге-убийце, о строительстве первого ренегульего замка - обо всём, что они пожелают знать, оставаясь на своём месте, но лицами друг к другу. Им достаточно было впасть в транс, и лапа об лапу их тени настигали нужный объект. Как только они просыпались, им было известно всё. Тогда же, на первом их Сходе, звери прозвали себя локапалами.
Каждые семь лет магия всевидения и всезнания совершенствовалась ими. Ровно минуту им требовалось на то, чтобы в волшебной дремоте узнать всё о событии, которое их интересовало, о вещи, какой бы величины она ни была, о персоне. Так они раскрыли заговоры внутри кое-каких племён, и после Сходов бык лично наказывал интриганов. Когда в Бохии объявлялись кладоискатели, лев подслушивал, какой именно клад они ищут, и на Сходе четвёрка узнавала, где он на самом деле, и перепрятывала его, ибо все драгоценности растлевают чуткость и сострадание. Если по побережью гремели войны, то локапалами обнаруживались места с забытыми ранеными, и птицечеловек собирал их и пел свои целебные песни. Словом, на Сходах происходило удивительное. Стоило четвёрке захотеть отыскать пропавших детей, как тут же в трансе они видели пару-другую малюток, отбитых от родных очагов вражьими ордами. Тогда орёл немедленно отправлялся в путь, вызволял несчастных и возвращал крестьянам-родителям. И так происходило каждое семилетие.
Сколько же веков локапалы были настоящими хозяевами Бохской Дали! Ни одно событие не ускользало от их восьмиглазого обзора. Ни один кот не мог вылизать шерсть без их ведома. Читающий скажет, что я преувеличиваю. Возможно. Но толком никто не ведал, какие масштабы имело их совместное обозрение Дали. Как я узнал, локапалы выяснили то, что не удалось мне: тайны прошлого Лайша Лейстена. Это было на Сходе спустя два года, как люди приплыли в Бохию. Прежняя жизнь Лайша не понравилась четвёрке, и локапалы решили присматриваться к нему, а если он начнёт рассаживать колосья зла - убить. Так бы оно и случилось, не поработи я локапалов. А всё началось с того, что Харазнас был поднят в небо и первый камень в основание Храма Великих заложили ренегул и человек. В тот же день ко мне пришёл какой-то ведун - древний, как сморщенный ясень. Оказалось, долгое время он сторожил сон быка под шатром, отгоняя всякую любопытную живность. За эту услугу бык посвятил старика в секреты четвёрки. Ведун раскланялся и поведал о локапалах, сказав, что эти звери не одобрят поднятие острова и накажут меня за изменение природных порядков. Старик умолял опустить Харазнас, но я был слишком зол, узнав об этих теневых властелинах. Я надежно спрятал ведуна и решил драться с локапалами. К тому же, как заявляли мои амбиции, неплохо было бы иметь таких зверушек в подчинении. До Схода оставалось четыре года, и всё это время я додумывал, как же одолеть их союз. Все мои планы были непрочны, артефакты казались посмешищем. Любой понял бы, что ни яд, ни огонь, ни королевская гвардия не повяжут четвёрку. В отчаянии я уж думал раздобыть мешок Подстаканников и стряхнуть их на локапалов: авось, какие-нибудь упали бы ровнехонько на макушки и уменьшили бы зверей. Но неожиданное решение моей головоломки пришло, когда я унылой дождливой ночью любовался спящей Пассилопеей. Во сне беззащитен всякий. Впервые я задумался, а что же делают локапалы, погружаясь в транс? И вот день Схода настал. Я выяснил у моего ведуна, где и когда соберутся звери, на месте затаился средь островных акаций и дождался, когда пришедшие локапалы погрузятся в свою дрёму. Они сидели на четырёх пнях - указателях сторон света - и клевали носами, когда я выскочил и хладнокровно прочитал свои заклятия. Они успешно обратили каждого спящего в золотую статуэтку, показывающую того зверя, кем раньше был чаровник. Мне осталось только забрать с пеньков фигурки и отметить всем Лейосом мой триумф.
Так локапалы стали тетраморфами. С ювелирным шиком я постарался упрятать зверей в их золотые изображения, и только мудрёная формула, хранимая в бездонной памяти Рогана Валатея, может оживить их. Роган сам выдумал оную. Я долго продержал фигурки-тетраморфы в библиотеке Катаэгольфа, не было причины будить рабов, но однажды я всё-таки воспользовался их помощью. Ушедши на Север, пропал мой полководец Дларен Нугул. Он был незаменимым тактиком, а тут гномы, как назло, взбушевали, угрожая союзом с гидрами - Нугул был просто необходим. Тогда я вскрыл тетраморфы и освободил локапалов, и под скреблом моих чар те лишились всякой памяти, став простыми исполнителями. Выслушав меня, они предались трансу, и через минуту объявили, что Нугул в плену у гидр на острове Гн"акхред. Поразительно, они назвали подвал конкретного амбара, и Нугул спустя два дня сам не верил в своё спасение, глядя на безжизненные тетраморфы. Я понимал, какая сила у меня в распоряжении. Но, увы, после сих событий в моей жизни не было потребности в срочных знаниях. Я привык постигать всё созерцательно и постепенно, а главное - сам. Читающий, возможно, знает: пять моих советников месяцами только и делали, что играли в кости на оплеухи, да пускали по водостоку башмаки. А тем временем тетраморфы пылились в библиотеке, и если б о них прознала какая неблагонадёжная особа, то их тут же стащили бы. Алчные хотят владеть всеми сокровищами мира, властолюбцы - знать лучшее средство, как втереться ко мне в доверие. Старая дева просила бы у локапалов мощнейший любовный напиток, а бывший каторжник - знания о слабостях и всяких уязвимых местах своих судий. День ото дня сия угроза возрастала, и я принял решение спрятать тетраморфы из-за их ненадобности. Скрыть, но не все вместе - ибо союз фигурок, как и живых зверей, был опасен - а по отдельности. Каждый тетраморф я спрятал в углу былого флюгера - в отдельной стороне света, но в пределах Дали. Вот тут и начинаются мои загадки тому, кто возжелает собрать фигурки. Перво-наперво, разбросал я тетраморфы по краям карты вовсе не так, как локапалам случалось сидеть на своих пнях. Вот, к примеру, золотого орла вручил я на хранение лорду Номмоду, а замок оного, известно, стоит в Предпятьи. Но это не значит, что в свое время орёл жил на Юге. А чтобы пробудить локапалов, надо их расставить в точности с родными сторонами света. Пусть собиратель гадает, кто и где должен быть. Скажу ещё одно: золотого быка отправил я на Восток и передал Балладию Кудрику. Об остальных тетраморфах умолчу. Читающий смекнёт, что не упомянул я Север и Запад, статуэтки льва и птицечеловека. Но какие места обыскивать на сих окраинах, решайте сами. Оттого и будет упоительным наслаждение магией локапалов, если собиратель, догадливый и наблюдательный, сделает всё правильно. А коли найдётся какой прощелыга, дурящий старух своими колкими спектаклями над восковыми фигурами, то пусть ищет он тетраморфы целый век, да ещё полвека, проверяя всякий камень на Западе и Севере, всякую травинку, былинку, копает землю, перечерпает море до окоченения! Так-то похохочу я после смерти над всеми охотниками до звона монет.
В конце сей главы скажу, что много полезного я переделал, полным-полно воришек, больших и малых, отколотил, разбивал оравы, справедливо судил их крикунов по собственным пенитенциариям. Гнал шаманов, сжигал курильницы и жертвенники, принял вызов трёх некромантов из Хийяви и взял верх в этой дуэли, смыв и чары, и колдунов замаскированной под воду лавой. Но всё это не идёт в сравнение с победой над локапалами. Столько времени благие начинания терпели провал из-за их самосуда! Да, я люблю природу, но не настолько, чтобы истреблять целые кланы во имя сохранения рощ. Теперь же, когда трон в четыре кресла стал рабскими носилками, руки не только магов, но и пахарей, виноделов, кожевников, суконщиков развязаны! Благословляю их, наставляя трудиться на пользу Дали и быть заменой ушедшему в тёмные жбаны истории труду локапалов!"
Подзорные трубы Рогана съехались к всхлипнувшему носу и моргнули, перекатывая зрачки-камушки от Ольнусия к Посоху Стихий. Слушатели, казалось, сами были в каком-то трансе и молчали. Свет азуритов играл на их лицах дрожащими полосами; они щекотали носы и уши, но Знаменосцы, плавающие где-то в глубине собственных мыслей, не обращали внимания на это лёгкое раздражение. Первым задумчивую тишину нарушил Ван-Шиба.
- Ваше величество, - он обращался к Посоху с таким выражением лица, будто не верил, что это он, один из немногих, кто полминуты назад перестал внимать голосу Гулдалена, - Друг мой по саомирской скамье. Скажите... Вы ни с кем не делились знанием о локапалах. Когда вы впервые услышали о них?
- Как и два десятка наследных принцев Санкт-Артура до меня, я провёл некоторое время в Катаэгольфе, чтобы слушать чтения гримуара. Увы, такие правила учения. Не выпустят из этих стен, пока не сдашь своему наставнику экзамен. Я лучше всех могу понять, каково голове Рогана, ведь и мне когда-то чуть не пришлось выучить гримуар наизусть. Но принцы до меня предпочитали отсыпаться, пока хранитель читал, а я всерьёз заинтересовался содержимым этой книги. И никогда не скрывал перед ренегулами, что история о локапалах ошарашила меня на всю жизнь. Признаться, долгое время я грезил отыскать с их помощью дерегруна Руаруха Родлегга, но рассказ Симфейрута о Веколимперском копье изменил мои намерения.
- Но, сир, разве с тех времён никто не искал тетраморфы? - спросил Лонтре, глядя куда-то вглубь ротонды, но резкость Ольнусия заставила эльфа вернуться из лона фантазий.
- Нет конечно же! Разве не понятно, четыре статуэтки приносятся сюда, и сам хранитель распечатывает их заклятием! К тому же без дозволения королевы ни о каком поиске никто не заикается! Но на сей раз королева и всякий, кто имеет к тайнам гримуара непосредственное отношение, не возражают. Глубирет отнюдь не бесчувственный покойник, каким вы всегда хотите его выставить! Мы понимаем, что такое угроза Кровавого Наследника!
Глаза Ольнусия сверкнули, а довольная улыбка плохо скрывалась, и Юлиус, в воображении которого золотые фигурки перемешивались со всяким хламом забитых подполов, раскусил ренегула: после отыскания копья тетраморфы останутся бесхозны, Тадеуш забудет о них - отличная возможность прикарманить инструмент всезнания. Злясь, что больше никто не замечает этот скрытый триумф, Юлиус обещал себе: никогда такое не произойдёт. Он лично проконтролирует судьбу фигурок. Но точно он не знал, будет ли здесь, если тетраморфы воссоединятся. Сами собой всплыли старые размышления: Тадеуш развязывает новую большую игру, но его племяннику нет в ней места.
- Понимаю по вашему горячему шёпоту, что мои задумки насчёт локапалов вас заинтересовали, - подрагивал полумесяц обруча. - Дабы выискать грозное оружие, требуется оружие ещё грознее. Если мы найдём тетраморфы до событий, запланированных Храмом Великих на начало следующей весны, Трувиана ждёт крах. Нет ни одной другой вещи, в которой я был бы так уверен. Мы встретимся с армией Илвастрии в Рамахейме, и Веколимперское копьё заменит сотню полков. А я завтра же поручу провести по всему Санкт-Артуру турнир на лучшего копьеметателя!
- Сир, - продолжал сомневаться Нафлен, - я не понимаю, вы говорите так, будто статуэтки уже у нас. Подумайте, где мы будем их искать? Зацепок мало. Кто такой Номмод? Что за Кудрик, черт возьми? Эти имена сгинули вместе с их обладателями. Искать на Севере и Западе? У меня такое ощущение, что написавший это просто хотел поиздеваться!..
Ольнусий был готов лопнуть от ярости, но добрый тон Тадеуша успокоил эльфа не хуже, чем это сделала бы ругань ренегула.
- Я понимаю твоё недоумение, Нафлен, но лучше начать поиски с того, что мы имеем. Лорд Номмод был сподвижником Гулдалена и Лейстена. Он первым возвёл замок в Предпятьи - равнинном раздолье между Эдольжолом и горами Акрехена. В этой пустоши с редкими поселениями, живущими вывозимым к морю ремеслом, не было власти со времён походов Лейстена. Номмод указом самого Гулдалена был назначен сенешалем тех территорий, но после его смерти никто не хотел соваться в ту глухомань. Если верить здравому смыслу, золотой орёл до сих пор где-то в заброшенном замке Номмода. Что до Кудриков - это знатный призоханский род. Когда-то они были хозяевами Нтурамана, но из-за чрезмерной честности и тяги к справедливости знать перестала избирать членов этого рода в князья. Думаю, стоит найти кого-нибудь из Кудриков и осведомиться о золотом быке Балладия.
План становился всё убедительнее, но очевидные факты мешали Знаменосцам дружно загореться идеей короля. Юлиус не хотел спрашивать во всеуслышание, почему Тадеуш игнорирует катастрофический недостаток сведений о двух других тетраморфах, но сам он это прекрасно понимал: Велиодар хотел заполучить копьё больше, чем кто-либо, и сейчас для него было важно убедить остальных. Юлиус осмотрелся и понял по надутым лицам, что не он один побаивается выстрелить в Посох главным вопросом.
- Ну коли на то пошло, - запыхтел Дондолин, - вы, мой король, глава Отряда Знаменосцев. Мы последуем по вашему слову хоть на свадьбу драконью. Раз надо искать, сыщем. Вы только официально прикажите.
Тадеуш засмеялся, довольный такой искренностью.
- Ондейрут, Ондейрут... Вспомни, когда я последний раз общался с тобой через приказы? Я всегда стараюсь, чтобы другие разделили любое моё рвение. Ибо один, без вашей поддержки, я встану вровень с Трувианом. Но, впрочем, дело даже не в этом. Грядущее задание - последнее для Знаменосцев. Как только вы найдёте тетраморфы, Отряд будет распущен.
- Распущен?! - средний неф взорвался разожжённым изумлением, и даже Ольнусий выкрикнул это слово, повернув в сторону Посоха скрюченный нос.
- Да. И говорить мне об этом больно. Но... Так сложились обстоятельства. Странным образом, гм, вся нужная магия в ваших кольцах истощилась. Они больше не предупреждают, если нехорошее грозит кому-то из Отряда, - Юлиус покраснел, думая, что Тадеуш заговорит о своих предположениях, но тот не выдавал племянника. - Что ж, раз нет связи, нет и Отряда. Отчаянно я пытался её восстановить, но, судя по всему, это проделки Трувиана и его сподручных. Каждый, несущий знамя своей расы, теперь не может водрузить свой стяг на общую башню. Её основания больше нет, а былой камень стал руинами. Но Отряд совершил подвиг, достойный всебохских саг: мы избавились от Трезубца Хэлви и, хвала вашим достоинствам, обязательно завладеем тетраморфами. Как только последнее случится, вы вернётесь к вашим прежним занятиям. Свободные от всяких клятв и уз.
- "Последнее дело любого Отряда, Союза или Ордена велит исполнить беспрекословно всякий без исключения завет. Наградой станет полёт: если не в небесах славы, то в тишайшей старости", - что-то многозначительно процитировал Ольнусий, и ещё бы чуть-чуть, и его улыбка достала бы уши: Знаменосцы, бледные и хмурые, разглядывали свои кольца, перешёптывались и монотонно кивали. Ринитель дрогнувшим голосом спросила, куда ей деть ненужное кольцо, но Тадеуш разрешил всем оставить артефакты на память; он заверил, что злые чары уже закончили всё, от них необходимое.
- Когда? - наконец бросил Лонтре, шагнув вперёд. - Когда в путь, сир? И куда нам наведаться первым делом?
Юлиус, готовясь к дерзкой речи, сжимал в кулаке холодное кольцо; но из-за этого напряжения он всем своим нутром прочувствовал, что его дядя торжествовал. И, разумеется, им уже была намечена дорога.
- Адмирал Нинелл ближе к вечеру отплывёт из Билиграна. Мы с ним договорились: ночью вы покинете Катаэгольф с харадрами, птицы высадят вас в море - прямо на "Эттельбладт". В Паекере ждёт Глоули Глинстон. Он переделал свой экипаж в большую телегу, так что вы все уместитесь. Вот так, довольно быстро, вы попадете на южные границы Эдольжола. Предпятье вам придётся пересекать самим; разыщите там замок Номмода всеми способами. Думаю, достать золотого орла будет нетрудно. С первой находкой получите остальные указания.
Все помалкивали, и Юлиус решил, что самое время последовать примеру Странника: протолкаться вперёд и высказать всё наболевшее в невидимое лицо Тадеуша.
- Что ж, раз дела решены, то не буду отнимать время вашего отдыха. В следующий раз я появлюсь в таком же виде. Думаю, будет, чем меня обрадовать. Сила и честь, друзья.
И не успел Юлиус опомниться, как Посох Стихий встряхнуло и отбросило на Ольнусия. Ренегул, потирая ушибленную шею, взвалил артефакт на плечи, как коромысло, и поплёлся к выходу за остальными.
- Я хочу поговорить с дядей, - заявил ему в затылок Юлиус, на что Ольнусий, не оборачиваясь, заметил:
- Тогда пожалуйте в Храм Великих, где он и находится. Впрочем, почтового распорядителя в будни туда не пропустят. Ха-ха. Придётся ждать следующего Совета старейшин.
Юлиус остановился, глядя на безжизненный артефакт. У него возникло обнадеживающее желание выйти одним из последних и убежать отсюда. Покинуть Катаэгольф. Взять двух харадров и улететь, не думая про Отряд, тетраморфы и спланированный путь до Предпятья. Юлиус обещал Тадеушу быть в Катаэгольфе и обещание сдержал. Молчание короля - знак, что он отпускал от себя племянника так же, как и Андреас Вишес отпускал некогда дотошно опекаемого сына. Юлиус хотел в это верить, и уже выстраивал примерную схему похищения птиц с корзиной. Но сначала ему нужны были воздух и уединение. Где-то сзади зазвенели створки ротонды: Нимфасемира их осторожно закрывала, желая Рогану приятных сновидений. Но хранитель, выпучив трубы, нашел, что сказать на прощание:
- Я, конечно, в диковинных животных понимаю столько же, сколько гарроп в нумизматике, но по-моему, Конфи, в углу сидит отвратительная мышь в чёрной боевой раскраске.
Конфифетфулл завертелся, озирая все углы, и, заметив мышь, гневно затоптал и побежал за ней. Он требовал, чтобы ему дали палку, а лучше - Копьё Эона, но кроме смеха Нимфасемиры и Сицилии других ответов не было. Мышь быстро нашла лазейку на улицу, и ренегул, скорчившись напротив маленькой прорехи в стене, грозился выслать всех зодчих из Глубирета и набрать даглодитов. Вплотную прильнув к стене, он смотрел сквозь дыру на лужайку, но потом понял, что этим путём прошмыгнула мышь, и начал лихорадочно хлопать себя по лицу, отряхаться и обмахиваться. Но этого Юлиус уже не видел.
Позади базилики, под нависающими менесковыми пальцами, журчал родник; холодная вода выбивалась через расщелину в горе и полосой шириной в пару шагов огибала зелёный островок, зажатый меж двух громад. У неподвижной кромки, обхватив ноги и положив на колени подбородок, Юлиус просидел около часа. Он долго смотрел, как лепестки анемонов, кем-то высыпанные в водоём, кружатся, стыкуются и отталкиваются, совсем не тревожа спокойствие воды. Здесь, в этой уединённой тишине, он не слышал ничего кроме всплесков и жужжания редких стрекоз; он не хотел никого видеть и провожал последние минуты спокойствия. Под аккомпанемент представления на воде Юлиус всё продумал: надо вернуться в замок, найти Сицилию и рассказать ей, зачем ему на самом деле нужно иеммеарху, вместе с ней отыскать Странника и объясниться с ним. Затем попросить Станислава, чтобы он уговорил харадров взлететь; уже к ночи, возможно, они с сестрой окажутся в горах Валокура, откуда начнут странствие до Цереймера. Наплевать на Алут-меч и Сумрачный Щит, Санкт-Артур был вне маршрута. Юлиуса не беспокоило то, что он впутывал Сиц в опасное предприятие только из-за знания ею староэльфийского письма. Но лучше его сестре быть с ним, чем с подневольными ищейками, которые отправлялись не весть куда и черт знает за чем. Листья с красными крапинами сбились на воде в кучу и подплыли прямо к его ногам; эта кровавая россыпь помогла Юлиусу сообразить, а что же сказать Станиславу. Да, Странник был единственным, кто смог бы понять Юлиуса. Они оба прилетели в Катаэгольф с чёткими целями, и если одного вынудили отказаться от них, то у второго, напротив, смелость достигла вдохновляющего предела. Осталось лишь встать и исполнить всё по плану.
Юлиус поднялся на ноги. Вздохнув полной грудью, он последний раз посмотрел на небо Глубирета: оно затянулось серостью и рождало первые фиолетовые облака, солнца не было - дело шло к дождю. Оконечность горы отделяла от Юлиуса то, чего так желала его рьяность - вид на Север. Там была Нарвелл. Выдохнув это имя, он оббежал базилику и свернул на тропку из белых кирпичей. Его взгляд нервно впивался в длинную лестницу, ведущую в пропасть потайных ходов замка. Ими он думал воспользоваться первым делом.
- Юлиус, стойте! Сэр, вот вы где! - его окликал голос Нафлена. - Я вас уже всюду обыскался.
Эльф догнал Юлиуса, и тому пришлось остановиться.
- Извини, Нафлен, но я спешу...
- Там вас... - начал эльф, указывая на базилику, но Юлиус перебивал:
- Нет-нет. Мне некогда. Я покидаю Катаэгольф.
- Как это? - не понимал Лонтре. - Да подождите же. В библиотеке с вами хочет говорить король.
Внутри Юлиуса вся пирамида порывов опрокинулась в кучу, высвобождая злобу и какое-то опасение. Только Тадеуш мог пресечь дела, задуманные племянником.
- Зачем?
- Вы разве забыли, ради чего прибыли сюда? - взгляд Нафлена был подозрительным; с лица Юлиуса он скользнул ему под ноги. - У вас нет тени. Теперь понимаете?
- Разве король не окончил своё вещание через Посох?..
- Это требовалось, чтобы остальные ушли в замок и ничего не заподозрили. Сейчас надо выяснить, кто властен над вашей тенью.
- Я сам хозяин свой тени.
- Но король так не думает!
Юлиус знал, что переубедить эльфа нельзя. К тому же это был шанс объявить Тадеушу обо всех намерениях. Чтобы, наконец, от Юлиуса отстали и дали ему сделать должное.
- Пошли.
Они вернулись в опустевшую библиотеку, где свет азуритов в преддверии грозы разгорелся потускневшими тонами и заполонил залы по самые углы. От этого возникало чувство, что всё помещение наводняет тёмно-синий туман, в котором, однако, предметы различались хорошо. Лонтре браво пересёк первый неф, специально нажимая на каблуки сапог - их стук извещал о приходе. Издалека Юлиус увидел закрытую ротонду, стены которой тряслись от богатырского храпа, и не понимал, где же тут Посох Стихий. Но Нафлен показывал на третий неф, куда они и вошли. Когда Роган читал гримуар, Юлиус оглядывал базилику, но в её последнем зале из-за темноты ничего не различил. Теперь же завеса спала, и самый роскошный неф стал обозреваем. Говорить о роскоши можно было из-за грандиозного сооружения, которое растягивалось вдоль последней стены базилики. Это был упирающийся в потолок балдахин из лилово-рдяного альмандина, как и не уступающие ему по высоте врата базилики. Каменные подпорки и сам навес украшала масса фигурок из воздушного стекла: тут были и ренегулы, и люди с крошечными луками, вепри, орлы, косули и олени, водящие хороводы с двуногими по краю навеса. От середины этой панорамы выходил тонкий шпиль, держащий маленькое подобие раскрытой книги в трёх медленно вертящихся обручах. Очевидно, когда-то под балдахином размещалось тронное кресло, но сейчас там ничего не было кроме старой треноги, на которой стояла синяя ваза с высокой крышкой в виде зубчатой короны, прицеплённой к узкому горлышку тремя круглыми замками. Юлиус догадался, что место этой вазы было на вершине одного из столбов, где блестела лазурная подставка; её украшало безобразие крошечных желтых звезд - такие же косыми рядами изрезали бока вазы. Но сейчас её для чего-то сняли, и Юлиусу казалось, что к нему это имеет прямое отношение.
Посох, чуть покачиваясь, висел в воздухе напротив шпиля. Тут как тут были Ольнусий и Ван-Шиба, но Танатуса Беса Юлиус никак не ожидал увидеть.
- Пойду я, - бросил Бес в сторону Посоха, но Тадеуш не хотел его отпускать:
- Останься, Танатус. Ты должен быть в курсе.
Бес избегал прямого взгляда Юлиуса, и последний понял, что между ними с королём обсуждалось что-то секретное. Нечему было удивляться после той истории с Мон-де-Хотепом в Нул-Радуле.
- Юлиус, - говорил Тадеуш, - планы немного изменились. Ты помнишь, мы договаривались проверить тебя с помощью звёзд. Благо сейчас дни сфадт - лучшее время, когда небо легко читается. Но Ольнусий поведал страшную правду, которая до сих пор не укладывается у меня в голове. Ныне звездочеты не могут исполнять свой долг. Каким-то неизвестным заклятием все небо застлала вредная и невидимая дымка, путающая взоры и мысли искусников звезд. Небо прокляли враги и лишили нас важного оружия. Пока не разрешится противостояние, звездочеты не смогут применить умения. Печально.
Юлиус посматривал на Ольнусия; на довольном лице ренегула не было никакой грусти по этому поводу.
- Но есть другой способ определить, что с твоей тенью. Но сначала надо её выпустить.
Юлиус снял мундир болотного цвета, наконец-то освободился от корсета, и по воле Цибурия над ним вырос пламенный квадрат. Сразу скрытая тень выползла на пол; на всякий случай Ван-Шиба взял её под прицел Посоха Огня.
- В этой вазе пепел короля Гулдалена, - объяснял Ольнусий, звеня около треноги связкой ключей. - Он хотел, чтобы после смерти от него остался какой-нибудь прок. Ренегулы мудры; вы называете нас тугодумами, но вот подтверждение вашей собственной глупости. Ещё при жизни Гулдален состряпал хорошее заклинание: оно сделало его прах вершиной чародейства. Тут всё просто, даже вы, - ренегул покосился на Юлиуса, - поймёте. Щепотка пепла распознает всякую темную магию. Достаточно бросить её на прокаженного, и огонь известит, есть ли на нём злые наветы. Если огня не будет, черного колдовства нет. В большом объёме, например, ежели отсыпать пинту пепла и высыпать её на одержимого, огонь не оставит и следа от черной магии, а вместе с ней сожжет и живое существо. Отлично придумано. Я не буду говорить, что станет с тем, кто вдоволь поколдует и на кого потом случайно упадет эта емкость...
- Прошу тебя бросить унцию на тень, - сказал Тадеуш.
Юлиусу не нравилась эта затея, но делать было нечего. Он опасливо следил за чернотой возле себя и ждал, когда Ольнусий откроет вазу, поскребёт там рукой и брезгливо швырнёт на пол немного пепла. Не успел серый порошок коснуться тени, как, взявшись ниоткуда, от неё отделился пламенный кулак. Он рванул к потолку, но Ван-Шиба отдернул его ударом Посоха и разбил об пол на кучу головешек. Огонь охватил всё, что было в пределах черного контура. Юлиус наблюдал, как горит его тень, где мигали уже знакомые сиреневые проблески, пока Бес не накинул на него корсет и не помог просунуть руки. Как только шнуровка затянулась, пожарище растаяло, не оставив и следа от гари. Вместо этого на пол вернулась прежняя пыль.
- Горе, горе всем нам!- заорал Ольнусий на артефакт Велиодара, тыкая пальцем в воздух. - Как давно его тенью владеет Рогоносец? А?! Ты заставил меня проверять, есть ли на твоем племяннике тёмные чары. Почему ты не сказал сразу, что это чары Дезиолена?! Сиреневый свет! О, святыни Глубирета! Это его магия! Вы что, не понимаете: мы в смертельной опасности! Какого милекана надо было устраивать тут сборище и читать гримуар?! Дезиолен глядел на нас, будто через двойное зеркало!
- Не беспокойся, Ольнусий. Трувиан никого не видел. Защита, которую носит Юлиус, держит закабаленную тень под замком.
- Защита?! - Ольнусий тряс головой. - Какая защита?! Это демон! На вас нельзя полагаться, - он с омерзением брызгал слюной в сторону Беса, Ван-Шибы и Лонтре. - Вы знали, кого ведёте с собой, но всё равно позволили слышать этому щенку каждое слово Рогана Валатея! Его надо утопить, а тело сжечь, иначе мы все...
- Ну хватит! - разозлился Тадеуш. - Я никогда не дам племянника в обиду. Моя кровь будет жить, даже если господин всех демонов возьмет власть над этой тенью из когтей Трувиана!
- Убирайтесь из Катаэгольфа! - Ольнусий побледнел, и его жуткая улыбка при таких выпученных глазищах, как решил Юлиус, должна была искоситься углами рта вниз, а не вверх. - И никогда сюда не приходите! Вам нельзя доверять ни тетраморфы, ни копьё - ничего! Всё это переломается в ваших лапах, и Дезиолен будет тому виной!.. Никогда Катаэгольф не помогал одержимым! Никогда! Жалостливый болван!
Последнее Ольнусий бросил Тадеушу и, взъерошенный и трясущийся, пересёк базилику и выбежал вон. Он даже забыл закрыть вазу: ключи валялись рядом с треногой.
- Цибурий, будь добр, - попросил Тадеуш, и Ван-Шиба поднял связку и запер все замки.
- Отнесу их потом королеве, - буркнул Цибурий. - В обход этого дуралея.
- Ольнусия можно понять. Его теперь долго придётся переубеждать, ведь корсет действительно надёжен.
- Что мне делать? - сухо спросил Юлиус.
Он застёгивал последние пуговицы на мундире и радовался долгожданному уходу ренегула. Вся эта церемония с тенью ровным счётом не произвела на него впечатление. Как и крики вслед за ней. Ему довелось увидеть проверку куда страшнее, и он благодарил покойного Гулдалена, что на сей раз всё обошлось без фурии и явления демона.
- Ох, Юлиус. Прошу тебя, не снимай корсет. Да, ноша неприятная, но... Как же это отвратительно - убеждаться в истинности самых мрачных предположений! А мы пока будем думать, как тут быть...
- Всех данкерн-пайцев на уши подниму, - заверил Цибурий, а Тадеуш продолжал:
- Из-за этого и рухнула магия колец. Вот что значит оказаться нос к носу с Трувианом. Хоть где-то Хойар принёс чёрную пользу. Но я уверяю вас, свидетели, бояться нечего. Защита Юлиуса прочна. Считайте, будто на себе он носит огонь Источника Жизни. Так что пусть всякая паника растает в ваших сердцах. Целители отыщут средство, как выцарапать тень из демонских клешней. Кроме того, я прошу вас никому не говорить об увиденном. Вы успокоились, слыша мои уверения, но остальных, кто узнает о захваченной тени, я лично утихомирить не смогу.
- Не переживайте, сир, мы умеем хранить секреты, - заверил Лонтре, хоть он и был поражён, глядя то на кольцо, то на место, где горел зеркальный пол.
- Спасибо, Нафлен. Нет сомнений, Юлиус: пока корсет на тебе, Трувиан не проберётся в твой рассудок. Ему дорога закрыта. Так что можешь спокойно отправляться в Эдольжол со всеми.
Юлиус повернулся спиной к балдахину и обхватил себя руками.
- Я не поплыву в Эдольжол.
- То есть? Ты же в Отряде... - насупился Бес.
- Извини, Танатус, но я разговариваю с тем, кому обещал последнюю поездку в Глубирет. Она подходит к концу, и нам пора рассчитаться по своим обязательствам. Я не намерен больше быть с Отрядом. Не из-за тени, она меня мало волнует, - он глянул на Посох Стихий. - Мне надоело бежать туда, куда любезно укажет твой палец. Из-за этого Нарвелл попала в плен! Не будь я таким глупым тогда, то был бы с ней и защитил бы её. Вы все! Вы записали её имя в ряд, о котором трудно говорить! В компанию с Грайленом и Улпирсом? Я хочу знать, почему вы сразу нацепили какие-то маски беспамятства? Вы помешаны на артефактах, игнорируете, что кому-то нужна помощь! Танатус! Ты же видел, как Леплин похитил Нарвелл, ты подставил себя под удар, а что же теперь?! Цибурий! Она прожила у тебя всю жизнь. И даже ты ничего не делаешь! Нафлен! Она же эльфийка в конце концов! Почему вы все просто вычеркнули её, выскребли, стёрли, зная, что она в плену? Зачем вы переглядываетесь, я хочу получить ответы!.. Отвечай ты, называющий меня своей кровью!
Тадеуш молчал. Один лишь Бес неуверенно шагнул к Юлиусу и развёл руки.
- Юлиус... Понимаешь ли... Мы все думали... Раз Нарвелл мертва, то лучше и не говорить о ней... Дать тебе пережить эту трагедию... Внутри себя... Чтобы никто не лез к тебе в душу... Понимаешь. Вот мы и договорились молчать и не упоминать о...
- Что?! - в груди Юлиуса клокотал кусок угля. - С чего ты взял, что она умерла, Бес?
Танатус испугался такого напора и сглотнул, пятясь назад.
- Послушай, Юлиус, - начал Ван-Шиба. - С тех пор прошло больше года. Если бы за Нарвелл кому-то нужен был выкуп, то нас бы известили. К тому же известно: в Церемии милекане убили всех, кто не их расы. Некоторые спаслись бегством в Аалу, но там неустанно рыщут волкодлаки. Допустим, как пленницу Нарвелл все время держали на привязи или за решёткой. Просто предположим. Бежать она не смогла бы. Кому она нужна столько времени? Леплин, наверное, мёртв. Нафлен не даст соврать, пленные лазутчики-милекане под пытками выдавили из себя, что Трувиан расправился с остатками Карателей Хойара. Стало быть, и Кассандр мёртв. А ведь Нарвелл они забрали на своём судне. Милекане убили её...
- У меня есть доказательства! - рявкнул Юлиус, не желая это дослушивать. - Нарвелл жива!
- Какие же доказательства? - хотел знать Цибурий, но Юлиус потряс пальцем.
- Я ничего не скажу. В отличие от вас я не уповал на харазнасовские сводки и хоть как-то старался искать ключи к её спасению. И один теперь есть в моём распоряжении. Здесь мне скрывать нечего. Имя ему иеммеарху.
Цибурий, Лонтре и Бес ничего не поняли. Но Посох Стихий ответил придушенным кашлем, словно Тадеуш подавился собственным молчанием.
- Это очень сильный ключ, Юлиус, - проговорил он. - Держи доказательства при себе. Ты имеешь право разочароваться в нас, и мы этого заслуживаем. Но раз зашла речь об иеммеарху... Пока ты не назвал это слово, я...
- А я, пожалуй, откланяюсь, - Юлиус топнул сапогом и отправился к выходу.
- Но ключей может быть больше! - прогремел Тадеуш, но Юлиус шёл, не останавливаясь.
Ему надоело клевать на эти уловки; он раздумывал, где же в замке отыскать Сицилию. Разумеется, из верной троицы Тадеуша его никто не остановил - король сам пытался это сделать. Его голос отлетал от азуритов, стен, пола и потолка; в среднем нефе этот гром разбудил Рогана, который стал размашисто браниться, и встряхнул ротонду - внутри у неё все пошло ходуном.
- Ключей может быть больше! Я верю тебе, Юлиус. Но куда ты пойдёшь? Один против Трувиана и милекан? Ты нужен не только Нарвелл, но и Собирателям душ, если ты про них не забыл. Любую мелочь надо продумать. Ты знаешь, как её вернуть, но не знаешь, где искать. Ты хочешь идти в Церемию, в вулканы. Но каждую крепость ты не станешь обыскивать, это невозможно. И не из-за риска, а из-за уймища фортеций! Ты погубишь себя и тех несчастных, какие пойдут с тобой. Прежде надо узнать точку на карте! Одну из тысяч! Какое конкретное место?! Спроси это у локапалов, собрав тетраморфы, и они тебе скажу, где Нарвелл! Тетраморфы - второй ключ.
Юлиус остановился у распахнутых врат. С улицы веяло ароматами трав, смешавшимися с запахом жареного мяса - Знаменосцы перед отплытием решили на славу отпировать; будет, что вспомнить в душных каютах. Грозовые клубы куда-то исчезли, от фиолетовых угроз остались бледно-индиговые облака, над которыми прогуливалось послеобеденное солнце. Юлиус думал о своей сестре - самом близком для него человеке после Нарвелл; Сиц, кормящая харадров вместе с Ринитель и Гэбриелом, не подозревала, что в базилике косвенно решается её судьба. Хрупкая эльфийка была крепка духом. Но последнее не поможет ей в промозглых пещерах и обрывистых впадинах, где из еды будет только редкая подстреленная ворона. А Сицилия обязательно должна быть рядом. В конце концов, Юлиус развернулся и рассержено отстучал сапогами до третьего нефа.
- Ты просто хочешь, чтобы я снова участвовал в этих авантюрах, - отрезал он.
- Я хочу, чтобы ты никогда не пошёл по ступеням пирамиды Гулунда, - ответил Тадеуш.
- Стало быть, ключи названы, - Юлиус сделал упор на третьем слове, и дядя благодарил его за верное решение, только он не хотел это слушать.
Как можно быстрее Юлиус вышел из библиотеки, понимая: сейчас он согласился плыть в Эдольжол. Убедившись, что его никто не видит, он вернулся к роднику и сел на траву, рассеянно глядя на мокрые листья анемона. Каждый из них, как маленький бриг, кружил от одного берега к другому, будто напоминая об отчаянных днях погони за Трезубцем Хэлви. Юлиус не выдержал и шлёпнул по воде рукой - листья смело в кучу, которая держалась от него на приличном расстоянии. Постепенно он успокоился. Мысли о тетраморфах рождались со всем буйством воображения, хотя Юлиусу с трудом верилось, что какие-то звери, которых Гулдален мог просто выдумать, способны привести его к Нарвелл. Из раскрытых окон замка доносилось ненормальное пение - Ондейруту, кажется, удалось вспомнить заклятие для бассейна.
- Гм. Э-э. Называется, нашёл я место, где посидеть, подумать. Можно присесть? - раздался приглушенный голос, и Юлиус, увидев над собой Беса, кивнул.
Танатус сел рядом. Его лицо было красным, а глаза забегали по воде в поисках отправной фразы.
- Я... В общем... Прости меня, Юлиус. Я...
- Ничего, Танатус. Ты же хотел, как лучше. Да и ты понимаешь, что твоей вины тут нет. Я сам её потерял.
- Просто, - мямлил Бес, - я трухнул немного. Думал, ты на меня набросишься. Я, э-э-э, тоже... Верю тебе... Король шепнул, что это какой-то язык мощных заклятий...
Юлиус снова кивнул, и Бес скорчил умное лицо, как будто знал об иеммеарху всё до мельчайших подробностей.
- Но мне не по себе всё-таки. Ты уж прости, но я и правда считал, что Нарвелл сгинула. Как-то надо мне искупить вину... Можешь попросить что-нибудь. Всё сделаю.