Друг мой бывалый! Везде ты со мною - и в горести, и в радости! Ах, тысяча чертей, что же мне делать? Что?! Человек, вина! (пьет) Что меня гложет, спросишь? Уволь, друг мой, в этот раз ни вино, ни женщины, ни карты...
Представь себе, мой дорогой товарищ... Видел ли ты когда-либо небесное создание? Удивлен? Да не пьян я, не пьян. Увидеть хочешь? Заходи ко мне. Там меня моя печаль сидит, дожидается. Нет, не фантазии это, не грезы отчаянного сердца... А, слушай с самого начала.
Бывают в жизни такие мгновения, когда судьба поворачивается самым решительным образом. Вот уж не думал, что такое и со мной случится! Впрочем, все по порядку...
Вина мне, брат! (пьет) Ехал я по казенной надобности в Москву, и так мне не терпелось опять туда попасть, а по дороге, как назло, одни пустые станции. Все удовольствия вольной жизни - вечерний пунш, наши гулянки (помнишь, по Страстному в прошлом году?) - проходили мимо, пока я ждал очередной двойки-тройки лошадей. Но одна станция мне запомнилась... Чую, навсегда...
(пьет) Вошел я в избу - там старый хрыч, бурчит, ворчит, подорожную мою марает.
- Нет лошадей, барин!
- Как нет? Да я тебя!..
Знаешь, друг мой, горячий нрав и лихое сердце гусара... Ох, как я был зол, как зол! Хотел оттаскать его за жиденькую бороденку и было протянул руку - Господи!
В такой наимерзейшей дыре - в двух-трех десятках верст от столицы, заметь - я нашел такого ангела... Господи! Я как увидал, ажно затрясся весь, глаза заслезились, руки задрожали... Друг, за женщин! (пьет)
Чаем напоили - ик - а я все глаз не могу оторвать. Дочка смотрителя, а клад! И случилось мне легкое недомогание, голова закружилась, старик предложил остаться, так я и полеживал себе. Вообрази, товарищ, благость холодного компресса на лбу, когда его держит такая милейшая ручка! Счастливейшие мгновения, доложу вам! С тамошним немцем поговорил, посулил пятьдесят рублей, тот отцу зубы заговорил. И задумал-то я дочку оттуда того... Свезти. Отправляясь (на третий день), прокатил её до следующей станции - а потом и дальше... Она расплакалась (сердце ёкнуло), мол, батюшку жалко! Ну-с, я... Друг мой, тебе ли не знать, как молодых девиц уговаривают!
И все гляжу и наглядется не могу. И отпускать ее не хочется - заклюют же! А с собой оставить... В мои-то молодые годы! Пунш, гуляния да вист - и все бросить?..
Только вот... (пьет) Сердце ломит. Я матушку свою вспоминаю. И голосом, и повадками - все она! Не осталось в наше лихое время более таких чистых душ!.. С детства такой руки ласковой не видывал, да и не увижу более... Друг мой... Что мне делать?!
Проницательный читатель наверняка знает конец сей повести, умело рассказанной ныне покойным И. П. Белкиным. А приятель-то мой, Минский, каков молодец! Уехал он, вскоре после венчания, в свое имение - далёко, где-то в Полтавской губернии. Подробностей - не ведаю; но, говорят, счастлив...