Аннотация: Повесть представляет собой продолжение романа "Деяние 12" с самостоятельным сюжетом. Роман на ЛитРес.
Может Бог, а может просто эта ночь пахнет ладаном.
А кругом высокий лес, тёмен и замшел.
То ли это благодать, то ли это засада нам;
Весело на ощупь, да сквозняк на душе.*
Российская Федерация, Санкт-Петербург, 1 ноября 1993.
Руслан мог обойтись и без палки - но зачем терпеть боль, если можно её облегчить. Комплексов по поводу своей клюки у него в помине не было, хотя поначалу кое-кто из музейной молодёжи пытался над ней подшучивать. А этим утром он хромал сильнее. Непрестанно обдуваемый резкими ветрами, окропляемый серенькой водичкой Питер бессильно валялся в луже ноября. Самое время напомнить о себе старым болячкам, каковые у Руслана Евгеньевича имелись.
Вообще-то, он ещё не привык, что юные практикантки называют его по имени-отчеству. Он бы предпочёл "Руслан", или даже "Рус", а то и "Русик". Однако статус уже не позволял: выпускник восточного факультета университета, который все по привычке называли "Ленинградским", новоиспечённый кандидат наук (диссер по памирскому исмалилизму), научный сотрудник отдела Передней Азии старейшего в стране музея. Не военнообязанный, вдовец, воспитывает (хм...) малолетнюю дочь. Да, всё правильно, Руслан Евгеньевич, конечно. Хотя... Двадцать восемь лет есть двадцать восемь лет, и Руслан Загоровский сохранил немало юношеских черт, быть может, сам того не сознавая.
Он остановился на середине моста, вытащил пачку сигарет и зацепил рукоять трости за завитушку чугунного ограждения. Руслан всегда задерживался здесь по пути с работы - покурить, скользя взглядом по блестящему полотну реки, от торжественной панорамы Дворцовой набережной до сурового камня Петропавловки. После первой затяжки его слегка замутило. Обычная история - перебрал. Ночные дежурства по музею - скорбь младших научных. А ночью там...Тусклые аварийные лампочки и мистический лунный свет из окон отнимают у тьмы то перекошенный лик индейского шамана, исполняющего тайный обряд Ворона, то жуткую африканскую ритуальную маску, то заспиртованных в колбах изжелта-белых уродцев, то громадный скелет петровского гайдука, чей призрак, поговаривают, до сей поры бродит по этим залам. Короче, делать обход здания было не очень приятно. Радовало одно: в Гробу Руслана ждала прерванная работа - описание материалов, привезённых из последней экспедиции в горы Таджикистана. А ещё - не пустая (пока) бутылочка с прозрачной жидкостью.
Да, Гроб - это внутримузейное название его отдела. Просто рядом с этим кабинетом выставлен роскошный гроб богатого китайца, да и само помещение по очертаниям напоминает домовину. Все это Руслана вполне устраивало. Возвратившись с обхода, он доставал из-под стола бутылочку, наливал в видавшую виды стопку и, резко выдохнув, опрокидывал в себя. Жидкость скользила по пищеводу огненным комком, падала в желудок, накрывалась сверху кусочком яблока, после чего на время становилось тепло и уютно.
Не то чтобы он был алкоголиком - учёный, тихо попивающий на рабочем месте, был тут не Бог весть каким дивом. А Руслану это было нужно: здесь, в средоточии чуждых и часто враждебных энергетических полей его скорбь становилась невыносимой. Он был один уже три года, с тех пор как умерла молодая жена, с которой они счастливо прожили пять лет. Боль, которая поселилась в нём с тех пор, оставалась такой же острой, выжигая душу ровным и сильным огнём. Работа, алкоголь, гашиш в экспедициях, эпизодические женщины давали временное облегчение. Лучше действовали на него встречи с дочерью, но вырываться в Сибирь, где она жила у родителей жены, удавалось нечасто. Он до сих пор не понимал, как согласился отдать малышку. Возможно, подсознательно воспринимал её как причину смерти Инги... А скорее всего, ему тогда было всё равно. Да и решение было совершенно правильное: что делал бы одинокий молодой мужик с грудничком на руках? А теперь Танюша (Инга обожала "Евгения Онегина"") прижилась у дедушки с бабушкой, они в ней души не чаяли. Вырывать трёхлетнюю кроху из тёплого гнезда и везти в холодный злой Питер, в холостяцкую берлогу, было слишком жестоко. Проблему эту, конечно, надо было решать. Но - потом, когда хоть что-то образуется.
Если образуется. Обстановка была омерзительная. Несколько недель назад в Москве случился государственный переворот, едва не разрешившийся большой кровью. Но и без того страна дышала на ладан: её растаскивали на куски алчные временщики, региональные князьки и бандиты. Руслан давно был готов к такому повороту, но даже он был повергнут в депрессию навалившейся смутой. Что уж говорить о взращённых в условиях социалистического инкубатора согражданах, нежданно оказавшихся предоставленными самим себе на пронизывающем ветру перемен...
Город нёс на себе приметы нелёгких времён: обваливающиеся карнизы, обшарпанные исторические фасады, неделями не убирающийся мусор на улицах. И всё равно он был прекрасен. Насмотревшись на знакомый большинству населения страны лишь по открыткам вид, Руслан Евгеньевич отбросил окурок в тяжёлые воды Невы и отправился дальше.
Он был раздражён и встревожен. Последние несколько томительных часов дежурства, когда уже настигали неприятные постэффекты ночного остаканивания, он мечтал о спокойном отдыхе с бутылкой пива перед тем, как вернётся домой, наскоро перекусит чем-нибудь и провалится в чёрный сон. Пива он, конечно, возьмёт, но о спокойствии речи уже не было. Парочка, обнимавшаяся на противоположной стороне моста, двинулась в путь одновременно с ним. Сейчас он утвердился в том, что подозревал уже несколько дней. Напряжённые позы четы, нелепость романтической прогулки в девятом часу утра на жёстком ноябрьском ветру под непрестанно сочащимся небом, и то, что срисовал он их ещё позавчера вечером, когда после работы сидел на Исаакиевской - всё это говорило о вопиющем непрофессионализме "хвоста".
Бессознательно Руслан стал больше, чем необходимо припадать на ногу, тяжело опирался на палку, ковыляя к некогда главной площади Империи. Его терзали похмельная тошнота и неприятные вопросы. Совершенно непонятно, кому он так понадобился, чтобы пускать за ним "наружку". Молился, чтобы это оказалось какими-нибудь криминальными поползновениями. Например, кому-то приглянулась его квартира, где, положа руку на сердце, было чем поживиться. Или кто-то обратил внимание на его уровень жизни, мало соответствующий положению молодого учёного. Нынче и академики сидели впроголодь, а он мог позволить себе многое, хотя старался скрывать свою коллекцию живописи и холодного оружия, и импортную аппаратуру, и одежду. Она всегда была неброской, но человек искушённый мог понять, что куртка его куплена отнюдь не на "Апрашке", и что такие ботинки ближе, чем в Милане не раздобудешь.
В начале Гороховой (Руслан всё ещё по привычке называл её Дзержинского, хотя возвращение названия, конечно, одобрял) караул сменился. Парочка куда-то свернула, а за спиной Руслана замаячил тип, которого тот сразу определил, как деградировавшего опера. Он довольно сноровисто прикрывался прохожими, углами и уличными тумбами, но делал это как-то напряженно и неуверенно, словно давно потерял навыки, а теперь мучительно их восстанавливал. Тип был сер, сутул и дурно одет, чем мало отличался от прочих бывших советских граждан.
Руслан не стал сворачивать на Гороховую, хотя это был кратчайший путь до дома, а неторопливо пошёл вдоль сада, недавно переименованного в Адмиралтейский, что, в общем-то, тоже не было его историческим именем. Вскоре молодой учёный уже спустился в полуподвальный магазинчик на бывшей Союза Связи, откуда вышел с бутылкой "Жигулёвского". "Хвост" старательно притворялся туристом, любующимся собором. На площади, где Руслан весьма убедительно изобразил, что ничто, помимо тепловатого пива, его не интересует, тип уселся на отдалённой скамейке и стал внимательно вглядываться в хмурое небо.
Вот стоит храм высок, да тьма под куполом.
Проглядели все глаза, да ни хрена не видать.
Я поставил бы свечу, да все свечи куплены.
Зажёг бы спирт на руке - да где ж его взять?*
Из магнитофона парня, который тоже поправлялся пивком на соседней скамейке, раздавалась модная в этом сезоне заунывная страшноватая баллада. Руслан с тоской поглядел на тусклый купол огромного мёртвого храма. Пальцы непроизвольно сложились для крёстного знамения, но перекреститься он не успел.
Раздался тихий, но резкий писк. Всё, началось - в его квартиру только что кто-то вломился. Руслан поздравил себя с тем, что в своё время поставил сигнализацию. К милиции она отношения не имела, смысл её был в том, что о проникновении станет известно одному хозяину. При срабатывании системы сигнал скрытого передатчика шёл на пейджер, и тот принимался жалобно пищать.
Итак, скорее всего, приятели типа сейчас потрошат его квартиру, а тот приглядывает, как бы хозяин не вернулся раньше времени. Беда была бы небольшая: Руслан не сомневался, что всё похищенное ему вернут через пару дней с извинениями и инцидент будет исчерпан. Но вдруг это не квартирные воры?.. В любом случае, сослепу соваться домой не следовало.
Руслан Евгеньевич ощутил давно забытое: мысли сделались чёткими и быстрыми, напряглись мышцы, а волосы словно зашевелились на затылке. Как перед боем. Как давно... Незаметно выключив пейджер, он расслабленно поднялся со скамейки и, сильно прихрамывая, пошёл к устью улицы Герцена, но вдруг остановился, словно пребывал в мутных раздумьях, слегка махнул рукой и заковылял к набережной Мойки. Там опёрся на перила ограждения и закурил, глядя в волнуемую разошедшимся дождём воду. Прямо над ним, на втором этаже старинного дома, матово отблёскивали давненько не мытые окна его квартиры. Бывшие барские апартаменты получил по линии своего ведомства первый муж Инги, полкан КГБ, после его смерти геройской смерти в Афгане** квартира осталась за ней - не без протекции, конечно. А теперь там жил один Руслан, и тоже не просто так. Конечно, снаружи ничего не было заметно, в чём Руслан и не сомневался, но проверить был должен. Бросив недокуренную сигарету, он зашагал по мосту. Тип следовал за ним, как приклеенный. Что же, каждый сам кузнец своего несчастья... На Гороховой Руслан резко свернул в арку, потом в другую. В этот час тут должно было быть пусто. Не зрением, а чутьём понял, что тип ринулся за ним.
Вовик трусцой вбежал во вторую арку и остановился. Она изгибалась, и он не мог разглядеть, что за поворотом. Хромой лох, которого Барсук велел ему пропасти от музея до дома, неожиданно рванул в сторону, хотя, казалось, спокойно шкандыбал себе за опохмелом. Вовик сперва решил, что клиенту припёрло по малому, но засомневался. Хромота учёного хмыря вдруг исчезла, и это очень не понравилось бывшему оперу. Не совсем ещё пропитая ментовская чуйка семафорила об опасности. Но Барсук был грозен, а деньги платил немалые, и Вовик осторожно двинулся вперёд, нащупывая в кармане шипастый кастет. Воспользоваться им он не успел: горло вдруг жестоко перехватило, толчок в спину бросил на колени, что-то коротко и жутко прошипело, и пониже подбородка Вовик с ужасом увидел яркую острую сталь.
- Ну что, сявка, колись, - раздался над его ухом смертельно спокойный голос лоха.
Назолотили крестов, навтыкали, где ни попадя;
Да променяли на вино один, который был дан.
А поутру с похмелья пошли к реке по воду,
А там вместо воды - Монгол Шуудан.*
Великобритания, где-то в Шотландии, 29 октября 1993.
В своём величии этот лес был страшен. Огромные корявые деревья, может быть, помнящие ещё викингов, были густо затянуты то ли погибшим вьюном, то ли старой паутиной. Заросли гигантского пожелтевшего папоротника и горы опавших листьев скрывали поваленные трухлявые стволы, в гнилую массу которых можно было провалиться, как в трясину. Тропинки, исчезающие в дебрях, извивались столь прихотливо, что заставляли с опаской гадать, какими существами они проложены.
Даже при ярком солнце здесь царил вечный вечер. Где-то поблизости мрачно блистало горное озеро и высился величественный ветхий замок, но здесь казалось, что в мире нет ничего, кроме этого леса. И не будет во веки веков. В определённом смысле это было правдой - Запретный лес был одним из последних участков древней земной шерсти, некогда покрывавшей почти всю сушу. Но теперь ни леса, ни озера, ни замка нельзя было обнаружить ни на общедоступных картах, ни с самолёта, ни даже из космоса - они были надёжно укрыты защитными блоками, возводимыми поколениями магов.
На замшелом стволе под большим тисом, оплетенном высохшим плющом так, что он напоминал мохнатую стену, сидели женщина и совсем ещё молодой на вид человек. Они вели напряжённый разговор, не обращая внимания на таинственные и устрашающие лесные звуки. Юноша хорошо знал этот лес, а женщина всецело доверяла своему собеседнику. Он был высок, жилист, носил круглые очки, чёрные волосы плохо держались в причёске и торчали в разные стороны.
- Да нет же, Кэт, - неторопливо говорил он, - магическое сообщество всегда стояло за Клабом. Самые дальновидные из магов понимали, что мы с простецами живём в одном мире и борьба за преобладание в нём касается нас так же, как и их. А то, что сейчас мы вышли из тени - вынужденное решение. Противник нанёс слишком сильный удар в прошлом раунде, уничтожив всю верхушку Клаба. Просто оказалось, что у нас нет других фигур для руководства. Вот магам и пришлось взять его в руки, а меня избрали президентом. А для мира простецов всё так и остаётся тайной.
- А что Artel? - спросила стройная блондинка, глаза которой в сумеречной чаще отсвечивали синевой. - Они же будут знать...
- А ты думаешь, в руководстве Artel`и сидят простецы? - невесело хохотнул называющий себя президентом Клаба.
Его лицо вдруг рельефно выступило из мятущихся теней, блеснули стёкла очков и в глаза Кэт бросился уродующий юношеский лоб старый искривлённый шрам.
- Ничего подобного, - продолжал он. - Те же самые маги. Только помешанные на христианстве и добровольно отказавшиеся от многого, чем пользуемся мы. В этом и есть наше главное преимущество.
- Но пока преимущество у них... - задумчиво проронила Кэт.
Она до сих пор не могла оправиться от потрясения, пережитого, когда узнала, что выдуманный ею персонаж - живой человек. Она ведь просто написала роман, даже детскую сказку. Лихорадочно, стараясь отрешиться от своих житейских проблем, писала про бедного мальчика, который вдруг узнаёт, что он волшебник. Но однажды, войдя вечером в свою спартански обставленную комнату, Кэт обнаружила, что в кресле сидит её главный герой, только гораздо старше, чем она описывала. Такое иногда происходит: неизвестно на каком уровне она подключилась к источнику информации, и когда ей казалось, что придумывает, на самом деле описывала реальные события. Не мудрено - в роду Кэт оказались маги, и даже довольно могущественные, но, как считалось, эти способности давно угасли в их потомках. По всей видимости, угасли не совсем. Конечно, большая часть нарисованных писательницей подробностей жизни магического сообщества, да и вообще вся его несколько инфантильная атмосфера всё-таки принадлежала её фантазии. Действительность была серьёзнее и страшнее. Но в корне Кэт оказалась права. И ещё она довольно точно описала многих существующих в действительности волшебников.
Подобные проблемы решались у магов просто: в целях сохранения тайны рукопись уничтожалась, а память автора заменялась ложной. В случаях, когда это почему-то было нецелесообразно, автор просто бесследно исчезал. Но сейчас рукописью заинтересовался её главный герой, а его статус в мире магов был таков, что препятствовать в этом ему не смел никто. Он поговорил с начинающей писательницей и предложил магическому правительству не уничтожать роман - напротив, оказать Кэт всяческую поддержку и разрекламировать произведение на весь мир. Сперва почтенные консервативные волшебники решили, что юный лорд сошёл с ума, но он сумел убедить их: тайна и так уже едва держалась, утечки информации случались то там, то тут, множество простецов по всему миру знало правду и её открытие было лишь делом времени. Но талантливо написанная и прославленная книга сможет замедлить этот процесс, подменив реальность своим вторичным миром, в котором на несколько зёрен истины будут наворочены слои фантастики. Поэтому Кэт вошла в магический мир и получила доступ к тайнам. Одновременно сюжет книги был значительно переработан, скорректирован ход событий, характер и даже имена некоторых героев изменены. Первый роман эпопеи готовился к печати, полным ходом шло написание второго, одновременно Клабом готовилась оглушительная рекламная кампания. Но в глубине души Кэт до сих пор не могла поверить, что всё это происходит на самом деле.
- Да, Artel имеет преимущество, - неохотно признал президент Клаба. - Они захватили Артефакт и здесь мы бессильны.
Артель и Клаб... Тайная история человечества - история Большой игры, ведущейся мощными организациями незримо для большинства людей. В ней всегда две стороны. Начиная с семнадцатого века играют Клаб, представляющий европейскую (в широком смысле) цивилизацию, и Артель, защищающая мир Евразии. Сторонам даёт преимущество обладание артефактами - мистическими предметами, за которые ведутся секретные битвы. Но периодически в Игре появляется "джокер", игроки называют его Отрок. Он должен совершить Деяние - найти самый главный артефакт, Истинный Крест Господень, и распорядиться им по своему усмотрению. Каждый раз это означает резкую перемену в конфигурации Игры в пользу восточной её стороны. Последний Отрок родился в 1965 году в Сибири и в 1985-м совершил Деяние. Крест, на котором был распят Спаситель, оказался у Артели, в финальных схватках погибло практически всё руководство Клаба.** Но это вовсе не означало конец, потому что девиз обеих организаций, взятый из одного английского романа, гласил: "Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра". Артель выиграла лишь раунд. После совершения Деяния Игра перешла на видимый геополитический уровень, и здесь Клаб взял реванш, уничтожив главную базу Артели - СССР.
- Да какое нам теперь до них дело, Том? - несколько легкомысленно вскинулась Кэт. - Мы ведь победили, не так ли?..
- Дорогая, - тот, кого она назвала Томом поглядел на неё с недовольством, сдобренном, впрочем, дружелюбной насмешкой, - писательница ты, конечно, неплохая, но политик из тебя неважный. Союз был так, эпизодом, Artel сама вынуждена была мириться с его существованием. Но Россия осталась, и уж поверь мне, я хорошо учил историю и знаю, как быстро она может оправиться. Мы пытались подтолкнуть её к гражданской войне, чтобы она развалилась, тогда проблема была бы на какое-то время решена. Но нам не удалось, и дело не только в противодействии неприятеля.
- Потому что там Крест?
Лицо Тома потемнело, челюсти сжались, и Кэт показалось, что шрам на лбу зашевелился, словно змея.
- Я не знаю, так ли нужна нам эта деревяшка, - злобно бросил он. - Да, она блокирует наше магическое воздействие на них, но ведь сами они не пользуются против нас чёрной магией.
- Ты же сказал, что они маги...
- Предавшие свой род, вместе с простецами поклонившиеся Распятому. Хватит об этом.
Из лесной глубины донеслось ржание кентавра. Кэт слегка вздрогнула, но тут же опять спросила:
- А мы разве не можем применить магию против них?
- Можем, - неохотно проговорил Том, - но не в охраняемых ими пределах. Они продолжают прикрывать блоками практически всю территорию старой России и часть сопредельных государств. Там наше магическое воздействие нейтрализуется.
Он тяжело замолк, но любопытство Кэт ещё далеко не насытилось.
- А этот Руслан... Загоровский, - с трудом произнесла она непривычную фамилию. - Он какую роль играет?
- Он Отрок, - неохотно ответил Том, мельком взглянув на перебирающегося со ствола на ствол огромного паука. - То есть, был им. Деяние надо совершить до двадцати пяти лет.** Он совершил его и теперь...
- Обычный человек?
- А вот это вряд ли, - задумчиво процедил президент Клаба, маг по имени Том.
В сборнике, опубликованном издательством YAM Publishing, есть ещё десять отличных рассказов, не хуже тех, отрывки которых я оставил здесь для ознакомления:) Два рассказа написаны совместно с Т. Алексеевой-Минасян, один полностью принадлежит ей. Купить и электронную, и бумажную версию можно здесь. Я понимаю, что дороговато, но это же уникальное издание, библиографическая, можно сказать, редкость!