Аннотация: Зло в растерянности: представители Света совсем распоясались, свалив всю ответственность на своего предводителя, и бесчинствуют на Темных Землях. Император, Темный Властелин, не в силах вытерепеть подобной наглости, дает отпор неожиданным противниками, но, к собственному удивлению и негодованию, вынужден выполнять работу того самого ненавистного Добра... Зло, действующее во имя Зла, но несущее Добро - что может быть нелепее? Вторая книга из цикла "Пути без возврата"
ПРОЛОГ
Глухо бухнула дверь неподалеку, и император напрягся - так передвигаться по замку мог только его советник, когда у него были какие-то крайне важные новости. Он успел только вздохнуть, зарываясь пальцами в огненную шевелюру, как на пороге кабинета возник раздраженный и крайне озабоченный амисто.
- Латгардис, - он положил на стол перед ним свернутое в трубочку послание. - Это больше терпеть нельзя. Даже во имя мира.
Правитель Темной Империи неторопливо развернул бумагу, пробежался глазами по строкам и нахмурился. Вэриний, его приближенное лицо и лучший друг, никогда не ошибался в своих прогнозах.
- Опять нападение, - мужчина поднялся, сжимая кулаки, и отошел к окну, пытаясь успокоить поднявшуюся в душе ярость. - Рыцари Сияющей Звезды?
Беловолосый темный эльф только молча кивнул. Этот орден был настоящей головной болью Темной Империи. Поборники справедливости, считающие территорию соседнего государства рассадником зла и Тьмы, не гнушающиеся ничем и совершающие регулярные набеги на приграничные поселения и деревни. В маленькие городки, имеющие хоть небольшой гарнизон, эти ублюдки пока не совались - то ли побаивались, то ли пока не настолько осмелели. Переговоры с королем Светлых Земель ни к чему не привели. Монарх просто не смог удержать в узде распоясавшихся рыцарей, которые быстро свернулись и ушли в подполье, теперь предпочитая действовать исподтишка. Вэриний подозревал, что кто-то из верхушки не только выделяет средства на содержание ордена, но и отдает приказы, являясь неформальным лидером, и Латгардис был склонен с ним согласиться. Но пока никого из высокопоставленных аристократов Светлых Земель не удалось поймать за руку. Или хотя бы выяснить, кто же стоит за всеми этими нападениями, являющимися ничем иным, как провокацией.
- Собирай мобильный отряд, - коротко приказал император.
Советник рвано поклонился и исчез за дверью. О личной императорской гвардии, состоящей из малочисленных и крайне редко встречающихся оборотней, ходили как легенды - в Темной Империи, так и совершенно жуткие сказки - в Светлых Землях. Люди с головами волков, быстрые, как ветер, и во много раз сильнее даже самого тренированного человека, они перевоплощались в боевую форму без малейших трудностей и боли, свойственных для полного изменения у вервольфов и перевертышей, и тогда их было практически невозможно остановить. Беззаветно преданные, бесстрашные в бою, они не чувствовали боли и страданий, погибали без сожалений и наводили ужас одним своим появлением на полях сражений - более грозного противника стоило еще поискать.
На выполнение приказа много времени не понадобилось - ввиду участившихся провокаций на границах мобильные отряды были всегда наготове, и советник, раздав необходимые распоряжения, вернулся в свой кабинет. Через открытое окно послышались короткие, хлесткие приказы, ржание лошадей и бряцание сбруи - сопроводительный отряд был уже готов. Амисто прошел вперед и замер у открытой створки, внимательно наблюдая за человеком с пламенными волосами в полном боевом облачении, легко взлетающим на рыжего жеребца, приплясывающего на месте от нетерпения. Движения императора были свободны, стремительны, порывисты, и темный эльф нахмурился, несколько переживая за своего друга - неизвестно, с чем им придется столкнуться. Однако Гард был отличным воином и прирожденным тактиком, так что тем, кто посмел нарушить границы и причинить вред жителям Темной Империи, смертный приговор был уже подписан.
Командир сопровождения, дождавшись одобрительного кивка от Императора, махнул рукой, тяжелые створки замковых ворот Цитадели дрогнули, открываясь, и конный отряд пролетел по подъемному мосту под дробный перестук копыт. Советник проводил их взглядом и со вздохом вернулся к бумагам.
ГЛАВА I
Стылая тишина позднего вечера дрогнула, когда тихий свистящий звук прорезал неподвижный воздух, прокатился по полосам тумана, стелящегося по самой траве и оставляющего капельки влаги на тонких побегах, и помчался вперед, огибая деревья и нарастая с каждым мгновением. Глухим щелчком хлыста ударил, въедаясь в уши, и следом загрохотали копыта: из едва заметного марева, раскрывшегося, словно бутон диковинного цветка, вылетел конный отряд. Поднимая пыль и безжалостно сминая сочные стебли, всадники пронеслись по затихшему в предчувствии недоброго лесу и свернули с бездорожья на укатанную сотнями колес широкую тропу.
Латгардис чуть придержал рвущегося вперед жеребца и перевел дух. Проход через 'червоточины' всегда был для него испытанием, потому что именно в этих местах ткань границ мира истончалась, и императору, тесно связанному с Госпожой Тьмой, приходилось очень нелегко - давление Изначальной Силы возрастало во много раз, причиняя сильную боль. Амулет, однажды подаренный ему Рином, облегчал муку, но все равно рыжеволосому мужчине приходилось стискивать зубы и вцепляться в луку седла, чтобы сдержать рвущийся наружу стон. Однако другого пути, столь же короткого и позволяющего оказаться на другом конце Империи в столь невеликий срок, не было.
'Червоточинами' Темные Земли были испещрены, как кротовьими норами: у Гарда в кабинете висела огромная карта со всеми отмеченными входами и выходами, но тоннели не всегда были стабильными. Очень часто случалось так, что точки выхода менялись и забрасывали неудачливых путешественников куда-нибудь в противоположном направлении. Но несколько 'червоточин' уже на протяжении десятилетий действовали исправно и потому приобрели стратегическое значение: давали возможность летучим отрядам прибывать на места нападений в считанные часы и не позволяли агрессорам уйти далеко. В этих местах пространство сжималось, схлопывалось в четко направленную прямую и становилось незаменимой короткой и тайной тропой, потому что найти точки входа, не зная наверняка, где они находятся, не представлялось возможным - разве что только случайно. Но тот, кто по стечению обстоятельств попадал в 'червоточину', почти не имел шансов выбраться оттуда целым и невредимым: всего несколько мгновений перехода могли лишить разума взрослого человека или нелюдя, воздействуя напрямую на его жизненную ауру и подпитываясь от нее. Для воинов и тех, кто пользовались такими путями постоянно, лучшие маги долго разрабатывали защиту, привлекая к этому процессу крайне недовольных таким положением дел темных шаманов - те плевались и ругались, но, тем не менее, сознавая всю важность и практическое значение подобных переходов, все-таки помогли.
И сейчас широкие браслеты на запястьях императора, равно как и всех воинов из отряда, едва заметно светились, оберегая хозяев. Надолго бы их не хватило - только на быстрый переход туда и обратно, но большего Латгардису и не требовалось: только лишь догнать тех, кто принес смерть на его землю. Догнать и уничтожить, вырвать еще бьющееся сердце из груди прямо на глазах умирающего врага.
Ветер донес до них запах, который нельзя было ни с чем спутать: дым и паленая плоть, серая зола и искры, взмывающие вверх от любого неосторожного движения рядом с еще не остывшим пепелищем, что теперь было на месте небольшой приграничной деревни. Обугленные развалины некогда аккуратных домов, провалившиеся крыши, и смерть, лениво переходящая от порога к порогу.
Воины-ругару напряглись, когда витающий в воздухе смрад коснулся чутких носов, и Гард краем глаза заметил, как у нескольких из них, самых молодых, черты лица исказились непроизвольной трансформацией. Это свидетельствовало том, что они едва сдерживали бушующую в душе ярость, что душила их изнутри - они были готовы сломя голову броситься вслед за нападавшими и разорвать в клочья, не щадя и не проявляя милосердия. Но император знаком приказал останавливаться и первым спешился - послушный жеребец привычно последовал за хозяином, которому не было даже нужды держать его за повод, потому как животное было прекрасно обучено и искренне привязано к Гарду. Мужчина знал, что рыцари не могли далеко уйти: враги не ведали, как быстро может прибыть летучий отряд, и не торопились, наслаждаясь принесенной в эту деревеньку бедой.
Запах гари витает в воздухе, мешая дышать и въедаясь в дорогую ткань. Еще тлеющие остовы домов то тут, то там с грохотом рушатся и погребают под собой обугленные, изуродованные тела. Я носком сапога переворачиваю тело, ничком лежащее на пороге собственного дома с засевшей под левой лопаткой стрелой. Оперение у нее светлое, с четырьмя полосами на жесткой щеточке, возле древка. Наконечник, скалящийся из пробитой насквозь груди - крупный, трехлопастной, со свистулькой и вкраплениями серебра в темном металле.
Мертвец безучастно смотрит в небо мутными, лишенными блеска жизни глазами с вертикальными, змеиными зрачками. Я чуть наклоняюсь, рассматривая заостренное ухо со смешной кисточкой на конце. Перевертыш, рысь или лунная кошка. Снова перевожу взгляд на полые отверстия спереди и с боков наконечника.
Свистящие стрелы. Фирменный знак ублюдков из ордена Сияющей Звезды. Заваливаются, как к себе домой, в приграничные деревеньки, и истребляют 'зло' - оборотней, перевертышей, амисто, наг, да и вообще всех, кто, спасаясь из Светлых Земель, бежит под мои знамена.
Трусливые гаденыши. Оборотень заведомо сильнее обычного человека, поэтому нападающие сначала засыпали дома зажигательными стрелами, посеяв панику, а затем перестреляли практически всех - и взрослых, и детей, и даже стариков.
Император поджал губы и закрыл мертвые глаза перевертыша. В золотых радужках вспыхнуло яростное пламя, когда он наткнулся на девочку лет семи, в белой рубашке с расплывшимся алым пятном и обломанным древком стрелы в груди. Молча наклонился, одернул легкую ткань и поднял невесомое тельце на руки. Белокурая головка безвольно мотнулась, светлые волосенки, спутанные, перепачканные в пыли и крови, мазнули по щеке, и мужчина сжал зубы, но в горле заклокотал глухой рык, полный боли. Император аккуратно положил тело рядом с теми, кого принесли сюда его воины - всех погибших от мечей и стрел врага жителей.
- Готовьте костер, - коротко приказал он, отвернулся и медленно прошел мимо дымящихся останков.
Он не хотел предавать огню изрубленные тела - они погибли, ощущая жар, исходящий от пылающих родных домов, чувствовали, как безжалостное пламя вгрызается в кожу и плюет обжигающими искрами. Но оставлять их здесь, без должного погребения... Это непростительно.
Император наклонился, поднимая с земли зазубренный наконечник, прикрыл глаза, когда вереница образов хлынула в сознание.
- Деда, деда, мне страшно! - отчаянно рыдает четырехлетний мальчишка с растрепанными светлыми волосенками и рыжими кисточками на концах острых ушей.
- Тише, Райши, не плачь, - древний старик, утративший возможность трансформации, едва переставляет пораженные подагрой ноги, сжимая в узловатых пальцах слишком тяжелый для него меч.
Мальчик глотает слезы, хватается за подол неподпоясанной рубахи деда и с ужасом глядит за грозными безликими тенями в сверкающих доспехах, мелькающих в отблесках пылающего селения.
Коротко визжит стрела, разрезая воздух зазубренным наконечником, и старик медленно опускается на землю, хрипя и пытаясь вдохнуть горячий воздух пересохшими губами. Глухо звякает меч, выпадая из ослабевшей руки. И мальчишка заходится в громком, нечеловеческом вопле, размазывая слезы по лицу.
- Кто тут у нас? - перед ребенком вырастает высокая фигура.
Блики яростного пламени играют на серебряном нагруднике и окрашивают семилучевую звезду, высеченную на стали, в кровавый цвет пожарищ.
- Опять выродок перевертышей, - грубо бросает второй, натягивая лук и спуская тетиву.
Неподалеку слышится предсмертный женский вскрик.
- Заканчивай, - стрелок сплевывает на землю. - Этим тварям не место в этом мире.
И мальчишка обмирает, когда серебряный клинок, хищно вспыхнув, несется к беззащитному тельцу.
Латгардис поднял голову, избавляясь от видения. Коротко хрупнула сталь, осколками разлетаясь в сжавшейся руке, и император, хмуро отряхнув ладонь, пошел туда, где его люди сложили погребальный костер, отдавая последнюю честь погибшим. Что-то настойчиво билось в сознании, пыталось обратить его внимание на какую-то незаметную деталь, что ускользнула от цепких взглядов воинов-ругару.
Мужчина замер, прислушиваясь. Тихо и коротко воззвал к Госпоже Ночи, черпая силу из подставленных ладоней Тьмы, и только тогда услышал тихий плач, сменяющийся надсадным кашлем, скрытый за грохотом обрушивающихся балок и перекрытий. Словно гончий пес метнулся к одному из домов и отшатнулся назад, когда стены рухнули внутрь, складываясь, как соломенный шалаш. Взметнувшееся вверх разбуженное пламя ожесточенно плюнуло в лицо Императору горсти раскаленных углей, дохнуло смертью и вновь загудело, пожирая еще не прогоревшие бревна.
Крышка люка, ведущего в подпол, задымилась, и Латгардис не раздумывал более ни мгновения: от плотных перчаток остались лишь обгоревшие клочья, а кожа на руках пошла волдырями и рваными лохмотьями начала слезать с пальцев, когда император расшвыривал бревна в стороны. Лицо жгло немилосердно, вырвавшийся со стороны язык пламени опалил брови и оставил на щеке длинный ожог, но мужчина словно забыл про боль. И только когда он одним ударом пробил крепкое дерево люка, вытащил из задымленного подпола шестилетнего мальчишку, прижал к себе, закрывая от жара, и выскочил из бушующего огня, силы покинули его.
Пламя разочарованно рявкнуло за спиной, коснулось длинным истаивающим языком укрытой плотной курткой спины и с ворчанием зашарило по обугленным бревнам. Латгардис передал ребенка одному из сопровождавших его воинов и застыл, уперев руки в колени и пытаясь отдышаться. Опаленная кожа горела, и сотни крохотных иголочек впились в лицо, заворочались там раскаленными иглами, а в глазах помутилось. Почувствовав, как его настойчиво поддерживают под локоть, он раздраженно распрямился, едва не завалившись назад, и отстранился. Не настолько ему было тяжело, чтобы принимать чью-либо помощь. К тому же Латгардис на дух не выносил, когда кто-то прикасался к нему без его на то позволения.
Близость и неразрывная связь с Изначальной Силой даровала мощь, равной которой сложно было найти, но и именно в этом и крылся ее изъян: Гард был награжден даром видеть то, что недоступно многим. Прозрение прошлого и - иногда, - будущего - способность настолько же редкая, насколько и опасная: слишком просто потерять в образах, заполняющих сознание, слишком легко упустить из рук ниточку, связывающую с настоящим, разрушить самого себя. Через касания к предметам и существам Латгардис мог видеть многое - в основном то, что уже прошло, потому что будущее всегда было настолько зыбким и непостоянным, что полагаться на смутные видения, изредка посещающие его во сне, было бы неразумно.
Мальчик уже пришел в себя и сейчас испуганно зажмурился, вцепившись в штанину ругару и уткнувшись в нее лицом: его била крупная дрожь. Гард присмотрелся внимательнее и с беспокойством увидел смазанные полосы запекшейся крови на детских щеках, а чуть позже - бурую корку на правой руке мальчишки. Опустился рядом с ним на одно колено, погладил по голове, не обращая внимания на стрельнувшую до локтя боль в обожженных руках, и понял - стоящий перед ним ребенок уже стал убийцей. Не его кровь алела на нежной коже, а врага. И спасенный мальчик, еще не до конца поверивший в то, что его жизни больше ничего не угрожает, был на грани трансформации.
Перевертыши получали возможность полностью оборачиваться только к тринадцати годам, когда разум становился крепким и готовым разделять сознание человека и животного. В отличие от тех же ругару, эти оборотни меняли ипостась полностью, превращаясь в того или иного животного. Чаще всего в Темной Империи можно было встретить рысей, лунных кошек, барсов и лисиц, а на Южных Островах поддерживали свой род аниото - перевертыши, переплавляющиеся в огромных дымчато-пятнистых кошек с бритвенными когтями и крепкими клыками. Но все дети этого народа, вне зависимости от второй ипостаси, отличались поразительным здоровьем, способностью к быстрому восстановлению и физической силой, превосходящей возможности даже взрослого человека, но этот мальчик, несомненно, уже оборачивался, пусть и частично. Заплаканные глаза с вертикальным зрачком, суженным в тонкую полоску, и острые когти на руках - для защиты своей жизни ребенку удалось преодолеть барьер, что поставила Госпожа Тьма для своих творений. И теперь за ним нужен будет глаз да глаз.
Мальчик тихо шмыгнул носом и крепче прижался к воину. Тот опустил руку и отеческим жестом обнял мальца за плечи. Получив едва заметный кивок от императора, взял протянутый мужчиной защитный браслет, защелкнул его на испачканном запястье найденыша, ни слова не говоря взлетел на лошадь, посадил мальчишку перед собой и умчался прочь - Гард почувствовал, как дохнула силой раскрывшаяся 'червоточина', пропуская воина со своим подопечным на другую сторону. Император развернулся и направился к сооруженному погребальному костру.
Не успел мрачный воин поднести факел к облитым маслом поленьям, как с другого конца мертвой деревеньки послышался полный боли вскрик, и два солдата под руки подтащили к Темному Властелину окровавленного рыцаря Сияющей Звезды. Широкая рваная рана на боку была нанесена острыми когтями - видимо, кто-то из жертв успел частично трансформироваться и ранить своего убийцу.
При виде рыжих волос императора рыцарь хрипло рассмеялся и с вызовом глянул в желтые глаза:
- Жжете мертвецов? Эти чудовища не достойны даже ступать по этой земле! - коротко закашлялся, когда горлом хлынула кровь. - Ты можешь убить меня, но скоро сдохнешь сам! Все вы отправитесь во тьму! Все, до единого!
Рыцарь дернулся, не в силах вывернуться из крепкой хватки держащих его ругару, и плюнул под ноги императору. Латгардис искривил тонкие губы в усмешке, а глаза смотрели тяжело и с мрачной ненавистью в глубине вертикальных зрачков.
- Решили нести Свет, ублюдки? Хорош же ваш Свет, если его цена - жизни невинных, - тихое шипение ничуть не напоминало обычный голос императора. - Сейчас я тебе покажу, что такое настоящая Тьма, которую вы все так боитесь.
Коснувшись щеки парня, рыжеволосый мужчина гортанно произнес короткое слово, и рыцарь, выпучив обезумевшие от ужаса глаза, тонко закричал, срывая связки, и забился в крепких руках солдат, суча ногами и пытаясь куда-то бежать. Он заходился в истошном крике, глядя куда-то в пустоту, а потом обмяк, когда сердце не выдержало испытания, которому безжалостно подверг его темный. Весь ужас, боль от раздирающей внутренности стали и страх потери любимых - все, что испытали жители уничтоженной деревеньки, в единый миг обрушилось в истерзанное сознание рыцаря, выворачивая душу и сжигая в иллюзорном пламени истинного ужаса. Император брезгливо обтер тонкие пальцы, поморщился от боли и приказал солдатам раздеть мертвеца догола и бросить воронам, ибо он не заслужил быть погребенным после того, что совершил.
Глядя на взметнувшееся пурпурное пламя, возносящее души погибших к тем богам, в которых верил каждый из них, император задумчиво качнул головой, недоумевая, что же сподвигло рыцарей напасть на приграничные территории Империи, да еще и с такой жестокостью. Темные давным-давно отгородились от Светлых Земель, практически не имели с ними контактов, кроме нескольких торговых договоров.
'Когда реальный враг исчезает, сознание начинает губительную войну против иллюзорного, и это станет началом конца, который перевернет сущность Мира'.
Латгардис сощурился, вспоминая строки древнего, уже забытого пророчества безумного мага, жившего многие века назад, и сердце глухо и тревожно бухнуло, подтверждая догадки Темного Властелина.
- Выезжаем, - бросил он, взглянул на жирный пепел кострища и сел в седло. - Уже темнеет, рыцари скоро станут беспомощней котят - надо нагнать их до того, как они встанут лагерем на ночь. Негоже заставлять гостей ждать.
Воины сноровисто вскочили на лошадей, выстроились в привычный порядок, заведенный в этом отряде, и вперед умчались два разведчика. Враги были обнаружены через два часа бешеной скачки. Они не особо торопились, будучи уверенными в своей безнаказанности, и передвигались неспешно, берегли лошадей и ничуть не опасались останавливаться на ночлег на враждебных землях. Латгардис с отрядом настигли их, когда те, весело переговариваясь, расседлывали коней и готовились ко сну.
Сумерки - самое опасное время, так же, как и часы перед рассветом. Это та самая граница, когда время становится неподвластным Свету, когда Госпожа Тьма вступает в свои права: мягко, крадучись, стелется тихими шорохами по засыпающей земле, шепчет ласковым ветром среди толстых стволов вековечных деревьев, тенями струиться за спиной, сгущается в чернильные силуэты за спинами беспечных жертв. А в шелке сумерек мелькают фигуры с гротескными чертами измененных лиц - оскаленные клыки влажно блестят в пастях, а желтые звериные глаза полны ненависти.
- Двадцать пять, из них двое - магистры, - коротко доложил неслышно возникнувший рядом с Латгардисом ругару. - Наши воины на позициях.
Император ухмыльнулся. Внутри все горело от сдерживаемой ярости и желания ощутить, как жизнь врага обрывается под острым лезвием клинка, и он едва заметно кивнул головой.
Рыцари в ужасе повскакивали со своих мест, хватаясь за оружие, когда полный бешенства кровожадный вой прокатился по небольшой поляне, на которой они столь удачно обосновались. Опомниться вторгшиеся на чужие земли не успели - стремительные тени налетели на них, блеснув в отсветах заполошно заметавшихся костров короткими широкими клинками. Схватка, закипевшая посреди леса, больше походила на бойню сродни той, что была устроена в приграничной деревеньке. Коротко рявкали арбалеты засевших на деревьях стрелков, меткими ударами выбивающих противников, тонко пели крепкие лезвия, впивались между сочленениями доспехов и отворяли кровь. Голова кружилась от тяжелого металлического привкуса в воздухе, и ругару обращались полностью, вцепляясь в глотки врагов зубами, отбрасывали мечи в стороны и разрывали на части голыми руками растерянных и не готовых к нападению людей.
Император двигался быстро и уверенно, орудуя двумя длинными изящными клинками, которые чаще можно было встретить у представителей народа амисто - впрочем, этой технике его когда-то обучал Рин. Она прекрасно подходила для внезапных нападений, когда враг бестолково мечется, и его движения, ответные удары и попытки защититься слишком хаотичны, чтобы рассмотреть хоть какую-то систему в атаках - а именно такое поведение и может сбить с толку, промедление - стоить жизни. Его противники даже не успевали понять, что произошло, до того, как сталь с влажным клекотом вгрызалась в грудь, не давая дышать и двигаться. Мужчина с волосами, подобными пламени, вихрем пролетел по стану врага, в ярости не задерживал удары, повергал рыцарей одного за другим. До тех пор, пока кажущееся хрупким лезвие не столкнулась со сталью и не брызнуло искрами. Латгардис увернулся от свистнувшего в дюйме от головы меча, отделавшись лишь отсеченным клоком волос, кувыркнулся, пропуская над собой торопливо выпущенный арбалетный болт, и взвился на ноги, разворачиваясь к противникам.
- Не ждали вас так рано, - насмешливо отметил один из них, высокий, широкоплечий, темноволосый, со смуглым лицом и холодными серыми глазами.
Император ничего не ответил - нет смысла затевать разговоры с теми, кого ты собираешься убить. Слова протягивают между противниками незримые нити, которые в самый решающий момент могут помешать нанести удар.
- Неужели император так разгневан потерей жалкой деревушки, что послал вслед за нами ругару? - хмыкнул второй, чуть пониже, но коренастый и светловолосый, с теплыми темными глазами, не подозревая, что и так видит перед собой Темного Властелина.
У обоих на наплечниках красовались изображения шестиконечных звезд, окаймленных дрожащим маревом пламени. Латгардис шагнул вперед, под занесенные мечи, крутанулся, пригибаясь и ударяя противников по ногам. Темноволосый отшатнулся назад и едва не потерял равновесие, но все же смог выправиться, а его товарищ легко взвился в прыжке. Гард почувствовал легкое движение воздуха и отдернул голову - на скуле заалел тонкий порез, оставленный метательным ножом противника, но Император бросился прямо под удар, довернул кисть, когда мечи со скрежетом столкнулись, и клинок врага отлетел в сторону. Светловолосый с руганью отскочил назад и зашарил в поисках чего-то по карманам под прикрытием своего напарника.
Полыхнувшая вспышка резанула по привыкшим к сумерку глазам острой болью и ослепила на краткое мгновение, а когда Латгардис снова смог видеть, он заметил только остывающий след 'червоточины', только что захлопнувшейся за спинами врагов. Досадливо зарычал и огляделся - из всех рыцарей удалось уйти только двоим магистрам, остальные были перебиты, и ругару, принявшие вновь человеческий облик, ходили между окровавленными телами и добивали еще живых врагов. Удачливые противники явно использовали один из артефактов, позволяющих на несколько мгновений открыть проход - конечно, если место для этого приспособлено. Но об этом они не могли узнать без помощи того, кто бы знал все месторасположения 'червоточин' как свои пять пальцев. А значит - рыцари Сияющей Звезды имели здесь, на территориях Темных Земель, союзника. Не говоря уж о том, что они точно использовали амулеты защиты, разработанные в Империи - Латгардис успел заметить знакомое мягкое мерцание заговоренных камней в браслетах, таких же, как сейчас красовались на нем и воинах его отряда.
- Проклятье, только этого мне не хватало, - пробурчал себе под нос Гард, легким движением стряхнул алые капли с клинков и убрал оружие в ножны.
В мыслях мужчина лихорадочно перебирал тех, кому была доступна подробная информация о сетке переходов. Картина вырисовывалась удручающая - несколько магов, приближенных к императору, командиры летучих отрядов, известные своей верностью, командующий войсками Темных Земель, приходящийся Латгардису двоюродным дядей, и Вэриний, советник, старый друг мужчины. И кто-то из них являлся предателем.
Император раздраженно откинул прядь волос с лица и едва не зашипел - обожженная кожа отозвалась на прикосновение болью. Найти перебежчика будет непростой задачей: если он не обнаружил себя до этого времени, то и дальше сможет удачно скрываться. Оставалось только надеяться, что предатель не знает о том, что Темный Властелин догадался о его существовании, и теперь будет внимательно следить за каждым словом и движением тех, кто мог бы подойти на роль пешки светлых.
Ругару стащили всех убитых в одну огромную безобразную кучу, больше напоминающую помойную, и подожгли. Пламя в этот раз было багровым, почти черным, и дым столбом поднимался вверх, на многие мили вокруг оповещая всех о судьбе посягнувших на тех, кто находился под защитой Императора.
Темный Властелин тихо воззвал к Госпоже Ночи, выражая надежду, что ублюдки не найдут достойного посмертия, продолжая мучиться и после того, как их жалкая жизнь прервалась, бросил последний взгляд на дымящиеся останки и направил жеребца в раскрывшуюся 'червоточину'.
***
Стекло было мутноватым от осевшей на нем пыли, и лучи солнца преломлялись, сеткой разбегаясь по дорогому ковру на полу. В кабинете пахло хвоей, табаком и совсем немного - страхом. Он прятался в незаметных щелях в стенах и выглядывал из-за украшенной искусной резьбой книжной полки.
- Как все прошло? - светловолосый мужчина погладил опрятную, коротко подстриженную бородку и внимательно посмотрел на вытянувшегося перед ним командира отряда рыцарей Сияющей Звезды.
- Как вы и планировали, господин Джодок! - ответил мужчина, и легкая кровожадная улыбка тронула чуть пухловатые губы. - Деревня перевертышей полностью уничтожена.
- Мерзкие твари. - Блондин скривился и со вздохом поднялся. - Один только вопрос, Хайнц. Как ты мог допустить, чтобы отряд ругару вас не только настиг, но еще и застал врасплох?
Рыцарь замешкался, виновато глядя на своего господина.
- Мы были уверены, что информация дойдет до Темного Властелина гораздо позже.
- Мы были уверены, - передразнил его герцог и поджал губы. - У этого рыжего ублюдка служба разведки на высочайшем уровне, не говоря уж о том, что советник - не чета нашему болвану. И я тебя об этом предупреждал. Помниться, приказ был немедленно уходить оттуда, как только закончите. Разве не так? Или, может, ты подвергаешь сомнению мои слова?
- Нет, мой господин, - побледнел рыцарь и даже на шаг отступил в сторону.
Джодок отвернулся к окну и сцепил руки за спиной, задумчиво глядя на площадь перед его особняком.
- Кто-то живым им достался? - едва слышно спросил герцог, и его тон не сулил провинившемуся командиру отряда ничего хорошего.
- Да, Сайрек. Его ранили. - Мужчина судорожно сглотнул - тяжелый нрав герцога Ворракийского он знал не понаслышке и мог себе представить, чем обернется для него недовольство этого жестокого человека. - Один из перевертышей, прежде чем сдохнуть, задел его когтями.
- Где он? - Джодок в упор глянул на стоящего перед ним человека.
- Мы его бросили, как вы и говорили, - по тону рыцаря было понятно, что такое положение дел ему совершенно не нравится, но приказ он выполнил, и теперь с него взятки гладки.
- Отлично. Слабым не место на этой войне. Будем считать, что твой отряд справился со своим заданием, хоть и осталось от него всего два человека. Такого мусора, как вы, на каждом повороте по дюжине. Займись набором, и чтобы к следующей седмице сформировал новую группу. Еще один промах, Хайнц, и ты отправишься на корм псам, - презрительно бросил светловолосый и взмахом руки отпустил быстро исчезнувшего рыцаря, который никак не мог поверить в собственную удачу.
Мужчина опустился обратно в кресло, просмотрел бумаги, сложенные на столе ему для подписи и задумчиво откинулся на спинку, глядя в потолок.
Проклятая Темная Империя, проклятый император... Его трясло от одной только мысли обо всех этих существах, сосуществующих совсем рядом с ними. И он совершенно не понимал, почему король не искоренит всю эту тьму, глубоко проросшую хищными корнями в эту землю, в души этих людей и... нелюдей. И его просто приводила в отчаяние ненадежность людей, которые были в подчинении - кто-то искренне верил в то, что таким образом несет свет заблудшим душам, но большинство из этих отморозков - мародеры и убийцы, которым разрешили грабить и убивать под знаменем добра. Но ведь на войне все средства хороши, разве нет?
Тихий стук в дверь вырвал его из раздумий. Мужчина досадливо поджал губы и едва сдержался, чтобы не рявкнуть на тех, кто решился его побеспокоить. Но он знал, что так просто к нему обычно не стремятся, а значит, дело срочное.
- Войдите, - коротко бросил он.
В кабинете появились двое гвардейцев, крепко держа под руки совсем еще молоденькую девчонку, довольно симпатичную, но одетую в жуткое рванье. Так показалось Джодоку, когда он окинул ее мимолетным взглядом, но присмотревшись, герцог понял - одежда была грубой, но тщательно выстиранной и заштопанной, что говорило об исключительно аккуратности его невольной гостьи. Ворракийский на мгновение задумался, зачем солдафоны притащили ее сюда: обычно, если им кто и приглядывался, развлекались они с привлекшими их внимание в обход разрешения от своего господина. Чаще всего такие девчонки проходили через множество рук, и счастье - а может, и несчастье, - той, если она оставалась жива после того, как ее оприходовали с десяток гвардейцев. Впрочем, гулящих девок в городе было значительно меньше, чем желающих их общества мужчин, а уж цены частенько отпугивали солдат, не имеющих возможности утолить свой животный голод. Поэтому герцог вполне благосклонно относился к тому, что его гвардейцы, чтобы не озвереть окончательно и не нарушить приказы своего господина, изредка развлекались подобным образом. Все равно жалоб на них не поступало.
Джодок понимал, что так относиться к своим подданным - не самый лучший вариант, но ничего поделать с собой не мог. Он ненавидел находящиеся в его владениях как города, так и деревни, селения - все, где были эти людишки, которые, стоило только Темной Империи вторгнуться в пределы территорий Ворракийских, сдались и как лживые шлюхи подстелились под этих исчадий мрака. Не сопротивлялись, предпочитая жить под гнетом нелюдей, чем сложить свои жизни во имя Света. И это при всем при том, что отец делал все для того, чтобы облегчить жизнь своему народу. Будь воля Джодока, он бы просто все спалил здесь, сложил для этих предателей погребальный костер, на который возвел бы их еще живыми. И с удовольствием следил за тем, как они корчатся и воют от боли, а их души покрываются черным, жирным пеплом и падают во Тьму, в вечные мучения.
Да вот только тогда он лишится источников дохода, необходимых для содержания личной армии, необходимой ему по положению в обществе - чтоб в любой момент прийти на помощь своему монарху, и на тайные отряды вроде недавно уничтоженного ругару. Эти хорошо дисциплинированные группы мародеров и убийц, людей без чести и жалости, и жестоких ровно настолько, насколько это требовалось герцогу, он держал ради мести. И выжидал, когда же сможет нанести удар по ненавистным темным. Но цель пока еще была далека. Ради нее нужно было сделать очень многое, и Ворракийский никогда бы не свернул с намеченного пути.
Девушка непокорно сверкала серыми глазами и старалась держать спину ровной, но разбитые в кровь губы предательски дрожали, показывая, насколько ей страшно. Надо признать, мордашка у нее действительно ничего. Как и все остальное.
- В чем дело? - устало осведомился мужчина, глядя на вошедших.
- Ее поймали на краже зерна, - отрапортовал один из вояк, встряхнув девчонку.
У той лишь голова мотнулась, закрывая покрытое синяками лицо спутанными русыми волосами.
- Стараешься для них, ночей не досыпаешь, а эти неблагодарные людишки еще и заставляют тебя с кражами разбираться, - досадливо бросил Джодок. - Зачем ты воровала?
- Зачем? - изумилась девчонка и гордо выпрямилась. - Да ты посмотри вокруг! Мы голодаем, с вашими вымогателями у нас нет и семян для посевов, а значит - нет возможности даже выжить!
- Господин, - коротко сказал один из гвардейцев и наотмашь ударил ее по лицу.
- Господин, - вместе с кровью выплюнула девушка, испачкав дорогой ковер. - Повышаете налоги, обираете нас до последних рубашек - и ждете благодарности? Ее не будет - сдохните, ублюдки!
Последние слова она выкрикнула в лицо спокойно сидящего мужчины.
Он чуть приподнялся, заметив странные зеленоватые искорки, мелькнувшие на серых радужках. Светловолосый встал из-за стола и вплотную подошел к пойманной воровке. Чуть помедлил, а потом с силой ударил ее в живот. Девчонка согнулась, хватая ртом воздух, и по щекам потекли слезы боли и отчаяния.
- В моем городе не будет преступлений, - ровно сказал он. - Мне совершенно неважно, по какой причине они совершены. Не хотите голодать - работайте. Работайте столько, сколько нужно, и не смейте обвинять власти в том, что они не заботятся о вас. Вшивых и совершенно бесполезных шавках, крутящихся у ног тех, кто держит на своих плечах всю Светлую Землю. Как думаешь, сможешь отработать то, что пыталась украсть?
Она с ужасом посмотрела на него, и губы жалко искривились. Джодок смотрел на нее сверху вниз - в его глазах не было ни намека на сочувствие, лишь сдержанное любопытство. Так алхимик смотрит на подопытную крысу, на которой решает проверить свой очередной эликсир.
- С ней был еще кто-то? - поинтересовался он, не сводя задумчивого взгляда с пленницы.
- Да, - коротко ответил один из гвардейцев. - Двое парней. Одного пришлось убить - он пытался напасть на прибывший патруль с кинжалом. А второй ждет вашего решения.
- Повесить его, - распорядился герцог, и солдат кивнул. Джодок заметил, что девчонка молча разревелась: очевидно, тот был ее дружком. - Пусть эта воровка посмотрит на казнь. А после я хочу, чтобы вы с ней развлеклись, как следует. Таким, как она, должно знать свое место.
Вынося такой приговор, он рассчитывал, что девушка повалится ему в ноги и начнет вымаливать прощение, но он ошибся. В расширенных зрачках плескался ужас, она почти задыхалась от страха, прекрасно понимая, что ее ожидает в будущем, кусала губы до крови, но не сказала ни единого слова. Упрямство и готовность идти до конца, но не признать совершенное ею преступлением, поразили герцога и разгневали его. Он жестом отпустил гвардейцев, задумчиво наблюдая, как бессильно обвисшую в крепких руках девушку выволакивают из его кабинета.
Спустя несколько минут с площади послышался шум, и Джодок не смог совладать со своим любопытством: подошел к окну и с интересом проследил за разворачивающимся зрелищем.
Пойманный на краже дружок девчонки выл, рыдал и молил о прощении; кажется, клялся Светом, что больше так поступать не будет и что его вина слишком мала - им не удалось утащить из хранилища ни зернышка, - а потому он не заслуживает столь сурового наказания. Когда ему стало ясно, что решения герцога не изменить слезными мольбами, парень начал плеваться проклятиями и призывать кары небесные на голову ненавистного народу Ворракийского. Собравшаяся перед местом казни толпа вопила и улюлюкала: бесплатные зрелища, будь то повешение, четвертование или выступление циркачей, вызывали восторг у этих погрязших в невежестве оборванцев.
Девчонка с посиневшими губами следила за тем, как дрыгает ногами висящий в петле парень. Ему не повезло, шея не сломалась, даровав ему быструю смерть, поэтому он долго еще хрипел, пуская пузыри, а после затих, вывалив язык и обмочившись. Его подружке гвардейцы, наслаждавшиеся зрелищем не меньше толпы, не дали даже глаз закрыть, требуя смотреть на происходящее до самого конца - таков был приказ герцога, и ослушаться его никто не посмел.
Солдаты, предвкушающие хорошее развлечение и не желающие долго стоять в очереди, дожидаясь своего часа, споро потащили ее в сторону казарм, собираясь от души насладиться подарком герцога. Джодок посмотрел на то, как молча извивается приговоренная девчонка в руках у гогочущих мучителей, потер переносицу и задумчиво пожевал губами. Кажется, упрямую бесовку не удалось сломать, а это уже было весьма интересно. По крайней мере, для него самого. Герцог резко развернулся и быстро покинул кабинет, отчасти надеясь успеть вовремя.
Наверное, девчонка должна была благодарить Свет за то, что он вошел в полутемное помещение именно тогда, когда капитан отряда сорвал с нее одежду и с удовольствием посмотрел на обнаженную жертву, силящуюся прикрыться руками. Эта дурочка либо совершенно не понимала, что обречена и выхода у нее нет, либо просто отказывалась понимать - в неведении и с надеждой жить куда легче. Другая бы на ее месте попыталась бы хоть как-то поторговаться, надеясь вымолить жизнь хотя бы без серьезных увечий. А там, глядишь, ей бы и несколько монеток перепало, если бы смогла ублажить солдат так, как надо.
- Хватит, - кисло произнес Джодок, когда капитан, до хруста сжав запястья девчонки, перевернул ее и уткнул лицом в пол.
Появление герцога вызвало переполох в охваченном желанием отряде: гвардейцы едва не подпрыгнули на месте, а Ворракийский в очередной раз поразился тому, каких болванов он набрал в свою гвардию - промаршируй сейчас мимо них вся армия Темного Властелина, они бы и ухом не повели.
Капитан отскочил от пленницы, как ошпаренный, а слегка оглушенная девчонка завозилась на полу, как слепой котенок. Впрочем, довольно быстро пришла в себя и бросила на герцога такой ненавидящий взгляд, что будь она ведьмой, от Джодока и кучки пепла не осталось бы. К счастью, подобные силы были ей неподвластны, и мужчина, кивком указав на скрюченную жертву, коротко приказал:
- В нижнюю камеру ее.
Капитан разочарованно вздохнул, но после, гадливо искривив губы, рывком поднял воровку с пола и прошептал ей на ухо:
- Кажется, тебя ждет развлечение поинтереснее. Впрочем, потом мы вновь, возможно, встретимся, и я покажу тебе, что значит настоящий мужик. - И коротко и зло взвыл, когда девчонка вцепилась ему зубами в руку, сжав челюсти так, что по коже заструилась кровь.
Удар, которым наградил ее гвардеец, мог бы свалить взрослого мужика, поэтому воровка распростерлась на полу без движения. Капитан поднял ее, как куль с мукой, закинул на плечи и понес в указанное его господином место. Солдаты с явным разочарованием проводили уплывшее из-под носа развлечение, но возмущаться не посмели: отправляться на плаху из-за никчемной девчонки никому не хотелось.
Джодок с удовольствием бросил взгляд на полукружья от зубов на крепкой руке капитана - воровка его не расстроила, поступила так, как и должна была для того, чтобы его интерес к ней не угас. Не сдалась, огрызалась до последнего, и это ему нравилось. Он мрачно окинул взглядом расползающихся по казарме гвардейцев, улыбнулся и вышел вслед за капитаном отряда.
Выпроводив сгрузившего свою ношу на широкую кровать солдата, герцог накрыл девушку тонким одеялом и сел в кресло, подхватив с небольшого столика кубок с вином, который принес расторопный слуга.
Ему нравилась эта комната. Навевала приятные воспоминания, да и чувствовал он себя здесь очень спокойно. Ему было известно, что нижняя камера была построена еще во времена его далекого предка, герцога Устина Ворракийского, чье имя гремело на весь мир грозным рогом войны. Тогда Светлые Земли ощутимо потрепали темных, правда, так и не смогли одержать неоспоримой победы, но и это было серьезным достижением - Императору пришлось пойти на серьезные уступки, чтобы прекратить победное шествие соединенной армии Светлых Земель под предводительством его предка. Чье кольцо, кстати, было семейной реликвией и передавалось из поколения в поколение, до тех пор, пока не попало в руки к Джодоку. И сейчас массивный перстень из необычного, светлого, почти белого металла приятно грел правую руку. Крупный гранат, венчающий чудесное изделие, словно светился изнутри: крохотная искра света, блик на воде, заключенный в алую каплю крови - непередаваемое зрелище.
Пленница зашевелилась, потихоньку приходя в себя, и Ворракийский перевел взгляд на девушку. Глаза у той были еще мутноватые - немудрено, после такого-то удара. Она несколько недоуменно обвела взглядом помещение, в котором оказалась, и, кажется, сочла все это сном. Потерла кулачками глаза, почувствовала, что накрыта одеялом, и вцепилась в тонкую ткань, словно та могла ее защитить от всех бед на свете.
- Все ж это было глупо, согласись, - медленно проговорил герцог, рассматривая рубиновое вино на свет.
В комнате было несколько массивных канделябров с десятком свечей из особого воска, который сумел сделать его личный алхимик: они горели в несколько раз ярче и дольше обычных. Права, стимулировать ученого пришлось тоже весьма серьезно - тот попросил нескольких людей для проведения опытов. Этого мусора у Джодока хватало, поэтому алхимику было позволено самому выбрать себе подопытных из темницы. Тюремщик потом еще долго молился Свету, потому что вопли обреченных на жуткие страдания от изобретаемых пожилым мужчиной ядов, разъедающих плоть, звенели в коридорах почти целую седмицу.
- Разве ты не видишь, что творится вокруг? - тихо прошептала девчонка, еще не верящая в свое чудесное спасение, но уже готовая попытаться убедить своего врага в том, что он ошибается.
Она молча помотала головой и скривилась, когда комната закружилась перед глазами. Головные боли еще долго будут мучить эту дурную голову.
- Зачем ты туда полезла сама? - полюбопытствовал мужчина и сделал глоток из серебряного кубка.
Превосходный вкус. Чрезвычайно редкий напиток почти столетней выдержки. Ворракийский был истинным ценителем вин, и в его подвалах хранилось только самое лучшее - даже у короля в запасниках такого было не сыскать.
- Ты могла бы просто подождать своих дружков где-нибудь в условленном месте. - Мужчина поднял бокал и с улыбкой глянул на сжавшуюся на кровати девчонку. - И избежала бы наказания, если бы эти дураки все ж попались. Ты ведь не для себя туда лезла, не свою шкуру спасала, не так ли?
- Что ты об этом можешь знать? - мгновенно изменившись в лице, прошипела она.
Джодок полюбовался на горящие от гнева и ненависти глаза своей пленницы. Она напоминала ему попавшую в западню дикую кошку: хрупкая, гибкая, непокорная. И сражающаяся до последнего. Такие всегда его привлекали.
- Наверное, ничего, - согласился он. - Я всю жизнь рос, окруженный заботой и толпой бестолковых слуг, - Мужчина скривился от одного воспоминания. - Всю жизнь - словно в клетке. Не мог и шагнуть без разрешения своего отца. Но да, ел я действительно досыта и не задумывался о том, каким будет мой завтрашний день - я не сомневался в том, что будущее для меня непременно наступит.
Девушка поджала губы и ничего не ответила, продолжая сверлить его взглядом, а герцог на мгновение почувствовал удовлетворение от того, что может хоть с кем-то поговорить на эту тему. Пускай и с глупой девчонкой, у которой, кажется, и мозгов-то не было в ее хорошенькой головке. Сидела бы дома, да мужу носки штопала - все меньше бы проблем на свою задницу собрала. Ан нет, полезла в самое пекло, да еще и хватило ума ей попасться - Джодоку казалось, что мимо его патрулей не то что девушка спокойно проскользнуть может, а целый отряд гремящих латами рыцарей. Что ж надо было натворить такого, чтоб эти болваны заметили воров?
- Сколько тебе надо зерна, чтобы прокормить свою семью? - спросил он, и глаза у девушки недоуменно расширись.
Она не верила своим ушам. До последнего была уверена, что он ее обманывает, что лишь глумиться над ее несчастьем. Но все же он вытащил ее оттуда, из казарм, где ее... Где ее...
Она отчаянно застонала, подтянула к себе колени и обхватила голову руками. Словно только сейчас до нее дошел весь ужас происходящего, все то, чего она по счастливой случайности, сейчас сидящей напротив ее кровати с кубком вина в руках, избежала самого жуткого наказания, что можно было придумать. Впрочем, именно он и отдал этот приказ. Хорош же, ублюдок. Сам обрек на мучения, и сам же спас! А теперь бросает ей подачку, словно отработавшей свое шлюхе, ожидает, что она будет валяться у него в ногах и благодарить за оказанную ей милость!
- Мне ничего от тебя не надо, - просипела она севшим от страха и ярости голосом. - Ни твоей милости, ни того зерна для посевов, что твои сборщики податей выгребли из наших амбаров подчистую. Просто сдохни, тварь, перестань пятнать эту землю своими поступками!
- Несколько опрометчиво заявлять мне такое, когда ты находишься в моем доме, - ухмыльнулся герцог и медленно поднялся на ноги. - Но мне нравится. Продолжай, малышка, у тебя хорошо получается скалить зубки. И кстати, - протянул мужчина, - я спросил вполне серьезно. Можешь не верить мне, но я почти готов был не только отпустить тебя, но и снабдить всем необходимым. Ты показала достаточно упрямства и верности себе, чтобы я начал уважать тебя. Но сейчас я вижу перед собой лишь лживую идиотку, у которой нет ни грамма мозгов, и которая обрекла на гибель не только себя, но и свою семью. Ты сама сделала свой выбор, сама подписала себе приговор тем, что отвергла мою помощь. Так что не скули.
- Тварь! - из последних сил зашипела пленница. - Да темные в сотню раз милосерднее такого Света, как вы!
- Даже так? - Герцога проняло.
Он подошел к кровати и быстро перехватил мелькнувшие руки девчонки: та хотела оттолкнуть его и попытаться сбежать, но он стащил ее вниз и ударил.
Она упала, с трудом поднялась на колени, не в силах принять вертикальное положение. Жалкая тварь, не стоящая его внимания. Но упорная и дикая, одна из тех, кого ему так нравилось ломать. Калечить, не оставляя в них ничего человеческого, превращать в изломанных, безвольных кукол, глядящих перед собой пустыми глазами и готовых выполнить любое его желание.
- Кричи, девочка, - почти ласково прошептал он, резким движением ударил раскрытой ладонью по ее спине, заставляя распластаться на полу. - Я хочу слышать, насколько тебе будет больно. Хочу слышать, как ты будешь молить меня о пощаде - а это, поверь, будет очень скоро.
Неторопливо снял с себя плотный жилет, расстегнул рубашку и потянулся к пряжке ремня.
Капитан гвардейцев скучающе стоял, прислонившись к стене. Сквозь плотно закрытую дверь он слышал, как кричала несчастная воровка, попавшая в лапы его господина - герцог Ворракийский умел быть не просто жестоким. Девчонке повезет, если он не раздерет ее в клочья, не оставив и единого живого места. Мужчина раздосадовано потер шею - девки у него давно не было, как-то не подворачивался случай, поэтому он уже настроился на то, чтобы расслабиться с этой дикаркой, но Джодок в очередной раз спутал все его планы.
Дверь открылась, и на пороге возник довольный господин, поправляющий ворот идеально сидящей на нем темно-синей рубахи.
- Она ваша, - улыбнулся он. - Только учти, не здесь. Забирай ее к своим. Как закончите - если не сдохнет, то повесьте.
Ворракийский, не оглядываясь, пошел прочь по коридору. В комнате за его спиной на полу, скорчившись, лежала девчонка, пустыми, мутными глазами глядя в стену. Сломанные куклы его не интересовали.
***
Лунное серебро прозрачным плащом накрывает едва дрожащие под касаниями ветра листья в кроне вековечного дерева, раскинувшего над нами. Я протягиваю руку вперед и легко дотрагиваюсь до твоих волос, локонами разметавшихся по полуобнаженным плечам. Днем они сверкают насыщенным цветом, а сейчас - как снег под солнцем - бледное-бледное золото.
Ты смотришь на меня с едва заметной улыбкой, чуть склонив голову к плечу. Ласково проводишь по лицу тонкими пальцами, очерчивая контур, словно изучая то, что давно знаешь, но снова и снова открываешь для себя. Я ловлю твои руки, сжимая хрупкие запястья, и подношу к губам.
И ты смеешься. Твой смех брызгами хрусталя рассыпается в ночи, и я замираю, готовый слушать его до последнего вздоха.
Латгардис рывком поднялся с кровати, пытаясь отдышаться. Снова и снова. Один и тот же сон о той памятной ночи, и кажется, что все еще дрожит и звучит прозрачными переливами ее голос. Вплетает в напевный шелест ветра и щекочет щеки теплыми касания струй воздуха.
Император встал и молча подошел к окну, поднял руку, словно пытался поймать тонкий лучик бледноликой царицы, засыпающей тишь ночи льдистым светом, словно нетающим снегом.
Золото волос, окрасившееся в рубиновый цвет.
Душа сжалась, и глубоко внутри заворочалась загнанная боль, с мстительной жестокостью впиваясь в податливое сердце обсидиановыми когтями. Память нельзя вырвать клочьями из разбитой души, нельзя избавиться от кошмаров, преследующих ночь за ночью, таких реальных, что хочется никогда не засыпать - лишь бы избежать муки, на которую отныне обречен.
- Убирайтесь! - ты разъярена, лицо раскраснелось, брошенный клинок сиротливо поблескивает в высокой траве, а твои пальцы покрываются моей кровью, когда ты отчаянно пытаешься зажать обширную рану на груди.
Они лишь смеются, подобно шакалам обступая нас и скаля клыки обнаженного оружия. Сзади я вижу стрелков, хищно ухмыляющихся и со скрипом натягивающих дальнобойные луки.
- Уходи, девчонка, - милосердно бросает светловолосый мужчина с холодными глазами и холеной бородой. - Ты нам не нужна.
И я пытаюсь оттолкнуть тебя, с усилием держась на ногах и понимая, что ослабевшее тело предательски тянет меня вниз, не дает даже поднять руку, защищаясь. Ты досадливо морщишься, улыбаешься уголками губ, тихо поглаживая меня по обтянутому тонкой материей плечу, и упрямо качаешь головой. Я не могу заставить тебя уйти, потому что ты не желаешь этого. И в родных глазах я вижу лишь погибель - проклятый дар, которого уже и не нужно. Все и так ясно: сегодня и здесь все закончится.
Хохотом смерти разрезают дрожащий от напряжения воздух зазубренные свистящие стрелы. Я чуть прикрываю глаза, растягиваю губы в усмешке, делая шаг навстречу смерти.
Император застонал, вскинул сжатый кулак ко лбу и закусил до крови губу. Воспоминания призраками прошлого вились вокруг него, не давая дышать, холодными вихревыми объятиями заставляя чувства леденеть и острыми коготками царапать по незаживающей ране.
Ему сказали, что это была судьба. Что так и должно было случиться для того, чтобы он стал именно тем, кто он есть сейчас. Чтобы в яростном пламени боли возродился, подобно фениксу, тот, кто изменит ход предрешенных событий. Придворный маг, посвященный в тайну, о которой не знал даже Рин, одобрительно качал головой, глядя на рыжеволосого мужчину, страшно, по-мужски, без слез, молча рыдающего над безжизненным телом.
Не сберег, не удержал ускользающей водой сквозь пальцы хрупкой жизни...
И темнота души расцветилась бешеным пламенем, жидким огнем выплескиваясь в тварный мир, создавая существо, страшнее которого еще не помнила эта реальность.
***
- Ты опять не спал, - укоризненно посмотрел на Латгардиса советник. - Тебе скоро, как девушке, придется всякими припарками пользоваться, чтобы не пугать подданных теми синюшными кругами, что у тебя вместо глаз.
- Катись в Бездну, - огрызнулся император и скосил на друга немигающий взгляд. - Что у тебя?
- Опять нападения, - поморщился амисто и положил перед мужчиной исписанный каллиграфическим почерком пергамент. - Как с цепи сорвались.
- Это провокация, - покачал головой Латгардис, быстро пробегаясь глазами по донесению. - Я в этом уверен.
- Возможно, - эльф задумчиво уставился в потолок. - Думаешь, король Рейнар не в курсе?
- Скорее всего, - фыркнул рыжеволосый, наматывая прядь взлохмаченных волос на палец.
Дурная привычка, от которой его всегда пыталась его отучить Кэссия...
Проклятье! Он должен забыть об этом.
Советник внимательно посмотрел на императора. В золотых глазах мешались боль и сомнения, словно огонек безумства разгорался в глубине вертикальных зрачков.
- Латгардис, - продолжить ему не дал разъяренный рык мужчины, мгновенно оборвавшего встревоженного друга.
- Одно слово - и я тебе голову оторву, - мрачно пообещал он, сверля амисто взглядом.
Вэриний миролюбиво поднял руки в знак подчинения.
- Собирай дипломатическую миссию, - буркнул император. - И пошли 'птицу' королю Светлых Земель о том, что у нас есть серьезный разговор. Раз не может приструнить своих распоясавшихся подданных, этим могу заняться я. И пусть потом не скулит.
- Хорошо, - покладисто согласился советник, настороженно оглядывая друга. - Кого я должен назначить послом?
- Никого, - отрезал император, решительно поднимаясь и заставляя амисто подпрыгнуть от неожиданности. - Я сам поеду.
- Это неразумно! - гневно заявил Вэриний, непреклонно складывая руки на груди. - Если с тобой что случится...
- А мне плевать, - зашипел Темный Властелин, и воздух затрещал и заколебался от разлившегося по кабинету жара.
- Гард, - попытался убедить друга Рин, - пойми... - Стопка пергаментов на столе вспыхнула, и огонь весело заплясал по бумаге. - Свет тебя побери, помрешь - ко мне не обращайся!
Советник поджал тонкие губы и, сверкнув лиловыми глазами, выскочил в коридор, с грохотом захлопнув начавшую обугливаться дверь. Упрямец, если вобьет себе что-то в голову, то сами Изначальные Силы не смогут его переубедить в обратном.
Латгардис, хоть и был императором, интересовался, в основном, внутренней политикой, предоставляя вопросы внешней переваливать на Вэриния. Да и давно уже никто из Светлых даже не думал покушаться на Темные Земли после разгромной Северной Войны, когда Темная Империя нанесла сокрушительное поражение вторгнувшимся в ее пределы войскам Светлых. Впрочем, ни компенсации, ни контрибуций отец Латгардиса, тогдашний Темный Властелин, требовать не стал, удовлетворившись подписанием мирного договора и неприкосновенности для Светлых любого, кто перешагнет через границу, пусть это даже будет убийца. На территории Темной Империи действовали свои законы, и таких тоже судили только по ним.
А теперь казавшееся устойчивым равновесие пошатнулось. Да еще так серьезно, что могло привести вновь к масштабной войне. К тому же, можно лишь представлять реакцию упрямого императора, когда он увидит, что творится в Светлых Землях с момента прихода к власти Рейнара Четвертого, абсолютно безынициативного и бесхарактерного человека, ставшего лишь марионеткой в руках предприимчивого герцога Джодока Ворракийского. Рин знал об этом, потому что разведчики постоянно присылали 'птиц' с записывающими кристаллами - в некоторых землях творился беспредел: нищета, смерть и болезни были лишь малой частью бед, свалившихся на жителей Светлых Земель. Докладывать об этом императору советник не считал необходимым: пока это не затрагивало непосредственно их интересы, Латгардису не стоило и беспокоиться о том, чего он не мог изменить. А зная деятельную натуру друга, а также его повышенное чувство справедливости, которое заставляло разбирать даже мелкие дела вроде краж, где было все очевидно, Рин мог предположить, что Гард спать перестанет.
Впрочем, этот упрямец и так выглядел не очень хорошо - в гроб и то краше кладут. К сожалению, причину бессонницы друга Вэриний знал слишком хорошо. Потому что сам не мог спать - просыпался посреди ночи, ощущая, что сердце готово вырваться из груди.
Амисто прищурился, просчитывая варианты, учитывая вспыльчивость Латгардиса: ни один из них его не устраивал, так как грозил серьезными последствиями и разрушениями. Оставалось одно - сопровождать императора самому.
Эльф тяжко вздохнул и решительно направился вниз, раздавая указания. Ему следовало сейчас подобрать воинов, которые смогли бы сильно не привлекать внимания к отряду, но были достаточно благонадежны для того, чтобы доверить им жизнь императора. Зная Гарда, Рин не сомневался - мужчина возьмет с собой с десяток солдат, что будет весьма сомнительной защитой во враждебных землях. Им неизвестно, что может их поджидать за границей, поэтому стоило обезопасить Латгардиса настолько, насколько это вообще возможно.
К вечеру с необходимыми делами было покончено, а советник почувствовал себя абсолютно вымотанным. И даже в чем-то позавидовал императору - сидит, поди, в кабинете, изображает бурную деятельность, а на деле вино пьет, да кинжалы в стены метает. Рин нахмурился, отослал слугу с приказом и уверенно взбежал по мраморной лестнице, ведущей к покоям Латгардиса.
- Я хотел... - Рин едва успел пригнуться, как в дерево двери за его спиной вонзился тонкий кинжал. - Бездна тебя раздери, Гард! Ты меня убить решил?
- Заходить ко мне без стука чревато последствиями, - император сидел в кресле, закинув ноги на стол, и задумчиво покачивал в руке бокал с вином. - Что я тебе сейчас и доказал. Мне на дверь табличку вешать? Или все ж научишься предупреждать о своем появлении?
- Гард, ты... - советник даже не нашелся, что ответить. - Когда ты влетел в мои покои без стука и застал в весьма компрометирующей позе наедине с леди Аегл, я не услышал от тебя ни слова сожаления!
- О да, это было забавно, - внезапно расхохотался Латгардис и прищурился. - Она тебя простила после того случая?
- Меня - да, - буркнул Рин и уселся на стол, бесцеремонно скинув оттуда ноги Гарда. - А вот тебя - вряд ли.
Император блаженно прищурился и хитро посмотрел на своего Советника. Амисто только выглядел рассерженным. На самом же деле он давно уже привык к его выходкам, да и возмущался больше для вида, чем действительно по поводу поведения Латгардиса. Гард слишком хорошо знал своего друга и сразу мог сказать, обеспокоен тот или нет, злится или же всего лишь мастерски изображает. И сейчас император видел сомнения в глазах своего советника - Рин переживал из-за принятого другом решения отправиться в Светлые Земли. Но он должен понимать, что никакой посол не в силах урегулировать возникшую проблему - только встреча двух правителей сможет вытащить этот мир из пропасти, в которую тот катится. К неизбежной, кровопролитной войне, в которой не будет победителей. И как бы амисто ни уговаривал его изменить свое решение, он все равно не послушает разумного - по всем параметрам, - совета своего друга.
Рин молчал уже долгих минуты три и не пытался отговаривать императора от затеи ехать в Светлые Земле самолично, что и насторожило задумавшегося мужчину. Он подозрительно глянул на друга и понял, что амисто внимательно и несколько оценивающе смотрит на него, словно соображает, задавать ли каверзный вопрос или нет.
- Чего тебе? - буркнул Латгардис и поставил бокал на стол.
Иногда у него так и чесались кулаки начистить морду своему советнику. Особенно за такие вот взгляды, после которых Темный Властелин чувствовал себя ущербным.
- Ты подумал, как решить проблему с силой покровительницы, которая исчезнет, стоит тебе переступить границы Светлых Земель? - Рин скучающе прокрутил на пальце перстень.
Кровь Темных Властелинов, текущая в жилах Латгардиса, давала ему множество преимуществ: он был устойчив к большинству известных ядов, обладал природной защитой от многих заклятий - магия, в основном направленная на сознание и разум, а также подчинение воли, на него чаще всего просто не действовала. Но его сила в чужих землях, находящихся вне покровительства Госпожи Ночи, становилась его слабостью - пуповина, связывающая его с Тьмой, причиняла ему боль и страдания, потому что являлась источником его могущества и жизненной силы. Как только связь с покровительницей слабела, император не только чувствовал себя паршиво, но и становился очень уязвим. И то, что Вэриний в очередной раз ткнул его носом в нерешенную проблему, выводило из себя, хоть Латгардису и пришлось признать, что это досадное упущение - целиком и полностью его собственная заслуга.
- У Клаврена должны были еще остаться амулеты на такой случай. - Гард встал и раздраженно прошелся по кабинету.
- Придворный маг не сможет дать тебе достаточно сильной и долговременной защиты, даже если вкачает в эти камни всю доступную ему силу, - скривился амисто и со вздохом соскользнул со стола. - Ты хорошо мыслишь в масштабах государства, Гард, но в плане мелочей ты полный идиот.
- Не будь ты моим советником и не приноси ты ощутимую пользу Империи, - угрожающе надвинулся на друга Темный Властелин и сверкнул хищными глазами, - я бы тебя давным-давно отправил на плаху и собственноручно укоротил бы на голову.
Амисто без малейшего смущения выдержал пристальный и тяжелый взгляд своего господина и только пренебрежительно хмыкнул: кому, как не ему, знать, что Гард скорее удавится, чем возьмет на себя всю ту скучную бумажную работу, что лежит на плечах Советника.
- Я разберусь, Гард, - смилостивился эльф. - Но впредь не забывай о таких вещах.
С этими словами Советник покинул кабинет Императора и направился было по лестнице вниз, как шум за закрытой дверью заставил его рвануться обратно.
Тяжело грохоча, перевернулся стол, бокал с вином слетел вниз, разбрызгивая алые капли, словно кровь, по стенам; зашелестели безжалостно сминаемые листы - из окна на императора, стоящего спиной, метнулась быстрая тень.
Латгардис извернулся. Какой бы неожиданной ни была бы атака, но все ж застать врасплох бывалого воина оказалось не так уж просто. Убийца неловко приземлился, споткнулся о поваленное кресло и согнулся, получив сильный удар в живот. Но рукой с зажатым в ней коротким ножом мгновенно выстрелил вверх, целясь в беззащитное горло, но лишь прочертил неглубокую царапину по скуле. Император перехватил мелькнувшую кисть и ударил под локоть.
Нападающий даже не вскрикнул, словно не чувствовал боли. Оттолкнулся, крутанувшись, отскочил в сторону, не обращая внимания на повисшую плетью руку, и даже не целясь, выстрелил из миниатюрного арбалета, закрепленного на кисти. Маленькая стрелка, покрытая зеленоватой пленкой, опасно вжикнула рядом с лицом, а Гард стремительно метнулся вперед.
Когда Рин влетел в кабинет, распахнув дверь, то уже застал друга, с любопытством разглядывающего своего недавнего врага. Шея у того была неестественно вывернута, и тусклые глаза безучастно смотрели в потолок.
- Ни на мгновение тебя нельзя оставить, - буркнул советник, окинув императора взглядом и убеждаясь, что с тем все в порядке.
Склонился над незадачливым убийцей и скинул с него капюшон.
- Человек, - констатировал Рин и обшарил карманы, - вне всяких сомнений. Кто-то сильно недооценивает тебя, Гард, раз посылает таких наемников.
- Может, это какой энтузиаст из светлых? - предположил рыжеволосый мужчина, поднимая перевернутый стол и с сожалением поглядывая на разбитую бутылку прекрасного вина.
На запястье обнаружилась небольшая татуировка в виде витого кинжала с оскаленным черепом в рукояти - метка гильдии убийц.
- Его хорошо информировали, - досадливо бросил Рин и отряхнул руки, словно испачкался. - Он точно знал, куда и когда лезть. Обрати внимание, немногие знают, что ты чаще остаешься в своем кабинете, нежели в покоях. Даже слуги - и те свято уверены, что по ночам ты глодаешь девственниц в своей опочивальне.
- Даже так, - удивленно вскинул брови Гард и безотчетно потер переносицу.
Голова начинала странно гудеть, и глаза зажгло, словно кто-то бросил в них горсть перца. Слабость разлилась по всему телу, вынуждая его опереться на стол, но руки перестали слушаться, и император уже почти не осознавал того, что рухнул на пол без движения.
- Тьма! - выругался Рин, подскакивая к бессознательному другу и переворачивая того на спину.
Лицо Латгардиса было неестественно бледным, дыхание - рваным и неровным, а царапина на скуле почернела, будто выжженная огнем. Все тело мужчины охватила непроизвольная дрожь - страшный предвестник конвульсий.
- Клаврена быстро сюда! - рявкнул амисто робко выглядывающему из-за косяка слуге-гоблину. - Нужно противоядие от древянки!
Тот молча и стремительно исчез, а Рин, стараясь сдерживать подступающую к горлу панику, расстегнул ворот рубашки императора, прислушиваясь к слабеющему дыханию. Тот, кто послал сюда убийцу, знал о Латгардисе куда больше, чем позволено кому бы то ни было. Знал то, что император терпеть не мог постоянного надзора за собой и отказывался от любой охраны, равно как и легко вычислял тайную, в свое время приставленную к нему Рином. В тот раз советник действительно едва не угодил в опалу и после подобного обезопасить не желающего того друга не пытался. За что теперь Латгардис и платил в полной мере.
Древянка - растение, встречающееся только далеко на юге, рядом с огненными жерлами вулканов. Столь же опасное, сколь и действенное: вытяжка из жестких стеблей вызывала практически мгновенный паралич и выжигала жертву изнутри. И была одним из тех немногих зелий, которые успешно могли убить даже императора, несмотря на его устойчивость к ядам, только благодаря которой он сейчас еще дышал.
Но каждая минута - это приближение конца, страшного и мучительного. Как только яд доберется до сердца, сознание вернется, и тело Гарда охватят судороги, после начала которых противоядие уже не подействует.
Клаврен, придворный маг, слишком запаздывал. Счет шел на мгновение, и Рин более не колебался. Закатал рукава своей рубашки, опуская на тонкие запястья широкие браслеты с крупными сапфирами изумительно правильной формы, внутри которых пульсировало и билось стремительно разгорающееся сияние. Браслеты высверкнули голубоватыми искрами и внезапно сжались, впиваясь в кожу неожиданно острыми режущими кромками. Но ни капли крови не заструилось из-под странных украшений - только серебро металла стало быстро темнеть, приобретая красноватый оттенок, словно напитываясь добровольно отданной кровью.
Темный эльф прижал ладони к вискам умирающего друга, закусил губы и прикрыл глаза. Вверх по смуглой коже от самых кончиков пальцев, через браслеты, потянулись изломанные линии, словно чернила пролили по венам, и Рин скорчился от боли, склоняясь вперед и почти касаясь лбом лица императора. Но Гард задышал ровнее, бледность ушла с лица, заострившегося в преддверии смерти, и веки дрогнули.
- Рин, - хрипло выдохнул он, разглядев рядом с собой друга. - Прекрати лить надо мной слезы, я тебя еще переживу.
- Дрянь ты неблагодарная, - прошипел амисто и бессильно распростерся рядом с ним на полу.
Браслеты с тихим звоном разомкнули серебряные челюсти, вновь становясь безобидными украшениями, но под ними пролегли две широкие полосы истерзанной кожи, содранной и будто прижженной каленым прутом.
- Что это было? - Латгардис даже не рискнул подниматься на подгибающиеся ноги.
- Кажется, на кинжал была нанесена вытяжка из древянки, - простонал в потолок Советник и с трудом подавил желание свернуться клубочком от боли, свившейся в голове и теперь настойчиво сверлящей виски. - А твой придворный маг...
- Господин! - в кабинет влетел пожилой мужчина в нелепом халате и с небольшой склянкой в руке. - Господин, противоядие!
- Клаврен, оно уже не нужно, - спокойно ответил Латгардис, принимая вертикальное положение. - Вопреки твоей заботливости и медлительности, я жив. Можешь возвращаться к себе и продолжать наслаждаться снами.
Тон у мужчины был жестким и ледяным, что заставило придворного чародея съежиться под пристальным и недобрым взглядом. Он попятился, кланяясь и бормоча под нос извинения, едва вписался в дверной проем и вывалился в коридор, захлопывая дверь.
- Прекрасно, Ваше Темнейшество, - ехидно подал голос с пола Рин, так и не рискующий вставать. - Теперь он будет спать и видеть, как бы подсыпать вам того же самого яда в еду.
- Древянка меня больше не возьмет, - задумчиво сообщил император и помог другу подняться. Видок у того был еще тот. Вздыбленные волосы, бледное аж до пепельного лицо и светящиеся радужки глаз - такого и врагу не пожелаешь, чтоб привиделось. - Садись, Рин, я сейчас вина принесу. Тебе стоит сделать хотя бы пару глотков.
Советник даже не стал спорить и рухнул в кресло, прикрывая глаза. Пока Гард ходил за вожделенным напитком, эльф почти успел задремать, но в голову лезла всякая мутная дрянь, поэтому он почувствовал облегчение, когда заслышал ругающегося императора, споткнувшегося о так и лежащий посреди кабинета труп убийцы.
- Кто-то отлично знал, какой из ядов на меня подействует. - Мужчина протянул амисто бокал, и тот благодарно моргнул.
Руки все еще дрожали от пережитого и непосильного напряжения.
- Слишком много совпадений, - больше для себя произнес Император.
- Ты ничего не хочешь мне рассказать? - подозрительно сощурился амисто и даже заставил себя выпрямиться в кресле.
Темный Властелин покачал головой.
- Тебе нужно отдохнуть, - поспешил сказать он, заметив, как посмурнел лицом Рин. - Ты не впервой вытягиваешь меня с самого края пропасти. А это, надо признать, хлопотная работенка. Не так ли, друг?
Советник мгновение сверлил Латгардиса взглядом, потом молча поднялся, сдержавшись и не ухватившись для пущей устойчивости за столешницу, поставил бокал на стол и направился к двери.
- Ты б все-таки распорядился, чтоб эту падаль отсюда убрали, - бросил он через плечо и кивнул на труп убийцы.
Император устало улыбнулся.
- Сей же момент, - согласился он, провожая друга взглядом.
***
Рин был растерян и обескуражен произошедшим. Уже давно тот, кто нацелился на род Темных Властелинов, не проявлял себя, но это покушение было совершенно аккурат тогда, когда Гард собрался нанести визит в Светлые Земли. Действительно, слишком много совпадений. О том, что на встречу с королем Рейнаром едет сам император, знал лишь очень узкий круг людей и нелюдей. И это давало возможность вычислить того, кто передал сведения о привычках Латгардиса убийцам, а то и сам стоял за покушением.
Рин не был белоручкой и прекрасно знал, как все это делается. Будучи Советником Темного Властелина, он совершал многие вещи, когда-то казавшиеся ему неприемлемыми. Его шпионы подкупали, переманивали на свою сторону, а тех, кто твердо стоял за свои убеждения и был совершенно нежелателен, тихо убирали. Но для эльфа они были лишь несколькими строками на пергаменте с донесением, но никак не живыми существами, однако даже такими они мстили ему. Свою цену он платил сполна - кошмары не прекращались ни на одну ночь, и ему приходилось пить настойки, чтоб хоть немного отдыхать.
Но сегодня Латгардис был так близко к смерти, как до этого всего лишь один раз в своей жизни. Рин вытягивал его из-за грани и сам едва не сорвался, когда пустота опутала цепкими щупальцами души и потянула вниз, в уродливую, ненасытную пасть. Если бы не помощь артефактов и ослепляющий ужас за друга, придающий сил, то Клаврен прибежал бы уже к двум бездыханным телам. И это совершенно не нравилось советнику.
Придворный маг ранее никогда не медлил и появлялся всегда аккурат в нужный срок. Тем более в Цитадели магическая сила бурлила потоками, и не нужно было ни накопителей, ни длительных медитаций, чтобы набрать достаточное количество энергии для кратковременной телепортации. Уж где находится кабинет его господина, Клаврен знал прекрасно, но для спасения жизни Императора предпочел передвигаться пешком из своей башни. Такое решение едва не стоило Латгардису жизни: если бы он был в кабинете один, то даже, скорее всего, не успел бы позвать на помощь. Древянка действовала очень быстро и удачно.
Обдумав все за и против, амисто, не сильно сомневаясь в правомерности своих действий, подловил придворного мага в тот момент, когда тот собрался посетить библиотеку темной Цитадели, в которой был собраны самые редкие книги, какие только могли найти. Учтиво поздоровался с нервно вздрогнувшим при виде эльфа пожилым мужчиной, проследил, чтобы тот не вернулся в свою лабораторию, скользнул в помещение и притворил тяжелую дверь.
Обстановка ему была знакома - его отец был алхимиком. Склянки, реторты и пробирки, в которых иногда бултыхалось нечто совсем уж непотребное, бурлящие составы и зелья на крохотных магических светлячках; массивные стеллажи со старинными книгами вдоль стен, несколько небольших шкафов, в которых хранились ингредиенты и уже готовые зелья; гексаграмма, притаившаяся в углу помещения, сейчас лениво помигивала алым, и изредка начерченные линии начинали дымиться, словно кто-то шкрябал по невидимой стене с той стороны реальности и разочарованно отворачивался обратно, так и не достигнув нужного результата.
Рядом с ней стояла тренога с жаровней, в которой переливались оранжево-желтым светом раскаленные угли, в одно мгновение темнея до бордового, бархатного. А на них легким пеплом покоились еще обугливающиеся клочки сожженной бумаги. Советник знал, где искать, а может, Клаврен не сильно и скрывался, будучи уверенным, что огонь уничтожит все следы.
Амисто коснулся пальцами изящной серебряной серьги в виде искусно исполненной оскаленной волчьей пасти в левом ухе - зверь осторожно держал между острыми клыками некрупный рубин, имеющий совершенно несвойственный таким камням цвет - яркий, огненно-алый, словно бушующий огонь, заключенный в кажущиеся хрупкими грани. Драгоценность мягко замерцала, отзываясь на приказ хозяина, и эльф мягко провел рукой над жаровней, словно гладил невидимое ласковое существо. По металлу скользнула яркая огненная полоса, изогнулась и вильнула длинным чешуйчатым хвостом. Пепел взметнулся вверх, будто от сильного порыва ветра, закружился над углями и неожиданно сцепился пористыми клочьями, приобретая форму и разглаживаясь. Посветлел, по проявляющемуся и восстанавливающемуся письму побежали ровные чернильные строки, написанные размашистым почерком - угловатым и жестким, сразу дающим знать о характере того, кто взял в руки это перо, оставившее следы на сожженной бумаге.
Рин не знал, что он здесь найдет, действовал скорее по наитию, чем действительно был уверен в своей правоте. В этой жаровне могло быть сожжено все, что угодно - от неудачных составов зелий до каких-то личных записок и описаний экспериментов. Но то, что прочитал Советник на восстановленном пергаменте, заставило его нахмуриться и закусить губу. Клаврен не был посвящен в его тайну, как и большинство обитающих в этом замке и за его пределами, поэтому даже не мог предположить, что кто-то сможет восстановить, казалось бы, окончательно и бесповоротно уничтоженное письмо.
Когда он вошел в кабинет Латгардиса, тот стоял к нему спиной и задумчиво смотрел в окно. В руках мужчина держал сделанный из черного золота венец и несколько раздраженно вертел его, то и дело укалывая пальцы об изящные, но острые выступы. Заслышав звук открывшейся двери, он обернулся, нахмурился, но когда понял, что это Рин, даже слегка улыбнулся и наклонил голову.
- Что-то опять случилось?
- Почему ты мне не сказал? - Советник положил на стол письмо, по которому то и дело проскальзывали оранжевые полосы, словно плотная бумага тлела изнутри, но все никак не могла вспыхнуть.
- Что это? - Император взял в руки послание и вчитался. Брови изумленно взлетели вверх. - И он так просто все оставил?
- Нет, - односложно ответил амисто и скрестил руки на груди, ожидая ответа.
Латгардис скользнул настороженным взглядом по хмурому лицу друга, заметил горячие искорки, вихрем кружащиеся в рубине, вделанным в серьгу, и тяжело вздохнул. Разжал пальцы - эльф повел бровью, и бумага вновь рассыпалась пеплом, тонким слоем серой пыли осев на столешнице.
- Он дал им карту 'червоточин', - амисто раздраженно сверкнул глазами. - Ты преследовал их до самой точки перехода и знал, что здесь что-то нечисто. Почему ты мне не сказал? Если бы не был таким упрямцем, то, может, того, что случилось вчера, можно было бы избежать? Может, Клаврен не снабдил бы того убийцу вытяжкой из древянки, и ты не бился бы в конвульсиях на полу собственного кабинета!
- Ты был рядом, - несколько смущенно пожал плечами Гард и отвел глаза.
- Это не аргумент, - рассердился советник. - А если бы я задержался хотя бы на пару минут?
Амисто осекся и замолчал, подозрительно глядя на друга. В лиловых глазах мелькнуло понимание.
- Доверяй, но проверяй, так, Гард? - тихо спросил он. - Я ведь и правда забыл, кто ты. И о том, что мне по положению предписано вытягивать твою королевскую задницу из неприятностей. Для того и существуют слуги, не так ли?
Латгардис молча пронаблюдал, как его друг, более ни слова не говоря, вышел из кабинета, и только тогда позволил себе со стоном опуститься в кресло, сжимая руками виски. Он действительно совершил непростительную ошибку. И этого промаха ему не забудет не только Вэриний, но и он сам.
Амисто летел по коридору, злился и цепным псом рявкал на подворачивающихся под горячую руку слуг. Будь он глупым молодым мальчишкой, ничего не смыслящим и не понимающим в окружающем его мире, то подобная глупость была бы простительна. Но советник Темного Властелина, который совсем забыл, что тот, кого он считал своим другом - император, - просто посмешище! Гард, столкнувшись с тем, что его противники из числа светлых рыцарей знакомы с картой 'червоточин', мгновенно очертил круг тех, кто мог выдать эти сведения врагам, и Вэриний был одним из возможных предателей. И Латгардис, как истинный правитель, не исключил его из списка, решил вначале проверить, и это было единственно правильно решение. Но как бы Рин не убеждал себя в правоте своего друга, обида свернулась в душе змеей и коварными кольцами опутывала разум. Впрочем, эльф был уверен, что рано или поздно он успокоится и опять спустит это императору с рук.
***
Клаврен судорожно метался по своей лаборатории и нервно заламывал руки. Тот факт, что ночное покушение потерпело крах, привел его в состояние, близкое к обмороку - хуже Темного Властелина может быть только разъяренный Темный Властелин, который злоумышленника из-под воды достанет. Да и советник его тоже - что цепная виверна, везде оказывается не в то время. Придворный маг, конечно, не совсем понимал, как амисто удалось вытащить своего господина из-за грани, но сейчас это было не столь важным. Куда страшнее было ощущение, что его собственную шкуру начинает ощутимо припекать: так бывает, когда не удается с первого раза убрать врага, что во много раз сильнее.
Ему хотелось бросить все и сбежать, но мужчина понимал, что именно этим он просто-напросто подпишет себе смертный приговор. Скрыться от императора в его землях у мага бы не получилось, сколько бы он не исхитрялся и не изворачивался: и твердь, и воздух - все в Темной империи принадлежало этому рыжеволосому гордецу. Больше шансов у него было в том случае, если он останется здесь и все ж постарается удержаться на плаву. К тому же, сегодня он видел, что советник был серьезно обеспокоен и расстроен после разговора с Императором, а это могло означать только одно - даже его Властелин взял на заметку. Так что Клаврен не был одинок в этом кругу избранных.
Маг застучал склянками с ядами, стоящими в дальнем шкафу. На толстое стекло были наложены заклятия, как защитные, так и атакующие - чтоб посторонние не совали нос не в свои запасы. И это не раз спасало Клаврена от неприятностей: бывали случаи, что его пытались отравить ядами его же изготовления. На тот случай у мага была замечательная вещица - небольшой серебряный кубок, из которого он взял за правило пить. Светлый металл мгновенно темнел, стоило лишь одной крупице любого известного отравляющего вещества оказаться в жидкости. Слишком много Клаврен слышал о Вэринии - по долгу службы, конечно.
Поговаривали, что любой, кто вставал у него на пути или же был неугоден императору, а также упрямился и не желал изменять свои взгляды на те или иные события, быстро отправлялся к праотцам. Советник никогда не церемонился, и маг был более чем склонен верить тому, что о нем говорили - смуглокожий эльф не раз брал у него яды. Клаврен, конечно, сомневался, что эта гончая сам пачкал руки, но исполнителей у него всегда было хоть отбавляй.
Маг настолько увлекся размышлениями, что не сразу заметил, как в его лаборатории появились незваные гости, а когда все же обратил внимание, то поспешно склонился в приветствии.
Император с любопытством вгляделся в небольшую банку, в которой плавала отрубленная человеческая кисть. На ней Клаврен когда-то пытался практиковаться в некромантии, но затея провалилась - должных способностей у стихийника не было. А выбросить все как-то времени не хватало, да и память стала подводить в последнее время. Темный Властелин прошелся мимо стеллажей, немного постоял возле книг и остановился возле большого телескопа, что не так давно умудрился выпросить у советника Клаврен.
Беловолосый амисто, кстати, тоже был здесь. Скучающе прислонился к косяку двери, не спеша заходить в лабораторию. Но и не давая возможности теперь выйти из помещения. Оружия при нем маг не видел, но коварство темных эльфов в целом - а уж этого и подавно, - было у всех на слуху. Впрочем, Клаврен очень надеялся, что они завернули к нему с каким-то делом: промашек за собой маг не помнил, так как все улики были успешно уничтожены.
- Неплохо обустроился, - улыбнулся император, и Клаврен немного осмелел.
- Вашими силами, - угодливо склонил мужчина голову, про себя мечтая, чтоб эти двое убрались отсюда поскорее.
Темный Властелин провел ладонью по телескопу, шагнул вперед, к огромному, в полстены, окну и распахнул его настежь. Свежий ветер ворвался в помещение, пронесся по комнате и скинул со стола целую кипу разбросанных как попало бумаг. Клаврен всплеснул руками и бросился было их подбирать, но холодный голос остановил его.
- Подойди сюда.
Приказам Императора было сложно противиться. Казалось, тело просто переставало слушаться, выполняло чужую волю, не реагируя на приказы разума. Клаврена всегда пугала эта странная способность членов королевской фамилии, и этот раз не стал исключением.
Вопреки своей воле маг послушно подошел к открытому окну и содроганием глянул вниз. Его башня возвышалась над каменной мостовой внутреннего двора на десятки ярдов, но обычно Клаврен не обращал внимания на подобную мелочь - никогда не боялся высоты. Однако именно сейчас ему отчего-то стало жутко до дрожи в коленях.
- Что тебе не хватало, Клаврен? - медленно поднял на него хищные желтые глаза император, и мага словно приморозило к месту. - Что заставило пойти тебя на такой шаг?
Пожилой мужчина сглотнул и в ужасе посмотрел на Темного Властелина.
Он все знал.
И теперь никакие слова не убедят это жуткое существо в том, что Клаврен невиновен - как бы тот не выкручивался и не пытался спасти свою шкуру.
- Золото? - задумчиво произнес император. - Вряд ли. Все, что тебе было нужно, давалось без возражений и вопросов. Статус? Что может быть лучше придворного мага? Что еще тебе было надо, скажи мне.
Мужчина так и не смог выдавить из себя ни слова. Темный Властелин не смог бы понять его стремлений и желаний, не смог бы понять того, что сама покровительница Тьма приказала ему совершить то, что было сделано. Она хотела, чтобы император как можно скорее оказался в ее объятиях, и выбрала своим орудием именно его - королевского мага. Она дала ему силу, дала власть - такого он никогда не ощущал. Словно все судьбы на какие-то мгновения оказались в его руках. И ради такой награды он был готов пойти на риск.
Но затея провались. Однако Клаврен не собирался просто так сдаваться и шагать на эшафот с гордо поднятой головой. Поборов в себе ужас, пересилив отданный ему императором приказ, маг вскинул руки, зачерпнул силы, создавая заклятие. Слишком велик соблазн - император рядом с открытым окном, и вытолкнуть его не составит проблемы. А с советником разобраться можно и позже.
Но ранее послушная стихия не отозвалась на призыв, словно ее и не было вовсе. Ловким зверьком проскользнула сквозь пальцы, увернулась от сжавшихся в кулак рук и весело заплясала вокруг проклятого амисто, играясь с гривой белоснежных волос. В причудливо заплетенных прядях неярко мерцали нити с нанизанными на них голубоватыми, почти прозрачными камнями, и ветер послушно вился вокруг опущенной руки, ластясь, будто кошка.
В тот момент Клаврен понял, что проиграл. Слишком много он поставил на обретенную силу, слишком привык доверять своей магической мощи, что, когда внезапно лишился ее, оказался совершенно беззащитным перед своими врагами.
- Прыгай, - глухо прозвучал приказ.
Маг еще сопротивлялся.
Упирался, выл, заключенный в клетку из собственного тела, послушного чужой воле.
Но шаг за шагом приближался к распахнутому во всю ширь окну.
Не будет эшафота - предателей не казнят, как благородных.
О них не рассказывают никому, предпочитая убирать быстро и незаметно. Так, чтобы никто не догадался, что же произошло на самом деле.
Чтобы не вспугнуть более крупную рыбу, залегшую на самое дно, мелких окуньков вылавливают тихо.
Громкий крик потонул в шуме внезапного шквально ветра, вышвырнувшего вслед за канувшей вниз фигурой массивный телескоп. Глухого удара о камни мостовой император уже не услышал.
Отвернулся от окна и молча посмотрел на советника. Тот отвел глаза, не желая встречаться взглядом со своим другом.
***
Оружейная всегда была особым местом. Нет, не общая, где кучей свалены и хорошие, и совершенно безобразные в своем уродстве клинки, сталь которых покрыта темным налетом времени. Смотритель не успевает, да и, скорее всего, не желает приводить в порядок порученных ему подопечных. Император об этом знал, иногда проверял, пытаясь мотивировать ленивого слугу, но, в общем и целом, не сильно переживал за состояние простых клинков. Да и не нравилось ему туда приходить - словно попадал на кладбище никому не нужных существ, брошенных и забытых.
У Латгардиса была своя оружейная. Закрывающаяся на хитрые замки, которые не по зубам даже самому талантливому вору. К тому же, стоило приглядеться, как наметанный глаз различал тонкую мутноватую пленку поверх запоров, означающую, что не только механизмы охраняют помещение, но и опасные чары.
Он знал - у каждого клинка есть своя душа. Особенная, ни на что не похожая жизнь таилась в глубине сверкающей стали, заставляя мечи норовисто взбрыкивать, временами причиняя вред той руке, что показалась им недостойной.
В святая святых Императора не допускался никто, только иногда, и то в пору хорошего настроения правителя - Рин. Латгардис сам чистил, затачивал и лелеял редчайшее оружие, в то время как друг тенью скользил по помещению, стараясь не отвлекать полностью поглощенного делом друга, и раз за разом восхищенно оглядывал экземпляры, попавшие в коллекцию. Здесь можно было увидеть и темные, и даже светлые клинки. С которыми, к удивлению многих, император всегда находил общий язык, и те охотно делились с рыжеволосым мужчиной заложенной в них силой.
Латгардис мгновение помедлил, проводя рукой перед массивным замком. Марево заклятия чуть дрогнуло, узнало хозяина и с едва слышным пением напряженных магических потоков втянулось в запор. Негромко щелкнул и закрутился механизм, отворяя тяжелую дверь. Император вздохнул, словно собираясь с духом, и вошел в оружейную.
Взгляд золотых глаз скользил по знакомым мечам, которые сейчас чуть звенели, приветствуя хозяина, будто заново изучал, но мужчина, пусть и неторопливо, но целенаправленно шел к дальней стойке. На невысоком стеллаже, небрежно брошенные, сиротливо лежали два клинка в простых ножнах.
Император остановился рядом с ними и в задумчивости протянул к ним руку. Нерешительно, сомневаясь. И почувствовал, как в щенячьем восторге заметались души, заключенные в сталь, виновато касаясь хозяина ласковыми нитями ворожбы. Латгардис замер, стараясь перебороть желание резко развернуться, уйти, захлопнув дверь, и больше никогда не возвращаться сюда. Не видеть клинков-братьев, оружия, предавшего собственного хозяина.
Эти мечи выделялись даже среди невероятной коллекции, собранной императором. Имеющие собственный разум, они могли служить только одному хозяину. Тому, кого выбирали сами. И тогда, в тот момент, когда свистящие стрелы летели к груди раненного Темного Властелина, они предали его, спасая ему жизнь. Не дали освободить свою магию, выжигая все вокруг, уничтожая и хозяина, и его врагов. Всех, кроме одной. Девушки, которая бросилась вперед и заслонила Латгардиса, принимая удар зазубренной стали. Она стала тем самым чудом, которое спасло жизнь юному наследнику.
В тот день было совершено покушение на всю императорскую семью. И только рыжеволосому юноше удалось избежать смерти, откупившись от нее жизнью той, кто была его душою. Уже Темный Властелин потом швырнул жалобно звякнувшие клинки на стеллаж и поклялся самому себе больше никогда не прикасаться к ним. И вот гляди-ка, вернулся и стоит в раздумьях.
Мужчина, тряхнув пламенными волосами, поджал губы и поднял один из клинков, с кипенно-белой рукоятью, похожей на диковинный гигантский клык. С шелестом вытянул его из ножен, рассматривая странную, серовато-туманную сталь с необычной гравировкой, тонкими побегами драконьих рун бежавшей по поверхности. Тихонько вздохнул, ощущая, как радостно коснулся разум клинка сознания своего хозяина, и со стуком вернул его обратно.
Взял в руки, размышляя, его брата. Темная рукоять, оплетенная кожей дикого рагдона, источала силу, словно мутный, жутковатый ручеек струившуюся в руки мужчины. Со злобным звоном меч выпорхнул из ножен, обнажая обсидиановую сталь, в которой вихрями скручивались голубоватые страдающие искорки. Клинок приветствовал хозяина, и кровожадно и тягуче пронесся по полутемному помещению шорох тысяч голосов.
Рассветная Заря и Скорбящий - легендарные клинки, созданные тысячи лет назад, но все еще не только не превратившиеся в сказки, но даже не потерявшие своей остроты, набравшие мощь, напитавшиеся чужими жизнями. Свет и Тьма, два клинка-брата, не существующие друг без друга. Один - сохраняющий жизни, обладающий силой излечивать даже смертельные ранения; и второй - несущий смерть, страшнее мифического драконьего пламени, пожирающий души убитых врагов. Даже белый клинок становился бессилен перед ранами, нанесенными братом.
Латгардис хмыкнул, подхватил мечи и быстро вышел из оружейной, захватив несколько метательных ножей из триннской стали.
В дворе нервно рыл землю копытом рыжий жеребец и злобно прижимал уши, вскидывая задом - оруженосец, держащий коня под уздцы, ощутимо нервничал, а зверюга все так и норовила уцепить мальчишку за плечо. Латгардис успокаивающе похлопал лошадь по крепкой шее, и животное сразу же замерло, почуяв хозяйскую руку. Император быстро окинул взглядом отряд сопровождения, одобрительно хмыкнул - Рин хорошо постарался, - но, наткнувшись взглядом на знакомую фигуру, подозрительно сощурился.
- Что это? - мрачно поинтересовался император, оглядывая друга.
Амисто ухмыльнулся в ответ и вскинул брови, словно недоумевая.
Латгардис хмуро посмотрел на него и покачал головой. Рин был одет по-походному. Штаны из плотной ткани, высокие сапоги, темная рубашка, кожаный жилет и плотная куртка поверх. Наверняка у этого фокусника в рукавах спрятано с десяток различного мелокопакостного, а то и отравленного оружия. За спиной серебрились рукояти парных клинков, с которыми эльф управлялся отлично, уступая разве что только самому императору, и висели небольшой, но мощный лук и колчан со стрелами.
У Латгардиса всегда были проблемы со стрелковым оружием. Что луки, что арбалеты - все одно. Все эти зловредные предметы раз за разом пытались лишить мужчину то пальцев, то глаза, поэтому, спустя некоторое время, его учитель, Грокхагар, посетовав на нерадивость ученика, плюнул и перестал пытаться совместить несовместимое. Зато Вэриний стрелял просто отменно, в кои-то веки утерев нос заклятому другу.
Впервые наследный принц и сын одного из графов Темной Империи встретились именно у старого вояки, орка Грокхагара. Рин - потому что отец отправил его обучаться воинскому делу, а Гард - потому что отец строго-настрого запретил ему доводить до невменяемого состояния почтенных мэтров точных наук, так необходимых будущему правителю. Математика, история, экономика - любое занятие, подразумевающее корпение над свитками, вызывало у молодого принца зевоту, поэтому непоседа втихаря сбегал от пожилых преподавателей, умело пользуясь тайными ходами, которых в замке было в избытке.
Там они и столкнулись. Что мальчишки не поделили в тот момент - не помнили даже они, но когда встревоженный шумом и воплями с заднего двора орк прибежал на место побоища, то застал двоих парнишек катающимися в пыли и колотящими друг друга маленькими кулачками. Впрочем, как известно, маленькие кулачки-то и бьют больнее, так что синяки и ссадины, нанесенные в пылу драки, сходили еще долго, потому что Темный Властелин, посмотрев на утирающего кровавую юшку сына, жестом остановил лекаря и вынес вердикт: ходить тебе, Латгардис, побитым, пока все само не пройдет.
Мрачный мальчишка, пытаясь прикрыть руками дыру на порванной рубахе, завернул за угол гулкого коридора и наткнулся на точно такого же шмыгающего носом амисто, которого также лишили первой помощи в наказание за необдуманные поступки. Мальчишки переглянулись, задумались - и вместе отправились измысливать месть.
С тех пор и повелась такая дружба между ними. Они были разными: Латгардис был прирожденным воином, смелым, беспощадным и где-то безрассудным; Вэриний же тяготел к знаниям, допоздна засиживаясь в королевской библиотеке, используя тайком украденные другом у отца ключи. Впрочем, воином он тоже был отменным, но все же уступал рыжеволосому парню, который очень быстро перегнал в мастерстве своего учителя, а вскоре и равных ему в воинском искусстве не было.
- Я вынужден сопровождать вас, мой господин, - издевательски склонился перед Латгардисом Рин.
- Вынужден? - угрожающе надвинулся на него император.
- Глупостей таких наворотишь, что потом всеми Темными Землями расхлебывать будем, - отчеканил амисто, складывая руки на груди.
Император на мгновение пораженно замер, потом беспомощно махнул рукой, отвернулся и вскочил на подведенного ему рыжего жеребца. Эльф довольно хмыкнул, проворно взлетел на свою соловую крупную кобылу, и небольшой отряд, состоящий, помимо императора и советника, всего из десяти хорошо вооруженных воинов, повинуясь знаку Темного Властелина, выехал из ворот.
ГЛАВА II
Глухо хлопнула дверь, и по коридору, ведущему в его кабинет, эхом разлетелся звук уверенных шагов. Так мог себе позволить передвигаться только один человек, в силу своей упертости, безжалостности и совершенно наплевательского отношения как к своей, так и к чужим жизням - его личный поверенный, Догр. Его Джодок вытащил из лап палачей в самый последний момент: убийцу, насильника и мародера собирались четвертовать по законам Светлых Земель, но герцог Ворракийский имел на него свои планы. Догр в качестве разнообразия был ему благодарен, да к тому же Джодок сделал ему предложение, от которого трудно отказаться - заниматься любимыми делами, только теперь под защитой одного из сильнейших аристократов империи. И этот на редкость отталкивающий субъект полностью оправдал его ожидания, чем и заслужил некоторые поблажки, особенно касающиеся правил поведения - их Догр предпочитал совершенно не замечать и делал вид, что даже приблизительно с ними не ознакомлен.
- Хорошие новости, Джодок! - Он бесцеремонно распахнул дверь едва ли не пинком и зашел в кабинет, оставляя на дорогом ковре грязные следы.
- В следующий раз, если ты так залетишь ко мне, да еще и не удосужишься привести себя в порядок перед тем, как переступить этот порог, я повешу тебя на ближайшем дереве, - холодно процедил герцог. - Даже если ты сообщишь мне, что Темная Империя провалилась в Бездну.
Догр сообразил, что несколько перегнул палку, и слега поклонился, что в его исполнении означало крайнюю степень уважения. Нет, сделал он это не из смущения, а скорее из опасения, потому что прекрасно знал - Ворракийский пустыми обещаниями не раскидывается.
- Так что у тебя? - устав наблюдать за приспособленческими способностями своего наемника, поинтересовался Джодок.
- Они выехали, - самодовольно ухмыльнулся Догр, мгновенно возвращаясь к привычной манере общения. - Император с небольшим отрядом, в общей сложности дюжина человек. Причем особенно отмечаю, Джодок - человек. Ругару он не взял, хотя и стоило, но, возможно, просто не хотел пугать нашего венценосного осла присутствием монстров в столице.
Ворракийский не смог усидеть на месте и быстро поднялся с кресла. Он долго и тщательно выплетал паутину, долженствующую перекрыть воздух проклятому императору, но не думал, что тот так быстро в нее попадет. Все же чувство долга у него слишком развито для политики - мальчишка с головой нырнул в западню, стоило только Ворракийскому подразнить его немногочисленными смертями на границе.
- Это действительно хорошие новости, - разум его защелкал, как счеты казначея. - А что с нашим осведомителем?
- Вот тут уже гораздо интереснее, - расплылся в улыбке Догр, а Джодок нахмурился.
То, что казалось забавным этому наемнику, не всегда находило отклик в душе у герцога. Солдат удачи вытащил из кармана небольшой кристалл: темно-синий, как тайшетский бархат, с медленно вращающейся белесой взвесью внутри. Прокатил по ладони, с удовольствием глядя на переливающиеся грани, и протянул его Джодоку.
Записывающий кристалл. Дорогое и крайне редкое удовольствие, но Ворракийский не скупился на подобные вещи. Лучше видеть своими глазами, что происходит в разных уголках Светлых земель, чем узнавать от гонцов и шпионов - человеческий фактор еще никто не отменял, и не всегда доставляемые ему сведения были однозначно подлинны. К тому же, с записывающим кристаллом у него всегда были доказательства, а также возможность разглядеть и услышать все в мельчайших деталях. Тех самых, которые столь часто упускают его наемники - исполнительные, но не особо умные или, по крайней мере, не умеющие делать выводы из того, что видят и слышат.
Он прикоснулся перстнем-печаткой с личным знаком к сапфиру, и тот послушно засветился. Джодок положил камень на стол, развернув его едва заметной трещинкой к стене, и вгляделся в возникшее изображение.
Это место ему было хорошо знакомо - лаборатория придворного чародея самого темного императора. Клаврен некоторое время активно помогал воплощать в жизнь планы Джодока, при этом ни слова не говоря о своих истинных целях. Впрочем, герцог Ворракийский не особо и интересовался: ему был важен такой сильный союзник, находящийся, ко всему прочему, еще и в самом сердце земель врага, а уж какие мотивы двигали им - десятое дело. Конечно, первое время он пытался выяснить, какие грехи рыжеволосого мужчины привели к тому, что человек, принесший присягу и поклявшийся перед Тьмой ценой собственной жизни защищать своего господина, стал клятвопреступником. Нет, Джодок ничуть не осуждал его, но прекрасно понимал, что с Изначальными Силами шутки плохи. Ни Свет, ни Тьма не потерпят пренебрежения в свою сторону и жестоко покарают того, что переступил черту дозволенного.
Так и произошло. Герцог Ворракийский внимательно просмотрел запись до того самого момента, как Латгардис, еще немного постояв у окна, спокойно пошел прочь, даже не оглядываясь, и еще раз перемотал кристалл назад.
- Почему изображение неполное? - недовольно спросил он, сам не замечая того, как губы вытягивались в тонкую линию лишь при одном взгляде на темного императора, а на скулах играли желваки. - Здесь только часть кабинета, я не вижу, что творится у входа. Дорг, в чем была проблема поставить кристалл нормально?
- Мой человек едва успел унести ноги, - фыркнул наемник, хоть и не так смело, как раньше. - Клаврен чуял эти штуки, как собака свежее мясо, но свой кабинет, в отличие от всего замка, не проверял на наличие кристаллов. Только поэтому мы получили эту запись - все остальные записывающие камни, установленные в Цитадели, он нашел, деактивировал и отдал императору.
- Ни в чем на вас положиться нельзя, - пробормотал Ворракийский, понимая, что маг действительно вел какую-то свою, ему одному известную игру, в которую категорически не желал посвящать, несомненно, временного союзника. - Я вижу здесь чародея и его господина. Кто еще был в тот момент в кабинете?
- Скорее всего, советник. - Догр подошел ближе и вгляделся в изображение.
Кристалл снимал лишь часть лаборатории - ту, что возле окна. Это было удачной идеей, потому что сейчас они могли наблюдать за тем, как император, даже не прикоснувшись к предателю, заставил его вышагнуть из окна навстречу верной смерти, но Джодоку хотелось бы видеть картину в целом. Особенно понять, был ли третий участник этого действа причиной того, что Клаврен так и не смог воспользоваться своим даром, что в его возрасте и при его мастерстве - крайне удивительно. Прирученные и закованные в клетку железной воли чародея силы не имеют свойства по собственному желанию взбрыкивать и срывать уже готовые заклятия.
- Я знаю об этом советнике много, - задумчиво произнес Джодок, зная, что Догр сейчас с любопытством следит за его размышлениями, - но мне не приходило в голову даже предполагать, что он обладает какими-то силами. Наш покойный друг ни словом не обмолвился ни о чем подобном, но он и отправился во Тьму куда раньше назначенного срока как раз из-за того, что неверно просчитал ходы своего императора.
- Мои люди проверяли его, и не один раз, - доложил Догр, чем вызвал недоуменный взгляд герцога. Его наемник не столь ограничен, как кажется. - В этом амисто нет ни капли магической силы.
- Что ж, - вздохнул Джодок, взял погасший кристалл в руки и сел в кресло, - возможно, Клаврен действительно не смог использовать против императора свой дар. Я далек от этих тонких материй, и мне не известно, в каких случаях прежде покорная стихия может даже самовольно подтолкнуть тебя в спину, чтоб быстрее летелось. Но император имеет практически неограниченное влияние на разумы своих подданных - это мы уяснили крепко. Раз он сумел заставить опытного мага просто взять и выпрыгнуть из окна собственной башни, то он действительно опасный противник. И подготовиться стоит лучше, чем старый дурак Клаврен.
Догр широко ухмыльнулся.
- Возьмешь людей, - распорядился Джодок, вновь настраиваясь на деловой лад, хотя на душе было неспокойно - не каждый день он видел такую внушительную демонстрацию силы. - Сагрен подобрал отряд хороших ребят, толковых и хорошо знающих свое дело. И захвати мага. Скажем, Тура.
- Он же сопляк еще! - удивился Догр.
- Зато сообразительности на вас всех хватит, - отрезал герцог, показывая, что спорить с ним в этом вопросе не стоит. - Он силен, умен и молод, что немаловажно - в бою все эти дряхлые магистры могут сдохнуть только от того, что неудачно подвернули ногу. А сопляк, в случае чего, еще и неплохо управляется с мечом, так что не придется тратить ресурсы на то, чтобы прикрыть его от противника. Я доступно излагаю, Догр?
Наемник покаянно кивнул.
- Перехватите их на западном тракте, возле деревни Большие Вязьмы. Там им негде будет скрыться в том случае, если ты, Догр, не справишься с заданием, - Джодок просверлил солдата удачи взглядом, и тому стало не по себе.
- Так там же кругом лес, - нашел силы возразить наемник. - Сбегут - потом даже с собаками будет сложно найти.
- Если они уйдут, - то на многие десятки миль им не найти приюта просто потому, что его там нет. - Герцогу надоели разговоры. - И уж я надеюсь, что ты сможешь найти их в случае неудачи, Догр. Если нет - то можешь не возвращаться, потому что здесь тебя будет ждать только виселица.
Наемник или не сомневался в своей удачливости, во что Джодок вполне мог поверить, или же просто мастерски не показывал виду, что напуган или хотя бы обеспокоен столь явной угрозой, но он лишь ухмыльнулся в ответ, отсалютовал Ворракийскому и покинул кабинет. И даже дверь осторожно прикрыл, памятуя о словах своего господина.
***
Латгардису казалось, что Рин стал его избегать. Нет, он не отворачивался и демонстративно не молчал, как бывало в дни их дурной молодости, когда ни тот, ни другой не умели еще сдерживать чувств, но разговаривал с ним редко, словно бы неохотно, и чаще просто уходил в себя, даже не замечая, что император пытается с ним заговорить. Это состояние Рина Гард знал очень хорошо - предельная сосредоточенность на каком-то деле или проблеме, и его советник настолько ушел в него, что не мог одновременно заниматься чем-то еще. Для амисто это было редкостью - он умел крутиться волчком, решая сразу с десяток неотложных дел, - но всегда сулило неприятности.
Когда солнце уже было в закате, император скомандовал привал. Его отряд только что вышел из последней 'червоточины' - дальше им предстояло двигаться обычными путями, потому что Гард не хотел изматывать своих людей раньше времени, - и воины устали после перехода. Рин, вопреки своему обыкновению, не стал даже заниматься своей лошадью и проучил заботу о животном одному из бойцов, а сам отошел на несколько десятков метров, так, что его не было видно за деревьями, и куда-то запропастился. Латгардис честно выдержал положенные полчаса из тех, после которых дозорных уже начинают искать, и отправился в том же направлении.
Советник обнаружился не так уж и далеко. Амисто сидел, поджав по себя ноги, с закрытыми глазами: ровная спина, спокойно и расслабленно лежащие на коленях руки. Но стоило лишь Латгардису, шкурой ощутившему некоторый дискомфорт, переступить какую-то невидимую черту, как Рин сразу вскинулся, открывая глаза.
- Стой! - скомандовал он, обращая к нему развернутую ладонь.
Император не привык, что ему приказывают, поэтому сразу даже не сообразил, что от него требуется. И все же сделал несколько шагов вперед - уже по инерции.
Возникшая перед ним жуткая, ощеренная пасть появилась словно из самых страшных кошмаров. Образ ее был несколько размыт - черные, бездонные провалы глазниц, наполненные клубящейся тьмой с багровеющими искрами пламени Бездны; витые рога, дугой уходящие назад, и оскаленные клыки, каждый размером с его руку. Чувство, что он только что ощутил на себе зловонное дыхание смерти, еще долго потом преследовало императора. Латгардис отшатнулся и прикрыл лицо рукой, но рожа рявкнула ему что-то беззвучно, разочарованно проскребла по невидимому барьеру и с пробившимся сквозь него визгом исчезла, истаяла туманом.
- Опять ты за свое?! - Возмущению Темного Властелина не было предела.
- Тебя никто не просил мешать мне, - огрызнулся в ответ Рин, поднимаясь с колен. Встряхнул руками, и с пальцев в траву скользнули едва заметные, чуть светящиеся голубоватые искорки. - Что за привычка всюду совать свой нос? Гард, его тебе однажды оттяпают, и не плачься мне потом, что девушки на тебя не смотрят.
Император пренебрежительно хмыкнул, но нос украдкой ощупал, тем более, что ощущение того, что он едва его не лишился, оказалось на удивление стойким.
- Может, ты объяснишь мне, в чем дело? - остановил друга Латгардис, когда Рин попытался было ускользнуть в сторону их лагеря.
Советник устало вздохнул и мрачно посмотрел на императора.
- Мозаика не складывается, Гард, - тихо произнес он. - Я все никак не могу понять, почему Клаврен так поступил. Просто не вижу смысла в его действиях!
- Личная месть? - предположил Латгардис.
- А что ты ему сделал? - мигом заинтересовался Рин.
- Ничего, - несколько растерянно отозвался мужчина.
- Горазд болтать, - досадливо бросил амисто. Видать, его действительно сильно мучил этот вопрос, раз он был готов принять хоть какое-то объяснение, что немного даст понять, почему же так все произошло. - Это не личная месть, это не государственные интересы - ты все же не Рейнар первый, чтобы пытаться тебя убрать во благо общества. Темная Империя процветает, смена правителя, да еще и таким радикальным способом, ввергнет ее в пучину раздора. Даже если Клаврен преследовал именно эту цель, то она все равно слишком сомнительна: не факт, что при новом императоре он сможет сохранить ту же должность.
- Особенно если учесть, кто является претендентом первого порядка, - буркнул Латгардис.
Его троюродный брат по крови Майер был не слишком умным, но отсутствие извилин компенсировал чрезмерной жестокостью. Латгардису стоило больших трудов удержать его в узде, угрожая едва ли не эшафотом. Поэтому братец его уже какое-то время сидел смирно, тихо и незаметно мучая кошек по углам. По крайней мере, император надеялся, что кошками и прочими несчастными животными дело и ограничивалось.
- Верно, - кивнул Рин и нервно затеребил прядь волос. - Наш маг спутался со светлыми, которым кровь из носу надо тебя убрать - и их я понимаю от и до. Сильный сосед - всегда проблема, а также потенциальная угроза для мирной жизни. Когда государство занято междоусобицами и внутренней грызней, обычно становится не до построения захватнических планов. Не говоря уж о том, что у более разумных или удачливых соседей появляется реальная возможность под шумок отхватить лакомый кусочек нужных территорий.
Рин размышлял складно, и теперь Латгардис тоже начинал видеть то, что опытный и искушенный в интригах советник заметил сразу же - несостыковки в поведении Клаврена.
- У него нет мотивов так действовать, - озвучил его мысли Рин. - Лучше живой, но лояльный к тебе император, чем мертвый - преемник его будет далеко не так хорош. К тому же, Клаврену должно быть известно, что таких, как он, новые правители стремятся убрать в первую очередь - тот, кто предал один раз, предаст и другой. Это как проказа: если уж въелась под кожу, то ничего не спасет - исход только один.
- В таком случае тебе стоило с ним поговорить, - осторожно закинул крючок Гард.
- А я, по-твоему, чем занимался? - возмутился Рин. - Гард, его даже Тьма не приняла - зачем ей клятвопреступник? Видел тварь? Так вот, душонка нашего неудачника теперь мирно покоится где-то на дне несуществующего желудка этого существа. А переваренная еда, как известно, не разговаривает!
- Я все понял, - примирительно поднял руки вверх император. - Значит, наш убийца даже посмертия теперь лишен?
- Да, - несколько успокоился амисто, все еще посверкивая глазищами в сторону друга. - И я не скажу, что не согласен с таким решением Госпожи Ночи. За чертой каждый получает по заслугам, и не нам спорить с ее решениями.
- Но мы теперь так и не узнаем ответы на интересующие нас вопросы, - скептически проговорил Гард.
- Напрямую - нет, - кивнул Рин. - Косвенно - можно попытаться. Но для этого нужно размотать этот клубок. Впрочем, благодаря твоему безрассудству, мы уже по уши в этой грязи - чистыми теперь точно не выбраться.
- Не желаю даже слушать! - разозлился император, не ожидающий такого прямого осуждения своих действий.
- Если бы ты остался в Цитадели, то я бы смог все выяснить, - не на шутку разошелся советник. Гард только вздохнул - амисто закусил удила, и теперь не успокоится, пока не скажет ему все, что думает. - А теперь мы шляемся по необъятным просторам Темной Империи с одной лишь целью - сунуть голову в капкан! И чем все это закончится - я не знаю! Гард, даже духи повертели пальцами у висков и напророчили мне столько несчастий, видать, в отместку за твое глупое поведение, что я даже дослушать не решился!
- Надеюсь, ты отца не вызывал? - с опаской уточнил Латгардис.
- Если бы я это сделал, - голос амисто так и сочился ехидством, - то не сидеть бы тебе еще целую неделю - покойный император всыпал бы тебе, и поделом!
Темный Властелин, прекрасно помнящий тяжелую руку батюшки, содрогнулся от одной мысли, что было бы, если бы Рин действительно додумался спросить совета у него - никакие бы защитные круги, вроде того, который сегодня не дал той твари добраться до Гарда, не удержали бы разъяренного императора. А в том, что его отец непременно бы разозлился, сомнений у Латгардиса не было.
- Здесь замешана еще какая-то сила, - внезапно успокоился амисто и, словно ничего и не произошло, пошел к лагерю. Кажется, их там уже потеряли. - Я почуял ее присутствие в разуме Клаврена. Возможно, есть еще один игрок, о которым мы не знаем, но он куда опаснее, чем наш противник из числа светлых. И чем скорее мы выясним, что же это за темная лошадка, тем больше у нас шансов на успех.
- Да ты говоришь об успехе, - ухмыльнулся император, уверенный в том, что буря миновала.
- В этой ситуации выжить - уже успех, - припечатал Рин, зашипев, как змея. - Так что не обольщайся, Гард, и побереги спину - я не могу все время за тобой приглядывать и вытаскивать из тех передряг, в которые ты сам влезаешь по собственному желанию. Придет день - и я опоздаю. Как это уже произошло однажды. Не заставляй меня переживать все это снова.
Латгардис вздрогнул, уловив в голосе друга глубоко запрятанную скорбь, которая до сих пор подтачивала его силы и сердце. И сжал кулаки - Рин был прав. Как, впрочем, и всегда.
Темнота, словно шелк, струится сквозь пальцы, ласковым зверьком скользя по плечам, заглядывает в золотые глаза провалом Бездны и мягко улыбается бархатом ночи. Латгардис приподнимает руку, оставляя за ней чуть светящийся след, вздыхает и опускается на одно колено, склоняя голову. Мазком пламени вспыхивают огненные волосы.
- Ты звала меня, Госпожа? - голос глух и тих, звуки вязнут во Тьме, насмешливо кружась вокруг императора, словно пленные птахи.
- Звала.
У Тьмы нет собственного голоса - она впитывает в себя самый незначительный и едва слышный звук, лениво подбирается к доверчивым сердцам и струйкой чернил проникает в душу. И сейчас Она говорит голосами сотен тысяч существ, сливающихся в один. Непостижимая и такая же непостоянная, как и темные воды озера Лаафер .
Он приподнимает голову и видит, как прямо перед ним, словно разводы на зеркале, появляется дымная фигура, уплотняется и принимает облик девушки. Она всегда является к нему женщиной: иногда зрелой, поразительной в своей мудрости, а иногда - гибким котенком, беззаботным, игривым и тянущим за собой шлейф пряного запаха корицы. Как сейчас.
- Здравствуй, император, - она смеется над ним, колет словом и чуть отступает назад, заинтересованно наблюдая за реакцией.
Она всегда любила играть со смертными.
Латгардис лишь снова склоняет голову. Тьма разочарованно вздыхает, но в ее движениях, тягучих, словно патока, нет и следа грусти или недовольства. Она касается пальчиком его лица, заставляя посмотреть на себя. Император скользит взглядом по ее прекрасному лицу, минуя глаза - жуткие пасти первозданной Силы, жадные и безжалостные.
Девушка снова смеется, и в серебристом смехе слышится звон колокольчиков, качающихся на траурных повозках.
- Ты знаешь, зачем ты здесь? - короткое движение изящных рук - и на скуле набухает алая капля, драгоценным камешком скатившаяся вниз.
Не смотреть ей в глаза. Быть спокойным и покорным. Она любит играть - особенно с теми, кто забавен и глуп.
- Нет, - короткий ответ вязнет в темноте.
- Ты нужен моей сестре, - Тьма отступает и мягко улыбается.
- Сестре? - изумляется император, и темнота на мгновение расцвечивается яркими искрами эмоций.
И он отворачивается, прикрывая глаза, когда Тьма озаряется невыносимым, режущим и обжигающим Светом. Спустя мгновение боль исчезает, а вспышка сменяется таким же шелковым и мягким струящимся серебром, как и чернила Ночи.
Перед ним стоит еще одна девушка. Она как две капли воды похожа на свою сестру, но светится изнутри, а белые туманные одежды чуть заметно колышутся, словно под дуновением ветра.
Свет должен согревать и успокаивать, нести облегчение измученным душам, но Она жжется и причиняет ему боль, поэтому Латгардис отступает назад, пытаясь укрыться от всепроникающих лучей.
- Терпи, - Тьма оказывается рядом, накрывая его, как плащом, и жалящие змеи света путаются в ночном саване.
- Объясни ему, - Свет коротко кивает сестре.
Голос ее резок и звенит, словно сталь на морозе.
- Хаос входит в этот мир, - девушка в черном улыбнулась своему последователю. - И твоя задача - остановить его.
Латгардис молчит, внимая каждому слову. Он знает - нельзя перечить, нельзя отказываться от того, что требуют от тебя изначальные Силы.
- Они извратили все то, что я им дала! - Свет разгневана, и ее ярость причиняет еще большую боль. - Они предали меня, продав свои души Хаосу и прикрываясь лживым светом!
- 'Когда реальный враг исчезает, сознание начинает губительную войну против иллюзорного, и это станет началом конца, который перевернет сущность Мира', - Тьма придвинулась ближе, прикрывая его от лучей, подобных клинкам. - Старый маг был безумен, но мы направляли его руку. Мы знали, что Хаос вскоре захочет добраться до тварного мира, разрушить то, что мы с таким трудом создали. Такова его сущность. И мы будем рядом, когда наше оружие обретет свою силу, нужную для того, чтобы сохранить пошатнувшееся равновесие.
- Оружие? - Император чувствует, как сознание ускользает, а тело перестает повиноваться.
- Ты - наше оружие, дурачок.
И сознание гаснет, оставляя на память лишь пряный запах корицы.
***
Вэриний беспокоился. И хотя, если взглянуть на повеселевшего императора, казалось, что поводов для тревоги нет, то на сердце у чуткого советника было весьма неспокойно.
Латгардиса, наконец-то, оставила хандра. Молодой Темный Властелин с удовольствием общался с поданными, находясь под прикрытием безобидной личины, и простодушные жители Темных Земель и не подозревали, что этот искренний парнишка - грозный император. Впрочем, недовольных внутренней политикой Латгардиса было исчезающее мало. Мужчины, женщины и даже дети - все были предельно честны с любопытным путешественником - сказывалась кровь Темных Властелинов. Латгардис всегда был убедителен и способен вызвать на откровения даже самого упертого и недоверчивого человека или нелюдя. Рину такое удавалось разве что только с помощью орудий пыток. Хотя, надо признать, молодой император не брезговал прибегать и к крайним мерам в тех же темницах. Иногда его кровожадность заставляла нервничать даже привыкшего ко многому амисто.
Особенно ярко она проявлялась в те несколько дней, предшествующих Сумеркам - дню, когда солнце и луна одновременно появлялись на небосводе, и день превращался в ночь. Император становился зол, раздражителен и агрессивен, замыкался в себе, не подпуская даже своего друга. В Сумерки же вообще удалялся в старое крыло замка - прежние апартаменты императорской семьи, - где нынче царило полное запустение, - и запирал тяжелые двери.
Замок в эти моменты стонал и содрогался до основания: пол под ногами ощутимо потряхивало, витражные стекла жалобно звенели, от старого крыла волнами расползался удушливый жар, а все, находившиеся в замке, испытывали неподдельный и совершенно иррациональный ужас.
Рин понятия не имел, что происходило за закрытыми дверями. Да, он переживал за друга, но Латгардис появлялся на следующий день, целый и невредимый, в поднятом настроении и с улыбкой, блуждающей на тонких губах. Для амисто этого было достаточно, и он старался не лезть в те дела, куда ему настойчиво советовали не совать свой нос.
Таким он стал после того дня. Когда погибла Кэссия.
Эльф вздохнул. Забавная, веселая и невероятно шкодливая... младшая сестренка.
Тогда его послали заключить договор с Южными Островами, откуда в Темную Империю везли всевозможные ткани, пряности и зерно, которое южане продавали по низким и выгодным для обеих сторон ценам. Союз с островами давал возможность ввозить в Темную Империю необходимые товары из тех, что не производились в землях императора, по доступным для населения ценам. Благодаря разумной и осторожной политике страшные бунты, что охватывали не только Светлые, но и Темные земли в далекие времена, ушли в прошлое, и только в жутких рассказах, превратившихся в легенды, можно было услышать о том, как народ восставал против правителей.
Кровные родственники, особенно амисто, всегда чувствуют, когда погибает их родич. В тот момент, когда его скрутило судорогой, не давая двигаться, видеть, чувствовать и даже дышать, он понял, что случилось. Договор так и не был заключен - он сорвался с места, прямо посреди переговоров, вызвав сначала недоумение, а потом и гнев Гильдии Купцов, рискуя навлечь на себя не только ярость отца, но и самого императора, под ведением которого находились все торговые договора. Но в тот момент он не думал ни о чем - ему было не страшно умирать, даже если разгневанный император осудит его. Потому что в этот миг он уже умер.
Только по прибытии домой он понял, что из императорской семьи выжил только Латгардис, которого защитила Кэссия ценой собственной жизни. Младшего брата, такого же пламенно-рыжего, как и Гард, четырехлетнего Райну, жестоко зарезали во дворе вместе с охраной, императора с императрицей отравили быстродействующим ядом змеи-коллиди, противоядия к которому так никому и не удалось найти.
Отец позже говорил, тусклыми, бесцветными глазами глядя на рыдающего над телом сестры Вэра, что, когда нашли молодого императора и уже мертвую Кэссию, вокруг не было ничего живого - земля была выжжена на много метров вокруг, обнажая спекшуюся, потрескавшуюся поверхность и обезображенных, уродливых мертвецов в оплавленных остатках доспехов. Что здесь произошло - Латгардис так никогда и не рассказывал другу, но серо-зеленые глаза, смешливые, полные жизни, стали желтыми, словно холодное золото, расчерченными тонкой трещиной вертикального, нечеловеческого зрачка. А потом пришло безумие, пробуждающееся в императоре по мере приближения Сумеречного дня.
Именно Сумерки и заставляли эльфа нервно коситься на Гарда, невозмутимо восседавшего на жеребце и насвистывающего незамысловатый мотивчик себе под нос. Советник, конечно, рассчитал, что если на пути не возникнет никаких досадных препятствий, они не только успеют вернуться в твердыню Ночи, но и в запасе останется еще несколько дней, однако тревога зрела с каждым днем, коварно притаившись у самого сердца.
Завтра они пересекут границу. И это было еще одним поводом для беспокойства. Ступив на Светлые Земли, случись что - им будет значительно сложнее получить поддержку Матери Тьмы, а их силы значительно ослабнут. Останется уповать лишь на собственное умение обращаться с оружием, да на благонадежность Светлых, гарантировавших полную неприкосновенность дипломатической миссии. А этому Рин не поверил ни на мгновение.
- Останавливаемся! - коротко приказал император, сворачивая к добротному трактиру, стоящему почти в самом центре крупной деревни.
Небольшой отряд послушно придержал коней. Воины вымотались и устали после перехода по 'червоточинам', хоть Гард и старался рассчитать время перемещения так, чтобы отряд успевал восстановиться после предыдущего перехода. Но, как известно, планы планами, а реальность всегда готовит свои сюрпризы.
Амисто, досадливо нахмурившись и сразу же разгадав маневр Гарда, проворно и легко спрыгнул с кобылы, бросил поводья одному из подбежавших воинов, метнулся вперед и выловил за рукав собравшегося улизнуть в общей суматохе Императора. Он прекрасно понимал, что Гард засиделся в четырех стенах, разгребаясь с требующими немедленного решения делами и заскучав от добровольного заточения, а потому понимал, что стоит не уследить, и рыжеволосый мужчина воспользуется часами отдыха только лишь для того, чтобы найти неприятности на свою голову.
- Куда? - постучал он костяшками пальцев по лбу. - Ты не забыл, что это граница, а Светлые не очень-то щепетильны в вопросах ответственности?
- То есть ты считаешь, что я не в состоянии за себя постоять? - осведомился Гард, скорчив недовольную гримасу, однако прекрасно осознавая, что любой глупый поступок сейчас может повлечь за собой серьезные последствия.
Эльф промолчал, укоризненно глядя на друга. На языке вертелись только лишь язвительные гадости, за которые он мог схлопотать так, что до вечера не очнется, поэтому благоразумный советник предпочел словам многозначительное молчание. Которое, кстати, на его друга действовало хуже, чем полнолуние на вервольфа. Но цапаться при всем честном народе император бы не стал, чем Рин бессовестно и воспользовался.
- Ну и Свет с тобой, - буркнул рыжеволосый мужчина и вошел в трактир, мстительно дернув дверь на себя так, что та едва не стукнула амисто по лицу.
Вэриний тяжко вздохнул, придержав створки, знаком приказал сопровождающим выставить охрану и последовал за императором.
***
- По тебе Бездна плачет, Гард! - возмутился Вэриний, глядя, как довольно скалящийся Император сгребает со стола выигрыш.
Латгардис, как и его советник, были под личинами. Обычные избалованные дети аристократов Темной Империи, путешествующие с отрядом в поисках приключений на все известные места. Император выглядел немного неуклюжим увальнем с простодушным веснушчатым лицом и ржаво-рыжими волосами. Голубые глаза смотрели на собеседников восторженно и доверчиво, вынуждая последних терять бдительность. И давая Гарду возможность не только мухлевать в игре в карты, но и вытягивать из своих невольных собеседников интересующие сведения - что с дурака-то возьмешь? Ему хоть план обороны Цитадели выдай, он через четверть час забудет, восторженно уставившись на молоденькую разносчицу. Император развлекался вовсю, корча из себя простофилю, а Рину оставалось только тихо ругаться про себя и подыгрывать другу.
Эльф сильно менять черты лица не стал, скрыв только острые кончики ушей, сменив цвет волос с белого на противоположный - черный, да сделав глаза карими. Сейчас он выглядел, благодаря смуглой коже, как уроженец Южных Островов, жители которых могли свободно перемещаться как в Светлых, так и в Темных Землях.
Советника уже несколько раз принимали за контрабандиста, пытаясь то сбыть с рук краденое (причем одна из безделушек показалась ему подозрительно знакомой, но вовремя вспомнить, где он ее раньше видел, Рин не смог, а потом было уже поздно), то купить настойку лисмы - одно из самых ходовых наркотических средств, вызывающее красочные галлюцинации, блаженную негу во всем теле и жуткие боли по окончании действия напитка. Рин уже сломал два носа, руку и выбил три коленные чашечки, взяв себе на заметку по возвращении прошерстить контингент приезжающих южан и выдрать эту заразу с корнем. Впрочем, советник прекрасно понимал, что свято место пусто не бывает, и прорехи в рядах контрабандистов и тех, кто сбывает дурманы, мгновенно затянутся другими желающими.
Проблемы доставлял и распоясавшийся император. Амисто, конечно, знал, что его друга постоянно тянет на неприятности, но играть в захудалом трактире в карты с личностями откровенно бандитской наружности - это уже перебор даже с его точки зрения. Или же Латгардис просто ищет повод подраться. Впрочем, такова природа всех темных.
- Рин, я ж не виноват, что ты так и не научился играть за все это время, - хохотнул император, подмигивая насупившимся проигравшим, и встал из-за стола. - На этом, господа, я вас покидаю.
- Играть? - эльф опередил друга и упер ему ладонь в грудь. - Да ты мухлевал, как последний пьянчуга!
Последнее амисто произнес, понизив голос почти до шепота, и Гард скорее прочитал по губам, чем услышал фразу, потому как сидящие за столом личности явной бандитской наружности, оставленные с носом, сверлили спину императора недобрыми взглядами. Они прекрасно понимали, что их надули, но поймать за руку паршивца им не удалось, поэтому бандитам оставалось только надеяться, что тот сам себя выдаст.
- Как профессиональный шулер, ты это хотел сказать? - уточнил, оскалившись, мужчина и скосился в сторону прислушивающихся неудачников.
- А, в Бездну тебя! - безнадежно махнул рукой амисто и пошел наверх, в свою комнату, поднимаясь по скрипучим ступеням всхода намеренно тяжелыми шагами, всеми силами пытаясь имитировать походку людей.
Латгардис ехидно прокашлял ему вслед, подошел к стойке и снова заказал кружку эля, далеко не первую за этот вечер. Скорее всего, именно из-за этого его и тянуло нарваться на проблемы, но бдительная охрана за соседним столом могла пресечь любое проявление веселья. К вящей досаде императора, воины слушались с большим удовольствием именно советника, раздражая Гарда таким положением дел. Но он понимал: из них двоих именно Рин куда более рассудителен и расчетлив, нежели император. Это было странным, но молодой правитель, несмотря на крепость ума, не был готов к бремени, что легло на его плечи, а изворотливостью и умением находить лазейки даже в безвыходных ситуациях не особо умел, будучи прямолинейным. В отличие от того же Рина, который с малых лет был посвящен в дела своего отца, на тот момент бывшего советником у Императора.
Впрочем, с выпивкой тоже дело обстояло не так просто. Гард не умел пить. Его развозило с нескольких бокалов крепкого вина, в то время как его извечный собутыльник Вэриний просто веселел. Все их попойки заканчивались тем, что Латгардис засыпал в самый разгар веселья, а хохочущий друг тащил его бессознательное тело до места назначения. Но сейчас обиженный на проигрыш эльф закрылся в комнате, а гордость императора не позволяла выколупать его оттуда для веселого проведения вечера.
Гард понимал, что его поведение выходит за все рамки дозволенного - ситуация складывалась патовая, если учесть все нападения на границы Темной Империи, но чувствовал себя мальчишкой, который наконец-то вырвался из-под строгого родительского контроля и теперь безобразничает, стараясь наверстать упущенное. На деле он многое бы отдал, чтобы вернуть те времена, когда отец безжалостно трепал его за провинности, словно матерый волк скулящего от ужаса щенка, несмотря на то, что 'щенок' был уже на голову выше родителя. И мужчина подозревал, что именно в болезненности этих воспоминаний и кроется причина его подобного поведения, но в кои-то веки ничего поделать с собой не мог. Разобраться в себе ему, возможно, помог бы Рин, но эльф не пожелал идти на контакт - переходы по 'червоточинам' и так выматывали его сильнее остальных, а постоянный контроль за другом, откалывающем до возмущения невероятные номера, требовал много сил.
Когда все же Латгардис решился и постучался в закрытую дверь, изнутри донеслось певучее ругательство на эльфийском, заковыристое пожелание сгинуть в Бездне, и что-то тяжелое ударило в деревянную преграду между ними. Император задумчиво отвесил поклон агрессору и, печально стеная, отправился в свою комнату, завалился на постель, не снимая сапог, и через несколько минут крепко заснул.
Вынырнул из сна император от глухого рокота и ощущения, что кто-то основательно пнул его под ребра. Запах дыма и гари ударил в нос, когда он, заметив красно-золотые сполохи, гуляющие по стенам и проникающие в комнату из-за неплотно прикрытых ставень, распахнул окно.
Крайние дома, что победнее, крытые соломой, пылали вовсю - по улицам носились неодетые люди, передающие друг другу ведра с водой из ближайшего колодца. Вовсю ревела ребятня, в ужасе цепляясь за рубахи простоволосых матерей, испуганно жавшихся к мужьям. Суета мешала жителям сосредоточиться, но все же действовали они очень слаженно, но мага, который смог бы в считанные мгновения погасить полыхающее пламя, в этом селении, пусть и достаточно крупном, не было - все же чародеи были на вес золота и почти все после обучения распределялись в крупные города.
Латгардис, не раздумывая, просто выметнулся из окна, ловко приземлился на ноги, перекатываясь, и помчался на помощь не справляющимся с пожаром жителям. Глухо бухнула дверь - на пороге трактира показался заспанный Рин: сейчас черные волосы в полном беспорядке, одежда помята. Однако в руках эльф держал лук и колчан со стрелами. Быстро окинув взглядом происходящее, амисто бросил оружие там же, на крыльце, и бросился на помощь.
Потушить пожар не успели. Могучий кузнец, трудящийся рядом с императором, вздрогнул, распахнув мутнеющие глаза, и с хрипом завалился назад, царапая шею с засевшей в ней стрелой.
И Латгардис услышал. Въедливый, запоминающийся свист, знаменующий приближение смерти. Звук, навеки отпечатанный в памяти молодого Темного Властелина.
- Рин, это рыцари! - рявкнул он так, что стоящий неподалеку друг подпрыгнул и изумленно посмотрел на него.
Потом к глазах мелькнуло понимание, и амисто гибкой змеей метнулся к оставленному оружию. Мгновение - и первая черная стрела с белым оперением с шипением рассекла воздух. Чуть позади Гарда раздался вскрик, и прятавшийся в тени человек в доспехах Ордена Сияющей Звезды рухнул вперед лицом - темный эльф умел бить на звук, на едва заметное движение в густых тенях.
- Защищать императора! - коротко приказал на всеобщем темном языке советник охране.
Воины, выскочившие из постройки даже раньше императора и советника, да к тому же и не расстающиеся с оружием, слаженно развернулись в привычное боевое построение, которое использовалось в условиях городских улиц, узкого пространства или большого количества помех. На первый взгляд хаотичное перемещение бойцов было четко спланировано, позволяя воинам вести постоянное наблюдение за своими двумя товарищами и основной целью для защиты - своеобразный 'круг внимания' давал возможность продержаться максимально долго, даже если нападение было неожиданным и враг превосходил по численности.
Латгардис влетел в дом, заметив, что испуганный хозяин прячется в подпол вместе с семьей и успел подумать, что это может быть для них гибельно, если огонь перекинется на трактир. В два прыжка преодолел всход, заскочил в комнату Рина, подхватывая мечи амисто, потом - в свою, подцепил за ремень клинки-братья и бросился обратно.
На улице уже вовсю шел бой. Жители поселения ощерились кто вилами, кто топорами - всем, что подвернулось под руку. Гард увидел несколько блеснувших серебром мечей и краем глаза отметил, что держащие их мужчины, одетые, как простые селяне, с мастерством бывалых воинов отбивались от нападающих. С другой стороны деревни раздался леденящий душу крик, а после - рык, от которого даже у привычного ко многому Латгардиса душа едва не отправилась к праотцам. Мелькнула массивная тень - и один из рыцарей отлетел в сторону: нагрудник был разорван в клочья страшным ударом когтистой лапы, а отблески огня высветили черного медведя - оборотня-'шатуна'. Наверное, именно они были самыми страшными и опасными из всех видов перевертышей, потому что обращались только в случае, если их охватывала неконтролируемая ярость, а в таком состоянии этого огромного, хитрого и неуправляемого зверя могла остановить только смерть.
Нападающие, осознав, что на этот раз их быстро засекли, да к тому же, кроме жителей деревни, здесь оказались хорошо обученные воины и крайне опасный 'шатун', покинули укрытия и сейчас наседали на защитников, явно собираясь с боем прорываться в сторону границы и отступать. Но вот этого император позволить им уже не мог, ощущая, как ярость клокотала под самым сердцем.
Амисто кружился, отбиваясь сразу от трех рыцарей, используя их же оружие, снятое с одного из подстреленных им врагов. Благодарно кивнул, когда подоспевший Император молча кинул ему мечи, привычно перехватил их в обе руки и, оскалившись, быстрым плавным ударом уложил двух противников, а третьему хлестнул по глазам так и не заплетенными волосами, вынуждая рефлекторно зажмуриться и отшатнуться, и всадил клинок в сочленение доспехов. Рыцарь забился в судорогах и упал на землю.
Клинки пляшут в руках, напевая давно забытую, но такую сладостную песнь. Песнь, которая полниться яростным воем голодного Скорбящего, вгрызающегося в податливую плоть и пленяющего бьющиеся в ужасе души; звонко вторит ему Рассветная Заря, белыми росчерками вспарывая доспехи, словно бумагу - и враги предсмертно хрипят, заливая сверкающие нагрудники собственной кровью, выплескивающийся из разорванных глоток. Он бьет без малейшего сомнения, без жалости и колебаний - смерть за смерть, боль за боль. И Тьма радостно скалится из золотых глаз, упоенно принимая в свои объятия глупых трепещущих мотыльков, заживо сгорающих в пламени ненависти, скользящей в каждом движении молодого императора.
Скорбящий тихо заворчал, недовольный тем, что ему не дали добраться до души последнего врага, и Император с ужасом понял, что Рассветная Заря сейчас скрещен с одним из клинков Вэриния, который лишь с беспокойством в лиловых глазах пытается привести друга в чувство.
- Все, мы победили, они мертвы, - тихо увещевал он рыжеволосого мужчину, осторожно отводя клинок в сторону.
'Шатун', опьяненный пролившейся кровью и еще не принявший облик человека, в грозным ворчанием обманчиво неспешно прохаживался по дворам и заглядывал во все углы, отыскивая затаившихся врагов.
- Прости, - выдавил из себя Гард, виновато глядя на амисто.
Эльф молча покачал головой, но в глазах не было ни капли осуждения, и Латгардису стало страшно - он только что едва не убил своего друга. Объяснить внезапное помутнение он никак не мог, и это вызывало лишь больший страх перед этим явлением.
К нему подтащили одного из рыцарей, вполне живого и даже относительно невредимого. Совсем еще молодой парень непокорно сверкал серыми глазами, но в глубине зрачков змеей свился ужас, подтачивая решимость.
Император наклонился к нему, рассматривая, и мрачно поинтересовался:
- И что на этот раз вам здесь было нужно? Вы сейчас переступили границу Темной Империи, да еще и неся смерть. Хороши же вассалы, которые подводят своего короля под топор войны.
- Такие, как ты, отринули Свет, а значит, должны умереть! - запальчиво выкрикнул мальчишка в лицо Темному Властелину.
'Шатун' протяжно рыкнул, странно скособочился и через мгновение тяжело трансформировался, превращаясь в хрупкого, невысокого парнишку с застенчивыми зелеными глазами, в который остывали угли неукротимой ярости.
- Хорошее оправдание для массовых убийств, - хмыкнул амисто, стоящий чуть позади императора.
- Они недостойны жизни, - буркнул рыцарь, исподлобья глядя на победителей.
Император сделал быстрое, почти незаметное движение - и молодой парень взвыл, когда под кулаком Гарда хрустнули, ломаясь, кости. Мужчина молча посмотрел, как его пленник едва не зарыдал от внезапной боли, но ни капли сожаления не было в сердце Императора, хоть он и понимал, что глупой пешке отлично промыли мозги, заставляя отдавать жизнь за корыстолюбие, прикрытое благородной целью. Впрочем, если этот мальчишка был готов убивать беззащитных жителей и ни мгновения не сомневался в том, что он прав - во Тьму ему и дорога. Она рассудит.
- И кто же взял на себя право судить? - спокойно спросил он, сверху вниз глядя на корчившегося от боли рыцаря.
Тот лишь поскуливал, пытаясь прикрыть незащищенный живот.
Следующий удар пришел по ногам. Сапог императора врезался под коленные чашечки, выбивая их, потом - чуть ниже, дробя крепкие кости.
Парень кричал истошно, даже не пытаясь удержать рвущуюся наружу боль.
- Вас учат убивать беззащитных, но не учат тому, что и с вами однажды поступят точно так же, - Темный Властелин равнодушно смотрел на врага. - Вы убиваете детей, но сами визжите, как свиньи, когда вам всего лишь ломают кости. Просто жалкое отребье.
Он отвернулся, помолчал и приказал:
- Бросьте его здесь. Пусть сами решают, что с ним делать.
И искалеченный рыцарь в ужасе забился, глядя на полные мрачной решимости лица местных жителей, живым кольцом окруживших последнего оставшегося в живых убийцу.
- Это страшное наказание, - заметил амисто, стараясь не прислушиваться к воплям, давно переставшим напоминать человеческие, четвертуемого заживо парня.
- Я не могу себе позволить милосердие, - Гард ответил резче, чем следовало. - Да и не хочу.
***
- Мне он нравится, - льдисто прозвучал голос, и перед Тьмой появилась сестра, благосклонно кивнув ей головой.
- Я знаю, - прошелестело туманное облако, завихрилось и приняло облик чувственной женщины.
- Только справится ли он? - Свет присмотрелась к четкому изображению, видневшемуся в Зеркале, и поджала тонкие губы. - Я вижу в нем... изъян.
- Дело рук твоих последователей, - недовольно бросила Ночь, кутаясь в струящийся мрак. - Но мы можем использовать его так, как будет нужно нам.
- Это в том случае, если Хаос не нащупает надлом в нем и не ударит именно туда, - белокурая девушка в летящих серебристых одеждах ухватила туманный клок тьмы, с любопытством наблюдая, как та, извиваясь, ускользает из пальцев.
- Не в первый раз, - поморщилась брюнетка, выхватывая из рук сестры дымную шаль.
- Мы всегда проигрывали, - Свет разочарованно посмотрела на нее. - И нам приходилось начинать все заново. И так по бесконечному кругу.
- Я постараюсь, чтобы в этот раз все было иначе, - Тьма подошла к зерцалу и легко провела тонкими пальцами по гладкой поверхности.
- Мне никогда не удавалось удержать своих последователей, - печально поникла ее сестра, и облик словно задрожал перед глазами, звеня и рассыпаясь. - Их души рано или поздно, но непременно чернели и обугливались, будто моя истинная сила уничтожала их.
- Ты слишком много требуешь, - Тьма успокаивающе обняла Свет за хрупкие плечи. - Они служат тебе столь неистово, отдавая себя целиком, без остатка, что просто теряют путеводную нить, переступают черту и попадают прямиком в лапы Хаоса. А он умеет притворяться... Настоящий лицедей, единый во многих лицах. И нам будет тяжело одержать победу над ним. Но я приложу все силы для этого.
- Неужели ты привязалась к этому мирку? - удивленно поинтересовалась белокурая девушка, подходя к Оку.
- Как ни печально сознавать - да, - скривилась Тьма. - Но наш старший братишка уже прочно опутал Светлые Земли своей паутиной. Даже я не могу пробиться туда. Там есть что-то, что дает силы Хаосу.
- Я знаю, что, - Свет раздраженно ударила по Зерцалу, и его поверхность испуганно заметалась, сворачиваясь в хрупкие ртутные шарики и вновь растекаясь серебристыми кляксами. - Его проклятый посох!
- В тварном мире? - ужаснулась ее сестра, и за спиной крыльями летучей мыши плеснул мрак.
- Да. Однако эта дрянь пока что без навершия - Око Безликого утеряно где-то в этом мире, но ни ты, ни я не сможем его почувствовать до тех самых пор, пока оно не пробудится. И теперь я бессильна. Сам посох запрятан далеко, и добраться до него сможет лишь тот, кто упорен, коварен и черен душою, - Свет нервно закусила губу. - Нынешний король слаб, но, как ни удивительно, неплохо справляется с должностью Хранителя. Но я знаю, что вскоре его может сменить другой, и тогда у них останется только одна надежда.
***
В стычке на границе пострадали трое воинов, сопровождающих императора. Двое из них были тяжело ранены, а третий - легко, но точное попадание одного из стрелков рыцарей ему в ногу выбивало и его из строя боеспособных солдат на ближайшее время. 'Шатун', еще долго недовольно порыкивающий после боя, оказался лекарем и сразу же предложил оставить солдат у него: обещал подлатать настолько, насколько хватит сил, а потом отправить обратно в Цитадель.
Император сразу же после схватки сбросил личину, прекрасно понимая, что теперь она абсолютно бесполезна. Оборотни в момент трансформации могли смотреть сквозь любое наваждение, а склонившийся перед неуклюжим добряком 'шатун' вызвал справедливое недоверие - вдруг головой стукнулся, бедняга? - и изумление, когда к жителям спасенной деревни пришло понимание, кто перед ними. Рин примеру Гарда не последовал, предпочитая действовать так, чтобы не привлекать к себе особого внимания - эльф был на взводе, с другом перебросился разве что парой слов, и император прекрасно понимал, что за этим последует. И искренне старался сгладить возникшую напряженность.
Но советник злился, сквернословил и посылал императора туда, куда и Свет не заглядывал, но по настоянию Гарда оставил раненых в селении, выдав им немалую сумму золотом. Местные не только не возражали, но и, помня о том, что только благодаря нежданно-негаданно оказавшемуся здесь отряду избежали страшной участи, поддержали такое решение с редким рвением.
- Гард, - амисто стоял, прислонившись к косяку распахнутой двери, и смотрел, как его друг сам седлает жеребца, намереваясь ехать дальше. - Может, ты меня все-таки послушаешь?
- Нет, - лаконично отозвался Темный Властелин, подтягивая подпругу.
- Это нападение - разведка, я в этом абсолютно уверен, - эльф скривился, подошел к рыжеволосому мужчине и схватил за плечо, разворачивая к себе лицом. - И в следующий раз нам не выбраться без серьезных потерь. Ехать в Светлые земли с семью сопровождающими - безумие. Стоит нам пересечь границу, и нас сотрут в порошок! По-моему, все уже более чем очевидно - на официальную встречу надо ехать с крупным отрядом, и желательно взять ругару! А лучше сразу мобилизовать войска и разнести этот гадючник по камешкам!
Гард понимал, почему Рин так горячится, и знал, что на самом деле осторожный и предусмотрительный советник лишь таким образом спускает пар, пытаясь спешно найти выход из сложившейся ситуации. А главное - склонить на свою сторону императора.
- Ты преувеличиваешь, - спокойно заметил Латгардис, прищурив золотые глаза. - Эта стычка - всего лишь случайность. Рыцари не ожидали здесь наткнуться на серьезное сопротивление: обрати внимание, что они были растеряны, и лишь благодаря своему командиру смогли как-то скоординировать действия. Знай они, что здесь на момент нападения будет хорошо вооруженный отряд, разве стали бы они вести себя столь неосмотрительно? Думаю, план составили бы совсем иной. Попытались бы перерезать всех спящими, а эти ублюдки подпалили деревню, чем и привели нас в боевую готовность.
- Упрям, как осел, - плюнул советник и резко отвернулся, едва не хлестнув волосами ему по лицу. - Знаешь, в чем разница между мной и тобой?
Латгардис мрачно посмотрел на Рина. Ему казалось, что он вполне четко обрисовал свою позицию, и никак не мог понять, что же он упустил из внимания, раз друг так злится.
- Я беру ответственность за свои действия на себя, - эльф опасно прищурился. - А ты - нет. И ты не понимаешь, что от твоих решений зависят тысячи жизней, в то время как от моих - только моя собственная. И ты смеешь так наплевательски относиться как к самому себе, так и к тем, кто вынужден следовать твоим приказам? Мое почтение, повелитель, ваше слово - закон.
Вэриний поклонился, ни единым жестом не выдав издевки, которая, несомненно, крылась в этом церемонном движении, сел в седло и намертво замолчал.
До конца дня они не перемолвились ни словом.
Переход через границу ознаменовался для императора жуткой головной болью. От света болели глаза, голова гудела, как набатный колокол, и кружилась, тело словно налилось свинцом и с неохотой повиновалось разуму. Держаться в седле становилось все сложнее, но мужчина лишь стискивал зубы и молча терпел, молясь про себя Тьме, чтоб не свалиться с лошади.
Они с другом до сих пор не разговаривали. И хоть император про себя в какой-то мере и признавал правоту своего советника, но вслух он этого бы не произнес ни за какие награды - амисто и так себе слишком много позволяет. В душе раз за разом вспыхивала необоснованная злость, и гнездилось постоянное раздражение.
Рин косился на бледного Латгардиса, злился, но молчал. Темному эльфу и самому приходилось несладко, но, в силу некоторых своих особенностей, ослабление покровительствующей амисто Тьмы он переживал значительно легче, нежели намертво связанный с ней император.
Когда Гард таки свалился с лошади, Вэриний, давно карауливший почти бессознательного друга, успел подхватить его и аккуратно опустить на землю, передавая с рук на руки двум воинам из отряда - император был крупнее невысокого, тонкого амисто и значительно тяжелее. Советник чертыхнулся про себя, кляня упертость Гарда, и приказал обустраивать лагерь, готовясь к ночлегу.
- Будет тебе уроком, - прошипел он пришедшему в себя императору.
Потом приподнял ему голову, подкладывая под нее свернутую куртку, устроился поудобнее рядом и легонько коснулся лба друга, закрывая глаза.
Латгардис почти сразу почувствовал себя лучше - будто дали глотнуть свежего воздуха. Головная боль отступила, оставив после себя тяжесть и немного спутанные мысли, но в глазах больше не темнело. И присутствие покровительницы стало ощущаться гораздо сильнее - Тьма словно ласково обняла за плечи, делясь силой.
- А если бы на нас напали, когда ты валялся здесь полумертвым? - спросил его Рин, убирая руку и отодвигаясь.
На пальцах осталось мерзкое ощущение клейкой паутины. Хотелось как можно скорее вымыть руки, отодрать липкую дрянь с рук вместе с кожей, и эльф едва сдержался, чтобы так не поступить. Потому что знал, что от этого так просто не избавиться.
- У меня есть ты, - невозмутимо заявил император, потирая виски.
Лежать ему было довольно удобно, и совершенно не хотелось подниматься.
- Просто прекрасно! - оскорбленно отозвался амисто и резким движением выдернул куртку из-под головы Гарда.
Мужчина, не ожидавший такой подлости, вздрогнул, но отреагировать должным образом не успел - тело все еще слушалось будто с запозданием. Больно стукнувшись головой о землю, он на мгновение замер - пострадавшая часть тела отозвалась резкой вспышкой боли.
- Рин, ты... - не нашел слов Латгардис.
- Что не так? - фальшиво изумился эльф. - Моя вещь, я тебе ее одолжил по доброте душевной, а теперь забрал обратно. Или ты хотел, чтобы я сдал свои колени тебе на всю ночь в аренду и просидел, баюкая тебя, словно слюнявого карапуза? Окстись, ты давно вышел из возраста, когда перед сном поют колыбельные и рассказывают сказки о том, как Тьма Свет победила.
Император прожег нахала взглядом, сжимая зачесавшиеся начистить его ухмыляющуюся рожу кулаки, но только болезненно вздрогнул, когда остаточная боль стрельнула в виски и заставила на мгновение зажмурится. С трудом открыв глаза, Гард проводил взглядом куртку, которая оказалась вполне неплоха в роли подушки и тяжко вздохнул, будто надеялся выжать из бессовестного амисто хоть каплю сострадания.
- Холодно, - оскалившись, добавил Рин и демонстративно накинул куртку на плечи, поднимаясь и разрывая дистанцию, чтобы не дать кроющему друга замысловатыми ругательствами Латгардису отомстить.
Пока император поднимался на ноги, но только лишь для того, чтобы добраться до устроенной одним из воинов лежанки, амисто опустил взгляд на подрагивающие руки. Дозваться до Тьмы и восстановить связь между императором и покровительницей стоило ему слишком много. Впрочем, в этом мире за все приходится платить, так или иначе. И рано или поздно - он точно знал, - эльф не сможет выполнить требование изначальных Сил. Проблема была только в том, что Латгардис этого не понимал. Император, несмотря на цепкий ум, иногда был поразительно слеп в отношении некоторых вещей. В частности, всего того, что казалось непосредственно его. Он привык к тому, что его любили и оберегали, и даже страшная трагедия, которая искорежила его душу и жизнь, лишь ненадолго заставила поменять его свои взгляды - Латгардис жил так, словно этих самых жизней у него в запасе было девять, как у кошек. Рин не знал, чего ищет его друг, просто не мог понять - гибели или мести. Но был точно уверен, что ни тот, ни другой путь не приведут Темную Империю в то будущее, которое он хотел бы видеть.
Два дня пути прошли без происшествий, и воины начинали понемногу расслабляться, несмотря на то, что угроза нападения все же была реальной. К удивлению Латгардиса, на столь крупном тракте, по которому они двигались, не было ни единого постоялого двора из тех, что не трогает даже разбойничий люд, хотя бы потому, что и им нужно где-то скоротать ночь во время долгой дороги. Несколько захудалых деревенек с покосившимися домами и хмурыми жителями не вызывали желания остановиться и оставить даже небольшую сумму золотом - а ну как эти самые жители решать освободить путешественников от им не нужного богатства? Даже ругару можно застать врасплох и прирезать во сне, а среди воинов, что взял с собой император, не было оборотней, поэтому дело могло пройти без сучка и задоринки.
Ночевать приходилось под открытым небом, но погода путешественников баловала теплыми днями и прохладными, но отнюдь не зябкими ночами, поэтому видеть над собой звезды Латгардису даже нравилось. В отличие от того же Рина, которому очень быстро надоело отсутствие возможности не то что выспаться в мягкой кровати, но даже и толком помыться - приходилось довольствоваться ручьями и речушками, в изобилии встречавшимися им на пути. А уж после того, как эльф и трое воинов вместе с лошадьми и оказавшимся сгнившим мостом рухнули в холодную воду, настроение советника и вообще упало ниже отметки 'отвратительно'. Он ворчал и пророчил беду по всякому поводу, и даже Гард, едва не свалившийся с лошади от хохота, в то время как Рин, злой, мокрый и вздыбленный, выбирался из илистой речушки, не мог его урезонить. Честно признаться, рыжеволосый мужчина в первый момент напугался, когда услышал сзади треск, крики и отчаянное ржание лошадей, а после - громкий всплеск, сопровождаемый забористыми ругательствами. И только когда понял, что опасности вовсе нет, а речушка, даже ручеек, на редкость грязный и больше похожий на текучее болото, едва достает несчастным прыгунам с мостов по пояс, позволил себе рассмеяться.
- Ты же всегда любил воду, - позубоскалил император на следующем привале, глядя на то, как амисто печально выжимает длинные волосы, пытаясь пальцами разобрать спутавшиеся пряди - гребень при попытке расчесать намертво застрял, и выковыривали его оттуда совместными усилиями.
Надо признать, шевелюра у амисто была знатной. В свое время Гард, глядя на то, как Кэссия не отлипает от брата, используя его в качестве учебного пособия по плетению кос, даже завидовал ему, но вскоре, позволив своему затылку обрастать как придется, познал все прелести ухода за такими длинными волосами и сейчас вспоминал это время с содроганием. Амисто же вынужден был следовать традициям своего народа, у которого определенная прическа означала не только общественное положение, но и отношение к тому или иному событию. Поэтому если бы Рин позволил себе обстричь волосы хотя бы по плечи, то многих недоразумений со своим же народом ему было бы не избежать.
- Я люблю воду, - огрызнулся амисто, печально вытащил из растрепанных прядей какую-то обросшую мхом веточку со следами грязи и мстительно запустил ее в Гарда. - Но то была смесь ила и мокрой земли! А к болотам, путь даже и не стоячим, я испытываю вполне объяснимую неприязнь!
- С каких это пор ты стал таким изнеженным? - деланно удивился Гард.
- С тех пор, как ты заперся в Цитадели и даже на тренировочное поле выползал только после пятого пинка, - в тон ему ответствовал Рин.
На следующий день они добрались до небольшого городка и даже нашли вполне неплохую таверну, одобренную императором как временное пристанище. Видя в глазах привыкших ко всему и выносливых воинов неподдельное облегчение, радость и предвкушение, Гард почувствовал себя ни много ни мало народным героем. И с чистой совестью улегся спать, потому что как бы он ни старался держатся, дорога по территориям, где покровительство Тьмы постепенно сходило на нет, выматывало его куда сильнее многодневных переходов с боевыми отрядами, как бывало несколько лет назад.
Сон его был чутким, и император вынырнул из дремы почти сразу же после того, как рядом с дверью его комнаты раздались тихие голоса. Судя по всему, один из воинов попытался было пройти к своему господину - не иначе, как что-то случилось, - а Рин его не пустил. Латгардис осторожно поднялся с постели, прекрасно зная, насколько чуток слух у темных эльфов, подкрался к двери и прислушался.
- В чем дело? - Рин явно был недоволен.
- Запах, господин советник, - несколько виновато произнес докладчик.
- Бездна тебе в глотку, Дуэл, этот один из захудалых городков в Светлых землях, - разозлился амисто. - У них сточные канавы на улицах, а ты хочешь, чтоб тут благоухало розами?
- Опасный запах, - упрямо повторил воин. - Разве ты не чуешь?
- Я амисто, а не ругару, - в сердцах отрезал эльф.
- Вот, значит, как? - император распахнул дверь и мрачно посмотрел на вздрогнувшего советника. - Я просил тебя набрать отряд из матерых воинов, лучших, но непременным условием была принадлежность их к человеческому роду. А ты притащил с собой перевертыша?
Воин почтительно поклонился, отводя взгляд, и отступил на пару шагов. Однако совсем не ушел, чем заставил императора нахмуриться - ругару ждал сигнала от эльфа.
- А это не твой воин, - фыркнул амисто, ничуть не смутившись того, что его маневр разгадали. - Это мой телохранитель. Я, если помнишь, тоже не последнее лицо в Империи, так что Дуэл защищает меня. А ты же помнишь правило принятия вассалитета ?
- Я тебе сейчас голову оторву, не последнее лицо в Империи, - угрожающе надвинулся на него Латгардис.
- И придется тебе всю бумажную работу взять на себя, - мстительно поддел Рин.
В другой ситуации, без лишних глаз, советник бы удостоился высочайшего императорского подзатыльника, но при одном из воинов отряда Латгардис такого себе позволить не мог, но сдержаться стоило ему массы усилий.
- В таком случае я советую прислушаться к словам своего... телохранителя.
- Ты ли это, Гард? - фальшиво удивился эльф, но сразу же посерьезнел и обернулся к Дуэлу: - Так что ты чуешь?
- Пахнет смертью, - коротко отозвался воин. - Не только чужой. Сам этот запах несет в себе опасность.
- Летучий яд? - мгновенно сообразил Рин.
- Тогда мы были бы уже мертвы, - возразил Гард и принюхался. Напрасно. Его обоняние не улавливало ничего странного в той мешанине запахов, что присуща таким городкам, как этот. - Сможешь найти источник?
Ругару кивнул и быстро спустился по лестнице вниз, в сопровождении Вэриния и Латгардиса. Уверенно пересек нижнее помещение, отведенное под таверну, и, толкнув дверь, вышел наружу.
Городок был не самым захудалым - все же сказывалось его достаточно успешное положение возле основного тракта через Светлые Земли. Однако именно это и являлось его основным недостатком, потому что лихие люди, не иначе как с позволения властей бесчинствующие вдоль всей дороги, были горазды устраивать дебоши вплоть до поджигания зданий. А большинство домов здесь были деревянными, что лишь усугубляло ситуацию: стоило только одному дому вспыхнуть, и если вовремя не успевали погасить огонь, как пламя мгновенно перекидывалось на соседние - городок уже несколько раз восстанавливали из пепелищ. Но улицы все же были чистыми, достаточно аккуратными - по меркам провинций, конечно. Латгардис, привыкший к кристальной чистоте улиц Шаарданы - столицы Темной Империи, где и стояла Цитадель, недовольно морщился с самого их прибытия: и мостовая была выбита, и канавы сточные были на улицах, и дома неопрятные. Рин, за первую же четверть часа наслушавшийся нытья императора, озверел и едва не вышиб того из седла в пресловутую канаву, справедливо полагая, что более близкое знакомство с этой достопримечательностью сгладит негативные впечатления от городка, названия которого они даже не знали.
Ругару стремительно двигался по узким улочкам, ведомый чутьем. Идти им пришлось достаточно долго, и Латгардис даже подумал, что зря послушался этих двух блаженных, лучше бы остался, да выспался получше, как Дуэл сначала замедлил ход, а потом внезапно покачнулся, едва устояв на ногах.
- В чем дело? - обеспокоенно коснулся руки воина амисто, и Гард заметил, как изумруд, вправленный в широкий браслет на запястье эльфа, тускло засветился.
- Кажется, все же яд, - прохрипел ругару и сполз по стене на землю. - Источник - вон та алхимическая лавка.
Латгардис проследил за слабым движением руки воина и нахмурился. Небольшой магазинчик всяческих снадобий выглядел на редкость добротным и ухоженным, особенно в сравнении со всем остальным в этом городке.
- Оставайся здесь, - проговорил Рин и сделал странное движение перед лицом ругару, словно снимал толстый слой паутины. Изумруд вспыхнул и прочертил зеленую полосу в воздухе. - Мы проверим.
После чего уверенно двинулся в лавке и открыл дверь. Негромко звякнул колокольчик, оповещающий хозяина о том, что кто-то возжелал мазь от бородавок.
- Если это летучий яд, - Гард с любопытством огляделся и, пользуясь временным отсутствием хозяина, повертел в руках невзрачный флакончик, - то почему жители этого городка не пострадали? Да и я не чувствую себя хуже, чего не скажешь о несчастном Дуэле.
- Может, он избирательного действия? - предположил Рин, напряженный и злой - это было видно невооруженным взглядом.
Латгардис не успел ничего ответить, потому что дверь подсобного помещения тихо скрипнула, и взорам друзей предстал престранный субъект. Всклокоченные волосы, перемазанные в какой-то синеватой вязкой жидкости, бегающие глаза немного навыкате, словно хозяина алхимической лавки кто-то здорово напугал, испачканный и заляпанный фартук, который человек даже не попытался снять.
- Кто тут у нас? - голос оказался на удивление низким, но от него даже Латгардису, привычному ко многому, стало не по себе. - Что желаете, господа? Может, вам нужен состав для вытравливания узоров на клинках? Хотя на кузнецов вы не похожи...
Не успел Рин и рта раскрыть, как хозяин лавки, словно и не замечая своих посетителей, азартно закопошился под прилавком. До пораженных темных донеслись веселые позвякивания склянок и бормотание.
- А, господа! Очевидно, вам нужен какой-нибудь афродизак? - внезапно завопил он, вынырнул из-под столешницы и броском отвоевал прилавок, вываливая на него целую горсть крохотных пузырьков.
Латгардис от неожиданности подпрыгнул и подавил малодушное желание сбежать отсюда подальше.
- Я похож на человека, у которого проблемы с женщинами? - попытался было взять инициативу в свои руки амисто.
- Нет-нет, что вы, - затараторил хозяин, близоруко щурясь и разглядывая смуглого южанина. - Скорее наоборот. Тогда у меня есть прекрасные яды!
Император подавился и раскашлялся.
- У вашего друга проблемы со здоровьем? - сочувственно осведомился ни на мгновение не умолкающий ученый. - У меня...
- Давайте остановимся на ядах, - проникновенно произнес страдальчески поморщившийся Рин, прерывая поток слов. - У меня небольшая проблема. Завелись... паразиты.
- Внутренние или внешние? - деловито поинтересовался
Гард застонал и едва не сполз на пол.
- У него их целый набор, - сдерживая рвущийся наружу смех, просипел он.
- Крупные, - огрызнулся амисто, метнув на друга испепеляющий взгляд, - клыкастые.
- Крысы? - не понял алхимик, а Латгардис удивленно посмотрел на эльфа, не понимая, куда тот клонит.
- Оборотни, - буркнул с досадой советник. - Я слышал, что вы на редкость талантливы в своем деле и поможете мне справиться с этой проблемой. Мне пришлось обратиться к нескольким вашим коллегам, но ни один из них так и не смог предложить мне что-нибудь путного. Ленивые бездари. Вы, сударь, моя последняя надежда.
Ученый замер, неверяще глядя на южанина. Латгардис, наконец догадавшийся, чего хотел добиться Рин, по лицу алхимика понял: в том боролись тщеславие и необходимость соблюдать строжайшую тайну. Но, как обычно бывает у непризнанных гениев, тщеславие победило.
- Возможно, я смогу вам помочь в вашей беде, господа, - хозяин лавки торопливо сгреб все флаконы обратно. - Следуйте за мной, я вам кое-что покажу. Но, разумеется, в качестве исключения!
Эльф вымученно улыбнулся сутулой спине алхимика, последовал за ним в подсобное помещение при молчаливой поддержке Латгардиса за спиной и едва не загремел вниз по крутой лестнице, обнаружившейся почти сразу за дверью.
Ученый привел их в подвальное помещение, которое, впрочем, было прекрасно обустроено - здесь располагалась настоящая лаборатория, даже не чета той, что оборудовал для себя покойный Клаврен. Однако первое, что бросилось в глаза темным - это клетки. В таких обычно держат свирепых зверей, привезенных из южных и северных княжеств для боев на потеху публике. Большие, с крепкими, почти в человеческую руку толщиной, прутьями, на которых были вытравлены символы: присмотревшись, Рин понял, что это статичные руны-заклинания, сдерживающие трансформацию.
Вот только в этих клетках сидели не звери, а люди. Грязные, исхудавшие до костей, с загнанными, озлобленными взглядами, в которых не было ничего живого - лишь обреченность и боль. Латгардис как на стену налетел, потому что ему хватило одного взгляда понять, что все, кто был заточен в этом подвале - оборотни и перевертыши. Как только в помещение зашел алхимик, одна из девушек, отчаянно прикрываясь руками, отодвинулась в самый дальний угол и задрожала всем телом. Мужчина в соседней клетке наоборот, подался вперед и жутко оскалился, обнажая длинные клыки, а в желтых глазах полыхнула ненависть и единственное желание - добраться до глотки ненавистного мучителя.
- Что это? - сквозь зубы прошипел Рин, так же, как и император, сразу догадавшийся о природе пленников.
- Я служу своему государству, - с достоинством сообщил ученый, принявший ярость амисто за презрение и брезгливость, - а мне за это поставляют материал для опытов.
- И какова конечная цель? - уточнил Рин.
Император тем временем приблизился к одной из клеток, где, свернувшись клубочком, на груде тряпья лежал худой подросток. Мальчишка не двигался, подтянув колени к подбородку, и, кажется, даже не дышал, но Латгардис различал, как едва заметно дрожат прядки спутанных волос, почти полностью закрывающих лицо. Словно почуяв, кто оказался здесь, в этом Покровителями забытом месте, парнишка с трудом сел на лежанке и исподлобья взглянул на рыжеволосого мужчину, присевшего рядом на корточки. Глаза у мальчонки были пронзительно-синие, как весеннее небо - совсем еще молодой оборотень, не успевший войти в пору трансформации.
- Оружие, - забормотал алхимик, крутясь вокруг стола. - Летучее вещество, которое бы избирательно уничтожало оборотней, перевертышей и прочих темных существ. Надо только выделить общие признаки и поэкспериментировать, потому что основу я уже смог заложить! И могу вам гарантировать, что этот яд действует прекрасно! Я уже проверял на достаточно крепких экземплярах - полюбуйтесь на пустые клетки! К тому же это вещество прекрасно распространяется и действует достаточно долго - я распылил его в городе, так оно до сих пор работает! Я ведь даже и предположить не мог, что семья пекарей, что живут в трех домах отсюда - перевертыши! Эти твари так хорошо умеют маскироваться, что и не догадаешься, пока он тебе глотку не порвет! Этот яд не только обрывает жизненный цикл, но и заставляет перед этим обратиться, так что их природа не вызывает сомнений. Вы можете себе представить, насколько это открытие изменит расстановку сил в мире? Достаточно пары-тройки таких флаконов, распыленных над полем боя или над городом - и враг будет повержен!
С каждым словом алхимик забивал гвоздь в свой деревянный ящик, потому что Латгардис едва сдерживал себя, да и видел, что Рин уже готов оторвать ученому голову. Но советник все еще медлил - он пока не узнал все, что хотел.
- Да вы действительно гений, - отозвался он, будто бы разглядывая склянки и реторты. На деле же обычно невозмутимый амисто пытался совладать с самим собой. - Ваш покровитель умен и расчетлив, раз снабжает вас такими прекрасными экземплярами.
Рин небрежно махнул в сторону клеток. Мужчина в одной из них оскалился и низко зарычал, словно неспособный даже говорить.
- К сожалению, мне он не доверяет, - печально пожаловался ученый и наконец выудил один фиал. - Я даже не знаю, кого благодарить за столь щедрые подарки. Он присылает мне их через наемников, а те умеют держать языки за зубами. Я даже пытался их спаивать - молчат. Видать, бояться. Но и правильно - я бы тоже боялся.
И он захихикал, потом словно сам себя оборвал и протянул склянку Рину. Здесь амисто уже не смог себя сдерживать. Шагнул вперед, обхватывая запястье алхимика, резко дернул на себя, разворачивая опешившего мужчину спиной к себе, и хладнокровно провел блеснувшим серебром ножом по горлу ученого. Хозяин лавки недоуменно округлил глаза, в первый момент даже не почувствовав боли, а затем забился и захрипел, когда кровавая улыбка расцвела на шее от уха до уха.
Эльф брезгливо разжал руки, и содрогающееся тело мешком осело к его ногам, пачкая пол алыми кляксами. Латгардис, даже не повернувший голову и не посмотревший на то, как его друг расправился с безумцем, рукой сжал массивный замок на клетке, в которой сидел мальчишка. Крепкий металл хрупнул, как льдинка, и рассыпался серой пылью, а перевертыш неожиданно проворно открыл дверцу и, покачиваясь, выбрался наружу, однако убегать не спешил.
Рин тем временем открыл клетку с сидящей в ней девушкой - ключи от замков лежали на столе, - и протянул ей поношенный плащ, найденный здесь же. Та схватила вещь и сразу же закуталась в нее, с трудом выбираясь из места своего заточения.
Мужчину они выпустили последним, настороженно глядя на оборотня. Какой бы устойчивой психикой ни обладали способные к трансформациям, но месяцы в плену делали свое дело - пленник мог обезуметь от отчаяния и боли. Но мужчина на удивление спокойно выбрался наружу, деловито порылся в шкафах, выбрал что-то себе из одежды, а походя - и мальчишке, испуганным зверьком замершему у стены, и развернулся к спасителям.
- Я уведу их отсюда, - хрипло проговорил он, словно пробуя на вкус человеческую речь. - Мы уйдем к вашей границе по лесам. Надеюсь, вы примите клятву долга жизни, император.
Латгардис, даже не удивившийся тому, что оборотень сразу же понял, кто перед ним, едва заметно наклонил голову, принимая только что принесенную присягу.
- Уходите, - коротко приказал он, краем глаза замечая, что Рин к чему-то принюхивается, несколько странно водит руками над склянками и вполголоса ругается.
Когда пленники исчезли - Гард не сомневался, что оборотни смогут скрыться, - амисто выбрал несколько фиалов, положил их в поясную сумку и сказал:
- Это место надо сровнять с землей. Я надеюсь, он не передавал никаких рецептов и способов приготовления этого яда своему покровителю, иначе у нас будут очень серьезные проблемы, Гард.
Латгардис согласно кивнул, бросил взгляд на мертвеца и молча вышел прочь, зная, что Рин последует за ним.
Они были уже возле таверны, когда за их спинами крыши домов осветило кроваво-красное пламя, столбом взметнувшееся над городом и тут же опавшее, словно кто-то преследовал одну цель - не просто полностью уничтожить лабораторию и алхимическую лавку, но и стереть даже память об том, что творилось в подвалах того дома.
***
Породистые лошади были страстью герцога Ворракийского. Со всех уголков земли ему везли жеребят специальные поверенные, которые в этих благородных животных разбирались лучше, чем иные писцы - в грамоте. И потому Джодок сейчас стоял перед загоном, наблюдая за бегом одного из своих любимцев - молочного жеребца, доставленного с далекого севера, из небольшого княжества Размак-Зерау, которое на карте обозначалось застенчивым пятнышком, притаившимся у подножия Скалистых гор. Герцог с удовольствием оглядел широкую грудь коня, сильные, массивные ноги с прикрытыми жесткой шерстью бабками, изогнутую шею, крупную, но удивительно изящную морду и длинную, волнистую гриву, которую конюхи заплели в причудливые косы на самых концах. Животное, скосив на него серо-голубой глаз, легкой рысью подлетело к ограждению и доверчиво ткнулось мягким храпом в ладонь хозяину - а ну как чего вкусного принес?
Ворракийский достал из поясного кошеля, специально взятого на этот случай, два неровно отколотых куска коричневатого сахара, и жеребец с удовольствием захрупал угощением. Мужчина ласково провел ладонью по шелковой шерсти и со вздохом отвернулся: как бы ему ни хотелось продолжить любоваться прекрасным животным, дела не могли ждать. И не успел Джодок покинуть конюшню, как его окликнули.
- Ваша светлость! - его приближенный, пожилой мужчина в очках с тонкой оправой, с окладистой бородой и морщинками вокруг глаз, которые говорили о том, что этот человек некогда умел искренне и открыто улыбаться, торопливо бежал ему навстречу, путаясь в полах слишком длинного одеяния. - Ваша светлость, я нашел!
Доронен был одним из тех редких личностей, что удостоились уважения Джодока. И причиной тому была слепая преданность и искренняя уверенность в несомненной правоте представителей рода Ворракийских, оправдывающая любые из деяния, и Доронену было совсем неважно, коль страшны они могли бы быть. Пожилой мужчина был наставником у Джодока в мудреных науках, смог вложить в него знания географии и экономики, стратегии и истории, а потому герцог всегда внимательно прислушивался к словам своего старого учителя. Который, ко всему прочему, был еще и хранителем семейной истории - бережно собирал, а то и записывал все славные подвиги семьи Ворракийских. Потому-то Джодок и поручил ему узнать все, что только было возможно, о его предке - великом Устине Победителе.
- Я нашел, - повторил запыхавшийся Доронен, и Джодок учтиво наклонил голову, приветствуя своего учителя. - Старые записи, господин, вам стоит на это взглянуть.
Герцог понимал, что без веской причины учитель не стал бы мешать ему в короткие и немногочисленные мгновения отдыха, когда мужчина мог позволить себе просто посмотреть на любимых животных и не думать ни о чем. И потому без единого слова последовал за суетящимся ученым, надеясь, что находка стоила того.
Доронен привел своего господина в кабинет, и Джодок только хмыкнул, разглядывая бардак, представший его взгляду. Кучи свитков были разбросаны по столу и даже полу: герцогу пришлось потрудиться, стараясь двигаться так, чтобы не наступить ни один из них. Некоторые были в совершенно непотребном состоянии, а некоторые - заботливо уложены в специальные коробочки-тубы, дабы даже пыль не смогла бы коснуться обветшалого пергамента. Именно к одному из таких и потянулся Доронен.
- Посмотрите, - развернул он перед Джодоком несколько желтых от старости листов, на которых угловатым, жестким и размашистым почерком были начертаны строки, бегущие по пергаменту, словно муравьи по стволу дерева. - Это я нашел в дальних закромах библиотеки. Кажется, до меня никто не прикасался к этому сокровищу.
- Что здесь? - спросил Ворракийский, пытаясь разобраться в чужом почерке, однако у него мало что получалось.
- Это несколько путевых заметок Устина победителя, - благоговейно произнес Доронен.
Джодок аж затаил дыхание, понимая: вот оно! То, что так давно он искал, пытаясь разгадать тайну победоносного шествия его предка по землям проклятых Темных! И в сердце тут же прокралось сомнение: ну а как это всего лишь незначительные обрывки чего-то большего, части мозаики, остальные составляющие которой вряд ли он сможет собрать, и ему останется довольствоваться только истлевшей памятью о славных деяниях?
- Здесь не так много сказано, - подтвердил опасения герцога учитель, наклоняясь над листами, - однако есть весьма интересные вещи. Вот, послушайте...
- Я сам, - резко оборвал Джодок своего учителя и, забрав листы, сложил их в тубу без особого почтения, заслужив полный укоризны вздох со стороны пожилого мужчины.
Впрочем, герцог, хоть и хотел ознакомиться с записками своего великого предка в одиночестве, отчего-то позволил Доронену тихо замереть неслышной тенью в кабинете, в глубоком кресле в углу комнаты, куда почти не падали отблески яркого пламени, пылающего в камине.
'Когда-то и я был наивным, восторженным мальчишкой, уверовавшим в то, чего никогда не существовало в этом мире. Вспоминая слепую, неистовую веру, которую я был способен тогда испытывать, я не понимаю, чего во мне больше: сожаления, что в те моменты я был поистине счастлив, или же гнева оттого, что сейчас, столько лет спустя, я вижу, каким же глупцом был на самом деле.
Я тянулся к Свету, как тянется слепой котенок к матери, я был уверен, что Она сможет дать мне то, что так и не смогли родители - тепло и любовь; укажет путь к великим свершениям. И чем больше я уверялся в своих убеждениях, тем больнее мне было падать. Ползти, разбив ладони и колени в кровь, по острым камням сомнений и лжи, что тягучими ручьями дегтя разливалась вокруг меня.
Когда тело перестало повиноваться по воле дурного случая, тогда я впервые подумал о том, что, возможно, ошибался все эти годы. В тот момент мне хотелось перегрызть глотку самому себе за такие крамольные мысли - ведь Свет не могла предать меня, не могла забыть о том, кто так истово следовал ее заповедям, но чем дальше я погружался в пучину отчаяния, тем больше разрушалась моя, казалось бы, непоколебимая вера'.
Джодок потер переносицу и на несколько мгновений оторвался от исписанных страниц. На душе было гадко: ему отчетливо слышался голос, нашептывающий о том, что здесь описаны не жизненный путь и размышления Устина, а его собственный. И ему сейчас хотелось скомкать хрупкий от времени пергамент и бросить в пылающий камин, в котором тихо гудел и напевал одному ему известную мелодию огонь. Герцога обычно не волновали душевные терзания кого бы то ни было - в любом деле и словах он пытался найти рациональное зерно, извлечь на свет то, что было ему необходимо. Но сейчас словно какая-то неведомая сила заставляла его раз за разом возвращаться к пляшущим перед глазами строкам, не давая пропустить ни единого слова.
'Впервые я увидел Шаадару, когда мне было всего семнадцать. Мой отец был послом у Его Величества и взял меня с собой на переговоры: король одобрил такое решение, потому что это могло помочь стабилизировать ситуацию. Жест бесконечного доверия, ради которого мой глупый старик был готов пожертвовать жизнью сына.
Так я думал до тех самых пор, пока не ступил на мозаичные, разноцветные мостовые столицы Темной Империи. Я плохо помню тот день - кажется, именно тогда я сошел с ума: сбежал от отца и дотемна шатался по улицам незнакомого города, ощущая странное единство с каждым камнем в Шаадаре. Во те время, за все годы, проведенные в Лексаррине, белокаменном центре Светлых земель, я так и не смог ощутить его родным. И тогда же моим сердцем впервые завладела ненависть: к изумительно выстроенным причудливым домам, от которых веяло спокойствием; крепким стенам, вздымающимся вверх, как отроги Скалистых гор - неприступным, но оттого не менее прекрасным, словно на первом месте у зодчих стояла именно красота, а не практическое предназначение; к этим донельзя открытым жителям, что сновали по улицам с деловым видом, но в их глазах не было лжи - поклоняясь Тьме, они и не думали скрывать свои истинные желания, оставаясь при этом куда чище, чем все, кого я привык видеть у себя на родине. Эта ярость выжигала меня изнутри, потому как я считал все это несправедливым: может, отчасти из-за того, что не ожидал увидеть подобного, взращенный на страшных сказках и наслушавшийся дурных разговоров'.
Джодок считал, что никогда не отличался излишней сентиментальностью, а о сочувствии другим людям и вообще не могло быть речи, однако сейчас, прислушавшись к себе, он понял, что испытывает нечто, похожее на тоску. Словно подсмотрел что-то глубоко личное - впрочем, так оно и было, - и чужие воспоминания почему-то причиняли ему не меньшую боль, чем тому, кто некогда начертал эти строки.
'Глупо было полагать, что такой человек, как я, сможет ужиться в привычном для обывателей мире. Мне всегда хотелось большего, и я стремился достичь желаемого. Поначалу я считался с методами, пытался выбрать наиболее достойный путь, но чем дальше, тем больше понимал, что великие дела вершатся не ради чего-то, а вопреки. И как только осознание этого парадокса пришло ко мне, удача повернулась ко мне лицом. Но именно в тот момент я понял, что моя вера в Свет угасла почти полностью, потому что сколь бы горячи ни были бы мои молитвы, покровительница неизменно оставалась глуха к ним. Было ли это следствием моей никчемности, или, может, я не был тем, кому суждено было бы изменить судьбу этого мира - мне неизвестно до сих пор.
Тогда отношения между двумя крупнейшими державами уже были на грани развала - наши правители никак не могли ужиться друг с другом. Его Величество, не иначе как по собственной глупости, требовал у темного Императора возвращения крупного участка земель, что сразу за рекой Светлицей, аргументируя это тем, что эти территории некогда принадлежали Светлым Землям. Было бы смешно полагать, что Темный Властелин настолько слабоумен, чтобы отчуждать плодородные и богатые земли в пользу иного государства, которое в тот момент скалило на темную Империю зубы похлеще голодного волка.
К тому моменту я уже понял, что верность неким высшим интересам, своему государству, своему королю - лишь громкие слова для доверчивых простаков, на чьей спине успешно катаются сильные мира сего. И не совершенно не хотелось становиться тягловой скотиной для их царственных седалищ: мне претила гордость склоняться перед кем бы то ни было. Это, конечно, приносило мне множество проблем, но только поначалу. Вскоре я смог стать столь близок к королю, что монарх не мог и шагу ступить, не посоветовавшись со мной. Могу поклясться, что он ненавидел меня - за зависимость от того, чья кровь не несет в себе первоначальной силы покровительницы, кто не является наместником Света на земле, но этот глупец ничего не мог сделать, а любые попытки освободиться лишь туже затягивали мои тенета на его шее'.
Герцог едва не рассмеялся в голос. У него создалось ощущение, что история начала свое движение по кругу: сейчас на троне восседал, с его точки, зрения, совершенно не приспособленный к власти человек. Рейнар был слабохарактерным и недалеким, не видел дальше собственного носа и холстов с мазней, что придворные подхалимы величали произведениями искусства. Охочий только до женщин и диковинных красок, Его Величество, к искренней радости Джодока, целиком и полностью зависел от семьи Ворракийских.
'Я не предавал Светлые Земли, о нет. Я делал все для того, чтобы возвеличить их, расширить влияние и присоединить столь необходимые территории. Благодаря серии успешных провокаций мне удалось толкнуть темную Империю на отчаянный шаг: впервые за многие века они сами развязали войну, первыми перешли к агрессивным действиям, начиная стягивать войска к границе. Тогда я чувствовал себя почти всемогущим и был опьянен успехом, однако не настолько, чтобы ослепнуть и проиграть, как часто бывало с теми, что невовремя отпускал хвост удачи из крепко сжатого кулака.
Но в один из дней все пошло кувырком. Я ехал в ставку командиров, имея на руках потрясающе разработанную стратегию ведения боевых действий, которые долженствовали смести с лица этого мира темных, освободить земли, дать нашему государству силы и возможность развиваться и расти дальше. И мы попали в засаду.
Сейчас я понимаю, насколько грамотно и умно она была спланирована. Я до сих пор не знаю, кто выдал эти сведения и что за это получил - жизнь или золото, - но мне и нет дела до того безумца, кто предал свой народ... Того, кто предал меня. Но тогда, подыхая, как бездомный пес, от ран, полученных в коротком страшном бою, я взвыл, моля о помощи, но это был не крик отчаявшегося человека, а ненавидящего и проклинающего всякое проявление жизни существа без сердца, совести и души.
Мне ответили. Он оказался куда более реальным, чем Свет и Тьма вместе взятые, потому что услышал меня и даровал силу. Раны, которые заставляли жизнь изливаться из тела, закрылись в считанные мгновения, а я получил в руки такую мощь, которую не могу осознать до сих пор, ибо мне неведомо, сколько еще тайн хранит столь щедро дарованный мне предмет'.
Джодок замер, осмысливая только что прочитанные строки, ненадолго отложил пергамент, но только лишь для того, чтобы вновь подхватить лист в руки и вновь перечитать. И понял, что нашел то, что так долго искал.
'Я не знал, чем все обернется. Наслаждался силой, безумствовал, понимая, как все меньше во мне остается человеческого, но каким-то шестым чувством ощущал, что это лишь малая часть той цены, что я должен буду заплатить. Сотни сотен душ, что были уничтожены мною, получал мой покровитель. Он всегда казался мне слишком живым для того, кем являлся, но это придавало ему лишь больше значимости, и именно это заставляло безоглядно верить Ему.
Когда я понял, в какую ловушку загнал сам себя, было уже поздно - пришлось платить по счетам. Но я не хотел, не хотел, чтобы все то, чего я достиг, ушло в пустоту. С трудом, но все же я нашел выход. Вечное заключение не кажется мне страшнее абсолютного ничто, и мое решение не изменить. И я знаю, что рано или поздно кто-нибудь прельститься легким путем достижения силы и ступит на тот же путь, что пришлось совершить мне.
Его посох я разделю на две части. Одна навечно останется со мной, в месте моего захоронения, вторую же я оставлю людям, под бдительную охрану королевских псов, среди золота и драгоценностей в хранилище Светлых Землей - как знак моего падения. Ничто не может быть вечно, а то, что построено на смерти - тем более'.
- О какой вещи он говорил? - с досадой спросил он, понимая, что попытки догадаться без чьей-либо помощи - это совершенно бесполезное занятие.
- Сложно сказать, - осторожно произнес учитель, стараясь не вызвать вспышки гнева у своего господина. - Если учесть, что он указал на посох, и тогда посмотреть на портреты талантливых живописцев, что наперебой желали запечатлеть образ вашего предка, то можно заметить, что он не расстается с резным посохом из черного дерева, с крупным кристаллом вместо оголовья. И кстати, на каждом полотне этот кристалл разного цвета - от темно-синего до золотого. Но я уверен, что разгадку, возможно, вы найдете в склепе своего предка. 'Одну из частей оставлю рядом с собой - во веки веков'. Я уверен, что именно о его гробнице и идет речь - то, что давало ему силу, он унес с собой в могильную тьму.
Ворракийский задумчиво повертел на пальце перстень и от неожиданности едва не вскрикнул: кольцо, прежде гладкое, словно выпустило шип и прочертило глубокую царапину. Герцог был готов уже содрать злополучное украшение с пальца, невзирая на то, что это фамильная драгоценность, как Доронен неожиданно остановил его.
- Ваша светлость, - он внимательно глянул на перстень, - мне кажется, это не будет нарушением покоя Устина Победителя. Потому что он оставил вам ключ.
- О чем ты? - не понял Джодок.
- Как вам известно, его гробницу нельзя просто так открыть. В свое время я очень интересовался вашим предком и не раз ходил почтить его память к самым створкам ворот в склеп. И там я видел небольшое углубление, на которое не сразу обратил внимание, а когда обратил - не сразу понял, для чего оно. И теперь, мне кажется, сама Свет дала мне подсказку - ваш родовой перстень. Точно такой же узор на той выемке.
- Скажи, мой друг, - тихо произнес герцог, - по какой причине ты помогаешь мне, зная, к чему это может привести?
- Я уверен в вашей правоте, что бы вы ни сделали, - просто ответил Доронен. - Я видел, как сама Свет коснулась вас. Ну, чего уж там греха таить, тайна Устина Победителя не дает мне покоя всю мою жизнь. А теперь у меня появилась возможность узнать, что же он скрывал, а также то, благодаря чему его имени боятся даже темные.
- Что ж, - внезапно ухмыльнулся Ворракийский, стараясь не обращать внимания на слабость в ногах - раньше он за собой такого не замечал, и на мгновение мелькнула мысль, что давняя хворь решила вернуться, но мужчина сцепил зубы, понимая, что не упустит своего шанса. - Тогда пора почтить память моего предка визитом.
***
Фамильная усыпальница выглядела на удивление просто, несмотря на то, что здесь покоились представители одного из самых знатных, богатых и уважаемых родов Светлых Земель. Возможно, именно потому, что при жизни им было доступное многое из того, что никогда не достигнуть другим, в посмертии они были куда умереннее. Гробница охранялась двумя гвардейцами: выносить оттуда, конечно, было нечего, но поди объясни это могильным ворам, которые не раз вбивали себе в голову, что за каменными стенами сооружения скрыты баснословные сокровища. Некоторых в назидание другим желающим поживиться за счет мертвых заживо замуровывали перед входом в основной зал, и теперь Джодоку казалось, что их ненавидящие взгляды незрячих глаз сверлят спину отпрыска великого дома, а зубы обнажены в презрительных усмешках.
Ему никогда не нравилось сюда приходить. Герцогу думалось, что подобные усыпальницы не отдают дань заслугам великих, а лишь свидетельствуют об их бессилии перед смертью и неизбежностью. Что может быть презреннее, чем жалкая тленная оболочка - все, что осталось от тех, о ком слагаются легенды, от тех, кто двигал историю этого Мира?
Устин Победитель был захоронен отдельно от остальных. Для этого Джодоку и сопровождающему его Доронену с факелом пришлось спуститься по крутой лестнице: небольшая надстройка над поверхностью земли была лишь указателем, что именно здесь, в глубине, существуют целые катакомбы из усыпальниц. Тяжелая каменная дверь скорее просто обозначалась черными линиями толщиной с человеческий волос, чем существовала - так плотно прилегали створки, сливаясь с основной толщей стены, за которой и покоился предок герцога. Вскрыть ее не представлялось возможным, разве только выломать, что тоже было весьма сомнительно: для возведения этой усыпальницы использовался особый вид гранита, который мог бы, наверное, выдержать даже удар пламени дракона.
- Посмотрите вот сюда, - Доронен поднес факел ближе к едва заметной выемке справа от очерченных дверей.
Джодок не сомневался ни мгновения и решительно скрутил с пальца перстень, который оказался неожиданно неподатливым, словно за какие-то мгновения кольцо неожиданно стало ему мало. Приложил к углублению - камень на ободке лег туда, словно так и должно было быть. Несколько мгновений ничего не происходило, и Джодок успел подумать, что где-то они ошиблись или же это была изощренная шутка от его предка, как где-то в самой глубине склепа что-то щелкнуло, загудело, и створки дверей почти бесшумно открылись - только сверху каменная крошка, перетертая в пыль, посыпалась.
Пахнуло затхлостью. Это было несколько удивительно, потому что во всех усыпальницах было сухо и холодно, и Джодок насторожился: такое могло бы произойти, если бы кто-то открыл гробницу раньше него. Но, по словам Доронена, это было невозможно хотя бы из-за того, то ключ к дверям был только у прямого потомка Устина Победителя. Однако герцог был бы уже мертвецом, если бы не видел сразу нескольких путей развития событий.
Выточенный из цельной глыбы мрамора гроб стоял на возвышении, и неестественно быстрые тени метались по стенам, избегая отблесков огня факела. Герцог чувствовал себя крайне неуютно, словно вошел в чужой дом в отсутствие хозяев и тем самым навлек на себя гнев могущественных сил. Глупое сердце загнанно трепыхалось, металось в страхе, и мужчине с трудом удавалось сохранять ясность ума и не поддаться все возрастающему ужасу.
Джодок остановился и глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, и мельком глянул на своего наставника. Тот выглядел неуверенным, однако на его лице не было и следа страха: скорее, просто любопытство и сдержанное желание поскорее раскрыть тайну, что оставил им Устин. И поэтому именно он, не пытающийся справиться с собственным взбунтовавшимся телом, заметил странное.
Крышка гробницы - каменная плита, поднять которую вряд ли было под силу даже дюжине человек, - была сдвинута в сторону. Ненамного, но достаточно для того, чтобы рассмотреть тело покойного полководца Светлых Земель.
- Проклятье! - Джодок, разом забыв обо всех своих страхах, обуревающих душу, подскочил к гробу, выхватил факел из рук растерявшегося Доронена и поднес его ближе, стараясь рассмотреть то, за чем они сюда пришли.
Но рядом с телом, чье лицо было скрыто за изукрашенной резьбой маской, лежал лишь листок бумаги - плотной, с оттиском герба, смешно подумать, самого Джодока.
'Я не знаю, найдет ли кто-нибудь однажды это послание, но все же что-то подсказывает мне, что рано или поздно ты, Джодок Ворракийский, попытаешься сотворить мерзость похлеще тех, что уже вошли в историю. А потому спешу сообщить тебе: твой предок оказался куда умнее и дальновиднее тебя самого, раз спрятал предмет, обладающий силой, подальше от загребущих ручонок своего потомка. Который в помутнении рассудка - в коем я ни мгновение не сомневаюсь, глядя на безумства, что творятся тобой и с твоего попустительства, - может принести достаточно горя и боли не только твоему народу, но и тем, кто имел несчастье жить с тобой в одну эпоху. Будь рядом со мной потерянный друг, он бы распял тебя на ближайшем дереве и удавил твоими же внутренностями, а я пока ничего - держусь, хотя иногда и возникало желание навестить тебя особо темной ночью. Но самосуд не оправдывают нигде.
А потому я со спокойной душой могу уйти отсюда, зная, что навершие посоха тебе никогда не найти, а значит - не получить желаемого. Мне, конечно, тоже не особо повезло: только зря пришлось взламывать такой хитроумный замок, но цена справедливая за удовольствие от осознания твоего провала.
С пожеланием дальнейших неудач,
неведомый недруг'.
- Что это? - хрипло, едва сдерживая бушующую в душе ярость, спросил Ворракийский, показывая письмо Доронену. - Ты сказал, что сюда невозможно попасть без этого перстня, который работает как ключ!
- Господин, - побледнел наставник, вчитавшись в строки, - я был абсолютно уверен, что...
- Меня не интересует, в чем ты был уверен. - Голос Джодока сочился ехидством, но пожилой мужчина слишком хорошо знал своего ученика, чтобы услышать в нем еще и неконтролируемый гнев, который требовал выхода.
- Навершия здесь нет и не было, - торопливо заговорил Доронен, стараясь оказаться на внушительно расстоянии от разъяренного герцога, все тело которого словно закаменело. - Устин, возможно, действительно столь не желал, чтобы кто-то вновь собрал посох, что оставил ложный след, зная, что рано или поздно кто-то прочитает его записки.
- Тогда где оно? - спросил Джодок, отмирая и потирая лоб рукой.
- Я не знаю, господин, - сокрушенно отозвался ученый, уверенный, что буря миновала.
- Тогда какой от тебя толк? - прошипел герцог, единым движением оказался рядом со своим учителем и полоснул кинжалом по незащищенному горлу.
Когда его наставник повалился на землю, хрипя и суча ногами в предсмертных судорогах, Джодок почувствовал удовлетворение: ярость, сжирающая его изнутри, мгновенно улеглась, сыто заснула под сердцем, подарив покой, которого так жаждала душа. Ворракийский с некоторым сожалением поглядел на мертвеца у своих ног, в последний раз окинул взглядом гробницу насмешливого предка, так не желавшего, чтобы его потом нашел вместилище таинственной силы, и решительно покинул усыпальницу. У него было много дел.
Каменные двери с грохотом сомкнулись за его спиной, и мрак вновь воцарился в подвластном лишь смерти месте.
***
- Чем обязан столь позднему визиту? - посол Темных Земель вышел навстречу припозднившемуся гостю.
- Мое почтение, господин Фидо, - герцог Джодок Ворракийский слегка поклонился, как равный равному. - У меня есть к вам неотложное дело.
- Прошу, - посторонился высокий полуэльф, пропуская его в свой кабинет и закрывая дверь. - Я вас внимательно слушаю.
- Я хотел бы обсудить возможность торговли между нашими государствами, - светловолосый мужчина опустился в кресло, благодарно принимая высокий бокал с рубиновым вином и внимательно разглядывая посла, которого видел только на официальных приемах в королевском дворце.
Яркие зеленые глаза, пронзительно глядящие на собеседника; густая грива рыжих волос, заплетенная в причудливую косу; черты лица, хоть и привлекательные, но несколько неправильные: тяжеловатая челюсть, острый, ястребиный нос. Смесок, полукровка - что с них взять.
Джодок отпил из бокала, прикрывая презрительную усмешку, проскользнувшую по губам.
Фидо немного удивленно прищурился. Герцог заявился почти ночью, когда мягкая, по-летнему теплая темнота окутала улицы шумной столицы; заключенные в затейливо выкованные фонарики магические светлячки беспокойно подрагивали, заливая булыжные мостовые неровным светом.
В кабинете горело несколько свечей - хозяин собирался уже ложиться спать, когда слуга оповестил его о посетителе.
Джодока Ворракийского он знал достаточно для того, чтобы сразу записать его в разряд самых опасных людей Светлых Земель. Неизменно вежливый, учтивый, рассудительный и холодный мужчина напоминал змею, кольцами свернувшуюся в засаде и ожидающую очередну жертву. Кроме того, полуэльф явственно различал в светлых глазах пугающий его огонек безумия.
А безумец, имеющий холодную голову - это уже не просто легко устраняемая угроза, это страшный противник, которого трудно понять, а значит - и предсказать его действия.
Фидо не любил Светлые Земли, хотя за шесть лет практически беспрерывного пребывания на вражеской территории как представителя Цитадели Ночи, он успел немного пообвыкнуться. Но это совершенно не отменяло того факта, что он постоянно ощущал себя неуютно и незащищено, и это сильно нервировало. Не говоря уж о том, что отклик от покровительницы Тьмы он получал здесь, в средоточии Светлых Земель, очень редко.
Поэтому визит человека, вызывающего справедливые опасения, застал его врасплох и, чего уж греха таить, даже напугал.
- Я думаю, вы прекрасно понимаете, что налаживание торговых отношений между Светлыми и Темными землями пошло бы на пользу мировому равновесию, - герцог чуть подался вперед. - Две сверхдержавы - и имеют лишь минимальные связи, практически полностью отгородившись друг от друга.
- На то есть свои причины, - заметил Фидо, прислоняясь к столу напротив Джодока. - И первая из них - разжигание ненависти к представителям Темных Земель некоторыми фанатиками Светлых. Мы не можем подвергать такой опасности наших людей.
Герцог Ворракийский до хруста сжал челюсти, сверкнув глазами, но поспешно запрятал вспыхнувшую ярость, пока посол ничего не заметил. Тот, впрочем, сейчас отвернулся, потянувшись за какими-то бумагами, лежащими на резной столешнице.
Джодок плавным, хищным движением вскочил с кресла, доставая обжигающий кожу кинжал, сделанный темными мастерами, мгновенно оказался рядом с послом и вонзил холодное лезвие в спину полуэльфу. Тот вздрогнул, оборачиваясь и недоуменно глядя на своего гостя, который, улыбаясь, вытирал белоснежным платком руки, и осел на пол, застывая. Хрустальный бокал, который он держал в руках, со звоном разлетелся на сотни осколков, и дорогое вино смешалось с кровью.
Сколь бы Фидо ни считал опасным герцога, но предположить, что тот сам запачкает руки убийством официального посла Темной Империи, зная, что за этим может последовать, никак не ожидал, а потому утратил бдительность. И это стоило ему жизни.
Герцог хмыкнул, перешагнул через распростертое тело, быстро просмотрел бумаги, прихватил один из свитков и стремительно вышел из кабинета, притворив за собой дверь.
Бронзовая статуэтка певчей птахи, держащей в клюве рубин, шевельнулась, сбрасывая заклятие статичности, расправила крылья и выпорхнула в приоткрытое окно, унося с собой записывающий магический кристалл.
***
Джодок быстро шел по гулким коридорам королевского дворца. Встречные гвардейцы, стоящие на карауле, вытягивались и старались притвориться статуями - крутой нрав герцога им был известен не понаслышке.
Но мужчину сейчас все это мало волновало. К королю он вошел без стука, бесцеремонно распахнув дверь.
Его Величество Рейнар Четвертый сидел за установленным посреди покоев мольбертом и легкими мазками вырисовывал обнаженную девушку, полулежащую на широкой кровати с тяжелым бархатным балдахином. Натурщица устало посмотрела на вошедшего, но стоило ей узнать герцога, как она тут же подхватилась с места, замоталась в шелковую простыню и исчезла за небольшой дверцей в укромном углу спальни короля.
- В чем дело? - недовольно обернулся монарх к своему брату.
Джодок коротко дернул головой - и из-за портьеры вышел невысокий охранник, держащий в руках арбалет, и покинул помещение.
- Темная Империя готовит вторжение, - без предисловий начал он.
Рейнар удивленно приподнял брови, и герцог в который раз отметил, насколько отталкивающе выглядит его король. Обрюзгший, с безвольным подбородком. Небольшие глаза, в которых нет и следа решимости, присущей правителям; редкие волосы мышиного цвета. И всегда мягкая и доброжелательная улыбка на пухлых, почти девичьих губах.
- Откуда такие сведения? - Рейнар поднялся, вытирая перемазанные краской пальцы, и отложил кисть в сторону. - Разведка мне ничего не докладывала.
- Два дня назад на мой отряд Рыцарей Сияющей Звезды, патрулирующих границы, было совершено нападение, - раздраженно бросил Джодок. - Только одному удалось уйти. Он скончался сегодня утром, но успел доложить мне о происшествии. А сегодня ночью был убит посол Темной Империи, господин Фидо.
- Что? - король нервно заходил по комнате. - Того, кто это сделал, уже нашли?
- Нет. Убийца действовал быстро и не оставил следов, - светловолосый мужчина подошел почти вплотную к брату, и стало видно, что он на голову выше правителя. - Но посланник был убит вот этим кинжалом.
С этими словами Джодок достал замотанный в тряпицу клинок.
- Работа темных мастеров? - присмотрелся к матовой стали Рейнар и брезгливо отодвинулся. - Выходит, что они...
- Сами убили своего представителя в Светлых Землях, чтобы потом обвинить вас в халатности и получить повод для нападения, - закончил за него герцог и чуть заметно улыбнулся.
Рыцарь, доложивший о том, что их отряд в ходе привычного рейда по нападениям на приграничные деревни жителей Темной Империи наткнулся на хорошо вооруженный и обученный отряд воинов, потерпел поражение, а все, кроме него, полегли в схватке, был задушен в лазарете по его приказу - герцог не любил оставлять следов и свидетелей. С послом же он разобрался сам и сработал чисто, не вызвав подозрений.
И сейчас оставалось только убедить в этом короля. Если Светлые Земли начнут мобилизовать войска, Темная Империя непременно поступит точно также, что окончательно убедит Рейнара в том, что Темный Властелин собирается вторгнуться в его королевство.
- Император Латгардис прислал мне 'вестника', - неожиданно сказал правитель, останавливаясь у окна и дергая бахрому на шторах. - В течение недели он будет здесь, и мы, я надеюсь, сможем мирно уладить этот конфликт.
'Проклятье!' - Джодок метнул испепеляющий взгляд в сторону монарха.
'А ты был уверен, что перехватывал всех вестников, что присылали королю, - неожиданно ехидно прозвучал в голове его собственный голос. - Выходит, руки у тебя коротковаты все держать под контролем'.
Переругиваться с самим собой Джодок не стал, хотя прежде никогда не замечал за собой склонностей к безумию.
- Я в этом не сомневаюсь, - сквозь зубы проговорил он и покинул спальню Рейнара Четвертого.
Он знал, что Император направляется сюда. Знал и не мог допустить, чтобы встреча двух правителей состоялась. Поэтому и пожертвовал отрядом рыцарей Сияющей Звезды, чтобы узнать противника получше, а заодно и подставить Темного Властелина. Но его старший братец оказался настолько слаб, что не смог даже ответить, пусть и на мнимую, но все же грамотно подстроенную агрессию Императора, предпочитая уладить все мирно. Немыслимо!
Герцог Ворракийский мстительно ухмыльнулся. В конце концов, он знал, что за сокровище прячет в своей казне Рейнар. Кто знает, может, посох прекрасно будет работать и без навершия? Ему следовало достать некогда принадлежавшую Устину вещь и выяснить о ней все, что только возможно.