Виор Анна : другие произведения.

Легенда о свободе 3. Мастер Путей. 15 глав

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.86*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    15 глав, ровно половина книги "Мастер Путей".

   Легенда о свободе.
   Книга 3.
   Мастер Путей
  
  
   Пролог
   По собственному выбору
  
   Эрси брел по хорошо утоптанной грунтовой дороге. Ноги уже не так гудели, как поначалу. Он привык. Конечно, можно было бы прихватить с собой лошадь, но наездник из него никудышный, да и за животным нужно смотреть: чистить, кормить, а Эрси лошадей как-то побаивался.
   Лошадь нужна тому, кто спешит, а он не торопится никуда, так как не знает, куда идет... Просто на юг. Поначалу он шел на восток: вставал на заре и брел, не различая ничего первые несколько часов, так как утреннее солнце слепило ему глаза. Но сейчас -- на юг.
   На нем была простая одежда: сорочка, брюки, куртка и добротные туфли. В рюкзаке за спиной одеяло, кое-какая сменная одежда и запасы продовольствия. А еще у него есть достаточно пламенной монеты, да и огоньков с искорками хватает, -- если еда закончится, он купит все что нужно в поселениях, встречающихся на пути. Ограбления Эрси не боялся -- Тария все-таки страна безопасная, даже для одинокого и небедного путника. Хотя в первые дни своего путешествия Эрси чувствовал себя потерянным ребенком, оставленным родителями посреди базарной площади. Но теперь привык. На юг... на юг... Все свободные птицы летят на юг...
   Солнце было уже довольно высоко и припекало, благо зима закончилась. И хотя в южной Тарии зима мягкая, она все же не так приветлива для путешественника, которому частенько приходиться ночевать под открытым небом, как того хотелось бы.
   Эрси свернул с дороги, заметив подходящее для отдыха место. Зеленая трава здесь буйно разрослась, устилая все вокруг мягким ковром. Он огляделся по сторонам в поисках камня или ствола дерева, -- сидеть на земле Эрси не очень-то любил. Пора отвыкать от глупых привычек: в этот раз придется садиться на траву -- кресла здесь нет... да что кресла -- жесткого треногого табурета -- и того нет... Путник вытащил из рюкзака и расстелил одеяло, затем извлек хлеб, солонину и небольшую луковицу, следом -- карту.
   Одновременно набивая рот нехитрой едой и прихлебывая большими глотками ключевую воду из фляги, Эрси развернул желтоватую плотную бумагу и стал разглядывать схематические изображения гор, рек, дорог, холмов и городов.
   Где он сейчас находится? Сам же свернул с мощеного широкого тракта, а теперь вот не знает куда забрел... Приметив название городка, в котором побывал неделю назад и откуда шел дальше уже по грунтовой дороге, Эрси ободрился, даже обрадовался. Он затолкал в рот мешавший руке кусок солонины, и стал вести пальцем по полоске на карте, обозначающей тракт -- тот (как Эрси надеялся), по которому он сейчас путешествует.
   Вот: совсем недалеко отсюда -- он дойдет туда уже к вечеру, -- город, небольшой, но и не деревушка -- Гирсен. Когда-то давно он бывал в нем. Там Эрси купит себе немного овощей и поест нормально в одном из трактиров, а то от солонины уже воротит. Да и выспаться можно в гостиничной комнате.
   С хорошим настроением он бодро зашагал по дороге к Гирсену, планируя на ходу покупки, расходы, подбивая баланс оставшихся у него монет.
   Местность изменилась, редкие рощицы исчезли вовсе, предоставив место невысоким, покрытым цветущими травами холмам. И среди этого буйства зелени -- нигде не видно никакого города!
   Солнце уже клонилось к закату, когда Эрси заметил расположившиеся у подножия холма несколько домиков, утопающих в цветущих деревьях. На Гирсен это не похоже... совсем не похоже.
   Разочарованно взирая на деревушку, Эрси остановился, вновь стянул с себя рюкзак, вновь развернул карту... Неужели он ошибся? На юге от дороги только эта вот деревушка, а сама дорога дальше сворачивает на запад... а не так, как на карте... "Карты -- это не мое! -- раздраженно думал Эрси. -- Строить планы -- это тоже не мое! Что же сейчас... мое?.." Он нервно свернул плотную бумагу, почти смял, засунул обратно в рюкзак и стремительно зашагал к поселению, надеясь, что пока он туда доберется, гнев и раздражение поутихнут. Видно, зря наделся, потому что когда он окликнул встретившегося ему первым в поселении крепкого мужчину возгласом: "Добрый человек!" -- тот шарахнулся от него.
   Эрси сделал усилие над собою, и смягчил тон:
   -- Добрый человек, где тут у вас гостиница?
   Мужик оглядел его с ног до головы и ответил не сразу, будто мозги в узколобом черепе поворачивались слишком медленно:
   -- А ты чей такой будешь, юноша?
   Эрси вымещал раздражение на собственных руках, заламывая пальцы, но ответить все же сумел спокойно:
   -- Меня зовут Эрси Диштой, я издалека. Путешествую. Думал, что приду в Гирсен, а оказался здесь...
   Мужик присвистнул:
   -- Гирсен!.. Где мы, а где Гирсен -- до него неделю топать... Это кто ж тебе так дорогу показал?
   -- Так что это за деревушка? И есть ли здесь приличная гостиница, -- настаивал на ответе Эрси, добавив сквозь зубы: -- добрый человек?..
   -- Это Большие Луга, юноша. А гостиницы у нас отродясь не было, ни приличной, ни уж тем более неприличной.
   Эрси заиграл желваками. Что ж не везет-то так?!
   -- Где же мне переночевать? Я могу заплатить.
   Мужик отмахнулся от него огромной ручищей:
   -- На что мне твои деньги в таком захолустье? Мне год надо ждать, пока выберусь в город и смогу их потратить. А вот вдове Ришке деньги бы пригодились. У нее сын больной очень, вот она и собирает искорку к искорке. Уже лет двадцать -- сколько сыну, столько и собирает... Говорит: "Поеду в столицу, заплачу Мастерам Силы, и они его исцелят". За хорошие деньги исцелят, конечно. Как пить дать, исцелят!
   -- Мастерам Силы не позволено брать деньги за использование Дара, -- пробормотал Эрси, но мужик его будто и не слышал. Да и какое ему дело. Жили здесь люди до него и будут жить после него. Будут строить планы, ворочая своими куриными мозгами со скоростью убегающей улитки... А у него дорога своя.
   -- Иди вон туда, -- мужик указал на небольшой покосившийся дом почти на самой окраине, -- скажешь вдове, чтоб не боялась тебя пускать: мол, проверил тебя староста. А если что плохое ей сделаешь или не заплатишь... я тебя, -- он угрожающе бухнул здоровенным кулаком по раскрытой ладони.
   Эрси взглянул на него снизу вверх, усмехнулся, думая: "И не такие угрожали...", и, ничего не сказав, побрел к дому вдовы.
   Внутри убогое это жилище было еще более скромным, нежели снаружи: побеленные стены и потолок, грубо сколоченные деревянные лавки, всего одна комната. В углу за вязанием сидела не старая еще женщина -- вдова Ришка, стало быть. А на лежанке напротив растянулся некрасивый и нескладный паренек лет двадцати. Эрси заметил, что одно плечо у того неестественным образом поднято намного выше, чем другое, левая рука, скрюченная и ссохшаяся, плотно прижата к туловищу. Эрси невольно поморщился и отвернулся от калеки, приветствуя вдову:
   -- Госпожа Ришка! Примите меня на постой! Я переночую и завтра отбуду... с утра. Заплачу вам огонек -- чистое серебро! -- Вдова, скорее всего, заметила, как он морщился, глядя на больного ее сына, и смотрела на Эрси с печальным упреком в глазах. Чтобы уменьшить ее сомнения, Эрси поспешил добавить: -- Староста меня проверил: сказал, если что -- голову мне оторвет...
   -- Как тебя зовут, сынок?
   Эрси никак не мог привыкнуть, что люди старше сорока обращаются к нему со снисходительностью, присущей повидавшим на своем веку старикам по отношению к неразумному юноше.
   -- Эрси Диштой, -- ответил он, подавляя раздражение и теребя локон у виска.
   -- Что ж, Эрси, входи. Мы с Бини, -- она указала на сына, -- рады будем твоему обществу. Бини мой болен... ты уж его прости -- он не может встать, чтобы тебя поприветствовать. Но ничего, все равно гостю мы рады. Живем тихо, скучно, новостей не слышим. Мы тут, в Больших Лугах, так и обитаем всю жизнь. А ты откуда будешь? Какое твое занятие, Эрси?
   -- Я... -- он замялся. В разных городах Эрси представлялся по-разному, то горшечником, то торговцем, то крестьянином, но все эти занятия ему не подходили, так как он очень смутно представлял себе, в чем, собственно, они заключаются... Что у него было? Знания... пожалуй только это. -- Я учитель. Но сейчас я путешествую.
   -- Учитель? Такой молодой? Наверное, недавно стал Мастером?
   -- Я не Мастер! -- поспешно воскликнул Эрси, этот допрос стал его раздражать. -- Так вы позволите остаться?
   -- Да, конечно... Только кровати у меня еще одной нет...
   Ни искры, ни пламени! Придется спать на полу! Как же у него болят бока!
   Эрси с облегчением снял со спины тяжелый рюкзак и поставил у стены. Он нашел глазами свободный табурет, и уселся, не зная, чем теперь заняться. "Хоть бы поесть чего предложила..." -- думал он.
   Женщина, словно прочитав его мысли, встала и направилась к плите, приговаривая:
   -- Пора бы и поужинать. Я сейчас приготовлю. Может, что интересное расскажешь нам, Эрси? Мы ведь нигде не бываем. А в столице ты был?
   Обездоленный ее сынок криво и глупо улыбался -- наверное, ко всему прочему, еще и дурачок...
   -- Был... давно... -- нехотя отвечал Эрси. Чего-чего, а развлекать эту семейку беседой весь сегодняшний вечер ему хотелось меньше всего. Но, видно, придется. Назвался учителем -- изволь, учи, делись накопленными знаниями!
   Эрси принялся нервно барабанить пальцами по сиденью табурета, припоминая что-нибудь интересное. Ну, и не такое, что повергнет в шок бедную вдову... Не станет же он ей рассказывать, что в Городе Семи Огней теперь новый Верховный, который к тому же еще и Мастер Путей, или то, что половину Совета Семи сменили... А о Древнем... (Эрси сглотнул, подумав о нем) так и вовсе упоминать нельзя ни в коем случае.
   -- Есть там... такой Ма... Мастер, что смог... бы меня... и-и-исцелить? -- вдруг спросил, заикаясь и нечетко выговаривая слова, больной.
   -- А мне откуда знать?! -- слишком поспешно и слишком резко ответил Эрси, чем снова заслужил неодобрительный укоризненный взгляд вдовы.
   -- Может, и есть... -- сказал он более спокойно. Нужно быстрее думать, он сам должен выбрать тему для беседы. -- Про войну с Арой вы слышали?
   -- Доходили слухи, -- бросила женщина, подкладывая в разгорающийся очаг дрова. -- Закончилась уже эта война?
   -- Да. Закончилась...
   Так дорого за скромный ужин: тарелка супа да краюха хлеба, Эрси еще не платил! У него болел язык от того, что пришлось болтать без умолку весь вечер. Ему пришлось рассказывать обо всем на свете, начиная от географии Астамисаса, и заканчивая сведениями о политическом устройстве и основополагающих законах тарийского государства, он не переставал удивляться невежеству этих провинциалов. Они искренне полагали, что в Тарии всем заправляет именно Король-Наместник, а вовсе не Малый Совет с Верховным во главе; думали, что Одаренные никогда не умирают; что эффы -- это такие крылатые твари, вроде драконов; что гряда Сиодар гораздо меньше по протяженности и ниже Фа-Ноллских гор; что Ара населена чернокожими, и так далее в том же духе... Подобной ерундой были забиты их бедные головы по самое не хочу. В какую же дыру его занесло!? Вот зря он свернул тогда с мощеной дороги... Впрочем... он ведь и хотел уйти как можно дальше...
   Когда Эрси, наконец, обессиленно умолк, полагая, что из него и пытками уже не вытянешь не единого слова, Ришка с этим ее увечным сыном вновь вернулись к излюбленной теме: "А есть ли такой Мастер в столице, что исцелит калеку? И сколько будет это стоить?"
   Слабым уставшим голосом Эрси вынужден был им ответить:
   -- Денег за исцеление с вас не возьмут. Но сделать это очень трудно... Нужна большая Сила... -- "Хотя, -- думал про себя Эрси, -- новому Верховному, судя по его подвигам, такое исцеление дастся не сложнее, чем щелчок пальцами... -- и Эрси в самом деле непроизвольно щелкнул пальцами в подтверждение собственных мыслей, -- но у него сейчас, должно быть, забот полон рот -- не до больных провинциалов... Ждали двадцать лет, и еще подождете!"
   -- Но я слышала, что в Городе Огней есть один Целитель -- очень сильный! Он -- Советник! --проявила вдова необычайную осведомленность. -- Я даже имя его попросила записать... Вот... сейчас...
   Она встала, принялась рыться в каком-то сундуке, наконец, извлекла оттуда пожелтевший сложенный в несколько раз листок и протянула Эрси со словами:
   -- Сама-то я читать не умею... Но боялась забыть это имя... Или неправильно сказать, когда приду в столицу. Думала, покажу бумажку грамотным людям, они мне и укажут, как его найти. Но ты-то -- учитель, Эрси! Прочти! Вслух прочти! Чтоб я знала, как правильно.
   Эрси без какого-либо желания развернул листок и прочел вначале про себя, затем вслух, как и просила женщина:
   -- Советник Годже Ках... -- Нужно ли ей сказать, что такого Советника больше нет? Или пусть живет ее надежда... Может, когда-нибудь она и вправду дойдет до Города Семи Огней с этим калекой...
   Женщина вслушивалась в прочтенное имя, как в музыку, завороженно повторяла его, а настроение Эрси окончательно испортилось: он угрюмо извлек из рюкзака свое одеяло и молча принялся укладываться спать на жестком земляном полу.
  
   Эрси услышал сдавленный стон, затем еще один -- громче. Не понимая, происходит это во сне или наяву, он вскочил прямо на ноги с лежачего положения, ошалело оглядел незнакомую комнату, и только минуту спустя вспомнил, что он в доме у вдовы Ришки. Жалобные стоны продолжали доноситься из угла комнаты, где располагалась лежанка Бини -- несчастного ее сына.
   В свете лучины Эрси разглядел, что сын вдовы изогнулся на постели в приступе боли, а сама она пытается ему помочь, придерживая здоровую правую руку, которой тот молотил по лежанке, и смачивая ему лицо влажной тряпицей.
   "Не мое это дело... -- раздраженно подумал Эрси. -- И зачем только я напросился на ночлег к этой вдове и малахольному ее сыну?! Лучше уж было заночевать в поле! По крайней мере, я бы выспался!"
   Эрси лег на свое место, отвернулся, укрылся с головой. Полежал с минуту. Затем резко откинул одеяло, вновь вскочил на ноги и, подойдя к вдове, сказал:
   -- Слушай меня внимательно, женщина! -- Его голос звучал довольно грубо, но Эрси это мало сейчас заботило.
   У больного было временное послабление, он тяжело дышал, но рукой как лопастью мельницы больше не вертел, и его мать могла обернуться к гостю и выслушать.
   -- Когда я закончу, со мной будет происходить... нечто подобное... Мне будет очень... плохо. Но ты ничего не делай, и никого не зови! Поняла?
   Конечно же, она не поняла, ничего не поняла! Он вытянул из кармана куртки кусок кожаного ремня с завязками на концах, закусил его в зубах, затянул концы на затылке, и со вздохом отстранив мать, подошел к Бини.
   "По крайней мере, сейчас я делаю это добровольно... Никто меня не заставляет, и это мой выбор, собственный выбор... Но почему ж, ни искры, ни пламени, так дорого нужно платить за этот выбор?!"
   Он протянул руки к парню, сам изогнулся от боли, мучившей больного, почувствовал выгнутый, будто кривая спираль, изувеченный позвоночник, сухую недоразвитую руку, выкрученные колени, поврежденные участки мозга... Он выпустил лазурные потоки, которые практически творили этому мальчишке новое тело: здоровое и сильное... И, наверное, впервые в жизни он почувствовал удовлетворение и покой от того, что делал... делал по своей воле, а не идя на поводу у страстной жажды своего Дара.
   Когда он закончил, как и ожидалось, неистовой силы отток сбил его с ног, сжал в тисках, сотряс в судорогах... Но Эрси Диштой исцелял теперь по собственному выбору, а не как Годже Ках, которым он когда-то был...Он потерял сознание.
  
  
   Глава 1
   ШТИЛЬ
  
   Хатин Кодонак
   Пятьдесят четыре непривычно коротко стриженных Одаренных стояли навытяжку перед Кодонаком: двадцать -- "прыгуны", у остальных Дар Оружия. Даже с десяток Лучников отыскалось... Тайные. Хотя, какие они теперь тайные, если всем в Городе Огней известно о Мастерах Силы, которые не обучались в Академии, не повязывали д'кажа и не демонстрировали всем свою причастность к имеющим Дар длинными волосами... Это те, кто не связал себя Кругом: они служили Верховному Атосаалю, теперь готовы служить Верховному Фаэлю. Что с ними делать? Их командиры, как и ожидалось, исчезли вместе с продавшимися Древнему. Эти пятьдесят четыре -- так, мелкая сошка... И уровень контроля Дара у них оставляет желать лучшего. В зачистке Золотого Корпуса в старой резиденции они не участвовали, многие были в то время в цитадели Шай, поэтому Кодонак мог сейчас на них смотреть спокойно.
   Лица у всех непрошибаемые: ну, хоть эмоции свои они умеют скрывать -- уже замечательно... Взять их себе в Золотой Корпус? Но тогда Верховный останется без гвардии... Отдать Вирду? Непроверенных людей? Не дававших клятвы всех Одаренных, которую те произносят, становясь Мастерами? Клятву служить Тарии и людям, не имеющим Дара. Может, они тоже давали какую-то свою клятву? Тайную гвардию ведь ввел Атосааль, давно... тогда Хатин еще не подозревал, что у него Дар, а Эбонадо уже был Верховным... Следует признать, -- как ни скверно все обернулось, а Эбонадо Атосааль -- это целая эпоха в истории Тарии. Какую клятву тот заставил их произнести? Так что же с ними делать? Повязать им д'кажи? Хатин остановился перед высоким, почти одного с ним роста, моложавым мужчиной. По седине в коротких каштановых волосах и в аккуратной бородке Кодонак сделал вывод, что этот старше других.
   -- Твое имя? -- обратился к нему Хатин.
   -- Илтэс Таш.
   "Таш? Знакомая фамилия..." -- думал Кодонак и тут -- вспомнил! Афэль Таш -- так звали парня, которого заговорщики принесли в жертву, пробуждая Древнего. Дали в руки парню "кинжал смерти"... А Кодонак ведь и не догадывался, что такая пакость, заставляющая имеющего Дар Оружия убить самого себя, существует. "Нужно выяснить все сейчас, незачем оставлять за спиной лишние незаданные вопросы", -- решил он.
   -- Ты знаешь Афэля Таша?
   -- Он мой сын! -- ответил воин, глядя в глаза Кодонаку.
   -- Сколько тебе лет? -- Седина появлялась у Одаренного обычно после ста пятидесяти, и в этом возрасте дети рождались уже далеко не у каждого.
   -- Сто двадцать семь, Советник Кодонак.
   Хатин кивнул. Значит, это седина у него появилась рано, а не сын -- поздно...
   -- Советник Кодонак, позвольте спросить? -- отчеканил тем же тоном Таш.
   -- Спрашивай, если смогу -- отвечу.
   -- Вам известно, где сейчас мой сын?
   Такого вопроса Кодонак не ожидал. Илтэс Таш не знал? Да... впрочем, откуда тот мог знать? Вот же угораздило его спросить имя у первого попавшегося на глаза бойца... Теперь придется все объяснять отцу...
   -- Почему ты решил, что мне известно его местонахождение? -- ответил Кодонак, просто для того, чтобы что-то сказать.
   Взгляд Таша помрачнел, больше он ничем себя не выдал, и пояснил спокойно:
   -- Вы сами спросили, не знаю ли я Афэля Таша, вот я и подумал... Афэля забрал Верховный Атосааль, когда у сына только развернулся Дар. Он, должно быть, проходит обучение вместе с другими новобранцами.
   Новобранцы... Эбонадо не только придумал Тайную гвардию и полностью подмял ее под себя. В последние годы он отслеживал всех, у кого разворачивался Дар Оружия, и допускал к обучению в Академии Силы лишь десятую их часть. Вот почему среди всех студентов сыскалось меньше двух десятков бойцов. Скорее всего, Исма помогал ему в этом: Силой Видения можно определить задатки Дара даже у ребенка. После бегства Атосааля и остальных, Кодонак первым делом отыскал базу обучения этих новобранцев в Тайную гвардию и нашел там восемьдесят семь (только подумать!) слава Мастеру Судеб -- несвязанных Одаренных с боевым Даром! В том числе и тридцать пять Лучников. Кроме них, там тренировали сорок "прыгунов". Молодых людей переправили в Город Семи Огней, чтобы продолжить обучение здесь, и уже под руководством самого Хатина. Эти новобранцы восполнят потери Золотого Корпуса. Но те еще совсем юны -- из них можно лепить что угодно, а вот эти... каковы они?..
   -- Илтэс Таш, -- обратился к воину Кодонак. -- Ты задержишься, у меня есть разговор к тебе.
   Таш поклонился, дотрагиваясь ладонью до груди по военному обычаю. А Кодонак пошел дальше вдоль строя Тайных, размышляя о том, что скажет отцу трагически погибшего юного Афэля.
   Вдруг все пятьдесят четыре бойца разом грохнулись на одно колено, склонили головы. Хатин обернулся к входной двери и увидел Вирда: тот был в длинном синем каме: немного оранжевой окантовки и золотой пояс с крылатым человеком на пряжке -- вот и все украшения. Атосааль всегда предпочитал более яркие наряды. Не верилось, что он так молод... Казалось, что за месяц, прошедший со дня объявления его Верховным, Вирд стал старше лет на сто, не меньше... Его и до того пронзительные глаза стали еще острее. И юный возраст в среде Одаренных, на чьих лицах не отражается старость, в нем выдавала лишь короткая коса за спиной. Медальона Верховного на Вирде не было -- этот атрибут власти прихватил с собою Эбонадо, но в руках Вирда-А-Нэйса перед Сияющим Престолом светились символы на Скипетре Силы -- и это говорит о том, что он истинный Верховный.
   Кодонак тоже склонил голову и коснулся пальцами меча на д'каже, Вирд ответил коротким кивком. Он окинул взглядом Тайных и направился к Кодонаку; выглядел юноша озабоченным.
   -- Что-то случилось, Верховный? -- тихо спросил Хатин, когда Вирд приблизился.
   Вирд хотел что-то сказать, уже открыл было рот, но тут остановился и резко обернулся, словно кто-то его окликнул.
   -- Встаньте, -- мягко сказал он Тайным, что все еще стояли на одном колене. -- Илтэс Таш -- подойди.
   Боец отделился от строя, направляясь к ним. Кодонак же гадал, чего хочет от Таша Вирд и почему именно этого человека он подозвал.
   Верховный сделал шаг навстречу Ташу, положил правую ладонь тому на лоб и закрыл глаза. Из-под его руки сверкнул удивлением взгляд Тайного, затем Илтэс тоже зажмурился и застыл каменным изваянием. Остальные, в том числе и Хатин, смотрели на этих двоих в изумлении, задаваясь вопросом, что происходит. На несколько минут в зале воцарилась мертвая тишина, и резкий болезненный вздох Таша в этой тишине показался особенно громким и неприятным.
   Илтэс отпрянул от Вирда, хватаясь одной рукой за голову, а другой за сердце и тяжело, безвольно осел прямо на пол. Верховный сделал шаг к бойцу, присел на корточки рядом и тихо произнес (слышал его, кроме Таша, только Хатин):
   -- Моего отца обманом заставили сделать Доа-Джот, инструмент для служения Древнему, а затем убили. Дар твоего сына, как и Дар моего отца, использовали, а их самих лишили жизни. Это больно. Но ты и я живы, чтобы не допустить подобного впредь.
   С этими словами он поднялся, посмотрел на Тайных и вновь подошел к Кодонаку.
   -- Что ты сделал с ним? -- Хатин никак не мог привыкнуть к тому, что с Вирдом нельзя ничему удивляться.
   -- Показал ему... как погиб его сын...
   -- Это... жестоко... -- прошептал Кодонак, хотя сам был благодарен за избавление от роли вестника смерти.
   -- Нет. Это милость, -- тихо возразил Вирд. -- Я знаю... Мне нужно поговорить с тобой. Когда ты будешь свободен?
   -- Как только решу, что делать с этими Тайными.
   -- Повяжи им д'кажи, поставь над ними главного, и пусть продолжают делать то, что делали. Пусть охраняют Советников.
   -- Я бы поставил своих людей... -- "Охранять Верховного и мирных Мастеров в Совете Семи... особенно Элинаэль, должны надежные люди." -- думал Хатин.
   -- Они надежны... Но для охраны Советника Кисам поставь еще парочку своих. -- Вирд улыбнулся уголками губ, прочтя, казалось, мысли Хатина. Мог он читать мысли?
   В это время Таш поднялся с пола, чем привлек внимание Вирда, тот обернулся.
   -- Спасибо, Верховный... -- Боец отсалютовал, приложив руку к груди, не пряча слез.
   Неужели это действительно было милостью?
   Вирд в ответ приложил руку к символам меча и Света на своем д'каже.
   -- Все свободны! -- громко объявил Кодонак. -- Завтра вы официально станете Мастерами Силы. Приказываю всем побриться и облачиться в кам по такому случаю.
   -- Да горит пламя Совета Семи и Верховного! -- хором ответили Тайные, и стройной шеренгой покинули зал.
  
   -- Ты хотел поговорить, Верховный? -- спросил Хатин, едва они остались вдвоем в этом пустом и обширном помещении, находящемся в Здании Совета. Здесь можно было выстраивать отряды бойцов, но для разговора зал довольно неуютен. Вирд, вероятно, тоже это чувствовал, поэтому, положив руку на плечо Кодонаку, переместился в Тихий сад.
  
   -- Почему они не стали сражаться за Город, Хатин? -- Вирд заговорил не сразу. Перед тем они минут десять молча прохаживались вдоль цветущих клумб, висячих и вьющихся растений. -- Атосааль ведь собирался начать бой... Атаятан ему приказал? Может ли Древний воспользоваться телом любого человека?
   Хатин тревожно взглянул на Вирда: сколько часов в сутки тот спит? Он выглядит измотанным. Он слишком переживает, думает, что теперь всю Тарию обязан нести в одиночку на своих плечах.
   -- Вирд, -- Кодонак позволял себе обращаться так к нему наедине, -- я задаю себе те же вопросы каждый день. Насчет того, что может Атаятан, а чего не может, лучше обратиться к Пророкам и Толкователям. Как бы там ни было, но мы должны подготовиться к обороне. Хорошо, что Древний дал нам это время.
   -- Но он тоже не станет сидеть без дела! -- возразил Вирд. -- Что он предпримет? На какой город нападет? Нужно ли создавать заслон с севера? Ведь вполне могло статься, что он давно переместился в совершенно противоположную часть мира?
   -- Логику Атаятана мне сложно понять. Они могли бы захватить Город еще тогда. У Эбонадо были все шансы. Если бы мы и выиграли, то с большими потерями. Но, по-видимому, планы Атосааля и планы Древнего не всегда совпадают. В одном я не сомневаюсь: на этом месте, где сейчас стоит Город Семи Огней, раньше был город Древнего, как поведал нам Абиль Сет, поэтому Атаятан непременно захочет вернуться. Бой за это место нам еще предстоит. И дай-то Мастер Судеб, чтобы мы были готовы к этому бою.
   -- Как подготовиться?! -- Вирд спросил почти с мольбой в голосе. Юноша в отчаянье... не знает, что делать. Сердце Хатина сжалось, он понимал.
   -- Вирд. Ты усвоил, что должен взять на себя ответственность за всех и за все. Но есть еще вторая часть урока. Тебе нельзя все делать самому. Позволь каждому исполнить свою часть. Задай ритм, а другие подхватят. В одиночку ты, как Мастер Путей, можешь многое, но это лишь капля в море по сравнению с тем, что мы можем вместе. Я имею ввиду всех Одаренных Тарии, кто не предался Древнему.
   -- Вы слишком рано сделали меня Верховным, -- пробурчал Вирд.
   -- Да. Рано, -- согласился Кодонак. -- Это следовало бы сделать лет этак через сто. Как ты думаешь, Атаятан согласиться поспать еще лет сто? Нужно будет написать ему письмо: мол, погоди, Древний, у нас Верховный еще слишком молод, а Мастеру Огней только семнадцать лет...
   Вирд опустил глаза, упоминание о миссии Элинаэль всегда действовало на него отрезвляюще.
   -- Элинаэль нужно готовиться, и тебе тоже.
   -- Можно ли каким-нибудь способом избежать этого? -- жалобно спросил Верховный.
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- Не посылать Элинаэль... -- Вирд с надеждой посмотрел прямо ему в глаза, и Кодонаку больше всего на свете хотелось ответить, что можно.
   -- Нет, Вирд. Она единственная Мастер Огней. А значит, рано или поздно она должна будет отправиться к Древнему и... сделать все как нужно... оставшись при этом в живых!
   -- Я тоже в каком-то смысле Мастер Огней! -- возразил Вирд
   -- Ты не Мастер Огней, Вирд. Нам не известно, как подействует на Атаятана твоя кровь. И, похоже, что даже самому Древнему это не известно. У нас будет только один шанс, и для этого нужна Элинаэль. Это не тот груз, который можешь нести вместо нее ты!
   Они помолчали.
   -- Ей нужно время... чтобы подготовиться... -- наконец произнес Вирд.
   -- Тебе тоже нужно подготовиться. Я понимаю, как тебе тяжело: даже просто думать, что Элинаэль окажется в опасности, станет рисковать жизнью!.. Но ты должен сделать это -- отпустить ее в ее собственный бой. Будь готов, как будто это произойдет уже завтра.
   -- Еще не завтра!.. -- взмолился Вирд, и Хатин искренне посочувствовал ему.
   -- Еще не завтра... -- вздохнул Кодонак.
   Они вновь замолчали. Вирд сел... скорее, упал на скамейку под раскидистым экзотическим деревом Фус, листья которого походили на перья. Родина таких деревьев -- Ара, но здесь, в Тихом саду, что только не растет... Кодонак расположился рядом.
   -- Я не знаю, за что хвататься, Хатин... -- признался Верховный. "И все-таки он слишком молод -- думал Кодонак. -- Да и то, что он Мастер Путей, сейчас больше мешает, нежели помогает. Он пытается сделать все в одиночку. Он то на плацу с Мастерами Оружия пробует свои силы, то спорит с Пророками и Толкователями, то старается укрепить стены города... Был бы у него один Путь, он следовал бы этому Пути, а к остальным делам применял бы не Силу Дара, а мозги... Но ожидать, пока Вирд повзрослеет, увы, времени нет..."
   -- Представь, что ты неодаренный, -- посоветовал Кодонак.
   Вирд удивился и уставился на него, ожидая ответа. У парня был сейчас такой беспомощный и изумленный вид, что Хатин не сдержал улыбки.
   -- Представь, что ты не владеешь ни одним Путем Дара, -- повторил он, -- что тебе недоступна Сила. Все, что ты можешь, это думать головой и приказывать другим сделать что-либо вместо тебя.
   -- И как это поможет?
   -- Представь и подумай, что бы ты сделал. Пойми, Вирд, Дары и так работают в тебе более чем хорошо. Ты лучший во всем! Но твоих рук не хватит. Если ты один -- то ты проиграл. Если же ты окружен преданными и способными людьми -- победа за тобой. Если бы ты был неодаренным, то иного выхода, как использовать других, у тебя попросту не было бы -- ты ничего не мог бы сделать сам. Вот и задавай себе вопрос: "Кто это сделает?", -- а ответ: "Я!" -- заранее отклоняй.
   -- Советник Кодонак! -- похоже, Вирд злился. -- Вы же все выбрали меня только потому, что я Мастер Путей! А теперь ты говоришь, что мне нужно быть неодаренным!
   -- Я сказал: представь, что ты неодаренный, и дай шанс другим проявить себя. Твоя основная задача -- сплотить Мастеров Силы, научить их действовать как один. Только тебе понятно, как могут взаимодействовать мирный и боевой Пути. Тебе ведомы спокойствие и надежность Строителя, так же как и бунтарский дух Разрушителя. Ты можешь слышать песню меча, и ты можешь заставить сталь замолчать. И ты -- тот, кто способен увидеть, как смогут взаимодействовать в бою или при защите Города Мастера, следующие совершенно разными Путями.
   Вирд пожал плечами, нахмурился, погрузился в раздумье. Так прошла четверть часа. Попусту терять время Кодонак не любил. За эти пятнадцать минут можно было сделать что-нибудь полезное, а посидеть с Вирдом смог бы кто-нибудь другой, да и ни к чему это... Во-первых, он, конечно, юн, но не настолько, чтобы испытывать нужду в няньке, а, во-вторых, обдумывать свой долг и предназначение нужно наедине с самим собою.
   Хатин встал, собираясь попрощаться с Верховным, но тот поднял на него глаза и, словно очнувшись ото сна, произнес:
   -- Мне нужен новый меч!
   Да! За всеми заботами и суетой Хатин и забыл, что у Вирда нет настоящего, выкованного специально для него меча... меча с именем.
   -- Так о чем речь? Можем прямо сейчас отправиться к Оружейникам.
   Вирд тоже встал.
   -- Я хотел попросить у тебя "Разрывающий Круг".
   Кодонак ревниво подумал о клинке у своего правого бедра.
   -- Ты хочешь мой меч? -- он произнес это равнодушным тоном, понимая, что отдаст свой меч Верховному, если тот повелит ему... Но клинок стал его частью, был будто бы создан для его руки... левой руки. Без песни своего меча Кодонак чувствовал себя в бою почти беспомощным.
   -- Не бойся, я лишь взгляну на него. -- Вирд улыбался, а Хатин думал, чем выдал себя -- ведь ни один мускул не дрогнул на его лице, он точно знал это. -- Я хочу послушать песню... Нужно будет вложить подобную и в мое оружие, и в новые клинки для вооружения Золотого Корпуса. "Разрывающего Круг" ведь ковали против связанных с Древним...
   Кодонак расслабился -- никто не отбирает у него меч.
   -- Ты прав, хорошо было бы вооружить подобными мечами всех Мастеров, но я уже пробовал -- у наших Оружейников ничего не выходит.
   -- А если я попытаюсь... как ты выразился -- задать ритм?
   Кодонак поднял бровь, вынул меч из ножен и без слов отдал его Вирду.
  
   Элинаэль Кисам
   Теперь, когда она уже не была студенткой Академии Силы, тяга к знаниям, подстрекаемая осознанием своей недоученности, проснулась в ней с особым пылом. Она, к своему стыду, не помнила даже, кто был Верховным до Эбонадо Атосааля, не говоря уже о составах Малых Советов. Но сейчас имена и даты запоминались легко, словно сведения о знакомых людях, события обретали смысл, и Элинаэль старалась вникнуть в историю со страстью, уступающей разве что маниакальной любознательности Абиля Сета. Столько, как сейчас, она еще никогда не читала, да и такого количества книг: древних, важных, некогда запретных и недоступных, -- еще не бывало в ее распоряжении, к тому же множество мудрых и знающих людей готовы были оказать помощь, растолковывая непонятное.
   Элинаэль начала с первых записей Совета Семи, которые тогда называли себя Огненосцами, она корпела над свитками в небольшой уютной библиотеке Совета, так как унести их оттуда не позволял Мастер Сет. Он переселился сюда и как коршун бросался на любого, кто посягал на вожделенные его свитки и фолианты, которые он наконец-то заполучил.
   Абиль Сет уже не пугал собою Элинаэль так, как раньше, но она знала, что пояснений по поводу того или иного текста у этого взъерошенного Толкователя лучше не спрашивать, иначе вопросов станет больше, чем было. За помощью она обращалась к Советнику Энилю, благо что теперь их комнаты были на одном этаже Здания Совета.
   Наверное, библиотека Академии Силы осиротела без присутствия Мастера Сета, ставшего некогда неотъемлемой ее частью, но то, что искал Сет здесь, в библиотеке Совета, было важнее, особенно для самой Элинаэль. Он должен был узнать, как именно она может остановить Древнего. Когда Элинаэль думала об этом, внутри все холодело и сжималось. Она понимала, что смерти ее не требуется, но легче, наверное, было бы просто дать себя убить. Встретиться с этим существом... прикоснуться к нему... Сможет ли она? Поначалу Элинаэль совершенно не представляла, как будет действовать, но Сет и Эниль откопали подробные описания процедуры погружения Древних в сон, и чем больше она узнавала, тем хуже ей становилось. И чем больше она старалась не думать об этом, тем больше было напоминаний.
   Все напоминало о ее миссии, не давая Элинаэль отвлечься, забыться, расслабиться и вновь почувствовать себя беззаботной юной девушкой. Как забыть, когда повсюду за тобой следуют двое Мастеров Золотого Корпуса -- охрана, выделенная Кодонаком... Советником Кодонаком, и Вирдом... Верховным...
   Да что охрана? Одно то, что студентку-первогодка все называют теперь не "деточка", а Советник Кисам, уже свидетельствует о больших... нет -- об огромных переменах! Мир изменился в одно мгновение. Она будто бы уснула одним человеком, а проснулась другим. И другие тоже не остались прежними: Хатин Кодонак из изгнанника превратился в Советника, Вирд из загадочного юного Одаренного -- в Верховного... и в ее возлюбленного.
   Элинаэль с теплотой подумала о Вирде... Верховный Фаэль. Она уже два дня не видела его, он будто бы избегает ее общества в последнее время... или ей просто так кажется. Он очень занят. У него масса дел. Но мог бы выделить и для нее несколько минут!
   Девушка шла по длинному коридору, направляясь к покоям Советника Эниля. Встретил ее, конечно же, Кими -- старенький и сморщенный, но еще очень крепкий и бодрый. Кими нравился девушке: бывало, что туманные объяснения природы какого-либо явления, высказанные Абилем Сетом, он прояснял одной своей фразой, что больше смахивала на шутку. Старик был острым на язык, веселым и добродушным, и он теперь единственный, кто еще называл ее просто "девочка".
   -- К Ото? -- спросил он, дружески улыбаясь ей.
   Элинаэль утвердительно кивнула:
   -- Здравствуй, Кими! Как твое здоровье?
   -- Да лучше всех! -- захохотал он. -- К тому же Вирд избавил меня от боли в костях.
   Кими лишь Вирду позволял себя исцелять, и то лишь потому, что знал его с детства, как сына Мастера Фаэля. К остальным Целителям старый слуга относился с большим недоверием.
   -- А где сейчас Верховный, ты не знаешь случайно?
   -- Как же, знаю, -- усмехнулся Кими, провожая Элинаэль в кабинет Советника.
   Дальнейших пояснений не потребовалось, так как Вирд собственной персоной сидел в кресле перед Ото Энилем, беседуя с ним о чем-то.
   -- К вам Советник Кисам! -- громко официально объявил Кими, и оба беседующих обернулись к входу.
   Вирд встал, улыбнулся ей, взял за руку, усаживая в кресло, в котором только что сидел сам.
   -- Рад тебя видеть... -- прошептал он.
   "Мог бы за эти два дня и заглянуть ко мне..." -- хотела было обидеться на него Элинаэль, но тут же передумала -- они не студенты, чтобы дуться друг на друга, сейчас на это просто нет времени. Девушка улыбнулась в ответ Вирду и поздоровалась с Советником Энилем.
   То, о чем беседовали они до ее появления, было, видимо, не для ее ушей, так как в кабинете воцарилось молчание, и Элинаэль первая решилась его нарушить:
   -- Я думаю, что чем дольше мы тянем, тем меньше шансов у нас, -- проговорила она, сдерживая волнение.
   Вирд глянул тревожно и как-то печально: он понял, о чем она.
   -- Нужно уже сейчас планировать, собрать тех, кто пойдет со мной, -- продолжала девушка, Вирд тем временем бледнел и мрачнел, а Советник Эниль хмурился.
   -- Ты права... -- наконец, выдавил из себя Ото Эниль, -- нужно подбирать группу. Пять Сил.
   -- Слишком рано... -- тихо и неуверенно произнес Вирд.
   -- Важно, чтобы не было слишком поздно, -- возразила она.
   -- Боюсь, что нам придется рискнуть еще одной юной особой... -- Советник Эниль сделал паузу, потирая губы, и как бы не желая этого говорить.
   -- Кого вы имеете в виду? -- спросила Элинаэль.
   -- Иссиму Донах. У нее Дар чистого Отсекателя, а если учесть то, что шесть тысяч лет назад чистые Дары встречались намного чаще, чем сейчас, то нет гарантий, что кто-нибудь другой в составе носителей пяти Сил добьется желаемого результата.
   -- Ты еще скажи, что тут и вместо Строителя нужен Архитектор, и чтоб не хуже Тотиля! -- вмешался Кими.
   -- Насчет этого не знаю, -- серьезно ответил Советник, -- но Абиль открыл, что Мастеров в такую группу очень тщательно отбирали, они проходили испытания. Разрушитель, к примеру, должен был сломать нечто укрепленное пламенем... Мастер Сет разбирается, что это означает. Кроме того, прежде необходимо создать оковы, чтобы Атаятан не смог уйти или расправиться с посланными до того, как его погрузят в сон. Тем более что изготовление оков имеет тот же принцип. Когда они будут надеты на него, Древний ослабеет настолько, что не сможет сопротивляться. Но важно помнить, что он уже "ученый", один раз его поймали. И тогда он не ожидал подвоха, теперь же на эффект неожиданности надеяться не стоит. Кроме того, с ним Эбонадо Атосааль, которому события, произошедшие в далеком прошлом, а так же их причины и последствия, известны намного лучше, нежели нам. Атосааль сам говорил мне, что изучал этот вопрос в течение пятидесяти лет. А у нас едва ли есть несколько месяцев... Если бы можно было получить отсрочку...
   -- Ото, не мог бы ты собрать Пророков и Толкователей, и вместе с ними расшифровать все записи как можно скорее? -- спросил Вирд.
   Советник кивнул.
   -- И еще меня очень беспокоит вопрос с прислужником Хатоем. Что известно о подобном использовании людей Атаятаяном? Мог ли Древний делать это раньше?
   -- Ты все-таки думаешь, что это был Древний?
   -- А кому бы еще подчинился Атосааль?
   Элинаэль слушала, затаив дыхание: если то, что Древний разгуливает где-то по земле, угрожая безопасности Тарии и Города Семи Огней, и ужасно, то насколько ужаснее предположение о его возможности говорить и действовать через любого человека, в том числе неодаренного?..
   -- Я никогда раньше не встречал подобных упоминаний, и Абиль не находит их. -- Эниль был огорчен. -- Мы ищем изо всех сил... Если Атаятан действительно на это способен, и если нет особых ограничений, то...
   -- ...то это страшно, -- закончил за него Вирд. -- И это важно.
   -- Я соберу Пророков, Толкователей и просто историков Пятилистника, и мы займемся этим вопросом. И если где-то в Тарии есть хоть одна строчка с упоминанием подобных событий в прошлом -- мы ее найдем.
   -- Не только в Тарии, Ото, -- голос Вирда приобрел металлический оттенок. -- Пора мне встретиться с Хокой-То и чатанскими Мудрецами. У них в Аре тоже есть много чего интересного.
   -- Вирд, это опасно! -- воскликнула Элинаэль. -- Ты уверен, что они расположены помогать тебе?
   -- В Аре слышат только голос силы, -- ответил он, приняв решительный и уверенный вид, -- а я могу продемонстрировать силу, если это потребуется.
   -- Ты говоришь о Даре или...
   -- Сила, Элинаэль, сила -- и не важно, в чем ее источник, для арайцев -- не важно. Поверь, я могу быть убедительным.
   Он говорил и смотрел так, что мурашками покрывалась кожа; Вирд иной раз казался ей совершенно незнакомым человеком.
  
   Из покоев Ото Эниля они вышли вместе, и как только остались одни в пустом коридоре, Вирд резко обернулся, обхватив ее за талию, и через мгновение они оказались в одном из зимних садов. Сад Верховного. Этот небольшой зеленый участок, освещаемый тарийскими светильниками, был в полном и единоличном распоряжении правителя Тарии. Эбонадо Атосааль предпочитал прочим растениям деревья Мицами и кусты Котше, что цвели пышными белыми бутонами большую часть года. Дорожки в саду были выложены разноцветными блестящими камушками, а вместо скамеек, как в других подобных садах, здесь имелись настоящие мягкие диваны, обитые зеленым бархатом. Прежний Верховный любил роскошь, Вирд же в ней не нуждался, но место это ему нравилось, и Элинаэль тоже. Здесь было как нигде тихо, мирно и приятно, тем более в его объятьях...
   -- Почему ты не приходил эти два дня?
   Вирд растерянно посмотрел на нее, словно не понимая, что уже два раза солнце вставало и заходило с момента их последней встречи. Спал ли он с тех пор? Ел ли? Он выглядит уставшим. Не дожидаясь ответа, Элинаэль привлекла его к себе и поцеловала.
   -- Я постоянно думаю о том, что предстоит нам... -- прошептала она.
   -- Я тоже... но давай не будет сейчас говорить об этом, иначе я рухну на пол прямо здесь и примусь рыдать.
   -- Ты? Рыдать? -- рассмеялась Элинаэль, не представлявшая себе такой картины.
   Вирд тоже улыбался, и признаков, предшествующих отчаянному рыданию, у него пока не наблюдалось. Но тема и в самом деле тяжелая для них обоих. Она боится за себя, а еще больше за него... он ведь не останется в стороне. Возможно, планирует сделать все сам, как тогда, когда хотел освободить ее из цитадели Шай... Не зря ведь он так избегает разговоров об ее участии в погружении Древнего в сон, бледнеет и мрачнеет, когда об этом заговаривают другие. Но этого допустить нельзя: в одиночку он погибнет. В прошлый раз только чудо в лице раскаявшегося Каха спасло его от верной смерти.
   Элинаэль поежилась, вспоминая, как близко был ее Вирд к погибели. Он прав, лучше об этом не говорить сейчас, и даже не думать. В этом саду они лишь вдвоем, и мысли о смерти не должны заполнять их еще далеко не старые головы.
   Они присели на один из диванов, Вирд держал ее за руки, и его ладони были горячи.
   -- Ты будешь моей женой? -- вдруг спросил он.
   -- Женой? -- Не зря Гани Наэль называет его не Вирд, а "Вихрь", он спешит прожить жизнь так быстро, будто он не Мастер Путей и у него еще не пятьсот лет впереди, а считанные дни... Ей вновь стало грустно.
   -- Мы станем мужем и женой. Ты хочешь этого, Элинаэль?
   -- Вирд... Время ли сейчас для торжеств?
   -- Без торжеств. Тихо. Пригласим только близких друзей.
   -- Свадьба Верховного... да еще и с Советником -- без торжеств? Последнего Мастера Огней и Мастера Путей, пришедшего из легенд? Тихо?! Я бы рада, но, боюсь, Город Семи Огней тебе этого не простит.
   -- Ты отказываешься?..
   -- Нет! Я люблю тебя больше жизни. И твоей женой хочу стать... да хоть сейчас! Но...
   Вирд опустил глаза и вздохнул:
   -- Ты права, Элинаэль. Нельзя так. И без торжеств ничего не выйдет, и торжества сейчас ни к чему... Прости, с тобой рядом я теряю голову. А когда думаю, что придется тобой рисковать, так и вовсе схожу с ума!
   Он ведь сам не хотел об этом говорить...
   -- Вирд, у нас впереди еще длинная-длинная жизнь. Нам отмерено больше, чем другим. Нам дано больше. Мы с тобою не просто юноша и девушка, которым предстоит сразиться с могущественным врагом. Мы не беспомощны, мы вооружены лучше кого бы то ни было. И мы победим!
   Вирд обернулся, посмотрел на нее; он улыбается, но в его глазах такая боль и печаль, что у Элинаэль защемило сердце. "Да. Мы победим, -- говорили его зеленые колючие глаза. -- Но какой ценой?".
   -- Тебе нужно отдохнуть, ты очень устал.
   -- Да ну... бывало и похуже.
   -- Вирд! -- Она сделала голос как можно строже. -- Сколько часов ты сегодня спал?!
   -- Сегодня? Да я еще вчера здорово выспался! -- засмеялся он, на этот раз и глазами тоже.
   -- Вирд!
  
   Оставив его уснувшим, Элинаэль неохотно покинула сад. Она бы осталась просто смотреть, как вздымается во сне его грудь, как подрагивают веки, просто поглаживать его волосы, охраняя беспокойные грезы... но ее ждали дела, а в отличие от Вирда, она высыпалась ночью, чтобы еще и днем не тратить на это время.
   Охрана у двери Верховного уже потихоньку начинала привыкать, что из его покоев часто выходят люди, которые туда обычным путем не входили. Она прошла мимо, не обращая внимания на каменные лица, но с испытывающими взглядами.
   Спустившись по лестнице, Элинаэль оказалась на жилом этаже. Здание Совета -- целый город внутри города, здесь столько помещений, комнат, этажей, лестниц, зимних садов, что можно годами жить, не выходя на улицу.
   Ее собственная охрана, приставленная Кодонаком -- двое Мастеров Золотого Корпуса: высокий светловолосый Гроус, и такой же высокий, но с темными волосами, всегда улыбающийся Эртор, -- ожидали ее у двери. Вечером этих Мастеров сменят другие, но все смены своих телохранителей Элинаэль уже знала в лицо и по именам. Оба Мастера, даже веселый обычно Эртор, хмурились. Причина их недовольства ясна: она вошла к Советнику Энилю, а вернулась совсем с другой стороны, притом шла совершенно одна, что было, по их мнению и по инструкциями Кодонака, недопустимо. Элинаэль вздохнула -- они не упрекнут ее, но Кодонак не упустит такой возможности, а потом ей достанется и от Вирда. Тот станет утверждать, что она должна была прежде вызвать телохранителей, а только потом возвращаться к себе в их сопровождении. "Они берегут меня, как фарфоровую куклу... или как единственное оружие, что может погубить врага..."
   -- Вас ожидают, Советник Кисам, -- хмуро сообщил Гроус.
   -- Кто? -- Элинаэль была удивлена -- в ее покои, даже в приемную, без нее никого обычно не пускали.
   -- Две юные особы, Иссима Донах и Эдрал Инаси.
   Девушка улыбнулась, с нетерпением распахнула дверь. Своих подруг она не видела уже с неделю. Иссима и Эдрал после всех этих событий словно поменялись местами. Первая стала такой же мрачной и неулыбчивой, как раньше Эдрал, и это не удивительно, учитывая то, что пришлось ей пережить. Человек, которому она доверяла -- Эбонадо Атосааль, оказался виновником многих бед, предателем жизни и огня Создателя. Иссима долго не могла поверить... она ходила заплаканная, ссутулив плечи, и пряча лицо. А Эдрал, принимавшая участие в деле восстания, как никто другой: ведь она и Вирд могли определять, связал ли Одаренный Кругом, наоборот, стала чаще улыбаться и меньше задумываться о печальном. Она сделала сама что-то полезное и заслужила тем уважение матери. Конечно же, Мастер Инаси и теперь требовала от Эдрал выполнения своих рекомендаций и реализации своих планов: например, желала, чтобы девушка сблизилась с новым Верховным, и чтобы тот ее учил, как учил бы Исма, не окажись он предателем. Но и на уступки, видя, что дочь проявила необычное мужество, Мастер Инаси тоже пошла -- разрешила Эдрал выйти за Иша. Они не спешили со свадьбой, практически по тем же причинам, что и Вирд с Элинаэль: надвигалась война, а Город Семи Огней еще не до конца понимал это, мирный город не представлял себе, насколько большая опасность грозит ему. Родина Одаренных оказалась на граю гибели, и затишье, которое наступило сейчас -- лишь передышка перед страшной бурей.
   -- Она от Вирда, -- захихикала Иссима, склонившись к уху Эдрал, когда Элинаэль вошла в комнату.
   Девушки расположились в приемной на небольшом диванчике, и обе выглядели так, будто задумали какую-то шалость... более того, уже эту саму шалость и осуществили.
   -- Как он? -- смеясь, спросила Иссима, сегодня она была в хорошем расположении духа; Эдрал тоже улыбается и глаза ее лукаво поблескивают.
   -- Вирд? -- Элинаэль пожала плечами. -- Вымотан, измучен тревожными мыслями... Он не спит сутками, ест плохо... Сейчас только уснул... -- Последние ее слова вызвали взрыв смеха, и обе подруги, содрогаясь от приступа веселья, спрятали свои лица: Эдрал в ладонях, а Иссима -- в подоле платья.
   -- Что вас так смешит? -- Элинаэль тоже посмеялась бы, если б понимала, над чем.
   -- Садись, садись, -- белокурая красавица усадила ее в кресло и даже подала чашку чаю, за которым подруги коротали время, пока ее не было, без конца при этом посмеиваясь и бросая взгляды на Эдрал, -- рассказывай по порядку.
   -- Что рассказывать?
   -- Все! -- воскликнула Эдрал.
   Элинаэль непонимающе нахмурилась, посмотрела на старшую девушку -- щеки той полыхали алым, а с губ не сходила улыбка, -- затем обернулась к Иссиме с немым вопросом в глазах.
   -- Каков он в постели, Мастер Путей?.. Что-то особенное, или как все? -- выдала та, и Элинаэль почувствовала, что краска заливает ее лицо. От неожиданности и дерзости сказанных слов, она не успела даже возмутиться ими, и молчала, хватая ртом воздух.
   -- Ты совсем смутила ее, Иссима! Разве ж можно так прямо?..
   -- А что ходить вокруг да около? Мы ведь именно это хотели узнать?
   -- Иссима! Эдрал! -- только и смогла вымолвить Элинаэль, смущенная их интересом.
   -- Ну, мы же твои подруги, Элинаэль... -- осторожно произнесла Эдрал, хитро щуря глаза. -- Девушки иной раз делятся друг с другом... некоторыми секретами. Конечно, ты теперь Советник...
   -- При чем здесь это? -- возмутилась Элинаэль. -- Есть вещи... о которых...
   -- Вы что?! -- вдруг Иссима сделалась почти серьезной, нахмурилась и поставила свою чашку с чаем -- белую в голубой цветочек -- на приставной столик у дивана. -- Вы еще не были вместе?!
   Элинаэль понимала, что пылает сейчас, как закатное солнце накануне ветреного дня... Никогда она не думала, что эта встреча с подругами обернется для нее таким бестактным допросом.
   -- С чего ты взяла? -- подняла глаза на Иссиму Эдрал.
   -- Посмотри на нее! -- ответила та.
   -- Прекратите немедленно! -- Элинаэль резко бухнула свою чашку на глянцевую поверхность столика так, что чай расплескался, и вскочила.
   -- Элинаэль! -- Иссима нежно взяла ее за руки, настойчиво потянула, чтобы она вновь села. -- Не сердись... Мы не хотим тебе зла. Но ты очень наивна. Ты не понимаешь, что такое юноша в восемнадцать лет, ведь ему столько недавно исполнилось? В нем кровь кипит! Желание просто невозможно удержать! Если ты не предложишь ему ничего... то найдутся другие!..
   -- Мы не должны это обсуждать!
   -- Отчего же? С кем еще ты сможешь обсудить подобное? Кто еще поделится с тобой опытом?
   -- Опытом? -- нахмурилась Элинаэль. -- Иссима, ты едва на год старше меня!
   Иссима хитро улыбалась.
   -- Я гораздо опытнее, -- без всякого смущения заявила та, и Эдрал хихикнула. -- Взгляни на него глазами любой женщины: он Верховный, он Мастер Путей, да и просто красивый юноша: походка, жесты, глаза... Какой голос у него! Как он смотрит! Как двигается! Никакой Мастер Оружия так не двигается! Как идет ему д'каж! А ты видела, каков он с мечом?! -- Иссима говорила слишком уж увлеченно. -- Все женщины вокруг него, от Одаренной сверстницы Ото Эниля до неодаренной молоденькой служанки, в очередь станут, чтобы залезть в его постель, даже без продолжения... А ты держишь его... голодным! И все эти женщины завидуют тебе черной завистью и готовы исправить твою ошибку!
   Элинаэль не знала, куда деваться от стыда, а Иссима тем временем продолжала при немом одобрении Эдрал... подруги!
   -- А теперь взгляни на себя -- ты очень красива, у тебя необычно ценный и редкий Дар, ты стала Советником, даже не закончив первый год обучения, и у тебя есть любовь Вирда! Половина женщин Города Семи Огней готовы на все, даже переспать с самим Древним и родить ему наследника, ради того, чтобы получить то же, чем обладаешь ты, а другая половина пойдет на все это, лишь бы только тебя того лишить!
   -- Ну, тут ты хватила через край, Иссима, -- вмешалась Эдрал, -- далеко не все таковы!
   -- Все! И даже я!
   Элинаэль удивленно воззрилась на подругу: шутит?
   Иссима залилась звонким смехом.
   -- Он -- мужчина, Элинаэль! Молодой мужчина! И если хочешь удержать его...
   -- Все! Иссима! Все! Я не могу об этом говорить, спасибо за совет... Я подумаю, но...
   -- Она слишком резка, -- Эдрал подошла к Элинаэль, взяла ее за руку и заглянула в глаза, -- но в чем-то она права...
  
   Итин Этаналь
   Итин не думал долго над тем, что построить на месте конюшен Пятилистника. Когда-то великий Тотиль возвел это серое уродливое здание, чтобы посрамить слишком уж закостенелых на своих правилах неодаренных Мастеров Строителей. Его насмешка простояла восемьсот лет, давая пищу для размышлений, вдохновляя тех, кто создан был для строительства крепостей и городских стен, а не дворцов или мостов, мозоля глаза многим поколениям Королей-Наместников, что видели здание, обращая взгляд на воды Тасии-Тар. Мило Второй, как только вернулся с войны и узнал об Итине Этанале, тут же обратился с прошением к Верховному Фаэлю и Совету Семи, чтобы именно "новый Тотиль" построил здесь... "хоть что-нибудь" -- как изволил выразиться король. И у "нового Тотиля" поначалу был соблазн последовать примеру Тотиля прежнего и возвести "что-нибудь" столь же поучительное и устойчивое, как старые конюшни. Но Итин был человеком мягким, не злым, к тому же он слишком долго в своей жизни стоил дороги и крепкие, но простые дома, -- его душа Архитектора взвыла бы и взбунтовалась, только попробуй он начать вновь действовать не по велению сердца, а по правилам.
   Итин возвел фонтан. Зданий в этом районе и так хватало: чуть выше по реке -- пятнадцать Башен Огней, позади -- Дворец Короля-Наместника, дома придворных вдоль Тасии-Тар. А вот фонтанов здесь не было. Он сплавил сверкающей поверхностью площадку, подвел к ней дорожки, и потом посредине сваял скульптурную композицию: семь Мастеров Силы стояли кругом, соприкасаясь спинами, один из них держал в руках раскрытую книгу, символизируя знания и мирный Путь, другой -- меч, символ боевого Пути, у четверых в руках ничего не было, они могли быть носителями любого из известных Даров, руки этих четверых застыли в танце работы с Силой, а еще один держал над их головами живое полыхающее пламя -- Мастер Огней. Советник Кисам лично создала это пламя для его композиции. Их опоясывала струящаяся вода, символизирующая потоки Силы, руки каждого касались ее, и в месте соприкосновения бил фонтан.
   Итин ярко представлял, как это будет выглядеть, с самого начала, но с водой управиться не мог. Архитектор -- Мастер Силы, может заставить воду застыть, принять нужную ему форму, но свободно струиться и бить фонтанами в нужных местах -- нет. Помощь пришла, откуда не ждали -- посодействовал завершению фонтана не кто иной, как Мастер Стихий. Когда Итин думал над тем, что Разрушитель приложил руку к его творению, более того, -- помог обрести всей композиции целостность, у него ум заходил за разум. Может ли такое быть? Но Тико Талад обладал уникальной способностью -- разрушать с ювелирной точностью. Вернее в этом случае было бы говорить не "разрушать", а "высвобождать". Итин, строя что-либо, пленял воду, камень, ветер, повелевая им делать угодное ему, иной раз совершенно не присущее их природе, а Мастера Стихий -- освобождали их. И высвобожденная Тико вода струилась с таким изяществом и такой страстью, каких никогда не дали бы технические ухищрения, применяемые обычно при возведении фонтанов.
   Тико стоял довольный собою, а Итин -- изумленный, обескураженный происходящим с ним в последнее время, в том числе и совместной работой с Разрушителем.
   Открытие фонтана, несмотря на то, что Итин настаивал на скромной церемонии, проходило довольно торжественно, особенно для нынешнего тревожного времени. Король-Наместник и его придворные расстарались, созвав музыкантов, устроив фуршет, пригласив на открытие значимых особ. Мастеров Силы, правда, было немного: советник Мило Второго, пара не знакомых Итину Целителей, Мастер Ахалис и Мастер Халт, гордо взиравшие на прославившегося представителя их цеха, какой-то Мастер Полей. Никто из Семи прийти не смог, как и Верховный. Они оценят его творение, но позже -- понимал Итин, немного расстроенный их отсутствием.
   Увидев фонтан, Король-Наместник твердо вознамерился наградить Итина. Иметь собственные земельные наделы или принимать титулы Одаренному в Тарии не позволялось, поэтому наградой должен был стать орден на груди из золота и драгоценных камней, который Мило Второй готовился вручить Архитектору во дворце сегодня же вечером. Когда закончилось краткое торжество, придворные разошлись, за исключением того, кому поручено было сопроводить Мастера Этаналя в зал торжеств для продолжения. Но тратить время на еще одну церемонию -- награждение, с последующим банкетом в обществе придворных, не очень-то хотелось. Город Семи Огней готовился к серьезной войне, и Итин хоть и не знал, чем он -- мирный Мастер, может здесь помочь, все же понимал, что в стороне не останется. И если Разрушитель способствовал ему в деле созидания, то и Строитель, скорее всего, может оказаться полезен в бою.
   От перспективы праздного безделья их избавил Мастер Бэл, что пришел за Тико. Командир Разрушителей -- мужчина среднего роста и сложения, с темными волосами и светлыми глазами уроженца центральной Тарии, носил прическу из четырех кос: две ниспадали на спину, две -- на грудь. Одет Кидо Бэл был просто (для Мастера Силы): в утепленную короткую коричневую куртку, свободные брюки, -- ни расшитого кама, ни подбитого мехом плаща. Какое-то время он молча наблюдал за происходящим, а затем обратился к юноше, помогавшему Итину:
   -- Танцы, Тико! Тебя ждут танцы, а ты здесь прохлаждаешься?
   -- Танцы? -- удивился Итин, поднимая брови, и выражение его лица заметил командир Разрушителей.
   -- Что, никогда не видел, как танцуют Мастера Стихий? -- спросил он.
   -- Нет. -- Итин расплылся в улыбке -- Мастер Бэл шутит? Но лицо того было серьезным.
   -- Хочешь взглянуть?
   Итин покосился на посланника короля, твердо вознамерившегося во что бы то ни стало сопроводить его и Тико во Дворец для награждения, и поклонился тому со словами:
   -- Передайте мои извинения Королю-Наместнику, я не смогу сегодня прибыть на церемонию награждения. Мне нужно участвовать в подготовке к обороне Города.
   Посланник сдвинул брови, но Итин уже следовал быстрым шагом за Мастером Бэлом. Тико семенил рядом, постоянно оглядываясь на застывшего с открытым ртом придворного, и чувствуя неловкость, которую ощущать должен был он -- Итин.
   -- Вы специально пришли за мною, Мастер Бэл? -- Юный Разрушитель удивлен тому, что командир из Золотого Корпуса лично искал его.
   -- Нет, Тико. Я просто шел мимо и, увидев всю эту суету вокруг фонтана, решил взглянуть, -- весело отвечал Мастер Бэл: он сегодня был в хорошем настроении. -- А когда заметил тебя, то подумал, что тебе еще учиться и учиться, а ты слоняешься без дела!
   -- Тико Талад помог мне завершить фонтан, -- вмешался Итин, -- построить...
   -- Разрушитель?! Построить?! -- Мастер Бэл метнул на него деланно гневный взгляд и даже сбавил немного шаг.
   Итин запнулся, подбирая правильные слова... но ведь именно построить помог ему Тико.
   -- С чего это ты вдруг стал строить, Талад? -- усмехнулся Бэл
   -- Я... -- парень весь раскраснелся, сгорбился и сжался. Неужели для Мастера Стихий так оскорбительно звучит слово "строить"? -- Я... нет...
   -- Он высвобождал! -- вновь вмешался Итин. -- Я этого не мог сделать, и фонтан оставался незаконченным, вот Тико и помог "освободить", -- Итин сделал ударение на этом слове, -- воду.
   -- А! Ну, тогда другое дело! -- вновь посмеиваясь, произнес Мастер Бэл. -- Я договорился, Талад, что ты и... кто там у вас еще в Академии из наших -- Шос Аштай?.. Вы будете теперь посещать все наши тренировки в Золотом Корпусе, а уже если останется время, то пролистаете парочку книг по истории Тарии вместе с другими студентами. Удивительно, что среди всех десяти групп -- Разрушителей только двое. В мое время нас было больше двух десятков на учебный поток. Скоро будем такими же ценными, как Мастера Огней? -- он обернулся и подмигнул Тико.
   Тренировки бойцов Золотого Корпуса проходили на левом берегу Тасии-Тар, выше по течению. Там достаточно обширная площадка, обнесенная высоченным забором, заботливо возведенным Строителями. Здесь же было и подобие казарм, хотя каждый Мастер Золотого Корпуса имел жилье в Городе Семи Огней.
   Разрушители же "танцевали", как выразился Бэл, не на площадке за забором -- им требовалось гораздо больше свободного пространства, и оно было вырвано у пригорода и предоставлено в полное распоряжение отрядов Мастеров Стихий. Место это располагалось еще дальше, за небольшой дубовой рощицей.
   Когда Итин увидел издали то, что представляло собой это самое место, он едва сдержал стон и пожалел, что пришел сюда: развороченная земля, испещренная рытвинами, оврагами и трещинами, вывернутые с корнем сухие стволы деревьев, глина вперемешку с плодоносным слоем земли, лишь кое-где изредка поросшая вездесущими сорняками, огромные камни, некоторые расколоты напополам, некоторые втиснуты в землю, будто бы вбиты гигантским молотом... Работа Разрушителей во всей красе! Торжество шандарилы (славное словечко из лексикона горцев)! Царство хаоса! В Итине даже проснулся Дар, требуя привести в порядок участок.
   Лицо Мастера Бэла выглядело донельзя довольным, а настроение Итина испортилось: уж лучше бы он пошел во Дворец Короля-Наместника и улыбался там в ответ на льстивые похвалы придворных. Съежившись от неприятной ему атмосферы, что царила здесь, Архитектор присел на краешек большого камня и принялся наблюдать. Двадцать Мастеров Силы и два все еще студента -- Тико Талад и Шос Аштай, строились в шеренгу на плацу. Сейчас начнут разрушать... Когда Итин работал в горах совместно с бойцами Золотого Корпуса, он и другие Строители приходили на место лишь после того, как Мастера Стихий закончат, они видели последствия их действий, но никогда не наблюдали за самими действиями; и вот Итину выпало такое сомнительное счастье -- быть свидетелем таинства рождения разрушительного хаоса...
   -- Мы умеем работать поодиночке с тех пор, как в нас развернулся Дар, -- громким, звенящим сталью голосом начал Мастер Бэл, -- но мы -- бойцы, и нам важно научиться разрушать синхронно, действуя как один. Мастера Стихий прошлого, работая совместно, отделили Северные земли от Тарии, вода хлынула в разлом и потопила сотни тысяч смаргов Древнего. Вы все здесь юны, и навык ведения совместного боя вам нужно оттачивать ежедневно. Так что приготовьтесь танцевать!
   Мастер Бэл стал немного впереди и принял странную позу: он присел на полусогнутых ногах и, вытянув руки, выставил перед собой ладони. Ту же позицию приняли остальные. Затем они, повторяя за Бэлом, отвели правую руку назад и резко выбросили ее вперед -- шагов за двести впереди ухнула земля, и поднялось облако пыли. Итин вздрогнул при этом. Разом они сделали шаг вбок, разметая нечто невидимое левой рукой и тут же рубя воздух перед собой ребром ладони правой. Вновь впереди что-то взорвалось, загрохотало, но что именно -- не было видно из-за пыли, которая еще не успела осесть после первого удара и уже была вновь поднята в воздух вторым. Итин сдержал желание прикрыть руками уши и зажмуриться.
   Движения Мастеров Стихий действительно чем-то походили на танец: ноги переступали, а руки летали с нарастающей скоростью. Поначалу они повторяли за Мастером Бэлом, но сейчас, словно уловив неслышный Итину ритм, двигались синхронно друг с другом и командиром. Да и скорость "танца" становилась такой, что повторять каждое движение уже вряд ли было возможно.
   Мастера Строители, когда использовали Силу, тоже делали похожие движения и руками, и ногами, и всем корпусом: правда, работали больше кисти рук, особенно у него -- Архитектора. Иной раз он сам стоял неподвижно, сплетая узор, что после станет невидимым каркасом здания, почти одними пальцами. В работе же Разрушителей принимало участие все их тело.
   Музыка для этих "танцев" не требовалась, да если бы она здесь и была, то вряд ли кто услышал бы ее за непрекращающимся грохотом.
   Итин поймал себя на том, что увлеченно наблюдает за происходящим. Если бы в том месте, где сейчас пыль и взрывы, находился враг, то пришлось бы ему несладко. А если бы позади вражеских воинов внезапно выросла стена, то им некуда было бы отступать... неожиданно для себя Итин почувствовал азарт боя, и поежился -- неужто он так кровожаден? Но возвести там стену так и чесались руки -- грубую временную стену из обычной земли и глины, предназначенную не для того, чтобы радовать глаз или служить людям, а для... убийства. Итин сник: он думал о том, как загнать живое существо в смертельную ловушку, не оставляя шансов на спасение... Но станут ли проявлять жалость к их людям воины Атаятана в предстоящей войне?
  
  
   Глава 2
   УГРОЗА
  
   Иф Клат обосновался в отведенных ему покоях в Здании Совета. Сегодня из его дома на улице Мудрых привезли его любимое кресло, и он мог сказать, что так можно жить дальше. Конечно, в своем собственном доме намного уютнее, тем паче, что прожил там уже больше ста лет, но в Здании Советов Одаренному безопаснее. Это место укрепили и защитили, опасаясь, что бывший Верховный и его сподвижники могут, перемещаясь, угрожать Мастерам Силы, оставшимся в Городе Семи Огней. И всем желающим, да и не особо желающим, настоятельно предложили переехать. Места было не так много: каждому не больше трех комнат, слуг поселили отдельно. Но Иф уже давно жил один, семьи у него не было, поэтому трех комнат, одна из которых -- оборудованный кабинет, ему вполне достаточно. То, что в Тарии заварилась вся эта каша, Мастеру Клату было очень не по нраву, но теперь у них новый Совет, новый Верховный... к тому же Мастер Путей, и Иф надеялся, что все еще наладится, мирные времена вернутся и не нужно будет Одаренному страшиться насильственной смерти в собственном доме в Городе Семи Огней.
   Мастер Клат только что отобедал прямо в комнатах, слуги убрали посуду и оставили его наедине с хорошим вином с сиодарских виноградников; хотя многие предпочитали фа-ноллское, Иф всегда любит кислое и терпкое вино, которое делали горцы на границе Тарии. "Кровь дракона" -- так еще называли этот густой темный напиток. Все верно -- ведь Сиодар именуют Хребтом Дракона.
   Мастер Клат частенько лично перемещался и приобретал напиток у старых своих знакомых в горских деревнях, там относились к нему с почтением, называя Долгожителем. И это тоже верно -- ведь Ифу уже стукнуло двести одиннадцать лет. Жаль, что на последние его годы выпали все эти беспорядки... не видеть ему спокойной старости.
   Иф вздохнул и сделал глоток вина, внутри разлилось тепло -- довольно крепкая "кровь" у этого "дракона". Он откинулся в кресле, прислушиваясь к шуму ветра за окном. Зима закончилась. Весенний ветер горячо сражался за право принести в Город Семи Огней тепло и пробуждение природы, гнул верхушки кипарисов и играл голыми ветвями Мицами -- очень скоро покроются они золотыми цветами, и дурманящим ароматом наполнятся улицы. Молодой ветер пел с нарастающей силой. Иф еще раз вздохнул и снова отпил из своего кубка.
   Где-то далеко завыла собака. В Городе Семи Огней бродячих собак, особенно здесь, в центре, не встретишь, но многие держат их во дворах домов. Второй пес подал голос ближе к Зданию Совета, потом третий, четвертый... и вот уже собачий хор выводит тоскливую песню, заглушая ветер. Внезапно все стихло: и вой, и шум весенней непогоды. Будто кто-то закрыл окно. Но оно и так было закрыто в комнате Ифа, и все звуки он слышал сквозь стекло.
   Удивляясь неожиданно наступившей тишине, Мастер Клат снова приложился к кубку, но слишком уж задумываться над произошедшим не стал.
   -- Тот, кто исчезает? -- послышался справа от него приятный, как музыка, женский голос.
   Мастер Клат обернулся и увидел Инди -- одну из его служанок; сегодня она уже приходила, забрала вещи для стирки. Инди была молодой женщиной, в меру симпатичной, и никогда раньше Иф не задумывался, насколько она привлекательна. Он даже не мог описать то, что чувствовал. Совсем не так, как пишут поэты: о глазах, ланитах, устах, стройном стане и шелковых локонах... но все вместе... она была совершенством! Она была прекраснее любой, кого видел когда-либо Иф. Ее глаза манили к себе, звали его. Как он не замечал этой прелестницы за многие дни и месяцы... сколько служит у него Инди?
   Внутри все взволновалось, как у влюбленного юноши. Неужели это вино ударило ему в голову? Да сколько там он выпил -- пару-тройку глотков?.. А Инди -- желанна, как юная невеста в первую брачную ночь. Иф вскочил с любимого своего кресла, подошел поближе к ней.
   -- Хочешь быть со мной? -- спросила она. Какой прекрасный голос! Почему же он не замечал этого раньше!!! Голос поющей флейты...
   Мастер Клат обхватил ее, и она с улыбкой приняла его объятия, а мгновением позже и на поцелуй ответила охотно. Никакое вино не пьянит так, как эта женщина.
   -- Инди... Инди... -- шептал он, увлекая ее в спальню. Она лишь улыбалась... и позволяла все.
   Ее одежда была отброшена прочь, а он распалился до предела, Иф даже в юности не испытывал подобной страсти. Он покрывал ее поцелуями, шептал признания в любви, и если она отвечала, то ее сладкий голос был больше чем наградой.
   Иф почувствовал, что внутри проснулся Дар, удивился, подавляя его, но Сила разворачивалась, а искрящийся туман не наполнял комнату, как при обычном перемещении, а тончайшим потоком струился куда-то вовне... Иф не обратил на это внимания, больше всего на свете он жаждал обладать ею...
   -- Инди... Инди...
   Он поспешно расстегнул пояс и отбросил свой кам. Он подхватил ее на руки и нежно уложил на постель... Дар продолжал вытекать из него, и Иф ощутил легкое головокружение и слабость... Сердце колотилось от предвкушения... Мастер Клат припал к вожделенным губам, скользя по округлостям ее тела... Инди улыбалась в ответ.
   Голова закружилась сильнее. Иф перекатился и повалился на спину -- иначе он бессильно рухнул бы на нее, и причинил ей боль... Что с ним? Дар вытекал... внутри образовывалась болезненная, пугающая пустота... он слабел...
   -- Ты хочешь быть со мной? -- спросила Инди, склонившись над ним и целуя.
   Ничего больше он так не хотел, даже несмотря на странную слабость...
   Иф не мог пошевелиться. Остатки Дара вытекали из него, как из прохудившегося сосуда... остатки силы покидали его тело. Он даже сказать ничего не мог. Инди улыбалась.
   -- Твой Дар нравится мне... -- прошептала она. -- Ты доставил мне удовольствие.
   Иф явственно почувствовал, как внутри потух огонь его Дара, как последняя искорка замерла во тьме... и вместе с нею потух огонь и его жизни...
  
   Вирд-А-Нэйс Фаэль
   Вирд быстрым шагом направлялся к жилым этажам; он сбежал по лестнице, нисколько не заботясь о солидном поведении, которое приличествует Верховному. Кодонак, что шел рядом с ним, поступил так же. Конечно, Вирд мог бы и переместиться, но он не знал точно, где покои Мастера Клата, а на поиск с помощью других Путей сейчас не было времени, да и вообще -- с этим Перемещением он скоро разучится пользоваться ногами...
   Высокого и седого как снег Мастера Клата Вирд помнил по одному из первых их посещений мертвого стойбища: тогда Кодонак хотел показать "прыгунам" то, что натворил Атаятан. Позже опытный этот Мастер Перемещений, член Большого Совета, во многом помогал их борьбе. Весть о его смерти неприятно удивила Вирда, как и Советника Кодонака.
   Ото Эниль уже был здесь, стоял в кабинете покойного и тревожно поглядывал в сторону спальни, оттуда раздавался шум и, кажется, плач. Вирд кивнул Советнику и пронесся мимо, прямо к источнику звуков.
   На полу у стены сидела, закутавшись в одеяло, молодая неодаренная женщина лет двадцати -- двадцати пяти, это она плакали и причитала. Над ней нависла женщина постарше, и строгим громким шепотом отчитывала ее, обвиняя во всевозможных грехах.
   Мастер Клат лежал на спине, с открытыми остекленевшими глазами, он был одет в брюки и тунику, что носят под кам, шнуровка туники распущена на груди, будто он пытался ее снять. Но то, что увидел Вирд взглядом Видящего внутри Клата... ужаснуло его больше, чем мертвые глаза знакомого Мастера -- пустота. Совсем не такая, какая остается после смерти Одаренного на месте его Дара... нечто другое. Когда гаснет огонь жизни, пусть даже из-за насильственной смерти, угасает и Дар, но остается что-то... нечто вроде пепла... здесь же... пустота -- и все... будто вначале забрали Дар Мастера, а огонь жизни последовал за вытекающей Силой...
   Вирд обернулся к хмурящемуся Кодонаку, тот уже начал расспрашивать двух присутствующих здесь женщин. Советник Эниль стоял в проходе, бледный и сгорбившийся...
   -- Это служанка Мастера Клата -- Инди Мия, она занималась стиркой и уборкой, -- пояснил Кодонак Вирду, указывая вначале на сидящую на полу, затем на вторую даму: -- А это повариха Лидина Атас. Расскажите Верховному, как вы нашли покойного.
   -- Я пришла утром, как обычно, -- начала старшая женщина, -- чтобы спросить Мастера Клата, чего желает он к завтраку. А тут -- эта! Голая совершенно! Спит, как ни в чем ни бывало! Бесстыжая! А рядом... -- женщина очень резко с осуждающего тона перешла на плач, и голос ее задрожал, -- мертвый Мастер Клат...
   -- Я не знаю... я не помню... Я проснулась... а он лежит... Я не помню ничего!.. -- бормотала сквозь слезы молодая служанка.
   Внутри у Вирда все сжалось от недоброго предчувствия.
   -- Не нужно меня казнить... я не убивала его... я не помню ничего...
   -- У тебя же муж есть! -- ругалась повариха. -- Как тебе не совестно!..
   -- Она не виновна, -- тихо, но твердо произнес Вирд, заставив рьяную поборницу морали замолчать. -- Все, что здесь вы видели, должно остаться в тайне. В совершенной тайне! Ни одного слова -- никому! -- строго повелел он женщинам. -- Можете идти.
   Повариха поджала губы и, поклонившись Вирду и Советникам, продефилировала к выходу. За ней плачущая служанка бросилась подбирать разбросанную по полу свою одежду, и, собрав все, тоже выскользнула прочь.
   -- Что случилось с ним? -- тихим бесцветным голосом спросил Советник Эниль, когда они остались втроем. -- Отлив? Старость?
   -- Нет, -- Вирд размышлял о том, что случившееся с Ифом Клатом намного хуже смерти от отлива Силы... -- Его... -- он долго подбирал подходящее слово, пока, наконец, нашел, -- выпили... Его Дар выпили...
   Кодонак и Эниль разом тревожно посмотрели на Вирда.
   -- Атаятан? -- спросил Командующий Золотым Корпусом.
   -- Я не знаю, -- честно признался Вирд.
   -- Ты сказал, что его Дар выпили... Что ты имел в виду? -- бисеринки пота выступили на бледном лице Ото Эниля. Загадочная смерть Мастера Силы в самом сердце Города Семи Огней, в наиболее безопасном и защищенном здании приводила в ужас и самого Вирда.
   Он пожал плечами:
   -- Не знаю точно. Но он умер именно из-за того, что Дар вытек из него... очень быстро, как будто кто-то вытянул Силу.
   -- Клат не отличался любвеобильностью, -- заметил Кодонак. -- Никогда раньше за ним не наблюдалась тяга к соблазнению молоденьких служанок. Тем более замужних... Наоборот, Иф всегда слыл человеком строгих нравов. А тут -- обнаженная женщина в его постели... Что это с ним приключилось?
   Смерть в обличии юной красавицы
   Придет потушить старика огонь...
   Его поцелуй выпьет силы последние,
   Стук сердца остановит ее рука... -- бормотал Советник Эниль какие-то мрачные стихи.
   -- Прекрати, Ото! -- раздраженно прошипел Кодонак. -- И так муторно!
   -- Мы ничего не знаем... -- Вирд чувствовал себя совершенно беспомощным и неспособным защитить тех, кто доверился ему. Он -- Верховный, Мастер Путей, но понятия не имеет, что происходит! Какой Путь может ему подсказать? Он многие дни концентрировался, пытаясь найти разгадку, узреть видение или услышать пророчество о том, как Атаятан может действовать, используя тело человека. Но он видел лишь десятки картин далекого прошлого: эффов, убивающих Одаренных, смаргов Древнего, его насыщение... Вирд видел самого Атаятана-Сионото-Лоса -- Древний выглядел очень крупным человеком, великаном десяти футов роста, и при этом нечеловечески красивым. Он мог завораживать своим голосом и внешностью, но вызывал не восхищение, не любовь, не симпатию, а только ужас, глубокий, таящийся в самых темных уголках души, и выползающий оттуда при одном взгляде на него... ужас... Подобного тому, что произошло с прислужником Хатоем в день, когда восставшие ворвалось в Здание Совета, и слуга обратился к Эбонадо Атосаалю не своим голосом и не со своими словами, а затем умер страшной смертью на глазах у Вирда, -- он не видел... Как мог Древний использовать человеческое тело, тем более тело неодаренного? Почему об этом никогда не упоминалось? Почему Атаятан воспользовался именно этим приемом, чтобы призвать к себе Атосааля? На что еще был способен Древний, пребывая в теле обычного человека? Мог ли он использовать Дары связанных с ним? Обладал ли неуязвимостью? Мог ли воспользоваться телом этой женщины, чтобы приблизиться к Мастеру Клату и убить того? Если так, то почему Хотой умер, а Инди жива и невредима? А может, случай с Клатом вовсе и не связан с умением Атаятана вселяться в чужое тело?..
   -- Вопросы... вопросы... Одни вопросы, -- прошептал Ото Эниль, озвучивая мысли Вирда.
   Вопросы. Одни вопросы.
   -- Нужно искать ответы. -- Кодонак, как обычно, пришел в себя первым.
   -- Ты прав, -- поддержал его Вирд. -- Советник Эниль, как там наши Пророки и Толкователи, нашли что-нибудь?
   Спрашивая, он направился к выходу из комнаты -- разговаривать и думать в присутствии мертвого Мастера Клата было трудно. Нужно позвать слуг, чтобы приготовили тело к погребению. Советник Эниль, печально оглядываясь на погибшего, последовал за Вирдом, как и Кодонак.
   -- Я собрал всех, как мы и договаривались. Дал им доступ ко всем рукописям библиотеки Семи и к записям, к которым прикасалась лишь рука Верховного. Но об использовании Древним человеческого тела в качестве своего сосуда... нигде не упоминается. С другой стороны, наши предки могли и не наблюдать этого, ведь, встретившись с Атаятаном, они тут же пленили его, а затем усыпили, -- докладывал Ото.
   Вирд кивал. Следует быстрее заняться чатанскими Мудрецами: раз уж они отыскали у себя чертежи Доа-Джота, то в их библиотеках должно быть много чего интересного.
  
  
   Глава 3
   ПЕРО СМЕРТИ
  
   Вирд-А-Нэйс Фаэль
   Оружейная Силы находилась на южной окраине Города Семи Огней. Мастера Оружейники хотя и считались частью Золотого Корпуса, все же представляли собой совершенно особую категорию боевых Одаренных, и были полностью закрытым сообществом. Разве что самого Кодонака они пускали сюда беспрепятственно, и то, как подозревал Вирд, не потому, что он был их официальным Командующим, а потому что это был не кто иной, как Хатин Кодонак, умеющий располагать к себе людей немыслимым сочетанием решительной жесткости и обаятельной улыбки. А еще тем, что готов был собою закрыть подчиненного ему воина в бою. И каждый его боец знал: если нужно, Командующий за него жизнь отдаст. Кодонак действительно был таковым, без фальши, без показухи, и это порождало в его людях невероятную верность ему и делу, за которое он сражался.
   Главным у Оружейников был Мастер Гилт Роалд. Приземистый и плечистый мужчина, его длинные темно-русые с проседью волосы были так туго обмотаны вокруг головы, что Вирд сразу было подумал, что он стрижен. Позже Вирд заметил, что у всех Оружейников подобные прически. Роалд был очень энергичен, имел быстрые черные глаза, подвижное лицо и разговаривал руками столько же, сколько языком, сопровождая жестом каждое слово.
   -- Рад видеть тебя, Кодонак! -- обратился он неофициально к Командующему, когда они с Вирдом пришли в Оружейную.
   Он обнялся по-братски с Хатином, а затем с улыбкой подошел к Вирду.
   -- Верховный. -- На Роалде не было д'кажа, поэтому он дотронулся ладонью до груди, а не пальцами до лба, как принято у Мастеров Силы, поклонился, а затем еще больше расплылся в улыбке и заключил Вирда в крепких объятьях, похлопывая по спине. Невольно Вирд вспомнил тяжелую дружескую руку Ого.
   Его рыжий товарищ сейчас вовсю упражняется в Академии Воинств: вполне возможно, что кутийская кровь позволит Ого сделаться Мастером раньше, чем через десять лет.
   -- За мечом? -- быстро спросил Роалд, взмахнув при этом рукой, и его глаза азартно сверкнули.
   -- И не только, -- ответил за Вирда Советник Кодонак. -- Похоже, наш Верховный хочет взять у тебя пару уроков, Роалд.
   У Мастера Гилта расширились глаза, затем он лукаво сощурился и рассмеялся.
   -- Что ж, идем! У меня тут есть особая сталь. Секрет сплава узнали наши разведчики в Годже, а мы тут немного поколдовали над ним... -- рассказывал Роалд, рисуя в воздухе картины подвижными руками. -- Так что...
   Вирд шел за Мастером Роалдом туда, откуда доносился звон металла. Там работали кузнецы. Они вошли в жаркий цех, где ковались заготовки мечей, к которым будет применена Сила. Люди, работающие здесь, Одаренными не были.
   -- Мастер воздействует Даром на меч только в самом конце работы, -- пояснял Роалд, перекрикивая звон молотов, -- заостряет, придает кое-какие свойства, чтобы меч не затупился и через тысячу лет, ну и... вкладывает особую песню. Без воздействия Мастера выходит обычный злой клинок.
   Злым клинком, как узнал Вирд недавно, называли оружие, которое заставляло берущего его в руки Одаренного бойца думать лишь о смерти, заглушая любую другую мысль, жаждать крови с безумной страстью; такой меч очень трудно контролировать. Подобными свойствами обладали клинки, выкованные обычными кузнецами, испытанные в бою и попившие крови на своем веку.
   Меч Кодонака "Разрывающий Круг" был изготовлен более шести тысяч лет назад, и он не затупился, не заржавел, и песня его имела особую цель, ставшую вновь актуальной и важной сегодня... увы...
   Вирд сделает себе меч не хуже. Он был в этом уверен, хотя Путь Оружейника еще не пробовал. К мастерской, где производилась финальная часть работы над клинками Силы, им пришлось идти довольно долго, переходя по крытым галереям из здания в здание, петляя коридорами, спускаясь и поднимаясь по лестницам.
   В обширной комнате, находящейся на самой вершине Оружейной башни, стоящей в центре всего комплекса строений, работали сейчас пятнадцать Мастеров. Перед каждым на специальной стойке был установлен почти готовый меч без рукояти, Мастера Оружейники водили плавными движениями ладоней вдоль клинка, и Вирд видел, как потоки Силы -- переливы алого и зеленого -- воздействуют на сталь, затачивают, укрепляют ее. Под их ладонями рождалась и песня, пока еще тихая, едва слышная... и то, только для самих Оружейников и для Вирда, но нарастающая с каждым их жестом. Она заставит Одаренного воина, взявшего меч в руки, услышать себя, она поведет его в бой, разгорячит его кровь, сделает его единым целым с клинком, придаст сил его мышцам, вплетется в его дыхание... и Мастер Оружия сам станет оружием.
   Восторг захлестнул Вирда. В нем одновременно проснулись и Дар Оружейника и Дар Мечника. Он задышал быстрее и глубже, а сердце принялось нетерпеливо подскакивать в груди. Кодонак с легкой улыбкой косился на него, но Хатину сейчас понятна лишь половина того, что испытывает Вирд.
   Юноша едва сдерживался, чтобы не дотронуться, не применить свою Силу к одному из мечей: это работа другого Мастера -- нельзя вмешиваться.
   -- Мне нужна заготовка, -- выговорил он непослушными губами, сдерживая Дар изо всех сил.
   Роалд, заметивший его реакцию и довольный донельзя, махнул рукой, приглашая их следовать за собой. Там, чуть дальше, был вход еще в одну комнату -- личную мастерскую главного Оружейника. По пути он подозвал служителя и приказал:
   -- Неси ко мне ту заготовку, что сделали вчера -- фойдейская сталь.
   Тот кивнул, бросился со всех ног исполнять приказание.
   В кабинете Вирд немного успокоился, отдышался, но когда внесли заготовку и установили перед ним на стойку, Сила Дара... Даров накрыла его новой волной.
   В этот раз он не мог понять, какой Путь проснулся: конечно, Оружейник... Мечник, но это не все... Разноцветные сполохи затрепетали внутри него, руки наполнились невероятной Силой, мышцы напряглись. Вирд протянул ладони к заготовке и услышал прекрасную музыку -- Путь Музыканта... Мелодия стала крыльями к Дару, что затачивал меч. Песня меча не требовала никогда раньше музыкального сопровождения, но не сейчас... Фиолетовая мгла Пророка стала фоном для творимого музыкой рисунка битвы: Вирд видел погибающих врагов, падающих под его ударами смаргов Древнего, видел, как пронзал его меч тех, кто связан Кругом, и как черная кровь хлестала из их неуязвимой для обычного оружия плоти.
   Он чувствовал сталь так, как может чувствовать материал только Мастер Строитель, даже Оружейнику того не дано: скреплять нескрепляемое, придавая мечу прочность и остроту, каких еще не видел мир. Но затачивал он клинок, как Оружейник, а чтобы вложить в него песню, Вирд взял оружие в руки. Сила-кровь заструилась в единых для них с клинком жилах, продолжении его рук. Песня родилась сама, родилась под музыку, которая наполнила все пространство вокруг картинами боя, и алые с золотом линии, будто только что оставленные рубящим мечом следы в воздухе, появлялись то тут, то там.
   Меч резал и колол, и не было невозможного для него. Плоть врага из Первого Круга, неуязвимая для другого оружия, становилась маслом для этого клинка. Меч пел, словно неистовый ветер, словно ураган, жаждущий мести восставшим против огня жизни. Нет пощады, нет милости, пока последний из смаргов не умрет, пока каждый из отдавшихся Древнему не уснет сном смерти, пока самого Древнего не поглотит забвение.
   Вирд видел себя сражающимся до изнеможения, видел себя израненного, но не чувствующего боли, видел множество крови, неестественно черной, хлещущей из-под лезвия клинка. Слышал стоны и крики, проклятия и мольбы... Но его меч не остановится, пока не напьется. "Пить! Пить! Пить!" -- пульсировало в его жилах. Клинок оживал под его ладонями. Вирд слышал его дыхание, его жажду...
   Это был самый острый меч, какой только держал в руках человек. Но чтобы пробить тело неуязвимых, требовалась сверхъестественная острота. Повинуясь велению Дара, Вирд обработал края тарийским огнем, при определенных обстоятельствах этот огонь вспыхнет вдоль лезвия, а по долу клинка засияет яркий свет.
   Огонь Создателя противен самому существу Древнего. Свет выжжет глаза тем, кто предал Тарию.
   -- "Перо смерти"! -- назвал Вирд и услышал в ответ:
   Вырван из крыльев того, кто летит.
   Призван смерть принести Врагу.
   Кого назовешь ты врагом своим, того крови напьюсь я сполна.
   Направь меня, и станцуем с тобой, я остр, как слово, и быстр, как молнии сполох.
   Ты дал имя -- и я принял его.
   Перо смерти -- я вычеркну имена твоих врагов из начертанного жизнью.
   Чернила мои -- кровь, и пишу я на глади судьбы.
   Я ветер, кружащийся в буре, пылающая на солнце сталь, я принесу тебе славную победу.
   Во мне песня жизни и смерти, ради жизни я кровь проливаю.
   Неуязвимое мною пробито, я разящий до основанья.
   Проклятье на устах твоих пробужденному Врагу, стало силой на моем острие, что пронзает камень сердца, а лезвием плоти сталь разрезает, как ткань.
  
   "Перо смерти" -- огненными сияющими буквами выгравировал Дар Вирда имя меча на клинке.
   Он завершил меч, изготовил рукоять, используя дерево Мицами -- кусочек предварительно обработанного этого дерева он специально захватил с собою. Рукоять вышла теплой, прозрачной, приятной для руки. Мицами срослось со сталью, Вирд не знал как -- знал его Дар. Строитель способен менять природные свойства материалов, придавая дереву твердость камня, а железу несвойственную гибкость и вязкость при сохранении необходимой прочности.
   Дар свернулся усталым и тихим... Вирд тоже очень устал. Когда он оторвал, наконец, взгляд он меча, то понял, что сейчас раннее утро, едва-едва брезжит рассвет, а восходящее из-за зеленого холма солнце виднеется за восточным окном. Он работал весь вчерашний день и всю ночь, не замечая никого и ничего. Зато теперь в его руках собственный клинок, что станет верным другом в любом бою.
   Кодонак спал, полулежа на диванчике, что стоял здесь же, в мастерской. А Мастер Роалд смотрел на Вирда красными от усталости и совершенно круглыми глазами.
   -- Как ты это делал? -- произнес он охрипшим почему-то голосом и изобразил что-то неспокойными своими руками.
   Кодонак заворочался, открыл глаза и сонно спросил:
   -- Все?.. Уже?
   -- Я не понимал, что ты делал... -- бормотал Роалд.
   Хатин Кодонак протер глаза и нахмурился, соображая, что происходит.
   -- Где это видано, чтобы Оружейник делал рукоять! -- возбужденно выкрикнул Мастер Роалд, прямо в ухо Кодонаку, тот поморщился и отпрянул.
   -- Ты что, Мастера Путей видишь в первый раз? -- усмехнулся он. -- Ты ожидал, что он будет работать как кузнец? Возьмет молот -- и вперед?
   Роалд не находил слов, поэтому попытался объясниться руками, но этого языка, увы, никто не понимал.
   Кодонак нерешительно взглянул на Вирда, во взгляде читалось: "Позволь послушать песню...", но Советник не озвучивал просьбу, и Вирд понял, почему: он стоит, вцепившись в рукоять обеими руками и прижимая клинок к груди, острием вниз, а вид у него, наверное, такой, будто он скорее убьет, чем выпустит меч из рук.
   Вирд устало улыбнулся и протянул меч Кодонаку. Хатин принял оружие не сразу, вначале оглядел острие, увидел выгравированные символы имени: "Перо смерти", провел осторожно по ним пальцами, а только затем взял меч так аккуратно, будто стеклянный. Он прикрыл глаза и задышал часто -- он слышал песню, текущую в его крови, разжигающую сердце, подпитывающую огонь Дара.
   Когда Кодонак отдал меч Вирду, руки его едва заметно дрогнули, и он закусил губы. Он хотел что-то сказать, открыл рот, но лишь выдохнул...
   На некоторое время воцарилось молчание, и все трое погрузились в размышления.
   -- У меня здесь есть подходящие ножны, -- первым прервал молчание Мастер Роалд, вставая и открывая ящик, что стоял поверх своих братьев-близнецов, сгрудившихся у стены.
   Извлекши на свет легкие кожаные ножны, украшенные орнаментом в стиле символов Силы, он отдал их Вирду: не слишком броские, удобные, меч входит в них легко и при этом не болтается. Вирд удовлетворенно кивнул.
   -- Вам нужно будет вооружить всех Мастеров Золотого Корпуса новыми мечами, -- сказал Вирд. -- Будете работать с Музыкантами Силы и Строителями.
   -- Это еще зачем? -- удивился Роалд, не очень-то обрадовавшийся такой перспективе.
   Мастера Тарии, как заметил Вирд, ревниво относились к своему делу, держались Одаренных, следующих тем же, что и они, Путем, и очень редко работали вместе, но это -- их слабая сторона. Он знал, что в Городе под куполом все было не так, и поэтому те люди не только выжили в суровых условиях, но и победили зло -- неуязвимое, царствовавшее в силе, и владевшее всем известным миром.
   -- Только вместе, объединяя Дары, мы можем создавать то, что создавали наши предки, и лучше. Мечи, которые будут поражать связанных, даже из Первого Круга; оковы, которыми можно будет пленить Древнего; заслоны, через которые не просочится зло. -- При этих словах Вирд вспомнил смотрящие в потолок, застывшие глаза мертвого Мастера Клата. Можно ли создать защиту против этого? Чтобы у него в Городе больше никто так не умер...
   -- Да, Верховный. Как скажешь... -- задумчиво кивнул Роалд и потер щеку, на которой за ночь появилась черная щетина.
   -- Почти сутки прошли... -- пробормотал Кодонак, -- надо возвращаться, а то все нас обыскались.
   Он разминал затекшую от сна в неудобной позе шею. Вирду же очень хотелось спать. Кодонак прав, нужно возвращаться, и перемещение -- сейчас лучший способ.
   -- Спасибо вам, Мастер Роалд, -- поблагодарил его Вирд, тот в ответ развел руками и пожал плечами: "За что?"
  
   Вирд не мог переместиться сразу в одно из помещений Здания Совета -- мешала им же установленная защита от незваных гостей, хотя внутри здания перемещение было возможно. Они с Кодонаком оказались почти у самого входа, прошли мимо охраны, которая узнала Верховного и Советника и, не успели оказаться на жилом этаже, как наткнулись на Мастера Миче, явно искавшего их со вчерашнего дня. Алисандес Миче очень походил на мать глазами, и Вирд, глядя на него, всегда с теплотой вспоминал добрую старушку. Кажется, вечность прошла с тех пор, как он пришел в Шеалсон. То было в другой жизни... и он был другим человеком. Но тогда дышалось ему легче -- груз ответственности за всю Тарию не лежал не его плечах, он был просто парнем... бывшим рабом, беглецом, снявшим ошейник с живого эффа... но все равно -- просто парнем.
   -- Верховный! Советник Кодонак! -- воскликнул Миче, приближаясь и салютуя им. -- У меня донесение.
   Вирд устало положил руки на плечи Кодонака и Миче, чтобы перенести их в свой кабинет.
   Обстановка здесь напоминала об Атосаале. Когда он садился на одно из роскошных кресел, в ушах звучали слова бывшего Верховного о недолгой жизни Вирда... о случайной искре... о том, что Пророк не видит ни его, ни его следов... Нужно будет поговорить с Абилем Сетом, и хотя Сет больше Толкователь, чем Пророк, все же можно спросить, видит ли тот его -- Вирда?
   -- Что за донесение? -- спросил Кодонак.
   -- Нашли человека на улице Мудрых... мертвого.
   -- Еще один Мастер Силы? -- нахмурился Вирд.
   -- Нет, это неодаренный.
   -- Так что особенного в его смерти?
   Миче поморщился:
   -- Он выглядит так... как Хатой.
   Лучник Миче был с ними в тот день, и видел, как умер прислужник Хатой: его кожа слезла... будто изъеденная кислотой.
   -- Кто он? -- уточнил Вирд, стараясь не показать и без того озабоченному Мастеру Миче свою тревогу и страх.
   -- Это Лайс Полто -- портной. Он шил одни из лучших камов в городе. К его услугам прибегали все члены Совета, да и Эбонадо Атосааль всегда заказывал у него свою одежду.
   -- С кем встречался он перед смертью? -- "К кому мог приходить Атаятан-Сионото-Лос?"
   -- Пока точно не известно, но в том доме, где нашли Полто, жил Мастер Художник Олтэн Дорго. Говорят, он медлил с переселением в Здание Совета. Сейчас его разыскивают.
   -- У этого Мастера Дорго есть семья? -- продолжал расспрашивать Вирд.
   -- Нет. Ему сорок семь лет. Он не был женат, родители его умерли, братьев или сестер тоже нет...
   -- Не знаю, важно ли это, -- вмешался Хатин, -- но Дорго был близок с Канной Хэт -- Мастером Перемещений, которая оказалась связанной с Древним.
   Возможно ли, что Атаятан приходил к Дорго? Зачем тот ему понадобился? Куда подевался Художник? Связано ли это с Канной Хэт?
   Служанка Мастера Клата так и не смогла вспомнить, как оказалась в его постели, и Вирд видел, что она не врет. Все, что она помнила, это как замочила белье и стала оттирать въевшееся в кам пятно, а дальше -- пустота. Похоже, что кто-то, воспользовавшись ее телом, убил Мастера Клата... Почему "кто-то"? Это мог быть только Атаятан! Но почему тогда одних он убивает, когда покидает их тело, а других оставляет в живых? Имеет ли значение, мужчина это или женщина? Вопросы... вопросы... одни вопросы. А он, Вирд -- слишком молод, слишком неопытен, слишком мало знает... Он даже не уверен, что не умрет, не погаснет, едва зажегшись, не уверен, что Атосааль был неправ, предрекая ему скорую смерть.
   -- Вирд... -- неожиданно обратился к нему Кодонак, и он понял, что, пока размышлял, почти уснул -- сидя и с открытыми глазами. -- Вирд, если ты не поспишь, то не сможешь ничего придумать или предпринять. Отдыхай.
   -- Но уже утро... -- вяло пробормотал Вирд. Он не только эту ночь не спал -- предыдущая тоже была бессонной, а в ночь третьего дня ему удалось уделить сну лишь три часа, а затем он отправился в библиотеку, искать сведения...
   -- Я пока расспрошу всех свидетелей, -- продолжал уговаривать его Кодонак, -- узнаю, что и как. Когда проснешься, я уже буду здесь и все тебе доложу.
   Вирд хотел было возразить из последних сил, но Кодонак решительно поднялся и направился к выходу вместе с Мастером Миче, на ходу говоря:
   -- Ни к чему нам сонный Верховный.
   Вирд сдался.
   Он добрел до спальни, стянул с себя кам и повалился на кровать, не расстилая ее.
  
   -- Верховный, к вам Иссима Донах. Пускать? -- спрашивал Мастер Таш, ныне Мастер Золотого Корпуса, хотя волосы бывшего Тайного еще не отросли. Вирд заметил, что Таш чаще других дежурит у его двери.
   Вирд только что проснулся, было уже далеко за полдень, и выспаться ему удалось, но особой бодрости он не чувствовал. Иссима? Чего она хочет? Обычно девушка передавала свои просьбы и пожелания через Элинаэль, с которой дружила. Если она пришла к нему лично, значит, что-то стряслось.
   -- Да, конечно, -- ответил он Ташу, поспешно натягивая кам.
   Она была одета в шелковое голубое платье, оттеняющие яркие глаза, ткань такая тонкая, что подчеркивает все изгибы фигуры. Золотые волосы до самых пят свободно рассыпались по плечам и спине. Нужно быть слепым, чтобы сказать, что она не красива. Но для него Элинаэль несравненно лучше.
   -- Здравствуй, Иссима. Присаживайся, -- предложил Вирд, стараясь не смотреть на соблазнительную красавицу.
   -- Как странно видеть тебя здесь, вместо деда... -- тихо проговорила она, усаживаясь в кресло перед камином.
   Вирд убавил тарийское пламя, что было ему подвластно, до маленького огонька, так как пришла весна, и в Городе Семи Огней уже было достаточно тепло.
   -- Так, словно приходила всю жизнь под сень раскидистого огромного дуба, а однажды увидела, что его выкорчевали, а на его месте посадили какой-то кустик.
   "Какой-то кустик?" Зачем она пытается его оскорбить?
   -- Тот дуб весь прогнил, -- холодно ответил Вирд, -- а из "кустика" может, что и вырастет.
   -- Если его не затопчут, -- еще более холодно отозвалась девушка.
   Она смотрела прямо в его глаза, и Вирд спросонья не мог понять, что в ее взгляде...
   -- Иссима, ты хотела меня видеть? Что-то случилось?
   -- Я нравлюсь тебе? -- резко сменила она тему и тон.
   Вирд был ошарашен вопросом. Она встала и подошла ближе к нему, сам Вирд еще не успел усесться в кресло.
   -- Я красивая? Как ты считаешь? -- это Иссима спросила, стоя достаточно близко, чтобы взволновать любого мужчину.
   -- Да. Ты красивая, -- ответил он, делая шаг назад и заходя за спинку кресла.
   -- Так я нравлюсь тебе?
   -- К чему это все, Иссима? -- Вирд начинал сердиться.
   -- Вирд -- ты Верховный! -- засмеялась девушка. -- Тебе можно делать все, что ты захочешь! Ты еще не понял всех преимуществ? Тебе стоит пожелать -- и любое твое желание будет исполнено. У тебя власти больше, чем у императора Ары, чем у Короля-Наместника, чем у королевы Ливада. Ты -- Верховный! Ты ведь не давал Элинаэль клятву верности! Ты можешь быть и с ней, и со мной. Вместо одной красивой девушки -- две! Разве это слишком много для Верховного?
   -- Для меня -- да! Это слишком много. Я люблю Элинаэль.
   -- Я же не заставляю тебя ее разлюбить!..
   Она вновь нашла способ приблизиться к нему и буквально зажать в угол между камином и креслом. Иссима взяла его за руки, подняла к нему безупречное лицо.
   -- Любить можно по-разному, -- говорила она сладким и мягким, как текущий мед, голосом, -- Элинаэль -- так, меня -- иначе. Если ты пожелаешь, она ничего не узнает. Да пойми же ты, дурачок! Ты можешь иметь все! Тебе вся Тария принадлежит! Не одна девушка, а любая, на какую ты посмотришь!
   Вирд попытался высвободить руки, но не слишком решительно -- девушка держала его крепко, и он боялся причинить ей боль.
   -- Не отказывайся так сразу. Я же вижу, что ты хочешь этого. Попробуй... Один поцелуй -- и всегда можешь остановиться. Быть Верховным -- это не только ответственность, есть и приятные моменты.
   Ее губы так близко...
   -- Ты же вырос в Аре. Я слышала, что там нравы касательно любви не такие строгие, как считается у нас. Ведь так?
   Эти слова помогли. Он вспомнил Ару. Рабство. Насилующего Миху надсмотрщика. Вспомнил побег, эффа, свои сны... Затем вспомнил Хатоя, который смотрел на него глазами Атаятана, а потом упал и умер, и он не мог ему помочь. Вспомнил мертвый взгляд Мастера Клата, из которого выпили Дар... Вся Тария ему принадлежит?! Люди умирают в его стране, в то время как он -- совершенно беспомощен, а какая-то избалованная девчонка пытается его соблазнить, толкуя что-то про абсолютную власть! Вирд рассердился, отстранил Иссиму и отошел в центр комнаты.
   -- Ступай, -- негромко, но твердо сказал он. -- Мне не до этого сейчас. Не трать на меня свои силы, Иссима. В Тарии найдется множество достойных мужчин, которых тебе не придется ни с кем делить.
   В ответ она засмеялась. Села в кресло и спросила:
   -- Так ты не хочешь?
   -- Нет.
   -- Я не верю. Но ты прошел испытание.
   -- Испытание?! -- "Она устраивает мне испытание?" -- Вирд давно не бывал так зол. -- Что это за игры?
   -- Я хотела проверить тебя. Ты прошел эту проверку.
   -- Иссима, ты в своем уме?! К чему твои проверки?
   Лицо ее сделалось печальным, маска соблазнительницы спала, девушка опустила голову:
   -- Присядь, пожалуйста...
   Вирд сел, но сердиться не перестал: "Это снова какие-то игры?"
   -- Ты мне нравишься... С тех самых пор, как я исцелила тебя... отсекла боль.
   -- Я благодарен тебе, но...
   -- Выслушай, Вирд! Когда я поняла, что ты с Элинаэль... Это произошло так быстро... Мне показалось, что просто так сложились обстоятельства. Она была рядом, а я далеко -- на берегу залива...
   -- Она тоже была далеко -- в цитадели Шай.
   -- Теперь я знаю. Но все равно, я думала, что ты ошибся. Просто она оказалась более ловкой -- раньше, чем я, предложила тебе себя. Любой юноша в твоем возрасте легко загорается, только увидев хорошенькую девушку. И если бы причина была в этом, то я бы легко отбила тебя у нее. Мы бы сейчас не разговаривали, а занимались чем-то другим...
   Вирд почувствовал, что краснеет.
   -- Но ты прошел проверку. И я уступаю. Но учти, если я увижу, что между вами все не так хорошо, я воспользуюсь своим шансом.
   -- Это угроза?
   -- Это предупреждение. Тебе предстоит еще одна проверка -- временем.
   -- Времени у меня мало, -- мрачно произнес он. -- Может, и вовсе нет.
  
  
   Глава 4
   ПРИ ДВОРЕ
  
   Гани Наэль
   Совсем недавно он был в самом низу -- в прямом смысле слова: жил в подземелье и ночевал на дурно пахнущем матрасе, днями не видел белого света и готовил с величайшими стратегами Тарии планы по смещению Верховного и других приспешников Атаятана, облеченных властью, и вот он -- на гребне волны. Для человека смелого буря иной раз -- не погибель, а возможность. А Гани Наэль считал себя смелым человеком, почти как дед его, пират.
   Роскошь королевского дворца, конечно, уступала убранству покоев Верховного Атосааля, который за более чем триста лет своей жизни пристрастился к дорогим и изысканным вещам (Вирд -- этот ходячий вихрь, конечно же, того не оценит, ему все равно -- сидеть за столом из прозрачного Мицами или из наскоро сколоченных, едва оструганных досок), но королевский дворец, что ни говори, был красив. Неодаренным отпущен короткий век, а молодость их -- дуновение ветра, поэтому нужно успеть -- успеть насладиться всеми благами, что предлагает этот мир. Не стоит тратить свои дни попусту, огорчая взор бедностью, грязью и разрухой, лучше любоваться на стройные колоны и узорчатые арки, созданные рукою самого Тотиля, на картины, написанные кистью величайших Мастеров Художников, в том числе и Одаренных, вдыхать аромат роз, что растут в королевском саду, и духов, что используют придворные, сидеть в мягких креслах, пить лучшее вино, баловать свой вкус изысканнейшими блюдами, дарить улыбки и поцелуи прекрасным дамам.
   Гани Наэль с каждым днем все больше и больше понимал -- он просто создан, чтобы стать придворным, советником короля. Такой должности он удостоился, когда Мило Второй узнал о его роли в деле восстания. А когда королю стало известно, что именно Музыкант Наэль нашел в Аре и привел в Город Семи Огней их Верховного -- Мастера Путей, то слава окружила его, сделав наиболее уважаемым человеком во дворце... после Короля-Наместника, конечно, -- Гани скромен.
   То жалование, что полагалось королевскому советнику, Гани приятно удивило. Он теперь мог бы купить себе несколько домов на берегу озера Фаэлос, было бы время в них жить: придворные дела отнимали ужасно много сил, а здесь, во Дворце, он имел свои покои, обставленные почти так, как он и мечтал. Пару незначительных штрихов: арайский ковер, таширские фарфоровые вазы, годжийские сабли как украшения на стене и, конечно же, модель фрегата из Междуморья, -- и жилище полностью удовлетворяет его вкусу.
   Если бы не предстоящая Тарии война, Гани Наэль сказал бы, что жизнь его вполне удалась. В последнее время Вирда, Кодонака или Ото Эниля он почти не видел, да и не особо искал встречи, так как они были слишком озабочены и заняты сейчас. Вирд крутится, как белка в колесе, не высыпаясь и почти не улыбаясь из-за свалившихся на него обязанностей. А Кодонак, Эниль и прочие... вроде бы и мудрые, пожившие на свете люди, а додумались до такого -- сделать мальчишку Верховным! Хотя... это Вирд -- он поставит весь мир с ног на голову.
   После того как Эбонадо Атосааль и его приспешники покинули Город, здесь воцарились мир и покой, и единственное, что отчаянной тревогой гложет каждого жителя -- возможность их возвращения во главе с Древним.
   Став придворным, Гани пересмотрел свой гардероб, вернее -- выбросил старый и приобрел новый. Он лично заказал лучшего шеалсонского шелка с росписью: алые соловьи на фоне вечернего неба. Служащим у короля больше года советникам, тот жаловал титул графа и земли в западной Тарии. Когда Гани станет графом, на его гербе непременно будет алый соловей, если до того времени останутся еще Король-Наместник и Тария...
   Из этого шелка ему сшили три кама, и еще несчетное количество -- из парчи, шерсти, бархата: различных цветов и оттенков, украшенных вышивкой и отделанных золотом, с широкими, как крылья, и узкими по руке рукавами, с высоким воротом и большим вырезом. О туниках, штанах, поясах, туфлях, сапогах и говорить не стоит. Под гардероб у Гани теперь отведена целая комната, и ему не верилось, что совсем недавно все его перемены одежды вмещались в заплечный мешок.
   С таким разнообразием не так-то просто выбрать поутру, что надеть к завтраку. Еще одно преимущество придворной жизни -- завтрак тут начинался не спозаранку, а когда солнце было уже достаточно высоко, чтобы дать Гани время хорошо выспаться.
   Он облачился в желтый кам и высокие, по дворцовой моде, сапоги самостоятельно, хотя по званию ему положены слуги. И таковые у него были... не слуги -- одно название! Эй-Га и Харт, конечно же, не стали бы его одевать, а если бы они и выразили такое желание, то сам Музыкант не позволил бы этим немытым дикарям дотрагиваться до его новенькой одежды. Но они хотя бы годились в охранники, когда Гани нужно было пройтись вечером по Городу Огней в это неспокойное время. Еще у него была служанка -- Ата. Но эту Дочь снегов он уж точно к себе близко не подпустит. Поначалу у него была наивная надежда, что приученная к физической работе северная женщина будет хорошо наводить порядок и стирать его одежду. Куда там! Хорошо она умела только поучать и командовать на свой дикарский лад. И еще пыталась лечить его от каких-то неведомых болячек путем окуривания и протыкания иглами, похожими на пыточные. Будто он -- Гани Наэль, королевский советник, знакомый с самим Верховным, не мог получить помощи от лучших Целителей Силы. Да и не было у него никогда никаких болячек! Ни искры, ни пламени!
   Почему вообще эта женщина, которая обещалась было, -- он помнил, -- следовать за Человеком с крыльями, то есть прилипнуть к Вирду, а не к Гани, до сих пор ошивается около него? Гани подозревал, что разгадка в том, что ей приглянулся Эй-Га. Маленьким женщинам часто нравятся очень высокие мужчины...
   Так что его "прислуга" находилась сейчас где-то в крыле для слуг огромного дворца, Эй-Га и Харт играли в кости, слушали наставления Аты, и не спешили, в отличие от товарищей по ремеслу, к своему господину. Гани непременно заведет парочку настоящих слуг. Лучше всего для этого наведаться в Шеалсон и переманить у Фенэ ее бывших рабов -- те-то приучены к порядку! А можно подговорить какого-нибудь "прыгуна", переместиться в Ару, купить там несколько рабов, затем освободить здесь, в Городе Семи Огней, и они будут служить из одной только благодарности так, как не смог бы ни один горожанин даже за солидные деньги.
  
   С Мило Вторым завтракала уйма народу: титулованные особы, двор, иностранные послы, советники и прочие, и прочие... но Гани было отведено почетное место -- седьмым справа от короля.
   Сегодня соизволила выйти к завтраку и ее величество Алиния, что бывало редко. Младшая дочь королевы Ливада (там трон передавался по женской линии, и ее сестра должна была стать следующей королевой) не отличалась особой красотой: жесткий властный взгляд, резкие черты лица, прямой, чуть загнутый на кончике нос, светлые волосы, брови и ресницы, тонкие поджатые губы, худощавая, почти тощая фигура. Но все же нечто привлекательное в ней было, больше не во внешности, а в уверенной манере держаться, умении пошутить и понять шутку, решительности и безупречном вкусе.
   Гани часто замечал на себе взгляд Алинии, и прекрасно понимал, на что намекают ее глаза: не зря королеве так нравится его музыка; но в ответ он лишь косился на Мило Второго -- ни к чему лишний риск, когда дела только начали идти в гору. "По-крупному рискуют только те, у кого слишком много или у кого ничего нет", -- учил его отец, а Гани не относится сейчас ни к тем, ни к другим.
   Алиния и сегодня, едва усевшись, принялась сверлить голубыми глазами Гани, пока Мило Второй был занят беседой с сидящим рядом с ним "придворным Одаренным" -- так называли Мастера Облаков Иниго Абодо, первого советника короля. Конечно же, Мастера Силы не могли оставить без присмотра неодаренного тарийского правителя, впрочем Король-Наместник -- не так, как арайский император, -- решал очень мало, а если что и решал, то лишь с позволения и одобрения Верховного или Совета Семи.
   Напротив Гани сидела аппетитная брюнетка -- баронесса Марфиа Лихлис. Гани вздохнул и уставился в свою тарелку -- если не стоило сердить короля и отвечать на взгляды королевы, то и Алинию так же нежелательно было злить, пялясь во все глаза на прелести Марфии.
   -- Слыхали ли вы, Мастер Наэль, -- склонилась к нему его соседка справа -- пожилая графиня Инстос; с ней можно было болтать без оглядки на королевскую ревность, -- что портной Лайс Полто умер?
   Гани удивленно уставился на нее. "Вот так новость!" Он видел Полто только вчера -- забирал у того новый кам для торжеств, и портной выглядел довольно бодрым и здоровым.
   -- От чего он умер?
   -- Говорят, страшная болезнь. Как бы не было в Городе эпидемии... Кожа у него на лице и на руках вся слезла.
   -- Эпидемии? Для этого есть Целители. И если бы Полто был болен, то кто-нибудь из Мастеров Силы непременно позаботился бы о его исцелении -- ведь он их одевал! Всесильные Мастера камов не шьют -- портных, тем более таких, как Полто, нужно беречь!
   -- Может, вы и правы, Мастер Наэль. Но как тогда объяснить его смерть?
   Гани помрачнел. Об еще одной подобной смерти он знал -- прислужника Верховного Атосааля -- Хатоя. И как эту смерть объяснить, увы, смутно догадывался.
   -- Не знаю, графиня, не знаю... -- ответил он, отправляя в рот отрезанный кусочек отлично приготовленной телятины. Мясо было мягким и пряным, а вино, которым он его запил, и вовсе выше всяких похвал. Отличное вино -- букет и аромат!
   Графиня Инстос спешила поделиться с ним еще дюжиной новостей не столь значительных, но более объемных и содержательных в ее устах, и, в конце концов, она так забила ему голову, что Гани не сразу понял, о чем речь, когда Алиния решила втянуть его в какой-то спор о политике:
   -- А вы как считаете, Мастер Наэль: есть ли опасность вторжения Ташира в Ливад?
   Гани не спеша поставил на стол бокал, который держал в руке, быстрым взглядом оценил, кто из гостей смотрит на него и как, а пока он собирался с мыслями, королева дала некоторые пояснения:
   -- Мой супруг утверждает, что Ташир не осмелится на столь решительные действия, пока союз Тарии и Ливада скреплен нашим браком. Я же опасаюсь, что прослышав о войне с Арой и перевороте в Городе Семи Огней, король Ташира Архон не преминет воспользоваться случаем и рискнет отхватить себе ливадские западные поля. Вот Мастер Абодо, например, со мною не согласен, и он, кажется, считает, что женщине о таких вещах лучше не задумываться, что наш удел -- зеркала да наряды, балы да поцелуи, но не более. -- Конечно же, если Абодо так и считал, то вслух и при Алинии такого никогда не говорил -- он сидел сейчас весь красный и не знал, куда девать глаза. Королева частенько подшучивала таким образом над своими подданными, особенно над замкнутыми тихонями, вроде "придворного Одаренного".
   -- Не зря же среди Мастеров Стратегов Силы почти никогда не бывает женщин, -- продолжала она насмешливо.
   -- Моя королева, -- Гани почтительно склонил голову, начиная речь, -- насчет возможной войны Ливада и Ташира, я, увы, мало что могу сказать. Я не политик и не стратег -- я музыкант. А что до призвания хрупкого и прекрасного женского пола, то скажу так -- мне выпала честь быть знакомым с одной арайской к'Хаиль, дочерью и вдовой военных лидеров Ары. Так вот, к ее рассуждениям о стратегии битвы прислушивался порой и сам Мастер... теперь Советник -- Кодонак.
   Королева заливисто рассмеялась:
   -- Непременно хочу познакомиться с женщиной, способной своим мнением касательно войны привлечь внимание самого Хатина Кодонака! Как ее зовут?
   -- Фенэ Агаят, -- ответил Гани, -- Вернее, к'Хаиль Фенэ Хай-Лид ди Агаят. Она совсем недавно вышла замуж за Мастера Агаята в Шеалсоне.
   -- Какие интересные у вас знакомства, -- заметил граф Икрус Палстор, что сидел за столом ближе к королю, чем Гани. Этот лысеющий темноглазый мужчина лет сорока, с неприятным лицом, на котором резкими штрихами выделялись морщины у рта и острый подбородок, был хитер, подозрителен и опасен. А Гани Наэля он за что-то возненавидел с первого взгляда, а может, еще раньше -- когда только услышал о приближенном к Верховному удачливом Музыканте. -- Вы случаем, не знакомы с императором Ары или с кем-то из чатанских Мудрецов?
   -- Такой возможности у меня не было, -- ответил он, салютуя бокалом сверлящему его взглядом Палстору.
   -- Мастер Абодо, -- повернулась королева к жертве, избранной ею сегодня для насмешек, -- вам разве не интересно взглянуть на такую женщину? Может, вы поможете нам доставить ее сюда в столицу из Шеалсона? Я имею в виду Перемещение.
   -- Я Мастер Облаков, ваше величество, но никак не Мастер Перемещений. Но, если пожелаете, я могу обратиться за помощью к другим.
   -- Боюсь, сейчас не те времена, чтобы отвлекать Мастеров Силы на подобные глупости! -- резко высказался Мило Второй. -- Если тебе так уж угодно, Алиния, я пошлю гонца в Шеалсон, и эта твоя к'Хаиль получит наше приглашение, и прибудет сюда. Обычным способом!
  
   Завтрак хотя и был отменным на вкус, особого удовольствия Гани не принес: все утро его пытались втянуть в какие-то споры или просто (на первый взгляд) разговоры, имеющие тем не менее тысячи оттенков, переливов значений и намеков. Под конец Алиния вынудила его исполнить балладу "Обманутый король", которая совершенно некстати пришлась в присутствии Мило Второго... Песня рассказывала о том, как один король оставил свою королеву и, отправившись в дальние страны, полюбил там другую красавицу, которая потом и погубила его: "Опутала сердце плетеньем слов, на грудь накинула сеть, и встать не мог великий король -- осталось ему умереть". Пока Гани играл, Алиния просто поедала его глазами, Марфиа томно ему улыбалась, сероглазая сестра Мило Второго -- Агая, недвусмысленно водила точеным пальчиком по пухлым губкам, а граф Палстор все подмечал, составляя себе в уме план погибели Гани Наэля. Благо, что Мило Второй ни на что не обращал внимания и был полностью погружен в какие-то тяжелые раздумья. Зачем Алиния играет в эти игры? Ей, скорее всего, невыносимо скучно, вот она и ищет себе развлечений, связанных с риском, как для нее, так и для окружающих.
   Из обеденного зала Гани выскочил, как пробка из бутылки игристого ноллилайского вина, но это не помешало проклятому Палстору его нагнать.
   -- Столько людей Верховного, присматривающих за королем -- вам не кажется это перебором, Мастер Наэль?
   Граф считает его человеком Вирда Фаэля, специально приставленным к королю, чтобы, подобно Абодо, следить за действиями коронованной особы. Гани сделал вид, что не понял вопроса.
   -- Ситуация противоречива и нестабильна, Мастер Наэль. Мило Второй не имеет наследника; конечно, они с королевой еще молоды, но со дня их свадьбы прошло уж более десяти лет. А тут -- война. Если, не доведи Мастер Судеб, что-то случится с королем, то кому достанется корона? Оставит ли Верховный Фаэль на троне Агаю, или он, будучи человеком властным и любящим перемены, изменит порядок наследования? Ведь столько всего произошло и... среди Одаренных. Вековые традиции просто поставлены на колени перед Вирдом-А-Нэйсом Фаэлем.
   "Ему не до твоей мышиной возни", -- думал про себя Гани, вслух же сказал, прикидываясь простачком:
   -- Вы уж меня простите, граф, но откуда мне знать мысли Верховного? Его планы? Что до порядка наследования -- будем молиться, чтобы Мило Второй прожил долгую и счастливую жизнь, оставив наследника.
   -- Вы слишком скрытны и сдержаны. Я, поверьте, не желаю вам зла.
   "Охотно верю", -- мысленно усмехнулся Гани.
   -- Меня, как одного из высокопоставленных лиц государства, а значит, и отягощенных большой ответственностью, беспокоит будущее Тарии. А вас -- разве нет?
   Жена короля по законам не могла наследовать трон, а у Мило Второго только сестра Агая, еще совсем юная, и множество очень дальних родственников. Интересно, граф Палстор -- в их числе? То, что он интересуется вопросом наследования -- неудивительно. А вот зачем пристает с подобными разговорами к Гани?..
   -- Сегодня в Тарии так много поводов для беспокойства, граф Палстор, что вопрос наследования, при живом молодом короле, отходит на второй план.
   -- Возможно, и так. -- Палстор отставать от Гани не намеревался, он шел рядом, заложив руки за спину, и продолжал вести неспешную беседу. Не то чтобы Гани ждали срочные дела, но общество этого эффового графа -- не самая приятная компания. -- Но ведь не всегда так было и не всегда так будет. Почему в течение десяти лет ни Верховный, ни Советники ни разу не поинтересовались здоровьем королевы? Ведь Одаренные Мастера могли бы ей помочь.
   -- Вы считаете, что королеве нездоровится?
   -- О, Мастер Наэль, не прикидывайтесь -- вы понимаете, о чем я. Может быть, у Правителя Тарии другие планы? Поговаривают, что Верховный желает упразднить должность Короля-Наместника. Конечно, это слухи, и слухов сейчас как никогда много. Находятся даже некоторые безумцы, утверждающие, будто восставший из могилы Древний опасен лишь для отмеченных Даром и не собирается свергать неодаренных правителей или менять власть обычных людей.
   -- Конечно же, -- усмехнулся Гани, -- Древний лишь разрушит Город Семи Огней до основания, перебьет половину населения Тарии, как уничтожил Детей снегов, и заставит неодаренных правителей служить ему подставкой для ног. А свергать королей ему вовсе ни к чему.
   -- Вы иронизируете? Я же не утверждаю, что верю этим слухам. Слухи есть слухи. Мало ли о чем чешут языками? Как, например, о вас и особом внимании к вам ее величества.
   Здесь Гани насторожился, изо всех сил сдерживая всякое внешнее проявление нервозности.
   -- Королева очень полюбила музыку и пение, хотя раньше больше интереса выказывала к охоте и войне, даже уговаривала Мило Второго взять ее в Доржену. Это не удивительно -- зов крови. В Ливаде есть целые отряды солдат женского пола. Воительницы-ливадки известны всему миру. Не зря же там правит королева. Но вот музыка?..
   -- Музыка трогает любое сердце, -- пожал плечами Гани.
   -- Конечно же, настолько талантливый музыкант, как вы, может привить любовь к высокому искусству кому угодно. А слухи -- пусть себе... Ветер дует, вода течет, бездельники болтают.
   "Ни искры, ни пламени! Этот назойливый тип не желает оставлять меня в покое!" -- думал Гани, поглядывая по сторонам в поисках способа от него отделаться.
   Они давно покинули коридор, переход через галерею и вышли во внутренний сад, где весна уже начала окрашивать клумбы в ярко-зеленые тона и зажигать радужными огоньками первые цветы. Дамы и кавалеры прогуливались вдоль мощеных дорожек, переговариваясь, обмениваясь шутками, взглядами, прикосновениями...
   Мастер Музыкант и граф кивали и улыбались проходившим мимо знакомым, Гани придумывал ответ Палстору и уж было придумал, когда принцесса Агая выскользнула оттуда-то из-за обильно цветущего нежными голубоватыми цветами куста уфтанской вишни.
   -- Мастер Наэль, вы так трогательно исполняли сегодня "Обманутого короля" -- я едва не расплакалась!..
   Она повисла на его руке, и он решал, хорошо или плохо то, что она здесь. С одной стороны -- Палстор заткнулся, а вскоре и испарился, а с другой -- к нему тесно жмется сестра короля, наследница престола, которой всего-то шестнадцать, и которая решила не отставать в любовных приключениях от старших дам. Но он ей здесь не помощник.
   Принцесса тянула его прямиком в "яму со змеями": у небольшого фонтана, где струилась изо рта златочешуйчатой рыбы лазурная вода, стояла королева Алиния, окруженная тремя фрейлинами. Одно шелковое одеяние по роскоши превосходило другое, но с почти скромным изяществом голубого расшитого серебром облегающего платья королевы вряд ли могло поспорить. Королева... гордо приподнятый подбородок, шаловливая усмешка на устах, чуть прищуренные, пылающие глаза. "Она снова что-то задумала, -- кожей ощутил Гани, -- и на этот раз жертвой выбран именно я..." С тех пор, как он попал во дворец, его испытывали множество раз, проверяя на прочность, стойкость и способность выжить в среде придворных. Но если Гани остался цел и невредим в обществе Одаренных с их переворотами -- то дворцовым интриганам он уж точно не по зубам. Да и когда это междуморец пасовал перед чьей-то хитростью?
   -- Ваше величество, -- в очередной раз за сегодня поприветствовал он королеву наклоном головы и касанием браслета Мастера на левой руке.
   -- Мастер Музыкант! -- улыбнулась Алиния улыбкой кошки, заметившей застрявшую в норе мышь. -- Я так рада, что вы в этот раз не ускользнули сразу после завтрака. Нам определенно нечем заняться вплоть до самого обеда, а кому, как не Музыканту, развлечь первых дам государства, да еще и отчаянно скучающих?
   -- Буду рад сослужить вам службу, ваше величество, ваше высочество. Желаете послушать балладу? Или мелодию из Ары? А может, тарийский гимн? -- Гани натянул на лицо самую учтивую из своих улыбок.
   -- Да, пожалуй, я была бы не против послушать какую-нибудь мелодию. Сыграйте нам.
   Гани присел на скамейку перед фонтаном, покорно расчехлил инструмент, который практически всюду брал с собой -- никогда не знаешь, где пригодится... Ведь Мастера Мечники носят при себе меч, лютня же -- его оружие. Руки привычно перебирали струны, наигрывая "Весенний ветер, осенний дождь": петь он не пел -- дамы не просили, а ему не очень-то хотелось сейчас; вместо этого он прислушался к беседе, что вели женщины.
   -- Я предпочитаю, чтобы у мужчины был крепкие икры, налитые силой руки и мощный торс, -- говорила кареглазая и темноволосая, очень молоденькая на вид фрейлина Юниа. -- "Вот, значит, как!"
   -- Ну а мне больше нравятся тонкие стройные и высокие юноши, -- возразила ей Масана с пшеничного цвета кудряшками и огромными очами цвета небес, сплошь состоявшая из приятных глазу изгибов и округлостей.
   -- Жаль, что Советник Абвэн оказался среди предателей, -- вставила Алиния, -- его можно было назвать образчиком мужской красоты. А юноши, Масана, обычно оказываются слишком неопытными. Я бы посоветовала тебе, Агая, для первой ночи выбрать все-таки мужчину постарше.
   Гани сбился бы и сфальшивил, но его пальцы в игре уже давно привыкли действовать сами по себе, независимо от мыслей или чувств хозяина. "Что обсуждают эти дамы?!" Ладно, Алиния -- она из Ливада, где женщины по вольности нравов дадут фору любой арайской к'Хаиль: он слышал, что там девушка, едва достигнув подходящего возраста, уже начинает подыскивать себе мужчину для первой ночи; но для чего Агаю приучать к тому же?! Она тарийка, в конце концов! А тарийские девушки, прежде всего, скромны! Куда смотрит Мило Второй?! Ему бы перегнуть взбалмошную сестренку, попавшую в дурную компанию, через колено и как следует отшлепать. И с Алинией сделать то же... если получится...
   -- Постарше? -- засмеялась принцесса. -- Так мне на графа Палстора обратить внимание? -- На ее личике нарисовалась гримаса отвращения. -- Пусть он будет хоть самым опытным на свете, не смогу я себя заставить целовать его лысину.
   Алиния, а за ней три фрейлины залились смехом.
   -- Да что ты, девочка, зачем же? Палстор тебе не пара. Посмотри вокруг. Тебе нужен мужчина не слишком юный, но еще и не начавший стареть, приятный на вид, нежный и опытный. Не нужна тебе груда мышц с огромными руками, такими руками он тебя разве что в охапку сгребет, но никак не приласкает. Чиштос, Мархай и Багалс тоже не подходят, и сама знаешь, почему. Кисинам вроде бы ничего, но язык у него такой длинный и хвастливый, что лучше держаться от этого помела подальше. С пажами и слугами я бы не стала связываться, недостойно это дамы королевской крови.
   "Можно подумать, что обсуждаемая ими тема -- достойна!"
   -- Вот, например, Мастер Наэль! -- вымолвила королева, сердце Гани ойкнуло, но он продолжал сидеть и играть, прикрыв глаза. -- Взгляни на него: необычная внешность, он не стар, но, держу пари, опытен. Не слишком высок и широк в плечах, но он, наверняка жилист и силен.
   Гани почувствовал себе товаром на арайском рабском рынке. От возмущения у него вспотели ладони, но показать свою реакцию в такой неловкой ситуации означало бы -- сдаться без боя.
   -- Посмотри, как ласкают струны его руки, так же будет и с тобой!
   -- А какие у него глаза! -- воскликнула Масана. -- В них можно утонуть! Даже у Абвэна глаза не настолько красивые! Черные, как ночь!
   -- А голос! -- подхватила Юниа. -- С тех пор, как он во дворце, все соловьи в королевском саду от зависти заболели и перестали петь.
   Придумали себе развлечение! Думают, что он сейчас стушуется и зальется краской в смущении, или же наоборот, растает от подобных похвал. Но в чем в чем, а в лести он понимает. И в том, как выкручиваться из подобных историй, тоже опыт у него имеется. Гани продолжал играть, будто был глух, как тетерев.
   -- Да! Я и не замечала, что он настолько привлекателен! -- подхватила принцесса, и это убедило Гани, что разговор в его присутствии спланирован ими заранее. -- Он вполне в моем вкусе. Но как мне увлечь такого мужчину? У меня ведь опыта -- ни на искру!
   -- А я покажу, как надо, -- томный голос Алинии. Гани услышал шуршание юбок и почувствовал, как кто-то садится рядом с ним на скамейку, но глаз не открыл. Вместо этого он начал петь, кстати припомнив ливадскую балладу:
  
   Юность твоя, как роза цвела,
   Волосы -- шелк, и кожа бела,
   Кому улыбнешься, кому знак подашь,
   Тот скажет: "Навеки Ваш!"
   Наскучила доблесть, наскучила лесть,
   И всех благородных рыцарей честь,
   Готовы на все, -- лишь слово скажи.
   Но весь мир утонул во лжи.
   И сердце легло к твоему врагу:
   "Когда ненавижу, -- тогда не лгу",
   А кто ненавидит -- почти влюблен,
   И снится тебе только он.
   Изгиб бровей и прекрасный стан,
   И шрамы от славных заживших ран,
   Опасный взгляд, где пылает месть,
   Тебе милее, чем лесть.
   Его страстный взгляд, что готовит месть,
   Тебе дороже, чем честь.
   Скрестили мечи давно ваши отцы,
   И оба они теперь мертвецы,
   Но помнят обиду ваши сердца,
   И клятву: "Месть за отца!"
   Поверила ты, что любовь спасет,
   И что поцелуй твой растопит лед,
   И чтобы вражде положить конец,
   Готова идти под венец.
   "Моею ты станешь" -- твой враг сказал,
   Но что пылает в его глазах?
   Любовь или боль? Обида иль страсть?
   Попала в его ты власть.
   Кто так целовал, не любить не мог,
   В любви -- он король, в ненависти -- бог.
   Кинжал его завершает месть,
   Любовь -- не дороже, чем честь,
   Любил ли он? Но важнее месть...
   Любовь не больше, чем честь!
   И кровь твоя и слезы его...
   Он верен клятве отца своего,
   И ради чести на все пойдет,
   Убьет или сам умрет.
   "Кого ненавижу -- тому я лгу",--
   И ты проиграла, любя, врагу.
   Но кто ненавидит -- уже влюблен,
   И тебя не забудет он.
   Кто ненавидит -- уже влюблен...
   И он страдать обречен.
   Когда юному сердцу наскучит покой,
   То ищет бурю оно порой,
   И хочет страсти, и жаждет огня,
   О, юность, послушай меня:
   Горишь ты если -- сгорать не спеши,
   В сильном огне не спасти души,
   А в урагане не видно пути,
   И заблудшего не найти.
   Все беды от скуки, когда праздны дни,
   И думаешь -- зря пробегают они,
   Кто ищет страстей и бурлящих вод,
   Страданье свое найдет.
   Кто тонет в страстях средь бурлящих вод,
   К несчастьям стремится тот.
  
   -- Какая поучительная песня, Мастер Наэль, -- прошептала ему в самое ухо Алиния. -- Но кто же откажется от приключений, соблазнившись благоразумием?
   -- Мудрец, -- спокойно ответил он, продолжая наигрывать, теперь другую мелодию: "Война света".
   С другой стороны рядом с ним уже сидела Агая: скользящего взгляда на ее задумчивое личико Гани хватило, чтобы понять -- ей действительно нравятся его музыка и пение, и она, подыгрывая Алинии, незаметно для себя сама становится жертвой этой игры. Песня -- для нее, пусть подумает, юных девушек больше ничем не проймешь. А против Алинии у него другое оружие.
   -- Ваша баллада знакома мне... -- задумчиво проговорила Алиния.
   -- Да, это ливадская баллада. Страсть. Месть. Убить из мести женщину, предлагающую тебе любовь... В Тарии не принято так.
   -- А у нас не принято считать женщину более слабой.
   -- Странные, странные ливадские обычаи... -- протянул он. -- Месть и честь... Женщины-воительницы... Первая ночь...
   -- Что, считаете нас, ливадцев, варварами, Мастер Музыкант? -- Алиния недобро улыбалась. -- С нашими порядками и нравами? С нашими богами, в которых вы не верите?
   -- О! Только не теологический спор, ваше величество! Я заканчивал совсем не Академию Философии. Я вовсе не считаю ни вас, ни какой другой народ варварами или дикарями. Мы все различны, и едино лишь то, что все живем и все умираем. Но что считается приличным в Ливаде, иной раз вызывает осуждение в Тарии.
   -- Осуждение? Да... Вы правы. Обо мне ходят множество слухов. К примеру, что я прячу под платьем длиннющий кинжал из годжийской стали. Еще, что изменяю королю почти с каждым встречным; если верить слухам, то у Мило уже такие ветвистые рога, что ему опасно ходить на охоту -- ненароком свои же могут спутать с оленем. Что тех, кто не понравился мне в постели, выносят в полночь из моей спальни с отрезанной мною собственноручно головой, и бросают в Тасию-Тар.
   -- Но вас же тешат подобные слухи, именно поэтому вы им потакаете?
   Алиния рассмеялась:
   -- Вы до противного проницательны, Мастер Наэль.
   -- Граф Палстор обеспокоен моим присутствием здесь, -- обратился он к королеве, когда смех ее затих, и воцарилось молчание. Та приподняла бровь, но взгляд ее говорил: "Я давно изучила Палстора, и прекрасно знаю, что его беспокоит и чем это вызвано". -- Он также обеспокоен проблемой наследования престола Тарии.
   Игривая улыбка ни на мгновение не покидала тонкие губы королевы, но в глазах сверкнула ярость. Эта тема не могла быть ей безразлична, а единственный способ отвлечь Алинию от задуманной в отношении него шалости -- начать интересный разговор. Палстор даже не скрывал, что знает расклад в игре, и намеревается что-то выиграть и для себя. По-видимому, он уже не в первый раз колол королеве глаза, обрисовывая проблему отсутствия наследника. Но отчего он так обнаглел? Алиния уж никак не та женщина, что будет покорно принимать нападки кого-либо. Значит, какое-то оружие против нее у графа имеется. А вот какое?
   -- Мило думает только о войне, и занимается только ею. Но я больше завидую, чем осуждаю. -- Она была искренна. -- А Палстора стоит опасаться... -- Алиния сделала паузу, но тут же поспешно добавила: -- вам -- не мне.
   "Как раз наоборот", -- подумал Гани.
  
  
   Глава 5
   Договор и встреча
  
   Куголь Аб
   Хатар Ташив хмурился и смотрел прямо перед собой, обдумывая недавнее донесение. Ему доложили, что к столице движутся эффы -- те самые, которых вывели для войны с тарийцами, и которые впоследствии перестали слушаться голоса императора, так как им приказал другой. По пути эффы не тронули ни одного человека: ни дорженца, ни арайца. Они были исхудавшими, но бежали быстро и целенаправленно. Бежали по главному тракту прямо к Чатану, и если они не сбавят темп, то будут здесь уже через три дня. Остановить их никто не пытался -- все знали, что это бессмысленно. У Куголя была надежда, что эти эффы теперь не способны убить человека, как не способен был его Угал. Ведь это Вирд-А-Нэйс приказал им.
   Куголь Аб поведал Мудрецу Ташиву о встрече с бывшим рабом Рохо, а ныне тем, кто подобен Каэ-Масу. В то, что раб может превратиться в великого человека, Указующий не верил, и в то, что эффы теперь безопасны -- тоже, но он поверил в пробуждение Древнего. И это беспокоило его. Как ни хорошо скрывал Хатар Ташив свои чувства, а его тревога все же стала заметна Куголю Абу. Аре грозила опасность не меньшая, чем Тарии. Если тысяча арайцев, пусть рабов, но все же... была похищена и отдана для насыщения Атаятану-Сионото-Лосу, то теперь никто не может спать спокойно в своей постели... Следовало готовиться к великой битве и он, Куголь Аб, собственными глазами видел, с КЕМ придется им сражаться.
   Император Хокой-То, узнав обо всем, лишь разъярился и огорчился, что не уничтожил тарийских колдунов в Межигорье. Он считал, что именно они -- основная причина всех бед, и избавившись от них, Арайская Кобра обретет покой. Он рвался вновь выступить войною на Город Семи Огней, пока тот еще не пришел в себя, и Указующий всякий раз с огромным трудом отговаривал его.
   Мудрец Ташив был рад, что Тария повернула свои войска, и война окончилась. Но Хокой-То обладал характером, подобным штормящему морю, что не знает покоя и мира.
   -- Ты сказал, Куголь Аб, что твой эфф погиб в схватке с предателем Маизаном? -- спросил Указующий, и Аб склонил голову, подтверждая эти слова. -- Как по-твоему, зачем эти эффы идут в Чатан?
   -- Я не знаю, о, Указующий! Вирд-А-Нэйс сказал, что повелел им не убивать. Угал слушался его слов до конца, зверь не тронул ни одного человека, но возненавидел предателя и бросился на Идая Маизана, хотя тот был нечеловечески силен, как подтвердил и присутствовавший там палач-истязатель. Эти эффы тоже не убивают никого.
   -- Пока не убивают. Но сколько времени потребуется четырем тысячам эффов, чтобы опустошить Чатан?
   -- Войска императора окружили его дворец и готовы положить жизни, но остановить зверей, -- отвечал Аб.
   Мудрец Ташив встал, расправив одежды, и отошел к окну, глядя на раскинувшийся внизу город.
   -- Столько лет я прожил, -- тихо сказал он, -- а не думал никогда, что наступят такие времена: древнее зло грозит уничтожить всякий Свет, и виною тому -- предатель, который был мне братом-Мудрецом.
   Указующий замолчал, а Куголь Аб не смел нарушать размышлений старшего из Перстов Света. Да пошлет Создатель его господину такие мудрость и твердость, что неведомы доныне никому, чтобы противостоять пробужденному злу, спасти и сохранить Арайскую Кобру.
  
   В покои Мудреца вошел Секретарь Аладижо, кланяясь при каждом шаге. Глаза его бегали, выглядел он взволнованным и испуганным.
   -- Правый Указующий! У меня срочное сообщение для тебя! Выслушай!
   -- Эффы уже в Чатане? -- спросил Ташив, не оборачиваясь от окна.
   -- Нет! О, Мудрец Ташив! Верховный из Тарии хочет видеть императора и Перстов Света.
   Хатар Ташив теперь обернулся, взглянул на Аладижо.
   -- Из дворца императора только что прибыл гонец с сообщением. Тарийский посол объявил о прибытии самого Верховного сегодня, в час заката. Он желает говорить со светлейшим Хокой-То и Хранителями Кобры. Император приказывает тебе прибыть незамедлительно, и если сочтешь нужным, то и взять с собою остальных Мудрецов. Принимать Верховного он отказался!
   -- Отказался?! -- Хатар Ташив побагровел, а Куголь Аб размышлял, тот ли это Верховный, что предал огонь жизни вместе с Идаем Маизаном.
   -- Если Хокой-То не захочет говорить с Правителем Тарии, то война возобновится! Собери всех Мудрецов, Аладижо, и объяви, что мы немедля отправляемся во дворец императора! Куголь Аб, ты идешь со мной!
   Куголь забеспокоился. Если сюда движется Верховный, который связан с Атаятаном, то это опасно и для императора и для Мудрецов. Кто знает: может, это сам Атаятан-Сионото-Лос призвал своих псов -- эффов, и они следуют за его голосом, подчиняются приказам связанных с ним? Тогда Аре грозит беда... Но что может сделать жалкий Служитель против мощи подобных существ? В руках Идая Маизана он был словно беспомощный щенок, попавший в зубы льву: его пытали, пытали и тело и душу, и едва не сломили. Если бы не тот, кто был когда-то рабом Рохо...
  
   -- Император! Светлейший Хокой-То! Я вновь обращаюсь к тебе! Прошу тебя, будь благоразумен! Послушайся голоса мудрости! -- Хатар Ташив в окружении девяти Перстов Света стоял перед императором.
   Куголь Аб, что стал тенью Указующего, был здесь же, позади Ташива, взирая на происходящее с ужасом: он размышлял о том, что бурный поток, направленный неведомо кем, разрастается, разливается и готов уже поглотить всю Ару. Последние времена настали, раз уж сам Правый Указующий теряет терпение, а император, властитель Ары -- не желает слушать Мудреца.
   -- Я уже сказал тебе, Ташив, достаточно! -- закричал император, и Куголь Аб содрогнулся. -- Я послушал тебя и отступил, оставил Доржену с ее жирными землями, я не стал дальше воевать с Тарией. О чем сожалею. Но пресмыкаться перед тарийским колдуном, что зовет себя Верховным, не стану! Мне не о чем говорить с ним! Я потомок великих царей-завоевателей, мой отец -- император (да будет прославлено его имя в веках), не потерпевший ни одного поражения! Я -- побеждающий под знаменем Кобры! Я не стану слушать слов моего врага! Я смету его армии с лица земли! Разрушу и предам огню его Город! Я убью всякого, кто именует себя в Тарии Одаренным! Ведь это они, как ты же мне и открыл, пробудили Атаятана-Сионото-Лоса!
   -- Да, Хокой-То, -- печально ответил Ташив: он спорил с императором уже больше часа, и в его голосе слышались усталость и обреченность. Неужели и он потерял надежду? -- имеющие огонь Создателя пробудили Атаятана-Сионото-Лоса, предав тем самым этот огонь... Но не все таковы. Мой служитель Куголь Аб видел самого "купающегося в крови", видел его смаргов, видел мощь тех, кто связал себя с ним. Как ни горьки для меня эти слова, но без тарийских Долгожителей, тех из них, кто остался чист, нам не победить...
   -- Ты глупец! -- вновь закричал император. -- Это они жаждут нашего поражения! Это они пробудили его! И все они в этом замешаны! Все до единого! Они -- предавшие жизнь! И никогда я не заключу союза с колдунами! Пусть потухнет их пламя, и пробужденный ими пусть поглотит их! А ты, Указующий, отправляйся в свою Обитель, уйди с моих глаз, пока гнев мой не утихнет! Иначе я сделаю с тобой то же, что сделал с Кай-Лахом!
   -- Ты в силе сделать со мною все, что угодно! -- гордо поднял голову Хатар Ташив. Кай-Лаха император четвертовал, несмотря на совет Мудреца отдать его эффу. -- В силе -- но не в праве! Никогда еще рука императора не поднималась на Хранителей Кобры, за исключением предателей! Только безумец способен на такое! Проклятие ляжет на отважившегося убить Мудреца!
   -- Еще одно слово, Ташив, -- разъяренным тигром зарычал император, -- и я вычеркну твое имя из списков живых! Ты будешь предан самой жестокой смерти -- за то, что посмел перечить мне!
   Куголь похолодел: никогда раньше император не угрожал так Мудрецам Чатана, даже в записях Мудрых древности не было упоминаний о подобном. Он знал, что Хатар Ташив молчать не станет и угроз не боится, он также знал, что император Хокой-То свою угрозу выполнит...
  
   -- Простите, что прерываю ваш спор! -- послышался вдруг громкий молодой голос в звенящей тишине откуда-то с правого дальнего конца тронного зала.
   Зал был освещен тысячами свечей, горящих в огромной золоченой люстре под потолком и в светильниках на стенах, но все равно, после захода солнца тени сгущались в дальних углах, за колоннами, позади трона императора, и в той части помещения, откуда раздался голос.
   Хокой-То расширившимися глазами смотрел в ту сторону, смотрели и Мудрецы, и он -- Куголь Аб. Вдруг яркий свет вспыхнул там, загорелся, и большой шар, подобные которому Аб видел уже в тарийской тюрьме и в пещере Атаятана, поплыл вверх, освещая четверых.
   В высоком юноше, что стоял впереди, с темными волосами, в длинном тарийском одеянии, которое называли они камом, с синей повязкой на лбу, Куголь сразу узнал Вирда-А-Нэйса. За его спиной были трое, двоих из которых Аб тоже видел мельком в своей темнице, когда они появились там, но имен их не знал.
   -- Кто вы такие! И как смеете врываться сюда?! Кто впустил вас?! -- вскричал император, изображая гнев, но в его голосе слышался страх.
   -- Я -- Верховный Тарии! -- сказал Вирд-А-Нэйс, и Куголь от удивления раскрыл рот. "Он стал Верховным?! Победил предавшегося Древнему?! Он Каэ-Мас -- не иначе!" -- А мои спутники -- Советник Эниль, Советник Кодонак и Советник Стойс. Я пришел к тебе, Хокой-То, но вижу -- ты не рад видеть меня?!
   Говоря это, Вирд двигался по направлению к трону, а император хватал ртом воздух, не в силах произнести ни слова.
   -- Я пришел не с пустыми руками, у меня есть дары для тебя.
   -- Ты желаешь подкупить меня, несчастный?! -- смог вымолвить, наконец, Хокой-То.
   -- Нет! Дары останутся у тебя, независимо от того, откажешь ты мне в просьбе или удовлетворишь ее.
   -- Ты ныне Верховный Тарии? -- вмешался Мудрец Ташив, что тоже был изумлен, но лишь немного побледневшее лицо выдало это. -- Как твое имя? Каков твой огонь Создателя?
   -- Я Вирд-А-Нэйс Фаэль! -- отвечал юноша.
   -- Ты бывший раб! -- воскликнул Указующий, припоминая рассказ Куголя.
   -- Я -- Верховный, и я -- Мастер Путей! -- спокойно, не дрогнув ни одним мускулом лица, ответил Вирд.
   -- Что означает это?
   -- Разнообразие Даров и возможность использовать любой Путь Силы. Мой первый подарок тебе, Хокой-То, -- вновь обратился Верховный к императору, -- тарийский свет!
   В его руке родился новый светящийся шар и взмыл под потолок, затем еще три. Когда пять сияющих шаров зависли над залом, в помещении стало светлее чем днем. Император и Мудрецы были поражены. Куголь Аб испытал благоговейный трепет. Тарийский свет завораживал! Какой араец, от раба до императора, станет взирать равнодушно на солнце в руке человека -- светило, которое, разгоняя тьму, служит простому смертному?! А человек, способный создавать подобный свет, заслуживал если не преклонения перед ним и безоговорочного выполнения всех его повелений, то хотя бы того, чтобы его выслушали.
   -- Второй мой подарок -- это эффы. Четыре тысячи эффов без ошейников, что повиновались некогда тебе, я остановил однажды на холмах Доржены, но ныне я возвращаю их тебе. Они будут послушны твоему слову, но убивать людей не станут, даже если ты оденешь им ошейники.
   -- Для чего тогда они?.. -- злобно прошипел император.
   -- Они защитят тебя от связанных с Древним. Их, а также его смаргов, эти эффы будут убивать без пощады, сражаясь до конца, не щадя своих жизней.
   -- Почему я должен верить тебе? Возможно, твои эффы растерзают меня в клочья, едва я приближусь к ним?
   -- Если бы я хотел убить тебя, Хокой-То, -- усмехнулся Вирд-А-Нэйс и взглянул на императора. -- "Такой взгляд никогда не мог бы принадлежать бывшему рабу", -- думал Куголь Аб, -- разве я не сделал бы этого прямо сейчас?
   -- Ты бы не посмел! -- выкрикнул император.
   -- Путь Мастера Огней позволяет создавать не только свет, но и пожирающее пламя, -- тихо и спокойно ответил Верховный, -- Путь Мастера Оружия позволил бы мне отрубить тебе голову за считанные мгновения -- и никакая охрана не помешала бы. Путь Разрушителя дал бы мне возможность сровнять с землею весь твой дворец. Я переместился сюда, используя Путь Мастера Перемещений, и я ушел бы отсюда непойманным и незамеченным. Но у меня нет намерения лишать тебя жизни, и вместо этого я предлагаю третий подарок императору Ары -- мир! Мир между Тарией и Арой. Я не стану нападать на твою страну, я не стану свергать твою власть, пока бодрствует Атаятан-Сионото-Лос и опасность угрожает всему Астамисасу.
   В тронном зале воцарилось молчание. Император побагровел, голова его была опущена, челюсти крепко сжаты, короткая борода взъерошилась, он впился пальцами в подлокотники трона. Хатар Ташив стоял с прямой спиной и высоко поднятым подбородком: Указующий всецело владел собою, как обычно. Остальные Мудрецы не были столь хладнокровны, лица многих из них бледны и испуганы. "Чего ожидать от Верховного Тарии, обладающего такой властью?" -- размышляли они.
   Куголь Аб же чувствовал облегчение от того, что Верховным оказался Вирд-А-Нэйс, а не тот, кто продал огонь своей жизни Атаятану.
   -- Чего же ты хочешь взамен? -- спросил Правый Указующий, заметив, что молчание затянулось, и император не желает держать ответ.
   -- Ты глава Мудрецов? Хатар Ташив? -- спросил Вирд-А-Нэйс.
   -- Да, это я.
   -- То, что я хочу получить взамен, мне не сможет дать светлейший император. Но это есть у Перстов Света. Я преподнес дары ему, и вам у меня тоже есть что предложить. -- И Вирд вновь обратился к Хокой-То:
   -- Достойный император, ты позволишь мне обратиться с просьбой к Мудрецам Чатана?
   После длинной паузы император сказал сквозь зубы, будто выплюнул:
   -- Позволяю! -- Властитель Ары смотрел на Верховного исподлобья, изо всех сил сдерживая свой гнев и желание схватить незваного гостя и тут же казнить его, но Хокой-То понимал, что слова Вирда о его возможностях -- не пустая угроза.
   Верховный, выслушав ответ императора с царственным достоинством, обернулся к Хатару Ташиву и остальным Перстам:
   -- Вы обладаете сокровищем, которое сегодня может послужить не только мне, но и вам самим. У вас есть древние записи, книги и манускрипты. Те, кто предал огонь жизни, а таковые были, увы, и среди нас и среди вас, не преминули воспользоваться знаниями, какими обладали наши праотцы. С помощью этих знаний они смогли пробудить Древнего, а мы с помощью этих же знаний должны отправить его в вечное забвение. Позвольте нашим Пророкам и Толкователям прочесть эти записи, найти там способы борьбы против Древнего.
   Хатар Ташив сделал несколько шагов, подходя к Верховному Тарии. И хотя на лице Указующего не было морщин старости, его седая длинная борода -- символ мудрости, резко отличала Ташива от юного темноволосого Вирда-А-Нэйса. Но взгляд молодого был равно твердым, как и у прожившего очень долгий век Мудреца.
   -- Никогда раньше арайская мудрость не открывалась вам -- тарийцам! Ты пришел взять то, чем вы всегда стремились обладать. Обманом или силой вы пытались завладеть нашими знаниями, но до этих дней вам того не удавалось. Веками Ара противостояла Тарии, сохраняя нетронутыми наши сокровища -- и вот являешься ты, и думаешь, что мы преподнесем тебя все это только за то, что ты Верховный?! Я вижу, ты молод, очень молод. Не юнцу, вроде тебя, решать такие важные дела! Может, ты и одарен более чем кто-либо другой; может, ты и необычайно разумен; может, и способен творить свет или исчезать и появляться, где тебе угодно; но чтобы править, нужно прожить жизнь. Мудрость не дается человеку при рождении, ее копят годами, собирают по крупицам. Сколько лет тебе?
   -- Тому, кто пробудил Древнего -- больше трехсот двадцати лет, и мудрость, собранная им по крупицам за все эти годы, послужила тьме, а не свету, -- ответил Вирд-А-Нэйс, не смутившись и не потеряв самообладание, хотя спутники его нервничали, слушая Ташива, особенно невысокий, безбородый, как и все они, человек с длинными седыми волосами. -- Пророк сказал, что в последние времена юность поведет старость. Среди моих спутников -- Советников из Семи, есть человек, который прожил не меньше тебя на свете, -- юноша обернулся, показывая раскрытой ладонью на того самого мужчину, привлекшего внимание Куголя, седовласый правитель ответил кивком головы, -- Советник Ото Эниль.
   -- Я не сам поставил себя, -- продолжал юноша, -- меня избрали люди не менее мудрые, чем Персты Света. Да, я молод, но что предстоит мне -- сделаю. Я не желаю владеть знаниями Ары с какими-то своими целями, или стремясь заполучить власть над ней. Я ищу ответы. Взамен я даю вам -- чатанским Мудрецам, равноценную возможность воспользоваться знаниями, собранными в библиотеке Академии Силы или даже в библиотеке Семи.
   Мудрецы возбужденно зашептались между собой. "Для них, -- понял Куголь Аб, -- собранные в Городе Семи Огней знания очень ценны и вожделенны". И лишь Хатар Ташив остался невозмутим, говоря:
   -- Ты делаешь то, чего не было раньше.
   -- Ты ошибаешься, Мудрец Ташив. Наши предки пришли из северного города, возведенного ими под куполом. Как мои, так и твои. И шесть тысяч лет назад, когда еще не было ни Ары, ни Тарии, их знания были общими. Укротители, те, кого вы называете создателями эффов, пришли сюда из Города Семи Огней...
   -- Как ты смеешь, тарийский колдун! -- перебил речь Верховного император: гнев в нем пересилил страх, и он вскочил, яростно вращая глазами. -- Как смеешь ты говорить, что арайцы произошли от тарийцев?! Наши корни уходят глубоко в прошлое, славное для нас прошлое! Наши цари завоевывали земли по южную сторону от Хребта Дракона и правили ими еще тогда, когда не было никакого Верховного в Тарии! А ты высказываешься, будто наши предки бежали от ваших!
   -- Я не говорил того, светлейший император, -- юноша обернулся к Хокой-То, -- я говорил не об арайцах, а лишь о тех, кого называют создателями эффов -- о первых Мудрецах.
   -- Это равно оскорбительно для арайцев! -- выкрикнул Мудрец Адав -- Левый Указующий.
   -- Правда не может быть оскорбительна, -- возразил тихим голосом тот, кого Вирд-А-Нэйс назвал Советником Энилем.
   -- Твоя правда в том, что ваши Укротители стали нашими Мудрецами?! -- спросил Хатар Ташив, сдвигая брови.
   -- Моя правда?.. -- Верховный пожал плечами. Он указал на Мудреца Ошарха, которого поставили вместо Кай-Лаха Правым Поддерживающим. -- Среди вас -- Пророк, спросите его. Что видел он о прошлом?
   -- Откуда ты знаешь... кто я? -- прошептал побледневший Ошарх. -- Кто рассказал тебе обо мне?
   -- Мудрец Ошарх? -- Хатар Ташив нахмурился еще больше. Каждый раз он гневался и огорчался, когда слышал -- вначале от пытаемого Кай-Лаха, затем от Куголя Аба, который передавал услышанное и увиденное им в плену -- о том, что не предки Мудрецов создали эффов, а Древний. Первые же Мудрецы только надели на зверей ошейники, заставили их служить тем, у кого Жезл повелений. -- Скажи мне, можешь ты подтвердить эти слова Верховного Тарии?
   Мудрец Ошарх не обладал тем хладнокровием и выдержкой, какой славился Указующий, его лицо посерело, а губы задрожали.
   -- Да... У меня были видения о прошлом... Их называли... Повелевающие псами... Они пришли из... Города Семи Огней... сюда в Ару... стали здесь Мудрецами... Я видел... когда читал Летопись Начала... -- Ему пришлось сказать ту правду, которая не понравилась ни Хатару Ташиву, ни императору Хокой-То.
   Светлейший император вновь опустился на трон, и лицо его было маской сдерживаемой ярости. Остальные Мудрецы качали головами, внимая горьким для них словам прорицателя.
   Харар Ташив стоял неподвижно и глядел задумчиво куда-то за спину Ошарха, пока тот говорил.
   -- Как ты узнал, что Мудрец Ошарх -- Пророк? -- прервал Указующий воцарившееся молчание.
   -- Я знаю, что ты -- Укротитель, еще двое из вас -- Целители, я могу указать их, остальные -- неодаренные. Я вижу Дар -- огонь Создателя внутри вас.
   -- Если ты, Верховный Тарии, видишь все: и прошлое, и будущее, и настоящее, можешь все, даже создавать огонь, то почему ты пришел к нам?! -- говорил Мудрец Адав, ухватившись обеими руками за свою снежно-белую бороду.
   -- Потому что один человек ничего не может! -- печально произнес Вирд, а затем добавил: -- Восставший из вечного сна Атаятан-Сионото-Лос готовит армию из сотен тысяч своих смаргов. Стоящий здесь Куголь Аб может поведать вам о них и описать, как они выглядят: каждый из них силен как несколько крепких мужчин, их оружие превосходит размерами и убойной силой оружие людей. Но кроме них, у Древнего есть его Круги -- Одаренные, ставшие на его сторону: неуязвимые, способные перемещаться, как и я, сражаться, как лучшие воины, исцелять самих себя. Тысячу рабов взял Атаятан для своего насыщения из Ары, и гряда Сиодар не стала ему препятствием. Какие средства против него есть у Ары? Что предпочтем мы -- сражаться между собой, чтобы потом отдать все земли и народы от Северного залива до пустыни Листан тому, кто правил здесь жестокой рукой в древности? Или объединим усилия, чтобы защитить своих людей от него?
   -- Слова тарийского колдуна! -- раздался голос Хокой-То. -- Обманщика, затуманивающего разум! "Сладки их слова, когда входят тебе в уши, но горьки, когда извергают из тебя сердце" -- так говорил мой отец-император о вас -- тарийцах. Он предостерегал меня не верить вам. Вы все лжецы! Тебя ведь не иначе, как послал сам Атаятан-Сионото-Лос, чтобы вкладывать свой обман в мои уши! Разве может человек обладать такой властью, какой обладаешь ты?
   Император встал, спустился с тронного возвышения и подошел к Мудрецу Ошарху.
   -- Пророк? -- обратился он к нему, и тот изменился в лице. -- Ты подтвердил слова тарийского колдуна о прошлом. Но ведь ты прорицатель, и видишь будущее так же?
   -- Я... вижу, иной раз... когда Создатель открывает грядущее мне...
   -- Что видишь ты в будущем об этом человеке? Кто он? -- Хокой-То указал на Вирда-А-Нэйса, и драгоценные камни в перстнях, которыми были унизаны его пальцы, ослепительно сверкнули.
   -- Об этом человеке?.. -- пробормотал испуганный до смерти Мудрец и посмотрел на Верховного. -- Этого человека... я не вижу... и не видел никогда... Не могу его видеть...
   При этих словах лицо Вирда помрачнело.
   -- Но я вижу, -- смелее продолжал Ошарх, -- что Мудрецы Чатана и Советники Тарии вместе изучают летописи. Я также вижу тебя, о, светлейший император Хокой-То, скачущим в бой рядом с королем Мило Вторым...
   -- Не бывать тому! -- прервал его император. -- Ты, Мудрец Ошарх, такой же предатель, как и Кай-Лах или Маизан!
   -- Нет! -- встал перед Хокой-То Хатар Ташив, закрывая собой Ошарха. -- Предателей среди нас больше нет.
   -- Сейчас я и мои спутники уйдем и оставим вас. Я больше не появлюсь в этом зале без твоего приглашения, Хокой-То, -- даю тебе слово Верховного! Но через три дня я с эскортом буду в зале приемов твоего дворца, чтобы узнать о твоем решении и решении Мудрецов. К тому времени эффы будут в Чатане. Ты сможешь убедиться, что они не опасны для людей и будут повиноваться каждому твоему слову. Прикажешь умереть -- умрут. Ты -- Повелитель эффов! Три дня... Внемли гласу мудрости, император! Тария предлагает тебе сделку единожды! И ты знаешь, что у Тарии, даже у одного меня, достаточно могущества, чтобы взять просимое силой!
   Когда стихли произнесенные Вирдом-А-Нэйсом слова, туман окутал всех четверых, и они исчезли.
   Император Хокой-То стоял напротив Мудреца Ташива, и они, словно двое приготовившихся сразиться в поединке противников, глядели друг другу в глаза.
  
   Эрси Диштой
   Когда Эрси очнулся, уже рассвело. Он понял, что лежит не на полу, а на мягкой широкой постели, потолок над ним -- из остроганных бревен, а обстановки комнаты он не может разглядеть за собравшимися здесь людьми. "О, Мастер Судеб!" -- застонал Эрси. Попроси женщину сделать что-нибудь, и она непременно сделает все наоборот! Он сказал Ришке никого не звать -- так она созвала всю деревню! И, кажется, его куда-то перенесли -- в доме вдовы не было такой широкой кровати. Тот самый здоровенный увалень, что встретился ему первым в этом злополучном поселении, стоял прямо перед ним и цвел, как Мицами весной: щеки раскраснелись, губы расплылись в широкой улыбке, обнажая далеко не белоснежные зубы. Тут же находилась и вдова Ришка, а в высоком стройном и широкоплечем парне, с грубоватым, но приятным лицом, Эрси с большим трудом признал исцеленного им Бини, он невольно залюбовался на свою работу. Стоил ли этот деревенский парень такого оттока? Не хотелось этого признавать... -- но ведь стоил, поганец! Вот ведь, какой получился складный, сколько еще девушек поплачут о нем... И взгляд у него вполне осмысленный:, может, он и не дурачок?..
   -- Что ж он не сказал, что Мастер Силы? -- услышал Эрси голоса где-то за спинами стоящих в первом ряду -- там люди еще не заметили, что он открыл глаза.
   -- Если он Мастер, то почему у него волосы короткие? Я слышала, что если Одаренный острижет волосы -- то Сила уйдет.
   -- Так он совсем молодой! У него, наверное, это в первый раз... Дар развернулся...
   Для Эрси теперь каждый раз, как первый. По крайней мере, касательно оттоков. Он нащупал рукой сползший на шею кусок кожаного ремня с завязками на концах -- эта штука хоть немного помогает сохранить зубы целыми и язык не прокушенным. Дар вновь свернулся внутри в тугой узел, совершенно неощутимый. Поначалу он даже думал, что никогда уже не сможет призвать Силу Целителя, но однажды решил попробовать: не Дар заставил его, навязчиво предлагая свои услуги, -- он сам решил! И Эрси смог исцелить того человека, правда, потом отток такой, какого не бывало у него и в юности, когда Сила впервые проявила себя, захлестнул его, истязая до полопавшихся сосудов в глазах, до хруста в костях и пены у рта. Так бывало теперь всякий раз, и поэтому он старался не исцелять... А еще потому, что каждый раз, думая о своем Даре, слышал голос Атаятана: "...сильный и чистый...", и животный ужас овладевал всем его существом. Мог ли Древний теперь его найти? Он сменил имя, и укороченные волосы немного изменили его облик, но Атаятан ведь ищет не по имени и не по внешним приметам... А как?.. Впрочем, и внутри он был сейчас совершенно другим, Годже Ках умер вместе с разорванной связью Круга. Эрси почувствовал острую необходимость немедленно покинуть эту деревню и двигаться дальше.
   -- Господин... Мастер Диштой!.. -- староста обратился к нему только тогда, когда Эрси приподнялся на локте и стал вертеть головой, разглядывая собравшуюся толпу. -- Что ж вы не сказали?.. Мы бы приняли вас, как Мастера Силы! А вы на ночлег просились... будто... бродяга какой... Да если б знал! Я бы свой дом вам предоставил, а сам пошел бы... да хоть к соседу ночевать! Да живите здесь хоть всю жизнь! Мастер Диштой!
   -- Спасибо Вам... спасибо... За сына спасибо... -- плакала вдова Ришка.
   -- Спасибо!.. -- плакал и этот ее сын...
   Со всех сторон слышались возгласы: "Спасибо...", "Благодарствуем!", "Мастер..", "... остаться у нас", "... мы здесь для вас всей деревней... десять пламеней насобирали...", "Останьтесь!", "Моего старика исцелишь?.." Вскоре Эрси уже не мог разобрать слов, он слышал только сплошной гул голосов... Он застонал и схватился рукою за голову. Они что -- собираются добить его своими воплями? Как же хочется есть! Это единственная причина, по которой можно задержаться в этой забытой всеми деревне, но не более, чем на час... Но если они будут продолжать вот так орать всей толпой, то он не выдержит -- сбежит раньше. Только где рюкзак? Там осталась кой-какая еда... Где одеяло?..
   Эрси размышлял над этим, вставая с кровати и расталкивая собравшийся народ. Чьи-то руки тянулись к нему, кто-то пытался что-то ему всучить, кто-то наклонялся к самому его лицу, о чем-то спрашивая. Эрси же хотел одного -- выбраться отсюда; он начинал злиться и нервничать... Как это прекратить?..
   Он стал проталкиваться к выходу из комнаты, но к своему ужасу заметил, что в прихожей тоже полно народу. Зато здесь люди расступились, давая ему пройти, хотя продолжали галдеть, обращаясь к нему все одновременно. Он пропускал мимо ушей сказанные ими слова; впрочем, если бы он и захотел в них вслушаться, то все равно не разобрал бы.
   -- Сколько тебе лет, паренек? -- сиплый голос старика с трясущейся головой, что стоял почти у самой двери, которая вела на улицу, отличался во всеобщем монотонном гудении, и поэтому Эрси понял сказанное.
   -- Да уж больше, чем тебе... -- буркнул он, проходя мимо старика, и эти его слова почему-то подействовали на толпу странным образом -- все одновременно затихли.
   -- Так почему у него волосы не длинные? -- услышал он, минуя дверь, громкий шепот за спиной.
   -- Это Астри Масэнэсс... Он волосы не отпускал никогда! Он и без них может... Точно тебе говорю!..
   Эрси не выдержал и зашелся в смехе; он хохотал, когда покинул, наконец, дом старосты, и хотя на деревенской улице тоже стояли зеваки, жаждущие его видеть, все же здесь ему стало полегче.
   Тем временем староста протискивался сквозь толпу за ним вдогонку, и вот уже фигура здоровяка нависает над Эрси.
   -- Отобедаете, Мастер Диштой? -- Староста указал широкой ладонью на стоящие за домом накрытые прямо на свежем воздухе столы с немудреной едой.
   Эрси сглотнул: отказаться он никак не мог, хотя вполне понимал, что ради удовольствия набить свой живот ему придется терпеть этот гул голосов, отвечать на глупые вопросы и отнекиваться от просьб об исцелении еще кого-нибудь. Но есть очень хочется!.. Поэтому он послушно последовал за громилой-старостой, постоянно сглатывая слюну, наполняющую рот из-за исходящих от блюд ароматов.
   Ришка и ее сын оказались на шаг позади него. Толпа тоже подтянулась, продолжая галдеть, пока, к огромной радости Эрси, староста не повернулся к ним и не заорал во всю луженую глотку:
   -- Тихо вы! Имейте уважение к Мастеру Силы! Не каждый день к вам приезжают такие люди!
   Это возымело эффект -- они, слава Мастеру Судеб, замолчали!
   Эрси посадили во главе длинного стола, что образовывался путем приставления друг ко другу столов покороче, снесенных сюда, наверное, со всех окрестных домов. Он втянул в себя запах жареного гуся, стоящего прямо перед ним на огромном блюде; здесь же дымились вареная кукуруза, бобы, рис и овощи, соусы и подливки. Эрси был почти счастлив. Он поспешно принялся наполнять тарелку, едва сдерживаясь, чтобы не отправлять куски с подносов прямо себе в рот. И лишь приготовившись приступить, наконец, к приятной процедуре поглощения выросшей перед ним на тарелке горы яств, заметил, что другие не едят, а пристально на него смотрят. Эрси зашипел, сглотнул слюну и с упреком уставился на старосту, вопрошая взглядом: "Ну что еще?"
   -- Скажите слова благословения, Мастер Диштой, -- подсказал тот.
   Эрси вздохнул. Надо бы встать, но все эти церемонии ужасно раздражали, и он остался на своем стуле.
   -- Спасибо Мастеру Судеб за пищу, что посылает он, за дары, что дает он людям, за свет мудрости и за огонь жизни! -- Он был предельно лаконичен.
   -- Благодарим тебя, Мастер Судеб, за посланного нам Эрси Диштоя! -- высказалась и вдова Ришка, также не затягивая речь.
   Затем встал староста, поднял деревянный кубок и принялся вещать о великих делах Создателя и почти таких же великих делах Мастера Диштоя. Эрси узнал о себе много нового, особенно о том, какие высокие чувства двигали им, когда он исцелял Бини. Староста не обладал даром красноречия, но желание ораторствовать в нем превосходило даже подобную страсть у Абвэна. Эрси вздыхал, мял скатерть, кусал губы, скрипел зубами, исполнил, барабаня пальцами под столом, три военных марша... "Да, в конце концов, почему я не ем?! Я прошел через такие вещи, что никому и в страшном сне не присниться! Я нарушал такие запреты, что могли сдвинуть основания земли... а тут сижу и терплю косноязычную речь грубого мужика из уважения к эффовым деревенским традициям! Ни искры, ни пламени!" Эрси решительно пододвинул к себе тарелку и в этот же момент староста завершил, наконец, свою длинную речь:
   -- Да горит пламя Мастера Диштоя!
   Его пожелание подхватили все жители, в том числе сбежавшиеся поглазеть детишки, заорал во все горло где-то петух, залаяли собаки. Все, в том числе и Эрси, подняли кубки, а когда он отпил того, что в этом кубке было, то захлебнулся и закашлялся: это совсем не вино -- какая-то огненная дрянь, обжигающая горло...
   "Наконец-то! Можно поесть!"
  
   Когда простая, свежая деревенская еда уютно улеглась в желудке, Эрси почувствовал необычное, несвойственное ему благодушие. Он откинулся на стуле -- у него единственного был стул со спинкой, остальные сидели на лавках или табуретах, -- расслабил брючный ремень и принялся рассматривать жителей Больших Лугов.
   -- Скажите, Мастер Диштой, вы и вправду Астри Масэнэсс? -- Ришка спросила это негромко, но сидящие рядом тут же подхватили ее вопрос и шепотом передали другим по цепочке, и вот уже вся деревня, даже куры с собаками и козами, ожидают его ответа.
   -- Я Эрси Диштой, -- сказал он и, пребывая в хорошем настроении, добавил: -- Астри Масэнесс у вас сейчас Верховный, вернее -- не он, другой Мастер Путей -- Вирд-А-Нэйс Фаэль. Выучите хорошенько это имя, вы его еще не раз услышите!
   На последней фразе Эрси заметил, что язык заплетается -- зря он пил ту гадость из кубка... Шепот, переросший в гудение, а затем в возбужденные возгласы, пронесся по деревне. Эрси пожалел бы, что сказал это, но благодушие пока его не оставляло -- все-таки теплая сытная еда что-то делает с человеком, изменяет его в лучшую сторону.
   Новость о Верховном -- Мастере Путей обсуждалась все более бурно, он заметил, что пока его слова передавались из уст в уста, они обросли невероятными подробностями, а иной раз и вовсе оказывались далекими от первоначального смысла. Он услышал, что Астри Масэнэсс вернулся, свергнул Верховного и разогнал Совет Семи... в чем-то так оно и было. Возникла и другая версия: он -- Эрси Диштой, является Астри Масэнэссом, который стал Верховным и теперь посещает все тарийские селения, чтобы проверить, как ими правят Мастера Силы и Король-Наместник. Староста, сидя рядом с ним, возбужденно доказывал какому-то бородатому мужику с квадратной выдвинутой вперед челюстью, что Верховный Виронас Фаль -- так звучало это имя в его устах, устранил всякую власть, остриг и разогнал всех Мастеров Силы. "На это было бы любопытно посмотреть..." -- думал Эрси. Как ловко эти люди выдумывают невероятные истории! Еще более удивительно, что, едва выдумав такой рассказ, они тут же всем сердцем начинают верить в свою вымышленную историю.
   Галдели и доказывали что-то друг другу и молодые и старые, и даже дети, которые успевали еще и мотаться вокруг столов, разгоняя клянчущих подачки собак и копошащихся кур. Во всеобщем споре не участвовали только он сам, вдова Ришка, ее сын Бини, которые были слишком счастливы для того, чтобы начинать сейчас разбираться, откуда же им это счастье привалило, -- и еще одна молодая особа. Медноволосая стройная девушка с пышной грудью сидела довольно далеко от Эрси, она выделялась из толпы не только ярким цветом волос, но и острым взглядом, статной осанкой и движениями, больше присущими тарийской высокопоставленной даме, нежели деревенской простушке. Эрси то и дело ловил на себе ее взгляд, и, кажется, у него появилась причина задержаться в этой деревне еще на часок-другой... или чуть больше.
   Кто-то приволок лютню, и принялся терзать ее струны с завидным усердием, но не с умением. Зазвучали свирели, и народ принялся петь. Если бы песню, начатую двумя женщинами с довольно приятными голосами, не подхватили, отчаянно фальшивя, все кому не лень, ее можно было бы слушать, а так под нее можно только плясать -- дико плясать, чем и занялись жители Больших Лугов.
   Воспользовавшись этим, Эрси тяжело поднялся со стула и принялся искать взглядом ту девушку. К его облегчению и радости, она уж и сама спешила к нему, шла и соблазнительно улыбалась.
   -- Это же Лолли, -- услышал Эрси справа от себя перешептывание двух кумушек, -- что это на нее сегодня нашло?
   -- Так улыбается, что трудно ее узнать... А походка какая... Ты только глянь! Да где ж она такой срамоте выучилась!
   -- Лолли всегда была девушкой приличной... Нужно найти Повто, и рассказать, что его дочь вытворяет.
   Тем временем Лолли уже оказалась рядом с Эрси. Волна желания накрыла его с головой, и он даже не знал, что так понравилось ему в этой девушке. Единственное, о чем он сейчас думал, это где найти укромное местечко, и как завлечь туда Лолли.
   -- Ты Целитель? -- спросила она так, как спросила бы не девчонка из забытой Мастером Судеб деревеньки, а королева Ливада. Но голос ее был настолько приятным уху и сердцу, что Эрси не обратил на тон внимания. Возбужденные голоса жителей деревни вокруг, шум музыки и фальшивое пение почему-то разом стихли, но это ведь хорошо...
   -- Нет, -- весело ответил он, и игриво подмигнул ей.
   Она с улыбкой глядела прямо в его глаза, и от этого Эрси готов был приняться целовать ее прямо здесь при всех, не обращая внимания на осуждающие взгляды, которые и сейчас были к ним обращены, хотя они лишь разговаривали... пока. Если она продолжит так на него смотреть, то он попросту увлечет ее в дом старосты и закроется там изнутри... и пусть хоть штурмом берут!..
   Взгляд девушки изменился, он стал более сосредоточенным, она нахмурилась и медленно, выделяя каждое слово, произнесла:
   -- Это не ты исцелил... Ты не смог бы!
   Эрси рассмеялся. "Да какая разница! Лишь бы ты не оказалась слишком приличной девушкой, как о тебе говорят" -- думал он.
   -- Где тот, кто исцелил? -- строго спросила она, требуя немедленного ответа. -- "Королева Ливада -- не иначе!"
   -- На забивай свою хорошенькую головку глупостями, Лолли... Тебя же зовут Лолли, не так ли?
   Она не ответила: похоже, красотка Лолли серьезно разочарована и сердится. Девушка окинула взглядом толпу веселящегося народа, будто бы выискивая кого-то. Затем снова посмотрела в глаза Эрси и прошептала:
   -- Ты не тот, кто мне нужен...
   После этих слов Лолли часто заморгала, согнулась, с шумом выдохнула и, вновь выпрямившись, смотрела на Эрси совсем другими глазами. Изменилось ее лицо, ссутулились плечи, грудь уже не казалась такой пышной, а волосы такими яркими. Но больше всего перемен во взгляде -- будто бы та уверенная и соблазнительная красавица Лолли исчезла, а на ее месте появилась ее сестра-близнец -- застенчивая простушка. Вновь шум и гам веселящейся деревни хлынули в уши, заставляя поморщиться. Почему они вдруг сделали такой странный перерыв: перестали играть и галдеть, а затем, внезапно, вновь принялись с удвоенной силой?
   Эрси вдруг понял, что совсем ее не хочет. Неужели это он думал мгновение назад, как им уединиться в доме старосты? Девушка слишком юная, слишком высокая для него, и не так уж она красива -- у нее широкий рот и далеко посажены глаза, бедра узкие, а плечи почти как у юноши. Она недоуменно озиралась по сторонам.
   -- Простите... Мастер Диштой... -- Эрси насторожился -- голос Лолли тоже звучал совершенно по-иному. Если бы он сам не был свидетелем тому, что эти слова, как и предыдущие, исходили из одних и тех же уст, он бы ни за что не поверил, будто говорит один и тот же человек. Лолли теперь говорила не сладко, мягко и гортанно, а как-то низко и сипло.
   За долгие годы своей врачебной практики Эрси... тогда еще Годже Ках, иногда встречал людей, которые думали, будто в них живут не одна, а две души, принадлежащие совершенно разным людям. Но и они не могли вот так меняться, прямо на глазах: голос, жесты и мимика, даже, казалось, пропорции тела и черты лица.
   Хорошее и благодушное его настроение улетучилось, как дым. Лолли еще мямлила что-то несвязное, совершенно не соответствующее ни по тону, ни по смыслу, ее словам в начале беседы. Теперь Эрси задумался над ними: "Это не ты исцелил... Ты бы не смог! Где тот, кто исцелил? Ты не тот, кто мне нужен..." Почему она сделала такие выводы? Почему деревенская девчонка вообще задает такие вопросы?! Может, она тоже Одаренная, какая-нибудь Видящая? Но чем больше Эрси размышлял над этим, тем меньше ему хотелось узнать ответы. Какая разница? Пусть она хоть еще один Мастер Путей, а Эрси нужно уходить.
   Лолли окончательно стушевалась, раскраснелась и, в конце концов, сбежала от Эрси, к его огромному облегчению. Он нашел взглядом в толпе вдову Ришку, быстрым шагом направился к ней, по пути грубо оттолкнув селянина, подбежавшего с наполненной чашей в руках и широкой улыбкой на устах. Нужно забрать свои вещи из ее дома, пополнить немного запасы, уточнить дорогу и двигать дальше. Немедленно!
   Он почему-то вспомнил об Атаятане. "Он меня не найдет! Не найдет! -- твердил Эрси сам себе. -- Если я не стану останавливаться -- не найдет!.."
  
  
   Глава 7
   Гнев
  
   Элий Итар
   Гнев переполнял, гнев поднимался огненной бурей из глубины сердца, переплетался с Даром и черпал в нем силу. Гнев подпитывали черные нити, соединенные с Атаятаном-Сионато-Лосом. Элий гневался всегда, гнев руководил им, гнев был его огнем, Элий Итар сам был гневом.
   Он тот человек, чей Дар полностью соответствует его характеру. Только гнев может разрушать по-настоящему, только гнев может убивать честно. Только гнев делает его живым.
   Все в этом мире несправедливо. И Элий испытывал это на себе с самого детства. Он гневался на своего отца, которого так ни разу и не увидел. Тот был, по утверждению матери, Одаренным. Соблазнил и оставил обычную провинциальную девушку, не отличавшуюся ни особой красотой, ни умом. И за это Элий гневался и на свою мать: будь она чуточку умнее, чуточку красивее, он бы родился в браке, в обеспеченной семье Мастера Силы, и ему бы не тыкали всю юность в глаза незаконное происхождение. На нее он гневался больше всего. Асия Итар -- ее фамилию он носил, не отца, -- была не только матерью Элия, но и матерью его гнева. Она вскормила его гнев так же, как и его самого. Она считала Элия ошибкой судьбы, ничтожеством, которому сделала огромный подарок -- жизнь. И за этот подарок он должен расплачиваться с нею вечно. Элий мало того что был плодом ее глупой несчастной любви, так еще и имел увечье: он хромал, его колено было выгнуто неестественным образом. Когда он шел рядом с матерью, припадая на больную левую ногу, мальчишки бросали в него камни и кричали "Калека!", старики же говорили: "Наказание Мастера Судеб за блуд!" Пока он рос, она проклинала его каждый день. Как только она ни называла его: бездарным отродьем, проклятием, смаргом, бурьяном, что вырос в ее поле и забил собою все хорошее, что могло там произрастать... лишь ласковых материнских слов он не слышал от нее... пока не развернулся Дар...
   Когда Элий впервые почувствовал внутри этот огонь, ему было семнадцать лет, он был отвергаем всеми -- ровесниками, старшими, младшими... Он был одиноким, до боли, до слез, до волчьего воя -- одиноким!.. И тогда в нем проснулся Дар, а вместе с Даром гнев вошел в полную силу. Гнев стал его другом, братом и отцом, которых никогда у него не было. И сейчас с Элием его гнев. Все изменилось тогда: те, кто гнал его, стали подобострастно искать его общества, те, кто смеялся над ним, объявили себя его лучшими друзьями, но он уже не нуждался в друзьях, ни в ком не нуждался! Асия, которая прятала его от людских глаз, стеснялась появиться вместе с ним на улице, вдруг стала необычайно горда сыном -- Одаренный! Ни искры... ни пламени!.. "У меня Одаренный сын, -- говорила она. -- Сын, что станет Мастером Силы и отвезет меня в Город Семи Огней!"
   Ногу Элия исцелили, как только он поступил в Академию Силы, но увечье в его душе уже никто не в силах был исцелить. Его гнев, направленный на разрушение, сделал его настоящим Мастером задолго до того, как ему повязали д'каж. Спасибо матери! Спасибо за гнев! Элию сейчас было семьдесят четыре года, его мать давно превратилась в сморщенную уродливую старуху и покинула этот мир. Умерла в одиночестве, как и заслуживала! Но Элий, когда думал о ней, видел молодую сильную женщину, перегнувшую через колено и хлещущую попавшей под руку хворостиной орущего мальчика-калеку только за то, что он родился.
   Элий уже не был одинок -- гнев всегда с ним. Он не подводил его не разу, он не потух, не истерся, не убавил своего пожирающего пламени за долгие годы сытой жизни Мастера Силы, уважаемого гражданина Города Семи Огней, бойца Золотого Корпуса. Элий гневался на ректора Исму, который всегда говорил, что Дар его пылает слишком ярко, что если он будет разрушать так рьяно, то разрушит самого себя. Элий гневался на Кодонака, который пытался научить его управлять Силой и заодно -- гневом. Элий гневался на Эбана, который всегда завидовал его Силе. Эбан мечтал стать лучшим, самым опасным Разрушителем в истории Тарии, за свою мечту Эбан презрел честь, поступился клятвой, предал Кодонака. Эбан обладал амбициями, жаждой силы и могущества, он был изворотлив и жесток, он ни перед чем не остановился бы, но гнева -- истинной души Разрушителя -- у него не было! Он добился ненадолго своего, связав с собою десятерых Мастеров Стихий, которые сейчас только опомнились после удара, обрушившегося на них, когда была разорвана связь Эбана с Древним. Но разве у Митана Эбана была такая мать, подарившая ему гнев?
   Сам Элий согласился участвовать в делах Эбана лишь потому, что гнев его был превыше всего. Гнев на сытую, довольную, потерявшую всякую осторожность Тарию с ее Советами, Королем-Наместником, с ее мирными Мастерами, чьи головы были забиты Кружевными мостами, стихами и книгами; Мастерами, которые вздрагивали, когда в комнату входил Кодонак с мечом у правого бедра. Тария, как растолстевшая не в меру купчиха, стала неповоротливой, потеряла остроту ума, предавалась излишествам и удовольствиям, оторвав от мира огромные наделы земель; настолько огромные, что она не успевала ни обрабатывать их, ни населять, а если и населяла, то не ведала, что творится на окраинах. Город Семи Огней, собравший под крыло всех Одаренных, был истинно их городом -- лишь их, и больше ничьим! Мастера Силы твердили, что живут, служа народу Тарии, обычным людям, но они служили только себе. Для себя строили прекрасные дома и дворцы, для себя насаждали сады, сами себе толковали пророчества, для защиты драгоценных Одаренных создали Золотой Корпус. Если каких Мастеров Силы и отправляли в провинции в качестве городских Советников, то лишь провинившихся, самых слабых или тех, кого было слишком много: например, погодников. Элий гневался на то, что именно Верховный -- Правитель Тарии решился разбудить Древнего, врага всего человеческого рода, врага неодаренных в большей степени, чем Одаренных. Такую службу сослужили народу Тарии ее драгоценные правители -- наимудрейшие!
   Еще больше гневался Элий на Кодонака -- Мастер Стратег десять лет не видел, что творится под носом! Элий никогда не согласился бы стать на сторону Эбана и Атосааля, если бы не слепота Кодонака. Как мог он -- защитник и первый рыцарь Тарии -- проморгать ТАКОЕ?! Гнев дает право убить честно, и если Элий встретит Кодонака в бою, то убьет без сожаления, несмотря на то, что тот один раз спас его... Элий произнес свидетельство на суде, он говорил ложь, но его глаза сказали тогда правду, и Кодонак должен был услышать ее: "Ты недостоин, потому что не заметил, как обвели вокруг пальца и тебя, и Золотой Корпус, и всю страну! Ты виновен, потому что несешь ответственность за Тарию! А ты закрыл на все глаза! Ты виновен, потому что глух и слеп! Ты виновен!"
   Элий гневался и на сегодняшних своих соратников. На Атосааля, который любой ценой жаждал продлить свое жалкое существование. На Абвэна, который был трусом до мозга костей, боялся и потому примкнул к сильному, к непобедимому. На Маизана, в устах которого слишком часто звучало имя Создателя, тогда как сердце его полностью под властью тьмы. На Айлид, что теперь играет день и ночь для утехи Атаятана-Сионото-Лоса. Хотела вечной жизни, неуязвимого, не знающего старости и усталости тела, яркости Дара и места среди самых великих? И получила сполна! Элий не завидовал участи той, кто была так близко от существа, противного самой жизни -- не человека, несмотря на облик, прекраснее чем у любого из живущих! Гневался он на новых, кто вошел в Первый Круг -- на Алкаса Титоя, долговязого белобрысого Мастера Полей, на Ужвина Хайшо -- круглолицего флегматичного Целителя Созидателя, который и рядом не стоял с Кахом.
   Элий гневался на Атаятана, потому что не понимал его. Чего хочет Древний? Почему он не разрушил Город Семи Огней? Об этом часе Элий мечтал! Когда падет сердце Тарии, обратятся в прах Кружевной мост, Пятилистник с Академией Силы в центре, Здание Совета, Дворец и Башни Огней, Дворец Короля-Наместника... все эти великие строения, радующие глаз Одаренных, возводимые ими для своего удовлетворения, тогда как тысячи простых людей жили в жалких лачугах, а то и вовсе без крыши над головой... Элий хотел видеть смерть разжиревшей Тарии! А что дальше?.. Разве это дело Разрушителя -- думать о последствиях?
   Элий, как и остальные связанные с Атаятаном, сидели без дела в мрачном захолустном, покинутом давно хозяевами северном замке Айтш. Когда-то здесь кипела жизнь, но прошло время -- и люди ушли на юг, где климат был лучше, а поля -- плодороднее. Ушел с ними и их лорд, построив себе другой замок, благо, что лорд тот был Одаренным Строителем. Было это тысячу, а может, и больше лет назад, когда еще Одаренные могли владеть землей. Сюда, оставив Город Огней, переместился теперь Эбонадо Атосааль и остальные. Атаятан появился двумя днями позже во главе войска уродливых смаргов.
   Древний улыбался, когда Атосааль докладывал ему о произошедшем в столице, он улыбался, когда ему сказали о погибших из Первого Круга, хотя... он должен был сам почувствовать, -- смерть связанных с тобой чувствуешь... Он улыбался, когда выбрал Хайшо и Титоя для замены Каха и Майстана. Каху каким-то образом удалось разорвать связь и сбежать, но Атаятан его непременно найдет! Несмотря на то, что красивое до безумия лицо Древнего не менялось, и улыбка не сходила с его губ, о чем бы ни шла речь, -- когда говорили о Кахе, Элий видел в бесцветных глазах Атаятана отблеск своего старого доброго друга -- гнева! Древний гневался на Каха, а значит, найдет Целителя, где бы тот ни прятался!
   Элий Итар не боялся пробужденного. Гнев заполнял все естество Элия, и для страха места не нашлось. Он единственный, кто не боялся. И Атаятан-Сионото-Лос знал это. Едва увидев Элия, Древний указал на него со словами:
   -- Ты человек, в котором нет страха! И твой Дар силен! Ты останешься в Круге!
   Элий гневался на самого себя... Почему? Он не знал. А если и знал, то не станет ворошить утопленное в океане гнева, не станет...
   Мастера Третьих и ниже Кругов суетились, как простые слуги: рубили дрова и растапливали камины, чтобы старшие могли согреться в стенах этого покинутого и остывшего замка, варили еду, и ее ароматом наполнялись пустующие коридоры. Древнему и его смаргам такая пища не нужна, они насытились надолго, теперь могут, по утверждению Пророка Атосааля, не есть больше года. Но людям необходимо питаться. Хотя... Людям ли? Остались ли они людьми? Холода сейчас Элий почти не чувствовал, даже без горящих каминов, и голод его совсем не донимал, а когда он ел, то особо не наслаждался вкусом. Все было так, будто он делал то, что уже ему и не к чему... Тело Элия изменилось после вступления в Первый Круг, а еще больше после того, как Атаятан-Сионото-Лос закончил свое первое насыщение. Элий был теперь неуязвим. Он изменился и снаружи и внутри настолько, что из всего привычного, с ним остался лишь его гнев... Гнев Атаятан не смог выдавить своими узами... а может, не хотел... В Элие Итаре -- душа Разрушителя, гнев -- часть... нет -- воплощение его души. Его Дар силен настолько, насколько силен его гнев...
  
   -- Пойдем, Итар, Он призывает нас! -- позвал его Титой, проходящий через полупустой зал, где собирались обедать Первый и Второй Круги.
   Элий заметил подтянувшихся Хайшо с Маизаном; Авбэн и Атосааль были уже у выхода. Любой из них мог бы и переместиться в то помещение, что выбрал себе Атаятан-Сионото-Лос, но никто не спешил на встречу к нему. Каждый, кроме Элия, боится его, испытывает животный ужас в его присутствии, Динорада же неотлучно при Древнем.
   Угрюмой шеренгой они пересекли коридор и стали спускаться по лестнице.
   Этот зал был больше всех остальных в заброшенном замке, и с самыми высокими потолками, за что Древний и выбрал помещение. Он восседал на настоящем троне. Элий не знал, где удалось добыть подобный Атосаалю, но украшенный золотом, драгоценными камнями и резной костью огромный трон был настолько же великолепен, насколько и неуместен в этом сером мрачном зале, лишенном всякой другой мебели и занавесей на окнах; с паутиной в углах и полом, покрытым слоем грязи.
   -- Я назову вас! -- сказал-пропел Атаятан, как всегда, улыбаясь, когда Первый Круг собрался у его трона, склонив головы и не смея заглядывать в бесцветные глаза. -- Я дам вам новые имена! Вы, приняв их, станете служить лучше!
   Древний встал с трона и подошел к Ужвину Хайшо, поднял его начинающий заплывать жиром подбородок острым ногтем-кинжалом и заглянул в глаза. Ноги Хайшо подкосились от страха, отчего он неестественно изогнулся, но удержал равновесие -- иначе рисковал бы повиснуть на ногте Атаятана, как на крюке.
   -- Ты -- второй. Первый был лучше тебя. -- Древний говорит о Кахе. -- И хитрее. Но он не знает, что уйти от меня можно лишь умерев. Ты же не уйдешь никогда, для этого тебе не хватит силы духа. Ты хочешь найти защиту, мир и покой под моим крылом. Ты думаешь, что я -- самый могущественный под этим солнцем, могу тебе это дать. Ты прав, я могу. Но хочу ли? Нужен ли мне мир? Нужен ли мне покой? Я и так спал шесть тысяч лет. Для меня это не так много, но и не так мало. Люди обхитрили меня, и больше я этого не допущу. Теперь у меня война с ними! Со всеми, кто не желает примкнуть ко мне! Будешь ли ты воевать?
   -- Да... -- поспешно прохрипел Хайшо.
   -- Да?.. Нет!
   В полном, легко краснеющем лице Хайшо, сейчас не было ни кровинки, оно выглядело, как восковая маска или... как лицо мертвеца.
   -- Ты никогда не станешь воином, но ты можешь делать оружие. Твоя Сила поможет мне создавать новых смаргов, что будут воевать вместо тебя. Тебе не сравниться с Первым, но за неимением лучшего я принял тебя. Какое ты желаешь получить имя?
   По безумно вращающимся глазам Хайшо, Элий понял, что сейчас тот произнесет какую-нибудь несусветную глупость, и действительно -- произнес:
   -- Дающий жизнь...
   -- Жизнь? -- усмехнулся Атаятан. -- Уверен ли ты, то в моих смаргах есть жизнь? Уверен ли ты, что ты способен теперь дать жизнь? Жизнь для тебя теперь так же недоступна, как и смерть. Ты вырван из их борьбы в мои объятья. Ты -- кузнец моих мечей, ты -- творящий разящее оружие, но не более. И имя тебе -- Потфар: Кузнец войны. Принимаешь это имя?
   На этих словах Атаятан, наконец, отпустил его подбородок, и Хайшо отпрянул обвисшим мешком и выдохнул:
   -- Принимаю...
   Следующим был Алкас Титой, Древний начал с новичков в Первом Круге.
   -- В тебе есть нечто... Нечто, что нравится мне. Жажда крови. Как знакомо это...
   "Жажда крови в мирном Мастере Полей Титое?" -- удивился Элий.
   -- Ненасытный охотник -- Оторлак. Твоя рука будет отнимать жизни, не зная покоя. Ты убьешь многих, очень многих. Ты мой убийца на привязи. Мой пес и охотник. Примешь имя?
   -- Да! -- ответил вновь нареченный Титой-Оторлак, он тоже боялся, но держался не в пример лучше Хайшо.
   Араец Идай Маизан пал ниц перед Атаятаном, когда тот приблизился, и Элий не знал, понравилось ли это Древнему или нет. Возвышавшееся над распластанным человеком существо произнесло:
   -- Ты верен и полезен. Я нарекаю тебя Пантэс --.Угождающий.
   -- Принимаю имя! -- подобострастно пролепетал Маизан в пол. Он еще долго не вставал, даже когда Атаятан перешел к Карею Абвэну.
   Если бы Элий давал имена, то назвал бы Абвэна Дрожащим. В этом человеке страх такой непреодолимой силы, что заставил его предать саму жизнь, лишь бы оградить себя от неизвестности этого мира, возможности потерять то, что он имел, а имел он много -- красоту, Дар, место под солнцем, связи, имя...
   -- У тебя была мечта, но не было силы. -- Атаятан обратился к нему тем же тоном и в той же манере, что и к остальным, но Элий почувствовал в его словах некое снисхождение к этому трусу. -- Я могу дать тебе то, чего ты жаждешь. Но не потому, что хочу сделать тебе приятное, а потому, что всякий мудрый воин пользуется различным оружием, затачивает его и улучшает. Вы -- мое оружие. Ты же будешь разить не мечом, но словами. А слова -- острее клинка. Твое имя тебе понравится: Арташанэй -- Увлекающий словом, шепчущий во тьме..
   Абвэну действительно понравилось имя, и свое: "Принимаю", -- он произнес с улыбкой, а затем повторил, смакуя на губах: "Арташанэй", -- его голос при этом был почти таким же приятным, как и у самого Атаятана.
   Динорада Айлид была облачена в почти прозрачное платье, однако золота на ней столько, что аппетитные округлости полностью скрыты под ним. Но будь она сейчас даже совершенно обнажена -- Элий не воспринимал ее как женщину. Казалось, что, проведя столько времени рядом с Атаятаном, Айлид потеряла остатки своей человеческой сущности. Хотя, ужас в ней еще жил. Она и раньше была красивой, а сейчас эта красота стала совершенной, но взгляд -- настолько затравленный, когда она смотрит на Древнего, и такой ненавидящий в отношении всех остальных, что Элия от нее воротит. Он знал Динораду раньше, они были с ней одного возраста и часто виделись в обществе Мастеров Силы. Алчная и холодная, как змея. От таких как она Элию всегда хотелось очистить эту землю... Она держала серебряную флейту: Динорада теперь не выпускает инструмент из рук. Почти в любое время, проходя мимо зала, где на троне восседал Атаятан-Сионото-Лос, можно было услышать отголоски печальной песни флейты Айлид. "Когда она ест? Когда спит?" -- подумал почему-то Элий. Впрочем, может ей и не нужны теперь еда и сон?
   -- Твое имя -- Иниханта: Серебряная флейта. Ты будешь играть для меня сотни и тысячи лет. -- При этих словах он провел ногтем по ее щеке с нежностью, а из глаз Динорады, поблескивая на заглядывающем в незанавешенные окна солнце, закапали слезы. Элий даже почувствовал жалость к ней. Его гнев предпочел бы убить, а не мучать эту женщину.
   -- Если, конечно, твоя музыка не наскучит мне, -- добавил Атаятан, и это звучало еще более зловеще, чем слова о бесконечном музицировании в его присутствии.
   -- Принимаю имя... -- услышал он обреченный шепот Динорады.
   Элий думал, что Эбонадо Атосааль, как старший из них, будет последним, кому Атаятан даст имя, но, похоже, последним будет он сам.
   -- Ты разочаровал меня, Маленький Пророк, -- сказал Древний, подцепив ногтем длинные, до пола, совершенно белые волосы Атосааля и любуясь, как они, соскальзывая, закрывающимся веером возвращаются к исходному положению, -- где дворец, что ты обещал построить? Может быть, это место ты считаешь достойным меня?
   -- Нет, -- залепетал бывший Верховный, -- это место -- лишь временное убежище...
   -- Кто помешал тебе исполнить мое повеление?
   -- Годже Ках... Он выкрал Архитектора и передал его восставшим.
   -- Годже Ках... Целитель с чистым даром... Упустив его, ты разочаровал меня еще сильнее. Он нужен был мне больше, нежели дворец. Как мог такой человек, как ты, совершить столь грубую ошибку? Ты ведь был у них правителем, не так ли?
   Эбонадо только кивнул, судорожно сглатывая.
   -- Это говорит о глупости людей, живущих сегодня. Почему тебя избрали в правители, Маленький Пророк?
   У правителя, потерявшего свой Скипетр Силы, слов не было, и Атаятан продолжал:
   -- Но ведь это ты -- тот, кто пробудил меня. Ты рискнул и выиграл. Тяжелым трудом ты заработал себе место в моем Первом Круге, и имя. Мне не нужна твоя смерть. Но не думай, что она теперь тебе уже не страшна. Ты живешь, пока я бодрствую, и это делает тебя самым преданным мне слугою... и самым опасным моим врагом. Пока самым опасным. Твое имя -- Эльфил.
   -- Что означает оно? -- мертвым голосом спросил Атосааль. Язык, используемый Атаятаном-Сионото-Лосом, был неизвестен даже Мастеру Пророку, прожившему больше трехсот лет и имеющему доступ к лучшим библиотекам этого мира.
   Древний рассмеялся:
   -- Ты не знаешь, что означает мое имя, хотя безумно жаждешь узнать. Теперь ты еще и не знаешь, что означает твое имя. Ищи!
   Смысла в этих словах Элий не нашел, но Атосааль, по-видимому, смысл этот понял: он побледнел еще больше, даже его губы стали одного цвета с лицом, и он казался безротым призраком со своими длинными, до самых пят, распущенными седыми волосами...
   -- Принимаешь имя, не зная его значения? Рискнешь еще раз? Как ты рискнул однажды, пробуждая меня? Ты ведь Пророк, и должен знать, что такое: принять имя.
   Атосааль стоял неподвижно -- он боролся с самим собой, но иного выхода, как принять это неизвестное имя, у него не было, и он обреченно произнес:
   -- Принимаю...
   Пришла очередь Элия, и он без страха, высоко задрав голову, взглянул в бесцветные, с кровавой бездной вместо зрачков, глаза. Атаятан, как всегда, улыбался.
   -- Сын хаоса. Ты не боишься меня. Ты замерший во льдах и сгоревший в огне. Я не могу дать тебе имя, потому что ты уже назван, ты уже принял свое имя. Давно... очень давно... для человека, конечно. И ты знаешь его.
   Элий смутно догадывался, о чем говорит Древний.
   -- Твое имя -- Варталас: Гнев! Не так ли?
   -- Да, -- ответил Элий, не отводя взгляда, -- это мое имя!
  
  
   Глава 8
   Сделка
  
   Итин Этаналь
   Итин не узнавал сам себя. Да и перестал уж было об этом задумываться. Таким, признаться честно, он себе нравился гораздо больше: веселым, смелым, решительным, имеющим настоящих друзей... и ничего, что среди его друзей в основном боевые Одаренные. А если вспомнить, при каких обстоятельствах они познакомились, так у любого мирного Мастера и вовсе волосы встанут дыбом. Мах и Шос, Тико и Тоше, а также Марил подловили его когда-то в подворотне и хотели устроить ему погребение прямо на улице Города Семи Огней. А сейчас ни дня не проходит, чтобы они не веселились вместе в какой-либо забегаловке, где разливали выпивку, которую Итин и нюхать-то с трудом мог, не то что пить, и пели песни, от которых покраснели бы и Хабар с Эй-Га. Это не означало, что Итин вдруг заделался гулякой и выпивохой -- просто теперь он, как и большинство прочих Мастеров Силы, по особому указанию Верховного переехал жить в Здание Совета, а туда не приведешь в гости шумную компанию: строгие старшие Мастера, у многих из которых есть семьи, сразу начнут жаловаться на шум поздней ночью. А подобные таверны открыты все время, и вряд ли, как утверждал Шос, Древний с его приспешниками станет разыскивать в таких местах Одаренных.
   Сегодня они весь вечер провели всемером. Когда-то их компания насчитывала двенадцать человек, то теперь Элинаэль -- Советник Кисам, Иссима и Эдрал больше времени проводят с ней, нежели с ними, а Вирд так и вовсе -- Верховный... только подумать... И Лючин, девушку, которая поначалу была с ними неразлучна, теперь редко можно было увидеть. Хабар из-за этого очень страдал. Поговаривали, что лучницу встречали в обществе высоченного, широкоплечего рыжего кутийца... А от этого Хабар и вовсе норовил напиться с горя.
   Но Итину незачем жаловаться! В простой мужской компании, где не нужно следить ни за манерами, ни за языком, -- оно даже веселей. Все парни-студенты: Мах, Шос, Тико, Тоше, Марил и Хабар, были теперь закреплены за Золотым Корпусом и, к своему огромному счастью, тренировались больше там, чем учились в Академии Силы. Они готовились к войне, как и вся Тария. Но этот вечер -- пока еще мирный -- всецело принадлежит им. "Мы, Одаренные, долго кажемся молодыми, -- говорил когда-то Итину его учитель в Академии Силы Мастер Хартей, -- но недолго ими остаемся. Веселись, пока горяча кровь". Сдержанный с юности Итин раньше не понимал его мудрости, а теперь вот -- последовал совету Мастера.
   -- Мастер Драг нас загонял совсем, -- жаловался Мах, потирая кисть правой руки.
   -- Тренируй и закаляй тело -- и легче будет справиться с любым оттоком, а слабого отлив убьет сразу, -- поучительным тоном, повторяя высказывание кого-то из своих учителей, говорит Марил.
   -- Да... -- кивает Мах, -- но нельзя же так... без передышки. У меня все тело болит!
   -- Хочешь назад в Академию, протирать штаны на занятиях по философии? -- смеется Шос.
   -- Да упаси меня Мастер Судеб! -- делает круглые глаза Мах.
   -- Мы с Тико тоже едва ноги передвигаем после занятий, -- признался Шос. -- Но все равно -- это лучше, чем та скукотища, что царит в Академии. Нам еще повезло, а то сидели бы там еще несколько лет безвылазно. А так есть шанс умереть на войне.
   -- "Пал смертью героя в битве кровавой, с собою и юность врага прихватив, отправившись с братьями в смерти объятья", -- задумчиво процитировал Марил строки из баллады, превращая неудачную шутку Шоса в повод для печальных размышлений.
   И они замолчали, но ненадолго:
   -- Хабар! -- воскликнул Мах, отодвигая бутыль с вином от парня. -- Ты что? Ты так до дому сам не дойдешь! А нам завтра вставать спозаранку!
   Хабар сегодня пребывал в особо расстроенных чувствах. Он налегал на выпивку и уже опустошил третий или четвертый кубок.
   -- А я вот что скажу... -- начал он, нечетко выговаривая слова, -- лучше бы все было по-прежнему! И Лючин была бы с нами... а не ... где-то... где-то... Я ее вообще сейчас... не вижу... Она загордилась!
   -- Разве Лючин не тренируется с вами? -- поинтересовался Итин, который не очень-то разбирался, как у них там в Золотом Корпусе все устроено.
   -- Нет, -- ответил Марил, -- она же Лучница; ее определили к Мастеру Маштиме.
   -- К тому из них, который женщина, -- уточнил, ухмыляясь, Мах.
   -- Но Хабар не только из-за этого волком воет, -- подключился к беседе Шос, -- ему сегодня опять кто-то рассказал, что Лючин видели с кутийцем.
   Товарищи накинулись на Хабара, вынуждая его прекратить упиваться вином и сокрушаться по Лючин.
   Итин же задумался об Иссиме: они проводили так много времени вместе, но сблизиться так и не сумели. После произошедшего с Кахом, узнав о преступлении Эбонадо Атосааля, девушка полностью закрылась в себе, ее огорчил поступок деда, что неудивительно. Но еще больше, как показалось Итину, она огорчилась, узнав о чувствах Вирда к Элинаэль. В последнее время она мало общалась с кем бы то ни было, кроме той же Элинаэль и Эдрал. А что оставалось Итину? Лишь вздыхать и сожалеть, что не воспользовался возможностями, робел перед ней и тянул с признаниями? Или напиться, как Хабар?
   Виновница бед последнего неожиданно нарисовалась в дверном проеме таверны. Приличным девушкам без сопровождения в подобном заведении следовало опасаться приставаний и грубостей, но Лючин могла кому угодно надавать по рукам, а если потребуется, то и проучить, прибегнув к более суровым методам.
   Одета она была, как обычно: в костюм, что больше подошел бы не хрупкой симпатичной девушке, а парню-студенту из Академии Воинств. Скользнув черными насмешливыми глазами по наполнявшему зал народу, она сразу же заметила их компанию и, не раздумывая, направилась к ним.
   -- Доброго вечера! Пьете? -- сказала она, отодвигая стул, присаживаясь и закидывая ногу за ногу.
   -- Да успеешь тут за Хабаром! -- ответил ей Шос.
   Хабар зыркнул мутным и сердитым взглядом исподлобья и снова потянулся к бутыли, но Мах тут передвинул ее в зону недосягаемости.
   -- А что ты без рыжего? -- решил тогда спросить огорченный выпивоха.
   -- Без Ого? -- засмеялась Лючин. -- А зачем мне его сюда приводить? Чтобы вы его прирезали? Вас тут четверо Одаренных Мастеров Меча, и еще двое Разрушителей. А у Ого горячая кутийская кровь. Я же не растеряла последние мозги, чтобы сталкивать вас лбами.
   -- А с чего ты решила, что мы будем с ним драться? -- удивился Мах. -- Да мы бы не стали его трогать!
   -- А я бы стал! -- сразу подключился Хабар: ему, молчаливому и сдержанному обычно, вино развязало язык и придало пьяной отваги.
   Лючин красноречиво указала на него раскрытой ладонью:
   -- Видите! А что я говорила?!
   -- Веди сюда своего кутийца! -- громыхнул кулаком по столу Хабар. Итин даже вздрогнул от неожиданности. Парень хоть и был очень низок ростом, но в плечах он шире любого из здесь сидящих, а ручищи у него -- как у кузнеца. -- Я не буду брать в руки меч! Буду драться с ним без помощи Дара!
   -- Хабар! -- наклонилась к нему Лючин. -- Зачем тебе с ним драться? Проспись вначале!
   -- Лючин! -- вдруг захныкал Хабар. -- Я же тебя люблю... Понимаешь? Люблю!
   Нет... все-таки Итин не станет напиваться из-за Иссимы -- не хочет он выглядеть всеобщим посмешищем. А Хабара жаль...
   Вдруг у Тико, который сидел лицом к двери, округлились глаза, и Итин, обернувшись, понял почему: на голове вновь вошедшего в таверну высоченного парня пылали ярким пламенем огненные волосы. Приглядевшись, Итин отбросил сомнения -- это Ого. Он даже не стал искать их компанию глазами, и от двери направился прямиком к их столу, будто бы они здесь были единственными посетителями.
   -- Доброго вам вечера, -- поклонился он, прикладывая руку к груди: этому жесту его уже научили в Академии Воинств. А затем, задорно улыбаясь, обратился к девушке: -- Куда это ты пропала, Лючин?
   Выбор Лючин понятен, девушкам нравятся вот такие рослые, плечистые, веселые... Не то что Хабар... или он -- Итин. Хабар хотя бы будет Мастером Оружия, а Архитектор, пусть даже такой, как Тотиль... как легендарный Тотиль -- талантом, но не характером... вряд ли привлечет внимание.
   -- А! -- заорал Хабар. -- Вот он! Сам пришел!
   Ого покосился на него и вновь обратился к Лючин:
   -- Ты же сказала, что ненадолго.
   -- Почему ты не ожидал меня на улице?.. -- прошипела она.
   -- Я что, собака -- ожидать на улице? -- Он так же весело улыбается -- этот парень и не думает обижаться на своенравную и иной раз грубоватую Лючин, но не даст обращаться с собой, как с прирученным песиком.
   -- А кто ты, как не собака?! -- Хабар жаждал крови.
   Итин не знал, как именно действует боевой Дар, и может ли его носитель сражаться так же сверхъестественно ловко без меча, как с мечом, но если не принимать в расчет, что Хабар -- Одаренный, а Ого -- нет, то шансы их на победу в драке равны. Впрочем, ему ли -- мирному Мастеру, оценивать или судить поединок?
   На последнюю фразу Ого отреагировал: веселая добродушная улыбка разом исчезла с его лица, шрам на щеке побелел, и вид у него стал зловещим и опасным. Итин слышал -- кутийцы характером похожи на огонь, что в их волосах.
   Хабар встал и, высоко задрав голову, чтобы видеть глаза Ого, которому едва доходил до груди, выкрикнул ему в лицо:
   -- Что ты к ней прицепился? Ты ей не ровня! Кто ты вообще такой? Ты даже защитить ее не сможешь в бою!
   -- Я не смогу?! -- Кутиец сделал шаг навстречу Хабару -- и вот они стоят, почти упершись друг в друга.
   Итин возблагодарил Мастера Судеб за то, что студентам, как Пятилистника, так и Академии Силы, не дозволяется носить при себе меч.
   -- Сейчас я покажу тебе... -- Хабар не закончил: Мах и Шос переглянулись, разом встали и, подхватив его под руки, просто вынесли из таверны.
   Итин только открыл рот -- парень, несмотря на свой рост, весил не меньше двухсот фунтов, а они подняли его, словно ребенка, и унесли, не обращая внимания на яростное сопротивление.
   Ого тоже был поражен и обескуражен таким внезапным исчезновением агрессивного соперника.
   -- Прости, Ого, -- извинился за всех Тико, -- просто Хабар перебрал сегодня. Не обращай на него внимания. Мах и Шос отведут его домой. А ты садись, выпей с нами.
   -- Да-да, -- подключился Марил, -- садись!
   Ого еще несколько мгновений постоял, глядя в сторону дверного проема, затем на его лицо вернулась широкая улыбка, и он сел за стол. Лючин же поджала губы и сузила глаза: ей очень не понравилось то, что произошло. Но когда Ого, как бы ненароком, накрыл своей огромной ладонью ее маленькую девичью ручку, она потихоньку оттаяла, и ее глаза снова стали смеяться.
  
   В свои комнаты Итин вернулся уже за полночь. В коридорах Здания Совета никогда не бывало темно: стольких тарийских светильников, как здесь, не было больше нигде в Городе Семи Огней. Можно потерять ощущение времени, забыть -- день сейчас или ночь. Но днем тут можно встретить спешащих по своим делам Мастеров Силы, членов их семей или слуг, а сейчас вокруг безлюдно и тихо.
   Поначалу Итин мог часами гулять по этому зданию, рассматривая глянцевую штукатурку, расположение окон, изгибы арок и резьбу по ним, картины на стенах, перспективу лестничных пролетов и прочие детали, созданные когда-то очень давно, не Тотилем -- другим, жившим еще при первом составе Совета Семи. Сейчас архитектура Здания Советов стала для него привычной, как дом, в котором он вырос. Здесь легко, здесь он в безопасности и здесь не чувствуется одиночество или пустота, даже когда возвращаешься домой поздней ночью совершенно один.
   Итин предвкушал мягкую постель и крепкий сон -- сегодня он помотался и изрядно устал. Пройдя прихожую и кабинет, Итин сразу же направился в спальню, на ходу расстегивая и стягивая с себя кам. Он отчаянно зевал и моргал уставшими глазами, поэтом не сразу заметил сидящего на его кровати человека. "Что за посетитель в такое позднее время?" -- удивился Итин.
   Присмотревшись, он узнал гостя и удивился еще больше: это был Лакле -- один из поваров. Так как у Итина Этаналя, как у всякого особо уважаемого Мастера Силы, не было еще личного повара, его согласились выручить повара Верховного и Советников, старший над ними -- Ротейлас, пообещал со временем присмотреть и посоветовать ему настоящего мастера своего дела, который сможет приготовить что угодно из любой кухни известного мира. А пока Итина вполне устраивало существующее положение -- из кухни Советников ему присылали завтраки, обеды и ужины, радовавшие разнообразием и изысканным вкусом блюд. Но с самими поварами Итин встречался только в их владениях, среди звенящей посуды и дымящихся кастрюль, одурманивающе пахнущих свежевыпеченных булочек и вызывающих зверский аппетит румяных окороков. Почему Лакле, которого, кстати, Инин не так хорошо знал, общаясь больше с Ротейласом, сидит на его кровати в столь позднее время?
   -- Добрый вечер, -- поздоровался Итин, ожидая, что гость сейчас все ему объяснит.
   Лакле поднял глаза, и Итин попятился, сам не понимая, почему... Что-то страшное было в его взгляде... нечеловечески страшное...
   -- Здравствуй, Архитектор! -- произнес он мягко и музыкально, голосом, которому позавидовал бы лучший певец в Городе Семи Огней.
   -- Что ты... делаешь здесь... Лакле? -- Итин отошел от него как можно дальше и едва не уперся в стену.
   -- Ты знаешь, что я не Лакле, -- сказало существо, и сердце Итина замерло... замерзло. -- Я пришел, чтобы торговаться.
   -- Что?.. Торговаться? Со мной?
   -- Разве люди не любят торговаться? Вы покупаете и продаете все.
   -- Кто ты?
   -- Мое имя -- Атаятан-Сионото-Лос!
   Итин вскрикнул бы, если бы не закрыл себе рот обеими ладонями.
   -- Я хочу предложить сделку.
   "Сделку? Со мной? -- судорожно думал Итин. -- Жизнь или смерть?.. Он хочет связать меня?"
   -- Мне нужен дворец, который ты не достроил, -- пояснил Древний.
   Перед мысленным взором Архитектора замелькали начатые им ярусы дворца на берегу залива Тиасай, и он почувствовал отвращение к этому творению. Его хотели тогда обманом заставить строить для врага человечества.
   -- Я знаю, что вам нужно время. Вам нужна отсрочка. Я готов дать ее. А ты за это построишь мне дворец.
   Итин попытался что-то ответить, что-то спросить, но страх сковывал его уста и путал мысли, а Атаятан тем временем продолжал:
   -- Один год я не стану нападать на ваши земли. Один год! Вы сможете подготовиться. И мне будет более интересна эта игра. Я мог бы и сейчас смести всех вас с лица земли, но тогда я не получу удовольствия от борьбы. Подумай, Архитектор, ты можешь спасти свой народ.
   -- Но я... Я должен... Я...
   -- Если ты решишься, то через три дня тебя будут ждать на том самом месте, где ты начал и не закончил работу. Ты построишь мне дворец, который будет превосходить по великолепию все прочие строения вашей страны. Когда-то здесь было место, не сравнимое красотой и величием ни с чем существующим ныне. Но вы -- глупые существа, вы разрушили все прекрасное, только потому, что это было моим!
   Итин не понимал, о чем он говорит. Разве до Города Семи Огней здесь было что-то, кроме полей и лесов?
   -- Когда ты придешь, чтобы строить, я покажу тебе то, что было. Ты увидишь и научишься. Я также предложу тебе свою силу, чтобы ты мог строить еще лучше. Но я не стану заставлять тебя -- это сделка. Я даю вам отсрочку -- вы даете мне дворец.
   -- Но разве у тебя нет тех, кто может построить лучше меня, с твоей силой? -- Итин сам удивился тому, что осмелился задать вопрос.
   Лакле долго смотрел на него глазами Атаятана, и только потом ответил:
   -- Думай, Архитектор, думай. Если ты согласишься на сделку, не только твоя Тария, но и ты сам один год будете в безопасности. А если откажешься, то я не устою перед искушением найти тебя и выпить твой Дар!
   Итин сглотнул.
   -- Хотя, я предпочел бы связать тебя со мной. Место в Первом Круге для тебя! Поверь, не многие теперь удостоятся такой чести.
   Итин еще раз сглотнул, а Атаятан рассмеялся:
   -- Через три дня, у залива Тиасай.
   Он встал, по его глазам будто пробежала тень, и на округлом толстощеком лице Лакле уверенное и вызывающее ужас выражение сменилось изумлением. Затем конечности его стали конвульсивно дергаться, он в судорогах повалился на пол, кожа покрылась волдырями и слезла... Итин стоял, вытаращившись на эту ужасную картину, не в силах ни отвернуться, ни пошевелиться.
   Когда все закончилось, и изуродованный Лакле замер на полу, Итина затрясло, и он ринулся в туалетную комнату -- опорожнить желудок.
  
   Эрси Диштой
   И вновь захудалая деревенька на его пути. Вновь забитые люди. Вновь неизлечимый больной. И вновь он исцелил... Теперь Дар не мог заставить Эрси исцелить, как заставлял Годже Каха, но сам он становится с каждым днем все более и более (до противного!) милосердным, за что злится на себя. Так он и правда превратится в проклятого Астри Масэнэсса и будет бродить остаток своей жизни по забытым всеми деревням, бескорыстно помогая простым людям.
   Впрочем, мимо многих и многих больных за это время ему удалось пройти, не выказав себя. Некоторых он все равно не смог бы исцелить -- там нужен был Отсекатель, другие не тронули его сердце так, как девочка в этой деревне: маленькая больная Мали и ее несчастные родители...
   В течение нескольких дней Эрси изо всех сил отворачивался от ее больших синих глаз на обрамленном каштановыми кудряшками лице, прятал глаза он и от ее матери и отца. На этот раз Эрси не жил в доме, где был больной, а встретился с немногочисленным семейством Байлов, когда надумал приобрести себе новую куртку. Ночи были еще холодными, да и утром без куртки зябко, а его старая порвалась в нескольких местах и имела такой вид, что в ней его принимали не за путешествующего учителя (как он теперь представлялся), а за нищего воришку, ищущего, где бы поживиться. Не мешало прикупить и еще одну пару сапог. Одж Байл -- отец семейства был сапожником, а жена его шила лучше и быстрее многих столичных портных. Вот к ним его и отправили жители Верхних Долов.
   Девочку Мали, лежащую на кровати, он впервые увидел, когда Кайха Байл снимала с него мерки. Мали не носилась по улице вместе с другими детьми -- это бы ее убило, как пояснила мать. Зато девчушка могла петь, а музыка и пение всегда находили самую короткую дорожку к сердцу когда-то Годже Каха, а теперь Эрси Диштоя. Голос ее звучал так жалобно, когда она исполняла известную всем балладу о безвременной кончине Масэнэсса, что законченный циник Эрси едва не расплакался.
   За время пребывания в Верхних Долах он приходил в этот дом еще пару раз: чтобы выбрать кожу для сапог и примерить почти законченную куртку. И каждый раз Мали пела, а Эрси кусал себе губы от досады, борясь со своим желанием ей помочь. И пение победило. Забрав законченные сапоги и куртку и отсчитав Байлам два огонька и семнадцать искр, Эрси решился.
   Такая слава, как в Больших Лугах, ему не нужна. Он едва оттуда вырвался. Староста, Бини и его мамаша, и еще человек двести жителей, уговаривали его остаться, а когда поняли, что это бесполезно, рвались организовать ему триумфальный эскорт. Эрси плохо стало, когда он представил себе эту картину: телега, запряженная лучшим деревенским "скакуном" тяжеловозной породы, украшенная живыми цветами и разноцветными тряпками, на которой он стоит, заложив руки за спину, в позе собирающегося на войну Кодонака, а позади выстроились пестро разодетые селяне, вооруженные лютнями, барабанами, бубнами и просто лужеными глотками, дабы восхвалять его... Ему и сейчас не до конца верилось, что удалось покинуть Большие Луга без всего этого пафоса, но он немало сил положил, отнекиваясь.
   Чтобы не допустить подобного в этот раз, он решил прежде, чем приступить к исцелению, поговорить с Байлами по душам и дать им подробные инструкции: что делать, а чего не делать, когда он будет валяться в оттоке. Он даже историю для этого выдумал. Эрси отсутствием фантазии никогда не страдал.
   -- Вот, что я вам скажу, уважаемые господин и госпожа Байл, -- начал он, и супруги внимательно на него уставились, -- я могу помочь вашей дочери.
   -- Чем вы можете ей помочь, господин Диштой? -- спросил Одж, хмурясь. -- Мне не по карману нанять учителя для нее, а сам я немного умею читать и писать, и девочку тому научу. -- Он неверно понял, в чем именно будет заключаться помощь Эрси.
   -- Я могу помочь в поправке ее здоровья.
   -- Можете? -- глаза Кайхи загорелись, а ее муж не питал излишних иллюзий:
   -- Зачем вы говорите так, господин Диштой? Знахарка из самого Тралтея осматривала Мали, и сказала, что тут может помочь разве что Мастер Силы. Она дает нам разные травы, что поддерживают огонь в ней... -- Отец печально опустил глаза.
   Эрси вздохнул:
   -- Я -- Мастер Силы, -- выдавил он из себя, -- Целитель. Но об этом никто знать не должен -- у меня важное государственное дело, и я спешу его исполнить. Но Мали... она так хорошо поет, что я не мог пройти мимо. Я могу ее исцелить.
   -- Вы -- Мастер Силы? -- переспросила Кайха и добавила (эти слова всегда звучали, когда люди узнавали о Даре Эрси): -- А почему у вас стрижены волосы?
   Он снова вздохнул:
   -- Так надо. Я же сказал, что никто не должен знать.
   -- Сейчас в Тарии неспокойные временя, -- задумчиво протянул Одж, теперь они с женой поменялись местами: он начинал надеяться, улавливая логику в словах Эрси, а она все больше пропитывалась подозрениями.
   -- Поэтому, прежде чем ее исцелять, я хочу попросить вас кое о чем.
   -- О чем же? -- насторожился отец.
   -- Первое, не говорите обо мне никому, пока я не уйду достаточно далеко. Второе...
   -- Вы уверены, что получится? -- возбужденно перебила Кайха.
   -- Получиться-то оно получится, но мне придется за это заплатить...
   -- Вам нужна плата? Мы отдадим все деньги, что у нас есть, и любые вещи... -- Они вновь неверно его поняли.
   -- Не вам нужно будет платить. Тем более что Мастера Силы денег за действия Дара брать не могут. Мне самому придется платить! Слышали об оттоках? После исцеления я, скорее всего, потеряю сознание, у меня могут быть судороги, ну и прочая ерунда... Так что, когда я закончу -- вы заберите свою девочку, чтобы она этого не видела: зрелище не очень-то приятное, а меня оставите в покое, пока я не приду в себя. И не вздумайте никого звать на помощь!
   Теперь у них обоих возбужденно горели глаза, и они кивали, соглашаясь выполнить его инструкции; все-таки селяне могут шевелить мозгами, если захотят, и если, конечно же, мозги эти у них имеются...
   У Мали больным было сердце, и исследуя ее своим Даром, Эрси убедился, что беготня с другими ребятишками по деревенским улочкам действительно убила бы маленькую певунью. Исцеляя ее, он был полностью уверен в правильности своего решения: Мали должна жить, должна петь. А когда он заканчивал латать больное сердечко, его Путь Силы, способный не только исцелять тело, но и видеть связь плоти и Дара, нащупал в девочке туго свернутый узелок. Мали была Одаренной, и лет через десять этот узелок развернется, и ей будет открыта дорога в Город Семи Огней. Эрси радовался по-настоящему, искренне, когда понял, что вместо оставшихся больной девочке двух-трех лет, как он думал ранее, Мали проживет три сотни. Может, у нее Дар Музыканта, и она будет играть на флейте?.. Эрси вспомнил Динораду и помрачнел. Когда он падал в оттоке, мысли его спутались и затуманились, образ играющей на серебряной флейте Мастера Айлид покрылся черной пеленой, а образ поющей, сидя на постели, дочери Байлов засиял ярким солнечным светом.
  
   -- Вы сказали, что Мастера Силы не могут брать денег за свою работу, но хоть чем-то мы можем вас отблагодарить? -- спрашивала Кайха, когда он очнулся.
   -- Дайте мне поесть, -- буркнул Эрси: его обычные раздражение и нервозность усиливались вместе с голодом. Когда он подкрепится, то станет едва ли не самым благодушным обывателем в этой деревушке.
   Радовало, что Байлы не позвали все Верхние Долы, уложили его в кровать и, когда он попросил поесть, сразу же бросились исполнять его желание.
   В комнату, где он, еще чувствуя некоторую слабость, лежал в постели, вошла Мали, на ее обычно бледных щеках играл здоровый румянец, и Эрси знал, что девчушка может теперь без страха перед смертью играть со сверстниками в догонялки и мотаться хоть целый день по всей деревне.
   -- Спасибо, Мастер Диштой, -- сказала она звонким голоском. -- Вы забрали мою болезнь?
   Он кивнул, улыбаясь. Общество девочки утихомирило его раздражительность.
   -- И теперь вы будете болеть вместо меня? -- тревожно спросила она.
   -- Нет, что ты! -- рассмеялся Эрси: слава Мастеру Судеб, но от Целителей не требовалась такая цена.
   -- Тогда почему вы лежите в постели? Вам ведь было плохо?
   -- Это скоро пройдет. Я только поем -- и все как рукой снимет. Просто я устал, когда тебя лечил.
   Она засияла улыбкой.
   -- Хотите, я для вас спою?
   Эрси искренне закивал -- он хотел.
  
   -- Когда ты вырастешь, -- сказал он, растроганный красивым пением, -- то пойдешь учиться в Город Семи Огней и станешь Мастером.
   Девочка посмотрела на него широко распахнутыми глазами, она не поняла смысла сказанного, но запомнила на всю жизнь -- он это знал. Эрси внутренне рассмеялся: слухи об ожившем Астри Масэнэссе получат пищу в этой деревеньке, и люди будут рассказывать по всей Тарии, что он исцелил девочку, а затем напророчил ей будущее Мастера Силы. Если Астри Масэнэсс и был реальной исторической личностью, а не просто выдуманным героем легенд, то половина приписываемых ему поступков уж точно была делом рук таких вот, как он -- Эрси, Мастеров Силы, которые сами не знали, чего хотят и куда идут.
   Мали выпроводили из комнаты отец с матерью. Одж косноязычно высказал Эрси слова благодарности, дочь сапожник любил, и по поводу ее исцеления радовался даже больше, чем сама больная. Глава семейства отправился в свою мастерскую, шить очередную пар сапог, или просто поспешил убраться, тяготясь огромным долгом перед Целителем, как оплатить который, не знал. Кайха же вежливо оставила Эрси наедине с обильным обедом, и он принялся набивать живот, не сдерживаясь и не следя за манерами.
   Он еще не закончил, когда жена Байла вернулась, подошла к нему очень близко и нежно провела рукой по его всклокоченным волосам. "Вот ведь выдумала способ меня благодарить! -- думал он, судорожно дожевывая пирог с мясом. -- А она очень даже красивая женщина!" Эрси сглотнул и заморгал, борясь с желанием -- не очень-то прилично и безопасно заниматься этим прямо в доме, когда муж может вернуться в любой момент. И тогда сапожник его отблагодарит... палкой по спине... Тем более Мали где-то здесь... вдруг она войдет? Не хотел бы он, чтобы девочка увидела... Но Кайха казалась такой прекрасной и желанной, что он едва сдерживался, с трудом соображал, и не сразу увидел в ее глазах нечто знакомое. А когда понял и осознал -- ужас и отвращение разом отрезали любую похоть! Теми же глазами смотрела на него Лолли! Когда Кайха заговорила сладким и томным голосом, последние сомнения оставили его: тот же голос, те же слова!
   -- Это ты сделал? Но ты не мог? Зачем ты меня дразнишь?
   Он смотрел на нее, придумывая, каким путем будет убегать. Может, это и глупо: убегать от красивой женщины, которая всем своим видом дает понять, что готова разделить с ним постель, но... Женщина ли это?.. Человек ли?..
   -- Я чувствую запах сильного Дара, но когда прихожу -- его нет. Как может такое быть? И каждый раз здесь оказываешься ты... У тебя есть спутник? -- продолжала она; ее голос заставил бы любого мужчину думать только об ее прелестях и не вникать в ужасный смысл сказанного, и если бы не страх, Эрси тоже не заметил бы ничего.
   "Атаятан? -- подумал он, волна паники, ужаса и отвращения ударила в голову. -- Он меня нашел?.. Сильный Дар..." Но Атаятан заставлял людей испытывать ужас, только ужас, а это существо разжигало желание... Но оно охотится за его Даром! Оно само призналось только что! Может, это какой-нибудь посланник Древнего, вынюхивающий Эрси, идущий по следу, оставляемому Силой? Он задрожал, но существо, управляющее телом этой женщины, не обратило на это внимания. Она склонялась к нему все ближе и ближе, как для поцелуя, но Эрси одолел такой ужас, что он видел перед собой не манящие сочные губы, а разверзнутую зубастую пасть чудовища. Он отпрянул и выгнулся, нащупывая руками опору позади себя -- деревянный стул.
   Женщина, не добравшись до его губ, заметила, наконец, что жертва ведет себя не совсем так, как должна.
   -- Разве ты не хочешь быть со мной?
   -- Просто... -- заикаясь, объяснялся Эрси. Наверное, не стоит давать существу понять, что он что-то заподозрил, -- твой муж здесь... Он может войти прямо сейчас.
   Она обернулась в сторону двери. Настоящая Кайха знала, что муж не в доме, а в мастерской.
   -- Я, конечно, не против... но лучше потом, вечером... Где-нибудь в рощице, я видел здесь неподалеку одну густую рощицу. Там нам никто не помешает. -- Разговаривая, он чувствовал себя немного лучше, хотя сердце готово было выскочить из груди.
   -- Так у тебя есть спутник? -- вновь посмотрела она на него.
   -- Есть! -- соврал Эрси. -- Но он ушел... Пошел в... Касинан -- на запад. -- Может быть, удастся ввести ее... его... это... в заблуждение и направить по ложному следу, а если Эрси не станет больше никого исцелять, то существо его не найдет.
   -- Хорошо. -- Женщина повернулась и направилась к двери.
   Неизвестное создание покинуло тело Кайхи только когда та вышла из комнаты. Эрси в проем незатворенной двери видел, как согнулась женщина, а выпрямившись, принялась удивленно оглядываться по сторонам.
   Нужно уходить! Нужно бежать!..
  
  
   Глава 9
   Меняющая Обличья
  
   Вирд-А-Нэйс Фаэль
   -- О, Сияющая! Ты прекрасна! Служить тебе -- награда! -- нараспев восклицали невысокие черноволосые и черноглазые мужчины и женщины с кожей более смуглой, чем у арайцев, но не черной, как у утарийцев. Они были одеты в балахоны из разноцветных полос ткани. Всевозможные оттенки нашли себе место в их пестрых нарядах и украшениях: агатовые бусы, золотые серьги, браслеты, кольца на руках; головы многих стягивали золотые обручи.
   Их было около трех дюжин. Четверо били в продолговатые высокие, в полроста человека, барабаны, все остальные аккомпанировали себе разворачивающимися веером деревянными палочками, издававшими клацающие звуки. У женщин в волосах были колокольчики, и те трясли головами, чтобы звон их раздавался непрестанно.
   Впереди всех танцевала женщина, скорее -- юная девушка, отличавшаяся обликом от остальных: она была обнажена до пояса, а на бедрах в такт движениям колыхалась юбка, расшитая медными дисками; больше десятка ниток бус обременяли ее хрупкую шею, а руки были унизаны браслетами.
   Но это не ей пели "О, Сияющая!", сама девушка повторяла те же слова, глаза ее были закрыты, а руки простирались ладонями вперед.
   Вирд, пребывая в этом видении, стоял прямо напротив нее, и не мог обернуться, чтобы посмотреть, кто у него за спиной и кому они поклоняются. Место, где он находился, было жарким: сухой ветер, что иной раз касался его волос, не приносил желанной прохлады. Вирд был уверен, что это не Ара. Это место южнее, еще южнее... Вокруг росли высокие стройные пальмы, и виднелись совершенно белые прямоугольные, без лишних украшений, здания. Дорожки и площадь, на которой они сейчас находились, были вымощены обтесанными камнями красного цвета.
   Где-то вдалеке среди песков, окружающих город, Вирд видел огромные статуи, искусно изображавшие восьмерых мужчин и женщин, стоящих спинами друг к другу и глядящих во все стороны света. Одна из статуй -- невероятно красивая женщина -- сейчас смотрела каменными бесцветными глазами прямо на него, Вирд кожей чувствовал ее взгляд, а также взгляд того, кто был у него за спиной. Но, как часто бывает в видении, он не мог пошевелиться.
   Девушка танцевала так близко, что он ощущал ее дыхание, она едва не касалась его руками, изгибающимися в такт барабанам. Он слышал, как позвякивают браслеты на ее руках и постукивают друг о друга камни бус, как глухо стучат по красным камням ее босые ноги. Мог разглядеть подрагивающие ресницы закрытых глаз и прозрачную круглую слезинку, что вдруг скатилась по смуглой гладкой щеке. Темп музыки увеличивался, а девушка, наоборот, замедляла движения, и когда грохот барабанов и трещоток в руках собравшихся достиг апогея, она упала на колени и неподвижно застыла.
   Женщина постарше мгновенно оказалась за ее спиной, и неожиданным и таким быстрым, что Вирд ничего не успел сообразить, движением... перерезала танцующей горло. Кровь хлынула прямо на него, и он едва не задохнулся от возмущения, страха и собственной беспомощности.
  
   Придя в себя в библиотеке Семи, Вирд, тяжело дыша, дрожащими руками отодвинул книгу, написанную одним Советником в далеком прошлом: "Размышления о власти Верховного"; он заинтересовался названием после "испытания", устроенного ему взбалмошной Иссимой. Та говорила о безграничной власти, а Вирд чувствовал только безграничную тяжесть ответственности. В книге было множество мудрых поучений, глубинный смысл которых упорно ускользал от него, так как голова была занята совсем другими думами. Конечно же, подобное видение не могло быть вызвано философскими размышлениями автора -- оно вообще никак не связано с этой книгой.
   У Вирда долго не получалось прийти в себя. Не верилось, что кам чист от крови, хлынувшей прямо на него из распоротого горла девушки. Он далеко не сразу сумел унять дрожь в теле и восстановить дыхание. Что это за видение? Кто был у него за спиной?
   Он встал и принялся мерить шагами комнату, ступая бессознательно по украшающим ковер белым ромбам и обходя красные.
   Мастер Абиль Сет проскользнул в это отделение библиотеки совершенно бесшумно, он держал в руках сразу пять или шесть толстых томов, прижимая их с нежностью к груди. На его длинных волосах были пыль и паутина, как и на широких рукавах старомодного серого кама. Заметив Вирда, Сет замер и стал смотреть на него, как на птицу, случайно влетевшую в комнату, будто бы его -- Вирда, тут просто не могло быть.
   -- Приветствую, Мастер Сет, -- кивнул ему юноша, и тот рассеянно ответил тем же.
   -- Ты удивлен моим присутствием в библиотеке? -- прямо спросил Вирд. -- Я ведь бываю здесь часто...
   -- Нет. Я удивлен тем, что... -- Толкователь аккуратной стопочкой выложил книги на один из столов, заметил пыль на рукаве, отряхнул ее, и только тогда договорил: -- Я просто только что думал о тебе... Верховный...
   Вирд вдруг вспомнил, что всегда хотел спросить Мастера Сета, не видит ли тот его в пророчествах о будущем? Слова Эбонадо Атосааля: "Ты умрешь, поэтому последствий твоих действий не видно. Ты искра, случайно высеченная. Ты падающая звезда..." -- и еще много-много слов... вползли в его душу холодной змеей, и как ни сопротивлялся Вирд, а посеянные Пророком Силы семена все же проросли, и он снова и снова думал: "А может, правда?.." -- Что, если ему суждено погибнуть? Кто вспомнит о нем? Если даже первого Верховного -- Астри Масэнэсса, человека, прожившего пятьсот лет, записали в выдуманные герои, то чего стоит он -- Вирд? А если он умрет, то не сможет защитить Элинаэль, и она обречена.
   Пророк среди чатанских Мудрецов также не видел его... "Что успею я сделать, пока мой свет не потухнет, и даже следа не останется от меня?" -- Когда-то в видении он видел себя в битве, и создания, похожие на смаргов, атаковали его армию. А после того дня, будет ли у него завтра?.. Сможет ли он победить, успеет ли?
   -- Мастер Сет, ответь мне: ты видишь меня в видениях? Если ли пророчества обо мне?
   -- Нет. Я не вижу тебя, -- ответил Сет тихим голосом, и Вирд горько усмехнулся: "Все-таки прав был Атосааль". -- Тебя это огорчает? -- Странно, что рассеянный Абиль Сет заметил его реакцию.
   -- Да, -- признался Вирд. -- Если Пророки меня не видят, значит, меня нет в будущем... Значит... у меня очень мало времени...
   Вирд отодвинул стул и сел, скрестив руки на груди и наклонив голову. Прав был Атосааль. Его слова и сейчас звучали мерзким холодным шепотом безысходности: "...любое деяние имеет последствия, а от твоих деяний серьезных последствий я не вижу, а это значит, что след, оставленный тобой -- лишь дым на ветру. Ты написал свое имя на воде, ты сотряс воздух, ты сверкнул на фоне полуденного солнца. Ты молния, ударившая в море, не поразившая никого. Вспышка, гром -- и все..."
   -- Закрой глаза, -- вдруг попросил Толкователь.
   -- Зачем? -- удивился Вирд.
   -- Закрой, закрой, -- Сет настаивал, и Вирд зажмурился. Он честно сидел так, не подглядывая, какое-то время, хотя и не понимал, для чего это.
   -- Открывай! -- резко скомандовал Сет, Вирд разомкнул веки и тут же отпрянул, прикрывая лицо руками -- в глаза ударил болезненно яркий свет.
   -- Что ты видишь? -- звонко выкрикнул чудак-Толкователь. -- Смотри! Не жмурься! Что ты видишь?
   Вирд попытался, но смотреть было больно:
   -- Ничего не вижу! -- ответил он. -- Свет слишком яркий!
   Мастер Сет убрал светильник, который только что держал в руке, тот взмыл под потолок, а Вирд смог теперь разглядеть комнату и Толкователя, хотя темные и светлые пятна еще плясали у него перед глазами.
   -- Ну как? -- Абиль почему-то выглядел довольным.
   -- Что это было?
   -- Ты не разглядел тарийский светильник?
   -- Разглядел... я чуть не ослеп... -- Вирд почувствовал себя глупо.
   -- Можно не видеть чего-то по нескольким причинам, -- принялся объяснять Мастер Сет, усаживаясь напротив Вирда, -- иной раз из-за того, что предмета, который ты хочешь рассмотреть, нет. Иной раз потому, что там, куда ты смотришь -- слишком темно, и тьма скрывает предмет. А еще -- если яркий свет бьет в глаза! С тобой, Вирд-А-Нэйс -- именно так! Пророки поэтому тебя не видят, а не потому, что ты рано умрешь!
   Вирд изумленно хлопал глазами.
   -- Сам я не делаю прорицаний -- вспомогательного Дара Пророка для этого недостаточно. Я могу лишь "погружаться" в тексты. Когда это касается прошлого или настоящего -- подойдет любой текст, а если будущего -- то только пророчество, составленное другим -- Пророком с основным Даром. Текстов о тебе, Верховный, нет... Ты слишком ярко горишь... Почти нет текстов... Был все-таки один, кто тебя видел! Одно пророчество существует!
   -- Какое?! -- Юноша подался вперед, перегибаясь через стол к Сету, и тот сделал то же самое навстречу ему, и продекламировал:
  
   Страна, на которую в полдень Дракона не падает тень,
   Там тот обретает свободу, в ком полон Создателя день.
   Кто знает несчастье и горе, со смертью столкнувшись не раз,
   Великим принес он паденье, а слабых и немощных спас.
  
   Вирд хмыкнул и откинулся на спинку стула:
   -- Разве это обо мне?
   -- Страна -- это Ара, ты обрел там свободу, ты принес "великим" паденье...
   -- Это все уже было, это пророчество о прошлом, -- перебил его Вирд. -- Что дальше?
   -- А чем дальше, тем ты ярче разгораешься и тем больнее нам, Пророкам, смотреть! Тебе самому, кстати, -- тоже!
   Вирд задумался. Все его сомнения слова Мастера Сета не развеяли, но чуть полегче ему стало.
   Абиль принялся деловито листать принесенные фолианты, время от времени бросая косые взгляды на него. Вирд тряхнул головой: "Хватит думать о всякой ерунде. Нужно искать ответы на более важные вопросы".
   -- Мастер Сет, ты не нашел ничего, что объясняет случай с Хатоем?
   -- Нет, -- вздохнул Толкователь. -- Но кое-что я узнал, касательно случая с Мастером Клатом. Ты так выразился... мне Ото рассказывал... "выпить Дар".
   -- Да, -- кивнул Вирд, -- других слов я не подобрал.
   -- Это действительно так. И я понял, что Атаятан иногда "пил Дар".
   Вирд весь обратился во внимание: очень важно понимать, что может, а чего не может твой враг.
   -- Когда-то, уж лет двадцать прошло, я читал одну книгу, которую написал путешествующий по югу Мастер Музыкант из Пятилистника. Было это много столетий назад: Мастер тот собирал песни и сказания разных народов, а затем составлял из них баллады, и пел здесь, в Тарии. Его слушали даже в королевском дворце. В книгу эту он записал собранные истории, и свои стихи и песни, сложенные на их основе. Когда я читал ее впервые, то ничего интересного для себя не нашел. Но когда услышал от Ото: "выпил Дар", сразу вспомнил об одной балладе. Как писал Музыкант, эту балладу пели где-то в Годже, он переделал ее на свой лад, но смысл оставил неизменным. Говорилось там о неком герое Аготе, который сражался как вихрь, о его славном мече, названном "Танец смерти". Агот этот противостоял могущественному и непобедимому врагу. На то, что врагом этим мог быть Атаятан-Сионото-Лос, в балладе не было для меня никаких намеков, ведь тогда, когда я читал эти стихи, почти ничего о Древних еще не знал. Но теперь я вижу... В балладе говорилось, что Агот с немногочисленными отрядами сражался с огромными армиями врага и, благодаря необычайным своим способностям, иной раз побеждал. Я думаю, что легендарный этот Агот являлся боевым Одаренным. Но борьба его была обречена, так как слишком многочисленные враги выступали против него, а во главе их стоял тот, кого не мог пронзить меч -- в сказании назван Владыкой. Агота пленили, и он предстал перед Владыкой. А дальше там говорится так:
   "Склонись предо мною, служи мне, герой,
   Я дам тебе силу, коль будешь со мной,
   А если откажешь -- я вытью до дна
   Твой Дар и огонь, словно чашу вина".
   "Нужна ли мне сила, коль сердце умрет,
   И стану, как ты я?" -- ответил Агот.
   Герой перед Владыкой главы не склонил,
   Колен не согнул, хоть стоял он без сил.
   Он поднял свой меч, чтоб пронзить им врага,
   "Не раб я тебе, -- он сказал, -- Не слуга!
   Пусть даже клинок мой тебя не возьмет,
   Но с честью умру за свободный народ!"
   И пил, наслаждаясь, Враг жизнь и огонь,
   Агот же слабел, но сжимал он ладонь,
   И славный свой меч до конца удержал,
   Пока, как свеча догоревшая, пал...
   И имя его не забудем -- Агот,
   Он жизнь свою отдал за вольный народ.
   -- "Твой Дар и огонь, словно чашу вина..." -- повторил Вирд. -- Ты прав, Мастер Сет, эта баллада разъясняет кое-что. Если тем Владыкой был Атаятан, то это означает, что он и раньше пил Дар... Но... Если он может делать это, будучи в теле любого человека... неодаренного... мужчины... женщины... то как нам защититься от него?!
  
   Элий Итар
   Элий бродил от безделья по пустующим коридорам замка, заглядывал в холодные пыльные комнаты, где гулял колючий ветер северной Тарии -- Дих. Дих сродни его гневу, Элий мог бы призвать его своей Силой и разрушить эти стены, но сейчас не время. Он сел в одной из комнат, темной каменной коробке с раззявленной пастью окна без рамы, подставил лицо ветру, подпер спиной грязную стену и прикрыл глаза, представляя себе падение Тарии. Город Семи Огней в развалинах, великолепные здания превратились в груды обломков, залитые кровью, и все это пожирает пламя, -- картина, которую он часто видел в своем воображении после того, как взял Пророка во Второй Круг; вид грядущего разрушения был для него отрадой. Двери в комнате отсутствовали, их сняли когда-то с петель и унесли, и оттого сквозняком тянуло по ногам, но он не мерз.
   Монотонное завывание Диха за окном вдруг прекратилось так внезапно, что Элий в удивлении распахнул глаза и приподнялся. В комнате стояла женщина -- Джиша. Ее переместили сюда из какого-то далекого забитого тарийского городка, -- обычная продажная девка. Здесь, в замке, было около двух дюжин таких -- некоторые Мастера, особенно из Тайных, нуждались в их услугах. Джиша -- худая, даже костлявая, немного нескладная, -- никогда раньше не казалась ему красивой... но не сейчас! Он не мог сообразить, что изменилось в ней, но женщина притягивала взгляд. Выражение ее лица, осанка, движения -- стали другими, глаза и вовсе смотрели, будто с лица совершенно незнакомого человека.
   Элий и раньше частенько сталкивался с ней в замке. Таких женщин, как эта, он всегда обходил стороной, они почему-то напоминали ему о матери, но Джиша -- недалекая и беспокойная, заметив, что он не спешит покупать ее любовь, стала навязываться ему, прислуживать в мелочах: стирала и штопала одежду, приносила еду. Элий гнал ее, но она не отставала. Чего хотела она от него добиться? Любви? Ничего более глупого он не встречал! И за то время, пока Джиша преследовала его, он изучил ее манеру держаться, обычное выражение лица и взгляд -- сейчас перед ним был некто иной.
   -- Не имеющий страха?
   Когда она заговорила, то голос ее был настолько мелодичен, что Элий сразу подумал об Атаятане. Каким-то образом Древний использовал тело прислужника Хатоя в кабинете Верховного, чтобы приказать им отступить. Но зачем сейчас Атаятану пользоваться телом этой женщины, когда тот воплоти может призвать к себе Элия и говорить с ним, сколько вздумается?..
   -- Покоряющий ветер? -- продолжало неизвестное существо устами Джиши.
   -- Почему ты говоришь через нее, Атаятан? -- спросил прямо Элий, поднимаясь на ноги.
   Она засмеялась, и смех, как перезвон колокольчиков, наполнил неестественно тихую комнату.
   -- Я не Атаятан, -- сказала она.
   -- Но ты и не Джиша. Ведь так? -- Элий был уверен в этом. У Джиши глаза -- как у испуганной собачонки, а не охотящейся тигрицы.
   -- Я Джиша, -- Вновь звонкий смех. -- Сейчас я -- она.
   Элий догадался: они пробудили по приказу Атаятана еще одно существо, подобное ему. Где-то очень далеко, в Краю Тин, они вошли в храм и совершили ритуал. Ее звали, кажется, Эт'ифэйна... Ей поклонялись в тех землях, и одна фанатичная жрица даже отдала за нее жизнь. Похоже, что ей приносили кровавые жертвы все то время, пока она спала, поэтому в полную силу Эт'ифэйна вошла намного быстрее и легче, чем первый пробужденный Древний. Что делает она здесь? Пришла поблагодарить Атаятана-Сионото-Лоса? Тогда почему она с ним, с Элием?
   -- Какой сильный Дар, он манит меня... -- Она приблизилась и провела рукой по его щеке. -- Он дразнит меня. Но я не могу к тебе прикоснуться -- ты связан!
   -- Ты -- Эт'ифэйна?
   -- Я -- Меняющая обличья. Ты изводишь меня! Какой аромат источает твой Дар!
   -- Зачем ты пришла сюда?
   -- Я пришла к Атаятану-Сионото-Лосу. К твоему господину. Но ты -- привлек меня...
   Она с дурманящей нежностью провела подушечками пальцев по его лицу, шее, плечам и рукам, облизнула свои розовые губы, от ее дыхания ему становилось невыносимо сладко. Элий не сдержал рук, и они, будто бы сами по себе, потянулись к ее талии, а его губы раскрылись для поцелуя. И он совершенно забыл о том, кто она, зачем пришла, кто он и что он здесь делает, забыл обо всем... даже о гневе...
   -- Эт'ифэйна! -- Этот голос заставил Элия вздрогнуть и очнуться: он вдруг понял, что уже наполовину раздел женщину. Неужели он собирался... с этим существом... Он замотал головой, стряхивая с себя наваждение.
   Элий вновь почувствовал непреодолимое желание, туманом обволакивающее мысли, затем словно встречный порыв ветра колючим ужасом ворвался в туман, и они принялись бороться между собой. Эта борьба привела его в смятение, и даже сердце внутри защемило, чего не бывало с тех пор, как его коснулась игла Доа-Джота. Элий заскрипел зубами, нащупал внутри свой гнев и только тогда успокоился, будто бы опершись на плечо надежного друга. Приведя в порядок сбившееся дыхание, он, наконец, стал соображать, что происходит, и увидел стоящего напротив Джиши-Эт'ифэйны какого-то незнакомца: мужчину лет сорока в потрепанной дорожной одежде. Взгляд и голос мужчины не оставили сомнений, что это Атаятан. Они встретились в чужих телах и меряются силой. Он и она... Ужас и похоть...
   Элий отошел в сторонку, выход из комнатушки преграждали ему эти двое. Но Древние на него особого внимания не обращали.
   -- Ты ведь не станешь брать то, что мое? -- сказал Атаятан, складывая пухлые губы незнакомца в свойственную Древнему улыбку.
   -- Он дразнит, -- капризно ответила она.
   -- Он мой!
   -- Я знаю. Как мы попались, Атаятан-Сионото-Лос? Кто погрузил нас в сон?
   -- Повелители Огня, но их больше не осталось.
   -- Я не думала, что ты тоже уснешь. Ты самый сильный из нас. Ты пробудил остальных?
   -- Нет, только тебя. Зачем мне пробуждать их? Они мне не нужны.
   -- Так почему ты пробудил меня?
   -- Ты самая хитрая из нас. И я хочу, чтобы ты научила меня.
   -- Великий Атаятан-Сионото-Лос желает учиться у Меняющей обличья? Но ты ведь, как я вижу, сам овладел Путем Тени -- ты в теле человека.
   -- Овладел, но не в совершенстве. Я не могу пить через это тело.
   -- А-а-а!.. Тогда Путь Тени почти бесполезен. Этому ты хочешь, чтобы я тебя научила?
   -- Да, этому.
   -- Но мы очень разные с тобою. Ты -- сила, я -- хитрость. Ты увлекаешь страхом, а я -- страстью. Тебе служат связанные Одаренные, а я просто наслаждаюсь, выпивая их. Ты смотришь в века, а я живу мгновеньем. Ты -- меч, я -- стрела. Ты любишь строить, а я -- крушить. Ты всегда жил во дворцах, я же не нуждаюсь в них. Ты в теле мужчины, а я -- женщины. И я уверена, что и твое собственное тело сейчас выглядит как тело мужчины. Не так ли? Как и я выбрала подобие женщины.
   -- Я много веков был таким. Как и ты. Мы уж и забыли, каков настоящий наш облик. Мы с тобою не такие уж и разные, Эт'ифэйна. Мы оба -- Хтэмы! Ты не забыла?
   -- Нет. Но я не стану учить тебя моему искусству. У тебя и так слишком много: смарги, псы, связанные и их Дары, которыми ты можешь пользоваться.
   -- А почему ты отказалась от всего этого? Я могу научить тебя связывать себя с имеющими Дар, как научил когда-то остальных, которые сейчас спят.
   -- Им это не помогло. Да и зачем мне их Дары? От их Даров исходит запах Создателя. Дар сладок для питья, но как ты носишь это внутри? Разве огонь не причиняет тебе боль?
   -- Боль проходит, Эт'ифэйна, а могущество остается.
   -- Ты достаточно могуществен. Так останемся каждый при своем. Мне не нужна твоя наука о связывании кровью. А тебя я не стану учить всем тонкостям Пути Тени, ты и так уже кое-чему научился. Этого достаточно. Иначе ты станешь намного сильнее меня. Один совет могу тебе дать: когда оставляешь их -- не убивай. Ты ведь не каждым можешь воспользоваться. Ты всегда интересовался теми, в ком огонь, а остальных воспринимал лишь как пищу, а я наоборот: моя пища -- Одаренные, а служат мне все остальные -- их больше, и они добровольно отдают свои жизни мне.
   -- Это даже не пища. Одно мгновение наслаждения -- и все. Выпитый Дар не прибавляет сил или способностей.
   -- Наслаждение, Атаятан-Сионото-Лос! Наслаждение -- вот что важно!
   Она вновь звонко рассмеялась и... ушла, как понял Элий, так как Джиша согнулась, разогнулась и уставилась на незнакомца круглыми глазами. Она заметила, что платье ее расшнуровано и наполовину стянуто, и поспешила прикрыть наготу: похвальная скромность для шлюхи.
   Атаятан тоже не стал задерживаться. Мужчина упал, задергался в конвульсиях и вскоре скончался. Кожа его будто бы загорелась от невидимого пламени, и через мгновение Джиша орала не своим голосом, глядя на кровавое месиво вместо его лица -- советом Эт'ифэйны не убивать, уходя, Древний не воспользовался.
  
   Эрси Диштой
   С тех пор, как Эрси заблудился, перепутав Гарсен с Большими Лугами, он старался держаться одной самой широкой дороги: не мощеный тракт, но по крайней мере -- на карте она есть. И хотя до более-менее приличного города еще топать и топать, Эрси знал, где находится. Карты -- это не его, но сносно ориентироваться по ним ему все ж пришлось научиться. Он покинул Верхние Долы два дня назад, еще дня три таким же неспешным шагом -- и он прибудет в Лажз. Не город, но по словам тех, кто рассказывал, -- поселок раза в три больше Лугов и Долов вместе взятых, на берегу реки Утан-Чи. Еще немного -- и он в Междуморье. Там замечательный климат, соленый морской воздух... и вокруг одни хитрые торгаши -- слава междуморцев гремит по ту и по эту сторону Фа-Нолл. Что он будет там делать, не имея навыков ни в торговле, ни в каком другом ремесле? Он назвался учителем, но и учить вряд ли сможет, Эрси для этого слишком раздражителен, и чужой глупости не терпит. Его не раз приглашали преподавать в Академии Силы, и он пробовал, но не выдержал более трех уроков. Так то -- Одаренные, у них несравненно лучше развиты мышление и память, благодаря Силе, а с обычными людьми ему придется туго... Но там видно будет, может, из него и купец получится: тех пламеней, что в его карманах, достаточно для начального капитала, будет торговать пряностями, или тканями, или... чем-нибудь, да будет. Должны же быть хоть какие-то преимущества у ставосьмидесятитрехлетнего Одаренного, бывшего больше сорока лет Советником Малого Совета, над обычными торгашами, пусть даже хитрющими междуморцами?! Опыт... знания...
   Холмы, вдоль которых он шел, постепенно сменялись лесом. И вскоре дорога легла между двух стен высоких деревьев. Несмотря на то, что весна только началась, и листьев еще было не так много, лес стал настолько густым, что разглядеть происходящее за деревьями хотя бы на пару ярдов вглубь Эрси не удавалось. Ему было не по себе, и казалось, будто из-за кустов за ним следят. Из оружия у него только небольшой кинжал -- память от отца; он никогда не расставался с клинком, но и пользоваться особо не умел. Зачем мирному Мастеру уметь пользоваться оружием? Ведь не думал же он, что придется вот так идти в одиночку через густой лес, в котором наверняка полно волков, а может, кого и похуже...
   Эрси рассуждал над тем, насколько на самом деле Мастера Силы не приспособлены к жизни: он привык, что о нем всегда заботились, что ни о пропитании, ни о безопасности ему не нужно было беспокоиться. Да, последние лет тридцать ему пришлось поиграть в жестокие игры, с интригами, убийствами, но драться с кем-нибудь лично, используя мускулы и ловкость тела, а не изворотливость ума -- такого, пожалуй, не случалось с ним с самого детства... Он цивилизованный человек! Мирный Мастер! Да и думать, как заработать на хлеб или отыскать дорогу -- требуется от него впервые. Оказывается, что организовать разведение эффов на острове Коготь, переманить на свою сторону чатанского Мудреца под носом у императора или начать войну с Арой ему было легче, чем сейчас просто пересечь Тарию...
   Но нельзя останавливаться: по его следу идет неведомый зверь -- существо, что уже почти настигало его два раза. Если он уйдет от твари и в третий, то имя Эрси -- Счастливчик, он выбрал себе не зря. Эбонадо постоянно твердил ему о важности имен. Мол, если знаешь значение имени, то ничего невозможного для тебя нет. Может, он и прав... Атосааль всегда хотел понять значение имени Атаятана-Сионото-Лоса -- думал, что тогда получит какую-то власть над Древним... Эрси затряс головой, стараясь вытряхнуть из нее мысли обо всем этом... так как внутри уже стала подниматься волна ужаса, отвращения и тошноты.
   -- Стой! -- раздался вдруг громкий грубый голос откуда-то из-за кустов впереди.
   Эрси резко остановился, глядя в сторону, откуда раздался звук, но вдруг ветка хрустнула позади него, и он завертел головой, оглядываясь. На дорогу вышел крупный, заросший щетиной мужчина в засаленной куртке, которая не застегивалась на выпирающем брюхе. Намерения его были однозначны: в обеих руках громила держал по здоровенному тесаку. Эрси попятился, но из кустов позади и по бокам тоже стали выходить подобные первому молодцы, неопрятно одетые и вооруженные до зубов. У одного арбалет, у другого длинный лук, третий вертит в руке кинжал, подобно фокуснику, еще один держит только дубину, но сам настолько громадный, что кажется даже опаснее того, что с мечом. "Тария -- безопасная страна для одинокого путника..." -- в какие еще нелепицы верили наивные Советники Малого Совета?
   -- Давай-ка мы поможем тебе, парень, освободиться от лишнего груза! -- гаркнул тот пузатый, что вышел из кустов первым.
   Громила подошел к нему, и сразу же отобрал кинжал. Потом, приставив один из тесаков почти к горлу Эрси, вынудил его снять рюкзак и вытрясти на дорогу все содержимое.
   -- Снимай куртку!
   Эрси заскрежетал зубами, но повиновался: он снял с себя почти все, и запасы пламеней, огоньков и искр, что он прятал при себе, немедленно перекочевали в карманы грабителей, а вместе с монетами -- и его надежда нормально обустроиться в Междуморье.
   Рюкзак тоже не избежал потрошения. Худой и длинный как жердина парень с редкими немытыми волосами, которые были бы светло-русыми, не будь они такими грязными, умыкнул его запасы солонины и сухарей. Неужели придется голодать по пути в Лажз? Его лишили одеяла -- придется еще и мерзнуть. Но что он может сделать против шестерых? "Вот когда пожалеешь, что у тебя не боевой Дар..."
   Снятая с Эрси одежда, а также запасная, из рюкзака, подверглась тщательному досмотру. В конце концов, повертев в руках его новенькую куртку, рубахи и сапоги, пузатый главарь бросил все это к его ногам со словами:
   -- Скажи спасибо Мастеру Судеб, что ты такой мелкий -- никому из нас ничего и на нос не налезет!
   Эрси сразу же натянул рубаху и брюки, хотел было взять свою куртку, но тот самый долговязый парень, что позарился на его запасы продовольствия, выхватил ее и попытался напялить на себя. Куртка была коротка грабителю, рукава заканчивались чуть пониже локтя, но молодой разбойник все ж надеялся, что ему будет удобно это носить, другие подняли его на смех:
   -- Снимай, Длинный! Не позорь нас! Отдай этому белобрысому его куртку, он и так неплохо нам помог! -- оскалился тот, что с мечом, позвякивая набитым золотом кошелем Эрси. Скорее, это он главарь, а не пузатый?
   -- Слушай, Мастер, а может, Мышке подойдет? -- не унимался Длинный.
   -- Мышка помрет не сегодня-завтра, -- ответил Мастер. Он и вправду Мастер? Эрси взглянул на его левую руку -- серебряного браслета там не было. Значит, просто прозвище такое.
   -- А может, и не помрет наша Мышка! -- послышался чей-то хриплый голос позади, и все обернулись.
   На дороге стоял невысокий, хоть и выше Эрси, жилистый тип с прищуренными глазами, немного заросший, но одетый приличнее, чем остальные.
   -- Шип! Где ты был? -- заорал пузатый.
   -- Я же говорил, что приведу вам Целителя! -- ответил Шип, и Эрси ругнулся про себя. -- Я его вел от самых Больших Лугов -- прямиком к вам! А вы как его встретили?! Хоть куртку ему отдай, Длинный!
   На этот раз Длинный мгновенно стащил с себя куртку и передал ее Эрси. Большие Луга? Вот откуда прознал этот бандит о том, что он Целитель! Спасибо вдове Ришке! Теперь, когда у него отняли все деньги и припасы, не хватает только попасть в руки тому, кто за ним охотится, а тварь эта не замедлит прийти на "запах", если он кого-нибудь исцелит.
   -- Так ты Целитель? -- Мастер наклонился и оглядел его так, будто только что увидел.
   -- Да какой я Целитель? -- пожал плечами Эрси. "Кто такая эта Мышка? Надеюсь, что человек, а то не хотелось бы попадать в передрягу с Атаятаном из-за животного..."
   -- Целитель, Целитель. Мастер Силы! -- громко объявил Шип, и в глазах разбойников промелькнул страх. Одно дело ограбить на большой дороге случайного прохожего, а совсем другое -- Одаренного.
   -- Ты чего, Шип, шутишь, что ли? -- забормотал пузатый.
   -- Ничего я не шучу! Но вы не трусьте -- он скрывается! Вот и волосы себе отрезал, и путешествует в одиночку уже не первый день! А это значит, что на помощь ему никто не придет.
   Шип подошел к Эрси, который тем временем успел натянуть сапоги и сложить немногие оставшиеся после грабежа вещи в рюкзак, и подтолкнул его почти дружеским хлопком по спине в сторону леса.
   -- Пошли, посмотришь Мышку!
   Эрси дернул себя за волосы, прикусил губу и пошел следом за Шипом, проклиная свои доброту, глупость и наивность, а заодно тарийские дороги и жителей Больших Лугов.
   По узкой, не заметной для постороннего глаза тропинке они продирались сквозь заросли, и Эрси каждый раз ругался в голос, когда очередная ветка цепляла и рвала его новенькую, великодушно оставленную ему разбойниками куртку. Впереди шел Шип, позади -- остальные. Обреченно он подумал, что дороги назад не смог бы найти: тропа петляла, деревья и кусты были совершенно однообразны, и когда Эрси, раздвинув ветви густого куста с шершавыми и отвратительно пахнущими листьями, внезапно оказался на небольшой поляне, где стояла грубо сколоченная из бревен избушка, он опешил от неожиданности.
   Мышкой оказалась женщина лет так двадцати пяти. Лицо ее было опухшим, а сама она казалась очень изможденной. Волосы свисали длинными сальными космами, ногти были черными от грязи, а запах от нее исходил такой, что Эрси едва не вывернуло. Избушку эти ее друзья-товарищи соорудили, видно, специально для Мышки, а болела она уже месяца два. Здесь, прямо на полу, расстелены были шкуры и одеяла, в которых она и лежала все это время, умирая.
   Главарем этой захудалой банды оказался вовсе не пузатый, не Мастер и даже не Шип, а горюющий над помирающей своей любовницей малый устрашающего вида, которого все звали Зверем. В глазах его действительно было нечто звериное. Дополнить этот взгляд выступающим вперед покрытым черной щетиной подбородком, низким покатым лбом, густыми сросшимися на переносице бровями и постоянно искривленным ртом -- и образ вырисовывался такой, что можно не спрашивать, откуда взялось это прозвище.
   Зверь буквально взревел от радости, узнав, что пожаловал Целитель, обещал отблагодарить Шипа и озолотить самого Эрси, хотя его устроило бы, если бы ему просто вернули все украденное. Он думал об оттоке и о том, успеет ли уйти от охотящегося на него существа. Еще у Мышки могла быть болезнь, требующая участия Отсекателя, а разбойникам этого не объяснишь, и Эрси, скорее всего, живым уйти не дадут.
   Повезло так повезло... Ставшим уж привычным для него движением он закусил отрезок кожаного ремня и завязал концы на затылке; предупреждать бандитов о том, что будет с ним после исцеления больной, показалось ему бесполезной тратой времени. Оставалось только надеяться, что его конвульсии в оттоке испугают суеверных неучей, и они побоятся его трогать.
   Исцелить Мышку оказалось ему под силу -- но не сдержать отлив... Хотя в этот раз, наверное, из-за страха, без сознания был он не долго, так как, очнувшись, увидел, что разбойники, особенно Зверь, еще продолжают бурно радоваться исцелению своей ненаглядной лесной королевы.
   Тем не менее, Шип глаз с него не сводил.
   -- Теперь можно от него избавиться, -- негромко сказал он Мастеру, думая, что Эрси не слышит.
   -- Может, пусть живет? Пригодится еще...
   -- Нельзя. Как-никак -- Одаренный. Рано или поздно он нам припомнит все. Отпускать его нельзя.
   -- Жалко его! -- услышала разговор исцеленная Мышка, и у Эрси появилась надежда.
   -- Прав Шип. Нельзя оставлять его в живых! -- Зверь -- он и есть зверь... Главарь вынес Эрси приговор.
   Разбойники окружили его, и он встал с пола на еще слабых ногах. Закончилось везение. По крайней мере, не Атаятан его нашел, а другая смерть... Эрси вздохнул, задрал подбородок и посмотрел Зверю в темные глаза.
   -- Да что вы все разом! -- не сдержал он раздражения. -- Что, одного не хватит -- меня прирезать?
   Головорезы устыдились и отошли куда-то в сторону, двое даже вышли на улицу. Зверь же с места не сдвинулся, он достал из-за пояса внушительных размеров нож и уж шагнул было к Эрси, когда Мышка с удивительной для нее силой потянула главаря за рукав.
   -- Постой! Целитель -- мой! -- сказала она голосом, услышав который, Эрси застонал.
   Она приблизилась к нему, навевая неестественно острое желание, которое в нем перемешалось с отвращением: и к исходящему от тела Мышки запаху, и к той сущности, что была сейчас внутри нее.
   -- Ты!.. -- протянула она. -- Ты опять прячешь свой Дар от меня? Как ты делаешь это?!
   Эрси ощутил, будто кто-то шарит у него в груди возле солнечного сплетения, пытается проникнуть в тот плотно сжатый узел, в который свернулся его Дар. Уж лучше б разбойники его сейчас резали!
   -- Оставь меня в покое! -- выкрикнул он.
   -- Мышка, ты чего? -- окликнул ее Зверь, видя, что его женщина прижала Целителя к стене и обхватила руками, будто бы в порыве страсти.
   Она не обратила внимания на "своего" любовника, продолжая жадно обыскивать, прощупывать Эрси, шаря у него внутри невидимыми щупальцами. Она хотела добрать до его Дара!.. Он судорожно отпихивал ее руками, отбрыкивался, как мог, ногами, но существо оказалось сильнее, чем могла быть эта исхудавшая за время болезни Мышка.
   Тем временем Зверь, подойдя к ним достаточно близко, что-то орал и тянул свою даму за предплечье, которое легко обхватил ладонью, а затем взгляд главаря резко поменялся, и... у Эрси подкосились ноги:
   -- Не тронь его! Он -- мой! -- Если насчет всех тех женщин, которые пытались добрать до его Дара, у него и были сомнения, то не узнать сейчас во взгляде и голосе Зверя Атаятана он не мог.
   -- Ты потерял его! -- возразила женщина.
   -- Он мой навсегда! Не смей трогать его!
   -- Я выпью его! А ты быстро учишься, Атаятан, уже смог найти его по запаху?
   -- Я знаю твой запах! Ты привела меня к нему! И я не позволю выпить его!
   Если настоящий главарь и не мог справиться с Мышкой, одержимой неизвестным существом, то Атаятан в теле человека сделал это с легкостью. Он так дернул ее предплечье, что она полетела на пол. Оставшиеся в домике разбойники глядели на это с вытаращенными глазами и открытыми ртами. А Эрси трясло так, что зуб на зуб не попадал.
   Она тут же вскочила и кинулась на громадного мужчину с отчаяньем бешеной кошки. Вцепилась зубами в его шею -- и струйка алой крови побежала по плечу.
   Какая-то тварь дралась с самим Атаятаном (!), а их призом был он -- Эрси. Он, истерично хихикая, сполз по стене и обхватил руками колени.
   Зверь стряхнул с себя женщину, затем поднял ее за шею и швырнул об стену: что-то противно хрустнуло, и Мышка затихла на полу. Атаятан двинулся по направлению к Эрси, но тут вскочил Мастер и с мечом в руке напал на Зверя.
   -- Чего это вы творите?! -- заорал Шип: от испуга хриплый голос разбойника стал визгливым.
   Похоже, что тварь, предпочитавшая тело женщин, на этот раз воспользовалась мужским: тот, кого неизвестно за что звали Мастер, отчаянно рубил и колол мечом своего главаря. Зверь продержался довольно долго, а когда обмяк, истекая кровью, у мечника появился новый противник -- тот самый громила с дубиной -- Атаятан тоже сменил тело.
   Шип распахнул дверь, и принялся орать, зовя на помощь всю банду:
   -- Зверь с ума сошел! И Мастер!.. Сюда! Сюда! Скорей!!! -- лучше бы бежали они не сюда, а отсюда...
   Когда в домик ворвались остальные и попытались разнять дерущихся, воцарилась такая сумятица, что Эрси осталось только закрыть голову руками и отползти к расстеленным на полу шкурам и одеялам. Несмотря на отвратительный запах, от которого слезились глаза, он зарылся в них и следил за происходящим одним глазом в оставленную щелочку. Конечно же, это его не спасет, когда в конце концов победит тот или другой... Кто этот другой? Кто может драться с самим Атаятаном?
   Теперь в этой битве за шкуру Эрси Диштоя (или Годже Каха -- шкура-то все равно одна), принимали участие все, и не понятно было, кто еще оставался самим собой, а кого использовали Атаятан и неизвестный. Мастер отшвырнул попытавшегося повиснуть на его руке Длинного, сломав при этом парню шею, а громила воспользовался тем, что противник отвлекся, и проломил ему череп своей дубиной; но и громилу успокоил сверкнувший кинжал, пролетевший по воздуху через всю комнату и вонзившийся в налитый кровью глаз.
   Эрси рассмеялся, затем зарыдал, затем накрылся с головой, стараясь не слышать стонов, рева, грохота и проскальзывающих время от времени во всей этой какофонии самых страшных звуков -- мелодичных до умопомрачения фраз Атаятана или его противника. Они спорили, кто имеет право на Дар Эрси!
   Внезапно все стихло. Диштой подождал под шкурами еще пару минут, и только потом выглянул: все разбойники были мертвы. Эрси осторожно вылез, встал на ноги и, обходя мертвецов и лужи крови, стал пробираться к выходу.
   -- Я нашел тебя! -- вдруг услышал Эрси голос и обернулся.
   Шип лежал, прислонившись к стене, в груди торчал чей-то тесак, но он был еще жив, и улыбке Атаятана его состояние не помешало.
   -- Вернись! Ты полезен! Если будешь служить мне -- не пожалеешь, а если она найдет тебя -- то выпьет!
   -- Кто она?
   -- Эт'ифейна.
   -- Я не вернусь! -- Эрси набрался смелости, шагнул к Шипу и, скривившись от отвращения, поглубже вогнал тому в сердце тесак.
   Когда Шип умирал, Атаятан все еще улыбался его устами.
  
  
   Глава 10
   Брат
  
   Вирд-А-Нэйс Фаэль
   Вирд сидел в кабинете Верховного и смотрел на Мастера Уйта, своего секретаря, пока тот вскрывал очередной конверт с посланием, почти с ненавистью. В этом конверте наверняка еще один неприятный сюрприз. И так столько всего навалилось...
   Значительные силы тарийской армии были направлены на север для создания заслона. Ках, когда еще был здесь, рассказывал, что Атаятану не удавалось переправить куда-либо своих смаргов при помощи Дара Перемещений, поэтому следовало ожидать, что создания эти могут двигаться, уповая лишь на собственные ноги, а значит, главная угроза -- все же с севера. Хотя, где теперь сам Древний и связанные с ним Одаренные?
   Часть населения и немногочисленные остатки Детей снегов эвакуированы в глубь страны. Строители работают не покладая рук, создавая укрепления, чтобы задержать армии Атаятана. Золотой Корпус тренируется день и ночь, Оружейники тысячами единиц выковывают оружие, способное поразить связанных с Древним и эффективное даже в руках неодаренных. В этом Вирду удалось "задать темп". Оказалось, что работая вместе с Музыкантами и Строителями, Мастера Оружейники могут творить удивительные вещи. Войска Тарии подтянулись из Доржены и теперь в полном его распоряжении. Мастера Перемещений ведут разведку, докладывая обо всех подозрительных происшествиях, которые могут быть связаны с Древним, как на севере, так и на юге.
   Но всего этого недостаточно... Приложенных усилий, предпринятых действий, найденных ответов, составленных планов -- мало! Вирд остро осознавал, как мало!..
   Кроме восставшего Атаятана -- наводнение в Дойже, Тасия-Тар вышла из берегов. Что-то похожее на эпидемию в восточной Тарии на границе с Ливадом. Засуха, поразившая земли у Хвоста Дракона, туда требовали Мастеров Полей и погодников, но Одаренным сейчас всюду угрожает опасность, и он боится их отпускать. Годжийцы, воспользовавшись тем, что Ара занята войной с Тарией, активизировали налеты на имперский флот, доставалось и тарийским кораблям, особенно купцам из Междуморья; пиратам следует преподать урок. Жада и Микута в очередной раз вцепились друг другу в горло, а Ташир то и дело поглядывает на западные земли Ливада.
   Несмотря на то, что удалось договориться с Хокой-То и чатанскими Мудрецами, из Ары почти ежедневно поступают жалобы: то плачутся тарийские Толкователи и Пророки, посланные туда, -- мол, к самому интересному их не допускают, то выдвигают обвинения Персты Света, что их давно не приглашали в библиотеку Семи. То благородные к'Хаэли гурьбой приходят на поклон к императору, требуя, чтобы он не соглашался на уговоры тарийского колдуна -- Верховного, и не освобождал рабов, хотя об этом речи еще не было.
   Совет Семи Вирд собирал ежедневно. И вот сейчас, как только Мастер Уйт закончит свой доклад о полученных вчера поздно вечером сообщениях, настанет время очередного заседания. Теперь это заседание начинается, едва взойдет солнце.
   Вирд отменил церемониальное облачение в мантии для каждого собрания -- на это слишком много времени уходит, и совместил прием важных посетителей с заседанием и обсуждением. Раньше необходимо было прийти на поклон к Советнику или к Верховному, объяснить ему дело, а уж потом это дело рассматривалось на Совете. Времени нет! Нет -- ни на церемонии, ни на соблюдение ненужных традиционных правил. Нужно действовать!
   Он отправился на Совет, в чем был: темно-синий шерстяной кам, пояс с пряжкой-символом Мастера Путей -- работа отца... "Перо смерти" на поясе, разве что д'каж на лоб все же повязал. Вирд шел и рассеянно замечал, как роскошен алый ковер у него под ногами, как тонко выполнена резьба на дверях, как восхищают взгляд изображенные Художниками Силы Мицами в золотом цвету вдоль стен и парящие птицы под самым потолком. Ежедневно, проходя здесь, он удивлялся искусству строителей и оформителей, но и испытывал при этом некое раздражение -- неуместны эта роскошь и красота, когда все вокруг рушится...
   Все Семеро уже сидели на своих местах, но не в зале заседаний, а в другом помещении, где удобнее было вести помимо заседания еще и прием. Вирд окинул взглядом Советников, встретился глазами с Холдом. Каждый раз, когда Вирд входил в комнату, Советник Холд смотрел на него так, будто видел впервые: смотрел долго, затем отводил изумленный взгляд. Может, его всякий раз удивляет молодость Верховного или непривычно скромная одежда Правителя -- Атосааль одевался не в пример лучше, -- или меч на боку?
   -- Очередная смерть Мастера Силы, -- хмуро сообщил Советник Маштиме, вместо приветствия. Это уже четвертый -- после Мастера Клата. Кто-то выбирал людей с самым ярким Даром и... пил, по-другому не скажешь, их Силу. Все смерти произошли в Здании Совета, а идей, как обезопаситься, ни у кого не было.
   В последние дни Вирд не мог спокойно ни есть, ни спать: он думал о том, в безопасности ли Элинаэль. По три-четыре раза за ночь он перемещался в ее комнату и прислушивался к дыханию. Хотя все погибшие до сих пор были мужчинами, да и Мастер Огней для Древнего -- опасный яд, но это ничего не значит: ее смерти Вирд не переживет...
   Кодонак был сегодня особо мрачен -- добрались до его Мастера с боевым Даром, одного из лучших Мечников. Стратег ненавидел игры, в которых не мог выиграть. А как выиграть, когда не знаешь ни правил, ни даже с кем играешь?..
   -- Что нашли в библиотеках Обители Мудрецов в Аре? -- спросил Вирд у Ото, который курировал вопрос.
   -- Пока ничего полезного, -- кратко и печально отвечал тот.
   Они обсудили ситуацию в Тарии, в Годже, доклады о возведении заслона с севера. Чем дольше длился Совет, тем тяжелее становилось на душе у Вирда. Казалось, что число проблем не убывает: решив одну, тут же получаешь новых две.
   Гани Наэль советовал обратить внимание на то, что у королевы до сих пор нет детей, и если нужно -- исцелить ее. Еще и интриг во дворце не хватало... Мастера Целители просили выделить им защиту при посещении больных в Городе. Прошел слух, что Карея Абвэна видели в Тайрене. Что там делал бывший Советник, если это он? Вирд не мог сконцентрироваться ни на одной проблеме, то и дело вспоминалась зарезанная на его глазах девушка из видения. И он будто бы чувствовал на себе ее кровь, а еще кровь всех, кто погиб в Городе Семи Огней, за то время, пока он был Верховным.
   Вошел Мастер Уйт, объявив Совету, что Архитектор Итин Этаналь просит принять его, и у Вирда немного потеплело на сердце: Итин, который отдал ему пряжку, созданную отцом -- Человека с крыльями, -- непременно принесет добрую весть. Не все же о плохом сегодня... Но когда Архитектор вошел в зал и Вирд увидел его лицо... надежда на что-то хорошее сразу же угасла: Итин шел, нахмурившись и сгорбившись, спрятав руки в карманы кама. И вся его поза, и неуверенная походка выдавали волнение и тревогу.
   -- Что-то случилось? -- сразу же спросил Кодонак.
   -- Садись, мальчик, -- и Торрет заботливо пододвинул бледному как мел Мастеру Этаналю стул.
   -- Атаятан... -- выдохнул он и хрипло добавил, помолчав: -- Повар... Лакле мертв...
   -- Атаятан приходил к тебе в теле Лакле? -- догадался Вирд.
   -- Да... Он предложил сделку... Дворец за год перемирия... Он смотрел на меня глазами Лакле, но... это был Атаятан, потухни мой огонь!.. это был Атаятан... Какой ужас исходит от него! Никогда... никогда раньше не испытывал я ничего подобного... -- И Мастер Этаналь срывающимся слабым голосом подробно рассказал Совету о встрече и о том, что говорил ему Древний через Лакле.
   Год перемирия. Год для того, чтобы подготовиться. Невероятно щедрое предложение... Но почему Вирду так неприятно, так мерзко предложение это принимать, даже думать о том, чтобы принять?.. Он видел -- Итин Этаналь чувствует то же самое, к тому же -- ведь это Архитектору предстояло строить дворец для Атаятана, в случае, если Совет решит согласиться на эту сделку. А оттого, что платить за всех придется Итину, Вирду становилось еще хуже.
   -- Он дал три дня, -- закончил Архитектор. -- Это произошло нынешней ночью, и я до утра не мог прийти в себя... даже слуг не мог позвать... чтобы... позаботились о Лакле. Но когда я шел сюда, то думал -- предложение это нужно принять. Дворец -- не такая уж большая цена за год... Целый год!
   -- Ты прав, Мастер Этаналь, год -- это много... -- бормотал Маштиме, а Кодонак задумчиво стучал пальцем по кончику носа.
   -- Мы должны соглашаться! -- уверенно заявил Холд.
   Торетт набычился, но согласно кивал. Советник Стойс играл желваками и тревожно поглядывал на Кодонака. Ото Эниль задумчиво вперился в пол. Элинаэль выглядела испуганной. "Ради нее нужно соглашаться -- думал Вирд. -- Год -- время для ее подготовки. Ей очень необходимо это время".
   Вдруг внутри поднялась такая волна страха и возмущения, что он не смог противостоять ей, она просто смела его, затянула в пучину отчаяния, в нем разгорался ураган гнева. Кодонак, Эниль, Торетт, Стойс, Холд, Маштиме, особенно Кодонак с Энилем, -- все они опытные Мастера Силы, люди, прожившие на свете больше любого обычного человека, имеющие знания и способности, которым можно только позавидовать -- и они втянули во все это Элинаэль! Ей едва исполнилось восемнадцать лет! Она еще не жила... Почему она должна рисковать своей жизнью? Почему на ее плечи они возлагают неподъемный груз?! Почему даже не пытаются отыскать другой способ, чтобы победить Атаятана? Да, она последняя Мастер Огней, но она еще не готова! Так не должно быть! Не должна она платить за всех, как и Итин... То же самое можно сказать и о нем самом! Какой из него Верховный?! Они просто посмеялись, избрав его! Он совершенно не знает, что делать и как! Но он готов умереть; а потерять ее -- не готов...
   Вирд попытался справиться со своим гневом, но не мог. Его захлестнуло, он вцепился в подлокотники стула пальцами так, что те побелели, он чувствовал, как скрежещут зубы, а дыхание вырывалось из груди почти со свистом.
   -- Сделка очень выгодна нам! -- не унимался Холд.
   -- Нам нужен этот год, -- наконец, сказал свое слово Кодонак.
   -- Да... сделка выгодна, -- высказался и Ото Эниль.
   Они будто торговлю шелком обсуждают...
   -- А кто заплатит?! -- не выдержал Вирд, голос его звенел сталью.
   Они все, не понимая, обернулись к нему.
   -- Сделка выгодна! Особенно, если платить не вам!!!
   Он вскочил, осознавая, что сейчас не должен ничего говорить. Но слова гнева, подогретые страхом и чувством беспомощности, так и вертелись на языке. Он призвал туман перемещений -- единственный способ сейчас не наделать глупостей.
  
   Гора Волков. Самая вершина "Песни горного ветра". Здесь у шпиля Итин создал небольшую площадку, на которой можно присесть. Здесь так высоко, что трудно дышать, и видно, как под ногами проплывают облака. А когда безоблачно, внизу открывается такой дивный вид, что захватывает дух... И никого... Все обязанности Верховного, весь груз ответственности за судьбу Тарии -- где-то внизу... где-то далеко...
   А ведь он мог бы и не возвращаться... Разве он не свободен? Разве не имеет права на свободу? Он и так пробыл в рабстве десять лет... Вирд мог бы оказаться сейчас где угодно, уйти и запутать след... И никто никогда не найдет его, ни Кодонак, ни Эниль, ни даже Стойс... Он способен перепрыгнуть за Океан Ветров. А там и Атаятан до него не дотянется.
   Но Вирд был прикован к Городу Семи Огней крепкой цепью, очень крепкой. Ему не разорвать ее, даже если бы он и захотел. Он принял Скипетр Силы, он согласился выплачивать цену... А еще Элинаэль. Без нее нет смысла ни в свободе, ни в самой жизни... А она ни за что не откажется от своего долга. То, что ужасало его больше всего на свете; то, что рвало его сердце, тянуло жилы; то, что не позволяло ему трезво рассуждать и принимать мудрые решения -- опасность, угрожающая ей. Она должна была рискнуть своей жизнью -- а он не мог с этим смириться! Иногда ему хотелось переместить Элинаэль куда-нибудь на край света, и не позволить ей участвовать в этой войне, не позволить погибнуть... Спрятать ее. Порой страх за нее становился таким острым, что он всерьез задумывался над подобным шагом, даже понимая, что Элинаэль этого ему не простит.
   "Истинный правитель -- тот, кто, если нужно, отдаст собственную жизнь за своих людей. Но при этом готов и их посылать на смерть, когда потребуется", -- говорил ему Кодонак. Но послать на смерть Элинаэль?.. Он не сможет... не сможет никогда...
   Вирд понял, что сидит, обхватив себя руками, и дрожит -- здесь холодно и ветрено, а он больше привычен к жаре. Юноша переместился вовнутрь башни, зажег в камине огонь и сел на пол (мебели здесь не было), глядя в пламя.
   Тарийский огонь горит бесшумно и не дает дыма, но тепло, исходящее от него, всего за полчаса отогрело обледеневшие стены комнаты.
   Согревшегося Вирда стало клонить в сон, когда он услышал едва заметное потрескивание позади себя -- так потрескивают искры в тумане перемещения, кто-то еще "прыгнул" сюда. Вирд резко развернулся всем корпусом, приготовившись пустить в ход "Перо смерти", если потребуется... Да. Потребуется...
   -- Хорошо, что мы встретились до того, как Архитектор начал строить. -- Эбонадо Атосааль стоял в центре зала с обнаженным мечом в руке и довольно улыбался, вместе с ним были Элий Итар и еще один не знакомый Вирду высокий и светловолосый Мастер. -- Как только Итин приступит к работе, Древний объявит перемирие, и я не смогу тебя убить.
   Спутники Пророка стали медленно обходить Вирда справа и слева, окружая; у каждого -- взгляд волка, учуявшего оленя. Он был один против троих. Может, стоит переместиться отсюда? Но как же велик соблазн покончить сейчас хотя бы с кем-то из продавшихся Атаятану! Время испытать "Перо смерти". Самый опасный из них -- Эбонадо Атосааль, с него и следует начинать!
   -- Как ты меня нашел, Атосааль, ты же меня не видишь? -- спросил Вирд, извлекая из ножен свой клинок. -- Или ты наконец-то прозрел?
   Тот неприятно засмеялся в ответ:
   -- Я никогда не был слеп -- я видел все ясно. А ты -- мошка, рябящая перед глазами, притом давно мертвая, кто тебя заметит? Ты все раздумываешь над тем, что я ошибся? Ведь так? Наверняка и Верховным ты согласился стать, лишь чтобы доказать мою неправоту. Чтобы оставить след! Но это ничего не значит! -- в последней фразе он выделил каждое слово. -- Да ты и сам прекрасно понимаешь, насколько глупо было избирать правителем Тарии такого мальчишку, как ты, притом бывшего раба! И ты знаешь, что Город в ваших руках вовсе не потому, что вы отбили его у меня, а лишь потому, что Атаятану захотелось поиграть! Проспавшему шесть тысяч лет необходимо поразмяться.
   Атосааль не спешит его убивать, а значит -- уверен в успехе... И он даже не волнуется, что Вирд может переместиться и улизнуть от него.
   -- Так как ты нашел меня?
   -- Нашел? Я не искал -- я ждал! В этой башне есть нечто притягательное для Одаренных, а для тебя -- особенно. Это нечто схожее с огнем для мотылька. Подобная магия есть в каждом камне Города Семи Огней, в каждом здании, возведенном Архитектором Силы. А у Итина она особо сильна. Он не второй Тотиль -- он больше! И рано или поздно Древний получит его. Ты ведь не первый раз в этой башне? Тебя влечет сюда. Я это знаю. Я ждал, и я подготовился: ты отсюда не уйдешь!
   Первым напал Итар, он неодобрительно глянул на разговорившегося Атосааля, лицо его перекосило гневом, и он с яростным блеском в глазах скрестил свой меч с "Пером смерти".
   Направь меня, и станцуем с тобой, я остр, как слово, и быстр, как молнии сполох.
   Меч запел. Звон стали. Вирд уходит из-под удара.
   Перо Смерти -- я вычеркну имена твоих врагов из начертанного жизнью.
   Итар -- мечник не лучше Вирда, но слева нападает второй противник, и в бой вступает Атосааль. Двое последних пользуются дополнительными Дарами от Второго Круга, и это сказывается -- у Вирда все Дары родные, к тому же он может использовать несколько их одновременно.
   Я ветер, кружащийся в буре, пылающая на солнце сталь -- я принесу тебе славную победу.
   Пел меч, дол клинка засиял. Алые сполохи Силы пульсировали в жилах, кровь бурлила, и Вирд чувствовал восторг от того, что сражается. Все трое его противников слишком медлительны. Вирд развернулся, провел выпад, отбил удар Итара и зацепил лезвием плечо светловолосого незнакомца.
   Чернила мои -- кровь, и пишу я на глади судьбы.
   Кровь и в самом деле была неестественно черной, словно чернила... Зрачки Атосааля расширились, когда он увидел, что Вирду удалось рассечь неуязвимую кожу, а раненный противник поспешно отступил и замер, исцеляя себя.
   Во мне песня жизни и смерти, ради жизни я кровь проливаю.
   Вирд едва не рассмеялся: такая радость накрыла его -- отголосок восторга напоенного меча!
   Взгляд Итара пылает: он -- Разрушитель, но чтобы призвать свой Дар, ему необходимо перестать слушать меч. Вирд не даст ему передышки.
   Неуязвимое мною пробито, я разящий до основанья.
   Вирд подныривает под колющий удар Атосааля, отбивает меч с такой силой, что корпус Пророка разворачивает, но "Перо смерти" не останавливается, оно отражает выпад Итара и входит острием меж его ребер.
   Призван смерть принести Врагу.
   Вирд чувствует это так, будто не клинок распорол сейчас вражескую плоть, а его собственная рука, ставшая вдруг острой и твердой. Он ощущает тепло крови, окрасившей лезвие... тоже черным...
   Время замедлилось, казалось, что меч проходит расстояние в волосок за долгие часы... Кровь Итара коснулась сияющего дола меча и запульсировала в одном ритме с Силой Вирда. Вирд чувствовал ее, как свою, Вирд видел Дар Элия Итара -- мрак разрушения, он видел и дополнительные Дары, и тот, что использовался сейчас -- алое пламя Мастера Оружия, видел кольцо, опоясывающее Дар, и черную паутину, оплетающую каждый сосуд, каждую жилу. Сила Вирда потянулась к нитям Дара Итара, слилась с ним, ощутила мерзость липкой черной паутины, пропиталась неистовым гневом... Этот человек... Элий Итар... Вирд знает его... Вирд думает и чувствует, как он, видит, как он, гневается, как он!
   Время остановилось. Перед глазами замелькали картины, которые Вирд не просто видел -- проживал. Мальчик-калека глядит на свою мать с нежностью, а в ее глазах -- только ненависть к нему и презрение. Он ощутил пустоту и такое одиночество, что хотелось умереть. Он был беспомощен и отвергнут, он был гоним и презираем. А потом он ощутил гнев, такой сильный и такой надежный в этой бесконечной пустоте, он окунулся в гнев, забылся в гневе, сроднился с гневом... Гнев пульсировал в его жилах. Кто он? Вирд или Элий? Или он Варталас -- Гнев? Вирд прожил всю жизнь Элия. Вирд понимал все, что тот чувствовал, знал все, что он делал, и знал, почему он это делал. Понимал поступки и мотивы, оправдывал... даже те действия, которые осудил бы раньше... Вирд ненавидел Кодонака за бездействие и слепоту! Ненавидел Город Семи Огней, утопающий в иллюзорной безопасности, безделье и роскоши... Мастеров Силы... всех... всех... Он имел право ненавидеть, потому, что гнев честен!
   Вирд видел, как Элий рос, как его задирали, били и оскорбляли, как он плакал в одиночестве об отце, как в Элие развернулся впервые Дар, как его больную ногу исцелили. Как он узнал впервые сладость женской любви. Как впервые пролил человеческую кровь и забрал чужую жизнь, и как его собственную кровь, красную еще -- не черную, пролили... Видел, как ему повязали д'каж, даже бархатистую поверхность кожаной повязки ощутил; видел, как он стал Мастером Золотого Корпуса, как жил все это время... жил одним гневом. Как связал себя с Атаятаном, как разрушал скалы в Сиодар, проделывая ущелье, как глядел на суде на Кодонака, говорил голосом одно, а сердцем -- другое, как вошел в Первый Круг. Как убил Эбана и презрительно вытер кровь о кам поверженного Советника. Слышал, как Атаятан говорил ему: "Ты человек, в котором нет страха". Стоял у ног второго Древнего -- существа в теле, похожем на женское, разрушая оковы сна. Эт'ифэйна... Наблюдал, как господин его называл имена вошедших в Первый Круг, как назвал и его имя, что было с ним уже давно -- Варталас... гнев... Слушал и смотрел, как спорят Атаятан-Сионото-Лос с Эт'ифэйной, будучи не в своих телах...
   Затем он увидел то, от чего затрепетало радостно сердце и жажда разрушения иссушила все естество: ураганный ветер стонет, срывая крыши домов... землетрясение подкашивает колонны Дворца Огней... осколки купола Академии Силы перемешаны с зеленью погибшего сада... вырванные с корнем цветущие Мицами, роняют золотые лепестки на мостовые... вой ветра, крики людей, грохот и... смерть... Город Семи Огней лежит в руинах и руины эти пожирает пламя!..
   Вирд очнулся, увидел свой входящий между ребер Элия меч, кровь, пропитавшую его кам. Самым кончиком клинка он ощущал горячее, еще не тронутое, не пронзенное его сердце, что билось в волоске от острия.
   Кого назовешь ты врагом своим, того крови напьюсь я сполна, --.
   пело "Перо смерти", --
   Но сердца брата я не коснусь...
   И Вирд одернул меч, как одернул бы руку, опущенную в кипяток.
   Сердца брата я не коснусь...
   Элий отпрянул, зажимая рану руками.
   Атосааль вновь атаковал Вирда, и он, отбивая удар, увидел, что Пророк выглядит удивленным. Заметил ли бывший Верховный, что произошло между ним и Элием? Или изумлен тем, как легко "Перо смерти" пронзает плоть принадлежащих к Первому Кругу? Ведь теперь даже "Разрывающий Круг" Кодонака был не страшен им. А может, Эбонадо Атосааль не понимает, почему Вирд не добил Итара?
   Сделав еще один вялый выпад, Пророк резко отступил. А Вирд, пораженный увиденным и пережитым, не воспользовался слабостью противника.
   -- У него особый меч! -- крикнул Атосааль, обращаясь к Итару и светловолосому, который еще не совсем оправился, хотя рана уже зажила.
   -- Что это значит? -- спросил тот.
   -- Отступаем, с таким оружием он сильнее... Сегодня сильнее.
   Однако Итар отступать и не думал. Он поднял руки, запрокинул голову и призвал Дар Разрушения. Вирд увидел, как нити Силы смерчами завертелись по его предплечьям и запястьям, Элий ударил в пол, и "Песнь горного ветра" затряслась, глубокая трещина расколола сверкающий гладкий пол.
   -- Не нужно, Итар! -- отчаянно крикнул Атосааль. -- Жаль такую башню! -- Он обернулся ко второму спутнику. -- Титой, снимай заслоны! Мы должны уйти!
   Но Элий не слушал. Гнев пылал в его глазах. Сейчас Вирд был полностью согласен с Эбонадо Атосаалем -- нельзя допустить, чтобы "Песнь горного ветра" была разрушена.
   Не задумываясь, о том, какой Путь здесь нужен, Вирд серебряными струнами обвил слетающие с пальцев Элия воронки мрака Разрушения, тот подался вперед всем корпусом, закружился в танце Мастера Стихий, но Вирд перехватывал и связывал его Силу, едва та выходила из рук. Элий Итар беспомощно взревел. Его лицо покраснело от натуги, на лбу и висках вздулись вены, на руках натянулись жилы и они напряглись так, что стали похожими на сухие ветви дерева. Весь свой гнев он вложил в отчаянный бросок Силы, пытаясь освободиться. Вирда кольнули черные нити Атаятана, покрывающие Дар Элия, юношу тряхнуло и подбросило в воздух, но Вирд не отпустил.
   Элий еще раз закричал, но сил на вторую попытку у него не осталось, тем более что рану свою он еще не исцелил, и истекал кровью. Вирд с болью смотрел на эту кровь... Почему "Перо смерти" назвало братом врага?
   Серебряные струны обернулись лазурными потоками, и рану Элия Вирд закрыл. Тот глянул на него изумленно из-под сдвинутых бровей, сжал челюсти и исчез в тумане, как и Атосааль с Титоем...
   Вирд остался один. Башня опасно заскрипела, и трещина разошлась еще больше. Нужно исправить повреждения, пока не поздно. Он закрыл разлом, сплавил пол, тот вновь стал гладким и сверкающим, ощупал башню, проверяя, нет ли больше повреждений, и только когда убедился, что все в порядке, лег на пол и устало закрыл глаза -- сил совсем не осталось.
  
   Элий Итар
   -- Почему мы ушли? -- раздраженно спрашивал Титой Атосааля, когда они вновь оказались в заброшенном замке. -- Он был один. Когда еще выпадет подобный шанс? Мы могли бы его уничтожить! Нужно было добить его, пока он сражался с Итаром!
   -- Ты только стоял и дрожал над своей раной, Титой! А я не боевой Мастер от рождения, чтобы биться с ним в одиночку, когда у него в руках подобный меч! Он не должен был ранить ни тебя, ни Итара. Нельзя терять голову, Алкас!
   -- Почему он исцелил меня?.. -- Элий удивленно осматривал место, куда вошел меч Фаэля: клинок почти достал его сердце -- почти... но остановился на волоске от цели. Фаэль мог легко убить его и тогда, когда сдерживал высвобождаемую Силу Разрушения, Элий чувствовал Дар Фаэля, оплетающий и пленяющий его собственный, как чувствовал бы руки, если бы тот удержал ими его запястья.
   -- Это он тебя исцелил? -- настороженно спросил Атосааль, -- Я думал, что ты сам сделал это...
   Как же неприятно, что Атосаалю стало известно о нем больше, чем он хотел! Но почему Фаэль... не убил? Почему исцелил? Он взглянул на Пророка -- Эбонадо должен знать ответ...
   -- Он мог меня убить, но внезапно изменился в лице и остановился, -- произнес Итар. -- И это он меня исцелил...
   -- Ты почувствовал что-нибудь? -- Атосааль сгорает от любопытства: даже вперед подался, спрашивая... Отвратительный смаргов старик, хоть и в молодом теле, голодный до чужих секретов, чтобы после использовать их в свою пользу... но Эбонадо определенно может объяснить случившееся.
   Итар еще раз смерил взглядом бывшего Верховного, решая, говорить или нет.
   -- Кровь словно закипела, я думал, что он сожжет меня... Это длилось долю мгновения... потом он отдернул клинок, не достав до сердца...
   Глаза Атосааля буквально вспыхнули азартом.
   -- Читает по крови... -- пробормотал он.
   -- Что это означает? -- Элий был прав -- Пророк знал объяснение.
   Эбонадо любит поговорить, а в этот раз стоит выслушать старого Пророка. Между ним и Фаэлем случилось что-то... что-то необычное... И ему нужно знать, что! Атосааль присел на старое, твердое, почти развалившееся кресло, предварительно взглянув на сиденье и поморщившись: к таким некомфортным условиям бывший правитель Тарии не был привычен.
   -- Это один из дополнительных Даров Пророка -- умение читать по крови. Не такой уж и редкий, но те, у кого он есть, избегают им пользоваться. Мальчишка талантлив так же, как и неопытен -- сам себя поймал в ловушку... -- Эбонадо задумался и замолчал.
   -- Я был бы тебе благодарен, -- раздраженно произнес Элий, -- если бы ты соизволил пояснить все более подробно. Я должен знать!
   -- Хорошо, -- Атосааль смерил его своим холодным змеиным взглядом, -- слушай. Фаэль -- Мастер Путей, ему доступны все Дары так, будто каждый из них врожденный и основной. Кроме того, он может пользоваться несколькими Путями одновременно. Это наибольшее его преимущество. Но Вирд не знает еще себя, не знает и того, как работает тот или иной Дар, даже в теории. Он действует наощупь. Фаэлю, как некоторым Пророкам, доступен способ узнать о человеке все, дотронувшись до его крови. Увидеть всю его жизнь, почувствовать все то же, что и он... Иными словами, прожить всю жизнь этого человека за несколько мгновений. Нет ни одного события, ни одного слова, мысли, ощущения, которые не стали бы известны "читающему". Но со знанием приходит и понимание. А когда так хорошо понимаешь, не можешь не полюбить. Теперь ты для него -- как родной брат, с которым он вырос... Даже больше, ты -- будто он сам.
   -- Теперь он знает каждую мою мысль?! Так о какой ловушке ты говоришь, Атосааль? О ловушке для меня?!
   -- Ты не понял, Элий? Он искренне считает теперь тебя братом! Поэтому и не убил. И у тебя появилось преимущество.
   Ни искры, ни пламени! Неприятно осознавать, что враг знает о тебе все!..
   -- Все это странно и запутанно. И я не считаю преимуществом то, что Фаэль заглянул в мою голову.
   -- Он заглянул в твою душу, Элий... он прожил твою жизнь... -- задумчиво бормотал Атосааль, Пророк был доволен так, будто получил ключи от камеры, где заключен беспомощный Фаэль, и может теперь в любое мгновение убить его, но такое мнение Элий не разделял. Наоборот, теперь этот проклятый Мастер Путей знает, где они, знает их планы.
   -- Нам нужно уходить из этого замка! Нужно передислоцировать смаргов! Ты понимаешь?! Он знает ВСЕ!!! Не только обо мне -- обо всех нас. Даже об Атаятане!
   -- Что ты знаешь об Атаятане такого, что могло бы нам повредить? -- сузил глаза Пророк.
   Элий прикусил язык, отвернулся и, растворяясь в охватившем его гневе, поспешил покинуть общий зал. Раз Атосааль так много знает -- пусть думает! Проклятый смаргов Фаэль! Заглянул в душу... Брат... Он -- враг! Притом очень сильный и опасный враг!
  
   Ото Эниль
   -- Теперь я не смогу его убить, если встречу в бою? -- хрипло спросил Вирд, глядя в пол, когда Ото объяснил, что произошедшее с ним называется "читать по крови".
   -- Сможешь... Но тебе будет трудно это сделать... невыносимо тяжело, как будто ты поднял руку на лучшего друга или на единокровного брата... Тебе лучше избегать сражения с ним.
   Мальчик вернулся обескураженным, вымотанным, но более расположенным к разговорам, нежели тогда, когда переместился прямо из зала заседаний, выкрикнув напоследок обвиняющие слова и одарив Совет своим колючим взглядом. Вирд пришел к Ото за помощью и рассказал все, что произошло. Нападение на него в башне Итина на горе Волков... Атосааль его поджидал, знал, что Вирд рано или поздно появится в башне, и планировал убить, но снова не смог. Вирд прочел по крови Итара... Он узнал все о враге, но это очень тяжело... чужая жизнь, да еще и такая. Ото не обладал подобными способностями -- Дара читать по крови у него не было, но был у Абиля Сета и еще у нескольких знакомых ему Пророков, и те, кто хотя бы раз это использовал, рассказывали, какой невыносимый груз приняли они. Забыть ничего невозможно, как будто чужая жизнь прожита тобою. Невыносимая ясность дает такое понимание, что невозможно не оправдать поступки, даже самые отвратительные. Трудно осудить, тяжело приговорить, еще труднее не принять в сердце мысли и желания этого человека, особенно если в чем-то есть схожесть, родство душ, помыслов...
   -- Он ненавидит всех, и даже себя самого... -- тихо проговорил Вирд, -- гнев разрушает его изнутри...
   -- Не думай об этом.
   -- Я не могу... Я видел Город Семи Огней в руинах и... это радовало меня! -- юноша беспомощно посмотрел на Ото, но затем взял себя в руки, стал серьезен и собран. -- Но все же я и получил многое, я нашел ответы! Я знаю, где предатели, где Атаятан!.. Я знаю...
   -- Услышал, что ты вернулся! -- Дверь распахнулась, и Кими впустил в комнату Кодонака, на устах того играла усмешка, но в глазах радости не было. -- Две новости: одна плохая, другая и вовсе -- хуже не придумаешь! -- Дверь оставалась распахнутой, и Кими, хмурясь, поглядывал в проем на кого-то, кто стоял в прихожей.
   -- Так вот, -- продолжил Кодонак, -- та, что похуже -- У Атаятана появилась подружка! А еще -- Ках вернулся.
   -- Называй меня Эрси Диштой, Кодонак! Эрси! -- послышался раздраженный голос, в котором Ото узнал голос Годже Каха.
   Хатин посторонился, давая ему дорогу, и Годже вошел, опасливо озираясь на Кими. Встретив его на улице, Ото ни за что бы не узнал бывшего Советника, с которым больше сорока лет заседал в Малом Совете. Тот остриг волосы на затылке и висках, русая челка ниспадала на лоб, а из-под нее блестели беспокойные ярко-голубые глаза, подбородок порос светлой щетиной; одет он был хуже бездомного бродяги, куртка подрана, будто на него напала кошка, сапоги в грязи. Только нервные движения ловких пальцев, теребящих за неимением длинной косы полу куртки, напоминали в нем прежнего Каха.
   Вирд вскочил, увидев его.
   -- Зачем ты вернулся? -- воскликнул Верховный. Вирд не простил Годже... Да и вряд ли простит когда-нибудь...
   -- Да уж не потому, что мечтал увидеться с тобой! -- заворчал Ках. -- Выполняй Мастер Судеб мои желания, так я б ни за что больше не встретился ни с одним из вас!.. По всей Тарии ни одного Одаренного не найдешь: я пока отыскал Мастера Перемещений, так потерял полторы недели, и еще пять дней упрашивал его перебросить меня в Город Огней из Тхолина.
   "Тхолин? Далеко же его занесло! -- думал Ото. -- Что же заставило Каха вернуться? И что имел в виду Кодонак, когда говорил о подружке Атаятана?"
   -- Так что ты здесь делаешь? -- Вирд сверлил Годже пронзительным взглядом, а тот старался не смотреть ему в глаза.
   -- Хочу избавиться от погони.
   -- И кто за тобой гонится?
   -- Двое.
   -- Может, ты того заслужил? -- отвернулся от Каха Вирд.
   -- Может, и заслужил, -- согласился Годже, не споря, -- но все равно хочу избавиться от них. Ты тоже этого хочешь. Эти двое -- Атаятан-Сионото-Лос и Эт'ифэйна...
   Вирд кивнул так, словно знал, кто такая Эт'ифэйна.
   -- Значит, в тебе все же вновь развернулся Дар? И она охотится за тобой, чтобы выпить его?
   -- Дар разворачивается и сворачивается. А она... как-то чует его... по запаху. Но только когда я исцеляю. Атаятан, похоже, не чувствует запаха Дара, но может выследить Эт'ифэйну. В последний раз они вцепились друг другу в глотки и, развлекаясь таким образом, уложили одиннадцать человек... Я мог бы стать приманкой... -- неуверенно добавил Ках, немного помолчав.
   -- Да, -- твердо ответил Вирд, и Годже глянул на него исподлобья тревожно и обреченно.
   -- О чем вы говорите? -- не выдержал Ото.
   -- Атосааль и другие по приказу Атаятана пробудили еще одного Древнего, -- стал объяснять Вирд, -- Элий был там -- поэтому я знаю. Не думаю, что у этих существ есть пол, но второй пробужденный принимает облик женщины, тогда как Атаятан-Сионото-Лос -- мужчины. Ее имя -- Эт'ифэйна: Меняющая обличья. Она не связывала никогда себя с Одаренными, но она умеет кое-что другое -- пить Дар, будучи в теле человека. Атаятан может делать это, только пребывая в собственном теле. Он хотел, чтобы Эт'ифэйна научила его своему умению, поэтому пробудил ее, но она отказалась, боясь, что он станет намного сильнее ее. Атаятан сам научился тому, что называют они Путем тени", но в теле человека он ничего почти не может, в то время как Эт'ифэйна способна убивать, выпивая Дар. А Атаятан убивает, уходя... как было с Хатоем, с Полто, с поваром Лакле, который приходил к Итину. Теперь я знаю, что все случаи смерти Мастеров Силы -- дело рук Эт'ифэйны, при этом женщины, через которых действовала она, оставались живы.
   -- Да ты знаешь больше, чем я, -- ворчливо заметил Ках, -- хотя за тобою эта тварь не охотилась, а меня едва не сцапала трижды!
   -- Атаятан внушает ужас, -- продолжал Вирд, не обращая внимания на реплику Каха, -- Эт'ифэйна -- желание. А для Пути тени, похоже, они могут использовать только неодаренных... Атаятан со своими смаргами и связанными с ним Мастерами Силы находятся в заброшенном замке Айтш. Переместить смаргов невозможно, да и Древнему пользоваться Даром Перемещений достаточно сложно, самостоятельно он способен перемещаться на расстояние в футов двести, не более, и разве что десять Мастеров Перемещений могут перебросить его на достаточно дальнее расстояние.
   -- Откуда тебе столько известно об этом? -- удивленно воззрился на Вирда Кодонак. -- Это Путь Пророка?
   -- Да... что-то в этом роде, -- кивнул Верховный, и кривая горькая усмешка скользнула по его губам.
   -- Ты знаешь, зачем нужен Атаятану этот эффов дворец, который он хочет заставить построить Итина?
   -- Он любит все красивое... -- ответил Ках с брезгливостью.
   -- Ках прав, -- подтвердил Вирд, -- Древний желает вернуть былые славные времена. Дворец на самом деле важен ему.
   -- Так ты решил все же согласиться на его предложение? -- Кодонак присел на подлокотник свободного кресла и скрестил руки на груди.
   -- У нас двое Древних. И мы знаем, где находятся оба. -- Вирд зловеще ухмыльнулся. -- Покончим с Эт'ифэйной, а затем примемся за Атаятана. А перемирие и Дворец? Пожалуй, можно согласиться... чтобы напасть неожиданно.
   -- Твой настрой мне нравится! -- ободрился Хатин, но Ото решительность Вирда настораживала. Что задумал мальчик? -- Что еще известно тебе, Верховный? Этот твой Путь Пророка -- замечательный инструмент; будь у меня такой же лет десять назад...
   -- А ты действительно все эти десять лет ничего не замечал, не подозревал? Не задумывался, Стратег Кодонак?.. -- прошипел вдруг Вирд с открытой враждебностью. -- Ты, имеющий Дар, который позволяет просчитывать ходы намного вперед, совершенно не обратил внимания ни на поведение Верховного, ни на смерть от оттока мирного Мастера Ювелира? Ты тот, кто мог бы придушить все это в самом зародыше! И не просто мог -- ты должен был! Как Командующий Золотым Корпусом, как Советник Большого Совета... да просто как Мастер Стратег!
   Ото вскочил с кресла.
   -- Верховный! -- воскликнул он. -- К чему эти нападки на Кодонака? Хатин мог бы заметить и предотвратить... как и я мог бы!.. Мы были слепы! Но упреки сейчас не помогут! Это гнев Итара в тебе говорит!
   -- Элий Итар? -- Кодонак, изумленный недоброжелательностью Вирда, перевел взгляд с юноши на Ото. -- При чем здесь Итар?
   Вирд стоял, опустив голову и сжав кулаки, дыхание участилось, видно было, как борется он с обуревающими его чувствами.
   -- Расскажи ему, Советник Эниль... -- выдавил из себя Вирд.
   Ото покосился на Каха, который стоял, опершись о стену, и грыз ноготь большого пальца, шаря беспокойно глазами по всем присутствующим.
   -- Из зала заседания Совета Верховный переместился в "Песнь горного ветра", чтобы собраться с мыслями, -- сказал Ото, приблизившись к Кодонаку. -- Там его ожидали: Атосааль, Итар и Титой. Титой вошел в Первый Круг вместо Майстана. -- Хатин слушал внимательно, не перебивая, хотя комментарии о личностях, что Алкаса Титоя, что Элия Итара, у него, безусловно, имелись. -- Они использовали заслон от перемещений и напали на Вирда, но не ожидали, что "Перо смерти" сможет с ними справиться. -- Здесь Командующий Золотым Корпусом удовлетворенно кивнул. -- В бою Верховный ранил вначале Титоя, а затем едва не убил Итара, но... сработал другой Путь... Вирд прочел Элия Итара по крови.
   -- Элия Итара?! -- Кодонак буквально подпрыгнул на месте: Хатин знает, что такое "прочесть по крови", да и Ках знает: Годже скривился, и его глаза округлились.
   -- Вот откуда такие знания... -- протянул Хатин. -- Держи своего Разрушителя на крепкой цепи, Верховный, иначе гнев пожрет тебя, как пожрал Итара.
   -- Я знаю это, -- тихо ответил Вирд, который уже немного пришел в себя. -- Но те знания, что я приобрел, дорогого стоят.
   Кодонак кивнул и, постукивая себе по носу, спросил:
   -- Тебе известно, сколько у Атаятана смаргов? Как он получает их?
   При этом вопросе Каха передернуло, и Целитель позеленел, будто в приступе тошноты; Вирд тоже брезгливо поморщился, сглатывая. Того немногого, что знал Ото о процессе рождения смаргов, хватило и ему, чтобы содрогнуться и обхватить себя руками.
   -- В окрестностях замка Айтш их около пятидесяти тысяч, -- ответил Вирд. -- Большая часть из них -- особенно живучи, сильны и умны... благодаря необыкновенно сильному Дару одного Целителя. -- Вирд выразительно глянул из-подо лба на Каха, а тот отвернулся. -- Твои заслуги неоценимы, Годже Ках! -- он насмешливо поклонился бывшему Советнику.
   -- Годже Ках умер... -- пробормотал Целитель. -- Я Эрси Диштой. Я другой человек...
   -- Ты тот же! -- Вирд сделал шаг к нему. -- Думаешь, можно просто сменить имя? Нет. Ты тот же Годже Ках, который помогал Атосаалю, который пробудил Древнего, способствовал созданию им его мерзких смаргов... Тот самый, который убил Асу и Лисиль Фаэль!..
   Ото видел, что Вирд не до конца справился с гневом, а переключил его на Каха. Эрси? Почему тот выбрал это имя?
   -- Что ж, Фаэль! -- Годже отошел от стены навстречу Верховному, вытащил свой кинжал из-за пояса и протянул его Вирду рукоятью вперед. -- Покончим с этим сейчас. Это кинжал моего отца... очень символично будет, если ты сделаешь свое дело, воспользовавшись именно им. Ты ненавидишь меня -- так убей! Я согласен со всеми твоими обвинениями. Думаю, на суд у нас времени нет.
   Вирд взял кинжал, на мгновение глаза его вспыхнули: "Услышал песню клинка", -- понял Ото, но убивать Годже-Эрси, слава Мастеру Судеб, Верховный не спешил.
   -- А если нет, -- продолжил Ках, -- то называй меня Эрси Диштой, и будем считать, что Годже Ках умер.
   -- Я не стану тебя убивать, хоть и очень хочу этого, -- Вирд не сводил с него острого презрительного взгляда. -- Но с тем, что Годже Ках умер, я не соглашусь. Ты нужен живым, потому что знаешь очень многое. Ты был с Атосаалем с самого начала. А нам сейчас позарез нужны все крохи информации.
   Вирд развернул кинжал, взяв за лезвие и протянул было назад Целителю, но тут же одернул руку:
   -- Хотя... есть другой способ узнать все, что знаешь ты. Все! И заодно можно будет проверить, смогу ли я, потом убить такого "врага-брата"...
   Он хочет прочесть Каха по крови!
   -- Не делай этого, Вирд! -- Ото поспешил стать между ним и Кахом. Нельзя этого допустить. Вирд не выдержит. -- Ты потеряешь себя!
   -- Ты и так злишься на все, как Итар, не хватало еще, чтобы ты начал дергаться, подобно Каху! -- поддержал Ото Хатин.
   -- Прочесть меня хочешь? -- Годже-Эрси отстранил Ото и протянул свою руку ладонью вверх, предлагая взять кровь. -- Давай! Только того, что пережил я за последний год, и врагу не пожелаешь! Вынесешь ли? А в остальном, жизнь моя была достаточно скучна.
   -- Даже не думай! -- как можно строже прикрикнул Ото на Верховного, словно на мальчишку, да и отшлепать его сейчас был готов. Какой человек останется в своем уме, пережив тот миг, когда будто собственной рукой убиваешь своих отца и мать?!
   Краем глаза Ото заметил, что Кими стал позади Вирда, тоже готовый вмешаться. Кодонак выглядит спокойным, но в глазах решимость, собранность и напряжение, словно у тигра перед прыжком.
   -- Уж лучше бы я Атосааля прочел... -- плечи Вирда расслабились, он вложил кинжал в протянутую руку Каха и, отвернувшись, проследовал к креслу у окна.
   "Уж лучше б Атосааля... -- думал Ото. -- Он намного уравновешеннее Итара, и контролировать его чувства мальчику было бы легче. Почему Дар сработал именно так? Именно в это время, в этом месте и по отношению к этому человеку -- Элию Итару?"
   -- Если мы заключим перемирие, -- нарушил Верховный воцарившееся в комнате минут на пять молчание спокойным и тихим голосом, -- то спасем жителей северной Тарии. И так их погибло уже немало...
   -- Атаятан убивал тарийцев?
   -- Я не слышал, чтобы кто-то из наших погиб!
   Спросили в один голос Кодонак и Ках.
   -- Его смаргам, чтобы плодиться, нужна пища, -- вздохнул Вирд. -- Атаятан уже насытился... до следующего раза, но выродки его... Зимой они пересекли Северный залив по льду и уничтожили по пути Твианту, поселение охотников в Тайве, Холодный Мур, Северные Холмы... полностью уничтожили... даже костей не осталось... Благодаря этому их стало больше ста тысяч... А если мы пойдем на перемирие, то им придется искать пищу в другой стране. Ближе всего -- Ливад.
   -- Но ведь у Древнего достаточно "прыгунов", -- вмешался Ках, говоря неуверенным хрипловатым голосом, -- они могут перемещать людей для них... кормить, как сделали с последней тысячей для Атаятана...
   -- Могут и так... -- вздохнул Вирд. "Хорошо, что не бросается больше на Каха", -- думал Ото.
   Верховный встал, прошелся взад-вперед вдоль комнаты, обернулся и сказал:
   -- Советник Эниль, ты должен сконцентрировать все усилия на том, чтобы узнать, как отбирали в первом Городе Огней Мастеров Силы для того, чтобы погрузить Древних в сон. Ты что-то говорил об испытаниях. Так проведи эти испытания и отбери людей. Когда дворец Древнего будет готов, у нас должен быть этот кулак из пяти Сил... и Мастер Огней, конечно же. Предупреди ее... -- Советник Кодонак, -- Вирд посмотрел на Хатина, -- подумай о том, как перевести часть людей на границу с Ливадом -- там ждет нас первый бой. И войска Ливада необходимо подготовить. Этого человека, Каха... Эрси Диштоя, расспросите обо всем, что он может знать.
   Верховный смерил взглядом Целителя:
   -- Я буду называть тебя Эрси Диштоем. Я также готов оказать тебе гостеприимство. Но и ты будь добр -- не умалчивай ни одной детали, ни одного слова, сказанного Атосаалем.
   -- Все, что помню...
   -- Все! А что не помнишь -- вспоминай! Не вздумай бежать, иначе за тобой, кроме Атаятана и Эт'ифэйны, буду охотиться еще и я! И не используй Дар, чтобы не привлечь их раньше времени. Ты будешь приманкой, когда наступит время!
   Годже... Эрси только пожал плечами: тот ведь сам это предложил.
   -- Завтра мы с Мастером Этаналем отправляемся к заливу Тиасай.
   -- Вы? -- Кодонак привстал.
   -- Итин не должен делать это в одиночку!
   -- А посоветоваться с нами не хочешь, Верховный? -- нахмурился Командующий.
   Вирд посмотрел на Хатина, обычным своим пронзительным взглядом, но враждебности и гнева в нем не было.
   -- Не беспокойся, Советник Кодонак. Это мое решение -- не гнев Итара, не безумие, ни какие другие страсти... Я взвесил все, как ты учил меня. Я знаю, как должен поступить. И мое время умирать еще не настало.
  
  
   Глава 11
   Прибытие в Город Огней
  
   Фенэ Хай-Лид ди Агаят
   Приглашение Короля-Наместника Мило Второго настигло Фенэ в пути от Шеалсона до Города Семи Огней, вернее -- не в пути, а уже в речном порту столицы. Здесь, в Городе Семи Огней, им с Алеем придется расстаться: Фенэ останется, а он пересечет вместе с Мастерами Маем и Дофом, а также с их воинами почти всю Тарию, следуя на речных судах вниз по течению Тасии-Тар до озера Барта, с западной части которого создается заслон, и люди готовятся к битве с Атаятаном-Сионото-Лосом.
   Алей обрадовался тому, что Фенэ пригласили ко двору.
   -- Ты будешь там в безопасности, сокровище мое! -- сказал он, жарко целуя и обнимая ее. -- И сын наш... тоже...
   -- Но будешь ли в безопасности ты?.. -- вздохнула Фенэ, и тут же принялась мысленно корить себя за выказанную глупость: воин не знает безопасности.
   Явившиеся тогда к ее мужу Мастер Марто и женщина... Алсая Ихани, Мастер Перемещений, также плыли с ними, но сошли на берег в Городе. Странная это пара: они не муж и жена, и не любовники, но ссорятся, словно являются таковыми. И не поймешь, ненавидят ли они друг друга или любят. Впрочем, по ледяному взгляду Марто не поймешь даже того, может ли он вообще чувствовать. Любой арайский к'Хаэль, а в Аре ценилась способность мужчины владеть собой, позавидовал бы его хладнокровию.
   Марто целыми днями советовался с Мастерами Командующими в специально отведенной для этого каюте. Они составляли план, и хотя старшим назначен был Мастер Май, Марто этот вел себя так, будто именно он руководит здесь всем. А ведь женщина могла за одно мгновение переместить себя и своего спутника куда угодно, но они предпочли провести на корабле всю неделю путешествия до Города Семи Огней и занимали почти все время ее мужа, с которым Фенэ предстояла долгая разлука. Теперь они собирались предстать перед Советом Семи и Верховным. А Верховным стал... Вирд... Он -- Каэ-Мас, Фенэ уверена в том.
   Алей будет среди тех, кто первым преградит путь Атаятану-Сионото-Лосу, кто не даст ему потушить огонь жизни в этом мире. Достойная любого воителя... славная смерть... Но сердцу от того не легче. "Сохрани, Создатель, отца моего сына, -- молилась она ежедневно, хотя молитва давно не касалась ее уст, еще с порога родительского дома, когда отец ее погиб, -- не забирай, как забрал ты отца и Курсана. Сохрани... Соверши чудо -- пусть он выйдет живым из этой битвы против самой смерти!"
   Если бы Фенэ не носила ребенка, то последовала бы за Алеем Агаятом хоть на край земли. Не оставила бы его ни на миг. И если ему суждено погибнуть, умерла бы с ним. Но теперь у нее будет сын. И ей нужно сохранить эту жизнь, подаренную ей Каэ-Масом.
  
   Фенэ, сопровождаемая свитой бывших рабов и охраны из числа воинов Агаята, смотрела вдаль уплывающим кораблям, а когда за изгибом реки скрылась корма последнего, она села в экипаж, присланный за ней из дворца, и поспешила предстать перед повелителем этой страны... Хотя, здесь все запутано, совершенно не так, как в Аре. Ей до сих пор трудно привыкнуть, что Верховный в Тарии выше короля: он -- Вирд -- истинный правитель страны.
   Фенэ с удивлением вспомнила, как встретила его впервые на рынке в Чатане. Кто мог подумать, что этот красивый мальчик в одежде раба впоследствии станет Верховным Тарии? Удивительны пути Создателя... или Мастера Судеб, как именуют его в Тарии...
   Фенэ встретил не кто иной, как Музыкант Наэль. Тот же взгляд черных глаз, те же волосы, что можно принять за седые. Но одежда намного лучше: кам из тончайшего шелка, расписанный алыми соловьями, высокие сапоги, шитые золотом, медальон, изображающий ключ на раскрытой книге, висит на толстой золотой цепи. У него красивые глаза и голос очень хорош... Но у Фенэ есть муж и то... что было, нужно забыть.
   Он улыбался, кланяясь и дотрагиваясь до неизменного своего серебряного браслета на левой руке.
   -- Госпожа Фенэ! К'Хаиль Фенэ Хай-Лид ди Агаят! -- Он, наверное, единственный во всей Тарии, кто правильно произносит ее имя.
   -- Мастер Гани Наэль! Рада видеть тебя в добром здравии.
   -- Я провожу вас к королю и королеве, -- сказал он, предлагая ей руку, -- но прежде -- в ваши покои, чтобы вы могли отдохнуть.
   Да, ей нужен отдых. В последнее время она стала быстро уставать.
  
   Дворец короля прекрасен, даже лучше императорского Дворца и Обители Мудрецов в Аре... хотя внутри Обители она не бывала -- женщинам туда вход заказан.
   Комната, в которую провел ее Гани Наэль, окнами выходила в сад -- зеленый, свежий, буйно цветущий. В Тарии еще прохладно в такое время года, а в Аре, наверное, уже невыносимая жара.
   Кара и Гоа раздели ее, и Фенэ с блаженством погрузилась в теплую, заранее приготовленную к ее приезду, ванну. Вода благоухала цветами, необычно густая белая пена лежала на поверхности, сама ванна была из чистого серебра. Здесь хорошо, но дворец -- не ее дом, нужно подумать о поместье. К возвращению Алея она приобретет что-нибудь в Городе Семи Огней. Красивый, большой дом, построенный из черного пайнского камня -- она видела такие по дороге к дворцу из окна экипажа. А вокруг дома будут расти кипарисы и деревья Фус... хотя нет: в Тарии климат неподходящий для них. И такая ванна у нее будет, непременно будет!
   Животик, округлившийся у Фенэ, не позволял надевать уже многие облегающие арайские платья, но не только он -- еще и климат, не такой жаркий, как на ее родине. Фенэ обзавелась другими нарядами. Она облачилась в зеленый шелк, служанки заплели ее густые волосы в тяжелую косу: беременная женщина в Аре не должна была ходить с распущенными волосами. Из зеркала глядела на нее... почти тарийка... Фенэ раздраженно хмыкнула, отыскала среди своих украшений диадему в форме кобры: война закончилась, и арайская кобра -- больше не вызов королю, а напоминание о происхождении к'Хаиль.
   Фенэ уже готова была послать за Гани Наэлем, чтобы тот отвел ее к королю, когда в покои вошла высокая, худая, как палка, белокожая и светловолосая женщина, достаточно некрасивая, чтобы ни один достойный к'Хаэль не взглянул на нее дважды, хотя одета она была богато, и Фенэ по достоинству оценила дорогой тонкий голубой шелк, золотую вышивку, множество жемчужин, украшающих лиф, и бесценные бриллианты в ее ожерелье. Взгляд и гордо поднятая голова выдавали в ней благородную высокого происхождения.
   -- Прости, что врываюсь к тебе, -- сказала она и заняла одно из кресел, не дожидаясь приглашения Фенэ.
   -- Кто ты?
   -- Я королева! -- Женщина улыбнулась. -- Называй меня Алиния. Это я пригласила тебя. Услышала о тебе от Гани и решила, что должна познакомиться с тобою. Красивый наряд, -- одобрила королева этой странной державы платье Фенэ.
   -- Спасибо, ваше величество, -- Фенэ склонила голову: конечно, к'Хаиль даже из такого рода, как Хай-Лид, не выше королевы.
   -- Сейчас нас ждет утомительный вечер в окружении придворных... в их жужжании. Каждый плетет интриги, за каждым оброненным словом нужно следить. Каждый жест у них на примете... Поэтому я и решила познакомиться с тобой без чьего-либо присутствия.
   Алиния неодобрительно посмотрела на Кару и Гоа, которые, склонив головы, стояли за спиной у Фенэ. Одного взмаха рукою бывшим рабыням было достаточно, чтобы те исчезли за дверью.
   -- Послушны.
   Фенэ кивнула.
   -- Садись, к'Хаиль Фенэ. Я правильно говорю?
   -- Да, моя королева, -- ответила Фенэ без лишнего подобострастия и присела на стул напротив.
   -- Мы обе с тобою чужеземки здесь. Я ведь тоже не тарийка. Я из Ливада. Слыхала о таком?
   -- Родина Хо-То.
   -- Хм... Умеешь играть?
   -- Да.
   -- Непременно сыграем. Это игра женщин, она требует изворотливого ума, хотя мужчины наивно полагают, что создана Хо-То именно для них, и, играя, так увлекаются, что забывают обо всем.
   Фенэ была согласна с ней.
   -- Я надеюсь, что ты станешь мне подругой. Таковых у меня нет во дворце. Для всех я королева, которую только боятся.
   -- Страх -- честь для иного рода людей, -- перефразировала Фенэ известную в Аре поговорку.
   -- Ты права. Но от страха устаешь. Страх только и ждет, когда ты дашь слабину, чтобы уничтожить... Я предлагаю тебе свое королевское покровительство, но не вздумай отплатить мне плетением интриг за моею спиной!
   -- Я хочу лишь безопасности для себя и своего сына.
   -- У тебя есть сын?
   -- Будет. Уже недолго.
   Королева окинула взглядом фигуру Фенэ, и вздохнула.
   -- Я не могу иметь детей, -- неожиданно призналась Алиния. Эта женщина пришла к Фенэ, и совершенно не зная ее, ведет такой откровенный разговор... Но она была уверена, что королева не глупа, далеко не глупа.
   -- Я тоже не могла, -- ответила Фенэ откровенностью на откровенность.
   У Алинии расширись глаза, и брови поползли вверх.
   -- Меня исцелили. И сказали, что это будет мальчик.
   Королева улыбнулась одними губами: глаза оставались печальными.
   -- Если бы меня тоже исцелили, я бы знала, что ответить Палстору...
  
   Алсая Ихани
   Целыми днями Алсая думала только об одном: как найти ей Абвэна... найти и завершить то, что начала. Пока они плыли по Тасии-Тар, и Марто планировал что-то с другими Мастерами, она металась, не находя себе места. Ей не хотелось возвращаться в Город Семи Огней, но она должна, а раз нельзя не возвращаться, то можно хотя бы отложить: ведь плыть -- дольше, чем "прыгнуть", поэтому Алсая и осталась с Марто, хотя корабли ненавидела. Морская болезнь мучила ее всю дорогу, но более страшным казалось то, что она предстанет перед Ото Энилем и этим мальчишкой, который тогда назвался Мастером Путей, а теперь стал Верховным, и скажет: "Я попыталась... но он выжил". Что она за Мастер Силы, если не может задуманное довести до конца?
   Она явится перед Советом не одна, а вместе с комендантом Та-Мали, у которого есть какой-то план, который хочет он представить Кодонаку и Верховному. Марто -- слишком самоуверенный тип... Что может он предложить такого, до чего не додумался бы Стратег?..
   После того разговора в кабинете Агаята, когда Марто вышел из себя, или сделал вид, что сорвался, чтобы отговорить ее от задуманного -- последнее вернее, -- он вновь стал куском льда. Холодный, бестактный и грубый... Он наверняка собирается подойти к Верховному и Совету Семи и сказать тоном, не терпящим возражений: "Будем действовать так!" И Алсая хотела увидеть, как Кодонак поставит его на место.
   В Здание Совета сселили всех Мастеров Силы Города. Алсая была поражена, увидев, как многолюдно это славящееся некогда покоем и тишиной пристанище Одаренных. Еще больше ее удивило то, что многих встречающихся им по пути Мастеров Силы Марто знал, они приветствовали его кивком головы, а иной раз и дружескими объятьями.
   -- Даджи!.. -- пропела сладким голосом Мастер Таян Лайлиль, увидев ее ледяного спутника.
   Он остановился, вперившись в нее колючим холодным взглядом, который ничуть не смутил далеко не юную уже, но красивую светловолосую и голубоглазую Мастера Полей. Алсая знала Таян. В самом начале своей службы Тарии она не раз переправляла Лайлиль и других Мастеров Роста на дальние поля, где свирепствовали засуха и неурожай. Ей было уже за сто двадцать. Опытная и мудрая женщина. Марто она просто поедает сейчас глазами...
   -- Как давно мы не виделись... Ты возмужал.
   -- Таян... -- только и ответил комендант Та-Мали, и Алсая с изумлением заметила мелькнувшую в его глазах горестную тень.
   -- Рада видеть тебя, Мастер Ихани, -- сдержанно кивнула Лайлиль Алсае и требовательно продолжила: -- не могла бы ты оставить нас? Я хотела бы поговорить со старым другом.
   Алсая вспыхнула: Лайлиль по бестактности, пожалуй, и самого Марто превзойдет! Она собралась было идти дальше -- пусть беседуют, но комендант Та-Мали схватил ее за руку, и она чуть не вскрикнула -- вначале от неожиданности, а затем и от возмущения.
   -- Нам некогда, -- ответил он, отвернулся от Мастера Полей и размашисто зашагал дальше по коридору, уволакивая за собою Алсаю.
   Когда они прошли несколько шагов, она вырвала руку из его грубой хватки.
   -- Что ты позволяешь себе, Марто?! И как ты обращаешься с Мастерами Силы?!
   -- Как с обычными людьми... -- буркнул он, обгоняя Алсаю и вынуждая ее чуть ли не бежать за ним. Несносный тип!..
  
   Мальчика, когда-то представившегося ей Мастером Путей, Алсая поначалу не узнала, но когда он посмотрел на нее пронзительными зелеными глазами, сомнений, что это тот же самый, названный Атой Человеком с крыльями, не осталось. Красивое юное лицо, но взгляд... кажется, что он прожигает тебя насквозь. Неужели и вправду -- Мастер Путей? Но не будь он легендарным Одаренным, то не стал бы и Верховным...
   -- Алсая! Мастер Ихани! -- Советник Эниль искренне рад ее видеть; Алсая почувствовала нежность к этому по-отцовски доброму к ней Мастеру. Но вспоминать, при каких обстоятельствах она узнала его лучше -- не хочется.
   Ото Эниль предложил ей сесть, расспрашивая, где она пропадала все это время. Что ему ответить: "Готовилась к смерти"?..
   -- Я помогала Марто, -- вслух сказала она и, увидев, как блеснули то ли удивленно, то ли насмешливо, голубые глаза коменданта, сразу же пожалела о своих словах.
   -- Я несказанно рад, что ты отказалась от той идеи. -- Советник Эниль улыбался. -- Я боялся, что ты погибла.
   -- Отказалась?.. -- тихо пробормотала Алсая.
   -- Да... убивать Абвэна ты не стала.
   Алсая закусила губу и на глаза навернулись слезы, но она заставила себя успокоиться.
   -- Я думала, что убила его... Я сделала это!.. Нож вошел в сердце... -- сказала она звенящим в воцарившейся тишине голосом. -- Но он каким-то образом остался жив...
   -- Еще одно, за что можно поблагодарить Годже Каха, -- хмыкнул Верховный. -- Ках исцелил Абвэна, когда тот из последних сил переместился к нему.
   Алсая едва не разрыдалась от досады: так нелепо!.. Жизнь Карея была на волоске! Почему?.. Если бы она осталась там еще на несколько минут, дождалась бы, пока потухнет его огонь... окончательно потухнет... Нужен был третий раз! Третий удар в сердце! Она не смогла завершить начатое!..
   -- Тогда убить его было сложно, -- сказал Верховный Фаэль, -- теперь и вовсе невозможно.
   Вирд смотрел прямо в глаза Алсаи и, казалось, читал ее мысли:
   -- Ты не сможешь... -- тихо, одними губами, только для нее сказал он, но она поняла...
   "Я должна завершить начатое", -- ответила взглядом ему Алсая.
   Вирд отрицательно покачал головой, не сводя с нее глаз, и она упрямо потупилась.
   Ненадолго зал наполнила тишина. Марто громко откашлялся, привлекая к себе внимание.
   -- У меня есть план относительно северного заслона, -- самоуверенно, как она и ожидала, заявил комендант Та-Мали. Хатин Кодонак, ставший теперь Советником, вопросительно поднял бровь.
  
   -- Снова избегаешь меня? -- крикнула Лайлиль вслед покидающему обеденный зал Марто, и Алсая осталась сидеть рядом с Таян.
   Прислуги на всех не хватало, поэтому многие Мастера Силы принимали пищу не в своих комнатах, а здесь -- за большим столом, в несколько смен, словно солдаты в казарме. Хоть еда была довольно сносной... Когда Алсая спустилась к завтраку и села, скорее по привычке, чем по необходимости, рядом с Марто, она тут же раскаялась в том, что сделала это -- нужно держаться от него подальше. Она поморщилась, вспоминая произошедшее несколько часов назад.
   Что такое стукнуло Алсае в голову, что она решила в предрассветный час переместиться в комнату Марто?.. Может, она хотела отомстить ему за подслушивание ее разговоров во сне? Может, ей вспомнилось, как он ни свет ни заря врывался в ее та-малийские покои, чтобы в грубой манере пригласить на прогулку к северным племенам? Но оказавшись в его спальне, которая была и кабинетом и приемной (в Здании Советов нынче так тесно, что ей выделили всего две небольших комнаты, а ему и вовсе одну), Алсая принялась мысленно бранить себя за глупость -- он был не один. В его постели, развалившись и приобняв хрупкой белой рукой его обнаженный торс, спала Таян Лайлиль. Алсае стало неприятно, и отчего-то печально... и она поспешила покинуть комнату, пока никто не проснулся.
   Марто и Лайлиль были вместе этой ночью, но когда Таян подсела к нему за завтраком, он попросту вскочил и убежал -- иначе не скажешь.
   -- Мужчины! -- хмыкнула Мастер Лайлиль. -- Даже Одаренные, которым за двести, не взрослеют. Ты с ним? Он уверил меня, что между вами ничего нет.
   -- Это правда, -- ответила Алсая.
   -- Он дуется на меня вот уж который год -- затаил обиду.
   "Дуется? Затаил обиду? -- думала Алсая. -- Так вот как это теперь называется!"
   -- А я думала, что мне удалось загладить вину, -- Таян хрипло рассмеялась. -- Он принял извинения, но не извинил. Уж пятнадцать лет прошло... Наверное, я все-таки серьезно ранила его...
   Любопытство в Алсае принялось бороться со здравым смыслом: какое дело ей до отношений Марто и Лайлиль? Но той хотелось поговорить, и любопытство выиграло без каких либо усилий со стороны Алсаи.
   -- Он был таким славным юношей... И таким страстным... Сейчас он словно лед, а был пламенем. В молодости Даджи, увлекаясь, готов был самого себя принести в жертву. Он хотел либо все, либо ничего! Учась умению обращаться с мечом, он тренировался сутками напролет, пока не стал лучшим. А полюбив меня, требовал, чтобы я вышла замуж за него, и ревновал безумно... Но он неодаренный. Еще немного, и он станет стар... немощен... Я говорила ему: чувства Одаренных и неодаренных мимолетны. Нужно жить одним днем, одной ночью. И многих мужчин это устраивает, но не Даджи. Однажды Марто едва не убил Мастера Силы, когда застал меня с ним. Ведь Даджи -- Мечник, а тот Мастер Силы -- мирный... Конечно, я была не права... но кто же устоит перед Кареем Абвэном?..
   Алсая вздрогнула, а Лайлиль поднесла пальцы к губам, как бы желая вернуть слова, что уже слетели с уст, и, с тревогой глядя на Алсаю, накрыла ладонью ее руку.
   -- Прости! Я напугала тебя? Все теперь твердят, что Абвэн чудовище, предатель огня жизни и все такое... Но тогда он ведь не был таким. Просто ветреным, красивым до безумия... Я знала, что я у него не одна, и никогда не буду одной... Но это Абвэн! Ты ведь видела его глаза!..
   Алсая видела. Растворялась в них. Забывалась... тонула в их синеве. И видела смерть в них... но он не умер.
   Дальше болтовню Лайлиль она не слушала. "Абвэн... Карей... Абвэн..." -- звучало у нее в голове, будто набат, зовущий в битву. Она должна найти его... найти и убить!..
  
  
   Глава 12
   Паутина
  
   Алсая Ихани
   Приятная нега окутала все тело: Алсая уже проснулась, но глаза открывать не спешила. Просто полежать... Тревожные мысли тут же принялись атаковать расслабленный сном разум, впиваться иголочками в сердце, будоражить душу... Она открыла глаза, увидела сидящего в кресле перед постелью Марто, и тут же вспыхнула от негодования. Затем вспомнила о том, как появилась под утро в его спальне, смутилась и зарделась.
   Марто сидел, опершись подбородком в вершину сложенных домиком пальцев, не отрывая от нее ледяного пронзительного взгляда. Что ему нужно? Алсая натянула повыше сползшее было до талии одеяло -- вырез на ее кружевной ночной рубахе открывал слишком многое, -- собралась с мыслями и насмешливо спросила:
   -- Прислушиваешься к тому, что я говорю во сне? Что-нибудь интересное?..
   -- Нет. Пришел попрощаться. -- Он откинулся в кресле и прижал вершину своего домика из пальцев к губам.
   -- Возвращаешься в Та-Мали?
   -- Нет.
   -- Значит, на северный заслон? Неужели Советник Кодонак счел разумной какую-то часть твоего плана?
   -- Советник Кодонак все счел разумным в моем плане, и поэтому его взяли за основу оборонительной тактики.
   -- Надо же!
   -- Но туда я не отправляюсь, пусть Май и Агаят завершают то, что я начал... Кодонак предложил мне место Командующего на ливадской границе. Я отказался. -- Много откровений за один раз для Марто. -- А ты остаешься в Городе Семи Огней? -- спросил он.
   -- Нет.
   Они помолчали. Алсая поднялась и села на кровати, Марто задумчиво вперился в пол.
   -- У меня есть одно незаконченное дело... -- сказали оба одновременно, и оба же удивленно посмотрели друг другу в глаза. Прежде чем изумленное выражение в очах Марто сменилось обычным для него ледяным равнодушием, она заметила скользнувшее в них любопытство. Показалось?
   Вновь воцарилось молчание. Алсая откинула одеяло и, придерживая одной рукой вырез ночной рубахи на груди, потянула к себе халат, небрежно брошенный вчера на стул около кровати.
   -- Откровенность за откровенность, -- сама не зная почему, тихо сказала она, одеваясь, -- я хочу найти... Абвэна... Ты, должно быть, догадываешься, почему... Что за незаконченное дело у тебя?
   Марто ответил не сразу. Он скрестил руки на груди, посмотрел мельком на Алсаю, затем в окно, вздохнул и снова впился взглядом в нее. Она же отвернулась, продолжая наскоро приводить в порядок волосы. И только когда невыносимым стало ощущение, что в ней сейчас прожжет дыру его холодный и острый, как сосулька, взгляд, он ответил тихо и... мягко... почти с нежностью:
   -- Тогда нам еще рано прощаться.
   Это все. Он поспешно поднялся и покинул комнату.
   "Марто! -- думала Алсая, усмехаясь и глядя ему в спину. -- Как обычно: ни здравствуй, ни до свиданья..."
  
   -- Мастер Марто был бы очень полезен нам в Ливаде с его талантом тактика... пусть неодаренного, но все же. Я, и Кодонак, думаю, тоже, всегда ценили умных людей, не наделенных Силой. К тому же, учитывая его происхождение... -- Советник Эниль составил Алсае компанию на прогулке по внутреннему двору Здания Совета.
   Сегодня ярко светило солнце, небо было поразительно голубым. Весна, окончательно отвоевавшая все позиции у зимы, облачила искусственно выращенные Мастерами Садовниками в Городе Семи Огней деревья Мицами в одежды из нежных золотых цветов. Как на картинах... На клумбах распустились тюльпаны, а на ветвях деревьев перекликались радующиеся теплу скворцы. Ветер одурманивал, то и дело окуная в облако цветочных ароматов... и о плохом думать не хотелось. Больше того: не верилось, что где-то есть пробужденный Древний, жаждущий крови, его отвратительные смарги, его Круги из Одаренных предателей и... Абвэн.
   Все время, со дня ее прибытия, Ото Эниль по-отцовски опекал Алсаю, хлопотал, чтобы ей выделили лучшие комнаты и приставили служанку.
   -- Это ни к чему, -- неизменно отвечала ему Алсая, не открывая, что собирается вскоре покинуть Город.
   Зачем-то Марто тоже хотел найти Абвэна. Неужели он до сих пор держит на Карея зло за тот случай с Таян? Он так мстителен? Но если уж у Алсаи -- Мастера Силы, мало шансов против изменившегося... теперь окончательно, Абвэна, то на что может рассчитывать Марто? Марто нужно было убить это чудовище еще тогда... пятнадцать лет назад... Будь Абвэн на тот момент мертв, она бы никогда не узнала его... не полюбила... Интересно, как развивался их поединок: это Мастер Мечник Марто пожалел мирного Абвэна, или тот попросту убежал, используя преимущества "прыгуна"? Карей всегда был труслив... теперь она это видит...
   -- Вы сказали что-то о происхождении Даджи Марто? -- уточнила Алсая слова Советника. Ей любопытно...
   -- Да. Ты разве не знаешь, девочка? Хотя... ты тогда еще училась в Академии Силы. Даджи Марто -- родственник нашей королевы. Он ливадец, младший сын одного из ее дядей. Еще до того, как свадьба Мило и ливадской принцессы состоялась, а решение о ней уже было принято, его отправили в Город Семи Огней учиться в Пятилистнике. И ставший тарийским Мастером ливадский дворянин должен был положить начало крепкой дружбе между державами; вторым шагом к еще более тесному сближению стала свадьба тарийского принца и младшей дочери королевы Ливада.
   "Ливадский дворянин? -- искренне удивлялась Алсая. -- С такими-то манерами?.."
   -- Даджи Марто стал Мастером в двадцать три, отучившись всего пять лет вместо положенных десяти, и это совсем не благодаря его связям при дворе. Дома, в Ливаде, его, наверное, с младенчества приучали к мечу. До сих пор равному ему среди неодаренных мечников не было... Его готовили к тому, чтобы стать Командующим, или городским Главой, или советником при короле. Но у него вышел спор... горячий спор с... -- Ото Эниль замялся, -- одним из Мастеров Силы...
   -- С Абвэном, -- тихо, но совершенно спокойно сказала Алсая, и собеседник глянул на нее, удивляясь то ли тому, что она знает, то ли ее невозмутимости.
   -- Да. С Абвэном. Советником Абвэном на тот момент. Марто едва его не убил...
   Алсая мысленно усмехнулась: "Мы оба едва его не убили!.."
   -- Конечно, такое событие не могло не получить огласки. И ситуация была довольно скользкой... Родственник королевы Ливада, своего рода посол... и Советник из Семи. Марто быстро нашли хорошую должность где-то в западной Тарии, чтобы удалить его из столицы, но он наотрез отказался. Тогда ему предоставили список, и из двухсот возможных мест, очень даже неплохих и престижных, он выбрал...
   -- стать комендантом Та-Мали?
   -- Да... место коменданта Та-Мали на крайнем севере. Худшей должности и не придумаешь. Когда об этом узнали, едва не вышел политический скандал. Никто не верил в то, что это был выбор Марто, и когда он сам заверил в том свою тетку -- королеву Ливада, нам предъявили претензии: почему, мол, в списках вообще оказалось подобное предложение? Свадьба принцессы и Мило Второго едва не сорвалась... Но время шло, Даджи Марто сидел в Та-Мали и исправно писал оттуда в Ливад о том, что с ним все в полном порядке. И пять лет спустя Мило все-таки обзавелся женой-ливадийкой, к обоюдному удовлетворению Тарии и Ливада.
   Марто удивлял ее все больше и больше. Ливадский дворянин? Племянник королевы Ливада и кузен королевы Тарии? Человек, который покушался на Абвэна пятнадцать лет назад и жаждет по-прежнему его смерти? Тот, кто предпочел серые холодные стены Та-Мали, общество дикарей и полуграмотных тарийских охотников роскоши дворцов и всем благам Города Семи Огней? Он был еще более странным, чем казался ей поначалу. Правильно ли она сделала, что связалась с ним? А ведь похоже на то, что этот упрямец Даджи Марто не собирается оставить убийство Абвэна ей... Придется мириться с его компанией и... воспользоваться его помощью. Только какой? Он даже не Одаренный! Не погубит ли ее то, что она доверилась безумцу?.. Но довериться безумцу лучше, чем предателю. И погибнуть так... лучше...
  
   Фенэ Хай-Лид ди Агаят
   -- Почему бы не обратиться к Верховному? Этот человек поможет тебе, Алиния, я уверена.
   За то недолгое время, пока Фенэ пребывала во дворце, королева Алиния приблизила ее, сделав самой закадычной своей подругой.
   Фенэ не была глупой девочкой, чтобы всецело доверять такому дружелюбию, внезапно возникшему у ее величества к совершенно незнакомой женщине, но что-то родственное у к'Хаиль и королевы все же было: они обе оторваны от родины, от семьи и близких, обе настрадались от бездетности. Правда, Фенэ, слава Создателю, теперь исцелена, а почему Алиния, жившая в Городе Семи Огней все эти годы и окруженная Мастерами Силы, до сих пор бездетна -- Фенэ не понимала...
   Она и королева много времени проводили в разговорах тет-а-тет. Для этого даже от общества вездесущих фрейлин (до чего же глупы эти женщины!), и как репейник приставшей к Алинии принцессы Агаи удавалось избавиться. Это было довольно сложно, но не для Алинии, которая очень умна, и еще более хитра и изворотлива.
   Королева потягивала из золотого резного кубка, работы мастеров западной Тарии, свой любимый пи-ат -- напиток ее родины, изготовлявшийся из плодов дерева Хо-Ат (Красный орех). Не слишком крепкий (но выпив много, можно опьянеть), приятный на вкус, чуть терпковатый и острый, имеющий ореховый аромат. Фенэ, предпочитавшая арайское вино, за неимением его в Тарии тоже перешла на пи-ат и нередко разделяла с Алинией чашу за долгой беседой.
   -- Ты говоришь о Вирде Фаэле?
   -- Да, о нем. Хотя, мне кажется, что королеве не нужно просить. Достаточно было приказать любому Целителю еще несколько лет назад... Разве не так?
   Королева залилась смехом, сверкнув невесело голубыми глазами. Затем откинулась в кресле, небрежно заложив за ухо выбившийся из прически локон. Иной раз в жестах и движениях Алинии исчезала женственная мягкость и томность, проскальзывало что-то резкое, грубое, мужское.
   -- Нет, Фенэ! Я не могу приказывать Мастерам Силы, и даже у Мило нет таких полномочий. Но в просьбе они бы не отказали ни ему, ни мне... Причина в другом... Хочешь знать?
   Фенэ была внимательна, но старалась не выказать излишнего любопытства, что никогда не украшает благородную.
   Алиния не дожидалась ее ответа.
   -- Я горда... -- печально со вздохом сказала королева. -- Слишком горда. Я не могу просить.
   Фенэ понимала. Стала бы просить к'Хаиль на ее месте? Нет.
   -- А Мило... Мы уж давно не делим вместе постель. Я для него... напоминание о том, что судьбу его вершат Одаренные. Они выбрали ему жену, когда он был еще ребенком, вынудили жениться на нелюбимой женщине... Может, будь на моем месте принцесса Мариай, все сложилось бы по-другому...
   -- Кто она? -- негромко спросила Фенэ.
   -- Моя младшая сестренка. Это ее готовили к свадьбе с Мило. Когда моя мать королева Пая и король Брай -- отец Мило, по настоянию Совета Семи заключили договор о браке между их детьми, Мило было семь, а Мариай -- четыре. Зная тарийские обычаи, ее с детства приучали к балам, нарядам, обучали манерам, музыке, художествам, языкам и политике. А я в то время училась держать в руке лук и копье. Боги дали моей матери девять дочерей, а за Мило она согласилась выдать только самую младшую, чтобы меньшим был риск когда-нибудь ей унаследовать трон Ливада. Я старше Мариай на девять лет и должна была стать Предводительницей ливадских воительниц. Я была бы счастлива тогда... -- Алиния сделала медленный глоток, помолчала, смерила испытывающим взглядом Фенэ -- слушают ли ее, и только тогда, продолжила, -- Мариай не в пример меня красивее... Еще в детстве все замечали это. Свадьба была назначена на пятнадцатый год ее жизни... Мило она бы понравилась: юная, свежая, прекрасная с белыми кудряшками, огромными глазами в пол-лица, с безупречными манерами, легкая, как порхающая бабочка, с нежным голоском... А как она пела! Но... Мариай до пятнадцати не дожила...
   Королева сглотнула комок в горле, стиснула зубы, чтобы не заплакать. "Она любила сестру", -- подумала Фенэ.
   -- ...упала с лошади в тринадцать лет. Упала, ударилась... пискнула, помню, будто котенок... закрыла свои огромные глаза... и больше никогда не открывала. Я не думала, что смерть может вот так нелепо настигнуть!.. Какой же хрупкой она была!.. Будто не ливадка!.. -- Свое горе Алиния попыталась заглушить гневом и повысила тон: -- Я раз пять падала с лошади, но вставала и снова садилась! И ничего, кроме синяков, у меня не было! Ладно бы руку сломала, или ногу! Но чтобы вот так... упасть и умереть тут же... Не должно было так случиться... Не иначе, как мать-королева разгневала чем-то богов!..
   Алиния вновь замолчала и задумалась на несколько минут. Фенэ допила свой пи-ат, встала и наполнила кубок вновь, позаботившись также и об опустевшем почти кубке королевы.
   -- Мне пришлось ее заменить. Вместо прекрасной юной принцессы, Мило получил угловатую, нескладную, уже не юную... и уже давно не девушку... женщину, что старше его на шесть лет и к тому же сильнее... Я уверена, что тогда смогла бы победить его в схватке и на мечах и на копьях. Сейчас уж, правда, подрастеряла сноровку. Но самое плохое не в том, что сильнее, а в том, что умнее... Он меня возненавидел! К тому же, всегда находились те, кто с назойливостью летней мухи нашептывал ему на ухо крамольные мысли: мол, не во всех странах Одаренные вертят монархом как хотят, -- в Аре, например, тамошние Мудрецы разве что совет могут дать императору, и он вовсе не обязан следовать такому совету, а в Ташире, так и вовсе убивают всех отмеченных, в том числе и всех, у кого случается припадки, которые могут свидетельствовать об оттоке, а, следовательно, о наличии Дара Силы. Подобными разговорами и намеками они годами подогревали возмущение Мило его положением. Он ведь не может самостоятельно ни начать войну, ни выбрать королеву... В то время как короли и императоры окрестных стран могли хоть целый гарем содержать, он вынужден был смириться с "подсунутой" ему Советом Семи и Верховным старой уродливой ливадийкой.
   Алиния не была красива, но и уродливой ее не назовешь, и, конечно же, она еще не стара.
   -- Когда я не забеременела и после пяти лет совместной жизни, он даже обрадовался и охотно прекратил попытки. Последние годы я уж и не знаю, как выглядит королевская постель, зато это хорошо известно дочкам Палстора: смазливые, но при этом подлые, как и их папаша. Если бы у нас с Мило был ребенок, все стало бы намного серьезнее -- законный наследник... А так... Король спит и видит, как бы от меня избавиться. Спит и видит... И, конечно же, он не станет просить за меня у Одаренных. К тому же... то, что происходит сегодня... При Атосаале никто бы не смел и головы поднять, крамольный шепот, что был при нем, превратился в наглый крик при Фаэле. Все понимают, что Вирд --мальчишка, ослабленный к тому же отступничеством почти трети Одаренных Тарии. Мальчишка, который ничего не знает о политике. Слух о том, что Древнему дела нет до королей и их власти, и что свою войну он ведет только против Мастеров Силы, не покорившихся ему, становится все более популярным. И, похоже, Мило начинает верить... увы,
   -- Но король поддержал восстание... -- недоумевала Фенэ. Как ни крути, а Тария -- удивительно непонятная страна.
   -- Да... Но больше потому, что ненавидел Атосааля. Мило горяч, не любит раздумывать, планировать... Теперь власть сменилась, но Король-Наместник как был, так и остается цепным псом Одаренных. При этом Палстор и подобные ему стали говорить чаще и настойчивее о возможности изменить порядок вещей. Такая возможность в будущем, вероятно, уже и не представится. День и ночь Мило внушают, что действовать нужно сейчас, пока Фаэль еще очень юн и отягощен неразберихой в стране. Подозреваю, что наушничают не одному Мило, подогревают недовольство дворянства и простого люда. Засуха? Фаэль виноват! Почему он не послал погодников, которых, как известно, пруд пруди? Эпидемия? Снова нерасторопность Фаэля! Где Целители? Древний уничтожает целые поселения? Как ты думаешь, кого обвинят? В провинциях тоже давно возмущены существующим положением: когда каждый городской Глава под присмотром Одаренного городского Советника... Графы и князья хотят властвовать, а им позволяют лишь вести скромное хозяйство... Никто не верит, что у мальчишки поднимется рука придушить восстание своего же народа, если такое вспыхнет. А не вспыхнуло лишь потому, что зачинщики еще побаиваются Кодонака. Уж тот не сплохует. Но если начнется война, и Кодонак будет занят...
   Алиния замолчала надолго, она встала с кресла, подошла к окну, выходящему в сад: створки были распахнуты, и ветер вносил в комнату вечернее благоухание весенних цветов. Опершись о подоконник, королева задумчиво вглядывалась в синий сумрак, заполнивший сад в преддверии ночи, обещающей быть ясной и звездной.
   Фенэ тоже задумалась. От откровений королевы ей стало не по себе. Нет, она не боялась интриг и понимала, что при любом дворе их больше, чем достаточно, и если бы тарийские придворные не занимались их плетением, она бы очень удивилась, -- скорее пауки оставят извечный свой труд. Но здесь все далеко зашло и плохо пахнет. К тому же в опасности человек, которого она считает Каэ-Массом... исцеливший ее. Она обязана ему своим счастьем, будущим своего рода, исполнением мечты ее отца -- иметь внука, в чьих жилах будет течь кровь великих воителей. Благородная не должна оставаться в долгу. Если сейчас она не предупредит Вирда Фаэля о грозящей ему беде, то сын ее, родившись и повзрослев, никогда не простит матери невыплаченного долга, при том, что возможность такая была. Араец бы не простил...
  
   Гани Наэль
   -- Эй, Музыкант! Еще балладу! -- кричал захмелевший Мило Второй, обращаясь к Гани, будто к уличному скомороху, а Палстор при этом кривил в гадкой усмешке свой почти безгубый рот.
   Гани едва заметно скрипнул зубами, учтиво улыбнулся и медленно склонил голову:
   -- О чем хотел бы услышать мой король?
   -- Давай "Обманутого короля"! -- Мило пьяно рассмеялся и даже, кажется, хрюкнул.
   Руки Гани привычно заскользили по струнам: он помнил слова так хорошо, что во время пения мог размышлять о происходящем. Охота превратилась в попойку, и способствовал тому, конечно же, граф Палстор. За последнее время Гани уже многое понял в том, что творится при тарийском дворе. Главный паук, плетущий паутину, -- Палстор, а неуравновешенный, горячий, и не очень умный Мило -- муха, попавшая в эту сеть. Но Мастер Музыкант уже видел слабое место графа -- излишняя уверенность в своих силах, а отсюда наглость и потеря осторожности: он не считает нужным особо скрываться, хотя и думает, что Гани -- человек Фаэля. Палстора кто-то поддерживает среди высокопоставленных Одаренных. Ему что-то обещали... Ему гарантировали безопасность... Вирда Фаэля он не боится. А должен бы. Вирд -- мальчишка, но не простой: кто, как ни Гани Наэль, знает это! Все-таки -- Мастер Путей, и Палстору не по зубам, даже если тому кто-то помогает! Возможно, граф держит связь с кем-то из отступников, не зря эти разговоры о "доброте" Древнего к простым людям. А может, все хуже, и Вирд недостаточно хорошо вычистил Советы: Большой и... Малый.
   -- Выпей, Музыкант! За "обманутого короля"! -- Мило лично протянул Гани кубок, полный до краев, и Музыкант опустошил с улыбкой. Гани пил наравне с королем, в отличие от Палстора, который, как он заметил, выливал большую часть на землю рядом с подстеленным ковром, на котором возлежал.
   Пить-то он пил, но ни разу в жизни Гани Наэлю еще не удалось напиться: иной раз он думал, что это его проклятие, особенно тогда, когда горе хотелось залить вином. Поэтому, как обычно, руки его твердо перебирают струны, язык не заплетается, а голос звонок; он бы и по канату сейчас прошел с легкостью. Но Палстор не знает об этой его особенности. Может, притвориться? Пусть граф думает, что один трезв из всей собравшейся компании. На охоту с Мило отправились еще с дюжину придворных, не считая Палстора и Гани, женщин среди них не было. Гончие погоняли немного зайцев по рощицам на берегах озера Сон, и Мило Второй после неоднократно озвученных жалоб о том, что настоящая охота -- только в Тарийском лесу, а до него неделя пути, с подачи графа, решил сделать привал, и обильными возлияниями "отпраздновать" неудавшуюся охоту.
   Вся дюжина молодцов, что опустошают сейчас кубок за кубком, -- люди Палстора, доверенные лица, к тому же не отличающиеся умом и благородством. В их обществе Гани было очень неуютно, уж лучше отбиваться от провокаций королевы и принцессы. Но Мило стоит вытянуть из этой паутины, он не злой и не подлый человек, но легко попадает под влияние.
   За время пира, организованного прямо на расстеленных на земле коврах, Мило несколько раз требовал, чтобы Гани подсаживался к нему поближе, и теперь король уже орет ему в самое ухо, заказывая новые и новые песни.
   -- Спишь с королевой?.. -- спрашивает вдруг Мило серьезным, тихим и почти трезвым голосом, наклонившись к Гани. Тот нахмурился, не переставая играть, посмотрел на короля. -- Ничего... Кто только с ней не спит... Но если дотронешься до Агаи!.. Я шкуру с тебя спущу, и не посмотрю на то, что ты человек Верховного!..
   -- Ваше величество ввели в заблуждение, я не осквернял вашего супружеского ложа, и Агая для меня под запретом. Но то, что она, по ливадскому обычаю, ищет себе подходящего мужчину для первой ночи -- для меня не секрет, и вашему величеству стоит поговорить с ней об этом.
   Мило не так пьян, как хочет казаться... а значит, он не так прост, как выставляет себя... Король скрипнул зубами, затем заорал во всю глотку так, что у Гани заложило уши:
   -- Вижу, вы не пьете! И ты, Палстор, наливай полный кубок! И пей, чтобы я видел! До дна! До дна -- я сказал! -- Этот кубок графу по-настоящему пришлось выпить -- король внимательно наблюдал.
   -- Так Алиния еще не затащила тебя в постель? -- обратился к нему Мило вновь тихим и трезвым голосом, никто их разговора не слышал. -- Клянешься?
   -- Клянусь.
   Мило хмыкнул, усмехнулся.
   -- Я не ревную... Но все же приятно, что хотя бы с тобой она мне не изменила... Так Агая, говоришь, ищет себе мужчину?
   -- Возможно, это была лишь шутка, ваше величество. Королева Алиния любит подшутить над придворными, и я не исключение.
   -- Думаю... не шутка. Эти ливадки... не знают стыда! А Агая очень уж привязалась к моей дорогой женушке.
   -- Опять не пьешь?! -- вдруг орет король громче прежнего, оборачиваясь к навострившему ухи Палстору, и поднимает кубок: -- За Тарию!
   -- Скажи мне, Музыкант, что за человек этот Вирд Фаэль? -- склоняется к нему король, вновь трезвея волшебным образом. -- Как давно ты служишь ему? И кому служит он?
   -- Ваше величество не верит, что я сказал правду о том, как познакомился с Вирдом Фаэлем? Что ж... в это действительно сложно поверить... Но я не утаил ничего, хотя стоило бы: многим не по нраву, что Верховный провел десять лет в арайском рабстве. Одно я могу сказать: Вирд-А-Нэйс Фаэль вам не враг.
   Мило Второй фыркнул, сделал большой глоток из кубка, окинул взором своих попутчиков. Бароны Дейко и Хаон уже засыпали, преклонив головы друг к другу; они пошатывались, и почти заваливаясь на землю, оба разом вздрагивали, вновь выпрямлялись и продолжали невероятным образом комично удерживать равновесие. Рыцари Инше, Лавли и Тамбей орали в три глотки только что завершенную Гани песню, повторяя раз за разом куплет: "Опутала сердце плетеньем слов, на грудь накинула сеть, и встать не мог великий король -- осталось ему умереть". Лавли так проникся, что не сдержал пьяных слез. Прочие охотники вгрызались в прихваченные с королевской кухни окорока, налегали на сыры и рябчиков, но больше пили... Сейчас только три часа пополудни, до заката еще далеко, но к вечеру тут не останется ни одного способного стоять на ногах, кроме, конечно, Гани Наэля, а может, и... короля. Что до хитрого Палстора, то пить он не умел, и после того как Мило вынудил его опустошить три или четыре кубка, не пролив при этом ни капли, он уж икал и смотрел косо.
   -- Охота -- лишь предлог... -- вздохнул Мило. -- На самом деле мы едем в гости к Икрусу... Эффов граф!.. Два года я избегал этой встречи...
   Гани не понимал, о чем ведет речь король, но то, что монарх лишь притворяется опьяневшим, ясно, как день. Они едут к Палстору? Что за встреча?
   -- Ну что, Икрус? Ждут меня в твоем поместье?.. -- спросил Мило и захохотал.
   -- Ждут... ваше вели...вечили...ство... -- еле ворочая языком, ответил Палстор. -- Вы будете сча...стливы... будете, как только глянете... Глаза, потухни мой огонь... короля Брая... А смелость... ва-а-аша! Ни искры, ни пламени... Раздери меня Древний... если вру!.. А второй... -- Палстор сделал паузу, уставился мутными глазами на пустое блюдо перед собой, будто бы забыл, о чем говорил, но затем мысль милостиво вернулась в его затуманенную вином голову, и он продолжил: -- Второй... тариец... светлые глаза... темные волосы... тариец... клянусь! Потухни мой огонь! Клянусь!..
   Мило усмехнулся, сам налил и протянул Палстору новую порцию хмельного напитка. Тот уж и не сопротивлялся, осушил кубок, и рухнул обессиленно на ковер, голова его запрокинулась за пределы подстилки, и лысина погрузилась в лужу весенней грязи...
   -- Алиния хороша -- не считает нужным хранить мне верность, но я тоже не без греха... Мои сыновья... Мои бастарды... Один -- от старшей, Малисинии, второй -- от младшей, Баглисаи... Я их не разу еще не видел, хотя Палстор день и ночь напоминает... Не дает мне покоя. Эта охота должна была завершиться в его поместье на берегу Сон. Там мне бы представили двухлетнего Брая... даже имя выбрал, как у моего отца... и годовалого Мило... тоже ничего имечко... Ты не находишь?
   Так вот почему графа так заботит порядок наследования -- у него есть подходящие кандидатуры...
   -- И тебя он не зря с нами потащил...
   -- Я-то ему зачем? -- искренне удивился Гани.
   -- А вот пройдет время... погибну, к примеру, я... случится что-нибудь с... Агаей... -- последние слова королю дались тяжело, он произнес их хриплым и непослушным голосом, -- и станет вопрос о том, кто следующий Король-Наместник; тут и заявит Палстор, что есть уже Брай Второй, а если Брай не нравится -- так, пожалуйста: Мило Третий. А ты подтвердишь: мол, был с королем, когда он держал на руках сыновей, роняя слезу умиления; видел, как трепал он их за пухлые щечки; слышал, как признавал своими...
   -- Но я же могу по-разному себя повести, почему Палстор так уверен в том, что я соглашусь подтвердить?..
   -- А какой тебе резон упрямиться, Музыкант? Палстор знает, что Фаэлю до короля нет никакого дела, и исчезни вдруг с лица земли Король-Наместник со всем двором, да и с Дворцом в придачу, -- он и не заметит! Верховный только спасибо скажет графу, за то, что избавил его от головной боли -- искать наследника. Нашелся -- и хорошо! Алинию -- в Ливад! Палстора -- править до совершеннолетия Брая или Мило!..
   -- Граф угрожает вашей безопасности и безопасности Агаи?
   -- Моей безопасности? -- усмехнулся Мило. -- Нет... Он больше верит в то, что я долго не протяну... Говорят, что при моем рождении отец -- король Брай, обратился к Одаренному Пророку, и тот предсказал, что я умру молодым. Палстор лично слышал это предсказание... вот он и уверен, что час мой близок. Что до Агаи... Бывали случаи, когда в вопросе наследования предпочтение отдавали незаконнорожденному сыну, а не дочери или сестре. Но я думаю, что Палстор предпочтет устранить Агаю с дороги.
   -- А разве законный наследник не решил бы проблему? -- Гани мельком поочередно глянул на храпящего графа, на продолжающих бурную попойку охотников, на Мило, задумчиво вперившегося в свой кубок.
   -- От Алинии?.. Да, может, и так. Ты хочешь спросить, почему ее до сих пор не исцелили?
   Гани кивнул. И в самом деле, почему?
   -- Ее гордыня... мое упрямство... Я не хотел наследника от этой ливадки. Она не беременела, а я и рад... Она больше мужчина, чем женщина, видел бы ты, Музыкант, как она скачет на коне! А как стреляет из лука! Да что лук -- копье в ее руке -- это... -- Мило вздохнул. -- Я ее даже побаивался. С подобной охоты она бы не вернулась без крупной дичи. Вначале королева Пая забрасывала меня посланиями, намекала, не прислать ли ей ливадского лекаря-травника, раз уж хваленые тарийские Мастера Силы не могут разрешить нашу маленькую проблему. Потом все прекратилось, уж не знаю почему. Я успокоился, думал, пусть все идет, как идет... Потом я стал королем, а она королевой. Мне бы тогда обратиться к Атосаалю, но его я терпеть не мог с детства. И признаюсь тебе, Наэль, еще и боялся до потных ладоней и дрожащих колен... Я вот раздумываю над тем, что Атосааль и сам должен был догадаться о необходимости помочь Алинии; он, или кто-нибудь из Совета. Но отчего-то всезнающие и всеведущие Одаренные вдруг стали слепы и глухи. Может, прежний Верховный и вовсе хотел устранить мою власть? Да какая там власть... так -- кукла на троне, чтоб неодаренным было не так обидно... -- Мило тряхнул головой, откидывая темные в крупных кудрях волосы назад; вино его не опьянило, но язык изрядно развязало. -- Впрочем, суть скорее в другом -- они так заняты своими делами, что обращают на меня и мой двор внимания меньше, чем я -- на гончих в псарнях. И теперь ничего не изменилось. Фаэлю твоему так же нет до меня дела. И я просить не стану...
   Недолгое молчание Мило сопровождалось пьяными голосами его попутчиков, спорящих об охоте в Тарийском лесу, и храпом Палстора.
   -- Потом незаметно мы с Алинией и забыли, что женаты... Палстор подсунул мне вначале свою златокудрую Малисинию, а когда она забеременела, сменил ее пышногрудой Баглисаей, чтобы я не смотрел по сторонам. Я ведь не сразу понял, что он задумал, а когда понял... не знал, что делать. У меня сыновья... А я... не хочу видеть их. Я бы не беспокоился, Музыкант, -- какая разница, та или другая женщина родит моего наследника, я знаю, что Пророк тот был прав -- долго я не проживу. Но вот... сестра... Агая мне дорога. И я не допущу ее гибели. Так что, пока не поздно, Музыкант, передай своему Верховному, что я... хочу... прошу, чтобы Алинию исцелили. Я даже верну ее в супружеское ложе. Передай Фаэлю... пусть найдет минуту для своего неодаренного пса... а то останется без породистых щенков.
   Гани кивнул, недоуменно глядя на короля. Он непременно доложит обо всем Вирду.
   -- А почему ты не пьянеешь, Наэль? -- спросил вдруг Мило. -- Ты ведь не пропустил ни одного кубка -- я видел...
   -- То же самое можно спросить у вашего величества, не так ли? -- ухмыльнулся Гани.
  
  
   Глава 13
   Работа для Атаятана
  
   Идай Маизан
   Арташанэй говорил. Слова лились волшебной музыкой, обволакивали теплом и обдавали приятной прохладой, проникали глубоко-глубоко в мысли, в сердце, в душу. Каждое слово -- как удар клинка, но боли никто не чувствует, а лишь безграничное счастье... Шепот любви в его словах, бездна мудрости; его устами отверзается пропасть сладостной боли и желанного отчаянья. Кровь в жилах пропитывается его голосом, кости чувствуют вибрации его тихого шепота... Погибель найдет того, кто слушает и не закрывает уши. Смерть, нежно обнимающая...
   Идай и сам заслушался, а Правители Эйчи, так и вовсе очарованы. Что такого в его словах? Но от них мурашки ползут по спине даже у связанных с Атаятаном. Воистину, великий дар!
   -- К чему следовать за Верховным и его марионеткой Королем-Наместником? Зачем поддерживать слабый и глупый Совет? Ты, Мастер Штаун, -- Одаренный. Ты мог бы иметь весь мир, лишь пожелай того. Ты -- Целитель, а Дар этот разве не дает людям жизнь? А что взамен получаешь ты? Возможность бескорыстно пожертвовать собой в служении Тарии? Жизнь почти в изгнании? Эйчи -- не Город Огней! Чем ты заслужил такое обращение к себе? А ты, Мастер Тайкл? Ты получил браслет и стал гражданином, но что толку, когда большая часть твоей жизни прошла в этом забытом Мастером Судеб городке? Кто помог тебе, когда ты взывал к Верховному Фаэлю? Кто пришел к тебе на помощь?
   -- Советник Абвэн! Как же ты прав! -- глаза Тайкла светятся обожанием: Штаун подошел и, схватив руку Арташанэя, припал к его пальцам губами.
   Арташанэй обращает взор к собравшимся у Здания Правления жителям Эйчи, он открывает уста и... слова -- не важны. Слова его -- сеть, тенета для глупых птиц, что сегодня прекратят свой полет.
   -- Мастер Абвэн! -- кричат в экстазе столпившиеся вокруг него люди -- простые горожане.
   Многие из них станут сегодня пищей для смаргов, которых еще очень мало, а Атаятану нужна великая армия. Сегодня последний день, когда можно брать тарийцев, если, конечно, Архитектор согласится на сделку. Кормить смаргов дальше будет сложнее.
   Арташанэй улыбается, глаза его стали темными с того дня, как он получил новое имя, а лицо еще красивее, чем было.
   -- Идемте со мной, жители Эйчи! -- зовет Абвэн... и они идут. Женщины, мужчины, старики и даже дети, рыдая от счастья и пытаясь дотронуться до него, тянут руки к его каму и волосам. Хватают за полы, падая на колени.
   Но Абвэн исчезал с того места, где скапливались люди, заграждая ему проход, и появлялся чуть дальше, а они бежали, устремившись к нему, восхваляли, восклицали, толкали друг друга, лишь бы дотронуться до него...
   Даже Правители, ослепленные его словом, готовы драться друг с другом, лишь бы оказаться рядом с Абвэном.
   -- Следуйте за мной! -- весенним ветром поет его голос, и они следуют.
   Они минули городскую площадь, прошли по главной улице, освещаемой неверным светом масляных фонарей, свернули в переулок, что изогнутой лентой спускается с холма к выходу из города.
   Сотни и сотни желтых глаз фосфоресцируют в темноте звездной тарийской ночи. Смарги взвыли... с жутким этим звуком не сравнится ни волчий вой, ни хохот гиен из Утариса, ни душераздирающий крик птицы Таго из пустыни Листан... Идай сбавил шаг, переместился чуть в сторону и смотрел, как за Арташанэем следуют тысячи городских жителей... как овцы на бойню.
   Порождения Древнего одного за другим утаскивают во тьму выходящих из городских врат жителей. Те не кричат, умирая молча, а новые и новые люди становятся на их место.
   В сполохе факела в руке Арташанэя Идай заметил Ужвина Хайшо, со взмокшим от пота одутловатым лицом. Сегодня у Потфара много работы. Хайшо обмолвился парой слов с Абвэном и исчез. А через мгновение рядом с Идаем стояли Атосааль, Титой и сам Увлекающий словом, шепчущий во тьме...
   -- Неужто для этой мясницкой работы нельзя найти кого-нибудь другого? -- раздраженно, без музыки в голосе говорит Абвэн. -- Какой уже по счету город? Так в Тарии никого не останется...
   -- Не злись, Карей, скоро заключим перемирие и пойдем в Ливад.
   -- Продолжать делать то же самое? Знаешь, Атосааль, с тех пор, как я связан, я чувствую -- у меня больше проблем, чем преимуществ!..
   -- Все изменится, -- с хладнокровным достоинством отвечал Атосааль. -- Нам предстоит война, но после нее ты забудешь о своих проблемах на долгие сотни лет.
   Абвэн шумно выдохнул, стараясь успокоиться.
   -- Надеюсь, нам предстоит воевать только с Фаэлем, а та Древняя, которую вы пробудили, не станет посягать на территорию Атаятана?
   -- Эт'ифэйна? Разве для этого Атаятан ее пробуждал? -- пожал плечами Эбонадо.
   -- Атаятан сам себе на уме! Он вполне мог приказать вам пробудить ее лишь для того, чтобы поразвлечься, веками ведя войну с достойным противником. Он мается от скуки!
   Атосааль в ответ лишь пожал плечами.
   -- Так ты Пророк или нет? Можешь сказать, придется ли нам драться с Эт'ифэйной? Или ты не видишь ее, как Фаэля?
   -- Раньше, Карей, ты не стал бы говорить со мной таким тоном, -- холодно произнес Атосааль. -- Ты думаешь, у тебя есть преимущество из-за того, что ты делаешь с этими людьми? -- он кивает в сторону, на все еще продолжавших выходить из города прямо на встречу со смертью жителей.
   -- То раньше, а теперь -- кто ты? Эльфил? Что означает это имя? Не Червь ли во прахе?..
   Атосааль стиснул челюсти.
   -- Я -- Пророк... -- зашипел он, -- был им и буду! Фаэля я не вижу лишь потому, что будущего у него нет!..
   -- Тем не менее, он появляется каждый раз, когда ты заявляешь, что с ним покончено, и ведет себя совсем не как мертвый! Как ты допустил, что он прочел Итара?..
   Атосааль не отвечал, он пронзительно смотрел в глаза Арташанэя. Как бы темен и мрачен ни был сейчас взгляд последнего, но с тяжестью взора бывшего Верховного не мог сравниться.
   -- Я видел твою смерть, Карей, -- сказал он, и Идай Маизан, имеющий во Втором Круге Пророка -- не очень яркого, но все же... почувствовал Силу в его словах.
   Страх. Да -- это страх в глазах Абвэна. Сила коснулась его. Пророчество верно.
   -- Смерть Кодонака ты тоже видел... -- хмыкнул Арташанэй.
   -- Не смерть -- неизлечимую рану, растерзанное тело. Так и было.
   Абвэн не стал дальше слушать его, он покрылся туманом перемещения и сказал, уходя:
   -- В последнее время, твой Дар... родной Дар, Эбонадо, работает, как сломанный часовой механизм -- никак! Пойди лучше посмотри на свою собственную смерть!
   -- Вернемся в Здание Правления, -- предложил Титой, который все это время как завороженный смотрел на мелкого, ростом с ребенка, смарга, пожирающего невдалеке от них молодого мужчину. Тварь очень скоро вырастет до восьми футов ростом и станет еще одним солдатом Древнего.
   Привыкшие к темноте глаза Идая разглядели кровь на зубастой ощеренной морде, а уши расслышали урчание и чавканье.
   Не отвечая, все переместились в город, оставив Потфару "ковать" жуткие орудия войны Даром Целителя.
  
   Вирд-А-Нэйс Фаэль
   Вирд осмотрел не достроенное Итином здание, монументальными громадами возвышающееся над самыми высокими деревьями близлежащего хвойного леса. Здесь же неподалеку складировался не использованный пока материал -- блоки белоснежного мрамора, привезенного еще тогда Атосаалем из западных месторождений.
   Архитектор чуть заметно поморщился, глядя на начатое свое строение: оно было ему не по душе. Да и Вирду не очень-то хотелось творить в угоду Атаятану, но оставлять Итина наедине с этим дрянным делом...
   -- Итин, -- обратился к нему Вирд, ободряюще положив тому руку на плечо, -- строй это для Тарии. Я обещаю тебе, что Атаятан, если и будет здесь жить, то недолго. Недолго даже для неодаренного, а для Древнего -- так и вовсе одно мгновение. Ты понимаешь?
   Итин со вздохом кивнул белокурой головой, он понимал, но не верил... А верил ли Вирд?
   То, что Атаятан-Сионото-Лос пришел, Вирд почувствовал раньше, чем увидел его высокую стройную, безупречную в совершенной красоте фигуру. Он выглядел точно так, как являлся Вирду в пророческих видениях о прошлом или настоящем. Иной одежды, кроме золотых ожерелья, наручей и пластинчатой юбки, он не признавал, и особо прятать под тканями свое неуязвимое тело, которое не страдало ни от холода, ни от жары, -- не стремился. Его волосы, тяжелые, не развеваемые ветром, ровные, будто только что из-под гребня, прикрывали иссиня-черным плащом его спину. На нечеловечески красивом лице -- прозрачные бесцветные глаза -- ледяная бездна сумрака, а где-то глубоко в ней -- озера кипящей крови. От него исходил ужас, как запах исходит от цветка, как тепло от огня, как звук от музыкального орудия в руках играющего. Ужас липкими пальцами вцепился в Вирда, пытаясь просочиться в дыхание и кровь. Вирд видел этот ужас (на зная, благодаря какому Пути Дара) -- бесформенный темный зверь, шипящий и жаждущий впиться в душу. Вирд возвел перед этим ужасом невидимую стену, отрезав от себя, и только тогда смог трезво и твердо смотреть в глаза Атаятану.
   Жаль, он не мог сделать того же для Итина, который стоял замерев и съежившись, бледный, как полотно.
   Древний был не один, рядом с ним Атосааль, Абвэн, Маизан, проклятый Создателем ... впрочем, как и все остальные предатели... здесь же Элий Итар и еще десять Мастеров Перемещений. Титоя, Хайшо и Динорады нет. Как ужас, исходящий от Атаятана, так и гнев, что исходил от Итара, мог видеть Вирд. Гнев этот оскалившимся диким волком бросился к нему, нашел в Вирде свое отражение и отпрянул. Брат... Как ни горько...
   -- Кто ты? -- спросил Древний, и в его глазах Вирд, свободный от ужаса, прочел удивление. Неужели он не знает? -- Ты можешь строить?
   -- Могу строить, могу не строить, -- усмехнулся Вирд, не отводя взгляда, краем глаза замечая, как нервничает Атосааль.
   -- Кто он такой? -- музыка голоса Атаятана чуть дрогнула -- Древний удивлен Даром Вирда?.. Вопрос был обращен к Пророку. -- Он Огненосец?
   -- Нет... -- прохрипел Атосааль, сглатывая.
   -- Я знаю, что ты солгал мне о Повелителях Огня, Эльфил, один из них еще жив, но он -- не тот! Хотя огонь здесь сильнее, чем в любом из Огненосцев! Кто он -- скажи, Маленький Пророк!
   -- Он Мастер Путей...
   -- Весь цвет Создателя в нем... Почему я никогда не встречался с подобным ему?
   Неосведомленности Атаятана Вирд удивлялся все больше и больше. Он ощутил укол досады -- не стоило открываться врагу: Древний не знал, что существуют Мастера Путей, и у Вирда было преимущество, но кто мог предположить, что Древний, живущий многие тысячи лет, никогда не сталкивался с подобным ему, или что Атосааль не рассказал о Мастере Путей.
   Вирд видел, как мечется ужас за возведенной им прозрачной стеной, стелится туманом, стараясь просочиться понизу, взмывает ввысь ночной призрачной птицей, пытаясь перелететь поверху, таранит в лоб, щупальцами разрастается в бока, тарабанит ядовитым дождем... но стена крепка, а Вирд спокоен.
   -- Это Вирд-А-Нэйс Фаэль -- ныне Верховный Тарии, -- обреченно продолжал Атосааль.
   Вирд ожидал, что Древний разгневается на Пророка за недостаток сведений, за ложь о Мастерах Огней... Зачем солгал Атосааль?.. Но, по-видимому, это существо -- Древний -- если и гневалось, то не показывало своего гнева, а может, оно мыслит совсем иначе... не так, как человек, и гнев его можно вызвать не умалчиванием или ложью, а чем-то другим...
   -- Это ты?
   -- Да, -- ответил Вирд.
   -- Ты будешь служить мне! -- Это был не вопрос.
   -- Нет! -- отрезал Вирд. Атаятан лишь улыбался. -- Тебе нужен дворец, мне нужно перемирие. Я буду строить вместе с Архитектором, и мы завершим дело быстрее. Ты же, и твои люди, или смарги, или иные существа, о которых мне не известно, не тронут ни одного тарийца ровно один год. Ты не станешь убивать, даже применяя Путь Тени. Не станешь связывать с собою Одаренных!..
   -- Добровольно, Вирд-А-Нэйс; связать я могу лишь добровольно согласившихся, а разве ты имеешь право запретить Одаренному его выбор?
   Вирд скрипнул зубами:
   -- Добровольно, но не через шантаж или угрозы! И похищать людей я тоже не позволю!
   -- Хорошо. Лишь свободная воля. Я согласен на твои условия, Верховный, тарийца я не трону на территории Тарии, я знаю ее границы. Более того, не трону и иноземца, которого ты захочешь взять под защиту, если он будет на твоей земле. Но если кто-нибудь из тарийцев пойдет войной против меня или будет угрожать жизни моих связанных или смаргов, я -- убью, и дам своим воинам право убивать. Кровь моих людей или моих созданий, пролитая на земле Тарии твоими людьми, будет означать окончание перемирия. Все сражения за пределами Тарии -- не в счет. Разве не справедливо?
   -- Справедливо, -- признал Вирд. -- Ровно год, начиная с этого дня. А следующей весной ты уснешь!
   Атаятан рассмеялся:
   -- Ты нравишься мне, Вирд-А-Нэйс! Я дам тебе другое имя, и ты будешь служить мне!
   Он обернулся к Мастеру Этаналю:
   -- Я обещал показать тебе, Архитектор, то, что было в древности, когда подобные тебе были ярче, благодаря моей силе, и строили лучше. Ты готов? Вирд-А-Нэйс, тоже посмотри!
   Итин не ответил, его губы дрожали. Ужас охватил его и душил, как удав обвивает кольцами, а затем стискивает свою жертву.
   Древний не стал дожидаться ответа, его ноготь-кинжал сверкнул серебром на солнце, и плавным взмахом он начертил в воздухе символ -- овал, перечеркнутый по центру двумя параллельными друг другу линиями. "Будущее и прошлое пересекают настоящее" -- понял Вирд значение знака.
  
   Воздух был иным, но это место Вирд узнал: не по приметам -- сердцем. Здесь сегодня стоит Город Семи Огней. Он смотрел с высоты птичьего полета: весь город -- огромная композиция сооружений, которые составляют замысловатый рисунок-узор, невероятно симметричный, объемный, где строго соблюдены все пропорции. В центре возвышается храм, настолько прекрасный, что сердце восторженно трепещет... Вирд смотрел изнутри: резьба на колоннах и стенах: изображения цветов и листьев, животных и людей выполнены так искусно, что кажется, будто они живые. Между арками струится свет, цвета переливаются, оживляя белые стены. Из какого материала выполнен потолок? Даже прозрачное дерево Мицами не дает такого теплого уюта, притом величественного. Вирд шел по храму, любуясь залами и коридорами; каждый -- произведение искусства, необычное, впитавшее в себя какую-то чуждую неземную красоту, но от того не менее восхитительное. Над центральным холлом -- настоящее звездное небо. Такое и в пустыне не увидишь летней ночью. Даже с вершины "Песни горного ветра", в безоблачную погоду, Вирд не наблюдал подобного неба... Звезды не где-то высоко просматриваются в неизведанной неизмеримой дали -- они окружают его со всех сторон, обнимают и... зовут. Вирд замер, задышал глубоко и осторожно, восхищенный... пораженный... слившийся вдруг со своим именем -- Вирд-А-Нэйс... он парил среди звезд!..
   Его восторг внезапно стал болезненным... Горький привкус зла явственно ощущался где-то в глубине души, Вирд знал -- по невидимым каменным жилам города течет проклятая кровь. Прекрасный этот город впитал в себя тысячи и тысячи смертей, души погибших кричали, требуя мести, взывая к справедливости. Вирд задохнулся от гнева! Люди умирали, насыщая жизнь Атаятана, гибли в ужасе в безысходности, без права выбирать, без надежды на спасение! Древний купался в их крови... А город этот возвели предатели, те, кто ради собственного могущества продали Древнему свой огонь жизни, свет Создателя! Пламя Дара внутри Вирда взметнулось, застонало, загудело, превращаясь в ураган ненависти к Атаятану -- врагу человека, врагу Мастера Судеб. Фиолетовая мгла собственного Пути Пророка поглотила видение, посланное Атаятаном, и Вирд увидел, как пожирает пламя Огненосцев проклятые развалины этого древнего города, очищая землю...
  
   Океанский бриз взъерошил волосы: Вирд вновь вернулся к незаконченному дворцу и первое, что увидел -- бледное, вытянувшееся, с распахнутыми широко глазами, восхищенное лицо Итина. Осознав, что видение закончилось, Архитектор часто заморгал.
   -- Что скажешь, Архитектор? -- обратился к нему Атаятан. -- Тебе понравился мой город?
   -- Да... -- вымолвил Итин непослушными губами, ужас еще не успел вернуться и опутать его. -- Этот город прекрасен! Ничего более красивого я не видел!!!
   -- Ты хочешь иметь такую силу, Архитектор? Хочешь строить так же?
   -- Да!.. -- Итин осекся, понял, о чем на самом деле спрашивает Атаятан, взглянул на Древнего с ужасом и тут же отвел глаза. -- Нет... Я могу строить лучше! Твоя сила мне не нужна... Тот город проклят! -- добавил он, и Вирд удовлетворенно кивнул -- Итин тоже почувствовал то зло.
   -- Глупцы! Глупцы, как и ваши предки, разрушившие его! Что есть проклятие?.. Сила, величие и красота были в тех стенах! И вновь на месте вашего Города Семи Огней воздвигнутся подобные строения! Еще лучше прежних! Ты отказываешься от силы, Архитектор, потому что глуп! У тебя есть год, чтобы поразмыслить. Может, года тебе хватит, и ты поумнеешь? Следующей весною ты либо станешь лучшим из живущих ныне Архитекторов, либо умрешь! Я либо заставлю твой Дар служить мне, либо выпью его!
   Вирд видел, что Итин боится, слова Древнего тянут из него жилы, но он не в первый раз сражается со своим страхом, и не в первый раз ему выходить победителем из этой битвы.
   -- Встретимся еще, Вирд-А-Нэйс! -- Атаятан-Сионото-Лос, не способный перемещаться самостоятельно, воспользовался помощью Абвэна и еще десятерых Мастеров Перемещений, которые, возлагая на Древнего руки, нелепо окружили его высокую фигуру... как когда-то дети-рабы -- Вирда...
  
   -- Ну что? Строим для Тарии? -- произнес Вирд, возводя руки в сторону дворца, когда Древний и его связанные исчезли в искрящемся тумане, а Итин пришел немного в себя.
   -- Нет, Вирд! -- ответил Архитектор хриплым, но твердым голосом. Он тоже возвел руки, его серые глаза сверкнули сталью и загорелись решимостью. -- Строим для Атаятана! Строим так, чтобы пол жег ему пятки огнем Создателя, чтобы стены дышали на него упреком убитых им, чтобы потолок давил моим и твоим гневом, и чтобы при этом всем, дворец был прекраснее любого из созданных там, в древнем городе. А когда проклятый Атаятан осквернит это строение, живя здесь... когда все закончится, мы вернемся, и я полюбуюсь на то... как Разрушители стирают его с лица земли!... Никогда не думал, что скажу такие слова... -- добавил Итин тихим бормотанием. -- Разрушители сносят мой дворец... мое творение... Только подумать!..
   Вирд ухмыльнулся и принялся рассматривать потоки Дара, струящиеся через руки Итина и сплетающие каркас будущего строения.
  
  
   Глава 14
   Подготовка
  
   Эрси Диштой
   Эрси нервничал... Да! Он нервничал почти как Годже... Нет -- больше! Гораздо больше!.. Годже Ках попадал в разные передряги, но приманкой ему никогда быть не доводилось... И это только подготовка... Только составление плана -- время осуществления задуманного еще не близко.
   Эрси исходил свою комнатушку, отведенную ему на самом последнем этаже Здания Совета, почти под самой крышей, вдоль и поперек, поперек и вдоль... Он знал, сколько шагов от одной стены до другой, сколько по периметру, сколько по вписанной окружности, по диагонали... Он мечется из стороны в сторону, будто зверь в клетке.
   Но это ведь его собственный выбор... Он сам пришел сюда... Сам предложил служить приманкой для Эт'ифейны. Может, не стоило? Может, он бы и справился, спрятался, ушел от погони, не используя Дар? Но нет! Глупо на это надеяться... Тогда, в домике разбойников, собирая среди изувеченных трупов свои вещи, обшаривая заскорузлые карманы Мастера, Зверя и Шипа в поисках украденных у него денег, снимая с пояса Мышки кинжал своего отца, -- он понял, как же ему повезло! Осознал свою несказанную удачу -- все-таки прав был Эбонадо насчет имен! -- и твердо решил, что пора прекратить убегать и надо начинать охотиться, только не в одиночку. И поскольку этот эффов Вирд Фаэль -- Мастер Путей, то пусть он и охотится -- такая добыча только ему одному по зубам!
   За дверью Эрси услышал шаги -- идут, наконец-то! В этой комнатушке он как пленник: выходить никуда нельзя -- кто-то может его узнать, слуги приносят еду, меняют одежду, а он заперт и ждет целыми днями, когда Фаэль или Кодонак, раздери их... заглянут сюда.
   На этот раз целая компания пожаловала: Кодонак, Эниль, Сет, девчонка Элинаэль, и Верховный, конечно же. Почему Совет избрал Вирда Верховным? Молокососу нет даже двадцати... Это их самая фатальная ошибка или самая лучшая ставка? Впрочем, если Кодонак ставил, то -- к выигрышу... Все равно, Эрси не понятны их мотивы и умозаключения. Ну и что, что Фаэль -- Мастер Путей? У него ни опыта, ни знаний, да еще и нехорошее пророчество Атосааля нависло над ним, как топор палача над приговоренным к отсечению головы... Эбонадо на памяти Эрси редко ошибался. Хотя, как раз с предсказаниями о Вирде Пророку и не везло...
   -- Что?.. -- буркнул Эрси. -- Придумали, как ее достать?
   -- Можно сказать, придумали, -- тихо произнес Эниль, выражение его лица не внушало Эрси оптимизма. Наверняка пакость какую-нибудь придумали...
   Фаэль угрюмо молчит, и старается Эрси не замечать...впрочем, ему есть за что ненавидеть Годже Каха... А в то, что Ках умер, он не верит.
   -- Мы нашли способ, как удержать Древнюю в теле обычной женщины. А пока она будет пленена таким образом, Элинаэль и еще пятеро уложат спать ее настоящее тело, -- пояснил Кодонак.
   -- Да? У меня множество вопросов к вашему безупречному, я надеюсь, плану... -- раздраженно произнес Эрси. -- Когда вы уложите спать Эт'ифэйну, то, что будет в обычной женщине, останется?
   -- Это ее Тень... так сказать, -- вмешался Абиль Сет, глядя на Эрси в упор так удивленно, будто только что его узнал. -- Тень вернется в тело, как только оно уснет. Вам, Советник... Мастер... Ках... Диштой... нужно будет произвести процедуру исцеления, рядом при этом будет неодаренная женщина. Эт'ифэйна, так сказать... почувствовав "запах" Силы, тут же овладеет ее телом и попытается выпить ваш Дар. При этом женщина будет в поясе, не позволяющем Тени покинуть ее тело или причинить ей вред.
   -- Хорошо. Ей вред она не причинит; а мне? Я говорил, что после использования Дара становлюсь полностью беспомощным, теряю сознание, притом надолго? Я уверен, что говорил!..
   Никто не спешит ему отвечать.
   -- Я быстро приведу тебя в чувство после исцеления, -- наконец соизволил произнести хоть что-то Верховный.
   -- А ты точно уверен, что она не сможет... выпить меня? -- Эрси нужны были гарантии... или хотя бы надежда. -- Ты уверен, что не позволишь ей меня убить?
   Фаэль только улыбается в ответ. Когда этот молокосос успел выучиться так паскудно улыбаться?..
   -- Я понимаю, что ты только рад будешь, если Эт'ифэйна оставит от меня одну шкурку... Вот только мне что-то расхотелось умирать таким способом...
   -- Не бойся, Эрси, Верховный не допустит чтобы тебя убила Эт'ифэйна, -- усмехнулся Кодонак, -- у того улыбочка еще более паскудная... -- Он сам желает это сделать... когда-нибудь...
   Эрси фыркнул. Да уж лучше Фаэль, чем какая-то нечисть!..
   -- Значит, ты будешь со мной, когда она появится, а не с теми, кто отправится ее убаюкивать? -- спрашивает Эрси у Фаэля.
   -- Нет... -- отвечает тот.
   -- Да!.. -- перебивает его Кодонак, и они смотрят пристально друг другу в глаза -- похоже, об этом у них не разрешенный еще спор.
   -- А кто, позвольте спросить, будет в составе пяти?
   Опять отвечают ему только после затяжной паузы:
   -- Пророк -- Абиль Сет, Музыкант -- Нихо Торетт, -- перечисляет Советник Эниль, -- Строитель -- Итин Этаналь, Целитель Отсекатель -- Иссима Донах, Разрушитель -- Тико Талад.
   Эрси застонал... Команда мальчишек и девчонок, в сопровождении большого наивного ребенка -- Торетта и полусумасшедшего Абиля Сета. Кто этот Тико Талад? Тоже мальчишка, которому, скорее всего, лет двадцать, не более... Шансы на победу ничтожно малы, лучше бы он не спрашивал.
   -- Вы специально отбирали самых молодых? А что, шестнадцатилетних Пророка и Музыканта не нашлось?.. -- невесело ухмыляется он.
   -- Мы отбирали не по возрасту, -- отвечает Эниль, -- в состав пяти вошли те, кто прошел испытания.
   Испытания? Эрси помнил, как Эбонадо твердил, что пробудить Древнего легче, чем отправить в забвение, не каждый сможет участвовать в этом. Но почему необходимые Дары нашлись лишь у этих юнцов? Может, не зря Ото повторял слова Кахиля: "...юность посрамит старость"?.. Как бы там ни было, а мало хорошего в том, что жизнь Эрси, да и судьба всех людей -- в руках только что оперившихся птенцов во главе с этим их Мастером Путей. Человек с крыльями... Едва расправил он эти крылья... только вчера, а сегодня уже хочет понести на них всю Тарию, да и весь мир заодно... Как бы не рухнул он в пропасть...
  
   Хатин Кодонак
   -- Все из-за того случая с Таян? Ну и злопамятны же вы -- ливадцы!.. -- усмехнулся Хатин. Марто он знал давно, ведь внимание Командующего Золотым Корпусом не мог не привлечь неодаренный паренек, которого не всякий боевой Мастер Силы на раз-два победит в бою; ливадец, поднявший руку на самого красавца Абвэна, не посмотрев, что тот Советник из Семи.
   Север и Та-Мали изменили характер Даджи. Тогда, пятнадцать лет назад, за излишнюю горячность Марто прозвали в Пятилистнике "белокурым кутийцем", сейчас его выдержке и сам Кодонак завидует. Взгляд стал холодным, ничего не выражающим, только острота и цепкость в глазах прежние. Он умен, расчетлив, а то, что поостыл со времен юности -- только на пользу. Его план по северному заслону -- ничего не скажешь, хорош. Не будь у Хатина Дара, он бы и рядом не стоял с тактическим гением Марто. Жаль только цели он преследует слишком уж мелкие: личная месть Абвэну могла бы и подождать. Пропадет ведь ни за что...
   -- Нет, -- ответил Даджи, спокойно глядя в глаза Хатину, -- за тот случай глупо сердиться на Абвэна. А уж если кому и мстить -- то Таян. Но я не мщу женщинам. Видишь, насколько стал я тарийцем?..
   -- Тогда я совсем не понимаю, почему ты вдруг вздумал бросить все, чтобы охотиться за Абвэном?
   Марто помолчал.
   -- Чтобы Алсая не охотилась за ним в одиночку. Она упряма, как сто ливадок, но... она не воительница, как они... Ей повезло серьезно ранить однажды Абвэна... почти убить, но это лишь везение и стечение обстоятельств. Попытайся она еще раз -- и ей конец!
   Хатин был удивлен -- он еще мог представить себе, что Абвэн нужен Марто для мести, но из заботы об Алсае?.. Значит, не совсем еще остыл "белокурый кутиец"... не совсем...
   -- Не нравится мне твоя затея, Даджи, но если тебе удастся все-таки избавить этот мир от Абвэна, то, клянусь, потухни мой огонь, ты будешь первым неодаренным в Золотом Корпусе!
   -- Зачем же к золоту подмешивать простой металл... -- возразил Марто.
   -- Чтобы придать твердости, без примесей золото плохо держит форму. Ты лучше скажи: как ты собираешься это сделать? Как ты вообще думаешь его найти и одолеть?
   -- Я не горд, поэтому пришел просить помощи у тебя.
   Не горд? Людей более гордых, чем ливадцы, Кодонак не знал. А Марто -- самый известный гордец из них. И упрямец...
   -- Я слышал, что Верховный нашел способ выковывать мечи, которые даже неодаренный сможет с успехом применить против связанных.
   Это секретная информация. Откуда узнал об этом Марто? Если у этого эффового безумца получится разделаться с Абвэном, Хатин не просто возьмет его в Золотой Корпус, но и сделает главой шпионской сети.
   -- Ну, предположим, я смогу найти для тебя такой волшебный меч. -- Оружия, что способно поразить связанных из Первого круга, очень мало: "Перо смерти", "Разрывающий Круг", улучшенный Вирдом, еще с десяток мечей да с десяток кинжалов. Чтобы придать нужные свойства клинку, мало участия в его создании Музыканта и Строителя Силы, в самом конце изготовления, лезвие и острие нужно обработать при помощи Дара огненосца, а это могут лишь Вирд и Элинаэль... -- И что? Где ты будешь искать Абвэна?
   -- Они движутся по побережью в сторону Ливада. Им нужны города и селения вроде Эйчи...
   Слухи, дошедшие из Эйчи, принесенные немногими чудом выжившими, заставили Кодонака содрогнуться. Все жители города были... попросту съедены отродьями Атаятана. А Абвэн (по описаниям это был именно он) -- тот, кто, заворожив людей своими речами, отправлял их на заклание. Этого проклятого мастера плести сети из слов действительно следовало уничтожить немедля.
   -- Но после перемирия, -- продолжал Марто, -- они не смогут использовать города Тарии, и пойдут в Ливад. Туда ближе всего. Я думаю, что первым будет город Махай.
   -- Почему не Берс? не Оштос?
   -- В нем больше людей... И еще Махай отдален от других поселений и окружен лесом. Там будет удобно спрятать... смаргов... этих тварей. Я смогу попасть туда раньше, чем они, у меня ведь теперь личный Мастер Перемещений в помощниках.
   -- Как называется такая атака в Хо-То: орел несет тигра в когтях?
   Марто кивнул, и скупая улыбка появилась на его лице.
  
   Гани Наэль
   Гани положил вилку с ножом на тарелку, где еще лежал недоеденный кусок отлично приготовленной утки: в меру прожаренной, притом сочной, не слишком жирной и не пресной, приправленной тимьяном и базиликом, достаточно острой, но не обжигающий язык. Нет, аппетит у него не пропал, но за королевским столом никто кроме него не ел. Все уставились с открытыми ртами на короля и королеву, вот уже с четверть часа орущих друг на друга. Ссора разгорелась из-за желания Алинии присоединиться к Мило на поле боя в Ливаде, и совершенно противоположного желания Мило. Жаль, ставок не принимали, а то можно было бы поспорить, дойдет ли дело до драки, и кто в такой драке выйдет победителем. Монарх вовсе не нуждается в услугах музыканта или скомороха, чтобы развлечь народ -- ему достаточно просто поссориться с женой. Какое зрелище! Какой восторженный интерес вызывает оно у придворных! А сколько нового и интересного открывается сейчас их жаждущим сплетен ушам! Все, что хранилось в тайне годами, открылось всего за пару минут, как вынесенные бурей из пучины на берег сокровища моря.
   -- Я сказал, что ты останешься здесь, Алиния!.. -- Король побагровел, казалось, из ушей его вот-вот пойдет пар.
   -- Нет! Мой народ гибнет! Не останусь! Я буду сражаться! С тобой или без тебя!
   -- Эта твоя прихоть...
   -- Прихоть?.. -- Глаза Алинии сузились до маленьких и недобро сверкающих щелочек, она сжала в кулак левую руку, а правой непроизвольно потянулась куда-то к голени -- там наверняка спрятано у нее оружие. -- С Арой -- да, мне было скучно, я хотела отправиться с тобой на войну лишь ради войны, но не сейчас! Ливад -- моя Родина, Мило! Родина!..
   -- Нет! Я не позволю! Я обратился с посланием к Верховному, чтобы тебя исцелили! Тебе о другом следует думать, Алиния! О детях! Как всякой женщине!..
   Подал прошение Верховному? Это так король называет смутную просьбу, переданную на том пикнике-попойке ему, Музыканту. Но Гани свое дело сделал: он добился встречи с Вирдом, несмотря на чрезмерную занятость Верховного; объяснил ему всю сложность ситуации, убедил вмешаться. Мало того -- он, неуверенный, что Вирд в достаточной степени проникся проблемами двора, перемолвился парой слов со славным своим земляком Советником Энилем, ну и, конечно, с Кодонаком, который непременно проследит, чтобы все было сделано как положено. Четыре раза во дворец являлся Целитель Силы, тайно, так как король не желал предавать это дело широкой огласке. И четыре раза Мастер не заставал королеву: Алиния каким-то образом узнавала, что к ней послан Целитель, и отправлялась на охоту, на прогулку, в порт, чтобы осмотреть новое судно, построенное в ее честь, или находила другую причину, чтобы с ним не встречаться. Почему так? Фенэ утверждала, что королева жаждет стать способной к деторождению не меньше, чем Мило хочет иметь законного наследника, но отчего она тогда избегает исцеления? Может, знаменитая ливадская гордыня? Может, она хочет, чтобы исцелил ее лично Верховный? Но Вирда в последние дни сложно было застать в Городе Семи Огней, он занят вещами более важными, с которыми справится далеко не каждый Мастер Силы.
   Теперь, когда Тария решила помочь Ливаду противостоять ордам смаргов Древнего, хозяйничающих на его территории вот уже четыре месяца и добравшихся до крупного города Эрдлая на берегу реки Кигле. Когда они возьмут город и переправится через реку, Кампий -- столицу Ливада -- уже ничего не спасет. Но Вирд подтянул туда тарийские войска, создал при помощи Строителей Силы заслон в двадцати милях от Эрдлая, там предстоит большое сражение, битва с участием ливадских сил, тарийской армии под предводительством Мило, Золотого Корпуса и других Одаренных, считавшихся до сих пор мирными Мастерами, а нынче взявшимися за меч, фигурально выражаясь... Эту войну, войну за ее Родину, Алиния, оставившая когда-то ратное дело ради брака с Мило, но не переставшая быть воительницей в душе, пропустить не могла. Для такой женщины, как она, битва эта была намного важнее продолжения монаршего рода...
   -- Исцеление?! -- взвизгнула королева, испепеляя Мило взглядом. -- Ты подал прошение об исцелении?! Через десять лет?! А спросил ты меня, хочу ли я этого? Нужно ли мне это исцеление?!
   -- Как оно может быть тебе не нужно? Разве что ты безумна? Испорчена до такой степени, что перестала быть женщиной? Ты потеряла даже желание иметь детей?!
   -- Иметь детей? Почему вдруг тебе понадобились дети от меня? Разве тебе мало двоих сыновей? От женщин намного более желанных, нежели я!..
   Мило бросил гневный взгляд на Гани, тот в ответ едва заметно отрицательно помотал головой: Алинии известно об отпрысках Мило, но он, Музыкант, здесь совершенно ни при чем. Он даже Фенэ не говорил. У королевы свои осведомители.
   -- Я король! И у короля могут иногда быть дети на стороне... А ты -- королева, и твоя забота -- наследник... -- процедил сквозь зубы Мило.
   Граф Палстор, слушая их перебранку, бледнел, краснел, снова бледнел, в общем, мигал, что сигнальный огонь маяка. Гани усмехнулся, сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. "Раз уж я не могу тут ничего сделать, то буду наслаждаться зрелищем", -- подумал он.
   ...Тот визит в загородное поместье Палстора запомнился Наэлю надолго, и воспоминания эти приятными не назовешь. Тогда от обильных возлияний у Гани страшно болела голова, а от долгого сидения на сырой весенней земле ломило кости. Король вел себя безобразно, и Гани не мог сказать, то ли Мило Второй притворялся, что напился до свинского состояния, то ли и в самом деле сделал это. Мило грубил Палстору, всячески унижал, приставал к любой проходящей мимо служанке, каждые полчаса вызывал на дуэль одного из своих же рыцарей, но те не то что фехтовать -- стоять на ногах не могли от обилия выпитого, благо что король забывал о вызове быстрее, чем успевал получить ответ. Что до дочурок Палстора (а они, надо сказать, было на диво симпатичны), то их обеих под конец вечера Мило усадил себе на колени: Малисинию -- на правое, Баглисаю -- на левое, словно девок из таверны, и громко орал похабные песни, совершенно не попадая, к величайшему ужасу Гани, в ноты. Графские дочки терпели: очень уж хотелось одной из них оказаться матерью следующего тарийского Короля-Наместника. Сыновья Мило, которых вывели было к явившейся в поместье пьяной компании, залились громким плачем, испугавшись орущих и бряцающих оружием рыцарей, и нянечки увели их от греха подальше. Следующий день Гани, как и большинство его спутников, провел в постели, мучаясь похмельем. Некоторые, правда, хотели продолжить, но Мило впал в уныние, не желал никого видеть и слышать, заперся в своей комнате и не выходил из нее до утра третьего дня. А затем повелел всем немедля возвращаться во дворец.
   При прощании вновь привели малышей Брая и Мило, на которых его величество глянул хмуро и вскользь, а их матерей, склонившихся в низком поклоне, выставив напоказ шикарные белые округлости, удостоил лишь равнодушным кивком головы. Но Малисиния на том не успокоилась, она подошла к королю и преподнесла довольно-таки трогательный подарок -- золотой медальон, обильно инкрустированный драгоценными камнями, изображавший пламенного льва; внутри медальона были портреты обоих сыновей Мило: старшего -- справа, младшего -- слева. Мило заскрипел зубами, но позволил Малисинии повесить цепочку с медальоном на свою шею, а Палстор при этом сиял, словно тарийский светильник.
   -- Поклянитесь, о, ваше величество, что никогда не станете снимать этот символ нашей любви к вам! -- взмолилась златокудрая леди.
   Мило нахмурился еще больше, побледнел еще сильнее...
   -- Это уж слишком, Малисиния!..
   -- Прошу тебя... -- Она бухнулась на колени перед ним и обхватила за ноги, обливая их слезами. -- Ради своих сыновей!
   Упала на колени и Баглисая. И нужно сказать, что вид этих двух прекрасных, смиренных, плачущих коленопреклоненных женщин мог не тронуть разве что каменное сердце. К тому же, каким-то образом двухлетнего Брая уговорили поступить так же: то есть упасть на колени и реветь. Младший был слишком мал для подобного представления, поэтому догадливая нянечка подхватила его и сама преклонила колени, прямо с малышом на руках.
   -- Мы не хотим ничего большего! Только чтобы ты помнил о нас! Больше ничего!.. -- пела Баглисая ангельским голоском.
   И Мило сдался.
   -- Клянусь, что только ты сама, твоя сестра или дети смогут снять с меня этот... -- король явно хотел сказать "проклятый" -- ...медальон. По своей воле я его не сниму и другим не позволю... -- Мило обреченно усмехнулся. -- Теперь довольна? Что, Палстор, поймал льва в ловушку?
   Этот медальон, найденный при Мило, если тот погибнет, станет верным доказательством, что внуки Палстора являются сыновьями короля и могут претендовать на трон. А Гани и присутствующие здесь рыцари подтвердят, при каких обстоятельствах украшение оказалось у его величества.
  
   -- Не будет никакого наследника! -- тем временем говорила королю Алиния. -- От меня... по крайней мере! Не будет никакого исцеления, Мило! Не препятствуй мне -- и у тебя появится шанс избавиться от меня! Возможно, я погибну в этой битве! Чисто, честно уйду из твоей жизни, и ты станешь свободен! Разве не об этом ты мечтал все эти годы, мой король?..
   -- А если погибну я? -- вдруг тихо, без крика, без ярости в голосе, спросил Мило.
   Он окинул взглядом заполненный людьми обеденный зал, словно только что заметил, сколько свидетелей у их королевской ссоры.
   -- Все прочь!.. -- гаркнул он. -- Прочь!..
   Придворные вскочили с мест, завизжали отодвигаемые по каменному полу стулья, послышались приглушенный шепот, вздохи. Цепочка поминутно оборачивающихся дам и кавалеров потянулась к выходу. Мило и Алиния молчали. Гани спокойно поднялся, со вздохом окинул прощальным взглядом свой так и не доеденный завтрак, решил, что прикажет принести утку в свои покои, и тоже направился прочь из зала.
   -- Останься, Музыкант!.. -- услышал он окрик Мило и остановился. -- А ты, Палстор -- прочь!..
   Граф изумленно глянул на короля, побледнел, заиграл желваками, со злостью бросил салфетку на стол, поднялся так резко, что упал громоздкий стул, и быстрым шагом удалился.
   Гани с удивлением обнаружил, что в огромном зале находятся только он, король и королева. Если честно, то он чувствовал бы себя как-то спокойнее, останься здесь кто-нибудь еще. А окажись тут Фенэ, это было бы и вовсе замечательно!.. Но та на последнем месяце беременности, и почти не покидает свои комнаты.
   -- Почему ты не хочешь исцеления, Алиния?.. Я не понимаю... Не понимаю... -- пробормотал Мило, тряся кудрявой головой. -- Я сделал шаг навстречу тебе, почему же ты не хочешь принять это? Почему отвергаешь меня?
   Зачем король задержал Гани? Может, потому, что не желает оставаться наедине с Алинией? Ее величество окинула музыканта хмурым взглядом и ответила Мило спокойным холодным тоном:
   -- Я видела, что ты переступаешь через себя, принимая такое решение. И, кроме того, я не понимаю, зачем тебе это? Зачем? Ты ненавидел наш с тобою брак все эти десять лет. Тебя устраивало, что наследника от меня у тебя нет. Что изменилось, мой государь? Что? -- "Мой государь" насмешливо звучало в устах Алинии.
   -- Хочешь знать правду?
   -- Именно так! Я хочу знать правду! Зачем тебе это нужно? Уж явно не ради меня!..
   -- Нет. Не ради тебя. Ради Агаи... -- Мило опустил голову, оперся на стол обеими руками, роняя волосы на лоб. -- О моих сыновьях ты знаешь, Алиния. Если я погибну, Агая станет серьезным препятствием для тех, кто желает посадить одного из них на трон. И это препятствие они постараются устранить...
   Королева фыркнула.
   -- Но если у меня будет законный наследник... -- продолжал Мило. -- Теперь ты поняла -- зачем?..
   -- Поняла, -- усмехнулась королева, села на и вытянула ноги, вольготно... по-мужски. -- Ты бы обратился ко мне за советом, Мило. А я подсказала бы выход. И тебе не пришлось бы забивать свою коронованную голову нехорошими мыслями. Значит, хочешь уберечь Агаю? Выдай ее замуж за ливадского принца, одного из моих братьев. Ливадский двор не допустит, чтобы с ней что-то случилось.
   Мило удивленно глянул на королеву, пожал плечами и тоже сел. Гани остался стоять, ожидая монаршего позволения. Лучше бы это было позволение удалиться.
   -- Поступить с ней так же, как когда-то поступили со мной?..
   Алиния рассмеялась:
   -- Кто только что твердил мне о долге? Поучал, о чем должна думать всякая женщина? А о чем обязан думать всякий монарх? Ты до сих пор, словно безусый мальчишка, страдаешь от того, что тебя заставили жениться на нелюбимой женщине? Ваше величество, это недостойно короля!.. И, насколько я знаю Агаю, она примет такую судьбу ради благополучия Тарии с должным смирением, не в пример твоему.
   Они оба замолчали, не обращая внимания на Музыканта, стоящего столбом у обеденного стола.
   -- Палстор обманул меня... -- тихо произнес Мило. -- Мои сыновья -- обман... ловушка... Они дети. Мои дети... И в то же время -- капкан для меня. Ложь... Что я оставлю после себя? Ложь, обман?.. Борьбу за трон, в которой может погибнуть моя сестра? А что потом? Они вырастут, и брат убьет брата, чтобы надеть корону и сесть на трон, как марионетка Верховного?..
   -- А ты, Мило, наивно полагаешь, будто законный наследник изменил бы порядок вещей, и все было бы по-другому? -- Алиния хмыкнула. -- Знаешь... я тоже так думала. Десять лет я ждала исцеления. Гордость не позволяла мне самой обратиться за ним, и я ждала, пока ты сделаешь это. И вот -- час этот настал... Но я уже не хочу... Я подумала -- а может, не случайно все это? То... что мы не способны иметь детей... Возможно, боги хотят нам этим что-то сказать, научить нас?..
   -- Чему могут научить твои боги?.. -- буркнул Мило.
   -- Хорошо... -- примирительно продолжала Алиния, но глаза ее вновь стали узкими щелочками и губы побледнели, -- не ливадские боги, так Мастер Судеб. Он не дал нам детей. Может, брак наш не угоден ему? Родилась бы девочка, напоминающая тебе меня, или мальчик... напоминающий мне тебя... Нелюбимые -- от нелюбимых... Пусть исполнится наша с тобой судьба. Погибнуть? Погибнем. Жить? Будем жить. Жизнь или смерть... Пусть решит эта война. Я отправлюсь на нее в любом случае, но лучше будет, если рядом с тобой. Если оба вернемся живыми и невредимыми -- я обещаю тебе, что соглашусь на исцеление. Если погибну я, ты будешь свободен и возьмешь себе другую --здоровую любимую жену. А если погибнешь ты... то я позабочусь о безопасности Агаи.
   -- Позаботишься?..
   -- Да. Ты не поверишь мне, но я привязалась к Агае за эти десять лет. Она мне словно дочь.
   -- Именно поэтому ты хочешь подложить ее под первого попавшегося мужчину? Как это у вас называется? Первая ночь?..
   -- А ты не верь всему, что говорят, Мило, -- нисколько не смутившись, ответила королева. -- Единственный правдивый слух обо мне -- это то, что я могу себя защитить, -- она резким движением подняла подол шелкового платья, обнажив бедро левой ноги, где на специальном ремешке был приторочен немаленький такой кинжал... -- и не только себя. Я не допущу, чтобы какой-то гнилой лжец и интриган вроде Палстора угрожал Агае. Будь спокоен. Испытаем нашу любовь?.. -- она цинично выделила последнее слово и ухмыльнулась.
   -- Хорошо... -- вздохнул Мило, помолчав. -- После Ливада все изменится.
   -- Изменится! -- подтвердила королева, вставая и удаляясь из обеденного зала.
   -- Да сядь ты! -- обратился король к Гани, едва она ушла. -- Ты пойдешь со мной в Ливад...
   -- Ваше величество!.. -- Вот этого Гани никак не ожидал. -- Я не воин! Я и меч в руках держать не могу. Что я буду там делать?
   -- Так, значит, это неправда, что тебе случилось спасти жизнь Верховному?
   -- Мне?.. -- Он припомнил: наверное, король имеет в виду тот случай с "городским эффом". Как же давно это было...
   -- Мне говорили, что ты справился в одиночку с наемным убийцей.
   -- Тот человек стоял ко мне спиной. Не думаю, что в настоящем бою враг станет ждать, пока я подкрадусь к нему сзади.
   Король нервно засмеялся.
   -- Мне и не нужно, чтобы ты участвовал в битве. Будешь в тылу, с Целителями. Ты не просто мой советник, ты -- доверенное лицо. -- "Вот уж воистину великая честь... Что за судьба такая -- постоянно быть втянутым в дела сильных мира сего?" -- Если я погибну... как пророчествовали... ты позаботишься о том, чтобы с меня сняли это, -- король вытащил из-под кама и туники медальон, подаренный Малисинией и, брезгливо держа его на цепочке, потряс им. -- Сам я дал клятву, а ты -- нет... После найдешь способ быстро вернуться в Город Семи Огней и спрятать где-нибудь Агаю, пока все не уляжется. И еще... если будет повод, и Алиния попадет к Целителю Силы, ты позаботишься о том, чтобы она была исцелена... всесторонне... полностью. Ты понял?
   -- Да, ваше величество. Я могу идти?
   -- Можешь... И о нашем разговоре...
   -- Ваше величество, я никому ничего не скажу.
   Король молча покивал и потянулся за кубком с вином.
  
   Ата
   Большая белая сова кружила над тундрой, парила, словно орел, и не садилась... Какую добычу она высматривает в долгой ночи? Круги, что проделывала сова, становились уже и уже, и летела она все ниже и ниже. Наконец, она опустилась на землю. Огромная, в три человеческих роста, белоснежная, красивая... В ней нет зла. Добрый знак!
   Ата смело посмотрела Сове прямо в круглые светящиеся глаза.
   -- Ташани-без-народа! -- сказала Сова.
   -- Да, это я. Что ты хочешь сказать мне, Мудрая?
   -- Почему ты ушла так далеко на юг? Почему ты не следуешь за Человеком с крыльями?
   -- Я в том городе, где он -- я следую за ним.
   -- Нет, Ташани, ты следуешь за высоким черным мужчиной, который нравится твоим глазам, а не за тем, за кем нужно. Он -- Сын солнца, ты -- Дочь снегов. Разве могут быть рядом ваши пути? Ты -- Ташани! Не забывай!
   -- Прости меня, Мудрая. Но духи не отвечают мне, они отвернулись от меня. И моего народа больше нет...
   -- Я дам тебе три знамения, Ташани, -- сказала Сова: она наклонила голову и вырвала хищным изогнутым клювом перо из своего белоснежного крыла.
   Ата взяла перо, и оно, как только оказалось у нее в руке, стало огненно красным, словно горячее пламя.
   -- Первое знамение: ты увидишь Песнь Севера, что соткана губить твоих врагов. Тогда ты узнаешь, что не весь твой народ погиб.
   Сова вновь вырвала перо из своего крыла -- на этот раз другого, протянула его Ате, и оно стало красным, как кровь, у нее в руках.
   -- Второе знамение: ты увидишь последнего из Детей снегов, чью кровь прольет Он. И тогда начнется возрождение твоего народа. Вновь будут чтить традиции. Вновь будут говорить старцы, а молодые будут слушать. Снова наденет невеста свадебный там-тук. Снова возьмет воин в руку копье. Вновь поведет отец сына на первую охоту. Ты скажешь им, чтобы они не шли назад, на север, не переходили Больших вод -- там место мертвых, место памяти, земля крови. Священная земля, куда не должна ступать нога Сына или Дочери снегов, лишь нога Ташани -- раз в год, чтобы чтить память. Пусть селятся на самой границе, но залива не переходят.
   Сова наклонила к ней огромную голову.
   -- Третье перо возьми сама.
   И Ата вырвала небольшое, по сравнению с двумя первыми, но размером с ладонь, перо из совиной головы. Оно осталось белоснежным.
   -- Последнее знамение: ты увидишь, как огонь сожжет зло. И тогда Ташани будут выходить замуж, и рожать детей, как другие женщины. Сын Ташани станет великим вождем твоего народа.
   -- Но раньше только единожды могла родить Ташани, и только дочери рождались у них...
   -- Когда сбудутся три знамения, ты родишь сына.
   Сова расправила крылья, простирающиеся над тундрой от запада до востока, поднялась, закрыла собой темное небо и прогнала ночь. Когда она улетела, солнце высоко стояло над снежными просторами.
  
   Ата проснулась. Она спала на мягкой перине, в теплой комнате. Она была одета в платье людей огня. Ата была сыта, обогрета, в безопасности... И она забыла о том, что является Ташани... Без племени? Без народа?.. Мудрая Сова... и три знамения...
   Ата встала. Была еще ночь. В другой комнате спали ее друзья. Люди, не принадлежавшие к ее народу... Воины... Харт и... Эй-Га, который так нравился ей. Сын солнца. Сын юга. Высокий и крепкий... Черный, будто уголь из костра... с белыми как снег зубами. Лучник. Ата должна следовать за Человеком с крыльями. Она подошла к кровати, на которой спал Эй-Га, долго смотрела на него, прощаясь. Она -- Ташани, у которой теперь есть надежда -- три знамения.
   Ата сменила платье, одела то, в котором здесь принято выходить на улицу. Она собрала в кожаную сумку свои наряды, приобретенные для нее здесь, в Тарии, стянула с постели одеяло, свернула и тоже положила в сумку, прихватила быстрый огонь, удобную флягу, в которой можно носить воду, накинула на плечи плащ и вышла. Она заглянула на кухню, где пекари, несмотря на то, что солнце еще не взошло, уже начинали замешивать тесто для хлеба.
   -- Куда так рано собралась, Ата? -- спросил один из них: большой, толстый, краснощекий, весь перепачканный в муке, добрый и веселый человек.
   -- Иду за знамениями, -- ответила она. -- Мне нужно собрать припасы.
   -- За знамениями?.. -- рассмеялся он. -- Вот так дела! А что ж ночью? Не могла утра дождаться?
   -- Я долго ждала. Мне пора.
   -- Припасы, говоришь? Что тебе не сидится во дворце? Твой хозяин, этот Музыкант, тебя вроде и работой не слишком-то грузил.
   -- У Ташани хозяина нет!
   -- Ох уж эти Дети снегов!.. И далеко ты собралась? На сколько дней припасы-то нужны?
   Ата не знала.
   -- На месяц, -- ответила она.
   -- Время опасное, а она из Города уходит... Что у нее в голове?.. -- ворчал пекарь, но помогал Ате собирать припасы: вяленое мясо, сухари, сыр.
   -- На север идешь?
   -- Нет. Я ищу Человека с крыльями.
   -- Это еще что за чудо?..
   Ата не ответила и направилась к выходу. Затем вспомнила, что не знает, где живет Человек с крыльями, и обернулась:
   -- Где хижина того, кого вы называете Верховным?
   Пекарь прыснул со смеху:
   -- Хижина?.. О! Неплохая такая хижина! Здание Совета... Ата, Ата!.. Куда тебя несет среди ночи?.. И зачем только тебе Верховный понадобился? Это его-то ты назвала Человеком с крыльями? Впрочем... да... Мастер Путей... Уж не знаю, ни искры, ни пламени, зачем и куда ты идешь... На том берегу Тасии-Тар, сойдешь с Кружевного моста и следуй прямой дорогой мимо Пятилистника -- упрешься прямо в Здание Совета. Только кто ж тебя туда пустит?..
   Пекарь вздохнул и добавил:
   -- Храни тебя Мастер Судеб, дочь севера...
   Ташани ушла молча.
  
  
  
   Глава 15
   Завершенное дело
  
   Алсая Ихани
   Все тело затекло, выпрямиться нельзя, говорить тоже нельзя, близкое дыхание Марто становится невыносимо горячим, но хуже всего то, что она чувствует влечение к нему, такое неуместное здесь и сейчас, да и в любом другом месте в других обстоятельствах тоже... неуместное. В тесноте темной ниши, где они притаились, ожидая Абвэна, негде расправить руки и ноги, но ливадцу это не мешает, он выжидает с терпением и невозмутимостью охотящегося тигра, Алсая же то и дело подавляет в себе желание переместиться отсюда.
   В последние месяцы ее захватил азарт охоты, она не думала о том, что будет, когда им удастся наконец выследить Абвэна, настигнуть, что будет потом... когда они его убьют... А смогут ли?
   Алсая покрепче сжала рукоять кинжала, врученного ей Марто в тот последний день, который они провели в Городе Огней: в клинке ничего примечательного, разве что исходящее тепло, но бывший комендант утверждает, что это оружие способно поразить Абвэна в его нынешнем неуязвимом состоянии.
   Входная дверь скрипнула, и у Алсаи замерло сердце. Сколько времени она не видела его? Поток воспоминаний об их любви вдруг хлынул, будто прорвавшая плотину река; и захлебываясь в этой реке, Алсая заодно припомнила и слухи, разговоры, сведения о том, что творил сейчас Абвэн, следы... кровавые следы, оставленные им... Он скармливал отродьям Древнего целые города. Как мог Карей... ее нежный, добрый, понимающий, ласковый... Карей стать таким жестоким ублюдком? Или он и был всегда таким?
   Абвэн мрачен. Он хмурится и, похоже, скрипит зубами. Что-то рассердило его. Но... как же он красив! Еще прекраснее, чем прежде... Движения по-кошачьи мягкие, чертами лица можно любоваться часами, к его волосам так хочется прижаться, вдыхая их аромат...
   Карей не заметил, что в комнате кто-то есть. Он раздраженно пнул ногой плащ, валявшийся на полу серой бесформенной грудой, прошелся взад-вперед, что-то бормоча, налил себе вина и уселся в кресло, уставившись в одну точку перед собой.
   -- Пора... -- услышала она над ухом решительный шепот Марто.
   Алсая вышла первой, как они и договаривались. Абвэн резко обернулся, и увидел ее... Как изменились цвет и выражение его глаз за прошедшее время!.. Это не Карей!.. Его глаза не смеются... они прожигают ненавистью, но на губах -- улыбка.
   Теплые чувства к нему разом схлынули, как волна откатывает от берега, а на смену им пришли гнев, боль и ненависть. Этот человек -- обманщик, предатель, убийца! Он кормил смаргов Атаятана, отдавая им мужчин, женщин, стариков и даже детей!!! Он не знает жалости, и не заслуживает милосердия! И он -- незаконченное ее дело... Если бы Алсая тогда ударила еще один раз... сколько жизней можно было бы спасти. Его нужно остановить! Он -- чудовище!
   Она глубоко вдохнула, наполнив грудь воздухом, а сердце решимостью, перехватила поудобнее в руке кинжал и сделала шаг навстречу ему.
   -- Алсая... -- заговорил Абвэн, и его голос просочился к самому болезненному, уязвимому, сокровенному месту ее души, -- как же я ждал этой встречи!..
   Зачем она здесь? Зачем у нее в руке кинжал?
   -- Моя любимая!.. Моя красавица!.. Моя охотница!.. Как ты сегодня хороша!.. -- Он встает ей навстречу.
   "Карей! Возлюбленный! Дорогой мой, прекрасный Карей! Как же я люблю..." Из глаз Алсаи брызнули слезы... Наконец-то они встретились! Они снова вместе!
   -- Я люблю тебя... -- шепчет она.
   Она рассеяно замечает, движущуюся тенью вдоль стены, фигуру с обнаженным мечом -- Марто!.. Он приближается к ее Карею... он хочет убить его! Нет!
   Карей тоже обнажает меч, он не носил раньше оружия, но сейчас сможет защитить себя. Сильный, мужественный, прекрасный...
   -- Даджи Марто, -- обращается он к ливадцу, -- ты пришел с мечом? Чтобы мстить? Я не посягаю на твою Таян, я отпустил ее давно... очень давно. К чему эта месть? Я уважаю тебя -- ты хорош в бою, но зачем нам сражаться с тобой? Между нами мир. Даже ваш Верховный пошел на перемирие с Атаятаном. Не станем же мы нарушать это перемирие?!
   Как верны и правдивы его слова!.. Но почему Марто не прислушивается к ним? Он продолжает двигаться, осторожно обходя Карея, и выражение его лица не меняется. Этот проклятый Марто может причинить вред ее любимому! Сердце Алсаи сжалось, затрепыхалось тревожно: "Карей!"
   Их клинки сшиблись, и звон металла о металл пронзил сознание Алсаи, на мгновение рассеивая пелену безграничной, всеобъемлющей любви к Карею... Убить его... она должна убить... Нет! Нет!..
   -- Алсая!.. -- он зовет ее. Он любит ее.
   -- Алсая, мы с тобой одно целое! -- Он отбивает выпад Марто.
   -- Я всегда тебя любил!
   Ливадец вновь нападает. Марто -- Мастер, но ее Карей тоже может драться... как Одаренный мечник, для него несложно победить обычного Мастера из Пятилистника!
   -- Алсая! Я прощаю тебя! Останься со мной!.. -- Прохладная вода для ее иссохшей души!.. Карей не винит ее в содеянном тогда безумии, не винит в том, что она хотела его смерти... из ревности... из-за обиды... в приступе помутнения разума!..
   -- Карей!.. -- кричит она.
   Мечи звенят, Марто смотрится неуклюже рядом с ее Кареем, и она не верит, что комендант Та-Мали сможет хотя бы ранить его -- беспокоиться не о чем. Вот меч Карея задевает левое плечо ливадца, и белая рубаха того мгновенно окрашивается красным.
   -- Даджи Марто! Зачем ты хочешь меня убить? -- Музыка его слов не может не касаться сердца, не завораживать, не пропитывать любовью к нему... А этот ледяной дикарь, Марто -- совершенно глухой: не реагирует, не отвечает ни слова!.. -- Я не враг тебе!
   Они продолжают сражаться, уклоняясь от ударов, нанося их и отражая. Марто вновь ранен, на этот раз в бедро -- теперь он прихрамывает.
   -- Марто! Не нужно, прекрати! -- кричит ему Алсая. -- Прекрати! Карей не враг! Я люблю его!
   Карей тоже снова и снова пытается воззвать к его благоразумию.
   Но мечи звенят, наступает то Карей, то Марто, а последний получает все новые и новые раны. Этот смаргов упрямец скорее истечет кровью, чем отступится от своей глупой затеи. Против Карея, слава Мастеру Судеб, у него шансов нет!
   Но вдруг Марто, с неестественной для него, с учетом ран, ловкостью уклоняется от направленного в грудь удара и выбивает меч из руки Карея.
   Алсая вскрикнула. Ее Карей безоружен! И Марто, что стоит к ней спиной, сейчас убьет его. Раздумывая лишь долю мгновения, Алсая бросилась к ним, целя кинжалом меж лопаток врага ее возлюбленного. Она не допустит, чтобы Карей умер! Не допустит!..
   Замах.. Удар... Спина Марто исчезает, выскальзывает, уклоняется... Алсая теряет равновесие и падает, продолжая держать кинжал наизготове... прямо на грудь Карея. Удивлением сверкают его глаза, открываются его губы, чтобы что-то сказать... нож входит в плоть мягко... медленно... нежно... Алсая кричит в ужасе и не слышит себя... "Карей!.. Карей!.." Они падают вместе, и его руки, что обхватили было ее, безвольно откидываются в стороны... Голова c глухим стуком ударяется об пол... Удивленные глаза замирают... Грудь не вздымается... Из уголка рта идет кровь...
   Алсая вынимает кинжал, пытается стянуть края раны, пытается зажать ее, чтобы кровь не лилась... Поздно... Окровавленными руками она хватает его прекрасное лицо, целует глаза.... губы... лоб, волосы...
   -- Карей... -- шепчет она. -- Карей! Очнись! Что я наделала?! Карей...
   Она рыдает в отчаянье, припав к его груди...
   Вдруг, как под порывом ветра, одурманивающий туман рассеивается. Ясность понимания милосердно приходит к Алсае. Абвэн убит! Это то, чего она хотела... Он что-то сделал с ее разумом, когда заговорил. Она была околдована... А теперь он мертв. Ясность сознания вернулась, но боль и отчаянье остались. Отчего?..
   Алсая отстранилась. Посмотрела на свои руки в крови... Почему кровь такая черная?.. Она завершила начатое, хотя пыталась сделать совсем другое -- убить Даджи Марто...
   Она поспешно встала, оглянулась на стоящего и наблюдающего за всем происходящим ливадца. Почему на него не подействовали голос и слова Абвэна? Почему он не потерял рассудок так же, как она?
   -- Ты не поддался на его уловку? -- недоумевая, спросила Алсая. -- Его слова сделали меня неспособной трезво мыслить... Я едва тебя не убила... Прости... Хорошо, что все так обернулось... Но как тебе удалось не поддаться этим его... чарам?..
   -- Что? -- Марто, непонимающе хмурясь, принялся вынимать что-то из ушей...
   Алсая поморщилась. Воск... Он попросту не слышал Абвэна!..
   Закончив свою процедуру очищения ушей, Марто склонился над Абвэном, пощупал его пульс, осмотрел рану, приподнял полузакрытые веки... Алсая отвернулась.
   -- Он точно... мертв?.. -- пробормотала она.
   -- Мертвее мертвого!.. -- весело ответил Марто. -- На этот раз ты не сплоховала! Хорошо, что я не попал под твой удар!..
   Он улыбался, почти смеялся! Даджи Марто смеется?..
   -- Ты ранен? -- Алсая с беспокойством дотронулась до кровоточащего пореза на его левом плече, Марто обхватил ее свободной рукой, привлек к себе и поцеловал... в макушку...
   -- Ты сделала это!
   Алсая опешила...
  
   Гани Наэль
   -- Сестра!..
   -- Сестра...
   Королева и стоящая напротив нее Предводительница ливадских воительниц -- высокая, светловолосая с чертами настолько резкими, что даже хищное лицо Алинии рядом с ней казалось мягким и женственным, -- положили каждая правую руку друг другу на левое плечо.
   Алиния: прямая, стройная, подтянутая и гибкая, похорошела в доспехах. В платье она совсем другая... На щеках играет возбужденный румянец, за спиной по-ливадски висит меч. Тарийские доспехи, созданные специально для нее на ливадский лад, облегают ее худощавое тело, кольчужный капюшон прикрывает голову и шею. На нагруднике красуется пламенный лев, стоящий на задних лапах, под сердцем -- белая лилия Ливада: кажется, что лев держит цветок. На лбу королевы золотой обруч, украшенный крупным рубином, с правой и левой стороны от которого -- чистой воды сапфиры размерами чуть поменьше, но голубые глаза королевы сияют сейчас ярче, чем драгоценные камни.
   Мило оставил ее здесь, в казармах воительниц, а сам управляется с тарийским войском. Гани он повелел следовать за королевой, пока она не сражается, а когда начнется бой -- ожидать с Целителями Силы, которые заняли белое прямоугольное здание в центре крепости.
   Предводительница ливадских воительниц, которых, всех до единой, Алиния называет сестрами, и в самом деле родная ее сестра, во всяком случае -- по матери. Королева Пая еще не пребыла, ожидают ее завтра.
   Гани чувствовал себя неловко среди этих воинственных, высоких, вооруженных женщин, хищно косящихся на него -- почти безоружного мужчину, забредшего в их лагерь. Алиния же на него внимания не обращала. Она рада, словно девчонка, попавшая с подружками на пикник. Вот только игры у них... с мечом, копьем, луком...
   Зря Мило надеется, что из Гани получится хорошая "тень" королевы. Вот -- он уже потерял ее из виду... А, нет! Вон там сверкают серебром ее доспехи, и пылает лев. Она здоровается по ливадскому обычаю с другой такой же высокой и белокурой женщиной. Музыкант вздохнул. Может, лучше сразу отправиться к Целителям, спросить, не прибыл ли еще Кодонак... он, скорее всего, занят, если и прибыл... Вирд -- тем более. Может, Ото Эниль появится?
   -- Мастер Наэль, -- оказалась вдруг рядом с ним Алиния, -- шел бы ты... куда-нибудь. А то надо мной уже посмеиваются сестры, мол, я стала тарийкой настолько, что не могу без сопровождения мужчины. Здесь одни женщины, разве не видишь?
   -- Вижу, ваше величество. Но король приказал...
   -- Знаю я, что приказал тебе король! Отлично знаю! Так вот, давай договоримся: ты исчезаешь с глаз моих долой, а я пообещаю тебе, что если получу хоть маленькую царапину в бою, то сразу же предстану перед Целителями Силы, и они, -- она рассмеялась, -- сделают со мной все, что захотят. Иди, договаривайся с ними, чтобы лечили как следует! А уж если меня убьют, то тебе первому принесут эту радостную весть.
   -- Вовсе не радостную. Зачем же так шутить?.. -- Гани был серьезен -- разве шутят о смерти?
   -- Для тебя, может, и не радостную... Ну да ладно. Договорились? Веришь моему слову?
   -- Да, ваше величество. Договорились. -- Гани с облегчением вздохнул и зашагал по направлению к зданию Целителей.
  
   Среди Одаренных, которые его не знали, он чувствовал себя еще хуже, чем среди ливадских воительниц. Напыщенные Мастера Целители прохаживались меж пустующих коек, внимательно изучая каждую деталь интерьера, изводя ливадских слуг придирками к чистоте белья и пола, словно это важно для того, кто действует при помощи Силы. Гани подошел к одному из них -- тому, что командовал больше всех, и представился:
   -- Мастер Музыкант Гани Наэль.
   -- Я Мастер Шейлс. Музыкант? Почему же вы не с Советником Тореттом? -- изогнул Целитель черную бровь над светло-голубым глазом.
   -- Я здесь как королевский советник. Я неодаренный, -- уточнил Гани, и Мастер Силы чуть презрительно скривил губы.
   -- Советник? Что угодно его величеству? Можете передать: мы проследим, чтобы раненым оказывали должную помощь. Мы обеспечим исцеление наиболее важным персонам, и исцеление самых тяжелых ран. Думаю, нас не стоит утруждать исцелением легко раненных, так как наши силы не безграничны. -- Чуть презрительное выражение не сходило с молодого лица Целителя, которому наверняка уж перевалило за сотню лет.
   -- Конечно, -- кивнул Гани, -- но у меня другое к вам дело.
   Вновь бровь собеседника вопросительно поползла вверх. Гани хотел было изложить суть этого дела, но вдруг подумал, что ему придется рассказывать каждому Целителю (он не знал, является ли Мастер Шейсл здесь главным) о необходимости исцелить Алинию, если она сюда попадет, от женского недуга; к тому же неизвестно, как воспримут они слова неодаренного Музыканта, пусть и королевского советника. Он поступит по-другому -- останется здесь и будет ждать, а если уж случай представится, тогда и наступит время разговоров и пояснений -- не всем, а одному конкретному исцеляющему Мастеру.
   -- Если король или королева будут ранены или убиты, их ведь доставят сюда? Не так ли?
   -- Раненными -- да, -- хмыкнул Шейлс. -- Убитыми? Уж не знаю... У меня нет такой Силы, чтобы вернуть с того света, даже вскорости после смерти.
   -- Я должен находиться здесь и узнать одним из первых, если что-нибудь случится с королевской четой, -- заявил Гани и, не спрашивая дозволения, нагло уселся на стоящий неподалеку белоснежный, как почти все здесь, стул.
   Шейлс еще раз хмыкнул, на этот раз громче.
   -- Мастер Наэль... -- медленно проговорил он, -- я думаю, что вы бы могли узнавать новости быстрее, находясь в дозорной башне.
   -- Может быть... -- Гани располагался, доставая бурдюк с вином и расчехляя лютню, уж если наглеть -- то по полной, -- но повеление Короля-Наместника для меня, неодаренного, то же, что для вас -- приказ Верховного. Я остаюсь! Могу вам сыграть или даже спеть, чтобы развеять скуку.
   -- Это ни к чему. Мы, Мастера Целители, любим тишину. Хотя никогда не отказываемся от Музыки Силы, которая увеличивает яркость Дара и помогает в нашей работе. Но вы ведь неодаренный...
   Гани пожал плечами: "Не хотите -- не надо". И, откинувшись на спинку стула, стал потягивать вино.
   Только сейчас в глубине зала он заметил сидящего с книгой в руках около одной из пустых коек своего старого знакомца -- Арея Балатаса; тот не смотрел в его сторону и делал вид, что не узнает Гани, но подвижное лицо Арея, походившее на обезьянью мордочку, сморщилось от презрения, будто засыхающий овощ.
   Когда-то, в Пятилистнике, Гани был дружен с сокурсником Балатаса Одаренным Строителем Даном Иджем. Балатас же терпеть не мог Гани, поднимал на смех каждый раз, когда встречал, из-за того, что тот верил в существование Астри Масэнэсса: -- "Если столько баллад и легенд сложено об этом человеке, то такой Мастер не мог не существовать на самом деле" -- утверждал тогда Наэль, и был прав, ни искры, ни пламени! Балатас, призывая в свидетели провинциальной забитости Гани как можно больше народу, при каждой удобной возможности развенчивал этот миф повторениями авторитетных высказываний Профессоров. Но в обиде на Целителя Гани был не за это. В тот день, когда он подрался с Седдиком и потерял сознание, а громила перепугался, что убил его, Дан предложил отнести почти бездыханное тело Гани к юному Целителю Арею. Сам Гани событий этих, естественно, не помнил, он знал о них лишь по рассказам друзей: Седдик, подхватив его на руки, будто ребенка, понес в комнату Балатаса в Академии Силы. Дан упрашивал Одаренного исцелить Гани, но Арей не просто отказался -- он выбежал из комнаты, чтобы Дар, которым тот еще не очень хорошо управлял, не вынудил его сделать это помимо его воли, и прямиком направился к Мастеру Ректору жаловаться на Иджема. У Дана после были серьезные неприятности, а Гани выкарабкался сам и подружился с Седдиком, который его побил, а после выходил.
  
   Мастера Целители разбрелись по углам в ожидании битвы, а следовательно -- и работы. Некоторые занимали друг друга беседой, другие читали, как и Балатас, двое двигали неспешно фигуры Хо-То по красно-белой доске, прочие просто задумчиво молчали; все они время от времени бросали на Гани неодобрительные взгляды, только Балатас не взглянул ни разу, и не отрывался от чтения. "Какая занимательная книга..." -- думал Музыкант, посмеиваясь.
   Гани то и дело подмывало оставить в покое этих напыщенных Одаренных и отправиться к каким-нибудь воякам, спеть для них пару неприличных песен, выпить пива, сыграть в кости... хотя, сейчас все военные на позициях... Битва вот-вот начнется. А может, и в самом деле отправиться в дозорную башню? Он изнывал от собственной скуки и от презрения, источаемого Целителями и наэлектризовавшего комнату, но из упрямства продолжал сидеть.
   За дверью послышались шаги, бодрые, четкие, лязг оружия и доспехов, голоса. Тонкий слух Гани уловил знакомые нотки. Он улыбнулся.
   Вирд был одет в тарийскую кольчугу в форме кама с капюшоном, тонкую и легкую, будто ткань, и непробиваемую, словно лучшая сталь. На серебристой поверхности кольчуги в центре груди Верховного красовалось ярко-оранжевое тарийское пламя. На лбу повязан д'каж, у бедра "Перо смерти", за спиной второй меч -- тонкий, с округлой гардой: по рукояти Гани определил, что не только манера ношения, но и сам клинок -- ливадские.
   За Вирдом в подобном одеянии, только без второго меча, шли Кодонак и Стойс, а еще чуть позади -- безоружный Ото Эниль в темно-синем шерстяном каме.
   Целители вскочили, дотрагиваясь до д'кажей на лбах, Музыкант тоже встал, чуть склонил голову, коснулся браслета Мастера.
   Вирд молча поприветствовал присутствующих, быстрым взглядом окинул комнату, и собрался было уходить, когда заметил Гани. Верховный улыбнулся и подошел к нему, чем вызвал недоумение на лицах Целителей.
   -- Что ты здесь делаешь, Гани? -- Вирд обнял его по-братски, ничуть не стесняясь разницы в положении. Его примеру последовали все трое Советников -- они многое пережили вместе в подземельях штаба...
   У Шейлса обе брови взлетели вверх, у Балатаса вытянулось лицо, и он едва не уронил свою книгу.
   -- По поручению короля... -- усмехнулся Гани. -- Он надеется, что хоть посредством сражения Алинию можно будет загнать к Целителю.
   -- Но я же посылал к ней Целителя четыре раза... -- удивился Вирд.
   -- Она от него скрывалась. Обещает, что после Ливада все изменится... Ну да тебе не до дворцовых интриг сейчас, Верховный.
   -- Это уж точно... -- Вирд вздохнул.
   -- Мало одного меча? -- Гани кивнул на ливадский клинок за спиной Вирда.
   -- Дар королевы Паи. Она сердита на меня... за перемирие... Тебе что-нибудь нужно?
   -- Возможно, мне понадобится Мастер Перемещений.
   Вирд обернулся к Советнику Стойсу.
   -- Здесь у Целителей постоянно будет дежурить один из наших "прыгунов", -- ответил Тайшиль. -- Я отдам распоряжение, чтобы они в случае чего переместили тебя, куда скажешь.
   -- Спасибо.
   -- Что-то еще, Гани? Что я могу сделать для тебя? -- Это уже совсем не тот мальчик, которого Наэль когда-то встретил в Буроне и который таращился перепуганно на протянутую ему руку. Но Вирд остался таким же: простым, честным, добрым. Не появилось у него надменной кичливости во взгляде... К этому его пронзительному взору еще и надменной кичливости -- так вовсе можно будет дыры прожигать одними глазами... Это тот самый юноша, который готов исцелять смертельно раненного, будучи сам уставшим до полусмерти, готов перетащить из Ары почти четыре десятка рабов ценой двух недель невыносимой боли, готов встать и закрыть собой даже самого никчемного человека...
   -- Предупреди Целителей, чтобы помогли мне с Алинией в случае чего, а то эти Мастера Силы поглядывают на меня, как на курицу, случайно проникшую в дом, где семья собралась за обедом... -- "Сам Верховный Тарии, легендарный Мастер Путей, человек, для которого почти нет ничего невозможного, спрашивает у меня: "Что я могу сделать для тебя?", -- размышлял Гани, -- а я прошу о королевской чете... Ни искры, ни пламени!.."
  
   Ото Эниль
   Бесконечное море уродливых великанов с поднятыми кожистыми воротниками, увенчанными изогнутыми шипами, сжимая в руках обнаженные мечи, по сравнению с которыми полновесный двуручный меч кажется игрушкой, с луками, в которых вместо стрел можно использовать копья, двигались в их сторону, сопровождаемые нарастающим низким гулом. Они производили этот гул топотом босых ног по каменистой почве и ревом хриплых голосов. Порывы ветра со стороны надвигающегося противника доносили исходящую от них вонь гнилого мяса.
   Ото чувствовал себя не у дел. Он единственный из Совета Семи был в этой битве полностью бесполезен. Он стоял на безопасном от вражеских стрел расстоянии, его окружали двое Мастеров Оружия -- слишком много, когда каждый боец на счету, особенно Одаренный, -- и двое Мастеров Перемещений, готовых в любой момент переправить старика в еще более безопасное место, хоть в сам Город Огней... Такие предосторожности (безусловно, излишние) -- личный приказ Вирда.
   Остальные шестеро из Малого Совета, да и сам Верховный участвуют в сражении. Кодонак руководит ходом битвы, они со Стойсом появляются то тут, то там, отдают распоряжения. Сегодня Золотой Корпус разбит на тройки -- по два Мастера Оружия и Мастер Перемещений в каждой. Они за мгновение могут оказаться в противоположной части поля боя. Лучники Маштиме, получившие такую мобильность, стали в сотни раз опаснее арайских ос.
   Нихо Торетт лихо наигрывает военные марши во главе немалой армии Музыкантов Силы и обычных Мастеров Пятилистника, вооруженных барабанами, горнами, лютнями, цимбалами и прочими орудиями, производящими звуки музыки. Именно таким Ото всегда и представлял Торетта: с горящими азартом глазами, мощной фигурой возвышающийся над своими людьми, волосы развивает ветер, а на лице суровое воинственное вдохновение; он сегодня полностью в своей стихии, и нужно отдать ему должное -- его музыка даже сердце такого миролюбивого старика, как Ото, заставляла биться чаще в жажде сражения.
   Элинаэль, окруженная еще большей охраной, чем он сам, и стоящая еще дальше, тем не менее, наносила серьезный ущерб врагу. Ее огонь и молнии с завидным постоянством вспыхивали в рядах слуг Древнего, оставляя после себя визжащих от боли, сгорающих целыми десятками тварей...
   Даже Килей Холд нашел себе занятие: узнав, что бойцам нужна вода, он с другими погодниками пригнал сюда с севера тьму дождевых облаков, и ливень полосой пролился на вражеские полчища.
   Какой-то замысловатый танец затеяли Мастера Стихий вместе со Строителями. Их руки и тела метались в неистовом живом рисунке, сопровождаемом грохотом, взрывами, всплесками дождевой воды, появляющимися то тут, то там застывшими стенами, и воплями погибающих отродий Древнего.
   Мастера войны из Пятилистника и войска короля сражались не менее отчаянно, чем Одаренные. У них были метатели Утариса, арбалеты с особыми болтами, специальные копья -- все произведенное Оружейниками Золотого Корпуса и с успехом поражающее смаргов.
   Но их -- и Одаренных и неодаренных -- было слишком мало против слишком многих. Будто бы горка песка возомнила преградить дорогу разливающейся реке... Ото сам напросился на эту битву, чтобы записать для истории. Будет ли у них эта история... будет ли кому читать ее, если даже он и выживет, чтобы положить свои наблюдения на бумагу?..
   Сейчас ему было даже страшнее, чем в кабинете Эбонадо Атосааля, когда тот спросил его о выборе, когда он был пойман в ловушку и не имел шансов вырваться. Сколько же их? Они сметают все на своем пути. Кто может победить такую мощь?..
   Ото стал искать глазами Вирда, ожидая найти его там, где громче всего шум битвы и гибнет наибольшее число врагов, но Верховный оказался как раз в самом тихом месте, в центре тарийского фронта. Ото с возвышенности его прекрасно видел. Вирд-А-Нэйс стоял неподвижно, вглядываясь в надвигающееся море, как в лицо смерти. Рядом с ним ярким пламенем рыжела голова его друга кутийца, облаченного в тарийские доспехи, и здесь же была Лючин -- отважная девушка, она выпускала стрелу за стрелой, будто и не целясь, но без промаху попадала всякий раз в глаз какого-нибудь из смаргов.
   "Почему не сражается Вирд?" -- удивился Ото, и в тот же миг Верховный, будто услышав мысли старика, поднял руки.
   Вначале пальцы и кисти его заметались, сплетая невидимый узор, затем он нагнулся всем корпусом, ударяя руками по воздуху, вправо и влево -- и правый, а затем левый фланг уродливых воротников свернулись, как под порывом ураганного ветра.
   Вирд возводил руки к небу и резко опускал их к земле, он зачерпывал ладони воздуха и бросал их в скопление врагов, он бил наотмашь, будто невидимым мечом, и каждое его движение пожинало урожай вражеских смертей. Вирд танцевал какой-то свой неистовый танец, не похожий даже на танец Мастеров Стихий. Он танцевал под музыку Торетта. Какой Путь он использовал? Перед врагами разверзалась земля, смыкались скалы, давя их собою, они гибли в огне, пойманные в ловушку выросшими из земли монолитными стенами... На них обрушивались порывы ветра такой силы, что могли бы и могучее дерево вырвать с корнем... Лужи воды то замерзали у них под ногами, то вскипали, и облака пара окутывали все вокруг. Ветер, вода, земля, огонь, созидание и разрушение -- все вместе, запущенное в действие танцем Вирда, противостояло надвигающейся лавине. То место в скопище врагов, куда направлял Вирд свои удары, стало настолько жарким, что даже всем своим, вышедшим было вперед, пришлось отступить, и Верховный сражался один против тысяч...
   Танец его длился больше часа, Ото зачарованно следил, как метались его руки, как легко переступали стопы ног, как склонялся он, прогибаясь, для очередного броска. Грохот, крики, смерть в стане врага... Никто из врагов не мог приблизиться к нему, волны смерти сметали одного за другим...
   Но затем все прекратилось, несмотря на то, что Вирд продолжал танец. Его руки все больше были обращены в небо над надвигающимися полчищами. И Ото уже стал беспокоиться, что движения Верховного не причиняют никакого вреда врагу, и смарги все ближе к нему, -- когда увидел слабое, но нарастающее свечение в небе. Переливы алого и зеленого задрожали под хмурыми грозовыми облаками, пригнанными Холдом и его людьми. Сверкающее, волнующееся гигантское полотно раскинулось над основными силами смаргов Древнего. Вирд двигался все более резко, и было видно, что силы покидают его -- он устал. Один раз, взмахнув рукой, он тяжело упал на колено, но тут же встал и продолжил. Полотно разгоралось все ярче и ярче, и Вирд принялся опускать сияние. Едва дрожащие переливы коснулись вражеских голов, как тела смаргов с глухим стуком повались наземь. Даже криков не было. Полотно, похожее чем-то на северное сияние, обезглавило смаргов, в мгновение ока сжигая те части тела, которых касалось. Весь центральный фронт оказался выкошенным, будто серпом... Полотно двинулось вправо, пожиная урожай смерти. Смарги гибли тысячами, умирали неизменно и беззвучно, но сияние меркло, а Вирд уже едва шевелил руками, он стоял на коленях, и Ого поддерживал Верховного.
   Топча груды трупов своих сородичей, задние ряды смаргов приближались к Вирду, а он уже стал заваливаться на бок, вложив в этот бой все силы. Ото видел, как кутиец подхватил его на руки, легко, словно тот ничего не весил, и бежит с ним к своим, прикрываемый стрелами Лючин и еще тридцати появившихся там лучников Маштиме. Тех смаргов, кому все же удалось приблизиться на опасное расстояние, внезапно поглотило яркое горячее пламя -- Элинаэль следила за происходящим на поле битвы рядом с Вирдом.
   Мастера Перемещений наконец забрали Ого вместе с Вирдом на руках, Лючин и всех, кто был там с ними. Верховный в безопасности. Ото облегченно вздохнул и ужаснулся, окидывая взором ряды врагов: сколько их погибло... но еще больше продолжало атаковать: океан, вырвавшийся из берегов. Кодонак скомандовал отступление...
   -- За стены! За стены! -- раздавался со всех сторон передаваемый из уст в уста его приказ.
   "Надеюсь, -- думал Ото, -- что стены выдержат..."
  
   Гани Наэль
   Битва стихала. Раненых было все больше: в основном Одаренные -- Мастера Силы взяли на себя основную атаку. А Вирд сплел полотно, которым уничтожил большую часть вражеских войск. Гани несколько раз покидал убежище Целителей, поднимался на дозорную башню, наблюдал за ходом битвы, любовался смертоносным сиянием. Встретил Ату... Как она-то тут оказалась? Дикарка глянула на него странно, очень странно, пробормотала что-то про Песнь Севера, про знамение, про сову... Гани поспешил убраться от нее подальше, а то мало ли что взбредет в голову этой свихнувшейся Ташани -- начнет еще тыкать его иглами и заставлять пить какую-нибудь отраву из птичьего помета... Бр-р-р...
   Прошел слух, что Вирд ранен. Потом Гани узнал, что это лишь отток, и успокоился. С Мило все было хорошо, он видел короля собственными глазами гарцующим на тарийском скакуне перед центральными воротами -- тот возвращался с поля боя.
   Гани, уставший от беготни, вернулся в помещение к Целителям, сами Мастера тоже еле держались на ногах, все чаще и чаще отказывая легко раненным.
   Арей Балатас, так и не сказавший Гани ни слова за весь прошедший тяжелый день, сейчас сидел, прислонившись к стене, запрокинув голову и устало прикрыв глаза. Шейлс выглядел более бодрым, еще принимая раненых и отдавая распоряжения по организации исцеления.
   В дверном проеме появилась группа ливадок. Их стройные, облаченные в доспехи фигуры и хищные взгляды сразу же привлекли внимание. Пламенеющим львом, выполненным эмалью, порядком уже поцарапанной, среди них выделялась Алиния. Она заметно прихрамывала, но без посторонней помощи подошла к Гани.
   -- Вот видишь, музыкант! Слово я держу: из-за небольшой царапины, -- она обнажила лодыжку распаханную, по-видимому, стрелой одного из смаргов, а стрелы у них -- еще те... -- обращаюсь к Мастеру Силы. Ты уже сказал им, от чего еще меня нужно исцелить? -- засмеялась она.
   Гани вместо ответа подозвал предупрежденного заранее Шейлса.
   -- Ее величество королева Алиния!.. -- громко представил он.
   -- Мы знакомы... -- небрежно бросил ему Целитель и улыбнулся королеве, дотрагиваясь до д'кажа. -- Ваше величество, позвольте вам помочь.
   -- Помогай! -- не переставала смеяться та. -- Помогай! Раз уж мы оба с Мило живы!..
   Не успела она договорить, как столпившихся у входа ливадских воительниц растолкали тарийские солдаты с обеспокоенными лицами, несшие носилки. Гани привстал и с ужасом узнал лежащего в них бледного окровавленного короля.
   -- Мило!.. -- воскликнула Алиния и подбежала к нему резво, несмотря на собственную рану.
   Он был без сознания. Шейлс сделал знак рукой одному из Мастеров, еще не вконец измотанному и способному исцелить серьезное ранение. У короля был задет правый бок, не очень глубоко, но он потерял много крови, пока его уносили с поля боя.
   -- Почему его не доставили Мастера Перемещений? -- спросил Гани.
   -- Они все заняты... -- промямлил один из воинов.
   Предводительница ливадок Ачинса, сестра королевы, протиснулась сначала между своими воительницами, затем сквозь скопление тарийцев, выгнала гневным окриком вон из помещения и тех и других, и сказала:
   -- Он не послушался гласа разума и приказа Командующего -- погнался за смаргами. Советник Кодонак приказал отступить, чтобы полотно завершило дело. А твой безумный муж, -- она сверкнула глазами на Алинию, -- решил стать героем...
   -- Или хотел умереть... -- прошептала королева бледными губами, -- она тоже теряла кровь, и Шейлс принудил Алинию присесть на койку, занявшись ее ногой.
   В эти же мгновения исцеляли и Мило.
   Шейлс закончил первым. Целитель постоял еще немного с вытянутыми руками над Алинией, у которой на месте кровавой раны теперь была гладкая белая кожа, затем обернулся к Гани, с удивлением глядя на него.
   Мастер рассеянным кивком ответил на "Благодарю" королевы, затем подошел к Гани и прошептал ему в самое ухо:
   -- С ней все в порядке -- она здорова!
   -- Спасибо, Мастер Шейлс: королевский двор и Верховный не забудут вашей службы... -- начал Гани, но тот прервал его:
   -- Вы неправильно поняли, Мастер Наэль! Она изначально не имела никаких проблем... кроме раны на ноге... Она и была здорова!..
   У него чуть не отвалилась челюсть. Как же так?..
   -- Исследуйте короля!.. -- наклонился Гани к Шейлсу, тот кивнул и направился к Мило, уже розовевшему и начинавшему дышать ровнее.
   Алиния не обращала внимания на перешептывания Гани и Шейлса, она выглядела... озабоченной. Как только Целители закончили и оставили Мило отдыхать, королева, словно примернейшая супруга, бросилась к нему и нежно взяла его за руку. Король открыл глаза.
   -- Вы правы! -- Мастер Шейлс вновь вернулся к Гани, указал на стулья в дальнем конце комнаты, и подойдя, устало упал на один из них. Музыкант сел рядом. -- Проблема была в короле... это Мило не мог иметь детей...
   Мастер Наэль поднял брови, криво улыбнулся, хмыкнул и едва удержался от нервного смеха.
  
Оценка: 7.86*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"