Аннотация: Классический детектив без богатых, которые плачут, и несметных сокровищ.
Вадима выписали в пятницу. Лечащий врач, пухлая дама, озабоченная исключительно проблемами своей семьи, сказала, что он уже практически здоров, да и провести дома несколько дней перед отъездом в санаторий тоже неплохо.
В коридоре он столкнулся с хирургом, который его оперировал. Именно столкнулся, потому что высокий худой Александр Алексеевич, несмотря на возраст, по больнице передвигался с такой скоростью, что сестрички на вопрос "где он", стандартно отвечали: - Только что пролетел в операционную, ординаторскую или еще куда-то.
Но хирург он был от бога и за восемь с лишком часов не только вернул Вадима с того света, но и почти восстановил подвижность в перерезанной руке.
- Уже на выписку? Выглядите молодцом, - врач остановился и добавил, понизив голос. - Вам, молодой человек, своему ангелу-хранителю надо свечки ставить до конца своих дней. Если обычно говорят, что нож или пуля прошли в каких-то миллиметрах, то в вашем случае речь идет о микронах. Да и вообще-то, я понимаю, работа такая, но вы все-таки поаккуратней с вашими подопечными. А то и ангел-хранитель не поможет. Выздоравливайте.
Пока Вадим бормотал слова благодарности, которые он подбирал с того момента, как пришел в себя, белый халат уже скрылся за одной из дверей. Медсестра Людочка, наблюдавшая всю картину с сестринского поста, сделала удивленные глаза:
- Ну, ты - герой! На столько секунд задержать Алексеевича! Талант, вот что значит милиция! Вот выписка, рецепты, направления. И не попадай ты к нам больше Вадик.
Вадим поблагодарил Людочку, попросил передать спасибо другим сестрам, взял бумаги, пакет с вещами и вышел на улицу.
Теплый сентябрьский день и звуки города ослепили и оглушили Вадима. Да, почти все лето прошло, а он провалялся на больничной койке с середины июля. Ранили его в совершенно дурацкой ситуации удручающе душной липкой воскресной ночью. Они выехали на бытовое убийство по вызову соседей. В квартире было несколько мужиков, начавших что-то отмечать еще с пятницы, и находившихся в состоянии полной невменяемости. Жена хозяина квартиры, тоже принимавшая участи в попойке, обнаружила в ванной одного из гостей с проломленной головой. Едва держась на ногах, она дошла до соседей, и те вызвали милицию. И кто же мог подумать, что один из мужиков, лежавший на диване без признаков сознания, внезапно вскочит, схватит нож, и пока кто-то что-то сможет предпринять, дважды ударит им Вадима, сзади под лопатку и в руку, которой тот, разворачиваясь, пытался прикрыться.
Результат - лето в больнице, не до конца зажившая рука и предписание не делать резких движений. Это при его-то работе. Правда, впереди еще месяц санатория. И не просто, а в Сочи, в бархатный сезон. О таком и мечтать не приходилось. Конечно, если бы ранивший его тип и еще один парень из той компании не находились бы несколько месяцев в розыске за убийство инкассаторов, то никакой путевки никто ему не дал бы. Может быть, еще и выговор кому-нибудь влепили. А так - ранение при задержании особо опасной банды преступников. Путевка со вторника. С билетом, ребята сказали, вопрос решен, осталось убить время до вторника.
Как там врачиха сказала: 'Провести время дома' - это неплохо.
Возможно, если этот дом у тебя есть. В однокомнатной квартире, которую Вадиму дали в начале весны, стоял старый диванчик и письменный стол. И то, и другое ему привёз двоюродный брат Васька, когда купил новую мебель. До этого в середине большой комнаты красовалась раскладушка. Даже занавесок на окне не было. Каждое утро, когда солнце било прямо в окно, Вадим давал себе слово купить и повесить их. И каждый вечер, приходя ближе к полуночи, он видел в окне беспросветную тьму, которая бывает только в деревне, когда отключают электричество, и замертво валился на диван, забывая о данном слове. Но за лето строители закончили и сдали бесконечно длинный дом напротив, дорогу заасфальтировали. Сейчас внизу сразу у нескольких подъездов стояли машины, копошился народ. Следовательно, вечера не будут такими темными, и в нескольких десятках метров будут гореть чьи-то окна.
И сам над собой засмеялся: 'Вот и отговорка нашлась'.
***
Но утром, окинув взглядом пустую комнату, он понял, что до вторника просто взвоет в этих стенах. Быстро собрался и пошел на работу. Там тоже было пусто.
- Где народ? - Дежурный, прикрывая ладонью телефонную трубку, махнул рукой в сторону улицы.
- В поле народ, на выезде, самоубийство или убийство. Минут десять, как уехали. Возьми адрес, если тебе поработать не терпится.
Вадим бросил беглый взгляд на запись. Ага, это переулок, в котором в конце шестидесятых в старинную московскую застройку втиснули несколько унылых панельных башен. Сейчас в окружении сильно разросшихся деревьев они уже не так сильно резали глаз. Половина домов были кооперативными, народ в них был по большей части приличный, и вызовы туда были крайне редкими. Не то, что из ближних к отделению старых коммуналок.
В скверике перед домом толпились старушки и подъезда стояли машины милиции и скорой. Двери коридора на седьмом этаже и однокомнатной квартиры, из которой доносились знакомые голоса, были открыты настежь. Вадим поздоровался с ребятами и экспертом. На кухне кто-то безутешно плакал, чей-то приглушенный голос говорил какие-то успокаивающие слова.
- Что тут? - Вадим осторожно заглянул в комнату. Квартира внутри была настолько же индивидуальна, насколько был типовым весь дом. Посреди комнаты на большом светлом ковре лежала, очевидно, хозяйка квартиры. Голубые шорты и цветастая футболка никак не вязались с неподвижной позой. Темно-русые волнистые волосы, рассыпанные по ковру, как бы дополняли его рисунок. - Ковер-то светлый, а мы по нему в ботинках. - Почему-то подумал Вадим. - Но ей-то уже все равно. - Даже мертвое лицо с неестественно розовыми губами было красивым. Глаза кто-то закрыл, но удивление и боль читались в неподвижных чертах. Правая рука подвернулась при падении со стула. Старший в группе, Игорь спросил эксперта, так, чтобы его не было слышно на кухне.
- Антонина Глебовна, ну что, самоубийство? - доктор, которую за глаза все звали баба Тоня, всплеснула худенькими ручками.
- Да ни за что! Скорее всего, конечно, отравление цианидами, но как они попали, скажу после вскрытия. Но чтобы такая девочка пришла с работы, что-то приготовила, вынесла мусор, налила себе чашечку кофе и заела цианидом? Ах да, включила телевизор и не оставила сестре, которую ждала утром, никакой записки? Нет, пиши пока: несчастный случай. Смерть наступила, примерно, от восьми до половины девятого вечера. Все подробности в понедельник после трех. Тело можно уносить, вы с сестрой здесь поговорите, а я кухню осмотрю.
Антонина Глебовна взяла со стола пустое блюдечко:
- Здесь что-то лежало, какие-то крошки, похожие на орехи. Возьмите на экспертизу.
Игорь знал, что спорить с бабой Тоней по профессиональным вопросам бесполезно. Та в свои шестьдесят с хвостиком лихо гоняла на работу от Малаховки на Ниве, в спорах всегда до последнего отстаивала свое мнение, и рука и характер у маленькой худенькой дамы были на зависть любому оперативнику.
С кухни привели женщину, которая хоть и выглядела старше погибшей хозяйки лет на пятнадцать, но была удивительно на нее похожа.
- Только той не суждено состариться, - почему-то подумалось Вадиму. Со дня ранения мысли о жизни и смерти довольно часто его посещали.
Женщина почти перестала плакать, только глядя на пустое уже место на ковре, всхлипывала: - Ах, Лиза, Лиза!
- Успокойтесь, гражданочка, давайте все по порядку и запишем, - Игорь усадил женщину на диван, а сам устроился на высоком стуле у узкого стола, с которого убрали посуду для экспертизы.
- Итак, вы - Беляева Екатерина Петровна, сестра, - он замялся на мгновение, - потерпевшей, - это слово показалось ему наиболее мягким, чтобы женщина не расплакалась снова.
- Сестра, старшая, у нас, правда, большая разница - шестнадцать лет, но отношения у нас очень хорошие. Сегодня я должна была с утра зайти. Лиза обещала одолжить немного денег: нам в дачном кооперативе велели срочно оплатить установку общего забора. А зарплата на следующей неделе, и я попросила сестру...
В уголках глаз снова заблестели слезы. Но Екатерина Петровна сдержалась.
- Я ночью дежурила, а утром собиралась взять деньги и ехать на дачу. Вся моя семья там.
- Где дежурили?
- В больнице, я операционная сестра. Я пришла, позвонила в дверь, никто не открыл, я подумала, что Лиза куда-то вышла. Открыла дверь своим ключом, а тут... - она отвернулась к окну.
- У вас есть ключ?
- Да, у нас Лизин, у нее наш, на всякий случай. А потом, это раньше была наша квартира, после смерти родителей Лиза с нами сделала родственный обмен.
- И замки не поменяла?
- Зачем? Нам нечего было прятать друг от друга.
- Вы перед приходом не звонили?
- Нет, смена закончилась в семь утра, звонить в субботу в такое время даже сестре!
- Когда вы пришли, телевизор работал?
- Да, я его выключила машинально, передачи еще не начались, и он просто гудел.
- И вы поняли, что ваша сестра умерла?
- Конечно, я же медик. Вызвала скорую и вас.
- Кроме телевизора вы ничего не трогали?
- Телефон. Пожалуй, все.
- А у сестры были какие-нибудь друзья, враги, может быть, проблемы?
- Подруги, две подруги: Таня и Наташа, еще школьные. Враги? Нет, какие у нее могли быть враги? И проблем не было. Она очень неплохо зарабатывает, работу любит. Нет, проблем тоже не было.
- А семья, муж?
- Она была замужем, развелась лет пять назад. Больше ни с кем серьезных отношений не заводила, говорила, что больше не хочет никакой здоровой советской семьи. Шутила так.
- Так, запишите телефон бывшего мужа и рабочий. Поклонники?
- Какие-то, может быть, и были, но постоянно она ни с кем не встречалась.
- Хорошо, адреса и телефоны подруг тоже запишите. Может, они еще что-то смогут рассказать.
С кухни вошла Антонина Глебовна.
- Нет, Игорек, это точно не самоубийство. На кухне нет ничего такого, что могло бы содержать цианид. Там вообще практически нет никаких продуктов. Ничего кроме кофе хозяйка не готовила. Значит, то, что лежало на блюдце, она принесла с собой. Где купила, или кто угостил, и в чем принесла, вам узнавать.
И бросив быстрый взгляд на сестру, негромко добавила.
- Вряд ли человек, собираясь покончить с собой, станет стирать, извините, колготки и подкладывать тряпочку, чтобы лужа не растекалась. Я все-таки предварительно пишу - несчастный случай, пока не найдется источник отравления.
В квартиру заглянул молоденький сержант: - Товарищ капитан, вызывают, взрыв в гаражах, вроде есть жертвы.
Вадим резко обернулся на голос, голова закружилась, и он еле успел ухватиться за стул.
- Да ты, брат, совсем еще плох. С нами не поедешь. Тебе может дома посидеть? - Игорь вертел в руках протокол.
- Нет, дома сидеть не буду. Можно, я здесь соседей поспрашиваю, подруг, вдруг что всплывет. У меня есть время до вторника, а там и результаты экспертизы будут.
- Валяй, только не зарывайся, а то нароешь опять какой-нибудь страшный заговор. Сам видишь, дел невпроворот, а выходные только начались. Вот тебе бумажки, ключи. Пока.
***
Вадим вышел за Екатериной Петровной из квартиры, закрыл дверь и приготовился ее опечатывать. В квартире напротив загремели ключами, новая массивная металлическая дверь приоткрылась. Из-за нее выглянула круглолицая полная старушка с гребенкой в прилизанных волосах и сразу же запричитала:
- Ой, Катя, горе-то какое, ой горе. Чего с Лизой стряслось-то? - хищное любопытное выражение лица и маленьких блеклых серых глазок не вязалось с уютной полной фигурой и плаксивым голосом. Вадим, придерживая рукой открывающуюся дверь, не дал разговору начаться.
- Давайте, мы в квартире побеседуем. Как ваше имя-отчество?
Старуха обиженно поджала губы, но из-за крупной фигуры милиционера Екатерину Петровну ей уже не было видно. Покрутив головой, она ответила неохотно.
- Прасковья Ивановна. В кухню проходите. Щи у меня там кипят. Спрашивай, чего там хотел спросить.
- Вы вчера видели Елизавету Петровну Беляеву?
- Лизку-то? Видела, часов в восемь пришла с сумочкой и пакетиком бумажным. У меня как раз сыновья новую дверь заканчивали ставить. Они у меня двери устанавливают, вот и до родителей, наконец, руки дошли. Год целый мы их с дедом просили.
- Вы про соседку рассказывайте, будьте добры.
- Ну да, а я и говорю. Проплыла, поздоровалась сквозь зубы и к себе. Потом минут через двадцать мусор понесла, она всегда мусор вечером выносит, чтобы, говорит, домашние звери не завелись. Ой, что это я, она же мертвая, а я об ней, как об живой. Валька-то, сын мой, пригласил ее к нам. Дверь, говорит, обмывать будем, по-соседски. Где там, нос кверху, мол, спасибо, я не пью. Прошмыгнула к себе и закрылась. Конечно, ребята мои ей нехороши, дочка профессорская, кандидат наук каких-то там, а мы рабочие. А сынки у меня работящие и непьющие почти, разве по праздникам чуть-чуть.
- Вы про вчерашний вечер, пожалуйста.
- Я тебе все и рассказала уже. Пришла в восемь, одна, пакет бумажный был, как из кулинарии, в нем она мусор-то и вынесла, и все.
- Вы общались с соседкой.
- Да нет почти, я же говорю, шибко гордая была.
- К ней кто-то приходил?
- А я что подглядываю что ли?
- Ну а все-таки?
- Да с тех пор как развелась, только две подружки и Катерина. Пару раз, может, кто-то из Катерининых детей заходил и все.
- Все?
- Да говорю же тебе. Она на своей работе торчала, да еще, говорят, где-то переводами подрабатывала. Не ходил сюда больше никто.
- Спасибо, если что-то вспомните, позвоните. Вот телефон.
- Ах, вот что, по весне её пару раз видный мужик провожал, - голос стих до шёпота. - Не наш, иностранный мужик.
- А чего ж шёпотом-то?
- Так, говорю тебе иностранный мужик, говорили не по-нашему.
- У Беляевой разве работа была секретная?
- Я почем знаю? Да в наше время за это сразу за сто первый километр, какая бы у тебя ни была работа.
- Ну, время сейчас другое. Насколько я понял, вчера никого постороннего в квартире не было.
- Нет. Да что там стряслось-то, скажи толком.
- Несчастный случай, - Вадим встал, голова опять поплыла. Он ухватился за косяк, постоял несколько секунд, простился с хозяйкой и пошел к двери. Как хорошо, что он не успел опечатать квартиру, можно вернуться, отдышаться без пристального взгляда дотошной старушки.
***
Первым желанием Вадима опять было снять ботинки, но в квартире никого не было. Не было там и мужских тапочек. Только маленькие женские босоножки и туфли на шпильках сиротливо прижались друг к другу на калошнице. Тапочки с белыми помпонами остались стоять посреди ковра.
- Все равно наши тут уже натоптали, - Вадим прошел в комнату и сел на раскладной диван, деливший комнату пополам. Можно спокойно оглядеться, попытаться понять, что за человек была Елизавета Петровна. Но в той половине, где он сидел, рассматривать было нечего. Всю стену в нише занимал сплошной платяной шкаф. Рядом с диваном висела полочка с телефоном и будильником. Пришлось встать и пересесть на все тот же высокий стул. Вторую половину комнаты можно было назвать кабинетом, обе стены до окна занимали книжные полки. Вадим понял, чего ему с первых минут не хватало в этой комнате. Куда бы ни приходилось выезжать оперу, если в доме была женщина, то в гостиной или и комнате обязательно был сервант или горка с посудой. Посуда могла быть разной, от старинного фарфора до граненых стопок, но она обязательно занимала почетное место в центре комнаты. Здесь же никакой посуды не наблюдалось. Книги справа были, по большей части технические или научные. С десяток полок в произвольном порядке были развешаны по стене. На них стояло несколько причудливых вазочек, забавные фигурки из гаечек и винтиков, а также две фотографии в рамках. На одной была заснята немолодая пара с девушкой и девочкой на коленях у отца. На другой, новой, цветной - хозяйка квартиры. Это была не студийная съемка, фотографию сделали на улице, на смотровой площадке напротив Лужников. Но качество снимка было таким, что Вадим не сомневался, что печатали в хорошей лаборатории.
Краски на фото были яркие, сочные. Короткие темные волосы развевал ветер. Глаза, оказавшиеся ярко-голубыми, искрились смехом. Да, Елизавета Петровна действительно была очень красива. Вадим, в который уже раз за последние месяцы, почувствовал, что его жизнь проходит как-то мимо него. Женитьба оказалась фарсом. Жена выставила его из его же квартиры, как говорили ребята, в чем мать родила. Помыкавшись полтора года в общаге, он получил, спасибо начальнику, новую квартиру, которая стоит пустая. Сейчас бывшая жена мотается в Турцию за барахлом и таскает клетчатые сумищи по рынкам. Причем не потому, что очень нужны деньги, она всегда неплохо зарабатывала в универмаге, но новое занятие оказалось её истинным призванием. Вадим никак не мог понять, когда он пропустил момент превращения довольно скромной провинциальной девочки в горластую бабищу, которую однажды встретил на рынке во время рейда. Хорошо, что хоть детей не завели. Жена упорно твердила, что сначала надо встать на ноги. Его бросало в дрожь от одной только мысли, как бы пришлось отвоевывать право на встречу с ребенком у краснолицей особы, разразившей в их адрес такой отборной бранью, что даже омоновцы растерялись. Красавицы, вроде той, что смотрела с фотографии, попадались разве что при таких обстоятельствах, как сейчас. Он поставил фотографию на место и повернулся к другой стене. Ту стену занимал сплошной шкаф с художественной литературой. Книги были самые разные, многие на иностранных языках, в основном на французском. Выглянувшее солнце золотило корешки. И вся комната, залитая солнечным светом, многократно отразившимся в стеклах, со светлым ковром и цветными вышитыми подушками на диване, была довольно уютной. Вадим перебрался на кухню, где к его удивлению не было обычной кухонной мебели, а стоял роскошный старинный дубовый сервант, загораживавший холодильник, резной стол и два высоких тоже резных стула. В холодильнике почти ничего не было. На полках серванта стояли чашки и бокалы. Внизу тарелки и баночки с какой-то бакалеей.
- Да, баба Тоня была права, хозяйка себя готовкой не утруждала и ужин принесла с собой. Где взяла? У кого можно спросить? Сестра не знает, сказала бы, наверное. Подруги?
Он вернулся в комнату к телефону.
***
Но ни по одному из телефонов никто не ответил. Суббота, погода прекрасная, люди отдыхают. Вадиму вдруг тоже захотелось выйти на улицу. Кроме того, он с утра ничего не ел.
Из кафешки на углу несло так, что обедать там никто не захотел бы даже с голодухи. Вадим купил батон хлеба и решил вернуться домой. Голова уже не просто кружилась, а гудела как бронзовый колокол. У подъезда он столкнулся с двоюродным братом.
- Где тебя носит, да еще с такой зеленой постной рожей, - Васька, работавший в кузнечном цехе, всегда орал так, что уши закладывало.
- Я в больницу - говорят, выписался вчера. Я сюда - пусто. Не позвонил, не сказал. Я пивка прихватил, Надюха беляшей нажарила специально для тебя, погнала меня, давай, говорит, езжай скорей, пока они теплые. А тебя где-то черти носят!
- На работе.
- Да ты еле ноги таскаешь, какая работа. Пошли скорей домой, а то ты, по-моему, сейчас упадешь.
Действительно от запаха невесткиных беляшей ноги у Вадима подкашивались, и ему пришлось ухватить Ваську за рукав. Придирчиво осмотрев квартиру, холодильник и единственную полку на кухне, Васька вздохнул. Разговаривать с братом о новой женитьбе он не решался, и, отвечая самому себе, буркнул:
- Может и правда, ну их, баб этих. Давай лучше пиво пить.
***
В воскресенье с утра Вадиму ответили только по телефону Натальи Андроновой. Глубокий и низкий женский голос со слезами в голосе сказал, что вчера Екатерина Петровна до нее дозвонилась и сообщила ей страшную новость. И что она, конечно же, готова встретиться и поговорить с ним в любое время, так как работает в основном дома, подъехать можно хоть сейчас. Вадиму было досадно, что вчера вместо того, чтобы попытаться поговорить с кем-нибудь кроме соседки, он остался дома с Васькой. Братья пили пиво и разглядывали новых жильцов, так как столом служил наращенный подоконник, а телевизор хозяин считал ненужной безделушкой. - Когда мне его смотреть-то. Да потом, я на работе столько всего за день насмотрюсь, ни в один детектив не запихнешь.
- Ну не скажи! А футбол, а в выходные. Ты-то, конечно, не помнишь, что у нормальных людей выходные бывают. Смотри, смотри, чего только у людей нет, и пианино, и стенки, и коробок полный грузовик, да не один. Да пока не заселятся, у тебя тут целый сериал. Только ты уезжаешь во вторник. А чего самолетом? Не вредно тебе?
- Не знаю, но с моей спиной сутки в поезде трястись!? Не знаешь, что лучше. Долечу как-нибудь.
- А там - море, солнце, девушки в купальниках.
- Вряд ли они заинтересуются опером средних лет, с тяжелым ранением.
- Ты не болтай про себя лишнего, ты вроде как бы Джеймс Бонд на отдыхе.
- Зарплату Джеймса Бонда ты мне на месяц одолжишь? - рассмеялся Вадим, постепенно растекаясь от пива и вкусной домашней еды.
В результате, одна из двух подруг уже в курсе, успеет подготовиться к разговору с ним и, может быть, даже предупредить другую.
Дом Натальи был в соседнем переулке, рядом с местом происшествия. Шестиэтажный дом начала двадцатого века, раньше стоявший в уютном скверике, теперь выходил окнами на шумную магистраль. Стены дома и высокие окна были покрыты слоем серой городской пыли. Парадный подъезд наглухо заколотили в незапамятные времена, и вход в дом был со двора, по черной лестнице. У входа на лавочке сидели две пожилые женщины: высокая, дородная и маленькая, сухонькая в светлых платках и индийских вязаных кофтах. Это были обычные московские старушки, которые приехали еще перед войной на великие стройки или знаменитые фабрики, да так и застряли до старости в коммунальных квартирах. Они знали все и про всех. Предвкушая подъем по крутой старой лестнице, Вадим решил сначала поговорить со старушками. Он предъявил удостоверение и спросил, не знают ли они гражданку Андронову.
- С чего это милиция нашей Татой заинтересовалась? - удивилась высокая, а маленькая добавила:
- Она девушка приличная, и мужчина к ней ходит приличный, в костюме и на машине, на Жигулях. Женатый только.
- Откуда ты знаешь, что женатый? Паспорт смотрела?
- Я и без паспорта вижу. Приезжает редко, с цветами, и на ночь не остается. Всегда уходит без пятнадцати девять. Мне Гюльнара говорила.
- Подождите, подождите, дорогие гражданочки. С подругой гражданки Андроновой произошел несчастный случай, мне просто надо с ней поговорить.
- С какой подругой? Таньку муж по пьянке прибил! - всплеснула руками высокая. Но, заметив недоумение Вадима, продолжила: - Или с профессорской Елизаветой что-то стряслось?
- Вы их обеих знаете? - изумился тот.
- Ну а как же. Их дома рядом были, вот тут один справа, другой слева от нашего, как флигели, там, где дорога-то сейчас идет. Перед нашим домом был скверик с фонтаном. Потом, году в шестьдесят седьмом, кому-то из начальства шлея под хвост попала. Решили дорогу расширять. Да не дергай ты меня. Конечно, шлея попала, такие дома ломать, наш-то вон до сих пор стоит, и еще сто лет стоять будет. Те два дома сломали, народ в башни расселили, за углом. Их как раз вместо войлочной фабрики построили. Людям, может, и повезло, рядом остались, а нас выселяют куда Макар, телят не гонял.
- Зато и квартира отдельная, и вода будет горячая, и лифт. Ты на первом живешь, тебе хорошо говорить, а я полдня со своего четвертого спускаюсь и полдня обратно поднимаюсь, - затараторила маленькая.
- И целый день во дворе языком мелешь, - не осталась в долгу высокая.
- Бабушки, миленькие, про Елизавету Беляеву, пожалуйста, - попытался остановить перепалку Вадим.
- Ладно, чего тебе рассказывать-то? Семья у них была хорошая, сам - профессор, жена его, тоже очень была хорошая докторша, мы к ней иногда по-соседски обращались, дочки-красавицы, одна лучше другой. Катерина в девятнадцать лет замуж выскочила, так отец изловчился, квартиру ей кооперативную купил в соседнем доме. Профессор и жена его лет десять назад в аварии погибли. Тогда Катерина и Лизкой поменялись. Да чего говорить, облапошила младшенькую.
- Да чего ты говоришь-то? Квартира родительская, Лиза - одна, а у Катеньки двое пацанов. Все по-людски сделали. Чего ей одной-то в трех комнатах делать? Даже когда она замужем была за этим свои задохликом, детей-то они не завели.
- Все равно облапошила. Кстати, муж у Лизки был очень даже положительный, обходительный, хозяйственный, все в дом. Да на неё разве угодишь! Императрица Елизавета Петровна! Родителям уж к сорока было, когда она родилась, вот и носились с ней, и умница-то она у них, и красавица.
- Да вам, откуда все так хорошо известно? Ваши дома теперь не в одном дворе.
- От соседки, Прасковьи. Она у нас ЦРУ и ГРУ в одном флаконе. Как в поликлинике или в магазине встретимся, так она пока все про всех соседей не доложит, ни за что не отпустит.
- Да ты скажи толком, что стряслось-то?
- Несчастный случай. Ладно, а ваша соседка, Андронова?
- Таточка тоже одна живет. Мать у неё была артистка, певица. Между прочим, очень известная. Дочку-то она без мужа родила, когда ей уж много годков-то было, да у той ни внешности, ни талантов материнских не обнаружилось. Закончила институт, сидит дома, целыми днями на машинке стучит. Переводы делает. Все глаза уже испортила. Да еще и Гульку, соседку свою, разбаловала: у той детей табор целый, так она их одних в комнате оставляет, знает, что Наталья дома сидит, а сама по магазинам носится.
Вадим понял, что больше ничего, кроме обычных соседских пересудов ему не услышать, поблагодарил старушек за помощь и стал подниматься по грязной и крутой лестнице на третий этаж.
***
Дверь ему открыла невысокая, заплаканная молодая женщина в больших очках. Светлые гладкие волосы, заплетенные в довольно толстую косу, домашнее платье в клеточку и миниатюрная фигурка, делали ее похожей на школьницу.
- Что это вы не спрашиваете, кто в дверь звонит? - спросил Вадим представившись.
- Но мы вами договаривались, и ко мне грузчики должны за роялем приехать. Кроме того, я в окно видела, как вы с информационным центром беседовали. Много интересного обо мне узнали?
- Видите ли, мы больше о семье вашей подруги говорили.
- Ах да, они и о них все знают. Проходите, пожалуйста. Вы извините, я все никак не перестану плакать. Это какая-то чудовищная несправедливость. Лизы больше нет, не могу себе представить, - она всхлипнула и отвернулась, пропуская Вадима в комнату.
Комната была огромной, не меньше тридцати метров, с двумя высокими окнами и старинным концертным роялем в центре. Рояль с резной подставной для нот и канделябрами был, пожалуй, главным предметом мебели. По углам сиротливо жались к стенам два диванчика и письменный стол с пишущей машинкой, в которую был заправлен наполовину напечатанный лист бумаги. У окна высилась пирамида из перевязанных больших коробок. На рояле стоял портрет роскошной дамы, смутно знакомой Вадиму.
- Это моя мама, - заметив его взгляд, сказала женщина. - Извините за беспорядок, готовлюсь к переезду. Слава богу, удалось пристроить рояль в хорошие руки. Даже если я нашла бы найти умельцев, которые затащили мне его на десятый этаж, то пришлось бы на нем спать: ничего больше в новой комнате не поместилось бы. Хотите чая? Я пироги с грибами испекла напоследок. На новой квартире плита электрическая, к ней еще привыкать придется.
Она поставила на журнальный столик тонкие фарфоровые чашки, которые страшно было брать в руки, и блюдо с замечательными домашними пирогами. Вадим не смог отказаться. Да и беседовать за чашкой чая проще.
- Расскажите мне про вашу подругу Наталья, простите, не знаю отчества.
Эдуардовна. Лучше просто Наташа. Что рассказывать? Дружим, дружили с первого класса. Нас и дразнили по первым буквам фамилий 'А и Б сидели на трубе'. Когда тут недалеко открылась французская школа, родители нас вместе перевели туда. Потом я пошла в ИНЯЗ, а Лиза, на удивление всех окружающих, в Бауманский, да еще успевала на курсах английского учиться. Одного языка мало показалось. Она была очень веселой, энергичной, всегда и во всем первая. Елизавета Первая. Это ее в старших классах звали. Но после гибели родителей, она как будто погасла. Защитила диссертацию, замужем побывала, но у меня было такое чувство, что она все это делала как во сне. Оживлялась чуть-чуть только, когда рассказывала о своей работе. В последнее месяцы мы мало виделись, я из-за этого переезда нахватала столько работы, чтобы купить мебель, что времени у меня почти ни на что не хватает.
- Еще кого-то из ее знакомых вы знаете? Ну, там, друзья, враги?
- Друзья? У нас есть еще одна подруга, Татьяна. Точнее, она была Лизина подруга. Моя мама в детстве мне ни за что не разрешила бы дружить с девочкой из такой семьи. Но, если дочери профессора Беляева можно с ней дружить, то и мне можно. Отец Татьяны - законченный алкоголик, мать работает в нескольких местах уборщицей. Анна Григорьевна, мать Лизы, когда-то познакомилась с ними и очень жалела Таню и ее мать, даже оставляла их ночевать у себя, когда супруг буйствовал. Таня училась с нами только в начальных классах, в языковую школу ее, конечно же, не стали отдавать. Но дружбу с Лизой она не прекратила, точнее, просто все вечера просиживала у них дома. И нравилось мне это или нет, она тоже считалась нашей подругой.
- Вам это не нравилось?
- Нет, более мелочного и злого человека я просто не знаю. Ей все и всё должны: государство, профкомы, месткомы, родители, друзья. Потом, она умеет так повернуть любой разговор, что чувствуешь, что ты ей тоже что-то должна и виновата во всех ее проблемах, и даже в том, что живешь.
- Как-то уж очень сурово.
- Не подумайте, что у меня с ней ссора или какие-то бабьи склоки. Вы ведь это подумали? Что мы подругу поделить не могли? Это не так. Татьяна всегда и всему завидовала. Тому, какие у нас родители, обстановка в доме, школа, в которой учимся, и далее по списку. Она и успокоилась, более или менее, совсем недавно. Вышла замуж, ждет ребенка, а мы с Лизой сидим в девках, никто нас замуж не берет. Но Лиза не хотела этого замечать, как её мать, Татьяну жалела, и её нытье пропускала мимо ушей. На мой взгляд, других врагов у Лизы не было, - глаза у Наташи высохли и стали колючими.
- А её бывший муж?
- Андрей? Нет, он - личность абсолютно безобидная. Неподходящая для Лизы пара, но он её очень любил, думаю, и сейчас любит. Ни при каких обстоятельствах не стал бы ей вредить, наоборот кинулся бы со всех ног на защиту, случись что.
В комнату с визгом вбежала маленькая черноглазая девочка.
- С чем пироги?
Следом за ней показался серьезный мальчик сет восьми.
- Теть Наташ, не давайте ей ничего, мамка не велела.
Но девочка уже протянула руки к блюду. Наташа поймала её и усадила к себе на колени. В открытую дверь на велосипеде заехал еще один мальчик, поменьше, а за ним вихрем ворвалась черноволосая, восточная красавица с сумками.
- Татусь, посиди с ними пять минут, сейчас Динка из булочной вернется, заберет. В универмаге такие покрывала выбросили! Конец месяца: даже в воскресенье план делают, я бегом туда. Извините, молодой человек, - исчезая за дверью, бросила она ошарашенному нашествием Вадиму.
- Вот они, мои соседи, - Наташа удерживала в своих руках маленькие ладошки, которые упорно продолжали тянуться к пирогам. - Квартиры у нас в разных подъездах будут. Куда вас мама будет подбрасывать, ума ни приложу! И вообще, как мы там будем жить? На окраине, телефона нет, и в обозримом будущем не предвидится. Я с издателями и заказчиками половину вопросов по телефону решаю. Где и как буду телефонные автоматы искать? Кстати, - она взяла со стола листок бумаги. - Это мой адрес, если что-то понадобиться или что-то узнаете про Лизу, через пару недель мы все отсюда уедем.
Вадим посмотрел на листок.
- Ведь бывают же такие совпадения! Мы будем соседями. Ваш дом как раз напротив моего. Его сдали пока я в ... - он замялся, смущенный пристальным взглядом серых глаз и присутствием детей. - Отсутствовал.
- У вас замечательные пироги. Подруга ваша дома практически ничего не готовила, даже продуктов почти не держала.
- Ну, это ни для кого не было секретом. Пока были живы Лизины родители, ей не надо было об этом беспокоиться. Потом она домашнюю работу легко взвалила на Андрея. Мне же пришлось все учиться делать самой. Пока мама работала, у нас была домработница, которая сидела со мной и готовила. Баба Глаша всему меня научила. Говорила: 'Помру, придется тебе, Наталья, хозяйство самой вести, Изольдочка-то в этом ничего не смыслит'.
- Мелюзга - быстро домой! - скомандовала неожиданно появившаяся девочка. Видимо ее мать, выбегая, не потрудилась захлопнуть входную дверь. - Извините, тетя Наташа.
Дети, как горошинки, выкатились друг за другом из комнаты.
- Старушки не обманули, соседку вы точно разбаловали!
- Но это же дети. И Гуля хорошая, просто ей тяжело, муж - дальнобойщик, зарабатывает неплохо, а дома бывает редко.
- Кстати о телефоне. У меня есть телефон. Давайте я вам ключи дам от своей квартиры, вы будете ходить звонить, а взамен иногда меня такими пирогами угощать? Я-то дома почти не бываю, - Вадим и сам удивился своей неожиданной наглости, но от запах пирогов, теплого уютного дома, вид и Наташи с девочкой на руках, у него внутри поднялась волна эмоций, которую он никак не мог погасить.
- Жена возражать не будет?
- Пока нет.
- Пока - это как?
- Пока жены нет, и возражать некому.
Разговор прервал звонок в дверь. На пороге стояли рабочие и веревками и пожилой мужчина в светлом плаще и шляпе.
- Наташенька, здравствуете! Только вообразите себе, еле-еле договорился, чтобы нам открыли парадных вход. Везде какие-то проблемы. Но нам же по черной лестнице было бы не спуститься! Открывайте вторые створки дверей. И я вас умоляю, осторожнее, инструмент уникальный.
Вадим понял, что приехала бригада за роялем, простился с Наташей и вышел из квартиры. Сейчас, на улице, предложение приходить к нему звонить, показалось ему просто нелепым. Совершенно незнакомая женщина, да еще существует какой-то мужик, уезжающий без четверти девять на машине. 'Ну, из нашей-то дыры ему придется раньше убираться!' Мысленно усмехнулся он. 'Да и чего я испугался, у нее своя квартира, у меня - своя'
Старушки все еще сидели на своем наблюдательном пункте.
- Ну, что, сбагрила Наталья материнский рояль-то? Уж как с ним Изольда Федоровна, царствие ей небесное, носилась. Настраивала каждые полгода. А дочка почти даром отдала. Немецкий рояль, старинный.- Подскочила на скамейке высокая старушка.
- Нет, надо было, чтобы она его в новую квартиру по частям затащила, а потом он соседям на голову вместе с потолком провалился! Тебе что, ты в другом подъезде будешь! - ехидно возразила вторая.
- Вы все в один дом переезжаете? - догадка была не слишком приятной.
- Ну, да, всех нас скопом, на выселки отправляют. Чтобы тут начальству глаза не мозолили. Дом-то наш какой-то из новых под банк, что ли, присмотрел. Дом крепкий, место бойкое. А нас подальше, к чёрту на рога.
- Да не расстраивайтесь, там тоже люди живут и не тужат.
В след ему донеслись знакомые жалобы про магазины и поликлинику.
Информационный центр, как Наташа их назвала, нам уже обеспечен. Хорошо, хоть Прасковьи Ивановны не будет. Во всем есть свои плюсы и минусы. Вадим не заметил, как добрался до дома. Теплая волна, которая нахлынула на него в обществе Наташи, на какое-то время заслонила даже боль от раны под лопаткой.
***
В понедельник бабье лето, баловавшее все последние дни почти летним теплом, резко сменилось мелким холодным осенним дождем. С севера ползли низкие темно-серые тучи, разгоняя прохожих с улиц. Институт, в котором работала Елизавета Беляева и ее бывший муж, мрачной громадиной возвышался над соседними домами.
Вадиму выписали пропуск и проводили до кабинета начальника отдела. Им оказался довольно молодой, заносчивый парень, который сходу заявил, что должность занимает недавно, сотрудников знает не очень хорошо. Он потащил Вадима через огромный зал, заставленный кульманами и какими-то приборами, к столу, за которым, обхватив голову руками, сидел белобрысый парень с округлой бородкой.
- Вот, пожалуйста, начальник сектора, Валерий Георгиевич. Он проработал с Беляевой много лет, вам лучше поговорить с ним.
Очевидно, сослуживцы уже были в курсе событий. Из противоположного угла доносились приглушенные женские возгласы, оханья и аханья. Бросив косой взгляд в ту сторону, Валерий Георгиевич предложил выйти, покурить.
- Сами понимаете, стен нет, слышимость стопроцентная, дамы и сами найдут, что обсудить в сложившихся обстоятельствах.
Оказалось, что в непосредственном Лизином начальнике больше двух метров роста, и вес явно зашкаливал за центнер. Вблизи он оказался старше, чем на первый взгляд. Ему было явно за сорок, под глазами и на лбу обозначились морщины.
- Ах, Бетти, Бетти! Как без нее работать буду, ума ни приложу. Вы знаете, проработали вместе больше десяти лет, я на нее мог больше, чем на себя положиться, а тут такое горе! Новый проект вообще сгорит синим пламенем!
- Почему Бетти? Все, с кем я разговаривал, называли ее Лизой.
- Да какая же она Лиза! Она была - Бетти, в крайнем случае, Елизавета Петровна. Лиза - это что-то домашнее, уютное. Бетти была выше всей этой бабьей житейской суеты. У нас женщины зачем на работу ходят? Себя показать, людей посмотреть, новости рассказать и послушать, чайку попить, обмыть чужие косточки, поделить заказы или книги, или еще, что дадут. И с гордостью заявить дома, что страшно устали на работе. Беляева приходила работать, засиживалась, если было нужно безо всяких отговорок. Какая у неё была голова! Никакая суперЭВМ не сравнится. Диссертацию защитила на одном дыхании, хотя в то время страшно переживала из-за гибели родителей. Что мы делать будем?
- А личных отношений у вас с ней, случайно, не было. Уж очень хвалебные отзывы.
- Да вы что! Даже если бы я встретил Бетти до того, как завел трех своих замечательных дочек, вряд ли она обратила на меня внимание. Она, хоть и предпочитала общаться с мужчинами, то это только потому, что на работе - работала. Если будете с дамами беседовать, сплетням не верьте. Близко к себе она никого не подпускала.
- Но Беляева была замужем, и бывший муж работает тут же.
- Вот это - тайна, покрытая мраком. Дело прошлое, но ни тогда, ни сейчас, кроме самой Бетти не смог бы объяснить, как это могло произойти. Я уже сказал, гибель родителей Бетти просто подкосила. Если до этого она так бегала по нашему залу, что у народа бумажки со столов слетали, то после, как бы застыла, погасла. Молодые ребята за ней тогда табунами носились, и, как там, сами собой в штабеля укладывались. Но она никого не выделяла, была со всеми приветлива и не более того. Осенью послали молодежь в колхоз. Когда они вернулись, Бетти неожиданно заявила, что выходит замуж. Выбор её всех ошарашил. Нет, Андрюха - парень неплохой, но технолог по своей сути.
Заметив недоумение Вадима, он усмехнулся.
- Это у нас вроде ругательства, долго объяснять. Ну, понимаете, совсем он ей не пара, и конечно, дело кончилось разводом. Хотя лет пять вместе прожили. Тут как раз в стране все завертелось кувырком. Деньги теперь самим надо добывать, бегать, договоры искать, изобретать что-то, чтобы как-то выживать. Весь отдел на наших с Бетти договорах только и держится. С канадцами совместный проект вообще она раскрутила и тащила. Кстати, канадцы-то сразу определись с именем: мисс Бетти. Что теперь будет? Через две недели приедут, чего я с ними делать буду? Кого вместо Бетти им представлю? Начальничек-то наш новый имеет единственную заслугу перед наукой: он - внук своего знаменитого деда. Пошлют нас канадцы куда подальше, потому, что им работать надо, а не ножкой перед руководством шаркать.
По лестнице спускался мужчина в синем халате с каким-то прибором в руках. Валерий Георгиевич окликнул его.
- Вот, кстати, Андрей, товарищ из милиции хотел и с тобой побеседовать о смерти Елизаветы. - Лицо мужчины, и без того серое и узкое, вытянулось еще больше.
- Нет, сейчас я не могу. После работы подходите, хотя я не знаю, чем я мог бы быть полезен. Я давно с ней не общаюсь и не в курсе её дел. После работы, в скверике у института в пять двадцать.
Когда синий халат скрылся за одной из дверей, собеседник Вадима, кивнув в ту сторону, грустно сказал:
- На Андрюхе-то вообще лица нет. И еще раз повторю, баб не слушайте, среди них Бетти популярностью не пользовалась. Кроме гадостей, ничего не скажут. У меня богатый опыт работы в этом коллективе, и дома жена, и три дочки-невесты.
Через двадцать минут разговора с женщинами, поняв, что слова Валерия абсолютно точны, и ничего нового ему не выяснить, Вадим ушел из института. Оставалось побеседовать со второй подругой.
***
Дверь открыла пожилая женщина в фартуке, внимательно рассмотрела удостоверение:
- Что такое стряслось? - поинтересовалась она, неохотно пропуская Вадима в прихожую. - Мужики наши натворили что-то?
- Нет, мне нужна, очевидно, Ваша дочь, Татьяна. С её подругой Лизой Беляевой произошел несчастный случай.
- Ой, да что ты! Танечки нет, она в поликлинику ушла вот только что, к вечеру вернется, у нее там занятия для беременных и очередь на приём, как всегда.
- Мать, кто там еще? - дверь в кухню распахнулась. Там за заставленным пустыми пивными бутылками столом сидели два мужика, старый и молодой, в одинаковых вылинявших и растянутых футболках. - Котлеты давай.
- Это не к вам. Сейчас все подам, - женщина прикрыла дверь. - Вы попозже зайдите, а лучше на улице ее обождите. Тут все равно поговорить не дадут.
- Но я не знаю вашу дочь в лицо.
- Чего тут знать, ей рожать скоро, увидишь такую у нашего дома - не ошибешься. Ступай. - Она вытеснила Вадима из квартиры и захлопнула дверь.
***
С работы Вадим позвонил Екатерине Петровне, чтобы узнать у неё фамилию Татьяны. Выяснилось, до декрета та работала лаборанткой в химической лаборатории, а ее мать и сейчас работает там же уборщицей. Пообещав позвонить, если будут какие-либо новости или вопросы, Вадим повесил трубку, и отправился к экспертам.
- А, Вадик, как ты себя чувствуешь? Антонина Глебовна подняла от бумаг седую голову.
- Да нормально, до свадьбы заживет. Как экспертиза по субботнему несчастному случаю?
- Всё как я и сказала, отравление солями синильной кислоты. Девушка наша разносолами себя не баловала, и на ужин у нее были только пирожные.
- Что?
- Да, милый мой, есть такие замечательные пирожные под названием грильяжные шары. В их состав много чего входит, тебе это не интересно, а вот основой является миндаль. По рецепту там должен быть кроме сладкого, еще и горький миндаль. Вот им-то кондитер, угостивший нашу девушку, яд и замаскировал.
- Может быть, этого горького миндаля было слишком много?
- Нет, чтобы получить такую дозу, многовато надо съесть. Переборщил кто-то, очень уж хотелось, видно, наверняка действовать. Съела она две, ну от силы, три штуки. Дома ничего из того, что нужно для приготовления этих пирожных нет. Да и кто стал бы из-за двух штук такой огород городить? Ищи, у кого был доступ к солям синильной кислоты, и кто мог, не вызывая подозрений, всучить ей этот ужин. Хотя я в заключении пока пишу: несчастный случай, но ты у нас настырный, все равно будешь копать.
- Я завтра в санаторий улетаю.
- Вот до завтра и будешь копать, - убежденно ответила баба Тоня.
Где копать? Вадим вернулся к дому Елизаветы и заметил, что из её окон отлично виден вход в подъезд Татьяны. Можно еще раз спокойно осмотреть квартиру и в тепле ждать, когда вернется из поликлиники подруга убитой. Сомнений в том, что это убийство у него уже не было. Но где искать доказательства?
В квартире было сумрачно и тихо.
- Где-то должен быть альбом с фотографиями. Кстати может там и Татьяна есть, чтобы не ошибиться, - подумал он.
Альбом стоял на полке в окружении толстых французских книг. Среди семейных фотографий нашлась и фотография трех девушек. Хотя сделана она была не менее пятнадцати лет назад, двух подруг он узнал сразу: веселых Бетти и Наташу. Третья, плотная и довольно высокая, смотрела исподлобья тяжелым взглядом. Челочка, два крысиных хвостика и нос картошкой дополняли общее впечатление. Теперь он точно не ошибется. Полистав немного альбом, Вадим стал ставить его на полку, при этом соседняя книга соскользнула на пол. Из неё выпали несколько цветных фотографий и листок бумаги. С трудом наклоняясь, он поднял их с ковра. Листок бумаги оказался письмом, написанным твердым мужским почерком, очевидно, на французском языке. Из первой строки он мог понять только обращение: 'Бетти'. Фотографии были сделаны все там же, на смотровой площадке. На нескольких карточках Бетти была одна, где-то в полный рост, где-то только лицо. Бирюзовый с белым летний костюм прекрасно оттенял темно-русые волосы и голубые глаза.
На двух фотографиях рядом с ней стоял мужчина в костюме, но без галстука и с расстегнутой верхней пуговицей рубашки. У него были почти седые волосы, но было очевидно, что он не старше Бетти. Лет тридцать пять, тридцать семь решил Вадим. Вспомнились слова Валерия о канадском проекте. Наверное, это кто-то из этих канадских партнеров. На последней фотографии Бетти и канадец смотрели в глаза друг другу. Такое выражение лиц Вадиму приходилось видеть, разве что, на счастливых свадебных снимках. Он завернул фотографии в письмо и положил в карман. Надо попросить Наташу прочитать письмо. Татьяна все еще не появлялась, а ему уже пора было идти на встречу с бывшим мужем.
***
Дождь почти перестал, но в воздухе висели мельчайшие капельки воды. После теплой квартиры Вадима стало знобить от сырости, и он пожалел, что рано пришел. Но тут из проходной института, как по пожарной тревоге, толпой повалил народ. У многих из сумок торчали бледные куриные ноги. Когда поток людей почти схлынул, вышел Андрей. Измученное за день необходимостью выдерживать чужие любопытствующие взгляды лицо почти сливалось с кургузым грязно-серым плащом. Куриные ноги торчали из матерчатой сумки экзотическим букетом. Заметив, что Вадим смотрит на сумку, Андрей попытался отвести её за спину, и оправдывающимся тоном сказал:
- У нас договор с птицефабрикой на поставку оборудования. Вот они пока продукцией расплачиваются, а нам этой продукцией частично зарплату дают.
- Давайте зайдем в кафе. Сыро, - сказал Вадим, которому никак не удавалось преодолеть озноб.
- Хорошо, только есть я не буду: жена ждет с ужином. Если можно, пожалуйста, недолго. Да ведь я уже говорил, что ничего не знаю о жизни Лизы в последнее время. У меня семья, дочке три года.
Они зашли в кафе. Вадим взял чая с лимоном и булку. В кафе было душно, пахло пирожками и еще какой-то едой.
- Да, по сути, никогда я толком не знал ничего о ней, - Андрей замолчал, опустил голову, как-то неловко сглотнул, и схватился за бледную когтистую лапу, как будто обращался к ней, не замечая Вадима.
- Люди могут говорить, что угодно, я и сам знаю, что я ей не пара, но если бы можно было все вернуть назад, я ни секунды не сомневался бы, и женился снова. Не знаю, поймете ли вы меня, но с тех пор, как я встретил Лизу, у меня всегда было такое чувство, что мне посчастливилось встретить жар-птицу. Все вдруг озарилось ярким светом, жизнь приобрела смысл, наполнилась, если хотите, музыкой. Когда она внезапно сказала, что выйдет за меня замуж, тут я вообще оторвался в своих мечтах от земли. Хотя эта история - глупейшая. В колхозе, куда нас послали, росло огромное количество шампиньонов. И на ее день рождения я приготовил их на вечерние посиделки. В конце посиделок Лиза сказала, что за мужчину, который так готовит, она, не глядя, пошла бы замуж. Я набрался смелости заявить, что ловлю её на слове. Она отбросила со лба волосы и заявила: 'А легко, прямо сразу же после колхоза'.
- И не изменила своего решения?
- Нет. Может быть, она и жалела об этом, но никогда ничего не говорила. Мы вообще никогда не ссорились. Когда, по моему мнению, ссора назревала, Лиза просто начинала смотреть сквозь меня. Может быть, внутрь себя, я никогда не мог понять этот взгляд. Потом она просто перестала смотреть по-другому. Говорит с тобой, а глаза, как зеркало, и что за ними - не видно. И как-то вечером, зимой, приходит моя женушка, раскраснелась с мороза, в волосах снег, и с порога мне как обухом по голове: - 'Нам надо разойтись, притворяться я больше не могу'. И все, больше никаких разговоров, никаких объяснений.
Андрей замолчал и еще ниже опустил голову. У Вадима возникла картина: увидел парень жар-птицу, ухватил руками и зажмурился. А когда глаза открыл, в руках - только пучок ярких перьев. Вадим даже как-то растерялся и не мог придумать, как перевести разговор в нужную плоскость. Его собеседнику удалось наконец-то сломать куриную лапу, которую он не выпускал из руки. От этого он дернулся и резко выпрямился.
- Господи, что я несу, ведь у вас наверное есть какие-то конкретные вопросы. Где был, что делал?
Вадим достал одну из фотографий, ту, где Бетти была с иностранцем. Они оба довольно серьезно смотрели на фотографа. Мужчина что-то говорил и жестикулировал рукой, очевидно поясняя, как пользоваться фотоаппаратом?
- Вы случайно не знаете кто это?
- Знаю. Один из наших канадских партнеров, которые приезжали в мае. В мае у нас посевная на фазендах, народ берет все отгулы, какие есть. Бетти обеспечивала прием и культурную программу. Во-первых, это она где-то сама нашла к ним подходы, во-вторых, - два языка, ну и вообще, - Андрей оторвал от фотографии испуганный взгляд. - Надеюсь, это фото вы в отделе нашему институтскому сарафанному радио не показывали? Иначе, польются такие потоки грязи, не отмыть.
- Нет, я их нашел только перед встречей с вами.
- Я очень прошу, если это не помешает расследованию, ради бога, не показываете их в институте. Извините, мне пора идти, я и так уже очень задержался. До свидания.
Он бросил последний взгляд на снимок, резко встал и вышел на улицу. Как там Наташа сказала, если что, бросится защищать свою уже давно бывшую жену со всех ног. Пожалуй, бросится, даже не обратив внимания на лица и количество противников. Бедный парень. Вадим тоже вышел из кафе, и вернулся на свой наблюдательный пост в квартире Беляевой. Точнее, он решил зайти и позвонить Наташе, а потом попросить Татьяну прийти для разговора туда.
***
Наташа сама взяла трубку. И когда Вадим спросил её про место работы Татьяны и рассказал про ужин Лизы, охнула: