Неспешно проплывали по небу белые клочья облаков. Словно подражая их лености, молодой пастушок разлёгся на траве. При виде этих облаков дремота овладевала им и он то и дело закрывал свои ясные глаза, казавшиеся отражением прохладной выси. Ещё какое -то время назад, он, с воодушевлением любовался небесным куполом. В такие моменты его юное лицо приобретало вдохновенное выражение; ему самому хотелось чего - то более высокого, нежели той жизни, которая постоянно окружала его. Намного приятнее было устремлять взор в великолепные выси, чем чувствовать тупую боль в душе, созерцая грязных овец или заляпанные стены барака, или убогую обстановку собственной хижины...
Юноша поднялся и направился к ручью, желая прохладной водой смыть сонливость со своего лица. Едва пыльные пальцы коснулись холодной воды, как послышался топот конских копыт, глухо стучащих по дороге, пересекавшей ручей неподалёку от того места, где стоял пастушок. Показались всадники, окружавшие карету и сама золочёная карета, запряжённая четверкой лошадей. На ней красовался королевский герб и пастушок догадался, что внутри сидит сама юная королева, правящая страной в одиночку. Королева, что прославилась на всё королевство своей непревзойдённой и незабываемой красотой. Однако так же ходили слухи о её жестокости и беспощадности. Карета остановилась на маленьком каменном мосту, перекинутом через ручей и мальчишка - паж, спрыгнув с козел, подбежал к её окну. Красный бархат занавесей дрогнул и из окна показалась маленькая изящная ручка, украшенная перстнями, державшая золотой бокал, так же украшенный драгоценными камнями. Эта картина тут же привлекла внимание пастушка, который застыл на месте точно столб. Он вдруг понял, что на только звёзды бывают прекрасны. Паж, тем временем сбежавший к ручью с бокалом королевы, сперва оторопел, заметив на другом берегу пастуха, потом наклонился, набрал воды и вернулся к карете. Пастушок увидел, что из окна, вслед за рукой, показалась очаровательная женская головка, увитая ворохом золотистых кудрей, что искрились на солнце, точно искры костра посреди окружающей тьмы. Так великолепен был этот вид, что пастушок тут же потерял из виду всё остальное. Он видел перед собой только курносый носик королевы, да большие чёрные глаза. Но это неземное видение вскоре исчезло как только паж подал ей наполненный бокал. Карета тронулась, а пастушок остался стоять, совершенно заворожённый красотой королевы, покоряющей своей юностью и горделивой грацией. Но вскоре он очнулся, видя, что карета уезжает от него всё дальше. Какое - то чувство подтолкнуло его и он рванулся вслед за ней, но пробежав по пыльной дороге, под палящими лучами солнца какое - то время и даже не приблизившись к ней, пастушок споткнулся и упал, вдыхая пыль дороги своими измученными лёгкими. Едва отдышавшись, он поднялся и направился в ту сторону куда укатила карета. Он ещё не понимал - зачем это делает. Какая - то неведомая ему доселе сила, куда более могучая чем его воля, влекла его следом за королевой. Он позабыл про всё на свете, про своих овец, про то, что хотел пить и есть. Лишь одна жажда обуяла его теперь - он непременно должен ещё раз увидеть этот прекрасный лик - и он подчинился. Теперь у него появилась возвышенная цель, не чета тем ничтожным делам, коими он занимался всю прошлую жизнь. Теперь что - то новое загорелось в нём, разделяя его существование на две части. То прошлое казалось серым и безвкусным, зря прожитым. Зато теперь его душа до краёв наполнилась новым смыслом, пожалуй первым в его жизни - так он чувствовал. Он без сожаления оставил пошлое.
Через пол дня пастушок подошёл к воротам, преграждающим дорогу, ведущую во дворец. Перед ними, грозно нахмурившись, стояли два стражника, при его приближении, направив на него свои острые алебарды.
- Пропустите меня - обратился пастушок к стражникам.
- Что тебе нужно? - зло спросил один из них.
- Я очень хочу увидеть королеву - просто ответил пастух.
Оба стражника расхохотались.
- Ступай откуда пришёл, пока жив! - прогремел голос другого стражника.
И это стражник наотмашь ударил пастуха древком своей алебарды. В глазах того поплыли разноцветные круги и он упал. Пастушок понял, что ему ничего не добиться и повернул домой, но в голове у него уже созрел план: он заметил, что далеко от ворот , в одном месте широкие ветви дуба нависли над каменным забором, окружавшем владение вокруг дворца. До полей, где паслись овцы, он добрался только к ночи, шёл медленно , обдумывая случившееся. Большого труда ему стоило собрать их всех в единое стадо, но, даже после этого, когда он, смертельно уставший, приплелся домой, пастушок долгое время не мог заснуть - мысли о прекрасной королеве не давали ему покоя. С ночной тишиной пришло и осознание того, что с ним произошло: он влюбился. Конечно же это была любовь и ничто иное. Её невозможно ни с чем спутать. Когда приходит настоящая любовь, человек понимает это сразу, как само собой разумеющееся, без каких - либо подсказок. Так и пастушок был сейчас уверен в подлинности этого чувства. Ещё немало времени, прежде чем он заснул, терзал его воображение образ возлюбленной и сердце мучалось неизъяснимым наслаждением. Он был так далёк от королевы, что страсть разгоралась в нём всё сильнее. В конце концов тревожный сон сморил его.
Едва, с приходом утра, пастушок раскрыл глаза, он тут же вскочил с кровати и стал собираться в дорогу. Положив в котомку хлеб и верёвку, вышел из дома и снова направился к дворцу. Солнце стояло уже высоко, когда он увидел перед собой ворота, но зашагал в сторону от них, туда, где высокий дуб широко раскинул свои ветви. Забросить верёвку и оказаться на дереве было делом не трудным. И вот он уже спрыгнул на землю и крадучись пробирается туда, где по его расчётам должен располагаться дворец. Между стволов деревьев уже замелькали стены дворца, когда пастушок услышал вокруг себя быстрый топот множества ног. Это были собаки. Мгновенно вскочил он на ближайшее дерево. Внизу же, бешено рыча и лая, сверкая безумными глазами, драли кору когтями четыре пса, неистово желая добраться до чужака. Пена разметалась по их красным дёснам и стекала по губам, а юноша испуганно прижавшись к стволу, сидел на самой вершине яблони. На шум прибежали стражники и отогнали собак. Затем они велели юноше спуститься. Его тут же схватили и отвели к начальнику стражи. Тот хмуро взглянул на юнца и спросил:
- Ты знаешь что полагается за такое нарушение?
- Нет - честно признался пастушок, но в нём вдруг вспыхнула слепая надежда. - А меня отведут к королеве?
Стражники удивлённо переглянулись, а затем расхохотались.
- Сто ударов палок нарушителю - таково наказание назначенное самой королевой!
Далее начальник обратился к своим подчинённым:
- Именем королевы, приказываю наказать преступника!
Пастушка отвели в сторону и один из стражников начал его бить, другой же считал количество ударов. Слезы текли из глаз юноши, а он пытался их удержать, злясь на себя за эту слабость. А что если в этот момент его увидела сама королева? Он не долен показывать, что ему больно и, крепко сжимая зубы, он продолжал терпеть болезненные удары. Его непрестанно поддерживала мысль о прекрасной королеве. С каждым ударом палки, опускающимся на его раскалённую стонущую спину, её светлый образ вспыхивал всё ярче. Каждый удар, вместо того чтобы заставить непокорного выкинуть её из своей головы, наоборот ещё отчетливее вбивал её образ в душу. Возможно королева и отдала такой приказ, но откуда она знала, что это будет именно он? Ах, если бы она увидела его глаза, исполненные в этот момент самой глубокой и благородной любовью, она непременно, тут же велела его отпустить. Но она не знала. И это к лучшему. Ей не к чему искажать свой гладкий лоб морщинами недоумения и ужаса при виде такой грубости. Да и вообще, могли ли так отталкивающе исказиться её черты? Пастушок продолжал думать о ней даже тогда, когда его почти безжизненное тело вынесли за ворота и кинули в канаву. Там, среди гнилых листьев и грязи пролежал он до утра, забывшись беспокойным сном. Ночной дождь холодными потоками поливал его ноющее тело. Лишь с первыми лучами солнца смог он подняться на ноги. Голодный и опечаленный поплёлся он назад к дому.
Наспех поев, пастушок вывел голодных овец в поле и оставил их на произвол судьбы. Сам же снова направился ко дворцу. Терпение его лопнуло - сегодня он, во чтобы то ни стало, должен увидать королеву. Чувства его пылали с той же силой, что и избитая спина. Тень грусти легла на пламя его любви. По наивности он и не думал, что всё будет так сложно и, что за телесной болью последует душевная. От нетерпения он перешёл на бег. Легкие его разрывались от напряжения, но желание увидеть нежную красоту королевы было сильнее боли и пастушок продолжал бежать, меся усталыми ногами грязь, образовавшуюся после ночного дождя.
И он вновь оказался у тех же ворот. Притаившись неподалёку, за кустом, он выжидал. Но с каким трудом давалось ему это ожидание - ему не терпелось броситься вперёд, смести напором своей страсти все преграды и заключить красавицу королеву в свои объятия. Прошло много времени, а пастушок не чувствовал голода - любовь перекрывала все другие ощущения.
Наконец ворота распахнулись и от туда появилась долгожданная карета, запряжённая четверкой лошадей и окруженная стражниками в доспехах. Не думая ни о чём, пастушок выскочил из кустов и рванулся к карете. Стражники заметили его только тогда, когда он, запрыгнув на подножку, просунул голову сквозь красные бархатные занавески и вонзил жадный взгляд в любимые черты. Да, там, внутри восседала именно она -королева. Жадно ловил взглядом пастушок каждую чёрточку её лица, что сумел разглядеть в полумраке; её удивлённый, почти испуганный взгляд, локоны волос, взметнувшиеся при резком повороте головы... Но не долго длилось блаженство. Чьи - то грубые руки бесцеремонно выдернули его из окна и бросили наземь. Тут же в его горло уткнулось остриё алебарды.
- Наглый мальчишка! - крикнул один из стражников, окруживших его.
Пастушок попытался отодвинуть остриё от своего горла, но оно ещё сильнее вонзилось в нежную кожу. Струйка крови потекла по шее. Он зажмурился от боли и опасного предчувствия, но открыл глаза, когда услышал звук отворяемой дверцы кареты. От туда грациозно вышла сама королева, ступив белоснежными туфлями на пыль дороги. Пастух тут же забыл о боли и опасности. Он жадно пил красоту королевы и сердце его наполнялось несказуемой радостью. Он пришёл в такое благоговение, будто увидел ангела. Впрочем, она для него им и являлась. Разве может такая красота иметь что - то общее с земным, низменным. И тут он услышал её голос. Ласковое журчание ручья, лишь жалкое подобие красоты её голоса. Никогда пение птиц не пробуждало в нём такого трепета и наслаждения, как эти переливы божественной мелодии, слетающей с её губ. Но странно: голос был холоден и отдавал сталью... Сверкающей сталью!
- Не убивайте его! - приказала она.
Тот час давление острия на горло ослабло.
- Чего ты хотел, наглец? - обратилась она к пастушку.
А тот ликовал - она разговаривала с ним. Но слова застряли у него в горле и чтобы вытянуть из него ответ, остриё снова вонзилось в горло.
- Отвечай, когда тебе приказывает королева! - голос стражника был подобен рычанию.
- Я ... Я хотел увидеть вас... Моя ко...
- И это всё? - она удивлённо вскинула брови.
"Как же глубоки её глаза!" - подумал в тот миг пастушок.
- И ты не покушался на мою жизнь?
- Нет - поспешил уверить её он. - Как можно!
- Но за свою неслыханную дерзость ты будешь наказан.
Ах, как горделива была она, произнося эти слова! Пастушок не мог ею налюбоваться.
- В темницу его! - отдала она приказ стражникам, а сама села в карету, провожаемая неотрывным взглядом пастушка, хотя его в этот момент, без лишних уговоров, поднимали с земли и связывали руки за спиной.
Карета уехала, а пастушка, преисполненного счастья, усадили на лошадь, рядом с одним из стражников и повезли в противоположном направлении. От этого ему стало немного грустно и грусть увеличивалась по мере того, как увеличивалось расстояние между ним и каретой.
Тюрьма находилась далеко за пределами дворца и им пришлось долго ехать через лес. А пастушок был сейчас далёк от сюда, его мысли были с золочёной каретой и он даже радовался, что их путь так длинен, ведь он может насладиться сладостными грёзами, снова и снова вызывая образ королевы в своём воображении и без конца вспоминая её чудесный голос. Он не обращал внимания на смысл сказанного ею, главное - это музыка её речи.
Наконец они оказались перед мрачными стенами тюрьмы, высившимися перед ними. Пастушка сняли с лошади и передали начальнику тюрьмы, а тот затем передал его подчинённому, дав тому соответствующие указания. Его повели по тёмным коридорам с влажными стенами, покрытыми плесенью. Затхлый воздух, проникая в лёгкие, вызывал кашель, но пастух по - прежнему всего этого не замечал. Они остановились у железной двери и ключник, звеня ключами, принялся открывать ржавую дверь, но замок плохо поддавался и ему пришлось немало потрудиться, прежде чем заскрипели старые петли. Пастушку развязали руки, грубо втолкнули внутрь и за ним захлопнулась дверь. Он оказался в маленькой камере с низким потолком. В углу стояла деревянная кровать; не было ни матраца, ни одеяла, ни подушки. Тусклый свет просачивался сквозь зарешёчатое окно, но оно было так мало, что солнечные лучи не проникали сюда. Пастух оглядел своё новое жилище и устало сел на кровать. Образ королевы чуть померк под тяжестью атмосферы, царившей в камере. Он лёг на кровать и предался воспоминаниям о сегодняшней встрече. Через какое - то время, насытившись ими, он решил дать себе передышку и огляделся. Вид камеры подействовал на него удручающе. Неужели он заслужил это? Ведь он просто любил её. А любовь разве не дар, самый бесценный на свете. И вот что он получил за свою страсть. Нет! В этом какая - то ошибка. Его непременно скоро выпустят на свободу. Королева, скорее всего , была в плохом настроении. Скоро , очень скоро она непременно вспомнит о нём и его освободят. Пастушок стал мереть шагами камеру, ходя из угла в угол: темница, в которой он оказался была всего пять шагов в длину и три в ширину. Потом ему это надоело и он снова лёг на кровать. Успокаиваемый грёзами о возлюбленной, он уснул.
Его разбудил скрип открываемой двери.
- Когда я увижу королеву? Тут же спросил он тюремщика. - Я хочу с ней поговорить.
Но тот только угрюмо взглянул на него и поставил на пол миску с похлёбкой и корку хлеба. Затем с тем же выражением лица он вышел и захлопнул дверь. В будущем, сколько раз он не приносил еду, на его лице всегда было такое же выражение. Ни единого слова не услышал от него пастушок. Никогда пастушок не ел ничего противнее этого, а хлеб был чёрствым как камень.
Проходили дни, а пастушок всё так же одиноко сидел в камере. Впрочем он был не так уж одинок; с ним были его грёзы, коим он предавался с излишеством. Что могло быть приятнее, чем мечтать о том, как он обнимет стройный стан королевы и запечатлит на её устах горячий поцелуй. С невероятной настойчивостью грёзы возвращались к нему снова и снова, но, вместе со временем, бесконечно медленно текущем в темнице, просыпалась в нём и тоска по королеве. В нём заново проснулся тот голод, что заставил его прыгнуть к ней в карету. Всё чаще пастушок стучался в железную дверь, требуя, чтобы его немедленно отвели к королеве, но на его стук никто не отзывался. Каждый раз он пробовал заговорить в тюремщиком, приносившим ему еду, но ответом ему было, как и всегда, угрюмое молчание. А дни текли медленно и каждая минута пребывания в этой камере, ощущалась как вечность. Муки его стали невыносимы. Особенно жестоки страдания влюблённого, когда он не может увидеть предмет своей любви. И самым ужасным было то, что пастушок не мог ничего поделать; сбежать было невозможно. А он по - прежнему любил, быть может даже сильнее... Ах, как он хотел вырваться на свободу и помчаться к королеве. Желание это было настолько невероятно велико, что он, в беспокойстве, часами ходил из угла в угол, нашептывая себе под нос те слова, что скажет ей при встрече...
Но как - то утром, когда он проснулся и ему принесли его скудный завтрак - всегда один и тот же - пастушок призадумался, грызя чёрствый хлеб: а не меньше были бы его муки, не будь он постоянно сжигаем любовью и жаждой встречи. Но он тут же с гневом отогнал сие недостойные мысли. Как можно?! Ведь это же священное чувство, дарованное человеком богами. Возможно ли от него отречься? Но какой - то злой дух, овладевший его мыслями, напомнил ему, что именно королева и была виновницей его заточения. Он провёл в этой камере столько дней, а она так и не выпустила его. И, вообще, помнит ли она о нём? Есть ли ей какое дело до его любви? Эти страшные вопросы мучили теперь его день и ночь. Кто виноват в его страданиях, удвоенных любовью? "Королева" - приходил на ум ответ. Постепенно пламя его любви начинало приобретать тёмный оттенок неприязни. Поначалу он злился немного. Но время шло и злость его разрасталась, превращаясь в настоящую ненависть. Но еще больше он злился на себя, понимая, что в его душе уживаются два противоречивых чувства: любовь и ненависть. Какие невероятные страдания испытывал он! Сколько раз орошал он слезами свою скудную пищу. Сколько стонов и жалоб выслушали бездушные стены, молчаливо окружавшие его. Он ненавидел королеву за всё, что она ему причинила и в то же время боготворил её красоту. Впервые столкнулся он с подобными чувствами и дивился - разве может человек не разорваться пополам при этом.
Постепенно, от бесконечно однообразного дней пребывания в темнице, переживания его стихали, чувства тупели, мысли оставляли голову - он превратился почти в животное, которое только спало и ело. Но где - то, глубоко в его душе, ещё тлели угли того возвышенного чувства, которое овладело им когда - то. Но эти угли покрывал пепел ненависти и пастушок теперь редко вспоминал о королеве и чувства почти не всплывали в памяти, может быть редко, да и то туманными образами. Пастушок не жил, он существовал.
Но настал день, когда кончился срок его пребывания в тюрьме и двери его камеры распахнулись. Мутным взором взглянул он на начальника тюрьмы.
- Тебя желает видеть королева - просто сказал тот.
При этих словах в иссохшей душе юноши что - то всколыхнулось. Смутное, неясное оно пробуждало его разум к жизни и боль сопутствовала этому. Его заковали в цепи и повели по коридорам, которые он видел много - много дней назад - казалось это было в прошлой жизни. Пастушка вывели на свежий воздух и тут он впервые вздохнул полной грудью. Новая жизнь разгоралась в нём вместе с утренним солнцем, осветившем седину на его висках. Он не верил, что стоит здесь, на этой траве босыми ногами - сколько раз это снилось ему. Да и сейчас всё это казалось ему сном: и то, что он шёл вслед за лошадью гораздо большее расстояние, нежели ограниченное размерами его камеры. Его ослабшие мускулы едва несли тяжёлые цепи, которыми были скованы его руки, но всё же он наслаждался этим утром как никогда прежде. Слабая тень улыбки озарила его лицо, когда он услышал пение соловья.
Его привели во дворец, одели в чистую, новую одежду и повели по длинным коридорам, освещённым факелами. Он и оба его стражника не раз поднимались по ступеням. Вскоре свет факелов сменил свет солнца, лившийся из больших окон. Они проходили через большие пустынные залы и, наконец, перед ними распахнулись большие красивые двери, расписанные золотом и серебром. Там, в конце залы, на великолепном троне, покрытом красным бархатом, восседала королева, одетая в золотые одежды. Двое слуг, по обе стороны от неё, освежали её, махая пальмовыми листьями. Сердце а пастушка дрогнуло при виде королевы. Он видел перед собой ту, которую так жаждал увидеть долгие месяцы( или это прошли столетия). Угли, тлевшие в его душе, вновь вспыхнули ярким пламенем, сжигая и пепел ненависти. Он любовался ею: те же золотистые кудри, колышущиеся от лёгкого ветерка, тот же курносый носик, те же пурпурные губы, сейчас улыбающиеся и та же чёрная глубина глаз, что в этот момент показалась ему черней обычного. Как давно он не видел её! И не слышал...
- Вы заставили меня ждать! - крикнула она стражникам, стоявшим подле пастушка.
Голос её был грозен. Пастушок услышал как у одного из них застучали зубы, но, однако, он больше вслушивался в голос королевы. Слёзы потекли по его щекам - как долго ждал он этого момента! То были слёзы слабости, силы, любви и ненависти, в них сосредоточилась сейчас вся его жизнь, все переполнявшие его эмоции.
- Подведите его ближе - приказала она.
Пастушок с наслаждением следил за движением её губ. Они остановились в нескольких метрах от королевы.
- Я только что велела отрубить голову моему шуту, который не смог развеселить меня. -Холоден был её голос - Но потом мне напомнили о тебе. Говорят ты был влюблён в меня.
Она смерила пастушка презрительным взглядом. Губы того мелко задрожали.
- Отвечай же! Что ты молчишь?
- Да - дрогнувшим голосом сказал пастушок.
- А сейчас?
В глазах королевы сверкнул огонь. Пастушок не знал что ответить. Вдруг она улыбнулась какой - то странной зловещей улыбкой.
- Если скажешь "Да" - велю отрубить тебе голову. "Нет" - и ты свободен.
Пока она говорила, он ласкал взглядом черты её лица и представлял как целует её кудри. Лишь какое - то время спустя до него дошёл смысл её предложения. Он вдруг вспомнил широкие луга, по которым гонялся за ветром, танцующем на просторе, свежие лучи утреннего солнца, коровье молоко и блеянье овец. Вспомнил как когда - то беззаботно лежал на траве, лениво пожевывая травинку. Вспомнил грязный, дурно пахнущий барак...
- Нет - твердо ответил он, но колени его подогнулись.
- Освободите его. Пусть живёт.
С пастушка сняли цепи и он стал расти рать болевшие руки. Стражники схватили его под мышки и повели к дверям. Пастушок оглянулся. Эти прекрасные губы... Вдруг он вырвался из цепкой хватки стражников и бросился к королеве. Он подбежал к трону и рванулся поцеловать эти губы. Только он приблизил своё лицо к лицу королевы, только успел разглядеть ошеломлённый взгляд последней, как его схватили догнавшие его стражники. Его губы почти коснулись её губ, он уже почувствовал её лёгкое, испуганное дыхание, как его оттащили от трона. Королева часто дышала, приложив руку к груди.
- Дерзкий мальчишка! - воскликнул стражник, ударяя пастушка по лицу.
Затем оба стражника вопросительно взглянули на королеву.
- Да! - голос её прогремел по всему залу и она провела рукой себе по горлу.
Один из стражников обнажил меч. Королева вопросительно заглянула в глаза юноши. Тот так же пристально смотрел ей в глаза. У него сейчас были две жизни: до заточения и после. Жизнь пастуха казалась ему лишенной цены рядом с королевой. Стражник взмахнул мечём и отсёк ему голову.