Галущенко Влад : другие произведения.

Адвокат истории

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    5-е место на ПВ-10 2012г


  
  
   На вокзале в Карталах было холодно, грязно и неуютно. Вокзальный буфет не работал. Все абсолютно было плохо. Я сидел на холодной скамье зала ожидания и наливался гневом. Шеф сказал, что меня встретит сотрудник музея. Никто не встретил. Куда дальше идти я не знал и решил упорно ждать и замерзать хоть до второго пришествия.
  
   Прав был дедушка, что история хороша в денежном плане только для тех, кто ее делает, а не для тех, кто ее изучает. Как он хотел, чтобы я стал, как и он, знаменитым адвокатом. Но родители настояли на историческом факультете. Вот и приходилось в годы обучения днем отсиживать скучные лекции, а вечером наслаждаться творчеством знаменитых юристов. Я зачитывался судебными речами Федора Плевако, Жуковского, статьями отца и сына с "лошадиной фамилией" Кони.
  
   Заведующий городским музеем, куда я устроился по окончании учебы работать по протекции матушки, невзлюбил прямо с порога. У меня была только одна привилегия - ездить в командировки. Когда я спросил у шефа, что это за Карталы, то услышал в ответ мефистофельский хохот.
  
   - Это рай для молодых амбициозных историков, - такими словами он меня благословлял во все поездки.
  
   И вот я сижу в этом холодном раю и жду ангела из местного музея. Краем уха прислушиваюсь к разговорам. Какой-то командировочный бедолага выспрашивает у местных дорогу.
  
   - Нет, мне надо не как лучше, а как быстрее добраться до Порт-Артура.
  
   Интересно, человеку надо на Дальний Восток, а он сошел с поезда на Южном Урале. Ненормальный. Последующий разговор совсем сбивает меня с толку. О чем это они? Совсем сбрендили?
  
   - Мужик, я же тебе и говорю - от Карталов до Порт-Артура сейчас быстрее всего на машине через Варну и Лейпциг.
   - А я по карте смотрел - там ближе всего через Париж.
   - Мужик, никогда не верь нашим картам. Да, до Парижа ты на машине доедешь, а дальше, извини. Зимники уже разрушились - полсотни километров только пешком.
  
   Что за бред? Какой Париж, какие на Урале, к черту, Варна и Лейпциг?
  
   Ангел так и не прибыл, зато через несколько минут передо мной нарисовалась ангелица в сереньком демисезонном пальтишке и в валенках с галошами. Для конца февраля на Южном Урале вполне подходящая одежка. Она уже давно слонялась по вокзалу, приставая к пассажирам. Сначала я даже принял ее за цыганку, но, разглядев светлые волосы, понял, что ошибся.
  
   - Может, это вы? - девчушка с любопытством глядела на мои забугорные кожаные мокасины.
   - Конечно, это я, - лучшего ответа не нашлось. - Но, если ты насчет погадать, тогда не я, ошиблась.
  
   Девушка зарделась и подняла глаза. Голубенькие, со смешинкой. Малюсенький носик и налитые малиновым соком полные губы. Такие сочные, что я непроизвольно причмокнул. И это не ускользнуло от незнакомки. В глазах запрыгали веселые бесенята.
  
   - Можно и на ты, если хочешь. Лиза Попова. Сотрудник музея. Теперь я уверена, что это вас я должна встретить, - девушка никак не могла определиться, как себя вести со столичной штучкой.
  
   - Фу, слава богу. Глеб...и тоже, не поверишь, - Попов. Как хорошо, и главное - вовремя! А то, я уже кое-что приморозил, - вскочив со скамьи, показал на два темных парящих полукруга на сиденье.
  
   - Тогда идем греться. Здесь недалеко, - она приглашающе повела рукой в сторону выхода.
  
   Вот теперь командировка мне определенно начала нравиться.
  
   Поселили меня в каморке для гостей прямо при музее. В соседней комнате жила сторожиха баба Паша. Завтракать пригласила к себе.
  
   - Ты, Глеб, не обижай Лизавету. Она уже тут одним заезжим обиженная. Тоже хоромы городские обещал и горы позолоченные. Девочку от него Лиза нажила, а обещальник даже открытки потом не прислал.
   - Баба Паша, никого я не собираюсь обижать. Что вы, ей-богу, наговариваете без причины?
   - У вас причина, у парней, одна, знаю я. У вас с Лизкой даже фамилия одинаковая, вот тебе и причина. Так что смотри, сначала в загс, потом в постель. Я ей вчерась так и сказала.
   - Баба Паша, какой загс? Я ее полчаса всего видел. Может, я женатый.
   - Нет, по глазам твоим кобелиным вижу, что нет. Видела, как ты ее вчера чуть при мне глазами не обженил, когда она пальтишко сняла.
  
   Тут она права. Пальтишко серенькое явно не для такой сексапильной фигурки. Мне аж нехорошо вчера стало, когда она вешала его у дверей. Разве мог я ожидать такие прелести под этой халабудной одеждой? Это пальто у нее, наверное, вместо охраны. Интересно, какие надо платья, чтобы изуродовать такую точеную скульптурную красоту?
  
   После завтрака я смотрел на реестр документов и не понимал ни одного слова. Все мои чувства были направлены в сторону двери.
  
   Баба Паша, проследив за направлением моего мечтательного взгляда, встала на его пути с угрожающе поднятой шваброй.
  
   - Сынок, ты не забыл, зачем тебя сюда послали?
  
   Я обиженно хмыкнул и попытался прочесть заглавие каталога.
  
   Да, это то, что нужно. Послали меня за обнаруженными недавно подлинными допросными листами времен пугачевского бунта. Часть из них уже изъяли на таможне при попытке вывезти за границу. Оставшиеся четыре листа владелец согласился продать музею. Вот из-за такой малости мне пришлось пересечь полстраны. Форменное издевательство.
  
   Но таков теперь порядок. Частная собственность. В случае отказа музея, документы тут же уплывут в личную коллекцию. А без обследования на подлинность музею не финансируют покупку. Вот я и мотаюсь по всей стране, как имеющий право подписи, черт бы ее побрал.
  
   - А вот не надо его поминать вслух, - передо мной опять возникла квадратная фигура со шваброй наперевес.
   - Задумался, баба Паша, вот и вырвалось.
   - Не об том ты, сынок, думаешь, ох, не об том. Не придет седня Лизавета. Девочка у ней болеет. Так что о бумажках своих думай.
  
   Это она вовремя мне сказала. Мне ж еще надо сами документы осмотреть. Я спросил у сторожихи, как найти этого продавца, неудачного контрабандиста.
  
   По пути, увидев шикарную, на полдвери, золоченую вывеску : "Редакция газеты "Картальская Правда", решил по традиции дать объявление о скупке старинных документов.
  
   Традицию установил шеф, требуя в каждом моем отчете строку о расходах на газетные объявления. Мне их денег не жалко, все равно на эти призывы никто не откликается. Все уже давно куплено-перекуплено.
  
   Секретарша редактора, пигалица школьного возраста, строго следила за направлением моего взгляда, прикрывшись, как щитом, журналом учета посетителей.
   - Мужчина, я не под столом, выше, - поймав, наконец, мой бессовестный взгляд, сурово вытянула губы трубочкой. - Здесь вам не кастинг бесплатный, спрашивайте, что надо. Объявление? Вот, заполните форму.
  
   Я записал в графу "Содержание": "Музей купит редкие книги, документы и изделия семнадцатого, восемнадцатого веков. Дорого. Обращаться по прилагаемому телефону".
   Срок? Неделю я тут точно проторчу, пусть печатают ежедневно до воскресенья.
  
   - Все? В кассу, - девица взмахом ресниц указала направление. - Мужчина, стойте!
  
   Я замер, ожидая амурных предложений от юной прелестницы.
   - Так было уже такое, вы, что - продляете?
   - Нет, первый раз подаю. На неделю.
   - Как хотите. В кассу, - девчушка черкнула сумму на бланке.
  
   Огромная белокаменная усадьба контрабандиста впечатляла роскошью отделки и планировкой двора. На вход так и просился старец-швейцар с пышными баками и золоченые витые ручки.
  
   Но ни старца, ни ручек не было. Звонка - тоже. Долго стучал ногой в дубовую, трехметровой высоты дверь. Наконец, субтильный парнишка в джинсах провел меня через пустой ободранный холл в библиотеку.
  
   - Не я бумажки эти хотел вывезти, Гришка, брательник мой. Давай говорит, немцам продадим за евру. Зашил в тулуп за подкладку и поперся на границу. Считай, теперь, половину уже потеряли, - продавец оказался молодым шустрым пареньком. - Цену нам сказали, мил человек, так что дурить нас не надо. За все про все - сорок тыщ. Меньше мы не согласны.
  
   Я молча кивнул головой. Мне пофиг. Деньги не мои, я хоть миллион подпишу, назло шефу. Пусть потом отдувается.
  
   - Где бумаги?
   - Ты эту, доверенность, еще раз покаж. И паспорт. Сравнить я забыл. Ты не брат случайно Лизкин? Приходила она раньше, тож смотрела. Пару этих, как их, тьфу, гравюр купила и коврик со стены. За так, почитай, досталось ей. Фондов, говорит, не дают. А нам ее фонды и не нужны.
   - Что за коврик? Гобелен, может?
   - Не, она его как-то по-воровскому называла. Во, вспомнил, - шпалера. Точно.
  
   Старинный черный сейф стоял в библиотеке. Высота потолков под четыре метра. Выше сталинских хором будет.
  
   - Это чья усадьба, родителей?
   - Нет, дедова еще, Федора Птичкина. Он предсоветом после революции был. Здесь помещик жил, Павел Белобородов. Усадьбу его дед забрал сначала под совет, а потом сам тут жил.
  
   Я положил папку с четырьмя листами на огромный стол из полированного дуба и стал читать полустертую старославянскую вязь.
  
   И уже на третьей строчке наткнулся на упоминание об Иване Белобородове. Допрос снимали с его родича брата Игната. Речь шла о присоединении трехтысячного войска полковника Белобородова к основным силам Пугачева в крепости Магнитной. Родич на первом допросе клялся и божился, что мятежникам не присягал, не воевал, а приехал в Екатеринбург исключительно повидаться с братом.
  
   Но на третьем допросе признал, что Иван попросил его сопроводить личный обоз с награбленным в Екатеринбурге добром в Троицкую крепость. Дело было в конце февраля, распутица. Как сказал родич, посредине пути пять саней при переправе через реку утонули вместе с ездовыми.
  
   Он, якобы, один спасся и вернулся доложиться брату в Магнитную. Сказал, что место переправы не запомнил. Пять саней с драгоценностями исчезли.
  
   Эх, сейчас бы ему воткнули укольчик психотропный - без полиграфа все тайны выложил. Схитрил родич, решил, видимо, попозже из реки награбленное золото достать.
  
   Да, документ ценный и, похоже, подлинный. Я стал заполнять ведомость на закупку.
   И тут мой взгляд упал на приоткрытую дверь пустого старинного сейфа.
  
   - А как, господин Птичкин, извините покорнейше за любопытство, эти документы попали к вам? С этой усадьбой и сейфом?
  
   - Ты че, любезный. Это еще дед моего деда был писцом у Игната, брата Ивана Белобородова. Когда допрос с Игната снимали, писец сделал копию всех восьми листов с оригинала, которые комиссия увезла в первопрестольную. Припрятал в подвале вместе с кольцом и молитвенником Игната. Еще была там собственноручная записка-поручение казненного, что, мол, кольцо и псалтырь писец должен передать сестре Катерине в Троицкую крепость.
  
   - Я так понял, что последнюю волю Игната деды твои не выполнили?
   - Правильно понял. Притырили колечко, а мы его с Гришкой нашли, когда в подвале котел угольный на газовый меняли. Тайник аккурат в поддоне был.
   - Ну, что ж. Музей готов купить у вас, господин Птичкин, кольцо с запиской.
   - Э, мил человек, опоздал. Кольцо еще батя наш пропил, а записка затерялась. Вот и листки он хотел загнать по дешевке, но не брал никто. Читали многие, думали там место клада указано, но не было там признания. И мы с Гришкой те листы даже над чайником парили - нет никакой тайнописи, ничего.
   А в молитвеннике - вообще ни слова не написано. Унес Игнат тайну клада с собой. Лихие люди даже могилу его два раза раскапывали, но ничего не нашли. Пять телег с драгоценностями - как в бездну. Вернее, в реку. А где - кто знает? Эвон сколько рек у нас, видел? Так ты пиши, любезный, купчую, пиши. На сорок тыщ.
   - Получите вы свои тысячи, так и быть. Деньги небольшие для столичного музея. А нет ли еще чего на продажу?
   - Так это, правда, что ль, согласен? Было еще в сейфе много разных книг. Лизка смотрела, сказала - только эти листы допросные можно продать. Еще пару книг отложила, но цена моя ее не устроила. Не сговорились мы. Остальное, сказала, ценности исторической нет.
   - И где они?
   - Книги, что ль? Так я их тогда из сейфа выложил в шкаф. А сейчас нету. Гришка, наверное, забрал. Все из дома уже распродал, пьянь беспросыпная. Веришь, вчерась ковер из гостиной за бутылку загнал. И тянет, и тянет. Когда уж он и захлебнется ей? А ежли хочешь посмотреть, что осталось у него, так он у церквы на паперти по праздникам религией торгует. Плохо берут. Там же не по-русски написано. Больше детективы спрашивают, а где их взять? - паренек грустно захлюпал носом.
  
   После обсуждения пунктов договора решил прогуляться по улицам. Пустой кинотеатр со столетней ободранной афишей, две забегаловки с сибирскими пельменями, ряд коммерческих ларьков на главной площади с абсолютно одинаковыми витринами. Да, в смысле развлечений здесь выбор невелик. Промозглый ветер погнал меня в сторону музея.
  
   Баба Паша посмотрела на принесенные пакеты с продуктами, вздохнула и поставила на стол чугунок с кашей.
  
   - Ешь сливуху нашу, уральскую. С сальцой. Силу мужикам дает. Надо тебе. Хлипкий больно. А это, - она показала на пакеты у порога, - я Лизке отнесу. Некогда ей с больным дитем даже в магазин сбегать.
  
   Я не возражал. Может, сытная каша у кого что и поднимала, а меня она тут же сморила.
   Глаза захлопнулись раньше, чем голова опустилась на подушку.
  
   Разбудил меня стук в дверь.
  
   - Глеб, чай стынет. Вставай, третий раз сам греть будешь.
  
   Мы сидели за музейным столом из полированного ореха и вприкуску пили чай из смородиновых листьев с малиной.
  
   - Это вот утром принесли, с самого ранья им не спится, - баба Паша положила
   передо мной сложенный кусок газеты. - Ты что ль, объявление в газету подал? Там обведено оно. Лизка раньше тоже писала, да никто не отвечал.
  
   Я развернул. Ага, уже напечатали объявление. Оно было кем-то жирно обведено красным фломастером и ниже приписан номер телефона.
   - Баба Паша, у вас что - газета вечерняя?
   - Когда как. Когда вечерняя, когда утрешняя, когда неделями не носят, а потом зараз по
   пять штук.
  
   От газеты оторван только кусок с объявлением. Ну, вот, все исковеркали. Я же писал не "старинные документы", а "семнадцатого века". И в моем номере телефона цифры перепутали. Хорошо хоть продавец свой указал.
  
   В своей каморке достал сотовый.
  
   - Это из музея звонят. Я насчет документов. Вы на газете оставили телефон.
  
   Трубка долго сопела и молчала.
   - А ты кто?
   - Сотрудник музея. Это я давал объявление.
   - Новенький, что ли?
   - Относительно новенький. Экспертом уже два года работаю. Что вы предлагаете?
   - Молитвенник старый возьмешь?
   - Насколько старый? Какого века?
   - Смотреть будешь? Сам и определишь.
   - А где посмотреть?
   - В кинотеатр зайди через час.
  
   Так, подписание договора у меня в одиннадцать, еще время есть.
   Кинотеатр был на том же месте. Дверей не было. С двух сторон. По длинному холлу весело мела снежная поземка.
  
   Из открытого окошка кассы на меня смотрел глаз. Судя по воспаленной, небритой коже вокруг - глаз хронического алкаша. Ну, вот, только время потеряю. Сейчас будет втюхивать украденную у какой-нибудь бабки Библию.
  
   - Заходи, - дверь кассы со скрежетом приоткрылась.
  
   На ящике у стены сидел сильно постаревший паренек из усадьбы. Он молча раскрыл обшарпанный кожаный саквояж. И я все понял. Это же Гришка, неудачливый контрабандист. И не постаревший, а спившийся.
  
   - Выбирай. Не знаю тебя, братан. Раньше баба какая-то приходила. С ней насчет сейфа договаривались. Брательник мой, говорит, цену заломил несусветную. А у меня цены, братан, божеские. Книга - пузырь, книга - пузырь. Выбирай быстрее. Трясет меня. От холода, наверное. Здесь все, что в сейфе было. Выбирай. Некогда мне.
  
   Копался я недолго. Выбрал рукописную Библию в деревянном окладе и псалтырь семнадцатого века. Все остальное - церковный хлам. Отсчитал наличными на две бутылки водки и продавец мгновенно исчез.
  
  
   До усадьбы добрался только часам к десяти. Как ни странно, в огромной барской библиотеке было тепло, сухо и уютно. Подписание договора, как пишут в газетах, прошло в дружеской, доброжелательной обстановке. Разошлись мы довольные друг другом.
  
   Мне же не терпелось забиться в свою музейную каморку и рассмотреть так неожиданно приобретенные раритеты. Нет, не допросные листы. С теми все ясно.
   Пусть ими шеф любуется. Меня влекло то, что приобретено лично для себя и по божеской цене.
  
   О покупке не пожалел. Уже по дарственной надписи я понял, что это и есть тот самый знаменитый псалтырь, который вместе с другими книгами упер алкаш Гришка Птичкин.
  
   К полудню неожиданно выглянуло солнышко. После сытного обеда с бабой Пашей пошел в свою уютную теплую каморку.
  
   Перелистал внимательно в третий раз псалтырь Белобородова. Единственная надпись на церковнославянском языке на титульном листе: "Сестре Катерине с молитвой и памятью о детских шалостях". Немного, конечно, странная подарочная надпись. С молитвой - понятно. Знал он, что скоро казнят. А при чем здесь детские шалости? Какие шалости? Может, намек на что-то сугубо личное? На что?
  
   Видимо, мерное мелькание страниц меня убаюкало, и я заснул прямо за столом, так ничего и не придумав.
  
   Когда открыл глаза, увидел на стене напротив гигантскую бабочку. Она шевелила огромными крыльями, усыпанными белыми точками. Моргнул. Нет, видение не исчезло.
  
   Я поднял голову и все понял. Солнце просвечивало сквозь листы открытого молитвенника, лежавшего сверху на толстой Библии. Вот тебе и бабочка из двух листов.
  
   Я с улыбкой снял молитвенник и захлопнул его. Стоп. Что-то не то. Быстро открыл и подставил под падающий из окна свет. Черт, не так было. От страниц на стене два крыла. Но без белых точек. Я же прекрасно помнил, что те крылья были усеяны точками.
  
   Значит, это не те страницы. Я лихорадочно начал листать молитвенник и подставлять листы под лучи уходящего солнца. И я их нашел.
  
   Да, это было то, что я и думал. Несколько страниц были испещрены проколами.
  
   Я слышал, что такой тайнописью в книгах тюремных библиотек пользовались, и до сих пор посылают друг другу записки, заключенные. Очень удобная почта. Но тайнопись - в молитвеннике? В личном? Зачем писать тайно самому себе?
  
   Включил настольную лампу и начал изучать таинственные точки. Аккуратно выписывал слова и складывал из них предложения.
  
   Вот какой перевод с церковнославянского у меня получился в итоге: "Сестра моя одна ты меня поймешь и прочитаешь иди сто верст от Магнитной прямо к Троицкой потом иди сто верст по междуречью на восток до Троицкого монастыря спроси о делах моих".
  
   Тут без карты никак. Я лег на кушетку и пытался представить, где в монастыре можно незаметно спрятать пять подвод с золотом. Получалось, что без ведома настоятеля - нигде. А настоятель мог золотишко перепрятать. Настроение падало с каждой минутой размышлений.
  
   Я достал кусок газеты с объявлением. Так и есть. В выходных данных стояла дата месячной давности. Вот теперь все понятно. Лиза осмотрела книги в сейфе, но не сошлась в цене с жадным братом. Тогда она обратилась ко второму. Тот пообещал продать ей книги из сейфа по дешевке. А встречу ей назначил, когда смог вынести все до последней книги. Так вот о какой бабе он говорил!
  
   Драгоценный псалтырь с указанием, где спрятано золото, украденное полковником Белобородовым у Пугачева, вместо Елизаветы оказался у меня. Я себя утешал тем, что богу виднее. Провидение увело молитвенник от рук уже двух женщин, Катерины и Елизаветы. Грех не попользоваться божьим подарком.
  
   - Сынок, ты спишь, что ли? А ужинать? И продуктов не принес. Пойдем, ладно, накормлю.
  
   Я что-то кидал в рот, запивая горячим чаем. Пять подвод с золотом!
  
   - Ты что такой смурной? Не заболел?
   - Баба Паша, а кто раньше вашим музеем заведовал?
   - Так я и заведовала. Потом на пенсию себя в сторожа определила. Привыкла тут.
   - А не помните, не находили в ваших краях клады с пугачевским золотом?
   - Да ты что, сынок? Ты ж сам историк, должен знать, что не был Пугачев в наших краях.
   Самое ближнее - в Магнитке был. Сто верст от нас. Какие клады?
  
   Вот после этих слов настроение у меня пошло на улучшение. Это она верно подметила. Любое сообщение о кладе - сенсация. Не было здесь найдено ни одного пугачевского клада.
  
   Значит? Значит, мое золото лежит целехонькое.
  
   - Сынок, ты куда бежать собрался, а чайку попить? Что про Лизку-то не спрашиваешь?
   Иль уже и забыл, как звать?
   - Дел много срочных. Привет ей. Я в вашу библиотеку.
  
   Но подробную карту области мне дали только в администрации. Секретарша за шоколадку сделала мне копию. Пойдет и черно-белая.
  
   Я склеил в своей каморке листы и начал вычисление места клада. Сначала провел прямую линию от Магнитной крепости до Троицкой. Так, в то время верста равнялась примерно километру. Так и есть. Через сто верст линия уперлась в несколько озерков.
   В распутицу тут на санях не проедешь, это точно. Вот почему они свернули вправо и ехали по сохранившемуся снегу между двух рек.
  
   Еще через сто верст линия упирается в целую сеть озер. Все, приплыли, вернее, приехали. Дальше сани, конечно, не пройдут. Но ведь до Троицка еще сто миль? А в молитвеннике указывается Троицкий монастырь.
  
   На современной же карте в этом месте небольшой поселок Лейпциг. Ага, так это про него говорили на вокзале. А вот ниже и Варна. Прямо Европа в Азию переселилась.
   Левее - поселок Порт-Артур, а ниже Париж. Значит, правильно бедолаге-командировочному дорогу на вокзале подсказывали. Зря я возмущался.
  
   Утром, даже не попив чая, я ловил частника на вокзале. Как они там говорили до Лейпцига добраться быстрее всего? Через Варну?
  
   Я попросил шофера остановить машину за пять километров до поселка.
  
   - Так не доехали ж еще?
   - Ничего, я прогуляюсь. Люблю, знаешь ли, пешочком, - шофер с сомнением смотрел на мои мокасины, но спорить не стал, получив двойную оплату.
  
   Я и сам знал, что не по сезону одет и обут. Когда машина отъехала, развернул карту. Никаких рек поблизости не было. Соврал родич, ох соврал. Зато слева от дороги я заметил небольшую сторожку прямо на краю огромного сада. Дымок из трубы меня воодушевил.
  
   - Отчего не подсказать, подскажу. Значит, стоить это тебе будет ровно пятьсот целковых, - дедок-сторож погладил козлиную бородку и протянул ладонь ко мне. - Видел я по телеку мудрого мужика. Видать, профессор. Вот он и сказал мне, что самое дорогое сейчас - информация. Теперь спрашивай. Как на пятьсот наговорю, скажешь.
   - Дорого берешь, дед.
   - Э, мил человек, а что нонче дешево? И самое противное - помирать стало дорого! Вот и живу. Не хочу родню в расход вводить.
   - Это так, живи. А вопрос у меня такой. Грешник я и иду каяться в монастырь. В Троицкий. Далеко еще?
   - Эх, простота, - дед ехидно захихикал. - Так ты уже в нем!
   - В чем?
   - Да в монастыре же. В Троицком. А я сад его сторожу. Монастырский зовется.
  
   Я ошарашено уселся на деревянную лавку.
  
   - Да, мил человек, стоял здеся огроменный монастырь на берегу небольшого прудика. Посля революции снесли его. Разобрали по камешку и все, нет монастыря. Пойдем, сам поглядишь.
  
   Мы шли по замерзшему саду почти полчаса, пока не уткнулись в высохший пруд.
  
   - Вон холмик видишь? Фундамент под ним. И все.
  
   Я растерянно озирался. Раскапывать этот холм? Да тут на год работы. Мы прошли дальше и уткнулись еще в несколько холмиков. Под ногами хрустели ракушки. Я спросил про ил под ногами.
   - Дак када монастырь сожгли, председатель плотину над прудом нарастил для полива, вот и затопило все, что от прежней роскоши осталось. А что осталось - пепелища. Видишь, как их илом-то за скоко лет занесло? Даже часть сада пропала, что в низине была.
   - А что ж с прудом случилось, где он?
   - Так када колгоспы распались, за плотиной перестали следить, ее и прорвало в половодье. Так что мы, почитай, на дне стоим. Вон, вишь холмики еще? Там вот у них амбары были, там коровник, там банька была. Тут вот они столовались, там звонница была и молельня.
   - Никто не копал здесь?
   - Кто?
   - Ну, археологи, там, жители местные.
   - Энтих нет, не было, а от воров у меня - бердан. Сад-то теперь наш, груздевский, откупили мы его. Охраняем по очереди. Никого на выстрел не подпущу. Это все про нас знают. Пацанва, да, те яблоки воруют. Нехай, вред от них небольшой.
  
   Я смотрел на холмы и проклинал себя за поспешность. Все это можно было узнать и не приезжая сюда. Поблагодарил деда и грустно побрел в поселок.
  
   Судя по белью на веревке, в крайнем доме жила одинокая бабка. Кальсон и мужских рубашек я не заметил.
  
   - До утра, говоришь? Паспорт покажь. Больно ты на бандита смахиваешь. Сапоги у тебя шпиенские. И зипун не наш.
  
   Я молча положил на стол паспорт и деньги за постой и завалился на пыльный диван за занавеской. Ни спорить, ни оправдываться не было ни сил, ни желания. Пусть будет шпион. Мне уже теперь все равно. Золотой мираж растаял прямо на моих глазах.
  
   Утром бабка, пересчитавшая, видимо, деньги за ночь, была намного добрее. Как ни странно, она налила мне довольно приличный кофе с молоком, и даже сделала два толстенных бутерброда с молодым козьим сыром.
  
   - Правильно ты сделал, что у Яшки не остановился. Живи у меня, сколь хочешь. На
   продукты только денег еще дай. Дорого нынче кормиться стало, ой дорого!
   - Нет, пойду. У кого тут своя машина? Мне в Карталы надо.
   - В Карталы? Так это - у Васьки Груздя, внука звонаря, у него машина своя.
   - Какого еще звонаря? У вас церковь есть? - я, как охотничья собака, сделал стойку.
   - Церквы нет. У них, у Груздей, весь род раньше звонарями в монастыре были. А теперь
   все в сторожах ходят. Сад откупили и сами его сторожат. Да ты ж у него был, сторож он в саду, Груздь.
   - Какой, отец или дед?
   - Отец, дед старый уже, за девяносто. Его самого сторожить надо.
  
   Это была хоть и слабая, но ниточка. Деда Груздя я нашел возле хлебного ларька, где он сидел в инвалидной коляске с фанеркой на груди. Надпись губной помадой гласила: "Подайте на хлеб, а то прокляну!". На коленях лежала пустая женская соломенная шляпка. Дед внимательно следил за моими руками. Я не стал его огорчать и опустил в шляпу мятую купюру.
  
   Изо рта деда послышался шелест. Я прислонил к его губам ухо.
  
   - Шын мой, тебе шпеть, аль шыграть? - только тут заметил привязанную бечевкой к его дрожащей правой руке губную гармошку.
   - Станцевать, - ехидно сказал я и зашел в магазин.
   Спросил у продавщицы, где живут Грузди. Больно было смотреть на посиневшего от промозглого ветра старика и я покатил коляску к его дому. Встретила нас, как я потом узнал, невестка Наталья, рыжая растрепанная особа лет тридцати.
  
   Долго разглаживала тысячную купюру, разглядывая ее на свет.
  
   - За что? - наконец, соизволила обратить злобный взгляд на меня.
   - Это оплата за два месяца вперед за дедовы песни. До лета прошу не вывозить его к магазину. И еще - поговорить с ним хочу. Я филолог, собиратель древних легенд и сказаний.
   - Фи, - фыркнула девица. - Сказания! Он имя свое уже не помнит. Жрет только на
   халяву, как боров, да спит. Вот и весь толк от него.
  
   Вот теперь понятно, чья надпись на фанерке, и кто по такой холодрыге вывозит беспомощного старика на заработки. Бывает и такое зверство. И, как правило, - только среди людей.
  
   - Где его комната?
   - Что? Какая комната ему? Чтобы весь дом провонял? Вон его кладовка в сенях.
  
   Я покатил коnbsp;
ляску в тесную кладовку. Топчана там не было. Света - тоже. Было свечка.
   Желтая, поминальная. Тоненькая, как детский мизинчик. И такая же короткая.
  
   Значит, дед и спит в коляске. Понятно. Я вышел во двор и занес в кладовку толстый чурбан. Стулом мне будет. Я упорно хотел услышать от деда хоть несколько слов.
  
   Он долго не мог меня понять, но, услышав слово монастырь, вдруг поднял руку. Я увидел вытянутый вверх палец. У самого потолка в углу к стене одним гвоздем была прибита нарисованная на фанерке икона. Палец показывал на нее. С обратной стороны нитками была примотана синяя ученическая тетрадь.
  
   Внутри детским почерком записаны молитвы. Много разных молитв. Почти до середины тетради. А вот дальше - самое интересное. Дальше были описаны чудеса, происходившие в Троицком монастыре. Дед показал пальцем на тетрадь и на меня. Дарит, значит.
  
   Хоть что-то. Положил ему на колени еще одну купюру и вышел из душной кладовки на воздух. Честное слово - как из тюрьмы на свободу! С чистой совестью.
  
   После уральского Лейпцига Карталы показались мне столицей мира. Свет на улицах, бесчисленные киоски, многоэтажные дома. Цивилизация!
  
   В своей каморке, прошмыгнув молча мимо бдительной бабы Паши, первым делом раскрыл тетрадь бывшего монастырского звонаря.
  
   - Эх, гуляка! Таку девку упустил, кобелина, - несправедливые слова сторожихи за дверью меня не тронули. Я-то знал, где и как провел прошлую ночь.
  
   Первые описанные чудеса со слезящимися иконами и без огня загорающимися свечами меня не тронули. После чудес пошли монастырские притчи и легенды. Меня привлекла легенда о проклятой бане. Если коротко, то в ней описывался визит в монастырь царского посла с пятью телегами даров монастырю. Одна телега с золотом, а остальные со столовой утварью и мехами.
  
   Посланник царский вел себя непотребно, пил немерено монастырское вино, а потом потребовал истопить баню и привести туда монашек. Но настоятель наложил запрет на постыдные гульбища на территории монастыря. Тогда посланник приказал построить баню за оградой возле пруда. Когда и в этом ему было отказано, он дал задание своим холопам выстроить баньку. Те наделали и обожгли в монастырской мастерской кирпичи, сложили фундамент и поставили деревянный сруб.
  
   Пьяный посланник с холопами гуляли в бане до утра, а потом бог наказал их и сжег всех вместе с деревенскими девками. А золото превратил в глину.
  
   Вот эта легенда дала богатую пищу для размышлений. Первое - абсолютно точно совпадало число телег и саней. Второе - все погибли. То же говорил и родич Белобородова на допросе. И самое главное - зачем делали новые кирпичи для фундамента? Если в монастыре был цех обжига, значит, был и запас кирпичей на продажу. Такие цеха никогда не простаивали, особенно в монастырях.
  
   Не здесь ли разгадка? Появились новые кирпичи из глины, и в глину превратились сокровища. Глина и там, и там.
  
   Я попытался представить весь этот кошмарный процесс появления бани и одновременного исчезновения сокровищ.
  
   Как мог рассуждать хитрый посланник? Передать сокровища настоятелю он не мог. Это все равно, что подарить их богу. Спрятать на виду у следящих за ним монахов? Смешно. Оставалось уповать на веру в чудо.
  
   Вот это чудо он и придумал. Очень неглупый был этот родич. Прекрасно знал, что в этом мире сохраняется практически вечно. Нет, не здания. Практически вечны -фундаменты зданий, которые только и остаются от снесенных войнами или стихийными бедствиями городов. Фундаменты от Трои устояли и от земных катаклизмов, и от вороватых местных жителей. Вот он и приказал построить фундамент - для бани. Я представил, как ночью холопы посланника переносят из саней золото, заменяя его на глину. Золото же запекают внутри кирпичей.
  
   Потом останется только убить всех веселящихся в бане, скажем, подсыпав отраву в вино, и сжечь баню вместе с трупами. Никаких следов преступления. Одна легенда осталась о чуде в монастыре.
  
   Теперь мне стал понятен и смысл слов Игната о его делах в дарственной надписи. Его единственное дело в монастыре - баня.
  
   А детские шалости - баловались с сестрой тайнописью, протыкая дырочки в книгах.
   Молитвенник же и к Катерине не доехал, и Елизавете не достался, а попал в мои руки в результате путаницы с объявлениями в газете.
  
   В принципе, Иван Белобородов совершил преступление только перед Пугачевым, не передав ему, как главарю восстания, телеги с награбленным и пожертвованным добром. Может, на это золото крестьянский вождь накупил бы оружия и нанял еще мятежников, которые помогли бы ему взойти на престол? Хотя - вряд ли...
  
  
   На следующее утро я, уже с другим шофером, ехал в Лейпциг. Так же вышел, не доезжая поселка. Обошел стороной сторожку и направился к пруду.
  
   Банькой могло быть только самое близкое к воде здание. Найденным железным прутом я расковырял край холмика. Осторожно отколупнул самый крайний кирпич и разбил его своей железякой. Плохо обожженная глина просто рассыпалась в пыль. Пусто. И только в третьем ряду сверху - вот оно!
  
   Золото в пыли! Я только в одном кирпиче насчитал двадцать золотых колец.
  
   Ссыпал их в карман и восстановил разрушенный угол холмика. Огляделся и тихо побрел к поселку. Интересно, сколько мне причитается от найденного клада? Сколько могли везти в санях? Килограмм двести - не меньше. Ладно, потом посчитаю.
  
   Назавтра с двумя огромными пакетами сладостей я стоял перед дверью Лизы и решал сложную проблему - чем нажать на кнопку звонка? Это вам не секреты древних кладов разгадывать, это задача посложнее будет.
  
   Вот за этим занятием она меня и застала.
  
   - Никак не пойму, Глеб, что ты делаешь с моим звонком? То языком его лижешь, то носом обнюхиваешь. Кстати, он уже второй месяц не работает. Заходи.
  
   Я и зашел. И в ее квартиру, и заодно, - в ее жизнь.


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"