Липкое дело
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Украсть тайны фирмы "Хенкель"
|
1. Одноногие страсти
В конце апреля установилась необыкновенно теплая погода. Я лежал на открытой веранде дачи и слушал ночную тишину.
Лениво перебрехивались собаки, от пруда доносился ворчливый хор облопавшихся первыми комарами лягушек, с лесной опушки неслись скрипичные пассажи кузнечиков. Напоенный запахом свежей зелени воздух будоражил воспоминания и не давал уснуть.
Тихо скрипнула калитка и со стороны бетонной дорожки послышались странные звуки шагов: "шлеп-скрип-тук, шлеп-скрип-тук".
Через секунду я понял, что к домику приближается одноногий калека на деревянном протезе. Вдруг послышался стон и звук падающего тела. Тут же что-то стукнуло снаружи в деревянную панель веранды.
Я быстро приподнялся, но никого на дорожке уже не было. Странно, кого это в полночь занесло на мою дачу? Может, бомж забрел в поисках пропитания и ночлега?
Калеку я увидел лежащим под кустом смородины рядом с дорожкой. Пульса не было.
Вот тебе и пироги с котятами! Стремный подарочек! Труп бомжа на ночь глядя. Я позвонил участковому и в больницу.
Два часа суматохи, нервные вопросы соседей, подписи под бумагами, объяснения и оправдания закончились часам к трем ночи.
- Фамилия? - участковый аппетитно зевал чуть ли не после каждого вопроса.
- Попов. Станислав Юрьевич.
- Возраст?
- Сорок пять.
- Место работы?
- Дома работаю. Компьютерный дизайн.
- За что убили потерпевшего? Месть, ревность, долги, личная неприязнь?
- Вы, вы что? Он же сам...
- Все так говорят. Ладно, разберемся. Подпишите здесь, здесь и здесь.
Фу! Я уже думал, что придется досыпать в участке. Нет, врач что-то шепнул участковому на ухо и тот быстренько смотался. Калеку увезла скорая.
Попытался снова заснуть на веранде. Тишина ночи из лениво-благостной превратилась в тревожную. Я дергался на каждый непонятный звук и глядел в сторону калитки, словно ожидая появления очередного трупа.
"Тук, тук, тук". Я бросился к двери. Черт, дятел устроился на трухлявой старой яблоне возле калитки. Нет, так нельзя. Надо успокоиться. Все, трупы толпами не ходят.
Но в голове снова и снова звучало: "шлеп-скрип-тук". "Шлеп" - нога, "скрип" - протез, "тук" - костыль.
Стоп! А ведь на калеке, когда его грузили на носилки не было протеза! Просто подвязанная брючина. Костыль был, его положили сверху. Тогда что скрипело? Здоровая нога? Нет, суставы скрипят по-другому.
И тут я вспомнил стук о веранду одновременно с падением тела. Совсем в суматохе запамятовал.
С фонариком вышел на клумбу. Под кустом роз лежал протез с расстегнутыми ремнями. Я занес его в дом и положил на журнальный столик. Грубо обтесанный кусок дерева с двумя креплениями по бокам. Я приподнял его, рассматривая кожаный пятак на основании.
Странно легкий вес для такой солидной деревяшки. Может, протез выдолблен внутри? Отодрал верхний кусок кожи. Так и есть! Внутри спрятан брезентовый мешочек.
Я его осторожно развернул. Там лежали три стеклянные запаянные ампулы с вязкой жидкостью внутри. Желтой, коричневой и красной. Ампулы завернуты в три листа мелко исписанной бумаги.
2. Исповедь старого вояки
Уже первые строки меня насторожили:
"В середине апреля наш разведвзвод спецназначения, от которого из двенадцати осталось четыре человека, вывели под Смоленск. Разместились в гостинице авиационного завода со всеми удобствами. Я, как старшина, занял кровать у окна, а Юрка Попов, наш вертун, мастер стрельбы по-македонски, кучерявый Степа Патрич, снайпер. и Сун Ли, русский кореец, устроились вдоль стен".
Бог мой, так Юрий Попов - это же мой батя! Мама говорила, что он, точно, на войне был разведчиком и погиб в самом конце. Все, как здесь описано. Руки у меня задрожали и я впился глазами в мелкий текст.
"Через два дня короткого отдыха, когда расслабились и уверовали, что последними убитыми на этой войне точно будем не мы, нас вызвал к себе директор авиазавода, он же начальник гарнизона.
В кабинете уже сидел полковник из особого отдела с желтым пакетом в руках. Я знал, что полковники-курьеры есть только у Ставки Верховного и загрустил. Глядя на меня, повесили головы и мои хлопцы.
Директор завода протянул нам два продырявленных куска фанеры.
- Это вырезано из крыльев сбитых самолетов. Видите, у нашего входное отверстие малое, а на выходе - щепа. А у мессера отверстие, как просверленное, ровное и без щепы. А значит, фанера не потеряла прочность. Делать такую фанеру можно, только применяя спецклей. Но его у нас нет. Технология производства такого клея есть только в одном месте в мире - на заводе Хенкелей в Дюссельдорфе.
- Но там же сейчас американцы, - я начал подозревать самое худшее.
- Еще нет. Бои идут на линии Зигфрида. Но есть сведения... может, лучше вы?
- Конечно, - полковник заулыбался. - Нам стало известно, что на завод с целью завладения документацией выслана боевая группа американских морских пехотинцев.
- Десант?
- В том-то и дело, что нет. Янки будут прорываться к городу под прикрытием мотопехотного
батальона. Вашей группе поручено опередить их.
- Товарищ полковник, они в двух десятках километров от завода, а мы - в двух тысячах. Это же невозможно! И почему - мы? У нас и так осталась треть взвода.
- Понимаю, знаю и сочувствую. Почему? Потому что все четверо владеете и немецким, и английским языками. Других сейчас у нас просто нет. А что четверо - даже лучше для скрытности. Переоденем вас в форму американской пехоты. Вот план операции. На подготовку - час. Вылет - через два часа.
В гостинице мы тщательно изучали четыре карты разного масштаба - карта линии Зигфрида вдоль границы Нидерландов, маршрут полета от Смоленска до полевого аэродрома под Амстердамом на берегу залива Северного моря, карты города и завода. После приземления мы должны захватить подходящий транспорт и по рокадному шоссе добраться до Дюссельдорфа.
На плане города нашли кварталы, где располагался завод. Как сказал полковник, такой же завод в Берлине сгорел дотла после налетов союзников. Теперь документация осталась только на головном предприятии.
План цехов завода был очень схематичный, как нарисованный детской рукой. Красным кружком выделен подземный архив.
Через час нас уже переодевали и инструктировали прямо в самолете. Сун Ли, как всегда, нарядили девушкой. Приземлялись в лучах заходящего солнца.
Два часа просидели в жидком лесочке с левой стороны шоссе - выбирали подходящую машину.
Хотя я предложил взять грузовик, Юра Попов настоял на легковушке.
- Ребята, ехать к двум чертям в пасть, так лучше с комфортом.
Военных американских джипов по дороге сновало немало. Сун Ли голосовал. Мы привязали первого же сексуально озабоченного шофера к дереву и рванули вдоль границы. Сражение шло уже восточнее шоссе и до города добрались, пристроившись к союзной колонне.
Дальше нас ожидала пренеприятная неожиданность - все мосты в районе города были разрушены. Помогло знание немецкого языка и находчивость нашего вертуна Юры. Увидев возле шоссе одинокую девушку, он быстро разделся до кальсон и поскакал ей наперерез.
- Что ты ей наговорил, дон Жуан в подштанниках? - меня разбирало любопытство при виде его довольной мордуленции.
- Не важно, какие штаны, важно, что в них.
- Это точно. Ты бы хоть ширинку застегнул.
- Так и было задумано. Я ей сказал, что немецкий офицер и бегу к своим, - замерзший Юра лихорадочно натягивал форму. - Короче, есть еще старый железнодорожный мост. Там узкоколейка заброшенная, поэтому его не бомбили. Это чуть выше по реке.
Вскоре мы подошли к стенам заводских цехов. Нас удивила беспорядочная стрельба, возникающая то на одной, то на другой улице. Опять корейца послал на разведку.
Он сообщил, что стреляют не американцы, а идет местная локальная война за места в городские органы власти. Это было нам на руку, и мы без проблем вошли на пустующую заводскую территорию. Быстро нашли архив, но войти не смогли - из подвала валили клубы дыма.
- Фенита ля комедия, - зло пробормотал Юра, жонглируя двумя метательными ножами.
И тут из-за угла здания администрации вышли два янки, таща за руки бедного Ли в разорванном платье.
- Документы у них в машинах, я нарочно начал драку. Их там еще четверо, - по-русски орал кореец.
Мелькнули вскинутые руки Юры и оба янки рухнули на землю.
- Попов, ты забыл, что сказал полковник? Америкосов спускать только в крайнем случае.
- Командир, это же шутка. Я их рукоятками в лоб вырубил. Через часок очухаются.
За зданием администрации стояли два набитых бумагами грузовичка. Сами десантники, видимо, пошли за очередной порцией документов.
- Ребята, по коням, ждать не будем, - я махнул рукой в сторону автомобилей.
Очередь из окна прогремела, когда я уже открыл дверцу. Левая нога тут же онемела. Боли я не чувствовал, но и двигаться не мог. Как хрупкий малыш Ли закинул меня через борт, одному богу известно.
Очнулся в полной темноте. То ли это был холодный ветер с моря, то ли от ранения, но меня всего трясло.
Второй раз очнулся уже в гудящем самолете. Надо мной склонился врач и вложил в ладонь четыре пули.
- Возьми на память, - он ушел к кабине пилотов.
Я огляделся. Насчитал три пары встревоженных глаз.
- Как ты, старшина? - Ли сжал мне пальцы.
- Ты же слышал, что доктор сказал? Будет у меня память, а где память - там и жизнь.
Все заулыбались, обрадовавшись за меня. Если человек шутит, значит, собирается жить.
Но оказалось - рано мы обрадовались. Через полчаса я услышал резкие щелчки по корпусу самолета и тут же из левого двигателя повалил дым. Самолет клюнул носом и с воем пошел вниз.
Выровнялся он у самой земли. Я только увидел вспыхнувшие огни прожекторов и тут же раздался ужасающий скрежет ползущего на брюхе самолета.
Техник и оба пилота помогали нам перетаскивать кипы документов подальше от горящего самолета. Взрыв прогремел неожиданно, когда оба пилота были внутри салона.
Я лежал на носилках возле груды папок с документами, когда пламя взвилось к самому небу. Ребята бросились врассыпную, стряхивая с одежды горящие хлопья.
До самого рассвета смотрели на догорающий остов самолета. Утром я снова послал Ли в разведку. Нужно срочно определиться на местности. Только сгоревшие пилоты знали место падения самолета.
- Деревня Конюхи. Двадцать километров от Гродно. Белоруссия, - Ли, как всегда был краток.
Я мысленно поблагодарил бога, что самолет перетянул через границу. Дома как-то приятнее.
До обеда искали место для схрона. Тащить такую гору макулатуры на себе - это нам не под силу, а с машинами в этой глуши был явный напряг.
Одинокую печную трубу на опушке рощи первым заметил глазастый Юра Попов. Но больше всего нас обрадовал просторный подвал с двойным накатом и железной крышкой. Идеальное место для схрона.
Я приказал перенести бумаги и два ящика с образцами клея и его компонентов в подвал. Потом подозвал Юру.
- Хочу посоветоваться. Чувствую я, что вернемся мы сюда нескоро. Как предлагаешь замаскировать схрон?
- Командир, - Юра в отличие от остальных, называвших меня старшиной, обращался, как к офицеру. - Я бы не только замаскировал, но и вот это оставил. - Он вынул из кармана две шашки взрывчатки.
- Поставить растяжку? Технику не доверяешь?
- И ему тоже.
Я задумался. Был, конечно, резон в его словах.
- Хорошо. Смонтируй растяжку на двух ящиках с образцами, так, чтобы взрыв произошел при сдвиге верхнего ящика.
Через полчаса увидел, как Юра осторожно несет по ступенькам вниз оба ящика. Ловушка готова.
Мы закрыли тяжелый люк и Ли бросил лимонку в печную трубу. Схрон накрыла гора кирпичной крошки. Это - чтобы любители поживиться не вздумали разбирать печь на кирпичи. А крошка - кому нужна?
В Гродно сдались коменданту, как заблудившиеся американские летчики. Ли остался снаружи на подстраховке. Тут с моей стороны был двойной резон - быстрее связаться с полковником из особого отдела и чтобы лучше кормили. Поселили нас в приличном гостиничном номере рядом с комендатурой.
Но уже к вечеру следующего дня меня положили на операционный стол. Плохо обработанная рана загноилась и мне по колено оттяпали ногу. Долечиваться отправили санитарным самолетом в Смоленск.
Уже там через месяц я узнал о судьбе группы от раненного, прибывшего из Гродно. Были у меня опасения, что не примут наши объяснения, почему вернулись с пустыми руками. Срыв задания Ставки - как минимум расстрел. Так и оказалось. Полковник первым вызвал на допрос Попова. Степан сидел в коридоре комендатуры. Когда увидел, что Юру выводят со связанными руками, вырубил конвоиров и разрезал веревки. Но во дворе они попали под шквальный огонь из окон комендатуры. Юра Попов погиб от первой же очереди, а Степан успел перепрыгнуть через забор.
Я не стал ждать, когда доберутся и до меня. Ночью на костылях ушел из госпиталя. Почти сорок лет гулял по сибирским просторам, пока не решил отыскать друзей.
Первого на Украине нашел Степу Патрича, а через него и Сун Ли. Оба живы, здоровы и полны сил. О технике самолета, которого в Гродно сразу отпустили, никто ничего не знал.
И вот на этой первой радостной встрече на даче у Степана зашел разговор о схроне.
- Старшина, - Ли называл меня по старой привычке. - Как думаешь, нашли наш схрон или нет?
- Однозначно - нет.
- Почему?
- А разве вы не знаете, что там было?
- Ну, клей для изготовления многослойной фанеры.
- А еще?
- Бумаги, как его изготовить.
- Правильно. А еще?
- Образцы исходного сырья. Все.
- Нет, не все. То, что вы назвали, никому не нужно - технология изготовления спецклея для фанеры восстановлена и он сейчас производится в огромных количествах.
Я достал из кармана и показал им портсигар с тремя запаянными ампулами.
- Желтый и коричневый - это прототипы сегодняшнего клея "Момент". А вот красный - это суперклей для сваривания металлов в любых сочетаниях. Вот технология его производства до сих пор не восстановлена. Пока известен только один компонент - бычья кровь.
В каталоге компании Хенкеля клей шел под названием "Красный бык".
- Так он склеивает или сваривает?
- Трудно сказать, но принцип такой - при сильном сжатии двух пластин полоска клея разогревает металлы до плавления и они смешиваются. Вот такой процесс соединения.
- Но есть же еще холодная сварка.
- Это совершенно другой способ соединения на основе синтетических твердеющих смол с хрупким швом. Любая химическая компания за технологию "Красного быка" выложит миллионы.
- Или за его компоненты? - Степан тоже заинтересовался разговором.
- Или за компоненты.
- А они лежат в схроне в запаянных ампулах?
- Вот именно.
- Ну, старшина, ты изрядно в бегах подковался в этих вопросах, - Степан похлопал себя по лбу.
После этой встречи через месяц была еще одна на моей даче в Смоленске, где Ли сообщил, что он разыскал пропавшего техника самолета.
- Это было нетрудно, так как я запомнил его фамилию - Крочик. Редкая фамилия. Он после войны работал техником на гражданском аэродроме и умер год назад от воспаления легких.
А через месяц врачи обнаружили у меня признаки отравления ртутью. Когда обследовали дачу, то ртуть нашли повсюду.
Я не знаю, кто это сделал, но, кроме Степана и Ли, в то время на даче никого не было. Вскоре стало сдавать сердце. После первого инфаркта я решил все известные мне факты передать сыну безвинно погибшего боевого друга Юры Попова. Сын имеет право все знать о подробностях нашего последнего задания".
Я перевернул второй листок. Так вот как погиб мой отец. Проклятый клей! Сколько жизней он уже унес.
3. Девять дней
Участковый с грустью сообщил мне о закрытии уголовного дела.
- Экспертиза показала, что калека умер от сердечного приступа. Старый очень был, вот и умер, я так думаю. Так что, гуляй пока.
На девять дней в одиночестве решил устроить поминки. Поставил на стол на веранде два стакана водки и накрыл кусочками хлеба.
Мою руку с поднятой рюмкой остановил незнакомый голос:
- Кого поминаем?
Я их видел впервые. Старый седой хохол в расшитой рубахе и сморщенный кореец в кожаном костюме.
- Степан, боевой друг твоего отца, - хохол протянул руку.
- Ну, теперь я знаю, кто из вас Ли, - оба гостя заулыбались над моей шуткой.
- Так я говорю, второй стакан кому? - не унимался Степан
- Отцу моему, - я поморщился. - Надеюсь, не откажитесь и его помянуть?
- Как можно, мы друзей не забываем, - Ли тоже протянул руку. - Откуда имя мое знаешь? Отец не мог про нас в письмах писать. Наш взвод выполнял спецзадания.
- Ваш старшина письмо недавно прислал, когда узнал адрес. Вот там и были ваши имена, - я бессовестно валил все на умершего калеку.
Смотрел на этих древних стариков и пытался отгадать, кто предал и убил своего боевого друга? А еще больше меня волновал вопрос их появления в моем доме, - это наглость или тонко рассчитанный ход?
По крайней мере, пепел Клааса стучит в груди и требует отмщения. Это было делом моего отца, теперь будет моим делом.
Мы, как положено, выпили по три рюмки, и я стал расспрашивать у них подробности гибели отца. А они засыпали меня вопросами о подробностях смерти старшины.
Степана больше всего интересовало, успел ли я с ним поговорить, а Ли спрашивал, от чего их бывший командир умер.
Я ни слова не сказал о листках и трех ампулах, пытаясь узнать, чем обязан их не совсем понятному визиту.
Уже в конце разговора Степан снова вернулся к их последнему заданию. Он коротко рассказал о полете в Дюссельдорф и обратно.
Ли поведал о последней встрече со старшиной.
- Наш командир сказал, что спрятанные в подвале под Гродно документы и особенно компоненты суперклея, имеют сейчас большую ценность. Мы на последней встрече договорились вернуться и вскрыть схрон. Старшина, видимо, решил, что ты, Стас, имеешь право на долю отца и приехал сказать об этом, но не успел.
- Поэтому это решили за него сделать мы, - закончил Степан.
О такой договоренности в записках старшины ничего не сказано. Что ж, внешне выглядит убедительно и благородно, но что, если это ловушка, попытка избавится от меня, как возможного свидетеля? Они не зря так выспрашивали, что мне известно, а что нет. Я все больше приходил к мысли, что это сговор и они оба убийцы.
Тем не менее, согласие на поездку в Гродно я дал. Попросил только неделю на сборы.