В последний день седмицы все валилось у Надюхи из рук. Хряк опять корыто перевернул и все дно выгрыз, надо Митяю, не забыть, сказать. Два поросеночка на задние ножки упали, витаминов, наверное, не хватает, надо подкормить молочком. Гаврош веревку перегрыз, по деревне носится, старушек пугает. Но с тем проще - проголодается, сам придет.
Надюха поставила на стол горшочек каши-сливухи. Хотела маслица добавить, уже ложку взяла, и вздрогнула от скрипучего голоса свекрухи:
- Говеть, говеть надо. Последний день поста. Не греши, Надюшка, не наказана будешь. Ты шубку-то мне отложила? Она летом тебе ни к чему, а мне кости согреет. Помогать страждущим надо на седмицу, подавать, делиться надо, - Ольга Степановна села во главе стола и щедро вывалила себе на тарелку половину горшочка.
Выскребла все до донышка и еще прошлась по стенкам чашки указательным пальцем, смачно его облизав.
- Митяй где?
- Да он, мама, бадью в колодце подвязывает, хотим колодец к лету дочистить, обещают жару несусветную, а как без полива?
- Грешите, вот и наказаны будете. Он, - свекруха подхватила с сундука Надюхину почти не ношенную заячью шубейку и подняла свою черную клюку к небу. - Он все видит и всех накажет, кто в седмицу вместо молитв колодцы чистит. Так Митяю и скажи.
Она согнулась дугой и, шаркая обрезными валенками с калошами, потопала в свою саманную хатенку на самом краю Гореловки. Была она в деревне раньше и за единственного учителя, и за директора, и за завуча. А как только некомплектные школы прикрыли, ушла в свои ягодные пятьдесят лет на пенсию.
То ли назло районному начальству, то ли от собственной стервозности, но замучила она всех жалобами в московские министерства. А еще ударилась в религию, добилась восстановления в райцентре разграбленной церквушки и исправно ее посещала.
Одевалась только в черное, ходила согнувшись дугой, как будто выискивала на дороге утерянные монетки. Целыми днями бродила по деревне, пугая малолетних детишек каркающим голосом и грозным потряхиванием клюкой.
Постоянно жаловалась на выдуманные болезни и требовала у Надюхи денег на лекарства. На пенсию мешками закупала сахар и втихаря гнала по субботам самогонку.
Вот и сейчас от нее сильно попахивало сивухой, и по расширенным венам на носу было видно, как ее мучает повышенное давление с похмелья.
"Ничего", - подумала Надюха. - "Брюхо набила на халяву, сейчас остограммится и будет в сеннике до вечера отсыпаться".
-Мамка, вкучи мутик! - ну, вот и колгота ненаглядная проснулась.
Надюха умыла пятилетнюю Софочку и усадила за стол, а сама пошла кормить любимца Митяя Димку. Шестимесячный мужичок уже лупил голубые глазки и радостно гукал в кроватке, пытаясь укусить большой палец ноги.
Надюха, покормив, переложила Димыча, как звал его довольный сыном папаша, в уютную качалку в виде двух деревянных коней. "Если что, Софочка его покачает, а то до обеда придется бадью из колодца таскать", - решила она.
Включив телевизор уже ерзающей от нетерпения малышке, вышла во двор. И так каждый день. В пять утра встает и ничего не успевает, столько дел в своем доме. Очень завидовала Надюха городским жителям, особенно старшей сестре. Была она у нее раз в гостях. Та просто изнывала от безделья в четырех стенах да еще подучивала младшенькую, как мужа обманывать.
- Ты, Надь, стирку не затевай, пока муж с работы не придет. Я завсегда так делаю - он на порог, я тут же машинку включаю. Иначе попрекать начнет, Он пока суеты твоей с бельем не увидит, не поверит, что ты устала. И с телевизором с ним построже. Как увидишь, что футбол или боксу свою смотрит, немедля переключай на сериал. А как же? Иначе - уважать не будет, - но Надюха только кивала головой, так как любила Митяя и давно жила своим умом.
Она глянула на чистое с утра небо, на лопнувшие почки ветлы, на мычащего теленка Борьку за оградой и сладко потянулась.
"Хоть бы денек тихий выдался, чтобы сегодня чистку колодца закончить", - подумала, глядя на крохотное темное облачко на горизонте.
Вытянув очередную тяжеленную бадью и вылив смесь песка с глиной в канавку, Надя увидела выскочившую из дома Софочку.
- Мамка, мамка, там мутик кочился, - она тащила за ногу тряпичную куклу, которую папка сделал ей к дню рождения. - Там Айболит кокодила лечил.
- Софочка, иди в дом, не мешайся под ногами, здесь грязно.
- Мамка, а можно я Катьку буду лечить?
- Полечи, полечи, только в доме, - Надя с тревогой смотрела на растущее на горизонте черное облако.
Вылив очередную бадью, она устало присела на приступок у колодца, и положила звенящие от напряжения руки на колени.
- Мам, я узе Катьку полечила, хочу к тебе, - Софья опять выбежала из дома, держа в одной руке распотрошенную куклу, а в другой ножницы.
- Нет, нет, доченька, здесь опасно. Я тебя могу воротом задеть, иди в дом.
- Мамка, а можно я тогда Димку полечу? - Софья плаксиво сложила губки.
- Вот горе мое, ну полечи, полечи, - Надя повернулась к колодцу на окрик Митяя, наполнившего очередную бадью.
Облако быстро приближалось. Заметно потемнело.
- Мить, много еще?
- А че?
- Туча находит. Вишь, как потемнело.
- Да бадьи три еще. Давай тащи скорее.
Надюха резво закрутила ворот.
- Мамка, мамка, я уже и Димку полечила! - к ней из дома бежала радостная Софья, вся в красных пятнах и с окровавленными ножницами в руках.
Надя охнула и стала валиться набок, выпустив из ослабевших рук ручку ворота. Он мгновенно крутнулся в обратную сторону, ударив крюком по затылку. На минуту рукоять пропала из вида, превратившись в сверкающий круг.
- Мамочка, мамочка, - девчушка наклонилась над матерью и попала головой точно под эту молотилку.
Ее откинуло далеко от колодца. В его темном чреве тяжеленная бадья смачно врезалась в голову Митяя.
В звенящей тишине на пыльную дорогу гулко упали первые крупные капли дождя.
Ольга Степановна, пьяно пошатываясь, подошла к дому, потрогала клюкой бездыханных Надюшку и Софочку и заглянула в колодец.
Тихо заплакала, сев прямо в лужу крови у головы невестки.
- Убила ведь мово сыночка, подлюка, убила, а ведь я предупреждала, - она медленно встала и побрела, глядя в черное небо невидящими глазами.