 |
Зубодерня
День у владельца процветающей фирмы ритуальных услуг Пчелкина Семена Семеныча не задался с утра. Оно и понятно - пятница, да еще тринадцатое число. На завтрак он перепутал стаканы и разбавил кофе кефиром. Потом неудачно обглодал куриную ножку. Хруст сломанного зуба принял за перекушенный хрящик.
Пропажа обнаружилась, когда он мило улыбнулся сам себе в зеркало перед уходом на работу. На месте давно шатавшейся золотой коронки зиял черный провал. Тщательное обследование языком зуба во рту не обнаружило. Лицо Семена Семеныча стало наливаться помидорной синевой.
- Альпина! - просипел он севшим от страха голосом. - Я, кажется, проглотил золотую коронку.
- И что ты от меня хочешь? - жена, прихлебывая кофейный напиток из пережаренной ржи, подняла глаза к обсиженной мухами люстре. - Чтобы я завтра копалась в твоем добре? Сам проглотил, сам и копайся.
- Дура! У коронки же края острые, она мне все кишки порежет на ремешки, - лицо Семена Семеныча от страха и гнева раздулось так, что даже все морщинки разгладились, и он помолодел лет на десять.
- Ну, вырви тогда. Сунь вон два пальца поглубже над унитазом и вырви.
- Дура! Коронку же смоет! Это же золото, ты что, не понимаешь?
- Это оно во рту было золотом, а там, - жена ткнула кофейной чашкой в сторону огромного живота Семена Семеныча, - там одно дерьмо.
- Ладно, попробую над раковиной, - оскорбленный до самого желудка Пчелкин метнулся в сторону ванной.
Минут десять усердного кряхтения результатов не дали.
- Ну, что? Вырвал? - Альпина обиженно смотрела на вернувшегося мужа.
- Нет. У нас в роду блеваков не было. Всегда все свое с собой носили.
- Ничего, зуб не бритва, дай бог, проскочит.
- Умеешь ты, еж твою вошь, мужа успокоить.
Через полчаса хождения по складу свежих гробов Семен Семеныч не выдержал. Мысленно он примерял их к себе, ожидая невыносимые рези в животе.
- Алечка, не могу. Вызови скорую, - он, поглаживая живот, улегся на диван.
- Что, началось? - с надеждой в голосе спросила супруга.
- Нет, но... страшно мне.
- И зачем тогда скорая? Думаешь, они тебя танцами и песнями веселить будут, страхи твои разгонять?
Вместо живота к вечеру разболелся корень сломанного зуба. Десна раздулась, приподняв щеку, как будто кто-то показывал изо рта здоровенный шиш. Ночь прошла в диких страданиях. Ни таблетки, ни полоскания водкой не помогали.
В восемь утра Семен Семеныч, как штык, сидел в очереди к седьмому кабинету. Перед ним вдоль стены на разнокалиберных стульях расположились в страдальческих позах еще шесть человек. "Повезло, - подумал Семен Семеныч. - И кабинет седьмой, и я седьмой. Двойное счастье". От этих светлых мыслей даже зубная боль поутихла.
- Мил шеловек, ты рвать пришел или как? - сидевшая перед ним сухонькая старушка стрельнула в Пчелкина озабоченным взглядом.
- Рвать, рвать, - Семен Семеныч с трудом разлепил запекшиеся губы и отвернулся, показывая, что ему не до разговоров.
- У тебя школько ошталось, мил шеловек? - бабка затеребила его рукав.
- Чего?
- Жубов швоих, шпрашиваю, школько?
Пчелкин мысленно провел ревизию во рту. Два моста по три, один - четыре, пять коронок. Нет, уже четыре. Тридцать два минус пятнадцать... Хотя нет, коронки-то на своих зубах.
- Двадцать два, вроде, - неуверенно промямлил он и тут же вспомнил о проглоченном зубе. - Нет, своих осталось двадцать один.
- Щастье тебе, мил шеловек. Ошко у тебя, - старушка уже двумя руками вцепилась в его рукав.
- В каком смысле? - не понял Семен Семеныч.
- Ну, двадшать одно - это и есть ошко. Швезло тебе, но не надолго. Зайдешь туда, в зубодерню, щашливым, а выйдешь - нещашным.
- Почему? - опять не понял Пчелкин.
- Так вырвет тебе Шан Шаныш твое щастье! - радостно выкрикнула старуха, озираясь на взгляды встревоженной ее разговорами очереди.
- Нет, я его уже проглотил, - очередь удивленно ахнула.
- Счастье? - пискнула первая в очереди молодайка студенческой наружности.
- Да нет, зуб я проглотил. Вот пришел корень дергать. А зубов так и останется двадцать один.
Очередь разочарованно вздохнула. Всем было жаль упущенного несчастья. Пчелкин понял по возведенным к потолку глазам очереди, что все мысленно пересчитывают собственные зубы, надеясь на счастье в остатке.
- А почему не вызывают? Полчаса уже сидим. Я первая, - девица мизинчиком постучала в дверь кабинета.
- Не, ты вторая, - прошамкала всеведущая старушка. - До тебя тут одна в халате зашла. Я знаю. Дохтур с утра своим жубы дерет, а потом уже нам.
- Так она не в белом халате, а в синем была, - не сдавалась бойкая деваха.
- Знашит, ихняя технишка, - поставила девчонку на место бабка.
***
В кабинете номер семь заканчивали ремонт. Осталось только покрасить красной краской рамочку на щите с документацией. Молодая краснощекая малярша в синем халатике на стремянке уверенно водила кисточкой по краю щита, держа баночку с краской в другой руке.
Медсестра за дальним столом перебирала карточки больных, а доктор развлекал смазливую работницу. Он придерживал стремянку то с одного края, то с другого, перебегая с поднятой головой прямо под коротким халатиком.
- Да вы не спешите, Машенька, у вас еще есть полчаса. Сегодня я прием начну на час позже. Не спешите, вон у вас как славненько получается. Мы еще и чайку с вами попьем. У меня в процедурной и столик, и кушетка есть. Заодно и отдохнуть можно.
Девица на стремянке хохотнула и чуть не выронила баночку с краской. Кисточка вильнула и ровная до этого полоса изогнулась.
- А вы знаете, какое у меня хобби, Машенька?
- В длину что ли? - опять хохотнула девица на стремянке.
- Да, нет, - не смутился доктор. - Я записываю на магнитофон крики больных. Огромная коллекция уже. Дома гостям даю послушать по праздникам. Сильная ве-е-щ-щ-щь! У некоторых от смеха челюсти клинит. У меня тут кассета есть с лучшими стонами. Включить?
***
- Бабуля, а этот, Сан Саныч, хороший врач? - девица, первая в очереди, осторожно пальчиком коснулась опухоли под носом.
- Што ты, девонька. Шамый лучший! Ш военным штажем.
- Как это? Такой старый?
- Эх, темнота. Штарый - не больной. Опытный. Он в войну, не помню какую, в плен попал. В коншлагере жубы золотые дергал. Без наркожа, и никто не жаловался. Так навоштрился - жуть. В прошлом годе у него была, пятый жуб мне рвал. Из оштатков пятый. Теперь четыре. Так вот. Шажусь в крешлу, он шпрашивает:
- Какой рвать будем?
- Больной, - говорю.
- А ты не говори, ты пальцем покажи. Мне, говорит, все равно. Какой покажешь, тот и вырву.
Ну, я и покашала, да, видать, промахнулась. Я и глашом не ушпела моргнуть, а он уже вырвал и мне покашывает. Глянь, говорит, какой шдоровый!
- Дохтур, говорю, поспешил ты, из протежа жуб вырвал. И вынаю ижуродованную нижнюю вставную шелюсть.
Очередь ахнула, когда старуха продемонстрировала кастрированный протез.
- Бабуля, - первая в очереди девица встала, нервно теребя сумочку. - Так это правда, что он на гестапо работал?
- Иштинная правда, век каши не жевать, пеншией клянусь. Шама не видела, а люди говорят. Знашит, правда.
***
- Ну, включите, хотя я больше блюз люблю, - девица манерно передернула плечиками, глянув на идущего к магнитофону доктора.
Чтобы усилить впечатление от своих любимых записей, Сан Саныч крутнул до отказа рукоятку громкости и ткнул на клавишу. Дикий рев и стоны заполнили кабинет.
Доктор увидел, как качнулась стремянка и подскочил ее поддержать. С другой стороны к ним неслась медсестра. Из ослабевшей руки девушки на стремянке выпала баночка с краской и красные потеки залили грудь и руки доктора. Сама девица рухнула на пол, залитый остатками краски.
- Быстро каталку! - крикнул Сан Саныч медсестре, сам пытясь нащупать пульс на шее бедной работницы.
***
От бабкиных рассказов зуб у Пчелкина совсем перестал болеть. Он встал, намереваясь ретироваться, пока не поздно.
И тут из кабинета донеслись страшные крики и стоны. Очередь вскочила и уперлась взглядами в счастливую семерку на дверях. А за ними, казалось, черти пытали грешника в аду.
Вдруг раздался грохот упавшего тела и из двери выскочила насмерть перепуганная медсестра с перекошенным лицом и выпученными глазами. Очередь испуганно вскочила и прижалась к стене.
Через минуту медсестра вкатила в кабинет каталку.
***
Доктор вдвоем с медсестрой уложили на каталку потерявшую сознание от дикой какофонии девушку.
- Ишь, какая слабонервная оказалась. Вези в смотровую, там ее в чувство приведут, а я пока отмою краску. Да побыстрее, а то у нас очередь растет, там человек десять уже, наверное.
- Нет, пока семь. Я быстро, - медсестра тампонами подтерла остатки краски на полу.
Сан Саныч снял заляпанный халат и пошел к раковине отмывать красные потеки на руках. Он ожесточенно тер мочалкой, но краска только сильнее размазывалась по рукам. Тампоны со спиртом немного помогли, но полностью отмыть так и не удалось.
***
- Видели? - старуха опасливо приблизилась к двери.
- Что? - хором спросила очередь.
- Брызги крови у медшештры на халате. А там, - бабка ткнула почерневшим заскорузлым пальцем в дверь. - Там тело. Лежит на полу в луже крови.
Как бы в подтверждение ее слов дверь распахнулась. Медсестра толкала каталку с лежащей на ней окровавленной девушкой. Очередь опять отшатнулась к стене.
- Видали, што он ш молодухой шотворил? А вы говорите - гештапо. Я же говорю, што он шелюсть мне выдрал, а вы не верите. Ты, штоль, первая к нему? - старуха вплотную придвинулась к студентке.
Та вскочила и, размахивая сумочкой, засеменила к выходу. Навстречу ей торопилась медсестра в забрызганном халате.
Минут через пять дверь кабинета снова открылась. В проеме стоял пузатый доктор, шевеля волосатыми руками с красными потеками.
- Кто следующий?
Этого Пчелкин вынести уже не мог. С визгом он ринулся к выходу, обгоняя воющую от страха очередь.
Зуб ему вырвали в санатории, куда он поехал подлечить раздерганные нервы.
|  |
