-Ты же знаешь наши правила,-снисходительно усмехнулся Толик,-Прийти может любой. Да и мало ли у нас побывало всяких? Ты же помнишь.
Илья конечно же помнил. В общество любителей края-так называлось их сообщество в те годы, он пришел еще студентом. Было это еще в застойные времена. Краеведы проводили свои собрания во Дворце культуры, с разрешения областного совета. Но тем не менее, местные власти краеведов не любили. То и дело на заседаниях общества упоминались забытые имена, вспоминать которые, в соответствии с официальной идеологией, не следовало. Более того, на своих собраниях краеведы говорили не только об истории края, особенно в кулуарах.
Местные власти давно бы разогнали это объединение, если бы не профессор Богданов - светило местного университета, карифей, можно сказать, который сплотил вокруг себя не только ученых-краеведов, но и вообще всех тех, кто любил свой город и его богатую на события историю. Богданов руководил сообществом до самой своей смерти в разгар горбачевской "Перестройки". А когда его, профессора и заслуженного деятеля науки произвели в академики, еще в конце семидесятых, то о разгоне краеведов никто из ответственных работников уже даже и не заикался.
Но тем не менее, крови краеведам партийные и комсомольские боссы попортили не мало.
Инструктора райкомов и обкомов регулярно заявлялись на собрания краеведов, усаживались где-нибудь сбоку или в углу и без перерыва что-то строчили в своих блокнотах, не поднимая глаз.
Спустя какое-то время, на заседания сообщества приходил кто-то из партийных бонз более высокого ранга, грозно хмурил брови, подозрительно принюхивался, зыркал глазами по углам но так и не мог понять о чем говорят краеведы. Не найдя за что зацепиться гневно вопрошал: а чем вообще вы тут занимаетесь?!
-Историей края,- разводил руками Богданов в ответ.
Ответ ученого партийные боссы воспринимали как издевательство и требовали списки участников, протоколы заседаний и "всю прочую документацию".
-Списков мы не ведем- к нам может прийти каждый, кому интересна история нашего края,-снова разводил руками Богданов. -Протоколы заседаний мы также считаем излишними.... Впрочем, с материалами исследований участников нашего объединения, вы можете ознакомиться в нашем архиве, который хранится у меня дома,- предлагал Богданов. -Мы надеемся при вашей поддержке издать наиболее интересные работы в нашей университетской типографии.
Партийные боссы и их помощники каждый раз уходили ни с чем и в конце-концов, краеведов оставили в покое.
Но потом Богданов умер. Произошло это именно тогда, когда все вокруг уже открыто говорили и мечтали о свободе. Именно в это время исчез и уникальный архив сообщества, который Богданов хранил у себя дома.
После смерти Богданова его место занял Альберт Маслов. Многие годы он был правой рукой Богданова и на кафедре, и в сообществе. Альберт был крупным ученым с непростой судьбой. Во время войны он попал в плен, в концлагере вел себя достойно, но после войны кто-то оклеветал его, написав на него донос и несколько лет по его делу велось следствие. В конце-концов с него сняли все обвинения, после чего Альберт поступил в аспирантуру и очень быстро подготовил диссертацию, которую блестяще защитил.
Но университетское начальство почему-то Альберта невзлюбило и если бы не Богданов, то неизвестно где бы оказался Альберт.
Он так и оставался кандидатом наук почти до самой пенсии, хотя его докторская давно была готова. Альберту разрешили защиту лишь за месяц до его пятидесятипятилетия.
Почти всю свою жизнь он прожил в коммуналке и только после смерти родителей, они с женой смогли обменять обе квартиры и коммуналку на просторный дом.
Несмотря на нелегкую жизнь и судьбу, Альберт и его жена Мара были людьми открытыми, веселыми, гостеприимными и ко всему еще и очень снисходительными к людям.
Краеведы, да и просто друзья, любили собираться у них еще в те времена, когда Альберт и Мара жили в коммуналке.
Собирались они у них и после того, как Альберт и Мара обзавелись собственным углом,-как называл свое новое жилище Альберт.
И именно в это время на заседания краеведов стали в большом количестве приходить всякие сомнительные личности. Возможно их появление было связано с интересом, который партийные и компетентные органы вновь проявили к сообществу. Стучали на краеведов всегда, но именно в то время доносов стало особенно много.
Кто-то, возможно не один, постоянно строчил доносы на краеведов. Стучал этот "кто-то" самозабвенно, можно сказать, страстно. Человек этот не просто старался - он любил свое занятие и отдавался ему всецело.
О доносах краеведы узнали после того, как некоторых участников начали вызывать в "компетентные органы". Товарищей из органов раздражало отсутствие какого-либо контроля за членством в сообществе и еще больше их беспокоило то обстоятельство, что на заседания краеведов приходили также люди известные своими неправильными взглядами на официальную идеологию.
Чаще других вызывали Илью и Альберта, у которого из всех краеведов был самый богатый опыт общения с "органами".
Альберт как всегда усмехался, а Илья- в то время аспирант, крайне болезненно реагировал на происходящее.
-До чего же много их развелось, этих людишек!-возмущался он.
Одним из таких "людишек" и был Миша.
Их действительно развелось очень много: амбициозных, самовлюбленных, пустых людишек, ради собственной выгоды готовых на все. И отличительной чертой этих людей был любопытный взгляд и неперерывное молчание во время обсуждений.
-Чему ты удивляешься?-усмехался Альберт со свойственной ему снисходительностью и цитировал Достоевского: "В смутные времена всегда появляются людишки".
А Толик, так тот вообще считал подобное явление чем-то естественным.
-Люди такие, какие они есть. Ну да, постукивают. Да, мелочны. Да-эгоистичны. Люди есть люди.
Но убедить Илью было невозможно. Он перестал приходить во Дворец Культуры и появлялся только в доме у Альберта.
-Видеть их не могу!- говорил Илья о людишках.
Заседания краеведов во Дворце Культуры проходили так же регулярно, и туда по-прежнему могли прийти все желающие.
Но кроме этих заседаний, наиболее близкие собирались в доме у Альберта. Формальных запретов на посещение своего дома для непосвященных ни Альберт, ни другие участники этих домашних посиделок специально не придумывали. Но это было как бы неписанным законом- приходили сюда только посвященные - люди, давно знавшие друг друга.
И тут, в доме Альберта появился Миша.
Он как раз был одним из тех, кого Илья называл "людишками" и смотрел на них, в том числе и на Мишу, как на отвратительных животных или даже насекомых, не скрывая своей гадливости.
Миша отличался от всех остальных людишек пожалуй только тем, что был чрезвычайно общителен, по-кошачьи мягок и умудрялся везде пролезть. И если бы ему нужно было пролезть даже в игольное ушко, то он бы нашел, как это сделать. Пословица "плюнь в глаза, сказет божья роса", была как-будто именно о нем.
Появившись в университете, Миша сразу же начал со всеми знакомиться и когда представляясь, протянул Илье руку, тот, в ответ, смерил Мишу презрительным взглядом, не отвечая на рукопожатие.
Но Мишу это обстоятельство не смутило и в следующий раз он, как ни в чем ни бывало, снова пытался заговорить с Ильей.
Говорил он доброжелательно, правда с напряженной улыбкой и все заглядывая Илье в глаза.
-Мы ведь с вами коллеги,-говорил Миша,обращаясь к Илье на "вы" -И даже родственники.... Ну, я имею в виду национальность...
Илья свысока посмотрел на маленького Мишу, но тот уже стал перечислять родственников и знакомых, отыскивая среди них тех, с кем могли бы состоять в родстве или хотя бы быть знакомы оба.
Этот прием всегда действовал безотказно - люди даже не подозревают о том, насколько мир тесен.
И Миша нашел общих дальних родственников.
-Я же говорил! -обрадовался он,-Я знал, что мы родственники! И он даже попытался обнять и поцеловать в щеку Илью. Но Илья брезгливо отшатнулся.
Рассказывая об этой истории Толику, Илья с недоумением, граничившим с ужасом, сказал: -Вроде живой, а холодом от него веет, как-будто он из льда сделан.
-Да, - произнес Толик, -Мне он тоже сразу не понравился.
Появился этот Миша непонятно откуда и зачем. Говорили, что перевели его к нам в аспирантуру из какого-то провинциального педагогического института, не то Херсона, не то Симферополя.
О нем говорили еще, что будучи студентом, звезд с неба он не хватал. Учился все годы весьма посредственно, но при этом был большой общественник, вечно занятый какими-то комсомольскими или профсоюзными делами. К семинарским занятиям и экзаменам Миша не готовился демонстративно, ссылаясь на общественную работу. Может потому он и сделал такую стремительную карьеру, едва появившись, что всегда говорил то, что от него ждут. Читать он не любил и никто никогда не слышал от него собственных мыслей. Но ни то, ни другое ему не было нужно. Главным оружием Миши были увиденные или услышанные цитаты, которыми он виртуозно орудовал везде. Это был его конек, благодаря которому спорить с ним было бесполезно.
К тому же Миша безошибочно определял за кем сила и всегда, в многочисленных противостояниях эпохи "Перестройки" и до нее, оказывался в стане победителей.
Ну а если куда какая поездка, будь то конференция или просто путевка от профсоюза, то он обязательно был в списке участников. Любил он также сидеть в президиумах всяких заседаний и не меньше - красоваться на всяких досках почета и в печатных изданиях университета, со вступительным словом от лица студентов, профсоюза или еще какого органа.
Возможно он страдал манией величия и мнил себя кем-то из великих.
Домой к себе он никого не приглашал, но при этом не пропускал ни одного мероприятия, будь то официальное или неофициальное, появляясь всюду и везде заводя какие-то связи.
Если его не приглашали, он напрашивался сам.
И раньше никто не сомневался, что он сделает карьеру. Но одной карьеры Мише показалось мало и он решил для солидности обзавестись еще и научной степенью, став аспирантом на кафедре научного коммунизма. Во времена "Перестройки" эту кафедру переименовали во что-то наукообразное, вроде социально-политической истории двадцатого века и Миша , таким образом, с падением коммунизма ничего не потерял и даже остался в неплохом выигрыше.
Внешне этот тип был совершенно неприметен: маленького роста, тщедушный, лица не разглядеть из-за рыжей щетины в виде бороды и бакенбардов. Глаза хитрые, может быть поэтому он постоянно их прикрывал, тобы не выдать себя во время разговора.
Пожалуй главной его отличительной приметой было то, что он везде лез: где нагло и нахраписто, а где пуская в ход все свое лицемерное обаяние.
Его многие презирали, и даже в открытую над ним смеялись: Мишина самовлюбленность действительно была смешна со стороны: то, как он лелеял свои волосы, укладывая их феном в парикмахерской, как ежедневно менял костюмы и галстуки, как старательно вырисовывал бородку и бакенбарды.
Начальство считало его плутом, сокурсники смеялись над его угодничеством, химической завивкой, смешными бакенбардами и старомодными рубашками.
Но тем не менее, перед этим типом открывались любые двери.
За каких-нибудь пол-года с момента своего появления у нас, он успел сделать стремительную карьеру. С самого начала Миша не вылезал из профсоюзного кабинета, почти сразу получил от профсоюзных деятелей какие-то поручения, потом должность и в конце-концов, стал нашим профоргом.
Мишино пространство стремительно расширялось, а Ильи- наоборот, так же стремительно сужалось.
Илья был полной противоположностью Мише: неуживчивый, замкнутый, далекий от всяких общественных дел и на редкость талантливый. Была у него способность найти в документах, которые до него вдоль и поперек изучали сотни, а может и тысячи исследователей, что-то новое. Или выстроить собственную картину событий на основании вроде бы уже известных документов и фактов...
Некоторые преподаватели, особенно с кафедры научного коммунизма или истории партии его побаивались-это было видно невооруженным взглядом. И было от чего робеть этим людям, любившим однозначность и ясность во всем.
Илья же мог поставить в тупик кого угодно своим неординарным мышлением. У него было чрезвычайно развито критическое чутье и он моментально находил слабое звено в аргументации оппонента.
-Будете писать курсовую работу у меня!-тоном не терпящим возражений постановил Богданов, когда Илья еще учился на втором курсе.
Нужно было видеть, как вытянулись физиономии всех присутствовавших при этой сцене студентов, аспирантов и преподавателей кафедры, которой заведовал Богданов.
Карифей редко, но брал к себе "дипломников", а в основном занимался аспирантами. Но никто не помнил, чтобы он был научным руководителем у кого-либо из студентов.
Случай с Ильей был не просто редкий, а уникальный.
Кафедра краеведения стала для Ильи домом: в течение учебного года он исполнял здесь обязанности помощника или, как это официально именовалось, лаборантом, летом уезжал вместе со своим учителем в научные экспедиции, а с осени все свое свободное время посвящал обработке собранных материалов.
Недоброжелателей у Ильи хватало: одни просто завидовали ему, другие недолюбливали за "излишнюю прямолинейность".
К тому же, он любил куролесить: несмотря на свою замкнутость, он находил время чтобы посидеть в общаговской компании, хорошо выпить и посмеяться над преподавателями из числа отставной номенклатуры.
Богданову, а потом и Альберту удалось оградить Илью от неприятностей. Оба ставили Илье на вид, но он снова куражился.
-Тебе давно пора образумиться,- наставлял Илью на путь истинный Альберт,- Кончится все тем, что ты останешься ни с чем: не то что аспирантуры не закончишь, тебя даже лаборантом нигде не возьмут!
Но Илья никого не слушал, все официальные отчеты и бумаги по своей работе писал в последний день или когда уже все сроки прошли а то и вовсе исчезал на несколько месяцев в какой-нибудь краеведческой или археологической экспедиции, где умудрялся совмещать кропотливую работу и выпивку.
Отчего он так много пил никто не знал. Одни говорили, что это из-за девушки, которую он любил и с которой они расстались, другие- что "он вообще такой".
И тем не менее, Илью уважали - за способности, за трудолюбие, за сильный характер.
А были и такие, кто откровенно его побаивались.
Илье прочили большое будущее, но тут началась перестройка и универ заполнился всякими предприимчивыми людьми, которые как из под земли вдруг выросли и начали кому-то сдавать, а потом и продавать университетские помещения, открывать кафе и закусочные, организовывать какие-то работы, привлекая на них студентов.
Затем они же пооткрывали всякие диковинные курсы, институты, семинары и прочие загадочные предприятия, на которых готовили психологов, журналистов, специалистов пиара и чего только нет.
Достаточно было оплатить учебу на этих курсах, и уже через месяц, максимум через три, любой обладатель нужной суммы мог получить желаемый диплом.
Большинство университетских доцентов и профессоров с энтузиазмом включились в эту деятельность, попутно налаживая связи с заграницей по обмену опытом, преподавателями и студентами.
Пирог выглядел весьма аппетитно, желающих полакомиться было много и в университете началась беспощадная борьба за должности, начиная от кресла ректора, до должности заведующей университетской библиотекой.
Вся зависть, вся неприязнь и откровенная ненависть копившиеся и сдерживаемые десятилетиями, вдруг разом выплеснулись наружу.
Никто уже ничего не стеснялся, стремясь взять вверх над оппонентом-выборы на альтернативной основе дали старт этой грызне.
Когда начались "Перестройка" и хозрасчет, Миша превратился в главного работодателя для студентов, главного строительного подрядчика и вообще правой рукой проректора по хозчасти, который оказался, как позже выяснилось, его двоюродным дядей.
Свои командировки Илья вынужден был теперь оформлять через Мишу.
Миша, при всей своей мягкости, видимо был чрезвычайно обидчив и когда Илья пришел к нему оформлять какую-то бумагу для очередной командировки, Миша, просмотрев бланк, с улыбкой превосходства сказал Илье: -Слушай, ну на кой черт тебе все эти командировки по Мухосаранскам? А хочешь, я тебе хорошую работу найду? На солидные деньги, очень солидные!
Илья ничего не ответил и демонстративно уставился на бланк, мол, подписывай.
-Кстати,- как ни в чем ни бывало продолжал Миша, -А хочешь я тебя с телкой познакомлю? У меня сейчас есть одна... Нимфоманка. Не знаю как от нее избавиться...
-Мы же родственники,-продолжал Миша.
-Да отстань ты от меня, Иуда проклятый!- в сердцах крикнул Илья. Он вскочил со стула и навис над Мишей как медведь.
Миша побледнел и отшатнулся от него.
-Подписывай,- нахмурившись, грозно произнес Илья.
Миша повиновался.
пока Илья отсутствовал, Миша стал не то помощником, не то заместителем проректора.
Илья же по-прежнему оставался ассистентом, пока саму кафедру, где он работал, не упразднили, объединив еще с чем-то....
Тогда многое закрывалось или распродавалось, начиная от оборудования и заканчивая целыми зданиями.
И началось все это с появлением Миши. Может просто случайное совпадение?
Может. Но с тех пор, как он появился у нас, привычная жизнь начала рушиться. Дошло это разрушение и до нашего сообщества.
До Миши мы собирались годами и никому не удавалось нас разогнать. А тут все как будто само стало осыпаться.
И началось все с того момента, как Миша этот появился в доме у Альберта. Никто не ожидал, что он придет в дом Альберта, учитывая, что Илья был там частым гостем.
Но Миша пришел к Альберту в дом как ни в чем ни бывало. Что ему там от нас было нужно, так никто и не понял.
-Ну еще один пришел. Одним меньше, одним больше, -продолжал убеждать Илью Толик.
Пока Толик его убеждал, Илья неотрывно смотрел на Мишку. Мишка, почувствовав негодующий взгляд Ильи, тоже весь напрягся.
-Ты зачем сюда пришел? Кто тебя звал?!-Оттолкнув Толика, набросился Илья на Мишку.
Он уже схватил было Мишку за грудки, а Мишка вцепился в мускулистые руки Ильи, но тут подоспели другие гости и разняли их.
-Илья, успокойся,- говорили ему миротворцы.
Мишка же стоял на прежнем месте и напряженно следил за дальнейшим развитием ситуации.
-Какого черта он здесь делает?!-Не мог успокоиться Илья. -Как он здесь вообще оказался?!- бросился он к Альберту.
Тот в ответ добродушно улыбнулся: -Он попросился ну я и разрешил ему прийти. Альберт был снисходителен ко всем. Сколько зла ему делали в жизни, а он всем все прощал. Я долго не мог понять почему. Это объяснила мне Мара, уже много лет спустя, на его поминках. -"Он очень любил свою работу и наш город. Таких как этот Миша он считал неизбежным злом. Ему было жаль тратить на них время и силы. Про себя Альберт говорил, что нашел свою нишу".
-Ну пришел и пришел. Тебе-то что?
-Скажите, он вам не мешает?-с вызовом спросил Илья у Альберта.
-Да Бог с ним, - великодушно сказал Альберт, -от таких меньше зла, если их не трогать.
-Так удобнее? - с вызовом спросил Илья.
Альберт в ответ только усмехнулся.
- Ну и черт с вами со всеми! - сказал Илья, видимо решив поставить точку в этой истории, - раз вас всех он устраивает, общайтесь с ним на здоровье. А я пойду. -Он решительно направился к выходу и у вешалки стал торопливо надевать куртку. Гости молча наблюдали за этой сценой. Наблюдал и Мишка. На лице его было подобие торжествующей улыбки.
Никто Илью останавливать не стал.
В дверях Илья бросил на всех присутствующих полный презрения и негодования взгляд, после чего хлопнул дверью.
С Ильей было интересно: он был остроумным, начитанным, веселым. Правда характер у него был тяжелый. Бескомпромиссный он был. Но без него на наших посиделках стало как-то тоскливо.
И тем не менее, никто его не остановил тогда. Да и потом вспоминали редко, пока вовсе не забыли.
А Мишка тогда остался. Правда никто с ним не общался и он сидел с любопытством оглядывая присутствующих, время от времени пытаясь заводить разговор с гостями. азговора не получалось, но его никто и не гнал, как-будто он был частью мебели или скучным домашним животным.
Неужели он никому не мешал, этот в высшей степени мерзкий субьект?
Но как бы то ни было, он остался, а Илья ушел навсегда.
Спустя какое-то время мы узнали, что Илья собирается в Израиль, а еще чуть позже он действительно уехал, вернее, улетел. Он почти ни с кем не попрощался.
Провожал его только Толик- его верный друг еще с детского сада.
-Лучше я там буду туалеты мыть, чем здесь, среди таких как эта Миша и его боссы жить.
-Ну а там ты думаешь, тебе будет лучше? -невесело усмехнулся Толик.
-Люди-то везде одинаковые.
-Не знаю, -сказал Илья, -Но с этими точно не останусь! Раньше были хоть одни придурки вроде нашего Катрашова. -Катрашов заведовал кафедрой истории партии после того, как его сняли с высокой партийной должности во времена Хрущева. Это была притча во языцех всего нашего факультета - символ глупости и самомнения. - А теперь отовсюду повылазили какие-то людишки, вроде этого Миши.
-Смотри, старик, тебе виднее,-сказал Толик.
Удерживать Илью никто не стал и он улетел в Израиль и долгих двадцать лет мы потом ничего о нем не слышали.
-Не будет ему там счастья, с грустью сказал Гриша узнав об отъезде Ильи. Дела Гриши шли хорошо-ресторан приносил неплохой доход.
-Я конечно все понимаю:и раньше жизнь была не слишком удобной. А теперь еще и бандиты. А между тем, есть люди, которые везде устраиваются. А есть такие, что им везде плохо.
Он был неплохим парнем, этот Гриша, правда плутоватым и при этом жлобоватым типом. Как и положено торгашу. Но он же не виноват, что таким родился. По крайней мере он никогда не стучал и по натуре был добрым человеком.
Мы росли все вместе в одном дворе.
Гриша рано женился и очень выгодно: его тесть работал на текстильной фабрике, шившей на заказ для больниц, военного госпиталя и прочих учреждений. При этой фабрике тесть Гриши открылсвой цех, который приносил ему неплохой доход. Но по-настоящему тесть и зять развернулись уже только в середине восьмидесятых прошлого века.
С тех пор их бизнес все время расширялся и доходы росли. Он любил задирать нос но в нас видел отдушину. Когда мы собирались порыбачить или просто уезжали на остров, Гриша появлялся на своем "мерине" забитом мясом, водкой, пивом и еще всевозможной снедью.
Нам было неудобно пользоваться его щедростью, но Гриша нас всегда успокаивал: -Ребята, я среди вас душой отдыхаю,- И при этом улыбался своей счастливой и плутоватой улыбкой. Он рос вширь вместе со своим бизнесом.
Что он там надеется найти? Неужели он не понимает, что жизнь везде одинакова?-недоумевал Гриша, говоря про Илью.
-Ну, там все-таки...- пыталась возразить Алла-жена Гриши.
-Да все то же самое! И там он будет чужим, как и здесь! Это я могу улететь на землю обетованную и мне там будет хорошо. Потому что это мне обетованно, а не ему. Только зачем я туда полечу? Мне и здесь хорошо, зачем же я еще куда-то буду лететь, учить чужой язык?
-Так ты же не еврей!
-Ну так что? Если у тебя есть деньги, никто не станет тебя спрашивать кто ты. Земля обетованная- это как поле чудес-для тех, у кого ничего нет. Хотя останься он здесь, ему бы тоже ничего не светило. Ну такая судьба у него. А парень он хороший. Потому и жаль его.
Илюха исчез, а Миша остался. До середины девяностых его хитрые уши торчали отовсюду-он выступал на местном радио, потом и на областном телеканале. Миша женился на дочери известного продюссера, был избран в областную администрацию и в этом качестве пережил трех мэров, двух губернаторов и даже одного президента. Потом, видимо, его семья решила, что здесь они свои возможности исчерпали и они эмигрировали в США. Там Миша нашел работу в русской службе Голоса Америки.
А наше общество любителей краеведения вскоре после отъезда Ильи приказало долго жить. Альберта выперли на пенсию и наверное это стало одной из причин его проблем с сердцем... Потом отошли от нас и другие. Самые упертые еще какое-то время собирались, но это уже были тлеющие угольки потухшего костра...
Спустя двадцать лет Илья вдруг появился: поседевший, обрюзгший и такой же угрюмый. Уже не было ни Альберта, ни Мишки, ни Гриши.
Он позвонил Толику, который жил там же и телефон у него был прежним, как-будто ничего не изменилось.
Сидя у Толика, Илья вдруг, после долгой паузы, сказал:
-А все же хорошо, что я от вас уехал.
-Ну а чего тогда вернулся? Убедиться в правильности своего выбора? -не выдержал Толик.
-Пожалуй,-пожал плечами Илья.
-Ну а там, что?
Илья в ответ промолчал.
Бесцельно прослонявшись по городу с неделю, Илья улетел обратно. На этот раз-навсегда.