Начну сразу, без всяких на то предисловий... Перед вами напоказ, во всё своё Придонское лицо - Иван Антонович, с виду солидный мужчина более средних годков по возрасту, но если только чуток больше пенсионного. Он, дождавшись своей очереди рассказчика, снимает шляпу, на поля которой приколот большущий серый хвост известного хищника и, с великим упоением, присущим только ему, начинает рассказывать, внушать, впаривать недоверчивым коллегам по охоте, совершенно правдивую с красочным охотничьим колоритом, в известном ракурсе историю...
Вот, ей Богу, мужуки! Чем хошь могу поклясться, хочь истинный крест, но именно так всё и было! Ведь нет для вас, господа мои хорошие, как принято сейчас называть, никакого собственно секрета, что волк есть стайное животное. Но на моём жизненном пути попадался и такой волчара, непонятного для меня усовершенствования, что существовал и промышлял он в полном одиночестве. Поговаривали, будто и не волк то был вовсе, а вурдалак какой-то. Но меня ж не прошибёшь на мякине бабских сплетен, сами знаете! Я сразу понял, что это ошибка природы какая-то, в смысле аномалии, ответвление непонятное в природной эволюции видов. Не скрою, был силён тогда не по годам ваш покорный слуга, красив, а самое главное молод.
Долго и нудно я ходил за энтим зверем, муторно обрывая своё дыхание, затаиваясь, как мог, и ботинки новые, братом даренные, стоптал, почти до половины. В ту пОру это было, когда один волчище жил отдельно от стаи, отшельником отпетым. Много нервных окончаний он станишникам подпортил, выходя к хатёнкам и даже на дорогу. Вот и дали в местной администрации задание секретное - изничтожить подозрительное существо. Кому ж ещё-то, как не мне? А волчара, ух здорову-у-ущий, зараза, будто та лошадь. Ну, эта, как её? Пони! Только с клыками в два спичечных коробка! Неделю цельную выслеживал, ни пивши и не евши, всего себя, отдавая полностью наиважнецкой цели той героической, но известно, что благородной...
Засёк я его все-таки однажды, как он из норы-то дюже огромадной, с известной своей серой мастью весь полностью начал выходить. Жалко сУчка, некстати, болезнью мне неведомой собачачьей приболела, но я и без неё... ка-а-ак да-ам дуплетом! Ка-ак да-ам остервенело, отомщая за всю округу живописную с животинским наполнением, за все сердцА, трусящиеся перед ним, зверюгою неподкупною!
Осечка, твою мать! Перетрухал в сердцах-то тут же я, прям на месте и с разбегу от разрядов, рвущихся в штанах цвета хаки, рванул прыжком за дерево! Ёлка там, как раз в три обхвата бочкою неподъёмною стояла. Зверина, одним скаком, следом... за мной, волчара образинская, торОпится достать до задницы и оторвать её, горемычную, от трепетного тела моегонного, а затем и вовсе, всего сожрать в один мах норовит. Ружьё на лету перекусил аж, тварина та лесная! Ружо-то ещё от отца, казака покойного досталось, жалко небось. Изловчился я, осмелел... да нарЕзал ещё раз осьнадцать овалов вокруг дерева того, защитничка родненького! Но башка у хищника тоже неистово кругами от заблуждения пошла, чай у зверюки она сильная, но тупая, как у тех амириканцив. И лишь только хищник временно замешкался, кинулся я мигом единым в нору спасительную! В логово евонное тыльным местом в долю секунды подался, чтоб хотя бы задницу там от клыков пенных, ядом наполненных, схоронить! Так, гляди, почти на полтора метра в ту нору-то и усунулся.
Волчина беспардонная по инерции дурачьей, ещё не знаю скоко кругов вдарил, врать не буду об этом. Затем остановился разбойник, запыхавшись, да призадумавшись, мол, чёй-то тут не то, дураков нашли чё ли? Ведь охотника и следов давно запахи испарилися! О чём он там дальше размышлял, по волчачьи думать не могу и не смею, но стал, придумщик хренов, ко мне в нору тоже задом пятиться. Ага, дошло, наконец, и до меня, что выдумал оборотень фашистский. Небось, скумекал он, мол, в засаде полежу, пусть не долгосрочно по времени, а как явится тот фраер нафуфыренный, дык как прыгну во всю звериную мочь, да заглочу целиком, чтобы только его и видели, умника охотницкого.
Господи! Господи! Громко ору, но только про себя, гласом негодования великого и одновременно просьбы вселенской стОящего! Ведь, ни один человек разумный во всем мире нашем образованном не бывал в таком положении ни разу и ни сколечки, в коем я оказался, даже и не думавши!
Как быть, что сделать, предпринять, придумать, поступить? Таких вопросов вовсе и на миллиметр в извилины мои не прибегало. Только, на полном автомате обезумевшего человека, я обеими руками схватился, что есть мочи за волчачий серый хвостище! Люди добрые и драгоценные мои товарищи, что тут только началось?! Никогда бы и сам, ни в каком положении, даже со свидетелями бы не поверил. Волчара повернуться не может, стены-то узкие, и понять оно, рыло звериное, не могЁт, что к чему, как и почему! Ой, взвыл он до самого синего неба, чорт тот шерстяной, да как зарычала сила нечистая, чуть потолок звериного логова не обрушился от звука несусветного! Как вдарил мне из под хвоста гадостью нечеловеческой, но запахом с моим из под штанов, ой как схожим! Обделал меня противозностью своей, до смерти собственной не прощу ему этого, но я держу за хвост очень, что есть мочи, проявив всю силу русскую свою богатырскую, и никогда и, ни за что, ни за какие коврижки не отпускаю! Уж очень тот волчара в последнюю секунду поднапрягся, уж до той степени крайней, до того проявляя силу несусветную, на себя же самого и наложенную, что не выдержало хвостовое окончание, создание Божие, да и оторвалося навсегда, ко всем чертям собачьим!
Органы мои чувственные, да и внутренние, только тогда на место встали вслед, когда я, чуть очухавшись, увидел в просвете входном, как волк упал навзничь в прыжке, лишь трохи до елки той здоровенной не допрыгнув. Вылез кое-как, и иду я к волкУ лежачему без всякого на то звуку, от беды на мою голову пришедшей в стороны заваливаясь. Иду, а сам хвостом оторванным вытираю холодный пот, выступивший под мышками. Пнул зверюгу в недоразумении... - труп, труп всамделешный, во как.
Вот такие вот дела вам, братцы, я поведал. Чё вы зеньки-то свои по вылупляли не верящие? Кузьмича, небось, все знали, ветеринара-то нашего, царствие ему небесное? От него и справка имеется. Я ж волкА того к нему в перву очередь припёр, а он-то и констатировал смерть, печатью заверив тамошней: ВОЛК УМЕР ОТ РАЗРЫВА СЕРДЦА, В МУЧЕНИЯХ... ОТРЫВАЯСЬ ОТ СОБСТВЕННОГО ХВОСТА...