Владимир Спектор
Увидь меня летящим...
          *   *   *
Завтрашний воздух - в отсеках  стальных  облаков,
Завтрашний мир - как дыханье воздушной эскадры.
Завтра узнаем, возможно, расскажет Песков,
Что там за тайны в небесном прогнозе  на завтра.

Завтрашний воздух - дышать им не передышать.
Даже когда от прогнозов бессовестных плохо.
В завтрашнем небе парит, как всегда, хороша
Сладкая вата еще непочатого вдоха.

      *  *  *
А вы из Луганска? Я тоже, я тоже...
И память по сердцу - морозом по коже,

Ну да, заводская труба не дымится.
Морщины на лицах. Границы, границы...

И прошлого тень возле касс на вокзале.
А помните Валю? Не помните Валю...

А всё-таки, помнить -  большая удача.
И я вспоминаю. Не плачу и плачу.

Глаза закрываю - вот улица Даля,
Как с рифмами вместе по ней мы шагали.

Но пройденных улиц закрыта тетрадка.
Вам кажется, выпито всё, без остатка?

А я вот не знаю, и память тревожу...
А вы из Луганска? Я тоже. Я тоже.

                                *    *   *
- У домика Даля, где часто бывали,
Увидимся снова? - Не знаю. Едва ли.
Хоть там всё, как прежде, скамейка, аллея...
Но сердце - левее, и время - чуть злее.

Я помню, я знаю, и, память тревожа,
Спешу вдоль аллеи, в надежде, что всё же 
У Даля в четверг соберутся поэты...
Так было. Я помню. Спасибо за это.

*  *  *
Принимаю горечь дня,
Как лекарственное средство.
На закуску у меня
Карамельный привкус детства.

С горечью знаком сполна -
Внутривенно и наружно.
Растворились в ней война,
И любовь, и страх, и дружба...

  *   *   *
В своих безбожных небесах
"Шестидесятники", устав от волейбола,
Поют Булата, слушают "Спидолу",
Читают. Женя, Роберт и Андрей...
Но небеса - темней, темней, темней.
И мрак предательством пропах.

Внизу всё тот же неуют.
Чапаевцы, как тени в пыльных шлемах,
Плывут куда-то с капитаном Немо,
И с косами - не ангелы стоят,
И не понять - кто прав, кто виноват,
И что там у костра поют.

Ломают памятники в дым,
И те, кто в небесах, понять не могут,
Зачем, куда, в какую путь-дорогу
Собрались те, кто, перепутав след,
Осваивают тот и этот свет,
Где страшно мёртвым и живым.

        *   *   *
Двойные стандарты. А, может, тройные...
И даже не прячется фига в карман.
Враньё - как экзема. Как жизнь - аллергия.
И кажется, тот, кто не пьян, всё же пьян.
 
А если не пьян, то считает нетрезвым
Тебя и меня, всех, кто слышит враньё...
По сердцу стеклянному будто железом
Ведут и ведут, и долдонят своё...

*   *   *
Из одной провинции в другую...
Далью занавешено окно.
Раньше знал - топор плывёт в Чугуев.
А теперь не знаю - всё равно.

В хоре пел "В коммуне остановка".
А теперь мурлычу "всё пройдёт".
В незабытых снах всё было ловко.
В жизни всё всегда наоборот.

*  *  *
В спящем режиме не только прошедшее время,
В спящем режиме не только экран телефона.
Спящий режим - он витает над нами, над всеми,
Может, поэтому всё так тревожно, хоть сонно.

Всё так тревожно и в спящем режиме нелепо,
И бесконечно замедленно действие длится.
В спящем режиме взлетаем и падаем в небо,
Не насмотревшись сквозь сон на любимые лица.



   *   *   *
Как будто карандаши,
Рассыпались дни и недели.
Поспали, попили, поели...
Но сердце спешит. Спешит.

И как мне их всех собрать,
Друзей, что рассыпались тоже
Средь старых и новых бомбёжек,
Хотя бы в свою тетрадь,

Собрать карандашный цвет,
Он звался когда-то "Мистецтво",
Раскрасить дорогу, как детство,
Как счастья былого след.
  
*   *   *
Время уходит, цепляясь за крыши 
                                домов, за верхушки деревьев.
И отражается в окнах 
                                спешащих куда-то авто.
Время уходит, и я вместе с ним,
                                посмотрите направо, налево...
Это любовь догорает, 
                                не ведая, впрочем, за что.
Это любовь освещает, прощает
                               всё то, что, цепляясь, уходит,
Зная, не зная, что ждёт и не ждёт
                               там, где выключен свет.
Время уходит, и здесь, далеко,
                               и в невидимом Каменном Броде.
Время уходит, как будто не помнит,
                               что времени нет...  

  *  *  *
Неужто повторится
И всё начнется снова?
Одни и те же лица,
Всё то же - слово в слово.

Мгновения, как пули - 
Семнадцать - восемнадцать...
Партайгеноссе Мюллер
Вновь просит нас остаться.

    *   *   *
Почти забыта, или всё же не забыта
Эпоха пламенеющих основ.
Эпоха быта, антибыта, дефицита
Всего на света. Кроме "будь готов!"

"Готова пить!" - поёт эпоха "кока-колы"
Поёт и пьёт - и память не болит.
И нету мальчика сказать: "Король-то голый"
И жизнь, как прежде, главный дефицит.


          *  *  *
Кленовых вертолётиков полёт,
Потом - паренье листьев под дождём.
И осень полушепотом поёт,
Как мы на разных улицах поём,

Встречаясь и прощаясь, находя
Забытый голос и случайный взгляд...
Под искрами кленового дождя,
Идя вперёд и падая назад.

        *   *    *
А в детстве были витамины радости,
И это не казалось странным.
Не потому, что не хватало сладости,
Была вся радость в имени - "бананы".

Сегодня всюду - спелые и ранние,
Бананы в будний день, и в воскресение... 
И, значит, правда, радость ожидания
Намного слаще счастья обретения... 

      *   *   *
Хрупкое равенство дня и меня,
И времени горький осадок.
А за спиною - всё та же возня, 
Где вкус равнодушия - сладок.

Дней оголтелость упрячу в карман,
Тёплой ладонью согрею...
Тают обиды, и гаснет обман.
И даже враги - добрее.

        *   *   *
Где-то на окраине тревог,
Где живут бегущие по кругу,
Вечность перепутала порог,
И в глаза взглянули мы друг другу.

Черствые сухарики мечты
Подарила, обернувшись ветром
В мареве тревожной маеты,
Где окраина так схожа с центром.

   *     *     *
Опять всё мелочно и зыбко,
И все заботы - об одном.
И лишь случайная улыбка,
Перевернув в душе вверх дном

Всё то, что мыслями зовётся,
Отвлечь способна и увлечь,
Чтоб снова Пушкинское солнце
Смогло взрастить прямую речь.



  *    *    *
Самолёты летают реже.
Только небо не стало чище.
И по-прежнему взгляды ищут
Свет любви или свет надежды.

Самолёты летят по кругу.
Возвращаются новые лица.
Но пока ещё сердце стучится, 
Мы с тобою нужны друг другу.

    *     *     *
И взгляд, как поцелуй, короткий,
Но, всё ж, пронзающий насквозь, 
И тень стремительной походки, 
И ощущенье, что "всерьёз"...

И тонкий луч, как стих Марины,
Сквозь одиночества печать...
И жизнь - как клинопись на глине, 
Где мне не всё дано понять.

    *   *   *
Я слышу, как буквы врастают в слова,
Я вижу, как речью становится слово.
Но память невольная, всё же, права, 
Что "первое слово дороже второго".

В той памяти, с прошлым общаясь на "ты",
Я вновь постигаю молчанья основу,
Суровую правду былой немоты,
Где "первое слово дороже второго".

       *    *    *
Яблоки-дички летят, летят...
Падают на траву.
Жизнь - это тоже фруктовый сад.
В мечтах или наяву

Кто-то цветёт и даёт плоды
Даже в засушливый год...
Яблоня-дичка не ждёт воды -
Просто растёт, растёт.

      *   *   *
Тёплый ветер, как подарок с юга.
Посреди ненастья - добрый знак.
Как рукопожатье друга,
Как улыбка вдруг и просто так. 

Жизнь теплей всего лишь на дыханье,
И длинней - всего лишь на него.
Облака - от встречи до прощанья,
И судьба. И больше ничего.



    *    *    *
Не изабелла, не мускат,
Чья гроздь - селекции отрада.
А просто - дикий виноград,
Изгой ухоженного сада.

Растёт, не ведая стыда,
И наливаясь терпким соком,
Ветвями тянется туда,
Где небо чисто и высоко.

  *   *   *
Не повторится и не вернётся.
А память шепчет: "Всё было классно".
Хоть были пятна, но было солнце.
И всё напрасно? Нет не напрасно.

Листает память свои страницы.
Жизнь, как цитата из "Идиота".
Всё - не вернётся, не повторится.
А вдруг, хоть что-то. Хотя бы что-то...

*   *   *
От прошлого не в восторге.
Что в будущем? Нет ответа.
Разведчик товарищ Зорге
Погиб. И доклада нету.

А радио говорило
И даже предупреждало:
Настанет время дебилов.
Хотя их всегда хватало.

     *    *    *
И, в самом деле, всё могло быть хуже. -
Мы живы, невзирая на эпоху.
И даже голубь, словно ангел, кружит,
Как будто подтверждая: "Всё - не плохо".

Хотя судьба ведёт свой счёт потерям,
Где голубь предстаёт воздушным змеем...
В то, что могло быть хуже - твёрдо верю.
А в лучшее мне верится труднее.

*   *   *   
Увидь меня летящим, 
			но только не в аду.
Увидь меня летящим
			в том городском саду,
Где нету карусели, где только тьма и свет...
Увидь меня летящим там, где полетов нет.