Такого гололеда, как в то утро, не помнили даже старожилы. Оттепель, случившаяся накануне, и мороз, ударивший ночью, сделали свое дело. Это было в то далекое время, когда еще не придумали неестественного словосочетания "ледяной дождь" - поэтому был просто очень, очень сильный гололед.
Лед был везде: на дорогах и тротуарах, на водосточных трубах и электрических проводах, на дворовых скамейках и фасадах домов. Ветки деревьев под тяжестью ледяных наплывов свисали как чурчхелы на сочинском рынке и, схваченные ледяной коркой, дерзко игнорировали порывистые дуновения своего вечного господина - ветра. В воздухе висела белесая дымка, и солнце, утратив свои очертания, больше походило на китайский фонарик в коконе из рисовой бумаги. Город напоминал неправильно подвешенную картину, которая неминуемо перевернется, если ее хотя бы слегка неосторожно тронуть...
Прохожие шли медленно, широко расставляя ноги и балансируя руками: выработанный эволюцией навык ходьбы был в одночасье утрачен, каждый шаг требовал осмысления и давался с трудом, словно малолетнему ребенку. А взбунтовавшиеся автомобили, игнорируя своих водителей, поворачивали там, где не положено, и ехали прямо там, где нужно было свернуть...
* * *
Ольга Ивановна работала лаборантом в одном из НИИ. Она проснулась с мыслью, что утро неизбежно наступает - даже если ты забудешь завести будильник. Она долго лежала с открытыми глазами, слушая самый грустный звук на земле - тиканье часов в квартире одинокого человека.
Она выпила успокоительного чаю, привезенного подругой из Горного Алтая. Надо сказать, что в ее жизни давно не было волнительных событий. Уже давно она довольно спокойно воспринимала то, что за маленький рост, нескладную фигуру и тонкий голосок коллеги за глаза звали ее Чебурашкой, а надежда вернуть того, кто целых полгода составлял смысл ее жизни, иссякла окончательно. А успокоительный чай пила по привычке. "Вдруг что случится, а я спокойна!"
Ольга Ивановна оделась и вышла на улицу. Какое-то время ей понадобилось, чтобы приноровиться к ходьбе по ледяной глазури.
Вдруг впереди, метрах в двадцати, она увидела мужчину. Шагал он как человек, заходящий в воду в незнакомом месте и боящийся поранить ногу об острые камни. Окинув безучастным взглядом сутулую фигуру, облаченную в поношенное драповое пальто привычно-серого цвета и черную кроличью шапку, она вдруг почувствовала, как екнуло ее сердце. И было отчего: в правой руке прохожий держал металлическую сетку, в которой было... десятка три куриных яиц! С такой ношей - в такой гололед?! До конца не понимая, почему этот факт произвел на нее столь сильное впечатление, она прибавила шаг.
Ольга Ивановна шла за незнакомцем и размышляла о том, что заставило его в этот ранний час пуститься в столь рискованное путешествие с таким грузом. Ее осенила догадка: конечно же, этот благородный человек спешит кому-то на помощь! Врожденная потребность сопереживать рисовала в воображении больную старенькую мать, голодных малолетних детей, попавшего в беду лучшего друга...
Приблизившись, Ольга Ивановна разглядела на ткани пальто затяжки ниток: видимо, кошка, чувствуя опасность, не хотела отпускать своего хозяина на улицу в гололед. Отметила она также, что каблуки его ботинок стоптаны с внутренней стороны (что свидетельствовало о скромности и нерешительности). На руках незнакомца были серые, в катышках, вязаные варежки - такие обычно присылают в город своим великовозрастным сыновьям из деревни мамы.
"Скорее всего, это младший научный сотрудник одного из многочисленных НИИ, - решила для себя она, - звания и регалии у него отсутствуют, что говорит о его скромности и неспособности противостоять агрессивной посредственности многочисленных карьеристов от науки". По мере того как Ольга Ивановна впускала в свой внутренний мир эти незаметные для суетного взгляда мелочи, у нее возникало желание помочь своему - уже не совсем случайному - попутчику.
Она рассматривала потертые носки своих стареньких сапожек. Еще бы: при обычной ходьбе взгляд был бы устремлен вперед, да и ноги переставлялись бы гораздо быстрее. Ей стало неловко: вдруг этот человек обернется? Но все-таки больше всего на свете она хотела, чтобы он вправду обернулся, и их взгляды встретились...
Ольга Ивановна так увлеклась разрешением этого противоречия, что не заметила, как объект ее пристального внимания скрылся за углом дома.
Она подняла глаза - и не увидела уже такой знакомой фигуры. Ее охватила тревога, почти паника. "Ну зачем он так торопится, ведь упадет без меня!"
Вскинув в стороны руки, Ольга Ивановна ускорила шаг, почти побежала. Она напоминала маленького взъерошенного воробья, бегущего впереди своих собратьев за хлебной корочкой, упавшей со стола в летнем кафе. Движения ее были настолько стремительными, что она едва удержала равновесие, огибая угол.
За углом ей открылась картина, которую она так боялась увидеть: метрах в трех от нее, опираясь на локоть левой руки, полулежал человек.
Досада на гололед, досада на ленивого дворника, не посыпавшего двор песком... Но в первую очередь она корила себя за то, что отстала. Да, да - это ее, только ее оплошность, ее вина, которую она категорически отказывалась делить с кем-либо!
Она подбежала к нему. Лицо мужчины было искажено гримасой боли, а кроличья шапка съехала на затылок, обнажив ранние залысины. Увидев эти залысины, Ольга успела отметить свою проницательность в определении рода занятий: определенно - научный сотрудник...
- Бедненький мой, яйца-то хоть не разбили? - склонившись над мужчиной, участливо спросила Ольга Ивановна.
- Да нет, - двумя взаимоисключающими частицами, продолжая морщиться от боли, ответил мужчина. После паузы, пристально вглядываясь в лицо Ольги Ивановны, как-то неуверенно добавил: - Только копчик сильно ушиб!
- Ну слава Богу, - облегченно выдохнула Ольга. - Я-то за вами от самой остановки наблюдала и так переживала, так переживала за вас! Как хорошо, что яйца целы!
На ее просветленном лице застыла благостная улыбка человека, сотворившего акт милосердия.
Ольга Ивановна медленно подняла голову и замерла: метрах в двадцати от нее шел мужчина в сером драповом пальто. Мужчина шел, балансируя широко расставленными руками, и осторожно ставя ногу, как будто ощупывая незнакомое дно. В правой руке он по-прежнему держал металлическую сетку с куриными яйцами...