Я спешил домой, не замечая никого. Ровно полчаса назад я еще сидел в затемненном помещении и играл на синтезаторе, но репетиция нашей группы кончилась, компания смеясь и обсуждая последующий репертуар добралась до остановки, я попрощался с гитаристами, и вскочил в маршрутку. Музыка, она ведь как наркотик, - один раз посидишь, поиграешь - и все, ты навеки в ее цепких руках. Но то, что ждало меня дома, было еще лучше, еще ближе...
В такси ехать долго, тишины там никогда не добьешься, - там вечно играет радио, водители постоянно матерят пассажиров, - а я опять вне всего этого... Темная улица в частном секторе, вот уже и дом с красными воротами, а перед ними - она... Высокая девушка с длинными светлыми волосами и глазами цвета небесной синевы...
- Меня уже скоро не будут отпускать, - сказала она и улыбнулась.
Я улыбнулся ей в ответ и взял ее за руки, она высвободилась и обняла меня.
- Ночью придешь? - спросил я.
- Только завтра, сегодня не могу.
- Опять совещаетесь?
- Мне это уже надоело... Я бы все отдала, чтобы вернуть назад...
- Иногда жаль, но мы не можем, не можем возвращать прошлого... Ну, до завтра.
Мы поцеловались и я зашел к себе домой. Меня терзало странное чувство, мне было очень холодно, и только луна успокаивала меня, и немного даже хотелось петь.
Я достал вино из шкафа, налил в стакан и выпил. Вино... Вино... оно как кровь, только веселит чуть больше.
Я взял гитару, но песни не шли. Удалось только пару строк из "Рубина" вспомнить...
Алый камешек рубин ворон в клюве принесет, расскажи мне, вечный странник, что меня за смертью ждет... А на острове Буяне святый камень Алатырь, я под камешек зарою всю тревогу и печаль...
Эта ночь никогда не закончится, она просто будет вечной... Я буду только пить вино, лежать и таращится в этот потолок, какая сволочь вообще придумала потолки... И света не будет... Я буду ловить руками лучи луны, ловить их и просить передать ей, что я ее люблю, и мне не важно, кто она на самом деле.
Как сейчас помню день нашей встречи.
Была осень, серая, холодная, злая осень, я шел домой с какой-то репетиции - их было столько... Шел по аллеям, набитых желто-красными листьями, которые шелестели под ногами таким мягким звуком... А она сидела на скамейке, завернувшись в плащ.
- Мне холодно, - прошептала она.
- Мне тоже.
- Я хочу домой.
- Тебе помочь дойти туда?
- Не надо.
- Как имя твое?
- Лилит.
Я опешил.
- Ты... Ты та самая?
- Да.
Мы говорили тогда до самого вечера, пили вино и смеялись. Она была похожа на земных девушек, и в то же время совсем другая, в толпе из тысяч я бы узнал ее сразу, но мне это было незачем - она ненавидела толпу.
- У нас там толпа такая, - улыбалась она, - а с тобой я отдыхаю. А ты не боишься того, что я демон?
- Нет. Я ничего не боюсь.
- Наш этот... он нас так замучил, ты бы знал...
- А Адам?
Она так грустно посмотрела на меня, словно бы я тронул то, чего не стоило.
- Лилит... Я ведь знал.
- И я знала.
А когда шел дождь - мы танцевали.
Мы танцевали под дождем, прямо посреди трамвайных путей.
Мы танцевали, прохожие просто таращились на нас, но нам не было до них никакого дела.
Мы двигались как единое целое.
Мы и были единым целым.
Единым.
Комком боли и страдания становился я, когда на некоторое время осознавал, что она не будет со мной вечно, что она исчезнет, исчезнет как дуновение ветра, она пропадет, а за настоящее блаженство заплачу вечной мукой...
Сейчас я уже не знаю ответа на многие вопросы, сейчас уже не знаю, а тогда... Тогда я знал все, и тогда я был уверен - эта мука стоила того, что было...
Как сейчас помню этот хмурый, дождливый день, и людей, бросавших на нас страшные, злые взгляды, и ее глаза...
- Лилит, - проговорил я, когда мы замерли на минуту, - прошу тебя, сегодня ночью разреши мне посмотреть на тебя без маски!!
- Ты отвернешься от меня.
- Лилит, у тебя были сотни, сотни других, но ты же сама говорила, что никто из них не знал, кто ты на самом деле... Я же первый, да?
- Да.
- Я знаю, на что я иду, Лилит. Я знаю, что меня ждет после смерти. И я не боюсь этого. И я знаю, что к тому времени у тебя будет множество других... Но я все равно люблю тебя, Лилит! Все равно. Я знаю, что ты - демон. Вот только почему ты выбрала меня?
- А могу я не отвечать на этот вопрос?
- Можешь, - вздохнул я.
И снова мы танцевали.
Мало кто из моих знакомых видел меня с ней. Мало кто знал ее имя. И никто не знал, кто она и откуда.
А я знал. Порой, вспоминая о той тьме, что ждет меня по смерти, я боялся. Я сильно боялся, ибо я понимал - я буду одинок в той тьме, и от моего рока я не освобожусь, и никакая схима, никакая мученическая смерть, - ничто не принесет мне прощения.
Был вечер, такой тихий осенний вечер, как всегда в том городе, листья все так же кружились в вихре неведомых линий, все так же прохладно было среди пасмурных аллей, - мир дышал скорой зимой. Уже начинали появляться первые звезды, я как обычно сидел на кухне, пытался что-то наиграть на гитаре, потом отложил ее, попытался почитать - но безуспешно. Я ждал.
Я ждал, пока на дворе залают собаки. Они все так же будут лаять, кричать, бесноваться, когда я поведу в дом Лилит, она посмотрит на них, они заскулят и спрячутся, потом она улыбнется, обнимет меня, и мы снова поцелуемся... Но сегодня я увижу ее в таком обличье, в котором она никому никогда не являлась...
Лают!
И что есть мочи бегу к воротам.
Это она, Лилит. Все так же улыбается, обнимает ее за плечи...
- Ты хотел смотреть? - смотри!
Она смеется.
Я не стану описывать то, что я видел. Нельзя описывать вещи из иных миров языками этого мира... Да и не удастся это. Я не испугался. Я не удивился. Но на самом деле я ждал чего угодно, - но не этого...
А потом она стала той же девушкой, что я любил.
- Данил... Сегодня я... я пришла в последний раз.
Я опешил.
- Что... Что такое?
- Он запретил мне.
- Но... Но ты же говорила мне, что будешь со мной до... до смерти...
- Да.
Я посмотрел на нее и задал немой вопрос одними глазами, было темно, но она видела... И кивнула головой.
- Ты не встретишь рассвета, Данил.
Мне показалось - или она действительно плакала...
Но у меня нет времени на детали. Сейчас она лежит, отдыхает на кровати, ее прекрасное тело, едва прикрытое простыней, словно сияет в лунном свете, она не моргая смотрит на то, как я пишу.
- Лилит... Ты можешь остановить время? Мне очень многое надо дописать...
- Хорошо, - произнесла она и неслышно улыбнулась.
Время замерло.
Сейчас уже не так важно - но никто из людей не заметил этого тогда - все замерло... я посмотрел на нее.
- А давай поживем немного в свое удовольствие? Раз время остановилось - у нас его много... И моя душа все равно у вас.
- Хорошо.
Мы вместе вышли из дому... Она прижалась ко мне, и мы полетели куда-то очень-очень далеко...
Я помню этот мир, я видел каждую его клеточку, я дышал ею, я был един с этим миром... Как ни странно, не Лилит дала мне это... это всегда было со мной, только тогда рядом была еще и Лилит.
- Знаешь... - хотел было начать я...
- Тсс... - прошептала она, - не говори ни слова!
Мы были вместе. Мы любили друг друга и на Красной Площади, и в толпе в центре Лондона, и на пике Эвереста... Мы видели все... Я видел все - она это уже знала.
- Ты бы хотел, чтобы это продолжалось вечно?
- Нет. Ведь время стоит.
- Только для нас. У них ничего не меняется, они даже не чувствуют.
- Знаешь... Я не могу так, я ведь все равно умру.
- ... если захочешь.
И она опять улыбнулась.
Я сделал огромное упущение - я до сих пор не описал эту светлую, неземную улыбку, да-да, именно светлую, но какая-то глубокая тоска и печаль томились в ней... Когда она улыбалась, ее глаза наполнялись слезами... Но ведь демоны не умеют плакать... Или не умели?
Перед тем, как возвращаться, я попросил поднять меня на ту гору, на которую сатана поднимал Христа.
Этой горы не было ни на одной из карт, но она была. Ее никто не видел - но с ней было видно всех, все и вся...
Мы долго стояли. Она - так обманно обняв меня, словно бы правда что-то ко мне испытывала, я - глядя в даль небес, в даль земли... Все земные царства лежали предо мною... Но мне они были не нужны. Я часто задавал себе вопрос - есть ли вещь, за которую можно отдать душу дьяволу? Я оглядел весь мир и понял, что такой вещи нет, не было и не будет. Что мне дали эти несколько часов с Лилит? Да, поцелуи ее были страстными, объятия - нежными, как ни у какой другой... Но стоило ли это вечности? Стоило ли это вечности в одиночестве и во тьме? Стоило ли?..
Не знаю. Все равно, ни одной земной девушке я не был нужен, а тем, которым я был нужен - не мог ответить взаимностью... А с Лилит я провел лучшие часы моей жизни.
Такой, оказывается, короткой... Подумать только! Вот сейчас мы вернемся ко мне в дом, там будем вместе еще несколько часов - и все, я умру...
Я столько не знаю в этой жизни...
Да, остались стихи, - но часть я сжег...
Да, есть еще проза, - но я ее не дописал...
Да, есть еще песни, - но их я и сам-то плохо помню...
Что-то от меня, конечно, останется. А может, и эти строки - о той, что я любил, зная, что она демон.
И еще останется многое.
А что вообще такое наша жизнь?
По сути, наша жизнь - лишь то, что мы оставляем после себя.
Теперь уже поздно что-то менять.
Мы вернулись, но она не возвращала время - еще два часа, два жарких, страстных часа, и один - чтобы дописать, чтобы выплеснуть на бумагу строки.
Я сейчас пишу с бешеной скоростью, я сам себе удивляюсь. Она снова лежит на кровати, простынею закрыты только ее ноги, и то до колен... Она не улыбается больше.
Я пишу обо всем, что знаю, ибо теперь я знаю, от чего я умру, это лежит рядом, справа от бумаги - лезвие. Я просто не смогу жить, не смогу ждать столько лет, прекрасно осознавая, что после смерти меня ждет ад. Я смог бы жить и десять тысяч лет, но только если бы Лилит приходила хотя бы раз в год... А сейчас...
Она внутри радуется - еще одна душа, душа, единственным уделом которой на земле было бы сумасшествие, еще одна душа...
Помню, был один день, когда я проклинал ту встречу, просил Бога вернуть все назад, изгнать ее из памяти и простить меня, я плакал, молился... Это был последний день, когда я молился словами, звуками. Позже я просто опускался на колени перед иконой и молчал... В такие дни она не приходила, словно бы знала, что...
А сейчас она уйдет, и я ее не увижу. Никогда...
Мне страшно.
Время снова идет.
Мне очень страшно.
Но теперь ничего нельзя изменить, будь, что будет.