Устинов Владислав : другие произведения.

Потерянные звёзды

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Великая война бушует четверть века. Старый мир сгорел в огне, охватившем Европу, и кто теперь вспомнит, с чего всё началось? Католики и евангелики, воздевая меч, ревностно взывают к небесам, но Божья воля давно исчезла в этом кровавом безумии. Солнце скрылось во мгле, а по земле бродят ходячие мертвецы и невиданные чудища - порождения злобных чар и предвестники последних дней. В хаосе войны обычный шведский офицер отчаянно пытается спасти всё то, что ему дорого, и отыскать потерянную дорогу...

ПОТЕРЯННЫЕ ЗВЁЗДЫ

   Время вздымает над нами могучие волны,
   Солнце, исчезнув в тумане, уходит бесследно.
   Слышу я звон голосов на полночных дорогах,
   Тихо и скорбно зовущих к неведомой цели.
  
   Я не забуду тебя, но сжимается сердце -
   Здесь, на пути, у которого нет завершенья,
   Снова скитаюсь один и бреду в неизвестность,
   Раненой птицей сквозь плети дождя пролетая.
  
   В ранах сожжённой земли, позабывшей о мире,
   Мы засыпаем, омытые стылою кровью.
   Знают ли звёзды, забытые нами когда-то,
   Что ожидает нас там, в багровеющих далях?
  
   Пепел больших городов поднимается в небо
   Взвинченным стоном средь тысяч витражных осколков:
   Смогут ли души, гнетомые болью и страхом,
   Вновь обрести голоса несгибаемой воли?
  
   Тёмными башнями высятся наши фигуры -
   Тени, гонимые ветром сквозь битвы и грозы.
   Миля за милей, шагаем мы в призрачном свете,
   Сквозь горизонт пробивая дорогу за солнцем.

I. ВОЙНА

  
   Капрал Нильс Стуре взвёл курок пистолета и прибавил ходу: смерть шла за ними по пятам.
   Дорожная грязь разлеталась комьями из-под ног у двух мушкетёров. Их настигали. Нильс бежал изо всех сил - чувство было такое, что широкополая шляпа с фазаньими перьями слетит в любой момент. Весь низ длиннополого синего дублета был забрызган. Левое плечо отягощало свёрнутое знамя, да ещё и приходилось держать его так, чтобы ремень мушкета не слетел, но это знамя капрал ни за что не мог бросить. Не здесь, не сейчас, не после всего, что случилось.
   Лукас Бликстен, совсем ещё юный парень с прямыми каштановыми волосами и косым шрамом через всю левую щёку, бежал рядом и шумно дышал сквозь стиснутые зубы. Такой же синий дублет, такая же шляпа, такой же мушкет - сейчас он единственный оставался с Нильсом, и капрал готов был без колебаний сложить за него голову. Резко обернувшись, мальчишка прокричал на бегу:
   - Капрал, догоняют!
   - Не верти головой, ходу, ходу! - проголосил Стуре густым баритоном.
   Нильс резко повёл усами при мысли о преследователях. Он ясно помнил, кто - что их догоняет. Следом за мушкетёрами неслись четверо живых мертвецов - четверо несчастных, обращённых в пустые, безмозглые оболочки самих себя. Умертвия появлялись тут и там уже не первый год, но только теперь шведским солдатам довелось встретиться с ними. Никто не знал, какие злые чары могли сотворить подобное, но кого ни послушай - все твердили про очевидную связь с сатаной. Одно радовало - от пуль и стали они ложились почти так же, как и обычные люди. Однако сейчас их было четверо, и, в отличие от живых, они не ведали страха и не имели рассудка, а двигало ими лишь одно - стремление убивать.
   Проклятая померанская равнина была так скудна на деревья и пригорки, что нечем было воспользоваться и получить хотя бы какое-то преимущество. Но было уже недалеко до одинокой фермы, стоявшей невдалеке от дороги. Спасительный дом не выглядел заброшенным, но намётанный глаз Нильса уже приметил разбитое окно - похозяйничали либо умертвия, либо мародёры, но сейчас они были последней заботой шведов. Оставалось только дотянуть.
   Они пробежали прямиком через большую лужу посередине колеи и взбежали на бугорок, вода противно захлюпала в сапогах. Между ними и домом оставалась только низкая изгородь. Не останавливаясь, Нильс перебросил знамя через забор и попросту навалился на него с разбегу, сломав хлипкую ограду. Перекатившись, он схватил знамя и припустил дальше.
   - Я в дверь, капрал!
   - Стоять! За мной будешь! Я смотрю влево, ты вправо, понял?
   - Так точно!
   Лукас послушно встал, приготовив ружьё. Подбежав к разбитому окну, Стуре забросил знамя внутрь и на секунду остановился, переводя дыхание. Снял с плеча мушкет, поправил фитиль на курке, а потом бросился к двери и с ходу высадил её прикладом, врываясь внутрь. Прочесал прицелом левую часть сеней - никого. В ту же секунду повернулся вправо, куда уже смотрел мушкет Бликстена - пусто. Без лишних слов юноша захлопнул дверь и задвинул засов.
   - Окно! - скомандовал Нильс. - Пали только наверняка!
   Лукас занял позицию, присев на колено. Стуре опрокинул и потащил к двери небольшой столик - стоявший на нём оловянный таз загремел по полу. Бахнул выстрел, и Бликстен отпрянул от окна с дымящимся дулом.
   - Снял одного!
   - Заряжай, я прикрою!
   Снаружи раздался хриплый гортанный рёв - умертвия, охваченные тупой яростью, жаждали крови. Дверь содрогнулась от удара, но не поддалась, в это же время другой мертвяк полез в окно. Вытащив из-за пояса пистолет, Нильс разрядил его прямо в голову ходячего трупа - тот дёрнулся и обмяк, застряв в проёме. Дверь сотряс очередной удар, раздался треск, и в вырубленной щели показалось навершие топора - очень скоро мертвяки прорвутся к ним.
   Отбросив пистолет, Стуре перехватил мушкет - Лукас уже спешно заряжал свой. Сыпанув в ствол заряд из порохового пенала на бандольере*, он полез в сумочку за пулей. Нервы подвели мальчишку - пальцы предательски дёрнулись и упустили свинцовый шарик.
   - Чёрт! - выпалил юноша.
   - Спокойно, Лукас, спокойно! Пулю внутрь, шомпол внутрь, шомпол вон!
   Тот машинально кивнул, отправляя новую пулю следом за порохом. Топоры умертвий кромсали дверь. Нильс встал напротив входа - и очень вовремя: с очередным ударом в двери появилась огромная дыра. Прицелившись, мушкетёр выстрелил и упокоил третьего мертвяка. Оставался последний.
   В ту же секунду мертвец просунул руку внутрь, отодвинул засов и распахнул дверь - капля разума в умертвиях всё-таки сохранялась. Он отпихнул столешницу и бросился на Нильса, который только и успел, что достать меч. С истошным криком мертвяк махнул топором, Стуре ушёл от удара и рубанул ему по руке - тот словно и не заметил. Яростные удары массивного топора сложно было парировать, а на мелкие раны ходячему трупу было плевать, хотя он и явно чувствовал боль. Нильс попытался достать до шеи, но мертвяк заблокировал клинок топорищем. Капрал сразу ударил ещё раз и пожалел об этом - противник отбился и махнул топором в ответ. Мушкетёр уже сделал шаг назад, но ему всё равно пришлось парировать под неудачным углом, и от силы удара меч вылетел из руки.
   Ладонь на мгновение онемела, мертвяк размахнулся для удара, а за спиной была стена - отступать было некуда. Бросившись вперёд, Стуре схватился за руки супостата, останавливая удар в зародыше. Тот заорал, брызжа слюной ему в лицо, они начали бороться, и в этот миг на мертвяка налетел Лукас, ударив прикладом в висок. Тот упал, засучил ногами, но капрал навалился на него сверху и не дал подняться.
   - В башку стреляй! - проорал он, сдавливая шею мертвяка.
   Бликстен приставил ствол к голове умертвия и нажал на спусковой крючок. Заранее зажмурившийся Нильс на пару секунд оглох от выстрела. Он почти не услышал его - странная вещь, которую он изредка наблюдал на собственном примере, когда сознание словно бы полностью отрезало звук выстрела от восприятия. Быть может, сказывалась привычка и "чутьё", выработанное за тринадцать лет войны. Так или иначе, слух вернулся, мертвяк был окончательно мёртв, а они были всё ещё живы. Нильс поднялся, закашлялся от порохового дыма, разогнал его и благодарственно кивнул подопечному. Тот возвратил жест. Вернув клинок в ножны, Стуре нахлобучил слетевшую шляпу, подобрал мушкет и наскоро перезарядил его.
   - Вы в порядке, капрал? - спросил юноша, прислонившись к стене и отдышавшись.
   - Порядок, - ответил тот, загоняя шомпол на место. - Так, ну-ка... тихо...
   Он поднял палец кверху: слух уловил что-то постороннее. Где-то в соседнем помещении, за дверью, которая сейчас была сбоку от Бликстена, скрипели половицы. Чутьё не подвело капрала, и его опасения оправдались.
   - Мы здесь не одни. Готовь оружие.
   Прежде чем он успел сказать что-либо ещё, дверь распахнулась, и на него с криком вылетел человек с шипастой дубиной в руке. Крутанувшись, Нильс двинул ему прикладом в челюсть, и тот полетел на пол. Второй нападавший вскинул ружьё и тут же упал с дырой в груди - Стуре успел на секунду раньше. Третий попытался подобрать ружьё, Лукас кинулся на него, а четвёртый, самый старший из всех - бородач с тесаком в руках - бросился на Нильса.
   Снова выхватив клинок, капрал отбил посыпавшийся на него град ударов и ловким выпадом уколол бородача в плечо. Тот сдавленно простонал. Он вряд ли был солдатом, но махал клинком на удивление хорошо для крестьянина. Первый атаковавший встал, подбирая дубинку, и присоединился к схватке, но даже вдвоём они не смогли воспользоваться своим числом. Без труда уйдя от взмаха дубинки, Стуре сместился в сторону, держа противников на одной линии, и рубанул первому по бедру, отчего тот вскрикнул и подался назад. В хаосе схватки Нильс сумел выцепить взглядом Лукаса: его противник катался с ним по полу, пытаясь заколоть ножом, и в этот самый момент Бликстен вытянул пистолет и застрелил его. Человек рухнул, как подкошенный, без крика.
   В ту же секунду бородач с тесаком атаковал, но ошибся с силой удара и дистанцией. Резко сократив расстояние, Стуре пронзил его мечом. Бородач сдавленно застонал, схватившись за рану, и повалился на пол.
   Первый стоял в нескольких шагах от Нильса с дубинкой в руках. Только теперь капрал обратил внимание, что это был совсем ещё молодой парень - не старше Лукаса, но весьма крепко сложенный. Весь рот у него был в крови от удара прикладом. Капрал двинулся на него и увидел страх в его глазах. Парень в ужасе попятился, а мгновением позже выпустил из рук оружие, отступил к стене и, забившись в угол, вскинул руки в умоляющем жесте:
   - Не убивайте! Сдаюсь! - пролепетал он. Стуре вытянул клинок в его сторону и подошёл вплотную.
   - Что, грабите, пока хозяев нет? - процедил он. - Хотели пришибить парочку солдат и поживиться, да?!
   - Не надо! Не надо, пожалуйста, не убивайте! - прокричал парень, срываясь на фальцет.
   Нильс продолжал смотреть ему в глаза. Спрятав перепуганный взгляд, парень закрылся руками, дрожа, как осиновый лист. Осознание близкой смерти в полной мере объяло его, и спасения от неминучего ужаса попросту не было. Он судорожно дышал, как загнанный зверь, как самый жалкий на свете комок сдавших нервов и чувств. Мушкетёр опустил меч.
   Лукас стоял наготове и внимательно наблюдал за ситуацией: он был готов в любой момент прикончить раненого бородача. Последний даже не пытался сопротивляться - рана была тяжёлой. Переглянувшись с подопечным, Нильс покачал головой и снова повернулся к пареньку. Тот только теперь кое-как взял себя в руки и поднял на мушкетёра несмелый взгляд.
   - В доме больше никого? - спросил Стуре.
   - Никого, - парень покачал головой.
   - Убирайся, пока цел. Живо.
   Юноша покивал, тяжело дыша.
   - Батю... - он обратил взгляд на бородача. - Батю разрешите забрать.
   - Перевяжи и забирай. Чтоб духу вашего здесь не было.
   Он выполз из угла и насилу поднялся, стоная. Раненое бедро продолжало кровоточить, но о себе парень даже не думал: доковыляв до отца, он разорвал подол рубахи и принялся его перевязывать. Глянув на Лукаса, Нильс указал кивком на происходившее, и тот понял его без слов, бросившись помогать. Стуре проверил оставшихся двоих: они были мертвы. Обратив взгляд на проход во внутренние помещения, Стуре заметил тяжёлый мешок: теперь у него не осталось сомнений, что это были грабители. Он был уже практически уверен, когда заметил оружие, но лёгкое опасение продолжало сверлить его совесть вплоть до этого момента.
   Оружие тоже было характерным: дубинки, ножи, один хороший тесак и одно охотничье ружьё на всех. Это были не профессиональные убийцы. Это были обычные крестьяне, которых нужда и алчность толкнули на то, чтобы ограбить собственных соседей, едва тем пришлось покинуть дом. Нильс почти наверняка видел этих соседей сегодня несколькими часами ранее - им пришлось бежать, спасаясь от внезапно пришедшей нежити. Для полной картины не хватало только солдат, которые убьют всех и сами поживятся награбленным. И в глазах неудачливых грабителей именно Нильс с Лукасом и были этими солдатами. Два шведа, которыми немецкие матери уже пугали детей - два шведа, которые придут, разграбят дом и сожгут его.
   Проклятая война. Она никогда не менялась.
   Вытерев клинок и загнав его в ножны, Стуре спокойно зарядил мушкет с пистолетом. Закончив с перевязкой собственной ноги, парень помог отцу подняться и, толкнув изрубленную дверь, шагнул за порог.
   - Спасибо... - проговорил он. - Спасибо.
   Нильс хотел что-нибудь ответить, но не смог подобрать слова и просто проводил их взглядом. Заглянув в мешок, он увидел там серебряную посуду, столовые приборы, медные подсвечники и ещё кое-какую мелочь. Всё это можно было весьма выгодно продать и прожить на вырученные деньги месяц-другой. При желании даже на славу покутить. Вздохнув и покачав головой, капрал потянул за шнур, затягивая мешок, и поставил его у печи, оставляя хозяевам. Если они вообще вернутся.
   Когда он вышел в сени, Лукас присел у стены и прислонился к ней, закрыв лицо рукой. Тяжело вздохнув, он потёр пальцами глаза и слабым голосом проговорил:
   - Зачем... Капрал, зачем им всё это?..
   - Даже не спрашивай, - угрюмо ответил Нильс.
   - Я не хотел, я честно не хотел их убивать... Зачем...
   Юноша провёл ладонью по лицу и, прикрыв глаза, запрокинул голову. Черты его лица исказились от тяжести переживаний. Горячка боя схлынула, и всё произошедшее - вся погоня, вся битва за жизнь, все убийства - навалилось полным грузом. Нильс прекрасно знал, что чувствует сейчас подопечный: он и сам не раз был на его месте. Капрал уже давно загрубел и стал менее чувствителен ко всем ужасам войны, но даже теперь, после тринадцати лет, он иногда так же переживал по поводу особенно тяжких событий. Особенно когда вдобавок к ним приходили некстати ожившие воспоминания.
   Однажды - кажется, в прошлой жизни - когда он был студентом в Уппсале, один профессор сказал ему, что даже самая злая душа не может вечно выносить зверства и насилие, и рано или поздно даже она начнёт ощущать их вес. Тот профессор явно возлагал слишком много надежд на человеческую совесть, но в чём-то, по-видимому, он был прав.
   Вздохнув, Нильс присел рядом с Бликстеном и положил ему руку на плечо.
   - Всё хорошо, Лукас. Мы защищались.
   Юный мушкетёр молча покивал, не открывая глаз. Он выглядел абсолютно вымотанным. С минуту Стуре просто сидел рядом с ним, выказывая молчаливое участие. Сейчас Лукасу именно это и было нужно. Капрал отцепил от поясного ремня флягу с водой и молча протянул её мальчишке. Тот ответил благодарным кивком и сделал затяжной глоток.
   - Отдохнём здесь чутка и двинем дальше, - произнёс Нильс. - Надо будет трупам головы отрубить и снести их отсюда.
   - Да. Хозяева же вернутся... им здесь ещё жить.
   - Я пойду раздобуду воды. Посиди пока и посуши башмаки.
   - Есть, капрал, - прошептал Лукас, и на его лице появилась вымученная улыбка.
   Стуре похлопал его по плечу и поднялся. Прошагав к свёрнутому знамени, он поднял его и бережно примостил в углу. Потом вышел на улицу, вдохнув свежего воздуха полной грудью. Низкое небо встретило его пасмурной серостью.
   В первую очередь он убедился, что никакой угрозы в округе больше не было. Заприметив открытую бочку у входа, мушкетёр подошёл к ней и, сняв шляпу, умылся прохладной водой. Зачерпнув её ковшиком, он плавно выпил всё содержимое, и эта вода показалась ему в тот момент самой прекрасной вещью на свете.
   Опершись о края бочки, Нильс уставился на своё отражение, подёрнутое рябью. Когда вода успокоилась, на него из-под слегка нахмуренных бровей глядели синие глаза на серьёзном, даже суровом лице. Длинные соломенные волосы почти до плеч слегка свешивались книзу, а дополняли образ густые усы.
   На некоторое время он ушёл мыслями в себя, глядя как бы сквозь отражение. Воспоминания в его голове зашевелились и разбередили душу - как он и опасался. Слишком свежо было потрясение. Почти отрешившись от происходящего, Нильс начал вспоминать события сегодняшнего дня и то, как они вдвоём очутились здесь.
  

***

  
   Сотни солдатских ног шагали по опалённой земле. Нильс вглядывался в горизонт без особой надежды: маршируя под свинцовым, враждебным небом, шведские воины шли в грозовую даль, не сулившую ничего, кроме бесславной гибели.
   Они шли, невзирая на дурную погоду, и кутались в серые дорожные плащи, спасаясь от пронизывающего ветра, необычайно холодного для июньской поры, даже здесь, на равнинной Померании, обдуваемой стылым остзейским воздухом. Над растянутым строем трепетали большие тёмно-синие полотнища: знамёна Вестерботтенского полка и флаги с гербом шведского королевства. Три золотых короны и такого же цвета лев, повторяя друг друга крест-накрест, примостились по четыре стороны от большого жёлтого креста, в центр которого был помещён полосатый щит с золотой же вазой - символ правящей династии.
   Мушкетёры в синих дублетах и с ружьями на плечах прятали под плащами бандольеры с пороховыми пеналами, их широкополые фетровые шляпы слегка намокли от мелкого дождя. На отдельных мушкетах светились тусклыми огоньками тлеющие фитили, пикинёры почти поголовно были в кирасах и шлемах, лоснившихся матовым блеском. Числом их было намного меньше, чем стрелков. Редкие алебарды над строем выдавали сержантов и охрану полкового знамени.
   В арьергарде, гремя колёсами, тащилась полковая артиллерия и обоз с некомбатантами. Прислуга, маркитанты, солдатские жёны, даже дети - все они тянулись хвостом с небольшим охранением, укрываясь под навесами повозок. Тем же, кому не хватило места, оставалось лишь терпеть да ругаться на непогоду. Майские ливни превратили дороги в грязное месиво, а иной раз и вовсе приходилось пробираться по маленьким озёрам, после чего обсушивать ноги у костра на привале и сокрушаться над портящейся обувью.
   Шёл 1643-й. Эта война длилась не год и не два, и многие из солдат родились уже после её начала. Пять пятилетий бушевала бойня, охватившая Европу, и конца кровопролитию видно не было. Немногие знали и помнили о настоящих причинах войны, да и немногим до них было дело: шведская корона всегда нуждалась в боеспособных пешках. Кто-то наслушался пропаганды, кто-то не верил ей, но всё же был убеждён, что воюет за правое дело. Многим было всё равно, и они просто хотели пережить войну и вернуться домой, к родным очагам. А пытливые и повидавшие виды догадывались обо всём, но всё равно шли воевать, ибо таков был их солдатский долг.
   Нильс Стуре был из последних. Он давно не питал иллюзий насчёт того, зачем они были здесь, и за годы службы видел слишком много, чтобы и дальше верить в бред про то, что "евангельское воинство" вершило божью волю. Боевой офицер, разжалованный в капралы, и верный солдат, он мечтал о том дне, когда увидит конец войне, а до тех пор поклялся делать всё возможное, чтобы его боевые товарищи дожили до этого дня. Всё, что зависело даже от капрала.
   Отпрыск младшей, обедневшей ветви некогда сильного рода, потомственный военный, он происходил из Даларны, где его дед, Аксель Стуре, осел ещё в прошлом веке. Два фазаньих пера венчали его широкополую шляпу. В качестве обуви он носил добротные, прочные сапоги, в отличие от большинства солдат с их башмаками, чем смахивал скорее на офицера, но в остальном был одет точно так же. На плечо был заброшен отличный голландский мушкет с фитильным замком, а пояс слева оттягивали ножны с мечом.
   Он задрал голову кверху, подставляя лицо каплям дождя. Полыхнула вдалеке очередная вспышка, и гром докатился лишь приглушённым раскатом. Раскинувшаяся вокруг равнина, пересечённая пятнами лесов и перелесков, представляла собой мрачное и печальное зрелище. Сейчас отряд проходил мимо заросших полей, давно заброшенных, и на мили вокруг не было видно ни души. Чуть вдали маячили тёмные силуэты домов и деревенская церковь с обвалившимся шпилем. Нильс тщетно пытался разглядеть хотя бы один дымок из трубы: здесь уже давно никто не жил. Было видно, что по этой земле прокатилась война - возможно, не один раз, и всё это было слишком знакомо. Тринадцать лет он провёл на этой войне. Тринадцать лет ходил по немецкой земле, проливая свою и чужую кровь, и везде видел одну и ту же картину запустения и разрухи.
   - Н-да... - выдохнул молодой человек, шагавший рядом. - Страшно это всё. Земля как будто истосковалась по солнцу.
   Нильс помедлил с ответом.
   - Как и все мы. Поэзия тут даже уместна.
   - Ты пока так и не дописал то стихотворение?
   - Нет. Не знаю, когда соберусь дописать.
   Нильс снова устремил взгляд к тяжёлым тучам. Эти слова для них обоих несли особый смысл. Мушкетёр знал, что когда эти тучи уйдут, и гроза утихнет, они всё равно не увидят солнце. Настоящее, сияющее солнце на чистом голубом небе, а не мутное пятно, укрытое серой пеленой, протянувшейся до самого горизонта. Он всё ещё явственно помнил те холодные дни, когда эта тень налетела с востока, расползаясь по небу щупальцами туманной завесы, а потом закрыла собой весь небосвод. Многие увидели в этом очередное знамение, и поначалу люди надеялись, что завеса уйдёт, но она никуда не исчезла. Не слишком многое изменилось. Солнце всё так же освещало и согревало истерзанную землю, но звёзды пропали, и корабли в средиземных и северных водах больше не могли по ним ориентироваться. Только на западе, над океаном, завеса рассеивалась, но мореходы говорили, что с каждым годом она медленно продвигается дальше. И с каждым годом погода неуловимо, едва заметно становилась холоднее. Но было ли это связано с завесой, Нильс не знал.
   - Октябрь тридцать шестого, тогда ведь началось? - спросил его товарищ.
   - Да. Ты же тогда ещё в Уппсале был?
   - Верно.
   - Скоро будет семь лет. Ещё десяток, и вырастет поколение деток, которые не будут понимать, почему родители говорят, что небо - синее.
   - А ещё лет через сто оно вообще останется только в сказках. Как и звёзды. И много чего ещё. Как знать, может, это всё действительно знамения свыше.
   Мушкетёр невесело усмехнулся.
   - Только не говори, что пора перечитывать "Откровение Иоанна".
   - Может, и стоит. Когда имеешь дело с метафорами, надо читать между строк. Возможно, мы действительно застали начало конца.
   - Ты меня знаешь, я не особенно верю в такое.
   - Мы не можем знать наверняка. Ни ты, ни я. Но я верю, что Господь неспроста ниспослал всё это.
   Нильс поморщился. Потом посмотрел на своего друга как бы недоверчиво. Тот ответил ему лёгкой улыбкой.
   Юхан Хаммаршельд выглядел моложе своих лет, на первый взгляд он вовсе мог показаться юношей. Большие серые глаза, веснушки на щеках, золотистые волосы, собранные в короткий хвост, и характерная добрая улыбка - в полку он слыл первым симпатягой. На плече он нёс длинное древко со знаменем полка. Так ему полагалось по званию и по должности: будучи фенриком, самым младшим офицером в армейской иерархии, он отвечал за полковое знамя и сам был знаменосцем.
   Они с Нильсом были давними друзьями. Как и Стуре, Юхан уже успел понюхать пороху, но был менее опытным, чем его товарищ - в армию он подался несколько лет назад, а войну увидел и того позже. Сам он был младше Нильса на пять лет.
   - Ну, четырёх всадников мы уже однозначно повидали, - констатировал Стуре. - Война, голод, чума и смерть, всего в достатке, так ведь между строк надо читать?
   - Именно. Просто... такого ведь ещё никогда не было. Не с таким размахом. Ты подумай: двадцать пять лет, и ни года без войны. И с каждым годом всё больше, и больше, и больше - это же безумие какое-то. Даже султан привёл свои войска! И кто тебе скажет, что в следующем году не ввяжутся Польша или Москва? Или Венеция? И потом, эта завеса... и та комета в восемнадцатом... я не думаю, что это всё просто так.
   - Войны всегда были, есть и будут, и этого не изменить. Весь ужас, который тут творится - это страшно, очень. Но поверь, это не страшнее того, что творилось под стенами Трои или в войнах Английской короны с Французской. Наш род, дружище, на редкость изобретателен по части смертоубийств и страданий. А что до кометы, то, как по мне, если бы она реально была предвестницей войны, она озаботилась бы явиться пред наши светлые очи до её начала, а не тогда, когда она уже началась. Не спорю, появилась она очень вовремя, но иногда небесные явления - это просто небесные явления, предмет астрономии, и не более.
   - Даже завеса? А одержимые или... - он осёкся. - Ну, те, про кого докладывал Вернекен? Этому тоже есть обычное объяснение, ты так считаешь?
   - Я знаю одно - и тех, и других я могу положить из мушкета или алебардой зарубить.
   - Уходите от вопроса, герр Магнуссон, - снова улыбнулся знаменосец.
   - А вы, герр Педерссон, пытаетесь во всём увидеть провидение, - в тон ему ответил Стуре, усмехнувшись. - Правда в том, что объяснение есть у всего. Обычное или нет - это уже совсем другой вопрос, но оно есть. Просто далеко не всегда оно очевидное и понятное. И в каких-то вещах мы не можем знать всё, не можем видеть всей картины. Вот когда командир даёт тебе приказ, ты ведь не обязательно всегда понимаешь, почему приказ именно такой, и даже если тебе он кажется бредовым, может статься, что на деле он очень даже обдуманный и грамотный. Просто потому что командир видит то, чего не видишь ты. Пример грубый, но я к чему: когда ты увидишь то, чего не видел раньше, внезапно непонятные вещи обретают большой смысл. И с той же завесой: раньше вообще думали, что земля плоская, а звёзды к небу приколочены.
   - Многие до сих пор так думают, - отметил Юхан, и оба товарища хохотнули.
   - Ну да, ну да. Это я к тому, что мы не сразу можем познать какие-то вещи, на это нужно время. А пока мы их не понимаем, всё, что остаётся - это строить догадки, а они частенько очень уж ненадёжны.
   - Но, кстати, без догадок тоже сложно. Это ведь тоже способ подумать о чём-то, попытка объяснить, так ведь? И со временем из догадок могут вырасти вполне стройные объяснения.
   - Что верно, то верно, - мушкетёр поёжился от налетевшего ветра и плотнее закутался в плащ. - И кто знает: может, завеса - это очередная штука, с которой мы ещё не сталкивались. Может, именно ты правильно догадываешься, а может, и нет. По большому счёту, неважно, знамение это или просто природное явление - мы пока не можем знать наверняка, но объяснение у этой бодяги точно есть.
   Юхан медленно закивал, обдумывая сказанное.
   - Да, ты прав. На этот счёт ты прав. Но ты вот о чём подумай, - он немного понизил голос. - Ладно там больные звери. Но все эти беспокойные кладбища, умертвия, да ещё и нападающие на людей... Это ведь явно что-то запредельное. Человек такого сделать не может, правда ведь? Это не людских рук дело, не может оно им быть.
   - Чёрт его знает, - ушёл от ответа Нильс, протяжно вздохнув. Лицо его помрачнело. - Знаешь, за что я люблю род человеческий? Мы так чертовски хорошо умеем сваливать всякое дерьмо с собственных плеч на кого-нибудь ещё. На дьявола, на Бога. Дрянь всё это. На самом деле я думаю, что кто-то за этим стоит, но кто - и как они это делают - ума не приложу. А знаешь, в чём вся ирония? В том, что если за этим реально стоят люди, то ты же понимаешь, что это будет значить для всех? И что произойдёт тогда?
   - Да. Все посчитают, что чёрная магия действительно существует. И тогда снова начнётся истерия с ведьмами, колдунами и этими... позорными судилищами. Уже началась, наверное.
   - Вот именно. И поверь, я правда буду рад, если мертвяки, встающие из могил, действительно вдруг окажутся происками дьявола. Ровно по этой чёртовой причине.
   - Что ни говори, - вздохнул Юхан, - но это мы умеем очень хорошо. Всё упрощать и искать виноватых. Даже если люди к этому непричастны, охотники на ведьм всё равно найдутся.
   Они замолчали на короткое время: сказанное нелёгким грузом осело в голове Нильса, и он чувствовал, что его друг ощущал то же самое. Человек образованный и весьма неглупый, Юхан был тонкой, чувственной натурой и, возможно, поэтому иногда прятался за стеной романтизма там, где Стуре предпочитал принимать действительность такой, какая она есть. Потому что так было легче. Потому что это помогало не сойти с ума.
   Повстречав на пути очередную лужу, Нильс чуть разбежался и перепрыгнул её, чтоб не намочить обувь. Юхан же аккуратно обошёл её по краю, и они оба продолжили топтать сапогами дорожную грязь. В конце концов знаменосец набрал воздуха и заговорил уже вполне обычным тоном:
   - Но вообще, carissime Nicolae, давайте посмотрим на это с такой стороны: даже если это всё творят обычные смертные, то они совершают это по причине злых помыслов. Которые, в свою очередь, происходят от тьмы в их душах. Так что технически это всё равно происки дьявола.
   Нильс ухмыльнулся: Юхан разряжал обстановку, и мушкетёр подыграл ему. Он характерно искривил губы и закивал.
   - Да, действительно, друг Iohanne: выходит, дьявол воистину сам творит эти злодеяния, но посредством рук людских, - произнёс он с напущенно-умным видом, и Юхан закивал с точно такой же физиономией. - Экий хитрец.
   Он увидел краем глаза, как шедший чуть сбоку мушкетёр, невольно подслушавший их разговор, перекрестился, и это заставило Нильса улыбнуться ещё шире.
   - Видите, Nicolae? Я знал, что хоть в чём-то мы сойдёмся.
   - Как же я всё-таки не люблю наши имена на латинский лад.
   - Эх, я слишком испорчен нашей уппсальской alma mater. Глядишь, только служба и выбьет из меня эту дурь.
   - Держи карман шире! Осталось только вспомнить те рассуждения про бесов и ружья. Слыхал? - Нильс поднял палец кверху и комично сдвинул брови. - Оказывается, пули криво летают потому, что в мушкетных стволах бесенята селятся!
   - Ну так они любят там, где припекает!
   Они оба звучно рассмеялись. Успокоившись, Юхан продолжил разговор:
   - Ты извини, что опять перевожу тему на... не очень приятные вещи, но... я хотел тебя спросить, - он снова понизил голос, чтобы шагавшие следом солдаты не могли различить слов. - Как там движется дело с твоим разжалованием?
   Нильс буднично пожал плечами. Ещё год назад, когда начиналась вся эта история, ему бы, наверное, стало весьма невесело. Сейчас же он просто принимал свершившееся как факт.
   - Пока непонятно, - ответил он негромко. - Наверное, никак. Весной мне писал полковник Ульфспарре и говорил, что пойдёт к фельдмаршалу с этим.
   - К Лесли?
   - Да. Дескать, теперь, когда его брат почил в бозе, никто не будет мешать моему восстановлению. Ещё недавно писал всё тот же Вернекен, говорил, что, мол, про моё дело разговаривают там, в верхах. Но в остальном пока глухо. Никаких слушаний не намечается. Сомневаюсь, что мной займутся в этом году, да и вообще...
   Он покачал головой и не договорил. Юхан лишь понимающе кивнул и сам затих, отвернувшись. Нильс был весьма благодарен своему другу: он не заводил разговоры про "дело Стуре" и не обсуждал его ни с кем, кроме самого "фигуранта". И очень правильно делал: в полку и так уже все знали про опального капитана, которого разжаловали в капралы за то, что ему хватило наглости крутить роман с сестрой адмирала, обещанной кому-то ещё, для проформы привинтив к этому делу статью за богохульство из армейского устава. После чего зашвырнули из родного Даларнского полка в Вестерботтенский, и теперь опальный офицер служил простым мушкетёром в полку, половина которого сидела в родной провинции на севере и никогда не видела войны, а другая половина была раскидана по северогерманским гарнизонам - её отправили в бой лишь два года назад для скоротечной войны с Данией. По сравнению с даларнцами, закалённой в боях элитой, чьи знамёна побывали почти в каждом крупном сражении, полк был отнюдь не самым привлекательным для офицеров. Теперь же их снова перебрасывали на Одер для гарнизонной службы - протирать штаны где-нибудь в Штеттине или Франкфурте, и неизвестно было, доведётся ли им вообще встретиться с противником. Даже не считая самого факта разжалования, перспективы для дальнейшей карьеры были не слишком радужными.
   За тот год, что он провёл с вестерботтенцами, к Нильсу успело прилипнуть уважительное прозвище "Капитан": его большой опыт помогал солдатам справляться с ежедневными военными тяготами и выживать в бою, и они успели сродниться с ним. Сам Нильс это прозвище не одобрял: оно вызывало путаницу и заставляло старших офицеров смотреть на новоприбывшего капрала искоса и с неодобрением, поэтому он сам приложил усилия к тому, чтобы солдаты прекратили его использовать. Тогда кто-то находчивый заменил "Капитана" на "Шкипера". В одном из разговоров с Юханом Нильс мрачно пошутил, что теперь новички будут думать, будто его к ним сослали из флота.
   Очередной порыв ветра взметнул спокойно колыхавшееся синее знамя над плечом у фенрика, и Стуре невольно засмотрелся на эмблему полка. Белый златорогий олень в окружении снежинок-звёзд, обрамлённый двумя раскидистыми ветвями лавра, повязанными у основания золотой лентой. Юхан перебросил древко на другое плечо и опустил его пониже, чтобы оно не развевалось на ветру.
   - Ты ведь хотел бы вернуться? - снова негромко спросил он.
   - Хотел бы. Но мне и здесь неплохо. Ребята хорошие, из них выйдет толк. Единственное, о чём жалею - так это о том, что я больше не могу быть рядом с теми, с кем служил в Даларнском. Не могу им ни помочь, ни совет дать, ни сделать так, чтоб они не погибали понапрасну. Я и здесь буду всё это делать, но... такие вещи просто так не забываются. Под тем знаменем я был при Брейтенфельде, Лютцене, Виттштоке, всего не перечислить. И там осталось много хороших друзей и просто ребят, которые мне небезразличны.
   - Ты держись. Здесь ты нужен не меньше. Но я тебя понимаю.
   - Мне только это и остаётся.
   - Она ведь стоила того?
   - М-м?
   - Сесилия.
   - Да.
   Он живо вспомнил этот образ, ярким огнём выжженный в его памяти. Густые пряди светло-золотистых волос, приоткрывавшие бледный лоб и собранные сзади в пучок, острый нос и длинная линия губ, сложенных в грустную улыбку. Платье из синего бархата и такого же цвета глаза - пронзительные и умные. Сесилия Ульфспарре с ходу завоевала его сердце, и история их любви длилась несколько лет, прежде чем оборвалась на неожиданной ноте.
   Эта любовь имела все шансы, но Сесилия была уже обещана другому своим старшим братом и опекуном Оке. И когда последний узнал о романе сестры с даларнским капитаном, он не замедлил ответить жестоко и безжалостно: даже Эрик Ульфспарре, средний брат и командир Нильса, не смог их защитить. Оке был вице-адмиралом и имел прочные связи в армейских верхах и в Военном совете. Стуре разжаловали, а Сесилии указали на её место. Но конец всей истории был поистине плачевным: Сесилия пропала без вести по дороге на собственную свадьбу - в нападении на её экипаж погиб весь эскорт. С той поры её так и не отыскали. Оке же нашёл свой конец в морском сражении, когда датский пушечный снаряд угодил в крюйт-камеру его галеона.
   Нильс готов был пережить разжалование, готов был даже лелеять надежду на то, что их любовь будет спасена. Но он оказался совершенно не готов к тому, что его любимого человека просто не станет. Их разрыв причинил Нильсу великую боль. Но исчезновение Сесилии оставило дыру у него в сердце - мушкетёр был уверен, что она погибла. И никакая надежда не могла унять ту всепоглощающую тоску, которую он носил с собой, скитаясь по военным дорогам. Но показывать её кому-либо, кроме Юхана, Стуре не хотел: он всё ещё был на войне, и рядом с мушкетёром были люди, чья жизнь от него зависела. И подводить их лишь потому, что горечь съедала его живьём, он не намеревался.
   - Жалею, что так и не довелось познакомиться с ней. Какой... Какой она была, Нильс?
   Мушкетёр ответил не сразу. Печальная улыбка появилась на лице, когда воспоминания хлынули в его мысли.
   - Свободолюбивой. Этого у неё было не отнять. И остроумной - за словом в карман не лезла.
   Юхан кивнул в ответ. Улыбка медленно исчезла.
   - Наверное, я никого в своей жизни не любил настолько сильно и уже не полюблю, - сказал он и взял тяжёлую паузу. - Жаль, что она погибла.
   - Не говори так, друг, - знаменосец тронул его за плечо. - Ты ведь сам рассказывал, что там всё было непонятно. Может, её просто похитили и держат до сих пор где-нибудь.
   - Полгода уже прошло.
   - Это не так много. Да и слишком похоже на похищение: всегда ведь нападают где-нибудь в глуши и вырезают всех, кроме нужного человека. Обычные разбойники, может, и не замахнулись бы на сестру адмирала, но вдруг это кто-то влиятельный? В конце концов, её так или иначе не нашли среди мёртвых.
   - Там слишком много непонятного. И непохоже на людей. Я боюсь, что её не нашли не потому, что она похищена.
   - Но ты ведь сам говорил, что мы не можем знать наверняка. Пока не увидим всей картины. И ты можешь не знать, что именно произошло, и строить догадки на основе того, что есть. Но никогда не стоит терять надежду.
   Нильс молчал несколько секунд, уставившись в пространство неподвижным взором. Ему нужно было в полной мере прочувствовать сказанное.
   - Да. Ты всё удивительно верно говоришь. Спасибо.
   Юхан молча улыбнулся ему. Нильс вытянул вперёд раскрытую ладонь: дождь незаметно прекратился. Постепенно изгоняя у себя из головы мрачные мысли, мушкетёр прислушался к разговору солдат, который уже некоторое время шёл чуть позади:
   - Чёрт, вот я всё равно не уйму: кто-нибудь объяснит мне, почему мы должны сидеть на жопах в этом сраном гарнизоне?
   - Смотрите-ка, Фогелю повоевать захотелось. Думаешь, они тебя генералом заделают?
   - Да я не о том, ёлки-палки: мы с датчанами своё отвоевали, а теперь что? Если мы в армии не нужны, то на кой чёрт за стенами без толку просиживать? Лучше б домой отправили.
   - Фогель, ты дубина, - заявил скрипучий, легко узнаваемый голос: это был алебардист Фритьоф Старк, один из охранников полкового знамени. - Ты думаешь, в гарнизоне сидеть - это как дома? Армия ушла - а кто, по-твоему, будет за дорогами следить? Кто будет обозы с припасами охранять? Или эти самые обозы собирать и отправлять, раз уж на то пошло? Или прикажешь, чтоб те из самого Стокгольма жратву доставляли?
   - Больно много ты понимаешь! Как будто этим наёмников напрячь не могут.
   - Дубина ты, говорю я тебе. Тут понимать надо: как армия воевать уйдёт, так по дорогам сразу начнут шляться всякие вражеские отряды, лазутчики, разбойники и прочие грязные немытые твари. Которые будут грабить, мосты сжигать и подъедать то, что врагу не положено!
   При этих словах Нильс с Юханом переглянулись с широченными улыбками на лицах: они еле сдерживали смех.
   - Ага, а из этих наёмышей половина сами разбойники, ещё чего доброго сдадут город врагу, - поддакнул четвёртый солдат.
   - Ну да, ты поди это скажи ребятам из Альтблау или ливонцам каким-нибудь, я на тебя посмотрю.
   - Ну ты сравнил! - продолжал Фритьоф. - Эти-то матёрые, про них спору нет. А ты, Фогель, пойми: вот будет сидеть в городе какой-нить вшивый полк, понабранный из какой-нибудь глухомани, в котором половина это перевербованные имперцы, и придёт к ним вербовщик католический и скажет такой: "Давайте с нами, мы вам больше денег заплатим!" А как наступят холода, там куча солдат дезертирует на хрен, один чёрт домишко рядом, ищи их потом свищи. А шведский солдат - он куда дезертирует, а? Если он не дурак, конечно.
   - Но всё равно, смотри: не легче сразу большую армию собрать и навалять этим имперцам по самое не горюй? Чтоб дойти уже до этой их столицы и закончить эту войну с концами. А то тянется и тянется.
   - Размечтался! А кто столько голодных ртов кормить будет?
   - Фогель, вот ты представь, - вмешался ещё один мушкетёр, Олле Хедлунд. - Вот ты видел, сколько Фритьоф ест? Это троллево отродье жрёт за двоих. Чтоб на него еды напастись, нужна целая повозка, которую будет лошадь тащить, а то и две. А лошади - совсем прожорливые твари, жрут ещё больше, и без них ты никуда не уедешь, хоть ты тресни. И если собрать армию тыщ в сто вот из таких вот фритьофов и на каждого добавить по лошади, да ещё всяких кузнецов, прачек, кухарок, потаскух и прочих мальчиков на побегушках - да такая армия не то что всю еду, они всех людей по дороге живьём сожрут и травкой закусят.
   По строю солдат прокатился смех. Фритьоф продолжил вещать:
   - Вот именно! А в стране и так уже жрать нечего, разорили чай всё за двадцать пять лет. Шкипер вон говорил, где-то ещё ничего, а где-то бедняги еле-еле справляются. Да и где ты квартир на такую толпень напасёшься, особенно на зиму? Так что ты, Фогель, не думай: в гарнизоне сидеть - это надо охранять дороги, мосты, реки, провизию собирать, всякие мелкие отряды в дупель драть, чтоб неповадно было, лазутчиков ловить. Сиди и смотри в оба. Целая наука!
   Юхан, всё так же широко улыбаясь, одобрительно покачал головой.
   - Вот видишь, не только в нашей с тобой alma mater чему-то учат, - произнёс он. Нильс, сдержав смешок, набрал в лёгкие воздуха, и заговорил громко, чтобы его слышали солдаты сзади:
   - Капрал Старк очень правильно всё излагает! Остальным стоит к нему прислушиваться: ваш товарищ демонстрирует высокое понимание стратегической ситуации и военных премудростей в условиях ограниченных ресурсов.
   - Шкипер, а вас таким словам в Уппсале научили? - послышался низкий, хрипловатый голос Олле.
   - Никак нет! Умные словечки - это дело наживное, побудешь здесь с моё - сам научишься. А военную науку понимать - главное иметь голову на плечах, вот как у Фритьофа. У нас, Олле, в шведском королевстве всё просто: если хочешь стать нотариусом или звездочётом - езжай в Уппсалу. Хочешь в политику - тебе дорога в Стокгольм. А хочешь поднабраться житейской мудрости - поживи год-другой где-нибудь в глубинке Даларны или даже вот в Вестерботтене. Армия, впрочем, тоже сойдёт.
   - Это вы, капрал, ещё наших морозов не видели! У нас на севере зима злющая!
   - Тем лучше! На хорошем морозе дурь из башки выветривается!
   Солдаты сдержанно рассмеялись. Повторно оглядев округу, Нильс повернул голову к товарищу:
   - Ладно. Я пойду пока проверю ребят. Потом договорим.
   - Бывай, Нильс.
   Капрал ободряюще улыбнулся и легонько толкнул Юхана в бок, тот ответил ему тем же. Затем Нильс отстранился от товарища и просто остановился на дороге, обернувшись на шагавших следом солдат. Обменялся взглядами с Фритьофом - высоким, мощным детиной с густой рыжей бородой, который коротко кивнул ему. Следом шагали мушкетёры, в том числе из взвода Нильса: по уставу в подчинении капрала находились двадцать три человека, по факту - семнадцать. Их половину полка потрепало на войне с Данией, и сейчас по дороге шагало меньше четырёхсот солдат, а пополнение им до сих пор не прислали. Выждав ещё несколько мгновений, Нильс двинулся параллельно со своими ребятами и вытянул руку в их направлении:
   - Бьёрк, Фогель, подпалите фитили соседу и погасите свои. Меландер, Хассель, ваш черёд. Хедлунд! Подойди сюда.
   Курчавый светловолосый мушкетёр, носивший бородку с бакенбардами, отделился от строя и подбежал к Стуре. Цепкий взгляд капрала сразу заметил проблему: башмаки и нижняя часть чулок у Олле были насквозь промокшими, а подошва находилась в плачевном состоянии. Обычно сосредоточенное и решительное, лицо Хедлунда, этого матёрого тридцатилетнего мужика и одного из самых надёжных солдат в полку, было сейчас воплощением растерянности.
   - Что с обувью?
   - Да прохудилась, Шкипер, - буркнул Олле и тихо выругался.
   - Почему молчал? Ты мне здоровый нужен, а не с простудой.
   - Да не хотел... я не хотел из-за пустяка. Я крепкий, не заболею.
   - Крепкий-крепкий, а молчишь, как нашкодивший юнец? - рука Нильса уже лезла в висячий карман за подкладкой дублета. - У кого-нибудь запасные есть?
   - Никак нет.
   - Ладонь раскрой, - тихо приказал Стуре.
   На лице Хедлунда отразилось явное непонимание.
   - Руку дай, говорю.
   Олле подчинился, и Нильс тут же незаметно вложил в его ладонь несколько серебряных монет.
   - Значит так, живо дуй к обозу, скажешь квартирмейстеру, что капралу Стуре требуется пара хороших фитилей. Чтоб не промокали. И что капрал за них будет очень благодарен. Понял?
   - Шкипер, да ты что, - растерялся Олле. - Да я же...
   - Давай-давай. Фитили не ждут. Возвращать не нужно, и никаких возражений, а с остальными молчок про это. Давай. И не попадайся на глаза Раску.
   - Спасибо, Шкипер, - Олле не смог сдержать улыбки. - Я мигом!
   - Как встанем на привал, сразу ноги сушить! - Нильс погрозил пальцем ему вслед. Потом устроил мушкет на плече поудобнее, сблизился с остальными и чуть сбавил шаг, пока не поравнялся с Лукасом. Прибывший в прошлом году вместе с небольшим пополнением, мальчишка получил солдатскую фамилию от своего погибшего предшественника Йорана, который слыл умением стремительно заряжать мушкет и метко стрелять. Это, в свою очередь, наложило на него определённые ожидания, которым Лукас пока не мог соответствовать в силу неопытности. Тогда Нильс, сам превосходно обращавшийся с мушкетом, принял над парнишкой молчаливую опеку, чтобы помочь ему справляться с трудностями. А заодно и натренировать его: нужно было сделать так, чтобы он стал лучше и сам добился уважения соратников. В итоге уже во втором бою Бликстен проявил себя с совсем неожиданной стороны: во время штурма укреплений на Фюне он бросился врукопашную на двух датских солдат и тем самым спас от смерти своего товарища. От той же схватки у него остался шрам на щеке. После этого случая храбрость юноши уже ни у кого не вызывала сомнения.
   - Держишь порох сухим, Лукас? - спросил Нильс, глянув на бандольеру Бликстена. Вопрос можно было не задавать.
   - Так точно, капрал! Я их сразу под плащ запрятал, как дождь начался.
   - Молодцом. Мушкет в чистоте содержишь?
   - Конечно! Ствол ещё перед выдвижением прочистил, а замок без проблем работает.
   - Смотри, ещё всех проверю, я попридирчивее рюстмейстера*.
   - Ну что вы, капрал, - немного стушевался Лукас, улыбнувшись. - Я щёткой не хуже стамески работаю! Сами же научили.
   - Вот и славно. Как вообще настроение?
   - Не жалуюсь, капрал. Я только по дому скучаю немного: отцу в мастерской тяжеловато без меня. Но, наверно, ему младшие помогают. А ещё трубу новую в том году собирались ставить!.. Но это ничего. Зато как вернусь, уже и жениться смогу.
   - Так у тебя ещё и невеста есть?
   - Ну... не то чтобы невеста... - юноша покраснел. - Но меня ждут с войны дома, да. Я, конечно, не забегаю вперёд, но надеюсь, что доживу, даст Бог.
   - Нам, солдатам, только надеждой жить и остаётся. Ты, Лукас, не дрейфь, здесь все ребята надёжные, в обиду не дадут, а пуля дура - чай не поймает.
   - Да вы не думайте, капрал, я не боюсь вовсе. Скучаю просто.
   - Бояться - это нормально. Но тебе-то нечего оправдываться: не думаю, что парень, который кинулся на двоих верзил в рукопашную, вдруг струсит.
   Бликстен не ответил, только смущённо улыбнулся, вперив взгляд в землю. Снова взглянув на Нильса, он заговорил:
   - Говорят, нас не пошлют с остальной армией, это правда?
   - Оно и к лучшему, поверь. В гарнизоне служить тоже не так-то просто. Если город или крепость будет близко к неприятелю, то проблем хватает. Только вместо больших сражений мелкие стычки, но убить там могут так же.
   - А вы вот, капрал, рассказывали, что участвовали в больших битвах. Страшно было?
   - Ещё как страшно. Не боится только сумасшедший. Ты представь: тысячи людей по обе стороны, а ещё артиллерия палит, вокруг все из ружей стреляют, залпы за залпами, поди не оглохни. А когда кавалерия в атаку идёт, кони копытами грохочут - тудун, тудун, тудун! Земля дрожит, без шуток.
   - Хотел бы я поглядеть разок. Но, конечно, сложновато представить.
   - Зрелище то ещё, да. Красиво и страшно. Особенно страшно, когда кончится всё. Ты уже и кровь, и трупы повидал, вот представь теперь: там, где пушки огнём прошлись, или где особенно жестокая схватка была, всё телами усеяно. Погибших столько, что их и собрать частенько не под силу, так и остаются лежать. Под Лютценом особенно много их было. Там вся битва была... то ещё пекло. Смерть ужасна и уродлива, что бы там ни говорили. Красивой она не бывает. Но коли повезёт - останешься жив. Головой верти и будь спокоен - будет везти чуть больше, - Нильс ободряюще улыбнулся подопечному.
   - А можно мне на ваш меч ещё раз взглянуть? Вы ведь при... Брейтенфельде его подобрали, верно я помню?
   - Да, - кивнул Нильс, извлекая из ножен клинок. - Держи. Помнишь ты правильно. Он принадлежал одному из всадников Паппенгейма.
   Приняв меч из рук мушкетёра, Лукас принялся его рассматривать, как заворожённый. Он любил разглядывать оружие Стуре, и всякий раз делал это с величайшим интересом. Благо смотреть было на что: это был одноручный меч превосходного качества, который дорого обошёлся бы Нильсу, не достанься он ему в качестве трофея. Эфес был снабжён сложной витой гардой: крестовина расходилась в стороны широкими лапчатыми планками, два защитных кольца на внешней стороне клинка были соединены боковыми дужками и образовывали рикассо. Ещё три дужки с другой стороны причудливыми изгибами соединяли второе, меньшее кольцо с крестовиной. Рукоять удобно сидела в ладони, а на клинок было нанесено клеймо мастера из Пассау.
   - Помнишь, как я учил? Покажи.
   - Ага. Указательный палец сюда, на... рикассо это называется, правильно?
   - Да. И большой палец положи вот на эту дужку, они с указательным как бы смыкаются. Так ты будешь лучше его контролировать.
   - Какой же красивый меч... помню, у нас в деревне дядя Свен ковал ножи, а я всё на них засматривался. Но это, конечно, несравненная штука, - он бережно взял клинок за рикассо и передал Нильсу. - Ничего, капрал, что я у вас постоянно прошу посмотреть?
   - Да нет, всегда пожалуйста, - усмехнулся Стуре и загнал меч в ножны. - Когда-нибудь раздобудем тебе такой же. Вернёшься домой - покажешь его своей невесте, она оценит.
   - И вовсе она мне не невеста!.. - зарделся Лукас. Шедшие рядом солдаты хохотнули.
   - Вот ты и прокололся, Бликстен. Да не смущайся ты так. У всех нас есть возлюбленные там, дома в Швеции.
   - А вас тоже ведь кто-то ждёт с войны, капрал?
   Нильс не ответил, вместо этого просто медленно выпустив воздух из лёгких. Слова попросту застряли в горле. Про Сесилию мальчишка не знал, но больнее было то, что семьи у Стуре тоже не осталось. И отец с дядей, погибшие на полях сражений, были не в счёт. Минувшей зимой, пока Нильс был в Дании, на их родовое поместье напали неизвестные и сожгли его дотла. Мать, младшая сестра, брат и малочисленная прислуга пропали без вести, только пару обгорелых тел обнаружили под обломками. Поэтому там, где стоял родной Дракенгорд, Нильса ожидало только чёрное пепелище.
   - Нет, к сожалению, - сказал он в конце концов. - Но я скорее исключение в этом плане. Как знать, вернусь - а там, быть может, и дама по сердцу найдётся.
   - Жалко. Вы вот говорили про битву при Лютцене... это ведь там погиб король Густав?
   - Там. Он тогда возглавил кавалерийскую атаку и потерялся в дыму.
   - В дыму?!
   - От пальбы. В тот день ещё туманно было, а дым от пушек и ружей местами стоял такой, что не видно было ни своих, ни чужих. Когда долго палят, от пороха очень много дыма валит, и если ветер его неудачно нагонит, то пиши пропало. В таком дыму, да ещё с туманом - немудрено потеряться. Я слышал, в какой-то момент под ним подстрелили коня, и он понёс, да так, что вынес к имперским рейтарам*. Там короля и убили. Коня заметили довольно скоро, когда дым подразвеялся, а потом нашли и его самого. Но до вечера многие вообще не знали, что он погиб: старшие офицеры эту новость не стали объявлять, пока битву не выиграли, иначе бы началась паника. Слухи и так поползли. Но мы всё-таки победили в тот день. Едва-едва. У меня отец и дядя погибли в том сражении. По мне, так это была пиррова победа.
   - Это как, капрал?
   - Это когда полководец выигрывает битву, но слишком высокой ценой. И потери настолько велики, что часто приходится отступить. Это в честь древнего царя Пирра названо: давным-давно он сошёлся с римлянами в битве при Аускуле и сумел победить, но понёс такие потери, что уже не смог продолжать кампанию - поход, то есть. Когда доберёмся, я тебе подробнее расскажу про эту историю.
   - Рад буду послушать. Спасибо. А ваш отец... он тоже был офицером, как вы?
   - Да, но он служил в кавалерии, в Смоландском полку. А вот дядя у меня как раз был офицер пехотный - служил там же, где и я раньше.
   - В Даларнском?
   - Так точно. Многому я как раз от него научился. Я начинал солдатом служить как раз незадолго до того, как мы вступили в войну, в двадцать девятом, мне тогда было столько же, сколько тебе сейчас. Тогда же как раз выучился с мушкетом обращаться. Мой дядя тогда...
   Он осёкся на полуслове: из-за поворота чуть вдали выехали трое всадников и пошли на сближение с марширующей колонной.
   - Счас, подожди-ка чутка, - сказал Стуре, закусив губу. - Посмотрим, что это за гости.
   Нильс пронаблюдал, как всадники подъехали ближе, и подполковник Круус, ехавший на коне впереди колонны, переместился чуть вбок и остановился. Один из кавалеристов вскинул руку в приветствии и что-то прокричал подполковнику, после чего тот подозвал к себе капитана Ирвинга.
   - Что-то происходит. Пойду гляну, - бросил Нильс и припустил вперёд, наблюдая, как трое всадников остановились рядом с Круусом. От приветствий и первых фраз до него долетели только обрывки, но всё последующее капрал слышал вполне чётко. Сам он ненавязчиво остановился чуть в стороне, не попадаясь на глаза офицерам.
   - ...Мёртвые?! - подполковник, казалось, был ошарашен.
   - Так точно, - рапортовал один из всадников. - Умертвия, герр Круус. Пришли откуда-то из лесов и напали на деревню.
   - Как это произошло? Кто ответственен?
   Всадники переглянулись, явно удивлённые постановкой вопроса. Это были рейтары - кавалеристы в шлемах и кирасах поверх кожаных курток, каждый из которых был вооружён мечом и двумя пистолетами, привешенными к седлу в футлярах. Полковую принадлежность их Нильс опознать не мог - вероятнее всего, это были очередные немецкие наёмники.
   - Не можем знать, герр Круус. Мы патрулировали дорогу, когда местные из деревни побежали. Тех мертвяков, которые за ними погнались, мы порубили. Но местные говорят, что их много пришло.
   - Вы сами их видели? Подъезжали к деревне?
   - Так точно. Они уже все вышли из деревни и стоят там поперёк дороги, сильно дальше. Их там сотни две, никак не меньше, целая толпа.
   - Как далеко отсюда?
   - Мили три-четыре.
   - Понятно. Они вооружены?
   - Да. Кто вооружён, кто нет, у них там полно мёртвых солдат, мы даже не знаем, откуда они взялись. У них алебарды, мечи, чёрт знает что творится, - второй кавалерист перекрестился.
   - Ясно. Передайте своему командиру, чтоб повелел следить за ними. Вестерботтенский полк займётся этим, поезжайте. Ирвинг! Оповестите солдат. Встанем на привал, а потом построимся в боевой порядок и расправимся с ними.
   Рейтары развернули коней и поскакали прочь, офицеры же повернулись лицом к Нильсу. Густав Круус, этот типичный дворянин с типичными длинными волосами, в дополнение к которым шли усы и бородка, был разодет лучше и ярче всех в полку, а его синей перевязи, отороченной золотом, могли бы позавидовать некоторые генералы. Вестерботтенцами командовал именно он, пока шеф полка Драке сидел дома вместе со второй его половиной. Сейчас молодой подполковник смотрел на Стуре так, будто хотел прожечь в нём дыру, его сведённые скулы и нахмуренный лоб выглядели особенно злобно. Капитан Александр Ирвинг, стоявший рядом, опершись на протазан*, выглядел куда скромнее. Гладко выбритый, с аккуратно подстриженными волосами до подбородка, этот шотландец выделялся разве что пышным пером на шляпе, а его синий офицерский пояс не отличался богатой отделкой. Пока Круус, что-то процедив сквозь зубы, поехал дальше, Ирвинг кивнул в направлении Нильса:
   - Всё слышал, Стуре?
   - Так точно, капитан.
   - Доложи своим, я передам весть дальше, - перехватив протазан, шотландец быстро зашагал в противоположную сторону. - Обязательно проверьте порох.
   - Капитан...
   - Нет времени, капрал, - отрезал тот, качнув головой.
   - Капитан, - Нильс решительным жестом перехватил Ирвинга, взяв за рукав, и заглянул ему в лицо. - Двести умертвий при наших силах это не шутки, а мы в первый раз видим эту дрянь. Вернекен писал, что они вырезали целую роту, прежде чем его солдаты пришли на помощь, и там этих тварей было меньше ста. Когда Круус хочет себе славы, и разные светлые идеи приходят в его чёртову голову, это чертовски опасно!
   Он говорил негромко, но голос у него звенел: тщеславие подполковника принесло им немало проблем в прошлом. Ирвинг тяжело вздохнул.
   - Что ты пытаешься сказать, Нильс?
   - Убедите Крууса послать за подкреплением. Пусть эти рейтары приведут свой полк, роту, что угодно, тогда мы их раздавим. Пойдём одни - у нас не хватит людей, чтобы копать могилы.
   - Сделаю всё, что смогу, - заверил его шотландец. Взяв короткую паузу, он пошёл дальше. - Подготовь людей. Я рассчитываю на тебя.
   Нильс отрывисто кивнул, и капитан зашагал вдоль строя. Мушкетёр, проводив его взглядом, почесал подбородок, тихо выругался и пошёл к своим.
   Они миновали тот самый поворот и прошли ещё чуть меньше мили, прежде чем завидели признаки беды. По дороге навстречу им тянулась цепь крестьян-беженцев. Сопровождаемые рейтарами из того самого патруля, они поспешили разойтись в стороны, завидев приближение колонны солдат. Они представляли собой жалкое зрелище: измотанные бегством и убитые горем люди тащили на себе весь тот скудный скарб, что смогли унести, в спешке оставляя родные дома. Кто-то ухитрился даже увести немногочисленных коз - вероятно, последнюю скотину, остававшуюся в деревне. Нильс не удивился, что коров у крестьян не оказалось: солдаты и бандиты быстро пускали их под нож, и порой грань между теми и другими была расплывчата. На одежде у некоторых людей виднелись кровавые пятна. Иные всё ещё рыдали, оплакивая погибших родственников и друзей, дети ревели в голос. Женщин и детей среди беженцев было ощутимо больше, чем мужчин, и Стуре поймал себя на мысли, что не смог бы сказать, кто больше поспособствовал такому соотношению - нежить или армейские вербовщики.
   К этому моменту про умертвий знали уже все. Нильс мог слышать, как некоторые солдаты переговаривались меж собой.
   - Ты только посмотри на них, - произнёс Олле, покачав головой. К этому моменту он уже вышагивал в новых башмаках. - Бедняги.
   - Хочешь вон ту приголубить, Олле? Смотри, какая у неё коса, да и личико тоже ничего.
   - Ну ты! - Хедлунд замахнулся на товарища и погрозил ему кулаком. - Вздумал мне тут тоже острить. Эти бабы несут на себе мешки с зерном и детей в придачу, это чертовски крепкие женщины, а у тебя с такого хребет сломается!
   - Ладно-ладно, молчу. Чего кипятишься-то?
   - Вот и помалкивай. Мы этих мертвяков так нашпигуем, что сатана трижды обделается. Всех перестреляем!
   Взгляд Нильса тем временем выцепил молодую женщину в красном платье с коричневым лифом и с белым платком на голове. На руках она качала младенца, что-то ему нашёптывая, а рядом с ней, держась за юбку, стоял светловолосый мальчуган лет пяти. Лукас, всё это время шагавший рядом с полуоткрытым от удивления ртом, смотрел в том же направлении. Уловив его взгляд, Нильс вытащил из-под плаща заплечный мешок и запустил в него руку. На свет появился плотный свёрток, в котором лежали сухари и ломти вяленого мяса.
   - Лукас. Держи.
   Нильс сунул юноше свёрток в руки и с намёком кивнул в сторону женщины. Осознав посыл капрала, Бликстен отделился от строя, подошёл к женщине и, слегка запинаясь, отдал ей свёрток и сказал по-немецки, чтобы берегла себя и своих детей. "Мы защитим вас", - прибавил он для верности. Женщина мило улыбнулась ему и рассыпалась в благодарностях. В колонну Лукас возвратился с улыбкой на лице. Нильс обернулся и заметил, как ещё один мушкетёр из задних рядов подбежал к другой крестьянке и набросил свой собственный плащ ей на плечи. Свои добрые пожелания он произнёс по-шведски, но это не помешало им понять друг друга. Удовлетворённый, Нильс кивнул самому себе.
   Впереди между тем разворачивалась картина иного толка. Двое спешившихся рейтаров чересчур активно переговаривались с красивой молоденькой девицей, которая их компании явно не желала, но не могла никуда двинуться: лихие кавалеристы незлобиво, но навязчиво преграждали ей путь. Бородатый мужик, мявший шляпу рядом, явно её отец, пытался протестовать, но особого толку из этого не выходило.
   - ...Брось, красавица! Ну что тебе стоит поцеловать парочку бравых солдат, которые спасли вас от смерти?
   - Мы так давно не видели женщин, любезная! Вы же знаете, солдату так не хватает ласки на службе.
   - Нет, прошу вас, не надо, - пыталась вертеться девушка. - Пожалуйста, мне неловко...
   - Ну что ты ей-богу, красавица? Или защитник тебе не мил, а?
   - Ну что вы, нет же, я просто...
   - Что? Нам, значит, никакой благодарности за то, что мы нечисть посекли?
   - Господа, - в очередной раз вмешался отец. - Прошу, оставьте нас. Поверьте, мы вам очень признательны. Но, пожалуйста...
   - Да ты не вмешивайся, папаша, - рейтар аккуратно отстранил его. - Дело молодое, всё решим полюбовно.
   Олле, шедший впереди Нильса, засопел. Он отлично понимал всё, что они говорили.
   - Твою ж мать, а, вот ублюдки, - процедил он. - Герои выискались. Троллево отродье, тьфу!
   Ситуация меж тем накалялась.
   - Пожалуйста, дайте пройти! Я не хочу никого целовать! - девушка начинала злиться себе же на беду.
   - Нет, ты смотри, Михель, хороша девка, а?
   - И не говори. Надо её научить хорошим манерам, как считаешь? Мы, в конце концов, меч и закон. А ну-ка подержи её...
   - Господа, пожалуйста, прекратите... - начал отец, решительно встав между рейтаром и дочерью.
   - Я же сказал, не лезь! - кавалерист в злости отпихнул крестьянина, и тот бухнулся на землю. - Глупый старик! Держи её, Ханс.
   - Ну всё, с меня хватит, - решительно заявил Олле, резко перехватив мушкет, и направился было в сторону рейтаров. Нильс тут же вытянул руку вперёд и железной хваткой вцепился в плечо Хедлунда, не дав ему никуда пойти.
   - Тихо, Олле! Тихо. Не вмешивайся.
   - Шкипер, да они же её...
   - Да, я понял. Но нет, - Нильс покачал головой. - Не время и не место.
   Олле глянул на него через плечо, словно бы умоляя взглядом что-нибудь сделать. Стуре оставался непреклонен. Сплюнув с досады, Хедлунд отвернулся и продолжил шагать, тихо ругаясь себе под нос.
   Они прошли мимо, не вмешиваясь. Когда девушка закричала, и кавалерист сжал её в своих объятьях, жадно добиваясь поцелуя, Нильс предпочёл не смотреть. Он знал одно: подполковнику Круусу не нужны были проблемы. Если бы здесь был не он, а полковник Ульфспарре, командовавший даларнцами, Нильс бы ещё мог вмешаться. Сейчас он не мог такого позволить ни себе, ни другим. Потому что им не нужны были проблемы, за которые импульсивный и сумасбродный командующий тут же наказал бы подчинённых. И уж точно им не нужны были проблемы с парнями, которые могли привести подмогу против нежити.
   Шведские солдаты продолжали свой путь.
  

***

  
   Через некоторое время они уже сидели на привале, отдыхая и набираясь сил перед грядущей схваткой. Офицеры с сержантами уже провели инструктаж касаемо того противника, с которым им предстояло столкнуться: говорили, что нежить можно было окончательно убить, только перерубив шею, либо прострелить мозги или сердце. Напоминали, что даже лишить противника руки - значит как минимум обезоружить его. Вместе с капелланом пытались втолковать, что нежить дохнет от клинков и пуль так же, как и обычные люди, пусть и с меньшей охотой - всё в основном для того, чтобы подготовить солдат морально. Религиозность, суеверия и много чего ещё - всё это заставляло людей бояться и сильно нервничать.
   Всё это основывалось на тех докладах о столкновениях с умертвиями, которые появились в последний год. В особенности - на письме полковника Дитриха Вернекена, шефа Нерике-Вермландского полка, который полтора месяца назад принял участие в самом крупном бою с нежитью. Это вышло практически случайно: большая группа ходячих мертвецов напала тогда на роту наёмников, квартировавшую в деревне, и шведы пришли к ним на помощь только потому, что их авангард проходил мимо. Не подоспей они вовремя, наёмников вместе с селянами вырезали бы под корень. Это событие окончательно утвердило в головах осознание, что проблема нежити стала действительно значимой, и даже отпетые скептики после этого поутихли. Теперь, столь же внезапно, пришла очередь вестерботтенцев.
   Нильс по старой привычке собрал солдат своего взвода на "урок немецкого" - эту практику он завёл ещё в Даларнском полку. Они здесь были в чужой стране, и говорить на одном языке с местными было жизненно важно. Но, в отличие от Нильса, дворянина и выпускника Уппсалы, знавшего немецкий, как свой родной, вчерашние крестьяне в жизни не слышали этого языка и не умели на нём говорить, покуда Шкипер не взялся за них в прошлом году. Тот факт, что здесь, на севере, говорили на другом немецком - не таком, каким была написана Библия Лютера, - вносил свои сложности, но с этим можно было справиться, особенно учитывая, что по звучанию он был ближе к шведскому. Вдобавок, это позволяло коротать время и отвлекать солдат от тревожных мыслей и предчувствий.
   Лукасу, Олле и Фритьофу, зашедшему "в гости", было легче прочих - ими Нильс занимался основательно, да и сами они всё схватывали на удивление быстро. Поэтому в основном Стуре концентрировал внимание на остальных, стараясь делать так, чтобы никто не проседал. Было сложно: лень и подсознательное желание спихнуть всё на поднаторевших товарищей затрудняли обучение, но в этом случае слово "неплохо" становилось синонимом "отлично", а "кое-как" означало "вполне сойдёт". В конце концов, он готовил их не к изучению права и не к философским дебатам, а к простому общению с такими же людьми, как и они - с крестьянами, горожанами и солдатами - дружественными или враждебными.
   - Ну хорошо, - произнёс Нильс, раскрывая заготовленную книжицу на закладке. - Фразы и словечки всякие мы повторили, теперь займёмся кое-чем посложнее, и на другом немецком.
   - Сегодня тоже Грифиус будет, капрал? - спросил Лукас, оживившись.
   - Да-а, но тебе, Бликстен, я его счас не дам. Олле, ты у нас грамотный, вот давай-ка зачитай нам во-от это двустишие, "An Cassandram".
   Он передал книгу Хедлунду, указав пальцем на нужные строки. Олле хоть и умел читать, всё же испытывал с этим проблемы, и подобная практика была ему нужна - Нильс рассчитывал в будущем добиться того, чтобы он мог читать по-немецки всё, что угодно, включая перехваченные донесения противника. Олле прокашлялся и, сощурившись, сражаясь в уме с закорючками готического шрифта, принялся медленно, сбивчиво читать. В конце концов у него получилось следующее:
  

Ihr wЭnscht eur eigen Lob von meiner Faust zu lesen

Ihr seid die SchЖnheit selbst Cassandra, doch; gewesen.

   - Ну вот, неплохо, - кивнул Нильс. - Кто вызовется перевести первую строчку?
   - А что такое "Lob", Шкипер? - спросил один из мушкетёров, Меландер.
   - Das Lob: кто знает? - он оглядел своих "студентов". - Лукас?
   - Это по-нашему "похвала".
   - Правильно, "похвала".
   - Иными словами, то, что ты никогда не услышишь от Раска, - отметил Фритьоф. Солдаты сдержанно рассмеялись.
   - И это тоже так, - улыбнулся Нильс. - Значит, как, Меландер, ты переведёшь?
   - "Вы... Вы желаете, хотите себе похвалы"... а дальше там как?
   - "Von meiner Faust zu lesen".
   - От моего... кулака? Прочитать? - мушкетёр был озадачен.
   - Олле, как предложишь?
   - Ну, для начала, она ж, эта Кассандра, наверное, не кулак хочет прочитать, а похвалу?
   - Да, верно.
   - Но меня кулак всё равно путает. Ладно бы там ещё "с ладони", но тут...
   - Может, это имеется в виду, что у него там, типа, бумажка в кулаке зажата, с которой он читает? - предположил Фогель.
   - Я бы это скорее перевёл как "Похвалить кулаком по морде", - снова вставил Фритьоф.
   На этот раз от смеха покатились все. Нильс хлопнул по ноге и показал алебардисту большой палец:
   - Отлично, просто отлично! Фогель ближе к истине - это Грифиус так говорит, что, мол, Кассандра желает прочесть похвалу, написанную его, поэта, рукой. Ну, давай дальше, Меландер: "Ihr seid die SchЖnheit selbst Cassandra, doch; gewesen", - он произнёс это с выражением и расстановкой, давая намёк на смысловую нагрузку строки.
   - "Вы... сама красота, Кассандра?"
   - Das musst du doch wissen, Martin*, - погрозил пальцем Нильс, давая очередную подсказку.
   - А! "Но вы же сама красота, Кассандра"?
   - Правильно, но ты упустил самое последнее, счас мы к нему вернёмся. Вы что, ребята? Это же наше шведское "dock"! Здесь на севере, между прочим, тоже говорят с "К", а не "Х", помните же? Хассель! Вот спрошу я тебя: Hast du deine Muskete nicht gereinigt?* Что ты мне ответишь?
   Мушкетёр стушевался на мгновение, помотал головой и выдавил:
   - Doch, Korporal! Ich habe meine Muskete gereinigt!
   - Молодцом. Ну так что же там у Грифиуса во второй строчке? "Ihr seid die SchЖnheit selbst Cassandra, doch; gewesen". Куда там примостилось "gewesen?"
   - То есть, - заговорил Олле, - он говорит, что она, э-э-э, как это... была воплощением красоты? Когда-то была?
   - Вот! Верно, Олле. Грифиус - он едкий мужик, он эту барышню подколоть хочет: пишет, дескать, "Но вы ведь самой красотой, Кассандра... были. Какие ж я похвалы могу писать?"
   - А зачем ему над ней подшучивать так? - спросил Лукас. - Вдруг она обидится.
   - Ну вот так он хочет. Знаешь, сколько поэтам порой заказывают хвалебных стихов? Под заказ - и чтоб только хорошее писали, даже если это неправда. А он вот неправды писать не захотел и как бы показывает, мол, "Не дождётесь!"
   - Всё равно неприятно, - покачал головой юноша. - Я бы лучше ей написал что-то вроде "Ну и что! Зато у вас душа добрая".
   - Добряк ты, Лукас, - сказал Меландер, похлопав его по плечу. - Почём ты знаешь, вдруг эта старушка - редкостный сухарь?
   - Стариков беречь надо... - неуверенно ответил он, вздохнув. - Капрал, а... можно как-то перевести это на шведский, и чтобы, ну... тоже стихами?
   - Можно, хотя и сложновато иногда. Может, тебе стоит подумать над этой задачей?
   - Ну я попробую... но... я ведь не умею.
   - А думаешь, Грифиус с рождения стихи писал? Нет. Он тоже когда-то не умел, но научился. Захочешь - тоже научишься. Про это ещё поговорим, - Нильс возвратил себе книжку. - Но вот я слышал такой перевод:
  

Вы ждёте стих, весьма похвал моих желая?

Вы красота сама, Кассандра; но - былая.

  
   Солдаты сдержанно посмеялись, некоторые одобрительно закивали.
   - Шкипер, - тихо процедил Олле, толкнув Нильса ногой. - Сержант Раск с правого фланга.
   Стуре резко захлопнул книгу и убрал её в мешок. Хедлунд меж тем оповестил Фритьофа, и тот, тихо выругавшись, встал и пошёл куда-то прочь. Нильс поднялся с места, разворачиваясь, как раз в тот момент, когда упомянутый сержант подошёл вплотную. Это был поджарый, вечно хмурый и злой молодец с резкой походкой и резкими жестами. Говорить он умел либо громко, либо очень громко. Раск был кошмаром всей первой роты - всякий раз, заметив его алебарду, солдаты знали, что их ждёт очередная выволочка или какая-нибудь работа, которую никто не хотел выполнять и которая подчас была бессмысленной. Поэтому сержанту старались не попадаться на глаза. Он мог наорать и наказать за малейший недосмотр и придраться к совершенно невообразимым вещам - от налёта на замке мушкета до грязной одежды или неправильно висящей пороховницы. Словом, Раск был предметом страха - и ненависти - всей роты, в которой поддерживал дисциплину, и, зная его нрав, Стуре сам гонял и пинал своих солдат, чтобы сержанту было не к чему придраться, хотя даже в этом случае он умудрялся находить повод.
   Всем было также известно, что Раск лизал сапоги майору Бутурлину, который поначалу невзлюбил Нильса, и сержант, как верный цепной пёс, не упускал случая сорваться на Стуре и унизить его. С той поры Бутурлин примирился с Нильсом, но Раск уже вошёл в привычку - ему доставлял слишком большое удовольствие тот факт, что он, простолюдин, превосходит по званию разжалованного дворянчика и может пользоваться служебным положением, чтобы портить ему жизнь. Особенно учитывая тот факт, что здесь, в полку, у Стуре не было влиятельных друзей, кроме Ирвинга, а подполковник Круус ненавидел его, да и сам Стуре не имел привычки жаловаться. Нильс пока не видел для этого особой причины: он понимал, что свою работу сержант Раск делал хорошо - солдатам нужно было кого-то ненавидеть, и пока они могли бурчать и жаловаться на дрянную погоду, дрянную еду и дрянного сержанта, у них была столь необходимая отдушина, чтобы выпустить напряжение, скапливавшееся за время кампании. Осознавал это Раск или нет, было в сущности неважно, и покуда сержант не переходил рамки дозволенного и не начинал откровенно злоупотреблять своим положением, Нильс не намеревался сеять в полку раздор.
   - Капрал Стуре! - гаркнул Раск. - Какого рожна вы прохлаждаетесь и бездельничаете?!
   - Я обучаю солдат немецкому языку, сержант, - невозмутимо ответил Нильс.
   - Вы позволяете себе читать книжонки, пока полк готовится к бою?!
   - Так точно, сержант, я осуществил подготовку к бою и использую книжные методы для поднятия боевого духа солдат, - продолжал гнуть свою линию Стуре. Он слишком хорошо знал подобные уловки, чтобы на них попадаться.
   - Просто охренительно! Сейчас и проверим! Живо постройте мне взвод - и по-немецки, капрал!
   - Есть, сержант! - Нильс вытянулся, стукнув каблуками, и крутанулся к остальным, после чего заголосил по-немецки. - Взвод, в шеренгу становись! Равнение налево!
   Мушкетёры повскакивали с мест, хватая оружие, и резво выстроились в шеренгу. Строевые команды на немецком они уже знали назубок - это было первое, чему их учил Нильс, после "Здравствуйте" и "Спасибо".
   - Смирно! Оружие - на грудь!
   Синхронным, слитным движением солдаты привели мушкеты в нужное положение.
   - Сержант, взвод для инспекции оружия построен!
   Раск зыркнул на Стуре испепеляющим взглядом и прошёлся вдоль шеренги, придирчиво рассматривая каждый мушкет. На этот счёт Нильс был спокоен: к состоянию оружия сержант не смог бы придраться. Он уже проследил, куда упадёт его взгляд - на Олле и его новые башмаки. Раск не заставил себя долго ждать - глянув на ноги Хедлунда, он быстро зашагал к Нильсу и заглянул ему в лицо:
   - Капрал! У одного из ваших солдат новая обувка! Почему?!
   - Башмаки мушкетёра Хедлунда пришли в негодность, сержант!
   - Как мушкетёр Хедлунд умудрился испортить башмаки?!
   - Распутица, сержант.
   - Чего?!
   - Распутица, сержант. Обувь мушкетёра Хедлунда испортилась из-за большого количества воды.
   - Не держите меня за идиота, капрал! Сначала солдат мочит ноги и портит обувь, а потом он промочит порох! Что это за бардак?! Солдат не может уследить за обувью - значит, он не уследит и за ржавчиной на ружейном замке! Вы, - он ткнул пальцем в грудь Стуре, - распускаете своих солдат, и они не следят за снаряжением и даже за своей чёртовой обувью!
   - Всё боевое снаряжение содержится в порядке согласно уставу, сержант.
   - Не перечьте мне, капрал! Вы думаете, что сможете обвести меня вокруг пальца? Вы не следите за дисциплиной, а вместо этого занимаетесь всякой ерундой перед боем и...
   - Сержант Раск, вам нечем заняться? - пришёл оклик со стороны. Это был Юхан. Раск мигом вытянулся и отсалютовал ему. - Не валяйте дурака, сейчас дожди, у половины полка мокрые ноги.
   - Господин фенрик...
   - Не перебивать, когда говорит офицер, - отрезал Юхан. - Сержант Раск. Сейчас в арьергарде солдаты сводной роты пополняют боевые запасы пороха. Проследите там за порядком, и чтоб никто не смел курить даже в ста шагах от бочек.
   - Слушаюсь, фенрик, - Раск снова отсалютовал и смерил Нильса презрительным взглядом. - Вольно!
   Он развернулся и резко зашагал прочь. Солдаты опустили оружие и вернулись к облюбованным местам, недовольно ворча. Нильс, переглянувшись с другом, скупо кивнул ему.
   - Нильс, если закончил со своими - давай за мной. Есть разговор, - и он, не дожидаясь ответа, едва заметно улыбнулся товарищу и направился в другую сторону.
   Подле Юхана стоял Фритьоф и почёсывал бороду. Нильс поймал его взгляд и, усмехнувшись, приподнял шляпу в благодарном жесте. Тот возвратил усмешку и подмигнул капралу.
   - Так, всё, ребята, урок окончен, - объявил Стуре. - Проверьте ещё раз оружие и ждите. Я скоро вернусь.
   - Сраный Раск, козлина, - услышал он ворчание Фогеля, направившись прочь. - Безграмотный кусок дерьма, вечно ему что-то не так, до всего докопается.
   - Работа у него такая - быть козлиной, - прокряхтел в ответ Олле. - И на этом он собаку съел.
   - Собраться бы толком и донести до офицеров, он же капрала со свету скоро сживёт. Вон даже фенрик уже понимает!
   - Не надо, Фогель, давай чтоб без этого. Шкипер сам так сказал. Не нужно лишних проблем - ни нам, ни ему.
   - Правильное решение, - едва слышно сказал Нильс себе под нос, удовлетворённо кивнув.
   Через пару минут они с Юханом устроились на пригорке у обочины, подстелив себе дорожные плащи. Облака уже подразвеялись, и небо над их головами представляло собой хаотичную палитру из разных оттенков серого и бледно-голубого. Где-то там, за вечной пеленой, расплывчатым пятном виднелось солнце.
   - Я тут нашу любимую раздобыл, - сказал фенрик, доставая из-за пазухи орнаментированную фляжку.
   - Вишнёвую, что ли? - Стуре приподнял бровь.
   - Ага. Хорошо, когда тебе должны услугу-другую.
   - Сечёшь. Ну, по глотку перед боем можно.
   Юхан отпил из фляги и передал её товарищу. Нильс ощутил приятный вишнёвый аромат, выдохнул и опрокинул в себя содержимое. Во рту появился насыщенный, сладкий вкус, оставивший после себя лёгкую горчинку. Наслаждаясь глотком, мушкетёр прикрыл глаза.
   - С тобой ведь можно поговорить... о важном, пока не началось?
   - Иногда ты задаёшь очень глупые вопросы, - усмехнулся Нильс, передавая фляжку обратно.
   - Ха, это я умею, да. Я вот давно хотел тебя спросить... почему ты всё ещё здесь? На войне, в смысле.
   - Работа такая, - пожал плечами Нильс.
   - И всё-таки почему? У тебя ведь наверняка были возможности податься куда повыше или подальше. С таким послужным списком... Но ты возвращался именно сюда, в самое пекло.
   - Ну, положим, и были. Просто я, кажется, уже говорил тебе, что, во-первых, я делаю это ради ребят, потому что не хочу, чтобы их сгубили некомпетентные болваны. А во-вторых, для того, чтоб хотя бы вокруг себя не позволять никому убивать, грабить и насиловать безнаказанно. За нашей армией и так уже репутация среди местных хуже некуда, и не только из-за кучи наёмников. Им что мы, что иноземцы - всё одно, швед. Шведом уже детей пугают. А я хочу, чтобы хоть какая-то часть этой вшивой шведской армии была с человеческим лицом, и сделать для этого со своей стороны всё, что могу.
   - Но ты ведь, к слову, говорил, что не веришь больше в нашу миссию здесь?
   - Куда там. Это всё просто чтоб совесть была чиста. Моя совесть.
   - А вот скажи мне честно, как ты думаешь, оно стоит того? Вся эта война?
   - Нет, - вздохнул Нильс, покачав головой. - Не стоит. Одно могу сказать: люди бежали сюда, на север, тысячами от того, что творили император и его лакеи. От преследования католиков. И, в конце концов, наш покойный король сам объявил, что мы тут и их "интересы" защищаем, - в голосе мушкетёра слышалось лёгкое раздражение. - Только вот достаётся им от нас порой не сильно меньше, чем от врагов. Но... чёрт его дери. Если мы хотим, чтобы война была хоть как-то оправдана, то нам нужно закончить её так, чтобы эти люди смогли вернуться к нормальной жизни. Чтобы слова хоть как-то совпадали с делом. В остальном... - Нильс покачал головой, - оно не стоит ни-чер-та.
   - Я понимаю. Здесь... трудно быть в ответе за всех, да и свою совесть сохранить чего стоит. Но вот ты... рассказывал, что поначалу, ещё при Густаве, с этим всё было лучше, так?
   - Относительно. Но король погиб, а маршалу Банеру было наплевать на человечность и все эти высокие материи, так что всё полетело к чёрту. А армия при нём стала сворой бешеных собак - кусай, дави соседа и жди косточки от хозяина. Я не удивлён, что Лесли хотел свалить подальше от всего этого, и благослови его Господь, что он остался. И как думаешь, когда офицеры и генералы - цепные псы, чего говорить про солдат? С кого они берут пример?
   - Да, страшно это. Но я не знаю. Мне кажется, мы ещё сможем всё исправить. Всё-таки Лесли и Горн - справедливые люди, да и с другим... подходом, как мне кажется. При этом и хватка у них есть, и дисциплина тоже, только она не на страхе держится, как у Банера.
   - Так-то оно так. А много они двое смогут сделать? Будто в армии мало проходимцев и алчных сукин-сынов. Ты явно не наивный мальчик, чтоб так думать.
   - Не мальчик. Но личный пример - он многое меняет, ты сам говоришь. Хотя бы что-то, а это лучше, чем ничего. И потом, есть мы, офицеры, которым не всё равно. Если я продвинусь дальше по службе, то я на своём уровне тоже смогу обеспечить, чтобы и дисциплина была, и чтобы солдаты вели себя, как подобает солдатам, а не разбойникам. По крайней мере, попытаюсь.
   - Складно ты говоришь, - усмехнулся Нильс. - Нет, стремление похвальное. В чём-то даже может получиться. Только ты имей в виду: тут не всегда выходит так, чтоб по справедливости - и сразу. Слишком много сукин-сынов. Будешь слишком правильным, непреклонным, крутанёшь где чересчур - и тебя загрызут к чёртовой матери.
   - Да уж это я понимаю. Если действовать неосторожно, то наживёшь себе врагов, да. Только вот как же быть, если мочи нет? Если тебе сердце твердит, что надо взять гниду за горло?
   - А ты вели ему заткнуться, сердцу своему. И делай тонко, крути ими, стравливай, как они это любят - клин вышибают клином.
   - Да какой там стравливать? - вздохнул Хаммаршельд. - Не могу я так. Не по мне эта грязь. Тонко - это одно, но чтоб настолько...
   - Иногда и это оправдано. Потом поймёшь. Да необязательно совсем становиться таким, как они, просто... действовать с умом и знать, когда отступить. А ещё друзей иметь. Кого хоть в гниды записал?
   - А будто не знаешь, кто у нас в полку негодяи. Филипссон. Сильверспарре. Да всё тот же Круус, только этот слишком прочно сидит.
   - На него тоже управа найдётся. Догадываешься, кто?
   - Хм, - Юхан замолк на несколько мгновений. - Наш отважный русский служака?
   - Угу, Бутурлин. Он уже засиделся на своём месте - десять лет ротный командир, а ему расти надо. Василий - он честный офицер, жилку свою нашёл, а Круус - типичный дворянский сынок, прослужит здесь ещё год - и сядет комендантом в каком-нибудь городишке, а то и вовсе наберёт свой собственный полк из всякой швали.
   - Так ведь уже который год в Вестерботтенском...
   - Ничего, свалит скоро, поверь. Я таких навидался. Здесь ему мёдом не мазано, а Драке не даст себя с полковничьего места сжить. Вдобавок, этот Круус хочет славы и многовато на себя берёт. Один его провал и один верный шаг от Бутурлина - и его в полку не станет.
   - Тогда уж все вздохнём с облегчением.
   - Ага. Дружи с Бутурлиным - далеко пойдёшь.
   - Приму к сведению, спасибо. А вообще, по правде сказать, так хочется, чтоб, знаешь, как по волшебству - чтоб честные возобладали над негодяями. Понятно, что так не выйдет, но... знаешь, я очень надеюсь на перемены. Вообще, мне кажется, с нашими новыми маршалами дело хорошо пойдёт. Если им хватит сноровки, война скоро кончится.
   - Войну можно было закончить ещё несколько лет назад.
   - Не уверен. Мы, конечно, оправились после того, как нас оттеснили к морю в тридцать седьмом, но чтоб настолько? Банер ведь тогда так и не дошёл до Праги.
   - Не в этом дело, - Нильс горько усмехнулся и покачал головой. - Юхан, ты должен понимать, что эта война будет идти ровно столько, сколько будет нужно влиятельным господам в Стокгольме и Париже. Потому что им это выгодно, - он выразительно посмотрел в глаза другу и приподнял брови. - И пока они имеют свои выгоды с войны, она не закончится.
   Фенрик протяжно вздохнул, не ответив, и закивал.
   - Ладно. С политикой - чёрт бы с ней, а вот... Я чего ради всё это спрашиваю. Знаешь, ты для меня в этом деле - пример, и я на тебя стараюсь как-то равняться. Но только... у меня как засело внутри кое-что. Вот ты говорил про Бутурлина, что он засиделся командиром роты. А я, видать... - Юхан оборвал себя на полуслове.
   - Фенриком засиделся?
   - Своего рода. На самом деле не столько засиделся, просто... у меня есть странное ощущение, будто я в один прекрасный момент возьму и погибну, пытаясь что-то совершить.
   - Ты чего удумал?
   - Ничего особенного. Знаешь, вся эта мука с отцом не даёт мне покоя. Он так и не даёт мне благословения на свадьбу с Агнетой - и, чувствую, не даст, пока я не сложу тут голову. И, как ни крути, я не могу это выкинуть из головы, потому что люблю его и уважаю. Всё равно уважаю.
   Нильс покивал, стиснув зубы. Он давно знал о том, что у Юхана с его отцом, Педером Микельсоном, сложились далеко не лучшие отношения. Из всех пяти сыновей "особая любовь" досталась именно ему, второму. Педер Хаммаршельд, этот восьмидесятилетний патриарх, переживший пятерых шведских королей, был живой легендой семейства. Свой путь он начинал со службы в рядах смоландских кавалеристов. Он последовал за королём Сигизмундом, когда тот вступил в войну за престол против своего дяди Карла, и дрался за него в битве при Стонгебру в далёком 1598-м. Он был захвачен в плен, но помилован будущим монархом, дослужился до ротмистра* и полковника кавалерии, а в 1610-м возведён в дворянское достоинство под фамилией Хаммаршельд. Впоследствии - комендант Кальмара и губернатор острова Эланд, он трижды оборонял его от датчан и лишь на третий раз почётно отступил, когда защищать остров стало уже невозможно. Окончательно он ушёл на покой лишь в конце двадцатых, удалившись в семейное гнездо в Туне.
   Человек целеустремлённый и непреклонный, добившийся высоких почестей, несмотря на все тяготы, он всех судил по себе - особенно своих сыновей. Все они родились уже от второго брака, когда Педеру было за пятьдесят. И если старший, тоже Педер, практически во всём отвечал отцовским ожиданиям и слушался родителя, то Юхан вырос с острым желанием идти собственной дорогой, соображаясь с тем, как велело ему сердце, а не чей-то наказ. Среди своих братьев он был самым непутёвым, хотя и преуспевал с учёбой в Уппсале, через которую они все прошли. Конфликт с отцом начался у него после университета, когда он попытался устроиться в Стокгольме и претендовал на место в лейб-гвардии. Именно тогда в нём произошла окончательная ломка ценностей, и Юхан уехал из столицы, чтобы стать боевым офицером, выбросив на помойку и своё будущее в гвардии, и надежды отца. Этим он привёл родителя в величайший гнев: сама по себе служба фенриком в Вестерботтенском полку была ничуть не зазорна, хотя и не стояла рядом с лейб-гвардией. Но он ослушался отцовской воли, а все труды, связи, просьбы и одолжения родителя пошли насмарку, и это оставило тёмное пятно на их отношениях. Старший Хаммаршельд теперь считал Юхана недостойным сыном, не давая даже благословения на давно назревавшую женитьбу. Он также говорил, что останется при своём мнении, пока сын не покажет себя на службе, а в одном из писем вовсе упомянул, что от Юхана потребуется, самое меньшее, "подвиг", чтобы вернуть его расположение. И это положение вещей висело на душе у фенрика тяжёлым грузом.
   - Ты почто погибать собрался, друже? - спросил Нильс, глядя куда-то вдаль.
   - А я не вижу, как иначе. От меня хотят "подвига", ну что ж, придётся идти впереди строя со знаменем. Понимаешь, я... мне кажется, я только так заслужу его прощение. Он всё-таки слишком старался для меня с лейб-гвардией, и ему обидно. Я и раньше ослушивался его, но чтоб так... я боюсь, он мне не простит.
   - Он пишет так только затем, чтобы ты, его кровь родная, служил достойно и без глупостей. Будто не знаешь, как родители чад ругают на чём свет стоит. Сколько раз я тебе говорил, не лезь на рожон, ты и без того отличный офицер, не губи себя почём зря. Не ищи славы, сама придёт.
   - А я, честно говоря, не уверен, что он это всё не взаправду пишет. И не в славе дело, отнюдь, я уже не раз тебе говорил. Дело ведь не только в отцовском порицании. Нильс... я не знаю, может, это на меня в детстве так повлияли. Или, может, это просто тот факт, что мы с Агнетой третий год не можем пожениться. Но я отчаянно хочу сам себе доказать, что я тоже чего-то стою. Что я не дерьма кусок, понимаешь? Меня уже который год эта мысль давит. Как ни крути, а вечным фенриком быть - не Бог весть что. И мне кажется, что я... что для меня этот вшивый "подвиг" совершить - это единственный способ что-то себе доказать.
   Он замолчал, и Нильс не спешил ему отвечать, всё так же буравя взглядом горизонт. Юхан давно познавался ему в этой беде, и старые заверения уже явно потеряли силу. Если он хотел по-настоящему приободрить друга и спасти его от неразумных решений в будущем, нужно было что-то новое и веское, а потому мушкетёр взял короткое время на подумать. Над равниной глухо шумел ветер.
   - Юхан, - сказал он в конце концов. - Напомни, где там сейчас твои братья? Что с Педером?
   - Корнет в Адельсфане*.
   - Правильно. Сидит задницей в тепле где-нибудь дома, в Швеции, и потягивает винишко в компании себе подобных. А Кнут?
   - Недавно перешёл в лейб-гвардию из гоф-юнкеров, - вздохнул фенрик.
   - Да. Охраняет королеву. И тоже попивает дорогое вино, а ещё, наверно, щеголяет новыми сапогами и шёлковым бантом. Охмуряет придворных дамочек. А ты здесь. В дорожной грязи, в компании всяких низкородных... и в ножнах у тебя лежит меч, которым ты врагов убивал.
   - Гвардия - это тоже достойно. Я ведь тоже мог там быть в своё время.
   - Достойно, может быть. А теперь напомни мне - и себе заодно - почему ты в своё время от этой самой гвардии отказался. И почему пошёл сюда, на войну.
   - Потому что... Потому что хотел послужить стране там, где я был нужнее. И... потому что я хотел что-то изменить, сделать лучше. И верил, что мы здесь вершим правое дело, защищаем реформацию, всех людей, отверженных императором, защищаем свою веру, а раз так...
   - А раз так, то твой меч нужен именно здесь, - Нильс заглянул товарищу в лицо. - И поэтому ты пошёл сюда. Так вот именно этим ты уже сделал больше, чем все твои братья вместе взятые. Ты уже совершил свой маленький подвиг, Юхан. Ровно в тот момент, когда ты пошёл на войну и посчитал, что в этом настоящее призвание солдата и дворянина. А что до "вечного фенрика"... Ты здесь проливал кровь вместе с людьми, ходил в атаки, собирал отступающих под знамя. И ты ещё считаешь, что тебе надо что-то доказать? Брось. Свой главный поступок ты уже сделал.
   - Ты... правда так думаешь?
   Нильс не смог сдержать усмешки, глядя на почти шокированное лицо друга. В чём-то он всё ещё оставался сомневающимся, неуверенным в себе юношей.
   - Глупые вопросы задаёте, герр Педерссон, - он легонько толкнул Юхана в плечо. - В твоих достоинствах сомнений нет ни у кого, кроме тебя. Остальное - сугубо дело времени. Вот говорю, оглянуться не успеешь - станешь лейтенантом, и на этом дело не встанет.
   Хаммаршельд немного помолчал, глядя в никуда, и печально улыбнулся.
   - По правде сказать... никогда не думал об этом в таком ключе. Если... если ты правда так считаешь... спасибо.
   - Правильно, ты человек скромный, о себе высоко не думаешь, для этого друзья есть, - Стуре хохотнул. - Нет, серьёзно, Юхан, всё так и есть. Сам себя не начнёшь уважать - никто тебя не вытащит. Бахвальство, гордыня - вещи нехорошие, но самоуничижение ничуть не лучше. Ничуть.
   - Наверное. Спасибо тебе ещё раз. Чёрт... - он нервно усмехнулся. - Знаешь, аж сил прибавилось.
   - То-то. А ты вот в следующий раз напиши отцу: дескать, понимаешь, вот сам посуди: раньше лейб-гвардия короля-полководца охраняла, в бой с ним ходила, а теперь охраняет малолетнюю королеву. Ну чего мне там искать? Я твоего имени куда больше здесь буду достоин.
   - Тоже верно, надо это примерно так и преподнести. Хотя я и писал что-то подобное в прошлом.
   - А ещё, мол, я против датчан воевал!
   Юхан рассмеялся.
   - Ага, семейное, чтоб его...
   - Ну это я так, в шутку уже.
   - Да я понял.
   - Ну вот, а ещё заверни как-нибудь так, по-серьёзному: вот, мол, ты, отец, когда пошёл за Сигизмундом тогда, давно, ты ведь тоже знал риски. И тоже наверняка кого-то из друзей и близких настроил против себя. Но ты ведь пошёл, потому что верил, что это правое дело! Да, тебя могли казнить, но в итоге вон ты чего добился! Тут просто такая идея, что мы все должны брать на себя риск и делать то, что искренне считаем нужным.
   - А вот это очень-очень интересная мысль, напишу ему так непременно. Да, - Юхан покивал, - звучит хорошо.
   - Вот так и пиши.
   Они помолчали ещё немного, любуясь видом и наслаждаясь спокойствием момента. Время от времени бросая на друга косые взгляды, Нильс видел, как его лицо светлело на глазах: сказанные вслух мысли, постепенно оседая в его голове, похоже, сумели развеять тяжёлые думы фенрика.
   - Да. Спасибо, что дал высказать всё... и что понял правильно. Твои слова - это... ценно.
   - Не благодари. Работа такая.
   Юхан скривил рот в усмешке, молча откупорил флягу, которую всё это время теребил в руке, и вопросительно взглянул на Нильса.
   - Ещё по одной?
   - Давай, - Стуре принял фляжку и приподнял её. - За лейтенанта Юхана Хаммаршельда.
   - Благодарю. За капитана Нильса Стуре.
   Выпив ещё по глотку вишнёвой наливки, они в последний раз взглянули на пасмурное, бурное небо и почти синхронно встали.
   - Пора, - констатировал Нильс. - Скоро выступаем.
   - Нашпигуем их свинцом по самое не горюй, - медленно проговорил Юхан, набрасывая плащ. - Береги себя, Нильс.
   - Ты тоже, друг. Бог в помощь.
   Они разошлись, и Нильс принялся выискивать глазами офицеров: совет у Крууса уже должен был закончиться. Меньше чем через минуту он заметил Ирвинга, шагающего рядом с майором Бутурлиным. Последний представлял собой настоящую амальгамацию шведского и русского: Василий Бутурлин был одет так же, как и прочие офицеры в полку, носил такие же сапоги и шляпу с пером, но выделялся густой, ухоженной московитской бородой и безошибочно узнаваемой саблей на поясе. По-шведски он говорил с акцентом и подчас красочно ругался на родном языке, многие его русские словечки уже прижились среди солдат. Отец Нильса знал Бутурлина со времён Смуты, когда тот был ещё мальчишкой: после войны за Ингрию его родитель, тоже Василий, вместе с семейством оказался на шведской стороне да так там и остался, брошенный и забытый своим государем. С той поры его сын успел стать гербовым шведским дворянином и возвращаться к московскому царю не имел никакого желания.
   - Майор, - Стуре отсалютовал Бутурлину. - Разрешите обратиться?
   Василий смерил его взглядом, переглянулся с Ирвингом и усмехнулся:
   - Валяй уже, Нильс.
   - Что было решено на совете?
   Майор вздохнул, глянув куда-то в сторону.
   - Что было, что было, бить их будем, ядрёна вошь, - выдал он с ноткой раздражения. - Так что счас надо подымать людей. Но помощь будет. Помощь будет.
   Не сказать, что у Нильса отлегло от сердца: если они собирались поднимать полк сейчас, рейтары могли и не подоспеть. Но, по крайней мере, теперь уже всё было ясно, и Стуре знал, что от него требуется.
   - Вас понял, майор.
   Бутурлин снова усмехнулся, покачав головой. Хлопнув Нильса по плечу, он направился дальше. Ирвинг чуть задержался, подошёл к мушкетёру и, кивнув в сторону удалившегося майора, негромко произнёс:
   - Я с ним поговорил. Мы втихомолку отправили одного из этих ребят гонцом до Штеттина, ещё до совета.
   - Ну что ж, уже хлеб, - вздохнул Нильс. - А Круус?
   - Он не знает. Насилу уговорили его отправить собственного гонца, так что в случае чего отбрехаемся.
   - Дело. Будем надеяться, что эти всаднички достаточно расторопны. Сколько у нас есть на потянуть?
   - Мало. Круус хочет полезть в драку первым, так что попотеть придётся. Скоро дадут сигнал.
   - Ну что ж, наше дело нехитрое, попотеем.
   Ирвинг в очередной раз кивнул в сторону.
   - Бутурлин предложил использовать телеги как вагенбург, но подполковник настоял на стандартном построении. Не знаю, чем это кончится, честно. Но телеги будут во второй линии, если придётся отойти.
   - Толково. Трёхфунтовки-то хоть будем выкатывать?
   - Да. Божьей милостью победим, - Ирвинг закусил губу и зашагал прочь. - Удачи в бою, Нильс. Поднимай людей.
   - Есть, капитан.
   Он направился было к своим, но буквально мгновения спустя в него вбежал взмыленный Фритьоф. Его бородатое лицо, обычно спокойное, выглядело озабоченным.
   - Шкипер! А я тебя искал как раз. Ну что там, чего офицеры говорят?
   - Подниматься будем. Подмога придёт, но мы пойдём первыми.
   - Чёрт, вот дерьмище-то, а! А я только хотел табачком перекинуться.
   - Такая у нас судьба, дружище, носить на своём хребту Крууса с его капризами. Офицеры сами не в восторге.
   - Ну так чего, нам не жалко, в Дании носили и тут поносим.
   - Ты табакерку-то...
   - Ага.
   Ещё с датской кампании у них с Фритьофом завелась традиция, своеобразный ритуал - меняться перед боем табакерками. Тем самым два капрала как бы желали друг другу удачи и после боя менялись обратно, лишний раз подтверждая, что оба остались живы. Приняв импровизированный талисман от алебардиста, Нильс всучил ему собственный, и они хлопнули друг друга по плечу.
   - Ну всё, побежал кирасу надевать. Ни пуха!
   - К чёрту. Береги Юхана!
   - Как зеницу ока, Нильс!
   Когда он дошёл до своего взвода, все уже сидели с оружием в руках, в напряжённой готовности ожидая вестей, некоторые докуривали трубки. Завидев капрала, солдаты повскакивали с мест.
   - Ну что там, Шкипер? - озвучил Олле общий вопрос.
   - Подъём, ребята. Поджигайте фитили.
   Несколько минут спустя барабаны уже выбивали стройный боевой ритм. Чеканя шаг под гулкие удары, солдаты маршировали по равнине в тесном строю, ровными шеренгами идя навстречу врагу. Квадрат пикинёров в центре и две "коробочки" мушкетёров в шесть шеренг на флангах. Между поднятыми пиками трепетали синие знамёна, три полковых пушки тащились перед строем, и во главе всего этого великолепия ехал Круус вместе с Бутурлиным. Всё это наверняка выглядело красиво со стороны, но Нильс не мог отделаться от ощущения некоторого фарса происходящего: в письме, которое полковник Дитрих Вернекен разослал всем гарнизонам и армейским командующим на севере, описывался страшный, во многом ещё неведомый противник, в схватке с которым рекомендовалось соблюдать крайнюю осторожность. Однако шведы шагали в бой бравурно, с апломбом, как если бы против них выступал привычный неприятель. Именно это и беспокоило капрала: он не сомневался бы ни секунды, сражайся они с нормальным противником - с такими же мушкетами и пиками. Но нежить, если верить письму, была подобна толпе безумцев, которые не подвержены страху и которых гораздо труднее убить. Выставить вагенбург, поставить в зазорах артиллерию и сражаться от обороны было бы мудрее. Но барабаны уже били походный марш, солдаты шагали вперёд, и менять что-либо было поздно.
   Впереди маячили умертвия. Они действительно походили на толпу без всякого порядка, растянувшуюся от кромки леса слева от дороги до небольшой рощи на правом фланге. Нильс, шедший в первой шеренге стрелков справа, будто кожей ощущал витавшее в воздухе напряжение. Солдаты уже не первый год слышали байки и слухи про ходячих мертвецов, поднятых из могил и с полей сражений страшной неведомой магией, но даже набожные придавали им мало значения, считая всего лишь россказнями. Теперь же они стали реальностью, здесь и сейчас, на этом самом поле. Мушкетёр слышал и видел краем глаза, как его товарищи обеспокоенно переговаривались меж собой, шептали молитвы, осеняли себя крестным знамением. Он чувствовал их страх - тот, что шевелился и в его собственной груди. Страх встречи с опасным и неизвестным. С настоящим порождением дьявола на грешной земле. И всё же они шли вперёд, удерживаемые дисциплиной и круговой порукой - в конце концов, они оставались тренированными, вышколенными шведскими солдатами. А ещё Нильс понимал, что немцы-рейтары немного промахнулись с числом противника: здесь их было явно больше двухсот. И учитывая то, что он слышал про нежить, было не исключено, что мёртвое войско было пополнено теми, что полегли в деревне.
   - Чёрт, братцы, как их много-то, - услышал Стуре голос Фогеля.
   - Ну тихо ты! Не поминай его, - ответил ему мушкетёр из второй шеренги.
   - А что если правду говорят? Что их пули не берут? - голос у него почти дрожал.
   - Брешут всё, ложатся, как миленькие, - заверил его Олле.
   Нильс беззвучно выругался. Глянул вбок, на шагавшего рядом Лукаса - тот держался крепко, с холодной решимостью на лице. Только пальцы, сжимавшие мушкет, у него побелели.
   - Расслабь пальцы, не сжимай так крепко, - сказал ему Нильс. - А то онемеют.
   Когда Бликстен повернул к нему голову, капрал ободряюще подмигнул ему. Лукас улыбнулся в ответ и продолжил шагать, немного успокоившись и расслабив пальцы. Нильс набрал в лёгкие воздуха и гаркнул:
   - А ну, ребята, давай наш лютерский гимн! Запевай!
   Сам он не очень любил "Господь наш меч", охладев к нему за годы войны, но этот гимн знал всякий швед и всякий лютеранин. И он был наилучшим способом поднять боевой дух перед схваткой. Нильс начал петь ускоренно, в одном ритме с барабанами, и уже на первой строчке его подхватил целый сонм голосов:
  
   VЕr Gud Дr oss en vДldig borg,
   Han Дr vЕr skЖld och vДrja:
   Han hjДlper oss av nЖd och sorg,
   Som oss vill hДr besnДrja.
  
   На втором куплете пели уже все - никто не стал останавливать солдат. Теперь, пусть и на короткое время, они чувствовали себя по-настоящему могучей силой, перед которой не устоит никто. В тот самый момент, когда был допет третий куплет, труба подала сигнал остановиться. Совершив последний слитный шаг, солдаты застыли на месте в тишине.
   Умертвия всё это время стояли недвижно. Глаз уже мог с некоторым трудом различить отдельные силуэты, бесцельно бродившие туда-сюда перед толпой, словно в забытьи. Видно было, что здесь собрались люди всех мастей - от крестьян до солдат, и все были вооружены. У Нильса по спине пробежал холодок при мысли о том, что это воинство могло пополниться теми, кто не успел убежать из деревни. Всё это снова вернуло его к вопросу о том, как именно появлялись эти ходячие мертвецы, что заставляло их возвращаться из-за последней черты, но он усилием воли задавил эти мысли: сейчас они были абсолютно неуместными.
   - Разворачивай пушки! - услышал он отголосок команды Крууса. - Всем приготовить ружья!
   Стуре заранее снял тлеющий фитиль с курка и зажал его между пальцев. Глянул на Ирвинга, стоявшего у правого края их шеренги, в тот самый момент, когда капитан поднял протазан и прокричал команду:
   - Мушкеты готовь!
   - Мушкеты готовь! - гаркнул Раск с другого края.
   Барабаны начали выстукивать другой, более размеренный ритм, под который стрелки заряжали ружья.
   - Заряжай!
   Руки начали машинально выполнять заученные за годы службы действия. Открыв пороховую полку, Нильс насыпал туда затравочного пороха и тут же закрыл её, одновременно опуская мушкет прикладом к земле. Большим пальцем открыл пороховой пенал и высыпал всю меру в ствол. Потом быстро полез в поясную сумочку, выхватывая оттуда свинцовый шарик с пыжом. С глухим позвякиванием пуля отправилась в ствол, и Нильс вытащил шомпол в три быстрых касания - почти синхронно с остальными. Частыми, сильными движениями он прибил заряд и вернул шомпол на место. Перехватив мушкет, он прицепил фитиль к курку и глянул на Лукаса: тот уверенно закончил зарядку на несколько секунд позже.
   Полковые трёхфунтовки уже смотрели в сторону противника, и артиллеристы засуетились вокруг них, начиная зарядку. В этот самый момент толпа умертвий шевельнулась и двинулась в сторону шведов. Кто-то с правого края вытянул палец в их сторону и проговорил дрогнувшим голосом:
   - Ребята!.. Ребята, идут... они идут!
   - Тихо, сучий потрох! - проорал сержант. - Держи мушкет и стой смирно, безмозглый ты чурбан! Всем стоять на месте!
   Поднялся ветер. Стуре услышал, как шумно выдохнул Бликстен, поудобнее взявшись за мушкет. Толпа, поперевшая на них, начинала ускоряться и переходить на бег - стало понятно, что они собираются навязать рукопашную, что бы ими ни двигало. Скосив глаза влево, Нильс увидел, как в тот момент, когда артиллеристы уже похватали ядра, готовясь закатывать их в стволы пушек, Бутурлин махнул саблей и проголосил:
   - Отставить! Отставить, вашу налево! Заряжай картечью! Стрелять по моей команде и сразу отходить!
   Это было правильным решением: мертвецы были ещё далеко, но расстояние между ними таяло на глазах, и у пушек было время только на один выстрел. Секунды текли за секундами, и пара прошедших минут показались вечностью. Солдаты не могли оторвать взгляд от бесформенной, устрашающей, бегущей напролом толпы живых мертвецов, и только выучка и дисциплина удерживали их в строю. Кто-то молился вслух, иные ругались и сыпали проклятиями, пытаясь справиться с напряжением. Голос Ирвинга раздался, как гром среди ясного неба:
   - Всем приготовиться! Контрмарш в три шеренги! Первый ряд - на колено!
   Мушкетёры выполнили приказ, освобождая пространство для огня двум следующим шеренгам. Нильс почувствовал, как учащённо забилось у него сердце. В голове мимолётной вспышкой всплыл образ Лютцена и тут же исчез. Он мог уже чётко видеть отдельных врагов: в рваной одежде, с бледными лицами, они несли на себе отметины ран, убивших их когда-то. Иные и вовсе выглядели, как полуразложившиеся трупы: истлевшие губы, оголённые скулы, местами нагие мышцы - всё это внушало жутчайший трепет. На мгновение мушкетёр почувствовал, как тошнотворный ужас поднимается из глубины, но он не позволил ему завладеть собой, беззвучно выругавшись и постучав по замку мушкета. Кого-то из второй шеренги вырвало, и даже Раск не стал распыляться на ругань.
   - Вжарим им, ребята, - отчётливо проговорил Нильс.
   - Готовьсь! - пришла долгожданная команда от Ирвинга.
   Стрелки приподняли мушкеты и открыли пороховые полки.
   - Целься!
   Десятки ружей слитным движением опустились в сторону врага. Нильс упёр приклад в плечо и прицелился.
   - Огонь!
   Залп разорвал воздух оглушительным грохотом. На пару мгновений пришла глухота, за пороховым дымом сложно было увидеть результат, но Нильс знал, сколь смертоносен залп трёх полных шеренг. Сейчас это его не заботило: даже не слыша команды, он вместе с остальными поднялся с колена, разворачиваясь, и просочился сквозь задние ряды мушкетёров: теперь был их черёд дать нежити огня. Слух вернулся барабанной дробью и окликом сержанта:
   - Задние шеренги - заряжай!
   - Готовьсь! - продолжал командовать Ирвинг. - Целься! Огонь!
   Прогремел второй залп, Нильс в этот момент уже насыпал затравку. Слева бахнула трёхфунтовка, откатываясь назад, секундой позже грохнули ещё два выстрела. Передние ряды нежити попросту легли, изрешечённые картечью, но это лишь ненадолго задержало остальных.
   - Отходим к пикам! - крикнул Ирвинг в тот же миг.
   Насыпая порох в ствол, Стуре увидел, как Круус и Бутурлин объехали пикинёров, уходя под прикрытие, следом за ними засеменили артиллеристы. По команде майора пикинёры взяли оружие наизготовку, готовясь принимать набегавших умертвий. Заметив застывшего с полуоткрытым ртом Бликстена, Нильс толкнул его в плечо.
   - Заряди до конца и береги пулю! Стреляй, если прижмёт!
   Тот отрывисто кивнул, выйдя из оцепенения, и мушкетёры организованно припустили влево. Но если часть стрелков успела быстро добежать, растекаясь вдоль блока пикинёров, то остальные смогли только подойти к ним вплотную.
   - Стоять! - скомандовал капитан. - Мечи к бою!
   Нильс скорее услышал, чем увидел поредевшую волну нежити, которая вот-вот должна была с ними столкнуться. Не обращая ни на кого внимания, он вытащил шомпол и загнал его в ствол, завершая зарядку.
   - С нами Бог! - проорал сержант, занося алебарду для удара.
   - С нами Бо-о-о-ог!!! - поддержали его десятки глоток.
   Раздался хриплый, ужасающий гортанный крик, и умертвия неровным клином вбежали в строй мушкетёров. Звон стали и крики раненых наполнили воздух. Те, что не погибли и остались на ногах в первые же секунды, отшатнулись и подались назад - такова была сила натиска. Но мушкетёры устояли и теперь отчаянно били умертвий мечами и прикладами, дерясь за свою жизнь. Строй быстро смешался. На глазах Нильса в воздух взметнулась коса - обычная деревенская коса, вонзившаяся в шею одному из солдат, и тот заорал от боли. Секундой позже он был добит мечом мертвяка в кожаной куртке и шлеме - явно бывшего рейтаром при жизни. Продолжая удерживать мушкет левой рукой, Стуре выхватил клинок, шагнул вперёд и всадил его в глазницу мертвецу. Тот вскрикнул нечеловеческим голосом и замешкался буквально на пару секунд, которых хватило, чтобы мушкетёр, стоявший перед Нильсом, перерубил умертвию шею. Где-то слева ухнула вниз алебарда Раска, размозжив череп очередному врагу. Выдернув клинок, покрывшийся тёмной, бурой жижей, Нильс несколько мгновений стоял на месте, ища возможность для хорошего удара - стоявшие перед ним солдаты пока были в строю.
   Грохнули два выстрела - то мушкетёры из задних шеренг стреляли поверх плеч товарищей. Высмотрев нужную прореху, Стуре размахнулся и рубанул по шее умертвию, не давая ему зарубить соседа спереди. Последний быстро оправился и закончил работу. Очередной мертвяк-крестьянин всадил вилы в живот стрелку впереди справа и повалил его на землю. В нос ударил отвратительный запах крови и внутренностей. Слева, со стороны пикинёров, гремела беспорядочная стрельба.
   Так они рубились где-то с минуту, теснимые нежитью. Крайних врагов слева доставали пикинёры, помогая товарищам. Любой враг, возможно, уже отступил бы, чтоб перегруппироваться, но именно в этом заключался весь ужас борьбы с умертвиями - они не отступали. На место каждого убитого тут же вставал следующий, и натиск не сбавлялся ни на секунду. Они даже чувствовали боль и вопили от неё, но продолжали драться вопреки всему, не обращая внимания на свои раны. Прикончить же их было чертовски трудно - на глазах у Нильса упавший и, казалось, добитый мертвец схватил одного солдата за ногу и повалил наземь, остальные быстро убили его.
   Ещё один, которому отрубили руку, вцепился уцелевшими пальцами в шею противнику, рванулся к нему и принялся грызть горло зубами. Нильс тут же рубанул мертвяка ударом сверху - да так, что клинок застрял в кости. Пока он пытался вырвать его, следующий враг замахивался ржавым мечом на соседа. Стоявший со стороны Фогель разрядил мушкет в упор, но выстрел, убивший бы живого наповал, лишь отбросил умертвие и перемолол ему рёбра, но не вывел из боя. Когда тот оправился, Фогель протиснулся вперёд и саданул его прикладом, не дав довершить удар, но тут же получил клинок в сердце и свалился наземь, захлёбываясь криком. Шеренги снова сомкнулись над погибшим, и Нильс грязно выругался.
   Слева запела труба, призывающая к отступлению. Только теперь Круус понял свою роковую ошибку и дёргался на коне из стороны в сторону, что-то выкрикивая. Сквозь общую какофонию Нильс услышал вопль раненой лошади, но высматривать, что произошло, не было времени. Обернувшись на миг, он увидел, как команде офицеров многие пикинёры растягивались вдоль переднего края телег, заранее выставляя живой щит против умертвий. Очень вовремя.
   - Отходим! Отходим к телегам! - услышал он голос Ирвинга. - Первым шеренгам отходить заслоном!
   - К телегам! - вопил Раск. - Не давайте им прорваться!
   Стуре заблаговременно заткнул меч за пояс и перехватил мушкет. Весь смешанный строй мушкетёров подался назад, через несколько секунд задние шеренги что есть сил рванули к телегам, и Нильс побежал следом, хлопнув по плечу Лукаса и увлекая его за собой. Не добегая до телег, он притормозил, разворачиваясь и вскидывая мушкет. Первые ряды отступали более-менее организованно, не давая мертвякам увязаться в погоню, но кое-где они прорвались и теперь забегали солдатам за спины. Нильс подождал пару секунд, чтобы выстрелить наверняка, и разрядил мушкет, уложив самого резвого. Припустив было дальше, он увидел споткнувшегося Меландера, который отчаянно сучил руками и ногами, пытаясь встать, и настигавшее его умертвие. Нильс бросился к нему на помощь, и в этот же момент Бликстен выстрелил в преследователя, попав прямо в голову.
   - Вставай, дурень, быстрее! - процедил капрал, помогая Мартину подняться. Тот рассеянно кивнул, хватая мушкет, и они вдвоём побежали к вагенбургу, где их уже ждали пикинёры. Те, чьи ружья были ещё заряжены, встретили напирающих мертвецов стройным огнём по команде лейтенанта, стреляя с телег поверх голов товарищей.
   - Все на телеги! - надрывался Ирвинг. - Огонь по готовности!
   Из-за того, как Круус решил вести бой, вагенбург был разделён надвое - два небольших полукруга телег стояли сзади и по флангам от пикинёров. Но даже так им явно не хватало пространства, чтобы вместить в этот проём целый блок. Артиллерия была потеряна, и это было наихудшее во всей картине - стой пушки в зазорах между телегами, их ещё можно было бы зарядить и раз за разом угощать нежить картечью - и всей той силой, которая вырывалась из ствола при выстреле и запросто ломала кости. Теперь же солдаты могли рассчитывать только на себя и своё оружие.
   Спрыгнув с обратной стороны телеги, Нильс, не мешкая, принялся заряжать мушкет. Переглянувшись с Лукасом, он кивнул ему и сказал:
   - Молодец, парень, так держать. Не дрейфь, ребята!
   - Бутурлин ранен! - раздался крик откуда-то со стороны. - Подполковник, майор Бутурлин ранен!
   Повернув голову, Нильс заметил троих солдат, что тащили раненого Василия. Он не мог отчётливо разобрать, в каком состоянии был майор, но видел, что вся его левая рука была в крови.
   - Что с ним?! - возопил Круус, и в его голосе послышалась нотка паники.
   - Рука, подполковник! И в грудь ранили!
   - В лазарет его, живо! Увезти подальше отсюда!
   - Пустите, сукины дети! - орал Бутурлин, всё ещё пребывавший в сознании, матерясь по-русски. - Саблю, саблю мне дайте!
   Солдаты живо припустили дальше - в сторону обоза. Прибив пулю шомполом, Нильс взобрался на телегу, открыл пороховую полку, приложился к прикладу и выстрелил в наседавшую толпу.
   Гремели выстрелы, текли минуты, воздух всё больше полнился дымом, а крики раненых доносились отовсюду. К умертвиям уже присоединились те, кого остановили, но не убили мушкетные пули, и шведские солдаты гибли под их натиском, продолжая упорно отбиваться. Пикинёры уже насилу сдерживали врагов, практически полностью перейдя на мечи, мушкетёры просили пороха, который им еле успевали подносить от обозных фургонов. Нильс уже опустошил всю бандольеру и заряжал мушкет из запасной. Лейтенант, помогавший Ирвингу, и его солдаты насилу удерживали умертвий, зашедших с правого фланга, и Стуре понимал, что их вот-вот сметут. Оглянувшись, он увидел в тылу на их фланге Юхана со знаменем в руках, окружённого охраной. Он не мог отчётливо увидеть выражение на лице друга, но ему показалось, что на нём отразилось неверие в происходящее на грани с отчаянием. Нильс и сам не верил. Нежить, которую они превосходили числом, понесла большие потери, но всё равно сравняла счёт и продавливала вестерботтенцев без устали, без жалости, без продыху.
   Шум слева отвлёк мушкетёра, и он ужаснулся, когда увидел, что творилось там: мертвяки, которые ещё минуту назад, казалось, отхлынули по центру, прорвались и теперь вырезали сломанный строй солдат. Левый фланг опрокинулся вместе с центром, и если отдельные группы солдат ещё отбивались, то у остальных сдали нервы. Они побежали, бросая оружие, гонимые мертвецами, которые беспощадно убивали всех, до кого дотягивались. В начавшемся хаосе уже ничего нельзя было разобрать. Знамя с тремя коронами и золотыми львами упало на землю и было втоптано в грязь. Всё, что оставалось на левом фланге - это такая же знамённая группа во главе с уцелевшим капитаном, на которую отвлеклось большинство мертвецов и которая отважно приняла свой последний бой: они знали, что если побегут, погибнут ещё быстрее. Стуре выругался.
   Круус больше не медлил. Не вымолвив ни слова, он развернул коня и поскакал прочь, сопровождаемый своим адъютантом. Ирвинг несколько секунд провожал его неверящим взглядом. Потом развернулся, стиснув зубы, и вскинул протазан:
   - Держать строй! Солдаты Швеции не дрогнут! Всем собраться вокруг меня!
   Солдаты, сопровождавшие его, создав подобие строя, приняли на себя удар слева, от тех умертвий, что прорвались по центру.
   - Шкипер, осторожно!
   Резко повернув голову, Нильс заметил подбегавшего к телеге мертвяка: все пикинёры перед ним уже были мертвы, и он цеплялся за телегу. Стуре саданул ему прикладом по пальцам, переломав фаланги, и выстрелил в голову.
   - Слезайте с телег! Собраться вокруг капитана! - кричал осипшим голосом Раск, вся алебарда которого была в бурой крови.
   - За мной, ребята! - скомандовал Нильс своим, спрыгивая с телеги. - Заряжай на ходу!
   Он успел слезть за секунду до того, как вражеская алебарда ударила по месту, где он был миг назад. Умертвия лезли слишком быстро, и он понял, что перезарядиться ему не дадут, а потому снова взял меч в правую руку. Повернув голову, Нильс увидел, как убивают лейтенанта, а его люди бегут, сломя голову - тех, кто остался, быстро постигла та же судьба. Юхан и его алебардисты уже стояли там же, насилу отбиваясь. На отступавших мушкетёров тоже наседали, выстрелы почти перестали греметь. Когда мертвяк с алебардой перелез на их сторону, Стуре прикрыл Лукаса, пока тот выхватывал клинок. Поймав древко алебарды мушкетом, он одним движением отпихнул его в сторону, сократил расстояние и перерубил мертвяку шею. Оказавшийся рядом Олле прикончил ещё одного вместе с Меландером.
   - Это конец, Шкипер! - крикнул последний, отступая. - Они нас тут...
   - Заткнись к дьяволу! - оборвал его Олле. - Троллево отродье. Шкипер, к капитану надо!
   - Держаться вместе! Бей-руби! - выкрикнул Нильс, пытаясь хоть как-то воодушевить остальных. - На всех стали хватит!
   Они оказались чуть позади остальных во время отхода. Некоторые пикинёры ещё были живы и успели отступить, их кирасы все были в крови. Даже раненые продолжали отбиваться и рубить нежить наравне с целыми товарищами, сбившись в большую кучу. Нежить продолжала лезть через вагенбург и заходить со всех сторон, залезая в любую прореху. Отряд Юхана был от них отрезан, и нужно было срочно это исправлять. Протиснувшись поближе к Ирвингу, Нильс прокричал:
   - Капитан! Надо отходить к зна...
   Он оборвал себя на полуслове, когда на удивление организованный клин умертвий прорвался к капитану. В скоротечной рубке, продавив шведов, они почти целиком вырезали ближайших к нему людей, и только Раск с оставшимися мушкетёрами смог их остановить. Жалкое подобие строя рассыпалось и начался хаос, подобный тому, что охватил левый фланг. Практически каждая группка была сама за себя. Упокоив вместе с Олле очередного мертвяка, Нильс поднял голову и увидел, как Ирвингу в бок дважды вонзили нож. Глухо простонав, капитан выпустил протазан из ослабевших пальцев. Последним усилием воли он сжал вражеский клинок, выхватил меч из ножен и вонзил умертвию в подмышку, падая на землю вместе с ним. Даже на пороге гибели ему хватило силы воли на последний, отчаянный удар. Шотландец отказался умирать, не забрав с собой супостата.
   - Всё, хана, - с ужасом выдавил кто-то из солдат. - Бежим! Спасайся кто может!
   - Куда?! - вознегодовал сержант. - Держать строй! Всех порешу к чёртовой матери!
   - Держимся вместе, ребята! - выкрикнул Нильс, отходя назад вместе со своими мушкетёрами. - Не разбегаемся, прикрываем друг друга!
   Солдаты дрогнули. К этому моменту нежити оставалось не так много, но общий беспорядок, бегство Крууса и гибель старших офицеров сыграли свою роль. Паника охватила почти всех: кто-то бежал прочь, забыв обо всём, кто-то ещё сохранял остатки рассудка и держался за оружие, кто-то пытался отступать группами, но Нильс знал, что ситуацию уже не спасти. Это был разгром. Раск пытался остановить бегущих - никто его не слушал. Оставалось только выжить и попытаться спасти других в этом хаосе.
   Они отступали почти бегом, насилу отбиваясь от умертвий. Бьёрк и Хассель, отрезанные от группы в стороне, были убиты. В тот миг, когда, казалось, всё было кончено, Юхан выхватил из ножен клинок и зашагал навстречу бегущим. Он шёл мимо них с гордо поднятой головой, воздетым мечом и развевающимся на ветру полковым знаменем.
   - Все за мной! - крикнул он. - Все, кому жизнь дорога, за мной! Мы выстоим!
   Фритьоф с алебардистами опомнились только несколько секунд спустя и поспешили за фенриком. Миновав бегущего солдата, который невольно остановился, засмотревшись на невиданное проявление храбрости, Юхан повстречался с первым умертвием. Стиснув зубы, он одним взмахом перерубил ему шею, и мертвяк рухнул знаменосцу под ноги. Следующего остановил Фритьоф.
   - Их силы тают, мы выстоим, братья! - продолжал кричать фенрик. - За мной!
   Резким выпадом он остановил ещё одного мертвеца, и Фритьоф добил его. Юхану удалось совершить невозможное: его ход был столь неожиданным, столь воодушевляющим, что большая часть солдат действительно остановилась. За недолгим замешательством последовал всеобщий боевой клич, и все они ринулись за Хаммаршельдом, за знаменем родного полка, с новыми силами вступая в бой.
   Воспользовавшись заминкой нежити и контратакой, Нильс сыпанул пороха на полку, тут же закрыв её. Бросив взгляд на своих, он скомандовал:
   - Лукас, Олле, Мартин, заряжайте! Остальные за мной!
   Схватив верный меч, он припустил за атакующими, которые уже схватились с малыми кучками рассыпавшейся нежити, либо сплотились вокруг Юхана, группа которого взяла на себя основной удар. Он заметил Раска, из рук которого мертвяк пытался вырвать алебарду, прочно схватившись за неё обеими руками. Он с силой рванул древко в сторону, сержанта повело, и он упал на землю, выругавшись и выпустив алебарду. Перехватив её, мертвяк собирался прикончить Раска, но Нильс не дал ему этого сделать: разбежавшись, он оттолкнул его плечом, и секундой позже подбежавший пикинёр перерубил умертвию шею.
   Нильс на секунду остановился и посмотрел на сержанта. Поднявшись и снова взяв свою алебарду, он сплюнул, глянул на Стуре и отрывисто кивнул ему. Тот возвратил жест, и они оба пошли дальше.
   Им удалось перебить одиночек и практически отбить плацдарм перед телегами, когда Нильс увидел большую группу нежити, бегущую с левого фланга: там больше некого было убивать.
   - К знамени, быстро! - крикнул он, перехватывая инициативу. - Все с заряженными мушкетами ко мне! Становись!
   Он встал по левому краю их небольшого отряда, вытянув меч в нужном направлении. Пока Раск организовывал и строил остальных, дюжина стрелков резво выстроилась в шеренгу, в их числе и ребята из его взвода. Как раз вовремя: умертвия уже приближались. Вскинув меч кверху, Нильс отдал команду:
   - Готовьсь! Целься! Пли!
   Он взмахнул клинком, и шеренга дала залп. Кому-то из мертвяков прострелило голову, нескольких опрокинуло, и создалась секундная заминка перед столкновением.
   - Отойти! - скомандовал Стуре. - Зарядить ружья и следить за флангом!
   - Смелее, братья! - продолжал надрываться Юхан. - Именем Господа и его ангелов, им нас не сломить!
   Сеча возобновилась с новой силой. Крики боли, крики отчаяния, проклятия и боевые кличи - всё смешалось в один звенящий хор. Никто больше не побежал: знамя Вестерботтена стояло твёрдо. Нильс и его стрелки перезаряжались так быстро, как только могли, всякую секунду ожидая атаки, и поначалу товарищи надёжно защищали их. Ухитрившись зарядиться, Нильс буквально приложил дуло к голове мертвяка и выстрелил, его примеру в следующие секунды последовали остальные. Бой шёл на равных, закипев с невиданным ожесточением, умертвий становилось всё меньше, но и силы шведских солдат таяли на глазах. Стало уже не до перезарядки: их оставалось всё меньше, и каждый клинок был на счету.
   Раненый Раск в какой-то момент рванулся вперёд, зарубив очередного супостата, на него тут же навалились ещё двое, и после короткой борьбы сержант погиб, падая наземь с кинжалом в горле, прежде чем ему успели помочь. Отбросив мушкет и заткнув меч за пояс, Нильс вырвал алебарду из всё ещё тёплых рук и всадил остриё в брюхо набегавшему мертвяку. Олле рубанул от плеча и довершил работу. Выдернув алебарду, Нильс скосил глаза и заметил мёртвого солдата с мечом, перелезающего через край повозки. Размахнувшись, он перерубил умертвию ключицу, тот свалился наземь, и Стуре добил его следующим ударом.
   Миновала ещё минута безумной рубки, и бой закончился. Шведов осталось меньше тридцати. Последних умертвий добивали уже на телегах, и когда один из алебардистов отсёк голову последнему, громкое "Ура!" огласило поле боя.
   - Победа за нами! - воскликнул Юхан, вскочивший на повозку и воздевший к небу окровавленный клинок. - Мы выстояли!
   - Выстояли! - подхватили его солдаты на телегах и внизу. Нильс и сам поднял вверх сжатый кулак, присоединившись к мимолётному торжеству. Лукас восторженно кричал, а из глаз у него лились слёзы. Фритьоф, оказавшийся рядом, широко улыбнулся Нильсу и крепко обнялся с ним, хлопнув по спине.
   - Осторожно! - крикнул тут алебардист на повозке. - Там есть ещё!
   - У них мушкеты, берегись!
   Нильс мгновенно повернул голову и онемел. В двадцати-тридцати шагах от повозок стояла цепочка из десяти солдат с поднятыми ружьями. Прежде чем все успели осознать происходящее, прогремел залп, и Стуре едва успел пригнуться. Половина тех, что стояли на повозках, свалились вниз, убитые или раненые, Юхану повезло, и пули просвистели мимо него - он спрыгнул и укрылся за телегой. Раненый в руку пикинёр схватился за пулевое отверстие, зажимая хлещущую кровь, и застонал от боли. Фритьоф выругался.
   - Мертвяки ещё и стреляют!
   - Что за чертовщина?!
   - Принесло на нашу...
   - Всем тихо! - гаркнул Нильс, поспешно насыпая порох из пенала в ствол мушкета. - Мы добьём их! Мушкетёры, по моей команде! Прикладываемся и палим через борт!
   - Никому не высовываться без команды капрала! - приказал Юхан. - Остальные помогите раненым и будьте бдительны.
   Те, у кого мушкетов не нашлось, живо забрали их у мёртвых, стараясь не поднимать головы, и принялись нервно заряжать. Нильс дозарядился, поправил прогоревший фитиль и обождал ещё немного, пока с этим закончат остальные. Сердце снова забилось чаще: было бы чертовски обидно погибать в такой момент, после всей этой сечи и после такого прорыва.
   - Готовы?
   Ему ответили синхронными кивками.
   - Целься! - крикнул он, высовываясь из-за края телеги и прикладываясь к мушкету. Мертвецы были у них на мушке. - Пли!
   Стройный залп выкосил восемь из десяти, упокоив некоторых окончательно. Отстрелявшись, мушкетёры попрятались назад, прежде чем по ним дали ответный огонь. Шальная пуля пробила деревянный борт телеги и ранила Меландера, тот застонал от боли. В то же мгновение Бликстен вытянул руку и прокричал, срываясь на фальцет:
   - Капрал, с фланга!
   Нильс обернулся и сердце у него замерло. Ещё дюжина мушкетёров-умертвий приближалась к ним сзади и слева, готовясь дать залп.
   - Врассыпную! - дал команду Юхан. - Всем врассыпную!
   - Ложись! - прокричал Нильс - почти впустую. Солдаты в первую очередь послушались фенрика, некоторые услышали и его, но это не помогло. Стрелки дали залп, прежде чем шведы успели достаточно рассыпаться, и практически все пули попали в цель, уложив намертво нескольких солдат. Нильс машинально зажмурился, когда свинцовый шарик врезался в повозку в дюймах от его головы и брызнул вокруг щепками. Мгновением позже перед ним рухнул Фритьоф с простреленной кирасой: пуля угодила ему прямиком в сердце. На их стороне боеспособных оставалось чуть больше десятка. Хаммаршельд вскочил и побежал прямиком на умертвий с клинком в руках.
   - Вперёд, пока они не зарядились! - скомандовал он. - В атаку!
   - В атаку! - поддержал его Нильс, поднимаясь следом. Его обуяла жгучая холодная ярость: погибший Фритьоф лежал у его ног, и всё, чего он сейчас желал - это сполна отомстить и за него, и за всех ребят, погибших сегодня.
   Все, кто мог стоять на ногах, побежали за Юханом, горстка раненых осталась позади. Кто-то из пикинёров схватил алебарду Фритьофа. Они вбежали в цепочку умертвий, зарубив некоторых на месте, но те щедро отплатили им кровью: солдаты уже успели устать, а их враги явно были свежими. Они успевали добить раненых, даже когда на них накидывались в попытках помешать. Расправившись с одним противником, Нильс ударил другого - мертвяк попросту подставил руку под удар, как щит, и мушкетёр так и не смог вытащить клинок, настолько сильно он врезался в кость. Если бы не подоспевший Лукас, враг бы тут же заколол Нильса. Придавив поверженного сапогом и насилу выдернув меч, мушкетёр развернулся, увидел Олле с рассечённым плечом, молча подскочил к умертвию со спины и перерубил ему шею. Секундой позже Юхан со сдавленным криком добил последнего.
   Их, пошедших в атаку, осталось всего четверо. Остальные лежали на земле, мёртвые или на грани смерти, некоторые всё ещё шевелились и что-то шептали холодеющими, не слушающимися губами. У Меландера текла кровь из перерезанной глотки. В стороне, у повозок, всё ещё стонали раненые. Олле, с окровавленным лицом и спутанными волосами, зажимая рану на левой руке, смотрел на Нильса с полубезумной улыбкой.
   - Мы их сделали, Шкипер... Хе-хе... Мы их... порубили.
   - На помощь! - раздался крик со стороны.
   Нильс повернул голову и только теперь понял, что было не так. Охваченный возбуждением от завязавшейся рубки, он не обратил внимания на то, что раненые не просто стонали от боли. Они кричали, погибая от рук врага. Трое целых умертвий стояли у телег - те самые из первой шеренги стрелков. Один из них добивал последнего оставшегося мушкетёра. Двое других стояли с поднятыми ружьями. Их явно пришло больше, но раненые продали свои жизни не по дешёвке.
   Прежде чем Нильс успел хоть что-то выкрикнуть, грянул выстрел, и пуля прошибла Хедлунду голову навылет. Он рухнул наземь, как мешок с костями. Вторая пуля просвистела над ними.
   - Олле!!! - полным отчаяния и ужаса голосом крикнул Лукас.
   - Бликстен, бери мушкет и заряжай! - скомандовал Нильс. - Заряжай быстро!
   Он всё-таки смог докричаться до Лукаса, и тот, сумев взять себя в руки, схватил лежавший рядом мушкет и принялся за дозарядку, дрожащими пальцами отправив пулю в ствол. Нильс сделал то же самое, наблюдая, как третий мертвяк побежал на них с мечом, пока оставшиеся двое заряжали ружья. Их движения выглядели неуклюжими, дёргаными, как будто кто-то тянул за невидимые нити, прикреплённые к рукам. Стуре готовился уже браться за меч, чтобы помочь Юхану, но тот справился и сам. Взяв знамя в обе руки, он с разбега пронзил мертвеца наконечником и повалил его на землю. Продолжая удерживать его, он подбежал вплотную и перерубил шею умертвия мечом.
   Нильс вернул шомпол на место, когда мертвяки ещё только прибивали заряд, мгновениями позже это же сделал и Лукас.
   - Целься! - крикнул Нильс, вскидывая мушкет. - Пли!
   Обе пули угодили в стоявшего слева и опрокинули его, мертвяк выпустил мушкет из рук. Второй возвратил шомпол на место. Нильс с ужасом видел, что Юхан уже бежит на него.
   - Не позволю! - кричал фенрик на бегу. - На меня смотри, тварь!
   - Юхан, ложись! - что есть сил кричал Нильс, сорвавшись следом с мечом в руке. - Ложись!!!
   Он видел, как ходячий мертвец вскинул мушкет и нацелил дуло. Не в него. Юхан не успевал буквально на несколько шагов.
   Выстрел грохнул, обрывая крик Нильса. Юхану пробило грудь, и Стуре видел, как пуля вылетела с обратной стороны, разрывая ткань дублета и брызгая кровью. Юхан пошатнулся. Каким-то неведомым, фантастическим усилием он удержался на ногах, добежал последние несколько шагов и всё-таки всадил наконечник в мертвяка, почти пригвоздив его к борту повозки. Тот неистово завизжал, пытаясь высвободиться и достать меч. Со стоном выдернув наконечник из груди умертвия, Юхан снова пошатнулся и всё-таки упал, заваливаясь вправо.
   Нильс прикончил мертвяка яростным ударом, прежде чем тот успел обнажить клинок. Затем с яростным криком добил последнего. Утерев бурую кровь с лица, он огляделся, чтобы удостовериться, что нежити рядом больше нет: кругом было пусто. Юхан хрипло дышал, лёжа на спине, и никто, кроме него, не подавал признаков жизни. Нильс тут же бросился к нему.
   - Лукас, бинты и воду сюда, живо! - крикнул он, сев на колени. Потянувшись к бездыханному телу слева, он, не тратя времени, оторвал край нижней рубахи, чтобы хоть чем-то временно заткнуть рану. Изо рта у Юхана текла кровь - значит, было пробито лёгкое. Пока Нильс резво расстёгивал пуговицы его дублета, знаменосец слабо улыбнулся.
   - Мы победили, - проговорил он. - Цена... всегда есть цена, так ведь?
   - Молчи, дурак. Молчи и не шевелись.
   - Судьба такая... я говорил. Агнете письмо передай...
   Юхан закашлялся, и Нильс выругался сквозь зубы. Смочив скомканный кусок ткани водой из фляги, он вставил его в пулевое отверстие, силясь прекратить кровотечение. Фенрик поморщился.
   - Не смей мне умирать. Говорил тебе, не беги... Лукас, бинты, чёрт возьми!
   Ему не ответили.
   - Не суетись, - прошептал Хаммаршельд и кашлянул кровью. - Кончена сказка.
   - Молчи, я сказал!
   Он наклонился и взялся за плечо друга, собираясь перевернуть его и заткнуть отверстие с другой стороны. В этот момент Юхан неожиданно сильным движением поднял руку со знаменем и уткнул её в грудь Нильсу.
   - Возьми его. Доживи, донеси до конца... - он ещё раз кашлянул и поморщился. - Ради нас.
   - Хватит, Юхан. Ты будешь жить. Мы тебя вытащим.
   Он снова попытался перевернуть друга, но тот лишь сильнее упёр руку со знаменем.
   - Пообещай. Пообещай мне... - его лицо исказила гримаса боли, сменившаяся вдруг странным спокойствием. - Помни о нас.
   - Юхан... - только и смог прошептать Нильс, покачав головой. Его пальцы сжались на древке знамени. Только теперь он по-настоящему понял, что друга ему уже не спасти. И это осознание ледяной иглой пронзило ему сердце. Он неотрывно смотрел знаменосцу в глаза, пока тот умирал.
   - Ты дойдёшь, я знаю. Помни о нас. Помни о нас...
   Последнее дыхание сорвалось с его губ. Большие серые глаза на побледневшем веснушчатом лице смотрели на Нильса невидящим взглядом. Мушкетёр продолжал в них глядеть, всё так же сжимая знамя и потеряв счёт времени. Он вдруг почувствовал, как капля влаги сбежала по его щеке, и только теперь осознал, что плачет.
   В реальность его вернул истошный, отчаянный вопль.
   - Нееееееет!!!
   Нильс резко поднял голову: это кричал Лукас. Мальчишка рухнул на колени, опершись на мушкет, и с совершенно безумным видом кричал, захлёбываясь в рыданиях.
   - Нет, нет! Нееееееет!!!
   Он окончательно зашёлся плачем и рыдал в голос, неспособный вымолвить ни слова. Уткнувшись лицом в кулак, он выл, не в силах справиться с произошедшим. Стуре, поднявшись с колен вместе с полковым знаменем, оглядел затихшее поле боя и только теперь полностью вобрал в себя картину случившегося.
   Все их товарищи были мертвы. Всё поле вокруг было усеяно мёртвыми телами, от больших груд в местах ожесточённой рубки до отдельных трупов по всем сторонам. Шведские солдаты лежали вперемежку с умертвиями, одно из ротных знамён осталось косо торчать из земли, удерживаемое нагромождением тел, и теперь печально колыхалось на ветру. И ни одного стона, ни одной весточки, что в ком-то могла ещё теплиться жизнь, слышно не было. Обоза след простыл: некоторые фургоны всё ещё стояли неподалёку, брошенные. Все нонкомбатанты либо разбежались, либо уехали прочь, либо были вырезаны - чуть вдали виднелись и их тела, пририсовка к и без того кошмарной картине. Среди прочих Нильс разглядел Ирвинга. Взгляд его скользнул ближе, на мёртвого Фритьофа Старка. Мартина Меландера. Олле Хедлунда. Юхана Хаммаршельда.
   Воспоминания о Лютцене снова предстали перед глазами и вогнали мушкетёра в оцепенение. Мельницы, горящие мельницы со злосчастной имперской батареей, усеянный трупами холм и переполненный ров вдоль склона. Эта картина явилась ему так живо, будто он снова оказался там, на этом проклятом поле одиннадцать лет назад. Неизбывный ужас снова поднялся из глубины, и Нильс почти растворился в нём, в бездонной, чёрной пучине отчаяния и безысходности. Его взгляд остекленел, а все чувства словно притупились. Этот ужас, живший внутри каждого солдата, дождался своего часа. На грани срыва, собрав в кулак остатки воли, закалённой годами войны, Нильс всё-таки задавил его, до боли сжав древко знамени, и пришёл в себя.
   Его перетряхнуло судорогой. Он уже видел подобные картины, видел куда больше погибших, чем здесь, но никогда ещё потери не ощущались столь болезненными. Они одержали победу страшной, непомерной ценой. Такой, о которой не хотелось даже думать. Все боевые товарищи Нильса лежали теперь бездыханными. Все, кроме одного.
   Бережно прислонив знамя к одной из телег, Нильс направился к Бликстену, на ходу удаляя кровь с клинка так и не использованной тряпицей. Вложив меч в ножны и наскоро вытерев слёзы, он окликнул юношу:
   - Лукас, вставай.
   - Капра-ал! - продолжая рыдать, выдавил тот.
   - Вытри слёзы, солдат, ещё будет время плакать.
   - Капрал, они все погибли! - прокричал мальчишка, глянув Нильсу в лицо. На Стуре смотрели глаза безумца. - Все... все погибли, капрал! И мы тоже умрём здесь!
   - Лукас...
   - Они мертвы, капра-ал!
   - Лукас! - Нильс тряхнул его за плечо что есть силы и сурово заглянул в глаза. - Опомнись, ты, сучёныш! Прекрати рыдать, дерьма кусок, иначе точно сдохнешь!
   Бликстен резко вдохнул и затих, во все глаза глядя на капрала. Он не хотел говорить мальчишке этих слов, но сейчас из глубокого шока его могла вывести только равная по силе эмоция. Лукас не слышал доводов, не воспринимал спокойных, взвешенных слов - до него попросту нельзя было этим достучаться. Но он ощутил весь тот заряд, который Нильс вложил в свою ругань, и это выбило его из состояния паники, заставило опомниться. Он снова смотрел на Нильса осмысленным взглядом.
   - Лукас, - продолжил Нильс, всё ещё держа юношу за плечо, - соберись. Нам счас нельзя раскисать, нельзя, слышишь? Здесь опасно, и нужно уходить, немедленно. Уходить и идти в Штеттин, нам нужно выжить, понимаешь? Выжить!
   Бликстен закивал, всё ещё часто дыша и содрогаясь от плача.
   - Мы ещё живы. И мы не дадим себя убить, ради них, ради всех наших друзей. Ради тех, кто нас ждёт!
   Лукас зажмурился и снова кивнул, заходясь плачем. Это были уже другие слёзы - он плакал спокойно, без рыданий, лишь судорожно дыша и уткнувшись головой в плечо мушкетёру. Нильс легонько похлопал и погладил его по спине. Сам он при этом следил за округой, каждую секунду ожидая новой опасности. Он прошептал несколько бессвязных ласковых слов, чтобы успокоить мальчишку. Потом, отстранив его от себя, снова глянул в лицо и спросил:
   - Мушкет держать сможешь?
   Лукас кивнул.
   - Заряди его и найди полную бандольеру. Лучше две, - Стуре похлопал его по плечу и поднялся. - Потом набери себе пуль. И шляпу подними.
   - Есть, капрал, - ослабевшим голосом выдавил юноша, вытирая лицо.
   - Воду тоже бери, - бросил он, подняв свой мушкет и удаляясь.
   - Вас понял.
   Первым делом Нильс проследовал к телу Юхана. Вытащив из внутреннего кармана письмо, он нашарил там же ту самую фляжку и замер на мгновение. Секунду поколебавшись, он всё-таки взял её и прицепил к поясу. Потом наскоро застегнул пуговицы дублета покойного и, в последний раз заглянув ему в глаза, аккуратно закрыл их. Подозвав Лукаса, он снял с тела портупею с ножнами, вложил в них юханов меч и бросил юноше.
   - Держи! Этот будет получше твоего. А старый брось.
   - Есть, - ответил Бликстен, словив ножны, и принялся исполнять поручение. - Вот, возьмите, капрал. Вам тоже бандольера, - юноша шмыгнул носом. - Пеналы проверил, почти все полные.
   - Молодцом, спасибо. Теперь иди вон туда, - Нильс указал в сторону. - Найдёшь там тело лейтенанта, возьми у него пистолет. Проверь, чтоб был заряжен. И раздобудь наши мешки и плащи вон из той телеги.
   Лукас отрывисто кивнул и побежал в указанном направлении. Сам Стуре подошёл к телу Ирвинга и вытащил из-за офицерского пояса колесцовый пистолет. Убедившись, что в нём была пуля, Нильс вернулся назад к знамени и принялся методично заряжать мушкет. Где-то вдали послышалось воронье карканье. Закончив с зарядкой, капрал ещё раз оглядел страшное поле битвы, и у него пробежали мурашки по коже. Проходящий мимо Лукас, уже в плаще и с пистолетом, спросил его:
   - Нильс... мы же за ними вернёмся? - он выдержал паузу. - Мы вернёмся их похоронить?
   Стуре буквально секунду медлил с ответом.
   - Конечно. Мы непременно вернёмся. Обязательно, Лукас.
   Юноша медленно закивал, тяжело вздохнув и заглянув Нильсу в глаза. Потом отвернулся и каким-то изменившимся голосом сообщил:
   - Я готов, капрал.
   - Да. Пошли тогда. Я понесу знамя.
   Бликстен уверенно зашагал вперёд по злосчастной дороге. Стуре надел плащ, взял мушкет и собрался было сразу идти следом, но что-то остановило его. Какая-то сила будто бы надавила ему на плечи невидимой рукой. Он попятился на шаг и прислонился к телеге, опустив голову и шумно выпустив воздух из лёгких. Его взгляд снова остановился на лице Юхана, бледном, неподвижном, застывшим в пугающей вечности. Слишком много хороших людей погибло сегодня. Слишком много тех, кто был ему дорог. Тех, кто поддерживал его, делил трудности и маленькие радости. Тех, кто рассчитывал и надеялся на него в самый трудный час, и кому он сам был готов без колебаний подставить спину.
   Его друг заснул вечным сном у него на руках. И он ничего не смог с этим сделать. Он смотрел Юхану в глаза, пока он умирал, и видел, как с его последним вздохом исчезают все его надежды и мечты. Его любовь. Его ненависть. Его боль и его связь с любимым отцом, которую он так хотел восстановить. Он умер, совершив свой подвиг. Напрасный, ненужный, безумный...
   Безумный подвиг.
   - Капрал!
   Оклик Лукаса вырвал Нильса из оцепенения. Он не поднял головы, лишь на мгновение оторвал взгляд от лица Юхана, вернувшись в реальность. Покосившись на флаг полка, он в последний раз взглянул на мёртвого друга. Он обещал ему донести знамя. Поклялся дойти до конца, чтобы его - и всех остальных - хотя бы кто-то мог вспомнить.
   Он резко оттолкнулся от бортика повозки, отвернувшись и шагнув к знамени. Сомкнув пальцы на древке, он на ходу закинул его на плечо. Синее полотнище колыхнулось вместе с плащом, и Нильс решительно зашагал прочь, ни разу не обернувшись.
  

II. ПЕРЕКРЁСТКИ

  
   Таксист спешил. Куда, зачем? Было неясно, но он спешил. Теперь он молчал и пытался что-то высмотреть через пелену дождя, отчего даже прикусил губу. Снаружи доносился шум ливня, боковые стёкла запотели, и было видно лишь, как стекают по ним капли воды.
   На заднем сиденье автомобиля ехал вполне рядовой пассажир со вполне рядовой внешностью: короткие каштановые волосы почти полностью прятались под плоской серой кепкой, на круглом лице выделялись густые колючие усы и большие глаза с серой радужкой. Между глаз примостился длинный аристократический нос - единственное, что не вписывалось в общий образ. У него были довольно длинные и сильные руки, из одежды - серо-голубая клетчатая рубашка с длинным рукавом и потёртые чёрные джинсы. Хмыкнув себе под нос, словно вспомнив о чём-то, он полез в карман и вытащил паспорт, между первых страниц которого по привычке носил бумажку с напоминанием о запланированных делах. Запись рядом с фотографией гласила: Кулеш Николай Петрович. Сверившись с бумажкой, владелец документа характерно кивнул самому себе и убрал паспорт обратно.
   Расстояние до пункта назначения медленно сокращалось, и через пару минут шофёр резко затормозил, чуть не отправив Петровича в полёт в сторону лобового стекла. С секунду пораскинув мозгами, таксист сказал:
   - Приехали.
   - Ты чего творишь, детина? - сердито произнёс Кулеш. - Убить меня удумал? Приехал он, водила, ещё специалист.
   Полностью залитое лобовое стекло не давало ровным счётом никакой возможности понять, что случилось и почему таксист так резко затормозил. Снаружи улицу укрыл густой туман, и, принимая во внимание дождь, наружу выходить отчаянно не хотелось.
   - Дворники совсем отказали? И убери стекло, я никуда не пойду, пока не буду точно уверен, где я, - говорил Николай, пытаясь протереть боковое окно рукавом.
   - Ты мне дыру в стекле протрёшь, сантехник! Ты окно-то открой и посмотри, где мы.
   Кулеш недовольно дунул себе в усы и пробурчал:
   - Вот и связывайся с этими таксёрами, сначала говоришь, потом получаешь. У тебя окна не открываются, а ты ещё кого-то катаешь да скорость превышаешь. Давай я тебе помогу починить, а ты мне скидку сделаешь постоянную? Ездить хоть не так накладно будет. А то не-неп-непорядок у тебя.
   - Всё там работает, - буркнул таксист и потянулся к ручке на пассажирском сиденье. В двери что-то затрещало, после чего стекло с неестественным скрежетом, рывками поползло вниз. Можно было вполне ожидать, что сейчас что-нибудь сломается или отвалится, но всё прошло благополучно: стекло опустилось, и дождь с присущей ему наглостью заполнил собой машину. Холодные капли впечатались в лицо Николая, отбивая всякое желание вглядываться вдаль.
   - Смотри и плати давай.
   Он стал медленно закрывать окно, но у стекла, судя по всему, были другие планы, и поднималось оно неестественно медленно. Шофёр был искренне убеждён, что они на месте, и так оно и было, вот только он не доехал метров тридцать - то ли специально, то ли просто по забывчивости. В машине стало непривычно холодно, по телу молниеносно пробежали мурашки, водитель всё пыжился, заставляя стекло встать на место, пока вконец замёрзший Кулеш не достал-таки деньги и не пересчитал их.
   - Держи свой гонорар, плебей.
   Николай употребил, как он считал, самое умное выражение из своего словарного запаса и протянул таксисту плату. Другой рукой он полез открывать дверь, которая, естественно, тоже заклинила.
   - Никакого уважения к пролетариату, - сказал шофёр. Пару секунд наблюдая за потугами Петровича, он снизошёл до того, чтобы извернуться в нереальной позе и открыть дверь: машина, видимо, слушалась только своего хозяина. Только сантехник вышел, как таксист озорно улыбнулся, сверкнув золотым зубом, захлопнул дверь и дал газу, разбрызгивая воду во все стороны. Машина быстро скрывалась за пеленой дождя и тумана - только свет фар выдавал то, что она ещё рядом.
   Николай спрятал лицо в воротник. Скоро он будет дома, с любимыми дочерью и сыном, а также с женой, которая, возможно, даже не будет жаловаться на жизнь сегодня. Возможно, даже скажет ему пару ласковых слов, нарушив вечный, приевшийся цикл. Кулеш мог её понять: она всегда хотела большего, а он, простой сантехник и механик, сам был не в состоянии обеспечить это "большее", да и, в сущности, давно понял, что им не слишком по пути друг с другом. Но легко было думать, а вот задача переобустроить быт и сделать так, чтобы все были довольны, представлялась куда менее тривиальной. И ещё сложнее было взглянуть правде в глаза и принять необходимость перемен: они оба шли на жертвы ради детей, хотя давно, по факту, стали друг другу чужими.
   Борясь со встречным ветром, он дотопал до родного подъезда. Внутри стоял не то туман, не то дым коромыслом, но плохого запаха не ощущалось, а это значило, скорее всего, что протекла задвижка отопления. Что, в свою очередь, означало, что ему сегодня предстоит незапланированная работа. В почти полной темноте он попытался привести себя в порядок, недовольно бормоча в усы. Ударившись коленом об угол, Кулеш всё же осознал, что сегодня ему надоело быть жертвой. Он резко открыл вторую дверь и сделал решительный шаг внутрь.
   - Опять лампочку чудаки на букву "м" выкрутили, - ругнулся себе под нос Николай, насилу сдержав эмоции: как-никак, его все соседи знали, и матюгаться ему не слишком-то было к лицу.
   Дверь со скрипом закрылась за спиной, и удар об дверной косяк прозвучал с совсем неестественным, долгим эхом. Звук дождя почти сразу исчез, что тоже было странно. Темнота вокруг стала весьма неприятной и неестественной, в воздухе сильно ощущалась сырость. Петрович полез было в сумку за фонариком, но вовремя вспомнил, что оставил его дома, и, вздохнув, пошёл на автомате - благо, он жил здесь уже чёрт-те сколько времени.
   Где-то впереди раздался звук падающей монетки, которая поскакала куда-то в темноту. Послышалась ругань и шорох одежды.
   - Ещё один пытается найти и догнать своё счастье, - пробормотал Николай, отгоняя от себя всякие дурные мысли о мраке и его обитателях: перед мысленным взором отчётливо стояла его бабушка, укоризненно глядящая на него и потрясающая своим кривым пальцем. - Эй там, в темноте! Ищешь что или караулишь кого?
   - Ищу. А ты что забыл в этом проклятом месте? - ответил ему неприятный скрипучий голос, и от этого голоса Петровичу сделалось не по себе. Обитатель подъезда зашебуршился, разглядеть его не представлялось возможным, но голос был весьма необычный. Николаю казалось, будто в темноте видны отблески глаз говорившего.
   - Вообще-то я тут живу, если ничего не путаю, - задумчиво ответил он, вглядываясь в темноту и зачем-то сунув руки в карманы.
   В потёмках раздался нервный смешок и глубокий вздох, как будто собеседник устал.
   - М-м-м, а ты не похож на здешних обитателей, - при этих славах отчётливо казалось, что незнакомец нервно озирается, высматривая "здешних обитателей". Издалека раздался какой-то шум. Только теперь Кулеш окончательно осознал странную деталь: в подъезде откуда-то появилось чрезмерно гулкое эхо, а пол представлялся неровным.
   - Нам лучше отсюда уйти, - сказал голос, тут же рука таинственного встречного схватила Петровича за рукав куртки и настойчиво потянула куда-то вбок. Кажется, раньше хода туда не было.
   Сердце у сантехника ёкнуло. Одно было ясно: собеседник отлично видит в темноте, чего нельзя было сказать о Николае. Не то чтобы Кулешу нравилось, когда его кто-то куда-то тащит, но и не то чтобы сейчас был какой-то выбор. Первая мысль о краже его внутрисумочного монтажного цеха отпала за абсурдностью, на смену ей пришла другая - не менее абсурдная и тоже быстро улетучившаяся из-за не очень весёлых воспоминаний разнообразного мордобития из его детства. Так и не решив, как поступить, он ступил следом. Правда, языку не нужно было никаких запланированных действий, потому воздух тут же наполнился недовольными восклицаниями.
   Шаг в темноту, второй, и вот там, где должна была быть стена, её не оказалось. Третий шаг, четвёртый...
   - Пригнись посильнее, - сказал голос.
   Николай на всякий случай послушался. Затем пол под ногами ушёл вниз, раздался скрежет камня об камень, и наступила тишина, нарушаемая только шорохом одежды. Странный незнакомец зачем-то сел, и Николай сел вслед за ним.
   - Отбегались, - сказал голос из темноты и, судя по звукам, стал рыться в карманах. Потом раздался скрежет, как будто кто-то дёрнул за рычаг, и поверхность, на которой они сидели, со скрипом двинулась вниз, приводимая в движение каким-то механизмом. Было странное ощущение давящего потолка. По полу же было рассыпано множество мелкой каменной крошки и ещё чёрт знает какой ерунды. Одинокий камушек забился в обувь почти в самом начале пути, а события отдавали в голове полным непониманием происходящего.
   Через пару секунд помещение наполнилось слабым зелёным светом, исходившим от неоновой палочки. В этом свете можно было различить потолок, находящийся на уровне полутора метров над полом, кучу разбросанных по полу осколков костей и прочий мусор, среди которого виднелся самый настоящий человеческий череп. У сантехника перехватило дыхание.
   Стал заметен и неизвестный. Точнее, стала видна его ладонь в перчатке, которая держала лучащийся предмет. Также была видна морда, торчавшая из-под капюшона. Морда эта могла принадлежать только крысе, правда, была размером с человеческое лицо, что могло напугать даже самого крепкого духом.
   "Во отожрались они на химикатах", - крепко призадумался Николай. Крысы не были для него в новинку - в подвалах ему приходилось встречаться с действительно большими экземплярами, но чтоб вот так, в лоб, да ещё и с зеленоватым свечением явно химического происхождения... Потихоньку закрадывалось подозрение, что он всё-таки немножко ошибся подъездом.
   - Идти сможешь? - спросило существо, как ни в чём не бывало.
   И всё было бы ничего, даже неплохо до последнего момента. Но когда морда мохнатика скривилась, а изо рта донёсся уже знакомый голос, физиономия Петровича стала совершенно безжизненной, даже бледной - он вдруг как бы понял наконец, что положение его куда хуже, чем он себя убеждал.
   - Мо... - рефлекторно ответил он, но некий ментальный барьер был прорван, глаз нервно задёргался, рука с ботинком отчаянно пыталась натянуть последний на ногу, тогда как вторая потянулась к голове, мысли в которой стали совершенно сумбурными и описанию не поддавались. Три пальца легли на лоб и поползли вниз, будто бы желая совершить крестное знамение.
   Доползти донизу рука не успела: раздался сильный, сотрясающий землю удар. Мохнатый говорящий крыс дёрнулся и резко спрятал источник света, поднялась пыль. Новых звуков не было, но "эхо" ощущалось всем телом. На время показалось, что стало тихо.
   В этот момент из дальних потёмок до уха донёсся чей-то приглушённый, пробирающий до костей рёв. Это уже был явно перебор. Николай резко вскочил, сильно ударившись головой об потолок, и в этот момент крыс дёрнул его в сторону и повлёк за собой.
   - Только этого не хватало для полного счастья, - тихо сказал крысюк, и голос его выдавал волнение.
   - Э-э-э, чего?
   - Ещё не то увидишь, если повезёт.
   - Да что за хрень? - уже откровенно негодовал Николай, вдруг почувствовав в себе смелость и наглость. Говорил он достаточно тихо, но резко. - Куда меня вообще тащат? Где я вообще нахожусь? Что, блин, вообще происходит?
   Крысёныш что-то сказал на непонятном языке и, судя по интонации, что-то крайне неприличное, после чего добавил уже на привычном Петровичу:
   - Слишком долго рассказывать, нас убьют раньше. Надо убираться отсюда.
   - Убираться? Куда? - продолжал негодовать Николай, ускоряя шаг, чтобы не отстать.
   - Подальше отсюда и от здешних обитателей.
   Как именно крыс собирался убраться, было непонятно. Где-то в стороне, будто бы из расщелины в полу, забрезжил свет, но источник его пока был неясен, а для фонарика свет был слабоват. В какой-то момент он подобрал с пола первый попавшийся камень не слишком большого размера - на всякий случай. В общем хаосе мыслей неизбежно терялось осознание того, что он каким-то неведомым образом перенёсся из своего подъезда в неведомую тёмную пещеру, и что такой внезапный, моментальный перенос противоречит всем известным законам физики, логики и много чего ещё. Но сейчас не это заботило Петровича в первую очередь.
   - Что ты задумал, крыс? Мне кажется, или мы бегаем по кругу непонятно от чего?! Если ты пытаешься заманить меня к себе и заставить работать, то ничего ни у кого из вас не получится! Верните меня на место уже, - всё больше и больше негодовал сантехник, понемногу теряя сцепление с реальностью.
   - Я собираюсь туда, - крыс указал на трещину в каменной тверди, подбежав к ней вплотную. Путь был только один - вниз. Едва заметным движением он выудил из складок своего балахона маленький круглый предмет, что-то щёлкнул на нём и нажал на кнопку.
   Сторонний наблюдатель мог видеть, как два существа попросту исчезли в короткой голубоватой вспышке. В следующий миг они оказались в очередной пещере высотой метра в три, почти по колено заполненной водой, которая услужливо приняла в себя двух беглецов. Вода, как ни странно, была тёплой - и, судя по всему, стоячей. Здесь было несколько светлее от люминесцентных водорослей, излучающих сине-зелёное свечение, которое не резало глаз. Впереди был виден тоннель, уходящий в темноту, нарушаемую местами сине-зелёным свечением.
   Не давая Петровичу осознать, что произошло, крыс резко рванул его за собой, распространяя характерные плещущие звуки. Снова послышалась ругань на непонятном языке - то крысюк выразил верх своего недовольства.
   Николай так и не понял, что произошло и каким образом они провалились сквозь землю, но зато отчётливо ощутил привычную ему сырость, а тёплая водичка, быстро заполнившая обувь, не вызвала ни капли раздражения. Он был счастлив. Он будто снова почувствовал реальность под ногами, лихо позабыв всё, что с ним происходило.
   - О-о-о, ну ёлки-палки, ты сразу сказать не мог?! - громким, довольным и счастливым голосом прокричал Николай, хватаясь за голову. - Ну и на фига были все эти кульбиты? Ты что, сразу не мог сказать, что тебе нужно просто починить отопление?! Не, ну, хе-хе, это ж надо, всего-то перекрыть воду, хомут поставить - делов-то?.. Сейчас мы всё сделаем, батенька. Где тут у вас главный стояк?
   - То ли ещё будет, - усмехнулся крыс. - Смотри под ноги, я даже не знаю, что может тут обитать. Пойдём.
   - Э, слушай, м-м... Крыс, а назад никак не пойти, не? А то у меня там инструменты, как я чинить-то буду?..
   Сумка с инструментами при этом продолжала болтаться у него на плече.
   - Назад? Лучше не надо, по дороге чего-нибудь раздобудем, - сказал крысёныш и тихо, почти неслышно добавил. - Если выживем.
   - А по дороге куда? - задал ещё один вопрос Николай, благополучно не услышав последней фразы. - И, кстати, что ты делаешь с водой? И вообще, ты кто? - осенило сантехника.
   - Я? Зови меня Джефферсон. А идём мы туда, где поверхность поближе, и отсюда подальше, а то я даже не представляю, откуда эта вода берётся.
   - Джефферсон? Ну, веди... Джефферсон.
   Он подавился смешком от этого имени, которое произнёс шёпотом и скорее для себя: он пребывал в культурном шоке от сопоставления внешности, имени и всего того, что он слышал и знал про крыс, людей и их разновидности. Стены тем временем сближались, образуя тоннель.
   - И много тут живёт таких же Джефферсонов, как ты? - немного спустя спросил он, зачерпывая воды и умывая лицо и руки.
   - Да нет, тут редко кого встретишь, да вот только такие встречи в последнее время становятся всё неприятнее. А так здесь в основном люди обретаются.
   - Да, пожалуй, мои встречи в последнее время тоже стали выделяться излишней оригинальностью... О, значит, и люди в этом подвальчике всё же бывают?
   - Бывают, только они несколько... странные. Фанатики они, молятся кому-то, отлавливают себе подобных - они совсем не здешние, - морда крыса скривилась в отвращении. Он мотнул головой и многозначительно заметил. - Кажется, вверх идём.
   - Значит, идём на свежий воздух? И всё равно в толк никак не возьму: что я тут вообще забыл и какого чёрта я сейчас иду и разговариваю... с Джефферсоном?
   - Для меня это, похоже, слишком сложный вопрос.
   - Ничего не понимаю. А что ты тогда делал в подъезде?..
   - Это лучше спросить у кого-нибудь более образованного, я вообще не покидал этого места, - крысюк сделал невнятный жест и резко сменил тему. - Река рядом.
   - Ничего не понимаю... - ещё раз заключил Николай.
   Едва ли он мог понять вообще что-либо в состоянии полной расплывчатости границ мировосприятия, которое и так было склонно ко временным соскокам. Но сейчас он был на грани того, чтобы начать долбёжку по стенам в поисках глубинного смысла своего путешествия куда-то вдаль с каким-то мохнатым, но на удивление приятным в общении крысом-переростком.
   - Ничего не понимаю, - теперь уже твёрдо решил для себя Петрович.
   Вода стала мельчать, а вскоре и кончилась совсем. Послышался шум бурлящего потока, и через некоторое время тоннель упёрся в обрыв, а за ним - в реку, которая с шумом неслась и пенилась в нескольких метрах ниже того уровня, на котором стояли крыс и Кулеш. Пробивавшийся откуда-то сверху свет давал понять, что они уже близко к поверхности.
   - Приехали, - подытожил крысюк, глянув вниз.
   - А теперь вниз? - с безумной ноткой в голосе и стеклом в глазах спросил Николай.
   - Ну, нам бы туда, - крыс показал на другую сторону расщелины и хитро ухмыльнулся, - но летать я ещё не научился.
   - А плавать? Ну, или мост на крайний случай поискать...
   - Можно и поискать, - крыс картинно посмотрел по сторонам, закономерно ничего не увидев. - Искать долго будем.
   - Ну, это, а что нам остаётся делать?
   Крыс пожал плечами:
   - Ну, нам туда, - при этом он указал назад, - или туда, - теперь он уже никуда не показал, просто посмотрел вниз.
   - Ты предлагаешь мне туда прыгать, Джефферсон?
   - Нет. Но придётся.
   Одно было точно ясно: первым он прыгать не собирался.
   - Не... не должно всё быть так плохо, - заявил Николай, плюхнувшись на коленки, на четвереньках подполз к обрыву и заглянул за край. Он увидел изрезанный водой камень: за те века, что река бежала здесь непрерывно, она успела проложить себе дорогу течением вниз почти на пять метров.
   - Что-то высоковато тут, - констатировал сантехник, отползая от края и вставая на ноги.
   - Ну а я что сделаю? - в голосе крыса послышалась насмешка.
   - Думать? Или прыгать? - Петрович почесал затылок. - Ну, может, ты это... чего получше предложишь? - без особой надежды спросил он.
   Крыс помотал головой и недовольно посмотрел вниз. В этот момент откуда-то сзади снова донёсся тот самый рёв. Куда более приглушённый и далёкий на этот раз, но от этого не менее холодящий. Словно бы поняв, что другого выхода для него сейчас нет, Петрович снова заглянул в разверстую пасть подземного русла.
   - Эх... - Николай вздохнул от безысходности, плюнул и, подойдя к краю обрыва, солдатиком сиганул вниз.
   Вода оказалась не просто холодной - она была ледяной, в первые же секунды мышцы начало перекручивать, а течение утягивало вниз. Вода быстро сомкнулась сверху, и могло показаться, что смерть уже рядом, но неожиданно всё кончилось: река выплюнула Петровича, мелькнули скалы, и в следующую секунду вода снова приняла его в свои объятия. На этот раз она не была настолько холодной, но мышцы всё равно отказались слушаться в полной мере - Николай насилу выплыл, хватая воздух. Но всё это меркло перед тем, что он увидел: существо, представшее перед его взором, словно прорвав ткань реальности откуда-то из небытия. Оно могло бы испугать самых отважных, и сейчас в память врезался только один образ. Три ужасающих глаза с вертикальным зрачком, которые застыли прямо перед лицом Петровича и буравили его насквозь. Когда же все три разом моргнули, Николаю показалось, что у него вот-вот остановится сердце.
   - Эээ... - мгновение потянул Петрович, ничего не понимая. - Аааааа!!! - крикнул он и что было сил рванул против течения. Попытка обернулась полным провалом, а потому не оставалось ничего, кроме как, собрав остатки самообладания, вновь развернуться и держаться на плаву. Сумку с инструментами он сбросил ещё в начале "заплыва", понимая, что она утянет его на дно. Наваждение тем временем исчезло. Николаю хотелось зажмуриться до предела и отдаться на милость течению, надеясь, что оно не размозжит его об острые камни, но трезвый и пока ещё не слишком замутнённый рассудок подсказывал, что надо бы хоть чуть-чуть помогать себе остаться целым и невредимым.
   Сколько длилось это безумное путешествие, механик не помнил. На очередном пороге река выплюнула его из течения, и он, пролетев несколько метров, снова бултыхнулся в воду. Но на этот раз она была много, много тише. Инстинкты быстро заставили Николая всплыть на поверхность и выбраться на каменистый берег: здесь, после порога, течение заметно успокаивалось. Петрович вздохнул с облегчением.
   Тут, как из-под земли, появился и недавний знакомый. Он недовольно встряхнулся, хотя его длинное одеяние было совершенно сухим, кроме подола, намоченного ещё там, в проходе со светящимися водорослями. Как он сумел попасть сюда, не промокнув до нитки, было загадкой.
   - Однако, водица не самая приятная. Надо будет избегать этого места. Зато теперь мы в относительной безопасности.
   У Кулеша уже создавалось ощущение, что над ним просто издеваются. Дрожащий Петрович воззрился на него.
   - Чё ты хочешь от меня, изверг? Что за хрень там плавала? Ты чего сухой вообще? - негодовал Кулеш, обнимая колени руками, пытаясь то ли выжать из себя воду, то ли просто согреться.
   Крыс замешкался на мгновение, сбитый с толку количеством вопросов.
   - Сухой? Да так, маленькая хитрость. Не знаю, что там может плавать, вряд ли что-то водится в такой стремнине, а вообще обитатели здесь не из дружелюбных. Пещеры древние, и живность им под стать, я уж про сектантов молчу... Кстати, плавала там не только хрень, - с этими словами он вывел не то руку, не то лапу из-за спины, и в ней Николай, к немалому удивлению, обнаружил свою сумку с инструментами. - Твоё ведь? Будь внимательнее.
   - Угу... - протянул Николай, с благодарным кивком забирая сумку себе, - но... как?! Она ж тяжеленная, я её и бросил, потому что утонул бы... Спасибо, но эт самое... А, ну вот хрень, хрень с тремя глазами - есть такая или это мне почудилось? А, и спасибо за сумку, да.
   Сантехник открыл свой "багаж" и проверил, всё ли на месте. На первый взгляд, из сумки ничего не пропало, все инструменты были в целости и сохранности.
   - С тремя глазами? - без видимого удивления переспросил Джефферсон. - Не знаю. Возможно, показалось, а может, и галлюцинации.
   Он прицокнул языком, словно обдумывая, что ещё сказать, и проговорил:
   - Ага. А ты ведь точно не из местных. Как твоё имя?
   - Николай, - отвечал сантехник, почёсывая голову и прикидывая, что на местную трёхглазую рыбину он действительно не очень-то похож, да и на говорящую крысу тоже. - Петрович ещё меня называют, а... эээ... А... вас как зовут?
   Он долго выбирал обращение, довольно мало понимая в крысиной вежливости, и забыв попутно, что уже задавал этот вопрос.
   - Хм-м. Хе-хе-хе, - этот смех показался сантехнику недобрым. - Да, страх делает удивительные вещи с памятью. Джефферсон моё имя. Кстати, у тебя не найдётся кусочка сыра? - сказал он изменившимся, любопытствующим тоном. - Ну, впрочем, откуда бы. Ты не из здешних, я так и думал. Вот что я тебе скажу: перво-наперво успокойся. Ничего страшного не произошло, ну, по крайней мере, ничего фатального.
   - Э-э, а... а что произошло? Ну то есть вообще. А сыра дома в холодильнике есть. Но... я боюсь, тебя домашние не примут.
   Джефферсон хохотнул:
   - Если бы это было единственным препятствием. Проблема в том, что до холодильника ты уже вряд ли сможешь добраться.
   - Чего это? - возмутился Петрович. - Мне главное понять, где я, а дорогу-то я найду, не впервой по канализациям шастать, - говорил он, осматривая окружающий пейзаж, и с каждой секундой осмотра верил себе всё меньше и меньше. - Так это, знаешь, дети там, я видел, смотрят по телевизору мультики про черепашек-мутантов, живущих в канализации, у них там ещё учитель - большая крыса в балахоне. Э... Ну... В общем, где твои черепахи?
   Крысюк в очередной раз глухо рассмеялся, не раскрывая рта.
   - Я тебя разочарую, но я наверняка не тот крыс, хотя и в балахоне. А мои черепахи в аквариуме, где им и полагается быть, - сказав это, он снова посерьёзнел. - Не стоит волноваться: ты не первый, и не ты последний, зато как можно развлечься в новой обстановке! Впрочем, это на любителя, да. Такого, как я, например. Прозвучит забавно, но одна вещь нас с тобой роднит: мы оба здесь гости. Ты всё поймёшь со временем. А пока...
   Он подошёл к Петровичу вплотную и махнул в воздухе рукой, словно подавая кому-то знак. Мгновение спустя ткань реальности начала распадаться - всё, кроме силуэта крыса, исчезло и завертелось в водовороте радужных осколков. Однако прежде чем механик успел испугаться, всё кончилось, и перед глазами снова предстала картина реального мира.
   Они оказались в совершенно ином месте. Здесь тоже текла река, гораздо более спокойная, вокруг же, судя по всему, была равнина, окутанная туманом. Никаких скальных нагромождений и пещер вокруг не наблюдалось - только мокрая зелёная трава. Невдалеке из-за клубов тумана вырастали силуэты елей.
   - Ээ! - вознегодовал Николай. - А где пещера? Где... Куда ты вообще меня завёл?!
   - Поверь, здесь куда безопаснее. Советую выбираться отсюда и как можно быстрее. Иди вон в ту сторону, - он указал куда-то мимо елей. - Тут поблизости есть дорога, ближайший город в нескольких часах ходьбы на восток. Да, ещё: как можно быстрее разыщи надёжных людей, которым сможешь довериться, без них тебе будет очень трудно. Держись за них, и, возможно, всё будет нормально.
   - Какой, блин, город? Каких, блин, людей? Спасибо, правда, за сумку и вообще, но ты лучше мне скажи, где я тут забыл и что я нахожусь? Ну... ты же понял меня, да?
   - Город? Штеттин, если память мне не изменяет. А что до другого вопроса: скажем так, ты прибыл издалека и прошёл точку невозврата, как и я когда-то. И чтобы приспособиться, тебе придётся обзавестись друзьями, иначе можно запросто сгинуть или рехнуться от безысходности: я видел, как это происходило с другими. А теперь мне, пожалуй, пора. Запомни: найди хороших людей. А я буду приглядывать за тобой. Одним глазом. Ах да, если тебе вдруг покажется, что солнце никогда не выходит из-за туч, не удивляйся: чистого неба здесь уже давно не видно.
   - Э... А почему? - прищурившись, спросил Петрович, словно игнорируя всё остальное. Он, конечно же, сразу забыл название города.
   - Не знаю. Я сам уже долго ищу ответ, - пожал плечами крыс. - А тебе, напомню, вон туда и прямо, потом по дороге налево. До встречи, мы ещё увидимся.
   Стоило Петровичу отвернуться, чтобы посмотреть в указанном направлении, как Джефферсона уже и след простыл: когда сантехник обернулся, крыса нигде не было видно. Он просто бесшумно исчез, и Николаю лишь показалось, что он слышит едва различимые шаги где-то неподалёку.
   - Э-э-й, погоди, ты куда? - Кулеш попытался пойти на звук. Но ответа не последовало, а скоро стихли и шаги. Похоже, не оставалось ничего другого, кроме как попытаться следовать указаниям Джефферсона.
   - Тьфу, блин! Говорящие крысы, древние пещеры, хренотень какая-то, ну хрен с ним, пойду туда, куда мне сказала говорящая крыса. Блииин, - он покачал головой, - бывает же.
   Первым делом он выжал собственную одежду, надеясь, что за ним никто не наблюдает. Медленно согреваясь, он начал мыслить куда яснее. Затем, закинув сумку на плечо, он тихо выругался: стоящий повсюду туман не позволял нормально определить направление и стороны света. Прикинув, куда указывал ему Джефферсон, Николай зашагал вперёд. Прохладная речушка журчала здесь тихо и спокойно, но следовать по руслу не было особого желания, так как оно уходило в рощу, которая, судя по всему, была окраиной леса, и она не внушала так уж много доверия.
   - Пойду найду пригорок - может, тумана там меньше будет.
   Мурашки то и дело бегали по телу. Место было жутким, да и мокрая одежда представляла собой не самое лучшее, что может быть у человека в тумане. По прошествии нескольких минут впереди метрах в ста наметились силуэты возвышения. Возможно, там же, за ним, пролегала и дорога.
   - Костерка бы... Блин, что за ерунда?.. Какой к чёрту лес... - бубнил под нос Николай, быстро шагая.
   Туман между тем отступал, обнажая землю и показав край дороги, упомянутой Джефферсоном. Звук журчащей воды теперь немного изменился: похоже, туман искажал не только окружающий мир, но и звуки. Со стороны речки послышались хлюпающие шаги, прозвучавшие куда ближе, чем должны были. Сердце у Николая ёкнуло, когда на той стороне дороги показался чей-то силуэт. От всего этого сантехнику стало ещё больше не по себе, и он прокричал:
   - Эй, там! - возмущению Николая не было предела. - Что за каламбур ты тут устроил?
   Кулеш не был твёрдо уверен в значении слова "каламбур", но, по его разумению, оно должно было выразить абсолютно всё, что он думал о происходящем вокруг паноптикуме. Он быстро выудил из сумки разводной ключ, чтобы как следует припугнуть негодяя, который, по его мнению, посадил тут траву, сломал водопровод и залез на кучу земли прямо посреди подъезда.
   Фигура тут же повернулась на голос. Но ответа ждать не пришлось: волчий вой вогнал обоих в оцепенение.
  

***

  
   Картины в мозгу Дадли Пуллингса сменяли друг друга, словно в бреду.
   Он снова видел тот злосчастный пролёт над Эль-Наром. Снова видел взлетающие с лётного поля "Харрикейны", когда-то недальновидно проданные будущему врагу. Он отчаянно лавировал между скал на своём юрком, лёгком биплане, на своём верном "Свордфише", потеряв ощущение времени. Рычаг управления не слушался, и все телодвижения казались невероятно вязкими. Дадли не знал, как он ухитрился до сих пор не разбиться о скалы. Снимки - он должен был во что бы то ни стало доставить снимки своим. От этого зависел исход всей этой проклятой войны. Снимки базы в Эль-Наре...
   Он особенно чётко увидел ту очередь, которая пробила топливный бак. Свист ветра в ушах, улетучивавшееся топливо, куда-то пропавший шум "Харрикейнов". Двигатель на последнем издыхании и отчётливое осознание, что до своих не дотянуть.
   - Чёрт...
   Болотистая равнина, затянутая пеленой тумана. Там единственный шанс. Винт остановился, и теперь шансов всё меньше, но как спланировать, как понять положение крыльев в этом тумане?
   Бутылка бренди явилась спасением. Жидкость внутри как единственный ориентир. Он насилу выправил крен и тянул, тянул, тянул... Сколько ещё до земли?
   Почему стало так больно и жарко?..
   Картина расплывалась мутными пятнами. Какой-то странный гул доносился отовсюду, давя на виски. Координаты пространства и времени перестали быть надёжными, и связь с реальностью быстро терялась.
   Терялась ли?
   С величайшим трудом чувства пришли в порядок. Перед глазами плавал туман, и потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что он никуда не движется. Не было ни ветра, ни тряски, ни дрожи разорванной обшивки. Дадли пришёл в себя, лёжа на куче ломаных досок.
   "Эль-Нар! Плёнки!" - пронеслось в мозгу у пилота. Пуллингс похолодел: его сбили. Он насилу открыл глаза и захрипел от резкой боли, обжёгшей голову. Череп гудел и раскалывался так, что Дадли всерьёз подумал о том, что лишить его головы в предложенных обстоятельствах было бы самым милосердным поступком со стороны Всевышнего. Но голова была на месте и крайне навязчиво напоминала о своём наличии. Осторожно проведя рукой по лицу, лётчик ощутил под пальцами корку спёкшейся крови. Видимо, ремни не выдержали, и его действительно крепко садануло об штурвал.
   Это был всего лишь сон. До боли отчётливые грёзы на грани бреда, в которых он снова переживал тот полёт, который окончился для него экстренной, жёсткой посадкой. Под рукой оказалась бутылка - та самая, которой он пользовался. Она была, пожалуй, единственным предметом, который он чётко видел - туман был слишком густым. Только в этот момент во всё ещё рассеянном разуме полыхнуло осознание: он был не в самолёте. Более того, он нигде не видел его очертаний. На несколько мгновений Дадли оцепенел от ужаса, но всё же смог вернуться к рациональному потоку мыслей: возможно, его просто выбросило из кабины, хотя это и представлялось маловероятным. Либо он успел вылезти наружу, прежде чем потерял сознание. Если так, то биплан мог быть где-то в тумане.
   Головная боль всё ещё пульсировала в висках, мешая сосредоточиться. Сейчас ему нужно лишь одно - забрать плёнки и попытаться выйти к своим. Но как ориентироваться в этом тумане, пилот совершенно не представлял.
   Стиснув зубы, Дадли приподнялся на руке и хлопнул себя по бедру в поисках кортика. Он был там, где ему полагалось, а на другом боку обнаружилась кобура с револьвером. Нащупав оружие на привычном месте, он немного успокоился и усилием воли заставил себя встать. Голова кружилась, и молодого человека пошатывало. Дадли чуть было не растянулся на земле, споткнувшись о пресловутую бутылку, которая ещё недавно спасла ему жизнь. Прихватив её и отправив в плечевую сумку, Пуллингс сделал пару шагов вперёд и осмотрелся. Это ему не особенно удалось - проклятый туман скрывал всё вокруг на расстоянии вытянутой руки. Кожаная лётная куртка с форменными петлицами и бежевый кардиган под ней были в относительном порядке, никаких ранений он не видел и не ощущал.
   Но самое страшное заключалось в том, что самолёта действительно нигде не было. Он заметался вокруг, тщетно пытаясь разглядеть в тумане его силуэт, и прошло несколько минут, прежде чем он сдался и усилием воли подавил в себе волну отчаяния. Постояв так с минуту, лётчик решил всё же подать голос и крикнул в пустоту.
   Не дождавшись ответа, Пуллингс ещё раз огляделся и с удивлением обнаружил сидевшую рядом кошку, с любопытством его изучавшую. Она была почти вся чёрная с редкими белыми пропалинами. Дадли удивлённо изогнул бровь. Кошка? Судя по всему, довольно ухоженная, да посреди болот? Тут было над чем задуматься. И тут он понял, что не чувствует характерного запаха стоялой воды и торфа. Да и травянистая земля была хоть и сырая, но явно не походила на болотную топь. Выходило, что молодой офицер находился совсем не там, где его самолёт потерпел крушение, только валявшиеся рядом обломанные доски напоминали о "Свордфише". Всё это походило на бред и галлюцинации после удара о приборную панель, но все чувства подсказывали, что происходящее более чем реально.
   - Чертовщина... Ну да ладно, на деле бог ума прибавит. А вы, позвольте поинтересоваться, как очутились здесь, сударыня? - произнёс Пуллингс, обращаясь к кошке и протягивая руку, чтобы её приласкать. Со стороны это всё походило на сюжет низкопробных книжонок, что продавали на бульваре Сен-Оноре, но Дадли отчаянно хотелось прикоснуться к чему-нибудь живому и реальному. Оставить её здесь казалось Пуллингсу немыслимым варварством. Кошка приподнялась на все четыре лапы, вытянув морду, и стала обнюхивать пальцы человека.
   В этот момент где-то невдалеке раздался леденящий душу вой. Повернув голову на звук, кошка вся вздыбилась и зашипела в ту сторону. Рука лётчика замерла в воздухе, в то время как другая потянулась к револьверу. Туман потихоньку отступал, и через какое-то время уже можно было бы сносно прицелиться. В барабане было шесть пуль, но этого было вполне достаточно, чтобы подороже продать свою шкуру.
  

***

  
   Шаги двух мушкетёров растворялись в тишине, окутавшей округу.
   Нильс только теперь поймал себя на мысли, сколь непривычно было шагать вдвоём и не слышать топота сотен ног, грохота колёс, фырканья лошадей, покашливаний, негромких разговоров между солдатами. Сердце в очередной раз готово было потонуть при мысли о том, что из всех этих привычных лиц остался теперь лишь Лукас. Только звуки шагов, шелест лёгкого ветра и робкие, далёкие посвисты одиноких птиц разбавляли эту тишину.
   Они были здесь одни. Совсем одни.
   Туман опустился на дорогу. В последнее время поговаривали, что эти туманы стали слишком частыми и что это дурной знак. Они появлялись из ниоткуда, безо всяких погодных предпосылок, и столь же быстро растворялись. Но, как ни странно, они были самым безопасным из всего, что творилось вокруг. Ни умертвия, ни одержимые не входили внутрь никогда, и никто не знал, почему так было. Некоторые придумывали настолько невероятные объяснения, что лучше было даже не вспоминать о них. Одно было правдой - в таком тумане можно было встретить что угодно и разминуться с чем угодно. Только то было достоверно известно, что туманы приносили с собой разные вещи. Людей, реже животных, ещё реже какие-то предметы - эти порой странноватые вещи, о предназначении половины которых можно было лишь догадываться. В Даларнском полку уже больше года служил один "найдёныш" из такого тумана - человек, попавший сюда из совершенно других мест. Из другого мира. Но сейчас всё это никак не могло помочь Нильсу и Лукасу: туман наползал на них холодной, дымчатой периной и скоро он скрыл даже дорогу под ногами. Казалось, что следующий шаг приведёт в пропасть.
   Неожиданно дорога стала твёрдой и почти сухой, после хлюпающей грязи она показалась Нильсу мостовой. Туман сгущался, и в какой-то момент показалось, что он обрёл лицо - мужское лицо, показавшееся до боли знакомым.
   - Мёртвые не лгут, - прошептало видение и растаяло в тумане.
   Нильс остановился, как вкопанный, и быстро оглянулся по сторонам. Рука потянулась к ремню мушкета, но, не услышав и не увидев более ничего подозрительного, Стуре успокоился. Вполне возможно, это было наваждение, вызванное пережитыми событиями и волнением.
   - Что-то не так, капрал? - негромко спросил Лукас, тоже остановившись. Мушкет у него был наготове.
   - Нет. Наверно, померещилось.
   Помотав головой, Нильс поправил шляпу и, уперев древко знамени в плечо, зашагал дальше. Туман пришёл в движение: хотя ветра почти не было, он расступался и освобождал дорогу, как будто чья-то воля прогоняла его прочь. Где-то вдали раздался вой, похожий на волчий.
   Мушкетёр в очередной раз замедлил шаг, приподняв голову и вглядываясь куда-то вдаль, словно мог различить что-то в сером мареве дымки. Он уже не раз слышал этот вой раньше, и здесь, вдали от городов, он не предвещал ничего хорошего.
   - Твари, - процедил Нильс, ощерившись и вытаскивая из-за пояса пистолет. - Слышишь?
   - Так точно... - кивнул Бликстен, озираясь.
   - Гляди по сторонам и будь настороже. Если это волки, то могут быть и одержимые.
   - У нас дома только говорили про таких. Правда, что на юге они завелись?
   - Правда. Они редко встречаются, очень. Но если это они, то лучше им не попадаться на глаза.
   - Значит, правду говорят, что они больше обычных? И как будто болезные?
   - Да нет, не больше, но выглядят нездорово, это правда. У них блеск колдовской в глазах - так сразу поймёшь. Я видел их пару раз. Страшное зрелище. Волей-неволей в сказки поверишь.
   - Мне тоже про оборотней подумалось, - Лукаса передёрнуло при этих словах. - Чего ни говори, а страшно.
   Они продолжили путь. Нильс озирался по сторонам, надеясь, что опасность обойдёт их стороной, хотя и приготовился к худшему. Вскоре где-то в тумане послышался человеческий оклик. Волки завыли в очередной раз, а потом где-то неподалёку, со стороны реки, раздался ответный вой, только более тихий. Нильс взвёл курок пистолета. Туман постепенно отступал дальше к реке.
   Если бы кто-нибудь мог видеть всю картину сверху, то узрел бы, как поначалу густое и целое облако тумана образовало огромную подкову, освобождая дорогу и постепенно очищая пространство вокруг неё. Через несколько секунд облако разорвалось надвое по обе стороны от тракта и продолжило расходиться в стороны, словно убегая с места преступления, постепенно истончаясь и исчезая.
   Нильс завидел впереди двух людей, поднявшихся с двух сторон дороги - шагах в пятидесяти от них. Они ещё не успели толком разглядеть друг друга, как справа, далеко в поле, показались силуэты. Это были волки с горящими глазами. Издали сложно было разглядеть признаки нездоровости, но совершенно неестественный зеленоватый блеск в глазах, заметный даже отсюда, не оставлял сомнений, что это были одержимые. Нильс покачал головой и ускорил шаг: встречаться с этими тварями у него не было никакого желания.
   - Идём, Лукас.
   - Всё-таки одержимые, - выдавил мальчишка с лёгкой дрожью в голосе. - Вот это да! Никогда таких не видел. Аж сердце заходится... А эти кто? Уж не умертвия ли? Надо с ними поосторожнее.
   - Может быть. Будь готов. Сейчас окликнем их и узнаем.
   Он не сбавил шагу, решив, как ни в чём не бывало, идти опасности в лицо: даже встреча с нежитью была предпочтительнее рандеву с одержимыми. Бликстен шёл так же уверенно. Хороший знак.
   Стуре увидел, как человек справа медленно двинулся вперёд, держа в руке нечто вроде пистолета. Нильс уже решил целиться, но тут увидел ещё кое-что: пройдя пару шагов, человек обернулся и махнул рукой кошке - самой обыкновенной кошке, давая знак следовать за собой. Это выглядело глупо, но Нильс готов был биться об заклад, что та его понимает: кошка действительно засеменила по траве, последовав за незнакомцем. Молодой человек схватил идущего рядом зверька за шкирку, сунул под куртку и ускорил шаг. Они сближались, и два силуэта наконец превратились во вполне различимые фигуры.
   - Бери на мушку мужика слева, - бросил Нильс. - Без команды не стрелять.
   Предосторожность никогда не была излишней. Решив заранее перехватить инициативу, Нильс поднял пистолет, направив его в человека с кошкой, и на ходу выпалил:
   - Кто вы такие? Назовитесь. Вы что все тут забыли, господа?
   Он остановился, внимательно следя за человеком, Лукас замер рядом в двух шагах, наведя мушкет на другого. Стоявший слева, увидев ружейное дуло, поднял руки вверх и бухнулся на землю, тем самым окончательно развеяв сомнения Нильса. Человек был так поражён, что не смог вымолвить ни слова. Тот же, кого держал на прицеле Стуре, сделал шаг назад и медленно, не провоцируя Нильса, поднял руку с оружием. Раздался звук взводимого курка.
   - Остыньте, сударь, иначе мне придётся проделать в вас вентиляционное отверстие, - сказал он жёстко, но как-то чересчур медленно, будто пробовал слова на вкус. - Поверьте, это не составит мне труда. Не лучше ли вам будет представиться, как подобает?
   Тут же Нильс заметил, как незнакомец опешил, будто бы он крайне удивился тому, что сам же сказал. Мгновением позже незнакомец вернул себе самообладание и снова вперился в мушкетёра железным взглядом. Он был не из местных - акцент сразу его выдавал, но немецкий он знал хорошо, вдобавок, словарный запас выдавал хорошее образование или знатное происхождение. На приятном молодом лице выделялись прямой нос, слегка толстоватые губы и мужественный подбородок, серые глаза смотрели цепко и с прищуром. Копна густых светлых волос закрывала шею сзади.
   - Нильс Стуре, мушкетёр её величества Кристины, - произнёс капрал. - И Лукас Бликстен, мой боевой товарищ. Прошу простить, на нас напали не далее часа назад, я должен быть осторожен. Давайте так: мы опускаем оружие, вы тоже опускаете. А потом поговорим.
   Ответ мушкетёра, видимо, не внёс ясности в происходящее для незнакомцев, но зато дал понять, что оружие можно отложить. Стволы были плавно опущены, и обстановка разрядилась. Судя по недоумевающему лицу встречного, он задавался вопросом, кто же здесь буйнопомешанный - он или же его новые знакомые.
   - Моё почтение, джентльмены, - произнёс он уже быстрее, нормальным тоном. - Пуллингс. Дадли Эдмунд Пуллингс, младший лейтенант морской авиации, виконт Вундерширский. К вашим услугам. Простите мне моё недоумение и бестактность, но, так уж получилось, я прекрасно знаю имена всех правящих ныне монархов и... не могу припомнить никакой королевы Кристины.
   Нильс усмехнулся.
   - Зато я могу вам сказать наверняка, что её величество Кристина божией милостью является королевой Швеции, повелителем свеев, готов и вендов. А теперь нам лучше уйти прочь отсюда, через пару минут здесь будет целая свора адских тварей.
   Волки тем временем продолжали двигаться к дороге кружным путём. В какой-то момент они сменили направление движения, так что становилось понятно - они выйдут на дорогу метрах в ста спереди от честной компании. Тут Нильс услышал сзади слабый звук лошадиных копыт и обернулся: вдали появились фигуры трёх всадников, но понять, кто это, было невозможно - они были слишком далеко. Между тем Пуллингс, переваривший услышанное, заговорил:
   - Что ж, Нильс, кажется, мы с вами в схожей ситуации - мой... самолёт... сбили, и я потерял сознание. Не скажете ли вы боевому офицеру, в какой местности он находится?
   - Самолёт? - Нильс, прищурившись, недоумённо глянул на Дадли. - Вы сейчас в Померании, по южную сторону Восточного моря.
   Дадли ещё больше сощурился: видимо, для него это было уже слишком. Даже кошка, так доверчиво прижимавшаяся к его груди, демонстрировала глубочайшее непонимание происходящего.
   - М-да, - выдавил он. - Оставим географию до лучших времён, любезнейший. Какого дьявола здесь творится?
   - Приберегите вопрос на потом, надо уходить отсюда, - безапелляционно сказал мушкетёр, двинувшись вперёд. - Лукас, поглядывай за всадниками, видишь их?
   - Ага, есть, капрал.
   Бликстен зашагал следом, глядя на человека в клетчатой рубашке и с усами. Тот всё ещё сидел на земле, крайне испуганный. При виде приближавшегося Нильса он замотал ключом из стороны в сторону, как будто говоря "нет", и затараторил с акцентом:
   - Вам деньги нужны? Всё отдам, всё - только не трогайте нас.
   Нильс резко остановился. Нахмурив лоб, он снова с некоторым удивлением осмотрел странную одежду усатого.
   - Какие деньги? Уходить нам с тобой надо, если жить охота. Эти твари слопают корову в один присест и глазом не моргнут. Тебя как зовут? - спросил он более мягко.
   - Николай я. Николай Петрович.
   - За мной давай, Николай, а то придётся худо! - с этими словами он хлопнул его по плечу и сошёл на обочину. - Идём. Будем действовать сообща - отобьёмся.
   Дадли кивнул и последовал за капралом. Держа револьвер в правой руке, он согнул другую в локте, давая своей случайной протеже возможность хоть на что-то опереться.
   - Ё-моё!.. - на вдохе прохрипел Петрович. Сумка предательски брякала в дрожащей руке, ключ всё ещё мотылялся, но без прежней энергии. Выглядело всё так, будто он собирал остатки рассудка в кучу: в конце концов, завидев волков, он вскочил и побежал за шведами.
   - Капрал, приближаются! - предупредил Лукас, поправляя фитиль на курке. Нильс подал знак остановиться.
   Всадников действительно оказалось трое. Первым ехал молодой на вид мужчина, крепко сложенный и привлекательный, с длинными светлыми волосами до плеч, в начищенной кирасе и карминово-красном плаще. Следом скакала по-мужски одетая женщина в зелёном с такими же длинными волосами и холодным колючим взглядом. К луке её седла были приторочены ножны с длинным мечом - оружием, факт наличия которого вызвал некоторое удивление у Нильса, равно как и то, что всадница была облачена в стальную кирасу. Третьим был человек, носивший некое подобие монашеской рясы, чей подол был разрезан спереди для удобства при езде. При взгляде на него создавалось ощущение, словно бы он тут лишний, ощущение неправильности его присутствия здесь. Они проехали то место, где остальные сошли с дороги, не обратив внимания на странное сборище. Волки словно бы ждали их и уходить не собирались.
   - Будьте осторожны! - крикнул Нильс всадникам, когда они приблизились. - Не суйтесь к этим волкам! Лучше держитесь с нами!
   Однако всадники его проигнорировали. Возможно, посчитав сброд у дороги просто сбродом, а возможно, считая себя много выше этого. Только женщина в кирасе осадила коня, оглянувшись на мушкетёра.
   - Не ввязывайтесь, - громко сказала она. - Мы разгоним их, тогда пройдёте!
   - Да вы что?! Может, хотя бы стрельбой прикроем? Они вас сожрут!
   - Не суйтесь, вам говорят, - отрезала мечница. - Вы только помешаете, поверь. Стойте, где стоите, и наблюдайте.
   Она отвернулась и стегнула коня уздечкой, поехав дальше. Нильс только покачал головой и решил последовать совету: в конце концов, если у волков будет добыча, которая сама идёт в пасть, их маленький отряд сможет пройти беспрепятственно. Он привлёк внимание усатого:
   - Николай! Попридержи знамя, пожалуйста - мне для мушкета две руки нужны.
   Тот на секунду опешил, но, когда Нильс протянул ему знамя, без вопросов взял его.
   Всадники перевели лошадей на шаг и остановились. Ехавший третьим что-то выкрикнул - ни слов, ни языка не разобрал никто. Прошло ещё несколько секунд, монах сделал какой-то жест, а женщина ловко спешилась, вытащила из ножен меч и неторопливым шагом пошла навстречу волкам. Всё внимание мигом приковалось к ней.
   - Господи, да что же она творит? - полушёпотом выдавил Нильс.
   Лукас наблюдал с открытым ртом. Дадли сделал несколько шагов вперёд и поравнялся с мушкетёром. Он, как и Стуре, не спускал глаз с картины, разворачивавшейся на дороге.
   - Нильс, в двух словах: что здесь происходит?
   - Война, - уклончиво ответил мушкетёр. - Но если бы только она. Вон те твари... Да вы что же, с луны свалились?
   - В известном смысле - да, мы свалились с луны, - сказал Дадли. - Что ж, пока что ваш ответ меня вполне устроит, всё остальное после. Война же дело привычное.
   Мечница всё так же спокойно шла вперёд. Шаг, второй - казалось, она совершенно не спешит и не боится. На седьмом шаге она перешла на бег, а самый крупный волк рванул ей навстречу. Наблюдатели затаили дыхание. Вожак прыгнул, женщина резко подалась вбок, и никто не увидел, когда она успела ударить: в воздух брызнула тёмная кровь, вожак пролетел мимо и завалился на дорогу. Попытавшись встать, он рухнул и больше не двигался. Остальные зарычали, отшатнувшись от мечницы. Мужчина в балахоне, всё ещё ждавший на лошади, снова что-то выкрикнул, раскинув руки, и волки попятились. Их страх ощущался в воздухе: сколь бы ни были ужасны эти твари, они тоже знали чувство боязни, хоть её источник и был неясен. Убийца вожака продолжила шагать вперёд, снова замахнулась мечом с яростным криком, и вот тут звери бросились наутёк - картина, какой мушкетёр раньше не видывал. Всадники тут же сорвались в галоп, женщина вернулась к скакуну и вскочила в седло. Ещё раз посмотрев на сброд у дороги, она отсалютовала им мечом. А потом поскакала следом.
   Четверо случайных встречных снова оставались одни, волки же убегали восвояси. Когда они вернутся, было сложным вопросом.
   - Чтоб мне провалиться, - выдавил Нильс. Его, как и всех остальных, ошарашило произошедшее. С трудом отрешившись от удивления, солдат помотал головой и, собравшись с мыслями, сказал:
   - Всё, давайте на дорогу. Уходить надо, пока волчары не вернулись.
   - Да что за каламбур, я вас спрашиваю? - снова подал голос Петрович, словно обретя некую уверенность. - Какого хрена этот туман меня куда-то засасывает? Вы, вот вы мне ответите?
   Дадли кинул взгляд на Николая.
   - Туман? И вы так же?
   - Да я на выезде был, домой к себе шёл, понимаете? А там туман повсюду, в подъезде, а тут ещё крысы говорящие, пещеры какие-то, теперь вот волчары. Ё-моё... - прибавил он на непонятном языке.
   Физиономия виконта красноречиво говорила о том, что его подход к восприятию мира давал трещину. Дадли удивлённо изогнул бровь и прикусил язык.
   - Что ж, - повёл усами Нильс, - видимо, истории об этих туманах в самом деле правдивы. Говорят, они приносят с собой странных людей. Николай, давай сюда знамя.
   - А-а... Ага, - только и смог ответить тот.
   Приняв знамя от Петровича и удерживая его одной рукой, другой он закинул на плечо мушкет крест-накрест с древком и двинулся вперёд.
   - Не затруднит ли вас ответить ещё на один вопрос? - поинтересовался Пуллингс.
   - Спрашивайте, чего уж там.
   - Понимаете ли, сударь, я происхожу из Ретландии, и мой родной язык - ретландский. Но когда вы со мной заговорили, я... понимаете, я вам ответил на совсем другом языке - на вашем местном, я полагаю, на котором я... - он нервно усмехнулся. - На котором я прямо сейчас говорю. Но я никогда не учил этого языка! При этом сразу понял, что могу вам на нём ответить.
   - Во-во, и я так же, - поддакнул Николай. - Это ж немецкий вообще, а я никогда в жизни на нём не болтал.
   - Ума не приложу, откуда он в моей голове взялся, - продолжал виконт, - но... Чёрт, знаете, такое ощущение, что я его знал всю жизнь, что он в меня впитался, понимаете? Как с молоком матери. Язык ворочается будто сам собой, а мозг выбирает нужные слова и фразы почти бессознательно. Вы не... хе-хе, вас не затруднит мне пояснить, как это возможно?
   Нильс тут же вспомнил Джейми Брайана - полкового хирурга из Даларнского полка. Попав к ним, он переживал то же самое, о чём сейчас рассказывал Дадли. Более того - своей родиной он тоже называл Ретландию. Страну, которой не было ни на одной географической карте. Феномен с языком повторился и здесь. Но о сородиче Пуллингса Нильс решил пока умолчать.
   - Поверьте, никакого объяснения не имею, - покачал головой Нильс. - Но такое со всеми случается. Я потом сведу вас с одним человеком, у него была похожая история.
   Дадли на ходу встряхнулся, цокнув языком.
   - Никак в толк не возьму, что же случилось. Я летал на разведку в Эль-Нар, совершил вынужденную посадку, а тут... что-то совершенно уму непостижимое. Ну хорошо. А куда мы направляемся?
   - В Штеттин, я несу туда знамя полка. Там у нас штаб армейский.
   - Армейский штаб - это уже хорошо, это уже определённая ясность, - словно сам для себя произнёс Дадли. - Сказать по правде, эта равнина мне порядочно надоела. Стакан бренди, перекись, бинты и койка - вот всё, что мне сейчас нужно, пожалуй. А где же ваш полк, Нильс?
   Капрал покосился на Лукаса, лицо которого ничем не выдало той боли, которую он, должно быть, чувствовал внутри.
   - Нас перебили. Мы последние выжившие.
   - Вот как... А здесь пограничная территория? И с кем вы сражались?
   - Не время для историй, виконт. Потом расскажу.
   Дадли понимающе закивал и прекратил расспросы. Заглянув под куртку, молодой человек обнаружил, что кошка уже успела задремать, свернувшись клубком. Невольно улыбнувшись, он застегнул куртку и плотно перепоясал её ремнём, чтобы кошка не вывалилась во время ходьбы.
   - Так что всё-таки за "самолёт"? - не удержался от вопроса Нильс.
   - Самолёт - это летающая машина. Эм... Работает на топливе и может разгоняться до очень приличных скоростей. Точнее затрудняюсь пока описать, простите.
   - Летающая машина?! Ну и ну. Сказки изволите рассказывать.
   - Вовсе нет, уважаемый. Как вы сами изволили заметить, меня принёс туман, а потому, видать, вам придётся этому сказочнику поверить на слово. Конкретно моя машина была бипланом - то есть, с двумя парами несущих плоскостей - крыльев, проще говоря. Класс "Свордфиш".
   - Рыба-меч? Так вы англичанин? Шотландец?
   - Никак нет. Я из Ретландии. Но, впрочем, скоро надеюсь во всём разобраться.
   - А акцент у вас похожий. Но как скажете.
   Разговор затих: всем нужно было время, чтобы немного уйти в себя и свыкнуться с обстановкой. Волков больше не было слышно. Нильс не разменивался на слова: в иной обстановке он бы занялся этими двумя чудаками плотнее, но не сейчас. Сознание было занято совершенно другими мыслями.
   Прошло некоторое время, и вдали, на изгибе дороги, замаячили многочисленные силуэты. По столбам пыли, взметавшимся ввысь, было видно, что это внушительная кавалькада, и Нильс тут же понял, кто это был. Уловив обеспокоенный взгляд Пуллингса, он заверил его, что это были свои. Когда всадники приблизились, капрал, не сходя с дороги, поднял руку с мушкетом. Какой-то офицер впереди подал знак, и, доехав до путников, вся сотня рейтаров остановилась. Офицер в сопровождении нескольких подчинённых подъехал непосредственно к ним и спросил:
   - Ты кто таков, солдат, и почто останавливаешь?
   - Капрал Стуре, Вестерботтенский пехотный.
   - Вестерботтенский?! Какого чёрта? Ваш командир просил подкрепления, а вы что...
   Он не договорил: на его лице читался немой вопрос. Один из рейтаров кивком указал на Нильса:
   - Герр ротмистр, знамя...
   - Вы опоздали, ротмистр, - сказал Стуре. - Наш батальон перебит, мы последние.
   - Что за... Как это вышло?! Хвалёная шведская пехота позволила себя перебить?!
   - А вы где были?! - яростно выпалил Лукас, выступая вперёд. - Где вы, паскуды, были, пока мы умирали?! Бока коням намыливали?!
   Нильс стукнул его по ноге мыском сапога. Офицер тут же сдвинул брови.
   - Заткнись, щенок! Если ваши тупоголовые офицеры угробили весь батальон, нечего тут зубы скалить! Будет он ещё перекладывать с больной головы...
   - Герр ротмистр... - попытался вставить Нильс.
   - Да как вы смеете?! - не унимался Лукас. - Наш подполковник собака, а вы что? Думали отсидеться, пока шведы сделают всю работу?! Вы трусы! Подлецы и трусы!
   Рейтары засмеялись, офицер побагровел взъярился ещё больше:
   - Ты на кого рот раскрыл, молокосос?! Да я тебя...
   - Герр ротмистр! - громко сказал Нильс, перетягивая внимание на себя. Он с силой опустил ладонь на плечо Лукасу, напоминая ему о субординации. - Простите парня, у нас там друзья погибли. Но он дело говорит: нас послали на убой, но и вы могли приехать раньше. Сильно раньше. А теперь вам же эту кашу расхлёбывать перед командованием.
   - Нет, ты глянь на них, - покачал головой один усатый рейтар. - Капрал, ты что ж думаешь, на наших ребят вину спихнуть? Да нам ещё за вами дерьмо подчищать.
   - А ты, приятель, тоже не заговаривайся, - парировал Стуре и указал в сторону. - Вон, езжайте, можете поглядеть, сколько там нежити валяется. Мы свою работу сделали - всё разгребли, на вас уже не осталось. Полегли всем батальоном - а всё равно всех положили. Учитесь.
   Рейтар, скорчив понимающую мину, пожал плечами. Ротмистр бросил на Нильса презрительный взгляд и махнул своим.
   - Забирай своего щенка, капрал, и валите в город, - сказал он, понукая коня. - Вперёд!
   Кавалькада двинулась дальше, и четверо путников сошли с дороги, уступая ей путь. О трёх таинственных всадниках Нильс решил не спрашивать. Когда офицер с сопровождением ускакал дальше, Лукас в очередной раз не выдержал и начал крыть их по-шведски:
   - Ну и катитесь отсюда к чёрту! Катитесь, паскуды, чтоб пусто вам было - и вам, и этому гаду Круусу! Давайте, пируйте, мы за вас кровь свою пролили! Уроды! Провалитесь вы! Гады! Негодяи! Трусы!..
   Голос у Бликстена дрогнул. Он хватил воздуха и часто задышал, негодующим взглядом провожая последних всадников. Испустив стон, он закрыл лицо ладонью. Потом убрал её и резко повернулся назад с красным от гнева лицом. Двое новых попутчиков наблюдали сцену молча. Нильс серьёзно заглянул юноше в глаза и положил ему руку на плечо.
   - Простите, капрал.
   Не отводя взгляда, Нильс молча похлопал его по спине и кивнул на восток: надо было двигаться дальше. Лукас кивнул и зашагал дальше, взяв мушкет поудобнее. Перехватив недоумевающий взгляд Дадли, Нильс покачал головой:
   - Потом, герр Пуллингс. Всё расскажу в своё время.
   Они прошагали ещё несколько миль, минуя небольшие деревни и фермы - город был уже близко. Везде их встречали любопытствующими взглядами: было непривычно видеть двух солдат со знаменем, но без своего подразделения. Многие глядели с опаской и закрывали ставни, девушки старались скрыться из виду: сами шведы обращались с померанским населением неплохо, но, помимо них, здесь было великое множество наёмников со всей Германии. Да и горький опыт учил крестьян, что от любых солдат можно ожидать чего угодно. Пару раз Лукас видел, как перед ними демонстративно плевали, и смущённо отводил взгляд. Нильс уже приучился не обращать внимания. В какой-то момент двое мальчишек увязались за ними: они широко размахивали руками, изображая маршевый шаг, и восхищённо глядели на развевающееся знамя.
   Нильс почти не заметил, как одна женщина с проседью в волосах, стоявшая у изгороди на окраине, понимающе улыбнулась ему. Это была тёплая, искренняя улыбка, и Стуре улыбнулся в ответ. А потом он заметил на ней накидку с характерным тирольским узором. Ему показалось, что он знал, через что прошла эта женщина. Её глаза видели ужас, творившийся на юге. Видели гонения на всех, кто принял Реформацию, начавшиеся ещё до войны, и тысячи семей, согнанных с родных мест и нашедших убежище здесь, на севере. Если это было так, то знамёна шведских полков значили для неё спасение. И как бы ни было тяжело, здесь она и подобные ей чувствовали себя защищёнными. Почтительно склонив голову, Нильс с трудом сумел отвести глаза. Этими взглядами они сказали друг другу больше, чем словами. Только в такие моменты капрал и понимал, что воюет не только за интересы государства, но и за что-то осмысленное.
   Спустя длительное время впереди, за многочисленными полями, возникли городские фортификации. Это был Штеттин. Чуть выше и дальше, за новыми бастионами и равелинами*, виднелась старая городская стена со своими башнями, а за ней высились шпили церквей, среди которых Нильс узнал собор апостола Иакова. Если троица, которую они видели, нигде не сошла с пути, то должна была быть в городе.
   - Дошли, - объявил Нильс. - Вот и Штеттин. Гасим фитили, Лукас.
   - Кстати, раз уж мы здесь оказались, кто с кем воюет и на какой стороне сражаетесь вы, сударь? - спросил Дадли
   - Да вы, милейший, точно с луны свалились, - покачал головой мушкетёр. - Видите флаг на древке? Это боевое знамя Вестерботтенского полка. Королевство Швеция. Мы уже много лет воюем с Империей и её союзниками. Священная Римская империя - там много народов, но вообще это в основном немцы. А сейчас новая беда - Порта, оттоманы. Страшное дело, они уже почти всех завоевали на востоке и потихоньку двигаются к нам. Недавно начали войну с Империей, но здесь они угроза для всех. Вкратце так. На деле... конфликт на редкость запутанный. Видите ли, мы ввязались в своего рода гражданскую войну, которая уже долго шла в Империи... остальное можете вообразить сами.
   Вскоре они прошли через вынесенный в ров равелин и старую надвратную башню с городским гербом. Заглядевшись на низко плывущие тёмные облака, Нильс вспомнил эту же башню много лет назад, когда над гербом Штеттина красовался ещё и двухглавый орёл Габсбургов. Символ имперской власти поспешили снять вскоре после прибытия шведов, и сейчас над башней реял синий флаг с золотым крестом.
   Миновав кафедральный собор и пару кварталов, маленький отряд оказался на расчищенной площади перед ратушей. Мимо путников, поодиночке и строем, постоянно проходили солдаты, Нильс узнавал многие полки по одежде и флагам. Шведы, финны и немцы всех мастей - здесь встречались все. Многие, завидев Нильса с его знаменем, невольно засматривались на него, а потом удивлённо косились на его спутников. Дадли глядел на них так, будто оказался невольным участником костюмированного представления.
   На площади, у здания магистрата, была выстроена рота шотландских мушкетёров в голубых беретах и клетчатых плащах, перед которыми расхаживал офицер в чёрном и что-то говорил по-английски. Для города, временно превращённого в военный лагерь, обстановка была на удивление спокойной.
   - Поразительно, буквы у вас те же самые, - произнёс Дадли, глянув на вывеску постоялого двора неподалёку. - Я даже могу читать...
   Нильс хотел было ответить, но тут его окликнул молодой офицер, которого он раньше не видел.
   - Эй, мушкетёр!
   - Чем могу служить?
   - Твоё знамя... - офицер указал кивком на флаг. - Ты из Вестерботтенского?
   - Так точно. Капрал Стуре, со мной мушкетёр Бликстен.
   - Где все офицеры? И где... собственно, полк?
   - Все погибли в бою с нежитью, выполняя приказ. Может, остались одиночки-беглецы, но о них я не знаю. Я принёс знамя полка и должен доложиться в штаб.
   Офицер какое-то время стоял недвижно и с весьма озадаченным лицом: такого он явно не ожидал услышать. В конце концов, собравшись с духом, он раздражённо произнёс:
   - Тебя хочет видеть командование - и быстро. Тебе повезло прийти со знаменем, иначе бы я приказал вас обоих повесить за дезертирство! Может, тебе и поверят.
   Он оценил пришедших с мушкетёром людей, а потом спросил, ни к кому не обращаясь:
   - А это что ещё за?.. - на этом он замолчал и скорой походкой зашагал к ратуше. Нильс проводил офицеришку неодобрительным взглядом.
   - Подождите нас у входа в ратушу, - сказал он. - Как только со всем разберусь, постараюсь выбить вам место на постоялом дворе. Ручаюсь, квартиры здесь нарасхват.
   Фраза Нильса весьма пагубно сказались на и без того утомлённом разуме Пуллингса, что отразилось у виконта на лице. За время пути его собранное, сосредоточенное состояние сменилось на крайне усталое - чувство было такое, что на него навалилась вся тяжесть пережитого. У него явно кружилась голова. Дадли устало провёл рукой по лицу, на котором кровь и копоть окончательно срослись в твёрдую пористую корку. Решив, видимо, не отягощать Нильса новыми вопросами, он кивнул и окинул полупустым взглядом местную архитектуру.
   Мушкетёр кашлянул и кивком указал Лукасу на двери. Тот открыл одну из створок, и Нильс, перехватив знамя, прямо так вошёл в здание магистрата, где сейчас располагался штаб. Вытерев ноги, он обратился к алебардисту, стоявшему на часах:
   - Здравия желаю. Не подскажешь, где сейчас командование? Нужно доложиться.
   - Там, - алебардист махнул на лестницу. - На втором этаже. Только это, там все злые, как черти, - вполголоса предостерёг он.
   - Спасибо, обнадёжил, - горько усмехнулся солдат и зашагал в указанном направлении.
   - Это, - добавил алебардист. - Там ещё Деревянная нога. Поосторожней с ним.
   - Постараемся, - отстранённо ответил Нильс, на ходу мрачнея.
   - Мушкеты тут оставьте.
   Они поднялись на второй этаж и осмотрелись. Найдя нужную дверь, Лукас открыл её, пропуская Нильса, и тот, осторожно проталкивая вперёд древко со знаменем, вошёл внутрь. Представ перед взорами собравшихся офицеров, затихших при их появлении, он в унисон с мальчишкой отсалютовал командованию и отчеканил:
   - Здравия желаю. Капрал Стуре, Вестерботтенский пехотный. Разрешите доложиться, господа офицеры.
   Все посмотрели на него, и в какой-то момент Нильсу показалось, что перед ним сидят демоны, готовые сожрать его. Но потом это ощущение исчезло, зато взамен пришло другое. Он осознал, что было не так: здесь сидели несколько офицеров из Нерике-Вермландского полка, которых он узнал по красным обшлагам на синих дублетах, но полковника Вернекена среди них не было. Вместо него над всей этой компанией главенствовал Аксель Лилли, генерал-губернатор Померании.
   Дородный, с толстоватым округлым лицом, большим носом и красивой, густой и курчавой гривой светлых волос до плеч, он носил короткие усы с едва обозначенной бородкой. Помимо роскошной шевелюры, в его облике выделялись ещё две детали: выразительные серые глаза и деревянная нога вместо правой конечности, которую он потерял ещё в далёком тридцать первом после пулевого ранения при штурме Майнца, но, несмотря на это, остался на службе. Швед из окрестностей Кальмара, выбившийся из низов, начинавший пажом при Густаве Адольфе и сделавший головокружительную военную карьеру ещё во время польских кампаний, он был храбрым, но склочным и высокомерным офицером, не упускавшим случая выставить напоказ своё превосходство, а то и устроить скандал на этой почве - не иначе, компенсируя своё отнюдь не благородное происхождение.
   Они с Нильсом давно знали друг друга и питали взаимную неприязнь: Лилли, по мнению Стуре, был редкостным зазнайкой и честолюбцем и, что бесило Нильса больше всего, всюду демонстрировал своё превосходство. На всякое дело он скорее послал бы мальчика на побегушках, чем отправился бы сам. Лилли платил Нильсу той же монетой: когда тот ещё был офицером, генерал от кавалерии не упускал случая опустить "даларнского выскочку". Тем не менее, они оба относились друг к другу с долей уважения, признавая чужие заслуги и умения, и даже когда Нильса разжаловали в солдаты, Аксель не стал сыпать ему соль на рану.
   - Докладывай, - пренебрежительно бросил генерал.
   Нильс молча кивнул и, собравшись с силами, заговорил поставленным речитативом, стараясь не сбиваться, хотя это и было сложно, учитывая обстоятельства и свежие воспоминания, слишком не вовремя ударившие в голову:
   - Несколько часов назад наш отряд натолкнулся на большую группу умертвий числом больше двух сотен. О них нас предупредил разъезд рейтаров. Умертвия напали на одну из деревень и перекрыли дорогу. Значительная их часть бесцельно ходила по обочине. Среди них были как местные жители, вооружённые чем попало, так и много солдат при оружии. Подполковник Круус уже получал сообщения о недавних нападениях нежити на наши отряды, и... было решено дать им бой, не дожидаясь подкрепления, чтобы расчистить дорогу. Как только мы построились в боевой порядок, они побежали на нас и навязали рукопашную. В ходе сражения мы уничтожили всех врагов, но и сами... сами понесли тяжёлые потери. Столь тяжёлые, что даже не смогли похоронить павших. Я и мушкетёр Бликстен - последние выжившие, генерал. И мы принесли знамя полка сюда.
   Он замолчал и пристально воззрился на генерала. Офицеры зашептались между собой: им уже явно доложили о том, что осталось от полка, но такого исхода дела они не ожидали.
   - Доигрался Круус... - вполголоса произнёс один из них.
   - Ещё один отряд, скоро некому воевать будет, - со вздохом сказал Лилли. Он внимательно посмотрел на Нильса, как будто думая, что с ним сделать, а потом спросил:
   - Кто-нибудь из офицеров выжил?
   - Подполковник Круус покинул поле боя, генерал. Возможно, выжил майор Бутурлин - его унесли с ранением ещё в начале боя и хотели увезти.
   - Тебе известно что-нибудь ещё, что-нибудь ценное? И что за сброд тащится за тобой?
   Один из незнакомых офицеров сделал какие-то пометки на листе бумаги перед собой.
   - В том, что касается врага - почти ничего нового, всё это уже было в сообщении полковника Вернекена. За одним исключением: под конец боя произошло несколько случаев, когда умертвия стреляли в нас залпами из мушкетов, - при этих словах по комнате прокатился вздох удивления, Лилли тихо ругнулся. - Это нехарактерно, обычно у них нет признаков разума. Стрелки пришли только под конец боя и даже перезаряжались. Было впечатление, что они, осмелюсь сказать... организованы.
   Поднялся гомон, но Лилли утихомирил всех жестом и снова обратился к Нильсу:
   - Причину понять не удалось?
   - Никак нет. А сброд... По дороге был сильный туман, вот там я их и встретил. Странные типы, будто попали сюда из чужих мест и прямо сразу. Ничего не знают, да и одеты не по-здешнему, но понимают язык. Похоже на случай Джейми Брайана из Даларнского полка.
   - Ох, понятно всё... - вздохнул Лилли, явно разочарованный.
   - Генерал, - произнёс один из офицеров. - Нам их нужно допросить, как следует. Вдруг шпионы.
   - Это бесполезно, майор, - Лилли покачал головой с таким видом, будто объяснял ребёнку прописную истину. - Они вам наплетут про страны, которых не существует, и прочую белиберду. Без капли вранья наплетут. Если повезёт - даже документы покажут. Но они вам не сообщат ничего ценного, ни-че-го. Я вам гарантирую, они не шпионы. Но если вам так хочется трахаться с ними, то пожалуйста.
   - Но, генерал, мы ведь уже имели такие случаи. Об этих... гостях уже многие знают, лазутчик запросто может прикинуться таким, понавешав на себя всякой ерунды. Идеальное прикрытие.
   - Да они из тумана появились, майор, понимаете? Из тумана, - генерал опять раздражённо вздохнул. - Капрал был на месте, он всё видел. Они ведь совсем ни на кого не похожи? - уточнил он, обращаясь к Нильсу. - Ни на турок, ни на русских?
   - Никак нет, - о том, что Николай смахивал на поляка или русского, Стуре умолчал.
   - Вот ты скажи, они похожи на шпионов?
   - Никак нет. Только один - и то с натяжкой. Учитывая, что они все появились в одном месте, я не думаю, что его смятение было игрой. Они оба были крайне ошарашены. Более того, этот человек упоминал некую Ретландию - ту же страну, о которой говорил Джейми Брайан. И ещё некоторые вещи, которые совпадают и которые он вряд ли мог узнать. Если вы спросите меня, то... всё говорит о том, что он тоже оттуда.
   - Вот видите, майор? Всё понятно. Я уже встречался с таким пару раз, этот случай не исключение, - тут он снова повернулся к Нильсу. - Ты их сюда притащил, ты за ними и следи. Позже мы решим, что делать со всем этим.
   - Будет сделано. Разрешите вопрос, генерал?
   - Спрашивай.
   - Что случилось с полковником Вернекеном?
   - Он заболел, но уже идёт на поправку. Ещё вопросы?
   - Никак нет.
   - Тогда отдыхайте оба. Ты молодец, вернул знамя. Можешь идти, с утра тебя позовут, - велел он. И словно тут же забыл о существовании Нильса и Лукаса, что-то показывая на карте другим офицерам - кажется, это было то самое направление, откуда шёл отряд мушкетёра, но определить не получилось, потому как карта лежала к Нильсу северной стороной и была далековато. Мушкетёры молча отсалютовали и вышли прочь.
   Через минуту они были на улице. Нильс остановился, пару мгновений смотрел на развевающееся знамя, после чего медленно и отчётливо произнёс:
   - Так и не дожили до нового набора. Ладно, идёмте за мной, будем искать постой. Знаю я тут одно место.
   Когда компания достигла ближайшего постоялого двора, их обдал спёртый воздух, перемешанный с плотным запахом табака. В помещении было накурено - в значительной мере от облюбовавших столы солдат. Иные из них совсем недавно высадились в порту и теперь роились тесными компаниями над мисками с чем-то горячим, расчехляя после еды свои однообразные продолговатые трубки и дымя заморским табаком. На появление путников почти никак не отреагировали, только кто-то из шведских солдат молча откозырял Нильсу, и Стуре возвратил этот жест. Он прошествовал между столами в гостином зале прямиком к стойке и, подозвав хозяина, лысоватого большерукого мужичка с улыбчивым, приятным лицом, улыбнулся ему, приподняв шляпу:
   - Здравствуй, Стигсен! Гляжу, ты всё ещё в добром здравии?
   - Здравствуй, солдат, - усмехнулся хозяин в ответ. - Твоего имени не припомню, но спасибо, что не забыл старика.
   - Да я давно здесь был, в тридцать первом после высадки, лейтенантом, да ещё в тридцать шестом перед Виттштоком, уже капитаном, а потом наш полк тут немного в гарнизоне стоял. Мы тогда знатно разговорились про нашего короля, мир его праху, про войну, пиво, про твою родную Данию и вообще за жизнь.
   - А-а, Стуре! Как же, помню тебя, капитан. Прости, не признал. Рад видеть. Чем могу служить?
   - Скажи, нет ли тут где комнат на четверых?
   - Где ж тут у нас комнаты? Вас тут вон сколько! - он развёл руками, изображая нечто огромное. - За южной стеной уже целый плац с палатками, мы вас всех всё равно не разместим. Можете, конечно, поспрашивать в домах, но всё уже наверняка офицерами занято.
   - Верю. Верю, - закивал Нильс. - Ну а если я приплачу? Тут, видишь ли, случай особый. Ну или, по крайней мере, скажи, где в городе ещё остались незанятые койки. Ты же тут явно про каждую лачугу в курсе.
   С этими словами пара монет опустилась на стойку - эдакая символическая плата за информацию.
   - Ну, если подумать, - протянул датчанин, задумчиво глядя на Нильса и монеты, - есть одно место, - он наклонился чуть вперёд и негромко проговорил. - Выходите, сворачиваете вправо и во вторую улицу тоже направо. Там во втором... да-да, во втором доме спросите Алана Моррисона. Он не местный, вы его сразу узнаете, скажите, мол, от меня, старика Стигсена.
   - Благодарю, хозяин, - Нильс приподнял край шляпы и изобразил подобие улыбки. - Удачи, Стигсен, дай Бог ещё свидимся!
   - Всегда рад помочь, капитан, - улыбнулся ему хозяин, подмигнув и показав большой палец.
   Дав знак своим новым попутчикам следовать за ним, мушкетёр вышел из здания и широким шагом направился к новой цели.
   - Вторая улица направо, четвёртый дом, - негромко пробурчал он себе под нос. Дойдя до нужного двора и оглядевшись, Нильс заключил, что стоявшее перед ним здание было именно тем, про которое рассказал Стигсен. Взойдя на крыльцо, на удивление, не скрипевшее всеми досками, мушкетёр взялся за массивное металлическое кольцо на двери и три раза постучал.
   Спустя примерно полминуты дверь отворилась, и за ней возник мужчина средних лет - на вид ему было за тридцать, а то и под сорок, на лице возле рта уже пролегли заметные складки. Тёмно-рыжие, небрежно подстриженные прямые волосы спускались чуть ниже подбородка, из-под густых бровей смотрели карие глаза, экзотическую одежду мужчины составляла распашная красная рубаха с широкими рукавами и мешковатые тёмно-жёлтые штаны, голову покрывала такого же цвета чалма с узлом на боку, чей хвост спускался человеку на плечо. Довершал наряд большой и всё такой же тёмно-жёлтый плащ со множеством складок, полностью закрывавший плечи.
   - Алан Моррисон к вашим услугам. Что привело вас ко мне? - спросил отворивший, рассматривая и пересчитывая гостей. - Ах да, кое-кто сказал, что у меня есть свободные места. Ну что же, проходите, - продолжил он ещё до того, как получил ответ. Он отступил на шаг от двери, делая приглашающий жест. - Ну что вы, я же не кусаюсь, - при этом Алан улыбнулся, показав идеально гладкие белые зубы. У него был замечательный верхненемецкий выговор.
   - А вы догадливы, герр Моррисон, - произнёс мушкетёр, снимая шляпу. - Капрал Нильс Стуре, моё почтение. А это мои спутники Лукас, Дадли и Николас. Да, мы от Стигсена и мы действительно ищем постой. Всё, что нам нужно - это четыре кровати, еда-питьё и... если не затруднит, чего-нибудь вкусного для кошки, - при этих словах он кивком указал на животное, сидевшее под курткой у Дадли.
   - Это можно, отчего же, чистых одеял и подушек хватит на всех. В тесноте да не в обиде, так ведь говорят?
   Войдя внутрь, они оказались в длинном коридоре, идущем перпендикулярно входу. Слева был заметен арчатый проход - судя по всему, на кухню. За дверьми прямо перед ними и чуть правее, как сообщил хозяин дома, располагались комнаты для гостей с двумя кроватями в каждой, а дальше справа виднелась лестница на второй этаж. Откуда-то доносился сильный, терпкий запах полыни. Из той самой арки слева при появлении гостей возникла молодая женщина в жёлтом платье с чёрными полосками на подоле и в тёмно-коричневом лифе на завязках. Её пышные каштановые волосы были собраны в большой, широкий дуговой пучок на затылке и ещё два поменьше примерно за висками. Чепца она, вопреки распространённой традиции, не носила, а в руках у неё наблюдалась какая-то книга. Посмотрев в её сторону и улыбнувшись, Алан произнёс:
   - Всё в порядке, Марта, это наши новые постояльцы. Прошу, знакомьтесь - моя жена, Марта Моррисон.
   Нильс, развернувшись, снял шляпу и отвесил женщине поклон, Лукас несколько неуклюже повторил жест. Та кивнула в ответ, чуть наклонившись и ускользающе легко улыбнувшись, после чего, на ходу раскрывая книгу, снова скрылась в кухне.
   - А вы случаем не травник, герр Моррисон? - спросил мушкетёр. - А то я, кажется, запах полыни чую.
   - Вы в некотором роде правы. В том числе травник, но по профессии я врач. И - нет, сразу скажу, что кровопускание редко практикую - это дело иногда помогает, но зачастую бесполезное, вопреки популярности, - Алан характерно улыбнулся, слегка искривив рот и не обнажая зубы. Могло показаться, что эта лёгкая ухмылка присутствует у него на лице постоянно - или, по меньшей мере, в те моменты, когда он о чём-то рассказывал.
   - Врач? Весьма достойно. Моему другу не помешал бы уход, если это вас, конечно, не затруднит, - Нильс кивнул на валящегося с ног Дадли.
   - Ни малейшим образом. Сюда, пожалуйста, - произнёс Алан, открывая дверь одной из комнат и направившись к следующей.
   Тут Пуллингса, видимо, подвело зрение. В полутьме помещения молодой человек не разглядел порог и, споткнувшись об него, с грохотом рухнул на пол, едва не придавив собой зверька. Кошка кинулась прочь. От удара корка на лице треснула, и на доски потекли ручейки свежей крови. Сил на то, чтобы подняться, очевидно, уже не было.
   Нильс выругался. Наскоро пристроив знамя в углу, он принялся поднимать незадачливого виконта.
   - Прошу прощения, герр Моррисон, он двое суток не спал и много страшного пережил, - на ходу выдумывал мушкетёр.
   - Конечно, ничего страшного, - ответил хозяин. - Давайте вон туда его. Вашему товарищу нужен хороший, крепкий сон. Сейчас я принесу спирт и немного обработаю его. Собственно, располагайтесь здесь и в соседней комнате, вас ведь это устроит?
   - Конечно, - кивнул Нильс, укладывая на кровать Пуллингса, а попутно сложил на соседнюю койку мушкет с заплечным мешком. - Николас, обустройтесь пока в соседней комнате, а я к вам загляну, как закончим тут. Сколько берёте за постой, хозяин?
   - Платите столько, сколь не обременяет вашу душу. За вашего товарища не беспокойтесь: медицинские средства я беру на себя, - он встал и повернулся, пересекаясь взглядом с подошедшей женой.
   - Мне помочь с постелями? - спросила та.
   - Да, давай, родная. Ужином я займусь. Располагайтесь, Нильс, - сказал Моррисон напоследок и скрылся в коридоре.
   Капрал несколько недоумённо проводил взглядом их необычно одетого благодетеля. Он наблюдал за ним всего пару минут, но уже то, как они с женой вели себя по отношению друг к другу, выглядело слегка необычно и внушало уважение. Равно как и общая доброжелательность. Пока мушкетёр не придал значения его словам, заключив про себя, что Алан - просто доброй души человек. Или, по крайней мере, хочет казаться таковым. Поэтому вопрос с деньгами, видимо, откладывался на потом.
   Он повернулся и посмотрел на Лукаса: взгляд у юноши был совершенно опустошённый. Лицо выражало только одно - горечь. Его трудно было винить за то, как остро он отреагировал на произошедшее: парень и без того держался молодцом всю дорогу, явно потратив на это немало душевных сил.
   - Ну вот... Мы дошли, Лукас. Ты молодчина.
   Тот рассеянно кивнул, подняв пустой взгляд на Нильса.
   - Что прикажете теперь?
   - Отдыхать. Только отдыхать, - Стуре положил руку ему на плечо. - Мы сделали всё, что могли.
   Бликстен промолчал, отведя глаза.
   - Самым лучшим сейчас будет лечь спать. С самого утра на марше. Так что... приказываю крепко спать в постели, как дома в Бюгдео.
   - Спасибо, капрал.
   Вскоре Дадли обработали, и виконт провалился в спасительное забытьё. Спустя ещё некоторое время они отужинали: ели молча, погружённые в свои мысли, и хозяева не стали мучить их расспросами, прекрасно всё понимая. После ужина они разошлись по комнатам. Нильс уселся на табурет у окна, опершись на кулак лицом, и так сидел некоторое время, смотря в никуда и проматывая в голове события этого дня.
   Начался мелкий дождик, мерно барабанивший по крыше. Через какое-то время и сам Нильс понял, что больше сегодня не сделает ничего толкового: слишком тяжёлым грузом свалились на него последние происшествия и смерть боевых товарищей. К тому же, сказывалась старая солдатская привычка - спать всякий раз, когда имелась возможность. Он пристроил дублет на крючке у двери, после чего сходил в соседнюю комнату и удостоверился, что Лукас с Николаем расположились нормально. Последний, казалось, до сих пор не осознал произошедшее целиком, а Бликстен уже спал. Пожелав Петровичу доброго вечера, Нильс вернулся в комнату и уложился на кровать.
   За окном ещё даже не стемнело, только низкие тучи нагоняли мрачности, и мушкетёр долго лежал вот так, погружённый в свои мысли, укрывшись покрывалом и глядя в потолок. Он и не заметил, как уснул.
  

***

  

Интерлюдия. Десять лет до текущих событий, где-то в Далмации.

   Всё ещё тёплый ветерок шелестел листьями и создавал волны в высокой, по пояс, траве. Лучи закатного солнца пробивались сквозь облака, озаряя море травы золотисто-рыжим светом. Эти облака казались такими густыми и тяжёлыми, словно собирались пролиться дождём на землю, но этого не происходило. Человек, облачённый в неполный латный доспех и карминово-красный плащ, с озабоченной миной созерцал эту картину, скрестив руки на груди. Исчез ещё один луч, и порыв ветра, разметавший длинные волосы рыцаря-иоаннита, заставил его поёжиться.
   - Да ну к чёрту. Идём, брат. Пора уже место для ночлега найти и прекратить эти шатания, - сказал ему человек, стоявший за его спиной и уже пару минут как молчавший. Одет и одоспешен он был точно так же.
   - Не торопись, дождёмся информатора. До городка не больше пары миль, а там есть, где укрыться, - ответил первый, не поворачиваясь и не желая торопиться.
   - Да этот Зенон уже на два часа задерживается. И ты готов ради этого мальчишки тут торчать? - задал человек вопрос и не получил ответа: его брат молчал, глядя на садящееся солнце, как будто знал или чувствовал приближение беды. Как будто ловил это тепло и эти лучи, столь редкие теперь, всем своим естеством, зная, что всё это больше не вернётся.
   - Зенон надёжен, - хрипло проговорил третий человек, облачённый в балахон, потирая замёрзшие руки. - София сама его выбрала.
   - А, ну да, я забыл! - ворчливо ответил второй брат. - Вам-то, колдунам, виднее!
   - Если придётся, простоим до рассвета, - одёрнул его первый. - Тебя я, впрочем, не задерживаю, - он слегка ухмыльнулся, покосившись на брата.
   - Глядите, экий кавалер выискался. Вечно проблемы с твоими принципами.
   - Эй, вас опять понесло? - окликнул их женский голос откуда-то со стороны кустарника, где лежали стреноженные лошади. - Может, вам уже священника найти и обвенчать наконец?
   Оба брата несколько по-разному усмехнулись.
   - Командир приказал стоять, - развёл руками второй.
   - Да полно тебе ныть, - женщина, опоясанная мечом, направилась куда-то в сторону. - Разведём костёр прямо тут, запрыгнем в одеяла и вся недолга. Я первые часы отстою.
   - Ладно, ладно, уговорили, - второй брат примирительно поднял руки, сдаваясь на милость товарищей.
   - Вот это другое дело, - сказал первый. - Вот это настрой.
   - Ты дрова-то поможешь собрать, "настрой"? У воды ночью холодно.
   - Да, сейчас пойдём. Ты права - ночь близко, надо поторопиться, - сказал рыцарь, улыбнувшись и бросив последний взгляд на загоревшуюся в небе звезду.
  

III. СОЛНЦЕ ВО МГЛЕ

  
   Утро долго не приходило, да и когда пришло, его немногие заметили. Мерклыми серыми щупальцами вползло оно в окна и двери, принося с собой прохладу. То и дело капал дождь. За Нильсом так никого и не прислали. В такой тихой обстановке мушкетёр и проснулся, постепенно приходя в себя и собирая в единую мозаику события вчерашнего дня.
   Пуллингс, этот немного странный господин, появившийся из тумана, продолжал спать. Отправив к чертям нежелание выбираться из тепла, Нильс без лишнего шума оделся и убрал за собой нехитрую постель. Тихо покинув комнату, он проследовал к соседней спальне: Лукаса там уже не было. На кухне хлопотали Алан и Марта.
   - Доброе утро, хозяева.
   - Доброе утро, - отозвались те.
   - Где Лукас, не подскажете?
   - Молодой человек рано встал, мы его накормили, - ответила Марта. - Он сейчас там, на крыльце.
   - Сами позавтракать не желаете? - осведомился Моррисон.
   - Нет, спасибо - подожду, пока ещё кто-нибудь проснётся. Пойду поговорю с бойцом.
   Он вежливо кивнул хозяевам и вышел на крыльцо. В тихом безлюдном дворике пели птицы и шелестели кроны двух молодых деревьев. Бликстен, сидевший на верхней ступеньке, обернулся и слабо улыбнулся Нильсу. Они обменялись кивками.
   - Капрал.
   - Доброе утро. Хорошо спалось?
   - Не очень... а вам?
   Мушкетёр вздохнул и вместо ответа просто присел рядом с Лукасом.
   - Ты как, солдат?
   - Я... - юноша помотал головой. - Я ничего, мушкет вот почистил уже. Готов буду выходить, как дадут приказ.
   - Молодец. Но я о другом спрашивал.
   Лукас смолчал. Ему явно хотелось что-то высказать, но он боялся признаться в этом - даже самому себе. Он только смотрел в одну точку, стиснув зубы.
   - Если камень лежит на душе, не бойся, скажи. Мне ты можешь всё доверить.
   - Я просто...
   Он снова оборвал себя на полуслове, покачав головой, и вздохнул. Нильс терпеливо ждал.
   - Капрал, они ведь не заслужили этого, - мальчишка посмотрел на него блестящими от влаги глазами. - Не заслужили ведь?
   - Нет, - покачал головой Нильс. - Просто так вышло.
   - Они ведь всё равно были хорошие люди...
   - Хорошие. Это не кара и не наказание, просто судьба такая, вот и всё. Не повезло.
   - Я знаю... - Лукас закивал, часто заморгав, отвернулся и повесил голову. Голос у него дрожал. - На войне всегда так случается, вы сами... говорили. Слепой случай. Но они не... Они не должны были все умирать, это неправильно! Не должны были все...
   Он не выдержал и заплакал, закрыв лицо. Стуре и сам насилу сдержал слезу, снова вспомнив всех погибших во вчерашнем бою. Приобняв мальчишку, он с минуту молчал, давая ему выплакаться.
   - Простите, капрал, - сказал юноша, всё ещё всхлипывая. - Солдатам нельзя плакать, а я...
   - Это чушь, - вздохнул Нильс. - Слёзы - не слабость, не нужно их держать в себе. Знаешь, это... величайшее благо для нас, людей, что мы можем плакать. Так мы помним, что мы всё ещё люди.
   Бликстен слабо улыбнулся, судорожно вздохнув.
   - Горю всегда есть место, - продолжил Нильс чуть спустя. - Оно тоже делает нас сильнее.
   - Спасибо, капрал. Спасибо, правда, - он вытер слёзы и посмотрел на Стуре. Тот молча, понимающе покивал.
   Они ещё некоторое время провели в молчании, говоря друг с другом одним лишь присутствием. Лукас мало-помалу успокоился и смотрел теперь на соседние дома во дворе и зелёную листву деревьев.
   - Когда мы пойдём за ними?
   - Скоро. Сегодня схожу в штаб и узнаю, что к чему. А заодно и пойму, что нам делать дальше, - Нильс заглянул юному мушкетёру в глаза. - Мы ведь с тобой отсиживаться не будем?
   Лукас сразу покачал головой.
   - Нет, капрал. Я хочу сражаться.
   - Верно. Ладно, об этом ещё подумаем, - он легонько хлопнул мальчишку по спине и встал. - Я пойду приведу оружие в порядок.
   - Капрал... а можно вопрос?
   - Да?
   - Я видел, хозяева что-то читали вместе, когда я проснулся... У герра Моррисона, наверное, не одна книжка есть.
   - Хочешь его попросить?
   - Да, только... не знаю, стесняюсь я.
   - Так спроси! - воодушевляюще сказал Нильс. - Он не откажет, точно тебе говорю. Проси смело.
   - Так и сделаю. Попробую этот немецкий шрифт читать, - он слегка через силу усмехнулся. - Только пойму я там едва ль половину.
   - Ничего, чай, привык уже к закорючкам, а? Давай, пойдём спросим, чего у него завалялось почитать.
  

***

  
   По прошествии нескольких минут, когда Лукас удалился наверх вместе с восхищённым Аланом, обещавшим помочь ему в чтении, Нильс зашёл к себе в комнату. Взял прислонённый к стене мушкет, выудил из мешка тряпочку, ёршик и флакончик с маслом, сел обратно на кровать и принялся методично чистить оружие. Через какое-то время спавший Дадли перевернулся в постели, разлепил веки и потянулся за карманными часами. Бросив на них взгляд, виконт раздосадовано хлопнул крышкой: он пребывал в полной уверенности, что проспал.
   - Вахтенного ко мне! Доложите лорду Ганеману, что я буду у него через десять минут! - гаркнул Пуллингс по-ретландски, спуская ноги с койки. К его явному удивлению, интерьер помещения совершенно не походил на каюту. Изумлённо обведя комнату взглядом и увидев на соседней кровати своего вчерашнего компаньона и проводника, Дадли запустил обе пятерни в волосы и со стоном отчаянья хлопнулся обратно на постель.
   - Доброе утро, - произнёс Нильс, не отрываясь от работы. - Спалось дурно?
   Виконт не ответил. Просидев так с минуту, он поднял голову, поправляя волосы, пробурчал что-то похожее на "Ну значит, я здесь крепко завяз..." и перевёл взгляд на Нильса.
   - Сударь. Я и вправду прибыл издалека - настолько, что вам действительно лучше думать, будто бы с Луны. Похоже, что моя родина далека и недосягаема для меня, а потому получается, что мне, как минимум, на какое-то время придётся свыкнуться с моим нынешнем местопребыванием. Расскажите, чем живёт эта страна и что я могу сделать для неё.
   Мушкетёр невесело вздохнул.
   - Ну, если бы вы мне не сказали про Ретландию... по вашему говору я мог бы предположить, что ваша родина в Англии, а это не так уж далеко отсюда.
   Дадли криво усмехнулся.
   - Воля ваша. Англия? Я не помню, чтобы в Ретландии было графство с таким названием. Более того, я уверен, что его нет и никогда не было.
   - А это и не графство. Это целая страна. И довольно сильная, даром что на островах сидят. А что касается нашего королевства... Дома, в Швеции, спокойно. Но здесь... Эта земля живёт войной. Вот этот город, где мы сейчас стоим, раньше за имперцами был. А теперь всё северное побережье за нами. И, уверен, здесь мы надолго останемся: наши порядки местным больше по нраву, чем имперские. "Евангелики", - многозначительно прибавил Стуре, - хотя дело не столько в религии. Тринадцать лет в этом пекле, а вся война идёт уже двадцать пять, конца и края не видно.
   - И какие воюющие стороны?
   - Ну, вот есть Священная Римская Империя. Это была их внутренняя война - католики против евангеликов, если вкратце. Вопрос религии на первый взгляд, но на самом деле конфликт насквозь политический. Императору взбрело в голову, что он может перекроить устройство империи и задавить всех евангеликов, а те взялись за оружие. Несколько лет резали друг друга, пока католики почти не взяли вверх, и вот тут начали вмешиваться соседние государства, которые тоже евангелической веры придерживаются. Как Швеция, например. А потом ещё, и ещё - с обеих сторон. Теперь в этом котле варится столько людей, что никто уже не разберёт, кто за кого. Князья постоянно меняют стороны, а католическая Франция вообще наш союзник. Какая уж там религия.
   - А что за Порта? И оттоманы? Да и туманы эти, будь они неладны, - молодой человек грязно выругался.
   - Порта? Да это одна огромная империя на востоке. А полностью - Оттоманская Порта, потому и оттоманы. Турки. Я, признаться, о них не так много знаю, они больше с московитами и с поляками тёрлись, с немцами тоже, но на запад они долго не ходили. Лет эдак... да, уже почти двести назад они завоевали один... скажем так, знаковый город - можно даже сказать, священный. Константинополь, столицу старой-старой империи, которой уже нет. Убили последнего императора и сделали собственной столицей. А потом двинулись дальше на запад. Да и на восток, раз уж на то пошло - там у них не меньше владений на остатках былых царств и халифатов. И войска со всех покорённых земель. На западе они не воевали долго, с самого мира с немцами в шестьсот шестом. А два года назад они двинулись. И как двинулись! Оттяпали у Габсбургов остаток...
   - Габсбургов?
   - Имперская династия, - коротко и упрощённо пояснил мушкетёр. - Ещё они короли Венгрии, а другая ветвь правит Испанией на западе. Как несложно догадаться, воюют они в союзе.
   - А какой сейчас, с вашего позволения, год?
   - 1643. Так вот, турки оттяпали у них остаток Венгрии, вошли в Моравию, а это ведь восточные земли Империи, уже не шутки. В последний год особенно тяжко стало - они прямо под боком у наших гарнизонов теперь. Ни поляки, ни имперцы их не остановили, но последним-то вообще тяжело. Одно в этом всём непонятно - почему они по северу пошли, вместо того чтоб брать Вену - это имперская столица. Это довольно странно, но... Чего это я, лучше я вам на карте это всё покажу, а то, чай, запутал в конец. И вот насколько мне известно, наша королева и риксканцлер... пытаются с имперцами мир заключить, чтобы вместе Порту воевать, потому что это угроза для всех. Да только они ж упрямые... всё им Восточное море подавай назад... и земли евангеликов. О мире так-то уже давно говорят, но только во всё это столько игроков вовлечено и столько интересов, что... чёрта с два разберёшься. Что-то явно скоро изменится, но как именно, и какие здесь возникнут союзы - это ещё большой вопрос.
   - У вас тут, я смотрю, тот ещё политик творится. Вот уж действительно, куда ни плюнь - везде одно и тоже.
   В этот момент храп, доносящийся из-за стены, приблизился к наивысшей точке музыкального развития. Дадли резко саданул кулаком в стену. Правда, после этого лицо у него приняло виноватый вид.
   - Простите. Всё же надо быть сдержаннее. Потрясения потрясениями... но раздражаться по пустякам - это слишком, - он откашлялся. - И тем не менее, вы не ответили на вторую часть моего основного вопроса.
   - Ах да, туманы... туманы, - проговорил Нильс, вытащив шомпол из ствола, сняв щётку и вернув его на место. - Есть тут у нас местное явление, никем до сих пор не понятое. В некоторых местах в определённое время туман возникает, причём не совсем обычный: после него то предметы странные остаются, то люди невесть откуда появляются. Вот прям как вы. Ничего вокруг не понимают, а когда спрашиваешь, откуда они, называют такие места, о которых никто не слышал даже. И что самое странное - могут по-местному сразу разговаривать, только с акцентом. И началось это всё только в последние лет десять. Но случается редко, очень. Ну вот... Одним словом, судя по всему, эти туманы... что-то вроде ворот в другие миры. И не только миры, но и разные времена, - при этих словах он повёл бровями, коротко глянув на виконта. - И никто не может объяснить, почему, как они возникают. Загадка. Но это так... ещё не самая большая загадка.
   Дадли встал и молча подошёл к окну, устало опёршись обеими руками о подоконник. Глядя сквозь окно, сквозь городские улицы, куда-то в только одному ему ведомую и видимую даль, офицер спокойно сказал:
   - Всё сходится. Всё, чёрт возьми, сходится - в этот туман я и угодил. Вот вам и подтверждение того, что дом мой далёк. По крайней мере - дальше этой вашей Англии, - проведя рукой по глазам, Дадли развернулся на каблуках. - Что ж, пусть так. И какая же, по-вашему, бСльшая загадка? И да, в сложившихся обстоятельствах мой вопрос обретает ещё большую актуальность: чем я мог бы быть полезен Швеции?
   - Это хороший вопрос. Я отвечу на него чуть попозже.
   Тут где-то в коридоре послышался скрип половиц, и в дверь постучали. Через секунду в ней появилось лицо Моррисона.
   - Я вижу, все проснулись, - заметил хозяин с улыбкой. - Не хотите к столу?
   - Да, мы были бы не против, спасибо, - ответил Нильс. - Надо тогда и Николаса разбудить.
   - Я бы не стал его будить. По крайней мере, сейчас: пусть отдохнёт, для него привыкнуть будет несколько труднее, - сказал Алан, сделав приглашающий жест, и пошёл назад. Дадли обратился к Нильсу:
   - Продолжим беседу за столом?
   - Да, пожалуй. А насчёт большей загадки: вы обратили внимание, что солнце ни разу не вышло из-за облаков?
   - Обратил, но как-то не придал этому значения.
   - Вот это и есть самая большая загадка.
   Кухня встретила их запахом жареного лука и специй. Помещение было чистым и прибранным, на продолговатых полках аккуратными рядами стояли баночки с приправами и крупами, под ними висели связки лука, чеснока и петрушки, а дальше - та самая полынь, запах которой так пропитал прихожую. Сам хозяин стоял у плиты и варганил омлет. Пуллингс, зайдя в помещение, втянул носом приятный аромат и обратился к Моррисону:
   - Друг мой, перед тем как мы сядем, я бы всё же хотел привести себя в порядок. У вас не найдётся таза с тёплой водой, мыла и перекиси?
   - Найдётся, сейчас я всё вам принесу. Что-нибудь ещё?
   Дадли перевёл вопросительный взгляд на Нильса, уловил его отрицательный жест, после чего сам покачал головой. Хозяин скрылся где-то в коридоре и вернулся через пару минут с тазом, мылом и небольшой прозрачной склянкой. Рядом со всем этим на табуретке образовалось полотенце, а в тазу появилась нагретая на печи вода.
   - А я пока доделаю завтрак здесь рядышком, - произнёс Моррисон, улыбаясь и проходя к плите.
   Вскоре к запаху жареного лука примешался аромат иных овощей. Из носика кипятильника поднимался пар, в сковороде по соседству шипел омлет. Подождав, пока мушкетёр закончит мыть руки, виконт повесил на спинку стула куртку, кардиган и шарф, оставшись в рубашке, и принялся закатывать рукава. В течение нескольких минут он тщательно и с удовольствием мылил лицо, шею и руки, слой за слоем отмывая кровь и маслянистую копоть. Вскоре вода в тазу приобрела оттенок отработанного машинного масла. Закончив с умыванием, Дадли промокнул угол полотенца принесённым снадобьем и принялся обрабатывать рассечения и мелкие порезы. Вскоре он уже являл собой вполне благоприятное зрелище и мог позволить себе сесть за стол.
   - Пока суд да дело, - сказал Нильс, устраиваясь поудобнее напротив виконта. - Так уж и быть, расскажу кое-что. Дело в том, что в последние годы у нас каждый божий день - пасмурно, но не от облаков - облака как обычно плавают. Это какая-то серая завеса. Везде - от горизонта до горизонта. Как бы тонкая облачная плёнка. Эта мгла откуда-то с востока налетела и с тех пор так и не ушла. Говорят, она начала откуда-то от турецких земель распространяться. И до сих пор ползёт дальше - за океан. А тут ещё, понимаете, одержимые, нежить, война кругом, все режут друг друга "за религию", ещё и Порта... Кое-кто говорит, что это всё - предзнаменование Судного дня. Безумцы любят вопить о чём-то подобном на площадях или на проповедях.
   Дадли приподнял бровь. Он явно привык относиться к подобным заявлениям с долей здорового скептицизма.
   - Да-да, не удивляйтесь, всякий уважающий себя святоша про это вещает. Что католик, что евангелик - всё об одном и том же. Да только, думается мне, дело не в этом. Но что я точно знаю, так это что с каждым годом потихоньку холоднее становится. Кое-где даже земля хуже родить стала. А ещё... помните тех волков на дороге?
   Виконт усмехнулся: как же не помнить.
   - Вот как только завеса пришла, они появились. И не только они. Первый случай был лет десять назад. Вы когда-нибудь видели, чтобы животные выходили из лесов и просто так нападали на человека? Кроме бешеных?
   - Случалось в паре графств. Обычно выходили лисы. У нас всё объяснялось звериным бешенством.
   - Если бы, если бы, - вздохнул мушкетёр. - Здесь всё не просто так. Они мало того, что выходят стаями. Это не просто волки или какое другое зверьё. Видели, какие здоровые? С тяжеловоза вымахивают. А ещё у них шерсть какая-то необычная, вся сухая, встопорщенная, а глаза светятся. На нас как-то раз напала такая стая. Ну, мы-то отстрелялись... потом осмотрели тех тварей - а у них всё тело в каких-то болячках и струпьях. И вот такие нет-нет, да и загрызут целиком какую-нибудь ферму или хутор поменьше. Хорошо хоть встречаются редко.
   - Да, картинка и впрямь апокалиптическая. Похоже на мутацию. Только уж больно быстро для мутации. Десять лет, говорите? Одно-два поколения особей. Очень быстро...
   - У нас, наверное, ещё наука не дошла до такого, вот и пытаются объяснить всё суевериями. А вот, к слову, у нас в Швеции они тоже недавно появились.
   - Видимо, ареал распространения заразы расширяется. На это нужно время.
   - Время? Так-то оно да, если они плодятся. Но как объяснить появление этих тварей по другую сторону пролива? Нет, виконт, тут замешано что-то большее, чем расплодившаяся стая одержимых.
   Примерно в этот момент на столе оказался поднос с едой и питьём. В тарелках лежали рыба, хлеб и омлет с запечёнными овощами. Рядом стояли две кружки с дымящейся жидкостью.
   - Вот ваш завтрак, приятного аппетита, - сказал Алан, на несколько секунд задержав пристальный взгляд на виконте. - Попробуйте ещё мой чай, вам понравится.
   - У вас есть чай? - не на шутку удивился Нильс.
   - Ха-ха, нет, что вы, чай травяной. Восточным чаем располагать - удовольствие недешёвое, согласитесь.
   - Ну так а то ж! Но травяной чаёк - это дело, спасибо. Мы в Даларнском полку тоже таким балуемся, - Нильс втянул носом аромат и принялся за трапезу, решив сначала оприходовать рыбу. - Приятного аппетита, виконт. После договорим.
   - Кстати, надо бы нам попросить блюдце молока для зверушки.
   - И то верно, - кивнул мушкетёр. - Герр Моррисон, а как наша пушистая спутница? Надо бы её тоже завтраком угостить.
   - Она тут полночи охотилась, - усмехнулся Алан. - Кого-то нашла, сейчас, должно быть, где-то спит.
   Офицер молча кивнул, повязал на шею салфетку и принялся за еду, осторожно отхлебнув из кружки несколько раз. Слышно было лишь позвякивание приборов о тарелку. С едой вскоре было покончено, и на столе остался только хлеб да две кружки с травяным чаем, всё ещё тёплым.
   - В общем, как видите, виконт, страшные дела у нас творятся, - произнёс мушкетёр, глядя в сторону и потягивая тёмный напиток. - Но я всё-таки надеюсь, что правителям хватит ума заключить мир, чтобы со всем этим справиться.
   - Время покажет. Вы-то сами что собираетесь делать?
   - А я что, я солдат, мне полагается исполнять приказы и метко стрелять, - буднично ответил Нильс. - Лишь бы стрелять с толком. Армию, вероятно, на юг двинут, когда соберутся все. У нас тут недавно была скоротечная война с соседом, и обе основные армии оттянули на неё, теперь возвращаемся. Одна армия из Сконе сюда кораблями, другая из Гольштейна - это на западе, а кто-то из провинций пополнением идёт, собираемся помаленьку, - мушкетёр отпил из кружки. - У нас вот Вестерботтенский полк гарнизоном в Ной-Бранденбурге стоял. Ну, точнее, часть полка. Один батальон здесь, в Германии, другой дома в Швеции, но они все гарнизонные, толком и не воевали.
   - А сколько это по-вашему - батальон?
   - По-разному. Зависит от того, насколько полк большой. Но обычно шестьсот человек, в нашем случае - триста с гаком, потрепало нас. Да и полк чуть поменьше остальных - провинция северная, народу мало. Гарнизонные даже в рудниках на севере работают, представляете? - Нильс усмехнулся и отхлебнул чаю. - Какой, к чёрту, мушкет - на тебе кайло и иди маши.
   Пуллингс перевёл взгляд на окно, собираясь с мыслями.
   - Нильс, как вы думаете, мне найдётся место в армии?
   - Вполне. А что вы умеете?
   - Я недурно фехтую, недурно стреляю как из пистолета, так и из винтовки. Обучался штыковому бою. В конце концов, я же боевой офицер, чёрт возьми! - засмеялся Дадли.
   - Ну, я бы сказал, вам место в пехоте, либо в драгунах. Или, скорее, во флоте, раз вы про него упоминали. А, кстати, - он поднял вверх указательный палец и, ещё раз отпив из кружки, переспросил. - Штыковой бой? Что это?
   - У вас нет штыков? - Нильс при этих словах покачал головой и заинтересованно посмотрел на Пуллингса. - Штык примыкается к стволу мушкета, так что получается своеобразное увесистое копье, которым можно колоть и наносить удары прикладом.
   - Штык... ага, то есть, такой наконечник? И он в ствол вставляется? Интересно... и что же, удобно таким сражаться?
   - Весьма. Лучше, если штык будет втульчатым, тогда он не будет мешать при стрельбе. Раньше при помощи штыков отряд мушкетёров мог не только защититься от кавалерии, но и при грамотном построении перебить всех до одного.
   - Гмм, - протянул солдат, скривив губы и обдумывая сказанное, попутно сделал затяжной глоток. Услышанное уже порождало в его мозгу идеи. - Знаете, думается мне, вам с этой придумкой стоит обратиться к командованию. Нас от кавалерии обычно пикинёры защищают, но только их меньше по сравнению со стрелками. А в бою столько разных ситуаций может сложиться, что не угадаешь. Мечами-то конницу не остановишь.
   - Подозреваю, что генералы у вас такие же, как и у нас - станут они меня слушать. Но идею я все же могу подкинуть.
   - Ну, тут как повернётся. Был бы здесь маршал Лесли, я бы вас сразу прямиком к нему отправил и без разговоров. Или Вернекен - этот точно здесь, но он болен, а так я замолвлю ему словечко. Если что, можно сделать так: идём в ближайшую кузницу, вы говорите кузнецу, что делать, а там посмотрим, что получится.
   - К вопросу о кузнице. Если я правильно понимаю реалии вашего мира, то с одним кортиком мне придётся туго. Мне бы приобрести что-нибудь поувесистее.
   - Это можно. Мечи сейчас дешёвые, многие дрянные, правда, но если чуть приплатить, то качественный клинок найти не так уж сложно, - солдат пожал плечами. - Или есть шотландские палаши. Клинок чуть пошире, чем обычно, гарда корзинчатая, всю кисть защищает.
   - Меня вполне бы устроил клинок, как у вас, - Дадли кивнул на бедро собеседника.
   - А, ну с этим проблем не возникнет, я думаю. Хотя мой клинок трофейный, из Пассау, а они дороговаты.
   - Нильс, вы знаете, вспомнил вот, что хотел у вас спросить, - спохватился Пуллингс. - Вчера я был в несколько ошалелом состоянии и не слишком хорошо понял обстоятельств нашей встречи. Вы были на дороге вдвоём и с полковым знаменем. Я помню ещё, выйдя из штаба, вы сказали что-то вроде "Не дожили до пополнения"... Что именно произошло?
   Нильс хмыкнул, горько улыбнувшись, и закивал. Он знал, что этот вопрос всплывёт рано или поздно. Почесав затылок, он посмотрел в лицо виконту и проговорил:
   - Нас перебили. Мы снялись с гарнизона в Ной-Бранденбурге и шли сюда. И в чистом поле на нас напали. Только не враги, нет, имперских отрядов здесь уже давно не было. На нас напала нежить, - он повёл бровями так, будто сообщил самую обыкновенную, не требующую объяснений вещь. - Умертвия.
   Дадли с откровенным недоверием посмотрел на собеседника исподлобья, приподняв брови.
   - Вы не ослышались, виконт. Люди, которые вернулись из мёртвых и убивают живых. Не верите? - горькая улыбка исчезла с лица мушкетёра, и он сделался серьёзным и мрачным. - Сам не верил. Ну а коль серьёзно, то эта бодяга началась ещё вот до этого, - он указал пальцем наверх, - примерно десять лет назад, может, больше. Поначалу это всё были так, полуправдивые истории и слухи, мало кто им верил, а наверху не особо спешили подтверждать. У нас на севере до последнего не верили. Ну, кроме тех, разумеется, кто вообще любую байку за чистую монету примет, а таких немало. Это между тем как в Альпах на юге уже лет пять умертвий столько, что местный народец с ними в состоянии постоянной войны.
   - Ваш друг говорит правду, - сказал появившийся в проёме Алан. Подойдя к печке с плитой и находившимся рядом столешницам, он стал собирать грязную посуду и столовые приборы. - Простите, не мог не подслушать ваш разговор. Вы, Дадли, явно новый человек здесь. И явно очень издалека - из тумана, как могу судить. Для вас это может звучать фантастически. Так уж получилось, что я кое-что знаю об этой проблеме с нежитью. Действительно, раньше это были единичные случаи, а потом начались настоящие проблемы. Локальные поначалу - буквально в нескольких швейцарских кантонах и кое-где в южной Германии. Если память мне не изменяет, как раз незадолго до этого погиб предыдущий король вашего друга Нильса, и шведы откатились на север, поэтому они не успели застать начало кошмара.
   - Да, верно, - закивал мушкетёр. - Мы в той кампании дошли до самой Баварии. Уже готовились идти на Вену, но когда король Густав погиб при Лютцене, всё начало плавно катиться под гору.
   - А потом, - продолжил Моррисон, водрузив стопку тарелок на сковороду, - кошмар разросся, и те, кто погибал в боях с умертвиями, сами становились нежитью. На этой почве в кантонах воцарился хаос, как итог там образовалась Свободная конфедерация, которая сейчас нечто вроде осаждённой крепости и никому не подчиняется. Да и прочим немцам на юге пришлось несладко, особенно на Рейне и в Тюрингии. Сейчас, пока большие армии веселятся на полях сражений, отдельные полки наёмников даже зарабатывают себе на хлеб истреблением нежити! - при этих словах Дадли присвистнул. - Но страшнее всего на востоке. Там, где сейчас оттоманы.
   Он закончил собирать посуду и, опершись на столешницу, выразительно посмотрел на Пуллингса.
   - Если будете искать себе тихое пристанище на старости лет, на восток не ходите. Там один ужас. Сопоставимый с тем, что творится в Альпах, а может, и хуже, учитывая восстания против султана и склоки между князьями.
   - Вы знаете, такими темпами мне скоро понадобится географическая карта, чтобы разобраться в местных названиях, - нехотя пошутил Дадли. Алан усмехнулся.
   - Остальное вам пусть лучше ваш друг рассказывает. Карту, если что, могу предоставить, она у меня наверху лежит, - сказал он напоследок, выходя с горой посуды из помещения.
   - Спасибо за завтрак, герр Моррисон, - сказал Нильс.
   - Да, сердечно благодарю, - присоединился виконт.
   Нильс, характерно прицокнув, мотнул головой.
   - Вот так. А теперь эта зараза и до севера добралась. В том году пара случаев была - с крестьянами и с одним патрулём. Не поверили. А тут буквально месяц тому солдаты из Нерике натолкнулись на целую ораву. Перестреляли всех, а потом нашли разворошённое заброшенное кладбище. И ещё пара таких оказий, один раз это была целая деревня. Полковник Вернекен разослал по войскам доклад с предупреждением. И везде одно описание, - мушкетёр стал отгибать пальцы, - бесцельно шатаются по округе, далеко друг от друга не разбредаются, постоянно молчат, а как только вблизи появляются люди, стремятся их убить. Упокоить их с концами получится, только если перебить позвоночник или голову срубить. А так они будут хоть без рук, хоть без ног орать от боли, но ползти на тебя и хоть зубами грызть. Иные вообще бешеные. Вчера вот сам... убедился.
   - А говорить с ними не пытались?
   - Пытались. Без толку. Они не разговаривают и вообще не воспринимают речь.
   - Ну хорошо, а кто за всем этим стоит? Вы же не хотите сказать, что это происходит само по себе? Это же не магия какая-нибудь.
   - Неизвестно. Раньше считали, что само по себе - как и с одержимыми. Сейчас склонны полагать, что это устраивает кто-то, а не какая-то неведомая сила. Мне рассказывали, что кое-кто наверху всерьёз поговаривает про колдунов. Про чернокнижников. Но к этому надо осторожно относиться. Умертвий, конечно, сложно назвать чем-то естественным, но колдовство... - Нильс скривился и покачал головой. - Никто из нормальных людей не хочет, чтобы здесь снова начались ведьмовские процессы.
   Повисла пауза. Дадли явно не до конца верил во всё сказанное - возможно, считая минимум половину сведений недостоверными, а выводы из них - тем более. Нильс, наполовину извлёкши из ножен меч, глянул на клинок и убрал его назад, а потом продолжил:
   - Ну вот и наш батальон вчера на них наткнулся. Только их было куда как больше. Вернекен писал максимум о сотне, а тут набралось больше двух. Там и местные крестьяне, и какие-то солдаты были - то ли из ополчения, то ли наёмники, не знаю. Алебарды у них там, мечи, мушкеты. Никакого строя, понятное дело, просто толпой посреди дороги стояли, а отдельные ещё либо кучками, либо поодиночке шатались на обочине. Встретили нас между лесом и равниной, - мушкетёр, рассказывая, мрачнел на глазах, и голос его начинал меняться. - Мы могли сделать иначе. Мы даже могли дождаться подмоги - тех самых всадников, которых вчера встретили по дороге. Но наш подполковник дал команду строиться к бою и идти на них.
   Нильс замолчал на несколько мгновений, и его взор стал отсутствующим. Где-то в глубине его синих глаз можно было заметить отблески того шока, который ему довелось пережить вчера. Того ужаса, который он не выпустил наружу лишь потому, что был человеком стойким и привыкшим к смертям и лишениям.
   - Они на нас ещё до первого залпа бросились. Не стреляли, просто сразу бросились врукопашную, - тут взгляд Нильса снова сфокусировался на собеседнике. - Пара залпов, а дальше битва просто переросла в бойню. Пару офицеров убили ещё в первые минуты. Пикинёры держали их некоторое время, но потом в строю появилось столько прорех, что самого строя уже не стало. Там даже вагенбург не помог - толку-то, когда идёшь от атаки. Те, кому не повезло, остались одни, и их просто завалили толпой, а подполковник... Ну, скажем так, он решил покинуть поле боя. Многие побежали. Мы организовались кучкой вокруг последнего знамени. Того самого. Отстреливались какое-то время. Даже если пули их не убивают, им ломает кости, они становятся медленнее, с этим хоть как-то можно бороться. Но в конце концов добрались и до нас. Под конец их осталось немного, но и нас всего горстка. Никто и не думал отступать, потому что понимали, что убегать бесполезно, и никто не хотел бросать друзей. Потому что видели, что кто пытался убежать - плохо кончил. И в конце остались Лукас и я с умирающим знаменосцем на руках.
   Он снова достал клинок, на этот раз полностью, и стал аккуратно его вертеть, рассматривая и поглядывая на Пуллингса.
   - Это страшный противник, Дадли. Мы им отрубали руки, ноги, насквозь протыкали, распарывали брюхо - им всё равно. Они будут идти, пока цел позвоночник. Ползти, если надо. Они явно чувствуют боль, да, но им всё равно. И они не знают ни страха, ни паники, в отличие от живых. Живой противник побежит, когда понесёт много потерь, а эти будут драться до последнего. Вот что самое страшное. Ладно, чёрт с ним, - Нильсу вернулся его прежний голос, и он убрал меч в ножны. - Не знаю, по чести сказать, как быть с Николасом. Он, по-моему, из мест ещё более далёких, чем вы, - солдат нехотя усмехнулся. - И, кажется, до сих пор не воспринимает всё это всерьёз.
   - Посмотрим. Проведём воспитательную беседу, - Пуллингс хмыкнул. - А пока - пусть спит. Думаю, наш добрый хозяин о нём позаботится. Что ж, - Дадли отложил салфетку и встал из-за стола. - Не прогуляться ли нам с вами, Нильс?
   - Это можно. Покажу вам наши галеоны в порту - славное зрелище.
   - Пожалуй. Давно, знаете ли, хотел взглянуть на парусный флот.
  

***

  
   Петрович спал. Вчерашние события казались ему делом прошедшим и туманным, а пробивавшиеся сквозь сон голоса лишь усиливали ощущение того, что он просто уснул на работе. Проснулся он не быстро и не сразу, с трудом прогоняя остатки мутных и сюрреалистичных сновидений.
   - У-у-й, как спина-то болит, - прохрипел Кулеш. - О, кошак... - прибавил он, завидев у себя на животе свернувшееся клубком животное.
   Николай не очень любил кошек. Любил их примерно так же, как крыс - как совершенно неотъемлемую часть профессии. Мягким, но решительным жестом сантехник сдвинул животину вправо, на простыню, и уселся, оглядываясь по сторонам. Недоумение не сходило с его лица - всё вокруг говорило о том, что он всё-таки не уснул на работе. Вчерашней паники как след простыл, он был даже почти спокоен, а значит, можно было что-то предпринять.
   Находясь в лёгком недоумении от ситуации, он встал и направился к двери. По дороге ощупал затылок, осмотрел себя с ног до головы, тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Идти он собирался на голоса, но не придавал им особого значения: они были самым нормальным из всего вокруг. Не считая кошки.
   Тем часом в коридор как раз вышел Нильс. Завидев пробудившегося механика, ошарашенно озирающегося по сторонам, он ухмыльнулся в усы и, одарив Петровича приветственным жестом, произнёс:
   - Доброе утро, Николас! Хорошо выспался?
   Кулеш остановился и уставился на мушкетёра, осматривая того с ног до головы широченными глазами.
   - Э-э, - Петрович почесал усы, - вроде бы неплохо, э-э, - тут Николаю пришлось вывернуть наизнанку весь свой небольшой мешочек со словарным запасом, чтобы как можно точнее сопоставить "Николаса" с одеждой человека перед ним. - Мистер?..
   Нильс громко рассмеялся, глядя на незадачливого сантехника, после чего, подойдя к нему, уже вполне серьёзным, но дружелюбным тоном сказал:
   - Нильс. Просто Нильс, - и протянул ему раскрытую ладонь.
   - Мис... - до Петровича не сразу дошло, что его попросили называть "просто". - Нильс, пожалуйста, скажите мне, что здесь происходит? - выкрутился Николай, схватив мушкетёра за руку и пожимая её. Казалось, заканчивать эту процедуру он не планировал до получения ответа.
   - Ну, у нас есть крыша над головой, разве это уже не хорошо? Да ты не волнуйся так. Здесь ты в безопасности, никто тебя не тронет. Ты привыкнешь со временем.
   Николай отпустил руку и уставился на потолок, задрав голову. Волновался ли он? Пожалуй, уже нет. По сравнению со вчерашним он вообще мог быть самим воплощением спокойствия. С другой стороны, он никак не мог подобрать слов, чтобы описать своё состояние.
   - Да, действительно, хорошо, - резко опустив голову, отвечал Петрович. Хорошим он, правда, посчитал то, что его никто не тронет - по крайней мере, слова Нильса внушали доверие: это был самый человекоподобный собеседник за последнее время. Кулеш крутил усы и ожидал продолжения фразы.
   - Есть хочешь? - сменил тему Нильс. - Там у хозяина рыба есть, овощи печёные, омлет. Чай. Заодно порасспрашиваешь его, что да как, а мы пока сходим на корабли поглядим.
   - Космические?! - почему-то это было первое, что пришло в голову немного ошалевшему сантехнику. Голос его, впрочем, звучал воодушевлённо. Он, конечно же, хотел бы прогуляться и собирался было увязаться следом, но желудок напомнил о себе протяжным и звонким урчанием, совершив головокружительный кульбит.
   - Какие-какие? - переспросил Нильс, сощурив глаза. - Галеоны, друг, галеоны.
   С этими словами он скрылся в своей комнате, не закрывая двери. Перед Кулешем он предстал уже в плаще, шляпе и при оружии.
   - Ладно, мы пошли, а ты пока приходи в себя. Идём.
   И он жестом поманил механика за собой в кухню.
   - Дадли, вы готовы? - спросил он, войдя туда.
   Виконт стоял перед маленьким зеркалом, колдуя над шарфом, пытаясь повязать его на манер старомодного шейного платка. Не отрывая сосредоточенного взгляда от зеркала, Дадли приветствовал вошедшего механика.
   - Доброе утро, Николя. Располагайте нами и нашим хозяином по вашему разумению. Кстати, особо рекомендую располагать рыбой - она удалась на славу.
   Бросив ещё один придирчивый взор на плоды своих стараний, Пуллингс нашёл их вполне удовлетворительными, после чего развернулся и подошёл к Петровичу, на ходу застёгивая кардиган на все пуговицы.
   - Возможно, вы забыли - Дадли, - произнёс виконт, протягивая руку. - Мы с вами в какой-то мере имеем схожую судьбу. По крайней мере, как и вы, я здесь не в своей тарелке.
   Николай не привык к такому общению. Он уже перевыполнял свою дневную норму по разговорам, и манера разговора его новых знакомых только способствовала конфузу. Процедура, проделанная до этого с Нильсом, повторилась: сперва Петрович осмотрел Дадли с ног до головы, затем пожал руку, внимательно вслушиваясь и теребя усы. Спрашивать о том, что происходит, Кулеш, правда, не стал - главным образом потому, что упоминание тарелки вновь напомнило ему про рыбу. А потому просто покивал и высвободив руку Дадли. Тот накинул куртку и повернулся к Нильсу.
   - К вашим услугам.
   - Тогда пошли, - без дальнейших проволочек сказал тот, медленно вышел наружу и спустился по ступенькам во двор.
  

***

  
   - А у вас что же, корабли уже и не под парусом ходят? - спросил мушкетёр.
   - Уже много лет. Только частные суда и учебные корабли. Военный флот весь на пару, да и стальной к тому же.
   - Стальной, - громче обычного повторил Нильс и в буквальном смысле вытаращил глаза. - На пару... То есть, как?
   - На них ставят огромные паровые котлы, которые пожирают тонны угля и торфа, а это приводит в движение механизмы, двигающие корабль, если вкратце. Недавно ещё появились двигатели, работающие на жидком топливе. Такой как раз был на моем биплане.
   - Вот это да, - покачал головой солдат. - Нет, всё-таки вы из действительно далёкого будущего по сравнению с нами. Чрезвычайно сложно всё это представить. Ну, у нас до такого ещё не дошли и, думаю, нескоро дойдут. А как же, простите, эти ваши стальные корабли на воде держатся?
   - За счёт водонепроницаемых отсеков. Запас плавучести, как его называют. Он-то и не позволяет кораблю пойти на дно. Так бы все у стапелей тонули.
   - Ага, - кивнул мушкетёр, хотя в его голове ещё не до конца сложилось понимание того, что сказал Дадли. - Примерно понятно. Жаль только, вряд ли это можно воплотить в жизнь у нас. Ресурсов нет, да и казна вряд ли согласится дать денег на такое. Со временем - может быть, но только со временем. Наука не так уж быстро движется, но те же дела военные её двигают потихоньку.
   - Ещё бы: кроме учёных и изобретателей, никто не предлагает такого многообразия новых способов того, как эффективнее и больше убивать - и сильнее согреться в свободное от убийства время. Правда, мы за это всё поплатились. Деньги-то есть, а вот ресурсы кончились.
   - И всё встало?
   - Не совсем. Просто мы не рассчитали с потреблением ресурсов. И теперь да, флот стоит у причалов, самолёты в ангарах под брезентом, а население дрожит от холода, потому как центральное отопление тоже не работает.
   - Печально. У нас, надеюсь, не дойдёт до такого. Своих бед хватает.
   Тут он снял с плеча мушкет, взяв его в обе руки, и продолжил:
   - Вот ещё лет тридцать назад у нас были только большие мушкеты с сошками. Теперь ружья гораздо легче стали. Счас такие в основном у всех, производство наладили, но арсенал до сих пор сошки выдаёт. Видел я как-то раз в арсенале ручницу, ей уже лет двести: просто палка с коротеньким стволом на конце и даже без замка. Только дырка затравочная. Фитиль вручную к запалу надо подносить, представляете? Сейчас есть ещё кремнёвые и колесцовые замки - с фитилём морочиться не надо, но они дорогие - колесцовые, по крайней мере. Почти пришли, кстати. Любуйтесь.
   Они миновали невысокую арку, соединявшую карнизы двух кирпичных домов, и вместо довольно тесной улочки оказались на одной из главных улиц, после чего прошли сквозь ворота в башне, которая была частью старой, ещё средневековой городской стены. Очутились на широкой набережной, где первым бросавшимся в глаза сооружением был портовый кран, приводившийся в действие с помощью двух больших колёс. Перед ними раскинулись причалы, портовые пакгаузы и бесчисленное количество лодок, колыхавшихся на волнах Одера. Здесь воды великой реки рассекались несколькими вытянутыми, заросшими островами, обтекали маленькие кусочки суши извилистыми юркими змейками, чтобы затем снова слиться воедино в своём течении на север, к Штеттинской лагуне. За этими островами правого берега реки было и вовсе не видать.
   На ближайшем острове, чей берег протянулся на длину больше старой стены, располагалась значительная часть портовых причалов, несколько линий домов, своя церковь и торговые конторы, а наведённый через воду мост обозначал водораздел, выше которого большие корабли не ходили. Справа и значительно дальше был виден вытянутый равелин с пушками, обозревавший Одер в южном направлении - часть современных фортификаций. Над головами клекотали чайки. Повсюду туда и сюда сновали люди: обстоятельные купцы, подтянутые солдаты, взмыленные грузчики, деловитые боцманы, то и дело сплёвывающие на дощатый настил.
   При нынешнем освещении вода была серо-антрацитового цвета и упиралась у горизонта в тяжкое свинцовое небо. На этом фоне особенно выделялись корпуса четырёх парусников, на которые указал Нильс, огромных и величавых. Их мачты вспарывали небо, устремляясь ввысь, а обводы поражали плавностью и идеальностью своих линий. Борта, бак и ют кораблей были покрыты свежей краской - синий и жёлтый цвета на кормовой и носовой надстройках изображали ромбы и треугольники. Большие фонари и корма одного из галеонов блистали украшениями и позолотой. Пятое судно, ведомое лоцманской шлюпкой, словно бы паря, грациозно входило в объятья бухты, на ходу спуская паруса, как будто складывая крылья. Сине-жёлтые флаги и вымпелы, развевавшиеся над мачтами, выглядели особенно торжественно и величественно. Казалось, что они смотрят на ожившую гравюру.
   - Вот оно, ещё одно детище Густава Адольфа, - не без гордости в голосе произнёс мушкетёр.
   - Впечатляет, - отметил Пуллингс. Простояв так с минуту и пропуская через себя всё величие духа представшей перед ним картины, виконт повернулся к мушкетёру. - Спасибо, что показали. Что касается усовершенствования огнестрела, кстати, то у нас теперь он и легче, и точнее, и скорострельней. Полюбопытствуете?
   Дадли вынул револьвер и бросил его Нильсу.
   - С удовольствием, - швед словил диковинное оружие и с любопытством осмотрел его. - Та-а-ак... Гляжу, пороховой полки здесь нет... Вот это курок? Немного напоминает колесцовый замок. А вот это, - он указал на барабан, - вместилище заряда, так я понимаю? И почему такая форма?
   Дадли кивнул.
   - Даже нескольких зарядов. Патронов сразу шесть, так что можно сделать шесть выстрелов без перезарядки. Потому и форма такая.
   - А-а-а, - протянул Нильс. - То есть, после выстрела этот... бочонок поворачивается, и можно сразу делать ещё выстрел? Слышал я про такое оружие, ну, по крайней мере, не столь совершенное, но принцип тот же. Правда вот не видел никогда. В руке сидит удобно. Ах да, ну и как вам наши корабли? - с этими словами он возвратил оружие Дадли.
   - Если я хоть сколько-нибудь понимаю во флоте, то сделаны они на совесть. Геометрия корпуса, расстановка вооружения, осадка, центр тяжести - все очень грамотно. Особенно впечатляет оснастка и парусное вооружение. Ваши корабелы не зря едят свой хлеб, - он спрятал оружие в кобуру. - У вас, кажется, были ещё какие-то дела в городе?
   - Да, надо заглянуть в ставку, поинтересоваться там, куда нас дальше пристроят. К слову, вашей компанией в штабе заинтересовались, хе-хе. Поручили мне пока вас содержать, ну а там дальше, дескать, видно будет.
   - Ну ещё бы, - ухмыльнулся Дадли. - Помнится, за завтраком мы говорили о чертежах и кузнице. Наведаемся?
   - Почему бы и нет? - мушкетёр пожал плечами. - Идём. Только посмотрю ещё с минутку на всё это. Давненько меня здесь не было. Этот порт - старая память.
   Через несколько минут они уже шли по улице, ведшей на главную площадь, когда послышался цокот многочисленных копыт. Народ впереди спешно расступался, и вскоре их глазам предстала необычайная процессия. Впереди, на двух белых конях, ехали два трубача в тюрбанах и зелёных кафтанах, за ними следовали десять кавалеристов в кольчато-пластинчатых доспехах и остроконечных шлемах с высокими скользящими наносниками, которые были украшены пышным белым плюмажем. В руках всадники держали копья с красно-жёлтыми вымпелами, на левой руке у них висели круглые щиты, а на поясе - сабли и богато украшенные налучи с колчанами. Нильс, до этого видевший османских сипахов только на картинках, узнал их почти сразу.
   Следом ехала карета, в которой Стуре сумел разглядеть только усатого человека в большом тюрбане. Замыкали процессию ещё несколько одоспешенных всадников с копьями, в леопардовых шкурах и меховых шапках с плюмажем из чёрных крыльев. Такие же крылья были изображены на их красных венгерских тарчах*. На некотором отдалении от них ехали сопровождающие рейтары. Отовсюду вслед процессии слышались удивлённые возгласы: столь экзотическое зрелище здесь было крайней редкостью.
   - Чтоб мне провалиться, - выдавил мушкетёр, провожая взглядом экипаж. - Эй, служивый! - окликнул он одного из рейтаров. - А не скажешь, почто турки в город приехали?
   - Послы какие-то, странные они, лучше и не спрашивай, - ответил всадник, махнув рукой вслед процессии. Кажется, он и сам понимал не больше, чем остальные.
   - Послы... - повторил себе под нос Нильс. Повернувшись к Пуллингсу, он указал в сторону процессии. - Пойдём посмотрим? Дюже любопытно.
   - Почему бы и нет. Я так понял, администрация в городе сейчас военная, а потому и приём должен быть в штабе, так что это отличная возможность подсунуть кому-нибудь идею со штыком. Чертёж я могу набросать прямо там. Только раздобудьте мне клочок бумаги, чернила и перо. Если это кого-нибудь заинтересует, то и экспериментальный образец сделают на казённые деньги, а не за мои, а то у меня с ними, кхм... беда. Сомневаюсь, что у вас тут принимают бумажные ассигнации Ретландии.
   - Правильно сомневаетесь, - кивнул Нильс. - Золото - оно везде золото, а вот с бумажками вас, скорее всего, отправят к чёрту на куличики.
   - Н-да, вопрос с валютой весьма существенен. У меня с собой около сотни фунтов, на родине на эти деньги можно было прожить месяц, но здесь они бесполезны. А жить, меж тем, на что-то надо. Ладно, пойдём, посмотрим, чем всё обернётся.
   Они быстрым шагом направились за процессией, стараясь не отставать.
   - Если вас не затруднит, расскажите-ка вы пока о себе, всё равно нам идти небыстро, - сказал Дадли. - Да и раз уж судьбе было угодно нас свести - пора продолжать знакомство.
   - О себе, - эхом отозвался Нильс и хмыкнул. - Всегда меня этот вопрос вводил в ступор, уж извините. Ну... я родился на севере, в провинции Даларна. Наш род, Стуре, точнее, наша ветвь рода - обедневшие дворяне, когда-то даже были среди первых лиц государства, но это было очень давно. У меня вот и отец, и дядя при короле Густаве Адольфе служили и вместе с ним погибли при Лютцене. Сам я тоже с ним успел повоевать - с самой высадки служил в Даларнском полку, прошёл Брейтенфельд, Лехсфельд, Альте Фесте, Лютцен, Виттшток и всё, что дальше было, цельных тринадцать лет.
   Дадли с некоторым недоверием изогнул бровь:
   - И всё в солдатах?
   - Хе-хе-хе, не-ет, если бы, - протянул Нильс. - Я, конечно, побыл некоторое время мушкетёром формально, но это по собственному ходатайству, чтобы с мушкетом научили обращаться. А так - когда высаживались, я был фенриком. Брейтенфельд уже лейтенантом встретил, через несколько лет стал капитаном, мне уже майора прочили. А потом, год назад, случилась... оказия, м-да. Вы ведь понимаете, о чём я?
   - Впали в немилость - и по какому-нибудь вшивому делу?..
   - Ага. Ну и с этим делом перевели меня из Даларнского полка в Вестерботтенский. А там с набором сложнее, чем в южных ленах - на севере еле-еле наскребёшь. Но даже несколько знакомцев там оказалось. Буквально в прошлом году было. С той поры успел там повоевать. И, знаете, о службе этой не жалею ничуть: мне что капитаном, что капралом живётся неплохо, была б земля под ногами. Жалею только, что ребята полегли понапрасну. Нас ещё в том году сильно потрепало, ждали весной пополнения - но пока не пришло, отложили. Так и не дождались. Из ветеранов никого не осталось, только вот мальчишка, Лукас.
   - Не вините себя. Видимо, так должно было случиться. Да и кто знает - быть может, ваши товарищи погибли не зря.
   Нильс покачал головой.
   - В этой войне слишком многие гибли зазря. А вчерашней бойни можно было избежать. Так что не нужно высоких слов, виконт.
   Они добрались до площади перед ратушей, где уже собирался гомонящий народ. Процессия остановилась. Двое слуг, ехавших на запятках, встали около дверей кареты, держа в руках церемониальные секиры. В сопровождении двух пышно одетых людей из кареты вышел тот самый сановник в тюрбане и отороченной мехом зелёной накидке. Посланник был явно из знати - из такой, что никогда не держит в руках ничего тяжелее ложки. Чинно прошагав до дверей ратуши, они были перехвачены шведским эскортом и препровождены внутрь.
   - Ну что, попытаем счастья и попробуем войти? - задал Пуллингс риторический вопрос.
   Нильс молча кивнул и направился к дверям, как ни в чём не бывало. На удивление, их пропустили без лишних вопросов. Поднявшись на второй этаж, они увидели нескольких младших офицеров и работников магистрата, собравшихся у закрытых дверей. Кивнув одному из них, Нильс спросил:
   - Лилли там?
   Ему неопределённо кивнули: вид у чиновника был ошарашенный.
   - Велено никого не пускать, - шёпотом произнёс он.
   Нильс кивнул и медленно, ненавязчиво подошёл к створке дверей, прикладывая ухо: были слышны голоса, но разобрать слова было крайне сложно. Вскоре мушкетёр оставил эти попытки и попросту застыл на месте, коротко переглянувшись с Дадли.
   Длительное время прошло в ожидании. Голоса с той стороны говорили спокойно, не срываясь на крик, а это уже было хорошим знаком. Внезапно для всех дверь раскрылась, и в коридор вышел шведский офицер. Он смерил собравшихся взглядом и, не останавливаясь, зашагал к лестнице, походя толкнув дверь обратно. Нильс аккуратно придержал её за ручку, чтобы она не захлопнулась: теперь они могли слышать разговор внутри. Мушкетёр весь обратился в слух.
   - Что ж, буду признателен вам, коль скоро вы передадите наше предложение в Стокгольм, - говорил по-немецки неизвестный голос, вероятно, принадлежавший посланнику.
   - Почему именно я? - отвечал Лилли. - Почему бы вам сразу не отправиться ко двору её величества и говорить с ней и риксканцлером?
   - Осмелюсь повторить: соображения крайней срочности означенного дела. При королевском дворе мы можем провести не одну неделю, прежде чем получим аудиенцию, а такого промедления мы себе позволить не можем. К тому же, вы - военный управляющий захваченной провинции, а значит, обладаете в ней должной властью - и вниманием риксканцлера. Великий визирь счёл обращение через вас более... приемлемым.
   - "Приемлемым"? То есть, вы считаете, что через меня ваше дело продвинется быстрее?
   - Именно. Осмелюсь напомнить также, что вы имеете дело с посланником Блистательной Порты, прибывшим по поручению самого великого визиря лично. Поэтому вы не в том положении, чтобы откладывать дело в долгий ящик: эти переговоры должны пройти как можно скорее.
   - Ну хорошо, положим, вы говорите верно, господин посланник. Я отправлю весть в столицу незамедлительно. Но я - лично я - не могу дать никаких гарантий, что ваше дело будет рассмотрено всерьёз.
   - И всё же подумайте над нашим предложением. Нас не интересует ни ваша война, ни ваши приобретения здесь: я готов дать гарантию, что никто в этих землях не пострадает. Мы не претендуем ни на какие ваши владения и завоевания в войне с императором. К тому же, уверен, наши государства могут извлечь из этого обоюдную выгоду. Мы уплатим вам должную контрибуцию, а в обмен нам нужно всего лишь временное право прохода. Вот сюда, позвольте напомнить, - судя по всему, он показал какое-то место на карте. - И никаких армий, лишь строго ограниченное количество людей, которое будет обговорено великим визирем.
   - Но там же ничего нет, посланник! Это место брошено уже много лет, в чём уловка?
   - Нет никакой уловки, господин генерал-губернатор. Там находится то, что крайне интересует султана и первого визиря. Что именно - не в моих полномочиях разглашать. Как только желаемое будет ими получено, мы уйдём и больше не вернёмся. Перед вами выбор - наше предложение или ненужное, бессмысленное кровопролитие и гибель многих солдат, и без того занятых в войне с императором. В конечном итоге мы всё равно будем там. Ваши гарнизоны в Силезии вполне в досягаемости наших армий, а вы очень вряд ли хотите их терять.
   В голосе оттомана прозвучали грозные нотки, лишь на мгновение: он соблюдал вежливость, однако открыто использовал элемент страха, чтобы напомнить Лилли, с кем тот имеет дело. Напомнить, что за этими словами стоит сила, стоящая не так уж далеко отсюда - в Моравии. И что эта сила не остановится даже перед мощью трёх держав, одна из которых воевала с другой, а третья всё это время была в стороне, разрываемая внутренними противоречиями, и теперь находилась под сильным давлением турок.
   - Вы складно говорите, посланник, но такие решения мы не можем принимать в одиночку. Даже когда послание дойдёт, Стокгольму потребуется время, чтобы согласовать и прислать ответное. Тем более если господин Оксеншерна соберётся присутствовать лично. Нужно получить оттуда указания, только потом мы сможем дать вам ответ.
   - Понимаю, но я не могу дать много времени. Однако я, безусловно, предоставлю вам возможность подумать. Две недели, генерал-губернатор.
   - Мы обдумаем ваше предложение, - сдержанно процедил тот.
   - Прекрасно. В таком случае позвольте откланяться. Мы будем пребывать здесь, в Штеттине, ожидая вашего ответа. Моё почтение, генерал Лилли, - посланник чинно поклонился, - моё почтение, господа.
   Он развернулся и зашагал к выходу с сопровождающими. Один из них открыл перед послом дверь, почтенный турок горделиво вышел прочь, не удостоив собравшихся взглядом, и проследовал к лестнице.
   Через открытую дверь взгляды военных пересеклись. От взора Лилли Нильсу всё равно уйти бы не удалось, а потому он просто отсалютовал и выразительно посмотрел ему в глаза, словно бы задавая безмолвный вопрос. Он знал, что его вряд ли станут посвящать в предмет весьма натянутых переговоров. Но он всё равно глядел на генерал-губернатора с уважением - за то, что он хоть как-то смог оттянуть время в тот момент, когда его застали врасплох. Повисла неловкая пауза.
   - Здравия желаю, - сказал наконец Нильс. - Разрешите обратиться, генерал?
   - Обращайтесь, раз уж всё слышали, - сказал Аксель, махнув рукой. - А всем остальным ждать! Сгрудились, как курицы, ей-богу...
   Когда они зашли, генерал цепким взглядом осмотрел Дадли и сложил развёрнутую на столе карту вчетверо, скрывая её от глаз новоприбывших. В помещении пахло табаком и было слегка надымлено.
   - Генерал, - начал Нильс, закрыв дверь, и жестом указал на своего спутника. - Разрешите представить, Дадли Пуллингс, один из тех, что вчера встретились мне по пути в город. Этот человек хотел бы поступить на службу шведской короне и... считает, что он может быть кое-чем полезен нашей армии.
   После этого он тактично замолчал и чуть повернул голову, предоставляя виконту возможность самому продолжить разговор. Тот подтянулся, сделал шаг вперёд, по-военному стукнул каблуками и произнёс:
   - Лейтенант Пуллингс, Военно-морской флот Ретландии. К вашим услугам, джентльмены! Мне действительно есть, что вам предложить, помимо своего кортика и навыков разведчика. Мне известен способ модернизации армейского мушкета, не только существенно увеличивающий шансы стрелка в рукопашной, но и являющийся отличным средством против кавалерии противника. Судя по, гм, дошедшим до нас только что сведениям, это может оказаться актуальным.
   Подойдя к адъютанту, исполнявшему обязанности писаря, Дадли коротко бросил ему "Позвольте", взял у того из рук перо и бумагу и принялся на ней что-то чертить. Лилли и все прочие офицеры поначалу крайне скептично смотрели на всё это, переглядываясь меж собой, но по мере того как Пуллингс продолжал говорить, не отрываясь от своей работы, в их взглядах проявлялся всё больший интерес.
   - Речь идёт о штыке - специальной насадке, состоящей из острого вытянутого наконечника и втулки, с помощью которой он насаживается на ствол ружья. Таким образом, мушкет становится весьма удобным оружием ближнего боя - при том условии, разумеется, что боец обучен драться должным образом. Ещё одно достоинство втульчатого штыка в том, что он не мешает ведению огня, и его можно примкнуть в любой момент боя, либо до его начала. При грамотном построении отряд мушкетёров способен не только защититься от конницы, но и уничтожить её.
   Закончив чертёж, Дадли протянул его Лилли. Тот коротко кивнул и несколько секунд рассматривал рисунок, к которому были прикованы глаза и всех сидящих по соседству офицеров. Послышались перешёптывания.
   - Интересно, - сказал наконец генерал, потом передал чертёж своему соседу. - Полковник, доведите до сведения маршала, организуйте испытания и оснащение, если идея оправдает себя. Звучит и выглядит вполне достойно. Молодой человек довольно самоуверен, но мне кажется, из этого может выйти толк.
   - Сомневаюсь, сомневаюсь я, генерал, - покачал головой усатый офицер, причмокивая губами и не отрывая взгляд от рисунка. - Но посмотрим. Я позабочусь об этом, - соврал он, глянув на Пуллингса.
   - А теперь перейдём к вам, - Лилли перевёл взгляд на Нильса. - Ну и что прикажете с вами делать? Мы не можем оставить вас здесь, - он сделал невнятный жест и замолчал.
   - Простите, генерал? Вы имеете в виду, здесь, в городе? Я думал вместе с рядовым Бликстеном влиться в любой полк, какой прикажете, генерал.
   - Думаю, нет, - качнул головой Аксель, снова разворачивая карту и глянув на Дадли. - Мне доложили о вас всех вчера. Не сочтите за обиду, но пока вы, герр Пуллингс, и ваш приятель по несчастью - не более чем нахлебники. Кое-кто здесь закономерно посчитал вас шпионами, но ваше счастье, что у меня хватило мозгов понять, что вы за птицы. Так что допрашивать вас не будут. Можете считать это авансом, - он неприятно улыбнулся. - Поэтому свою полезность вам ещё придётся доказать - и не чертежами. Для вас будет поручение. Капрал Стуре: весь этот сброд, который вы собрали, включая герра Пуллингса и вашего мальчишку, вам нужно будет сегодня же повести за собой. Я поручаю вам разведку территории, - он ткнул пальцем в карту, показывая практически опустевшие земли к юго-западу от города. - Это Уккермарк, владения Бранденбурга. Видите, вот здесь, леса между Вельзе и Уккерскими озёрами? Вы же слышали разговор? Турки хотят, чтобы мы им не мешали туда пройти. Мы не знаем, какого чёрта им там нужно. Вы должны это выяснить и понять, что может так интересовать великого визиря. В течение пяти дней здесь, - он перевёл палец чуть ближе к Штеттину, - вас будут ждать наши люди. Вы встретитесь с ними, после этого вернётесь в Штеттин, доложитесь и будете ждать дальнейших указаний.
   Нильс молча глядел на карту, шевеля усами и припоминая истории об этом месте. Лет пятнадцать назад здесь, среди лесов и полей, стояло несколько деревень, но потом чума выкосила их подчистую. Ещё в тридцатом, когда шведские войска впервые высадились в Померании, Стуре слышал обо всём этом и даже проходил к востоку от этой местности. Теперь там объявилась нежить. Но какая надобность возникла у Порты в этом давно заброшенном, никому не нужном клочке земли среди лесов и болот, к которому даже за десять вёрст подходить боялись?.. Нильс не мог даже предположить, что может стоить того, чтобы пройти через всю Силезию и Бранденбург до этого богом забытого места. А ещё он отметил для себя, что генерал очень ловко решил, кого отправить на это задание.
   Дадли бегло взглянул на карту и то место, на которое указывал генеральский палец, а затем произнёс:
   - Я не уверен, но, возможно, смогу оказать вам ещё одну услугу. Если мне удастся разыскать свой летательный аппарат и поставить его на крыло, разведка займёт не более пары часов. Так или иначе, перед отправкой мне всё равно необходимо разыскать обломки моего "Свордфиша". Это долг офицера, вы понимаете меня, милорд. Я потерпел крушение всего в паре миль от города. Так что я настоятельно прошу вас предоставить мне если не лошадь, то хотя бы некоторую отсрочку.
   - А если не найдёте? - парировал генерал. - Вы говорите о долге перед армией, которой... здесь не существует. Раз уж вы решили служить шведской короне, то извините. Задание безотлагательно и не терпит задержек, отправитесь на лошадях. Да, я понимаю ваше желание, более того - уважаю его. Но, боюсь, вы ничего не найдёте. Ещё вчера были отправлены дозоры, ничего необычного они не видели. Ну... кроме того, что кто-то забрал даже тела наших погибших из Вестерботтенского.
   При этих словах он выразительно посмотрел на Нильса.
   - Забрал тела? - переспросил мушкетёр, опешив от слов командующего.
   - Да, забрал, - буднично ответил Лилли. - Следы боя обнаружили, но почти ни одного тела солдат и офицеров полка - только трупы умертвий. Что это такое, по-вашему? - спросил он, как будто ожидая ответа.
   - И даже никаких останков? - уточнил мушкетёр. - Ни костей, ничего?
   - Совсем ничего, даже оружие уволокли. Вот и думай. А теперь напомню, господа: в течение пяти дней вас будут ждать здесь, - он ещё раз показал на карту. - Действуйте. Второго "иноземца" тоже забирайте с собой. Посмотрите, на что он годится, если хоть что-то сможет - мы найдём ему место.
   - Кто ещё отправится вместе с нами? - спросил Дадли.
   - Никого, справитесь своими силами. Вас трое военных, в конце концов, а противника в этой местности нет. Всего-то за Рандов переправитесь.
   - Но, сэр, а как же эти ваши "одержимые звери"? Умертвия? Разбойники, в конце концов? Мы даже не знаем, может ли наш "иноземец" держать оружие.
   - Подмоги не бу-дет, - с нажимом и расстановкой процедил генерал. Нильс в этот же момент толкнул Дадли под руку. - Не вы ли сказали что-то там про навыки разведчика? Так пожалуйста, покажите их! Раз уж считаете себя достойным службы в шведской армии, так докажите, что способны выполнить даже такое задание.
   Дадли послушно замолчал и кивнул, опуская взгляд. Он явно порывался сказать что-то ещё, но сдержался.
   - Если понадобится снаряжение, купите его на деньги капрала Стуре, - бросил Лилли. - А теперь идите.
   - Генерал, - тактично и предельно спокойно произнёс Нильс, не собираясь никуда уходить. - Учитывая обстоятельства, склонен думать, что это задание большой важности, - он коротко глянул на одного из офицеров Нерике-Вермландского и снова заглянул в глаза Лилли. - И с целью того, чтобы мы могли выполнить его со всей надлежащей аккуратностью, я просил бы вас выделить определённые квоты моему отряду. В частности - оружием и порохом, которого у двоих членов отряда не имеется, а также лошадьми, которых, смею напомнить, у нас нет. Это позволит нам провести разведку куда быстрее.
   Офицер, с которым переглянулся Нильс, согласно кивнул, поддержанный ещё несколькими, и обратился к генералу:
   - В конце концов, не отправлять же нам разведчиков без пороха, а про лошадей капрал говорит верно.
   - А, чёрт с вами, Стуре, будут вам квоты, - раздражённо отмахнулся Лилли, злобно глянув на мушкетёра и потянувшись за пером в чернильнице. - Я напишу бумагу. А вы, подполковник, известите Вернекена, что снабжением отряда займётся квартирмейстер Нерике-Вермландского полка, - он начал что-то писать на листе бумаги резким, размашистым почерком. - И что... он будет обязан выдать им всё требуемое снаряжение.
   Подполковник принял приказ и, пока Лилле писал, обменялся взглядами с Нильсом. Тот благодарно кивнул ему. Наконец генерал-губернатор протянул бумагу со своей подписью мушкетёру, и тот, приняв её, снова сложил руки за спиной и опять обратился к Акселю, глядя ему в лицо:
   - Также считаю своим долгом обратить внимание на то, что, хотя наши "иноземцы" не получают армейское жалование, они всё же являются... наёмниками. И вы, генерал, поручая нам эту миссию, прибегаете к услугам наёмников. Учитывая, что мы все должны блюсти честь и хорошую репутацию шведской армии, я считаю нужным предложить вознаградить их по окончании миссии. Соразмерно тем навыкам, которые они продают. В особенности герра Пуллингса, честного офицера и умелого бойца.
   Лилли, казалось, мог плавить взглядом железо. Некоторые офицеры с молчаливой усмешкой переглянулись между собой, кто-то сдержанно, но одобрительно закивал. В конце концов генерал-губернатор, причмокнув губами, произнёс:
   - Я озабочусь их наградой по окончании миссии, капрал. Идите и приступайте.
   - Есть, генерал, - Нильс вытянулся, стукнув каблуками, и откозырял. После этого с лёгким поклоном кивнул остальным офицерам и, развернувшись, вышел из комнаты, сопровождаемый Пуллингсом.
   Выйдя на улицу, Дадли обратился к мушкетёру:
   - Старые связи?
   - Да. Этот подполковник - мой хороший знакомый. И некоторые из этих знакомых не стали воротить от меня нос, даже когда меня лишили офицерского пояса.
   - Понятно. Чёрт, и нас отправляют одних? Без единого вшивого солдатишки из шведской армии? И это при том, что из нас только трое умеют обращаться с оружием?
   - Забудь, это липовое задание, - спокойно ответил Стуре. - Если бы это было действительно важно, вместо нас отправили бы настоящий разведотряд. Лилли просто нужен предлог, чтобы избавиться от меня и отослать нас подальше, он всё равно не собирается давать проход туркам - ни он, ни риксканцлер, так что вопрос времени здесь не стоит. Даже если мы не узнаем ничего толкового, потом они пошлют туда нормальную разведку. Поэтому нам попросту нужно съездить в ту сторону, сделать видимость разведки и вернуться живыми. Ах да, извините, что перешёл на ты.
   - Ничего страшного. А что это вообще за добропорядочный честный офицер?
   - Аксель Лилли, генерал-губернатор Померании. Довольно заносчивый тип, лучше не переходить ему дорогу. Видели его деревяшку? Потерял ногу после ранения при штурме, - Нильс хохотнул. - Говорят, ему на следующий год пуля угодила ровно в эту деревяшку, а он такой рассмеялся и говорит: "Ты, наверное, в другую ногу прилететь хотела?"
   - Право, не знаю, насколько этому господину свойственно подобное чувство юмора. Представляю, насколько ему тяжело приходится с потенциальными невестами.
   - Не поверите - в счастливом браке и с оравой детишек.
   - Надо же! Ну что ж, я думаю, нам стоит вернуться и устроить свой маленький военный совет, прежде чем мы направимся к квартирмейстеру.
   - Да, согласен, - кивнул солдат, немного поморщившись.
   - Вы уверены, Нильс, что нам стоит брать Николя?
   - Стоит. С нами ему будет безопаснее, да и вчетвером надёжнее. Да и надо же выбить пару лишних талеров из генерал-губернатора. К слову, к кузнецу потом всё-таки стоит зайти. Хочу опробовать эту вашу штуку в деле. Но это потом. А пока - домой.
   По прошествии четверти часа они уже входили в кухню. Моррисон, сидя у окна, читал книгу, а неподалёку происходила интересная сцена: возле стола, глядя на Петровича и виляя хвостом, сидела кошка - запах рыбы не давал ей покоя.
   - Привет честной компании, - весело проговорил Пуллингс, снимая куртку и вешая её на гвоздь. Он покосился на кошку с Николаем и засмеялся: оба выглядели довольно потешно. Подойдя к столу, виконт отрезал от общего куска рыбы довольно крупную часть и положил раздосадованной кошке. Та схватила лакомство зубами и утащила в сторону, пока никто не отобрал. Прижимая рыбу лапой, она стала с удовольствием отрывать от неё кусочки - это кушанье было не чета мыши.
   - Избалуешь животное, - хохотнул Петрович.
   Нильс сел за стол и, выудив кисет табака, огниво и трубку с вытянутым мундштуком, стал неспешно набивать её. Он заметил, как глаза виконта вспыхнули при виде курева.
   - Нильс, перед тем как вы начнёте... у вас случаем не найдётся второй трубки?
   На лице мушкетёра появилась улыбка.
   - Найдётся.
   - В таком случае я на очереди. Свой портсигар я оставил в каюте на "Кинг Эдварде", а с тех пор всё в догадках, есть ли у вас табак, - виконт усмехнулся. - Со вчерашнего вообще мало помню, только в штабе уловил запах.
   - Трубку мы вам раздобудем. Этим делом у любого маркитанта можно разжиться. Вы не против, герр Моррисон?
   - Отнюдь, - хозяин покачал головой, не отрываясь от книги.
   - Капрал? - донёсся голос со стороны проёма. Там стоял Лукас. - Вернулись уже? Что с нашими?
   Нильс оглянулся на юношу, и слова застряли у него в горле. Тот всё понял мгновенно, по взгляду.
   - Что случилось?
   - Да как тебе сказать... Тела исчезли. Без следа.
   На лице у Бликстена застыло немое удивление вперемежку с ужасом.
   - Не знаю, что произошло, - продолжил Нильс. - Никто не знает, но тел нет. И хоронить нам некого. Ты садись, Лукас, задание нам дали.
   Тот ещё пару секунд простоял, осознавая сказанное, и опустился за стол тяжело, со вздохом, не в силах поверить в то, что услышал. Нильс набил трубку и закурил, плавно попыхивая. Распалив табак, он погасил огонёк и откинулся на спинку стула, вбирая в рот ароматный дым.
   - А где вы... были? - робко спросил Николай.
   - Да ходили сначала в порт, потом в штаб наведывались. Ну и вот... для нас нашлось-таки задание. Тебя тоже приказали взять. Деваться-то некуда.
   - Какое ещё задание?
   - Ну, если в двух словах, - вступил Дадли, - то нас всех высылают из города с глаз долой в какую-то глушь на разведку. Нильс должен объяснить конкретнее и точнее.
   - Если точнее, то это даже не глушь, - отозвался швед, пыхнув трубкой. - Там за Рандовом заброшенные деревни стоят. Там чума была лет пятнадцать назад, а сейчас вроде как нежить полезла. Страшно, одним словом. И кое-кому зачем-то понадобилось прибрать это место к рукам, а командование хочет понять, зачем.
   Моррисон, заслышав эти слова, тихо усмехнулся, перелистнув очередную страницу, но ничего не сказал.
   - Значит, у квартирмейстера свистнем следующее: топор, котелок с крючьями, плащи по размеру, одеяла, фитили, лошадей - ездовых и вьючную. Каждому - по пистолету с пороховницей и запасом пуль, да ещё по клинку.
   - Мушкет? - поинтересовался Дадли.
   - Мушкет вам обязательно. Через него же разживаемся запасами еды у маркитантов - и выдвигаемся.
   - А вы, похоже, ввязались в неприятную историю, - внезапно для всех сказал Моррисон, захлопнув книгу и с характерной лёгкой усмешкой посмотрев на остальных. - Придётся вам рассказать. Я полагаю, если вы поедете на юг, то встретите там нежить. Если к тварям и погодным мелочам привыкли почти все, то мертвечина только теперь громко заявила о себе. Вы ведь наверняка слышали разговоры о беспокойных кладбищах там, на юге, но никогда не видели этого лично.
   - Слышал, да, - кивнул Нильс. - А это как-то связано... ну, с тем местом, где стоят опустевшие деревни? И где чума ещё была?
   - Чума? Если бы.
   Моррисон покачал головой и, ловко взяв облизывавшуюся кошку, усадил её на край стола, почёсывая по загривку. Та дала себя приласкать, начав мурлыкать. Она прошлась по столу, выгнув спину, чтобы Алан ещё погладил её. Как только кошка подошла чуть ближе к Николаю, тот быстро поймал её и посадил на пол, что-то пробурчав себе под нос.
   - Чумы никогда не было. Это место... Как бы объяснить? Лет десять назад там начали появляться одержимые. Это оттуда всё началось. А потом полезла мертвечина, - он выдержал эффектную паузу, наблюдая за реакцией остальных. - Люди жили, как-то боролись, а потом... Те, кто сбежал, говорили, что там из земли такое полезло, чего никто и представить не мог. Через несколько лет оттуда сбежали последние, мало их было. И это не чума - я сам видел троих беженцев, и они не были ничем больны, да и я живой, как видите. Но "чумой" они называли всё, что там происходило. А дальше оно попросту прижилось. Сам я туда ходить не рискнул, но за "слухами" слежу, - он сделал акцент на слове "слухи", давая понять, что это не просто россказни.
   Дадли от услышанного поперхнулся дымом и ошалело смотрел то на Моррисона, то на Нильса, ожидая объяснений.
   - Вы хотите сказать, что нежить впервые появилась именно там? И одержимые тоже?
   - В рамках Империи - да. Там, а ещё в Тюрингенском лесу, в окрестностях Базеля и кое-где в кантонах. А ещё они появились на востоке - в Венгрии, в Трансильвании.
   - Ну да, как раз там, где сейчас страшнее всего, - с тяжёлым вздохом произнёс мушкетёр. - Для городского врача вы на удивление хорошо осведомлены, герр Моррисон.
   - В некотором роде меня можно назвать торговцем информацией, - Алан чуть больше искривил губы в улыбке и развёл руками. - У меня есть определённые каналы и связи. В конце концов, информация тоже товар, и некоторые готовы хорошо за неё платить.
   - Резонно. Скажите, а что вообще они видели там? И чего можно ожидать сейчас, когда ходишь по тем местам?
   - Одержимые по большей части вывелись. Они ушли в другие места, а остальных ухитрились перебить. Сейчас там всё ещё разгуливает нежить - в основном одиночки. И часть разгуливает с тех самых пор. Я бы туда не ходил на вашем месте.
   - У нас нет выбора. Это приказ. Ну, точнее, это у нас с Лукасом нет выбора, да.
   - Выбор. Ваш выбор - пойти и умереть? - спросил Моррисон, выразительно посмотрев на своих гостей.
   - А разве не вся солдатская жизнь - пойти и умереть? - со вздохом произнёс Нильс, вернув вопрос.
   Алан согласно кивнул, причмокнув губами. Потом исподлобья оглядел постояльцев и, поднявшись из-за стола, сказал со вздохом:
   - Эх, ладно уж, раз решились, тогда я вам кое-чем помогу.
   Он полез в шкафчик на стене и принялся доставать оттуда разные предметы: одна за другой, на столе появились несколько склянок с жидкостями и пара небольших баночек.
   - Как у нас там писал Гален, "Pus bonum et laudabile?"* - произнёс он, продолжая рыться в шкафчике. - Если бы только все понимали, насколько грубо мы ошибались в трактовке этого положения... всё было бы намного легче. Надеюсь, вы понимаете, что омертвевшие ткани и гной нужно удалять?
   - Ну а как же, - ответил Дадли.
   - Понимаю, - сказал Нильс. - Многие медики так говорят. Хотя и не все практикуют.
   - А то, что раны прижигать вовсе не нужно, и надо их лечить первичным натяжением? - продолжал Моррисон. На столе появились отрезы чистого белого полотна. - И что надо их должным образом промыть и обеззаразить?
   - Вы хотите сказать, у вас всё ещё практикуют прижигание железом? - скривился Дадли, приподняв бровь. - Мне казалось, это уже прошлый век.
   Алан посмотрел на него, улыбнулся и одобрительно кивнул.
   - Я знал, что найду с вами общий язык. В медицине смыслите?
   - Конечно, имею даже практический опыт. Первую помощь окажу запросто.
   - А с хирургией знакомы?
   - Не профессионал, но обрабатывать раны умею.
   - Тогда вот, возьмите, - Моррисон развернул извлечённый из шкафчика свёрток, открывая глазу набор хирургических инструментов. - Вы, Дадли, явно человек из века просвещённого. Из этих предметов вам все знакомы?
   - Да, держал всё это в руках так или иначе.
   - Значит, будете в отряде медиком, - снова улыбнулся Алан. - Чистите их тщательно и обрабатывайте в горячей воде - и следите, чтоб не появлялась ржавчина.
   - Обижаете, почтенный, - усмехнулся Пуллингс, слегка потупив взор. - Вроде я из просвещённого века, а меня тут поучают, как неразумного студиозуса.
   - Ха-ха, да, простите, такая уж привычка. Похоже, я забыл своё место! - он плавным движением закрыл шкаф. - Это, видать, вам нужно меня поучать, а не мне вас, а?
   - Думаю, мы оба можем друг у друга научиться, - тактично сказал Дадли.
   - Здравый подход! Досталось мне, понимаете, жить среди кровопускателей и шарлатанов, а хороших медиков не так много. Лигатуру производить умеете?
   - И это, к счастью, тоже, да.
   - Моё вам уважение, - Алан чуть склонил голову. - Досточтимый Паре вами гордился бы.
   - Да вы, гляжу, не промах, виконт! - Нильс легонько хлопнул Дадли по плечу. - И боец, и офицер, и хирург даже! Ну теперь я за нас точно спокоен.
   - Всего лишь достойное образование, - пожал плечами Пуллингс. - И умные люди, научившие меня.
   - Ну хорошо, - продолжил Алан и поочерёдно указал на склянки с бесцветной, бледно-розовой и насыщенной, коричневато-зелёной жидкостью. - В этих двух спирт, здесь розовое масло для припарок. А это полынная настойка. Будут проблемы с желудком или даже простуда - пользуйтесь, только осторожно, по небольшой ложке в день. И не частите с этим - от полыни могут быть... гм, весёлые последствия. Вот здесь - мази, эта поможет с обеззараживанием, а эта - против ожогов. Всё поняли?
   - Более чем, да.
   - Замечательно. А вам, Нильс, тоже не мешало бы научиться у своего товарища: вам, как солдату, пригодится. Или вот молодому человеку, - он кивнул на Лукаса.
   - Ну тут, как говорится, век живи - век учись. Башмаки зашивать умеем - научимся и раны сшивать, верно, Лукас?
   Тот рассеянно кивнул, не подняв головы.
   - Осталось понять, что с кошкой делать. Не брать же её с собой в эти дебри?
   Сама кошка меж тем подошла к Дадли, ткнувшись носом в его сапог. Виконт расплылся в улыбке и почесал ей за ухом.
   - Я присмотрю за ней, пока вы будете в отъезде.
   - Не поймите неправильно, - вступил в разговор виконт, - я уже успел к не слегка привязаться. Просто на разведке она может стать нам обузой.
   - А как эту кошку зовут хоть? - спросил Петрович.
   Дадли был озадачен и ничего не ответил. Моррисон аккуратно взял кошку на руки и некоторое время всматривался в ошейник. Дёрнув уголком губ, он поднял на остальных взгляд и произнёс:
   - Бьякко. Только не спрашивайте меня, что это означает.
   - Бьякко, значит, - Нильс повёл усами, пробуя имя на вкус. - Ну добро, будем знать. Ладно, пора. Вам, хозяин, спасибо, что приютили. Мы же можем рассчитывать на постой по возвращении?
   - Ну разумеется! Мой дом в вашем распоряжении, пока не двинетесь дальше. Удачи вам.
   - Спасибо, приятно. Ну, пошли вещи собирать, - бросил он остальным и, не став больше церемониться, направился в комнату.
  

***

  
   Через некоторое время они уже были у квартирмейстера Нерике-Вермландского полка. Военный лагерь, разбитый на плацу за южной стеной города, кипел своей жизнью в ожидании выступления: со дня на день в Штеттин должен был прибыть фельдмаршал Александр Лесли. Где-то здесь же должны были быть ребята из Даларнского, но Нильс решил заглянуть к ним позже: время не ждало, а сядь он за стол со старыми товарищами, застрял бы основательно. Он уже замыслил свести с ними Лукаса, когда придёт время: теперь, после гибели друзей, мальчишке было необходимо завести новых. Но нужно было дать ему пару дней, прежде чем он переварит случившееся в достаточной мере.
   Квартирмейстер оказался не из сговорчивых, но Нильс уже давно привык вести дела с такими типами, да и бумага от Лилли прибавила ему веса. В городе они уже успели разжиться лошадьми, теперь же отряд обвешивался оружием. Дадли примеривался к мушкету, Николай всё ещё слабо понимал, что происходит вокруг и почти не говорил: создавалось впечатление, что он попросту машинально следует за остальными, боясь остаться в одиночестве. Их лица, пусть едва знакомые, были предпочтительнее всего остального, совершенно чуждого Кулешу.
   Поглядев на то, как Николай то и дело крутился, глядя вокруг блуждающим взглядом, Нильс вздохнул и обратился к квартирмейстеру:
   - Так, ну что ж, теперь нам нужны мечи. Дадли, вы же присмотрите себе клинок?
   - Да, разумеется.
   - Отлично, - он указал на Петровича. - Тогда подберите вот этому господину что-нибудь по руке, и из хорошей стали.
   Только теперь, когда напрямую заговорили про него, Николай вышел из своего странного состояния и вылупился на Нильса:
   - Мне-е-е? А зачем? - с нескрываемым любопытством и неподдельным ужасом в голосе спросил он.
   - Затем, что опасно нынче на дорогах. Тебе придётся как-то себя защищать.
   Петрович выглядел всё так же ошарашено.
   - Но... Но я же совершенно не умею этим пользоваться, - затараторил он, нервно запихивая руку в побрякивавшую сумку. - Да-да-да-да, я лучше... Мне приходилось отбиваться от гопников на районе, но это ничего не значит, я всё равно не умею пользоваться ничем, кроме этого!
   С этими словами Петрович извлёк из сумки здоровенный разводной ключ. Нильс оценил размеры и видимый вес предмета, растерявшись на пару секунд, но потом улыбнулся, покачав головой.
   - Тебе виднее, но так что же, теперь научишься и мечом владеть - я помогу. В одной руке то, в другой это, - тут он уже откровенно хохотнул, попутно прикидывая у себя в голове, как будет учить обращению с оружием взрослого человека, который явно никогда в жизни его не держал. - Кстати, а что это за звери такие - гопники?
   Настала очередь Петровича смеяться. Смех был искренний, заливистый - пожалуй, первая его яркая реакция, не обусловленная страхом.
   - О, этот зверь страшен в больших количествах, - улыбался во весь рот Николай. - Поодиночке они не ходят - опасаются, вишь, за целость своих кульков с семечками, а уж ими они способны заплевать целый город, если им вовремя не дать в бубен, - он всеми силами старался говорить серьёзно и нараспев, борясь со смехом. - Люди это, друг мой, люди глупые и неразумные, которые отбирают телефоны и карманные у детей. Ну, ещё могут побить, если их много. Но крепкому русскому сантехнику они не страшны!
   Нильс не смог сдержать улыбки, отметив для себя слово "русский".
   - Гопники, значит. У нас таких называют просто разбойниками.
   - Не-е, у нас разбойники в правительстве сидят и законы издают, - грустно вздохнул Петрович, - О! Главное, чтоб меч в ножнах мне в сумку помещался, а то я привык, видите ли...
   - Ну как же я тебе ножны в сумку запихну? - продолжал улыбаться Нильс. - Портупея будет - вот, как у Лукаса. Отличная солдатская портупея.
   - Так это, может, там просто небольшой меч будет? Но, конечно, портупея - это солидно. У меня дед в войну что-то похожее носил.
   - Ничего-ничего, и большим драться научим, не беда.
   - Ну, если учить, то тогда можно. Вы ж это... как это называется... фехтовальщик?
   - В том числе. Не фехтмейстер, но на учителя сгожусь.
   Скоро Николаю подобрали подходящий клинок. Нильс сразу же забраковал никуда не годную заточку, и после некоторых препираний квартирмейстер предложил меч получше. Стуре удостоверился, что он был не слишком упругим и не слишком жёстким, проверил заточку и молчаливым кивком одобрил выбор.
   Пуллингс рассматривал оружие с величайшим удовольствием: было сразу видно, что клинки были его страстью. Он некоторое время колебался между рапирой и простым мечом, поочерёдно взяв в руки каждое оружие и сделав пару выпадов и ударов. По его движениям и работе ног Нильс понял, что виконт своё дело знает. В конце концов он выбрал меч со сложной гардой, крестовина которого была загнута подобно букве S.
   - Пожалуй, я возьму этот экземпляр, - сказал он, вкладывая его в ножны. - Спасибо вам, Нильс. Надеюсь, у меня будет возможность с вами рассчитаться.
   Мушкетёр лишь махнул ладонью.
   - Не благодарите, виконт.
   В дополнение к мечу Дадли взял себе дагу. Уйдя от квартирмейстера полноценно вооружёнными, они на некоторое время остановились возле лошадей: Нильс показал Дадли процесс зарядки оружия и заставил условно повторить его несколько раз. С настоящей зарядкой он справился уже сам, быстро всё усвоив - Петровича Нильс пока решил не трогать и сам зарядил его пистолет. Лукас выглядел собранным, но немного отстранённым - за всё время он не вымолвил ни слова. Оглядев свой отряд, который сложно было назвать чем-то кроме сборища оборванцев, капрал вздохнул и тихо выругался.
   Махнув рукой, Стуре дал команду седлать коней. Николай, только сейчас осознавший, что придётся ехать верхом, озадаченно посмотрел на лошадь и, ворча, неуклюже полез в седло.
   - Все готовы? Выдвигаемся.
  

IV. ЗЕМЛЯ ПРОКАЖЁННЫХ

  
   Отряд двинулся в путь. Некоторое время они неторопливо ехали на юго-запад по Берлинскому тракту мимо чистых полей и деревушек с невысокими церквями. Затем они свернули на просёлочную дорогу, края которой поросли травой. День плавно переходил в вечер. Где-то там, за завесой, было видно яркое пятно - погода была бы ясной сегодня, и даже сквозь серую пелену солнечный свет проникал в обилии. Обдуваемые равнинным ветром, они вглядывались вдаль - туда, где виднелись тёмно-зелёные пятна лесов, и ехали в молчании.
   Всё вокруг изменилось. Не видно было больше крестьян, никто не выгонял пастись овец и коров, поля стояли заброшенными, и вся округа была пуста. Только птицы изредка пролетали мимо, а один раз путники заметили в траве неподалёку двух зайцев, настороженно следивших за ними. Медленно тлели фитили на мушкетах.
   Лукас ехал в некоторой прострации, поглядывая за дорогой. Дадли вертел головой во все стороны, осматривая местность взглядом истинного натуралиста и путешественника. Нильс тоже наблюдал, но не за природой: если Моррисон был прав, здесь следовало выискивать взглядом только одно. Стуре успел рассказать про нежить всем, но только они с Лукасом могли распознать умертвий сразу, без заминки. Повторения вчерашнего ужаса мушкетёр не желал.
   Они успели проехать несколько миль, прежде чем заметили первые признаки проблем. Впереди на дороге лежало два тела.
   - Лукас, следи за округой, я пойду посмотрю, - скомандовал Нильс, когда они приблизились. - Всем быть настороже.
   Он доехал до двух погибших и спрыгнул на землю. Бросив взгляд на тела, мушкетёр скривился от дурного запаха. Это были крестьяне - судя по всему, отец и сын, возвращавшиеся с охоты: рядом валялись капканы и тушки мелкого зверья. У первого был выпотрошен живот, другой лежал лицом вниз, и вся его одежда на спине была в крови - его закололи мечами. А вот с первым создавалось ощущение, что ему разрубили брюхо топором - большим топором лесоруба.
   Они погибли всего несколько часов назад. Следы перепачканной кровью обуви уходили дальше по дороге и постепенно исчезали. Кто бы их ни убил, он сделал это не для поживы: одежда, обувь и все их принадлежности были на месте. Очень быстро Нильса осенила догадка, и сомнений практически не осталось. Покачав головой, он забрал с тела крестьянина кошелёк и встряхнул его: в мешочке звенело несколько монет.
   - Дадли! - окликнул он виконта. - У вас там денег с собой не было? Вот, возьмите на первое время, - он бросил Пуллингсу кошелёк, и тот словил его.
   - Если на обратном пути встретим кого-нибудь из селян, надо сказать им, - вставил Лукас.
   - Да. Пока проверьте оружие и глядите по сторонам. Без команды никуда не дёргаться и не стрелять. Поехали.
   - Раскидали тут трупы, понимаешь, - пробурчал Николай. - Маньяки какие-то. Куда только полиция смотрит? Что за каламбур...
   Тут откуда-то донеслось отчётливое мяуканье. Все поначалу растерялись, глядя по сторонам, пока не стало понятно, что мяуканье доносится из мешка, притороченного к крупу лошади Дадли. Тот тихо выругался и, спешившись, развязал мешок: внутри сидела только что проснувшаяся Бьякко. Она чихнула и тут же высунулась из мешка.
   - Вот ведь зараза, - выругался с досады виконт. - Вроде ведь все мешки проверял. И как она сюда попала?
   - Что, Бьякко в мешке?
   - Да.
   - Наверное, забралась ещё у Моррисона. Вот ведь прохвост, - мушкетёр усмехнулся.
   - Ничего не попишешь, придётся её с собой везти, - вздохнул Дадли.
   Он залез в седло, вытащил Бьякко из мешка и запустил к себе под куртку. Кошка мигом забралась в уютное место, уже привыкнув к своему новому владельцу - здесь ей было тепло и спокойно. Высунув морду из куртки, она принялась смотреть по сторонам. Нильс заметил, как Лукас слегка улыбнулся при виде животного. Покачав головой, он тронул лошадь, и отряд двинулся.
   Дальше с правой стороны лес становился ближе, но его кромка всё ещё проходила вдали от дороги. То и дело казалось, что среди деревьев мелькают чьи-то силуэты. Так длилось ещё порядка мили, а потом впереди, на пригорке с двумя деревьями, показались четыре одинокие фигуры. Они не очень-то реагировали на приближающуюся группу и просто стояли, глядя в разные стороны.
   - Чем дальше в лес, тем больше дров, - пробурчал Нильс, снова остановившись. Затем спешился и приготовил мушкет. - Лукас, не видишь, у них раны есть? Бледные они?
   - Лиц не разгляжу отсюда, капрал. Но ран вроде бы нет.
   - Видите вон тех? - мушкетёр повернулся к остальным. - Сейчас подойдём, и я окликну их, может, это просто лесорубы. Но почти наверняка умертвия - ведут себя точь-в-точь как те самые. Кто с мушкетами - спешивайтесь. Николас, ты веди лошадей и следи за ними.
   Лукас и Дадли кивнули, покидая сёдла. Вместе с ними спешился и Петрович - он был, казалось, даже рад этому.
   - А ты чего, Николас?
   - Да не люблю я на этих ваших лошадях, - замотал головой тот. - Мне пешком привычнее. Да и они меня не любят.
   - Ну как знаешь.
   Стуре поправил фитиль и подул на него, распаляя огонь, Лукас сделал то же самое. Разогнув руку, Дадли дал возможность Бьякко выбраться из-под куртки. Когда они приблизились к четырём фигурам, Нильс так и не смог разглядеть ранений и наверняка заключить, что они были нежитью. Но чутьё подсказывало ему, что это были именно мертвяки. Он открыл пороховую полку, помахал стоявшим впереди и закричал, наставляя на них дуло мушкета:
   - Эй, вы там! Кто такие?
   Лукас нацелил мушкет, встав в двух шагах от Нильса, Дадли сделал то же самое и замер в ожидании. Люди обернулись и несколько секунд пристально смотрели на них, а потом неспешно пошли вперёд абсолютно будничным шагом. Тот, что шёл в центре, со светлой бородой, крикнул в ответ:
   - Дровосеки мы!
   Они приближались, хотя ничего похожего на инструменты у них не было, кроме единственного топора на длинной ручке - как раз у того мужика по центру. У другого в руке был грубый меч. Когда они подошли поближе, Нильс наконец заметил то, что выискивал глазами всё это время.
   - Капрал, у него кровь на топоре, - предупредил Лукас.
   - Вижу.
   - Тут м-мертве-ечина бродит, во-он там, в ле-есу, - медленно и как-то странно сказал бородач, сделав неловкий жест левой рукой.
   - Бродит, говорите? - переспросил Нильс, не опуская ружья. - Это они вас так ободрали?
   - Да-а, - протянул он, продолжая идти.
   - А ну-ка стоять! Ни шагу дальше!
   Ему не ответили. Нильс до последнего не хотел жать на спусковой крючок, но теперь сомнений у него уже не оставалось. В нос ударил трупный запах. А потом четверо бросилась вперёд.
   Солдат, стиснув зубы, разрядил мушкет. Полыхнуло вырвавшееся из дула пламя, лошади заржали и заметались от грохота, в воздухе стало дымно. В мгновение ока пуля перебила топорище пополам и отправила бородача на землю, глубоко войдя ему в тело. Выстрел Лукаса уложил другого мертвяка начисто, пробив ему голову, но ружьё Дадли допустило осечку, и тот, ругаясь, потянулся за мечом.
   Двое умертвий неслись на них. Нильс быстро положил мушкет, резким движением выхватил клинок, а левой рукой дёрнул пистолет из-за пояса. Навскидку выстрелил почти в упор и немедля бросился на умертвие.
   Выстрел оказался не смертельным, но заставил врага отступить на шаг назад, а клинок почти перерубил подставленную руку. Выдернув меч, Нильс тут же пнул мертвеца, отодвигая от себя, и подоспевший Лукас рубанул ему по шее. Голова мертвяка повисла, наклонённая в сторону, а тело мешком повалилось наземь. В это время бородач, которого свалил первый выстрел, рванулся вперёд, сбил Нильса с ног, наваливаясь на него своим весом, и мёртвой хваткой вцепился в руку мушкетёра, грозя переломить её. Но буквально через пару секунд раздался удар, мертвец повалился в сторону, и за ним показался Николай, вооружённый разводным ключом, которым и упокоил умертвие, перебив ему позвоночник.
   - Вот гопники, - нервно сказал он.
   В ту же секунду, когда грянул первый выстрел, перепуганная кошка пулей рванула прочь и мигом взлетела на ближайшее дерево. Дадли крутанулся, уходя в сторону от столкновения с умертвием, и нанёс удар наотмашь, метя в спину противника. Удар оказался удачным, и дровосек, подгоняемый его силой, повалился вперёд. Пуллингс замешкался от всплывшего на поверхность страха, но лишь на мгновение. Он саданул по спине мертвеца сапогом, вдавливая того в дорожную пыль и, держа меч двумя руками, ударил по основанию шеи, перерубив позвонки. Мертвяк в последний раз вздрогнул и изогнулся.
   Дадли распрямился и отшатнулся прочь. Его била лёгкая дрожь: азарт и волнение скоротечной схватки ещё не успели стихнуть, но тот холод, что на мгновение охватил виконта, когда его настигло осознание происходящего, постепенно возвращался. Перекрестив лоб и вытерев клинок об лохмотья одного из трупов, он вогнал его в ножны.
   За кустами что-то шевельнулось, дёрнувшись в сторону, но потом замерло. Нильс, чертыхаясь, свалил с себя обмякшее тело и поспешно поднялся с земли.
   - Спасибо, - бросил он Петровичу, после чего тут же пнул ногой поваленного, решив удостовериться в том, что он окончательно упокоен.
   В этот миг из кустов наконец выпрыгнуло то, что пряталось там всё это время. Это была тварь-переросток, похожая на человека и полностью лишённая одежды. Её неестественно длинные руки заканчивались когтями, вытянутое лицо больше похоже на морду, а рот - широк и полон гипертрофированных зубов. Ростом тварь была с человека, правда, горбилась и передвигалась как бы вприсядку на ступнях, которые были значительно больше нормальных. Показавшись из кустов, тварь замерла и уставилась на людей, явно расценивая их как еду.
   Пуллингс подавился так и не произнесённой фразой. На несколько мгновений все оцепенели, скованные первобытным ужасом, а потом, выхватив привычный револьвер, Дадли спустил курок, метя между глаз ужасного создания. Жалеть заряды было неуместно.
   Тварь лишь машинально отреагировала на выстрел, хотя след от него остался внушительный: пуля ещё больше обезобразила голову и, пробуравив черепную кость, застряла. Виконт грязно выругался. Тварь же, казалось, не обратила ни малейшего внимания на агрессию и нюхала воздух, пытаясь уловить какой-то запах. И в тот же миг стало понятно, почему: глаза этой твари представляли собой такое месиво, что вряд ли могли что-либо видеть.
   - С двух сторон, быстро! - крикнул Нильс и резко пошёл на сближение, обходя чудище слева и замахиваясь для удара. Кивнув мушкетёру, Пуллингс ринулся вперёд.
   Тварь пронзительно заверещала и сорвалась с места, клинок Стуре только зацепил её по плечу. Она сбила Дадли с ног, чуть не растоптав его, взвизгнула, замахиваясь когтистой рукой, Нильс орал матом, спеша на помощь виконту. И в тот момент, когда чудище уже готово было добить Пуллингса, верхнюю часть его туловища попросту испарило в огненной вспышке. Нильс с Лукасом отшатнулись, крайне ошеломлённые. Задняя часть уродливого тела упала на землю и больше не дёргалась.
   - Merde! - прорычал Дадли, вскакивая на ноги. Его трясло.
   - Да что за дерьмо?! - выругался мушкетёр. - Дадли, жив? - уже спокойнее спросил он, попутно озираясь по сторонам и пытаясь понять, что происходит.
   Бьякко продолжала сидеть на ветке одинокого дуба, испуганно наблюдая за происходящим. В воздухе растекался запах мертвечины и гари. Где-то в небе уже кружили падальщики, и только негромкое карканье предупреждало об их присутствии.
   - Вот это тварюга! Ничего себе. Все живы? - спросил в пространство Нильс. Вопрос остался без ответа. Он и сам был ошарашен не меньше всех: даже его самообладание дало трещину.
   - Капрал!
   Все обернулись и заметили возникшую на дороге фигуру в коричневом балахоне: казалось, ещё несколько секунд назад там никого не было. На голову незнакомца был надвинут капюшон, а лица нельзя было разглядеть, будто бы его скрывала не только тень от капюшона, но и маска. Фигура стояла, сложив руки на груди и взирая на отряд. После того как умертвия, каким-то чудом умевшие говорить, напали на них, реакция у мушкетёра была не из самых приятных: он направил на незнакомца меч и отчётливо произнёс:
   - Ты кто? Назовись, друг или враг?
   Дадли занял место слева от Нильса и мрачно воззрился на незнакомую фигуру. Револьвер он держал наготове.
   - Я? Неважно, - ответил незнакомец неприятным скрипучим голосом. - Убирайтесь отсюда подальше, вы привлекаете слишком много мертвечины, а я не намерен спасать вас снова.
   - Мы бы с радостью, - ответил солдат, опустив клинок. - Только у нас приказ генерала Лилли. Мы должны разведать, что за чертовщина творится к югу.
   Кошка принюхивалась, навострив уши. Суматоха внизу закончилась, и Бьякко осторожно слезла вниз, осматриваясь по сторонам. Она быстро пробежала мимо всех и, мяукнув, юркнула за ноги Дадли. Потом обеспокоенно заходила вокруг него, неотрывно глядя на незнакомца. Какой-то запах, пока чуявшийся только ей, не давал кошке покоя. Бьякко двинулась к странной фигуре, настороженно принюхиваясь.
   - Вам мало того, что вы увидели? - спросил незнакомец, сделав пару шагов навстречу.
   - Это всего лишь скорлупа ореха. А нам нужно то, что есть под ней, и сдаётся мне, там есть нечто, из-за чего эти твари и полезли наружу, - мушкетёр сплюнул при этих словах.
   - Людям было наплевать, когда всё это началось, а теперь приходите вы и лезете не в своё дело? Ну хорошо, - желчно произнёс незнакомец в балахоне. - Если вам так приспичило умереть, идите. Впереди предостаточно страшных тварей. Постарайтесь больше не отвлекать меня от работы, если не хотите увидеть в своём новом доме очередной Дракенгорд, - сказал он, отворачиваясь и намереваясь уйти.
   Нильс опешил и на мгновение застыл, как вкопанный. Это название, столь родное, отдалось жгучей раной на сердце. В глазах у мушкетёра блеснул странный огонёк безумия.
   - Постой! - воскликнул он, рванувшись на несколько шагов вперёд и вытянув руку, словно пытаясь удержать уходившего. Сердце у него бешено заколотилось. - Откуда ты знаешь про Дракенгорд? Кто ты такой?!
   - Нет, - сказал неизвестный, резко развернувшись и вскинув ладонь в останавливающем жесте. Она была закрыта перчаткой. - Постарайтесь не мешать мне, пожалуйста, - на удивление вежливо добавил он. - Всему своё время, но не сейчас.
   Отвернувшись, он бросился в сторону, исчезая среди кустов под деревом, да так и пропал, будто растворился. Бьякко рванула за странной фигурой, но её уже и след простыл, и кошке не осталось ничего, кроме как с растерянным видом озираться. Она, конечно, стала искать убегавшего, осматривая кусты. Дадли между тем отошёл в сторону, к своей лошади, и какое-то время успокаивал бедное животное, после чего принялся приводить в порядок ремни и крепления седельных сумок.
   - Тьфу, чтоб тебя, - чертыхнулся мушкетёр. - Что ж, доброй дороги, - выдавил он не своим голосом. Затем отёр клинок тряпкой и какое-то время смотрел в пустоту, пытаясь понять, кем же был этот таинственный незнакомец. Рядом образовался Пуллингс, держа в руках бутылку с крепкой выпивкой и кусочек колбасы. Сделав небольшой глоток, Дадли протянул бутыль Нильсу:
   - Вот, возьмите. Хоть все и целы, но нам всё же слегка досталось. Передайте потом остальным, - после этого он направился к обескураженной Бьякко, протягивая той кусочек лакомства.
   - Спасибо, - отстранённо ответил Нильс, чуть-чуть отхлебнув из горла. Он почувствовал, как жилы обдало огнём, и повернулся к Лукасу. - В порядке?
   - Я?.. Наверное, да, капрал, - юноша покосился в сторону убитой твари. - Господи... Неужели такие чудища и правда есть?
   - Ну, как видишь, горят они за милую душу, - буднично заметил Стуре. - А значит, и от пуль ложатся.
   - Пожалуй. А эти... Они разговаривали, капрал.
   - Да. Научились новому трюку. Но ты слышал, как они говорили?
   - Ну... слова растягивали. Не по-человечьи немного. Но если они умеют говорить...
   - Это значит только одно - нужно быть бдительным, даже когда с тобой говорят. Как вернёмся, оповестим армию.
   - Да. Наверное... - неопределённо сказал Бликстен.
   Нильс молча передал ему бутылку, и он тут же приложился к горлышку, закашлявшись после глотка. Потом передал выпивку стоявшему поблизости Николаю: тот не возражал.
   Вскоре отряд отправился в путь. Нильс насилу сохранял бдительность: мыли про Дракенгорд не лезли у него из головы. Одна-единственная фраза разбередила недавнюю рану, и мушкетёру не было покоя. Ведь Дракенгорд когда-то был его домом.
   В этом месте, в этом одиноком, скромном поместье в Даларне, он родился тридцать один год назад. Он знал наизусть все холмы и озёра в округе. В этом месте он провёл своё детство, и туда же приезжал всякий раз после очередного возвращения в Швецию, навещая стареющую мать и младших сестру и брата. Там, одной прекрасной, снежной зимой, он признался в любви женщине, руку которой не надеялся получить. И там, зимой минувшей, всего лишь несколько месяцев назад, произошло нечто ужасное и не поддававшееся уму. Дракенгорд был сожжён дотла. А его обитатели бесследно исчезли. Никто не знал, кто был тому виной: Нильсу сообщили об этом в письме, и он до сих пор не видел родного дома, ставшего пепелищем. И никто не знал, что случилось с его родными.
   Спрашивать его про Дракенгорд никто не решился. Спустя некоторое время они переправились через Рандов, отделявший померанские владения от бранденбуржских, и въехали на территорию Уккермарка. То и дело они видели блуждающую мертвечину в отдалении от дороги, но на тракт больше никто не вышел. Вскоре они поняли, что пересекли какую-то черту, за которой окружающее пространство незаметно изменилось: умертвий здесь не было заметно совсем, но ощущение какой-то скрытой злобы ощущалось даже сильнее. Сверившись с картой, Нильс приказал отряду свернуть на боковую дорогу, уходившую ещё сильнее на юг, и следующие полчаса пути прошли в полной тишине. А дорога меж тем становилась всё хуже: здесь давно никто не ходил, и она заросла почти полностью. Их путь в конечном итоге упёрся в огромный символ, нарисованный белой краской прямо на земле - там, где высокая трава, росшая на обочине, ощутимо отступала. Символ состоял из нескольких десятков витиеватых кругов, пересекающихся и сплетающихся в неведомый узор.
   - Сто-ой, - протянул Нильс, вскидывая руку, и стал заинтересованно разглядывать странный рисунок, теребя подбородок. - Взгляните-ка на это. Никто таких знаков раньше не видел?
   Пуллингс покачал головой:
   - Что-то подобное я видел в древних святилищах, а ещё в новомодных оккультных кружках, но ничего более конкретного я сказать, увы, не могу.
   - Чего и следовало ожидать. Поехали дальше.
   - Может, пойдём подальше от этого места? - в голосе Петровича снова начинал проскальзывать страх.
   - Чёрт-те что творится, - еле слышно прошептал Нильс и перешёл на обычный тон. - Так и сделаем. Если... если это колдовство, то здесь опасно.
   Он, казалось, сам не верил в то, что сказал. После нежити и одержимых разговоры о колдовстве не казались такими уж сумасбродными, но Нильс всегда относился к ним скептически. Он вырос и жил среди людей, большинство из которых однозначно, бескомпромиссно считали магию злом. Он ещё помнил ведьмовские процессы здесь, в Германии, и был свидетелем крайней паранойи, связанной с колдунами. Часто люди были попросту запуганы теми, кто использовал охоту на ведьм в политических целях, а жертвы этой охоты были невинны, но факта это не меняло: магии боялись. Именно с ней связывали появление нежити, одержимых зверей и завесы на небе. И, что ужасало больше всего, они могли оказаться правы. Разговоры о магии у простых людей вызывали настороженность, недоверие и подозрительность. А потому Нильс предпочитал как можно меньше говорить и думать о ней.
   Николай, выругавшись себе под нос, спешился и повёл кобылу под уздцы, сжимая разводной ключ. Бьякко, дремавшая внутри куртки, снова высунулась, норовя спрыгнуть на землю. Судя по всему, она что-то ощущала, и ей это не нравилось - шерсть у кошки встала дыбом. Дадли пытался удержать её - напрасно. Ловко выскользнув, она оказалась на земле и, вся на взводе, осторожно приблизилась к символу, остановилась и протяжно замяукала. Спустя несколько секунд до ушей путников донёсся тихий гул, который звучал где-то на грани слуха. Все насторожились.
   Пока всадники объезжали символ по правой стороне, он на секунду вспыхнул, на то же мгновение гул резко пошёл на повышение. Лошади испуганно шарахнулись в сторону, кто-то чертыхнулся, пытаясь их удержать. Бьякко не двинулась с места, прижала уши и завыла ещё громче, во все кошачьи глаза глядя на символ.
   - Вот чёрт! - Нильс приструнил испуганную лошадь. - Уходим отсюда скорее!
   Кое-как успокоив собственное животное, Пуллингс соскочил на землю и бросился к Бьякко. Бесцеремонно схватив кошку за ошейник и в буквальном смысле запихав её себе за куртку, виконт ринулся обратно, и вот тут раздался потусторонний смех, громкий и отдававший странным эхом в головах.
   - От нас нельзя убежать! Мы знаем о вас! Войдя сюда, вы подписали себе приговор, - сказал тот же голос, и у всего отряда кровь застыла в жилах. Все оцепенели от ужаса, не смея даже шевельнуться, Лукас вжался в шею лошади. Через секунду со стороны знака прозвучал резкий и гулкий хлопок, резанувший по ушам и заставивший лошадей снова рвануть с места. Одна из них завалилась в траву у дороги, словно земля ушла у неё из-под ног. Символ снова полыхнул и исчез, словно бы его и не было. Нильс, едва оправившись от шока, выругался, спрыгнул на землю и вскинул мушкет, озираясь по сторонам, готовый в любой момент разрядить оружие в неведомого врага. Только выучка заставляла его не бежать сломя голову, а выжидать и выискивать угрозу.
   - Бьякко, иди сюда, кыс-кыс, - позвал кошку женский голос, доносившийся примерно со стороны исчезнувшего знака.
   Бьякко, по одной ей известной причине, изо всех сил рванулась вперёд, на свободу. Вновь оказавшись на земле, она радостно замяукала и засеменила на голос, будто её настоящая хозяйка появилась из ниоткуда и пришла за ней.
   Она перешла на бег, но стоило ей пройти ту точку, где находился центр символа, как неведомая сила остановила её. Исчезнувший было знак снова загорелся неземным светом. Кошка попыталась рвануться, побежать дальше - не вышло. Вместо этого та же самая сила медленно подняла её в воздух, будто взяв за шкирку невидимой рукой, и Бьякко отчаянно закричала. Её вопль оборвался через несколько секунд - кошка потеряла сознание. Окружавшие не могли оторвать взгляда.
   - Вот она, вредная тварь, - снова заговорил первый голос. - Она видит нас, да-да, видит и чует, чует! Надо убить её... Убить всех, да! Они сами должны убить друг друга, да-да, пора!
   - Не выйдет, - прервал его властный, глубокий женский голос. - Теперь вы с нею одно.
   Воздух разрезал нестерпимый, взвинченный визг, который не мог принадлежать ни одному человеку. Нильс направил мушкет в сторону, откуда шли голоса, но, как и прежде, никого не видел. Он почувствовал, как дрожит палец на спусковом крючке, и встряхнулся, перебарывая страх.
   - Зачем, зачем, ведьма?! - выл голос, и воздух рядом с кошкой подёрнулся рябью. - Ты не посмеешь заточить меня снова, нет! Заче-е-е-ем?!
   - Царевна будешь, - произнёс женский голос и усмехнулся, будто смеялся над какой-то давней сказкой.
   - Нет! Только не это, не-е-ет!!!
   Визг повторился вновь и резко оборвался. Кошку окутало слабое синеватое свечение, вокруг неё по многочисленным орбитам стали вращаться световые сгустки того же цвета. Её силуэт у всех на глазах начал меняться, увеличиваться в размерах и непредсказуемо морфировать. Шерсть опадала вниз, исчезала в неярких вспышках голубоватого света, лишь только касалась земли. Постепенно очертания всё больше стали напоминать человеческие. По прошествии десятка-другого секунд свечение погасло, а на земле уже лежала настоящая человеческая фигура. А потом символ сверкнул и окончательно исчез, унося прочь неведомые голоса. Воцарилась мёртвая тишина.
   Виконт не выдержал первым и побежал к месту событий. Он резко остановился и остолбенел от того, что увидел. Перед ним на земле лежала настоящая молодая девушка лет девятнадцати, совершенно нагая, и тихо стонала, приоткрыв глаза и дрожа всем телом. Длиннющие прямые черные волосы доходили ей до пояса, а на юном, миловидном лице всё ещё лежала печать потрясения. И только глаза, эти зеленовато-янтарные глаза с кошачьими зрачками отличали её от человека. Она так и продолжала лежать, подогнув колени и обхватив себя руками.
   Только хорошие манеры спасли Пуллингса. От увиденного волосы у него встали дыбом. Промямлив что-то смутно похожее на "Сударыня, вероятно, мёрзнет", Дадли сорвал с себя плащ, не глядя накрыл им девушку и, шатаясь, отошёл в сторону ближайшего дерева, где и плюхнулся на свой офицерский зад, глупо хихикая. Казалось, сегодняшний день его доконал. Лицо ожёг багряный румянец: две минуты назад эта особа сидела в его куртке. Виконт укусил кулак и стал раскачиваться из стороны в сторону с ошалелым взглядом.
   Лукас сидел на земле, стискивая мушкет и разинув рот от удивления. Нильс просто стоял. Стоял и буквально пялился на всё это, не в силах поверить своим глазам. Только что он увидел настоящую магию. О магии распускали нелепые толки в тавернах, за "колдовские" практики людей осуждали и казнили, но эти наветы были всего лишь ложью и фантазиями. Магию обсуждали на собраниях алхимиков и во дворцах знати при астрологических штудиях, воспринимая эту сферу всего-то как любопытное упражнение для ума. Но никто не видел магии вживую, как и сам Нильс - даже нежить была не в счёт, она являлась лишь результатом, продуктом неизвестного происхождения.
   Теперь за какие-то минуты он успел увидеть, как ему казалось, всё возможное волшебство мира. Кончик его губ подёргивался. Представшая перед ними картина грозила перевернуть с ног на голову всё его представление о мире. Он был из тех, кто не верил ни народной молве, ни церкви, когда те говорили про колдовство, он резко осуждал "ведьмовские процессы" и даже к рассуждениям философов и оккультистов о магии относился скептично. Но то, что произошло здесь, легко затыкало за пояс всё это вместе взятое. Это было реальнее всего мыслимого.
   Кошка... царевна... в сознании всплыли образы из древних легенд о заколдованной деве и о волках-оборотнях, но этим всё и кончилось. В следующий миг солдат протёр глаза и понял, что ему это не мерещится, и не земле действительно сидит настоящая, всамделишная девушка. Он что-то невнятно пробурчал себе под нос, пронаблюдал за не менее ошалевшим виконтом и произнёс, наконец опуская мушкет:
   - Дадли... ну и какого чёрта здесь происходит?
   Бьякко только теперь посмотрела на свои руки, немного неуклюже поднеся их к лицу. И громко заверещала, подскочив на месте и вытаращив глаза. До смерти перепуганная, она на четвереньках рванула под ближайший куст, оставив плащ, но из этой затеи мало что вышло. Она с тихим ужасом осматривала себя с ног до головы и обнюхивала, ничего не понимая. Такой ломки сознания и организма вряд ли можно кому-либо пожелать.
   - Мяуавав, - выдала она девичьим голосом. - Я... Иаа... человек.
   Нильс молча схватился за голову. Чувство, которое он сейчас испытывал, было сродни тому, что, видимо, перенёс Петрович, когда попал в волшебный туман.
   - Николас, - обратился к спутнику мушкетёр. - Ты тоже это видишь? Мне не мерещится?
   Николай, который, казалось, уже миновал стадию крайнего удивления и неверия в происходящее, лишь характерно залез рукой под кепку и почесал затылок.
   - Да баба какая-то вроде, а была кошка, - выдал он глубокомысленно. Нильс выругался.
   - Дерьмо... Что за наваждение? - хрипло протянул Дадли, протирая шею и лоб от испарины, и обернулся на остальных. - Нильс, вы ничего не почувствовали?
   - Она оборотень, - сказал Лукас, и внезапно Нильс понял, что в голосе мальчишки сквозил не страх, а что-то близкое к восхищению. - Капрал! Да это же... Она оборотень, настоящий! Почти как хюльдра!* Вот это да!
   Он переглянулся с Бликстеном, на лице у Нильса появилась сначала недоумевающая, а затем и вполне осмысленная улыбка. А потом он затрясся, и оба мушкетёра заливисто рассмеялись. Это был смех людей, переживших нечто невообразимое и очень страшное.
   - Ну что, Бликстен, теперь нам точно надо сказки писать! Никуда не денемся!
   - Никуда мы с вами не денемся, капрал, - продолжал хохотать Лукас.
   - Давайте пойдём отсюда, а? - внёс здравое предложение Петрович. Его взгляд был серьёзным и каким-то недоверчивым.
   - Да, пожалуй, - ответил успокоившийся мушкетёр, поправляя шляпу, и тут же направился к лошади с таким видом, будто ничего не произошло. Помог ей встать на ноги и успокоил, медленно поглаживая по голове. Затем поправил и укрепил все ремни мешков, которыми была обвешана кобыла. - Нужно двигаться дальше. Поворачивать всё равно уже поздно. Дадли, позаботьтесь, пожалуйста, о нашей, гм, новой спутнице.
   Дадли хлопнул себя по лбу. Затем, собравшись с духом, обратился к девушке:
   - Бьякко, иди ко мне!
   Та продолжала открывать для себя новые возможности нового тела, пробуя вертеть конечностями и начиная постепенно адаптироваться. Знакомый голос заставил девушку оторваться от своих дел и обернуться. Она какое-то время смотрела на него, потом сделала пару шагов вперёд на четвереньках, и, подумав ещё немного, поднялась на ноги. Дадли, осознав ситуацию, подобрал плащ и, подойдя к девушке, накинул ей на плечи, заботливо поправив складки. Бьякко пошатывало, а на лице по-прежнему был шок. Она ничего не говорила, лишь учащённо дышала и куталась в плащ, пытаясь согреться. На двух ногах она держалась очень неуверенно, ступая осторожно и внимательно. Казалось, в ней начинает потихоньку зарождаться человеческое сознание. Пуллингс, радостный оттого, что видел это наяву и не стал кретином, бережно взял под руку, не давая упасть.
   - Чтоб меня черти съели, - покачал головой Нильс, глядя на всё это. - Ну как? Не сложно на своих двоих ходить-то?
   - Хо... дить... - вымолвила Бьякко, посмотрев на Нильса, а потом улыбнулась до самых ушей. - Да, ходить!
   Она держалась всё более уверенно, и, опираясь на руку Пуллингса, шагала уже более твёрдо, вертя головой по сторонам: теперь в силу роста она могла видеть гораздо больше. Заметив, с каким восторгом Бьякко смотрит по сторонам, Дадли несколько оживился и сказал:
   - Ma chХre, вы делаете поразительные успехи. Лично я не помню, чтобы я в первый мой день пребывания в этом теле так уверенно куда-то вышагивал.
   Бьякко в ответ только улыбнулась, медленно закивав. Идти босыми ногами по дороге было не самым приятным делом, но терпимо.
   - Чтобы хоть как-то скрасить нашу неожиданную прогулку, - продолжал Пуллингс, - позвольте немного рассказать вам об окружающих нас растениях. Природа вокруг ведь прекрасна, вы не находите?
   Он понимал, что, скорее всего, даже рассказ в самой простой и доступной форме будет иметь мало смысла для новоявленного человека. Если оно вообще было теперь в полном смысле человеком. Но сейчас его смятённый и до самой глубины поражённый разум цеплялся за то, что было наиболее привычным, за ту спасительную ниточку рационализма, которая позволила бы не только не свихнуться, но и понять, насколько глубоко новоявленное существо способно воспринимать мир вокруг себя.
   Нильс переглянулся с Лукасом. Они оба практически одинаково покачали головой и в очередной раз улыбнулись. Юноша, казалось, был в порядке. Стуре понимал, что им ещё как-то придётся разобраться со случившимся. Но прямо сейчас он был слишком смятён, чтобы по-настоящему об этом задумываться - слишком многое произошло вокруг этого знака. Даже не считая превращения кошки, странные голоса как минимум настораживали. К тому же, надо было двигаться дальше. Поэтому он просто дал себе слово приглядывать за Бьякко одним глазом.
   Отряд двинулся в путь: пока бдительные мушкетёры следили за округой, Дадли мог себе позволить отвлечься на разговор с их новой спутницей. Бьякко, казалось, слушала с неподдельным интересом и даже что-то понимала, хотя и сохраняла почти полное молчание. Она то улыбалась, то хмурилась, лишь иногда указывая на разные растения и переспрашивая. Больше всего она напоминала сейчас маленького ребёнка, внезапно открывшего для себя целый новый мир. И это одновременно поражало и увлекало.
  

***

  
   Дальше путь стал намного спокойнее: мертвечина не появлялась, никаких прочих тварей, кроме мелких полевых зверей и птиц, не наблюдалось. Место было открытое - широкий простор с разбросанными тут и там небольшими рощами да лесками, который время от времени вздымался широкими, пологими холмами. Тропа вскоре превратилась просто в обозначение дороги, высокая трава захватила и её, и старая колея еле проглядывалась в этом густом зелёном море. Место казалось совсем спокойным, почти идиллическим, и только дома заброшенных деревень, то и дело маячившие на горизонте обозрения, напоминали о его совершенной опустошённости и заставляли страх слегка шевелиться в сердце. Солнце, хоть и выглядело расплывчатым пятном, всё же давало достаточно света, его лучи пронизывали эту пелену как бы наполовину, разливаясь в воздухе едва заметным свечением: не будь на небе завесы, сейчас стоял бы ясный вечер. Нильс время от времени сверялся с картой и компасом.
   Спустя некоторое время отряд выехал на большой холм у дороги, на котором были видны низкие строения: перед ними предстала одна из заброшенных деревень. Это место не было даже отмечено на карте. К домам на холме вела отдельная колея, отходившая от дороги. Многие строения выглядели обветшалыми, а некоторые, казалось, гниют уже век - деревня наверняка была полупустой ещё до той напасти, которая заставила уйти отсюда всех. Покосившиеся стены, обвалившиеся навесы и балки, крыши с темнеющими зевами провалов. Пара домов, более ладно построенных, казалась ещё вполне новой. Только тёмные, мрачные окна напоминали о том, что они заброшены, и огонёк жизни в них более не теплится. Кое-где кустарник рос уже в оградах и примыкал прямо к постройкам.
   Когда разведчики въехали на холм, они на минуту остановились перед домами, созерцая эту неприветливую, жуткую картину. Здесь было пугающе тихо - даже птицы не пели, только ветер негромко шелестел листвой, словно боясь нарушить покой этого места, застывшего в безвременье. Казалось, в некоторые дома ничего не стоит войти и остаться, расчистить двор и снова распалить давно остывший очаг, но пустые глазницы мутноватых окон пугали на глубинном, подсознательном уровне. За этими окнами вполне могли лежать истлевшие до скелетов мертвецы - несчастливцы, убитые чумой, или всеми оставленные, забытые старики, уснувшие вечным сном в своих постелях, ставших для них смертным одром однажды тихим вечером. Невыразимая печаль и ощущение чего-то чуждого витали в воздухе. Здесь излишними казались даже мысли о призраках. Сами дома были призраками. Холодные тени заснувшего прошлого.
   - Заночуем в доме или на опушке? - произнёс Дадли, хмуро оглядывая деревню, и его голос вывел остальных из прострации.
   - Пожалуй, в доме, - сказал Нильс, поведя усами. - Огонь разводить можно не бояться, враги здесь вряд ли есть, а мертвяки - они к нам придут и без огня. Человечину они могут за милю чуять, как пить дать.
   - Холодно. Там тепло. Тепло. - сказала Бьякко дрожащим голосом. - Еда. Есть хочу. Там дом, тепло.
   Говорила девушка невпопад, да и выглядела уставшей после всего произошедшего. Стуре обратил внимание, что теперь её зрачки стали совсем человечьими. Дадли подхватил Бьякко на руки и, не слушая ничьих возражений, направился к ближайшему дому - довольно компактному одноэтажному зданию с хозяйственной пристройкой.
   - Н-да, против инстинктов не попрёшь, - со вздохом пробормотал Нильс, слезая с лошади. - Давайте к дому, вяжем лошадей и обустраиваем стоянку.
   Дверь в дом не была заперта, а следующая, скрипучая и покосившаяся, вела из сеней в основную комнату. Внутри было полутемно и пыльно, зато в просторном помещении наличествовал очаг, пара кроватей и какая-никакая мебель. Дом был на удивление целым, словно бы кто-то здесь жил совсем недавно. На столе даже стояли пустые миски, но в них явно ничего не наливалось уже много лет, камин давно остыл и доверху наполнился золой. Его труба, как и углы комнаты были затянуты паутиной. Наскоро обчистив одну из кроватей, Дадли уложил на неё девушку, укрыл её собственной курткой и отправился за вещами наружу.
   - Сударь, вы, кажется, говорили, что у вас был топор? - поставил он вопрос, появляясь из дверного проёма. - Где бы мы ни ночевали, дрова нам всё равно нужны. Мы с Николя могли бы их натаскать.
   - Есть-есть топор, всегда с собой, - ответил мушкетёр, стащив с крупа лошади свой мешок и положив его близ входа. Рядом он примостил мушкет, погасив уже порядком поистлевший фитиль. - Вы пока присмотрите тут, а мы с Николасом пойдём нарубим чего-нибудь.
   - Да наломать дров из забора, - буркнул Николай. - Для ленивых делается на ура.
   - Ну и то верно, - согласно кивнул Нильс. - Но для хороших поленьев пошли всё-таки срубим что-нибудь вон там у подножия. А то забор жиденький да гниловатый. Лукас, сторожи пока.
   Спустя полчаса сбор дров и хвороста был завершён, к тому времени Дадли управился с поклажей. Чем дольше они находились в деревне, тем сильнее у них было впечатление, что она не такая уж необитаемая, как казалось. Людей здесь не было и духу, как и мертвечины, но было стойкое гнетущее ощущение, будто за гостями наблюдают. Будто беспокойные, истлевшие призраки этого места следили за своим разрушенным домом и за каждым шагом забредших сюда разведчиков. Но очевидной угрозы в этом не чувствовалось, только напряжение не желало уходить. Вокруг постепенно темнело.
   Виконт, выломав несколько приличных и сухих досок из забора, сунул их в очаг. Потом, поколебавшись, бросил туда пачку бесполезных здесь бумажных фунтов и разжёг огонь, символически прощаясь со своим прошлым. Пять сотен фунтов, пущенные на розжиг, оказали свою последнюю и единственную услугу в этом мире. Бьякко, немного согревшись, с любопытством исследовала дом - буквально обнюхивала стол, посуду, вещи, временами чихая и кашляя от пыли. Трогала всё руками, разглядывая со всех сторон. Всё, что только можно было взять, она брала в руки, привыкая к многочисленным новым возможностям, которые давали ей подвижные пальцы.
   - Ну вот, так-то лучше, - удовлетворённо сказал Нильс, положив на землю последнюю охапку брёвен. - Забирайте на растопку, дом прогреть надо. А я сейчас тут что-нибудь сооружу.
   Подложив в центр кострища всевозможных мелких сучьев для розжига, мушкетёр выстроил над ними подобие шалаша из обрубков покрупнее, соорудил круг из камней и достал огниво. Через минуту сучья уже занимались огнём, и Нильс подкинул к ним пару поленьев.
   - Котелок кто-нибудь приготовьте, - громко бросил он, надеясь, что кто-нибудь ему подсобит.
   Дадли неторопливо расчехлил котелок с треногой. Разобравшись с крючьями, он обернулся к остальным:
   - А что у нас с водой? Здесь есть ручей или колодец?
   - Колодец где-то там должен быть, сейчас схожу проверю, - откликнулся мушкетёр. - А вон с той стороны холма речка течёт мелкая.
   В этот момент, как гром среди ясного неба, раздался уже знакомый скрипучий голос:
   - На вашем месте я бы не стал здесь ничего пить, если жить не надоело.
   Все, кто находился на улице, резко повернули головы. Незнакомец в тёмно-коричневом балахоне тихо и спокойно стоял, опершись об остатки забора чуть в стороне. Всё так же он прятал лицо в капюшоне. Как он появился незаметно для всех, было загадкой. Лукас, обожжённый чувством стыда от того, что упустил незнакомца из виду, мелко качал головой, отказываясь принять произошедшее.
   - Добрый вечер, - спокойно произнёс Нильс, глядя на гостя и на всякий случай положив ладонь на рукоять меча. - Неужто и вода здесь испорчена?
   - Вода здесь дурно пахнет, ваши лошади бы её точно пить не стали, да и кошка тоже. Из речки же пить вполне можно. И не нужно хвататься за меч, пожалуйста.
   - А, это снова вы? - приподнял брови Пуллингс. - Что ж, раз так, не согласитесь ли разделить с нами нашу будущую трапезу? Заодно и поговорим.
   - Пожалуй, откажусь, моя диета вас смутит, - ответил незнакомец, пожав плечами, и приблизился к остальным. - А в остальном - почему нет.
   - Ладно, приму твой совет, незнакомец. Не сочтёшь ли за труд назвать себя?
   - Охотно. Джефферсон, - он протянул мушкетёру ладонь, закрытую тёмной кожаной перчаткой. - А вас как зовут?
   - Нильс Стуре. Рад знакомству, Джефферсон, - ответил мушкетёр, пожав ему руку.
   - Дадли Пуллингс, - представился в свою очередь виконт.
   - Эээ... Лукас... Лукас Бликстен.
   - Очень приятно. Видите? Даже в этой дыре можно соблюдать приличия. А ты, молодой человек, не бойся: меня не заметил бы и самый зоркий сторож.
   Тут их носов достиг крысиный запах - тот самый что уловила Бьякко на дороге, и на этот раз его явственно почуяли все.
   - А ты на крыс, случаем, не охотишься? - спросил Нильс. - А то вспомнилась мне тут сказка про крысолова с его дудочкой, мало ли.
   Джефферсон глухо посмеялся.
   - Да, люди изобретательны на разного рода истории. Гамельнский крысолов, если я не ошибаюсь?
   - Так точно, та самая история.
   - М-гм, знаю её даже в нескольких вариантах. Говорят, в одной тамошней церкви до сих пор висит витраж с этой сценкой, намереваюсь как-нибудь проверить. Но нет, на крыс не охочусь. И вообще не очень доверяю людям, которые за то, что их надули с оплатой, уводят ораву детей и топят их в речке. Или запирают в горе, тут уж на какую версию опираться.
   Нильс хохотнул.
   - Так что, к костру присядешь? Могу табачком угостить, а заодно и историй твоих послушать. Ты тут, небось, всё разнюхал. Это место привлекает тебя не меньше нашего, я прав?
   Джефферсон бесцеремонно уселся на вынесенный из дому табурет и закинул ногу за ногу. Мушкетёр надеялся, что свет от огня выхватит его лицо, но оно, судя по всему, было закрыто чем-то вроде тканевой маски.
   - За предложение спасибо, но как-нибудь в другой раз. А мой интерес здесь вы не поймёте, он чисто исследовательский, ни на каких третьих лиц я не работаю.
   В этот момент на улицу вышла Бьякко, и когда она увидела незнакомца, глаза её расширились от ужаса. Она попятилась, начав шипеть, и отошла к Пуллингсу. Тот успокаивающе положил руку на плечо девушки.
   - Всё в порядке, Бьякко, это мистер Джефферсон, не бойся. Несмотря не всю свою таинственность, причинять нам вред он не собирается.
   - Верное замечание, - Джефферсон кивнул, переводя пристальный взгляд на девушку. - А вашу кошку я бы держал от меня подальше, я их не очень люблю - страхи из детства, знаете ли.
   - Опасно. Опасно, - встревоженно сказала Бьякко, ещё раз показав на человека в балахоне, и посмотрела на Дадли. Более подробно разъяснять свои мысли она ещё не умела. После этого она, недобро глянув на Джефферсона, удалилась в дом.
   Вместо неё из дверного проёма появился Петрович и на несколько секунд просто уставился на своего знакомого: казалось, только теперь он сообразил, что тот появлялся перед ними ещё там, на дороге, но тогда Николай пребывал в недостаточно вменяемом состоянии, чтобы это осознать. Теперь же, когда на его жизнь никто не стремился покушаться, он немедленно узнал крысюка, и его появление доставило ему определённую радость, что и отразилось на лице в виде улыбки:
   - О-о-о, а я тебя помню, приятель! - сказал он, идя навстречу, и пожал ему руку. - Здорово, Джефферсон.
   - Хе-хе-хе, теперь ты вспомнил. Воистину страх делает забавные вещи. Здравствуй.
   Нильс, недоумённо подняв брови, посмотрел на Петровича.
   - Так вы знакомы?
   - Ага. Вот, знакомьтесь, мужики, это Джефферсон, он меня очень выручил, когда я, ну, когда я в тумане заблудился. Ещё сумку мою вытащил.
   - Да, было дело. А людей, я гляжу, ты нашёл? Они заслуживают доверия?
   - Заслуживают, - утвердительно кивнул Кулеш. - Я не знаю, правда, чего они меня в эту глушь потащили, но зато не бросили одного, и то хорошо. А вообще суровенькое местечко, прям как у нас дома в глубинке. Такая же разруха. Я это... - он запнулся, вспоминая что-то, и щёлкнул пальцами. - А! Вот чего: у меня теперь сыр для тебя есть! Нильс, где там был сыр?
   - Сыр? Это можно, - солдат полез за мешком, в котором ехала разная сухая еда. - А гость не побрезгует? А то вроде как от нашей еды отказался.
   - От сыра я не откажусь никогда, спасибо, - довольно протянул Джефферсон и кивнул Петровичу. - Благодарю, что вспомнил.
   - Да нет проблем. Ты пока не уходи никуда, я за водой сбегаю, а там поболтаем, ага?
   - Можешь не торопиться, я задержусь здесь на какое-то время.
   - Что у нас там с водой?
   - К речке иди, в колодце плохая вода, - отозвался Нильс, извлекая из обёртки кусок сыра. Отрезав от него несколько ломтей, он передал их Джефферсону, и тот благодарно кивнул. При этом он отодвинул табурет подальше от костра, и даже когда он убрал тканевую маску, мушкетёр не смог разглядеть его лица, лишь смутные и не вполне ясные очертания. Ему показалось, что где-то в тени капюшона что-то на миг сверкнуло отблесками огня. Солнце закатилось, ещё когда они въезжали в деревню, вокруг стремительно темнело, и пелена, закрывавшая небо, становилась всё более глубокого сине-чёрного оттенка - Джефферсон выбрал идеальное время, чтобы появиться у всех на виду и не открыть своего лица полностью. Мушкетёр, впрочем, не намеревался давить на него. Он походил на лазутчика, но вёл себя совершенно иначе, и пока что Нильс решил выпытывать из него сведения путём переговоров. Проводив взглядом Петровича, ушедшего по воду, он снова заговорил:
   - Так значит, интерес у тебя здесь свой собственный. К Порте, я полагаю, ты отношения никакого не имеешь, так ведь?
   - Нет. Если вы думаете, что я - их разведчик, вы заблуждаетесь.
   - Да я, по большому счёту, не сомневался, но мне важно знать как можно больше про эти места. Например, про странные знаки посреди дороги.
   Нильс продолжал смотреть прямиком туда, где под капюшоном у Джефферсона должны были находиться глаза. И он не сомневался, что таинственный "исследователь" этот взгляд видел.
   - Это... что-то вроде охранной системы. Сродни капканам. Но я не могу много сказать на этот счёт, потому что слабо разбираюсь сам.
   Мушкетёр усмехнулся.
   - Я прошу простить за вопрос, но ты разве... разве не дока в этом деле? Все эти появления из ниоткуда...
   - О нет, - хохотнул Джефферсон, дожёвывая очередной ломоть сыра. - Вопреки тому, что вы можете подумать, я далёк от магии и всевозможных магических штучек. Просто вожу знакомство с теми, кто разбирается в предмете, а потому сам кое-что знаю. Зачастую то, что тебе может казаться магией, на самом деле - просто высокоразвитая технология.
   - Мы сейчас в чужом краю, - вмешался Дадли, - не всё тут знаем. А вы, я вижу, умный и весьма разбирающийся в своём деле человек. Ваша помощь была бы кстати. Мы, в свою очередь, можем поделиться с вами своими сведениями. Нам чего-то стоит остерегаться в этих окрестностях?
   - А ты, мой друг, не делай такой ошибки, - сказал Джефферсон, повернув к нему голову. - Я не человек. Ну а что до вопроса... Вся эта территория, - он сделал широкий жест, - по сути это просто место, чтобы отпугивать нежеланных гостей. И не подпускать их ко второму кругу защиты. А там, дальше, где кончаются деревни, начинается настоящий ужас, - в его голосе наряду с серьёзностью как будто сквозило некоторое ехидство. - Если хотите, можете даже пойти посмотреть, это довольно зрелищно. Это... сложно описать тем, кто никогда не видел подобного.
   - А кто же здесь заправляет, раз тут стоит защита? - спросил Нильс.
   - Заправляет? Пожалуй, никто. Но хочет заправлять Порта.
   - Зачем это им?
   - А мне почём знать? - фыркнул Джефферсон, пожав плечами. - Как вы, наверно, уже поняли, здесь очень большая концентрация магии. Вкратце говоря, здесь чуть дальше находится своеобразное место силы, где вся эта энергия завязывается в своеобразный узел. И маг, имеющий доступ к такому месту, может использовать свои возможности с гораздо большей силой. Таких мест очень мало, и, возможно, кому-то в Порте... это показалось интересным.
   Нильс прищурился и несколько непонимающе посмотрел на их гостя. В этот момент вернулся Петрович с котелком, полным воды. Пока он устраивал его над костром и доставал мешочек с крупой, Дадли подхватил разговор:
   - Сударь, вы так говорите о магии, как будто это всеобщее знание и вообще неотъемлемая часть мироздания, хотя сами только что говорили про технологию. Вы ещё нам про ведьм с лысой горы расскажите. Разве это не вздор?
   - Тебе не хватило того, что ты увидел у знака?
   - А что произошло у знака?
   - Вот уж этого я не подскажу - сам ломаю голову. Подозреваю, что не обошлось без какого-нибудь отложенного чародейства. Здешние чары наверняка рассчитаны против людей, а на животное они сработали... непредсказуемо.
   - А как же голоса?
   - Не знаю. Потому и думаю, что какой-то чародей был там - быть может, он даже спас ваши шкуры. Или она, если судить по голосу.
   - А эта особа не может быть тебе знакома?
   Джефферсон усмехнулся вместо ответа.
   - Нет, - выдал он наконец. - Магия реальна, друг мой, хотя её носители и редко показываются на свет. Сказки про ведьм и большая часть историй, которые вы могли слышать, не имеют к реальной магии никакого отношения, и уж тем более церковные бредни про её связь с сатаной, - Джефферсон саркастически взмахнул руками, изображая "сатану". - Но раз уж вы полезли во всё это теперь, вам придётся мириться с её наличием.
   - Постой-постой, - приподнял ладонь Нильс. - Ну ладно, про магию я, положим... понял. Так ты хочешь сказать, что в Порте эти маги существуют... официально?
   - Не совсем, там всё сложнее, а Ислам магию порицает не меньше вашей жизнерадостной секты. Это долго объяснять. Скажу лишь, что там их есть как минимум трое, и один из них сидит высоко во власти. Его зовут Кейн, кое-кто называет его Зелёным Плащом, а он, между прочим, великий визирь Блистательной Порты. Тамошние называют его Мухтар Каин-паша. Сами сможете сложить два и два?
   - Да, пожалуй, - закивал Нильс и несколько секунд молчал. - В этом есть смысл. А откуда у тебя такие сведения?
   - Из надёжных источников. К тому же, я сам видел, на что способен этот Каин-паша, в местах подальше отсюда. В остальном единственное, что вам следует знать, так это то, что дальше второго круга вы не пройдёте.
   Дадли сощурил глаза:
   - Мы именно не сможем, или нам не дадут этого сделать?
   - Если только вы умеете летать - тогда может быть, а так без шансов. Даже если вы ухитритесь каким-то образом пробраться через болота, которые ждут вас дальше к югу, разумеется, потеряв при этом всех лошадей и половину отряда... третий круг убьёт вас на месте. Потому что там вступает в действие такая магия, что этот знак на дороге покажется вам цветочками.
   - А вы-то откуда об этом знаете?
   - Я был там.
   - И выжил? - спросил Нильс.
   - Я смог вовремя уйти, только поэтому. И, предваряя возможный вопрос - нет, я не могу вам помочь туда попасть.
   Мушкетёр понимающе закивал. Не то чтобы он изначально собирался лезть слишком глубоко, но сведения Джефферсона, хоть и звучали фантастически, представлялись довольно любопытными. И даже правдоподобными.
   - Ну хорошо, а кто их создал, эти круги защиты? Они ведь рукотворные?
   - Да. Защита была создана старым хозяином этого места, которого уже нет в живых, - Джефферсон взял паузу. - И незадолго до этого у местных как раз начались проблемы с нежитью и прочими... проявлениями магии. Даже не считая нежить, здесь произошли страшные вещи, которые я не вполне понимаю, и место до сих пор это помнит. Приглядитесь к деревне ночью: здесь до сих пор видны остатки магического выплеска, который стал окончательным ударом. Сложно сказать, сделал это один чародей или же это проявления чего-то большего, связаны ли эти события с "хозяином"... Подробности мне неведомы. Но территорию он выбрал отличную - малонаселённую, вдали от людских глаз и важных дорог... кто знает, не сам ли он согнал людей с этих мест.
   - Н-да. Летать мы действительно не умеем, - сказал Нильс, искоса глянув на Дадли. - Так что, думаю, мы не станем тревожить то, что тревожить не следует.
   - Похвальное решение, - усмехнулся Джефферсон. - Вы можете сходить и лично убедиться в моих словах, поглядеть на второй круг защиты. А потом вернуться и доложить обо всём, что видели. Если вам повезёт, и вас не сочтут сумасшедшими, то... - он характерно развёл руками, не договорив, и отправил в рот последний кусочек сыра.
   - Я так и понял, - закивал Нильс со вздохом и отвёл взгляд сторону. Если этот тип был прав, по сути всё дальнейшее путешествие отряда теряло смысл, оставалось разве что действительно посмотреть, что именно творится дальше к югу и так ли уж невозможно было пробраться через болота. В этих ситуациях он предпочитал принцип "Доверяй, но проверяй", но пока это было слишком далеко от насущных вещей. Таких, например, как закипающая вода в котелке: пора было готовить похлёбку.
   - Надеюсь, что мы не мешаем вашей миссии, - поменял тему Дадли. - Наверное, она очень важная, но это же не наше дело, конечно. Всё, что мы хотим знать - зачем вам мы?
   - О нет, мне вы ничуть не мешаете. Главное, сами не сверните себе шею. А зачем вы мне? Скажем так, я попросту наблюдаю за вами и проявляю некоторый, ну, скажем, научный интерес. Любопытство присуще моей натуре, а вы - группа весьма интересная, большая часть из вас только что появилась здесь, кое-кто даже ещё не до конца смирился с этим, и мне интересно посмотреть, во что это выльется. И удержитесь ли вы вместе. Такой ответ устроит?
   Дадли попросту кивнул, натянуто улыбнувшись одними губами. Джефферсон меж тем достал из сумки на поясе небольшой мешочек и бросил его виконту. Тот поймал его и с интересом осмотрел: мешочек пахнул валерианой.
   - Дайте вашей подруге вот это, ей понравится.
   - Не знаю, как насчёт неё, но я с удовольствием разотру корень пред сном, - прохладно ответил Пуллингс, пряча подарок в карман.
   - Скажи, Джефферсон, а ты в травах случаем не разбираешься? - спросил Нильс, подкинув полено в костёр.
   - В травах не очень, ну кроме парочки, больше в других вещах.
   - В ядах, что ли? С алхимией, небось, на ты?
   - В ядах нет, но в химии хорошо разбираюсь, ты прав. Но это немного не то, к чему привыкли у вас - здесь это пока называют алхимией и примешивают к этому слишком много ненужной мистики и прочей ерунды. Я несколько далёк от ваших понятий о науке: мой народ далеко ушёл в своём развитии. Мы покорили звёзды, - закончил он с некоторой гордостью.
   При этих словах Петрович оживился:
   - О, в космос вышли, что ли? Уже до других систем летаете?
   - Совершенно так, мой друг, - довольно произнёс крыс. - Я так и думал, что ты оттуда, где тоже вышли в межзвёздное пространство.
   - У нас Гагарин в космос летал, да, самым первым. И много кто ещё помимо него, но мы пока застряли немного, у нас даже на соседние планеты экспедиций не было.
   - Так значит, ты тоже из этих? - Нильс кивнул на своих спутников. - Ну, мы, знаете ли, до небесных сфер ещё не доросли. У нас все заботы низменные. На своей земле разобраться по-соседски не можем, - мушкетёр вздохнул.
   - Да. Я нездешний, как и твои новые знакомые.
   - Сколько ты здесь вообще?
   - Лет десять. Может, чуть больше.
   - Так ты, выходит, успел застать начало всего этого?
   - Успел. Я ещё помню чистое небо над этой планетой.
   - Интересный ты че... интересная личность, говорю.
   Нильс сцепил пальцы рук, и они провели в молчании некоторое время. Наконец Джефферсон встал с табурета и заговорил:
   - Всё это весьма прелестно. Но сейчас я должен буду вас покинуть. Да, и когда будете драться с нежитью, запомните одно правило: уничтожьте голову или рубите позвоночник. Пули, впрочем, неплохо их останавливают, но это вы уже знаете.
   - Мы запомним, - уверил его Нильс, вставая и протягивая руку. - Спасибо. Не знаю уж, что именно ты ищешь в этих краях, но пожелаю удачи.
   - Она мне пригодится, спасибо.
   - Только я хотел спросить ещё про Дракенгорд. Есть минутка?
   - В другой раз, меня ждут дела. Но можешь не волноваться: я скоро снова найду вас, тогда и поговорим.
   - Договорились.
   - Бывай, Джефферсон, - попрощался Николай, пожав гостю руку. - Я что-то заслушался и забыл, чего спросить хотел, тебе же уже идти надо, да? Спешишь?
   - Немного. В любом случае с вами я не прощаюсь, мы ещё встретимся довольно скоро. Тогда и вспомнишь, чего хотел сказать. А теперь до встречи.
   Он развернулся и неспешным шагом направился прочь, за угол здания. С другой стороны он уже не вышел. Петрович, испустив разочарованное "Эх", досадливо махнул рукой. Нильс, чуть отойдя, осмотрелся вокруг: последние следы заката светились серым маревом над лесом у горизонта. На землю опускалась ночь.
   - Пойду нагуляю аппетит, - произнёс откровенно заскучавший Дадли. - Хочу осмотреть окрестности.
   - Будь внимателен, - бросил ему Нильс.
   Виконт кивнул. Поправив портупею, он отошёл от огня и направился в сторону деревенской площади.
   - Капрал, - заговорил Лукас, - а если... а если магия существует... может, она не такая плохая, как люди говорят? Этот Джефферсон вроде ничего. Да и Бьякко, вон, тоже.
   На лице у него читалась смесь удивления и восторга.
   - Ну, может быть. Но только, вон, от неё и проблем сколько. Нежить та же.
   - Я это к тому, что... ну... может, магия - это просто магия? Понимаете? И с ней можно делать и хорошее, и плохое. Я бы вот хотел ещё увидеть хорошую магию.
   Нильс улыбнулся: ему нравился ход мыслей подопечного. Иногда он жалел, что не слишком многие рассуждали так же.
  

***

  
   - Как там ужин, джентльмены? - спросил Дадли, возвращаясь. - Я, по чести сказать, изрядно проголодался, да и госпожа Бьякко скоро проснётся.
   - Почти готово, скоро можно уже наливать будет, - ответил Нильс.
   Солдат кряхтя встал и перетащил поближе к костру один мешок из поклажи: в нём были сухари, сушёное мясо и ещё одна головка сыра. Развязав мешок, мушкетёр ещё несколько минут сидел, помешивая похлёбку, и в конце концов зычно произнёс:
   - Еда готова! Подставляй миски.
   Он потянулся к мешку и выудил оттуда длинный деревянный черпак. Дадли же пошёл проведать их новую спутницу. Бьякко уже проснулась от манящего запаха готовой еды, потянулась и сошла с кровати, покачиваясь - она ещё не до конца привыкла к новой паре конечностей.
   - Ma chХre, у нас уже готов ужин и скоро будет чай. Пора тебя попотчевать.
   - Тчаи? - она округлила глаза. - Есть. Еда, - она улыбнулась, потом стала облизываться, часто закивав, и в конце концов опустилась на четвереньки, наверняка ожидая, что ей поставят на пол миску с едой. Офицер расхохотался.
   - Не-ет, так дело не пойдёт. С пола ты теперь есть не будешь.
   Он протянул ей руку, помог девушке встать и препроводил её к костру.
   - Нильс, будьте любезны, накормите нашу даму.
   - Да с удовольствием, - ответил мушкетёр, потянувшись было черпаком к котлу, но остановился на полпути. - Чё-ёрт, а она ж не умеет с ложки есть. Ладно, учить придётся.
   Он налил-таки полную миску похлёбки и опять впал в ступор, соображая, как это лучше преподнести человеку, который ещё несколько часов назад был кошкой. В конце концов, он повёл усами и решил, что перво-наперво ей следует протянуть ложку. Что он и сделал.
   - Держи.
   Бьякко сперва обнюхала ложку, удивлённо посмотрев на Нильса: едой тут и не пахло. В конце концов она взяла её, потом вытянула руки к миске и требовательно сказала: "Дай".
   - Ни у кого из присутствующий детей нет? - вопросил в пространство Дадли. - Этот опыт нам бы пригодился.
   - У меня есть дети, - включился Петрович, отвлекаясь от еды. - Но... Не такие. Ну, можно попробовать.
   Будучи озадачен, он чуть было не почесал голову миской и не накрутил усы ложкой. Потом встал и с твёрдым намерением к обучению двинулся в сторону "детины". Бьякко бросила ложку и потянулась было к привычной миске.
   - Не-е-е-т, - протянул Кулеш, усаживаясь неподалёку. - Смотри.
   Он черпанул своей ложкой похлёбку и вытянул руку:
   - Возьми вот эту, только осторожно, ты же проворная... Наверное, - во все усы улыбался Петрович. - Вот эта ложка вкусная.
   Поглядев на столовый прибор ещё несколько мгновений, девушка всё-таки взяла ложку и просто перевернула её. Содержимое вылилось на землю, и Бьякко порывалась уже опуститься на коленки, когда её остановил Кулеш. Нильс поморщился.
   - Да ты не переворачивай, смотри, - Петрович два раза хлопнул в ладоши, громко, чтобы привлечь внимание. - Вот же, всё правильно делаешь.
   Кулеш зачерпнул ложкой новую порцию и, подняв её, опять просто зафиксировал.
   - Делай, как я, и дадим тебе поесть спокойно, - улыбался Николай.
   Девушка повторила всё за Петровичем: на этот раз она держала ложку перед собой, не переворачивая, и во все глаза глядела на учителя. Тот плавно поднёс ложку ко рту и, раскрыв губы, сгрёб содержимое. Поколебавшись, Бьякко всё-таки сделала то же самое. Прожевав и заглотив, Бьякко, улыбаясь, посмотрела на Петровича, будто бы спрашивая, всё ли она делала правильно.
   - Во, заработало! - негромко, но очень радостно воскликнул Кулеш, наблюдая, как девушка ест дальше, довольная, что её похвалили. - Вот если так будешь кушать, мы до тебя не будем докапываться, и будешь есть себе спокойно. И часто, - улыбался он. - Ну, не чаще нас, но точно не реже! С ложкой лучше и безопаснее. А ещё её можно в повара кинуть, если что, - Петрович указал пальцем на Нильса. Тот хохотнул.
   - Вкусно, спасибо, капрал, - сказал Лукас.
   - Эх, - вздохнул Дадли. - Если помечтать, то к этому бы ещё добавить немного овощей и пирог с паштетом... Ну да бог с ним, с пирогом, всё равно буфетчику из кают-компании он не шибко удавался.
   Нильс усмехнулся и посмотрел вверх, на темнеющее небо, где за серой пеленой невозможно было увидеть звёзды уже много лет и зим. Оживив у себя в голове картину тёмного полотна, усыпанного белыми искрами, он вспомнил слова Джефферсона и сказал:
   - А вот скажи, Николас: у вас люди звёзды не покорили?
   - Ну, это как посмотреть, - задумчиво отвечал Петрович, стараясь не отрываться от еды. - Одно могу сказать точно: мой соотечественник первым из людей покинул пределы нашей планеты на здоровенной ракете и улетел в космос! Юрий Гагарин его звали.
   Тут Кулеш малость задумался: видимо, о том, что его могли не понять.
   - Ну, смотри: вот эти звёзды, которые там на небе - это такие же, как наше солнце, которое светит нам каждый день, просто они настолько далеко, что их свет почти не доходит до нас, а размер кажется таким маленьким. А космос... Ну, это такое громадное-громадное пустое пространство, где все эти звёзды... расположены. Разбросаны как бы. Там темно и холодно, а ещё там человеку не выжить без сложных механизмов. А ещё там вакуум. Это значит, что там нет воздуха. Как бы объяснить, - тут Петрович прочно задумался. - Мы их не покорили, мы пока не знаем, как до них добраться. Но мы изобрели настолько мощные увеличительные стёкла, большие подзорные трубы...
   Тут Нильс щёлкнул пальцами и указал на Петровича, оживившись:
   - Телескоп?
   - Да-да, телескоп, я думал просто, что у вас их ещё нет, мало ли. Ну вот, и в эти телескопы мы можем видеть бесчисленное количество других звёзд, которые настолько малы, что их свет совсем не доходит до нас, если просто смотреть глазом. Но они есть! Дело ещё какое: все эти звёзды, они так далеко, что даже в самые мощные телескопы их вплотную не разглядишь. Поэтому у нас особенные телескопы изобрели, которые, ну-у... скажем так, они особенный свет видят - такой, который простому глазу не заметен, и по этому свету мы можем многое сказать про звёзды, вот. И у нас есть ещё корабли - не такие, как на воде, но мы их кораблями называем. Эти корабли могут ходить в космосе и летать к другим планетам - пока не особо далеко, ну и людей они пока не возят. Точнее, возят, но только рядом с Землёй, экспедиций на соседние планеты у нас пока не было - это дело сложное, вот.
   Говорил он всё это размеренно и не торопясь. Нильс и Лукас слушали собеседника внимательно и с широко раскрытыми глазами: Николай не только подтвердил для них то, что ещё только вынашивалось в теориях современных учёных мужей, но и рассказал такое, о чём никто из них даже помыслить пока не мог. Корабли, бороздящие внеземные пространства! Подобное возможно было разве что в умах самых дерзких мечтателей, выход за пределы Земли будоражил умы, но пока лишь был уделом досужих разговоров и крайне умозрительных теорий, да и то в избранной касте академического мира. У мушкетёра разгорелся неподдельный интерес, и он продолжил осыпать Кулеша вопросами:
   - Ага, то есть, вы смогли их так рассмотреть, что поняли, что это тоже солнца? И неужели они так далеко от земли? Слушай, а раз есть звёзды, как солнце... есть планеты, как наша Земля? Вы их видели?
   - Они, безусловно, есть. Звёзд-то много, их тысячи, миллионы, даже больше, и вокруг каждой есть несколько планет. Помнишь, я говорил про особенные телескопы? Мы эти планеты не можем разглядеть вплотную, но если смотреть на... излучение звезды, изучать его, то можно понять, что они там есть, и много чего ещё. Я не уверен, находили ли такие же планеты, как Земля. Но они есть, только не совсем понятно, где. Люди ж существа привередливые, не могут жить при температуре плюс четыреста или минус двести градусов, им подавай хорошую погодку и воздуха побольше, и воды... Далеко не везде это есть.
   - А как устроены эти ракеты? - встрял Лукас.
   - Ракеты... - Петрович затеребил подбородок. - Там очень сложная структура. Это такой очень вытянутый цилиндр почти. Ракета летит так: сначала происходит зажигание, она вертикально вверх стартует, причём из-под неё вырывается огромный столп пламени, больше неё самой, и она летит. Потом там несколько баков с горючим. Это почти как порох, только куда сильнее, - сразу уточнил он во избежание недоразумений, - И вот, в процессе полёта топливо сгорает, это ракете силу даёт, чтоб лететь, а израсходованные баки потом отстреливают вниз, обратно на землю. И так она летит...
   - И потом как, на землю возвращается? - глаза у Нильса были абсолютно заворожённые. - Ты говорил, у вас был человек, который на такой ракете полетел - он вернулся ведь?
   - Ну, как-как. Можно сказать, он выпрыгивает и летит вниз, - бодро отвечал Кулеш, - летит три минуты. То есть, вот прыгаешь ты со скалы, быстро вниз упадёшь? Быстро. А тут три минуты лететь вниз. Конечно же, он расшибается в лепёшку, и его останки долго бы соскабливали с поверхности, если бы он просто падал, а так он, ну, можно сказать, что есть ещё один отсек там, только с пилотом, в котором он летит вниз. Капсула такая. Потом раскрывается парашют, и он даже достаточно мягко приземляется. Так что да, возвращается.
   - Парашют? - переспросил, сощурившись, Лукас. - А это что? Стой, ты ведь говорил, что в космосе нет воздуха. Как он не задохнётся там?
   - Так говорю же, он сидит в железной коробке, где у него есть запас воздуха, и коробка настолько сложная, что он оттуда никуда не пропадает. И падает он тоже почти в ней. А парашют это такой... такой здоровенный кусок толстой материи, который крепится очень прочными стропами - канатами, то есть. И когда ты падаешь, он над тобой раскрывается, как купол, и тормозит воздух, через который ты падаешь, тем самым замедляет падение. А потом ты приземляешься на ноги, отцепляешь парашют и идёшь себе по своим делам. Только для той коробки и парашют большой нужен.
   - Ааа, вон как, - закивал Нильс. - Вот это да. Ты извини, что я тут всё расспрашиваю, просто это же такая фантастика всё, а вы там... у себя больших высот достигли. К слову, а вот сможешь... нарисовать мне это всё, если достану бумагу и карандаш? Хотя бы схематично. А то очень сложно себе всё это представить.
   - Ух, из меня художник... - промямлил Петрович. - Но я попробую даже так.
   С этими словами он выудил из своей сумки отвёртку и стал чертить ей на земле. Спустя некоторое время он набросал то, что считал вполне похожим на ракету.
   - Ну, вот... Совсем схематично, да и не художник я, - немного смутился Кулеш. - Вот это внизу, это огонь, - гордо добавил он.
   - Здорово, - протянул Лукас.
   - Да, лучше и не скажешь. Космические корабли! Звучит-то как. Я, кажись, чуть больше вник в суть. Слушай, а не расскажешь нам хоть про себя побольше? А то ты один у нас молчаливый - остальные вроде уже раскрыли карты, - солдат улыбался, вернувшись к еде. - Никак не избавлюсь от ощущения, что я тебя неправильно называю. Николас, верно?
   - Да хоть курицей называйте, после таких-то рисуночков... - скривился он, поправляя усы. - Вообще, как вам удобно. Хоть Николя, хоть Николас, но вообще я - Петрович! - гордо заявил Кулеш. - Так меня называют мои друзья, когда в настроении. Это отчество моё, имя же - Николай, есть ещё фамилия звучная и очень древняя - Кулеш!
   - Так, а Петрович - это, получается, как у нас по отцу... Петерсон, да? Сын такого-то?
   - Ага, это отчество. Но вообще, я ничем не примечателен, я простой сантехник, помогаю людям разобраться с потопом в домах или санузел починить. По канализации полазить. Вообще, мастер на все руки, - улыбнулся он и пожал плечами. - Но я... не самый умный и образованный человек, не дано мне этого.
   - Значит, в механизмах смыслишь? Не совсем понял, что значит "сантехник", но профессию твою уловил. Я так понимаю, ты из ремесленников? У тебя вон инструменты всякие.
   - Ремесленник... - задумался Петрович. - Как гордо это звучит! Но на самом деле... Да, всё это нужно мне для каждодневной работы, так что, наверное, сантехника можно назвать и ремесленником. Спасибо, Нильс...
   - Спасибо? Ну... не за что, - пожав плечами, ответил мушкетёр с улыбкой, и в очередной раз осмотрелся, проверяя округу. - А у вас, кстати, как с образованием? В университете все могут учиться, даже любой простолюдин? У нас так-то тоже, но на это деньги большие нужны, да и не всем дано. Некоторые даже грамоты толком не знают. Я гляжу просто, что ты знаешь много.
   - Ну, - улыбнулся во весь рот Петрович, - это у нас каждый знает, кроме, наверное, самых неучей. У нас, по сути, нет разделения на простолюдинов и знать. Кто богат - тот и знать, кто у власти - тот и власть, а кто сантехник - тот простолюдин. Но каждый ребёнок учится в школе, получает начальные знания обо всём: о мире, математике, физике, географии... истории... - Нильс при этих словах удивлённо приподнял брови. - А потом сам определяет, что ему ближе. А дальше есть высшее образование - институт, там, или университет. Конечно, деньги очень важны для хорошего образования, потому да, из "простолюдинов" немногим это доступно, но вообще, бедные родители - это не клеймо, и получить достойное образование - проблема, наверное, только ума и желания. Никаких других препятствий нет.
   - Хых, что же это за страна такая, где нет знати? - саркастично усмехнулся Нильс. - Прям добрая сказка какая-то. Но, раз ты говоришь, что у вас статус богатством определяется - то да, почти всё одно. Разве только у вас не помашешь перед лицом гербовой бумажкой с родословной, зато родительским авторитетом всё равно задавить можно, я прав?
   - Ага. И ничего она не добрая - я уже говорил, разбойники у нас сидят во власти... Просто знать у нас не по происхождению знать, а по факту. И почему-то, если даже ты твёрд в намерении сделать всё хорошо, ты всё равно становишься мерзким и противным типом. Вот есть у нас президент... - Кулеш скривился. - Хотя фиг с ним. Козёл он, не буду про него говорить.
   - У вас, наверное, олигархия, как в Нидерландах или Венеции - там тоже купцы и богатеи правят. Но в основном тут все испокон веку под королями жили. И вот рождается ребёнок - он не может представить, как можно без короля. Есть знать, и есть простолюдины, мало кто мыслит иначе. Не понимаю я этого... вот скажи, разве может один человек быть лучше другого только по праву рождения? Потому что он в семье с привилегиями родился?
   - С привилегиями?.. Нет, пожалуй, нет. Вот в богатой - да, но не всегда. Просто люди, которые многого добились в жизни, как правило, воспитывают детей лучше, чем те, которые еле-еле собирают крохи на жизнь. Хотя не всегда, не всегда.
   - Ну, кто добился - да, а иным вот просто повезло сразу родиться во всём этом. В богатстве, во власти. И всё им подавали на блюдечке. На самом деле тут, конечно, больше богатство да статус влияет, не всегда именно знатность. Это, наверное, везде так, и во все времена. Я вон тоже дворянин, а толку-то? - Нильс характерно усмехнулся. - Я для высшей знати вшивый провинциал с севера. Но даже мне было проще по многим дорожкам пойти, чем иным простолюдинам, куда проще.
   Он вычерпал последнюю ложку из миски и быстро заглотил.
   - Дурное вообще слово, "простолюдин", - он вытянул руку к Лукасу и похлопал его по спине. - Вот сидит этот ваш "простолюдин", умный парень, куда умнее иных дворян. И вот представь себе: знатный человек может стать генералом, даже если он пень пнём в военном деле, а какой-нибудь солдат из низов, пусть даже очень талантливый, так солдатом и останется, если его не заметит никто. Потому что всё дворянами забито - тут тебе и деньги, и связи, и привилегии, - мушкетёр пожал плечами. - Тут не без исключений, конечно. Среди дворян очень достойные люди есть, а есть и типичные расфуфыренные простофили, которые на высокой должности сидят просто потому что оно им заранее было обеспечено. Ну или денежкой куплено. Местничество, как оно есть.
   Нильс покачал головой и продолжил:
   - Вот есть у нас в университетах почётная должность такая, rector illustris. Это как бы студент, чисто для проформы выбранный на должность ректора - мол, за успехи в учёбе. Как там на бумаге? "Выдающийся человек из хорошей семьи, который подходит на должность сию по возрасту, прилежанию и любви к наукам". Что здесь важно? Пра-авильно, "из хорошей семьи". Это такой способ для университета подмаслиться к влиятельным людям из верхушки и получать с этого выгоды. Вот я когда в Уппсале уже доучился, в тридцать четвёртом, "избрали" на эту должность юношу по имени Габриэль Оксеншерна. Племянник риксканцлера, второго человека в государстве, да даже первого теперь, чего там. Потом, значит, был Магнус Делагарди, сынишка фельдмаршала, лорда-констебля и члена регентского совета. Сейчас вроде тоже какой-то родственник Оксеншерны. Вот так. Но и из простого народа у нас много умельцев вышло, которые чего-то добились. В армии особенно, - швед усмехнулся. - В этом плане наша армия позволила многим выбиться в люди.
   - Да уж, у нас такое только на уроках истории рассказывают, - почесал голову Петрович и основательно задумался. - Ну, я могу тебе сказать, что... ну... лет, наверное, через... триста ситуация изменится к лучшему. Другое дело, что других проблем добавится, и будут сторонники даже того, чтобы сделать всё так, как сейчас. Хе, помнится мне, ремонтировал водопровод дома у одного очень бойкого пенсионера.
   - Было бы славно, - вздохнул Нильс. - Какие времена, такие и проблемы. А что у вас там с религией? А, к слову, всё забываю спросить: как страна-то называется, откуда ты родом?
   - Россией страна наша зовётся, - гордо отвечал Кулеш.
   - Россия?! Так ты из Москвы?! Из Московского царства?
   - Так у вас тут тоже Россия есть? - у Николая загорелись глаза. - А то я всё думал, мы ж по-немецки говорим, да? Вы ещё вроде что-то там про Швецию вчера говорили, но я не очень слушал.
   - Есть Россия, а как же. Всё правильно говоришь.
   - Ёлки-палки... так это я, выходит, в прошлое попал. Вот это номер!
   - Я по-вашему даже говорю немного, - с лёгким акцентом произнёс Нильс по-русски. - Мой отец хорошо знал русский и научил меня, когда я был... отрок. Отроком?
   - О-о-о, ты ещё по-русски говоришь? Здорово.
   - Ну как у меня, нормально выходит?
   - Да, вполне. Но все сразу бы поняли, что ты иностранец.
   - Это да, - мушкетёр усмехнулся. - С русским у меня куда хуже немецкого. Так ты, значит, московит у нас.
   - Да нет, я не москвич, я вообще из Бердска, это в Сибири. Но так-то да, русские мы. И у нас уже не царство - царя свергли где-то лет сто назад.
   - Вот оно что. Слушай... А ты, получается... из будущего, так? То есть, знаешь, что будет в будущем?
   - Ну... наверно, так, а что?
   - Да вот чёрт бы меня побрал... любопытно узнать, что там будет. Знаешь, чем эта война закончится?
   - А какой сейчас год?
   - 1643.
   - Уууу, не-ет, я в истории профан полный. Про Европу вообще очень мало знаю. Так что извини.
   - А тем и лучше, наверное, - махнул рукой мушкетёр. - Кто знает, как у нас всё повернётся. Но, конечно, жутко интересно было бы про будущее услышать.
   - А есть хоть ещё Швеция? - спросил Лукас.
   - Есть. Хорошая страна, там вроде бы хорошо живётся.
   - Ну вот, уже хлеб с маслом, - усмехнулся Нильс, переглянувшись с подопечным. - Живём, значит. А как у нас с вами там дела?
   Николай вздохнул и как-то сразу помрачнел, закачав головой.
   - Знаешь, я тебе потом лучше как-нибудь расскажу. Ты не подумай, ничего плохого, просто... тоска меня что-то взяла. Не хочу сейчас конкретно про дом говорить и вообще.
   - Понимаю. Хорошо тогда, в другой раз. Так ты насчёт религии не ответил. Или тоже не охота?
   - А, нет, с верой у нас полная свобода. Хочешь - верь, хочешь - нет.
   - Свобода, - как-то странно улыбнулся Нильс. - Нет, здесь с этим хуже. Ежели ты в бога не веришь, на тебя все коситься будут. Даром что у нас на севере реформация прошла, и вроде как и от Святого престола отделились, и кое-что к лучшему поменяли, а всё равно повсюду нетерпимость да отчуждение. А ещё война и вся эта хрень... что католики, что евангелики режут друг друга с таким рвением, что они и правда достойны "войска господнего". Все шибко умные и считают, что уж они-то правильно поняли Бога, что их вера правильная, а другим ад уготован, - солдат покачал головой. - Да и что толку с этой реформации, если здесь, в Германии, те же "реформированные" охоту на ведьм устраивали? Своими глазами этот ужас видел. А на юге у католиков инквизиция вообще страшно местами лютует: представляешь, каких-то сорок лет назад в Риме сожгли философа за то, что он утверждал, что существует множество миров, таких как наш, что бог за грехи не наказывает, а души вообще реинкарнируют. Всё, еретик! Считай, почти вчера...
   - Как будто где-то я это слышал... Странно... А! Его не Джордано Бруно случаем звали?
   - Именно так, да. Бруно.
   - Нам рассказывали в школе, помню. А коситься - это да, на меня мать моя так косится иногда со своими суевериями, что я и сам в них верить начал, ужас!
   - Ну, старики частенько суевернее и недоверчивее к новизне - видать, даже в ваш просвещённый век. Кстати, раз уж о звёздах заговорили... мне вот подумалось, может вы все... ну, ты, Дадли - просто с других планет? Может, Бруно прав был, и миров реально бесконечное число? И где-то там тоже есть и Россия, и Швеция? Такой же мир, как наш. Я вот твой рассказ послушал, и теперь уверен, что вы - гости с далёких звёзд, - мушкетёр усмехнулся. - А вообще ты как, привык уже?
   - Честно говоря, стараюсь не думать об этом, - Петрович посерьёзнел. - Мы когда встретились, я был близок к тому, чтобы совсем рехнуться от всего этого кошмара. Мы слишком много знаем о нашем мире, чтобы допускать такие вот... казусы. Но я стараюсь думать, что я сейчас нахожусь там, где должен находиться. Помогает меньше задумываться надо всем этим... - тут Петрович провёл руками по волосам и сжал кулак. - Но у меня есть семья, я вообще не знаю, что и думать... Потому не думаю вовсе. Или хочу думать, что не думаю.
   - Понимаю, тяжело это всё. Быть оторванным от дома и семьи, да без возможности вернуться... не лучшая доля. Но знаешь, мне кажется, мы что-нибудь придумаем.
   Нильс понял, что явно не вовремя ляпнул про далёкие звёзды и чужие миры: Николай ещё только вчера попал сюда и, похоже, только к нынешнему вечеру осознал реальность всего с ним происходящего. Лучше уж было просто не касаться этого до поры. Солдат потупил взгляд и сменил тему:
   - Да, вот ещё что: как насчёт завтра с утра немного потренироваться на мечах?
   - Потренироваться? - слегка обалдел Петрович. - А не рановато ли? Ну, то есть, я совсем не боец, меня бы не на мечах тренировать, а просто... того, потренировать. Хотя... Я, конечно, не против. А то ходят тут всякие... гопники немолодые и костлявые.
   - Хе-хе, ну да, ты того гопника славно по голове огрел. А потренироваться - ты не так понял: я тебе стойки, удары покажу, шагистику там, как руку держать, как парировать, и мы просто легонько попробуем помахаться. Чтобы основные вещи усвоились. И тебя, Лукас, тоже потренируем.
   - Эт можно, да, - кивнул Николай. - Спасибо. Знаешь, что? Ты меня потом в карты по-вашему научи играть. А то я ваших игр не знаю. Пригодится.
   - Это запросто, - усмехнулся мушкетёр. - И в пикет тебя научим, и в ландскнехта... Всё устроим.
   Он подкинул в костёр новое полено и продолжил смотреть мимо огня, задумавшись о своём. Бьякко всё это время глядела на остальных с растерянным видом, хотя и пыталась внимать их словам. Когда воцарилась тишина, девушка подошла к Пуллингсу и потянула его за рукав:
   - Домой? - она указала на строение, в котором они обосновались.
   Обернувшись к Бьякко, Дадли с улыбкой произнёс:
   - Мы здесь только переночуем, а завтра двинемся дальше. Да и не самое это уютное место, чтоб тут оставаться жить.
   - Дальше искать дом? Чтобы жить?
   Дадли грустно улыбнулся.
   - Да, возможно. Только, боюсь, это будет нескоро.
   - Спать пора, - как бы невзначай заметил Нильс, решив пока отложить дальнейший разговор с Петровичем. - Шли бы вы в тепло, там как раз протопилось, наверное. Лукас, будешь нести первый дозор несколько часов. Потом разбудишь меня, я встану во второй. Если почувствуешь, что тебя сморит раньше - всё равно буди. Огонь поддерживай, только не смотри на него - глаза засветишь. Всё понял?
   - Так точно.
   - Храбрый ты малый, - сказал Петрович. - Я как этих... "дровосеков" увидел, чуть не обделался со страху.
   - Знаешь, я тоже трусил поначалу, - попытался улыбнуться Лукас. - В бою страшно. Просто потом ты учишься сражаться вопреки страху, - и он понимающе переглянулся с Нильсом. - Но ты же не трус! Ты капралу помог.
   - Да какой там... Но спасибо, раз не трус.
   Нильс кряхтя встал, взял в руки мушкет Лукаса и, проверив, была ли чиста пороховая полка, достал огниво и принялся разжигать фитиль. Дадли, поднявшись, обратился к нему:
   - Через сколько вас сменить?
   - Перед рассветом сам разбужу. Надеюсь, обойдёмся без происшествий.
   - Ну, дай Бог. Бьякко, пора на боковую, завтра нам снова в путь.
   Пока все заходили в дом, Нильс глянул на Лукаса, задержавшегося на воздухе. Возбуждение, которое юноша испытал под влиянием увиденного и услышанного, постепенно спадало с его лица, уступая место грусти: потери были всё ещё слишком свежи, и он не мог не думать о них. Закончив с мушкетом, Нильс подошёл к нему.
   - Знаешь, история с нашими... это то ещё паскудство. Но тел больше нет, и с этим ничего не поделаешь.
   - Я... понимаю, капрал. Просто очень хотелось их похоронить... по-человечески.
   - Да. Мне тоже тоскливо.
   - Просто... это неправильно как-то. Я так хотел хотя бы увидеть их, заглянуть им в лица в последний раз... А тут...
   - Я тоже. Дрянь это всё. Но знаешь, теперь единственное, что мы для них можем сделать - это узнать про нежить как можно больше и искоренить эту заразу. Согласен?
   - Да, капрал. Скажите, а...
   Он запнулся и прикусил губу, словно не осмелившись произнести то, что вертелось на языке.
   - Спрашивай, не бойся.
   - Капрал. Если их тела исчезли и нет никаких следов... и если их нигде не нашли... может ли быть такое, что они сами... стали нежитью?
   Он с тихим ужасом посмотрел в глаза Нильсу. Тот помедлил с ответом: эта догадка уже приходила ему в голову. Об этом варианте отчаянно не хотелось думать. Но, как бы ни было больно и страшно, холодный рассудок брал своё, и приходилось признать, что эта догадка была самой правдоподобной из всех. Привирать, глядя Лукасу в глаза, мушкетёр считал низким: на войне со своими он привык быть честным во всём. И какой бы тяжкой ни была правда, притворяться и делать вид, что всё не так плохо, было бы последней низостью.
   - Может, - произнёс он, серьёзно глядя на Бликстена. Тот не отрывал взгляда.
   - Тогда мы должны найти и упокоить их, капрал. Кто, кроме нас?
   Нильс согласно закивал.
   - Верно. Это наш долг теперь.
   Лукас кивнул, и неожиданно на его лице появилась тень улыбки.
   - Знаете, Нильс, спасибо вам. Просто... за всё. С вами легче.
   Усмехнувшись в усы, Стуре хлопнул товарища по плечу и направился к дому. Теперь он был за него совершенно спокоен.
   Дадли устроился поближе к тёплому очагу. Николай уступил вторую кровать Нильсу, не думая особо над тем, где и как ему расположиться. Будучи приучен к суровым условиям, да и вообще к превозмоганию всего вокруг, он просто нашёл свободное место на полу, пододвинул свою сумку поближе и улёгся на пол, закутавшись в плащ. Заснул он очень быстро: новые темп и ритм жизни давали о себе знать.
   - Доброй ночи, господа, - проговорил виконт, пытаясь уснуть.
  

***

   Разбуженный уже глубокой ночью, Нильс заступил на дежурство. Он с мушкетом наперевес ходил вокруг да около, вглядываясь в ночной мрак и стараясь всегда находиться спиной к полуугасшему костру, чтобы свет от него не мешал глазам видеть в темноте. Лукаса, рухнувшего на кровать после дежурства, не разбудил бы и пушечный выстрел.
   Ночь казалась тихой и спокойной, даже слишком тихой. Луна, плывшая где-то там, за завесой, не так уж плохо освещала округу. Чернели на фоне неба застывшие мрачными силуэтами дома, пристально наблюдая за мушкетёром ещё более тёмными провалами окон и скалясь рядами покосившихся заборов и изгородей. Всё время его не покидало ощущение чьего-то присутствия: чудилось, что не все здания стояли покинутыми. Обветшавшие постройки казались теперь ещё более жуткими. В глубине деревни, в некоторых отдалённых окнах Нильс то и дело видел подрагивающие, странным образом манящие зелёные огоньки. И они точно не были оставшимися на глазу отблесками костра. Джефферсон не лгал, когда говорил про реликты, оставленные здесь гибельными чарами. Эти огоньки, эти таинственные отблески страшного прошлого, одновременно притягивали и пугали до глубины души, но заходить и проверять, что было в тех домах, представлялось самой дурной идеей.
   Жуткие то были огни. Блуждая во тьме вокруг дома, меряя шагами полузаросший двор, мушкетёр чувствовал глубинный трепет всякий раз, когда на них смотрел. Словно бы это и были призраки, которые не могли порвать с этим местом навек. Словно бы остаточные эманации этих умерших душ, не желая исчезать в пугающей вечности, растягивались во времени истончившейся нитью, пульсировали этим мерклым зелёным светом, как огонёк лучины. Обречённые со временем угаснуть и кануть в забвение, они всё же медлили, цеплялись за этот мир, как только могли. Но ни один из этих огоньков не решался покинуть пределов своих обиталищ.
   В какой-то момент Нильсу показалось, что он увидел чей-то силуэт совсем рядом. В груди у него ёкнуло, он тут же вскинул мушкет в ту сторону, и от того, что он там увидел, его сердце замерло на пару секунд. Неподалёку от дома стояла полупрозрачная, едва различимая фигура, вся сотканная из бледно-зелёного света. Внешне она очень походила на кого-то из его полка, но Нильс не смог распознать его сразу. В этот раз его накрыло: он шумно и часто задышал, с ужасом глядя на эту фигуру, и не смог даже поднести палец к спусковому крючку. Через несколько секунд он сумел взять себя в руки. Призрак не шелохнулся.
   - Кто... кто ты? - выдавил мушкетёр. На лбу у него выступил холодный пот.
   Ему показалось, что призрак печально улыбнулся. Положив одну руку на эфес меча, он воздел другую словно бы в прощальном жесте. И тут мушкетёр узнал его: этот силуэт был пронзительно похож на Юхана. За его спиной возникали из ниоткуда и другие фигуры. Это были солдаты - его, Нильса, боевые товарищи. Десятки, может, сотни солдат встали перед его взором при оружии и знамёнах, с барабанами и трубами. Он едва мог различить их полупрозрачные лица, но готов был поклясться, что они смотрят на него с неизбывной тоской в глазах. Все они предстали перед ним, все павшие на том трижды проклятом поле - боевые братья по ту сторону Мёртвой реки, отдающие последний салют своему товарищу. Они улыбались ему. Юхан. Олле. Фритьоф. Меландер. Фогель. Ирвинг. В бессилии Нильс опустил мушкет и спустя несколько секунд услышал отдающий эхом голос:
   - Помни о нас... Помни... - сказал первый фантом. Ошибки быть не могло: это был голос Юхана Хаммаршельда - голос человека, исчезнувшего из этого мира. Нильс остолбенел. Глаза погибшего друга предстали перед его взором так, словно бы в эту самую секунду он смотрел в них в последний раз, держа руку на сокровенном знамени.
   Фантом начал медленно таять, растворяться в воздухе, и вместе с ним исчезал из реальности и весь строй вестерботтенских призраков. Они оставались на своём берегу, начиная долгое ожидание. Через несколько мгновений они испарились, как будто их никогда и не было.
   Нильс стоял в оцепенении ещё несколько мгновений, неотрывно глядя на опустевшую улицу. А потом рухнул на колени, опершись на мушкет, и судорожно задышал, не в силах поверить в произошедшее.
   - Я буду помнить, - прошептал он, глядя в пространство расфокусированными зрачками. - Буду...
   Только через пару минут он смог немного прийти в себя и подняться. Была ли это лишь злая шутка свежей, болезненной памяти и нервного напряжения? Был ли это знак свыше или очередное проявление жуткой магии, затаившейся в этом месте? А может, всё это была лишь галлюцинация, нарисованная его воспалённым воображением, и он по-настоящему сходит с ума? Эти вопросы не давали ему покоя.
   Он в какой-то момент почувствовал себя жутко усталым. Весь груз пережитого, вся тоска по каждому погибшему другу и товарищу, все тяжёлые воспоминания, пережитые им за тринадцать лет войны, навалились на него одним махом. И лица, лица, десятки и сотни лиц, ушедших в безвременье. Присев на табурет, Нильс искоса глянул на плясавшее в кострище пламя и почувствовал, как из глаз текут слёзы. Он судорожно вздохнул, прикрыв лицо, и прошептал:
   - Прости, Юхан... Простите меня... все...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"