Аннотация: Вдохновилась песней "Королевна" от Мельницы. Твiр українською мовою можна прочитати тут (http://samlib.ru/editors/w/wladowich_j/kazkovasynyavayiyiochej.shtml)
Твiр українською мовою можна прочитати тут (http://samlib.ru/editors/w/wladowich_j/kazkovasynyavayiyiochej.shtml)
++++++++++++
- Все еще ждешь?
Не отрывая взгляд от вечернего неба, на котором островками пламенеющих цветов медленно затухали лучи закатного солнца, Рейвер не спешил отвечать, а Остер, его старший брат, король Саграна, не стал снова спрашивать - и так знал ответ. По другой причине брат бы не проводил дни, выглядывая "друга" - именно так он всегда называл ферхийского сокола. Тот исчез в метели, что окутала королевство поздней весной: земля скинула снежную шубу, готовясь распуститься буйной зеленью, но была вынуждена снова надеть белоснежные меха.
Когда стаяли сугробы той яростной вьюги, которую наслала уж точно не разбушевавшаяся природа, Рейвер объехал все королевство, посетил и злобных ведьм, и мудрых ведуний, что несут в мир добро. Все они, как одна, твердили, что даже не подумали бы помогать зиме в ее борьбе с ранней весною, сами истосковались по теплу и яркому солнцу.
Могли, правда, и солгать - но не думал король, что решились бы властительницы чар пойти против его брата. С каждым днем его серый взгляд становился все темнее, наполняясь осеннею грозою печали и ярости, скользил острой стрелою по людям, будто выискивая виновника своих бед, словно мог проникнуть в душу, чтобы увидеть истину. И почувствуй Рейвер хоть каплю вранья, несдобровать бы лгуну, и властительницы чар это понимали. Они говорили, что метель родилась в дальних землях, но более ничего сказать не могли: ни кто наслал, ни с какой целью - уж очень сильные чары, не подвластны они чужому взору. Мир очень велик - в нем не найти того, одного, что похитил сокола. И все же Рейвер собирался на поиски, однако вынужден был подчиниться королевскому приказу и остаться, но ждать не перестал.
Остер делал вид, будто ничего не знает о часах, которые Рейвер проводит на башне, но как не заметить, что брат полностью изменился. Он не ходил тренироваться с другими воинами, новые песни не складывал, не пел старые - о войнах, в которых довелось поучаствовать, о том, как красивы горы и долины Саграна, о храбрецах, вершивших подвиги, не потерявшиеся в веках.
- Завтра приезжает король Лахшида, - напомнил Остер. И после некоторого раздумья, добавил: - С дочерью.
- Я помню, как важен этот союз для Саграна, - посмотрев на брата, глухим голосом произнес Рейвер: его прежде серые глаза теперь казались совсем черными. Так велика была печаль, объявшая душу, или это подступившая ночь играла с ним злую шутку? - Прошу, не торопись. Дай мне еще полгода. Если Фар не вернется, тогда я женюсь на принцессе и уеду в Лахшид.
- Больше оттягивать нельзя. Да и не имеет смысла. Уже год прошел. Отпусти его.
- Еще один королевский приказ? - едко поинтересовался Рейвер.
- Нет. Братский совет, - сказал Остер. - Время позднее, спускайся к ужину. Матушка уже тебя заждалась.
- Иди первым, брат.
***
Король ушел, а Рейвер бросил прощальный взгляд на небо - солнце уже опустилось за горизонт, день вверял людей ночи, позволяя играть с их разумом, насылать морок и странные сны. Вот уже неделю, как эти сны лишили его остатков покоя, стягивали душу кожаными ремнями беспокойства, и неизвестно, когда она зачахнет, задохнется в этих крепких путах.
Рейвер был уверен, что не сны это вовсе, а колдовская дрема, которую наслала та - или тот, - кто пленил Фара. Иначе почему каждую ночь ферхийский сокол залетал в открытое окно и, сделав круг над спальней, ронял коричнево-серое перо из крыла, а после летел прочь. Стоило взять перо, как сам Рейвер превращался в сокола. Слыша отчаянный клекот своего крылатого друга, он мчался на помощь. Но, выпорхнув в резное окно спальни, оказывался не в благодатных землях Саграна, где сейчас царской рукою весна раскинула зеленые шали, а в королевстве холода и зимы, окруженном высокими горами, на чьих острых пиках рассыпан белый вереск снегов. Иных цветов в том королевстве нет: он пролетел сотни мили над лебедиными холмами сугробов и над сотнями глубоко врезавшихся в сушу фьордов, но ничего подобного не заметил.
Хотя особо Рейвер землю и не рассматривал, ведь стремился к голубовато-снежному замку, словно выстроенному из ледяных валунов. Из туманной дымки, что окутала высокую башню, смотрели чарующие глаза (он никогда прежде не видел такой яркой синевы). То ли они манили, то ли сердце вело, но Рейвер мчался к замку, веря, что там его муки закончатся. Наконец, он вздохнет с облечением.
Но, может, не было никакого спасения? И все становилось только хуже? Поэтому ничего и не помнил наутро?
Узнать бы, чем заканчивался тот сон. Возможно, тогда бы не метался Рейвер, подобно лист в объятиях беспокойного ветра, а зажил спокойной жизнью. Он достал бы меч из ножен и отправился на ристалище, пусть мышцы запоют от усталости и боли; взял бы скрипку, пальцы с давно забытым наслаждением пробежались бы по струнам, а голос наполнился силой. И начал бы думал о невесте из Лахшида, что подарит ему корону: не то, чтобы мечтал о собственном королевстве, но тогда уж никто не заподозрит в стремлении сесть на трон брата.
Ни меч, ни скрипка, ни невеста - ничто не волновало душу. Лишь ночные полеты, завершавшиеся под утро. Лишь синие глаза на прекрасном лице. Для той незнакомки он бы взялся и за меч, чтобы защитить, и спел бы ей, чтобы луна, услышав его пение, наклонилась к земле и окутала ярким серебристым сиянием, и невестой назвал бы...
Пытаясь прогнать отчаяние, Рейвер провел рукой по волосам. С губ сорвался горестный крик... или то смешок отчаяния? Кого он себе придумал? Чей образ рисовали странные сны?
Ее нужно забыть! Завтра приедет настоящая невеста - и брат не пожелает отложить помолвку. Может, оно и к лучшему? Уехать из этого замка - в чужой стране дева из сна потеряет власть над его душой: мысли и сновидения вновь будут принадлежать только ему.
Однако пока не наступило завтра, Рейвер все бы отдал, чтобы морозный ветер унес в его тот край, о котором впору слагать песни, чтобы ясный месяц не уходил с ночного неба, пока судьба не подарит встречу с той, что живет в ледяном замке печали и холода. Встретиться бы хоть один разочек - а после он сможет и забыть... не вспоминать больше.
***
Наконец, позади и долгий ужин, где пришлось изображать веселье перед матерью, и разговор с королем, который снова предстал в образе старшего брата - участливого и внимательного. Рейвер выдержал все с завидным терпением. Прояви он строптивость, забота со стороны родни полилась бы рекой, преградив путь к желанному ночному полету.
Поднимаясь по лестнице, Рейвер ускорял шаг, а по галереям и коридорам почти бежал. И вот его окутала блаженная тишина покоев - звенящая темнота, будто говорила, что вскоре подарит обещанную встречу.
Не успел он сомкнуть глаза, как послышался знакомый резкий шорох - это Фар кружил по комнате. Подарив перо, сокол умчался прочь. Уже давно Рейвер не звал любимца, умоляя вернуться, а сразу схватил перо, ничуть не страшась превращения. Желая его, радуясь ему. И вот уже вместо рук - крылья; кожу покрывает каштановое оперение; глаза - черны, как сама ночь, они, считай, не изменились, ведь серый цвет еще неделю назад заполонила агатовая мгла.
Не дожидаясь, когда Фар позовет за собой, Рейвер устремился в окно, ветер тут же наполнил крылья и на невидимой лодке понес в королевство зимы. Лишь так можно было туда попасть: человеку, ни пешему, ни конному, не пройти по снежным перевалам, не преодолеть высоких гор (каменными стражами охраняли они границу); а кораблям не доплыть до берегов, ведь на многие мили вода скована льдом, не пробить его, не сломать.
У кого есть крылья - тем путь к замку свободен.
Ледяные стены искрились серебром в свете луны - в этой стране она светила ярко, подобно ночному солнцу, правда нисколько не грела, а дыхание у нее было холодным и усыпляющим. Как прежде, туман, что подобно стягу, реял над высокой башней, рисовал марево призывного взгляда. Сейчас эти туманные глаза озаряла надежда и обещание, что сегодня все случится.
Если бы мог, Рейвер полетел бы еще быстрее, но и так уже мчался изо всех сил.
Двери и окна замка были крепко запечатаны льдом. Трижды Рейвер облетел его по кругу. Как вдруг матовая дымка над башней рассеялась, явив страждущей душе открытое окно. Спальня выглядела бы обычной, если бы только мебель, как и стены, не была сделана изо льда, а гобелены вытканы снежинками. На постели спала девушка (лишь редкие вдохи отделяли ее от смерти): кожа бледна, пшеничные волосы потускнели, а губы покрыты кристаллами льда - одежда припорошена снегом, будто одеялом. Рейвер был уверен, что именно ее глаза - те, которые синее самой синей синевы! - тревожили его душу последнюю неделю.
Но как убедиться? Как развеять эту почти смертельную дрему? На прикосновение крыльев девушка не отзывалась, так может, отзовется на голос, пусть даже это и будет клекот сокола? Однако в покоях зазвучал знакомый человеческий голос.
Рейвер пел о Сагране и о собственных ратных подвигах, даже оду Прекрасной даме, которую написал еще в юности, исполнил, но девушка не просыпалась. Холод ледяного замка становился все ощутимее. Лишь в полете можно было согреться, но улететь, так ничего и не добившись, он не мог.
Покружив по комнате, Рейвер снова опустился рядом с девушкой. Начинать заново уже спетые песни не хотелось, и вдруг слова начали рождаться сами собой, ведь это была история его жизни. О том, как незаметно сокол, чьи черные глаза всегда смотрели с пониманием, стал самым близким другом. Какой тяжкой оказалась его потеря, как ждал возвращения, но день сменялся днем, а этого не происходило. И как сильно разбередили душу ночные полеты, как манили в неизведанную страну волшебные глаза. И вот он рядом, а она спит.
- Проснись! Дай насладиться сказочной синевою в последний раз - и отпусти, развей чары и впредь не соединяй наши пути.
Стужа проникала уже в душу, но Рейвер снова и снова слабеющим голосом просил девушку проснуться. Когда стих последний отзвук его мольбы, а сам он, сраженный холодом, безвольно опустился на снежное одеяло, дева открыла глаза - они, и правда, оказались ослепительного синего цвета. Вот только Рейвер этого уже не видел.
***
Морок сковал по рукам и ногам, тяжестью навалился на грудь, застилал глаза темнотою - ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни понять, где находится. Страх холодил сердце Рейвера: может, обвивал и не морок вовсе - а черные крылья смерти, они обняли и не желают отпускать.
Как вдруг темноту прорезал яркое сияние. Рейвер шагнул к нему - раз и другой, спотыкаясь, он шел вперед. И чем ближе - тем ярче пылало золотое пламя. Наконец, обнял его. И пусть пальцы не почувствовали тепла, зато огонь вспыхнул в заледеневшем сердце - оно забилось, быстрее и быстрее, по венам побежала густая горячая влага жизни.
Рейвер резко открыл глаза. А может, и медленно, кто в тот миг мог разобрать?
Он лежал на белоснежных простынях. Над головою расстелился бархатный алый полог с позолоченными кистями по четырем углам. Весело потрескивая, пламя в камине пожирало вишневые поленья. Высокая спинка кресла, повернутого к огню, скрывала того - или ту, - кто в нем сидел. О постороннем присутствии говорила негромкая мелодия - легкий перебор струн умелыми пальцами.
Позвать бы, но все силы ушли на то, чтобы вырваться из забвения. Рейвер мог только смотреть на пламя, мысленно призывая ту - он был уверен, что это девушка, - что сидела в кресле, обратить свой взор и на него.
Наверное, его мольба была услышана, потому что музыка разом стихла. Из кресла поднялась дева в зеленом платье, на рукавах которого желтой и красной шелковой нитью были вышиты цветы. Ее длинные золотистые, чуть вьющиеся волосы, пленила коса, перекинутая через плечо. Кожа казалась бархатно-теплой, а на щеках алели розы румянца.
Рейвер не мог оторвать взгляд от глаз девушки - его поразил не их необычайный цвет, а радость и счастье, которыми они лучились. Улыбка расцвела и на ее губах.
- Я знала! Я верила, что ты очнешься, мой милый! - Девушка присела на край постели, подхватила руку мужчины своими нежными, горячими ладонями.
Он - лед, она - огонь, но их союз не был смертельным, ведь под коркой льда застыло такое же пламя, как и у нее, ему просто нужно было научиться снова гореть и жить.
- Кто ты? - спросил Рейвер.
Девушка склонила голову на бок.
- Ты меня не помнишь? А себя? Свое имя помнишь?
- Я Рейвер Уэрабам, брат короля Саграна... Что? - переспросил он, заметив, как она качает головой.
- Нет, тебя зовут Картрим Верли. Ты король Дахрема. Я - твоя жена, Сэларли.
- Но почему я помню совсем другое?
Сэларли вздохнула.
- Месяц назад ты провалился в ледяную воду. Воины спасли тебя, но когда привезли в замок, ты уже был в беспамятстве. Лекарям не удалось привести тебя в чувство. И все же я верила и надеялась, что ты не оставишь меня. Наша любовь дала тебе силы выжить. Почти тридцать дней тебя то бил озноб, то сжигал жар. В бреду ты пересказывал все то, что грезилось тебе о жизни Рейвера Уэрабама. Не беспокойся, я помогу вспомнить, кто ты на самом деле. Позже. Сейчас же обрадую наш народ, что король снова с нами, и прикажу принести тебе горячий бульон. Вскоре ты и сам выйдешь к подданным, но тебе нужно набраться сил, поэтому отдыхай. - Сэларли наклонилась и поцеловала его в лоб, словно проверяла, нет ли жара? Одарив еще одной счастливой улыбкой, она поспешила прочь из комнаты.
Разочарованный тем, что утратил тепло ее ладоней, Рейвер с тоской посмотрел на двери. Нет, не Рейвер Уэрабам, а Картрим Верли. Он произнес свое имя вслух. Оно совсем ничего не говорило. Что же это за болезнь такая, что заставила позабыть самого себя?..
***
По дороге на кухню Сэларли зашла в покои тети. Седовласая миниатюрная женщина в синем шелковом платье в кружевной шалью на плечах сидела за станком для вышивания, но не смотрела на полотно, на котором расцветали красные маки, она задумчиво вглядывалась в оранжево-алое пламя камина, словно пытаясь увидеть в нем ответы. Но огонь - просто огонь, пусть даже его танец и чарует своими плавными движениями и разноцветными переливами.
- Он очнулся, - сообщила Сэларли. - Я сказала так, как вы меня учили. Но не похоже, что он поверил.
- Не беспокойся, дитя мое, - улыбнулась женщина. На миг ее поблекшие с возрастом глаза полыхнули светом, став такими же яркими как у племянницы. - Если мы будем говорить одно и то же, у него не останется выбора. Он поверит, что черное - это белое и наоборот. А если не захочет, мои травки помогут ему определиться. Что такое, Сэлар? Уже сомневаешься?
Сэларли вздохнула, понимая, что тетя права. Едва лишь защитник покинет Дахрем, Вилренок опять накинет чары зимнего сна. Ее народ и так уже достаточно мучился из-за ее строптивости. Придется проявить смирение... в этот раз.
Одно не давало покоя. Ее спаситель чуть не погиб, а она расплатилась с ним подлой ложью. Чем-то придется пожертвовать: или совестью, или долгом.
- Пойду скажу, чтобы приготовили моему... супругу, горячий бульон. - Сэларли еще не привыкла называть спасителя мужем.
- Иди, дитя, и не сомневайся ни в чем.
Тете легко советовать, но у Сэларли было неспокойно на душе. Имеет ли она право пожертвовать чужой жизнью ради благосостояния - своего и народа? Своей - уже была согласна. Но жизнь спасителя ей не принадлежала. Приди он по своей воле, она бы не раздумывала, а так его привели чары.
Поднимаясь по лестнице в башню, Сэларли приняла решение - трудное, против которого восставала вся ее душа, однако оно было единственно правильным.
Войдя в спальню, она испуганно охнула, увидев, что постель пуста. Неужели спаситель все узнал и сам ушел?.. Ей даже не дарован шанс оправдаться? Оказалось, он просто пересел в кресло - поближе к жаркому пламени камина.
Когда мужчина попытался встать, Сэларли поспешила к нему и мягко усадила обратно, после чего опустилась на колени, покаянно склонила голову.
- Я должна вам признаться, что все сказанное ранее - это ложь. От начала и до конца.
- Ты расскажешь мне правду?
Сэларли украдкой взглянула на него. Неужели не будет ни упреков, ни злости за ее обман? В серых глазах сияет лишь нетерпение. Она помолчала, собираясь с мыслями.
- Мне было пятнадцать, когда погибли мои родители, а я стала королевой Дахрема. Спасибо дяде, он мудро управлял страной пять лет. Больше не позволила болезнь, которая навсегда отобрала его у нас с тетей. Когда я лишилась своего опекуна, ко мне начали свататься. Нет, женихи и раньше приходили, но я не собиралась выходить замуж, пока не научусь править своим народом, и дядя согласился с моим решением. Теперь же некому было ограждать меня от назойливого внимания. Только и я уже была не дитя, умела отвечать отказом. Говорила всегда резко и насмешливо, так, чтобы не возникало желания приходить снова. Увы, я не знала, что такое сдержанность. Это меня и погубило. Кто же мог подумать, что за неприметной внешностью Вилренока скрывался могущественный колдун? Мой отказ оскорбил его самолюбие, поэтому он наложил чары на Дахрем: вся страна - и народ, и природа - уснула зимним сном. Мое королевство, раньше цветущее и благодатное, превратилось в страну льдов и холода. Все это случилось не в один миг, так что я со страхом наблюдала из башни, как приближается ледяная стена, пока она не накрыла и замок.
Сэларли замолчала, заново переживая весь тот ужас, однако нужно было продолжать рассказ.
- Видеть, к чему привела моя строптивость, было еще одним наказанием для меня, и это же стало моим спасением, ведь тетя успела создать собственное заклинание. Она не была в силах развеять зимний сон, но ее собственная магия десятилетиями искала того, что сумеет расколдовать меня, а значит, и весь Дахрем. Разными птицами - соловьями, голубями, чайками и даже орлами - прилетали те, кто своим голосом мог затронуть даже каменное сердце. Но лед - не камень, его оказалось не так просто сокрушить. Да и не в голосе дело. Те, кто приходил до тебя, отступали, когда смерть подбиралась слишком близко к ним самим. Ты же стоял до конца. Ты искренне хотел меня разбудить, а не потому, что так тебе велела магия. Я чувствовала, как отступает холод. Как заново начало биться мое сердце. Ощущала аромат распустившегося жасмина, что проник через открытое окно. Слышала щебетание птиц и радостные приветствия слуг. Не только я проснулась, но и природа просыпалась. И мой народ тоже. И это все мне - нам! - подарил ты. Я искренне благодарна за спасение. И отдала бы тебе все, что бы ты ни попросил.
Осознав, что ее слова разошлись с поступками, Сэларли смутилась, не зная, как доказать свою искренность.
- Так почему же ты сказала, что я - не я? - спросил Рейвер.
- Тетя убедила меня, что пока защитник остается здесь, мы в безопасности, но едва лишь вы покинете Дахрем, Вилренок опять накинет чары зимнего сна. Мой народ и так уже достаточно настрадался. - Она вздохнула. - Конечно, решение принимала я, поэтому вся вина за ложь также лежит на мне. Простите.
- Но почему же ты призналась?
- Потому что это неправильно. Вилренок наказал меня за строптивость, я же попыталась лишить вас свободы выбора. Едва вы поправитесь, я снабжу вас необходимым, чтобы вернуться домой.
- Разве угроза уже миновала?
Сэларли упрямо молчала.
- Отвечай! - потребовал Рейвер.
- Если я соглашусь стать женой Вилренока, исчезнет причина наказывать мой народ. Я королева и это мой долг. Еще раз простите, что окутала ваш разум ложью. И примите мою искреннюю благодарность за спасение. - Сэларли встала на ноги и низко поклонилась. - Сейчас слуга принесет вам еду. Просите у него все, что потребуется. Я же не буду вас больше беспокоить.
Но она не сделала и шага, как Рейвер поймал ее за руку. Его ладонь, все еще холодная, молила о теплоте, которую могли подарить ее теплая ладонь. Сэларли не сумела отказать ему в такой малости, ведь он сделал для нее так много.
- А если я останусь?.. Останусь по своей воле? Вы будете в безопасности?
- Так говорит тетя, - слегка пожала плечами Сэларли.
- Тогда покажи мне свое королевство, помоги полюбить его. - Ясно-серые глаза молили совсем о другой привязанности.
- Вы, правда, согласны остаться?! И никогда не возвращаться домой, даже если будете очень скучать?
- Если ты хочешь, я останусь.
Сэларли улыбнулась и обхватила мужскую ладонь второй рукой - даря еще больше тепла и нежности.
- Оставайтесь... и обещаю, ваше сердце тоже захочет быть в Дахреме.
- Тогда я остаюсь. И обещаю, что никогда не покину Дахрем.
Слова, в которые они облекли свои клятвы, были иными, нежели обещания, что в этот миг давали их сердца. И каждый верил, что если обеты даны - они обязательно будут исполнены.