Власова Евгения Дмитриевна : другие произведения.

Записки на полях протоколов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Изменяем имена, место и обстоятельства - и получается чистой воды художественный вымысел. Подруга, наслушавшись моих баек, сказала как-то, что я живу в художественном произведении. Какая-то суровая криминальная проза с уклоном в экзистенциализм. Я некогда очень хотела в текст, но подразумевала при этом дамскую фантастику!.. И периодически хочется поднять голову наверх и жалобно спросить: может, уже хватит, а?.. Тут они в обратном порядке.
  Сутки мне последнее время выпадают щедрые на впечатления. Вот мы ночью едем на драку со стрельбой из травмата (нет, этому народу нельзя давать в руки оружие!) - а на патрульной машине перед этим отвозили в травмпункт потерпевшего. Сажусь и чувствую, что нога в чем-то мокром. Лезу рукой проверять, поднимаю ладонь к свету - кровищща! И нога в кровищще, и рука в кровищще, и сиденье в кровищще. Извела всю перекись из чемоданчика эксперта, пока отмыли. Группа сдержано ворчала на экипаж: надо же думать, куда группу сажаете, ууу... Снова задумалась о профдеформации. Потом представила адекватную человеческую реакцию (следователь вылетает из машины с воплем: "Кровь, кровь!! О боже, кровь! Она человеческая? Он выжил?.. Я вся в крови, о боже!!!") и похихикала над ней.
  Или были сутки под эгидой "пропаганда трезвости". Квартира алкоголиков - когда открыли дверь, опера снесло запахом метров на десять, после чего он осторожно, но очень твердо сказал: "Я туда не пойду!". А Власова чо, Власова женщина-кремень. Труба зовет, и она поперлась - внутри, кстати, за счет открытых окон было почти терпимо. Видела - мощный образ! - комнату одинокого алкоголика с пожелтевшим от грязи постельным бельем на прогнутой кушетке и толстым слоем пыли на хрустальных рюмках в серванте...
  Хронический насморк с приходом лета немного слабнет, и я начинаю ощущать запахи. Вообще обоняния я почти напрочь лишена: осознала как-то раз, когда варила кофе в турке, и от дверей кухни мне сказали "Какой запах!" - а мне, чтобы почуять хоть что-то, нужно было буквально ткнуться в турку носом. А тут идешь по коридору конторы, и подряд: разогретая еда из кабинета, практически вокзальный сортир, свежескошенная трава из окна... Внутренний голос ворчит, что он-де против такого тесного контакта с окружающим миром.
  На выезде с нами разговорился понятой - дед, бывший следователь по всяким важным и особо важным. Рассказал, как, когда ехал в метро предъявлять обвиняемому материалы дела, словил один из первых микроинсультов. Дело вез с собой в портфельчике; хотя правильно, конечно, было перевозить каким-то спецтранспортом, но дел и следователей всегда больше, чем даже обычного транспорта. Стоял, от боли в глазах темно, дышалось плохо - и думал только о том, как бы портфель с делом не выронить, а то пролюбишь дело - и все... Сел, полегчало. Доехал, ознакомил. Как-то так и работает эта система.
  Наша территория - сплошной жилсектор. Есть мелкая речка. Ночами близ нее громко квакают лягушки.
  
  Допрашиваю местных наркоманов в их квартире. Со мной оперативник - вроде как охраняет. В квартире есть закрытая комната, которая, как я понимаю из разговора, сдается. Опер предлагает помочь найти на эту комнату съемщика и получает полное негодования: "Только не черных! Найдешь мне еще чурку какую-нибудь!".
  На тот момент это звучало безумно забавно. Я знаю, что они наркоманы. Со стажем, с соответствующими проблемами со здоровьем, с психикой, измененной настолько, что они попадают под, так сказать, нашу юрисдикцию. И так и представляется объявление: "Семья наркоманов сдаст комнату одинокой русской девушке-студентке. Без вредных привычек!".
  
  Антуражную байку рассказывал бывший женатый, а ныне разведенный товарищ. Никакого сюжета, голое настроение. Два часа ночи, зима, он - этакий шкаф под два метра, особенно в бушлате, и примерно такой же оперативник (бывший ОМОНовец, такой же, только еще и в плечах раза в полтора шире) возвращаются с выезда. Им звонят из дежурной части и сообщают, что аккурат у входа в отдел их дожидаются новые заявители. На крыльце стоят двое: как описывает женатый товарищ, такой полненький мальчик-ботаник и девочка-ботаник, в очках. Они с опером подходят, спрашивают, что случилось. Девочка смотрит на них и тонким голосом сообщает: "У меня украли фагот!". Женатый товарищ делает "Пфшшшш!..", прячет лицо в ладонях и изображает внезапный приступ кашля - ибо он настоящий полицейский, не лишенный тактичности. Опер, не меняясь в лице, сурово спрашивает: "А что это?", отправляя женатого товарища в нокдаун.
  
  Еще немного о настоящих полицейских. Я все-таки не совсем профдеформировалась. Был момент, когда я привлекала к ответственности парня - ну как парня, лет на десять меня старше. Озвучивала ему список предстоящих мероприятий - допрос в таком качестве, допрос в сяком качестве - и товарищ с этаким возмущением, местами даже негодованием заявляет: "Но я не хочу судимость!".
  Я вот даже не знала, что ответить. Потому что настоящий полицейский не может ответить, что не хотеть судимость надо было до того, как наносил знакомой гражданке более десяти ударов руками и ногами, причиняя ей своими действиями сильную физическую боль - а теперь родине все равно, чего он там не хочет. Но это же некорректно! И я высказываюсь как-то невероятно сдержанно, хотя никто из моих товарищей стесняться бы не стал. Давно мне не приходилось глотать столько реплик одновременно. Ну что ж вы сразу не сказали!.. а мы то думали!... вот сейчас порву дело и удалюсь в слезах!..
  Чертов категорический императив.
  
  В сутках. Сижу на работе, утащила у начальника модем и смотрю то, что наиболее соответствует сюрреализму очередного конца месяца.
  My little pony: Friendship is magic.
  
  Заодно расскажу пару баек. Я шла во все эти внутренние органы с одной метафизической целью - понять людей. Надо заметить, я стала к ней на порядок ближе.
  Одну, которая в какой-то мере о национализме и интернациолизме, рассказал мне злодей в следственном изоляторе. Понятно, что все, что рассказываю я, надо делить на два, а что рассказывают злодеи - на четыре, и в итоге получается чистой воды художественный вымысел. Но история такая. Герой - молодой наркоман славянской наружности, который занимается грабежами и разбоями. Широкие плечи, голубые глаза, светло-русые волосы. И вот работали они в паре с цыганом наружности, опять же, чернявой, типично цыганской. Грабанули как-то на пару мужика - и попались. Уже все, славянин пишет чистосердечное, приводят потерпевшего - мужика, которого он реально грабил, сам говорит! - а мужик внезапно встает в позу и говорит: нет, это был не он! Это не мог быть он! Следователь, опера, сам злодей делают круглые глаза. Злодей поражен сильнее всех - он-то точно знает, кто там был и чем занимался! Пока все подбирают челюсти, приводят подельника-цыгана, которого - как говорит злодей уверенно - по их схеме действия потерпевший вообще не видел. Но мужик уверенно тыкает в цыгана пальцем и говорит: вот, вот этот! Это был он, стопудово!
  Следователь, опера: О_о!
  Цыган: О_О!!!
  Злодей-славянин: Ну, эээ, я тогда пошел, да?
  Дальше, говорит, никогда такого не видел, чтобы били потерпевшего - всем оперским составом. Его бьют, а он кричит: я бывший военный, я буду жаловаться! Я вам не дам парню жизнь сломать!!
  И, что характерно, не дал. Мой злодей в тот раз ушел домой. Потерпевший жаловался. О судьбе цыгана история умалчивает.
  Для меня это история о том, как у отставного военного черты простого славянского парня, который отнимал у него честно нажитое с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, автоматически преобразовывались в памяти в совсем другой фенотип. Это же славянин, он не мог! Тот был чернявый и наверняка приезжий, ууу!.. За такую идею и претерпеть не страшно. В то время как на самом деле это два хитрющих бандюгана-подельника, которые плевать хотели на все идеи расового превосходства скопом перед лицом криминальной прибыли.
  
  Или о детско-родительской любви. Я очень много нового узнала о детско-родительской любви, пока каталась по выездам. Например, когда родители пишут на ребенка заявление за кражу из дома чего-нибудь наиболее дорогого. Один из первых моих выездов, когда мне еще была в новинку каждая чужая квартира: этакое жилище стариков. Обои отходят, из стен торчит советская поводка. Квартира совершенно голая - на столах-полочках пусто, мебели почти нет, в голой кухне на столе - пачка дешевых вафель и маленький таракан... И старики, супруги. Сын спер у них, кажется, телевизор. Они уверены, что это он, больше некому. Они не хотят писать заявление - ведь это же сын, его же посадят!.. Вот если бы с ним кто-нибудь поговорил!.. Объяснил ему, что так нельзя!..
  Сыну за тридцать, несколько раз судим. Заявление они писать не стали.
  Примерно в то же время был другой случай: заявление было четко оформлено на сына. Он, мол, нетрезвый мерзавец, вынес из квартиры массу ценных вещей. Вау, думаю я. Дело с лицом! Можно раскрыть!.. Беру из материала контакты, отзваниваюсь потерпевшей, а та говорит: ой, а мы под Рязанью, на даче, картошку копаем! А сын - он тоже тут. С нами копает. Ууу, негодяй! А вернемся осенью, не раньше.
  Приехали месяца через три. Оказались свидетелями Иеговы. Диалог строился примерно так:
  Власова: Так сколько, вы говорите, было курток?
  Потерпевшая: - Пять. А знаете ли вы имя господа нашего?
  Оставили мне пару брошюрок.
  
  А сравнительно недавно я поняла, что окончательно профдеформировалась. Дело было так: ездила вместо дознания осматривать повреждение машины какбе с задержанием. Возле здорового грузовика торчал потерпевший, пожилой интеллигентный мужчина, и откровенно неадекватный злодей под присмотром ппсника с тоскливым взглядом. Злодей вопил, бил себя, порывался раздеваться и обещал всем кучу денег. Я писала осмотр, куча денег росла, пока я писала, служебная буханка уехала на мойку и вернулась - а потом, поскольку была пересменка и ездить дважды никому не хотелось, туда загрузили всех. Меня, эксперта, грустного ппсника, потерпевшего, злодея... Тронулись. И тут злодею резко поплохело. Ппсники, ничтоже сумняшеся, открыли ему окошко, попутно негодуя за свежевымытую машину. Потерпевший смотрел уныло.
  И тут я представила себе, как это должно выглядеть со стороны. Едет служебная буханка, из окошка торчит голова и блюет. Проезжаем проезд - блюет. Проезжаем улицу - блюет. Объезжаем пробку - блюет. Въезжаем на служебную стоянку - блюет. А внутри сидит по стойке смирно потерпевший, ппсники обсуждают бегущую по обочине спортсменку... И я еще. Как представляю весь этот сюр, смотрю на потерпевшего - и пытаюсь не хихикать и даже не улыбаться. Получается своеобразно.
  
  У меня вообще все хорошо. Только успела пожаловаться на безделье - и со следующего дня перестала успевать на последние поезда метро. В нашей стране, по счастью, для того, чтобы посадить в тюрьму наркомана, активно грабящего бабушек, нужно собрать несколько томов документов - и чтобы каждое слово в них было истинно! Сдала немалый по сложности и объему кусок работы. Радовалась: четыре часа сна, два - дороги, остальное работа, голова при таком ритме работает оптимально, мозг разогнан, я понимаю, что делаю и зачем. Засыпаю легко, встаю не очень, но день бегаю бодрая. Только кровь носом идет постоянно.
  Начальник пообещал, когда все это закончится, неделю отдыха. Неделя - это дофига. Четверть отпуска. В неделю я не верю (первый день будет после суток, на второй ты заедешь поработать, на третий нужно будет кого-нибудь подменить, четвертый будет воскресеньем...), но это приятно.
  А сегодня мироздание, видимо, решило объяснить мне, что я молодец. Пока караулила под дверью прокурора, пообщалась с абстрактным незнакомым следаком в стиле "Сколько работаешь?" "Уже полгода" "Наверное, на висяках сидишь..." "Если бы! Вот этот трехэпизодный разбой в трех томах - мой!" "Ну... Первое дело?" "Нет, это у меня седьмое... или восьмое..." "Закладок с исправлениями много?" "Мне кажется, что до фига, но говорят, это еще ничего". А еще под этой же дверью я слышала, как помощник прокурора, дама, которую я страшно боялась в первые месяцы работы за манеру переходить на ультразвук, в свойственной ей наступательной манере требовала от моего начальника и начальника отдела полиции вообще выдать этой девочке, которая сидит под дверью, премию - и непременно, а то она (в смысле, девочка) задолбается, уйдет от вас и работать будет некому! Не ожидала, честно. В этих системах свои, ни на что не похожие версии поддержки и взаимопонимания.
  Хотя я просто пытаюсь делать свою работу хорошо. Замещаю количеством недостатки качества. Иногда мы обсуждаем с Юркой, что еще был душ и стиральную машинку - и можно было бы вовсе не выходить из отдела...
  
  Работа у меня идет. Из-за кадрового кризиса в отдельно взятом ОВД начальник взял все дела с лицами и фактически поделил их между собой и мной. Некогда мы с женатым товарищем мечтали о стопроцентной раскрываемости - ибо раскрытые преступления это ведь хорошо, да?.. Теперь пришло понимание, что, даже если у одного следователя из штатных пяти-шести человек раскроются все его 50 дел, следственное отделение имеет все шансы помереть от переутомления.
  Но я до сих пор, услышав о каком-нибудь сокурснике что-нибудь типа "А вот он в отделе был третий, второй взял больничный, и он дежурит в день, потом на сутки, потом спит - и снова на работу...", испытываю некую тень зависти. Мол, вот там - тяготы и лишения. Но, кажись, в этом месяце у меня есть все шансы испытать и это тоже.
  
  В плане большого спорта - я добралась до танцев! С получасовым опозданием, но йоги ждать не стала: если бы меня посадили в какую-нибудь медитативную позу, я непременно задумалась бы о работе и впала в отчаяние. Поэтому я радостно рванула на латину (были еще восточные танцы, но там слишком устрашающе звенели спецэкипировкой). Там обещали много двигательной активности. А теперь представьте: я со своей фигурой, эээ, постепенно теряющей признаки идеальной, в купленных тут же в переходе полудомашних пушистых штанах и жизнерадостной футболке, со стабильно квадратными после работы глазами и совершенно без понимания, куда девать руки-ноги... Сложно представить что-либо столь же далекое от абстрактной латины. Да и на фоне местных красоток я терялась, хоть и было их всего две)
  Двигательной активности мне не хватило, но я вспомнила, что спорт - это благо. За неимением под боком молодого человека позволяет переключить голову. Буду туда спонтанно ходить по вечерам на что успею: хоть на латину, хоть на брейк-данс, лишь бы физически уставать под музыку. А там и на йогу, когда начальник родит еще пару следователей и я стану ближе ко вселенской гармонии.
  
  Мама закупила кучу подарков своей гильдии. Из кучи я с радостным воплем извлекла Тетрадь Смерти и утащила себе. Натуральная Death Note. Со страничками.
  Я БУДУ ХОДИТЬ С НЕЙ НА УТРЕННИЕ РАЗВОДЫ
  
  Вечер, переходящий в ночь. В машине два оперативника, какой-то незнакомый подозреваемый и следователь Власова. Опера переругиваются за методы расследования. "У вас еще есть силы спорить?" - удивляется Власова. "В спорах рождается истина!" - наставительно говорит опер. "А вот я слышал, что истина в вине" - интеллигентно подмечает подозреваемый. "А можно пить и спорить...", - мечтательно говорит опер, и Власова заканчивает: "Так рождается фабула уголовного дела".
  
  Стою у палатки на легком морозе, изучаю ассортимент. Самые дорогие имеют шанс оказаться не очень паршивыми. Красных нет?.. Тогда дайте синие (о, звучит так, будто я в этом деле профи!). Медленная и мучительная смерть? То, что надо для конца вторых рабочих суток. Многослойная упаковка, интересно... Кажется, поджигают этот конец - и вообще, им стоило бы вкладывать в эти коробочки инструкцию! Не загорается еще, зараза.
  Вкуса не чувствуешь, запах мерзкий. Дым против ветра выдыхать не стоит, надо запомнить. И что люди в этом находят?.. Зато отвлеклась, и отвлеклась хорошо. Учтем.
  Так на 24-м году жизни Власова выкурила свою первую сигарету.
  Детский способ продемонстрировать жизни, что она стала невыносима. Повторю, когда все будет так же мерзко, как сегодня, а омерзительности этого дня хватит на вторую попытку. Некурящий следователь - в самом деле нонсенс. Никто не посоветует вкусные сигареты? Может, какие дамские... А то я представляю статью расходов: покупать по пачке, пробовать одну, а потом думать, куда деть оставшиеся...
  
  Объемы работы внушают.
  Для того, чтобы человек с моим мозгом с полной загрузкой, хоть и в штатном режиме, делал все, что нужно, и делал это хорошо, вдумчиво, вкапываясь в процесс, нужно убрать от этого объема две трети. Я же ношусь туда-сюда с глазами как у бешенной белки, а жизнь потихоньку делится на две неровные части: сон и работа. Все остальное медленно отмирает, ибо как-то неловко отдыхать-писать рассказы-играть в игры, когда у тебя не сделано по пунктам: а, б, в, г...
  Оперативная память не справляется. Что-то важное постоянно вылетает из головы, а важно практически все. Делаю записи, обклеиваю все вокруг липучими бумажками, бегаю дальше. В целом процесс напоминает жонглирование 30-ю хрустальными вазами.
  От физической невозможности делать всю свою работу хорошо мне скверно - даже больше, чем от сумасшедшего темпа. В этом состоянии я не могу нормально спать. Не выспавшись, я начинаю тупить, что не добавляет радости. Чертов перфекционизм. Мой дед говорил, что все, что ты делаешь, нужно стараться сделать идеально, чтобы получилось хотя бы сносно. Необходимость делать по минимуму убивает.
  Так вот, про антидепрессанты. Сначала я жрала шоколад пачками, но он перестал мне нравиться. Сейчас у меня в рабочем столе четыре вида конфет - иногда я ими обедаю, когда не хватает времени выбраться на улицу. Они тоже перестают помогать. Недавно я заглянула в ювелирный - посоставляла списки похищенного имущества по квартирным кражам и поняла, что непростительно мало знаю о современных ценах на золото. Присмотрела себе там жемчужный браслет. И серебряную брошь с янтариками. И кольцо с зеленым янтарем к ней. Купленное с премии, это все дня на три примирило меня с окружающей действительностью. Когда еще через недельку действительность взяла реванш, я подумала: не зайти ли снова? Внутренний голос осторожно заметил, что наши антидепрессанты становятся все дороже.
  Меня перевели на живые дела - level up, однако. Теперь работаю с многократно судимыми разбойниками-наркоманами - это вам не какие-нибудь идиотские кражи века!
  
  Баба Нелли рассказывала, что мой дядя, когда был маленьким, периодически заявлял: "Все каки, а я мака!". Коротко и емко.
  Заехала я к ней сегодня по дороге в суд. Она спросила, как дела. И я ей все рассказала.
  Как на моем суточном дежурстве отрабатывала материал - десять допросов, стопицот документов, многократный вызов скорой к чуваку, который так развлекался. Он требует скорую, веско заявляя "У мэна болыт!", мы не можем проигнорировать. Скорая приезжает, он посылает врача далеко и непечатно, а минут через пять хочет следующую. В процессе приезжает проверка, требует одевания бушлата на время и знания телеграммы о недопустимости самостоятельного разминирования боеприпасов времен второй мировой войны (что характерно, за четыре месяца работы это единственная телеграмма, с которой меня реально ознакомили). А потом пять выездов. Потом с утра (мой отсыпной, который у нас обычно реализуется) бегаю-делаю материал на арест, а там стопицот спорных вопросов и некому проверить. Исправляю косяки, везу до прокуратуры (я все это делаю своим ходом, хотя не все наши вообще знают, как туда добраться), там находят новые косяки, я их правлю, мне стопицот раз звонит адвокат и конвой, дежурный судья рассматривает обычные дела, которых тут быть не должно - ждем до девяти, и адвокат с конвоем чмырят меня так, будто, застрелись я с позором, на мое место немедленно придут бесконечно прекрасные профессиональные следаки, изначально обученные всему на уровне "экспириенсед". Особенно чмырят за те три часа, которые я таки проспала, и аргумент, что с моим, гм, стажем работы еще на висяках мирно сидят, никому не аргумент. Факт тормозов я признавала, извиняться извинялась, а потом вспомнила, что в последний раз ела вчера в промежутках между допросами. Домой доехала через работу, ближе к часу. А на следующий день (теоретический выходной после суток - про него даже не все знают, что он должен быть. Я вот долго не знала) - продление стражи в суде, конвой стоит в снежных пробках, я выбираю себе новые любимые сигареты...
  Баба Нелли посмотрела на меня и с искренним сочувствием сказала: "Ты мака, а они все каки!".
  Я поняла, что в последние три дня мне именно это нужно было услышать.
  
  Пока я раскачиваюсь написать пост типа "спасибо всем за поздравления с днем рожденья, ура!.. Ой, уже ноябрь?", пришло время писать пост типа "спасибо всем, кто поздравил меня с профессиональным праздником!". Но еще не декабрь, и это хорошо.
  Байки я пока не собираю - во-первых, в какую ни плюнь, выходит тайна следствия, а, во-вторых, тупо некогда. Даже для себя, даже в стол. Слишком надо работать, слишком хочется спать.
  Одно маленькое свежее наблюдение с отмечания: уже и тут меня автоматически выключают из всяких танцев, флиртов и прочих брачных игр. В школьное время это задевало, в университете пришло четкое понимание: мы с коллегами - существа двух разных биологических видов, к скрещиванию принципиально неспособных. Я читаю книжки, они нет - первопричина, как мне кажется, все же в этом. А в итоге выходит некое отчуждение на уровне мировосприятия, через которое приходится наводить мосты через шаткие "Она странная, но хорошая..."
  Что характерно, я вижу мужчин всего в двух товарищах в родном отделе. Минуя всяких молодых-красивых, эти - сильно на любителя (прочие девы морщатся от самой идеи, что это может восприниматься как сексуальный партнер). А у этих двоих превосходное чувство юмора и соответствующий интеллект. Обозначь я симпатию по этим критериям - мало того, что не поняли бы, так вовсе не поверили бы и стали искать скрытые мотивы.
  А вообще, мост работает и в другую сторону. Они иногда странные, но хорошие.
  
  Я уже второе воскресенье дежурю - сейчас, правда, не 24 часа, а всего 12 (коллеги подкалывают замначальство "личным неприязненным отношением"). Собрав в охапку книжку-папку с бланками-банку с медом, переехала жить в кабинет с диваном, он же самый теплый. Снова обнимаю чайник: дома у меня уже неделю как есть отопление, а тут еще нет. Милиционеры работают в бесчеловечных условиях.
  Хотя без коллег на работе спокойно и хорошо. Сейчас я буду читать новую Демченко, пить чай с медом и неспешно выбирать себе еду с доставкой. И, надеюсь, ни одна скотина не сотворит какую-нибудь фигню, которую нужно будет немедля осмотреть.
  
  И еще немного о прокуратуре. Здесь за хлипкими стенками мощные тетки орут матерно и страшно, словно вот-вот начнется рукоприкладство - ну или у кого-нибудь случится маленький сердечный приступ. Здесь мы с начальником действуем заодно.
  Здесь я встречаю знакомых из доброй памяти ОВД, где проходила практику - в том числе начальника, обломавшего некогда мои светлые инициативы. Которых я там доставала своим стремлением отправить новые хитрые запросы (хотя, в самом деле, должны же они были знать о таких запросах!) и которые меня с этим делом послали, а потом на почве взаимного непонимания недели три гоняли по запросам в самую летнюю жару и дымовуху (а я моталась по городу и радовалась, что меньше их наблюдаю). И мы с ними РАДУЕМСЯ ВСТРЕЧЕ. Вот уж не ожидала.
  
  У меня были невероятно насыщенные вечер-ночь-день-утро. Полтора раза подрывалась уходить из дома, осмотрела обгоревший труп, понаблюдала белую горячку на расстоянии вытянутой руки, спала по полчаса, поступила в аспирантуру, разочаровывалась в жизни. Сейчас, после экзаменов, вторые сутки на работе. Мы с замначальником ненавидим друг друга. Но мне как-то... хорошо, что ли. Все наши домашние терки - фигня перед лицом обугленных трупов. Осталось, правда, чтобы еще мама прониклась этой мыслью. Только вряд ли: отчего-то мне кажется, что ее, как и меня, обугленный труп не очень бы впечатлил.
  
  Очевидно, энергетики работают на эффекте плацебо. Раньше мой организм с баночки рэд-булла плющило так, что всю ночь и почти весь следующий день спать не хотелось. А сейчас от двух баночек просветление на полчаса - и снова глаза слипаются. Не, тетка, говорит организм. Ты как хочешь, а я иду спать. А философию свою и прочее экзаменационное возьми, сверни в трубочку и засунь себе туда, где были твои мозги неделей раньше. На работу? - уточняю я. Но организм на эти вялые попытки полемизировать не ведется и таки идет спать.
  
  "Мама пожелала мне валить к своему хахалю. Я собралась свалить, но на работу, а папа отговорил меня от этой мысли", - сообщаю я, собственно, хахалю, с которым мы на грани узаканивания многолетних "отношений". "Ммм... Даже не знаю, что сказать", - говорит он, - "а мы с мамой сегодня сходили в театр..." Самое странное, что я не удивляюсь и не расстраиваюсь.
  Я жалуюсь на жизнь бывшему женатому товарищу. Ныне он мой лучший друг, потому что больше никто не понимает ВСЕХ моих рабочих баек и проблем. Последнее время мы все чаще плачемся друг другу на следствие. К тому же он дважды успешно уходил из дома. "Вот я тут описываю обугленный труп, а мама где-то там дуется на меня за то, что я провела ночь с молодым человеком. При его маме, на отдельном диване", - рассказываю я, подразумевая несопоставимость масштабов жизненных трагедий. Товарищ Юрко же ржет над тем, что, выходит, с точки зрения моих родителей описывать обугленные трупы - более здравое и подобающее юной деве занятие, нежели провести ночь с молодым человеком. "На отдельном диване. При маме", - нудно уточняю я.
  Мой последний экзамен в адъюнктуру выглядел эпично. После свежих чуваков в отглаженных кителях со знаками отличия и белых рубашках с опозданием на два часа влетает нечто: в гиганской повседневной форме не первой свежести, от которой за метр разит гарью, с вооот такими кругами под глазами - и радостно заявляет что-то из серии: "Простите, дежурила в ночь, да и наутро еле отпустили..."
  Гарью мы в самом деле пропахли знатно. Пока три часа торчали у порога квартиры в ожидании труповозки, меня начало колотить от холода. На этаж спустились две пожилые нетрезвые дамы, которым с нами было интереснее - их болтовня меня успокаивала. До них мы сидели вдвоем с участковым, молодым нетипичным парнем (в этой системе мало кто на вопрос, как его так угораздило, отвечает "О, это довольно прозаично...") на сухих ступеньках. С ним же и осматривали: осознав, что больше волнуюсь за свою дырявую обувь, чем за труп рядом (тушили же. На полу - аццкая лужа с обгорелыми остатками вещей, мне очень не хотелось такого внутри своих ботинок), убедилась в собственном хладнокровии. Хотя осматривать труп в полночь, в мигающем свете двух чахлых мобильников (тушили, проводку залило и света не предполагалось) было м-да.
  Одна из дам принесла нам клея опечатать дверь, сигарет участковому и бутерброды с сомниельной самодельной штукой из свинной головы. Хлеб я жадно сожрала, а штуку спрятала в кармане, чтоб не задевать ее доброго гражданского чувства. Еще дама показала нам свою собаку, садившуюся по команде "жопа!".
  Я рассказала участковому, как в своем промерзшем кабинете нагреваю чайник и обнимаю, пытаясь согреться. Он позавидовал, ибо на опорном пункте воздух греет только комп, а окно не закрывается. Чайник в этих сутках был моим лучшим другом, хотя участковый тоже ничего. После второго ночного выезда участковый зашел ко мне погреться чаем, и я обнималась с чайником уже прилюдно (не припадать же теплу!).
  У нас в одном из кабинетов (мы называем его ночлежкой) есть диван. Там, пытаясь заснуть, я сквозь хранический насморк осознаю, что пахну горелым. И даже плач о загубленной молодости откладывался: вдруг выезд, а у следователя нетоварный вид...
  После мамы и молодого человека мне было фиолетово на все окружающее: через часик после трупа (только успела согреться и уснуть) меня подняли описывать разбитые окна. Задержанный бредил - товарищи авторитетно заявляли, что так и выглядит белая горячка. На вопрос о том, он ли бил и что имеет сказать по поводу, мужик отвечал почему-то эксперту: "Твоя дочь уже у нас в заложниках! Первой расстреляют мать! А последним отца, чтобы он видел это!.." Эксперт шумно радовался, ибо дочери у него не было. ППСники вначале посадили меня в машину рядом с этим кадром; когда он оживленно махал руками, я тихо писала протокол, но когда пригрозил сходить в туалет прямо тут, выпихнула ППСника с переднего сидения. Уже в пути он таки кинулся на одного из ППСников с воплем "Ты сильный, но твоя сила ничто без отцовской силы, да ты щенок против меня!" - ППСники с экспертом вопили и держали ему руки-ноги, водитель сбрасывал скорость, я задремывала и грелась у печки.
  Дома со мной, несмотря на позднее появление, все разговаривали. Скилл "ребенок-аспирант", +5 к харизме, время действия 2 дня, думала я угрюмо. И дулась: у мамы бывают срывы оттого, что головные боли - магнитные бури, но съесть дома то, что оставляют от моего мозга на работе было как минимум негуманно. Я самозабвенно дулась, и надоело мне только через день.
  
  Сижу на втором высшем, пытаюсь не задремать и не отключаться. Я все-таки привыкла учиться по книжкам, а интересные лекторы ставят меня в тупик: вроде и хорошо, но за прошедшие годы я отвыкла удерживать внимание и "уплываю". Тем паче до этого у меня была одна из самых тяжких недель в жизни.
  Мне кажется, МАИ строили для чуть подросших детей: на территории всюду каштаны, каштаны и кусты с белыми ягодами, которые прикольно чпокают, если давить их ногой на асфальте. Следов от ягод на асфальте не видно, а вот найти каштанчик почти невозможно, хотя кожуры на земле полно. В прошлый раз я унесла совсем белый, с коричневым пятнышком, который спешно становился рыжим прямо у меня в руках, в этот раз - каштан-близнец из половинки зеленой колючей скорлупы, с ровным боком. В воздухе морось, мелкая, как бриз у фонтана, и моя обувь ведет себя поразительно подло: она впитывает воду. Я обхожу лужи, я иду по едва влажному асфальту, но уже через пять минут промокают носки, а дуракцие тапки влажные целиком, от носка до пятки.
  У меня была мысль прогулять, как бывало: прийти в МАИ, немного потупить, оправдывая себя неспособностью найти нужный корпус и Боязнью Людей, съесть блинчик (кормят на территории вкусно и неожиданно дешево), найти себе каштанчик и поехать куда-нибудь еще. А сегодня дошла до занятий.
  На первую пару опоздала. Пока опаздывала, мне отзвонилась "злодейка", сидящая под подпиской о невыезде. Я всегда немного переживаю перед этими звонками: а вдруг она не позвонит, придется принимать какие-то меры?.. А вдруг она позвонит в момент, когда мне на лекции будет никак нельзя прятаться под стол и снимать трубку без риска показаться ужасающе бестактной?..
  В этот раз миновало. Интересно, получила бы я хоть одно высшее образование, если бы училась в месте, где можно опаздывать и даже не ходить вовсе?..
  Это был риторический вопрос.
  
  Мои первые сутки. Планировалось: работа - 50% времени, творческий прорыв - 25% времени, плач о загубленной молодости - 1 штука, в оставшееся время сон.
  Этак до четырех неспешно разбиралась с бумажками, сделала паузу на почитать башорг - и внезапно захотелось спать. Ну что за подстава?.. :-/
  Сижу за компом, поджав ноги, кутаюсь в клетчатый шерстяной плед с бахромой. Погоны немного мешают. После большой банки ред-булла глаза стабильно круглые, а внутри как будто маленький моторчик. И он все тише, тише... Из приоткрытого окна налетела и ползает по документам мелкая насекомая гадость.
  
  А еще Власова не рассказала о том, как разнимала драку.
  Вообще драки для нее тема болезненная. С момента поступления в родной университет (то есть где-то с 17 лет) у нее в голове поселился некий внутренний голос, который, стоит ей только увидеть некое действо из этой области, говорит: а ведь ты сейчас должна быть там и активно противодействовать!
  Драки, которые Власова видела за прошедшие пять лет, можно пересчитать по пальцам одной руки. Тем не менее каждый раз ей мешало что-нибудь нелепое: отсутствие формы и документов (ну что я влезу? По какому праву?), наличие рядом друзей, не считавших, что Власова кому-то что-то должна (ка же я при них?! Я и так не представляю, что делать!..) и боязнь облажаться; непонимание, что делать, когда один из участников уже сбежал. Иногда Власова бегала за милицией и охраной.
  Власова всегда была по гражданке. При ней никого не добивали ногами - это ее немного оправдывает. Когда ей казалось, что обижают девушку, она встревала, а потом чувствовала себя полной дурой.
  Но это были самооправдания. А сейчас - сама история. Звезды таки сложились так, что два мужика схватились на автобусной остановке прямо у Власовой под носом. Она ехала с работы по гражданке, было уже поздно и темно, мужики были молоды и несколько нетрезвы - Власова осознала с облегчением, что стесняться тут некого, а такое игнорировать просто нельзя. С пронзительным воплем "А ну разошлись!!!" Власова вклинилась промеж дерущимися и растолкала их руками, после чего вопила и распихивала до тех пор, пока те не решили, что проще отказаться от намерения совсем.
  Полицию, надо сказать, не упоминала. Ей казалось, что в тот момент это не поспособствовало бы взаимопониманию.
  Какая-то культурная бабушка с остановки попутно объясняла им, что драться нехорошо. Когда один из мужиков убрел в туманную даль, у Власовой состоялся следующий диалог с нетрезвым товарищем оставшегося: "Как тебя зовут?" "Женя". "Жень, твоя бабушка?" "Нет, не моя", - ответила Власова грустно, - "Просто я милиционер". После этого нетрезвый товарищ предлагал Власовой записать его номер, и она бы, наверное, записала (это всегда проще, чем объяснить, почему не собираешься этого делать), но тут ей подвернулся шанс сбежать на троллейбус.
  В процессе было не сказать чтобы сильно страшно, но Власова не уверена, что сможет повторить это на бис.
  Кстати, кто может посоветовать фразы для разнимания драк? "А ну разошлись на 10 шагов!" от женатого товарища было успешно испытано, но, может, существуют и более эффективные варианты.
  
  И вообще... С началом работы Власова будто провалилась в параллельный мир, куда более опасный и требующий совсем иного стиля жизни. В этом мире в торговых центрах промышляют гипнотизеры, на эскалаторах метро приходится зажимать нос, чтобы не надышаться газа из баллончика после свежей драки; алкоголики в татуировках предлагают в переходе какое-то сомнительное "настоящее золото", в 11 вечера звонит потерпевшая по поводу "Он мне угрожает!!"...
  Власова неспешно плывет по этому фону и думает о смысле жизни.
  
  Власовой сложно сидеть на офисном кресле. Хотя бы потому, что дома у компа у нее такое же, только лучше и просторнее. А, главное, она привыкла сидеть в кресле у компа по-турецки, избавившись от обуви, но на работе это смотрелось бы как минимум странно.
  
  У следствия для Власовой две новости, хорошая и плохая. Хорошая звучит примерно как "Кому-то, связанному с органами внутренних дел, ближе к концу января обещали платить зарплату за 40 тысяч". Плохая четче: "За этот месяц вам заплатят. Но ближе к концу сентября. Переоформление документов, бюрократические процедуры... сами понимаете".
  Власова грустно понимает, что весь сентябрь вместо ожидаемого финансового благополучия предстоит тратить остатки подарков на окончание университета. Надо почаще заканчивать университеты, думает она.
  
  Власова пережила вторую проверку. С трудом и дрожащими коленями, но в итоге довольно успешно. Проверка преподала ей несколько тонких уроков ведения делопроизводства, которых Власова не могла добиться от товарищей.
  Успокаивая дрожь различных конечностей чаем, Власова думает, что ее метод самосовершенствования, пожалуй, эффективен. Ведь если долго бить по тонкой нервной организации чугунной кувалдой, рано или поздно ты получишь абсолютно стойкую и жизнеспособную нервную организацию, да?..
  
  В кабинете у Власовой стоит старый советский Музыкальный Центр - здоровенная черная дура с кассетником, радио и кучей переключателей. Радио на этой штуке играет только на одной волне - "какую поймаешь". Чтобы поймать ее, нужно аккуратно перемещать все наличные крутилки, включая звук. А потом довольствоваться тем, что удалось получить.
  Соседка Власовой по кабинету, следователь Дарья, жить не может без музыки.
  Как итог, вокруг Власовой вечно играет какое-нибудь "А ЗДЕСЬ ФЕРОМОНЫ, ФЕРОМОНЫ ЛЮБВИ!!" на той громкости, на которой зафиксировалась звуковая крутилка в момент нахождения единственной станции. Иммунитета у Власовой нет, поскольку телевизор она не смотрела годами... Какие, к черту, феромоны любви в полицейском участке?!..
  Когда Власова уходит с работы, эхо еще долго гуляет у нее в голове. Внутренний голос, скотина такая, подпевает.
  
  Власова со следственно-оперативной группой закончили осмотр в доме. Заходят в лифт, и Власова, обремененная привычкой читать надписи на стенах, кивает оперу на жирное "Мусора гандоны" прямо у них перед глазами. "Это не про нас", - говорит опер, - "Мы легавые". "Отмазался", - думает Власова.
  
  У Власовой понедельник, день исключительной тяжести. Скоро придет осень, понимает Власова. Будет пасмурно и холодно; по утрам просыпаться вовремя станет на порядок сложнее.
  В родном ОВД идет перманентный ремонт. Как-то Власова допрашивала человека, а на ее столе стоял человек, прямо ногами, и вешал карниз с жалюзи. Из-под дверных косяков торчит монтажная пена. Стены в коридоре белые, с каким-то сиреневым отливом. К утру в здании скапливается влажность, и на этих стенах оседают мотыльки.
  Она впервые замечает, как громко гудят в их кабинете лампы дневного света.
  
  Следователь Власова ненавидит СМИ. К следователю Власовой пришла потерпевшая, которая твердо знала: камеры в этом городе фиксируют ВСЕ. Потерпевшая смотрела новости, где абстрактный чувак с третьего этажа своего дома посветил в сторону самолета лазерной указкой, а на следующий день ЗА НИМ УЖЕ ПРИЕХАЛИ, просмотрев запись с камеры на противоположной стороне дороги. Более того, какой-то нехороший человек убедил потерпевшую, что у нас в отделе существует специальная следственная группа, занимающаяся исключительно кражами велосипедов.
  Со своей стороны, я знаю, что если камера в подъезде работает - это большая удача, а по изображению с таких камер можно понять, что у человека, скажем, есть глаза. Ну или, по крайней мере, глазницы. А если бы у нас попытались собрать следственную группу, всего личного состава хватило бы аккурат на одну. Максимум полторы.
  Пытаясь как-то сгладить последствия столкновения мировоззрений, следователь Власова думала, что хотела бы работать в том, лучшем мире.
  
  Власова звонит домой предупредить бабушку, что снова задержится на работе. Бабушка с подозрением спрашивает:
  - А что это у тебя там за мужские голоса? Что это за мужики?..
  Власова роняет челюсть.
  Этот вопрос преследовал Власову всю ее недолгую жизнь. Когда она шла из школы по людной улице, когда сидела в кафе с подругами, когда в общественном транспорте диктор объявлял остановку, бабушка попрекала ее Мужскими Голосами. В бабушкином исполнении этот вопрос подразумевал Страшные Оргии, Неприличное Поведение и отдых в Неподобающей Компании - в то время, как Власова должна сидеть дома и учить уроки. Или мыть посуду. Закончив университет, Власова надеялась не слышать этого вопроса больше никогда.
  Вернув челюсть на место, Власова контратаковала, сообщив, что работает не в женском монастыре, а прямо таки наоборот; что найти отдел, где и опера, и участковые, и следаки, и дознаватели, и даже ППС-ники сплошь дамы с сопрано, в Москве довольно сложно ...
  Бабушка дала понять, что аргументы ее не впечатлили.
  
  Власова впервые прошивает толстое-толстое уголовное дело. Специальный станок, все как положено. В деле нужно проткнуть шилом пять дырок, для чего требуется недюжинная физическая сила. Не обладая оной, Власова шило проворачивает, постепенно углубляя искомые дырки... Тронув кончик шила, обжигается: он раскаленный! Размышляет, можно ли, прошивая уголовное дело, случайно добыть трением огонь. Было бы забавно.
  
  Власова внезапно оказалась единственным не-смертельно-занятым сотрудником и поехала осматривать разбитое стекло в киоске - вернее, в остановочно-торговом модуле. Применяя скиллы "помощь зала" и "звонок папе" ("Скажи мне, как инженер: в торговом киоске есть окошко с дверцей. Как назвать мелкий кусок витрины рядом с окошком? Секция?.. О! Правый сегмент центральной секции - звучит очень по-протокольному!"), протокол осмотра она успешно составила. Осталось самое сложное: найти понятых.
  Когда от Власовой убежали ("Нет-нет-нет, совсем не могу!..") первые два человека, она вспомнила, что у нее есть опер. Более того, опер вроде как на данный момент в ее подчинении. "Нужны понятые!" - озвучила Власова, и опер пошел их обеспечивать. "О, вот сейчас бабок попросим!" - говорит он и идет в близлежащий дворик. Власова, подумав, прется следом. Не зря: картина была стоящая. "Здравствуйте, бабушки!" - приветствует здоровущий мужик в форме двух потенциальных понятых. "Здравствуйте!" - отзываются бабушки. "А не будете ли вы понятыми?" - спрашивает мужик в форме, - "Нужно только протокол подписать, вон там в киоске стекло разбили..." "Я мусульманка!" - быстро говорит одна бабушка, - "У меня пост! Мне нельзя!"
  Мы с опером, надо сказать, несколько прифигели с такой мотивации. Опер попытался объяснить, что никуда ездить не придется, да и причем тут религия? Но бабушка внезапно выдала "Не-не-не. Господь един. Слава Всевышнему!" - и УБЕЖАЛА.
  Ну, как убежала. Отбежала через дорожку, метров на 30. Вторая бабушка смотрела на это дело и очень заразительно хихикала. Я тоже хихикала: и когда вторая отказалась участвовать простым, без затей "Не-не-не, я не буду!..", и когда заметила, как они через эту дорожку переглядываются - воссоединяться при нас им было как-то неловко.
  Понятых мы нашли еще человека через два.
  Потом уже мне историк-Танька изложила, что посты бывают разные, ограничения тоже - у некоторых подпись в протоколе приравнивается к запрещенным "общественным работам". Может, бабушка не просто хотела отмазаться на всякий случай. Но сам кадр! - бабушка, убегающая от милиции с воплем "Слава Всевышнему!.." - это было что-то.
  
  Следователь Власова промочила ноги и страдает животом. Она в очередной раз не завтракала и не обедала. Времени не хватает даже на то, чтобы сменить вчерашнюю чайную заварку на свежую. Она грызет украдкой сухой доширак (все кабинеты с чайниками закрыты) и чувствует себя самым несчастным мамонтенком на свете.
  
  В кабинет к следователю Власовой зашел следователь Иван и настоятельно порекомендовал не оставлять на рабочем компе личных документов. Ибо некто - не будем называть имен - долго их искал в ее рабочей папке и, наконец, нашел, а оно нам надо?..
  Впечатление от визита осталось неожиданно тягостное. Власова попыталась понять, что именно ее задело. Что некто мог потратить кучу времени, перекапывая ее рабочую папку в поисках единственного файла с заготовками постов для ЖЖ? Наличие в этом файле абстрактной крамолы? То, что новым товарищам нельзя подставляться?
  Так и не поняла, зато придумала ассиметричный ответ и через некоторое время, зловеще хихикая, забивала в пресловутый личный файл по памяти "Облако в штанах" Маяковского - а эта поэма способна взломать среднестатистическому человеку моск. Где-то треть забила, пока не закончился рабочий день.
  Хотя я ее целиком помню. Некоторое время размышляла о том, что печатать дальше: следующим пунктом трансляции женатый товарищ предлагал сделать страстные признания в любви кому-нибудь из следователей. Я думала над этим. Или вспомнить еще и "Флейту-позвоночник"? Но им может стать скучно меня читать! Вдруг им - абстрактным чувакам, для которых я веду трансляцию - не нравится Маяковский?
  Я представляю, как абстрактный товарищ темной ночью лезет в мой комп, исполненный интереса, а ему оттуда - "Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу..." - и на душе хорошеет.
  А если по существу (и относительно возможной крамолы), я товарищей люблю нежно. С ними приятно работать. Еще никто не посылал меня с кучей дурацких вопросов. Мне объясняют, отвечают, показывают и дают образцы. За мной проверяют тексты документов, чему я рада безмерно, ибо альтернатива - писать все самой, а потом огребать за мелкие ошибки. Вольноопределяющийся Сергей подбрасывает меня до метро. Следователь Иван объяснил, где найти превосходную-замечательную-офигеть какую столовую, где за 150 рублей можно обожраться до сытой отрыжки (и за это я таки написала ему в многострадальном файле признание в любви, красочно расписав меню. Кажется, после этого он стал относиться ко мне прохладнее. Или это я ничего в людях не понимаю?..) Начальник установил мне щадящий режим, при котором первые недели я обучаюсь, а уже позже начинаю полноценно дежурить. Про следователя Дарью и говорить нечего: я делю с ней кабинет и как минимум половина моих непоняток приходится на ее долю...
  На меня никто не орет. Никто не самоутверждается за мой счет. Никто, в отличие от Царицыно, не говорит мне, что работать не нужно - более того, я вижу, сколько часов они сами торчат на работе сверх положенного. Я это очень ценю. И ничего компрометирующего про них писать не собираюсь.
  Ну, могу еще сказать, что имена изменены, в мои байки - художественный вымысел. Так, на всякий случай.
  
  Вопросы Боязни Людей Власова частично решила еще на первой неделе работы. Ей выдали гигантскую кучу чужих дел. Сроки истекали. Нужно было вызывать потерпевших, а телефона за счет ремонта не было вообще.
  Вернее, был один. В дежурной части. И Власова с ворохом записей поперлась туда.
  Через пять минут она познала все прелести следствия: слева от нее два здоровенных товарища громко и оживленно общались по громкой (громкой-громкой!) связи еще с несколькими товарищами; справа из окошка торчала передняя половина еще одного мужика, махавшая бумагами и активно пытавшаяся привлечь к себе внимание; в центре Власова, прижимая к уху трубку единственного аппарата, имеющего выход на восьмерку, пыталась услышать, как тихий-тихий потерпевший, периодически пропадая, пытается объяснить ей, что он под Наро-Фоминском и ни на какой допрос не приедет.
  Шоковая терапия, однако.
  
  Следователь Власова хочет свой кабинет. Отдельный. В нем будет играть хэви метал, блэк метал и панк-металл. Власова пока не очень хорошо знакома с этими достойнейшими направлениями, но полна желания познакомиться.
  
  В своем открытом файле Власова сразу после признания в любви изложила 30 фактов о Власовой. В теории это должно способствовать взаимопониманию Власовой и коллег, читающих личные файлы. Надо будет и сюда как-нибудь запостить. А в файл выкладывать байки, но не про наш отдел, а другие - чтобы им тоже было интересно читать.
  
  Например, одну из баек, рассказанную при Власовой суровыми сотрудниками. Дело происходило с дальними знакомыми знакомых суровых сотрудников где-то в Чеченской республике, где сотрудником быть опасно вне зависимости от степени твоей суровости. Власова не очень хорошо помнит детали, но пусть будет Новый год. Милиционер - пусть будет полковник - сидит дома с женой и ребенком, собирается праздновать. Вдруг - в дверь стучится человек, паникует, кричит "Спасите!! Убивают!!" Сотрудник открывает, говорит: я милиционер, успокойся, что случилось? Кто убивает? А тот направляет на него пистолет.
  Тип прятался от облавы. Облава прошла, ее он просидел в доме, держа полковника и семью на прицеле. Тут он говорит милиционеру - пошли. И они выходят на улицу, идут... Полковник выдыхает, ибо семья осталась дома, целая-невредимая. Тип говорит: стой здесь. И уходит, так ни в кого и не выстрелив. Вот такая история, может быть, даже новогодняя.
  
  А при Власовой следователь Дарья мимоходом рассказала еще одну историю, перевернувшую представления Власовой о людях. Так вот: выезжает следователь Дарья на труп, зимой. Труп - девушка с перемазанным горлом (Дарья рассказывает скупо и лаконично, а богатое воображение Власовой дорисовывает: молодая, значит, красивая, и много-много крови...)
  Районный следователь к трупам не очень относится в смысле подведомственности. При всей "криминогенности", о которой вещают СМИ, убийство, даже еще не подтвержденное - дело далеко не рядовое. Приезжает округ, прокуратура, еще эксперты... Приехали. Посмотрели на Ольгу и спросили: следователь, а где ваше кашне? А где ваша портупея? Дарья все показала, но удивилась: на общем фоне мелкие придирки к форме одежды были как-то не совсем к месту.
  С другой стороны, Юрка рассказывал, что в ночь, когда в нашем универе в суточном наряде застрелился курсант, дежурный аццки гонял остальных (которые совком собирали в ведро мозги) на предмет потерянного колпачка с антенны рации. Может, это такая реакция организма на стресс?
  
  Следователь Власова обеспокоилась вдруг взаимоотношениями с коллективом. У нее возникают внезапно странные мысли. Так, разбираясь в свежепереданных ей делах, она попросила профессионального следователя Ивана объяснить ей несколько моментов. Иван посмотрел и выдал: "А я знаю, почему не пришли ответы на поручения".
  Он объяснил, и Власова осознала. Предыдущая девушка-следователь, напечатав искомые поручения, вместо того, чтобы, сдав их в канцелярию для отправки, ждать ответов от адресатов, проставила исходящие номера и подшила их в дело. И стала, видимо, ждать ответов (с учетом того, что адресаты фиг знает где, а дело в сейфе). Представив эту систему, Власова с непередаваемым чувством в голосе выдала: "А какого..." - и тут у нее в голове мелькнуло: во-первых, чертыхаться нехорошо. Во-вторых, вот скажешь ты свое "...черта" - и они подумают: вот ведь рыбья кровь, даже в такий ситуации нормального мата не добьешься... Озадаченная Власова ругаться передумала, и в итоге после намыленной паузы поправилась: "Кхм, почему?..", оставив, она надеется, впечатление, что ругаться ругается, как нормальный человек, но обладает железным самоконтролем.
  
  Или вот еще. Второй эпизод, Власова-трудоголик. В начале восьмого вечера Власова обычно вспоминает, что у нее есть дом и живет она там. Ближе к восьми она начинает собираться с работы.
  Иногда (как правило, ближе к девяти) коллеги начинают выгонять ее в жалостливом ключе: тебе, мол, еще ехать черт знает куда, чего сидишь? Власова вспомнила вдруг, что трудоголизм начальника у товарищей энтузиазма не вызывает, и необходимо, чтобы не сильно беспокоить их своим и без того девиантным поведением, попыталась изобразить что-то вроде радостного "Я наконец еду домой, Оу-е!"
  Не верю, лаконично отметил внутренний голос.
  
  Власова писала протокол допроса с богатым сюжетом. Ей было сложно.
  Ну как описать суконным языком протокола встречу двух не вполне трезвых компаний, когда из одной раздается этакое "Эй, девушки, вай, красавицы, наверняка склонные к легкому поведению!", а из другой в ответ примерно: "Возвращайся на родину, представитель азиатских народностей!". Ну как?..
  "...Второй юноша обратился к нам в оскорбительном ключе, после чего мы вступили с ним в словесную перепалку с уклоном в тематику межнациональной розни", печатает Власова, стирает и думает дальше. Дарья и так хихикала, проверяя очередной допрос, над власовским "в процессе конфронтации"....
  
  Следователь Власова первый раз столкнулась с прокуратурой. Большая часть ее сокурсников к тому моменту уже успела возненавидеть этот институт, уворачиваясь от прицельно швыряемых уголовных дел, но до Власовой вообще доходит с опозданием.
  Власовой вручили толстенную конторскую книгу для переписи по двум спискам, печатному и наполовину написанному от руки, с кучей зачеркиваний, которые что-то означали. Списки не совпадали. Образца не было. Один начальник попытался показать пример, сделал несколько ошибок в первой записи и убежал по делам, не объяснив, что делать со вторым списком. Второй начальник честно пытался описать то, что нужно делать, по телефону, но те инструкции, которые Власова получала в ответ на свое описание проблемы, несколько отличались от наличных документов. В итоге Власова изобразила нечто и попробовала показать даме, которой предназначался этот талмуд, с вопросом, все ли правильно. Дама, давая понять, что крайне занята, сообщила, что последняя графа не заполнена. В искомой графе должно было быть что-то из аццкого второго списка, но что?..
  Она в самом деле занята, подумала Власова. А из начальников выжата уже вся информация, какая только можно. Будем, мать вашу, импровизировать.
  Власова просидела над гадской книгой полдня, вечер, часть ночи и утро. Кропотливость, внимательность и хороший почерк - абсолютно не ее достоинства, и такая работа Власовой дается только если очень напрячься. Если добавить непонимание того, что делаешь, и допущение, что все это может быть неправильно, картина получится безрадостная.
  Жопа воспоследовала в последней графе (этак восьмой. И пунктов так на 200...). Часть того, что Власова туда вписала, как оказалось, вписывать не стоило. Часть интерпретаций второго списка, подсказанная одним из начальников, оказалась неверной. За счет этого Власова просидела еще часть утра с замазкой, а дама, процедив "Спасибо, что испортила журнал!!", дала понять, что журнал непоправимо изгажен. Единственный, уникальный журнал. Нужный прямощаз. Она же не говорила этого там писать!!! (вашу мать, никто ничего не говорил. Но крайняя отчего-то Власова. Знать бы, это специфика только прокуратуры или работы вообще)
  Власова в своем ключе поизвинялась и предложила переписать это еще раз, если это поможет что-то исправить, на что ей презрительно ответили - вот, не видите, весь кабинет в журналах! Все в журналах! Найдете - переписывайте! Идите, ищите!!
  Юрка говорит, это не какой-то выдающийся случай, а типичная прокуратурная атмосфера. Ты неправ. Ты - неправ! Во всем. В принципе. Власова прикидывает, можно ли попросить еще дел 30 - и никогда больше туда не ездить.
  
  К Власовой пришел допрашиваться потерпевший, который на типичное "Эта копия постановления остается у вас" выдавал непонимающее "Чё?". Дарья сразу стала общаться с ним на "ты" и он хорошо понимал, чего та от него хотела. Власовой было сложнее. Она решила наступить на горло своей вечно-вежливой песне и попробовать: "А ты..."
  Получилось, хоть и с нажимом. Но через пару минут Власова снова сбилась на "вы".
  
  В кабинет Власовой установили телефон. Только-только установили, а по нему уже названивают следователю Дарье. Он стоит черт знает где за компами, до него нужно тянуться через весь стол, вставая. Он звенит тихо-тихо. Власова еще никому не давала номер. Иногда звонок отрывает Власову от чего-то срочного. Соблазн не снимать трубку велик.
  Но сейчас Власова выполняет очередной бюрократический квест "проведи рапорт через 3 инстанции, чтобы получить бумажку в четвёртую - и все за неделю!". Номера, которые административные деятели дают ей, не отвечают по три дня подряд.
  Власова вспоминает свое бешенство и многократный набор номеров - и каждый раз снимает трубку.
  
  Пост ненависти какой-то выходит. Вышепомянутый добрым словом административный деятель, к которому Власова зашла лично, отчаявшись дозвонился, на ее глазах - а обещал еще на прошлой неделе! - позвонил в вышестоящие кадры. Но там нужный человек был занят и нужно было перезвонить минут через 10. Незадолго до этого "через 10" товарищ сбежал - минут на 40 точно, дальше Власова ждать не стала, ибо личные административные квесты выполняет вместо обеда, чтобы не тратить бесценное рабочее время. Убегая, уточнила, нет ли у них телефона, по которому к ним всегда можно дозвониться. Власову просветили, что номер, который есть у нее, вообще-то периодически отвечает.
  Ну так я повышу плотность звонков на единицу времени, думает Власова угрюмо. Буду звонить по два раза в пять минут, по хронометру. Без отрыва от производства. Главное, успеть что-нибудь сожрать, пока голодная ненависть по загадочной биохимии власовского организма не переработалась в голодное отчаяние в духе: "я ничтожество и бессмысленная фигня, ничего не могу сделать по-человечески!"
  
  Власова выполняет еще один квест, на этот раз рабочий: собери стопицот подписей и получи табельный пистолет! Внутренний голос говорит: ну вот. Ты так отчаянно боишься тупить - ну, не бойся. Если натупишь сверх меры, у тебя теперь будет шанс застрелиться в соответствии с офицерской честью.
  Власова самодовольно думает, что так мощно ей при всем желании не натупить. Разве что она от недосыпа пришьет к делу неотправленные поручения...
  
  Следователь Власова пережила свою первую проверку. Это долгая история.
  Началась она с того, что в родном ОВД ни осталось ни одного дееспособного следователя. Только вольноопределяющийся Сергей и Власова. Начальство, пробегая мимо, на лету обогащало ее кругозор сведениями типа "Сколько времени на прибытие по сбору СОГ? Пять минут!" или "Сколько времени на выезд СОГ? 20 минут!". Власова в поте лица печатала документы и не почуяла подвоха, даже когда вдалеке прозвучало слово "проверка". До того самого момента, когда по громкой связи объявили: "Следственно-оперативная группа, на выезд!" и включили зловещую сирену, чтобы всем стало понятно, что это Не Просто Выезд.
  Власова и Сергей выскочили в коридор и застыли, пытаясь решить, кто из них более достоин войти в состав следственно-оперативной группы. Противоречие разрешило Начальство, авторитетно заявив: "Пойдет она! У нее есть форма".
  Власову оперативно снабдили планшетом, в который запихали власовскую же копию закона о Полиции, бланки протоколов и шпору по приказам, номера которых должен знать всякий уважающий себя сотрудник. "Говорить будете вы", - честно предупредила Власова идущее рядом Начальство. То не возражало.
  На месте сбора они оказались первыми. Власову аккуратно подтолкнули к Проверке, где она заикнулась в том ключе, что она лейтенант юстиции и следователь. Далее диалог происходил примерно так:
  Проверка: Это кто?
  Начальство: Это наш следователь. Новенький. Маленький.
  Власова: *смущенно улыбается*
  Проверка: А где удостоверение?
  Начальство: Так не сделали еще! Нет, и выписку из приказа тоже не сделали. Да, следователь без документов.
  Власова: *смущенно улыбается*
  Проверка: А где оружие?
  Начальство: Так не выдали еще! Да, следователь без табельного.
  Валсова: *смущенно улыбается*
  Проверка: Ну а если, не дай боже, что случится?! Кто поедет?..
  Начальство: *бьет себя пяткой в грудь* "Я, Как Начальник Следственного Органа, Имею Право Производить Следственные Действия!.."
  Власова: *делает растроганные глаза*
  Проверка: Ну-ну. Следующий.
  Пока Проверка ест оперуполномоченного, у которого нет даже формы, и обнюхивает эксперта, у которого есть все, включая совесть, Начальство отводит Власову вбок, кивает на закон о Полиции и трагичным шепотом говорит: "Учи!". Власова еще более трагичным шепотом осведомляется: "А что спрашивают?..". Начальство уверенно тыкает пальцем в основные положения: 11 глав, 56 статей, принят седьмого февраля, в действии с первого марта.
  За мгновение до момента, когда Власова решила, что даже на вопрос о допустимости применения огнестрельного оружия может выдать столько убийственно нудного канцелярита, что любая проверка сдохнет раньше, чем у Власовой закончатся слова - Начальство подтолкнуло ее в спину и радостно заявило: "Все, следователь готов к мучению!". Власова изобразила лицом, что ни фига не готова и готова не будет ближайшие года два. Проверка, задумчиво посмотрев на это дело, произнесла: "А скажи мне... - театральная пауза, - сколько глав в законе о Полиции?" Власова выдохнула, подумала, не изобразить ли тягостное раздумье, но сочла, что и секундной заминки хватит, и триумфально объявила: "Одиннадцать!", после чего была отпущена с миром.
  Нарисовала на законе о Полиции первую маленькую звездочку.
  
  Следователь Власова купила по случаю коробку конфет, чтобы скрасить себе непрерывное судопроизводство, кушая по одной перед/после особо психотравмирующими событиями. Уже на следующий день пожирание конфет стало бессистемным (ибо Власову с ее Боязнью Людей травмирует практически все).
  "Ну вот никакого естественного ограничителя!" - внутренне негодует Власова, подразумевая совесть. "Ну почему же! - реагирует внутренний голос, - Целых три: вместимость желудка, количество наличных конфет - и денег, чтобы купить еще".
  
  Следователь Власова делит кабинет со следователем Дарьей, но нередко сидит в одиночестве. Неожиданно к ней заходит седовласый подполковник (или лейтенант, звездочки какие-то средненькие) из дежурной части и интересуется, когда можно будет забрать со стены прикольные часики с погонами. Власова пожимает плечами и объясняет: я тут недавно, имущество не мое, все вопросы к хозяйке... "Так она не отдаст!" - вздыхает дежурный, стремительно грустнея, и удаляется.
  
  Власова и Боязнь Людей: если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе. Если эксперты не идут к Власовой, то Власова сидит, и переживает, и боится (поскольку надо собрать волю в кулак и идти к ним самой). Если потерпевшие не идут к Власовой, то Власова испытывает нездоровый душевный подъем.
  
  Следователь Власова, приехав к утренней летучке с незначительным упреждением, впервые видит вблизи стенд родного отдела с наградами и кубками. "О, сколько наград и кубков!" - думает она. Подходит ближе и читает: Грамота. ОВД г. Москвы. II-е место в конкурсе по перетягиванию каната, 2007 год.
  За борьбу самбо там, надо для справедливости отметить, тоже есть.
  
  Власова составляет очередной список вопросов к опытным следователям. "На какой из адресов высылается повестка? Что пишется в справке по месту работы? Как отправить чертов факс в Тольятти? Синие ли полоски на брюках у офицеров юстиции?" Подумав, обводит и дописывает: "Все, что вы хотели знать о следствии, но боялись спросить!"
  
  Ну как-то так. А вообще Власова работает в поте лица и ломает свою Боязнь Людей о колено. Та, надо сказать, не остается в долгу.
  
  Профессиональный следователь Иван и Начальство читают власовские протокол осмотра и допрос.
  - Вот повезло нам с Евгенией Дмитриевной, - говорит Начальство задумчиво, - И с орфографией дружит, и с пунктуацией... Вон сколько знаков препинания...
  Протокол, к слову, был составлен в дежурство следователя Ивана.
  - Не мой стиль, - говорит последний. И с подкупающей искренностью добавляет: - У меня их столько нету.
  
  Мелкая кража из супермаркета. Следователь Власова и вольноопределяющийся Сергей случились поблизости и были посланы писать осмотр, в процессе чего Сергей самоустранился. Власова (напряженно думает): В трех с половиной метрах от начала торгового ряда Љ 12... В коридоре торгового ряда?.. У стеллажа с бритвенной продукцией?.. Это же дело с лицом, все должно быть правильно! Ааааа!...
  Злодей, ожидающий рядом, сочувственно:
  - Пиши: со слов Иванова, именно в этом месте он произвел кражу четырех комплектов кассет для бритья...
  Эпик фейл, думает Власова. Но пишет.
  
  Следователь Власова освоила второй бэт-мобиль: та же белая копейка, только с уставной боевой раскраской. Откройте мне дверь! - попросил снаружи вольноопределяющийся Сергей. Не слушая водительского "да открыто!", Власова дернула за соответствующую пимпочку. Пимпочка с каким-то длинным проводком дернулась неожиданно легко и осталась у нее в руке. "М-да", - подумала Власова и осторожно вставила деталь на место.
  
  Следователь Власова три дня питалась чайной заваркой, громко страдая об этом по телефону. Не выдержав, заказала пиццу с доставкой на КПП. Встречаясь в недалекой перспективе с неким типом, написала ему, что для разнообразия не голодна. "Съела подозреваемого?" - мгновенно отреагировал тип.
  
  Вольноопределяющийся Сергей пугает Власову прокуратурой.
  - Там есть две тетки. Так вот одна из них - Бог. Она так и говорит: я самая умная, я самая лучшая, я Бог. Вторая, в общем-то, тоже бог, но поменьше. С той-то у меня отношения нормальные...
  - Это с Богом? - уточняет Власова.
  
  Следователь Власова и вольноопределяющийся Сергей едут на свой первый осмотр. Загружаются в патрульную машину.
  - А кто из вас следователь? - спрашивает у них оперуполномоченный.
  - Мы - две половинки одного следователя, - отвечает Власова мрачно, - У него есть уверенный вид, а у меня - планшет.
  
  Власова пытается найти рациональное объяснение своей боязни вызывать людей на допрос.
  "Если ты так потерпевших боишься, что же ты будешь с преступниками делать?!" - возмущенно спрашивает она себя. И внутренний голос неожиданно отвечает: "Ну ладно преступники... они совершили преступление... Но потерпевшие! Они ничем такого не заслужили! В смысле, бюрократического процесса в моем исполнении..."
  
  Мой день выглядит так: встаю, еду на работу, приезжаю с работы домой, сплю. Будильник установлен на 6:30, и после его звонка я успеваю встать и проехать полпути на работу, прежде чем он звонит второй раз и я просыпаюсь уже по-настоящему.
  Надо как-то оптимизировать проблему еды, чтоб безвылазно, но содержательно. Меня уже тошнит от печенья. Последние часы работы я мечтаю о мясе.
  А вообще там весело. На выезды мы едем в этакой копейке со швейцаром - в том смысле, что правые двери изнутри не открываются. Белая копейка тормозит, выходит водитель и выпускает по одному следственно-оперативную группу...
  
  На работе, очевидно, решили, что глаза у меня недостаточно квадратные, и добавили еще пять дел. Я потихоньку увеличиваю рабочий день и готовлюсь переехать на работу совсем: я верю, что если быстро осознать происходящее и разгрести эти бумажные завалы, все станет хорошо. Или выработать методу, позволяющую делать все это на порядок быстрее. У меня вроде неплохо получалось оптимизировать.
  Я потихоньку обживаюсь. Папа прислал мне несколько ящиков канцелярии и разобранную тумбочку - теперь у меня полноценное рабочее место с цветными лотками для бесчисленных бумаг, стратегические запасы штопальных игл (тут из-за одной разгорались противостояния на тему: это игла из штаба! Как она оказалась в вашем кабинете?! Надо немедленно вернуть ее!.. А мне отец прислал сразу несколько десятков), аптечка, коробка с печеньем за компом... Я продолжаю таскать какие-то мелкие вещи: вешалка в шкаф, чашка. Обустраивать место интересно.
  Я верю, что смогу оптимизировать еще массу вещей. Организовать койкоместо - а то в сутках у нас негде спать. Интернет. Придумать более здравое питание, чем печенье, для безотрывного труда. Вспомнить, как на моей предыдущей практике отправляли запросы по факсу и воспринять систему, чтобы был шанс получить ответ до конца всех разумных сроков...
  
  Власова в следствии, день первый: !!!((О.О))!!!
  Скобки - это я держусь руками за голову.
  Мне сходу дали 20 чужих дел. Кажется, есть даже с лицами, но я до них еще не дочитала. Сроки неуклонно близятся к концу... Аааааааа!.. !!!((О.О))!!!
  С другой стороны, справляются же с этим со всем обычные люди. Обычные люди сидят в соседних кабинетах, у них в производстве по 50 дел (или даже в-сейф-уже-не-влазит-сколько-дел!) и, получив еще пару десятков от откомандированных, они философски вздыхают и откладывают те, по которым осталось меньше недели.
  Я даже на внезапные каверзные вопросы начальства в стиле "А где твой кодекс?" и "Чем значительный отличается от крупного?" отвечаю, хотя по сценарию положено молчать и хлопать ресницами... Это в порядке самоуспокоения.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"