На башенных часах пробило полночь. В июльском небе мерцали далекие звезды, пытаясь справиться с тем, что некогда было обязанностью теперь уже разбитых - давно уже разбитых - фонарей. Но тщетно - мрак в переулках оставался загадочно непроницаем, ночь продолжала ревниво хранить свои тайны.
В один из таких темных переулков и свернула Катя. Страшно ей не было. Во-первых, потому что слишком часто Кате случалось возвращаться домой заполночь, и она уже успела привыкнуть и к настораживающей тишине спящего города, и к неосторожной гулкости своих шагов. По началу она, конечно, немного боялась. Но, вернувшись домой раз, другой, третий без всяких злоключений, Катя решила, что ее опасения напрасны. И, видимо, была совершенно права - за те три года, что она прожила на этой квартире, по дороге домой с ней ни разу ничего не случилось. С ней вообще ни разу в жизни не случалось ничего по-настоящему опасного. Во-вторых, духота летней ночи расслабляла и умиротворяла, как кружка горячего чая, и бояться было просто лень. В-третьих, голова у Кати была забита впечатлениями от только что закончившейся вечеринки. Еще свежие, яркие воспоминания роились у нее перед глазами, заслоняя темную улицу. Катя перевесила на другое плечо сумочку, обошла то место, где каждое утро по дороге в институт видела яму, но это все - машинально. Мысленно она находилась в темном зале кинотеатра памяти, где показывали фильм, снятый полчаса назад. Сейчас на экране красовалось наштукатуренное личико Тани со второго курса. "И почему мужчины так любят блондинок?" - думала Катя, нервно поправляя рукой шапку каштановых волос, - "Наверное, это пошло со времен рыцарей, когда дама сердца непременно должна была быть светлоглазой блондинкой - этаким ангелочком. Но мужчины уже давно не рыцари, а блондинок любят по-прежнему. Любят настолько, что им все равно, натуральные они или крашеные, как эта Таня". Катя шагала по переулку, не переставая внутренне негодовать по поводу такой вопиющей несправедливости. Вдруг, откуда-то из темноты, хриплый низкий голос спросил негромко, но отчетливо:
- Красная Шапочка, а Красная Шапочка, куда ты идешь?
В ночной тишине, посреди спящего города эта фраза из детской сказки прозвучала до того нелепо, что Катя решила, что это ей просто почудилось. "Бывает", - мысленно усмехнулась она над такой странной фантазией. Но через секунду голос прорычал опять:
- Красная Шапочка, а Красная Шапочка, куда ты идешь?
Катя искренне удивилась до глубины души. "Бывает, но не после двух бокалов легкого винца". Ей ужасно хотелось оглянуться и посмотреть, не идет ли за ней кто-нибудь. И в то же время не хотелось выглядеть - пусть, может быть, ее никто и не видит сейчас - одной из тех дурех, что пугаются каждого ночного шороха.
Всю свою жизнь она до глубины души презирала трусов. Презирала и жалела, как жалеют неразумных малых деток, боящихся темноты или Бабая. Помнится, как-то раз она говорила об этом с кем-то из своих знакомых - ах, да, с Димкой - и заявила, что страх по своей сути штука абсолютно бесполезная.
- В по-настоящему опасной ситуации надо действовать, а не трястись как осиновый лист, надо думать головой, а не терять эту самую голову от страха, - объяснила она и добавила, - но в нашей жизни настоящая опасность - редкость.
В ее голосе Димке послышалась бессознательная тоска, заставившая его улыбнуться.
- В большинстве же случаев, - продолжала Катя, жуя потолок взглядом философа, поднимающегося на высший уровень абстракции, - никакой опасности на самом деле нет, и люди впадают в панику из-за всякой ерунды, толком не разобравшись, что же все-таки случилось. Понятное дело, пугаются от неожиданности, но, все равно, до чего же нелепые, смехотворные вещи их пугают.
- Когда эти "нелепые, смехотворные" вещи случаются с тобой, а не с кем-нибудь другим, - ответил Димка, налегая на слова "нелепые, смехотворные", - то как-то, знаешь, не до смеха. Перепугаться можно запросто.
Катя ему ничего не ответила, лишь презрительно пожала плечами и мысленно внесла Димку в список своих знакомых трусов.
Голос в третий раз произнес ту же дурацкую фразу: "Красная Шапочка, а Красная шапочка, куда ты идешь?", и это заставило Катю мгновенно забыть про Димку. Она резко остановилась и оглянулась назад. Никого. Сбоку горел фонарь, такой же одинокий и нелепый в дебрях этих улочек, каким казался бы доисторический ящер, окажись он вдруг в дебрях цивилизации. Дальше тянулась пустынная темная улица, в перспективе превращавшаяся в "Черный квадрат" Малевича.
Катя пошла дальше, чуть быстрее, чем прежде. Нет, нет, она не трусила. Просто ей было как-то не по себе от всей этой чертовщины. Не успела она пройти и трех метров, как голос с идиотской настойчивостью снова спросил:
- Красная Шапочка, а Красная Шапочка, куда ты идешь?
Это он ко мне обращается, что ли? Что за дурацкие шуточки. Нашли время шутить. И снова через каких-нибудь пять секунд.
- Красная Шапочка, а Красная Шапочка, куда ты идешь?
Кате захотелось пуститься прочь со всех ног, но побежать значило бы признаться самой себе, что она боится, что она трусиха. Внутренний голос подсказывал ей, что если признать это, то придется отказаться от того, что доставляло ей такое удовольствие - от презрения к трусам и чувства глубокого превосходства над ними. Увы, очень немногие люди умеют быть счастливыми, не имея предмета для презрения, ненависти и других негативных эмоций. Наличие внешнего врага способно обеспечить внутреннюю целостность не только Древней Руси, но и душе человеческой, и если такого врага нет, то его следует выдумать. Наверное, Катя чувствовала, что если сейчас она побежит, то трусость перестанет быть врагом, и придется придумывать врага заново. Придется пересматривать основы своей жизненной философии, точнее говоря, жизненной мифологии, ведь ее населяют такие мифические существа, как Баба Яга, Бабай, Серый Волк, Нельзя, Можно, Хорошо, Плохо, Надо, Все Так Делают, а так же ряд существ полу мифического происхождения. Так, например, Блондинки - существа вполне реальные, однако наделены мифическими свойствами: врожденной глупостью и исключительной способностью покорять мужские сердца. Личная мифология формируется годами, и переиначивать ее - дело хлопотное, нервное и ...
- Красная Шапочка, а Красная Шапочка, куда ты идешь? - сказал голос где-то очень, очень близко.
Катя посмотрела налево, где смутно вырисовывалась кирпичная стена трехэтажной хрущевки, и холодные мурашки побежали у нее по спине. Во всем доме не было ни одного светлого окошечка. "Господи, заорешь, и не услышит никто!" - с тоской подумала она. Вдруг у стены зашевелилась какая-то тень. Катя инстинктивно отпрянула назад, и в этот момент голос рыкнул совсем рядом.
- Красная Шапочка, а Красная Шапочка, куда ты идешь? - и затих, словно в ожидании ответа. Но Катя уже никуда не шла - она бежала сломя голову прочь, вниз по темной улице, громко стуча каблуками.
Тень отделилась от стены, вышла на освещенную единственным фонарем середину улицы и превратилась в обыкновенную черную кошку. Зверек презрительно посмотрел вслед убегающей девушке, на секунду лениво смежил веки и ушел бесшумно на плюшевых лапах из светлого круга.
Столь же бесшумно в маленькой квартире на первом этаже кирпичного дома открылась дверь в детскую. Вошла женщина и склонилась над кроваткой. "Наконец-то она уснула, - с облегчением подумала женщина и пошла закрывать окно. - Ну что за ребенок, сроду не заснет, пока не переслушает все сказки по три раза. Весь день бегает-бегает, бегает-бегает, казалось бы должна спать без задних. Куда там! Не дай бог, проигрыватель сломается. Что тогда делать, как ее укладывать?" Проигрыватель и правда был никудышный и барахлил. Вот и сейчас пластинку в очередной раз заело, и невидимый Серый Волк повторял и повторял низким хриплым голосом, негромко, но отчетливо:
- Красная Шапочка, а Красная Шапочка, куда ты идешь?.. Красная Шапочка, а Красная Шапочка, куда ты идешь?.. Красная Шапочка, а Красная Шапочка...