Клещи раскалились до бела, ручки, даже ниже гвоздя, сияли багровым светом. Палач Гумберт оглянулся на сидящих позади него служителей церкви, местных отцов инквизиции. Старики, жадные до чужой боли властолюбцы. Гумберт поворошил угли, яркие искры на мгновение осветили его вспотевшее лицо, заляпанный кровью кожаный фартук на голый торс.
А потом Гумберт взял клещи, шагнул к прикованному к стене телу и клещами этими, каленым железом, ухватил за грязные, опухшие пальцы на левой руке.
Шипение и крик с запозданием. Гумберт даже не поморщился. Он перехватил клещи покрепче и сдавил рукоятки. Хрустнули кости.
* * *
Утренние толчки были не сильные. Дом чуть пошатало, но из крепежных петель ничего не выпало, привинченная к стенам и полу мебель не упала, саму плоскую тарелку дома не перевернуло, как-то бывало однажды. Только сам хозяин дома скатился с постели и больно ушиб колено.
Он, скривившись, посмотрел на ссадину, оглянулся на кровать, на свисающую с перекладины сетку безопасности. Винить не кого, поленился вечером оградить пространство сна, вот и получил.
Он поднялся, проковылял на кухню, распорядился вслух:
- Яичницу, два яйца, с беконом и еще кофе, черный.
Сел за раздатчик, стилизованный плетеный из лозы садовый столик. Тут же перед ним материализовалась тарелка и чашка с кофе, столовые приборы блеснули серебром. На тарелке появилась яичница: яйца - глаза, бекон - улыбка.
В очередной раз подумал, что надо перепрограммировать конфигурацию сервировки - этот яично-свиной смайлик его раздражал.
- Прогноз сейсмологической активности, - приказал он и принялся за яичницу. Тем временем над столом появилась проекция карты, где красным были выделены зоны сотрясений, приятный женский голос рассказал где и какие возможны сегодня неприятности. По всему выходило, что день сегодня будет хороший: максимальные точки не превысят семи баллов, почвенных разломов не ожидается.
Он доел, поставил пустую тарелку и чашку в центр стола, сказал:
- Спасибо.
Стол тут же очистился, запахло озоном.
В ухе раздался короткий перезвон, и следом голос:
- Привет. Проснулся? - перед глазами появилась полупрозрачная проекция собеседника: Витас - начальник лаборатории сейсмодинамики, работает на третьем этаже их научного центра. Жили они с Витасом по соседству, потому общались часто, даже пару раз пиво вместе пили.
- Да, проснулся, - буркнул в ответ недовольно и похромал в комнату, одеваться. Изображение собеседника двинулось вместе с ним.
- Чего хромаешь?
- Не пристегнулся вчера.
- Ясно.
Он уже вошел в примерочную, сказал:
- Повседневную, удобную, обувь мягкая.
На нем появилась просторная рубаха, мятые джинсы, мягкие, разношенные кроссовки. Можно было конечно отредактировать стиль, цвет, фасон и еще уйму мелких деталей, но ему это было безразлично. Витас терпеливо ждал.
- Ладно, Витас, говори, что нужно.
- Придешь сегодня на совещание?
- На свое приду.
- Нет, к нам, в нашу лабораторию.
- А что мне там делать?
- Надо, очень надо, чтобы ты был.
- Витас, ты меня пугаешь!
- Придешь?
- Приду.
- Хорошо, - Витас было пошел помехами, собрался отключиться, но в последнее мгновение проявился и добавил, - Только ты никому не говори.
- Как скажешь.
Витас пропал.
* * *
- Ты признаешься в колдовстве? Ты признаешься, что целью твоей были происки Диавола, дабы твоею машинерией поглощать души человеческие? - старый епископ Андреас, едва стоящий на ногах, тыкал сухим морщинистым пальцем в лицо прикованного.
- Нет, - просипел сорванным от криков голосом пленник, - Я...я не...
- Дальше! - приказал дребезжащим голосом епископ Андреас палачу, - Дальше давай!
Гумберт пожал плечами, посмотрел на пленника, глянул на сломанную его лодыжку. Это еще до того, как начались пытки - народ помял, когда машинерию его адскую в сарае нашли. Гумберт кивнул сам себе, вытащил из темного угла тяжелую колодку испанского сапога, подтащил к пленнику, бухнул о сырой каменный пол.
Пленник кричал, пытался брыкаться, а Гумберт говорил ласково:
- Ну, что ты, что ты...
Вдел сломанную ногу в сапог, подприжал чуть, винт стал подкручивать. Хрустнули кости, громко так хрустнули, даже епископ вздрогнул, а потом беззубо улыбнулся...
* * *
Совещанием это сложно было назвать: в отгороженной, с односторонней прозрачностью, комнате был Витас, трое его приближенных и еще двое ребят с темпоральной кафедры. Все они были серьезные, а судя по красным лицам темпоральщиков и по тому, как Витас нервно кусал костяшки пальца, они уже успели знатно поругаться.
- А вот и он! - деланно обрадовался Витас. Ребята с темпоральной кафедры оглянулись на него со злостью.
- Да, вот и я, Витас, что за секретность? И что тут вообще делается? - он скоро кивнул темпоральщикам, лично он их не знал, но пару раз видел.
- Короче давай сразу к делу, - начал Витас.
- Давай.
- Нам капец, - Витас сказал это спокойно и абсолютно уверенно.
- А можно как то поподробнее?
- Капец! - вдруг вскрикнул Витас, - Через неделю, максимум - через месяц, начнется глобальная тектоническая активность со всеми вытекающими!
- Это ты сегодня в своей лаборатории выяснил?
- Нет, это Мы, - с особым нажимом на "мы" сказал Витас, - Мы все: собрали данные, статистику, расчетные выкладки - мы это выяснили!
- Мы, это...
- Это Всеземная служба сейсмоактивности.
- Вот оно как, - он сел на стул, внутри все похолодело, - и что делать?
- Ничего, Землю мы уже не спасем.
- А... - слов не находилось, все они казались мелкими, ненужными, неправильными. Все же он сказал, - А человечество?
- Там, - Витас ткнул пальцем вверх, - какие-то проекты придумывают, вроде на Марсе колонию строить будут, или еще что... - Витас отмахнулся, - Глупости в общем.
- А я зачем?
- Понимаешь, - начал обстоятельно Витас, - мы, вот именно мы, так вот, мы спасти Землю не сможем.
- Спасибо, - это я уже понял.
- Но, в принципе, если уж очень гипотетически, Землю можно сохранить. - Витас посмотрел в непонимающие глаза собеседника, - Смотри. Выкладки тут есть, - тут же меж ними над столом появился ломанный график. Линия, в целом, шла вверх, но иногда колебалась, в первой ее трети зиял глубокий провал, последний же отрезок взмывал верх отчаянно быстро.
- Это сейсмоактивность?
- Нет. Это график прогресса человечества. Смотри, видишь подъем пошел, - это Римская империя, времена Сципиона. А вот это, - его палец пронзил тот самый провал, падение на диаграмме, - это средние века, времена инквизиции. - Витас резко отвернулся от графика, сказал жестко, - Теоретически, именно теоретически, мы знаем как предотвратить катастрофу. Но мы не успеваем - наша технология не успевает.
- На много?
- Лет на пятьдесят.
- Ну так забросьте вы на пятьдесят лет назад технологии, или что там еще...
- Не получится. Тут вопрос принципиально новых разработок - качественного скачка, да и перенос технологий, - он болезненно скривился, посмотрел в сторону темпоральщиков, -короче эти говорят - технологию переносить нельзя, иначе получится, что ее изобретатель не изобретет и тогда перенос этой технологии... Короче мутно это все.
- Ничего мутного, - бросил временщик пренебрежительно, - просто думать надо в четырех измерениях.
- И как тогда?
- Вот об этом-то я и говорю! - Витас обернулся, - смотри. Инквизиция! Провал! Они там со своей охотой на ведьм столько народу положили - нереально! А если этот эффект чуть сгладить, нужных людей чуть бы меньше поубивали, - и он провел пальцем по диаграмме, та послушна изменилась и общая линия прогресса скакнула выше, верхушка ее сместилась, пройдя через появившуюся желтую точку, - Видишь точку? Это нужный технологический уровень. Он будет пройден вовремя! И это если только на чуть-чуть там, в инквизиции, откорректировать.
- А я-то тут при чем?
- Не ты, а вся твоя кафедра хирургии, и те кто уже не в науке - они тоже, - Витас уперся руками в стол, склонился к самому его лицу, - понял? Тут чем больше, тем лучше, но только ты пойми, - без огласки, нам паника не нужна. Понял меня, Гумберт?
* * *
Гумберт поддавил еще чуть, кости хрупнули еще раз, встали на место. Пленник надрывался в истошном крике, добрые отцы инквизиции улыбались - они любили пытки, но боялись пытать сами. А Гумберт умел доставлять боль правильно.
Он уже ампутировал пленнику два почерневших от гангрены пальца, поставил на место сломанные кости , надо только потом, когда отцы инквизиции уйдут, шину наложить, а еще ему предстояло прижечь раны и порезы от побоев, что учинил народ, хорошим крепким ударом поставить на место сломанный нос и, в финале, эту часть Гумберт особенно не любил, нанести несколько ударов по лицу - пленника надо обезобразить.
Завтра, на костре, сожгут другого. Гумберт уже нашел подходящую замену: такое же телосложение, цвет волос... Тот, вроде бы, разбойник - достойная замена.
А этого, ученого - механика, на место разбойника в сырую каталажку. Посидит чуток, а потом... Что-нибудь придумается, не впервой.
И вот так, каждый день, по чуть-чуть, через чужую боль, через пытки и казни к той, маленькой желтой точке на диаграмме. И так по всей Европе: сотни, тысячи палачей, учившихся оперировать скальпелем, дававших клятву Гиппократа, но обязанных работать топором, убивать и сжигать... Во имя...
Гумберт потянулся к красному, раскаленному пруту - пора прижигать раны.