Туман иллюзорного видения таял, стекал болью по вискам, уступая место реальности, злой, грохочущей тишиной, впивающейся в мозг тысячами осколков холодного мертвого стекла.
Он открыл глаза.
И всё было как всегда. Те же стены, на которые он смотрел до момента "отключки", тот же каменный пол, на который он упал, расшибив до крови бровь. Болезненное отключение сознания было вынужденной мерой его истощенного организма. Напряжение, сопровождавшее его все эти дни - ему казалось что года, - толкало разум к границе, через которую, переступив, обретаешь спасительное безумие. Но в его случае сумасшествие было бы отнюдь не спасением. В глубине души он знал что, даже потеряв свой рассудок, он продолжал бы видеть их.
Всё зашло слишком далеко. Каждый совершает ошибки и каждый платит за них. То, что он оказался здесь, на промерзлом плесневелом полу заброшенной церкви, самовольно запертый, один, было всего лишь бегством от тех, кто явился к нему, чтобы взять плату за грехи прошлого.
"Господи, пожалей того, кто совершал ошибки, кто убивал, не ради защиты, а ради денег, того, кто не ценил всего, что имел. Без греха никого нет, никто не свят, и этим мы равны - и монах-отшельник, и наёмный убийца, чьи руки испачканы в крови. Пощади нас. Пусть расплата будет после смерти. За что, почему сейчас? Ведь я еще жив!".
За гнилыми деревянными стенами храма выли волки. Скулили, грызлись, скреблись в двери. Лаяли в приступе голодных спазмов и судорог. Потом притихли. Он слышал, как они роют землю. Он наделся, что они доберутся до него и разорвут на куски. Убить самого себя не поднималась рука. Но надеждам его не суждено было сбыться - волки всего лишь рыли могилы, чтобы, достав из рваной ямы мертвую человеческую плоть, грызть её, с неистовым наслаждением в свете полной луны.
Он поднялся с пола. Прислушался. Пока их не было. Господи, как же хотелось, чтобы их не было вообще никогда!
...Его звали Франц Гасси. Это было в прошлой жизни, да и тогда мало кто называл его так. В силу своей профессии знать его имя не должен был никто. К нему звонили и обращались без имени. Просто говорили: "есть дело", или "надо встретиться". И он приходил, всегда в одно и то же место - тихий не приметный ресторанчик на углу Сорок восьмой улицы, где сидел Жирный Тони, неизменно с вонючей сигарой во рту, смолил как паровоз и пил теплый виски. И он садился напротив, не здороваясь и не кидая глупых фраз о том, что сегодня чудесный день. Молча смотрел на фотографию, не задавал лишних вопросов. Тони сам говорил ровно столько, сколько требовалось знать. Лишняя информация в их деле играла плохую шутку.
Сколько же он повидал этих роковых фотографий? Десятки? Сотни? Счёт он не вёл. Считать нужно было только деньги, которые приносил Тони, ибо Тони хоть и был старым партнёром, частенько не докладывал до нужной суммы сотню, а то и другую.
-Да, я был убийцей!
Иконы, они смотрели на него. Франц подскочил к одной, изображающей старца, замахнулся, но остановился. Как же глупо было воевать с изрисованными стенами!
-Да, я был убийцей, - прошептал Франц, садясь на корточки рядом с иконой.
Что это был за храм - католический? православный? адвентистов? - Франц не знал. Сколько себя помнил, никогда в церковь не захаживал. Считал глупцами тех, кто тратил драгоценное время на бессмысленную болтовню с богом. С тем же успехом можно было поговорить и со стулом, и со стеной - тебя всё равно не услышат. Тогда он так думал.
А сейчас - шутки грёбанной судьбы, или что там ещё? - и он сидит около иконы. Какая разница в кого верить - в дьявола, или в Бога, да хоть в деревяшку, вырезанную в форме головы с членом на лбу - лишь бы это спасло от них.
-Господи, я был убийцей. Слышишь? Был. Теперь всё иначе. Я не хочу того, что было. Что было, было туманом, ибо не ведал я что творил.
Старец с иконы взирал на него, хмурился.
А Франц смотрел на старца и не мог оторвать взгляда. Тот, кто взирал с иконы, оживал. Седой старик, с присыпанными пеплом глазами, с книгой. Проклятье! Старик пронзал его взором, резал сердце, проникал в самую душу. Тяжелый взгляд перетирал его в своих жерновах. И Франц не смог сдержать этого. Схватился за голову и расплакался.
Стало легче.
-Как символично! Я спасаюсь от мертвых в церкви!
Франц поднял камень, лежащий на полу - осколок штукатурки и швырнул в потолок церкви.
-Я не верю в Бога! Я не хочу в него верить!
Он вновь закричал, начал бить кулаками по стенам. Потом успокоился, сполз на пыльный пол, словно кусок не подсохшей краски.
-Тони, этот жирный ублюдок - это он виноват. Это он мне звонил каждый раз, говорил что надо встретиться. А потом доставал из кармана фотографию, и я смотрел, запоминал. Лицо важно. Имена, адреса, привычки - это всё мелочь. Лицо - вот что я должен был запомнить. По лицу можно определить все повадки человека. Я смотрел, и уже знал, что вот этот - бизнесмен, и что у него любовница, и что он коллекционер. А вот этот - этот неряшлив, ему безразлично что-либо кроме себя и тех извращений, которые он любит. И так любого. А последний был доктором. Это я тоже определил. У докторов лица как... как старые книги. За ничего не говорящей обложкой много слов, заумных, специфических. Сложно это объяснить словами. Можно только почувствовать.
И я брал оружие - в разных ситуациях разное, и гулял по городу. Просто гулял. А перед глазами портрет жертвы. Два, три дня, иногда уходила неделя, и я его находил. Тони редко называл мне адрес жертвы - только в тех случаях, когда заказ нужно было выполнять в сжатые сроки. В основном я действовал так. Но были и исключения. Иногда приходилось и самому убегать. Но заказ я выполнял всегда. В меня стреляли не раз. На левой ноге два пулевых - то по молодости получил, на правой руке шрам - охрана жертвы, в боку есть отверстие - тогда в передрягу попал, думал, не выберусь. Но что-то помогало. Выживал. И мне ли после этого всего было верить в Бога? Я сам себе Бог, только я могу помочь себе, и никому я не нужен кроме самого себя.
За стенами вновь раздался волчий вой, звери скулили, хрипели.
-А ведь я один из них, - осененный внезапным прозрением прошептал Франц. - Я волк, убирал ту падаль, что загнивала в обществе. Ведь каждый из тех, кого я убил, был словно гниющий кусок мяса. Каждый из них разносил заразу. Они наживались на простых людях, погрязли в пороках. Робин, мать его, Гуд нашего века!
Один Хребет чего стоит. Не знаю его имени, и знать не хочу. Походил он на обглоданный кошачий хребет. Заказал мне его Тони прошлой зимой. Я сразу по фотографии, по его блестящему, розовому, словно младенческое лицу понял, что он один из этих, больных на всю голову. Выследить его не составило труда. Люди такого формата мыслят одинаково.
В его загородный домик, напичканный охранной техникой - видеокамерами наблюдения, детекторами движения, датчиками тепла, я проник без проблем - имел большой опыт с такими штучками. Знал, где как надо поступить, какой проводок перерезать чтобы не быть замеченным. Устроил этому уроду сюрприз!
Хребет был в подвале, обстряпанном под тип камеры пыток. Всевозможные дыбы, решетки, гильотины, кресты. И на каждом люди. Кто еще стонет, кровью захлёбывается, кто уже посинел. Некоторые уже раздулись, почернели, давно видимо отмучились, вонь от них стоит несусветная. И он посреди всего этого "великолепия" - голый с набухшим как гангренный палец болтом. Улыбается, испарина на лбу выступила, мальца какого-то полуживого стегает плеткой. Меня, повидавшего всякого на своём веку, тогда чуть не вывернуло. Я в этого гада всю обойму разрядил. Чувствам конечно не место в таком деле, но удержаться я не смог - глотку ему перерезал ножом. Так, на всякий случай.
И после этого я поступил не правильно? Имел ли он право на жизнь?
"А другие убитые тобою?" - не открывая рта, спросил одним взглядом старец.
-Другие убитые? Каждый из них был подобен Хребту. Если не физически, то морально. Дай им только нож. Я в этом уверен.
"Ты лжешь сам себе. Вспомни Лизи"
-Кто она? - испуганно спросил Франц.
"Перестань притворяться. Ты понимаешь, о ком я говорю"
-Что за бред?! Ты говоришь со мной?! Ты всего лишь нарисованная картина, икона! Я говорю сам с собой. Со своим разумом!
"А это что-то меняет?"
Франц молчал. Смотрел на старца.
Потом поднялся, отошел от стены.
-Лизи... Не убей её я, её убил кто-нибудь другой. Я лишь был исполнителем того, чего нельзя было избежать.
"Глупость!"
-Ублюдок Тони! Откуда он брал эти заказы?! Почему я?!
"Ты винишь в этом Тони? Оправдание твоё настолько нелепо и смешно..."
-Заткнись! Слышишь - заткнись!
"А не то что? Что ты мне сделаешь? Подрисуешь глупые усы под носом? Сотрешь со стены?"
-Почему я? Почему мне выпало всё это? Неужели каждый убийца под конец своей жизни сходит таким образом с ума?
"Ты думаешь, что ходишь с ума? Нет. Ты абсолютно нормален"
-Что же тогда со мной происходит?
Старец молчал. Нарисованные губы растянулись в издевательской улыбке.
-Голос в моей голове - это всего лишь не вовремя проснувшаяся совесть, вложенная уставшим мозгом в уста святого с картинки. Ничего более. - Сквозь собственный хохот проговорил Франц.
"Ты ошибаешься..."
-Заткнись!
Франц отвернулся от иконы. Нестерпимо болела голова. Прежде чем спастись здесь от них, сколько он не спал? Кажется, трое суток. И теперь всё это - говорящая икона, волки, пожирающие трупы из могил - не более чем галлюцинации, следствие утомления.
Изнеможение залило в ботинки свинец, Франц повернулся к слуховому окну церкви, хотел пройтись до обвитого паутиной алтаря, но не смог - ноги, потеряв контроль, запнулись друг об друга, и Франц повалился на пол. Последнее, что пронеслось в мозгу, прежде чем он погрузился в сумрак обморока, была фраза: "Лизи, я постарался убить её быстро, чтобы не причинять боль"...
* * *
Всё началось с простуды. Ломило кости, поднялся жар. Раньше он не замечал за собой склонности к заболеваниям - имел хороший иммунитет, организм закаленный, да и к тому же он просто не имел право болеть. Но последнее время он чувствовал себя неважно. Возможно, не безграничные резервы организма были на исходе. И это последнее дело выбило его из колеи. Маленькая девочка, которую он...
Зачем вообще он взялся выполнить это? Да, платили в три раза больше. Но разве у него не было денег? Что было истинной причиной? Убить ребенка? Это было у него впервые. Может, проверить себя, прощупать ту грань, за которую он не сможет переступить? Убийство ребенка не выявило этот порог. Он выполнил задание. Хладнокровно, как и полагалось. К чёрту эти мысли! Что за сентиментальности? Старость?
Через два дня после этого он заболел. И тогда же впервые он услышал голоса...
Лежал на диване, переключал телевизор. От сильных обезболивающих смешанных с жаропонижающими голова шла кругом. В ящике от частых переключений всё сливалось в одно причудливое разноцветье. Выхваченные слова с предыдущих каналов накладывались на картинку других, создавая бред почище мыльных опер. Выключив телевизор, Франц попытался уснуть. Но не смог. Что-то позвало его.
Франц открыл глаза. Задремал? Прислушался. Тишина.
Своей квартиры он не имел. Так было безопасней. Время от времени менял мотели, проживая в каждом не более месяца. В некоторых жил неделю, в некоторых задерживался подольше. Последним его пристанищем стал "Мышиный дом", названный так толи из-за своего серого цвета, в который здесь было выкрашено всё - начиная стенами и потолком, и кончая ночными лампами; толи из-за того, что в каждом номере в углах виднелись мышиные норы, а по ночам шорох и попискивание маленьких тварей были всеобъемлющими и сводил с ума.
Но Франц не жаловался. Мотель находился на краю города, и был той дырой, в которую приезжали лишь на одну ночь - переждать ночь в путешествии или провести её с купленной тут же проституткой. На фоне постоянно сменяющихся лиц он был не заметен. И никто не пытался залезть в его жизнь.
"Франц..."
Вновь этот голос.
Франц поднялся. Голос доносился из ванной комнаты? Сложно было определить - голова словно трансформатор гудела от жара.
"Франц..."
Повторилось. Точно, из ванной комнаты.
Франц зашел в ванну. Огляделся. Никого. Приложил ухо к стене. Может, соседи?
"Франц..."
И уже не из ванны. Из комнаты.
Франц вышел. Вытащил из шкафчика пистолет.
-Кто ты? - спросил у пустоты.
"Ты меня знаешь"
Франц резко обернулся. Голос будто играл с ним. Звучал из разных мест.
-Где ты? - шепотом спросил Франц, напрягшись и ожидая, откуда раздастся голос неизвестного.
"Стена", - простонал голос.
"Это шутки Жирного Тони! Ей Богу!", - пронеслось в голове Франца.
-Тони, я вышибу тебе мозги! Знай, я не люблю, когда меня разыгрывают! Куда ты спрятал микрофон? Или что там у тебя?
"Ты забавный! Тони - это твой друг? Мы ничего не знаем о нем"
-Выходи! Считаю до трёх.
"Мы не можем выйти. Мы в стене"
-В стене?
Франц глянул на стены.
"Стена, возле твоей крови. Мы там"
"Лучше бы тебе жирный ублюдок собирать прямо сейчас вещи и валить куда-нибудь очень далеко. Иначе я найду тебя и вышибу мозги!" - подумал Франц, подходя к стене.
-Где ты прячешь микрофон?! Ну?!
"Мы в стене"
Франц постучал рукояткой пистолета по перегородке. Глухое эхо прокатилось до самого пола.
Удар помощнее проломил в ней дыру. Франц стал отрывать гипсокартон и откидывать в сторону, выискивая то, что издавало звук и издевалось над ним.
"Освободи нас"
-Я тебе уши отрежу, грязная сволочь! Ты играешь со мной? Ополоумел?! Жизнь надоела?!
"Освободи нас", - повторил голос, полный боли и страдания.
Поднявшаяся пыль лезла в глаза и нос, захотелось чихать. Изуродованная комната походила теперь больше на обиталище огромной крысы, нежели человека - напротив дверей в стене была выдолблена дыра, словно предназначенная грызуну-мутанту из фильмов-ужасов 50-х годов, которые Франц с упоением смотрел в детстве.
Франц отошел в сторону, дав гипсовой пыли осесть.
-Где ты?- вглядываясь в туман, спросил он.
"Здесь. Смотри"
И сквозь пыльную завесу Франц увидел того, кому принадлежал голос. В стене был замурован труп человека. Иссиня белая его кожа, мутные зрачки глаз, припорошенные гипсовой пылью и мертвые сухие волосы, спадающие на лоб - всё это бросилось в глаза Францу и ошпарило разум. Франц от удивления открыл рот. Удивил его не столь сам факт, что в его номере в стене находится закоченевший труп, а то, что Франц знал его.
Волчок. Мелкий бизнесмен, связанный как-то с мафией и на чем-то оступившийся. Францу его заказали полгода назад. Пуля в висок навсегда утихомирила его непоседливый нрав.
-Что за?..
"Я вернулся к тебе", - сказал Волчок и вышел из дыры в стене.
Франц поднял пистолет, с остервенением разрядил обойму в труп. Оружейный грохот стеганул по ушам, знакомый запах пороха ударил в нос.
Волчок поглядел на оставленные пулями дырочки на своем животе, перевел взгляд на Франца и расхохотался. Франц же напротив, ничего смешного в этом не углядел.
"У меня есть сюрпризы для тебя"
Мертвец указал пальцем на противоположную стену. Франц обернулся, но так чтобы краем глаза не упускать из виду Волчка.
Из стены, на которую указывал труп, медленно выплывали люди. И все были знакомы. Франц судорожно сглотнул подступивший к горлу ком. Его мертвецы. Те, кого он убил.
"Заснул. Я заснул у телевизора", - пронеслось в голове. "По телевизору, наверное, что-то жуткое показывают, а я сплю, и мне кажется..."
Мощный удар в челюсть вывел Франца из ступора. Волчок обладал неимоверной силой. Поднявшись с пола и сплюнув кровавую слюну, Франц метнулся к шкафчику - там лежали еще патроны.
"Иди к нам!" - вопили мертвецы и медленно окружали его в плотное зловонное кольцо.
Как назло боеприпасы куда-то запропастились. Опрокидывая ящики и роняя на коврик различный хлам - спички, сигареты, пустой флакон из-под "викодина", вырванные из телефонной книги листы с обведенными на них именами, - Франц нашел патроны только в самом последнем.
Перезарядил пистолет. Начал стрелять по тем трупам, которые подошли слишком близко. Мертвецы от получаемых ран только смеялись, будто вместо пистолета у Франца было гусиное перо, которым он щекотал разложившиеся бока покойников. И это Франца разозлило. Он отбросил пистолет, попытался прорваться сквозь кольцо, окружившее его. В нос ударил дурной запах мертвечины.
Гости не пустили его. Схватили за руки и за ноги и поволокли к дыре, из которой появился Волчок.
Звать на помощь Францу никогда не доводилось, и сейчас он до последнего не решался, пока его не втиснули в узкий лаз и не начали заделывать дыру чем-то липким, пахучим, похожим на загустевшее масло изрыгаемым трупами из ртов.
-Эй! Помогите! Кто слышит меня! Помогите! - кричал Франц. До самого последнего момента он надеялся, что это всего лишь кошмар, приснившийся ему под действием лекарств. Но покойники действовали быстро, и уже через мгновение дыра в стене была заделана почти полностью - на комнату взирала лишь голова Франца.
Франц попытался разорвать эту густеющую вязкую субстанцию, но лишь исцарапал пальцы о вкрапления острых камушков. Изучив их ладонью, он с ужасом понял, что это осколки чьих-то зубов.
Мертвецы отошли, стали глядеть, будто бригада рабочих на свою выполненную на совесть работу.
В дверь постучали.
-С вами всё в порядке? - спросил кто-то, Франц узнал в этом голосе управляющего.
Мертвые обернулись на стуки, потом стали подходить к стене рядом с Францем и растворяться, оставляя на серых обоях влажные пахнущие плесенью и сыростью пятна. Последним, кто покинул номер Франца, был Волчок.
"Мы еще вернемся", - пообещал он улыбнувшись. И исчез.
А следом за ним исчезла и та вязкая гадость, которая держала Франца.
Франц стоял в развороченной дыре в стене, будто в лифте, сжимая окровавленными пальцами пустоту - секунду назад это был кусок слизи, который ему всё же удалось оторвать.
-Эй, с вами всё в порядке? - вновь стук.
"Кажется, нет", - подумал Франц, подходя к двери.
Открыв дверь ровно на столько, чтобы хватило места просунуть голову и дрожащим голос и сбивающимися словами объяснить, что всё в порядке, он просто увидел дурной сон.
Управляющий с недоверием посмотрел на Франца.
-Я слышал выстрелы...
-Это телевизор! - нервно рассмеялся Франц. - Громкость на максимуме. Люблю, чтобы полное так сказать погружение в фильм. Всё нормально, спасибо за беспокойство.
И Франц захлопнул дверь. Отдаляющиеся шаги управляющего успокоили его. Но лишь на время. До тех пор, пока за спиной вновь не раздалось:
"Мы еще вернемся!"
Франц резко оглянулся, чуть не свернув себе шею, но никого не увидел.
Комната была пуста. Голова же напротив, ломилась от обилия мыслей.
...На следующее утро после бессонной ночи (задремать удалось лишь под самый рассвет, и то ненадолго - разбудил грохот хеви-металла у соседа за стеной) они вернулись вновь...
Шипение словно от раскаленного клейма приваривающего и отслаивающего кожу голой плоти раздалось над самым ухом.
"Ветер приносит забвение, мой друг,
Надо лишь нам победить свой испуг" - прочитал стихи голос.
"Ветер приносит забвение, мой друг,
Надо лишь нам победить свой испуг" - повторил другой голос.
И всё завертелось в жуткой пляске безумия. Голоса, а их было не менее тысячи, кричали, шептали, стонали одни и те же строчки, сливаясь в штормовой шквал.
Франц закрыл уши, но это не спасло. Острые иглы сумасшествия пронзали мозг и, казалось, что голову просто разорвет от наполняющего её гравия слов.
-Хватит! Прекратите! - прокричал Франц и еще сильнее скривился от боли.
Минуты, длившиеся, словно засыхающий гудрон, а потом и вовсе остановившиеся были для Франца пыткой. Голоса сводили его с ума, словно топором разрубали голову, заставляли метаться из угла в угол. Потом наступила ночь, не принесшая успокоения. То, что было утром, показалось Францу детским лепетом, по сравнению с тем, что начало разворачиваться перед ним сейчас.
К голосам прибавились зрительные галлюцинации. Или это были вовсе не галлюцинации? Мертвецы выплывали из стен, водили вокруг него хороводы, а потом набрасывались и терзали, выцарапывали глаза, рвали волосы, впивались зубами в тело. Боль была не таким страшным наказанием, по сравнению с их глазами, которые сверлили его, проникали в душу и там, будто черви прогрызали себе норы до самого позвоночника и выше, к головному мозгу. В висках билось безумие, готовое прорвать тонкую перегородку висков.
...А потом он не выдержал. Побежал прочь из дома, не оглядываясь, по безлюдным предрассветным улицам. Мимо пустующих бензозаправок, таксофонов и мусорных баков. В ушах свистел ветер, а всё тело обдавал холодный сквозняк, но он этого не замечал. Бегство было единственным спасением от этого кошмара. Потом урбанистический вид стал растворяться в природном ландшафте. Стали появляется деревья, кустарники. Исчезли дома и машины. Где-то за спиной в сторону увернула дорога. Там же остались и голоса.
Франц остановился. Прислушался. Было тихо. Но лишь на мгновение. Отдаленным эхом донеслись знакомые строчки. И Франц понял, что убежать не удастся. Они настигнут его.
Паника обволокла его, и он рванул на холм, мимо старого заброшенного кладбища, туда, где стояла ветхая покосившаяся от времени церковь...
* * *
-Лизи?!
"Мы вновь вернулись"
Посреди зала стояла девочка. Белое будто вылепленное из гипса лицо взирало на Франца. В уголку рта запеклась струйка крови. Шея, смещенная чуть вбок, при повороте головы захрустела - Франц поежился, это шею он собственноручно когда-то свернул девочке как маленькому котенку, без особых усилий, мгновенно.
-Мы?
"Все те, кого ты убил", - пояснила она.
Девочка улыбнулась. И в этой улыбке не было ничего живого.
Они вернулись.
Мертвецы, что преследовали его, отступили, на время, когда он укрылся в церкви. Но даже святая обитель не смогла спасти надолго его от призраков. И первой кого он вновь увидел после недолгой передышки, была Лизи, мертвая девочка, иногда снившаяся ему в кошмарах.
-Что? Что вам надо от меня?! Убирайтесь прочь! Слышите?! Убирайтесь прочь!!
"У нас для тебя есть подарок"
Лизи отступила назад, рукой указала на алтарь, возле которого стоял прозрачный силуэт. И в этих очертаниях Франц как ни хотел, но всё же угадал знакомую фигуру.
-Дядя Фрэнк?
"Малыш Фра. Ты вёл себя плохо"
-Ты призрак, ты призрак, ты призрак...
"Призрак, призрак", - эхом отозвался силуэт и усмехнулся.
-Тебя нет, тебя...
"Лизи мне всё рассказала про тебя. Как ты плохо вел себя, непослушный взбалмошный мальчишка. Ты приставал к ней, малыш Фра? Лез рукой под юбку? Грязный негодный мальчишка. Ты трогал её? Развратник! Говори!"
Призрак стал медленно приближаться к Францу. Размытые детали стали прорисовываться четче, из дымки тумана показалось лицо, ухмыляющееся, с огромными, словно гусеницы губами, мохнатыми выпирающими вперед бровями, под которыми приютились маленькие черные глазки. И пучок нечесаных жестких волос под носом - усы, что так часто кололи губы маленькому Францу, в глубоком детстве.
Франц отбросил неприятное воспоминание.
-Дядя Фрэнк, это ложь! Я... я не делал ничего такого! - голос сковало, и он из огрубевшего взрослого превратился в тонкий детский фальцет.
"Не смей врать мне! Ты приставал к малышке Лизе! Трогал её за попку, лез под юбку. И твой дружок напрягся, не так ли? Тебе понравилось трогать женское тело? Я знаю, понравилось. Грязные мысли овладели тобой. И поэтому я вынужден тебя наказать!"
-Нет! Нет, дядя Фрэнк! Нет!
Мертвец приближался к Францу, стал медленно расстегивать свой ремень на брюках.
"Ты ещё скажешь мне спасибо, малыш. Я воспитаю в тебе мужчину. Настоящего мужчину. Ну, чего же ты стоишь? Снимай штанишки"
-Это сон! Сон! Нет!
Франц бросился в сторону, прижался в углу.
"Негодник. Всё как в прошлый раз. Вновь убегаешь"
-Я убил тебя! Убил, мерзкий подонок! - зашипел Франц, ощетинившись как кошка.
Призрак замер, будто обдумывая сказанные племянником слова.
"Да, это ты убил меня. Я знаю, малыш Фра. Тебя я в этом не виню. Только себя. Потому что мало воспитывал тебя"
-Ты извращенец старый!
"А малыш Фра вырос", - по-отечески обратился Фрэнк к Лизе. "Огрызается. Но это ничего. Перевоспитаем"
Франц вжался в угол.
" Не бойся", - успокоил его Фрэнк и вытащил из петель штанов ремень. Стал скручивать в тугое кольцо.
Свет хлынул в глаза, ослепляя до боли. А за ним воспоминания, горькие как полынь. Или это был сон? Франц неимоверными усилиями когда-то заставил себя поверить, что это был всего лишь кошмар, который забывается поутру. Но память извлекла его из своей самой дальней кладовки, почистила, обновила краски и разлила по полу храма, будто впервые прокручивая этот фильм.
Дядя Фрэнк держит ремень. Ремень кожаный, скрипит, словно сухожилие покойника. Малыш Фра с изодранными коленками - подрался с одноклассником. Не поделили найденную ими вещицу - старую бейсбольную перчатку, видимо потерянную кем-то, а может и просто выброшенную из-за многочисленных дырок и потертостей.
-Иди сюда, - говорит дядя Фрэнк. В голосе его сталь.
Они с мамой живут у дяди Фрэнка. Папы нет. Мама говорит, что он испытатель самолетов и путешественник и сейчас улетел далеко, куда-то далеко на север где холодно, чтобы изучать животных. Дядя Фрэнк утверждает, что папа напился до чертиков и задохнулся во вне от собственной блевотины у какой-то проститутки Сиси. Дядя Фрэнк приютил их, но малыш Фра не хочет жить с ним. Потому что он странный.
-Иди сюда, - повторяет дядя Фрэнк. Глаза его красные как у быка, а от самого его пахнет алкоголем и мокрой псиной. На столе стоит располовиненная бутылка виски.
-Что, дядя Фрэнк? - спрашивает мальчик, но не подходит.
-Мне звонила мама Ричи, этого еврейского мальчика с кучерявой головкой. Ты разбил ему губу?
-Я? - удивился Фра.
-Не ври мне! За что ты его побил, негодный мальчишка?
-Мы перчатку не поделили, - опустив глаза, шепчет малыш Фра.
-Перчатку?- дядя Фрэнк распаляется. Голос превращается в шипение, руки хватают мальчика и сажают на колени. Что-то твердое упирается малышу в ногу. Фра пытается пересесть на другое колено, но дядя Фрэнк закатывает глаза, стонет, и сильнее прижимает его к себе.
-Дядя Фрэнк, отпустите меня! - мальчик рвется из крепких объятий пьяного, но тот не отпускает его. Начинает неистово целовать, в шею, в губы, в щеки. Его черные усы колют лицо Фра. Это больно и противно. Мальчик начинает плакать, от чего Фрэнк свирепеет еще сильнее. Он хватает мальчика, швыряет его на диван и наваливается сверху. Стягивает штаны, сначала с себя, потом с Фра. Голые волосатые ноги трутся о ноги мальчика. Искрящаяся боль пронзает Фра, он кричит. Потная ладонь, от которой пахнет рыбой, залепляет рот Фра, пальцы сминают нос. Он не может дышать. Боль ниже спины отходит на второй план, кислородное голодание вызывает судороги и мальчик теряет сознание.
...Шлепки ладошкой по лицу приводят его в сознание. Он до сих пор голый, лежит на диване. По ногам стекает кровь. Дядя Фрэнк с сигаретой в зубах сидит рядом. Улыбается. Он тоже голый. Его отросток между ног вздыблен, окровавлен. Дядя Фрэнк бросает сигарету в пепельницу, отпивает из горла виски и подходит к нему. От голого тела дяди пахнет потом, перегаром и гнилью. Всё повторяется вновь...
-Нет! Нет! НЕТ! НЕЕТ!!!
Франц сорвался в галоп, пробежал вдоль стены церкви, не в силах лицезреть ту морду, которую он так давно пытался забыть.
"Малыш Фра"
-Не называй меня так! Я убил тебя! Я убил тебя! Я УБИЛ ТЕБЯ!!!
Эхо обрывающегося крика взметнулось, словно взрыв под купол храма, звоном прокатилось по оставшимся целыми стеклам и витражам.
Франц оглядел зал. Церковь была пуста. На том месте, где стояла Лизи, валялся лишь кусок штукатурки и горки пыль. На месте Фрэнка посвистывал сквозняк.
Франц спустился с алтаря и чуть не запнулся. Подвернул ногу, но устоял на ногах. Боль отрезвила. Пульсирующий от напряжения мозг выдавливал из ушей барабанные перепонки. Призраки нашли его и здесь. Укрываться в церкви не было больше смысла. Они ушли, но они вернутся. Это дело нескольких минут. Надо выбираться из церкви.
И на него снизошло озарение - от них нельзя скрыться! Нигде! Их ничто не остановит! Они будут преследовать его всегда!
-Пистолет! - пронзило Франца. - В квартире остался пистолет! Я вышибу себе мозги!
И Франц рассмеялся, будто услышал добротную шутку.
Нож он находит на кухне. Самый большой, мясницкий. Желание пойти прямо сейчас туда, где спит это пьяное создание, и перерезать глотку едва не срывает его планы. Надо учесть все детали. Иначе можно ошибиться. А ошибки могут привести к не желательным последствиям.
От мясницкого ножа, как ни охота, но всё же приходиться отказаться - нож тяжел и предназначен для отрубания, а не для перерезания. Силенок у него маловато, со ста килограммовой тушей уж точно не справиться. Поэтому надо подыскать другой вариант. Более надежный.
Боль вторые сутки преследует его, не отпускает ни на миг. Но он терпит. Терпит и молчит. Даже мать ничего не знает о случившимся. Малыш Фра не рассказывает ей, а дядя Фрэнк вторые сутки напивается до беспамятства и говорить, даже если захочет, не может.
...Он находит его на дне коробки из-под полотенец. Опасная бритва. Небольшая, тонкая, легкая. И острая, как его желание отомстить. То, что надо.
Эта бритва когда-то принадлежала его отцу. Малышу Фра об этом никто не говорил - он сам догадался, сердце подсказало, что холодная сталь была отцовской.
...Страха нет. Франц крадется в комнату к дяде Фрэнку, останавливается возле самой кровати. Сегодня тот снова пьян. Мать на работе до самой ночи, а значит, им никто не помешает.
Франц аккуратно отодвигает жировые складки щек, нащупывает на шее пульс. Ровное подрагивание артерии под пальцами. Одна нить, отделяющая жизнь от смерти.
Франц подносить бритву к шее, и делает надрез. Дядя Фрэнк сонно хрипит, морщится, но даже не просыпается. Кровь хлещет из раны, заливает подушку, простыню, одеяло. С сухим звуком фонтан брызжет на стены, потом стихает, каждый удар сердца всё меньше выталкивает жизненного сока из раны.
Крови очень много. Она повсюду. Франц улыбается. Ему не страшно. Животный интерес овладевает им, и он делает еще надрез. И еще. И ещё. Пока голова с глухим треском не падет на пол...
-Ключи? Куда я забросил ключи? - Франц огляделся, упал на колени, стал рыскать по полу в поисках ключей. - Куда? Куда? Давай вспоминай, дырявая голова! Куда забросил?
Так, надо успокоиться. Перевести дыхание. Призраков пока нет. Соберись и вспомни.
Я побежал из дома.
Бежал мимо кладбища.
Увидел заброшенную церквушку.
Зашел внутрь.
Закрыл дверь.
На двери висел ржавый замок с ключом.
Я автоматически запер дверь на замок, а ключ...
А ключ вышвырнул в сторону...
Надо искать.
В тусклом свете луны Франц шарил по полу.
-Они должны быть где-то здесь!
Рука нащупала что-то мягкое, тряпичное. Франц поднес вещь ближе к лицу, чтобы разглядеть и с омерзением отбросил в сторону. Это была бейсбольная перчатка. Старая, изодранная с инициалами "Ф.Г.". Перчатка из прошлого.
Ключи ни как не хотели быть найденными. Франц уже с меньшим рвением шарил в темноте, понимал, - отыскать их не удастся. Наконец, не выдержав, встал и подошел к двери. Подергал тяжелый мощный замок. Старый, еще быть может древнее самой церкви, проклепанный, украшенный узором, который уже трудно было разглядеть сквозь распустившуюся буйным цветом ржавчину. Как он вообще еще работал? А может, и не работал уже? То мгновение когда он закрыл его, было последней каплей для железного механизма, и он навсегда исчерпал свой лимит надежности, навеки захлопнув свою пасть и обрекая Франца на вечное пребывание в желудке храма, наедине с мертвыми.
Отойдя на пару шагов назад, Франц разбежался и врезался плечом в дверь. Та лишь икнула, лязгнув петлёй. Еще одна попытка принесла нестерпимую боль в плече. Вышибить доски ногами тоже не удалось. Дверь бренчала замком, не пропуская внутрь даже просветы свободы.
-Чтоб тебя! - выругался Франц и отступил.
Промелькнула мысль выбраться через окно.
Но один вид на них разбил в пух и прах эту затею. Окна строители почему-то установили лишь под самым потолком и то такие маленькие, что через них едва ли мог пролезть даже ребенок. Безумная мысль проскочила в голове. "Если порезать на куски, то пролезет!".
"Найди ключ"
Франц обернулся. Голос был детским. Но не девичьим. Это была не Лизи. Он принадлежал тому, кто стоял в полутьме возле колонны для святой воды. Франц прищурился, увидел знакомую одежду на мальчике и закричал. Голоса уже не было, хрипение как колючая проволока обожгла горло, вывалилось мертвой змеёй наружу.
Перед ним стоял он сам, восьмилетний мальчик с бритвой в одной руке и бейсбольной перчаткой в другой.
Лишь легкая седина на голове и пара шрамов на лице отличали взрослого Франца от него самого в детстве. Он почти не изменился за все эти годы.
-Я еще не умер! Ты не можешь быть моим призраком! - прохрипел Франц, глядя на себя, будто на фотографию, сделанную много лет назад и хорошо сохранившуюся.
"Не бойся. Я помогу тебе. Ведь я это ты"
-Нет! - засмеялся Франц. - Ты - это не я! А я - это не ты! Я еще живой!
Призрак проигнорировал его смех.
"Ключ возле вон той стены. Возьми его"
Франц рассмеялся еще громче. Приступы хохота как рвота рвались наружу спазмами. По щекам покатились слезы.
- Вот так просто?! Да?! Вон там ключ, иди и возьми?! Я, кажется, сошел с ума! Но где облегчение?!
"Ты хочешь отсюда выбраться? Призраки не отпустят тебя. Но дома есть пистолет. Он спасет тебя. Я просто хочу тебе помочь. Ключ там. Иди и возьми его"
Франц, всё ещё посмеиваясь, не спеша, подошел к месту, на которое указал мальчик, встал на колени и стал искать ключ, что-то сквозь хохот, бормоча себе под нос. Сразу же нашел его. Холодная сталь приятно легла в руку.
"Убегай от сюда. Они скоро вернуться. Очень скоро. Поспеши!"
-Спасибо, - прохрипел Франц и подбежал к двери. Стал судорожно пытаться открыть дверь. Безумства веселья в глазах уже не было. Появилась искра надежды. Руки тряслись, ключ, будто живой ни как не хотел лезть в замочную щель.
- Дери тебя черти! - выругался Франц, обронив от волнения ключ. Поднял его, но попытаться снова открыть дверь ему не удалось - перед ним возник мертвец, последний из тех, кого он отправил на тот свет. Доктор.
Водянистые его глаза взирали на Франца.
"Вы обронили", - произнес призрак и всучил в ледяные от страха руки Франца горсть ключей. Те со звоном посыпались сквозь пальцы.
Франц посмотрел на пол. Отличить какой же из них был от замка, что висел на входной двери, было уже не возможно - они все перемешались, превратившись в груду бесполезных железяк. Волна гнева захлестнула разум, Франц замахнулся для удара, но ударить так и не успел - невидимые оковы сковали его тело и прижали к стене...
* * *
Доктор протер свои очки и вышел из ресторана на улицу.
Преследователь назвал его так неспроста. Конечно же, ему об этом ничего не было сказано, но мастерство, - или шестое чувство? - наработанное годами дало этому тощему типу именно такое прозвище. Способность раскусить человека, понять его сущность куда важнее в этой профессии, нежели даже умение нажимать на курок.
"Ты не супермен, с пулеметом наперевес" - вспомнились почему-то слова "любимого" наставника, которого он ненавидел.- "Здесь нет открытого боя. Твоя работа сродни ювелирной. Аккуратность - вот главная задача. Появился из ниоткуда, застал врасплох, устранил цель, и исчез в никуда. А для такой работы, в первую очередь необходима внимательность. Изучая объект, ты запоминаешь каждую мелочь, связанную с его жизнью..."
Так он и поступал все три дня, следуя за Доктором. Весь маршрут объекта был отработан не один раз, и накрепко засел в голове.
Он знал что, выходя из своего дома утром, Доктор обязательно заглянет в почтовый ящик. "Наверняка недавно переехал в город, а родственников с собой перевести не успел".
Войдя в метро, он пересчитывает ступеньки. "Это присуще людям, которые думают даже во сне". В вагоне, объект все три дня изучения читал книгу с названием "Как быть счастливым, даже если вы доктор наук".
"Хм-м, интересное название", - подумал Франц. - "Терпеть не могу читать, но книгу с названием "Как быть счастливым, даже если вы киллер", я бы с удовольствием прочел".
Доктор вошел в супермаркет. Франц, переждав минуту, последовал за ним. Вечером здесь было много народа. Люди после работы желали купить домой чего-нибудь вкусненького. А некоторые и покрепче.
Ему не составило абсолютно ни какого труда оставаться рядом с объектом не замеченным.
Доктор был в прекрасном настроении сегодня. Мурлыкал себе что-то под нос, стоя у прилавка с красным вином, и тщательно изучая бутылку за бутылкой.
"Куда это ты собрался, всезнайка?" - заинтересовался преследователь.
Около получаса понадобилось очкарику, чтобы выбрать подходящий напиток. Положив вино в ручную корзину, он направился к кассе. Очередь таяла быстро, почти подошла к нему. Франц поравнялся с ним со стороны другой кассы.
Симпатичная кассирша с россыпью веснушек на лице приняла бутылку с вином, мило улыбаясь и что-то говоря Доктору. Тот вежливо ответил, потянулся к стеллажам...
Это движение не могло быть не замеченным его преследователем.
...и достал пачку презервативов.
-Чуть не забыл, посчитайте это тоже, пожалуйста.
Планы, возможно, резко меняются - понял Франц. Доктор жил один, и в течение всей слежки не имел контактов ни с любовницей, ни с любовником. А, судя по всему, у него намечается свидание. И неизвестно где оно будет проходить, и каким маршрутом он туда сегодня направиться.
Конечно же, Франц мог бы его уже убить ни один, и не два раза за то время дня, что за ним ходит. Но этот человек был явно не мафиози или торговец оружием, а наверняка известная в определенных кругах легальная личность. Без сомнений потому ему и было сказано - выставить все как ограбление с летальным исходом. Такие дела в разделе "деликатные" были не особо в его вкусе. Но и с ними он хорошо справлялся.
Они вышли из супермаркета. Почти нос к носу друг от друга. Франца почему-то забавляло взглянуть в глаза своей ни о чем не подозревающей жертве, а порой даже улыбнуться.
Время было достаточно, для того, что бы на улицах начало темнеть.
"Самое время для ограбления",- слегка улыбнулся преследователь.
Доктор пересек дорогу и направился к стоянке такси. Франц поспешил за ним.
Сложно осуществить грабеж (даже мнимый) на центральной улице.
"Придется импровизировать", - вздохнул он. - "Уже в который раз..."
Объект открыл дверь в такси.
- Поедем?
- Куда Вам, мистер?
- Мне нужно на окраину, обязательно минуя центральный парк, и под....о-о-о-х...!
Лицо Доктора скривилось болезненной гримасой. Глаза застыли в полном недоумении. Таксист глупо смотрел на него, пытаясь угадать причину столь странного поведения клиента.
Испустив дыхание, Доктор завалился в салон автомобиля. Водитель вытаращился на расплывающееся кровавое пятно на джинсовой куртке, между лопаток.
- Мистер... Что за чёрт?! - он начал трясти его за плечи.
Франц уже заходил в близлежащий двор, когда услышал крики таксиста о помощи...
Доктор наверняка даже не понял, как умер. Он не услышал, как девятимиллиметровая пуля вылетела из пистолета с глушителем, пробив мышцы и пройдя точно между ребер, угодила в сердце.
Дело было сделано. Конечно, Жирный Тони, урежет проценты от вознаграждения за эту работу, если узнает, что убийство Доктора не произошло в стиле ограбления. Но лично он скажет ему обратное, а все остальное, что будет говориться в официальной версии следствия - якобы раздули и перевернули журналисты и копы.
"И пусть попробует поспорить со мной. Вряд ли у него хватит для этого смелости!...".
* * *
-Скажите, вы курите?
-Что?
-Вы курите?
Такого вопроса Франц никак не ожидал. По крайней мере, от призрака.
-Нет, не курю.
-Это хорошо. А вы знали, что курение это одна из главных причин смерти от рака легких?
-Если бы знал, то курил. Помногу и подолгу. Лишь бы не видеть всего того, что я здесь увидел за последние... - Франц запнулся. Сколько он тут был? Час? Два? День? Неделю?
-За последние сутки, - уточнил Доктор, глянув на часы.
-Что вы хотите со мной сделать? - спросил Франц, глядя на свои руки, которые были словно прикованы невидимыми кандалами к стене.
-А вы любите чай? - проигнорировав Франца, спросил Доктор.
-Да пошел ты ко всем чертям!
-А я люблю. Зеленый. Очень полезен. Рекомендую.
-Эй, Доктор. Объясните мне - что тут происходит? Я ведь сошел с ума? Это так, да?
-К счастью нет. По моим наблюдениям можно сказать на 90 процентов, что вы здоровы.
-Здоров? - усмехнулся Франц. - О том, что я здоров, мне говорит мертвец!
-Мертвец благодаря вам! - оскалился Доктор.
-Да, это я вас убил! Прострелил ваши потроха! Что с того? Каждому - своё! Вы лечите людей и получаете за это деньги, я убиваю людей и тоже получаю за это деньги. Такова жизнь!
-А за что вы меня убили?
-Лично я к вам никакой неприязни не имею. Мне вообще наплевать, кто вы и чем занимаетесь. Поступил заказ, я его выполнил. Ищите своего истинного убийцу, того, кто хотел, чтобы вы были мертвы. Я был лишь орудием исполнения в его руках.
-Может быть это как-то связано с моей работой? - спросил Доктор у самого себя.
За спиной Доктора вдали под иконостасом появились две фигуры. Франц сощурил глаза, пытаясь разглядеть их. Один был Фрэнком. Второго Франц никак не мог вспомнить. Знакомые черты, походка. Но лицо закрыто пеленой.
-Вы доктор. Кому нужно платить огромные деньги, чтобы убить Вас? - спросил Франц. - Может быть, вы кого-то плохо лечили, и он умер? Месть родственников?
-Знаете, я доктор. Но не совсем в той области, про которую вы думаете. Я не лечу людей. Я работаю... работал в секретной лаборатории правительства. Управление N 16. Там велись разработки различных препаратов, с помощью которых можно было бы вести бесшумные войны. Ведь танки, стрельба - это же прошлый век. Гораздо выгоднее в финансовом плане вести войны без использования дорогостоящего оборудования - самолетов, ракет, снарядов, и без потери человеческих ресурсов. Идеальная война. Враг выполняет всю работу за тебя. Забрасываешь на территорию противника новый вид бактерий, и он пожирает врага изнутри. Те, кого вы хотите победить, обезумев, в неистовой злобе сумасшествия убивают сами себя. Каково? Один, два дня - и победитель, конечно же, привитый от этой заразы, входит в город, усеянный телами. Трупы сжигаются, улицы обеззараживаются. Без единого выстрела. Разве не здорово?
-И после этого я убийца?! Доктор, вы страшнее меня. На ваших руках кровь миллионов...
-Вы наивный. Это только в разработках. Конечно же, такого оружия еще пока не изобрели. Но я этим занимаюсь...занимался. Может, кому-то перешел дорогу?
Фигуры позади Доктора что-то обсуждали между собой. Фрэнк громко рассмеялся. Его собеседник похлопал его по плечу и Франц, наконец, разглядел его. Это был Хребет.
-Малыш Фра, - помахал ему рукой Фрэнк.
-Иди к нам, - сказал Хребет и ухмыльнулся.
-Это ваши друзья? - спросил Доктор, обернувшись.
-Это мои кошмары.
-Малыш Фра, у нас для тебя есть сюрприз. Смотри.
Фрэнк указал рукой в сторону и там, словно по волшебству появился разделочный стол. А на нём...
Франц не смог смотреть на это.
-Чего же ты отворачиваешься, Фра? Твой дружок Хребет приготовил тебе подарочек.
На столе в похожей позе, в которой сейчас пребывал Франц лежал ребенок, мальчик, тот, кого раньше все называли просто Фра.
-Я отрежу ему голову! - взревел Фрэнк, вытаскивая кривой нож из ножен.
-Погоди! Сначала мы насладимся его болью. - Хребет знал своё дело. В руках у него блеснул скальпель. - Полоска за полоской. Мы будем отделять его кожу от мышц. А раны присыплем солью.
-О! - от восторга Фрэнк закатил глаза.
Мальчик на столе брыкался, мычал, но тугой кляп не давал ему возможности кричать. Мощный удар в живот утихомирил пыл бедолаги, а звонкая пощечина привела в сознание.
-Закончим с ним, придем к тебе! - пригрозил Хребет и вонзил скальпель в детскую плоть.
Стон разлился по полу. Франц попытался рвануться вперед, чтобы спасти мальчугана, но оковы удержали.
-Не троньте пацана! Идите ко мне!
-Обязательно придем! Не беспокойся.
-А мне это нравиться! - восторженно произнес Фрэнк, глядя на перекошенное от чудовищной боли лицо Фра.
-Это самое лучшее, что можно сотворить! - прошипел Хребет.
Фрэнк дрожащими от исступления руками расстегнул ремень, стянул штаны к полу.
-Не троньте его! Не троньте!! - Франц стал рваться еще сильнее.
-Я хочу этим насладиться, - прошептал Фрэнк, вскарабкиваясь на стол.
-Прочь!!
Франц рванул еще раз, что-то хрустнуло в запястье, обжигающая боль ошпарила левую руку, оковы тут же поддались, освобождая ему путь. С безумным криком он побежал к маньякам. Но легкое дуновение сквозняка сдуло мираж. Перед ним никого не было. Поднятая пыль скрипнула на зубах.
Франц повалился на пол. Ноющая боль в руке нарастала, и он с ужасом подумал, что сломал её. Запястье распухло, ныло, словно гнилой зуб, при малейшем движении отдавалось взрывной болью.
-Я хочу этим насладиться... насладиться... ладиться... иться... - запоздалое эхо прокатилось по сводам храма. Франц поежился от этого голоса, крикнул пару крепких выражений, чтобы заглушить его. Слова будто залетевшие в комнату птицы тревожно забились об стены. Вновь сели на седую, выбеленную за несколько мгновений голову.
Мыслей уже не было никаких. Предел, та грань, после которой уже становиться абсолютно ничего не важно, он перешел. И казалось, даже боль не вернет его обратно. Безмятежность, словно вата, обложила его. Белое беспамятство погрузило в теплоту пустоты. Он не проваливался ни в сон, ни в обморок. Он просто лежал где-то в другой реальности. Хотелось перестать дышать, чтобы не слышать этот противный хрип. И сердце. Оно еще билось, выколачивая из-под него безмолвие.
Стук сердца вернул его в эту реальность, где он, абсолютно седой, со сломанным запястьем, в мокрых от мочи штанах лежал, измученный на сыром плесневелом полу заброшенной церкви. В том месте, откуда ушел бог и куда спрятался он, в надежде найти спасение. Спасение вильнуло хвостом, подарив ложную надежду. Время стало его главным врагом...
* * *
...Под иконами на инвалидном кресле сидела старуха. Седые её волосы были раскиданы по плечам. Старуха что-то шептала. Молилась.
Закрыть глаза и уши и спрятаться как можно дальше, в самый дальний угол, чтобы не видеть и не слышать того, что здесь разверзалось перед ним. Франц не смог. Толи тело не слушалось его, толи какая-то его часть не хотела этого. Он смотрел на старуху и не мог оторвать взор. Её ветхие сухие руки покоились поверх серого одеяла, которым были укрыты ноги. Крючковатые артритные пальцы подрагивали.
Одета она была весьма странно - явно мужская рубашка, похожая на форму заключенного, без карманов и пуговиц - вместо них липучки. На груди Франц разглядел нашивку:
ОКРУЖНАЯ ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЛЕЧЕБНИЦА
А чуть ниже криво выведено не смывающимся фломастером:
Анна Гасси
-Мама? - ошарашено спросил Франц, подходя к старухе. Та подняла голову, взглянула на него мутными от начинающей развиваться катаракты глазами.
-На обед сегодня опять горох! Ненавижу горох! Меня от него пучить! Грёбанные мудаки!
-Мама, - вновь позвал Франц.
-Этот молоденький медбрат пристает ко мне! Я знаю! Сам делает мне укол, а когда я отключусь, лапает меня! Этот прыщавый ублюдок! Отрезать ему голову!
-Мама, это я! Франц, твой сын!
Старуха вгляделась в стоящего перед ней.
-Франц? - переспросила она. - Да, я помню. Роды были тяжелыми. Врач сказал, что надо отрезать руку. Я не согласилась. А ведь как без руки? Грёбаный ублюдок! Он тоже лапал меня! Когда я там лежала, на родах! Понимаешь? Я ведь под гипнозом была. Он мне укол вколол, и я пошевелиться не могла. А он лапал меня! И плод из меня вытаскивал железными щипцами!
Старуха была сумасшедшей. Франц отпрянул от неё, но уйти не позволяла совесть. Он сбежал от матери в тот злополучный день, когда оборвалась жизнь Фрэда. Бежал, потому что не знал, что скажет ей, когда она увидит обезглавленное тело родственника. И больше он её не видел. Месяц жил вблизи родного дома, в подвалах и коллекторах, один раз даже пробирался за продуктами в окно, днём, когда никого не было. Но никогда не видел мать. Не хотел её видеть. Боялся. А потом жить там, где всё напоминало о... о тех событиях стало тяжело. И он ушел. Автостопом пробирался на север, благо люди попадались хорошие. К тому же он неплохо умел врать. Придумывал истории о том, как он поехал навестить больного отца, или о том, что их школьный автобус, едущий на пикник, сломался, а он заблудился, отошел слишком далеко от стоянки. Люди верили ему и помогали. Некоторые давали денег.
-Тебя тут нет. Значит, еще жив, дурачок, - сказала старуха. И голос, её голос, от скрипучего старческого превратился в тот родной, который он слышал тридцать лет назад. На душе защемило. Усталость навалилось тяжелым мешком на плечи. Франц плюхнулся на пол и расплакался, горько, выстрадано, пытаясь избавиться через слезы за все грехи, что когда-то совершил. Стон лился наружу, срывался на крик и вой.
Не надо было быть гением, чтобы понять, что стало с его матерью потом, после его побега. Всё пришло само, как озарение.
...Она вернулась после работы, уставшая, измотанная монотонным тяжелым трудом. Ныли плечи, спину ломило.
Дверь была не заперта. И это её испугало. Фрэнк много пил, а малыш Франц был еще слишком молод. В жильё могли забраться плохие люди. Но то, что она увидела потом, когда вошла в дом и непривычная тишина резанула уши, навсегда изменили её жизнь. Комната Фрэнка была вся в крови. Стены, кровать, пол, всё было залито черной запекшейся кровью. А на самой кровати, откинув ногу на пол, будто собираясь встать, лежал мертвый Фрэнк. Без головы.
Анна хотела закричать, но дыхание сперло, от дикого животного страха и отвращения. Голова, отрубленная, лежащая на полу, будто свернувшийся и заснувший кот. Лоснящийся черный круг среза шеи. Засохшие кровавые брызги, образующие на стенах жуткие иероглифы смерти.
В тот момент что-то случилось, непоправимое. Навсегда изменилось чувство реальности. В голове, будто что-то щелкнуло, кто-то выключил свет, а потом вновь включил, но светило уже как-то по-другому.
Она упала в обморок рядом с головой, лицом к лицу с тем, кого в глубине души ненавидела, но не позволяла даже мысленно подумать о его смерти. Фрэнк спас их, предоставил жилье. Он был тем, кто не дал ей после смерти мужа положить на Франца подушку и задушить его, а потом самой влезть в петлю, заботливо приготовленную и лежащую, быть может, до сих пор в подвале в их старом ветхом доме, проданном за долги. Он бил её. Он как-то странно смотрел на Франца. Но она молчала. Фрэнк был последней её ниточкой, оборвав которую, терялся смысл жизни.
...Когда она очнулась, первое что она увидела, было он. Его голова. Больше она уже ничего не помнила...
Сознание возвращалось к ней кусками. Больничная палата, следователь о чём-то её спрашивает, бьет по лицу, а санитар стыдливо отводит взгляд, стараясь не замечать этого. Потом провал в небытие, такой спасительный. Вечные пленники своего разума, сумасшедшие, буйные, кидающиеся на санитаров, рвущие зубами свою плоть, и тихие, монотонно бубнящие бессмыслицу в уголках коридора. Обед. Санитар со шприцем в руках. Боже, как же она не любила уколов, еще с детства! И вновь провал в пустоту. Чьи-то крики, безумные, надрывные. Кого-то бьют палками. Ночь. Полнолуние. Сегодня снова будет тревожно. Черный вязкий сон будет вновь со сновидениями. Кошмарными, пугающими, от которых она будет вскакивать с постели и кричать. Но крик надо сдерживать. На крики всегда приходят санитары и колют уколы. После уколов проснуться уже не возможно. И сон длиться вечно. За окошком весна быстро сменяется на лето. Лето прогревает стены и уходит прочь. Осень обливает кислотой деревья, от чего те облазят и кривятся, и наступает столетняя зима.
"Малыш Фра, твоя мать сгнила в психушке! А ведь это ты её туда упрятал!", - радостно крикнул Фрэнк, затачивая об камень длинный изогнутый нож.
-Нет, - прошептал Франц, глядя в безумные глаза старухи.
"Да, мой мальчик! Да! Посмотри на неё!"
Фрэнк подошел к старухе, заботливо поправил съехавшее одеяло с колен, положил руку на плечо.
"Она ждала тебя, Франц. Надеялась, что ты придешь и заберешь её"
Фрэнк проверил пальцем остроту ножа.
"А ты кинул её. Одну. Оставил умирать в казенном доме"
Фрэнк стал кашлять, хрипеть. Жуткая пародия на смех сотрясла своды храма. Из шрама на шее проступила кровь. Фрэнк схватил старуху за волосы и одним движение перерезал горло.
-Нет!! - крикнул Франц и бросился к Фрэнку, но его тут же отшвырнуло назад.
"Смотри, малыш Фра, как весело!"
Фрэнк сделал надрез еще глубже, старуха захрипела, закатила глаза, взирая на сына лишь белками глаз.
"Вам стрижку по короче, мадам?"
Он хотел сойти с ума. Умереть. Всё что угодно, лишь бы не видеть того, что сейчас творилось у него перед глазами. Старуха вопила, Фрэнк смеялся.
"Малыш Фра, посмотри сюда!"
Франц зажмурился. Закрыл уши ладонями.
"Глупый мальчишка! Вел себя не хорошо, а теперь хочет избежать наказания! Как же не хорошо! Малыш Франц, держи сувенир на память"
Что-то тяжелое подкатилось к его ногам.
-Не смотри! Не смотри! - шептал себе Франц, но ничего поделать с собой не смог. Открыл глаза и отпрянул к стене. Перед его ногами лежала голова старухи. Она была еще жива.
-Грёбанные мудаки! Меня пучит от гороха! Только не надо уколов! Ненавижу уколов! Чего ты пялишься на голую старуху, извращенец?! Сдохни! Сдохни! Сгори в аду, сучье отродье! Франц, сынок, милый мой! А ты всё такой же, почти не изменился. Подойди ко мне. Я спою тебе колыбельную.
Франц подался вперед, к голове.
-Я спою тебе колыбельную, как в детстве. Помнишь?
Голова начала петь, тихо, жалостливо.
-Ветер приносит забвение, мой друг, Надо лишь нам победить свой испуг. - Внезапно, на полуслове голова закряхтела, открыла рот и вцепилась в ногу Францу. Франц закричал, попытался сбросить голову, но та крепко ухватила его за икру, прокусив её почти до самой кости. Крича и завывая от боли, Франц начал отпинывать свободной ногой жуткий колобок, вонзившийся в него.
...Последнее, что запомнил Франц, был гулкий звук откатываемой в сторону головы, будто шара для боулинга, метко брошенного в кегли...
...Разрывая веки обморока, первое, что он почувствовал, был привкус меди на губах. Не больше двух секунд, которые казались часами, понадобилось, чтобы уяснить, что это кровь.
Разлепив глаза и оглядевшись, он лишь почувствовал, как волна шока захлестнула разум, вызывая тошнотворные рефлексы и слабость во всем теле. Кровь была повсюду: на полу, на стенах, на иконах. Всё было окроплено красным.
Франц приподнялся, и вторая волна отвращения нахлынула на него, заставляя всеми силами сдерживать рвотный рефлекс, рвущийся наружу. В метре от него лежали аккуратно сложенные, две пары детских рук. Будто запчасти разобранной куклы, в жуткой, нечеловеческой игре, где надо собрать тело по частям. В другом углу, так же аккуратно покоились детские ноги, обутые в голубые сандалики с розовыми бантами и в серые спортивные кроссовки. Кроссовки Франц узнал сразу. У него были в детстве такие же. Как же он их любил! Таскал до полного сноса, пока не протер огромные дырки на подошвах, и мать не купила новые.
Худшее предположение Франца подтвердилось, когда он увидел свою окровавленную, помятую бейсбольную перчатку. Это было его расчлененное тело. Тело беззащитного, надруганного мальчика, которого мучили кошмары почти каждую ночь, с того времени когда он сбежал из дома. Он мог бы вырасти среднестатистическим гражданином - возможно врачом, учителем или даже полицейским, в общем хорошим человеком, если бы не умер его отец, а маньяк дядя Фрэнк "не позаботился" о нем с матерью, приютив в своей камере пыток...
А девочка... несомненно была Лизи, та, чью жизнь он оборвал легким движением руки.
Но кто тот, что прячется в ночи, который разобрал по частям, этих невинных детей: бедную Лизи и его самого - собственный призрак из прошлого?
"Иди к нам..." - как будто в ответ на его безмолвный вопрос прозвучал знакомый ненавистный голос.
Франц устремил свой взор в конец зала. Там у алтаря стояла человеческая фигура. Безропотно повинуясь приказу, Франц двинулся в его сторону, оставляя за собой кровавые разводы.
"Ты устал, сынок" - сказал стоящий перед ним.
-Отец, - выдохнул Франц.
"Да сынок"
-Я устал.
"Мы заберем тебя"
По щекам Франца покатились слезы.
-Папа, ты покинул нас. Я совсем не знаю, как ты выглядишь.
То, что стояло перед ним улыбнулось. Он не видел этой улыбки, ибо невозможно было увидеть её на гладком не имеющем лица овале, именуемом головой. Но Франц почувствовал, что отец улыбнулся.
-Папа, почему они меня преследуют?
"Ты ведь знаешь ответ, сынок. Ты у меня смышленый"
-Они сводят меня с ума!
"Успокойся, сынок. Всё позади. Я пришел за тобой"
"Мы пришли за тобой" - сказал мать.
"Пришли за тобой" - раздались эхом разрозненные голоса со всех сторон.
Мертвецы, все, кого он убил - и Доктор, и Хребет, и Лизи, и Фрэнк, и еще тысячи лиц, которых он даже уже и не помнил - стояли вдоль стен церкви, и от их бледных белых силуэтов казалось, что всё кругом замело снегом.
Франц улыбнулся.
-Пришли за мной? Тогда заберите меня...
И мертвецы двинулись к нему, окружая плотным кольцом смерти...
Под купол храма взметнулся агонизирующий крик, превратившийся в хрипение. Потом наступила тишина...
Часть 2. Дневник.
9 ноября 1995 года.
Больное воображение рисует мне живые картины - зомби, обглоданные полуразложившиеся трупы, мертвецы, чья жизнь давно угасла, встают из могил. Забавно. А что потом? Не ведает сам Бог. Ах, какой к черту Бог? Бога нет! Я это доказал.
Раны заживают. Пальцы уже сгибаются. Мизинцу повезло меньше. Были задеты сухожилия, и теперь он бесполезен - я не могу им пошевелить. Но это ерунда. Главное удалось раздобыть реактивы. На том месте, куда они капнули, когда я по своей неосторожности их открыл, появились гниющие долго не заживающие язвочки. Надо быть аккуратней.
10 ноября 1995 года.
Приготовление заняло куда больше времени, чем я рассчитывал. Но у меня есть всего лишь один шанс, поэтому лучше не спешить. Ошибиться - значит проиграть. На кон поставлено многое.
Ожидаю, когда завершится процесс выщелачивания.
12 ноября 1995 года.
Много гулял по городу. До сих пор не могу привыкнуть к такому количеству людей. Кажется, что все смотрят только на меня. Стадные существа, живут лишь по признаку "свой - не свой". Тошно от них! В кармане пальто сжимал револьвер. Еле сдерживался, чтобы не достать его и не начать палить в лица первым встречным. Мир опустел без тебя, отец.
17 ноября 1995 года.
Отец облегчил мне работу. Всё, что было в его дневниках, все его записи связанные с Т4 он не шифровал. Хотя склонность к подобного рода штучкам имел - его личный дневник сплошь исписан иероглифами. Но я их расшифровал. Еще в молодости. Наследственность, ум. Отец бы мной гордился. После того как отругал бы и высек ремнем.
К тому же часть ингредиентов имелась в домашней лаборатории. Но повозиться всё же пришлось. Для того чтобы достать окись ванадия пришлось пожертвовать мизинцем и гниющим ребром.
19 ноября 1995 года.
Из записей отца:
"После введения Т4 в организм подопытного перорально в количестве 0,05 мл наблюдается следующая симптоматика: повешение температуры тела (до 38®С), потливость, нервозность. Выявляются слуховые галлюцинации. Увеличение дозы до 0,07 мл вызывает тяжелые зрительные и слуховые галлюцинации. Речь не нарушается. Агрессия сменяется приступами сильного страха. Через тридцать минут выявляются симптомы тяжелого поражения психики. Все попытки подопытного сводятся к суициду."
Как прекрасно! То, что нужно!
21 ноября 1995 года.
Близиться финальная стадия моей мести! Сколько же я ждал! Этот подонок ответит за смерть моего отца. Я искал его. Долго искал. Потратил все свои сбережения, подкупал людей. Убивал. Нить вывела меня к некоему Тони. Ну и урод же он!
Денег он не взял. Что ж, тем хуже для него. Количество отрубленных пальцев прямо пропорционально истине, которую вы хотите узнать. Тони хватило пяти. Смерть его была быстрой, он не мучился. Зато я узнал нужное мне имя. Франц Гасси. Хорошо. Уже совсем близко. Очень близко.
25 ноября 1995 года.
Час настал. Сегодня свершиться месть. Ах, это холодное блюдо, и я наслажусь им до последней крошки. А потом выпущу себе пулю в висок. Папа, уже скоро. Я иду к тебе.
Часть 3. На следующее утро.
У брошенной церкви было не многолюдно. Двое медэкспертов, коронер и полицейский, опрашивающий запуганных до смерти очевидцев - двух подростков не больше пятнадцати лет от роду.
Офицер Кэмптон вышел из машины, вдохнул ноздрями холодного утреннего воздуха, широко зевнул. Подошедший коронер тоже еще не до конца проснулся; выглядел он помятым, и пахло от него перегаром.
-Что там у вас? - спросил Кэмптон, потирая глаза и ворочая нос от подошедшего.
-Труп мужчины. Подростки в церкви его нашли, когда пришли играть туда.
-Играть в церкви? - удивился Кэмптон.
-Молодежь. Новое поколение, иные нравы. - Вздохнул коронер, облизывая сухие обветренные губы.
-Есть версии? - спросил Кэмптон.
Коронер пожал плечами, протянул ему лист бумаги - протокол предварительного обследования, составленный медэкспертом. Офицер взял протокол, пробежался взглядом, отыскал нужный пункт и прочел вслух, водя кривым от давнего перелома пальцем по бумаге:
-Предположительно смерть произошла от странгуляционной асфиксии; на шее видны следы от пальцев рук овальной формы, количеством восьми. Около сонной артерии слева на фоне кровоподтека видны дугообразные полосовидные ссадины от ногтей.- Выразительно посмотрев на суетящегося невдалеке медэксперта, громко спросил: - Что это вообще значит? Нормальным языком написать можно было?
-Если передать общий смысл сказанного, - коронер поправил съехавшие на нос очки. - То смерть произошла от удушья. Бедолага сам себя задушил...
-А разве это возможно?
-Медэксперт видимо ошибся. Задушить самого себя, конечно же, нельзя.
Офицер посмотрел на тело. Лицо мертвого было перекошено в безумной гримасе страха. А руки обхватили собственную шею с таким остервенением, что на ней выступили полоски синих вен. Человек задушил сам себя? Кэмптон тряхнул головой, ругая про себя бестолковый персонал.
-Офицер Кэмптон, - крикнул второй полицейский, выбежав откуда-то из бурелома и махая руками. - У нас еще одно тело. За церковью, в кустах. Самоубийца. Застрелился.
Офицер Кэмптон тяжело вздохнул. Новый день начинался не лучшим образом...
20 октября - 4 ноября 2011 года.
No Copyright: Тим Волков Альянс, 2011 Свидетельство о публикации N21111181188