Когда на корабле умирают, смерть становится тяжким испытанием для живых.
Еще вчера ты разговаривал с человеком, а сегодня он безмолвный СТОИТ в трюме.  
Никто  не знал отчего умер  молодой, с виду здоровый  парень. Наш, опухший
от пьянства, судовой фельдшер  градусник поставить правильно не сумеет.
Многие, стремясь уйти в море любой ценой, покупали липовую медкомиссию, 
расплачиваясь за глупость собственной жизнью.

Трюм под завязку забит мороженной рыбой. Боцман, матерясь, выбрасывает
несколько паков  в океан, а  мы бережно ставим Игоря в освободившуюся
узкую щель. Из района промысла до Лас-Пальмаса, куда траулер зайдет с
приспущенным иракским флагом, трое суток ходу.
Все раздавлены случившимся.
Под кораблем нет земной тверди и когда ночью пытаешься уснуть, чувствуешь
себя лежащим в одном железном гробу с покойником.

На горизонте показался остров Гран-Канария  и свободные от вахты собрались
у горловины трюма проститься с товарищем. Боцман  спускается вниз, обвязывает
задеревеневшее тело веревкой и поднимает наверх с помощью лебедки.
На палубе стоит деревянный ящик сколоченный боцманом накануне...

Возвращаемся в район промысла.
Все живое, начиная с кошки Муськи и заканчивая капитаном, мертвецки пьяно и
обезлюдевший траулер одиноко бредет в океанском просторе словно
Летучий голландец.
Лишь боцман, в  семейных трусах до коленок, стоит,  качаясь,  у кормового среза
и грозит фиолетовым от татуировки кулаком белой пене,
взбитой на  лазури Атлантики работающим винтом...