Ничего никому не объясняй. Не отчитывайся и не спорь. Не доказывай с пеной у рта. Не приводи железные аргументы в защиту своего единственно верного мнения. Все подобные действия изначально лишены смысла, так как никто ничего не знает.
Если я когда-либо попрошу тебя объяснить мне, что ты имеешь в виду, пожалуйста, улыбнись мне с любовью и промолчи. Промолчи так тихо, чтобы я не смог услышать ничего, кроме собственного легкомыслия. Именно легкомыслие могло побудить меня просить дать мне объяснения, так как в подобных действиях изначально нет смысла, ведь никто ничего не знает.
Сиреневые музы плывут далеко за горами, унося с собой нечто напоминающее мне ушедшее в небывалое. Громко зовущие разум и то, что иногда называют логикой, странные существа, издали напоминающие людей, твердят о земле. Земля подтверждает лишь свое существование перед самой собой, но никак не предполагает, что твердость означает истину. Впрочем, земле - землевое, всё равно никто ничего не знает.
И только песня поется во сне. Я слышу эти слова, они зовут остаться. Остаться в этом котле быстрой варки, сокровенном грехе жизни, как попытке убежать от антипесни. Каждая антипесния берет свое начало в плохом переводе философа классической немецкой.
Говорят, видит филин грёзы.
Искренний кот всегда повторяет, что где-то в глубине кто-то уже всё сказал.
Лишенные финала всегда оставляют после себя себя.
Минимум шанса накладывает отпечаток на свежем асфальте.
Капли минут и фикция эзотерики всегда находят свой покой среди великих индийских лесов.
А впрочем, пусть течёт Брахмапутра, ведь никто ничего не знает.