Взгляд выхватывал отполированный до блеска деревянный пол, окна, тусклые свечи, маски людей, утыканные перьями и стройную девушку в черном платье, что кружилась с ним в танце. Ноги сами собой двигались в такт едва слышимому Бреонскому вальсу авторства Жакомо Палини - молодого композитора при дворе Фиронского короля Альдора, - правая рука лежала на поясе девушки, облаченной в тончайшего шелка платье, левая сжимала узкую ладонь, каждое прикосновение к которой холодило кожу. Тонкие пальцы девушки то расслаблялись, готовые отпустить его руку, то сжимались так крепко, будто сделать это было бы последним, чего она могла хотеть.
Кожа девушки, как он отметил, была неестественно бледна - на родине звучащей музыки это назвали бы "благородной бледностью", но по его разумению это выглядело совершенно нездорово. Платье едва скрывало ее плечи - при желании он смог бы прильнуть губами к ее ключице, но он, помня о правилах приличия, конечно, этого не сделал. Гостю не стоит зарываться.
Уловив направление его взгляда, девушка широко улыбнулась неестественно белыми зубами и нежно прильнула к его груди. Привстав на цыпочки, она ненадолго уткнулась носом в его шею, слегка скользнула щекой по его шее и шепнула ему на ухо:
- Ты сильно рискуешь.
- Чем? - непонимающе спросил Сигурд из Лостра, урожденный виконт Дампфер, выполняя очередной поворот.
- Рискуешь телом, - тихо, почти шепотом произнесла девушка, приблизившись, и тут же, резко развернувшись, отдалилась и воскликнула, - рискуешь душой!
- Что поделать? - ответил Сигурд совершенно спокойно, вновь рывком притягивая ее к себе. Ему все никак не удавалось разглядеть лица девушки - лишь ярко алые губы, растянутые в насмешливой широкой улыбке оставались в его памяти.
Музыка изменилась: ожила, затрепетала, взвилась вихрем, девушка рассмеялась и, будто подчиняясь настроению музыки, озорно пронеслась мимо Чемпиона, хлестнув его копной черных волос по лицу, но руки не отпустила - напротив - потянула за собой.
- Ты ищешь предназначение, не понимая, что его нет, - продолжила свою мысль девушка, обходя ставшего столбом Сигурда кругом. - Слишком многое в своих бессмысленных поисках ты ставишь на кон.
- О чем ты? - произнес Сигурд. В его глазах потемнело, сознание помутилось, он уже с трудом удерживал равновесие. Девушка, не отпуская его руки, вновь отдалилась, и раздался сочный хруст. Потеряв равновесие, он тяжело рухнул на спину, ударившись о прежде незримый барьер. Девушка, зажмурившись, с нежностью потерлась щекой о тыльную сторону ладони Чемпиона, что истлевала прямо на глазах. Он ощутил, как левая штанина липко пристала к его ноге, и, взглянув, обнаружил, что из того места, где еще миг назад была его левая кисть, обильно, будто брага из бурдюка, хлещет кровь, но боли не было.
"Так не бывает, ни в одном человеке нет столько крови", - пронеслась ленивая мысль среди обрывков воспоминаний в тумане его разума.
Вспышка белого света озарила зал, блеснула на костях скелетов в ярких праздничных одеждах, с лицами, скрытыми Сарканскими масками, окруживших пару. Силуэт девушки изменился: Сигурд ясно увидел Вигнара Трижды Мертвого, сжимающего топор, сочащаяся из раны на голове черная кровь превращала лицо берсеркера в жуткую маску, глаза его пылали гневом, рука сжималась на рукояти с такой силой, что дерево промялось и растрескалось, но то был лишь миг - тьма вновь заволокла помещение. Рука Чемпиона окончательно обратилась пеплом, который девушка подбросила в воздух, а затем сама исчезла в осыпающемся искрами облаке.
Кто-то мягко, очень осторожно помог Сигурду принять принять сидячее положение, а девушка, появившись из-за спины, села рядом и, приобняв Чемпиона, погладила его по голове.
- Твой путь начался так же как и любой другой, так же он и закончится, - горячо прошептала она ему на ухо, - но в отличие от многих, у тебя есть повод для гордости.
- Какой же? - спросил Чемпион.
- Ты танцуешь с самой смертью, - пальцы девушки соскользнули с его волос, нежно провели по его щеке и шее, наконец, нежно коснулись груди, а затем надавили. Пронзая кожу и мышцы, проламывая кости, пальцы с нечеловеческим усилием продолжали свое движение в глубь его груди, покуда не сомкнулись на сердце. И боль вернулась, и каждая рана его воскресла, а сам Сигурд истошно заорал, вырываясь из пучин сна.
Из небытия Сигурда вырвал отдаленный гул. Сперва ему не удавалось разобрать, что именно он слышит, но, постепенно, гул сперва разделился на два: один - повыше, другой - пониже, а затем начал становиться разборчивее. Два голоса о чем-то спорили на повышенных тонах и, с каждой секундой, становились все ближе.
- Говорю же, нельзя к нему! Брату нужен покой!
- А я говорю, мне нужно его предупредить! Думаешь, стал бы я тащиться сюда через эти проклятые всеми богами снега просто от нехрен делать?
Голоса, наконец, обрели четкость, а вместе с ними ее обрела и боль, мелкими пульсациями истязающая его голову. Тошнота подкатила к горлу. Через силу открыв глаза, Сигурд на миг был ослеплен свечой, горящей у изголовья его кровати, но глаза быстро подстроились под уровень освещения, и он начал осматриваться.
Помещение, в котором обнаружил себя Чемпион, было небольшим. Все вокруг было завалено разнообразными бутылками, пузырьками и пробирками, на маленьком столике у стены была свалена гора бумаги, сбоку от которой, на кое-как вычищенной от листов поверхности стола стояла ступка с растертыми в порошок кореньями.
Привстав на локтях, Сигурд заметил поставленное на пол корытце, в котором что-то поблескивало. По телу пробежала дрожь.
"Неужто, опять?" - промелькнула горькая мысль в голове, затем нахлынули воспоминания о нескольких годах мучений - его и сестры - после Велиссийского фестиваля.
В то время Сигурд и Марика еще жили в доме, который он построил в пограничной деревне на деньги, выигранные на Арене. После того, как остроухий ублюдок раскроил его грудную клетку, Сигурд долго не мог даже шевельнуться, а бедная Марика носилась вокруг него, пытаясь поставить на ноги его бестолковую задницу. Он еще помнил, как однажды к нему в комнату ввалился местный мужик, которого сестра наняла, чтобы помогать по хозяйству, как слезно молил он прекратить его страдания и, наконец, освободить сестру от тяжкого бремени.
На глаза навернулись слезы, и он плюхнулся обратно на спину, пытаясь натянуть на голову одеяло. Впрочем, безуспешно. Если правая рука, через раз немея в плече, слушалась, то левая на попытку пошевелить пальцами ответила ударной волной боли.
- Так, мелочь, исчезни с дороги! - голос Железной Рубашки вкупе с болью разорвал пелену отчаяния, навалившуюся на Чемпиона.
- Не пущу! - Марика с твердой решимостью встала в дверях, уперевшись обеими руками и ногами.
- Хрольф, подержи ее минут пять, - произнес усталый мужской голос, затем раздался возмущенный вскрик, звуки борьбы и приглушенные, явно северные, ругательства.
- Ничего, что пинается, потерпишь. Так и держи! У меня разговор к этому вашему Чемпиону.
Дверь, наконец, распахнулась, и в проеме Сигурд увидел знакомую фигуру: сэр Эстебан де Вьен, подхватив стул, направился прямиком к его кровати.
- Ну и наломал ты дров, твое благородие, - с еще большей усталостью, нежели прежде, произнес гость.
Сигурд вновь привстал, открыл, было, рот, но тут что-то попросилось наружу из глубин его желудка. Впрочем, Железная Рубашка среагировал быстро, подставив корыто.
- Весьма оригинальное приветствие, - констатировал он, глядя на отплевывающегося Чемпиона, - впрочем, у тебя немного времени, так что сразу к делу.
Сигурд облокотился на левую руку, моментально контратаковавшую болью, и, прохрипев бессвязное ругательство, сел, свесив с кровати босые ноги.
- Всполошенные происшествием в яме, мирные жители этой богом забытой деревеньки начали разрываться между двумя решениями: идти на поклон к высокородному Реквизитору, чтобы он, очнувшись, не спалил их деревню дотла, мстя за приключившееся с его рукой, либо добить от греха подальше. От первого их удержала гордость, а от второго - твоя личная армия. В конечном счете, они послали гонца к своему господину, а тот, когда, доставив послание, возвращался обратно, навернулся в лесу и сломал шею. К твоему счастью там был я и смог доставить дурную весть по адресу - тебе.
- О чем ты говоришь?
- Сюда едет Донал "Хеллхаммер"! - возопил Железная Рубашка. - Я обогнал его на полтора дня, так что у тебя есть время подготовиться, но не рассиживайся.
- Полтора дня? Сколько же я спал?
- А это лучше спросить у нее, - Железная Рубашка что-то крикнул, и в дверной проем втиснулся Хрольф, держащий Марику на весу. В тот же момент, укусив здоровяка за ладонь, которой тот зажал ей рот, Марика вывернулась из хватки оруженосца, в несколько движений оказалась около Железной Рубашки и нахлобучила ему на голову давешнее корыто. Повисло тяжелое молчание.
- Чему быть, того не миновать, - выдержав театральную паузу, философски произнес Эстебан, протирая лицо латной перчаткой.
- Там же была вода, - ошарашенно произнесла Марика, делая шаг назад, а северянин гулко захохотал.
- Как видишь, не только. Ладно. Хрольф, притащи ведро воды и тряпку! - прикрикнул рыцарь на заливающегося смехом здоровяка. Когда оруженосец вышел, Железная Рубашка изменился в лице:
- Донал из рода Фелхаммеров. Его отца, как и меня, отправили сюда "за особые заслуги", но они с братом здесь родились, так что, в отличие от вас и меня, местные априори их уважают. Вернее, уважают Донала, а Кэйвена они попросту боятся до усрачки, - Эстебан снял шлем и отставил его в сторону, смахивая нечистоты с плеч.
- Все бы ничего, но Донал - параноик, он, скорее всего, вбил себе в голову, что твой визит и затеянная тобой свара - преднамеренная провокация его политических оппонентов. Причем, тот факт, что на полуострове едва ли найдется десяток человек, понимающих смысл слов "политический оппонент", его мнения ни коим образом не изменит.
Де"Вьен оскалился и придвинулся к Сигурду ближе:
- Его страх и будет твоим козырем - сыграй его! Одолей Донала в его же игре, и это сломает его окончательно - ты сможешь, буквально, засунуть руку ему в задницу и управлять им, как куклой.
- Не хотелось бы мне, кхгм, совать руки куда ни попадя, - пробурчал Сигурд, приподнимая перевязанную кисть. - Одного не понимаю: почему ты-то мне помогаешь?
- Сам не знаю, твое, - рыцарь стряхнул оставшееся с колен, - благородие, наверное, потому что ты - моя единственная надежда достучаться до нашего обожаемого, мать его... сохрани, Короля.
***
Уже на следующий день Сигурд несколько нетвердо поднялся на ноги. Выяснилось, что в беспамятстве он пробыл почти полдекады, и Марика, под руководством Патрика занимающаяся восстановлением конечности Чемпиона, уже начала серьезно беспокоиться, как бы тут ее братец не кончился, но нет - приход Эстебана ознаменовал облегченный вздох всего отряда - Чемпион жив и даже иногда смеется.
За эти дни, как и говорил Железная рубашка, в деревне многое произошло: сперва северяне всем скопом пришли добивать наглого "гостя", убившего их сородича, но, нос к носу столкнувшись с готовым к бою отрядом гвардейцев, разошлись, внезапно вспомнив о домашних делах. На следующий день пришли несколько из них, но уже не с факелами и топорами, а с медовухой и снедью, подношение по настоянию интенданта было принято. На третий день, все еще не понимающие, чего им ожидать, местные стали думать: как быть дальше.
Кто-то из молодняка внес предложение подкупить посла золотом, о жадности хенстрайх на севере сложили не одну сагу, но предложение отмели, во-первых, ввиду несопоставимости затрат - на всю деревню не набралось бы больше двух-трех золотых, а за четыре-пять можно было бы отстроить еще одну деревню, по соседству, - во-вторых, главы семей напомнили о гневе старшего сына Падающего Молота. Донал не простил бы трусости и самоуправства, ни по отдельности ни вместе. Гонец со срочной вестью для ярла выехал в ту же ночь.
К тому моменту, как Донал, прозванный Хеллхаммером почтил-таки своим присутствием захолустную деревеньку, Сигурд уже окончательно вернул способность самостоятельно держаться на ногах. Хотя левая рука все еще была перемотана бинтами из нескольких его рубашек, а сам он находился под действием сразу трех обезболивающих зелий, что придавало его лицу бледный и изможденный вид, выглядел он, все же, вполне презентабельно. На пояс, по настоянию Железной Рубашки, Сигурд повесил топор убитого берсеркера, скорее, правда, не как оружие, а как трофей, но и рубануть им, в случае чего, он мог вполне неплохо.
Появившись в деревне, Ярл тут же прислал к Послу-Реквизитору Его Величества посыльного с требованием немедля явить пред его ясны очи возмутителя спокойствия и убийцу, а местом встречи избрал городскую площадь. Там он, собственно, и находился, ожидая беспокойного визитера. На улицу вытащили стол и несколько стульев, на одном из которых Донал Феллхаммер сидел, опершись локтями на стол и положив узкую челюсть на сцепленные пальцы. Справа от него к столу был прислонен небольшой боевой молот на длинной рукояти, слева стоял рослый воин в стеганом доспехе, а позади них широким полукругом расселись главы местных семей.
Сигурд приблизился, с некоторым сожалением заметив, что на его стороне стола стульев не было.
- Сигурд из Лостра, - изрек Феллхаммер в свойственной, скорее, Велиссийкому дворянину, нежели северному ярлу, высокопарной манере, - убийца, дебошир и нарушитель общественного порядка.
- Я имею честь говорить с Доналом Феллхаммером? - хрипловато вопросил Чемпион.
- И после всего того, что ты натворил, ты смеешь говорить о чести? - зло произнес Хеллхаммер, не повышая голоса, - К тому же, еще и явился ко мне с оружием. Ислог!
Воин развернулся, сделал шаг к Сигурду, тот же, в свою очередь, отшагнул и встретил островитянина полным стали взглядом. Рука телохранителя сама собой потянулась к ножнам.
Усмехнувшись, дебошир примирительно поднял забинтованную левую руку, другой же снял топор с пояса и легким движением вонзил в стол прямо перед Феллхаммером. Тот не пошевелился - лишь презрительно перевел глаза сначала на топор, потом на южанина.
- Топор я взял как доказательство. Доказательство того факта, что на меня напал его владелец - Чемпион не стал дожидаться новых высокопарных бросков оппонента и заговорил, нарочито формально, как судья, зачитывающий приговор, - какой-то сумасшедший, бормочущий о длинном доме и называющий себя берсеркером.
Коли не изменяет мне память, по законам Севера, утвержденным Его Величеством Королем Малкольмом из рода Третьего от семнадцатого года нашего столетия: "воин могучий, себя именующий "берсеркер" есмь живое воплощение орудия своего ярла, а деяния его - оного ярла длани воля"...
- Ты хочешь повесить на меня вину за смерть моего подданного? - прервав Реквизитора с возмущением в голосе воскликнул Фелхаммер.
- Что Вы, какая несусветная чушь. Я, в присутствии всех этих людей, - Сигурд окинул победным взглядом сперва глав семей, а затем и собравшуюся вокруг толпу, - обвиняю Вас в нападении на Посла-Реквизитора Его Величества Короля Малкольма из рода Третьего и нанесении оному ущерба, который, вероятно, негативно отразится на выполнении им воли Короля.
- Меня? - глаз Фелхаммера начал подергиваться.
- Именно. Скажите, ведь, если Вас ранит меч, не станете же Вы наказывать полосу стали? Нет! Вы накажете руку, что его держала.
Таким образом, я, властью, данной мне королевской грамотой, - Чемпион обернулся, и жестом здоровой руки указал на капитана, демонстрирующего всем присутствующим оную грамоту, - применяю к Вам официальное обвинение в нападении на доверенное лицо Его Величества.
Естественно, как одного из правящих Ярлов Севера, Вас будут судить полным составом Королевского Совета. Рекомендую Вам в течение месяца передать дела доверенному регенту и приготовиться к отправлению в столицу, ежели только не желаете отправиться под конвоем или встретить Атрокс в Дороге, - произнес Сигурд.
Хеллхаммер побледнел, рывком встал, и попытался сцепить подрагивающие руки на груди.
- К слову, нападение на доверенное лицо короля приравнивается еще и к личному оскорблению Его Величества, а это уже практически готовый приговор, - закончил свою тираду Сигурд, подняв голову. Затем, не удержавшись, позволил себе бросить взгляд на метания ярла.
- Кто тебя послал: Роденфорт, шлюха Шульца, засланцы из Вольницы, Дампфер, Харт, Милисента, Стоун, или же Кейвен? - он на секунду задумался, после чего развернулся к Сигурду и постучал себе согнутым пальцем по лбу, - хотя нет, это не в его стиле.
- Меня послал Его Величество Король Малкольм из рода Третьего, и, как уже было сказано, я исполняю обязанности Посла-Реквизитора Севера.
- И что Королю - он намеренно выделил последнее слово, - от меня понадобилось?
- Возобновить выплату налогов Короне, призвать к ответу виновных в нападении на заставу Уайтфлоу...
- Уайтфлоу? - встрепенулся Хелхаммер.
-...А также оказать содействие в расследовании убийства моего предшественника.
- Предшественника?.. - тут он несколько опешил, поднял на реквизитора затравленный взгляд, но тут же одернулся, и, добавив взгляду твердости, все тем же опешившим голосом спросил: - Руфус мертв?!
- Насколько мне известно - да.
Хелхаммер буквально рухнул на стул, вцепившись одной рукой в узкую бородку, а второй нервно постукивая по оголовью боевого молота.
- Это заговор! Сперва они убирают моего человека, потом подсылают психопата в перьях, потом забирают кулак моей армии, а теперь еще ты! - Хелхаммер, схватив боевой молот, вскочил, - Ты со своими погаными претензиями! Ведь это тебя они готовят на мое место, да?
- Ярл Фелхаммер, Донал, успокойтесь. Я здесь, в первую очередь, затем чтобы все обсудить и разузнать, - произнес Сигурд, незаметно приблизившись к столу. Личина грозного судьи, обвинителя с легкостью сменилась ликом сочувствия и поддержки.
- Это бессмысленно! - ярл бросил молот, сел на стул и обхватил голову руками. - Если я тебя сейчас убью, это лишь усугубит дело. Меня обложили, как сурка!
Пока Донал, поддавшись панике, бормотал что-то себе под нос, его воин тенью скользнул за его спиной, поднял молот и поставил его на прежнее место у стола. Еще с пару минут глаза ярла суетливо бегали, останавливаясь лишь на миг, тяжелое дыхание наливало руки и ноги силой, необходимой для боя, а губы бормотали что-то невнятное. В какой-то момент щелкнули наскочившие друг на друга зубы, и вдруг Донал осознал, что предавался паранойе на глазах у всей деревни.
Правая рука ярла нащупала рукоять молота, сам он закрыл глаза, вздохнул, смахнул капельку пота с левой брови, а затем взглянул на Чемпиона совершенно трезвым взглядом.
- Если я соглашусь с твоими условиями, мы забудем об этом инциденте?
- Боюсь, при всем желании, я нескоро смогу о нем забыть, - усмехнувшись, произнес Сигурд, подняв левую руку практически перед самым лицом ярла.
- Чего ты еще хочешь? - обреченно произнес Фелхаммер, глядя в стол.
- Вашу армию, - пораженный взгляд Феллхаммера встретился с уверенным взглядом Чемпиона. - Конечно, не для себя... Для Эстебана Де Вьена.
- Серьезно?! - голос Донала сорвался в крик. - Ты просишь от меня помощи для Железной Рубашки?! Да половина его армии состоит из бывших моих солдат, а знаешь почему?
- Почему же?
- Потому что Железная Рубашка - безумец! Безумец настолько отмороженный, что единственный рискует открыто бросать вызов моему брату. Он, Разжигатель его побери, вызвал Кэйвена на Хольмганг. И победил! - Сигурд понял, что смог таки подцепить Донала за живое. - Правда, тогда, он ухитрился обменять право трех щитов на право вступить в поединок на лошади, но это вообще нихера не меняет, - ярл вдруг остановился, закрыл глаза, снова сделал несколько вдохов, по ходу дела размышляя, а, несколько успокоившись, продолжил. - Ладно. Когда Железной Рубашке понадобятся войска, он их получит.
Тут рука молчаливого телохранителя легла на плечо ярла.
- Что еще, мать твою, такое? - резко повернулся к воину Хелхаммер. Толпа, собравшаяся вокруг и все это время молча наблюдавшая за действом, загомонила. То тут, то там слышались смешки, вздохи, а кое-где даже покрикивания и улюлюканья:
- Смотрите, идет! - кричали восторженные детишки.
- Вот он сейчас тут устроит! - звучали голоса молодых парней.
- Люди, ОН идет!
- Кто идет? - Сигурд подозрительно глянул на собеседника и резко выдернул из стола топор.
- О, Жница... Только не он, - Хеллхаммер только что не закатил глаза, показывая свое недовольство. - Это местный старейшина.
Сигурд слегка успокоился, повесил топор на пояс и повернулся к толпе. К увиденному он явно был не готов...
Сквозь толпу в его направлении пробиралась здоровая фигура. Хотя, наверное, назвать его большим было бы тяжким оскорблением. Он был огромен. Высокий даже по меркам Сигурда оруженосец Хеллхаммера рядом с ним выглядел, как тринадцатилетний мальчонка, причем, не только по размеру, но и по возрасту: голова здоровяка была надежно укрыта толстенной шапкой его собственных седых волос, а его белая, как снег, борода длиной почти до пояса поражала фантазию Чемпиона, явно открывая ей новые высоты для полета.
Здоровяк еще около минуты довольно осторожно проталкивался через толпу, после чего встал перед ним во всем своем великолепии: по его росту и мышцам можно было понять, почему он стал старейшиной - спорить с ним рискнул бы только непревзойденный храбрец или конченый идиот.
Задрав голову, Сигурд пялился на одетого в шкуры старика и абсолютно не представлял, чего ожидать... С минуту гигантский северянин и мелкий южанин обменивались серьезными взглядами, после чего рот старейшины растянулся в веселой улыбке.
- Ну, что тут у нас? - весело осведомился старик, переводя взгляд на своего господина.
- То, о чем тебе знать не стоит, - сурово зыркнул на него Хеллхаммер.
- Брось, ярл, - весело отмахнулся старик, будто бы, между прочим, вкладывая в титул толику презрения, - моя деревня - мой дом, эти люди моя семья, а этот южанин, как я понял, взял и убил одного из моих младшеньких, пока меня не было дома.
- Твой "младшенький" совсем съехал с дороги и набросился на Реквизитора гребаного короля с топором! Кроме того, до меня дошла весть, что все остальные твои подопечные куда-то исчезли.
- Да, - произнес старик.
- Что "да"? - вскочил Феллхаммер.
- Да, они исчезли, - старик сложил руки на груди.
- Ты их отправил?
- Нет.
- Но ты позволил им куда-то отправиться.
- Да.
- Почему?! Как?! Какого хера?! - заорал Хеллхаммер. - Ты хранитель длинного дома, мать твою, ты знаешь насколько они опасны, кому ты, орясина, позволил их увести?
Старик посмотрел на Феллхаммера глубоко утопленными в массивном черепе глазами, ярл принял этот взгляд свирепо, не моргая и не меняя выражения лица, лишь уголок рта нервно дернулся, готовый перерасти в полноценный оскал, великан отвел стремительно помрачневший взгляд, вздохнул и ответил:
- Это был Жрец.
- И ты позволил ему здесь верховодить?
- Жрецу нельзя отказать - он несет слово Богов.
- И что же, как ты думаешь, он натворил?!
- И что же он натворил? - заинтересованно поднял брови старейшина.
- Он напал на королевский гарнизон! Он заставил их убивать ни в чем не повинных крестьян и ремесленников! - брызжа слюной начал орать Хеллхаммер. - И их самих он отправил на верную смерть! Вернулся только этот твой "младшенький"! И тут же заварил еще одну кашу, которую мне за вас теперь десятилетиями расхлебывать!
- Что ж, - задумался старик, - думаю, в какой-то мере, твои обвинения справедливы, если дело было именно так. Дело ведь было так? - старик оглянулся на глав семей, жителей деревни, обступивших площадь, а те лишь переглядывались и пожимали плечами.
- Да, так. Стены разрушены, а от гарнизона осталось с пять десятков лучников да еще столько же набранных наспех крестьян, которые способны отличить острие копья от древка только на ощупь, - спокойно произнес Сигурд, на которого старейшина доселе не обращал никакого внимания.
Верзила повернулся, вопросительно осмотрел Сигурда и снова обменялся с ним серьезными взглядами. В глазах великана промелькнула искорка иронии - стало очевидно, что старик поддразнивает своего ярла.
- Посол-Реквизитор Северных земель, Чемпион Его Величества Короля Малкольма из рода Третьего, Сигурд из Лостра, - учтиво представился южанин.
- Старейшина этой деревни, глава длинного дома, Эгиль. Некоторые зовут меня Прокляторожденным, - глубокий голос огромного северянина глухими ударами разносился над толпой. Старик, башней возвышающийся над Послом южного короля, производил весьма жуткое впечатление, тщательно копируя стиль речи и интонации последних слов собеседника.
Пальцы воина сжались на рукояти трофейного топора до такой степени, что костяшки пальцев побелели. Слух его уловил шум крови, текущий в сосудах его тела, а глаза на мгновение потеряли точку фокуса на переносице великана и устремились вдаль. Всего на мгновение Сигурд будто перестал принадлежать себе, чтобы спустя мгновение обрести себя вновь.
- Куда ты уходил? - обратился к старику Феллхаммер, громким вопросом обрывая замешательство Реквизитора. Старик еще мгновение смотрел Чемпиону прямо в глаза, а затем, наконец, моргнул.
- К знахарке в Высокую деревню за отваром для... - замялся старейшина, вновь обратив взгляд на своего ярла. - Ты знаешь для кого.
- Что именно произошло, когда Ваших людей забрал жрец? - Сигурд вмешался бесцеремонно, намеренно вновь обращая внимания Эгиля на себя. Старейшина бросил вопросительный взгляд на ярла, тот, стиснув зубы, кивнул.
- Они ушли, - ответил Эгиль. Он вновь обратил взор прямо на Чемпиона, и тому стало малость не по себе, будто великан одним лишь взглядом снял с него всю одежду, содрал кожу и копается в мясе, пытаясь что-то найти. Сигурд сосредоточился и отогнал наваждение.
- Вы знаете, что я имею в виду, - надавил он.
- Верно, но подобный разговор для такого места не подходит, не так ли, ярл?
- Верно, - согласился Феллхаммер, - куда важнее, что ты их потерял.
Эгиль склонил косматую голову, теперь Сигурд, при желании, смог бы достать до его подбородка.
- Моя вина, ярл, - Лицо Донала искривила ухмылка. - И коль на то твоя воля, вверяю себя в руки Воина, - произнес Эгиль, хватив себя кулаком в грудь, - кровью ошибку искуплю, долг всех своих младших один выкуплю.
- Нет, - отсёк Хеллхаммер. Старейшина дернулся, выпрямляясь, сделал невольный шаг назад, а рука его невзначай легла на пояс с мечом, Донал же продолжил, - ты потерял моих лучших бойцов, мой резерв на случай полноценного столкновения. Позволив тебе умереть в бою, я сделаю тебе одолжение. Мне мало твоей смерти, мне нужна моя армия! Покуда ты не обучишь полноценную замену, я запрещаю тебе умирать в бою! - глаза Донала победно сверкнули.
Эгиль смотрел на ярла, как на копье, попавшее в грудь, будто не до конца понимая.
- Тиурова кровь, я запрещаю тебе умирать вообще, старик! - пуще прежнего разошелся ярл, - Покуда ты не вернешь мне то, за что ты был в ответе, любая смерть для тебя будет бесчестьем! Ты меня понял Прокляторожденный? - На лице Фелхаммера, смешавшись с гневом, отпечаталась победная ухмылка.
- Да, ярл, - практически прошептал Эгиль, Сигурд заметил как его фигура надломилась и пришла в движение, становясь все ниже - гигантский северянин медленно, подобно падающему дереву, цепляющемуся ветками за кроны соседних деревьев, опустился на одно колено и склонил голову. На едва угадывающемся за свисающей копной волос лице старейшины боролись напряжение и ужас. Мышцы лица напряглись, будто их прострелила судорога, но он не позволил себе даже лишнего вздоха, пока не услышал ответ ярла - Сигурд был впечатлен этой величественной картиной.
- В таком случае, ступай, у тебя нынче полно дел, - вальяжно отмахнулся Донал, пытаясь за панибратством скрыть ликование, затем перевел взгляд на Сигурда, - и еще. Вечером предоставишь человеку Южного Короля любые сведения, что он потребует. Ислог покажет путь к жилищу Прокляторожденного, Реквизитор.
- Благодарю, ярл, - сдержанно кивнул Сигурд и, развернувшись, наконец-то поддался желанию покинуть этот балаган.
***
Местная таверна напоминала огромный дом, единственное помещение которого служило и кухней, и столовой, и сценой для скальдов, и местом для ночлега - все было здесь, разве что, опорожняться было принято за холмом в паре десятков метров от окраины.
Стояла таверна на отшибе деревни, потому как, что местные завсегдатаи, что заезжий люд имел привычку засиживаться до раннего утра, и почти каждая ночь полнилась пьяными воплями, веселыми песнями, громогласными сказаниями, грохотом сапог и, конечно, боевыми кличами дерущихся мужиков.
Сегодня гулянья начались ощутимо раньше: после представления, устроенного ярлом и старейшиной в присутствии всей деревни, охота работать у всех отпала - куда больше всем хотелось рассказать другому о том, что он видел, и что думает.
Сигурд, поддавшись на уговоры близнецов и веселой троицы, подкрепленные согласными кивками замученного дорогой Де"Вьена, отправился туда же. Пока близнецы с Жоржем слушали сказки какого-то чудного старика, а Скади и Брагг рассказывали местным армейские байки из своей старой сотни, сопровождаемые веселыми кривляниями и фокусами Марка, Чемпион и Железная рубашка в сопровождении нескольких офицеров с той и другой стороны, заняли стол поодаль от остальных и, как и все, обсуждали произошедшее между собой.
- Представление, которое устроил Хеллхаммер, - Эстебан вздохнул. - Да, твое благородие, так на Севере и ведутся дела. И это, поверь, еще не самое дикое, что ты можешь здесь встретить. Донал, так сказать, дипломат.
- Полный бред! Что это значит: "Я запрещаю тебе умирать вообще"? - нотки усталости в вялом и хриплом голосе Сигурда не могли скрыть язвительности, сочившейся из его слов. Чемпион отпил отвара, поданного ему Марикой и перевел взгляд на Железную рубашку.
- Что бы это не значило, - ответил Де"Вьен, - теперь старик порвет жопу, чтобы выжить и исправить положение.
- Говорю вам, сынки, своими глазами видел, - старик наклонился к близнецам, - Прокляторожденного пронзили шестью стрелами, а он сражался как ни в чем не бывало.
- Он здоровый, - согласился Торм, - и одежу многослойную носит: то шкуры, то кольчуга где проглядывает - небось в одежде стрелы завязли, вот и не заметил.
- Брат, помнишь, Бомбарда заряд картечи в грудь словил и тоже потом сражался, - влез Корм.
- Ага, а мы потом ее из него вытаскивали, - кивнул Торм, - щипцами.
- Прокляторожденному, - старик подался еще ближе, - в одном бою голову сняли.
- Брешешь, без головы никто не живет, вот... - Корм внезапно сбился и погрустнел.
- Хай дальше брешет, - отмахнулся Торм, толкая брата в плечо кулаком, - а ты не раскисай, плакса, не то лишние сопли-то из тебя повышибу, - Корм бросил благодарный взгляд, а старик отдернулся в гневе.
- Кто брешет, я?! Своими глазами видел.
- Да что ты там видел, дед?
- Да уж поболее твоего! Я что тогда лучшим лучником был, что сейчас, никто дальше и точнее меня стрелу не пошлет - Хеамунд и тот вторым после меня был, а как глаз потерял, так и близко теперь не стоит.
- Брешешь.
- Не брешу, смахнемся? Мишень в трехста шагах - кто первый точно в центр ударит?
- Это, старик, осадный арбалет, - произнес Торм, не без труда поднимая вышеупомянутый агрегат одной рукой, - металлические плечи и охренительная сила натяжения, я с него стрелу загоняю через бойницу, снизу-вверх прямо в глаз стрелка сверху, да так, что со шлемом вместе прошивает, а ты со мной состязаться удумал.
- А это, сынок, эльфий лук с живого дерева, - произнес старик, снимая с плеча кожаный чехол и распахивая его, - и я не знаю ни одного стрелометного оружия, что бьет дальше, точнее и мощнее, особенно в руках хорошего стрелка.
- Как же ты его достал? Трофей? - округлил глаза Корм.
- Не, трофейные луки вянут, а мой вон уже сколько лет как новый, тому что Дар, - старик запахнул чехол и закинул на плечо, - я эльфку спас однажды.
- Брешешь, - привычно произнес Торм, старик же хватил кулаком по столу.
- Чего заладил, щегол, я тебе что, собака, чтоб брехать?! А вот не расскажу нихера!
- Ты прости его отец, недоверчивый он, - произнес Корм. Торм буркнул себе под нос:
- Потому что не дурак.
- Ты мне расскажи, мне интересно, - продолжил Корм.
- Слушай тогда, а ты не перебивай, - Торм хрустнул костяшками, но утих. - То во время их очередных набегов дело было, зим так тридцать назад. Я тогда при границе обитался, я ж охотник хоть куда, а от нас до ушастых "нетральнай" земли непочатый край, ну и с этими, эльфами, общаться приходилось, когда на ножах, когда за костром одним добычу делили.
Был год, молодежь их лихая вылазку на нашу сторону учудила, три деревни пожгли, людей без скарба перед Зимой оставили, да и положили немало из тех кто оружие взял. Ну наши-то не стерпели, вышел из толпы берсеркер - Финдерин Два Топора и сказал: "Негоже нелюдям безнаказанными быть!" - Собрал он войско, в обход старейшин и ярлов, да в леса их повел, страшно, говорят, эльфов побил, те аж к южанам за помощью побегли, ха! Но не о том моя история, я тогда бить ушастых не пошел, мою деревушку они не тронули, да и с ними я дружен был, как глядь - сами ко мне бегут, вернее бежит, одна, в шкуру снятую, кровавую, завернутая. К дому прибежала, в ноги грохнулась, говорит - выручи, мол, меня, как охотник охотника: в лесу я, сталбыть, была, никаких набегов не чинила, вреда людям не творила, а теперь, за молодежь бунташную, жизнью расплатится, коли поймают ее. Мол уже за ней погоня, убежать она не сможет, лес то нашими почитай всюду забит - рыщут, смотрят, каждый камушек переворачивают, как Белые на охоте. Ну, сказал я, такие дела, как охотник охотнице помогу, да только ты в долгу у меня будешь и одной шкурой не расплатишься. Сховал я ее в погребке, мужики с топорами да копьями пришли - видел эльфку? - да. А где? - да вот декаду назад куропатку двумя стрелами с ней пробили, решили не ругаться, на месте съесть. Они мне, - дурак, мать твою, сегодня эльфку видел? - сегодня не видел, а коли ты про мою мать еще что скажешь, я тебя к дереву за уши прибью - и лук, так, поближе подтягиваю. Ну главнюк их чот еще выпендриться хотел, да одернули его, мол это Торстейн Соколий Глаз, с луком-то он на ты, а коли даже убьем его, так нам за то спасибо не скажут, он вона сколько добычи приносит. Так и ушли они, а эльфку я вытащил, отмыл, обогрел, она, сталбыть, расплатилась, как положено и ушла.
- А как это "как положено"? - переспросил Корм.
- Хорошо расплатилась, - довольно улыбнулся старик и крикнул на всю пивнушку, - кто тут еще с эльфкой побывал?
Ответом была полная взглядов тишина и одна поднятая вверх рука: Жорж приблизился к столу, держа руку над головой, а во второй две полные кружки, одну из них он вручил старику и, не спрашивая особого разрешения, подсел, вклиниваясь между братьями.
- Горячие они, особенно когда к тебе в тот момент прижимаются, - мечтательно произнес бретер, старик уважительно кивнул, они чокнулись кружками, отпили и старик продолжил:
- Вернулась она пару лет спустя, я уж думал добавки захотела - ан не только, еще и лук принесла. Под меня, говорит, сделала, плата мол за подаренную жизнь, сносу ему не будет, коли ухаживать правильно буду, да и не подведет он никогда.
- А тут уход особый нужен? - спросил Жорж, - у нас вон ушастый один с таким как со ссаной торбой носится, а говорить почему - не хочет.
- Вода ему нужна, хоть раз в три декады, я его обычно просто тряпкой мокрой протираю, али под дождь выставляю, тут хоть в луже купай, главное чтоб не мочи или еще какой дряни, а воды, а еще, коли его тетиву порву, новую не снаряжать, а в землю на месяц зарыть и поливать, она, мол, заново отрастет, но то я не проверял и проверять не буду, пошто инструмент поганить?
Кивнули все трое южан, старик отпил из кружки еще раз и откинулся на спинку стула.
- А что с этим, здоровым было? - спросил Корм.
- С Прокляторожденным история большая, но расскажу я ее вкратце, мне вон за пастухами скоро идти.
В бою раны он получал страшные, большой он, воевода наш, в него слепой не промажет, а только после боя он не более дня отлеживался и снова как новенький. Я сперва диву давался, да потом как увидел разок, на что он способен, так больше ни от чего не удивляюсь.
Случилось то при Тыллевой переправе, в набеге на Крубера Шульца. Поклоняться он начал Тому Что Войны Начинает, да банду себе собрал, да не просто шайку, а шесть десятков человек, разбоем живущих. Его прочие Шульцы попервой вразумить пытались, потом кто уже за копья похватался - ан нет, им Карга запретила, мол негоже братскую кровь лить. И сговорились один из ее сынков постарше и Ярл наш, Хеллхаммер, мол люди наши под видом набега на их земли вторгнутся и порешат паршивую овцу в стаде, а они мол своих людей придержат, да за тело его выкуп потом дадут.
Как Прокляторожденный клич давал и бойцов лишь лучших из лучших отбирал, да как мы до места добрались не скажу, долго, как и не скажу сколько раз то мы их то они нас били до последнего сражения. А скажу, как в середине побоища Мули Сломанная Шея Прокляторожденному голову отхватил.
Большой Мули был, не с Прокляторожденным в сравнении, но с обычным человеком, а вот меч его и того больше был. Мули его "Южным мечом" звал, купил говорят, у ваших, покуда там наемничал - отличный меч то был, лезвие, в его, Мули, рост, гномовой стали, да закалки правильной. Ох, и много ж наших он тем мечом посек...
Сошелся он с Прокляторожденным, как сынишка супротив отца со стороны, а на деле, выдержал Мули удар Прокляторожденного, железо в железо его принял, а после рубанул прямо по шее. Голова Прокляторожденного - своими глазами видел - от тела на метр улетела, да только Прокляторожденный не умер. Кровь, ясно дело, хлестнула, да только мало совсем, как если б кожи шмат выхватили, а сам Прокляторожденный схватил оторопевшего Мули поперек тела, да сжал в обьятьях медвежьих, покуда из тела Мули кости не полезли, - старик приложился к кружке, сделав глубокий глоток, откашлялся и продолжил. - Затем Прокляторожденный на колени упал, я уж думал помирать собрался, ан нет - то голову он свою искал. Камень найдет - пальцами придавит так что треснет, да выкинет, коли чью чужую подберет, а были там и такие - так в кровь давил. Нашел Прокляторожденный свою голову, за бороду подтянул, да на плечи свои закинул, вскипела тогда его шея, как окиянская волна, да свилась вкруг головы, став толще моего бедра, какая она и сейчас есть. Я б не поверил, да только Прокляторожденный при мне начал грязью с кровью кашлять, видать та ему в сруб набилась, - старик вздохнул, затем хлопнул себя по ноге, - такая вот история, сынки, а коли мне кто скажет мол брешу, я ему прямо тут стрелу скормлю.
Торм было напрягся, но Жорж положил ему руку на плечу, виновато улыбнулся и подлил из своей кружки в его. Торм фыркнул и опустошил кружку одним движением.
***
- И что, вот так просто - конец истории? - вопросил Сигурд. - Сейчас этот старик расскажет мне, мол "безумец в перьях обманул ярла и с его дружиной штурмовал заставу". И вот с этим мне идти к королю?
- Не торопись заканчивать, твое благородие, - ответил Эстебан, - тут как с бабой, поспешишь - опозоришься.
- О том и речь: такую чушь даже самый бестолковый бард не напишет с похмела.
- Мало бардов ты, видать, слышал, твое благородие, - усмехнулся Эстебан, - Местные - их здесь скальдами кличут - как начнут гундосить, уши оборвешь лишь бы их "длинносильных рук, увивших плющом рукоять смерти отца древ", не слышать.
- Это называется кенниг - вставил молчавший доселе Лафрен.
- Это называется словоблудие, - отхлебнул густого пива Де"Вьен и осклабился - как то, что ты с концом своим по ночам творишь, парниша, только тут со словами.
- Я бы попросил не задевать моих людей, - оборвал его Сигурд.
- Валяй, твое благородие, проси, я нынче щедрый, может и не откажу, - усмехнулся Железная Рубашка, салютуя кружкой вошедшему в таверну телохранителю ярла Хеллхаммера. - О, Ислог, свой собственный сын, как жизнь, как уроки пения?
Ислог подошел к столу и хрипло прошептал:
- Идем.
- Не идем, сидим-с, - ухмыльнулся Эстебан, а затем посерьезнел, - хотя, если ты считаешь, что вправе приказывать королевскому послу или, чего хуже, мне, так и скажи - я с радостью прикажу Хрольфу оборвать тебе яйца. Интересно, твой голос станет от этого выше?
- Не стоит, - вмешался Сигурд, глядя на то, как нахмурился Ислог и заерзал на стуле Хрольф, - Я все одно собирался размяться. Веди.
***
- Стало быть, ярлу мало моего унижения на площади, - пробурчал великан, но дверь открыл, - решил вовсе старика добить.
Сигурд, не встретив препятствий, вошел в дом старейшины деревни. Тот казался заброшенным из-за малого количества мебели, грязи и паутины, впрочем старика это не волновало - он проковылял к столу, заваленному грубоватой посудой и тяжело обрушился на столь же огромный, что и он сам, стул.
- В мое время, когда молодняк хотел послушать рассказы стариков мы попросту собирались у костра, теперь же, видимо, убийство соседа входит в правила хорошего тона.
- Я лишь принял брошенный вызов.
- Ты вынудил Вигнара вызвать тебя: длинный дом - запретное место, ибо в нем таится дух Изначального Зверя! Лишь те, кто принял его дыхание, имеют право войти.
- Насколько я знаю, в таких случаях правота остается за победителем. К тому же, языка у него в том бою не отняли, если бы он только захотел мне объяснить...
- Вигнар был скор на расправу, да и умом не отличался, - старик достал из-под стола глиняную бутыль, а затем плеснул из нее мутной жидкости в стоящие на столе деревянные чашки, протянув меньшую Сигурду, а затем добавил, - но он был достойным человеком.
Ислог молча взял кружку со стола и застыл.
- За Вигнара, - догадался Сигурд, принимая кружку и слегка поднимая ее.
- За Вигнара Белую Шкуру, да не дрогнет его рука на Вечной Охоте, - произнес старик и, повторив салют, опрокинул кружку в бороду, Сигурд, наученный горьким опытом своих людей в лагере Железной Рубашки, приготовился к худшему и решил залить в себя содержимое кружки одним махом. Корчась от отвратительного привкуса и чувствуя, как едкие пары разъедают его горло изнутри, Чемпион сел за стол и начал шарить по нему глазами в поисках спасения, ближе всего была вялая луковица, в которую он не преминул вгрызться. Старик покачал головой, отрезал шмат вяленого мяса и протянул Сигурду. Со второй попытки прожевав луковицу, он попытался ухватить его еще кое-как перемотанной левой рукой. Эгиль вложил мясо в его ладонь, а затем крепко обхватил, подтянув поближе, чтобы внимательно осмотреть деформированные пальцы.
- Никак, целителя работа?
- Да, - выдавил из себя Чемпион попытавшись вырвать руку, но бесполезно - хватка у старика была крепкая, опрометчивое действие лишь добавило ему боли.
- Дочь моя тоже лекарством промышляла, но она стягивала разрубленную плоть нитями из собственного волоса, ибо сращивать ее не умела, а тут, эвона как, и чисто и гноя нет.
Сигурд дернул руку сильнее. То ли старик поддался и отпустил сам, то ли на этот раз рывка хватило, но руку он обратно отвоевал.
- Она явится в город в последнюю декаду Мортема, и что она увидит? - Старик саданул по столу кулаком так, что посуда на том подскочила. - Знал же, что нельзя доверять жрецу! - Старик тяжело вздохнул. - Но и отказать ему я тоже не мог.
- Что именно произошло?
- Чтобы ты полностью понял суть произошедшего, мне придется начать издалека, - произнес старик, наливая себе еще, - первым делом, тебе будет полезно узнать историю моего имени.
Имена здесь, на Севере, несут в себе куда больше смысла, нежели ваши южные прозвища. Здесь имя тебе дадут согласно тому, кто ты есть и кем тебя видят другие. Имя без истории здесь не сойдет даже за подобие имени - лишь за побасенки да бахвальство.
Мое имя - Эгиль Прокляторожденный. Оно стало моим, когда я родился вновь, - произнес старик и, сделав паузу, продолжил, - проклятым. В дни моей молодости, когда я был лишь одним из многих берсерков длинного дома - лучшим из них, - нашу деревню посетил Жрец-Медведь, облаченный в плащ из шкуры самого огромного медведя, что я когда либо видел. Рука его покоилась на угольно черном посохе из ветви дуба, вторую он скрывал шкурой, так что никто не знал есть ли она у него вообще. Он пришел к старейшине на площадь, собрал народ и поведал, что овладел утерянным знанием, которое позволит ему воплотить в смельчаке-добровольце силу воителей древности. Так как на носу у нас была война с Альбгейстами, многие согласились сразу, но громче всех были наши крики, ибо мы были отмечены знаком Изначального Зверя и его суть призывала нас к действию. В том, что победителем станет Один-Из-Длинного-Дома секрета не было, но многие сразились в яме в тот день, доказывая храбрость и отвагу. Битв было столько, что они продлились и ночью, перетекая на улицы, подворотни и овраги. Как сейчас я помню ухмыляющееся окровавленное лицо паренька, что был тогда еще более юн, чем ты, южанин, и кровь, стекающую с его топора.
Победа, в конце концов, досталась мне. Тогда Жрец-Медведь провел меня на место ритуала, исписал мое тело множеством слов на языке забытых вами богов, а словом своим заставил костер взметнуться выше любого дома, одним движением руки скрутил мои внутренности ледяной хваткой, волей своей лишил воли меня, заставив рухнуть в черную бездну. И из бездны той я поднялся таким: выше любого воина, тяжелее воза с рудой, крепче скалы.
Первым моим воспоминанием стал Голод. Я пожирал мясо для жертвоприношений, дробя коровьи кости зубами, словно куриные, и тело мое росло еще больше, еще крепче, еще сильнее, покуда Жрец не произнес - "Вальхут".
Сигурд слегка скосил взгляд.
- "Довольно", - пояснил Старейшина. - Это древнее, забытое многими наречие с того часа стало для меня словно родным. Даже ближе.
Старик на миг затих, будто вспоминая.
- Затем жрец дал мне доспехи, кольчугу невиданных размеров из тысяч колец - сейчас от нее осталось лишь оборванное воспоминание. После был меч. Этот меч, - Великан положил свое оружие на стол.
- После того как я изменился, принял новый облик и сталь, Жрец нарек меня именем, двусторонним именем.
Заметив недоумение на лице Чемпиона, старик прервал историю, чтобы пояснить:
- Имена, в большинстве своем, означают одно качество, либо качества сходные, но некоторые из них имеют больше смыслов, многие из которых часто противоречат друг другу. Вот "Кровавый Топор", к примеру: его владелец силен, отважен и кровожаден, но кроме того он бесчестен, он предаст тебя когда захочет - нет, не ударит в спину безмолвно, как трус, - он объявит об этом громко и схватится с тобой лицом к лицу.
Сигурд осторожно кивнул, не пытаясь особо вникать.
- "Прокляторожденный" значит, что рождение мое - проклятие: от проклятия я рожден, и проклятие принесу своим рождением в мир, но кроме того, даже из проклятия я смогу переродиться, как перерождается мир после проклятья Фимбулвинтера.
Старик отпил глоток из своей кружки-бочонка, вторил ему и молчаливый Ислог, собрался было и Сигурд запоздало выпить, однако старик махнул рукой и продолжил:
- Жрец-Ворона явился в Длинный Дом одной ночью, громким стуком возвестив о своем приходе. Принес он весть о грядущей войне кровавой и поведал, что ведомо ему оружие: ритуал, коим достойному воителю сила великая даруется, да Воля Богов открывается. Отобрал он, как и прежде, поединком, воина достойного - Бадвина Черноволосого. Силен был Бадвин, пусть не сильнее многих, но отважнее и всех ближе к Первозверю шел он.
Узреть ритуал со стороны было, - старик замялся, - необычно. Мы потратили две трети запасов на Атрокс, кузнецы трудились днями напролет куя доспехи, что и мне должны были стать велики, лесорубы раз за разом приносили дрова для костров, как ритуальных, так и тех, что под котлами с похлебкой горели.
Бадвин отрешился от людей, все время проводил на дальней поляне за Длинным домом, жрец исписал его тело словами на Гекхаали, обучал его произносить нужные фразы, опаивал зельями и оставлял на ночь бдеть в яме.
Ритуал мне запомнился очень ярко: жрец нараспев голосил заклинания, проникшиеся духом ритуала люди, выполняя его указания, плясали подле костров и приносили в жертву животных, Бадвин же стоял на коленях на помосте, в центре всего этого грандиозного действа.
Я стоял подле жреца и видел, как Бадвин боролся со страхом, дыхание Первозверя билось в нем, словно сердце загнанного оленя, казалось, еще мгновение, и он впал бы в безумие, обратив свой гнев на нас, - гигант выдохнул и замолчал. Глаза его опустились, будто тяжелая тоска одолела его. Прошло несколько мгновений, прежде, чем он встрепенулся, отхлебнул из своей огромной кружки, и утерев бороду, продолжил. - Но воля Бадвина была сильна. Он стоял, коленнопреклоненный, было видно, как все его тело напряглось, дабы сдержать то, что пробуждалось в нем тогда. А спустя всего мгновение все изменилось: в его глазах я узрел страх, затем панику, он сорвался с места, лишь, чтобы застыть и скрючиться, подобно ссохшемуся кусту. Неведомая сила выкручивала его тело, выжимая воздух из легких, ломая и перестраивая кости, лепя из тела, словно из глины, нечто совершенно новое, - Эгиль сжал кулак и легонько, будто не было в нем той громадной силы, пристукнул по столу. - Думаю, со мной когда-то происходило то же самое.
Жрец отдал приказание, и люди поднесли к помосту еду. Голыми руками Бадвин схватился за раскаленный чугун и поднял котел вполовину больше его самого, чтобы начать ЖРАТЬ - иначе и не скажешь. Тело Бадвина стало расти, становилось все больше, руки сминали бронзу и заставляли чугун идти трещинами. В конце концов, он схватил Оле - дочь мельника - поперек тела, как девчонка тряпичную куклу, и понес к пасти, но жрец молвил: "Вальхут", - и Бадвин отпустил ее. Бросил ее с высоты полутора человеческих ростов, отчего та вывихнула ногу. Я видел весь ритуал и не мог сдвинуться с места, будто слова жреца зачаровали и меня, а Бадвин - вернее то, что натянуло его шкуру - приблизилось.